КЫРГЫЗЫ

Сорок томов

20 ТОМ

Источники: архивные материалы, монографии

Составители:  Кеңеш ЖУСУПОВ, Каныбек ИМАНАЛИЕВ

В книге на большом фактическом материале исследуются вопросы этнополитической истории кыргызского народа. Мотивы, ход и последствия преобразовательных процессов в Кыргызстане в 20–30 гг. ХХ в.  А также очерки и статьи о А.Сыдыкове – крупном политическом деятеля, талантливом ученом­историке и экономисте, авторе нескольких крупных научных работ.

 

ДӨӨЛӨТБЕК БЕКИШ УУЛУ САПАРАЛИЕВ

ЭТНОПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ  ОША И ЕГО ОКРЕСТНОСТЕЙ С XVIII ДО СЕРЕДИНЫ XIX В.

ГЛАВА I В XVIII СТОЛЕТИИ

1. Штрихи к общественно-политической жизни кыргызского народа

С XVIII по первую половину XIX в. ареал распространения кочевок кыргызов, по данным документальных источников, простирался приблизит ельно с севера на юг от Таласа – Балхаша до Гиндикуша – Яркенда и с запада на восток от Ташкента – Бухары до Джунгарии – Тибета. Основн ым же районом их сосредоточения оставались система гор и окрестно сти Тянь­Шаня (небесные горы), Алая и главным образом охватывала пределы современной Кыргызской Республики. Географическая среда обитания кыргызского народа, разместившегося в указанное время на одном из уникальных уголков земного шара, где издревле проходили сложнейшие горные участки ветвей знаменитейшей трансконтинен тальной Евразийской торговой магистрали, так называемого Великого Шелкового пути, в какой­то мере обуславливала основной вид их хо зяйственной деятельности – преобладающее кочевое скотоводство в сочетании с земледелием. Хотя среди них уже было и немало оседлых земледельцев.

Заселяя отроги горных массивов, богатых пастбищными угодьями, они относительно легко содержали скот не только для удовлетворения своих жизненных потребностей, но и в целях обеспечения проходящих торговых караванов продуктами питания, грузовой и тягловой силой. И, самое главное, большинство из них оказывали свои услуги по сопровож дению купцов в гущу сурового высокогорья, где опыт и смекалка предков поистине стано­вились неоценимыми и приносили им по праву заслуженный дополнительный источник благосостояния. Поэтому, не смотря на сложные климатические условия, кыргызы всегда дорожили своим отечеством, всемерно защищая его от иноземных завоевателей, стремящихся овладеть этими выгодными, не только в стратегическом отношении, но и экономически прибыльными местами. И, не взирая на переживаемые в истории тяжелые периоды иноземного вторжения и временного установления их господства, некоторая часть кыргызского населения, не покидая свои обжитые места, старалась не утрачивать контроль над этими участками ветвей Великого Шелкового пути^[1]».

Территория Кыргызстана, где высокогорные отроги Тянь­Шаня об разовывали как бы несколько естественно­географических регионов, затруднявших осуществление интенсивных экономических, хозяйств енных и культурных связей кыргызского населения внутри страны, обуславливала относительную их обособленность и самостоятельность в общественно­политическом развитии, замедляя процесс консолидац ии. На такую разобщенность, в некоторой степени, накладывал свое влияние и характер кочевого образа жизни значительной части населе ния, более тяготевший к сегментации и дифференциации^{1 [2]} , а также со провождающаяся соответствующей тогдашней экономике степень осу ществления коммуникации и путей сообщения в обществе. И тем не менее, население этих регионов Кыргызстана всегда хорошо осознавало свою принадлежность к единому кыргызскому народу будучи постоян но готовым к взаимопомощи.

Общественно­политическое развитие кыргызов исследуе мого пе риода остается по­прежнему малоизученным. Известно, что китайские и русские источники зафиксировали у них тогда наличие родо­племенных групп (далее сокр. РПГ): адигине, ават, азык, багыш, басыз, бостон, бугу, доолос, жедигер, кесек, кыпчак, кытай, конурат, кушчу, монолдор, мундуз, найман, сарыбагыш, саяк, солто, теит, черик, чонбагыш и др. Они объединялись в две территориальные конфедерации: онг канат (правое крыло) и сол канат (левое крыло), состав которых был неустойчивым^[3]. Их иногда сами кыргызы условно именовали в соответст вии с регионально­географическим размещением: ичкилики, в перевод е на русский язык – внутренние, имелось в виду кашгаро­ферганское население юга Кыргызстана, и аркалыки – внешние, коими обозначали жителей севера Кыргызстана – долин Чуй, Талас, Иссык­Куль и Нарына^[4]. Китайские авторы различали кыргызов западных и восточных или же южных и северных.

Каждая кыргызская родо­племенная группа (уруу – племя, община) состояла из нескольких родов (урук – большие родственные семьи) и его мелких подразделений (уулу – поколение сыновей), возглавляемых биями. власть которых была наследственной. Один из них считался главным бием.

Китайский источник «Цинь динь Хуаньюй Си­юй тучжи» – «Высо чайше утвержденное географическое описание Западного края», составл енный в 1782 г. (Гл.45. Л.1) сообщает: «Все эти вожди (тоу) независи мы друг от друга. Ежегодно они выбирают одного главу (чжан), который занимается общим управлением и которому все подчинено. Тот вождь (тоу), который стал чжаном и называется Маму­кули»^[5] А.Н.Бернштам считал Маматкулу представителем РПГ сарыбагыш «вы борным киргизским ханом середины XVIII в.»^[6]. А.М.Мокеев утвер ждает, что во главе каждого из двух «крыльев» состояли выборные вер ховные бии с титулом чон бий^[7].

Однако анализ имеющихся сведений источников, убеждает нас в том, что верховного правителя кыргызов, в зависимости от влияния ад министративной номенклатуры высших государственных должностей соседних стран, сами кыргызы в ХVIII – первой половине XIX вв. не редко называли и титулами: хан – (наподобие глав государств Джунгар ского, Бухарского и Казахского ханств); бек – (Восточный Туркестан или Кашгария) и падишах (персидский Иран, Турция, Афганистан). Они в достаточной степени отразились в многочисленных фольклорных материалах самих кыргызов^[8], начиная с эпической трилогии «Манас»^[9] до эпосов малых форм «Курманбек», «Жаныш», «Байыш» и другие^[10], а также в документальных источниках из России^[11], Китая^[12] и Казахстана^[13].

Отсюда мне представляется, что в исследовании истории кочевых обществ нам пора освободиться, как от евроцентристской великодержавной концепции застойности Азии, так и от марксистско­догматического подхода о ее развитии по единообразным общественн ым закономерностям, нередко загонявшим кочевниковедов в тупик. А руководствоваться, на мой взгляд, вполне объективным методологичес ки верным определением известного российского историка – этнолога Л.Н. Гумилева о том, что «кочевая культура имеет самостоятельный путь становления, а не является периферийной, варварской и неполно ценной»^[14]. Поэтому, вряд ли будет правомерно по­прежнему отрицать наличие в рассматриваемое время собственной государственности и его атрибутов у кыргызов со своими специфическими особенностями и скептически относиться к функционированию титула «хан» в кыргызс ком обществе еще с XVIII в.

Надо сказать, что выборный верховный правитель кыргызов, не располагавший значительной и постоянной военной силой (кроме личн ой дружины), фактически не имел реальной власти над главными биями племен. Поэтому он довольствовался формальным признанием его роли как верховного правителя кыргызов, не имеющего права без суще ственных на то оснований вмешиваться во внутреннюю жизнь племен­общин, родов и их подразделений.

Эти родо­племенные группы – своеобразные кочевые общины – являлись не строго родственными, а территориальными образованиями. Каждое из них представляло собой самостоятельную административно­ политическую единицу, имевшую свою мету для скота (эн, тамга), об щий боевой клич (ураан), не редко собственное знамя (туу), а у вождей – биев были личные печати (меер) и дружина «кырк джигит» – букв ально «сорок молодцов». Она формально и фактически была, как бы «самостоятельно существующим государственным организмом, напо минающим в некотором отношении карликовое греческое государство – полис»^[15] По заключению Б.П. Гуревич, кыргызские РПГ «по существу уже представляли собой одну из форм государственной власти»^[16]. В этом отношении особый интерес приобретает определение государст венного устройства кыргызов изучаемого периода, данное еще в первой половине XIX в. русским исследователем П.А.Словцовым, утверждав шим, что «самоуправляющиеся» кыргызы создали нечто подобное «…республике»^[17].

Таким образом, при внешней видимости некоего централизованног о управления, Кыргызстан в описываемое время фактически был тер риториально раздробленной страной. Из­за такого политического пологения Кыргызстан, также славившийся богатством полезных ископаемых (золото, серебро, лазурит, свинец, железо, соль^[18] и т.д.), часто становился объектом иноземных завоевателей.

[1] Сапаралиев Д. Взаимоотношения кыргызского народа с русским и соседними на родами в XVIII в. Бишкек, 1995. С. 132.

[2] Марков Г. Кочевники Азии. М., 1976. С.310–311; Масаное Н. Кочевая цивили зация казахов. Алматы, 1995. С.159­160.

[3] Супруненко Г.П. Китайские источники. ..Приложение. С.4­8; Супруненко Г.П. Материалы… С. 107­122 и др. ЦГВИАР.Ф.ВУА. Оп. 1. Д. 18551. Л. 16.

[4] Солтоноев Б. Кызыл кыргыз тарыхы. Т.1. Бишкек, 1993. С.191; Аттокуров С. Кыргыз санжырасы. Бишкек, 1995. С.172–174.

[5] Цит. по :Бериштам А. Источники по истории киргизов XVIII в. // Вопросы истор ии. 1946. № 11–12. С. 128.

[6] Там же.­С. 128.

[7] История Киргизской ССР с древнейших времен до наших дней. Т.1. Фрунзе, 1984. С.465.

[8] Чоробаее А. Фольклордук материалдар // РФ НАН КР. Инв. №105; Мифтакое К. Талас кыргыздарынын санжырасы.1923 // РФ НАН КР.Инв.№200; Оморов А. Ажибек датка. Бишкек, 1996. С.23 и др.

[9] Манас: Сагынбай Орозбак уулунун варианты боюнча. I—IV китептер. Фрунзе, 1979­1982.; Молдобаев И. «Манас» историко­культурный памятник кыргызов. Биш кек, 1995 .

[10] Курманбек. Жаныш, Байыш (эпостор) К.Акиевдин айтуусу боюнча. Фрунзе, 1970.

[11] ГАОр.ОР.Ф 1.0п.1. Д.1. Л.62.

[12] Бернштам А. Источники…С. 128.

[13] Тауасарулы К. Туп­тукианнан озуме шейин. Алматы, 1993. С.384.

[14] Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1973.­ С.94.

[15] Петров К. Очерки феодальных отношений у киргизов в ХV– ХVIII вв. Фрунзе, 1963.­С. 152.

[16] Гуревич Б.П. Международные отношентя в Центральной Азии в XVII первой полов XIX в. 2­е изд. М„ 1983. С. 22

[17] Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. Т.2. Спб., 1844. С.483.

[18] АВПР Ф. Сношения России с Бухарой.1722.Оп.109/1. Д.1.Л.48­50; ГАОрОР Ф.1.0п.1.Д.1.Л.76­78;ЦГА К Р Ф. Материалы фондов ГИА СССР в г.Ленинграде.Оп.1.Д.20.Л.15­16; Сведения о дикокаменных кыргызах // Зап. им­ пер.гегр.общ­ва.Кн.5. СПб., 1851. С. 148­149 и др.

2. Противостояние Джунгарским нашествиям. Акбото-бий

В начале XVIII в. население Ферганской долины, на восточной оконечности которой располагался г. Ош, как и весь регион между Кашгарией и Бух арским оазисом, продолжало переживать пору феодальной раздроб ленности. Пользуясь таким положением, с целью их подчинения, сюда с востока неоднократно вторгались чужеземные иноверцы (идолопоклонн ики) – калмаки, представители западно­монгольского государства Джунгарского ханства. Они вызывали здесь сильные миграционные процессы. По сведениям народных преданий, случаи больших перемещений кыргызского населения с севера и юго­востока Кыргызстана на юг и в юго­западном направлении, где издавна проживали их соплеменн ики, происходило не менее двух раз. Эти события отразились в кыр гызском изречении: «Казак кайың саап, кыргыз Ысар, Кулепке кирди» – к Казахи доили (питались соком) березы, а кыргызы вошли в Гиссар и Куляб»^[1].

Один из эпизодов миграции кыргызов в западном направлении заф иксировал балхский историк Хожомкули – бек Балхи в своем сочине нии «Тарих­и кипчак хани», где утверждается, что «в начале того же года кунтайджи (т.е., хан джунгарских калмаков Цеван Рабдтан, умер в 1727 г. – Д.С.) поспешил в ад. На его место сел его сын (Галдан Церен, 1727­1745 гг. – Д.С.). Примерно лак (сто тысяч – Д.С.) домов киргизов, обосновавшихся в Каратегине, бежав от калмаков, прибыли в Хисар­и шадман. Поскольку (эта область) являлась юртом племени йуз, они не смогли осесть там, ввиду чего, подобно селю (потоку воды – Д.С.), хлы нули в сторону Кубадиана (Куляб – Д.С.), – местообитание двадцати тысяч домов племени дурмен. Халмурад аталык – хаким Кубадиана – перепоясался поя сом противодействия. Некоторое время они сражались друг с другом, с обеих сторон пало значительное число людей. В конце концов киргизы одолели, а обращенные в бегство дурмены переправил ись через Джейхун (Аму­Дарья – Д.С.) в сторону Балха»^[2].

В результате таких миграций доля кыргызского населения в Ферг анской долине все увеличивалась и они становились мощной и реш ающей политической силой в регионе. Об этом свидетельствуют чуд ом сохранившиеся до нас оригиналы пяти официальных документов (грамот и распоряжений) правителей династии аштарханидов Бухарско го ханства, хронологически охватывающие периоды с конца XVII в. до 1732 гг.^[3]

В них повествуется, что в указанное время в южных и юго­ западных частях Ферганы военно­административное управление прин адлежало кыргызскому военачальнику Акбута (точнее Акбото)­бию^[4] из рода кырк уул родо­племенной группы (далее сокращенно РПГ) саруу^[5]. При этом светская власть сохранялась за местными ходжами. Так, для наглядности подтверждения сказанного приведем фрагмент поздрав ительной грамоты (мархомат нама) бухарского хана Убайдуллаха (1702–1711 гг.), посланной на имя ишана Мусы­ходжи, без даты, где наряду с сообщением о подтверждении его прежнего духовного, т.е., религиозного сана, указывалось, что «в настоящее время область (ви лайет) Ура­Тюбе, Ходжент и андижанский Чахорсад (т.е., четыре сторо ны или окрестности г.Андижана – Д.С.) мы пожаловали рожденному в рабстве (бандаи хонзод – по­видимому, имелось в виду нахождение его в иммиграции – Д.С.) Акбута кушбеги (точнее, коошунбеги – воена чальник – Д.С.)»^[6].

В этом отношении примечательны сведения русских документаль ных источников. Так, в «Проекте об экспедиции камчатском и киргис­кайсацком» обер­секретаря российского Сената Ивана Кириллова, под анном на имя императрицы России Анны в мае 1734 г., говорится: «Еще есть в соседстве с Водокшанскою (Бадахшан – Д.С.) землею малая провинция киргис, где собственный хан…»^[7]. В рапорте русского служивого, возвратившегося из Джунгарии в 1741 г., указывается: «Буруты так калмаки называли кыргызов, смысл которого – иноверцы, т.е., мус ульмане, этому следовали первоначально русские, а затем и китайцы – Д.С.) не под владением Галдан Чирина, а находятся жительством особливо, подобно тому, как и Казачья орда (т.е., Казахские ханства – Д.С.), с оными зенгорскими калмаками воюются завсегда, и которые буруты, оными зенгорцами, бывают взяты в полон и те уже обратно к ним, буру там, без размены не отдаются, а когда де между ними о пленниках быв ает размена, тогда и оные буруты в их бурутскую землю отдаются об ратно»^[8]. Они наглядно свидетельствуют о том, что в указанное время ва окраине Ферганы в ош­алайском пространстве вплоть до Куляба существовало суверенное и независимое кыргызское владение со своим самостоятельным правителем.

По словам Мухаммеда Хаким­хана, автора кокандского сочинения «Мунтахаб ат­таварих», могущество кыргызского Акбото­бия достигло того, что, когда «в Ходженте забил литавры амирства (т.е., разнеслась его слава как правителя – Д.С.)», он сосватал дочь Шахрух аталыка из узбекского племени минг, женившись на ней «с большим торжест вом»^[9]. Затем, выдав свою дочь брату новоиспеченной жены, – Абд ар­Рахим­бию, вручил ему бразды правления г.Ходжентом. Такой перекрес тный брачный союз кыргызов и узбеков превзошел все ожидания, прин еся мощное возрастание влияния и популярности молодому и энергич ному зятю, что вскоре их привело к открытому противостоянию^[10]. Завершилось это физическим устранением Абд ар­Рахим­бием своего тестя старика.

Ходжент был передан в управление его младшему брату Абд ал­Карим­бию^[11].

В конце 30­х годов XVIII в. наблюдаются очередные походы калмаков на Ферганскую долину «со стороны местности Кайнар», когда Абд ал­Карим­бий, «будучи не в силах сопротивляться» выдал им в ка честве заложника (ак уйлук) сына своего брата Абд ар­Рахима – Баба­бия^[12].

В эти же годы, по­видимому, подверглись нападению войск джун гарского хана и «кыргызы, они же буруты, жительство имеющие в гор оде Андижан», которые были «под особливым владением и закон имеют махометанский, равный с бухарцами, а с зенгорцами отмену (т.е., отличающийся, разный по вере – Д.С.), и при жизни Галдан Чирина в том городе командовать определено кыргыз­калмаку Чирикни». Они тоже отправили своих заложников в Ургу (ставку) калмакского хана, располагавшегося на берегу р. Или^[13].

Очередной удар джунгары нанесли по Ташкенту в начале 40­х год ов XVIII в., где правителем был Кушук­бек, который, видимо, пытался освободиться от их зависимости. В марте 1742г. к стенам Ташкента под ошло 4­х тысячное войско ойратов во главе с Агацоком и приступило к его осаде, которая длилась 40 дней. Однако город был взят, вероятно, только с приходом новых джунгарских сил во главе с ноеном Сары­Манжи^[14].

Засилье джунгарцев побудило среднеазиатские народы к объедине нию своих сил, что наблюдалось в начале 40­х годов ХУШ в. В этом деле особая заслуга принадлежит правителю Коканда Абд ал­Каримбию^[15], которому удалось в 1741–1742 гг. организовать первоначальный отпор посягательствам иноземцев.

Об этом наглядно свидетельствуют строки русских архивных до кументов. Так, в рапорте прапорщика Подзорова полковнику Павлуцкому 4 июня 1745 г. изложен рассказ калмака Иктанова от 15 декабря 1744 г. Калмак сообщал: «… а как де наше зенгорское войско наперед сего были под теми городками с войною назад тому третий год (1741 или 1742 гг. – Д.С.) и тогда взять их никак не могли и побили де наших калмык оные абдыкарымцы (кокандцы – Д.С.) тысяч с тридцать более обманом, а именно таким образом, что у них абдыкарымцов близ тех городов были выкопаны два рва, весьма глубокие, к которым вышли они, абдыкарымцы, против пришедшего зенгорского войска и один ров сделали в прикрытие и осыпали сверху землей, оноем зенгорское войско невидали и как на них зенгорцы нападение учинили, то, не видя того рва, попадали во оной, коих абдыкарымцы стреляли тут из турок (ог нестрельных ружей – Д.С.), а других палками били, понеже из рва выйт и зенгорцы уже вскоре не могли за глубокостью оного. У них же, абдыкарымцев, имеются в городах небольшие пушки. И того же году оставшее зенгорское войско возвратилось в свою землицу обратно. Токмо де ныне намерены на них, абдыкарымцев, идти таки с войскою…»^[16]. Интересные подробности этих событий сообщал 11 июля 1745 г. в крепости Ямышовской «бухарец» (персидского происхождения) Р.Илгменеев толмачу С.Салееву. Он рассказывал: «назад тому три или четыре года (1741–1742 гг. – Д.С.) Галдан Церен посылал на кокандцев  послов с требованием дать ответ о причинах притеснения джунгарских купцов в Коканде, а также, чтобы быть им в его подданстве – Кокандцы ответили, что «под владением и в послушании ево зенгорского владельцы быть не хотят». И поэтому Галдан Церен «послал на них войска своего тысяч до десяти, и по приходе туда оного войска крайне их, абдыкарымские кочевые улусы наперво к ним склонились и обещали быть у зенгорского владельца в подданстве, токмо вскоре собрався многолюдством с протчими улусами навстречу к ним, зенгорским войскам, выступили для сражения. И у всех абдыкарымцев при сбруе сделаны шнекильцы (железные свисающие наконечники – Д.С.). Они же де сами в латах и в пансырях, и лошади под ними добрые, по добны аргамакам и как к сражению напустили, то от звону ширкульного лошади зенгорские испугалися и многие люди с лошадьми падали. И те абдыкарымцы оных зенгорцев многих при том побили. А ружья у них абдыкарымцев, копья, сайдаки и сабли и огненное оружие есть. И при оном сражении зенгорцы противу абдыкарымцев нисколько стоять были не в состоянии, но с конфузиею бежали обратно»^[17]. Как видно из заведенного источника, среднеазиатские народы, тщательно подгото вившись, сумели дать отпор джунгарскому хану.

Приблизительно в 1742­1744 гг. в сторону Ферганы и г.Самарканда было направлено 12­ти тысячное войско джунгар во главе с Сары­ Манжи. «Те татары зенгорских калмык больше половины побили, – соо бщал 26 октября 1744 г. И.Лапин, – с чем они, зенгорцы, и возвратить ся принуждены были, но и то с такою нуждою, что им уже не пить, не есть было нечего»^[18]. Примечательно, что причину поражения этого пох ода Галдан Церен усматривал в пособничестве ферганцам казахов Старшего жуза, которые «известили самаркандцев о походе того зенг орского войска», впоследствии были разорены джунгарами^[19].

Галдан Церен стремился скрыть свои неудачи в Фергане, так как опасался усиления антиджунгарского движения и со стороны других народов, находящихся в зависимости от них, а также и возможного на ступления русских войск на Джунгарию. Вероятно, поэтому его под данные, приежающие в российские города по торговым и другим делам, давали неверную информацию о походах в Среднюю Азию. Так, при бывшие в крепость Ямышевскую в конце ноября 1742 г. джунгарские калмаки во главе с Бута Мунка в беседе с полковником Зориным объявл яли, что «де отправленный от Галдан Черина с войском главный их башлык (начальник – Д.С.) Септень ноен кыргызского башлыка Абды Кырыма (правителя Коканда – Д.С. Не указывает ли это на единство узбеков и кыргызов против калмаков?) взял в полон и при нем де про чих киргисцов полонено множество, а сколько числом человек он подлинно не знает…»^[20]. Сведения такого же характера давали 15 октября 1744 г. прибывшие в ту же крепость посланцы Галдан Церена, в частно сти, они утверждали, что «да с которыми наперед сего Ташкенами, Баташканами (Бадахшаном — Д.С.) и Абдыкарымцами была баталия и нын е идут к Галдан Черину для замирения и везут подарки»^[21]. Но об этих «хитростях» Галдан Церена легко догадывались их соседи, русские вла сти в Сибири^[22].

Тем временем на юго­западе активизировалась борьба тянь­шаньских кыргызов во главе с Маматкулу­бием, разместившихся в Кетмень­Тюбинской долине, за освобождение своих кочевий от джунгар ских феодалов. Так, по свидетельству русского источника, «в 1744 г. была у калмыков война с соседями своими бурутами»^[23]. То было дейст вительное начало освободительной борьбы кыргызского народа против джунгарских завоевателей. К этому времени тянь­шаньские кыргызы обладали значительной военной силой – «от двадцати до тридцати тыс яч человек»^[24]. В известных нам источниках сведений о результатах кыргызско­джунгарской войны 1744 г. не имеется, но они важны как подтверждение факта единовременных действий этой части кыргызско го населения, наряду с другими среднеазиатскими народами в анти­джунгарском движении, где уже сражались их соплеменники, населявшие Ферганскую долину. Впрочем, не исключено, что сведения из рапорта С.Соболева от 27 июня 1745 г., где передаются сообщения калмака Менко: «У нас с абдыкарымцами с прошедшего (т.е. 1744 г. – Д.С.) году ссора произошла, ибо они де прежде обиды нам чинили и крайные от них, абдыкарымцов, улусы и переезжающих грабили и били… ушло де у нас войска тридцать тысяч»^[25], – отражают именно события кыргызско­джунгарской войны 1744 г., ибо они по времени и обстоятельствам совпадают. Утверждение калмака о «ссоре с абдыкарымцами, т.е., узбеками», указывает на единство действий кыргызов и узбеков против джунгарцев. Наверное не случайно русские архивные документы, где шфиксированы сведения от представителей джунгарского ханства, иногда называют правителя Коканда Абд ал­Карим­бия «кыргызским башлыком (т.е., начальником – Д.С.)»^[26] и «правителем акселовского (т.е., Аксы – так называется местность и поныне в современной Джалал­Абадской убласти Кыргызской Республики, расположенная в северо­восточной части Ферганской долины – Д.С.) народа»^[27] По сведениям Б.П.Гуревича, в этом походе джунгарская армия, предводительствуемая Септеном, потерпела поражение и он «возвратился к владельцу их (Галдан Церену – Д.С.) с малыми людьми»^[28].

[1] Абдрахманов И. Казак кайын саал, кыргыз Ысарга киргени. 1948 // РФ НАН КР. Инв.№.413 .Л .3­5.

[2] МИСЦА. С.266­267.

[3] МИУТ. С.33­39.

[4] См.: Натвкин В. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886. С.56­ 57; Ромодин В., Кондратьев А. Опыт сопоставления сведений из китайских, кокандских и русских источников по истории киргизов // Советское востоковедение. 1958. .№.4. С. 130; Плоских В. Киргизы и Кокаидское ханство. Фрунзе, 1977. С.70­71; Кененсариев Т. Кыргыздар жана Кокон хандыгы. Ош, 1997. С.14.

[5] Аттокуров С. Кыргыз санжыраеы. Бишкек, 1993. С. 150; АВПР. Ф. Киргиз­ Кайсацкие дела. 1762­1775. Оп.122.7. Д.14. Л.269­271.

[6] МИУТ.­С.35.

[7] ГА0р0Р.Ф1.0п.1.Д.1 Л.62.

[8] АВПР. Ф. Зюнгарские дела.1741.0п.113/1.Д.1.Л.68.

[9] МИСЦА. С.278.

[10] Наливкин В. Краткая…С.56­58.

[11] МИСЦА – С.279­280.

[12] Нийаз Мухаммед Хуканди. «Тарих­и Шахрухи» // МИКК. Вып.1. М., 1973. С.233.

[13] Валиханов Ч. Черновой материал о киргизах // Собр.соч. в 5 т. Алма­Ата, 1985. Т.2. С.170; АВПРФ. Сношения России с киргиз­кайсаками. 1775. Оп.122/1. Д.1. Л.2­3.

[14] Шоинбаев Т.Ж. К вопросу о присоединении Среднего жуза к России // Вопросы истории Казахстана и Восточного Туркестана. Алма­Ата, 1962. С.51; Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии с Средней Азией в ХУЦ­ХУШ вв. М., 1979. С.44.

[15] Подробно см.: Сапаралиев Д. Зарождение дружественных взаимоотношении киргизов с народами Средней Азии и Казахстана // История и современность. Фрунзе, 1982. С.21.

[16] ЦГАДАР.Ф.248.0п,113.Д.383.Л.989.

[17] Там же. Л 1107.

[18] Там же. Л.374­375.

[19] Там же. Л.375­376.

[20] ЦГАДАР.Ф.248.0п.113.Д97.Л.1.

[21] Там же Д.383.Л.342.

[22] Там же. Л.И13.

[23] Потанин Г.Н. О караванной торговле.. .С.5.

[24] Рычков П.И. Краткое известие о татарах и о нынешнем состоянии тех народов, которые в Европе под именем татар разумеются. Оренбург, 1750. Рукопись // Архив СПб АН России. Разряд II. Оп. 1.Д.126.Л.9^а.

[25] ЦГАДАР.Ф.248.ОП.113.Д.1607.Л.45–45 об.

[26] ЦГАДАР. 248.ОП.113. Д.97. Л.1.

[27] ГАООР. Ф.1. ОП.1. Д.4. Л.106, 113.

[28] АВПР. Ф. Зюнгарские дела. 1744. Оп.113/1.Д.1. Л.3­4. Цит. по: Гуревич Б.П. Международные отношения… С.64

 

3. Иранский шах Надыркул в Фергане. Абд ал-Карим-бий

Опасность вторжений джунгарцев – иноверцев еще не была до конца прео долена, когда в 1744 г. в Ферганскую долину с юго­запада подошли войска персидского (иранского) шаха Надыркула (1736–1747 гг.). Вот так передает эти события русский слу жащий – башкирец Тюкан Балтасаев, побывавший у казахов Среднего жуза в сентябре 1744 г., в своем рассказе, данном им 15 июня 1745 г. в Оренбургской канцелярии. По его словам, «персидский шах в немалом числе войск находится ныне в Бухарин, куда он пришел якобы для разо рения помянутого акселовского (т.е., жителей местности Аксы – Д.С.) на рода. Но как де оной Абдалкарим (Абд ал­Карим­бий – правитель Кокандского владения – Д.С.) о той де к Бухарин, приход оного персидского шаха услышал, то выезжал к нему на встречу, оказуя себя пред ним, шахом, весьма склонность, почему де он, шах, за его Абдал­каримбекову сию склонность и встречу не только ему и народу его ни какого разорения не учинил и ежели он пойдет войною на зенгорских калмык (т.е., на ойратов – подданных Джунгарского ханства – Д.С.), то и помощь ему, беку, дать от своего войска обещал. И тако де ныне у него Абдалкаримбека с оным шахом персицким согласны, чего де ради персидкими купцами в Бухарин и поныне довольно производят торг»^[1].

Некоторые обстоятельства этого проясняются сведениями из доне сения Оренбургского губернатора И.Неплюева в правительствующий Сенат России от 20 октября 1745 г., в которых говорится, что «о часто упомянутом Абдалкаримбеке ходженском оной же переводчик Уразин будучи в киргис­кайсацкой орде слышал акиб он (т.е., Абд ал­Карим­бий – Д.С.) в то время, как персицкий шах с армией шел из Индии и был в Бухарин, виделся с оным шахом и самовольно отдался ему в подданст во, а шах по требованию его оставил при нем несколько тысяч из своего войска и несколько пушек, дав повеление: бухарских и хивинских узбе ков и прочих военных людей, во время надобности употреблять и привращать во владение к себе тамошние татарские владения и города и с ними бы воеват калмык (т.е., противостоять вторжениям Джунгарского ханства – Д.С.), а при том акиб оной же шах ему Абдалкаримбекову объявил намерение свое, что при окончании с турками войны со своею армиею прибудеть в тамошние края, отколь будет у него особливы пос тупки и с Россиею»^[2]. Как видим, это обстоятельство не на шутку встревожило и руководство русской пограничной администрации в Си бири.

В рапорте И.Киндермана из Сибирской канцелярии в правительст вующий Сенат от 23 мая 1745 г. приведены интересные сведения сотник а И.Ерофеева и татарина

Д. Маметалиева побывавших среди казахов Среднего жуза. В нем указывается: «…нынешней весной (т.е., 1745г. – Д.С.) к Ташкенту прибыло из Персии военных людей якоб тридцат тыс яч, а при них командир Надыргулу, а какой чин того не показали. Да еще прибыло с башлыком Абдалкаримом, а с которой земли того не объявляют, якоб семнадцать тысяч военных людей, которые де исправясь в том городе Ташкенте запасом хотели идти для разорения зенгорских калмык владения Галдан Черина (т.е., Джунгарского ханства – Д.С.) и которые де были от Галдан Черина калмыки присланы в Таш кент для забрания с них ташкенцов алман (т.е., дань – Д.С.) всех оных персианцы забрав де побили и говорят де чего ради Галдан Черин наш их бухарцев обижает и собирать алман с них ташкенцев посылает»^[3].

[1] ГАООР.Ф. 1 .Оп. 1.Д.4.Л. 106,113.

[2] ЦГАДАР. Ф.248.0П.113.Д.1607.Л.51.54 об.

[3] ЦГАДАР.Ф.248.0П.113.Д.383.Л.937, 938,939 об.

4. Плоды сплоченности

При такой моральной и материальной поддержке единоверца – иранского шаха Абд ал­Карим начал формирование мошной антиджунгарской коалиции мусульманских народов. Его активно поддержали правители всех трех казахских жузов, пришедших к такому решению на состоявшемся в 1745 г. на сопке Кёкжелек Совете (Кенес) их правителей^[1]. В числе союзников были и кыргызские бии, об этом красноречиво свидетельствуют строки рапорта Сибирской канцелярии в Сенат России от 7 июля 1749 г., где сказано: «…кочующие буруты с Абдулкаримцами согласие имеют и им против зенгорцев вспомогают, от которых зенгорские калмыки стоять не могут и от пятидесяти человек побеждены бывают… »^[2].

Антиджунгарская борьба в Средней Азии разворачивалась все шире. Об этом прямо писали русские военачальники. Так, в рапорте И.Киндермана в правительствующий Сенат от 10 августа 1745 г. указывалось, что «зенгорский владелец со всех азиатских сторон, кроме Китая, в такой войне привлекался, что … одного киргиз­кайсацкого (т.е. казахского – Д.С.) владельца Барак­султана принужден был и о применении просит. Чему всему причиною акселовского народу Абдулкарым пек, и … с которым у него зенгорского владельца издавна еще ссора. И по оным он Абдулкарым бек, продолжая с ним от времени до времени поенные действия, в такую силу стал приходить, что ныне и Ташкентом и Туркестаном городами, бывшими под властью зенгорского владельца отторгнул их от оного владельца. Через это и кочующая между оными киргис­кайсацкая Большая орда, бывшая до ныне в действительном оного зенгорца подданное к нему ж беку приклонилась и на него зенгорского владельца с ним восставать стала чему и все киргис­кайсаки рады.  И ежели бы со здешней стороны востребовалось, то некоторые из Средней орды как через письма, так и на словах через посланных и на него ж готовность показывают»^[3]. Башкирец Т.Балтасев 15 июня 1745 г. и Оренбургской канцелярии после возвращения из казахских кочевьев сообщал, что во время подхода войск Абд ал­Карим­бия к Ташкенту бывшие в том городе зенгорские калмыки, которые присланы были от зенгорского владельца для правления … услышав (о подходе войск Абд ал­Карим­бия – Д.С.) от страху ушли из того города все в свою землицу. И також не токмо город Ташкент, но так же Туркестан отстали в его Псковом владении, что видя и киргис­кайсацкая Большая орда (отстала во владение бека) оносу Абдулкарим беку приклонилось и скашок (владелец – Д.С.) в той роде Тюля бий кои прежде и Ташкентом покинув особые свои городки имеет. Особливо ко вреду зенгорского владельца старается»^[4].

Галдан Церен не хотел мириться с утратой влияния в Средней Азии. Об этом свидетельствуют строки из рапорта Ф.Плотникова от 8 июля 1745 г., который, сообщая о приготовлениях джунгар к походу в Среднюю Азию, утверждал: «Галдан Чирин в том рассуждении состоит, что хотя до смерти ево войну с абдыкеримцами иметь будет, а их с го родами как возможно взять намерен»^[5]. Правитель Джунгарии готовил ся к походу самым тщательным образом. Прежде всего было «приказа но де от него и на китайскую границу, чтоб из имеющего там ево войска некоторой Манжа (военачальник – Д.С.) отобрав доброконных и доль ных людей, и в городе Турпане учиня смотр отправил бы к нему ж»^[6]. Для войны «… с Абдыкарымом избираетца де войска тысяч сорок, и велено каждому готовить по сту турошных (ружейных – Д.С.) зарядов да по двадцати по пяти стрел, а пороху и свинец приказано всякому по себе готовить…брать им корму с удовольствием на каждого человека по два быка и крута (сушеное кислое молоко – Д.С.) не малое число, а у кого тех запасов и лошадей не имеетца, т э велено де собрався с компан ией) продовать людей (по­видимому, военнопленных и рабов – Д.С.) и лошадей, и корму брать без недостатка»^[7].

Далее Галдан Церен безуспешно требовал войска от казахских сул танов Аблая и Барака. Источники указывают также:, что он якобы отп равлял гонцов «к кураминским и кыргызским (от киргис­кайсаков на род особой живет позад Ташкента) татарам и кочевым сартам»^[8]. Однако, как сообщал 27 декабря 1745 г. в рапорте И.Киндерману пору чик Ф.Обляев: «…зенгорскому войску для вспоможения в поход на абдыкарымцов как от киргис­кайсаков, так и каракалпаков (по всем из вестиям) людей не дано ни сколько не было»^[9].

Галдан Церен, видимо, осознавая осложнение ситуации в случае наступления освободительных сил среднеазиатских народов в Джунгар ию, а также возможных военных акций и со стороны России, преду сматривал свое отступление на Тибет. В этих целях, как видно из доне сения от 20 октября 1745 г. казака Найденова в Оренбургскую канцелярию, он «… отправил сем тысяч человек работных людей для продолжения через некоторые горы к Тангутскому владению дороги и чтоб оную дорогу … к нынешней осени исправить…а юрты свои проводит вышеописанною дорогою в Тангутскую сторону»^[10].

Убедившись через своих послов, что Россия не намерена вести войну с Джунгарией, Галдан Церен направил в сторону Ферганы в середине 1745 г. 40­тысячное войск о, возглавляемое ноенами Себтен и Хотола^[11]. В поход было взято 20 пушек, установленных на верблюдах. Как свидетельствуют источники, начало похода было удачным. Джунгарцы захватили небольшой городок Касан с 10 тыс. населения, где взяли в плен сына Абд ал­Карим­бия^[12] и приступили к осаде города Коканда, пытась отвести воду и взять жителей города измором. Но осада была осложнена из­за необычайно жарких летних дней. При таких обстоятельствах «тем абдыкарымцам якобы приходили из­за реки Дарьи кызылбашцев (видимо иранские войска Надир шаха – Д.С.) не мало силы помочь и при сражении с ними имели себе те зенгорцы несколько урон»^[13], – сообщал прапорщик Ф.Аблязев 27 декабря 1745 г. Очевидно, под «кызылбашцами» информатор имел в виду личную дружину сына персидского шаха Разикули мирзы, которая имела личную отличительную амуницию. Так, можно предположить исходя из сведений, содерж ащихся в донесении И.Неплюева в Сенат России от 31 декабря 1745 г., где говорится, что «нынешнего лета персидского войска прибыло в Бухарию и в Хиву при сыне шаховом три тысячи человек акибы для того, о в Персии уведомленность о войне Российской с зенгорцами, что де войско будто в помощь Российскому послано. Но по прибытию в Бухарию известясь, что оной войны нет, тут остановилось, а многие из того войска и в Персию возвратились»^[14].

Приведенные материалы наглядно подтверждают известное положение о том, что иранский шах Надир действительно стремился объе динить усилия мусульманских народов против иноверцев на востоке. По свидетельству Мухаммед Казима – придворного историка иранского шаха, Надир даже усиленно готовился выступить из г.Мерв в поход в сторону Цинской империи, который не был осуществлен лишь в связи с началом военных действий с Турцией^[15]. Нелишне здесь напомнить, что Надир­шах для укрепления своего влияния пытался уничтожить факти чески существование во многих регионах династии местных правителей – ханов и эмиров. Так, в Бухаре с его помощью на смену аштарханидам к власти пришли представители новой династии – мангытов. В Фергане этим обстоятельством воспользовались, как видим, выходцы из рода минг^[16].

Интересные подробности сражения калмаков под Кокандом летом 1745 г. сообщал русский резидент С. Соболев 30 мая 1746 г. По его утв ерждению, во время осады г. Коканда «калмаков своробом и поносом немало померло». А когда начали интенсивный штурм города, «тогда по приступу их по многим баталиям якобы Абдыкарым к ним склонился и отворил городовые ворота и велел вступить в город, что де видя их зенгорское войско в город безопасности поступили. И при том де проезде их в город до трех тысяч абдыкарымцы впустили и заперли ворота, всех прибили»^[17]. А житель г.Тары А.Аплин, возвратившийся 30 декабря 1946 г., уточнял: что «зенгорцы ходили по два года войною на абдукарымцев. Только с великим уроном, по известию их, отходили, а особли во как в последний поход меньше половины возвратилось и то почти без коня…Чего ради и поныне у них с абдыкарымцами миру нет, к тому ж и сами зенгорцы страх имеют от них»^[18]. Поводом для отступления джунгарских войск из­под Коканда явилось известие о смерти Галдан Церена в конце сентября 1745 г.^[19]

Джунгарский хан оставил сыновьям незавидное наследство. Внеш неполитическое и внутриполитическое положение страны было тяже лым. Оживление хозяйственной жизни, наблюдавшееся в период правл ения Цеван Рабтана и в первое десятилетие Галдан Церена (отчасти связанное с деятельностью шведского военнопленного И.Рената), основ ывалось, прежде всего, на жестокой эксплуатации переселенного насе ления из завоеванных стран, т.е., военнопленных, а также рядовых ко чевников аратов. Их численность пополнялась благодаря удачным захватническим походам джунгарских войск. Теперь этот источник исс якал, трудовые массы изнывали от беспрерывных войн, хозяйство страны находилось в упадке.

Новый правитель Джунгарии – Цеван Доржи Намжил (титул Аджа или Ажан­хан) снарядил посольство в Пекин, где безуспешно просил «войска для войны с узбеками»^[20] В Коканд же отосланы взятые ими в плен из «городка Касана знатных человек до десяти, где и родственники ево Абдулкарыма были»^[21] в надежде заключить временное перемирие. Но Абд ал­Карим оставался непримиримым и открыто проявлял намерение «всеми силами войну продолжать, и завоеванные зенгорским владельцем татарские города по прежнему в свое владение возвратить»^[22]. Но зимой 1747 г. Абд ал­Карим­бий скоропостижно скончался. В Коканде началась борьба его за престол наследников, это на некоторое время приостановило наступательно­освободительную борьбу среднеазиатских народов против джунгар.

Тем временем в середине 1747 г. в урге Джунгарского хана против Цеван Доржи Намжила джунгарские вельможи организовали заговор, в круг которых входила и родная сестра молодого правителя – Ламбаир. Но план отравления ею брата провалился, и Ажан­хан «по тому делу человек триста казнил и иных знатных в ссылку разослал»^[23]. Ламбаир была выслана в Восточный Туркестан в г. Ак­Су. Примечательно, что эти события нашли отражение в кыргызской легенде о красавице Олон­ баир, а также в изречении «Он сан жаткан калкты Олонбаир кыз бузду» (((Покоившееся стотысячное (десять санов) население разрушила девушка Олонбаир»)^[24]. Не говорит ли это о некоторой причастности к заговору и кыргызов, находившихся в зависимом положении от ойратов? Наверное не случайно после раскрытия инцидента в Урге усилившиеся ханские репрессии в стране вызвали миграции населения^[25], которые отчасти коснулись и кыргызов. На это указывают сведения из объявления джунгарского служителя А.Бахмуратова, данного М.Котовишникову 10 марта 1748 г. В нем информатор, сообщая о готовящемся походе джунгар на Коканд, добавлял, что «абдукарымцы зенгорскому владельцу не склонны и к ним же не в давнем времени с ноеном Черином сообщилось бурутов и киргизов (видимо, енисейских – Д.С.) до тысячи дымов»^[26].

Ажан­хан, несмотря на свое шаткое положение в Джунгарии, попытался вновь восстановить контроль калмаков над Ферганой. Расправившись с заговорщиками и стремясь воспользоваться кончиной Абд ал­Карим­бия, он в 1748 г. направляет в Коканд девятитысячное войско во главе с ноеном Сан Белеком (Саин Болек). «Из Урги командировано было, – рассказывал участник этого похода Н.Амиров, барабинский та тарин, бежавший из джунгарского плена на Сибирскую линию летом 1749 г., – по три тысячу, а следовали на три партии справа, слева и по среди по распределению командующего…, токмо оные абдыкарымского городка взять не могли, кроме что по многом труде крайних деревень несколько разбили, а более того с уроном отходили… А по близостз оных живут кочующие буруты, кои … и с абдукарымцами согласна имеют и им против зенгорцев в войне вспомогают, от которых зенгорские калмыки стоять не могут (выделено мною – Д.С.) и от пяти десяти человек побеждены бывают и во время партии с ноеном Сан Бел еком калмык по пятисот человек побили…»^[27].

Кыргызы, живущие в верховьях р. Сыр­Дарьи и активно помогавш ие кокандцам и кашгарцам, после событий 1748 г. рассматривались Ажан­ханом как ударная сила в антиджунгарском движении среднеази атских народов. Об этом говорят следующие факты. Весной 1749 г. джунгарский хан организовал широкое наступление на Среднюю Азию. Из 33­тысячного джунгарского войска, участвовавшего в этом походе, основная часть – 30 тыс. человек, которыми командовали родной брат хана – Лама Доржи, Сан Белек и Кандак Доржи, было направлено в ко чевья кыргызов. И тем не менее этот поход, длившийся 2­3 месяца, окончился поражением джунгар, которые потеряли 10 тыс. убитыми^[28]. Другая часть джунгарского войска численностью 3 тыс.человек насту пала на Коканд под командованием ноена Даваци (Дебачи)^[29]. Правда, источники не дают сведений о результатах его похода, но, по всей веро ятности, он не имел успеха (об этом говорят последовавшие за этим события в Коканде).

Как видно из рапорта купца А.Верхотурова, в Сибирскую канцеля рию в сентябре 1749 г. в Ургу джунгарского хана пришли известия о смерти кокандского правителя. На престол Коканда местные феодалы возвели «меньшего» сына, обойдя «большего», которого хотели убить. Последнему удалось бежать в Джунгарию, и он просил у Ажан­хана помощи в борьбе за овладение кокандским престолом, обещая за это признать себя его подданным^[30][31]. Мне представляется, что здесь идет речь о племянниках Абд ал­Карим­бия, сыновьях Абд ар­Рахман­бия (в русских источниках Рагимбий^[32]), родных братьях – Баба­бек (бий) и Ирдана­бий^[33]. По сведениям муллы Нийаза, Ирдана­бий действитель но но после вступления на престол в Коканде был вынужден на год уступить его старшему брату Баба­беку, которому якобы покровительство вали джунгары^[34]. Обращение Баба­бека за помощью к джунгарскому хану тот счел удобным поводом для нового вторжения в Коканд. Ажан­хан, обнадежив Баба­бека, что «будешь ханом»^[35], снарядил отряд в 10 тыс. во главе с Сан Белеком и двумя зайсанами Урги – Найманом Зарги и Немжил Чирик. Последним поручалось по пути в Коканд убедить жи телей Ташкента принять из Урги бека джунгаров, чтобы ему «в Ташкен те быть судьею»^[36].

Хорошо осознавая бесплодность этого замысла Ажан­ хана, Сан Бе лек со своим отрядом сперва заехал в кочевья Лама Доржи, где у них окончательно созрел план переворота в Джунгарии^[37]. Сан Белек вместо похода на Ташкент решил повернуть свои войска на Урги для низложен ия Ажан­хана. Но с этим, видимо, не согласились посланные с ним зайсаны Найман Зарга и Намжил Чирик. В документе повествуется, что они были у стен Ташкента, «а ташкенцы и город заперли и ответствовал и главным калмыкам, что де мы драться не хотим, а бека вашего к себе ее принимаем, у нас де есть свой бек»^[38]. После этого джунгарские зайсаны не посмели дальше идти с Баба­беком в Коканд и вернулись в Ургу. Ажан­хан был на охоте, а Сан Белек отправился за поимкой перво го^[39]. Положение вернувшихся из­под Ташкента зайсанов оказалось критическим, так как их ожидало наказание либо Ажан­хана, либо Сан Белека. В этой ситуации Найман Зарга уговорил другого Ользо Цагунова (сына бывшего под хановым «гневом и прощенного»^[40]), который имел «немалое число в Урге под командою бурут и киргис (видимо, енисейских – Д.С.) бежать со своим отрядом к «Абдыкарымбеку»^[41], т.е. в Коканд. Вероятно, бежавшие из Урги в 1749 г. зайсаны и кыргызы взяли с собой Баба­бека как законного наследника кокандского престола в расчете получить поддержку обитавших вблизи Коканда кыргызов, о силе которых здесь было известно, и таким образом содействовать вос шествию Баба­бека на место кокандского правителя. В противном же случае просто вручить Баба­бека на милость Ирдана­бию. За беглецами из Урги была организована безуспешная погоня^[42].

Надо полагать, надежды «похитителей» Баба­бека на поддержку местных кыргызов оправдались, ибо мы видим его в 1749 г. уже прави телем Коканда^[43]. Совпадение даты бегства кыргызов из Джунгарии и возведение на престол Коканда Баба­бия – не случайные, а взаимосвяз анные события.

Примечательно, что в пору утверждения Баба­бия на троне Коканда в конце 1749 г., как сказано выше, произошло свержение власти Ажан­хана, организованное Лама Доржи и Сан Белеком. Естественно, джунга ры не могли вмешаться в дела Коканда, да и анализ взаимоотношений между этими странами за предыдущие годы говорит о том, что джунг арский хан в это время практически не имел никакого политического влияния в Коканде, как и после прихода к власти Лама Доржи. Об этом свидетельствуют показания неизвестного таранчи (восточнотуркестанца, занимавшегося у джунгар земледелием – Д.С.), относящиеся к авгус ту 1750 г. Он сообщал, что «ноен Диэн ходил на абдыкарымовцев и возвратился с большим уроном, бывшим от оспы. Здоровые распущены, а больные стоят в степи»^[44]. Разумеется, эпидемия оспы была не единст венной причиной «большого урона» джунгар в их походе против кокандцев и кыргызов. И потому вряд ли верны утверждения муллы Нийаза о том, что Баба­бека на кокандский престол посадили джунгары, у которых он якобы находился в то время заложником^[45]. Своему вос шествию на престол предков Баба­бек, скорее всего, был обязан тради ции – наследованию престола старшим сыном. Соблюдению ее способс твовали кыргызы, и их соплеменники, кочевавшие в районе Коканда и имевшие здесь значительную силу и влияние^[46].

Как видно из сведений русских и других источников, кыргызы в описываемое время действительно были одной из активных антиджунгарских сил в Средней Азии, о чем свидетельствуют, в частности, события в Ташкенте в 1748–1749 гг.^[47] Правители Ташкента, проявив слабоволие, решили было принять подданство джунгар и выплатить им дань, но кыргызы выступили в это время против них. Точно так же поступили казахи в середине 1750 г., о чем подробно рассказывал купец С.Мальков: «Ташкенский Парван бек сидит в осаде подле Ташкен город а своем крепосце от казаков в трехстах человек, а казаки в городе ездят по базару и народ ташкенский гонят к крепосце парванбеково. И просят отдайте де нам Парван бека мы де вас подлой (простой – Д.С.) народ не тронем. А Парван бека одного убьем за чем де он отложился за калмаков и калмакам де алман обещает дать»^[48]. Как видно из изложенного, заступления кыргызов и казахов в Ташкенте в 1748­1750 гг. действи тельно носили «предупредительный» характер для укрепления единства антиджунгарских сил в Средней Азии и не имели грабительской цели, как их изображали информаторы XVIII в. Более того, не говорят ли они о том, что после смерти Абд ал­Карим бия (1747 г.) в антиджунгарском освободительном движении ведущую роль стали играть кочевники – кыргызы и казахи, а городское население как Коканда, так и Ташкента, зндимо, было более озабочено обороной своих городов. Об этом свиде тельствует, в частности, и показание Н.Амирова, участника одного из походов джунгар в Коканд (1748 г.): «Они (кокандцы – Д.С.) за ними джунгарами – Д.С.) погони не чинять. Но ждут всегда на них приходу и тогда на выласку ходят, из городка недалече в выстрел из ружья с переди конные, а позади пешие …»^[49]. Поэтому имелись веские основания для сосредоточения на джунгарско­кыргызской границе значительных военных сил ойратов. По данным А.Верхотурова, относящимся к 1749–1751 гг., «с абдыкеримской стороны и от бурутов стоит на карауле ноены Даши Даба, Шалдур Манжи – зять владельцев и при них чирику де сять тысяч»^[50].

27 мая 1750 г. состоялось официальное провозглашение ханом Джунгарии Лама Доржи (титул Эрдени Лама Батыр хонтайджи)^[51], вы звавшее решительное сопротивление титулованной джунгарской арис тократии (как известно, мать нового правителя была кыргызка, т.е., мус ульманка, представительница другого вероисповедания), считавшей его престолонаследие незаконным. Первым соперником нового хана стал чоросский князь (из правящей фамилии Джунгарии) Даваца (Дебачи), которого поддержал его племянник, из захваченного джунгарским ханом в начале XVIII в. племени хойтов, т.е. бывших волжских калмыков (торгоутов) Аюки­хана, ноен Амурсана (Амр Санан). По некоторым данным, у последнего мать была дочерью джунгарского хана^[52], что впоследствии дало ему основания претендовать на единоличное главенс тво в Джунгарии. В результате неудачных столкновений с Лама Доржи оба вынуждены были в 1751 г. спасаться в казахских кочевьях Среднего жуза^[53].

Воспользовавшись создавшимся тяжелым положением в Джунгар ском ханстве, кыргызы и другие среднеазиатские народы активизирова ли с новой силой борьбу за освобождение своих земель от иноземцев. Так, по объявлению «зенгорского калмыка» Намыка, приведенному в рапорте от 19 апреля 1753 г. из Сибирской губернской канцелярии в правительствующий Сенат, указывается, что приходили «с абдыкарымской стороны з двух сторон на озеро на коем они калмыки железо берут, для всеконечного раззорения их землицы с коими сего лета (т.е. 1752 г. – Д.С.) и баталия была, причем силы с их стороны на половину побито. От чего де уже зенгорская землица в самое крайнее разорение приш ла»^[54]. Сведения такого же характера (о сражении у озера) сообщал 29 декабря 1752 г. в Сибирской губернской канцелярии «двоеданец» Ченгачак^[55] . Не вызывает сомнения, что в приведенных документах речь идет именно о военных столкновениях кыргызов с джунгарами около оз. Иссык­Куль, где добывалась железная руда, почему и калмаки назы вали его «Темирту нор» (озеро с железом).

Преувеличений в сообщениях Намыка и Ченгачака не было. Действ ительно, по данным «зенгорского бухаретина» С.Аширбекова, относя щимся к концу 1752 г., «всего в зенгорском владении войска состоит не более тридцати тысяч»^[56]. Оно­то и противостояло все возрастающей угрозе со всех сторон, не говоря о внутренних «смутах» в Джунгарии, тогда как только у некоторой части кыргызов численность военных сил была в пределах 20–30 тыс. человек^[57].

Надо полагать, что именно об этих событиях говорится в сохра нившемся до сих пор одном из преданий кыргызов. О том, как многоч исленное кыргызское ополчение, во главе которого стояли батыры: Ныша (из РПГ солто), Качыке (из РПГ саяк), Тынай (из РПГ сарыбагыш), напало и разгромило калмаков, обосновавшихся в Иссык­Кульской долине и возглавляемых джунгарским феодалом Ак­Куйруком^[58]. Все это позволяет нам с полным основанием утверждать, что районы Иссык­Куля были освобождены кыргызами от чужеземцев еще  до падения Джунгарского ханства от войск Цинской империи. Это подтверждается и всем ходом последующих событий в Центральной – Азии.  Следовательно, сведения китайского источника «Цинь дин Хуан юй си юй тучжи» (1782 г. Гл.45. Л.1­а), повествующ его о том, что «когда Джунгария была полностью покорена, они (буруты – Д.С.) смогли получить обратно свою древнюю территорию (в районе Кегена, Каркыра и Иссык­Куля – Д.С.)»^[59], являются предвзятыми. Они вызваны стремлением преувеличить роль цинской армии в разгроме Джунгарского ханства и принизить значение освободительной борьбы кыргызов против джунгарских феодалов.

В середине 1752 г. с возведением Даваци на ханский престол в Джунгарии внутриполитический кризис достиг своего апогея. Началась межфеодальная война за верховную власть. Положение усугублялось активизацией антиджунгарского освободительного движения порабощенных народов, насильно удерживаемых внутри Джунгарии^[60].

Об эффективности и действенности ударов кыргызов и казахов по иноземцам – джунгарам можно судить и по показаниям джунгарских перебежчиков на Сибирской линии. Так, вышедший в Семипалатинс кую крепость 18 мая 1756 г. ноен Демчи Гиндин, рассказывая о причин ах бегства ойратов в Россию, указывал, что Джунгарское ханство при шло «от мунгальцев, от киргисцов (казахов – Д.С.), от бурутов киргизов – Д.С.) и в крайнее разорение»^[61]. Более конкретно говорит об этом бежавший из казахского плена в Россию калмык Бепе Кушки: «В Россию бежал от того, – утверждал он, – что киргисцы и хасаки весьма де нападать всячески стали»^[62] 2 октября 1758 г. В ноябре 1758 г. бывшие подданные джунгарского хана мингаты со старшиной Гого Ердоловым показали: «Мингаты жительство имели при реке Талас, в веден ии зайсана Еркету, у которого было 2700 кибиток, назад тому два года в 1755 г. – Д.С.), по разорению зенгорской землицы, напали на них ки тайское войско, киргиз­кайсаки и буруты; многие разбежались и были побиты; мы, собрався обще телеутами и киргизами (енисейскими – Д.С.), пошли на прежние свои жилища в Алтай. В прошлом году опять напало китайское войско, и несколько телеутов и киргиз ушло в Рос сию, а мингатов мунгалы взяли в плен…»^[63], откуда и бежали, чтобы принять российское подданство.

Примечательные сведения имеются в рапорте от 17 сентября 1756 г. Сибирского губернатора Мятлева В.А. в правительствующий Сенат, где утверждается, что «из­за дворцовых интриг в Урге Джунга рии их правитель… Дебача ушел к киргизам, кои, поймав его с сыном, скованных отослали в Пекин к Богдыхану»^[64].

Усиление освободительной борьбы кыргызов и казахов на севере и северо­западе Джунгарии объективно совпало в 1755 г. с завоеватель ными действиями маньчжуро­китайской армии с юго­востока и карат ельными походами Цинов в 1756–1757 гг. против восставшего джун гарского населения, теперь уже справедливо отстаивавшего свою жизнь и свободу. Правда, джунгары эти события рассматривали как коалици онную антиджунгарскую кампанию китайцев и кыргызов. Но это не соответствовало действительности. Если Цинская империя стремилась к новым территориальным захватам, то кыргызы и казахи боролись за возврат своих исконных кочевий, занятых джунгарскими феодалами. И хотя в это время Джунгарское ханство для кыргызов и Цинской импе рии являлось общим врагом, «однако цели и задачи их были совершенн о различные»^[65].

Наверное, не случайно Амурсана, наивно искавший опору у Цинов, еще в ходе подготовки похода их войск на Джунгарию обещал привести в подданство к Богда хану не только казахов и кыргызов, но и узбек ов^[66]. Отсутствие связи между наступлением цинской армии в Джунгар ию и освободительной борьбой кыргызов и казахов подтверждается и показаниями четырех калмаков от 7 ноября 1763 г., прибывших в креп ость Усть­Каменогорская. Один из них, Тохой Бальцаков, рассказывал, что «он родом бывшей зенгорской землицы простой калмык прежде жительство имел до разорения той землицы в ведомстве ноена Биш Шагаш в добрецком отоке при реке Таласу по разным урочищам и назат тому лет семь (по здешнему счислению в 1756 г.) в зимнее время на тот их ото к напали киргис­кайсаки, которой разбили причем и он Тохой с протчими калмыками в небольшом числе оттоль бежал внутрь Зенгории»^[67]. Другие перебежчики подтвердили эти сведения. Здесь необходимо подчеркнуть, что, по данным китайских источников, дербетский ноен Бош Агаш, из отока которого были Тохой Бальцаков и другие, перешел на сторону Цинской империи в июле 1755 г.^[68] Видимо, информаторы – калмаки в данном случае все­таки неточно указали время своего бегства из Таласа.

Об успешном натиске кыргызов в Таласской долине на джунгаров свидетельствуют и обстоятельства приобретения калмакского знамени, случайно обнаруженного начальником Аулие­Атинского уезда В.А.Каллауром у 64­летнего Тулехангельдина из РПГ кытай, кочевавшего в Таласской долине. По словам его родича Мирзалы Баймурзина, «очень давно род их жил вместе с калмыками в нынешней Ферганской области, в местности Аксы (близ Чуста – Д.С.), недалеко от Чанаса (перевал из Ферганы в долину Чаткала) и в местности Ак­Таш. После битвы с каракиргизами калмыки бежали, а знамя, хранящееся теперь у Тулехангельдина, оставили на месте своей стоянки, чтобы скрыть от каракиргизов свое отступление. Эта военная хитрость удалась калмыкам, и лишь по прошествии трех дней, когда калмыки были уже далеко, киргизы овладели знаменем»^[69].

Таким образом, анализ фактического материала показывает, что, начиная с 40­х годов XVIII в., благодаря объединению усилий среднеазиатских народов велась успешная борьба против экспансии Джунгарского ханства. Совместное освободительное движение в это время можно условно подразделить на 3 основных периода, имеющих свои характерные черты. В первый период (1741–1747 гг.) совместную борьбу народов Средней Азии и Казахстана возглавлял правитель Коканда Абд ал­Карим­бий. Его действия объективно совпадали с чаяниями трудящихся масс как оседлого, так и кочевого населения – кыргызов, казахов, каракалпаков и узбеков. Во второй период (1748–1750 гг.), наступивший после смерти Абд ал­Карима, ведущую роль в освободительной борьбе стали играть кыргызы и казахи. Их совместные активные усилия ускорили падение некогда могущественного государства калмаков, ослабленного внутренними смутами и феодальными междоусобицами. В третий, завершающий период (1751–1755 гг.), казахи, кыргызы, продолжая активные освободительные действия, сумели вернуть свои исконные кочевья в Семиречье еще до завоевания Джунгарии маньчжурокитайской армией (1755–1757 гг.). Проявленная в годы борьбы за независимость от джунгарских феодалов сплоченность среднеазиатских народов, наглядно свидетельствует о неразрывности и общности их исторических судеб в XVIII в.

[1] Тауасарулы К. Туп­тукианнан… С.320.

[2] ЦГАДАР .Ф.248. Оп.113.Д.1607.Л.364­365 об.

[3] ЦГАДАР. Ф.248.0п.113.Д.383.Л. 1112.

[4] ГАОрОР. Ф.З.Оп.1. Л.136­146; ГАООР Ф.1.0п.1.Д.4.Л,112.

[5] ЦГАДАР.Ф.248.0п. 113.Д.383.Л.963.

[6] Там же. Д.1607.Л.53.

[7] Там же.Д.383.Л.989 об.

[8] Там же. Л.53 об.

[9] Там же. Л.191 об.

[10] ЦГАДАР.Ф.248.0п.113.Д.383. Л.53 об.

[11] Там же. Л.175, 190 об; Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. М., 1867. Огдотиск. С.127.

[12] Там же. Л.46. 104 об; Потанин Г.Н. Наши сношения с джунгарскими владельца ми.­СПб., 1875. С.32­33.

[13] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607.Л.191.

[14] Там же. Л. 196.

[15] Арутюнова М„ Ашрафян К. Государство Надир­шаха Афшара: Очерки обществ енных отношений в Иране 30­40­х годов XVIII в.­М., 1958.­С.117,143.

[16] Подробно ем.: СапарапиевД. Новые сведения об истории основания Кокандского ханства // Кыргызстан наше отечество: история взаимосвязей. Бишкек, 1997. С.47­ 52.

[17] ЦГАДАР. Ф.248.0п.113.Д.1607.Л.246,об.

[18] Там же. Л.281 об.

[19] Там же.Л. 104; ГАООР. Ф. 1 .Оп. 1.Д. 10.Л.40.

[20] Валиханов Ч.. О хонтайше // Собр.соч. в 5­ти т ­Т.2. ­ С.325.

[21] ЦГАДАР.Ф.248.0П.113.Д. 1607.Л.261 об.

[22] Там же. Л. 195 об.

[23] Там же. Л.312.

[24] Мифтаков К. Талас кыргыздарынын санжырасы. – С.311–312.

[25] См.: КРО в XVI­XVIII вв. ­С.359.

[26] ЦГАДАР. Ф.248.0П.113. Д.1607.Л.313 об.

[27] от ЦГАДАР. Ф.248.0П.113. Д.1607. Л.365 об.

[28] ГАООР. Ф.1.Оп.1.Д.20.Л.269; Ф. Зюнгарские дела. 1749.

Оп.113/1.Д.2.Л.42 об.

[29] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д.1607. Л.365.

[30] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607 .Л.450; Ф. Зюнгарские дела.

[31] . Оп. 113/1. Д.1. Л. 14.

[32] ЦГВИАР. Ф.20. Оп.1/47. Д594. Ч. 4. Л.49 об.

[33] Подробнее см.: Сапаралиев Д. К хронологии кокандских правителей в середине XVIII в. // Материалы VIII Межреспубликанской научной конференции молодых ученых АН Кирг.ССР. Фрунзе, 1986. С.321­324.

[34] См.: Валидов А.З. Некоторые данные по истории Ферганы XVIII­гo столетия // Протоколы заседаний и сообщений Туркестанского кружка любителей археологии. 20­й год. Ташкент, 1916. С.85; МИКК. Вып.1. С.233.

[35] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607. Л.450; АВПР. Ф. Зюнгарские дела. 1752. Оп.113/1. Д.1.Л.14.

[36] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607. Л.450.

[37] Валиханов Ч. О хонтайше. С,324.

[38] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д. 1607.Л.450.

[39] Валиханов Ч. О хонтайше…С.324­325.

[40] АВПР. Ф.Зюнгарские дела. 1752. Оп. 113/1.Д.1.Л.14 об.

[41] Там же; ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д.1607. Л.450 об.

[42] АВПР. Ф.Зюнгарские дела. 1752. Оп.113/1.Д.1.Л.14 об.

[43] См.: Валидов А.З. Некоторые данные.. .С.71­72.

[44] Валиханов Ч. О хонтайше…С.324.

[45] См. МИКК. Вып.1.С.233; Валидов А.З. Некоторые данные…С.85.

[46] Подробнее см.: СапаралиевД. Из истории Ферганы в середине XVIIIв. // Вест ник Кыргызского государственного национального университета / Серия: общественные науки. Вып.З. Бишкек, 1995 С.46­50.

[47] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607.Л.365.

[48] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д. 1607. Л.454 об.

[49] Там же. Л.365­366.

[50] Там же. Л.450об.; АВПР. Ф.Зюнгарские дела, 1752. Оп 113/1. Д.1.Л.14.

[51] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д.1607. Л.454.

[52] См.: Бантыш-Каменский Н.Н. Дипломатическое собрание дел… С.267.

[53] АВПР. Ф. Зюнгарские дела. 1752. Оп.113/1.Д.2.Л.29/30.

[54] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113.Д.1607.Л.605.

[55] АВПР. Ф. Зюнгарские дела. 1753. Оп. 113/1.Д.1.Л.З об.

[56] Там же. Д.2.Л.57 об.

[57] Рычков П.И. Краткое известие о татарах… Л.9а.

[58] Солтоноев Б. История кыргызов и казахов. Рукопись // Ф НАН РК. Инв. № 167. С.156.

[59] Цит. по: Бернштам А.Н. Источники…С. 127.

[60] Подробнее см.: Сапаралиев ДБ. Взаимоотношения кыргызского народа с рус ским…С.56­58.

[61] ЦГВИАР. Ф.20. Оп.1/47. Д.549. Ч.З. Л.79.

[62]  ГАООР. Ф.1.0П.1. Д.68. Л.442­443.

[63] Цит. по: Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. С. 101.

[64] Бантыш-КаменскийН.Н. Дипломатическое собрание дел… С.267.

[65] Иманалиев М.С. Притяньшаньские киргизы во второй половине XVIII в. и пер вой четверти XIX в. Рукоп. дис. канд.ист.наук. Л., 1984. С.113.

[66] См.: Хафизова К.Ш. Некоторые вопросы международных отношений в Цен тральной Азии в середине XVIII в. // Общество и государство в Китае / Тез.докл. Вып. 1. — М.: Наука, 1972,­ С. 130.

[67] АВПР. Ф. Киргиз­кайсацкие дела. 1762­1765. Оп. 122 /2. Д.14. Л.112­114.

[68] См.: Хафизова K.Ш. Некоторые вопросы. ..С.130.

[69] Протоколы заседаний и сообщений Туркестанского кружка любителей археологии за первый год его деятельности. – Ташкент, 1896. – С. 12 (далее сокр ПЗСТКЛА). Подлинность монгольско­калмакского происхождения этого знамени была определена ориенталистом ­ членом Восточного отделения русского археологического общества, профессором А О.Ивановским (См.: там же. С.25­26).

 

5. Кашгария (Восточный Туркестан), Цинская империя и кыргызы

Кашгария (или иначе Восточный Туркестан) расположена в соседстве с ош­алайским регионом, по территории которого проходили маршруты торгового Евразийского трансконтинентального Великого Шелкового пути, издревле связывавшего местное уйгурское население, занятое в основном оседлым земледелием с кыргызами – преимущественно кочевниками ­ скотоводами, заинтересованными во взаимном хозяйственно­торговом обмене. Обуславливалось это и единством их мусульманской религии – ислама, близостью бытовых традиций, а также родственностью языков. Территориальное соседство делало их сопричастными к политической жизни региона.

В Кашгарии еще с XVI в. шла внутриполитическая борьба группировок религиозных служителей ходжей за власть в стране, так называемых «ишкия» (белогорцев) и «исакия» (черногорцев)^[1][2]. Здесь с конца XVII в. до середины XVIII в. установилось господство джунгарцев. Они номинально управляли с помощью главы черногорцев Юсуф ходжи и хакимбеков – правителей городов.

В 1754 г., пользуясь смутами в Джунгарии, Юсуф­ходжа, заручившись поддержкой кыргызов из РПГ кыпчак и сэры калфак, кушчу и др., поднял знамя освободительной борьбы^[3]. Им противостояла другая группа феодалов­хакимбеков – правителей восточнотуркестанских городов во главе с Гази­беком, также ставленником джунгарского хана. Последние, не имея твердой опоры в стране, искали поддержку на стороне. После уничтожения Джунгарского ханства (1755 г.) они пытались сохранить свою власть с помощью Цинов^[4]. В схватке черногорских ходжей с хакимбеками (в которой первые выступали за независимость

Восточного Туркестана и поэтому их борьба была, или, по крайней мере, казалась прогрессивной), кыргызы во главе с Амир­мирзой из племени кыпчак оказали действенную помощь Юсуф­ходже. По словам Мухаммед Садыка, прибывшие в это время в Кашгар «киргизы взяли на себя также обязанность хадимов (хакимбеков – Д.С.) и освободили бывших хадимов. Весь народ был удивлен»^[5]. Юсуф­ходжа призвал на помощь и других кыргызов из ближайших мест, а также андижанских.

Сопротивление хакимбеков черногорцам не было сломлено. В этой ситуации прибытие из Джунгарии в Восточный Туркестан Бурхан ад­ Дина – представителя белогорцев, гонимых джунгарами, в сопровождении цинского отряда и ратовавшего за свержение власти черногорцев нарушило планы последних. Видимо, призывы Юсуф­ходжи уже не находили понимания у местного населения^[6]. Получилось так, что черногорцы, объявившие «газават» ­ религиозную войну против неверных – калмаков, на самом деле пытались сохранить свое прежнее господствующее положение, которое они занимали во времена джунгар, что не имело ничего общего с устремлениями основной массы населения к независимости. Определенное значение в порождении недоверия местного населения и кыргызов к черногорцам, по­видимому, имело и то, что глава последних – Юсуф­ходжа, в свое время служивший джунгарам, был рожден от калмачки^[7], и в его войсках было немало калмаков. По данным Г.Н. Потанина, только во время бегства из Или в Кашгар Юсуф­ходжа увел с собой 3 тыс. калмаков^[8]. К тому же Юсуф­ходжа даже после объявления «газавата» проявил лояльность к иноземным поработителям. Это видно из сочинения «Тазкира и­ходжаган»: «Юсуф­ходжо, не причинив этим неверным вреда, отправил их на родину…»^[9] Вот почему Юсуф­ходжа опасался открытого сражения с Бурхан ад­Дином. И на этом этапе он уже не без основания проявлял недоверие к кыргызам, находившимся в лагере черногорцев, ибо в отряде наступающих, кроме восточнотуркестанцев и китайцев, находилось немало кыргызов^[10].

При наступлении на Ак­Су к Бурхан ад­Дину примкнули некоторые хакимбеки, противники Юсуф­ходжи^[11], а после первых военных столкновений у г.Уш (Уч­Турфан – Д.С.) – подданные последних и некоторые представители кыргызского племени мунки^[12]. За этими событиями 1755 г. в Кашгар из Андижана прибыл, откликнувшись на призыв Юсуф­ходжи, Кубат­мирза – бий кыргызского РПГ кушчу. Он был с почетом и подарками встречен подданными Абдулаха, сына умершего к этому времени Юсуф­ходжи, но, оценив положение в стране, Кубат первоначально не хотел вмешиваться в дела противоборствующих сторон. Однако во время наступления Бурхан ад­Дина на Кашгар он, все­ таки, оказал последнему действенную помощь^[13]. За это Кубат­мирза был назначен белогорцами хакимбеком г.Кашгара^[14]. Затем, возглавив многочисленное войско Бурхан ад­Дина, в составе которого были и кыргызы из племен кушчу, мунку, чонбагыш, тогуз кыпчак, находящихся под началом Суфий­мирзы и Хаким­мирзы^[15], Кубат­бий двинулся на Яркенд и подчинил его белогорцам. В стране установилась власть Бурхан ад­Дина, выступившего от имени Цинской империи.

Судя по сведениям из русских источников, в январе ­ феврале 1756 г.^[16] в Восточный Туркестан прибыл остававшийся в качестве заложника у Цинов Хан­ходжа, родной брат Бурхан ад­Дина. Прочно обосновавшись в Яркенде, Хан­ходжа, стремившийся установить безраздельное господство в стране белогорцев, постепенно принимает меры по устранению от власти кыргызов. Об этом можно судить по сведениям из источника «Пиндин чжунгээр» (гл.58, с.9б), где приводятся показания пленных уйгуров (1758 г.). Они утверждали: «В прошлом (т.е., 1757 г.) году весной бурутский бек Хува (Куват – Кубат­бий, по объяснению Г.П. Супруненко в опубликованной работе^[17], вкралась опечатка), который был в Кашгаре главой и имел управление тысячу семей вследствие того, что Хоцзичжан (Хан­ходжа – Д.С.) грабил бурутов племен чонбагыш и кипчак, выразил сомнение и во главе своих подданных ушел обратно к бурутам. Борониду (Бурхан ад­Дин – Д.С.) опасался начинать войну и не пошел вдогонку»^[18]. Из приведенного не сложно понять, что после весны 1757 г. у Бурхан ад­Дина и Хан­ходжи обострились отношения с местными кыргызами, и тем самым они лишились поддержки северокыргызских племен, в частности Кубат­бия.

Летом 1757 г.^[19][20] народы Восточного Туркестана открыто выступили против политической гегемонии Цинской империи. Активное участие в этом движении приняли и местные кыргызы. Так, в объяснении жителя г.Тары П. Сараханова, вернувшегося 23 октября 1758 г. из Средней Азии в крепость Святого Петра, говорится, что в восточнотуркестанские города «было послано от китайского войска до двух тысяч человек с таковым объявлением, чтоб быть им эркенцам и протчим под его китайского хана протекцией. Но оне, эркенцы, сообщась с бурутами, тысячи до полутора китайцев побили, а до пятисот назад в свое войско возвратились и ныне те бухарцы живут сами собой»⁹. О наличии киргизов в войсках Хан­ходжи сообщается и в сочинении «Да Цин личао шилу» (Правидные записки о правлении всех государей династии Цин. Токио, 1937. Гл.574. Л. 106). Китайский генерал Чжао Хой в докладе от 1758 г., приводя сведения пленных уйгуров, указывал, что «в Яркенде у Ходзи­чжана в городе было 5 тыс. с лишним человек, имеющих лошадей, ойратов, бурутов, илийских уйгуров очень много пехотинцев»¹⁰.

Только весной 1758 г. цинское правительство смогло начать активные военные действия в Восточном Туркестане, и, «…руководствуясь своим выработанным тысячелетиями, правилом дружиться с отдаленными, чтоб с двух сторон напасть на ближайших»^[21], прежде всего попыталось лишить восточнотуркестанцев поддержки северных соседей – кыргызов под начальством Маматкулу­бия. С этой целью цинский двор вступил в официальные дипломатические сношения с кыргызами.

Цинский император снабдил своих военачальников специальным манифестом, обращенным к кыргызским старшинам, датированным февралем 1758 г. Содержание этого документа имеется в «Пиндин чжуньгээр…» (Гл.49, С.25а­26б). В нем, как обычно, в великодержавном духе возвеличивалась роль Цинской империи в событиях Центральной Азии, в частности, в Джунгарии. В обращении конкретно к кыргызам указывалось: «Вы, буруты, никогда не вмешивались в дела джунгар, но издавна являетесь соседним владением (выделено нами ­ Д.С.). Ныне джунгары полностью покорены и ваши земли стали смежны с нашей границей. Если вы…, тяготея к (нашей) цивилизации, приедете, чтоб подчиниться, я позволю вам жить по прежнему и не менять одежду, не буду назначать чиновничьи ранги и не буду взыскивать налоги. Однако, если пришлете посланника с просьбой, то я увеличу милости и награды. Ваши иноземные обычаи отличаются от обычаев Срединного государства, поэтому, вероятно, не хотите перейти на нашу сторону и подчиниться, это ваше дело. Но следует обуздать подвластные (вам) племена, чтобы всегда держались границ (в переводе В.Кузнецова этс место гласит: «Нужно лишь держаться своих границ»^[22] Д.C.). Я также, не буду увеличивать войска и беспокоить. Но если вы не проявите спокойствие и смирение, или будете перекочевывать через границы, бесчинствовать и грабить, то сами вызовете конфликт. Тот час же наши войска покарают (вас). Вы раскаетесь и как в дальнейшем добьетесь нашей милости?»^[23] Из приведенной выдержки следует, что цинский двор обращался к кыргызам как к вполне суверенной стороне, предлагая им мир и, по существу, призывая к установлению официальных дипломатических отношений с обещанием императорских наград, для получения которых было достаточно всего лишь отправить посла и соблюдать границы, которые не были твердо установлены. Наверное не случайно, в манифесте не было никаких упоминаний о событиях в Восточном Туркестане, чтобы скрыть истинную цель, которую преследовал цинский двор, предлагая установить дипломатическую связь с кыргызам и судя по материалам «Пиндин чжуньгээр…» (Гл.56. С.9а­10б) цинские генералы получили предписание: под предлогом преследования беженцев скрытно пройти через земли киргизов и нанести удар по Восточному Туркестану с севера^[24]. В этих целях, по сведениям перебежавших в июле 1758 г. русскую границу джунгар, «на реке Или собрались китайские войска в трех местах тысяч до двацати и делают ныне лодки и через оную реку Или два партии из десяти тысяч при командующем Зюзюанясин и Кебе Анбане… пошли для разбития бухарских городков Иркени и Кашгара, в коих находятся бухарцы и бурутов бойцу тысяч до тридцати, а третья партия в двух тысячах при командующем Ноене Занзин осталась и находиться по сю сторону реки Иле для поимки и искоренения зенгорских калмык»^[25]. Цины, конечно,не предполагали уже на Сан­Таше встретить кыргызов. Поэтому весной 1758 г. часть цинских войск численностью до 10 тыс. человек уже выступила в поход на восточнотуркестанцев с юго­востока^[26], а вторая часть, направлявшаяся с северо­востока, вынуждена была воздержаться от дальнейшего продвижения. В этом случае, как предписывалось, цинские генералы вступили в официальные сношения с кыргызскими старшинами, обнародовали известный манифест и пригласили кыргызских послов в Пекин. По мнению цинского двора, прибытие кыргызских послов в Китай, становивщихся как бы заложниками, служило бы гарантией от выступления их соплеменников на стороне восточнотуркестанцев, хотя бы на период посольской миссии. И не случайно нахождение послов северо­кыргызских племен осенью — зимой (7–11 луна) 1758 г., а южнокыргызских – весной – летом 1759 г. совпадает с периодами наибольшей активности цинских войск против восточнотуркестанцев^[27]. Вот почему, на наш взгляд, цинские генералы после получения согласия на обнародование манифеста с такой поспешностью отправляют в разных направлениях в сопровождении кыргызских биев 4 офицеров: Уэрдена, Толун­ тая, Идамчжаба и Линьбао^[28] для выполнения своеобразных «посольских» миссий в кочевья кыргызов, что одновременно явилось и военной разведкой.

Поскольку прибывшие цинские «послы», видимо, ставили под вопросом подлинную принадлежность Прииссыккулья кыргызам, то их верховный бий Маматкулу, не подозревая об истинных намерениях цинского двора, как и подобало в таком случае для решения территориального спора, согласился отправить своих послов в Пекин.

Цинские дипломаты к концу июля 1758 г. вернулись в Или с кыргызскими послами (см.: «Пиндин чжуньгээр…». Гл.58. С.32об; Гл.59. С. 116)^[29]. По сведениям русских источников, осенью 1758 г. в восточную часть Хангайской степи, куда прибыл император (Богдо­хан) на охоту, «приезжало бурутских послов всех числом человек до двадцати в них же главных пять человек…, по окончании той облавы и с теми послами уехал (Богдо­хан – Д.С.) в Пекин»^[30]. Как видно, цинская дипломатическая миссия в кочевьях кыргызов, затянувшаяся на 2–3 месяца (май­июль), все же не облегчила присоединения Восточного Туркестана. Во­первых, они вынуждены были отказаться от плана прохождения части войск через территорию кыргызов, о чем свидетельствуют строки императорского указа Чжао Хою. В «Пиндин чжуньгээр…» говорится: «Если ей не стоит идти через кочевья бурутов, то как пройти?»^[31]. Это означало, что планируемый удар с севера не состоялся. Во­вторых, другая часть (10 тыс.) цинского войска вынуждена была выступить в поход с опозданием на 3—4 месяца, т.е., лишь 24 августа 1758 г.^[32] Следовательно, обе группы войск действовали раздельно, но в одном и том же направлении. Это подтверждают данные из рапорта селенгинского коменданта В.Якоби в правительствующий Сенат от 5 июля 1759 г., где приводятся сведения В.Шарина, побывавшего у кяхтинских китайцев в марте указанного года. Последний, основываясь на информации военного Чюгана Закритчея, утверждал: «Как де десять тысяч войска под командою маньчжурского жанжуна (генерала ­ Д.С.) Хабан Амбаня на ту Бухарин) отправлено было и, еще не получа известия, что оное войско бухарцами побито послано, войско вприбавок еще десять тысяч… Но те де последние десять тысяч еще не допустя до того места, где прежние побиты, а немного допустя в землю бухарскую так же все до одного бухарцами побиты…»^[33]. Как видно из вышеприведенного, благодаря занятой на этот раз твердой позиции невмешательства северокыргызских племен в дела Восточного Туркестана цинская армия не сумела овладеть им с первого удара в 1758 г.

В начале 1759 г. в стане восточнотур кестанцев появилась неуверенность в своих силах в противостоянии вторжениям цинов. И первыми переметнулись на сторону иноземцев хакимбеки Ходис, Авдей, а затем и правители городов Куча, Ак­Су, Уч­Турфан и др.^[34] Сказалось также и недоверие ходжей к местному кыргызскому населению. «Пиндин чжунгээр…» (Гл.76. С.За) отмечает нападение Хан­ходжи на кочевья кыргызов^[35] и ответное противодействие^[36]. Все это в значительной степени ослабило сопротивление восточнотуркестанцев цинскому нажиму. В конечном счете под напором превосходящих сил цинской армии сторонники Бурхан ад­Дина и Хан­ходжа бежали в Бадахщан осенью 1759 г., где и нашли свою смерть. Так Восточный Туркестан был присоединен Цинской империей.

Тысячи восточнотуркестанских беженцев (как кыргызов, так и уйгуров) стали искать спасения в Средней Азии и, в частности, у местных кыргызов. Около тысячи семей кыргызских беженцев в 1760 г. разместились среди соплеменников в местности Ат­Баши^[37].

Возвращаясь к вопросу о позиции кыргызского населения Восточного Туркестана в период его покорения Цинской империей, надо иметь в виду, что с самого начала наступления цинской армии большинство восточнотуркестанских кыргызов, как и основные жители страны – уйгуры, были активными ее защитниками. Об этом свидетельствует (как сказано выше) наличие кыргызов в составе войск Хан­ходжи, защищавших Яркенд. Но иноземцам удалось расколоть единство уйгуров и кыргызов, вследствие чего им пришлось вести борьбу в одиночку. Об этом свидетельствуют факты оказания вооруженного сопротивления карательным отрядам завоевателей. В частности, в конце 1759 г. кыргызы из племени кыпчак, населявшие территорию между Кашгаром и Бадахшаном, во главе с Абубасы и Юлдаш боролись против цинских войск до конца покорения Восточного Туркестана^[38]. Не пожелавшие попасть под чужеземное иго, восточнотуркестанские кыргызы откочевали за рубеж к своим независимым соплеменникам. Правда, надо признать, что цинским генералам удалось воспользоваться услугой Кыргызского бия Хакима­мирзы (Ациму) из рода тогуз кипчак^[39] в качестве проводника. Единичность такого случая подтверждается тем, что на первых порах после подчинения Восточного Туркестана в пограничных с кыргызами городах Ташмелек и Алагу (Арху) не нашлось верного человека, кроме Хакима, которому цинские чиновники предлагали замещение должности хакимбека двух городов («Да Цин личао шилу». I л.629. С. 15а)^[40] . Это, по мнению цинского двора, «позволит за внешними пределами принимать меры против бурутов, а внутри границ умиротворять Асытэн, Аала­Туш и др. места» («Пиндин чжуньгээр» Сюйбянь. Гл.5. С.ба)^[41]. Так цинский император стремился использовать кыргызских феодалов против уйгуров. Как указывал Ф.Энгельс, «натравливать народы друг на друга, использовать один народ для угнетения другого, чтобы таким образом продлить существование абсолютной власти – вот к чему сводилось искусство и деятельность всех существующих доселе правительств и дипломатов»^[42].

Конкретным проявлением этой политики стало использование кыргызских феодалов «Ациму из кипчак бурутов, и Авалэ бий из чонбагыш «бурутов» и других при подавлении первого крупного антицинского восстания в 1765 г. в Уч­Турфане («Да Цин личао шилу». Гл.731. С.19а)^[43]. Цинский ставленник Хаким­мирза, естественно, не пользовался поддержкой местного кыргызского населения. Об этом свидетельствует тот же источник (Гл.1203. С. 126): «Прежде Ациму хотел переселить бурутов, но они не все послушались»^[44]. В итоге Хаким и его брат Эмур с другими родственниками стали жертвами цинской политики противопоставления народов. В 1784 г. они были арестованы, а затем убиты^[45] по доносу уйгурского хакимбека г. Куча Осмона – сына небезызвестного Авдея. Судя по сведениям го «Да Цин личао шилу» (Гл. 1202–1208), эти кыргызские феодалы были заподозрены в связях с Сарымсаком, сыном Хан­ходжи, якобы скрывавшимся за границей и готовившим антицинское восстание^[46].

После этих событий сын Хакима «Янчи бий бежал в Галчу» к сарыкольским кыргызам на Каратегин^[47]. Эта политика противопоставления народов, проводимая цинским двором, не всегда действовала безотказно. Позднее (в первой половине XIX б.) наблюдается сплоченное и успешное выступление уйгуров и кыргызов против иноземных завоевателей.

После присоединения Цинской империей Восточного Туркестана в его западных районах оставалась незначительная часть кыргызского населения. На Тянь­Шане же, «на землях, занимаемых киргизами, никогда не было караулов, киргизы не несли никаких повинностей и не выплачивали податей маньчжурскому двору. Цинское правительство не считало территорию киргизов составной частью своей империи, однако граница их кочевий являлась постоянной причиной конфликтов маньчжуро­китайских властей с киргизами (как и с казахами), которые передвигались своим привычным маршрутом»^[48].

Итак, анализ политических событий региона позволяет сделать вывод, что кыргызское население Восточного Туркестана активно содействовало местным коренным жителям – уйгурам в освобождении от джунгарского ига, причем действенную помощь им оказали и андижанские кыргызы. При вступлении войск Цинской империи в страну, местные кыргызы наряду с уйгурами с оружием в руках сражались с новыми иноземцами. Независимые же кыргызские племена под руководством Маматкулу (на севере) и Аджи­бия (на юге Кыргызстана), отправившие своих послов в Пекин для установления официальных дипломатических связей, оставались нейтральными во время присоединения Восточного Туркестана к Цинской империи. Эти кыргызы прежде всего были озабочены закреплением и сохранением своих исконных территорий в неприкосновенности от новых соседей.

[1] Подробно см.: Валиханов Ч. О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нан Лу (Малой Бухарин) в

[2] –1859 гг. // Собр. соч. в 5­ти томах. Т.З. – Алма-Ата, 1985. – С.126-129.

[3] См.: Салахетдинова М.А. Сочинение Мухаммед… C.110.

[4] См.: Думан Л.Н. Аграрная политика Цинского правительства в Синьцзяне в конце XVIII в. ­ М.­Л..1936. ­ С.80­86.

[5] Цит.по: Салахетдинова М.А Сочинение Мухаммед … С. 110.

[6] О возможной перегруппировке политических сил в это время в Восточном Туркестане, отразившейся в сочинении «Ислам наме»., отмечал С.К.Ибрагимов (См : МИКХ. С.423).

[7] См… Салахетдинова М.А. Сочинение Мухаммед… С.97.

[8] См.: Потанин Г.Н. О караванной торговле. . С. 12.

[9] См.: Салахетдинова М.А. Сочинение Мухаммед. С. 110.

[10] См.: Думай Л.Н. Аграрная политика… С.85; Валиханов Ч. Ч. Состояние Алтышара. . С. 132.

[11] См .Думай Л.Н. Аграрная политика… С.85­86.

[12] См.: СалахетдиноваМ.А. Сочинение Мухаммед… C.115.

[13] Там же.: С. 118–119.

[14] См.: Валиханов Ч. Состояние Аптышара… С.133.

[15] См.: Салахетдинова М.А. Сочинение Мухаммед… С. 119­121.

[16] АВПР. Ф. Зюнгарские дела. 1756. On. 113/1 .Д. 1 .Л.57­58.

[17] Сушанло М.Я., Гуревич Б.П., Плоских В.М.. Супруненко Г.П. Против маоистских фальсификаций истории Киргизии. ­ Фрунзе, 1981. ­С.43­44.

[18] Цит.по: Супруненко Г.П. Китайские… С.20.

[19] Думай Л.И. Завоевание Цинской империей Джунгарии и Восточного Туркестана // Маньчжурское владычество в Китае. ­ М.: Наука, 1966. ­ С.26.

[20] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д. 1551. Л.769. ¹⁰ Цит.по: СупрученкоГ.П. Китайские… С.84.

[21] Цит.по: Васильев В. П. Китайский прогресс. ­СПб., 1900. ­С.147.

[22] См.: Кузнецов ВС. Цинская империя…С.40.

[23] Цит. по. Супруненко Г.П. Материалы…С. 11; ПлЪских В.М. Киргизы и Кокандское ханство. ­ С.80.

Анализ содержания «Манифеста», в котором сознательно отрицалась роль кыргызов в крушении Джунгарского ханства, а значит и освободительная борьба за возвращение временно утраченных территорий, позволяет констатировать, что документ, если не подвергнут редакции цинскими хронистами в период составления источника (т.к. известно только во время дипломатических связей как раз всплыли территориальные вопросы), то, возможно, на местах переведено в более приемлемом содержании.

[24] См.: Супруненко Г.П. Материалы…С.12­14.

[25] ГАООР. Ф.366. Оп.1. Д.44. Л.1 об.

[26] См.: Думай Л. И. Аграрная политика… С.97.

[27] См. Супруненко Г.П. Материалы…С.22—25, 28—32; Думай Л.И. Аграрная поли­ ™^Ка is? 97­99; Кузнецов В С. Цинская империя.. .С.40­44.

[28] См.: Кузнецов В С. Цинская империя:..С.40­44.

[29] См.: Супруненко Г.П. Материалы. . .С.23, 25.

[30] ЦГВИАР. Ф.20. Оп. 1/47. Д.594.4.4. Л. 100­100 об Примечательно, что в период активных действий цинских войск в Восточном Туркестане летом 1759 г. в Пекине находились послы из Среднего жуза казахов, «а именно родственники ево Аблаев Урус султан ла старшина Дусай батыр рядовых киргисцов (казахов ­ Д.С.) трицать четыре, а всего трицать шесть человек, но только в самом Пекине было двацать восемь…» (см. там же. Л.150). Они вернулись в сентябре 1759 г., после завоевания Цинской империей Восточного Туркестана, так что казахи оказались в том же положении, как и кыргызские бии.

[31] См.: СупруненкоГ.П. Материалы… С.12.

[32] См.: Думай Л.И. Аграрная политика… С.97.

[33] ЦГАДАР. Ф.248. Оп.113. Д.1551. Л.812.813 об. 814.

[34] См.: Думай Л.И. Аграрная политика… С.97­98.

[35] См.: Супруненко Г.П. Материалы… С.12.

[36] См.: Иманалчев М.С. Притяныпаньские киргизы… С.125.

[37] См. Сушанло М.Я. и др. Против маоистских. . .С.55.

[38] См.: Супруненко Г.П. Материалы… С.54­58; КузнецовВ.С.. Агрессия Цинской империи в Центральной Азии // Новая и новейшая история.  1979. – №. 1. ­ С.52.

[39] Салохетдинова М.А. Сочинение Мухаммед… С.121.

[40] См.: Супруненко Г.П. Китайские. С. 110.

[41] Циг.по: Супруненко Г.П. Материалы… С.65.

[42] Энгельс Ф. Внешняя политика Германии // Маркс, Энгельс. Соч.2­е изд. ­ Т.5. ­ С. 60.

[43] См. Супруненко Г.П. Китайские… С. 128; КузнецовВ.С. Цинская империя…С.75.

[44] Цит.по: Супруненко ГЛ. Китайские… С. 143.

[45] См.: Андреев И. Описание Средней Орды…Ч.СХИ С.35.

[46] См.: Супруненко Г.П. Китайские… С.136­158­:

[47] См.: Андреев И. Описание Средней Орды.. Ч.СХИ.С.35.

[48] История Киргизской ССР с древнейших времен…­ Т.1. ­ С.481.

 

6. В единстве сила. Аджи-бий

Присоединение Кашгарии к Цинской империи, образовавшей здесь новую пограничную провинцию – Синьцзян, что в переводе с китайского означает «новая граница», вызвало вполне обоснованную тревогу и опасение среднеазиатских народов, особенно населения соседней Ферганы. Кыргызские, казахские и узбекские правители, первоначально откликнувшись на призыв цинского двора об установлении дипломатических связей, отправили своих послов в Пекин. В то же время, исподволь начали переговоры между собой о союзе для совместного отпора на случай вторжения иноземцев. Об этом свидетельствуют русские источники, в частности, строки из сообщения купца А.Шихова от 29 августа 1758 г.: «Июня 1 числа приезжал к Аблай солтану (одному из правителей казахов Среднего жуза – Д.С.) посол от узбяков, кои называются и киргисцами, а кочуют оные за бухарским городом Ташкенд, коих там состоят весьма многолюдно, коими владеет Ирденяби (Ирдана­бий – правитель Коканда 1747, 1751–1770 гг. – Д.С) Регимбиев сын, от которых посольство было в такой силе, что к реченному узбякскому владельцу Ирденяби приезжали из китайского войска послы и спрашивали, что они узбяки в согласии (ли) с Аблай солтаном находятся. И если же в согласии, то они китайцы их узбяков разорять не станут. А ежели в не согласии, то всех искоренить намерены. И они узбяки тем послам, объявили (что) с Аблай солтаном состоят в согласии. Чего ради и к Аблай солтану то посольство учинили, дабы и об них китайцам объявил, против чего Аблай солтан о том обьявлении и учинить обещался и подписками обьязался»^[1].

О заключении договора дружбы между кокандским правителем Ирдана­бием и кыргызским Аджи­бием в июне 1759 г. сообщается в «Пиндин чжуньгээр…» (Гл.78. С. 13а). Так, в документе, относящемся к 6­той луне (т.е., июнь) 1759 г., говорится: «четыре человека все под предводительством бия адигине Хаджи заключили дружбу с кокандским Ирдана беком»^[2].

Эти усилия кыргызов и узбеков оказались не напрасны. Осенью 1759 с., когда цинские войска, преследуя беженцев из Восточного Туркестана, вышли к рубежам Ош­Алая, они встретили организованный отпор местных народов. Об этом свидетельствуют строки из «объявления» А.Шихова от 30 августа 1760 г. В нем указывалось, что гнавшееся за беженцами­восточнотуркестанцами 9­ти тысячное цинское войско было послано «до самых узбяцких мест, но токмо те узбяки, собравшись обще с кыргызами или называемыми бурутами, ис того китайского войска побили тысячи до семи… против де чего те узбяки и с протчими ближайшими к тем городам ордами согласились ко отмщению за китайское войско, коего узбяцкого народа тако же и кыргызов якобы по собрании на тех своих границах состоит тысячи до ста… (выделено мною – Д.С.). Собранное же узбяцкое и протчих орд до ста тысяч войско на против китайцов в их землю идти не намерено, и имеют состоять и к себе ожидать того китайского войска на своих границах в пристойный местах, где тому войску следовать должно»^[3].

Возможно, здесь информатор допускает некоторое преувеличение численности войск, но о действительно происшедшем сражении военных сил среднеазиатцев с цинской армией в это время свидетельствует и тот факт, что до 1764 г. в плену у Ирдана­бия находился цинский солдат Лю Вэй, который был участником карательного похода Чжао Хоя в 1759 г.^[4]

Получив решительной отпор на склонах юго­восточных гор Ферганы, и временно отказавшись от политики прямого вторжения, цинский двор стал придерживаться исключительно посольско­дипломатических подходов для разобщения сплоченности местных народов.

В сентябре 1759 г. в кочевье кыргызов племени адигине прибыл посланник цинского двора Доктана с предложением установить дипломатические связи с Пекином. Он вручает Аджи­бию какой­то «декрет и печать», вероятно, дававшие их обладателю, кроме торговых привилегий в Синьцзяне, «нечто другое» и в политическом отношении. Ободренный таким неожиданным вниманием к себе со стороны соседних правителей, и будучи предводителем только одной родо­племенной группы адигине, кочевья которой выгодно располагались на путях купеческих караванов, и в связи с оживлением торговых взаимоотношений, Аджи­бий, осознавая всевозрастающую значимость, решил подчинить себе и другие кыргызские племена, в частности, находившиеся в Фергане. Об этом свидетельствует письмо

Аджи­бия к цинскому императору, доставленное в конце 1759 г. в Кашгар к Чжао Хою, наместнику Синьцзяна, его послом Сары­Кучуком. В нем утверждалось: «Надо, чтобы я объединил двести тысяч человек киргизов, которые рассеяны от Бухары до востока…»^[5].

По­видимому, жесткие первоначальные усилия Аджи­бия по контролю над движением торговых караванов привели к недовольству не только кокандского правителя Ирдана­бия, как увидим позднее, но и некоторые кыргызские родо­племенные группы, проживавшие недалека от Ошской местности, также извлекавшие свои выгоды от проходящих через их кочевья купцов. Об этом говорится в докладе цинского чиновника, датированном октябрем 1761 г., содержащемся в «Пиндин чжун­ гээр…» (Гл.14. Л.6 б.), где указывается, что: «прежде Хаджи, бий адигине бурутов, оказался в разладе с кокаидским Ирдана­беком из­за ограбления торговцев… Буруты снова блокируют пути, захватили 10 человек, Гэдаймотэ (цинский чиновник в Кашгаре – Д.С.) выяснил, что все эти люди, собирающие дрова, вовсе не создавали конфликта. Однако в прошлом (т.е., в 1760 г. – Д.С.) году Коканд ограбил посевы адигине. Хаджи­бий, воспользовавшись тем, что Коканд и племя Хоцзиянтэ (т.е., жители г. Ходжента – Д.С.) напали друг на друга, ограбили (т.е., в 1761 г. – Д.С.) в отместку.

Кроме того посланник Хаджи­бия, адигине – Элэтаоди, настоятельно просил направить посла с императорским приказом в Коканд. Я выяснил, что адигине, прежде затевая инциденты с Кокандом, надеялись на удачу. Затем, опасаясь силы, приезжали просить обьяснений (вернее, поддержки – Д.С.). Поэтому посчитал нужным выразить осуждение и направить в Коканд…(послов – Д.С.) приказом, каждому соблюдать границы, не допускать инцидентов». Далее разъяснялось, что «двоюродный брат Ирдана­бека Абдурахман установил связь с ходжентским (точнее, уратюбинским, по­видимому, г.Ходжент в это время попал под его юрисдикцию – Д.С.) Фазиль­беком и задумал погубить Ирдану. Дело обнаружилось и он был убит». Ирдана направился в Ходжент для наказания Фаз иль­бека, но внезапно попал в окружение. Только благодаря заступничеству духовных лиц – ахунов «договорились и временно прекратили войну»^[6].

[1] ЦГВИАР. Ф.20. Оп. 1/47. Д.594. 4 4. Л.47,49.

[2] Цит.по СупруненкоГ.П. Материалы…С.55.

[3] ЦГВИАР. Ф.20. Оп. 1/47. Д.594. 4.5. Л.62.

[4] См.: Кузнецов В. Цинская… С.56.

[5] Цит. по: Бернштам А. Источники. ..С.129.

[6] Супруненко Г.П. Материалы… С.75­76.

 

7. Кубат-мырза, батыр, бий, хан и падыша

Возможно, что в ходе раскрытия дворцового заговора оппозиционных сил 1761 г., во главе с Абдурахман­бием у кокандского правителя возникли подозрения в соучастии в них и андижанских кыргызов во главе с известным Кубат­бием из родоплеменной группы кушчу (кутчу). Если же принять во внимание прежние между Ирдана­бием и кушчинским бием взаимоотношения и при сохраняющейся неприязни друг к другу со времени уратюбинских недоразумений 1754., то такой ход событий вполне был допустим. Как известно, по версии автора «Тарих­и Рахим хани» Мухаммеда Вава Карминаги, тогда в пору наступления на Ура­Тюбе, кокандско­бухарское союзническое войско встретило упорное сопротивление ура­тюбинцев во главе с Фазьш­бием, к которым пришли на помощь гиссарцы, ведомые Мухаммед Эмин­бием. Последним удалось расстроить план действий Коканда и Бухары, при этом виновником выставлялся кушчинский бий, якобы написавший письмо к Фазыл­бию с предложением союза в целях совместного наступления, теперь уже четырех биев против бухарского хана. Подложная «депеша» попала «случайно» в руки бухарцев. В результате Рахим­хан, свернув свои войска, срочно поспешил в Бухару, а Кубат, подозреваемый Ирданою в измене, окончательно отложившись от кокандцев, взял своих киргизов и удалился». Оставленный один Ирдана­бий в итоге позорно бежал с поля битвы и потерял много сипаев своего войска.^[1].

Тем временем, по рассказу Мухаммеда Садык Кашгари – автора «Тазкира­ и ходжаган», Кубат­бий или «Ковад мирза, предок которого Галиджа бий», откликнувшись на просьбу о помощи народов Восточного Туркестана в борьбе за освобождение от калмаков (джунгарцев), обрел еще большую славу удачливого военачальника, удостоившись титула «Бахадур­бий»^[2]. Он за заслуги был назначен правителем хакимом (беком) Кашгара, коим управлял с 1755 по 1757 г. Но весной 1757 г. из­за дворцовых интриг и недоразумений «выразил сомнение и во главе своих подданных ушел обратно к бурутам»^[3].

При таких обстоятельствах Ирдана­бию было за что опасаться и в целях устранения Кубат­бия с политической арены Ферганы, пользуясь домогательствами на лидерство среди местных кыргызов Аджи­бия из РПГ адигине по существу сфабриковал дело об ограблении 9­ти купцов, которое якобы совершено «людьми из племени кушчу и мундуз в местности Ош». К такому рассуждению невольно приходишь на основе анализа сведений источников, в частности, доклада наместника Синьцзяна Юнгуя цинскому двору в конце 1762 г., где указывалось, что «кокандский Ирдана бек прислал посланника с письмом, в котором излагаются прошлые и нынешние дела. Например, Кубат, кушчу бурут, прежде был хакимом Кашгара, потом был убит Ирданой. Его младший брат Нарбату (Нарбута) недавно перешел к нам, докладывал уже и просил устроить. Ирдана, если думает, распространяя слухи, поссорит, то намерения обнаруживаются в словах. Еще, например, Ош – это древняя бурутская (т.е., кыргызская) земля. Ирдана ищет предлога считать ее своей» («Да Цин ли чао шилу…» – «Правидные записки о правлении всех государей династии Цин». Токио, 1937. Гл. 676. Л.17)^[4].

В ответном указе цинского двора справедливо подчеркивалась абсурдность утверждения кокандского бия считать своей «границей Кашгарские горы». Одновременно в духе супердержавных позиций, Ирдана­бию указывалось: «прежде в посылаемых тобой грамотах ты всегда именовал себя беком, почему теперь, безрассудствуя, самовольно смог назваться ханом?» (там же). Далее, касаясь «сообщения в письме (Ирданы) о том, что люди из племен кушчу и мундуз в местности Ош ограбили 9 человек, то вещи пяти кашгарцев, уже возвращены. Только четверым кокандцам вещи и лошади еще не возвращены. Просим затребовать у бурутов. Действительно ли так, проверить и доложить». (Там же. Л.24а)^[5].

Как видим, особая озабоченность цинского двора по существу рядовым случаем из жизни соседей, по­видимому, объяснялась, прежде всего, тем, что в ней уже были четко известны виновники грабежа – андижанские (т.е., представители РПГ кушчу) и ош­алайские (РПГ мундуз) кыргызы, и к тому же, вещи именно кокандцев оставались невозвращенными. Обстоятельства эти, как бы предопределяли дальнейшее развитие конфликта, т.е., активизацию действий кокандцев в обозначенных местах и неслучайно вызывали скептицизм у цинов по поводу случившегося.

Поразительно то, что события, связанные с последними днями Кубат­бия, имевшие именно злонамеренную подоплеку, довольно четко сохранились в памяти народа, отразившись в кыргызском фольклоре. Так, в песне еe сестры Ак­Суусар повествуется, что «хан Кубатбек падыша», управлял Андижаном, когда с «их стороны случилось злонамерение» – «Алардан болуп каргаша». Вследствие этого после смерти Кубата, его отец и другие родные удалились в Таласскую долину^[6]. Другой знаток истории из Сузакского района М.Иманбаев слышал, что Кубатбек – сын Калча­бия, умер в возрасте 28 лет «от рук человеческих» – «киши колдуу болуп өлгөн». Похоронили его на Алае в местечке Кичи Дара^[7]. По­видимому, так и было, поскольку мы знаем, что младший брат Кубата – Нарбута прибыл в 1762 г. в Кашгар через Алай, оттуда вернулся весной 1765 г. теперь уже, наверно, в Талас. По данным кыргызских санжыра, в пределах КНР, в местности Кызыл­Ой, до сих пор сохранилась Башня (Мунара) хана Кубатбека^[8]. Профессор А. Хасанов в одном из своих исследований приводит сведения народных песен, где утверждается, что «Кубат­хана» кокандцы повесили в г. Ходженте. Утрата народа была невосполнима и выражалась следующими словами притчи: «Не Кубат­хан убит, а счастье кушчу­мундузского населения погибло» – «Кубат­хан өлбөй кут өлдї, кушчу­мундуз журт өлдї»^[9]. Если же принять во внимание сообщение ранее приведенного китайского источника о том, что в г. Ходженте, где был убит Кубат батыр, казнен и мятежный двоюродный брат кокандского Ирдана­бия – Абдурахман­бий, а также наличие у одного из участников этого заговора ходжентского Фазыл­бия родственных связей с кыргызами, ибо он приходился им зятем^[10], то становится очевидным сопричастность к дворцовым интригам в Коканде и кыргызского Кубат­хана.

Примечательно то, что строки народной песни «кушчу­мундузского населения», перекликающиеся с вышеприведенными документальными сведениями в эпизоде о подозреваемых в грабеже купцов, где встречается такое же словосочетание: «людьми племени кушчу и мундуз», совсем не случайность, а достаточно точное и наглядное отражение реальной роли и значимости Кубат­батыра, в то время для кыргызского населения Ферганы. И, действительно, значительная популярность и влияние «главы кыргызов» в этом регионе не подлежит сомнению, так, по заключению отличного знатока кокандских документальных источников А.Валидова, «Кубат­бий был совершенно самостоятельным правителем и в зависимости от личных выгод по­ своему желанию мог подружиться или разойтись с тем или другим из правителей»^[11]. Другой крупный специалист по истории народов Средней Азии П.Иванов, наверно, не без основания характеризовал его как «одного из выдающихся кыргызских политических деятелей второй половины XVIII в.»^[12]. По­видимому, лидерство Кубат­батыра среди прочих кыргызских родо­племенных правителей Ферганы, достигло такой степени, что его подданные начали именовать титулом «хан».

И это совсем не удивительно, такая тенденция наблюдалась тогда в общественном развитии соседних владений. Так, бухарский правитель Мухаммед Рахим ­ первый представитель новой династии мангытов, ранее носивший титулы аталык или бий, уже с 1756 г. называл себя ханом^[13]. Не прочь был принять такой же титул и Ирдана­бий, об этом наглядно свидетельствует вышеприведенный отрывок из китайского источника, где цинский двор по­своему отреагировал на новый титул, прежнего кокандского «бека». Примечательно, что его внук Алим в начале XIX в. отливал монеты с титулом «бек»^[14].

Об этом свидетельствуют и следующие обстоятельства, так, после ликвидации популярного кушчу­мундузского хана Кубата­батыра, а еще раньше и своего двоюродного брата Абдурахман­бия – хакима Маргелана, Ирдана, по­видимому, счел себя единоличным властелином Ферганы и самовольно принял титул хана. И под вполне благовидным предлогом – возврата имущества ограбленных купцов от кыргызов, по существу в условиях военной эскалации сосредоточил в своих руках неограниченную власть, организовал известный военный поход кокандцев на г. Ош и его окрестности.

В условиях предельного обострения взаимоотношений с кокандцами, приняв на себя роль лидера ферганских кыргызов, Аджи ­ бий послал к главе северокыргызских племенных групп Маматкул­бию (из РПГ сарыбагыш), который был в то время «выборным кыргызским ханом»^[15], своего соплеменника Арзымата с просьбой о помощи против Ирдана­бия. Хотя, верховная власть Маматкула среди кыргызов являлась лишь формальной и здесь ее, по­видимому, признавали чисто символически. И тем не менее, он, откликнувшись, начал готовить крупномасштабное военное наступление на Фергану, призвав под свои, знамена биев Черикчи (из РПГ – бугу) и Темиржан (саяк)^[16]. Но в последний момент поход отложили, призвав южан «жить в мире с соседями»^[17]. Возможно, этот благоразумный призыв к примирению, идущий в унисон антицинской кампании среднеазиатских народов в 1762 гг., подействовал положительно на кокандского правителя, у которого к тому же в тылу начались новые проблемы с ходжентским Фазыл­бием из­за Ташкента, да и представители Цинской империи в данном случае проявляли явные симпатии к кыргызам. Все это заставило Ирдана­бия пойти на соглашение с кыргызскими феодалами и в 1763  г. мирно вернуть им г. Ош и другие местности.

И хотя антицинская коалиция мусульманских народов окончательно не сложилась, где особые надежды, возлагавшиеся на афганского Ахмет­шаха, не оправдались из­за его войны с Индией, тем не менее эти усилия оказались не напрасными и стали «сдерживающим моментом для маньчжурских завоевателей» в сторону северо­запада^[18].

Достигнутый компромисс длился недолго. Весной следующего, 1764 г., Аджи­бий, воспользовавшись очередным походом Ирдана­бия на Ходжент и, вероятно, не без подстрекательства синьцзянских чиновников, выступает со своим ополчением из окрестностей Оша в сторону Коканда. И тем не менее попадает в плен к кокандскому правителю, успевшему заключить перемирие с ходжентским Фазыл­бием. Демарши Аджи­бия, по­видимому, оказались не совсем популярны, ибо тогда в Фергане «из уст в уста передавалась весть о предстоящем вторжении войск богдыхана (т.е., пинского императора – Д.С.)»^[19]. В такой обстановке выступление Аджи­бия против Ирдана­бия, видимо, вполне объективно было расценено местным кыргызским населением как пренебрежение общим интересом безопасности народов Ферганы перед лицом иноземного вторжения. Об этом наглядно свидетельствуют строки доклада синьцзянского чиновника Нашитун к своему начальству в мае 1764 г., который содержится в китайском сочинении «Да цин ли чао шилу» (Гл. 710. Л. 15. 06.16). В нем указывается, что кокандский Ирдана­бий прислал письмо, где говорится: «поскольку Хаджи­бий с ошскими людьми не в мирных отношениях, то ради примирения я (т.е., Ирдана, – пояснения переводчика – Г.С.) отправился к ошским бурутам. К тому же у них нет старейшины (так он, конечно, по крайней мере пытался представить здесь положение после смерти Кубат­хана – Д.С.) и, опасаясь, что они разбредутся, временно отправил 50 семей к ним на жительство. Даже одного пула (денежная единица – Д.С.) не осмелился лично взять». Далее автор доклада в подкреплении истинности содержания письма констатировал, что «в рапорте Хаджи­бия сказано примерно так же. К тому же, – продолжал он, – сообщаем, что Ирдана оставил (кыргызам) возделанные рисовые поля, а ранее посланные 50 семей так же уже вернулись обратно. Я покорно полагаю, что Ирдана заключил союз с (афганским) Ахмед­шахом, но обстоятельства в принципе невозможно угадать. Ныне, согласно сведениям Ак­бека (синьцзянского посланника в Коканд ­ Д.С.), Ахмет­шах осажден («кызылбашским» – т.е., персидским – Д.С.) Даинь­шахом…»^[20].

Как видим из приведенного, ранее высказанное нами поспешное и не совсем верное определение по поводу завершения «Ошского инцидента» в 1762–1764 гг. «подчинением ферганских кыргызов Ирдана бию»^[21], также и моих предшественников, характеризующее эти взаимоотношения еще жестче как «завоевание» южнокыргызских племен Кокандом^[22] требуют серьезной корректировки. Скорее всего правильнее будет говорить о равноправных и союзнических отношениях между ними, что прослеживается и подтверждается всем ходом дальнейших политических событий в регионе. Они, главным образом, основывались на экономической заинтересованности и взаимозависимости в описываемое время между кыргызским населением, занятым преимущественно скотоводческо­кочевническим типом хозяйства, и узбекским, характеризующимся земледельческо­оседлым типом, проживающими в одном территориально­ландшафтном географическом регионе: Ферганской долине.

По справедливому замечанию Ч. Валиханова, «страх от китайцев был так силен, что среднеазиатские владельцы забыли на время междоусобные раздоры и составили союз…»^[23].

[1] См.: Валидов А. Некоторые … С. 101­109.

[2] См.: Салахетдииова М. Сочинение… С. 113.

[3] Супруненко Г.П. Материалы… С.20.

[4] Цит.по: Супруненко Г П Китайские… С. 119.

[5] Там же. С. 120­121

[6] См.: Оморов А. Ажибек датка. ­ Бишкек, 1996. ­ С.23.

[7] См.: Чоробаев А. Фольклордук материалдар // РФ НАН КР. Инв. №105. Л.162­б.

[8] Тєрєкан уулу Э. Сол канат кыргыз. Кн.3. – Бишкек, 1995. – С.6; Їсєйїн ажы. Кыргыз улутунун келип чыгышы // Кыргыз санжырасы. ­ Бишкек, 1994. ­ С.129,132.

[9] Хасанов А.X. Экономические и политические связи Киргизии с Россией. ­ Фрунзе, 1960. ­ С.43.

[10] МНУТ С.32­33; Мухтаров А. Очерк Ура­Тюбинского владения в XIX в. ­ Душанбе. 1964. ­ С. 17­18; МИКК. С.230­231.

[11] Валидов А. Некоторые… С.117.

[12] Иванов П. Очерки по истории Средней Азии. XVI ­ серед. XIX вв. ­ М., 1958 ­ С. 109.

[13] Бартольд В. История культурной жизни Туркестана. ­ Л., 1927. ­ С.106­107; Мухтаров А. К истории народного движения в Бухарском ханстве в перв.четв.Х1Х в // Изв.ООН АН Тадж.ССР. ­ 1963. ­ № 1. ­ С.43.

[14] Валиханов Ч. Записки о Кокандском ханстве // Собр.соч. ­ Т.З. ­ С.321.

[15] Бернштам А. Источники… С. 128.

[16] См.: СупруненкоГ.П. Китайская… С.205, 210.

[17] Кузнецове. Цинская…С.47.

[18] См.: Гуревич Б. Международные… С.198.

[19] Кузнецов В. Цинская… С.55.

[20] Цит.по: Супруненко Г.П. Китайские…С. 125­126.

[21] СатралиевД. Взаимоотношения кыргызского…С.104.

[22] Плоских В.Н. Кыргызы и Кокандское…С.91; История кыргызов и Кыргызстана / Учебник для вузов. ­ Бишкек, 1995. ­ С. 104–105.

[23] Валиханов Ч. О состоянии Алтышара… С.137.

 

8. Союз равных: Каработо-бий, Ирдана-бий

После этого взаимоотношения кыргызских биев Ферганы с Кокандским Ирдана­бием характеризуются как равноправные и союзнические, о чем свидетельствуют последующие политические события, отразившиеся в русских архивных источниках. Так, в информации, данном казахами в г. Омске 6 июля 1765 г. указывается, что весной этого года владетель г. Туркестана, некто Адильбек (вероятн о, из Старшего жуза казахов) и кокандский правитель Ирдана­бий вели борьбу на подступах к г. Ташкент, в ходе которой «Ирдана, сообшась с дикими (т.е., обитающими в труднодоступных малоосвоенных каменистых массивах, а потому и ни от кого независимых – Д.С.) киргизцами, желая ташкенцев под свое владение приклонить, к их городу приближался, а, Адильбек (правитель Туркестана из Старшего жуза казахов – Д.С.), присовокупя к себе ближних там кочующих Средней орды киргиз­кайсак в помощь, тех ташкенцев желает иметь в своем подданстве и так … у них продолжается по нынешнее время уже три месяца»^[1]. Это противостояние закончилось многосторонним перемирием, что позволило местным правителям: Адильбеку – г.Туркестан, Молло Самси – г.Ташкент, Ирдана­бию – г.Коканд, Фазиль­бию – г.Ходжент и кыргызскому Каработо­бию (из РПГ кытай), кочевавшему в Наткало­Таласском регионе вблизи г.Ташкента, отразить здесь в 1765–1767 гг. не совсем популярные, даже среди самих же казахов, и по существу грабительские намерения одного из султанов казахского Среднего жуза Аблая в 1766–1767 гг.^[2]

В этой связи обращает на себя внимание противоречивая информация китайского источника «Да Цин Гаоцзун Чуньхуанди шилу» – «Хроника правления Гаоцзуна Чунхуанди Великой Цин» (Токио, 1937–1938 гг.), где в главе 793 на ее листах 20 об – 22 помещено содержание грамоты цинского императора Цзяньлуна, адресованное казахскому султану Аблаю в октябре 1767 г. В ней говорилось о военных столкновениях 1766–1767 гг. кокандского Ирдана­бия и казахского Аблай­султана, в ходе которого «Ирдана потерпел поражение и засел в крепости Пишпек и не выходит оттуда», почему казахский султан якобы просил от цинского императора «в помощь 20 тыс. солдат, а также пушки». Цинский император, отказывая Аблай­султану в помощи войсками, рекомендовал «жить мирно» со своими соседями^[3].

Русские документальные источники, на наш взгляд, удачно поясняют эти запутанные события. По их данным,они происходят не в Чуйской долине, а в районе северо­восточной части Ферганы в окрестностях г.Ташкента. Итак, в «объявлении» Размомбет Дархана, данном им русским чиновникам 2 октября 1766 г., говорится, что в ходе первоначальных военных столкновений между кокандским Ирдана­бием и казахским Аблай­султаном из­за несправедливых поступков последнего многие его воины «разъехались по своим улусам (т.е., кочевьям – Д.С.) и оставили ево, почти безлюдно». Тем не менее казахский султан продолжил свое наступление, «токмо помянутый Ирданабек усилясь сделал с ним отпорное сражение и из ево войска немало побил, да сверх того двести человек взял в полон, причем и сам он, Аблай солтан, ис турки в бок и спину был бы убит, но токмо за одеждою колчюжною и стежника получил чувствительную контузию и затем, видя свое изнеможение, оттоле отступил и остановился близ Туркестана и урочища и камня, именуемого Каратау»^[4].

Учитывая недавние напряженные отношения Ирдана­бия с кыргызами из­за ошского инцидента 1761– 1764  гг., вряд ли можно предположить его опрометчивые действия на столь далеком от Коканда (более 700 км ) расстоянии и за труднопроходимыми горными хребтами в Чуйской долине, где размещалась впоследствии крепость Пишпек (вернее, Бишкек)^[5]. Из сказанного следует, что здесь, видимо, допущена неверная локализация крепости «Пишпек», где якобы скрывался Ирдана­бий, либо китайскими авторами хроники, или же казахскими переводчиками не точно расшифровано название другой крепости «Пискент», расположенной в Ташкентской области ближе к Фергане. Кстати, русский посланник Ф.Назаров, возвращаясь из Коканда в 1814 г., проезжал «город Пишкент, лежащий к Ташкении через гору Кындыртау»^[6].

И это вполне допустимо, поскольку названия крепостей на самом деле близки по корневому звучанию: «Пиш» и «Пис», а с другой стороны – Пишпек, являясь позднее более крупным административным центром в Семиречье, конечно же, быстрее становился известным, чем его собрат на периферии. К тому же в исторической литературе уже отмечался прецедент такой путаницы, именно двух этих крепостей, со стороны английского автора Роберта Ща, побывавшего в Кашгаре в 1868 г. и много лет служившего британским наместником в индийском городе Лахоре^[7].

Поэтому в использовании сведений из китайского источника, в частности, вышеназванной грамоты, посланной Аблай­султану цинским императором в октябре 1767 г., нам следует быть предельно внимательными, и избегать скоропалительных заключений, что наблюдалось в недавнем прошлом в периодической печати^[8].

Скорее всего, после этого г.Туркестан, как и г.Ташкент, временно попал под власть Коканда и кыргызских феодалов. На это указывал И.П.Фальк – участник второй российской академической экспедиции в сторону Средней Азии в 1768–1774 гг.: «В 1766 году должен он (г.Туркестан – Д.С.) платить дань бурятям (т.е., бурутам – примечание Н.Аристова)»^[9]. Отмечая это обстоятельство, – перемирие между кыргызскими и казахскими феодалами Старшего жуза, длившееся лишь до 1775 г. (или 1779 г.), другой участник экспедиции И.Г.Георги утверждал: «Большая орда дружна с бурутами да и почитается за один с ним народ и притом еще коренной»^[10].

Стабилизация союзнических отношений между кыргызскими правителями и Ирдана­бием дала возможность в 1765 г. возвратиться в родные кочевья в Фергану Нарбута­бию из РПГ кушчу. Цинский двор тщетно требовал от Ирданы возвращения Нарбуты в Синьцзян^[11].

[1] ГАООР. Ф.366. Оп.1. Д.60. Л.125.

[2] См.: СапаралиевД. Взаимоотношения… С. 104–105.

[3] Цинская империя и Казахские ханства / Вторая половина XVIII ­ перв.треть XIX в. ­ Алма­Ата, 1989. ­ 4.2. ­ С.74­75.

[4] АВПР. Ф. Киргиз­кайсацкие дела, 1762­1775. Оп. 122/2. Д. 14. Л.264.

[5] Подробно о происхождении названия Бишкек см: Сапаралиев Д. Бишкек – гора, приносящая счастье // Эркин Too. ­ 1998. ­ 7 окт. ­ С. 10.

[6] Назаров Ф. Записки о некоторых народах и землях Средней Азии.  М , 1968 ­ С 55.

[7] См.: Исиев Д. Уйгурское государство Иэтти шаар. ­ М., 1981 ­С.53.

[8] Плоских В., Мокрынин В. Сколько лет Пишпеку? История, новые факты // Вечерний Фрунзе. – 1990. – 15 окт.

[9] Аристов Н. Западный Тянь­Шань. Усуни и кыргызы или кара кыргызы. 4.2. ­ СПб., 1893. Рукоп. // Архив ГО России. ­ Разряд 65. Инв. №11– С.436.

[10] Георги И. Г. Описание всех обитающих народов. 4.2. Народы татарского племени. ­ СПб., 1776.­С.116.

[11] См.: Кузнецов В С. Цинская империя. . .С.57.

 

9. Нарбута-бий, Сарымсак-ходжо и кыргызы

На первых порах по­прежнему поддерживались союзнические отношения кыргызских биев с преемником Ирданы – Нарбута­бием, вступившим на кокандский престол в 1770 г. Они были обусловлены тем, что Нарбуте первые два десятилетия пришлось вести напряженную борьбу с отпрысками своего предка Шахруха. Проявлением лояльного отношения Нарбута­бия к кыргызским феодалам стали события, происшедшие здесь после 1783 г., отчасти связанные с антицинскими освободительными устремлениями Сарымсак­ходжи – потомка белогорцев.

Башкир Г.Арахмангулов 1 мая 1786 г. в своем рапорте русской администрации Западной Сибири сообщал, что «начальник Абайлы бек родом закаменных киргизцов в подданстве у себя имел тысячу кибиток…, а жительством находился между Кашгарией и городом Ак­Су…, а назат де третий год (1783–1784 гг. – Д.С.) с теми своими подданными бежал в город Кукан к начальнику во оном Нарбута беку… В прошлом (1785 г. – Д.С.) году китайской Булды­хан посылал посла… к Нарбута беку с тем, штоб он отложившегося начальника Абайлы бека и с людми выдал. На это ответствовал де Нарбута бек, што отложившееся…люди разбежались по горам, а когда де сила достигает самово Булды­хана, пусть за ним приезжает и сам сыскивает…»^[1]. Примеру Абайлы­бека в 1784 г. последовал некто Борке^[2]. По сведениям И.Андреева, в 1785 г. из Синьцзяна к пределам северокыргызских территорий переселяется со своими подданными старшина Сеит­батыр из РПГ саруу. Но вскоре, не чувствуя себя здесь в безопасности, он «ушел к кураминцам (т.е., ходжентскому) Худияр беку Фазильбекову под протекцию куканского бека Нарбуты»^[3].

Такие частые и свободные перемещения кыргызских феодалов, наблюдавшиеся в те времена, исследователи объясняют тем, «что у кочевого населения приграничной полосы Средней Азии, Казахтана и Синьцзяна, благодаря общности быта, религии и языка, зачастую отсутствовало представление о государственных территориальных границах^[4]. Но, несомненно и то, что они имели и политические мотивы. Попытки же цинского двора установить «контроль» за традиционными перемещениями кыргызского кочевого населения вызывали возмущение последних, а иногда приводили и к осложнению их отношений с соседним Кокандским владением. Усиление эмиграции из Синьцзяна было признаком политического кризиса цинской администрации. Этим решил воспользоваться Нарбута­бий, который стремился если не подчинить, то хотя бы распространить свое влияние на Восточный Туркестан. По рассказу того же Г.Арахмангулова, Нарбута­бий, выпроводив цинского посла ни с чем,«дал знать Кун­ходжину (Бурхан ад­Дин ­ Д.С.) сыну Сарымсак ходжену»^[5], который, по­видимому, находился в пределах Бухарского эмирата^[6], что, если он «желает кровь отца своего отмстить и города по­прежнему взять, то б приезжал». Получив информацию о положении цинов в Синьцзяне и приглашение Нарбута­бия, Сарымсак «прибыл в его город Кукан в прошлом 1785 году в осенях с войском…»^[7].

Известие это дошло до цинского двора и вызвало переполох не только среди синьцзянских чиновников, но и в Пекине^[8]. Начались репрессии синьцзянских властей в поисках связей Сарымсака, что привело к недовольству местного населения. Первыми жертвами цинов стали кыргызы племени кипчак. По сведениям И.Андреева, в эти годы из пределов Синьцзяна бежал Янчи­бий, сын небезызвестного Хаким­бия, бывшего хакимбека г. Таш­Мелека. «Янчи­бий старшина диких киргисцов, коего отец и братья были пойманы китайцами и убиты, а он Янчи­бий бежал в Галчу (т.е., местность Гульче на Алае – Д.С.) по чему явственно, что он Янчи­бий в согласии против китайцев со стороны Сарымсаковой»^[9]. Для поимки Янчи­бия, а также перекрытия путей предполагаемого движения Сарымсака, на стороне которого выступил «начальник Кураминского народа Худияр бек Фазылбеков с подвластными своими, согласясь с куканским беком же Нарбутою…»^[10], в 1785 г. на границу «между Кашгариею и Куканом» было снаряжено «конницы пятьсот человек, ­ продолжал Г.Арахмангулов, ­ кои все без остатков войском Сарымсак ходжею побито и потом послано на то же место тысяча китайского войска…, а дошли или нет о том де не известно». А на границе с Кыргызстаном шла усиленная мобилизация цинских войск, готовых выступить «яко против диких киргисцов»^[11]. В результате таких «предупредительных» мер синьцзянских властей ожидавшееся антицинское восстание населения Кашгарии не состоялось. Сарымсак и его союзники после первых же столкновений с цинскими войсками были вынуждены отступить.

Пользуясь временным затишьем в 1788 г., цинские власти Синьцзяна, щедро наградив Нарбута­бия, через своих послов безуспешно пытались убедить кокандского правителя схватить и выдать Сарымсака^[12]. По сведениям полковника Бентама, относящимся к 1789 г., «…китайцы намереваются и берут надлежащие меры, чтобы присоединить земли, занимаемые дикими кыргызами к своему владению, а равно и Ташкению и Коканию»^[13]. В целях выяснения «положения мест и обстоятельства» Бентам предлагал своему начальству «снарядить нарочного комиссионера» с тем, чтобы обнадежить «сии народы благорасположением и покровительством России», а также рекомендовал удобные места в Сибири для торговли с «ташкенцами и коканцами»^[14].

Опасность пинского вторжения прежде всего ощущалась в северо­ восточных частях Кыргызстана и отражалась на поведении его правителей. Так, в 1789 г. Атаке­батыр из РПГ сарыбагыш искал поддержку у казахов Среднего жуза – подданных России. Примерно в эти же годы в Коканд было направлено кыргызское посольство во главе с сыном Есенгула – Кубатом и неким Асаном из РПГ сарыбагыш, привезших в дар Нарбута­бию 18 лучших скаковых лошадей^[15] .

[1] ГАООР. Ф.1. Оп.2. Д.25. Л.252.

[2] См.: Кузнецов В С. Цинская империя…С.58.

[3] Андреев И. Описание Средней орды… Ч.СХ11. С.29.

[4] Мамедова Э. Из истории взаимоотношений народов Средней Азии и Западного Китая // Научные работы и сообщения ООН АН Уз ССР.

­ Ташкент: АН УзССР, 1960. – С.115.

[5] ГАООР. Ф.1. Оп.2. Д.25. Л.252.

[6] См.: Вапиханов Ч. О состоянии Алтышара… С.141; Кузнецов В.С. Цинская империя… С.58.

[7] ГАООР. Ф.1. Оп.2. Д.25. Л.253.

[8] Кузнецов В.С. Цинская империя… С 58.

[9] Андреев И. Описание Средней орды… Ч.СХ11. С.35.

[10] Там же. ­С.ЗЗ.

[11] ГАООР. Ф.1. Оп.2. Д.25. Л.253.

[12] См.: Кузнецов В С. Цинская империя…С.58.

[13] ЦГАДАР. ФЛО.Оп.З. Д.585. Л.11.

[14] ЦГАДАР. Ф.Ю.Оп.З. Д.585. Л. 11­12.

[15] См.: Плоских В.М. Киргизы и Кокандское ханство. .. С.93.

 

10. Уроки малодушия

Новые посулы Пекина за поимку Сарымсака или по крайней мере за недопущение его в пределы Цинской империи^[1], а также убеждение в несостоятельности плана овладения Восточным Туркестаном при помощи военной силы, когда Сарымсак не получил решительной поддержки на родине, вынудили кокандского правителя изменить свою тактику в политике с Синьцзяном. Нарбута­бий начал склоняться к сотрудничеству с цинским двором. Об этом свидетельствует, в частности, арест в 1791 г. Нарбута­бием Сарымсака, которому, однако, удалось бежать сначала к каратегинским кыргызам, а затем в Бухару. Это можно заключить из того факта, что Нарбута­бий в 1791 г. был намерен отправить своих послов в Пекин через Или^[2], а не Кашгар, что объясняется лишь неприязненными отношениями его с южнокыргызскими племенами (т.е., ош­алайскими и каратегинскими), под контролем которых были Кашгарские горы. Прохождение через Или кокандских послов, которые были приняты в Пекине в 1793 г.^[3], указывает на то, что отношения северокыргызских племен с Нарбута­бием в это время были еще союзническими. Между тем послы Нарбута­бия в Пекине вели переговоры о невмешательстве в дела друг друга и особенно о препятствии Коканду со стороны Цинов в завоевании «закордонных» кыргызов^[4].

Коварство Нарбута­бия стало очевидным после возвращения кокандских послов из Пекина. Это отчасти побудило его подданных и союзников искать поддержку у России. В 1794 г. правитель Ташкента Юнус­ходжо, находившийся в зависимости от Коканда, при пособничестве казахов Старшего жуза^[5] отправил своих послов в Россию, с которой начал переписку еще с 1792 г.^[6] Примечательно, что в одной из статей договора между Россией и Ташкентом было обещание военной помощи в случае нападения Цинов^[7]. Между тем Бухарское ханство порывает отношения с Нарбута­бием. Эмир бухарский отказал в пропуске прибывшим в Бухару в начале 1795 г. русским послам Т.С.Бурнашеву и А.С. Безносикову, направлявшимся в Ташкент^[8]. В Бухаре стали притеснять кокандских купцов^[9].

Указывая на столь разительную перемену политики Нарбута­бия в январе 1796 г., И.Андреев отмечал: «Китайцы ищут его ласки единственными только подарками, от чего он более гордясь, принимает себе силу и никого не боится». Одну из причин такого поведения кокандского правителя он видел в том, что «усилившись весьма своими подданными особливо калмыками волжскими может весьма иметь вскоре вооруженные силы». Надо полагать, что под «калмыками волжскими» здесь подразумевались отчасти бывшие андижанские и аксыйские, т.е., джалалабадские киргизы, которые, как нам известно, будучи переселенными ойратами в первой четверти XVIII в. в Джунгарию, а затем, перейдя в 1757 г. пределы России, приняли Российское подданство, где они были поселены среди волжских калмыков (торгоутов) в районе Волги и Яика. И, вероятно, в 1771 г., когда торгоуты бежали из России, то часть этих кыргызов, увлеченная беженцами, возвратилась в то время, а может и позднее, в период национально­освободительного движения казахов под руководством Срыма Датова в Младшем жузе (1783–1797 гг.) в Фергану.

Из приведенных материалов следует, что Нарбута­бий, имея поддержку среди кыргызского и особенно оседлого населения Ферганы, и, сохраняя относительные союзнические отношения с северокыргызскими племенами, находился «в совершенной силе и возможности пуститься везде, где бы только нужда потребована». Утверждение И. Андреева в 1796 г. о том, что Нарбута­бий «диких киргисцев у себя в протекции… не имеет»^[10] говорит о независимости кыргызского кочевого населения Ферганы от Коканда.

Характер кыргызско­кокандских отношений резко изменился в конце XVIII в. Одной из причин этого послужило появление на землях кыргызов Сарымсак­ходжи, который предпринял новую попытку освободить восточнотуркестанцев от цинского засилия. Так, по сведениям синьцзянских чиновников, в конце 1796 – начале 1797 г. Сарымсак объявился в Каратегине и при помощи кыргызов намеревался войти в Кашгар, в связи с чем здесь и была усилена пограничная служба. И когда якобы Нарбута­бий «воспрепятствовал Сарымсаку проникнуть в Кашгар», то последний, по мнению кокандского правителя, бежал в Шахрисябз^[11].

На самом же деле, как видно из объяснения ташкентских купцов от 17 декабря 1796 г. (во многом согласующегося со сведениями синьцзянских чиновников), Сарымсак перебрался к северокыргызским племенам и расположился в районе Иссык­Куля, стремясь привлечь на свою сторону местных кыргызов и соседних казахов. Он прислал человека к казахскому правителю Адил­султану с просьбой «не согласится ли с протчими киргизскими султанами вспомоществовать его предприятиям вооруженною рукою против» Цинского государства. Если же согласия не будет, то Сарымсак просил казахских правителей, «не подавая и малейшего пособия китайцам, жили бы с киргисцами в согласии»^[12]. В связи с этим казахские феодалы собрались на совет к Адил­султану, но что было решено неизвестно.

Поясняя начало предприятий этого потомка белогорцев, купцы приводили интересные фактические сведения. Например, по их словам, «Сарымсак ходжа выдает себя за пророка», почему и нашел поддержку населения Бухарского эмирата «во множественном числе». «Шел же он (Сарымсак ­ Д.С.) с сими людьми бухарского владения из города Ан­гу (Алай­Ку – ? – Д.С.) между владениями куканцев и ташкенцев, дикими киргисцами к городу Кулече (Кульджа в долине р.Или – Д.С.), который назначен первым предметом и открытию предпринятого им намерения, но наступившая зима не допустила к начатию им желаемого и он расположился с людьми при выше упомянутом урочище Иссекуль до наступления весны…»^[13]. Как видим, купцы не знали истинной причины появления белогорца на Иссык­Куле. Вероятно, Сарымсак, убедившись в укрепленности Кашгарской границы, а также из­за оказанного противодействия кокандским Нарбута­бием (что вполне было допустимо в силу заключенного в 1793 г. им договора с цинским двором), намеревался появиться в Восточном Туркестане там, где его совсем не ждали, т.е. с северо­востока.

Северокыргызские племена, как ош­алайские и каратегинские кыргызы, были готовы, оказать военную поддержку Сарымсаку, но некоторую озабоченность первых вызвало непостоянство казахских феодалов. Тем не менее, по утверждению информаторов, «киргисцы, прилежащие к тем местам, делают (людям Сарымсака – Д.С.) для пищи пособие разными животными»^[14].

Поход Сарымсака на Синьцзян не состоялся. Этому помешал ряд обстоятельств, в том числе, надо полагать, наступление кокандских войск на земли северокыргызских племен. Нахождение Сарымсака на Иссык­Куле Нарбута­бий решил использовать как повод для подчинения северокыргызских племен. К 1797 или 1798 гг. относятся сведения ферганского хрониста Мирза Каландара о том, что в период правления Нарбута­бия «главнокомандующим на арене битвы и предводителем витязей был Хан­Ходжа», который, выступая против кыргызов Кеть­ мень­Тюбинской долины, «победы над ними одержать не смог»^[15]. Это предположение подтверждается тем, что наиболее удобный путь из Ферганы на Иссык­Куль, видимо, в то время проходил через Кетмень­ Тюбинскую долину.

Осуществление Нарбута­бием нападения на Кетмень­Тюбе с намерением направиться далее в сторону Иссык­Куля, означал о пренебрежении им кыргызско­узбекскими союзническими отношениями, наглядно обнажал связи кокандского правителя с цинским двором, направленные против освободительного движения угнетенного уйгурского народа, что вызвало недовольство не только среди правителей «одноверцев» из соседних владений, но и в самом Коканде. Не исключено, что бегство на Чаткал – Талас к кыргызам, родителям матери Хаджи­бия, – брата кокандского правителя, управляющего Наманганским вилайетом, после неудачного выступления против Нарбута­бия^[16] как раз и было проявлением кризиса внешней политики Коканда. При таком обороте событий Нарбута­бий дишился активной поддержки и оседлого кыргызского населения Ферганы, составлявшего значительную часть его войска.

В 1797–1798 гг. сложился союз ташкентского Юнус­ ходжи и казахских феодалов Старшего жуза, пытавшихся освободиться от влияния Коканда^[17]. Не исключено, что в этом, по существу антикокандском союзе, были и кыргызские феодалы, кочевья которых ограничивали Ташкент с северо­востока и, по ошибочному утверждению Д.Телятникова, «принадлежавшие» Цинской империи^[18]. На самом же деле последнее не соответствовало действительности. Хотя, следует заметить, что прибывшие в середине 1800 г. в Ташкент русские послы Т.С. Бурнашев и М.Поспелов в своих отчетах передают это обстоятельство как подчинение казахских феодалов Юнус­ходже^[19]. Видимо, дипломатам не удалось достаточно критически отнестись к предвзятой информации ташкентского правителя и местных феодалов, стремившихся по вполне понятной причине представить Ташкент как достойного партнера для сотрудничества с могущественной Россией. В свое время П.П.Иванов, указывая на неясность метода распространения власти Юнус­ходжи на казахские степи, отмечал эту противоречивость сведений русских послов^[20]. Анализ материалов посольства, а также сведений побывавшего в 1796 г. в Ташкенте Д.Телятникова указывает на то, что Юнус­ходжа действительно не владел реальной силой для утверждения, по словам русского посла, о «дальнейших же успехах оружия ханского»^[21]. Вероятно, временный союз против недальновидной политики Нарбута­бия и стремление к освобождению из­под влияния Коканда сблизили Юнус­ходжи с казахскими и кыргызскими феодалами. При этом, как видно из записей М.Поспелова, живущие поблизости Ташкента в горах Ала­Тау тянь­шаньские («черные») кыргызы в 1800 г. чувствовали себя вполне независимо^[22].

Видимо, союзники предприняли какие­либо действия против Коканда, так как в 1799 г. Хан­Ходжа направился с войсками в Ташкент, где на стороне последних выступили казахские отряды^[23]. В результате Хан­Ходжа потерпел поражение, попал в плен и был убит. Надо полагать, антикокандский союз вскоре распался (после смерти Нарбута­бия в 1799 г.^[24]), что проявилось во время неудачной попытки Юнус­ходжи в 1800 г. овладеть Ходжентом^[25] после кончины его правителя Худияр­бека. Планам Юнус­ходжи, видимо, воспрепятствовал бухарский эмир Маасум (Ша­Мурат­бий), который стремился в свою очередь воспользоваться критическим положением не только Ходжента, но и всей Ферганы, выступив со своим войском с запада. И. Андреев в ноябре 1800 г. сообщал, что бухарский эмир Шамрат «завоевал под свое иго равно и область Таркестана, где Юнус­ходжо убит, а равно и куканский бек Нарбута умер, а сын его Аккоян (видимо, прозвище – Д.С.) от Шамрата в Кукане в блокаде…»^[26]. Так, в результате недальновидной политики Нарбута­бия, приведшей к столкновению Коканда с традиционными союзниками – кыргызскими феодалами, Фергана едва не стала объектом завоевания соседними правителями, прежде всего, бухарским эмиром.

[1] См.: Валиханов Ч.Ч. О состоянии Алтышара .. С. 141; Гуревич Б.П., Плоских В.М. Кокандско­китайские отношения и кризис национально­колониальной политики Цинской империи в Синьцзяне // Изв. АН Кирг.ССР 1980. ­ №5. ­ С.62­63.

[2] См.: Кузнецов В.С. Цинская империя…С.59.

[3] См.: Там же.

[4] Сушанло М., Мадеюев Н Политика Цинской империи по отношению к киргизам с конца XVIII в. до 20­х годов XIX в. //Науч.конф: Общество и государство в Китае./ Тез. докл. ВыпЛ.­М., 1971.­С.165.

[5] См.: Аристов Н А. Западный Тянь­Шань…C.4S0.

[6] См.: Масанов Э. Очерк истории этнографического изучения казахского народа в СССР. ­ Алма­Ата, 1965. ­ С.84

[7] Соколов Ю.А. Установление кокандского владычества в Ташкенте // Материалы по истории Средней Азии: Науч.труды Таш ГУ. Вып. 281. ­ Ташкент, 1966. ­ С.26.

[8] См.: Путешествие от Сибирской линии до Бухары в 1794 и обратно 1795 // Сибирский вестник. Ч.4.­СП6., 1818. ­ С.55.

[9] Потанин Г.Н. Домовая летопись Андреева… С.145.

[10] Потанин Г.Н. Домовая летопись Андреева…С. 145.

[11] См.: Кузнецов В С. Цинская империя. С.95.

[12] ГАООР. Ф.1. ОП.1.Д.247. Л.438.

[13] Там же.

[14] ГАООР. Ф.1. Оп.1. Д.274. Л.438.

[15] МИКК. Вып.1. С.227.

[16] См.: Наливкин В. Краткая история…С.72­73; Бейсембиев Т.К. «Тарих­и Шахрухи» как исторический источник. ­ Алма­Ата: Наука, 1987. – С.94.

[17] См.: ЦГИАР Ф.468,Оп. 18.Д.468 Л.31.

[18] ЦГВИАР. Ф.ВУА. № 24668.Л. 136.

[19] ЦГВИАР Ф.ВУА..№. 18541.Л.89.; ЦГИАР. Ф.486. бп.18. Д.486. Л.4.

[20] Иванов П.П. Казахи и Кокандское ханство // Зап.ИВАН СССР. ­ 1939. ­ Т.ХП. ­ С. 100.

[21] ЦГВИАР. Ф.ВУА № 24668 Л. 136.

[22] ЦГИАР. Ф.468. Оп.18.Д.468.Л.32об.; Плоских В.М Киргизы и Кокандское ханство. С.99.

[23] ЦГВИАР. Ф.ВУА. №.18541. Л.90­90об.; Иванов П.П. Казахи и Кокандское ханство. С. 104.

[24] Кузнецов В.С. Цинская иперия… С.60.

[25] Иванов П.П. Казахи и Кокандское ханство.С.107.

[26] Потанин Г.Н. Домовая летопись Андреева // Чтения в обществе истории и древностей при Московском ун­те. 1870. K_h. IV. – M., 1871. – С. 171–173.

 

11. Свидетельствуют источники

То, что ош­алайские кыргызы, располагаясь в описываемое время в относительно обособленном регионе Ферганской долины, и будучи в некоторой степени оторваны от основной массы кыргызского населения северо­востока Кыргызстана, оставались самостоятельны и независимы от соседних государств, свидетельствуют фрагменты китайского сочинения «Стой Чжи» – «Описание западных земель», составленного в 1770­е гг., в частности, в разделе «Пояснение к географической карте всех отдаленных внешних варваров» (С. 158 и 161) указывается: «От Коканда приблизительно в 3–5 днях пути в горных долинах кочевья бурутского (т е. кыргызского – Д.С.) племени теелес (доолос)…

От Коканда прямо на юг через 12 дней пути находится Каратегин. Дорога ровная на тысячу с лишним ли (ли – китайская мера длины равная 576 м, следовательно, более 576 км – Д.С.) со всех сторон горы. Есть река, у которой шесть притоков, течет с Алая. Воды текут на Восток, выходят за границы, проходят через пустыню. Вытекающие из западных гор, принадлежащих к Кашгару, впадают в Кызыл­Су. Глава каратегинских бурутов Ходжомуяр руководит подданными девяти племен: кыдырша (по данным Сайф ад­Дина Ахсикенти в XVI в. племя хыдыршах наряду с бостон, теит, джоо кесек, доолос и канды возглавлялось шестью сыновьями Булгачи. В середине XX в., оно входило как род в генеалогическую структуру РПГ теит)^[1], теит, бостон, акчи – ? жедигер, кесек, актачы (это род РПГ кыпчак^[2]), чоң кыргыз (род РПГ теит, также есть в РПГ мундуз^[3]), найман. Бурутские кочевья в Гайшу, Цзотобу и других 18 местах. Вдоль рек прекрасная растительность, горные источники полны воды. Ими орашают и обрабатывают землю. Есть город в окружности примерно 20 ли (т.е. 11,5 км), 4 ворот…»^[4].

Личность Ходжомуяра нам не удалось твердо идентифицировать, хотя, такое имя мы встречаем в генеалогической структуре РПГ басыз, представители которой, возможно, в то время кочевали недалеко от этих мест. Вполне возможно, это Кожомжар – сын Токтомуша т басызского рода ак­суулук подрода ак­кучук, не исключено, что последний и есть сокращено­искаженный вариант непонятного нам названия рода акчи^[5].

Единственный город или крепость в то время в Каратегине назывался у персидских авторов (Истахри) – Рашт или по иному Гарм^[6].

Не менее интересен следующий фрагмент из этого же источника (С. 167–169), где говорится: «От Кашгара прямо на запад через 16 дней пути достигают Алая. Алай так же называется местность ичкиликов (по­видимому, имелось в виду геополитическое объединение кыргызских РПГ на данном этапе: ичкилики в переводе на русский язык – внутренние, т.е., кашгаро­ферганское население юга Кыргызстана и аркалыки – внешние, т.е. жители севера Кыргызстана – долин Чуй, Талас, Ыссык­Куль, Нарын^[7]) издревле является кочевьем восьми бурутских племен: теелес (дөөлөс), кыпчак, азык, бостон, мундуз, багыш, найман, басыз. Население многочисленное, а на Алае озимых пашен мало. То, что сеют и выращивают, не хватает, поэтому зависят от приобретения зерна в Коканде и других мест. За последнее время сильно взросла мощь Коканда, поэтому они (буруты) туда переселяются. Окрестные кочевья за 10 с лишним лет опустели…

От Кашгара на северо­запад, по дороге на Коканд через 18 дней пути достигаешь города Ош. Дорога ровная в 300 ли (т.е. 172,8 км). Есть небольшие глинянные стены… вокруг много полей… Местность Ош кочевья семи бурутских племен: хурумуш (кармыш – род РПГ кыпчак^[8]. Такое же есть в РПГ доолос^[9]); цзоли (жору ­ род в РПГ адигине⁴); аэрда ­ мунакэ (спаренное именование вероятно, родов ардай и монок РПГ адигине^[10]); баиле (бёру – род РПГ адигине^[11]); боэркэи (баргы – род того же^[12]); хэрэ бакаши (кара багыш); конурат. Главенствует бурутское племя адигине.

…В местностях Цянхуер, Лай булак, Даэр, Яна яэр, Гаэрмайлан и др., пяти местах кочевья бурутского Хакима (т.е., бия Акима, назначенного цинами в 1759 г. беком синьцзянского г.Ташмелек^[13]) племени кипчак. В Уцюй, Бацзалатэ, Таэрсусы, Хэлаташ, Тахээрлам, Гуэргушун, Утаэр, Джанабаш, Бостонтерек, Хуньдусунь, Таэргэлан, Тэнакэ, Цимуц­ зянь, Алакбаш и других горных долинах кочуют подчиненные…бурутскому Хакиму (из) кипчаков племена: хэра садакэ (кара садак ­ в конце XIX в. род РПГ кесек^[14]), жаман теит (род РПГ теит^[15]), кызыл аяк (род РПГ кыпчак^[16]), тору айгыр (род РПГ кыпчак^[17]), найман, сарт кыпчак (род РПГ кыпчак^[18]), кара кыпчак (род РПГ кыпчак), кызыл кыпчак, ной гут, кара теит (род РПГ теит^[19]), сары теит (род РПГ теит^[20]), чал теит (род РПГ теит⁸), кеке найман (род РПГ найман^[21]), кэрэмучин, сары найман, кызыл найман…

От Кашгара на север в трех днях пути попадаешь в отдаленную горную долину местность Тоюн. По ровной дороге в 300 ли (172,8 км) находятся кочевья бурутского племени чон багыш»^[22].

В самом же тексте книги первой «Сиюй Чжи» (С. 36­37) приводятся примечательные подробности, где утверждается: «Занимаются земледелием и скотоводством 800 семей Хаджи­бия бурутского племени адигине и в городе Ош зимуют. В местностях Вама, Муюнь гуй (в конце XIX в. с. Муян – Д.С.), Гуй Дахуна (уроч. Кара Докан – Д.С) Чжунь бэйсы (возможно, это горы Джумгак баш^[23]) занимаются земледелием и выпасают на летних пастбищах скот тысячи семей Эркинтая (это имя нам не удалось идентифицировать – Д.С.) кармыш (из РПГ кыпчак, в конце XIX в. ими было основано оседлое селение Кармыш – Д.С.) бурутов и 400 семей Тыныбека (это имя встречается в генеалогической структуре РПГ кыпчак как сын Сопу^[24]), входящих в состав восьми племен. В Узгене кочуют 500 семей Хуцзы­бия бурутского племени жору (вернее, одного из родов племени адигине, ибо не сложно в бие Хуцзы распознать Кожо­сына Айа, имеющегося в генеалогической структуре РПГ адигине^[25]). В селении Арпа обрабатывают землю и зимуют, а в Акташе (верховья р. Ак­Буура – Д.С.) пасут скот на летних пастбищах 300 семей Атайбайто (в другом тексте Атабайто – Д.С.) и 200 семей Джума бурутского племени орто мунки (род РПГ адигине – Д.С.). В Алинитубо (Налинь Тубо – ?), Ацзибокэ (урочище Хаджике в верховьях р.Ак­Буура – Д.С.), Манакэ обрабатывают землю, и кочуют 300 семей Атанкула, 200 семей Бай Хуцзы (Байкожо, сын Байбака, встречается в структуре РПГ адигине^[26]), и 100 семей Байна бурутского племени берю.

В селении Арман (Араван – Д.С.) возделывают землю и зимуют, а в Кайэрма занимаются земледелием и пасут скот на летних пастбищах более 300 семей Курмантая (правителя – Д.С.) племени (вернее, рода – Д.С.) баргы»^[27].

Как видим, представлять кыргызов, особенно Ферганской долины, лишь кочевниками­скотоводами, конечно, наивно, ведь среднеазиатский субстрат в сложении кыргызского народа представлен в значительной степени именно проживавшими здесь с древнейших времен оседлоземледельческим населением. О наличии здесь таких кыргызских хозяйств свидетельствуют русские архивные источники. Так, в рапорте полковника Т.Томаса на имя К. Фон Фрауендорфа от 19 января 1760 г., указывается, что «киргизы де пахотные живут между китайцами и ташкентцов под владением Наурус батыра»^[28]. Примечательно, что в начале XX в. в Ошской области в РПГ теит зафиксирован род наурус^[29]. По данным академика В.М.Плоских с конца XVIII столетия в северо­восточных районах Ферганы к интенсивному земледелию начали переходить представители кыргызского РПГ багыш^[30]. Китайский источник «Сиюй цзияо» – «Краткое описание западного края», написанный в 1826 г., указывает, что в районе Кашгара во второй половине XVIII в. «разбросанно живут буруты – хлебопашцы»². Они, по предположению К.И.Петрова, «представители подразделения чон багыш, окончательно превратившиеся из скотоводов­кочевников в оседлых земледельцев»^[31].

В этом отношении примечательны и сведения кокандского сочинения XIX в. – «Мират ал футух» – «Зерцало побед» Тура­ходжа Андижану где говорится, что дома представителей кыргызского племени джи­билгиш (здесь, видимо, описка, вернее, чон багыш – Д.С.) и кыпчак находятся в междуречье (Нарына и Кара­Дарьи – Д.С.), а «родина их находилась в окрестностях Андижана и Оша»^[32].

Приведенные выше материалы подтверждают верность выводов К.Маркса о том что «у всех восточных племен можно проследить с самого начала истории общее соотношение между оседлостью одной части и продолжающимся кочевничеством другой части»^[33]. Вероятно, еще с XVIII в. наблюдается наличие у населения фергано­кашгарского региона отличительного по социально­хозяйственным признакам прозвища «Сартия» – имеющего в виду, прежде всего, оседлых земледельцев, чаще городских жителей, преимущественно занимавшихся и торговлей, в противоположность «Элетии» – подразумевающих скотоводов­кочевников, жителей гор и степей или иначе сельчан. Об этом наглядно свидетельствуют названия этнических образований в генеалогической структуре некоторых кыргызских РПГ: сарт­кыпчак (род РПГ кыпчак^[34]), булюк­сарт (род подотдела беру РПГ адигине^[35]), сарттар (подотдел РПГ адигине^[36]), сарт (род РПГ багыш^[37]), сарт (род подотдела толуман РПГ доолос^[38]), сарт (род подотдела доолос РПГ сарыбагыш^[39]), кара­сарт (род подотдела болот РПГ сарыбагыш^[40]), сарт­козу (род подотдела чоро РПГ саяк^[41]), жаман­сарт (род подотдела чаа РПГ солто^[42]). Не будет здесь лишним привести строки из песни известного кыргызского сказителя старины, жившего в прошлом XIX столетии, моллы Нияза (1823— 1896 гг.), где говорится: «Кыргыз сарттын ичинде, кыпчактан чыккан март эле, ак жолборстой Алымкул» – «Среди кыргызских сартов, вышел из кыпчаков храбрый, как белый барс, Алымкул (аталык при Султан Сеид­хане – 1863–1865 гг. – Д.С.)»^[43]. Так что эти прозвища одинаково относились к представителям всех этносов региона: узбекам, уйгурам, таджикам, казахам, кыргызам, каракалпакам и др. И ничего не было предосудительного в том, что кыргызы­соплеменники называли кого­либо из своих «сартами», подмечая тем самым основной род его хозяйственной деятельности. А тот факт, что прозвище «сарт» приобрело затем у кыргызского кочевого населения нарицательное значение, по­видимому, объясняется поверхностным подходом к этому термину, чему определенный отпечаток, безусловно, наложили исторические события последующих времен, начиная с середины и включая третью четверть XIX в.

Примечательные сведения о г.Ош и его окрестностях имеются в русских источниках. Так, унтер­офицер Нижнегородского полка Филипп Ефремов, сбежав из казахского плена в 1764 г. и став «странником поневоле», служил во дворе Бухарского хана. При возвращении на свою родину в 70­х годах XVIII в. проезжал через Ферганскую долину. И вот, что он говорит в своем отчете, составленном в Санкт­Петербурге в 1785 г.: «от Хожанту (т.е., Ходжента –

Д.С.) до местечки Кукань (т.е., Коканд – Д.С.) езды 1 (один) день, при вершине реки Сыр­Дарьи; в нем держа­ вец узбек роду юзь (возможно, здесь автор не ошибается, на что, видимо, следует обратить особое внимание в последующем, в порядке уточнения, ибо, как известно, многие исследователи считают его представителем рода минг – Д.С.), имя ему Нарбата бек (1770–1799 гг. правления – Д.С.); а с китайской стороны именуется ханом (вероятно, так его называло неформально мусульманское население Синьцзяна, ибо китайские и ферганские источники того периода не подтверждают данное положение – Д.С.) потому, что он имеет с китайцами союз, а с бухарцами распрю. От оного до местечка Маргиляну (т.е., Маргелана – Д.С.) езды I (один) день. В нем же ткут всякого цвету трипь (т.е. материи – Д.С.). От сего (Маргелана – Д.С.) до городу Ушу (т.е. Ош – Д.С.) езды 3 (три) дни, в нем городовых ворот 2 (два), в небольшой речке вода проточная.

От Ушу до города Кашкару (т.е., Кашгару – Д.С.) езды 13 дней. Между Ушем и Кашкариейу в горах кочуют киргисцы, оные от киргис­кайсаков особливого роду. Дорога лежит по горам и по косогорию. Горы весьма высокие, лесу малое число, травы довольно, а в зимние время снегу бывает множество. У одной горы воздух весьма тяжелый, у пешего захватывает дух, отчего и умирают. Не доезжая до Кашкару за две дня, в горах имеется свинцовый завод под ведением кашкарцев^[44]»^[45]. Важные коррективы были внесены им в опубликованных вариантах работы, в частности, в первом ее издании в 1793 г. в журнале «Русская старина» за «июль (С. 143) указывалось, что «от Ушу в горах живут кочевые киргисцы». В третьей редакции 1811 г. говорится: «…киргизы обитают не в самой Бухарин, а близ оной между городами Уш и Кашкариею в горах и в равнинах кочевьями в небольшом количестве, они имеют своих князьков, почти не бывают в Бухарин, ездят часто в Кукан, куда пригоняют для мены овец, быков и верблюдов… Под самым городом Уш протекает река, из гор выходящая…

Кукан смежен с землею диких киргизов…»^[46].

Как видим, Ф.Ефремов однозначно говорит о самостоятельности и независимости ош­алайских кыргызов от Коканда, который, к тому же, вероятно, был еще малонаселен, ибо он его назвал местечком, а не городом, хотя и не исключено, что его правитель Нарбута­бий уже и сам тоже в неофициальных случаях начал примерять к себе и титул хана, более характерный к тюрко­монгольским кочевым народам. Сведения «странника поневоле» подкрепляются данными русского капитана Ивана Андреева, скрупулезно ведшего летопись своей службы в Сибири. Так, в записи за 1796 г., описывая деяния кокандского правителя Нарбута­бия утверждает, что он «…диких киргисцов у себя в протекции… не имеет»^[47].

В этой связи более чем убедительными выглядят строки одного из военных обзоров русского офицера о Фергане, где говорится, что г.Ош является основным «центром кыргызско­кыпчакского населения», который «они называют своим собственным городом, и в нем никогда не стояли сарбазы Кокандского ханства»^[48]. Другой русский ученый А.П. Хорошхин вполне резонно утверждал, что «все дороги на Кашгар через Ош не безопасны, их стерегут номады (т.е., кочевники – Д.С.) кипчаки»^[49]. И все же по заключению Ф.Ефремова«разбои от кыргызов редки»^[50], ибо это было в их же интересах.

Статистические данные об общей численности кыргызского населения г.Ош и его окрестностей почти отсутствуют, а те, вышеприведенные нами разрозненные и минимальные сведения о количестве семей, по некоторым, Зачастую запутанным урочищам, не дают возможности подытожить их. В этом отношении, примечательна информация, содержащаяся в письме кыргызского Аджи­бия из РПГ адигине к цинскому императору, датированном сентябрем 1759 г., помещенном в «Пиндин Чжунгээр…» (Гл. 78. С. 14 б), где утверждается, что численность кыргызов, населявших местности «к востоку от Бухары (видимо, имелось в виду до г.Кашгара – Д.С.)… всего 210 тыс. чел.»^[51]. Приблизительно такие же сведения приводит и другой китайский источник «Стой чжи», где (Гл.45. С. 3 б), автор, ведя речь о западных бурутах, указывает: «Хотя орда разделяется на несколько племен, она, однако, обитает на одной территории, которая к юго­востоку упирается в Цзун­лин и на запад простирается до Бухарского ханства. Она состоит всего из 200 тыс. чел., которые ведут кочевой образ жизни и кочуют там, где есть вода и трава»².

Данные эти мне кажутся более или менее удовлетворительными, так как в исторических источниках лишь с третьей четверти XIX в. мы встречаем исходные сведения, позволяющие определить общую численность кыргызского населения кашгаро­ферганского региона. В одном из рапортов военному министру России от ноября 1873 г. содержится информация самих ош­алайских кыргызов, которые, открыто проявляя свою неприязнь к кокандскому Худояр­хану, обращались к представителям русской администрации в Туркестане за поддержкой в их предстоящей борьбе с Кокандом. В этом документе значился список 42 кыргызских родов в числе 132500 кибиток^[52]. В другом письме южных кыргызов из РПГ мундуз в 1774 г. на имя Туркестанского генерал­губернатора указывается, что «численность кыргызов и кипчаков доходит до 200 тыс.кибиток»^[53].

Хотя некоторые исследователи скептически считают их явно завышенными, и тем не менее, из­за отсутствия иных, приходится оперировать ими. Так, руководствуясь общепринятыми нормами о том, что душ в семьях кочевников в 5^[54]­6^[55] человек, умножая это на известное нам число 132500, мы получаем в первом случае искомое – 662500– 795000 человек кыргызского населения, проживавшего в кашгаро­ферганском регионе, во втором – 1 млн. – 1 млн.200 тыс. человек относительно всего Кыргызстана в третьей четверти XIX в. Цифры эти в какой­то степени соответствуют определениям специалистов­демографов об общей динамике увеличения населения в данном регионе за 100 лет с 1800 по 1900 гг., «которое возросло более чем втрое»^[56]. Они обретают зримую реальность, если вспомнить то, что русский военный исследователь М.И.Веньюков, побывавший здесь в 1873 г., определял численность только кашгаро­ферганских кыргызов в 700 тыс.человек^[57]. По данным же немецкого исследователя Петзхолда, общая численность кара­кыргызов в 1871 г. достигала «почти 1 млн.душ»^[58].

Уменьшение же затем фактических данных о количественном составе кыргызского населения в этом регионе согласно произведенной здесь впервые переписи населения 1897 г. в рамках всей России, объясняется рядом причин. Это прежде всего намеренное занижение численности податного населения, эмиграция и т.д. Но одним из самых главных причин, на мой взгляд, является то, что в регионе продолжался интенсивный процесс дальнейшего формирования этнических общностей, при котором характерной тенденцией было то, что в условиях возрастания роли и значения политически преобладающего этноса происходит процесс приспосабливания к новым политическим реалиям некоторых членов других мелких субэтнических групп и даже чужих этносов путем искусственного соотнесения себя к этому гегемону. Об этом наглядно свидетельствуют любопытные наблюдения – английского комиссара Роберта Ша, побывавшего в Кашгарии в 1868 г. в г.Ладоке (Индия). По его мнению, «когда какое­нибудь племя, как и узбеки, достигли известной степени преобладания над другими, то совершенно различные с ним племена добиваются чести принадлежать к ним, тем более, что здесь слиянию не мешают, как в Индии, различия каст и религий»^[59]. Примечательны и утверждения этого англичанина, что «главную массу кочующего населения» Кашгарии тогда представляла «киргизская орда», а «кипчаки составляют соединительное звено между кочующими и оседлыми тюрками»^[60], следовательно, они, по определению известного этнолога Л.Н. Гумилева, находились в это время в своеобразной роли подвижной субэтнической группы^[61].

Такие же явления, подтверждающие правдивость вышесказанного положения, наблюдались здесь и в недавнем прошлом. Так, по словам автора персидского сочинения начала XIV в. «Джами ат­таварих» Рашид ад­Дина, «вследствии благоденствия Чингис­хана и его рода, поскольку они суть монголы, разные тюркские племена из­за самовосхваления называют себя тоже монголами, несмотря на то, что в древности они не признавали этого племени»^[62]. Нечто подобное наблюдал и кыргызский историк О.Сыдыков, побывавший в Ферганской долине, в частности в г.Ош, весной 1914 г., когда с огорчением писал, что некоторая часть местных кыргызов находится под сильным влиянием сартов, т.е., вероятно, оседлых узбеков и буквально дошли до состояния душевного заблуждения («адашкан»), а представитель кыргызского рода жору из РПГ адигине – мударис Юнус дамолло, даже при нем выражал откровенное сожаление о своем этническом происхождении^[63]. Эти тенденции в Ферганской долине усилились и в последующем, о чем наглядно свидетельствуют и примечательные сведения о кыргызах, проживающих в Узбекистане, собранные этнологом А.Жапаровым во время экспедиции в начале 90­х годов XX в. Итак, по его утверждению: «согласно данным общества «Кыргыз эли», в 1990 г. в Узбекистане насчитывалось 540000 кыргызов. Может возникнуть резонный вопрос, – продолжает он, – неужели в течение года (по данным всесоюзной переписи населения в 1989 г. здесь кыргызов было 174907 чел. – Д.С.) произошел такой бурный рост численности кыргызов? Вроде бы это неестественно. Частичный ответ, по всей видимости, кроется в представлении самими кыргызами Узбекистана разной информации. Часть из них, будучи кыргызами, в официальных органах записывались узбеками, а малочисленные кыргызы Каракалпакии и Хорезма – казахами. А в данные общественных организаций эти же люди попали как кыргызы. О том, что многие кыргызы в прошлом записывались узбеками, можно судить по исследованиям Т.Х.ТаФбаевой и Ш.Д.Савурова. Опрос информаторов, проведенный ими в колхозе им. г.Ленинграда, свидетельствует о том, что из 7330 человек, назвавшихся узбеками, более 1 тыс. по происхождению оказались кыргызами. Все они во время переписи 1979 г. назвали себя узбеками. Под влиянием роста этнического самосознания, происходившего как раз в это время (имеется в виду активизация движения за провозглашение независимой и суверенной Кыргызской Республики), многие кыргызы вносили корректировку в свои документальные данные, касающиеся этнической принадлежности. Попутно следует отметить, что в 1989 г. мы стали свидетелями того, как некоторые люди говорили, что они либо переоформили документы, либо собираются это сделать»^[64].

Таким образом, вышеприведенные сведения в целом верно отражают основные территории кыргызского населения фергано­кашгарского региона со второй половины XVIII в., они прослеживаются и материалами этнологического характера, относящимися к концу XIX в., первой и второй трети XX в.^[65] Данные эти твердо убеждают нас в том, что г.Ош и его окрестности в описываемое время прочно были заселены кыргызами, численность которых в регионе к середине XIX в. доходила до 700 тысяч человек.

В отношении политической истории региона XVIII столетия по­прежнему остаются актуальными выводы, сделанные еще в середине XX в. русским историком П.П.Ивановым, где утверждалось: «… власть кокандских правителей до начала XIX в. ограничивалась одной только Ферганской долиной, притом, по­видимому, только центральной ее частью. На северо­востоке долины, до Алая и Кашгарии включительно, играли главную роль киргизы, занимавшие в это время не только северные, но и южные склоны Тянь­Шаня»^[66].

Кыргызско­кокандские отношения во второй половине XVIII в. складывались в условиях угрозы вторжения Цинской империи. Экономическая заинтересованность во взаимосвязях кыргызского, в основном кочевого, и узбекского, преимущественно оседлого, населения, а также нарастающая опасность со стороны иноземных экспансионистов привели к возрождению и упрочнению кыргызско­узбекских союзнических отношений. Кыргызы и узбеки, проявляя сочувствие к единоверцам, оказали поддержку справедливым освободительным устремлениям уйгурского населения Восточного Туркестана (Синьцзяна). Пренебрежение традиционными союзническими и добрососедскими отношениями грозило как кыргызским, так и кокандским правителям, потерей политической независимости, приводило к неоправданным жертвам, прежде всего трудящихся масс. В момент критического внешнеполитического положения для Ферганы, Российское государство проявило свою заинтересованность в установлении с народами Ферганы торгово­дипломатических отношений.

[1] См.: МИКК. С.208; Винников Я. Родо­племенной состав и расселение киргизов на территории Южной Киргизии // Мат­лы Киргизской археолого­этнографической экспедиции. Т.1. ­М, 1959.­С. 164.

[2] См.: Винников Я. Родо­племенной… С. 160.

[3] Ситняковский Н. Перечисления некоторых родов киргиз, обитающих в восточной части Ферганской области // Изв. Туркестанского отд.имп.русск.геогр.общ. Т.2. ­ Ташкент, 1900. ­С. 108, Тврвкануулу Э. Сол. канат… 84.

[4] Цит. по: Супруненко Г.П. Китайские…Приложение. С.4­5.

[5] См.: АттокуровС. Кыргыз…С. 155.

[6] Бартольд В. Каратегин // Избранные труды по истории кыргызов

и Кыргызстана. – Бишкек, 1996. ­С.340.

[7] Солтоноев Б. Кызыл…Т.1.­С.191.

[8] См. Винников Я. Родо­племенной… С. 160.

[9] См. Аттокуров С. Кыргыз…С.201 ⁴ См.: Винников Я. Родо­племенной… С. 151.

[10] См .Аттокуров С. Кыргыз…С.69­70.

[11] См.: Винников Я. Родо­племенной… С. 151.

[12] См.: Там же.

[13] См.: История Киргизии. Т. 1.­Фрунзе, 1956.­С. 182­183.

[14] См.: Ситняковский Н. Перечисление. С. 108.

[15] См.: Там же.

[16] См.: Винников Я. Родо­племенной… С. 160.

[17] Там же.

[18] См.: Төрөкануулу Э. Сол канат..

[19] См. Винников Я. Родо­племенной… С. 164­165, Аттокуров С. Кыргыз…С. 189.

[20] См.: Там же. ⁸ См.: Там же.

[21] См.: Винников Я. Родо­племенной. . С.164.

[22] Цит. по: Супруненко Г.П Китайские. . С.7­8.

[23] См.: Ситняковский. Перечисление… С. 102.

[24] Төрөкан уулу Э. Сол канат… С. 158­160.

[25] См.: Винников Я. Родо­племенной… С. 151.

[26] См. Аттокуров С. Кыргыз.С. 74.

[27] Цит.по: Супруненко Г.П. Материалы. С.82­83; Супруненко Г.П. Китайские С. 173­174.

[28] ГАООР. Ф.1. Оп.1. Д.85. Л. 165; Андреев И. Описания… Ч.СХН.– С.28.

[29] См.: Сыдыков А. Родовое деление киргиз // В.В.Бартольду. ­ Ташкент, 1927. С. 297.

[30] Плоских В. Кыргызы и Кокандское… С.223. ² Петров К. Очерки… С.86.

[31] Там же.

[32] Цит.по: Набиев Р. Из истории Кокандского ханства. Ташкент, 1973. ­ С.33.

[33] Маркс К. Письмо Ф.Энгельсу от 2 июня 1853 г. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2­е Т.28.­С.214.

[34] Супруненко Г. Китайские… Приложение. С.7; Торокан уулу Э. Сол канат… С. 153.

[35] Ситняковский Н. Перечисление… С.295

[36] Аттокуров С. Кыргыз…С.69.

[37] Там же. С.60.

[38] Там же. С.204.

[39] Ситняковский Н. Перечисление. ..С.291.

[40] Аттокуров С. Кыргыз…С. 125.

[41] Там же.С.95.

[42] Там же. С.107.

[43] Молло Нияз. Санат дигарастгар. ­ Бишкек, 1993. ­ С.60.

[44] Здесь, видимо, он ошибается, ибо по сведениям индийца Мир Иззет Уллы, относящимся к нач. XlX­гo века, эти рудники обрабатывались самими же кыргызами. – См Соколов Ю. Записки Мир Уззет Уллы о путешествии в Центральную Азию // Труды САГУ. Вып.78. ­ Ташкент, 1956. ­ С.44.

[45] Российского унтер­офицера Ефремова, а ныне коллежским асессором девятилетнее странствование и приключения в Бухарин, Хиве, Персии и Индии и возвращения оттуда через Англию в Россию. Писанное им самим. Рукоп. ­ СПб., 1785. // Рукописный отдел Гос. библ. России в г.Москве (бывш.им.В.И.Ленина). Ф.68. №276 (М.6744).

[46] Странствование Филиппа Ефремова в Киргизской степи, Бухарин, Хиве, Персии, Тибете и Индии и возвращения оттуда через Англию в Россию. В соавторстве, под редакцией от лица магистра ист.наук П.Кондырева. Изд.3­е. ­ Казань. 1811.

[47] Потанин Г. Домовая летопись. . . С. 145.

[48] Военные действия против кокаедцев в 1875–1876 гг. ­ СПб., 1876. ­ С.49.

[49] Хорошхин А.П. Сборник статей, касающихся Туркестанского края. СПб., 1876.

[50] Странствование.. С. 103.

[51] Супруненко Г. Китайские… С.56. ² Цит. по: Бернштам А. Источники…С. 129.

[52] См.: ЦГАРУ. Ф.И.715.0п.1.Д.58.Л.177­178; Хрестоматия по истории Кыргызстана. ­ Бишкек, 1997. – С.220; Кыргызстан­Россия. История взаимоотношений (XVII–XIX вв.). – С.338.

[53] Цит.по: Усенбаев К. Присоединение Южной Киргизии к России.  Фрунзе, 1960 ­С.78.

[54] Аристов Н. Опыт выяснения этнического состава киргиз­казахов Большой орды и каракиргизов. ­ СПб., 1895. ­ С.53; Плоских В. Первые киргизско­русские посольские связи. ­ Фрунзе, 1970. ­ С.8, 14.

[55] Левшин А.И. Киргиз­кайсацких орд и степей. Ч.З. Этнографические известия. – СПб., 1832. ­ С.4; Султанов Т. Кочевые племена Приаралья в XV–XVII вв. (Вопросы этнической и социальной истории). – М., 1982. – С.79.

[56] Козлов В. Динамика численности народов. Методология исследования и основные факторы. ­ М., 1969. ­ С.241.

[57] См.: Аристов Н. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности // Живая старина. Год шестой. Вып.1–4. ­ СПб., 1896. ­ С.400.

[58] Petzholdt. Umscha im Russischen Turkestan in Jahre 1871. ­ Leipzig, 1877. ­ S.312.

[59] Ша Роберт. Очерки верхней Татарии, Яркенда и Кашгара. ­ СПб., 1872. ­ С.30.

[60] Там же. С. 31­32.

[61] См.: Гумилев Л.Н. Эгносфера: История людей и история природы. М., 1993. – С.521.

[62] Цит.по: Мокеев А. Этапы этнической истории и социальной организации кыргызского народа на Тянь­Шане в XVl­cep.XVIII вв. // Изв. АН РК. ­ 1991. ­ № 4. ­ С.49.

[63] Сыдыков О. Тарих кыргыз Шадмания. ­ Фрунзе, 1990. ­ С.28.

[64] Жапаров А. Кыргызы Узбекистана (к проблеме расселения и численности) // Фергана ­ долина дружбы и взаимосогласия. – Бишкек, 1998. ­ С. 56­57.

[65] См.: Ситняковский Н. Перечисления…С.92­110; Сыдыков А. Родовое…С.273­ 300; Винников Я. Родо­племенной… С. 136­181.

[66] Иванов П.П. Очерки по истории… С. 110. К такому же результату пришли в своих исследованиях: Болидов А.3. Некоторые данные…С. 115­188; Чехович О.Д. К истории Узбекистана в XVIII в. // Труды инта востоковедения АН Уз.ССР. ­ Вып.З. ­ 1954. ­ С.52; Плоских В.М.  Киргизы и Кокандское.. .С.94.

 

Г Л А В А II В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА

За строкой «записок» путешественника Мир Иззет Уллы

Новой интерпретации и более крити ческого подхода требуют к себе и весьма уникальные сведения «записок» путешествия английского слу жащего индийца Мир Иззет Уллы в Центральную Азию, в частности, в ее кашгаро­ферганский регион в 1812–1813 гг. Несмотря на то, что оригинал персоязычного полного текста дорожника остается еще не введенным в научный оборот, тем не менее его данные стали широко известны исследователям Ферганы, благодаря опубликованным фраг ментам переводов на французский (Г.Клапрот, 1826), на английский (Р.Д.Хендерсон, 1872) и сводным вариантам из этих двух на русский язык (Ю.А.Соколов, 1956).

Они, к сожалению, в определенной степени способствовали форм ированию искаженного восприятия истории взаимоотношений кыргызов с соседними народами в начале XIX в. как в Европе, так и в России, и наглядно отразились в трудах В. Григорьева, Ч. Валиханова, В. На­ ливкина, Н. Аристова, А. Куропаткина, В. Бартольда и др. Поэтому нам следует подробнее остановиться на сведениях «записок» Мир Иззет Улл ы, в частности, более доступных нам в последнем русскоязычном ва рианте, опубликованном Ю.А. Соколовым^[1], с тем, чтобы свежим взглядом на основе достижений нынешнего кыргызоведения извлечь из него более достоверную информацию по исследуемой теме.

Итак, Мир Иззет Улла утверждает, что на пути из г.Кашгара в г.Коканд на четвертом переходе между местностью Куня или Куняч­Караулом и Канчиглык в 14 часах езды располагается таможня, где осуществлялась процедура пограничного осмотра иностранных гражд ан. «Ввиду того, что местные жители не имеют права свободного вы езда из страны, – замечает он, – стало необходимым установить пас портную систему». В сущности это означает, что здесь заканчиваются владения, находящиеся под действительной юрисдикцией Цинской империи, и начинаются кыргызские границы. Далее лишь через 12 часов пути от этого места впервые обозначаются стоянки кыргызов. На седь мом переходе располагалась местность Шор­Булак Кургашин, где имел ись свинцовые копи. По утверждению путешественника, они «разраба тываются киргизами, которые выплавляют свинец и торгуют этим металлом»^[2]. Данное уточнение представляется очень важным и наибо лее близким к реальности, чем вышеприведенное сообщение русского унтер­офицера Ф. Ефремова, следовательно, свинцовый рудник в горах Шор­Булака принадлежал именно кыргызам, а не кашгарцам.

Описывая горные массивы между Кургашином и г.Ош, Мир Иззет Улла упоминает названия некоторых кыргызских родов, так, в местнос ти Яман­кыз кочевали кыргызы одноименного рода, а в стоянке Мазар­ и Гумбез – обитали представители рода ямансур. Не исключено, что последний – это род самансур из РПГ монолдор^[3] или же род жамансары, встречающийся в генеалогической структуре сразу нескольких РПГ: багыш, кыпчак и кесек^[4]. В местности Мады указаны «киргизы подраз деления юваш». Это скорее всего род жоош родо­племенной группы мунгуш^[5].

После 166­ти часового пути на 34­м переходе путешественник доех ал до г. Ош, о котором он приводит обширные сведения. В частности, по его утверждению, — «Ош … первый (видимо, встретившийся на пути из Кашгара – Д.С.) город Ферганы (өлкөсї – страна, так именовали ме стное население этот регион – Д.С.) многонаселен и хорошо снабжен водой. Общеизвестное место, с которого начинается территория Ферганы (подчеркнуто мною — Д.С.). Дорога проходит по равнине, хо рошая. По пути много стоянок киргизов, подвластных Ошу.

Киргизы, проживающие между Уртангом Кашгарским и Кургаши ном, находятся в зависимости от Кашгара, то есть доставляют в этот город для продажи топливо, древесный уголь и др. Им не нужно вып равлять себе китайский паспорт, когда они покидают кашгарскую территорию, они свободно переходят и переезжают по ней по своему желан ию. Они являются подданными Китая. Между тем, племена, обитающие между Кургашином и г. Ошем, находятся в подчинении пов елителя Коканда. Они в большинстве зажиточны и владеют больш им количеством лошадей и овец. Во времена Нарбута­бия бывало, что на большой дороге случались грабежи, но сын его и преемник Алим­хан предпринял против них стро гие меры и с тех пор дороги стали совершенно безопасны.

Говорят, что город Ош известен под названием Тахт­и­Сулейман (столица Соломона). Город обильно обес печен водой. Правитель этого города назначается повелителем Коканда, называется (т.е. его имя — Д.С.) Джунай, а казий – Муххамад Яр, иначе называется Махдум. По следний был учеником писателя. Здесь показывают гробницу Азуф­и Беркия, министра Соломона. Я посетил ее и она, оказывается, большого размера. На холме, где, говорят, спустился трон Соломона, было пос троено строение, увенчанное куполом. Весной сходятся сюда, чтобы посетить трон Соломона, толпы пилигримов различных национальнос тей из окрестных стран. Это место находится с западной стороны г.Оша. Они приносят с собой всевозможные товары для продажи и об мена. Еженедельно по вторникам происходит базар.

Весной здесь бесчисленное множество москитов (комаров). В жарк ое время года жители спят на приподнятых (на четырех длинных шест ах) помостах.

В двух днях пути на северо­запад от Оша находится город Наман ган, знаменитый своими фруктами. Андижан, прежняя столица Фер ганы, в настоящее время покинута в трех днях пути от Оша в том же направлении, но несколько более к северу и в однодневном пути на за пад от Намангана. Омар шейх Мирза – отец императора Индии Бабура, имел в этом городе свою резиденцию. Однако Андижан и в данное вре мя является известным городом»^[6].

Как видим, Мир Иззет улла, к сожалению, не до конца разобрался в политической ситуации в кашгаро­кокандском регионе, с положением кыргызов в особенности, и со статусом г. Оша в частности. Из приве денных противоречивых сведений следует, что статус кыргызов в Синьцзяне в описываемое им время имел свои особенности, кстати, он мало изменился до последней четверти XIX в. Кыргызы как ближайшие соседи находились в более привилегированном положении по сравнен ию с основными жителями Кашгарии – уйгурами и приезжими ино странцами, к коим относились и кокандцы (по­китайски аньцзи­джан, т.е., андижанцы), которым ограничивались права передвижения за пре делы Цинской империи. В то же время кыргызам предоставлялась полн ая свобода перемещений, они вели торговые операции в городах Синь­цзянь на льготных условиях, а в 1832 г. официально указом цинского двора были вовсе освобождены от уплаты торговых пошлин^[7].

Кыргызы никаких подушных податей и налогов в пользу общест венной организации в лице государства, тем более иностранного, не платили^[8], за редким исключением, они на добровольных началах дела ли религиозные пожертвования в виде закята, ушур, битир и др., да и то не регулярно, а в случаях посещения их кочевий представителями мус ульманского духовенства: ходжей, ахунов и мулл^[9], независимо отку да бы они не были: из Кашгара, Оша или же из Коканда и Казани, т.е. России^[10].

Парадоксально, но из­за этих пожертвований «худых мусульман» – кыргызов, по определению Ч.Валиханова, между кокандскими солдата ми этих укреплений (Куртка, Тогуз­Торау, Джумгал) при сборе закята часто происходят сшибки, как между курткинскймй и сипаями других укреплений, вроде тех, как между мангезийскими и красноярскими ка заками при покорении Сибири^[11][12]. Религиозные пожертвования кочевни ков «худых мусульман» по существу, как свидетельствуют русские ис точники, на первых порах не обременяли их из­за мизерности размера взноса: со ста баранов – один, т.е. 1%, да и то без строгого учета имуще ства индивида⁴ и символизировали собой лишь исполнение одной из пяти обязанностей мусульман, и ни в какой мере не отражали их полит ической зависимости. Наглядным проявлением такого положения ста ло то, что даже кыргызы РПГ бугу, принятые в 1855 г. в подданство России, кокандскими сипаями укрепления Куртка были принуждены к выплате в 1859 г. «этой подати 60 лошадей»^[13].

Более того, случаи проявления чрезмерной навязчивости и злоу потреблений во время сбора религиозных пожертвований получали решительные противодействия кочевников. Они в лучшем случае отко чевывали, либо избивали и прогоняли сборщиков закята ни с чем^[14].

В целях избежания поводов к дестабилизации в Синьцзяне, по ини циативе его наместника На Янь­Ченя, в 1828 г. цинскому двору пришлось даже законодательно запретить местным властям взимать «салык» (различные сборы) и «кырклык» «сороковая», т.е., закят не только с кочевников, но и со всего местного мусульманского оседлогородского населения.^[15] Никаких официальных податей с населения в пользу государственной казны не было по крайней мере до 30­х годов XIX в. и в Кокандском ханстве.^[16]

И тем не менее, некоторыми путешественниками­наблюдателями и даже искушенными исследователями именно религиозные взносы кыргызов воспринимались как признаки подчиненности населения той или иной стране, хотя это были по существу добровольные пожертвования для взаимопомощи единоверцам по религии – мусульманам и, конечно же, они не отражали реальной ситуации в кыргызских кочевьях, осо бенно в сфере их политической независимости.

Кыргызское население вблизи г. Кашгара нередко привлекалось к общественным работам по прокладке и поддержанию в надлежащем виде дорог, проходящих по территории их кочевий, для обеспечения движения по ним почтово­дипломатических курьеров и торговых карав анов, за что получали немалые вознаграждения как со стороны цинской казны, так и от проходящих купцов. И, естественно, прежде всего кыргызы были в корне заинтересованы в бесперебойном и интенсивном движении караванов между Кашгаром и Кокандом. И, конечно же, отн юдь не из­за

«строгих мер» кокандских правителей, указанных Мир Иззет Уллой, в то время исправно функционировала, эта, по существу, одна из древних ветвей торгового трансконтинентального Великого Шелкового пути, а в силу осознания взаимной экономической заинтере сованности всех сторон – участников данной коммерческой деятельно сти.

Особое отношение цинского двора к соседнему с Кашгаром кыр гызскому населению проявлялось в том, что некоторые правители родо племенных групп на первых порах имели поручения организации госуд арственных конезаводов для курьерской службы, даже бывали случаи назначения из их числа хакимбеками приторных городов Ташмелек и Алагу (кипчакский бий Хаким в 60–80­х годах XVIII в., Садыкбек в се редине XIX в.). И тем не менее кыргызы, осознавая себя в единстве с местным населением, как мусульмане, принимали самое активное участие в антицинских восстаниях восточнотуркестанцев, которые поч ти всегда происходили под религиозным лозунгом газавата – освободи тельной войны против иноземных кафиров, т.е. неверных – поработите лей мусульман.

Такое положение кыргызов в Синьзяне сохранялось вплоть до по следней четверти XIX в., об этом свидетельствуют строки из письма генерального консула России в Кашгаре Н.Ф.Петровского дипломати ческому чиновнику при Туркестанском генерал­губернаторе И.Чарыкову, где указывается, что «китайские власти вообразили, что все их спасение в киргизах, а потому заигрывают с ними и с их беками (родовичами), которым они отдали все кочевое население, не взимая с него в казну ни копейки. Иначе говоря, почти… все кочевое население является в действительности не в подданстве… а в вассальной от них зависимости».^[17] И все же, более точное определение положения здесь кыргызов выражено в выводах нашего современника, российского уче ного В.Кузнецова в его монографии, где утверждается, что «кыргызы, размещавшиеся за пределами Синьцзяна, несмотря на поддержание сношений с цинской администрацией, оставались независимыми от имп ерии, не приравнивались к ее подданным, проживавшим в пределах цинского государства».^[18]Утверждение Мир Иззет Уллы о том, что кыргызы, кочующие за Кашгаром около Кургашина, «… являются подданными Китая», так и его определение о «племенах, обитающих между Кургашином и Ошем, находятся в подчинении повелителя Коканда» не соответствует реальностям того времени. На это указывают данные кокандских, китайских и русских источников, доступных нам, где мы не находим ни единого факта покорения кыргызов кокандцами к этому времени, а, напротив, они однозначно свидетельствуют о полной самостоятельности и независимости кыргызов как от Кашгара, так и от Коканда. Да и сам путеше ственник невольно замечает, что с г.Ош «начинается территория Фер ганы», т.е., пределы нового владения.

Оценивая политическую ситуацию в Коканде, наместник Синьцзяня Сун Юнь в своем докладе к цинскому двору в 1813 г. писал: «Террит ория Кокандского ханства очень невелика, полей мало, население ред кое, кокандский «бек» не дееспособен»^[19]. А вот оценка реальной силы Коканда, данная немного позднее, когда большинство историков счи тают этот период в ее истории временем подъема и мощи. Так, уполномоченный цинского двора в Синьцзяне На Ян Чэн в 1829 г. в своей деп еше в Пекин утверждал: «Сам Коканд ничего особенного собой не представляет. Территория его невелика: с юга на север – 700 (403,2 км – Д.С.) с лишним ли, с востока на запад 600 (343,6 км – Д.С.). Численн ость регулярного войска не превышает 3 тыс. человек»^[20]. По сведени ям муллы Мусы Сайрами, численность войск Мухаммеда Али­хана, прибывшего в Кашгар на помощь к Джангир­ходже в

1827 г., составля ла всего 3 тыс. человек^[21]. Эти данные почти согласуются с информаци ей русских дипломатических служб того времени, где указывается, что численность кокандской армии доходила до 4 тыс.чел.^[22] По сведениям кокандского историка моллы Нияза, первоначально в пору их органи зации Алим­беком (1800–1811 гг.) их численность составляла лишь 5900 человек^[23]. Эту цифру следует признать реальной, ибо сведения намест ников цинского двора наверняка основывались на тщательно выверен ных агентурных данных о соседней стране, откуда почти постоянно ис ходила военная опасность, и, конечно же, были ближе к реальности, чем мимолетные наблюдения временно пребывающих здесь иностранцев, путешественников и пусть даже подготовленных послов, которые также не застрахованы от информации ложного дипломатического характера.

Да и сведения самого Мир Иззет Уллы могут убедить нас о совер шенной независимости г. Оша от Коканда, когда мы читаем следующие строки: «По пути много стоянок киргизов, подвластных Ошу… . Они в  большинстве зажиточны и владеют большим количеством лошадей и овец». Это обстоятельство становится еще зримее при сочетании их с данными русского посланника Филиппа Назарова, бывшего здесь почти в то же время, с октября 1813 г. по август 1814 г. Он, к сожалению, как и Мир Иззет Улла, не сумел в своих «записках» преодолеть дезинформ ирующих сведений кокандцев, где, на наш взгляд, явно переоценил военную мощь Кокандского ханства, обозначив общую численность его войска в 60 тыс. человек.^[24] Русский посол, по­видимому, в г. Ош побы вал проездом, находился в непосредственной близости к «крепости Алай». Вот, что он пишет в своих «записках»: «…в пяти верстах рас стояния к границе восточных горских персиан (как видно из контекста, вернее, кыргызов – Д.С.) находится крепость Ярмазар, от коей в 12­ти верстах расположена уже персидская (т.е., чужая кокандцам – Д.С.) креп ость Алай»^[25]. Возможно, автор допускает некоторую неточность в указании ориентиров, но из этого ясно, что на Алае в то время размещал ось население, неподвластное Коканду. Данное положение подкрепля ется и следующими строками Ф. Назарова, где описываются торговые отношения алайских кыргызов: «Восточные горские персиане (т.е., алайцы – Д.С.) покупают на базаре (в г. Маргелане) хлопчатную бумагу в шишках ( мотках) и на подобие караванов отправляются пешие через Ярмазар в Алай, через горы, неся на себе бумагу сию в корзинах»^[26]. А нижеследующие данные из его же «записок» окончательно проясняют отношения кыргызов с Кокандом: «Кокандское государство до присое динения к оному Туркестанского и Ташкентского владений (т.е., к 1814 г. – Д.С.), граничило к северу с черными за каменными киргизами, к запа ду – кочевыми арабами и туркменцами, принадлежащими Бухарин, к югу – восточными горскими персиянами, называемыми гольчами или каратегинями, а к востоку – областью Кашгариею».^[27] Как видим, к это му времени северные соседи Коканда – чаткало­таласские кыргызы ос тавались независ имыми, как и граничащее с ними с юго­востока ош­алай ское или гульчинское^[28] население, которое Ф. Назаров старательно отличал от кокандцев, называя «горскими персиянами», не подозревая, что речь идет о кыргызских кочевниках Алая.

Наверное небезынтересно, что в бухарском сочинении XVI в. «Шараф наме йи­шахи» – «Книга шахской славы», написанном Хафизи Танышом и в кокандской хронике «Мунтахаб­ат таварих» Мухаммеда Ха ким Хана (сер. XIX в.) мы встречаем сведения о Дашт­и Алай (как известно, этот термин иногда пишут в форме Дешт­и, и востоковеды его переводят двояко: одни – как степь, а другие – страна, мне же кажется, что правы последние — Д.С.), располагавшемся между Андижанским ви лайетом (где г. Ош был границею) и Кашгаром^[29]. Примечательно, что в 1837 г. кокандский посол Захид­ходжо у турецкого падишаха просил дать грамоту своему хану Мухаммед Али (Мадали), придающую ему новый титул хана ханов (ханлар хани) ферганского государства (елкесу), с подчинением Дешт­и кипчак казаклари – т.е., Страны или Владения кипчак казахов и Дешт­и Алай кыргызлари, т.е., Владения алайских кыргызов.^[30]

О г. Ош русский посол сообщал: «По дороге на упадающей из горы Кашгар Даван к реке Сыр­Дарье учреждена портовая (точнее, таможенн ая – пояснение издателей «записок») застава Ош, где взимается пош лина с проходящих из Китая и в Китай караванов. В правой руке на утесе помянутой горы мы видели построенные два древних здания, под коим находится большая пещера. Вожатый нам сказал, что здания сии называются Тах­Сулейман, по­русски – престол Соломонов, и, что та мошние азиатцы каждый год ездят на поклонение к местам сим, утверж дая, будто в сем месте поклонялись духи Соломону. Здании сии ни кем не обитаемы».^[31]

Во­первых, из этого сообщения обращает на себя внимание тот факт, что в г. Оше взимание пошлины с торговых караванов происходил о иначе, чем в Кашгаре, т.е., в Синьцзяне Цинской империи, Кокандском и Бухарском ханствах, где сборы с купцов производились один раз и лишь во время ввоза товаров.^[32] Аналогичную с г.Ош ситуацию, ка сающуюся взимания пошлин при ввозе и при вывозе товаров можно было наблюдать в 30­е годы XIX в. в Хивинском ханстве^[33]. По сведе ниям русских источников, такая же таможенная пошлина с купцов, идущих из Кашгара через г.Ош, взималась и в самом г.Коканде^[34]. Дан ное обстоятельство наглядно указывает на то, что город Ош в это время продолжал обладать особым, своеобразным, независимым ни от кого статусом.

Во­вторых, примечательно, что на горе «Сулайман Тоо» обозначе ны места расположения двух древних архитектурных сооружений – мавзолеев, построенных в честь святого Сулаймана в конце XV в. одн им из правителей города в Фергане Султан Махмуд­ханом (убит в 1508 г.) и знаменитым основателем государства Великих моголов в Ин дии, прославленным ученым, поэтом Захир ад­Дином Мухаммед Бабур ом в 1496–1497 гг. Известно, что оба мавзолея сохранились до начала XX в. Сведений о точном времени разрушения худжура Бабура нет. По данным ошских краеведов (Е.В.Дружининой и др.) снесенное в 1964 г. последнее сооружение из двух, являлось именно строением Султана Махмуда. Еще в 1987 г. на это резонно обращали внимание обществен ности сотрудники Национальной академии наук Кыргызской Республик и В.Галицкий и В.Плоских.^[35] И, тем не менее, местные экскурсоводы, к сожалению, продолжают вводить в заблуждение посетителей мазара «Сулайман Тоо», по­прежнему выдавая худжуру Султана Махмуда за «Белый домик Бабура».

На самом деле сооружение, восстановленное в 1989 г. в очень сжа тые сроки и с большим отклонением от оригинала, по существу, как верно подмечает историк А.Табышалиева, этот «новодел» современной школы народного мастерства, не имеет ничего общего с именем Бабур а.^[36] И если уж имя знаменитого Бабура прельщает нас, что вполне имело бы свои положительные стороны, в смысле популяризации Кыр гызстана и г.Ош в частности, то надобно бы безотлагательно начать восстановительные работы худжуры Бабура и вести ее на действительно научной основе и в государственном масштабе.

Примечательно, что, благодаря этому мазару на «Сулайман Тоо», г. Ош был известен и в России как «кала» – т.е. крепость «Тахтусулейман», о чем говорится в «записках» Мехти Рафаилова — кабульского купца, представленных в 1812 г. в МИД России^[37].

Возвращаясь к сведениям Мир Иззет Уллы, в частности к его утв ерждению о назначении правителя города Ош «повелителем Коканда», можно констатировать, что оно тоже не соответствовало реальностям того времени. Ибо город Ош в ту пору, да и позднее, не входил в но менклатуру Кокандского хана.^[38] Об этом наглядно свидетельствуют и строки одного из военных аналитических обзоров русских чиновников из Ферганы, где утверждается, что г.Ош кыргызы «называют своим соб ственным городом, и в нем никогда не стояли сарбазы Кокандского ханс тва»^[39].

Небезынтересно, что в генеалогической структуре РПГ кыргызов адигине в отделе баргы встречается имя Джанай, сын Кокчо, брата известного нам Арзымата, племянника знаменитого Аджи­бия^[40], соврем енника и соперника кокандского Ирдана­бия, кстати, в свое время управлявшего г.Ошем. И если принять во внимание становление во гла ве Оша после 1812 г. пока лишь известных нам личностей из этого же клана, например, знаменитого парваначи и минбаши Коканда (февраль 1862 – июль 1862 г.) Алимбека Асанбек­бий уулу (1855–1862 гг.), его сыновей Джаркинбая (1862–1864 гг.) и Абдылдабека (1865–? гг.), нам представляется вполне возможным признать правителя г.Ош Джуная, названного Мир Иззет Уллой кыргызом из РПГ адигине, Джанаем Кокчо уулу. О чем свидетельствуют и сведения Н.Ситняковского о том, что в конце XIX в. потомки его отца составили отдельный подрод Кокчи улуу в составе рода баргы, имевших свои летние кочевья на Алае у горы Джумгак­баш и зимовавших вблизи г.Оша^[41].

[1] Соколов Ю.А. Записки Мир Иззет Уллы о путешествии в Центральную Азию // Труды САГУ. Выл.78. Ташкент, 1956. С.44 52.

[2] Соколов Ю.А. Записки Мир Иззет Уллы о путешествии в Центральную Азию // Труды САГУ. Вып.78. Ташкент, 1956. С.44.

[3] Ситняковский Н. Перечисления…С.105; Аттокуров С. Кыргыз санжырасы. С. 128.

[4] Аттокуров С. Кыргыз… С.60,185,193.

[5] Ситняковский Н. Перечисления…С.104; СыдыковА. Родовое… С.87.

[6] Соколов Ю.А. Записки Мир Иззет Уллы о путешествии в Центральную Азию. С.47­48.

[7] Кузнецов В. Цинская империя… С.83.

[8] Зеланд Н. Кашгария и перевалы Тяшь­Шаня. Путевые записки.

Омск, 1888. С.132.

[9] ГАООР. Ф. 3. Оп. 13. Д. 18005. Л. 6; Грумм-Гржимайпо Г.Е. Очерк припамирских стлан // Изв. рус. геогр. общ­ва. Т. 22. СПб., 1886. С. 98­99.

[10] ЦГАРК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 348. Л. 17­17 об.; Валиханов Ч. О состоянии Алтышара… С. 193.

[11] Валиханов Ч. Кашгарский дневник 1 // Собр. соч. в 5­ти томах.– Вып. 2. – Т.3. – С. 33.

[12] ЦГИАР. 468. Оп. 18. Д. 468. Л. 32; Небольсин П. Очерки торговли России со странами Средней Азии, Хивой, Бухарой и Кокандрм. СПб., 1856. С. 10; Усенбаев К. Общественно­экономические отношения киргизов в период господства Кокандского хан ства. Фрунзе, 1961. С. 22.

[13] Валиханов Ч. Описание пути в Кашгар и обратно в Алатавский округ //Там же. Т.З.­С. 78.

[14] ГАОр.ОР. Ф. 1. Оп. 10 Д. 3433. Л. 70 об; ЦГАРК. Ф. 338. Оп. 1. Д. 698. Л. 12­13; Валиханов Ч. Журнал похода атамана Телятникова в Ташкент 1796­1797 гг. // Собр.соч в 5­ти томах. Вып. 2. Т. 3. С. 254; Урумбаев А. Неизвестная рукопись по истории Кок андского ханства // Изв. АН Уз ССР. Сер.ОН. 1957. № 3. С. 34–35.

[15] Кузнецов В. О реакционной сущности движения Джангира // Изв. АН Каз ССР Сер. История. Вып. 1. 1961.­С. 79.

[16] Назаров Ф. Записки… С. 34, 37; Потанин Н. Записки о Кокандском ханстве 1830 г. /7 Вести, имп. рус. геогр. общ­ва. 1856. Ч. 18. Кн. 6. С. 278.

[17] ЦГАУР. Ф. И. 19. Оп. 1. Д. 1487. Л. 12.

[18] Кузнецов В. Цинская империя… С. 46.

[19] «Циньдин Синьцзян шилгоэ» «Высочайшее утвержденное описание Синьцзян а» Б. М. Г.,1821. Т. З.Л.23а, 25а. Цит. по: Кузнецове.

Цинская империя… С. 87.

[20] Цит. по. Кузнецов В. Цинская империя… С.94.

[21] См. Муса Сайрами. «Тарих­и Аминия» // МИЦСА. С.319.

[22] Потанин Н. Записки о Кокандском ханстве. 1830 г. // Вести, импер.

рус. геогр. общ­ва­ 1856. Кн. 5. Ч. 18. С. 281.

[23] Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»…С.95.

[24] Назаров Ф. Записки о некоторых народах и землях Средней Азии. М, 1968. С. 46­60.

[25] Назаров Ф. Записки о некоторых народах и землях Средней Азии. М., 1968. ­ С. 48.

[26] Там же. С. 49.

[27] Там же. С.37.

[28] От местности Гульча на Алае Кыргызской Республики в соседстве с Каратегином. Примечательно, что в РПГ тент имеется род галча. (См.: Аттокуров С. Кыргыз…. С. 199, Тврвкануулу Э. Сол кыргыз – С. 150). Созвучный этому род калча содержится сразу в нескольких РПГ кыргызов: адигине, бостон (См.: Аттокуров С. Кыргыз… С. 69, 196). Хотя некоторые исследователи связывают термин «калча» с памирскими, т.е. каратегинскими горными иранцами, жителей долин которых называют таджиками, что, по мне нию специально изучавшего этимологию указанного слова О.Каратаева, не верно. Он в нем определенно усматривает кыргызский этноним. (См.: Каратаев О. Кыргыз этнон­ мдери: теги, маанилери // Вестник КГНУ: Серия общественных наук. Вып. 3. Бишкек. 1998.­С. 220­221).

[29] МИСЦА. С. 234, 303

[30] Sarai М. Kirgiz tupklepi tapihi. Istambul, 1993. С. 26­27.

[31] Назаров Ф. Записки… С.49­50.

[32] ГАОр.ОР.Ф.б.Оп. 10.Д.3284. Л. 26, 30­31.

[33] Там же. Л.27 об.

[34] Галицкий В., Плоских В. Старинный Ош. Фрунзе, 1987. С. 71.

[35] Галицкий В., Плоских В. Старинный Ош. Фрунзе, 1987. С.35.

[36] См.: Табышалиева А. Праздник, который можно еще вернуть // Комсомолец Киргизии.­1990.­1 октября; Казакбаев К. «Бабурдун їйї» – кимдин «їйї»? // Кутбилим. 1999. 27­февраль. С.6.

[37] Записки Мехти Рафаилова // Российские путешественники в Индии. XIX нач. XX вв. Документы и материалы. М.,1990. С.46­47.

[38] Бейсембиев Т. Наместники и независимые от Коканда правители по «Тарих­и Шахрухи» // Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи» как исторический источник. Алма­ Ата, 1987. – С.150–151.

[39] Военные действия против кокандцев в 1875­1876 гг. / По официальным донесе ниям.­СПб., 1876. ­ С.49.

[40] Винников Я. Родо­племенной… С.151

[41] Ситняковский Н. Перечисление… С.102.

 

2. г. Ош-один из центров международной торговли

В 20­х гг. XIX в. г. Ош определенно становился одним из центров между народной торговли не только в Фер гане, но и во всей Центральной Азии, где имелся соответствующий мо нетный двор.

В этой связи особый интерес вызывает информация известного ар хеолога М.Е. Массона о найденных 23 медных ферганских квадратных монетах конца XVIII – начала XIX вв. с единственной надписью «ройдж», т.е., «ходячая» монета, на руднике Кан­и Гут у кыргызского аила Самаркандлык в Баткенском районе Ошской области.^[1] Обращает на себя внимание необычайная квадратная форма этих монет. Насколь ко нам известно, местные среднеазиатские и восточно­туркестанские денежные единицы того периода – тилли, тенге, пулы чохи и др., имели преимущественно круглую форму, иные из них с квадратными отверс тиями по середине. Отсюда нам представляется, что было бы небезын тересно нумизматам еще раз повнимательнее обследовать эти канигутские и другие монеты на предмет не ошского ли монетного двора они производства?

На такое размышление наводят и утверждения историков В.Я.Галицкого и В.М.Плоских о том, что имеются сведения источников о наличии в это время в г.Ош «Урды», по­кыргызски «Ордо», т.е., ставки его правителя «с канцелярией и другими служебными, жилыми (включая гарем) и хозяйственными помещениями, а также казармами для сипаев»².

Из сведений Мир Иззет Улы следует, что г.Ош входил с сложившуюся к этому времени систему международной выездной (ярмарочной) торговли с закрепленными за за каждым городом определенными днями недели. Так, вторник был  отдан г.Ошу, воскресенье и среда – г.Ташкенту и г.Ура­Тюбе^[2], воскресенье, среда и четверг – г.Коканду^[3], понедельник – г.Файзабату,  пятница – гг. Кашкару и Яркенду^[4].

Интересы международных торговых отношений, по­видимому, диктовали участникам коммерции принимать совместные усилия по обеспечению безопасности и интенсивности проходящих караванов. Вырабатывались и совершенствовались наиболее оптимальные маршру ты их следования, максимально учитывающие и интересы местного на селения. Они же в надлежащем виде содержали торговые пути. До сих пор, например, сохранились остатки так называемых дорожных указа телей­разметок – «тизген таш» – «сложенные в ряд камни», которые прослеживаются на севере Кыргызстана по ущельям Кеминской доли ны, кое где с окученными камнями. Не исключено, что именно в начале XIX в. старое наименование дистанционных разметок караванных пу тей, функционировавших в Фергане со времени Захир ад­Дина Бабура – игач (вернее, жыгач – дерево), вероятно, из­за происхождения материа ла опознавательного знака, было сменено на новые – «таш», т.е. камень. Расстояние между знаками оставалось прежним в 9 тыс.шагов^[5] и рав нялось 8­ми русским верстам, т.е., современным 8,536 км (1 верста равна 1,067км). Иранский же фарсанг, продолжающий применяться за рубе жом Ферганы, признавался равнозначным «ташу», хотя на самом деле был короче и равнялся 6­ти русским верстам^[6].

Отсутствие сильной централизованной власти на территориях коч евников, зачастую пересеченных горными хребтами, диктовали необх одимость возведения крепостей или хотя бы укрепленных постов с присутствием войск для обеспечения безопасности прохождения торго вых караванов. Примечательны по этому поводу рассуждения кабульского купца Мехти Рафаилова в его «записках», представленных в 1812 г. русскому правительству, где говорится: «… обеспечивая тою крепос тью (т.е., предполагаемой к строительству – Д.С.) ход собственных ка раванов, можно будет оною же оковать буйную наглость киргизов»^[7].

Идеи строительства крепостей на территории кыргызов и казахов стали постепенно осуществляться вскоре после прихода к руководству Кокандом энергичного и образованного Мухаммед Омар­хана (1811–1822 гг.) Кстати, как свидетельствуют дошедшие до нас документальные источники, ярлыки (грамоты) с оттисками личных печатей кокандских правителей из династии минг^[8], именно он, а не его предшественник и родной брат Алим (1799–1811 гг.), носивший титулы сначала в 1801 г. бек^[9], а затем в 1810 г. – эмир⁴, первым начал официально именоваться ханом с 1811 по 1814 г., что прослеживается документальными источниками^[10].

[1] Массон М.Е. Рудник погибели. Фрунзе, 1971. С.34. ² Галицкий В., Плоских В. Старинный Ош. С.60.

[2] Вельяминов-Зернов В. Сведения о Кокандском ханстве // Веста, имп. Русск геогр.общ­ва. 1856. 4.18. Кн. 5­6. С.128; Мухтаров А. Очерки историй. С.81

[3] Потанин Н. Записки… С.28

[4] Валиханов Ч. О состоянии Алтышара… С.118­120.

[5] Кыргызстан Россия: история взаимоотношений (ХVIII–ХIХ вв.) / Сб.док.и ма териалов. Бишкек, 1998. С.340.

[6] Валиханов Ч. Ч. Маршруты собранные мной во время путешествия в Кашгар // Собр.соч.в 5 томах. Т.З. С.447­449.

[7] Цит. по: Российские путешественники в Индии XIX нач. XX вв. М., 1990. С.54.

[8] Валидов А. Некоторые…С.69­75; МИУТ. С.74­77; Мапицкий Н. Несколько стра ниц из истории Ташкента за последнее столетне // ПЗСТКЛА. Год 3. Ташкент, 1898. С. 166­167.

[9] Валиханов Ч. Записки о Кокандском ханстве // Собр.соч. Т.З. С.321. ⁴ Малицкий Н. Несколько.. .С. 166­167.

[10] АВПР. Глав. Архив 1810­1820.1­8.0п.7. Д.1.Л.146­147; МИУТ.С.76.

 

3. Фергана в соперничестве с Бухарой

Омар­хан, стремясь продолжить политику собирания земель вокруг Коканда, реально начатую старшим бра том Алимом^[1], и, справедливо отказавшись от его жестких и, как оказал ось, непопулярных методов достижения целей, сумел найти более прие млемые пути объединения сил населения фергано­кашгарского регио на. Так, верно оценив политическую ситуацию в Фергане в условиях активизации ангицинского движения мусульманского населения Синь цзяна и продолжающегося нарастания колонизационной политики русс кого царизма в сторону Казахстана, Омар­хан на волне радения исламу даже начал добиваться первенства не только в религиозных делах, но и в политической жизни Средней Азии, открыто соперничая с Бухарой. Об этом наглядно свидетельствуют материалы его посольства в Турцию в 1814–1815 гг. во главе с Элходжо сеид Курбан эффенди. Кокандский хан в письме к турецкому падишаху Махмуду II (его считают реформа тором подобно Петру 1 в России^[2]), сообщая о своих деяниях по спасе нию мусульманского населения Китая (где, по­видимому, резюмировал ись события 1814г. в Кашгаре, связанные с временным успехом антицинского выступления во главе с ахундом с.Ташмелек Зия ад­Дина и кыргызского бия из РПГ кыпчак Турдумамата – Д.С.), откровенно подчеркивая, что «его целью является служба Аллаху и борьба с невер ными», просил у главы Турции и поддержки против своих оппонентов в форме своеобразного покровительства.

Члены турецкого меджлиса констатировали, что «кокандский хан хочет верительную грамоту, знамя и меч (т.е., символы первенствующег о в защите ислама в кашгаро­ферганском регионе – Д.С.). Это связано с беспокойством хана по поводу усиления притеснений цинов, но Бухара и Кашгар (т.е., местные мусульманские наместники цинов в Синьзяне – Д.С.) против этого сплочения. После недавней одержанной победы над цинами и затем, бросив вызов России (по­видимому, речь идет о строительстве кокандцами в 1814 г. крепости Ак­Мечит, как меры против русской экспансии в Казахстане – Д.С.), он просит военной поддержки у Османской империи. Но так как у нас есть мирный договор с Россией, мы не можем согласиться взять его в подданство»^[3].

Кокандское посольство в Турции не достигло желаемого результата и тем не менее местное духовенство все же, по утверждению Мухамме да Хаким Хана, в конце 1814 или в начале 1815 г. присвоили Омар­хану новый титул «эмир эл муслимин» — «правитель правоверных»^[4]. Наря ду с этим были учреждены должности: «шейх эл ислам» – высший дух овный сан в Фергане, им стал Масум­хан­ходжо; «везир эл вузра» – визир визиров или иначе, главенствующий над визирами, по­видимому, в его ведении находились начальники оседлого населения (сартия) страны. По сведениям В.Наливкина, эту должность или титул носил с 1815 по 1820 г. Раджаб дуванбеги^[5]. В должности «беглербеги», т.е., начальствующего над руководителями кочевого населения (элетия) эл­бегами со ставкой в приграничном городе Ташкент с 1810 по 1830 г. находился Лашкара в звании или с титулом кушбеги, точнее, кошуун­беги — главенствующий войском^[6]. По сведениям Ч.Валиханова, при «Мадали­хане (Мухаммед­Али – 1822–1841 гг.) в Ташкент был назначен предприимчивый и храбрый наместник (кушбеги) Мамет­Алим родом из калчи (информатор дает пояснение, что калча – это название народа в Каратегине, но, на самом деле, здесь речь могла идти об уроженце местн ости Гульче на Алае. Следовательно, он был кыргызом. Примечательн о что в генеалогической структуре РПГ кара багыш, часть которых в XVIII в. кочевала на Алае, есть человек по имени Алимбек^[7] – Д.С.).При этом кушбеги впервые явились (из Ташкента в кочевья кыргызов – Д.С.) зборщики закята»^[8].

Известный исследователь истории Ферганы В.Наливкин этот титул Омар­хана приравнивал к императорскому сану. На самом деле здесь организовали конфедерацию местных мусульманских правителей, пре жде всего соперничающих с Бухарским ханством. Это образование, как верно заметил В.Наливкин, «по наружности обратилось в настоящее государство и стало одним из наиболее видных в Туране»^[9]. По мнению современных исследователей,такое образование называется «регионалистским государством» – промежуточная форма сложного унитарного государства и федерации, при котором вся территория государства со стоит из относительно самостоятельных автономных единиц, имеющих тенденцию перерастания в федерацию^[10]. Диктовалось это политичес кой ситуацией того времени в регионе. Антицинские выступления му сульманского населения и кыргызов из РПГ кипчак в Кашгаре были жестоко подавлены, вызвав новую волну иммиграции в Фергану. Так, по сведениям кокандца Джунайд­муллы Аваз Мухаммеда, автора сочи нения «Тарих­и джахана намой», написанного в третьей четверти XIX в., «в начале XIX в. из Восточного Туркестана в Дешт­и­кипчак пересе ляется казахская орда, притесненная китайцами в составе десяти тысяч хозяйств», которым кокандский Омар­хан дал соответствующее разреш ение на поселение^[11]. В 1821 г. в районе Моинкола в Бухарском ханст ве произошло крупное восстание китай­кипчаков, жестокое подавление которого также вызвало эмиграцию его участников на восток, в пределы Ферганы^[12]. Эти обстоятельства требовали от местных правителей кашгаро­ферганского региона неотложных и согласованных действий по их размещению, а также предусмотреть меры безопасности от внешних вторжений с севера, так как Россия начала активизировать свое вторже ние в глубь Казахстана.

Известно, что эти усилия Омар­хана нашли одобрение и поддержку у Адил­султана, правителя казахов из Старшего жуза^[13], хотя, среди них также оказались сторонники бухарской ориентации, которые и подв ерглись репрессиям. В числе союзников кокандского хана первонач ально были и их соседи с северо­запада – чаткало­таласские кыргызы, а также соседи с юго­востока – ош­алайские кыргызы. Об этом свидет ельствуют устные предания кыргызов, введенные в научный оборот В.Каллауром^[14] и Б.Солтоноевым^[15]. Они подтверждаются и сведениями В.Наливкина, так, приблизительно в 1821 г., во время осады Омар­ханом г.Замин, по­видимому, находящегося под властью Бухарского эми ра, к нему на помощь пришли сборные войска кыргызов из РПГ китай, кипчак и каракалпаков во главе с парваначи Анна Кули^[16]. Известный востоковед П. Иванов утверждает, что в то время с Омар­ханом имели встречу Мамур­бий из РПГ китай и Анна (Адина) Кули из РПГ кипчак. Первый был назначен хакимом Яны­Коргона, а второй – Чилека^[17].

[1] Соколов Ю.А. Начало военных действий против Кокандского ханства и вопросы присоединения его к России. //Научные труды Ташкентского госуниверситета. Вып.343. Ташкент, 1969. С.35.

[2] Еремеев Д.Е. На стыке Азии и Европы: очерки о Турции и турках. М., 1980. С. 117.

[3] Цит.по: Saray М. Kirgiz turkleri tarihi. Istambul, 1993. C.22­23.

[4] Назаров Ф. Записки…C.67.

[5] Наливкин В. Краткая. . .С. 112, 116.

[6] См.: Солтоноев Б. Кызыл кыргыз … Т. 1. С.176; Бейсембиев Т «Тарих­и Шахрухи»…С.70.

[7] См.: Аттокуров С. Кыргыз санжырасы… С. 167.

[8] Валиханов Ч. Записки о киргизах… С. 80.

[9] Наливкин В. Краткая…. С.112.

[10] Чиркин В. Элементы сравнительного государствоведения. – М., 1994. – С.41.

[11] Набиев Р. Уникальный источник по истории кокандского ханства // Изв. АН УзССР. – 1947. – №4. — с.32.

[12] Иванов П.П. Восстание китай­кипчаков в Бухарском ханстве 18211825 гг. // Труды института востоковедения. Т.28. М., 1937. С.73­78.

[13] Наливкин В. Краткая… С. 110.

[14] Каллаур В. К истории города Аулиеата// ПЗСТКЛА. Год 8­ой. Ташкент, 1903. – С.11­18.

[15] Солтоноев Б. Кызыл… Т. 1. С. 176.

[16] Наливкин В. Краткая … С. 12.

[17] Иванов П. Восстание… С.58­61.

 

4. Аллегории легенды об «Алтын Бешике»

В сочинении Мирзы Каландара Исфараги «Шах наме­йи Умар хани», написанном в 1823 г., приводится одна из ранних версий легенды о происхождении династии правителей Коканда, где идеологически обосновывается право на первенствующую власть в стране и на ханское достоинство выходцев из узбекской РПГ минг. На мой взгляд, в нем в аллегорической форме отразилась перво начальная модель федерации мусульманских владетелей Ферганы, дан ная кокандским Омар­ханом. Анализ содержания этой легенды нагляд но свидетельствует о том, что соседние кыргызы были в числе основателей этого нового государственного образования в данном ре гионе.

Итак, в легенде утверждается, что мальчика – сына чингизида Ба бура, по имени «Алтын Бешик» – «Золотая Колыбель», нашли «четыре представителя племен: минг, кырк, кипчак и киргиз»^[1].

Здесь, безусловно, минг – это этническая группа узбеков, а вот кырк, вопреки утверждениям некоторых хронистов (например, Мухамм ед Вафа Карминаги⁴) и исследователей^[2], не может считаться таков ым же, ибо в событиях истории Ферганы они почти не фигурируют. На мой взгляд, тут речь идет скорее всего о представителях рода кырк уул из кыргызского РПГ саруу^[3] . По убеждению профессора С.Закирова, кырк уул – это самостоятельная этническая группа, сложившаяся в XVIII столетии, основу которой составили проживавшие в Фергане кыргызы – представители ичкиликов из РПГ доолос или теит^[4].

Известно, что кыргызские РПГ саруу, теит, доолос, кушчу, издавна живя на окраинах горных массивов Ферганской долины, принимали самое деятельное участие в ее политической жизни, со второй четверти XVIII в. прослеживаются их родственно­брачные связи на самом высш ем уровне с правящей узбекской династией в Коканде, этнической группой минг. Так, кыргызский бий Акбото был женат на дочери Кокандского аталыка Шахруха, одновременно выдал свою дочь за его старшего сына Рахим­бия^[5]. Брат кокандского правителя Нарбута­бия – Хаджи­бий, управляющий наманганским вилайетом, имел твердую подд ержку у ближайших соседей, чаткало­таласских кыргызов, поскольку его мать была из РПГ кушчу^[6] на Чаткале^[7]. Он сам также женился на их соплеменнице, от которой родился будущий Кокандский хан Шерали (1842–1844 гг.). Последний около 35 лет скрывался от преследователей, родичей, в Таласе у главы РПГ саруу Ажибек­бия, продолжил традиц ию своих предков, женившись на двух кыргызках: Жаркын айым (саруу) и Сон Айым (багыш). Первая родила Худояр­хана (1844–1858, 1862–1863, 1865–1875 гг.), а вторая – Малла­хана (1858–1862 гг.).

По сведениям В.Наливкина, именно выходец кыргызского рода кырк уул Юсуп (по версии писателя Т.Касымбекова Нузуп), по­видимому, в то время кочевавший на южных склонах Чаткала в районе Аксы, был инициатором возведения на кокандский престол Шерали­хана. Он затем, на протяжении первых двух лет его правления, являлся минбаши, т.е., занимал вторую должность в государстве.

Активным сподвижником их становится таласец Сеидалибек^[8] . Этот акт по существу является началом нового этапа в истории Ферганы, ознамено ванного приходом к реальной власти выходцев из кочевого населен ия (элетии), взявших курс на создание более сильного централизо ванного государства. Наверное не случайно, данное обстоятельство еще в 1851 г. расценивалось долговременным губернатором Оренбург ской губернии и опытным политиком В.А. Перовским в его записке к директору Азиатского департамента МИД России, как «политический переворот, совершенно преобразовавший управление этой страной (выделено мной – ДС.)»^[9]. Примечательно, что В.Наливкин положение этих кыргызов в составе государства Омара и Мухаммед Али (Мадали) ханов (1822–1842 гг.), т.е., до Шерали­хана характеризовал, как имеющих статус «автономии»^[10].

Небезынтересно, что этническая группа кырк существовала также и среди семиреченских казахов, с которыми таласские кыргызы, живя по­соседству, имели тесные родственные связи^[11]. Об этом же утверждает Н.Аристов, замечая, что у «сарыуйсунов (этническая группа Старшего жуза казахов – Д.С.), и у узбеков род кырк одинаково каракыргызского (т.е., кыргызского – Д.С.) происхождения…»^[12]. Вероятно это, на мой взгляд, отражение следов пребывания чаткало­таласских кыргызов в районе гг. Ходжента, Ура­Тюбе в период откочевки из­за притеснений калмаков.

В этой связи считаю уместным здесь привести любопытные сведе ния из объявления башкирцев Казаккул Казанбаева и Унгей Азлаева, данного ими 3 августа 1766 г. в походной канцелярии генерал­майора Черепова после возвращения со специальной посольской миссии из кочевьев казахов Среднего и Старшего жузов, которое проясняет спорные моменты истории Ферганы. В нем говорится, что казахский Аблай­султан имел сражение с кыргызским владельцем Карабута­бием (из РПГ китай – ДС.), кочевавшим в северных предгорьях Ферганы, которому нанес поражение, и он ему «дал в аманаты сына своего родного». Затем вступил в переписку с ташкентским владельцем молла Шамси и кокандским Ирдана­бием. В ожидании ответов «Аблай султан пошел на крыгь юзов из числа называемых кыргызов (выделено мною – Д.С.), уже выехавших в летнее кочевье, войною и всех их разбил и в полон взял… И тех крыгь юзов владелец Фазил бий (по­видимому, Ура­Тюбинский – ДС.). Прислал к нему Аблай султана сына своего с тем, чтобы отдать ему плененных обратно, которых он и отдал и взяв Аблайу оного Фазил бия в аманаты сына его, чтобы ему Фазил бию быть у Аблай султана в подданстве, но только оный Фазил биев сын от него, Аблай султана, бежал и Фазил бий с прежнего своего кочевья откочевал в даль»^[13].

Как видим, здесь зафиксированы родственность, или, по крайней мере, союз двух этнических групп кырк и юз, прослеживающиеся и ферганскими источниками. Установлено, что указанные племена в ХVIII–ХIХ вв. составляли кочевое население Ура­Тюбинского владе ния, куда входили районы гг.Ура­Тюбе, Ходжент, Джизак и др.^[14] Автор сочинения «Мунтахаб ат­таварих», написанного в 1843, Мухаммад Хаким­хан называет правителя г.Ходжента первой трети XVIII в. Акбото­бия, сына Рахим­аталыка, представителем рода юз. И тем не менее, так как в ташкентском списке этой рукописи указанной приставки юз нет, и поскольку он имел в своем распоряжении кыргызского пансада (пяти­сотника) с воинами, а также, основываясь на сведениях хроники «Тух­ват ат­таварих», написанной в середине XIX в. Аваз Мухаммад Атаром, где имеется прямое указание на то, что Акбото­бий – кыргыз,^[15][16] извест ный исследователь­востоковед В.Ромодин, как и В.Наливкин^[17], а вслед за ним и кыргызоведы

В.Плоских, Т.Кененсариев и К.Молдокасымов считают его кыргызским бием¹. В публикациях А.Валидова мы встреч аем неопределенность, где утверждается, что юзы это «кыргызское и узбекское племя»^[18][19].

По мнению же А.Мухтарова, «с середины XVIII в. Ура­Тюбинским владением стали управлять хакимы из узбекского племени юз»^[20]. Ме жду тем, по данным бухарского историка Муини, автора «Тарих­и Бухоро», написанного в начале XX в., на которое опирался сам А.Мухтаров, утверждается, что: «Племя юз некогда жило в местности Ок­Масчид (т.е., Ак­Мечит – ныне г.Кызыл­Орда) на берегу реки Сай­ хун (Сыр­Дарья)» и при Бухарском хане аштарханиде Имам­Кули­хане (1611–1642) предок Фазыл­бия Халуке (Кулуке)­бий был назначен им аталыком в Гиссаре^[21]. Из этого следует, что юзы никак не могут назы ваться изначально узбекскими, по крайней мере до середины XVII в., как видим, они, по его мнению, являлись пришлым населением Гиссара.

А вот, что сообщает историк правителя Балха Надир Мухаммеда Махмуд ибн Вали, автор сочинения «Бахр ал­асрар» – «Море тайн», написанного в середине XVII в.: «Одним из событий, показывающих могущество силы и величие славы милостивого хакана (Надир­Мухаммеда), является то, что в раджабе 1045 г. хиджиры (декабрь 1635 г. – январь 1636 г.) двенадцать тысяч семей киргизов, которые (до этого) обитали в области Каракорум и Керулена, …прибыли через Каратегин в окрестности Гиссара и (вступили) под управление счастливого государ я. В новолуние шабана вышеуказанного года (10 января 1636 г.) двена дцать человек из главарей того племени прибыли в столицу (Балх), явл яющуюся куполом ислама, в сопровождении Хаджим Аталыка­Хытая и удостоились чести приема (Надир Мухаммеда)». Далее говорится, что эти кыргызы­язычники (кафиры) изъявили желание принять ислам и остаться в Гиссарском вилайете. Надир Мухаммед, выслушав их прось бу, отправил своего есаула в Бухару к Имамкули­хану с просьбой о пок ровительстве, который удовлетворил их письменным указом^[22]. По словам этого автора, западные границы расселения кыргызских племен в первой половине XVII в. простирались до Хутллана (Куляб)^[23]. Осо бый интерес приобретают сведения другого балхского историка Ходжамкули­бека Балхи, автора «Тарих­и кипчак хана», написанного в 1724–1727 гг., где указывается: «В начале того же года кунтай­джи (т.е., хан джунгарских калмаков Цеван Рабдтан, умер в 1727 г. – Д.С.) поспеш ил в ад. На место сел его сын (Галдан Церен, 1727–1745 гг. – Д.С.). Примерно лак (сто тыс. – Д.С.) домов киргизов, обосновавшихся в Каратегине, бежав от калмаков, прибыли в Хисар­и шадман. Поскольку (эта область) являлась юртом племени йуз, они не смогли осесть там, ввиду чего, подобно сели, хлынули в сторону Кубадиана – места обита ния двадцати тысяч домов племени дурмен. Халмурад аталык, хаким Кубадиана, переопоясался поясом противодействия. Некоторое время они сражались друг с другом, с обеих сторон пало значительное число людей. В конце концов киргизы одолели, а обращенные в бегство дурмены переправились через Джейхун (Аму­Дарья) в сторону Балха»^[24].

Кыргызские историки профессор Э. Маанаев и Т. Машрапов, специ ально изучавшие эти вопросы, пришли к выводу о пребывании кыргызов в пределах Каратегина и Гиссара с XVI в.^[25], а в Фергане они про слеживаются еще ранее^[26].

Во второй половине XVII в., хотя между аштарханидами, управ лявшими Бухарским ханством, казахскими ханами и кыргызскими предводителями существовали почти беспрерывные мелкие распри, тем не менее, они временами были вынуждены идти на компромисс для согласования своих действий против всевозрастающего натиска Джунг арского ханства. С этой целью казахские и кыргызские правители свя зались родственными узами с бухарским ханом Абд ал­Азиз­султаном (1645–1680 гг.). Так, его женами стали: Казах­ханум – дочь казахского Джангир­хана и Алтын­биби – дочь кыргызского Тилака­бия,сына Кутлук Сайида^[27].

Известно, что под напором калмакских завоеваний в конце XVII в. также наблюдалось вынужденное переселение новых групп кыргызов к кочевьям уже ранее живших в Ферганской долине сородичей. Они, по­ видимому, в первую очередь из­за земельной тесноты, доставляли не мало хлопот и местным оседлым жителям не только Ферганы, но и Бу харского оазиса. Поэтому правители Бухары во избежание дальнейшего проникновения большой массы кочевников на запад, в глубь страны, и в целях упрочения заслона от вторжения иноверцев – калмаков в приграничные районы, в условиях внутреннего сепаратизма и активизации противостояния на юго­западе с Ираном и Хивой, были вынуждены официально подтвердить власть местного военачальника Акбото­бия из рода кырк уул (РПГ саруу) в пределах Ура­Тюбе, Ходжента и Андижан а. Его влияние здесь упрочивалось с каждым днем за счет прибываю щих кыргызов из районов северо­восточной части Кыргызстана, Каш гара и Каратегина. Единственным утешением для них было то, что духовная власть в этих местах по­прежнему сохранялась в руках местных служителей ислама, за ходжами. Об этом наглядно свидетельству ют чудом дошедшие до нас оригиналы пяти официальных документов из Ферганы. Первые два – это личные распоряжения Акбото­бия, датир уемые временем не ранее 28 мая 1701 г., относящиеся к периоду правления Субханкули­хана ( 1680–1702 гг.), где он от имени хана осуще ствлял свои функции в селениях Джавандак, Равшандар, что к юго­востоку от Ура­Тюбе, а также в местности Наманган^[28].

Поистине бесценен третий документ – поздравительная грамота (мархомат нама) Убайдуллах­хана (1702–1711 гг.) ишану Муса­ходже без даты, где, наряду с сообщением о подтверждении его прежней дух овной власти указывалось, что «в настоящее время область (вилайет) Ура­Тюбе, Ходжент и андижанский Чахорсад (т.е., четыре стороны или окрестности г. Андижан – Д.С.) мы пожаловали рожденному в рабстве (бандой хонзад – здесь, по­видимому, имелось в виду его нахождение в иммиграции – Д.С.) Акбута (Акбото – Д.С.) кушбеги (точнее, кошун беги – начальник войска – Д.С.). Когда эта милостивая грамота будет получена Муса­ходжой, пусть пуще прежнего предается богомолению и совместно с названным Акбото­кушбеги докладывает для процветания нашей державы о делах, кои могут возникнуть в тех пределах, дабы бы ли приняты меры»^[29].

Такое же положение подтверждалось и Абулфаиз­ханом (1711–1747 пг.), его грамотой на имя того же Муса­ходжи в 1711 г., где говорил ось: «Когда эта милостивая грамота удостоится чести прибытия (будь те или же молитесь – предполагаемое мною слово вместо утраченного из­за повреждения документа – Д.С.) лучше прежнего, с благожелатель ством обратившись к рожденному в рабстве Акбото­кушбеги в едине нии (с ним исполняйте – то же самое в поврежденном месте источника, что следует из контекста документа – Д.С.) того, что он признает за бла го и что соответствует интересам нашего государства»^[30]. Последний документ, отражающий деятельность Акбото­бия в Ура­Тюбе, относится к 1731–1732 гг., когда он дал распоряжение от имени хана о передаче наследственных прав на земли и воду сыну умершего Муса­ходжи – Убайдулла­ходже^[31].

По сведениям Мухаммед Хаким­хана, могущество Ак бото­бия дос тигло того, что, когда «в Ходженте забил в литавры амирства», он со сватал дочь Шахрух аталыка узбекского племени минг, женившись на ней «с большим торжеством»^[32]. Затем, выдав свою дочь за брата новоиспеченной жены – Абд ар­Рахим­бия, вручил ему бразды правления Ходжентом. Такой перекрестный брачный союз мингов с кырками пре взошел все ожидания, принеся мощное возрастание влияния и популярность молодому энергичному зятю, но вскоре привел их к открытому противостоянию^[33], которое завершилось тем, что Абд арРахим­бий организовал убийство своего тестя­старика и двух его сыновей. И, овла дев Ходжентом, передал его в управление своему младшему брату Абд ал Карим­бию^[34], который впоследствии прославился блестящей орган изацией обороны Ферганы в 1742–1747 гг. от калмакских посягательств. Примечательно, что в русских документальных источниках 1743–1747 гг. он запечатлен как «Абдалкаримбек ходжентский», назван также «кыргызским башлыком» (т.е., главнокомандующим­начальником – Д.С.), «правителем акселовского народа» (т.е., местности Аксы на се веро­востоке Ферганы, ныне Джалал­Абадской обл. Кыргызской Респ ублики – Д.С.)^[35], и, наконец, «Абдал Карим ханом»^[36]. Они фасноре чиво говорят о сохранившихся к этому времени союзнических отношениях кыргызов и узбеков, о чем свидетельствуют и строки рап орта из Сибирской канцелярии в правительственный Сенат России от 7 июля 1749 г., где сказано, что «кочующие буруты (т.е., кыргызы – Д.С.) с абдулкаримцами согласие имеют и им против зенгорцев (т.е., калмак – представителей Джунгарского ханства – Д.С.) в войне вспомогают, от которых зенгорские калмыки стоять не могут и от пятидесяти человек побеждены бывают…»^[37].

По­видимому, после этих событий влияние кыргызов в Ходженте, а затем и в Ура­Тюбе, постепенно дошло до минимума, что объяснялось оттоком из Ферганы большинства северокыргызских племен на восток, занятыми активными освободительными войнами против калмаков за возврат родных кочевий. Таким положением не замедлил воспользов аться представитель родственного кыргызской этнической группе кырк, Фазыл­бий (1725–1783 гг. жизни), сын Садык­бия из племени юз, родовые кочевья которых, по данным Ходжомкули­бека Балхи, были расположены по соседству с Ходжентом в «Хисар­и шадман», т.е., в обл асти Гиссара^[38]. По словам бухарского историка Муини, «Фазил­бий захватил Ура­Тюбе и Ходжент, чтобы узаконить свое правление в глаз ах народа и женился на дочери убитого им Бек­Буты (до этого избран ного здесь правителем и, по­видимому, являвшегося братом или же уцелевшим сыном прежнего кошунбеги Акбото­бия, о чем намекает и семантика их имен – Д.С.)»^[39].

Здесь становится вполне объяснимым поступок кокандского прави теля Ирдана­бая в 1754 г., когда в период противостояния кокандско­бухарской коалиции с уратюбинско­гиссарским союзом, он, наверняка, осведомленный о наличии родственных связей уратюбинского Фазил­бия с кыргызами, следовательно, имел достаточное основание допуск ать перемену позиции кыргызского бия из РПГ кушчу Кубат­батыра, хотя, с которым, по­видимому, был до этого в хороших отношениях и получил предварительное согласие о поддержке, на что мог вполне расс читывать, особенно, если он родился от кыргызки – дочери Акбото­бия.

Ура­Тюбинское владение, располагавшееся на выгодном стратегич еском месте, обретало большое значение не только в экономическом развитии края, но и в кокандско­бухарском политическом соперничеств е, явно наметившемся со времени Нарбута­бия (1770–1798 гг.). Не слу чайно кокандский правитель Алим­бек (1799–1811 гг.) все же не смог их подчинить себе, совершив за короткий срок пребывания у власти около 15 походов в сторону Ура­Тюбе, лишь мудрому Омар­хану уда лось склонить их на свои сторону.

В отношении третьей аллегории в легенде «об Алтын Бешике» о племени кипчак (кыпчак, команы, половцы) следует заметить, что они, как представители некогда сильного самостоятельного тюркоязычного этноса Центральной Азии, поэтапно вливались в динамично формирующиеся крупные этнические образования этносов Семиречья: каза хов, каракалпаков, кыргызов, узбеков и уйгуров. На данном этапе этни ческого развития кипчаки, как нам представляется, переживали стадию так называе мого субэтноса. По определению Л.Н.Гумилева, субэтнос – этнический таксон, рангом ниже,чем этнос. Первый, как «этническая система, выделяющаяся внутри этноса своим стереотипом поведения и противопоставления себя окружению на основе взаимной комплиментарности составляющих ее членов». По его же мнению, «наличие разнообразных субэтносов – важный признак устойчивости этноса, так как они делят между собой функции, находясь в отношениях симбиоза. В процессе этногенеза субэтносы возникают и рассасываются (в той или иной степени безболезненно), сменяясь другими. При этом критерием их выделения всегда служат поведенческие особенности и противопос тавление окружению при сохранении принадлежности субэтнических групп к тому или иному этносу»^[40].

В этой связи примечательны заключения Роберта Ша – великобри танского комиссара в индийском штате Ладок, сделанного им на основе непосредственного наблюдения за взаимоотношениями народов не только фергано­кашгарского региона, но и Индии с 1861 по 1868 г. «Кипчаки, – пишет он, – составляют соединительное звено между коч ующими и оседлыми тюрками. У них есть обрабатываемые поля в Коканде, но они также кочуют со своими стадами верблюдов и баранов, начиная с весны до времени жатвы. Они пользуются большим почетом, нежели настоящие киргизы, имея большой запас храбрости, они годятся в хорошие солдаты… Наружностью они не походят на киргизов, но они говорят тюркским наречием, которое отличается от киргизского, а такж е и от наречия оседлых тюрков… Когда какое­нибудь племя, как узбек и, достигло известной степени преобладания над другими, то совер шенно различные с ним племена добиваются чести принадлежать к ним, тем более, что здесь слиянию не мешают, как в Индии, различия каст и религий»^[41].

По­видимому, кипчаки, пользуясь таким положением, относитель но легко находили взаимопонимание почти со всеми тюркскими этно сами, с которыми территориально соприкасались, охотно вступая с ним и в семейно­брачные отношения. Известно, что мать кипчака Мусулманкула – минбаши Коканда (1844–1851 гг.) была кыргызкой^[42], а сам он приходился зятем кетменьтюбинских кыргызов^[43]. Его сопле менники – Утембай минбаши (1852), а также коменданты укрепления Куртка Тургун­ходжо и Мамразык имели брачные связи с кыргызами, последний из них был породнен с манапом Осмоном Тайлак уулу, пред ставителем РПГ саяк^[44]. Кошунбеги Ташкента кипчак Нар Мухаммед (Нармат; между 1847–1852 гг.) имел жену кыргызку из Таласа^[45]. Другой кошунбеги Ташкента – кипчак Мирза Ахмед (1853–1857 гг.) был женат на дочери манапа Уметалы Ормон­хан уулу из РПГ сары­багыш^[46].

Как свидетельствуют политические события в Фергане, еще со времени эмира Тимура (1336­1405 гг.) кипчаки проявляли определенную принадлежность к кыргызским племенам^[47], а китайские источники XVIII – начала XIX в. также прямо указывают на их кыргызское происхождение^[48]. И, тем не менее, в зависимости от политической ситуации, проявляли некоторую обособленную сплоченность, нередко смыкаясь с преобладающим населением по месту жительства, стремились к создан ию собственного государственного образования в виде автономии «Дешт­и кипчак казахлари» – «Владение кипчак казахов» в составе «Фергана өлкөсї» – «государство Фергана», которое прослеживается документально к 1837 г.^[49] Известно, что в 1821–1825 гг. в пределах Бу харского эмирства создавался довольно сильный союз РПГ китай и кип чак, восставших за свою самостоятельность, но это выступление завер шилось поражением и бегством его представителей в Фергану. С 1842 г. мы видим образование крепкого союза кипчаков с кыргызами за создан ие сильной централизованной Ферганы, способной противостоять до могательствам Бухары. Но, достигнув этой цели, они допустили в управлении страной откровенный трайбализм и чрезмерную коррумпир ованность власти, чем оттолкнули от себя не только кыргызов, но и местное узбекское население, противостояние которых едва не закончи лось поголовным истреблением кипчаков, организованным Худояр­ханом в 1852 г.

Под четвертым участником легенды «Алтын Бешик» – представи теля племени кыргыз, видимо, надо понимать, кыргызское население ош­алайского региона, ведь именно так в целом в XVI – начале XIX в. обозначали одну из двух ветвей дуальной политической организации кыргызов – «онг канат» – «правое крыло», в противоположность «сол канат» – «левое крыло», общее название которому было – «отуз уул» – «тридцать сыновей»^[50]. Как известно, в ош­алайском регионе в указан ный период кочевали кыргызские племена преимущественно из «право го крыла», такие, как адигине, бостон, жоо кесек, теит, кыдырша и др.^[51] То, что указанная группа кыргызов держалась особняком от Коканда, наглядно подтверждается и приведенными нами ранее данными из «за писок» Мир Иззет Уллы и Ф.Назарова.

Федеративное начало государства Омар­хана, изрядно пошатнув шееся при его преемнике Мухаммед Али (Мадали)­хане (1822–1841 гг.), прослеживается в материалах дипломатической миссии Кокандского посла Захид­ходжи в Турцию в 1837 г. Мадали­хан, правитель Коканда, у турецкого падишаха, кроме посылки военных инструкторов, просил дать грамоту с повелением о повышении статуса хана Ферганы (Ферга на өлкөсї – т.е., страны или государства Ферганы) как первенствующего над Владением кипчак казахов (Дешт­и кипчак казахлари) и Владением алайских кыргызов (Дешт­и Алай кыргызлари) с присвоением ему титу ла «хана ханов» – («ханлар ханы»), а также призвать самовластных ха нов, находящихся на востоке в районе р. Или ( Или ханларина – по­ видимому, имелись в виду северокыргызские и восточноказахские РПГ) подчиниться Фергане с присуждением 12­летнему единственному сыну, наследнику Мадали, Мухаммед Амин­хану титула «хана Или» («Илилер хана»). Турецкое руководство положительно отозвалось о миссии Захид ходжи^[52].

То, что кокандский хан имел благосклонное отношение к себе со стороны Турции в противоборстве с Бухарой, отлично знали во внешне политических кругах Англии. Так, в 40­х гг. XIX в. сэр А.Бернс вполне резонно доказывал, что «Коканд больше связан с Константинополем, чем с государствами Туркестана»^[53].

[1] Бейсембиев Т. Легенда о происхождении кокандских ханов как источник по идеологии в Средней Азии // Казахстан и Центральная Азия в ХVI–ХVIII вв. Алма­Ата, 1983. ­ С.97. ⁴ См.: Валидов А. Некоторые … С. 101.

[2] Губаева С. Население Ферганской долины в конце XIX нач. XX вв.

Ташкент, I991.­C.31.

[3] Аттокуров С. Кыргыз… С. 150.

[4] Закиров С. Кыргыз санжырасы. Бишкек, 1996. ­ С.119.

[5] Наливкин В. Краткая… С.56­58.

[6] Валиханов Ч. Записки о киргизах… С.80.

[7] Кененсариев Т. Кыргыздар жана Кокон хандыгы. Ош, 1997. С.19.

[8] НаливкинВ. Краткая… С. 146,153.

[9] ГАООР.Ф.6.Оп.Ю.Д.6590а. Л.64.

[10] Наливкин В. Краткая… С. 152.

[11] Тєрєкан уулу Э. Сол канат … С.42­44.

[12] Аристов Н. Опыт.. .С.33.

[13] АВПР.Ф. Киргиз­кайсацкие дела. 1762­1775. ОпЛ22/2. Д.14. Л.269­271.

[14] Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»…С.79.

[15] Рамодин В., Кондратьев А. Опыт сопоставления сведений из китайских, кокандских и русских источников по истории киргизов // С.В.

[16] . .№.4. С. 130; МИКК. Вып.1. С.230.

[17] Наливкин В. Краткая…С. 56­57, 106.

[18] Плоских В. Киргизы…С.70—71; Кененсариев Т. Кыргыздар жана Кокон хандыгы.. .С. 14; Молдокасымов К. Достуктун тїбї тереўде // Кыргызстан Маданияты. 1990. 6 сент. С. 14.

[19] Валидов А. Некоторые… С.78.

[20] Мухтаров А. Очерки… С.17.

[21] Мухтаров А. Очерки… С. 17­18.

[22] История Киргизской ССР с древнейших времен до наших дней. Т.1. Фрунзе, 1984.­С.452.

[23] Источниковедение Кыргызстана с древности до XIX в. Бишкек, 1996. С.438.

[24] МИСЦА.­С. 266­267.

[25] Маанаев Э. Памирские киргизы (Историко­этнографический очерк). Авторефер ат. дис. канд ист. наук. Фрунзе, 1963. С.9.; Машрапов Т. Значение персоязычных источников в изучении истории Кыргызстана ХVI–ХVII вв. Рукоп. дис. канд. ист. наук. Ташкент, 1989.­С.149.

[26] Бартольд В. Очерки истории Семаречья. Фрунзе, 1943. С. 77; Сапаралиев Д. Взаимоотношения кыргызов с эмиром Тимуром и тимуридами // Кыргызстан наше оте чество.­С. 125­131.

[27] Машрапов Т. Значение Автореферат. С. 17.

[28] МНУТ С. 33­34.

[29] МИУТ. С.35.

[30] МИУТ.С.38.

[31] МИУТ.С.39.

[32] МИСЦА.С.278.

[33] Наливкин В. Краткая… С.56­58.

[34] МИСЦА. С. 279­280.

[35] Сапаралиев Д. Новые сведения об истории… С.47­52.

[36] ГАОрОР. Ф.З. Оп.1. Д.8. Л.91об

[37] ЦГАДАР- Ф.248. Оп. 113.Д. 1607.Л.364-365; Сапарапиев Д. Зарождения дружест венных взаимоотношений киргизов с народами Средней Азии, Казахстана и России // История и современность. Фрунзе, 1982. С.21.

[38] МИСЦА.С.266.

[39] Цит.по: Мухтаров А. Очерки…. С.18.

[40] См.: Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993. ­ С.521.

[41] Ша Роберт. Очерки Верхней Татарии, Яркенда и Кашгара. СПб., 1872. С.30­ 32.

[42] См.: Вельяминов-Зернов В.В. Исторические известия о Кокандском ханстве. СПб., 1856. Отд. оттиск. С.24.

[43] См.: Плоских В. Кыргызы… С. 162; Бейсембиее Т. «Тарих­и Шахрухи» … С. 118.

[44] См.: Кенчиев Ж. Медет датка. Бишкек, 1996. С.92; Валиханов Ч. Собр. соч. в пяти томах. Т.З. С.34, 320.

[45] См.: Рассказ о четырех братьях Тюралибековых // ПЗСККЛА. Год 8­ой. С.35.

[46] См.: Хасанов А. Взаимоотношения киргизов с кокандским ханством и Россией.

[47] См.: Сапаралиев Д. Взаимоотношения кыргызов с эмиром Тимуром…С.125­131.

[48] См.: Супруненко Г.П. Китайские источники…Прююжение.С.7­8.

[49] См.: Sarai М. Kirgiz… С.27.

[50] Подробно см: МокеевА. Этапы этнической истории … С.43­54.

[51] История Киргизской ССР. Т.1. Фрунзе. 1968. С.234; Сапаралиев Д. Сведения документальных С.61­71.

[52] Sarai М. Kirgiz… С.27.

[53] Цит по: Вайнштейн О. Иностранные путешественники о Киргизии 60­70­х гг. XIX в7/ Уч.зап. ист. фак. КГУ. Вып.5. 1958. С.60.

 

5. Возведение крепостей и укреплений в пределах Кыргызстана: новая интерпретация

Реалии политической ситуации, создавшейся в фергано­кашгарском регионе в начале XIX в., когда явно проявлялись обострения отношений местного населения с властями Цинской империи, России и Бухарского эмирата, вызвавшие проблему обу стройства эмигрантов из этих стран, а также интересы безопасности внутренней и внешней торговли, настоятельно требовали от правителей Ферганской федерации и ее союзников выработки единой и согласован ной политики по сооружению и содержанию оборонных укреплений и крепостей на их территориях.

Как совершенно верно подмечает В.Плоских, «точная датировка строительства большинства таких укреплений и крепостей не поддается определению»^[1]. И, тем не менее, визуальный анализ мест расположен ия, поэтапность и способ их возведения, а также характер использован ия, и, наконец, состав руководителей и контингент сипаев в них не позволяет нам согласиться с утвердившимся в российской, советской и в нынешней кыргызской историографии мнением о том, что они, т.е., крепости, являются наглядным признаком завоевания или подчиненнос ти их территорий Коканду^[2].

Итак, в 1813–1815 гг. возводятся крепости в пределах казахских земель: на берегу р. Сыр­Дарья – Ак­Мечит, на северных склонах горы Каратау – Чолок Коргон, в кочевьях кыргызов – на Алае, у слияния рек Гульча, Мураш – укрепленный пост Кызыл­Коргон³. В 1821 г. на Чон­Алае кыргызами сооружается крепость Дараут­Коргон, комендантом которой являлся бий из РПГ бостон или теит Исмаил­токсоба, а «гарни зон ее был полностью кыргызский»^[3]. Крепость­Софу­Коргон на Алае построена где­то в 1826­1830­х гг. андижанским хакимом Иса­даткой (в правописании молла Нияз и в китайских хрониках – Айса­бек), кото рый, по­видимому, был кыргызским бием из РПГ найман, некогда коче вавшей в предгорьях Кашгара, вероятно, после ареста своего брата и притеснений синьцзянских властей эмигрировал в Фергану в 1823–1824 гг.^[4] Наверное не случайно он в 1826 г. вслед за Джангир­ходжой вернулся обратно в Кашгар^[5] и активно помогал ему в организации антицинского освободительного восстания местного населения, был из бран здесь минбаши.^[6] Затем, за свое посредничество между Джангир­ ходжой и кокандским Мадали­ханом во время неудачного штурма по следним цинской цитадели – Гулбага г. Кашгара в 1826 г., Иса впо следствии, где­то в 1832–1834 гг., назначается комендантом (кутвалом) Ташкента.^[7] То, что он является кыргызом, свидетельствует русский консул в Кашгаре Н.Ф.  Петровский, который пишет: «Иса ходжо (видим о, титул, полученный после совершения хаджа в Мекку, – Д.С.) был беком Кашгара, Курма, Бугре и Шияре живет с сыном в Оше…», а дру гие два сына в Кашгаре и Куче^[8].

В Таласской долине, по сведениям (1923 г.) старожилов, еще с XVIII в. в местности Ак­Чий существовала крепость Ак­Коргон, где размещалась ставка калмакского джунгарского наместника^[9]. Прибли зительно в 1820–1821 гг. на левом берегу р.Талас построена крепость Яны­Коргон (т.е., новая крепость – Д.С.), а еще ранее невдалеке от него были возведены два укрепления, одно из них местным кыргызом бием из РПГ саруу Аджибеком, а другое сартом, по­видимому, кыргыз­ кыпчаком из Ферганы или Кашгарии, Ишанжан­ходжой, отсюда эту местность и чаще Яны­Коргон называли Уч­Коргоном (т.е., три крепос ти). Как свидетельствовали старожилы, в 1827 г. «строителем кургана Аулиеата был Рузмамат, а рабочие были кыргызы из окрестностей Аулиеата, глина месилась лошадями»^[10]. Оседлыми жителями Аулиеата являлись преимущественно наманганцы. По их же словам, «в Аулиеата 16 лет управлял кара кыргыз из Алая Атабек, происходивший из рода барин (РПГ багиш – Д.С.)»^[11].

Известно, что в Кетмень­Тюбинской долине у слияния рек Узун­ Ахмат и Чичкан в р.Нарын еще с первой половины XVIII в. располагал ась кыргызская крепость Улук­Коргон^[12]. В начале 20­х гг. XIX в. она, по­видимому, продолжала функционировать и хозяином этой крепости был некто Сатыке, кыргыз, придерживающийся довольно жесткой пол итики в отношении купцов, сопровождающих проходящие караваны. Так, по свидетельству Мирзы Каландара Мушрифи, это обстоятельство бурно обсуждалось при дворе кокандского Омар­хана и стоял вопрос об отправке специального карательного войска во главе с наманганским Сейидкули­беком в зимнюю пору — самое неудобное время для кочевников. Но чем оно завершилось, кокандский хронист не сообща ет^[13].

На Центральном Тянь­Шане, в верховьях р.Нарын, гдето в 1826 г., были заложены основы укрепления Куртка кыргызами – биями из РПГ саяк Байбагасом, Атантаем и Тайлак­батыром^[14]. По данным яркендско го караван­баши Мухаммеда Имина, Джангир­ходжо был женат на доч ери Тайлак­батыра^[15]. Предания кыргызов свидетельствуют, что в до ведении фортификационного сооружения до логического конца всемер ную помощь оказывали местные жители^[16]. По свидетельству Ч.Валиханова, крепость Куртка имела с востока ворота, «ведущие к месту, где прежде был домик Джангир­ходжи»^[17]. В памяти кыргызских сказителей старины сохранилось имя одного из первых комендантов Куртки – Ташмат­бека, правда, без указания на его этническую принад лежность, который, несмотря ни на что, проводил здесь жесткую прококандскую политику, в конце концов нашел себе смерть в Коканде^[18]. По­видимому, за ним стал беком Куртки кыпчак Тургун­ходжо, умертвлённый в 1845 г. кыргызом Алимбек­бием Асан уулу из РПГ адигине^[19]. Его место занял также кыпчак Мамразык. Из 200 сипаев крепости 150 человек являлись андижанскими кыргызами, а 50 – сартами. Последние, видимо, опять­таки были кыргызы из рода сарт кыпчак или же из числа оседлых земледельцев – представителей РПГ чон багыш, эмигрировавш их из Кашгара. Известно, что беком этой крепости в 1863 г. являлся кыргыз из РПГ кара багыш^[20].

В 1825–1830­х гг. были сооружены укрепления на Тогуз­Торо, Ат­Баши и Джумгал. По данным Б.Солтоноева, в Тогуз­Торо последним комендантом был кыргыз Курманкожо (видимо, представитель РПГ саяк – Д.С.) из Нарына^[21].

Сведения о возведении крепости в Прииссыккулье очень миним альны. Так, в письме казахского султана Старшего жуза Сюка Аблай­ханова Аягузскому окружному приставу 1 августа 1832г. указывается: «Кокандцы у р.Иля на стороне, примыкающей к закаменным киргизцам, называемой Аксай (вероятно, имелась в виду долина Аксыйрак на вос точной стороне оз.Иссык­Куль – Д.С.), построили крепость, занимаю щую в окружности пространство 80 саженей (1 сажень равна 2,134 м, значит, 170,7 метров – Д.С.), где находится дуванбек (сборщик тамож енных податей и акцизов^[22]). Крепость сия снабжена провиантом из 200 вьюков верблюдов. Они получают пошл ину и с торговцев со всякого их товару, не исключая  даже иголок по одной с сорока; с некоторых взыскано было и трижды. Торговцы приносят жалобы мне, тогда как я и сам подвержен той же участи, сопряженной с опасностью»^[23].

По данным русского полковника Полторацкого, относящимся к 1864 г., кокандцы на местах собирали закят, точнее, торговую пошлину, предназначенную для «содержания гарнизонов» в этих крепостях, а в «… долине Иссык­Куля можно было насчитать до 10 пустых когда­то бывших кокандских курганов. …Такие курганы суть ничего иное, как пикеты для охранения пути сообщения и наблюдения за киргизами и сбора закята. Гарнизонам их определено было при наступлении непри ятеля уходить в ближайшую крепость»^[24]. Известны три из них, более или менее значительные, располагавшиеся на берегу рек Каракол, Кон урулен и Барскаун, которые были разрушены кыргызами в 1842 г. В 1843 г. на правом берегу р. Джуука, у слияния с ней р. Улькин, иссык­ кульским манапом Боронбаем было построено небольшое укрепление с бойницами Кызыл­Ункур^[25].

По сведениям купцов, собранным в 60­х годах XIX в. Семипала тинским краеведом И.3емляницыным, на кыргызской территории в ча стности в Чуйской долине, поселение Бишкек (Пишпек)^[26] существова ло еще в конце XVIII столетия.^[27] А в 1825­1829 гг., по­видимому, велись фортификационные работы по постройке крупной крепости.^[28] По данным ташкентского хрониста Абу Убейдуллы (род. 1804 г.), автор а «Халсат ал­ахвал» – «Краткая биография», комендантом Бишкека в 1832–1834 гг. являлся некто Ядгар­бек. Он сохранял свое незыблемое положение даже в период вспыхнувшего здесь в 1832 г. довольно силь ного возмущения кыргызского и казахского населения против злоупот реблений ташкентского коошунбеги Лашкара. Отсюда мне представля ется, что Лашкар – это прозвище Мухаммед Алима (Алимбека из РПГ кара­багыш).

По сведениям русских источников, инициатором нападения на трехсотенный ташкентский отряд сборщиков пошлины – улау пули, не воспринятый кочевниками, стал казахский султан Рустем, ополченцы которого в «сообществе с киргизами» уничтожили командированного Лашкара кошунбеком «дуванбека Худайберди с бывшими при нем есаулами и прочими людьми, всего 56 человек»^[29]. Бишкекский комендант был, видимо, в числе сопротивлявшихся ташкентским посягательс твам, безуспешно продолжавшимся за время двух правителей г. Таш кента, поочередно смещенных кокандским ханом из­за неудач по ула живанию взаимоотношений с кыргызами и казахами Семиречья. И только лишь в 1834 г. вновь назначенному Лашкару кошунбеги «уда лось договориться с начальником крепости Ядгар­беком и старшинами илатие (по кыргызски – элетии, т.е., кочевники – Л.С.)» и восстановить их отношения с Ташкентом и кокандским ханом^[30]. Данное обстоятель ство свидетельствует о том, что Ядгарбек чувствовал себя ближе к кыргызам, чем к ташкентцам и кокандцам. Недалеко от Бишкека имели свои крепости манапы из РПГ солто Джангарач и Байтик­батыр.

Как известно, предпоследний комендант Бишкека Атабек (приб. с 1853 до 1860 г.) предпочитал жить в кыргызской юрте, расположенной на территории крепости. Интересно, что он имел особые символы вла сти – секиру и три красных знамени с бурунчаками в отличие от белого, принадлежащего Алишеру^[31]. Последний, видимо, был прислан сюда накануне в подкрепление из Ташкента или Коканда. По данным муллы Нияза и русских источников, белое знамя (ак­йалав) являлось символом кокандского хана^[32]. Любопытный факт приводит в своем донесении начальству от 5 сентября 1860 г. полковник Циммерман, штурмом взявший эту крепость: «В третьем знамени часть полотна была сорвана с древка каким­то фанатом из гарнизона и отыскана Атабеком лишь под угрозою смертной казни»^[33]. Во время осады крепости русскими местн ые кыргызы находились на стороне обороняющихся.

Примечательно, что преобладающий красный цвет знамени имели коганы (хоканы – ханы) древних кыргызов^[34]. Под красным стягом сраж ались рыцари легендарного эпического героя Манаса. Красное знамя развевалось в стане Тайлак­батыра (из РПГ саяк), поднявшегося против притеснений кокандского Мадали­хана^[35]. Руководитель национального освободительного восстания 1916 г. на севере Кыргызстана Канат Абукин «имел при себе красный флаг».^[36] Данное обстоятельство указывает на определенную преемственность атрибутов собственной государственности у кыргызов, в частности, наличие знамени, как одного из сим волов самостоятельности и независимости. Наверное, не случайно кыргызы с восстановлением даже «мнимой» или полузависимой государст венности при советской власти, опять же избрали красно­синий флаг с белой полосой, и лишь с обретением полной независимости и после объявления суверенитета Кыргызской Республики они вновь вернулись полностью к красному стягу с тюндюком на фоне сорока золотистых лучей солнца. Возможно, это и есть своеобразное проявление историчес кой памяти кыргызского народа.

Весной 1830 г. на развилке караванных троп у Шамшинского ущел ья Чуйской долины «около Ала­Тау сделан корган» Токмок тепе^[37]. Пока мы не располагаем данными о том, кто стоял во главе этого коргана, но показательно то, что в 1855 г. когда «русский отряд, сопровожд аемый кыргызами­казаками (т.е., казахами — Д.С.) перешел Кастекский перевал и напал на каракиргиз рода сарыбагыш на местности Джилгин баши, где ныне (т.е., в конце XIX в. – Д.С.) устроено селение Токмак. Во время боя каракиргизами руководил манап Тулекабыл (из РПГ сарыбагыш – Д.С.)»^[38].

О строительстве еще одного укрепленного пункта в кочевьях кыр гызов Чуйской долины сообщается в письме султана Сюка Аблайханова губернатору Западной Сибири В.Вельяминову от 5 августа 1832 г., «…кокандцы по течению реки Алматы к кочевью черных киргизов близь реки Ак­Сары (видимо, описка, скорее всего Ак­Су – Д.С.) по строили крепость, где находится один дуванбек и с ним 100 человек войска»^[39].

По сведениям Б.Солтоноева, крепость Мерке возведена до 1807 г., что частично подтверждается записями русского эмиссара Л.Бубенова, маршрут которого в синьцзянский город Ак­Су в 1813 г. пролегал через оставленный им уже существующий «бикет» – т.е., укрепление, «назы ваемое Мерке в правой руке»^[40]. В 1822 г. в пределах территории каза хов, на берегу реки Кара­Кум, впадающей в р.Куван­Дарья, в районе Ак­Мечит, было построено ещё два укрепления.^[41]

Местное население иногда само выступало инициатором сооруже ния таких крепостей. Об этом утверждается в письме ташкентского кошунбеги губернатору Западной Сибири от 1830 г.: «Киргизские бии, прибыв к нам, убедительно просили для защищения скота их от барантов (т.е., угона – Д.С.), причиняемых им соседстве иными киргизами, построить при Сары­Су крепосцу. За каковое охранение предоставили установленный законом (мусульманства – Д.С.) и поведенный богом брать с них закят (установленное кораном, ежегодное добровольное пожертвование в пользу бедных, как очищение верующих от грехов^[42]). Во уважение таковых просьбы, построено нами было при Сары­Су два крепосцы, определив в одном 300, а в другом 400 человек»^[43].

Появление таких крепостей в кочевьях кыргызов и казахов Семи речья стало предметом специального рассмотрения на самом высшем уровне в Азиатском комитете МИД России. Так, российский министр иностранных дел К.В.Нессельроде в своем послании к Оренбургскому губернатору П.К.Элену от 14 января 1827 г. указывал: «Из обстоя тельств настоящего дела комитет заключает однако, что киргизы, вероя тно, не сопротивлялись постройке оных крепостей или городков и со держанию в них жителей, занимающихся торговлей. А поэтому едва ли можно ожидать от них усердного содействия нашему отряду к уничто жению оных»^[44].

В обстановке напряженных, обостренных отношений с Хивой и продолжающейся русско­иранской войны 18261828 гг., а также назре вания конфликта с Турцией, члены Азиатского комитета были вынуж дены вести осторожную политику в отношении к Коканду и пытались даже найти обстоятельства, оправдывающие его действия. Конечно, утверждали они на своем заседании 10 августа 1827 г., кокандские вла сти, создавая крепости, преследуют свои выгоды, но, может быть, эти укрепления необходимы для пристанища караванов в открытой степи, а еще более «для ограждения торговли от хищников». И, по­видимому, местное население не противилось этому строительству, «находя в том случай для собственной промышленности»^[45].

Возведение укрепления и крепостей для охраны караванных путей, приводящих к оживлению торговых взаимосвязей, было выгодно прави телям местных кочевников, что подтверждают строки из дневника Ч.Валиханова, где описываются условия функционирования маршрутов торговых караванов, пролегающих по территориям кыргызов, основанн ых «на древних обычаях и правах», сохранявшихся вплоть до присое динения Кыргызстана к России. «Эти обычаи и права, – замечает он, – суть: 1) караван, проходя через улусы киргизского родоначальника, должен заплатить зякет (это право отменено кокандцами и считается теперь в 1858 г. грабительством – пояснения

Ч.Валиханова); 2) должен дать выкуп за свободный проезд; 3) поднести подарки соответственно значению и силе родоначальника; 4) не должен обходить аулов знатных вождей и обязан останавливаться в их улусах для того, чтобы восполь зоваться их гостеприимством. Второй и третий пункты этих обычаев не поощряются кокандцами, хотя и совершенно не преследуются, но четв ертый пункт сохранил законность, признанную и кокандцами»^[46]. Рус ский купец С.Попов в донесении полковнику Кемпену в 1827 г. свидетельствует: «Во время торга у каменных киргизов и при проходе через оных в Кашгарию Турпан и Тибет платятся там каждому на пути бию сколько оной рассудит взять»^[47]. По данным же Г.Загряжского, в Кетмень­Тюбе в середине XIX в. манап Рыскулбек Нарбото уулу «брал зякет (точнее, торговую пошлину – /ГС.) со всех кокандских купцов, которые приходили к нему торговать»^[48].

Таким образом, из изложенного выше можно отметить, что укрепл енные пункты в пределах Кыргызстана и южной части Казахстана строились интенсивно накануне или в период активных антицинских военных действий в Синьцзяне: 1814 г. – выступление местного населен ия под руководством Зия ад­Дина и кыргыза из РПГ кипчак Турдумамата; 1820 г. – Суранчи­бия из РПГ багыш Джангир­ходжо, Тайлак­батыра из РПГ саяк; 1825–1827 гг. – Джангир­ходжо, кыргызских биев Иса из РПГ найман, Атантай, Тайлак из РПГ саяк, кокандского Мадали­хана и др.; 1830 г. – Юсуф­ходжо, ташкентского кошунбеги Лашкара, кокандского Хаккули и кыргызских биев Атантай и Тайлак­батыра.

Во­первых, эти фортификационные сооружения прежде всего рас сматривались как военные объекты для зашиты от внешних вторжений или же подготовки широкомасштабных антицинских освободительных наступлений в Восточный Туркестан, одновременно обуславливались настоятельной необходимостью обустроить в них беженцев кыргызов и уйгуров из Синьцзяна и Бухарского оазиса, количество которых все возрастало^[49]. Поэтому данные мероприятия ферганцев не встречали у местного населения особого возражения и были встречены с пониманием.

Во­вторых, власти, возводя новые крепости с максимальным охват ом всех маршрутов торговых трансконтинентальных путей с размещением в них своих сипаев, попутно пытались решить проблему самоо беспечения и сохранения численности регулярных войск, содержание которых в столице становилось обременительным для казны. По этому поводу примечательный факт сообщает кокандский хронист мулла Нияз: «В восьмом году правления (Мадали­хана, т.е., в 1830 г. – Д.С.) назначили Исабека андижанского на должность мехтера (налоговика – Д.С.) столицы и он стал учредителем нового налога – улау пули, (кото рым облагались обладатели вьючных упряжных животных^[50]), взимае мого с населения каждым отрядом (кошун) ханского войска»^[51]. Как видим, этот налог, призванный на самообеспечение войск крепостей, по существу был ударом по интересам кочевников­скотоводов, преимуще ственно занятых извозом на маршрутах торговых караванов, и не случ айно вызвал на первых порах возмущение местных жителей^[52].

В­третьих, поскольку цинский двор официально запретил торговлю кокандцев в Кашгаре с 1828 г. по 1 января 1832 г.^[53], но в действительн ости в конце 1832 г. она еще продолжалась^[54] и отрицательно ощущал ась даже в 1835 г.^[55] при сохраняющемся туда доступе кыргызов, то экспедиции кокандского минбаши «Хаккули с семью тысячами сипаев» в пределы кочевий РПГ саяк «в верховья р. Нарына» и ташкентского Кушбеги на Иссык­Куль «вплоть до Илийского округа» и возведения здесь в 1832 г. новых укреплений, нужно рассматривать прежде всего как попытку разрыва ими торговой блокады Синьцзяна, путем изменен ия направления маршрутов купеческих караванов на северо­восток в города Западной Сибири, а также на восток в г.г. Кульджу и Кашгар через территории северокыргызских племен, при посредничестве самих кыргызов, в торговле с китайцами в особенности, и ни в коей мере как завоевательную акцию.

В четвертых – в целях гарантии при посредничестве кыргызов в торговых и иных делах ферганцев в Синьцзяне, как свидетельствуют устные сказания местных старожилов, минбаши Хаккули обманом уда лось привести в Коканд в качестве почетного заложника (ак­уйлук) кыргызского бия Атантая, а затем и заключить его в зиндан (по­кыргызски оро)^[56]. Но, такая чрезмерно меркантильная и коварная политика кокандцев в кочевьях кыргызов, ставивших, по существу, в подк онтрольное и зависимое положение вторых от первых, вскоре законо мерно привело их к открытому противостоянию. Инициатором и руководителем антикокандского движения стал младший брат Атантая – Тайлак­батыр^[57].

В результате влияние кокандцев на Центральном Тянь­Шане вовсе не ощущалось вплоть до смерти Тайлак­баатыра в 1838 г., о чем нагляд но свидетельствуют материалы героического сказания кыргызов о Тайлак­баатыре. Они подтверждаются и данными русских архивных источн иков. Так, в одном из документов, содержащих претензии русской пограничной администрации к кокандскому послу Хаирбеку Султанбекову, прибывшему в г. Омск в 1836 г., говорится об ограблении «дикок аменными киргизами» русского подданного торгового агента приказ чика Попова, татарина Габбайдулина на сумму 16713 рублей, о чем пострадавший сообщил «в г.Кашгаре тамошнему начальнику (т.е., акса калу – торговому наместнику кокандского хана – Д.С.) Ахуну Агаиму, от которого хотя был дан письменный вид к начальнику … крепости Нарын о возвращении награбленного, но ограбители возвратить воспро тивились»^[58].

В этом отношении примечательны и рассуждения начальника пишпекского уезда А.Талызина, который в своем сочинении о кыргызах утверждал: «…по слабости военных сил кокандские власти не могли окончательно покорить себе кара киргизское племя и большею частью сидели со своими солдатами в крепостях, не рискуя пускаться далеко от своих поселений для усмирения кочевников… Насколько кокандская власть была слаба в киргизских землях видно из того, что занимавшиеся торговлею сарты (т.е., ферганцы – Д.С.) не решались без конвоя из кирг из ездить в степь, иначе их грабили»^[59].

Как видно из вышеприведенных материалов, сведения кокандского хрониста Мирзы Каландара Мушрифа об обсуждении во дворе Омар­хана вопроса отправки ферганских войск во главе с наманганским хакимом Сейид Кули­беком в Кетмень­Тюбе зимой 1821 г. и летом того же года на дорогу в Кашгар, вызванной ограблением купцов кыргызами, якобы из РПГ сарыбагыш^[60], выглядят отнюдь не завоевательными ак циями, как рассматривали эти эпизоды представители русской историографии^[61], находившиеся под прессом предвзятой внешнеполитической доктрины России, характеризующей Кокандское ханство колонизатора ми и поработителями казахов и кыргызов, якобы поэтому настоятельно искавших поддержки северных соседей, для оправдания своих действий по захвату здесь новых территорий. На самом же деле, если эти события имели место в истории, то являются лишь мерами по улаживанию кон фликтной ситуации в рамках международных договоренностей Ферган ской федерации, возникавшей из­за грабежей на территории кыргызов. На это наглядно указывает и участие в экспедиционном походе в 1821 г. за г.Ош по дороге в Кашгар кыргызского отряда из рода кутлуксеид РПГ багыш во главе с Бек Назар­бием^[62] (здесь приставка восточнотурк естанской должности бек, видимо, анахронизм кыргызского титула бий, допущенный Мирзой Каландаром. В орфографии моллы Нияза: Ер Назар бек (тут приставка ер, точнее, эр означает эпитет – храбрый. Следовательно, настоящее его имя Назар – Д.С.). Примечательно, что человек по имени Назар, как представитель рода кутлуксеид, имеется в генеалогической структуре кыргызского РПГ багыш.^[63] Китайские же источники конца XVIII – начала XIX в., да и исследования русского ученого конца XIX в. повествуют, что между Кашгаром и Кокандом в районе г.Ош в то время кочевали кыргызы не из РПГ сарыбагыш, а представители РПГ багыш.^[64] Отсюда без критического анализа сведений кокандского Мирзы Каландара мы сталкиваемся с парадоксом, когда кыргызский бий, глава рода кутлуксеид из РПГ багыш, направляется на завоевание своих же соплеменников, пусть даже, предположим, на Центральный Тянь­Шань или же в восточную часть Чуйской долины, где традиционно кочевали сарыбагыши, что почти – невероятная затея для кокандского властелина и кыргызского бия, даже сверхалчного служаки.

[1] Плоских В. Киргизы и Кокандское ханство.. .С.138.

[2] Валиханов Ч. О состоянии…. С.148; Куропаткин А. Кашгария… С. 118–119; Джамгерчинов Б. Присоединение… С.95–98; Соколов Ю. Начало… С.41; Омурбеков Т„ Чоротегин Т. Кыргыздардын жана Кыргызстандын жаны доордогу тарыхы (ХVII–ХIХ кк.). Бишкек, 1995. С.35­44; История кыргызов и Кыргызстана.. .С. 104­108; и др. ³ Плоских В. Киргизы… С. 138.

[3] Галицкий В., Плоских В. Фортификационные сооружения на территории Кирги зии первой половины XIX в. // Памятники Кыргызстана.

Вып. 2. 1974. С.30.

[4] Кузнецов В. Цинская…. С.76.

[5] Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»… С. 105­106.

[6] Валиханов Ч. О состоянии… С. 142; Кутлуков М. Взаимоотношения цинского Ки тая с Кокандским ханством // Китай и соседи. М., 1982. С.206.

[7] Валиханов Ч. Черновой набросок о восстаниях в Кашгаре. // Собр.соч. Т.2.­ С 342; Его же. Кашгарский дневник 1. С.ЗЗ; МИСЦА. С.307,328.

[8] Остроумов Н. Краткие сведения о лицах, имеющих отношения ко времени Каш гарского владения Бек Кулубека// ПЗСТКЛА. Год21. Ташкент, 1917. С.93

[9] Мифтаков К. Талас кыргыздарынын санжырасы // РФ НАН КР.

Инв. №.200. Л.311.

[10] Каллаур В. К истории…С.14.

[11] Рассказ о четырех братьях Тюралибековых. С.35.

[12] Горячева В., Плоских В. Укрепление Улук­Коргон // Кетмень­Тюбе. Фрунзе, 1977.­С.157­163.

[13] МИКК.Вып.1. С.227­228.

[14] Кузнецов В. Цинская… С. 78.

[15] МИСЦА. С.323.

[16] Аттокуров С. Тайлак­баатыр. Бишкек, 1994. С.23.

[17] Валиханов Ч. О состоянии… С.76.

[18] ЧоробаевА. Тайлак баатыр.­Фрунзе, 1959. ­ С.22­28,109.

[19] Валиханов Ч. Кашгарский дневник 1. С.34.

[20] Солтоноев Б. Кызыл…Т.2. С.56.

[21] Солтоноев Б. Кызыл… Т. 1. С. 177.

[22] Валиханов Ч. Собр.соч. Т.4. С. 195.

[23] Казахско­русские отношения в XVIII—XIX вв. Алма­Ата, 1964. С.264.

[24] Цит. по: Аристов Н. Западный …С.535.

[25] Сведения о дикокаменных киргизах… С. 144.

[26] Подробно об этимологии названия Бишкек см.: Сапарапиев Д Бишкек гора, приносящая счастье // Эркин Too. 1998. 7 октября. С. 10.

[27] Земпяницын И. Исторический очерк Семипалатинска и его торговля // Материа лы для статистики Туркестанского края. Вып.4. СПб., 1868. С.85; См. также Кыргыз стан Россия…С.236.

[28] Плоских В. Киргизы и Кокандское ханство…С. 139; Галицкий В. История города Пишпек. Фрунзе, 1980. С.19­20.

[29] Цит. по: Казахско­русские отношения в XVIII–XIX вв. – АлмаАта, 1964. С.262

[30] Урунбаев А. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства // Изв. АН УзССР.ООН,­ 1957. № 3. С.34­35.

[31] Галицкий В. История города Пишпека… С.28.

[32] Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи…». С.69, 96; Валиханов Ч.

О  кокандском по сольстве.// Собр.соч. Т.З. С.308.

[33] Цит. по; Аристов Н. Западный… С.552.

[34] Худяков Ю. Кыргыз туулары // Мурас. 1993. № 1­2. С.9,25.

[35] ЧоробаевА. Тайлак баатыр… С. 14­19.

[36] Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане /Сб. док. М., 1960. С.379.

[37] ЦГАРК. Ф.338. Оп.1 Д.698.Л.12; Плоских В. Киргизы…С. 140.

[38] Талызин И. Пишпекский уезд // Памятная книжка Семиреченского обл.стат.комитета на 1898г. Т.2. Верный, 1898. С.32.

[39] Цит. по: КТО ХVIII–ХIХ вв. С.265.

[40] ЦГВИАРФ. ВУА. Д.24668. Л.169.

[41] ГАОр.ОР. Ф. Оп. 10. Д. 3433. Л.4.

[42] См.: Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко­татарских наречий. Т.1. СПб., 1869.­С.605.

[43] ЦГАРК. Ф. 338. Оп.1. Д. 269. Л.36.

[44] ГА Ор. ОР. Ф. Оп. 10. Д. 3433. Л.70 об.

[45] Цит. по: Халфин Н. Россия и ханства Средней Азии. М., 1974. С.228.

[46] Валиханов Ч. Описание пути в Кашгар.,. С.79.

[47] Архив АН России Ф.2.0П.1.Д.8. Л.112.

[48] Цит. по: Усенбаев К. Общественно­экономические отношения киргизов в период господства кокандского ханства. Фрунзе,1961. С.123.

[49] Валиханов Ч. Сведения о войне кокандцев с Китаем в Кашгаре в 1830 г. // Собр соч.Т.2 С.353­354.

[50] См.: МИКК. Вып.1. С.235.

[51] Цит по: Набиев Р. Народные восстания в Коканде в 1840­1842 гг.

// Общ. науки Узб,­ 1961,­ № 7. С.39.

[52] См.: КРО в ХVIII–ХIХ вв. С.262.

[53] Кузнецов В. Экономическая политика цинского правительства в Синьцзяне в первой половине XIX в. М., 1073. С. 124­125.

[54] См.: КРО в ХVIII–ХIХ в. С.261.

[55] Григорьев В. Восточный… Вып. 1. — С. 130.

[56] См: ЧоробаевА. Тайлакбаатыр… С.5.

[57] Подробно об этом см.: Чоробаев А. Тайлак баатыр…С.5.

[58] ЦГАРК. Ф.338.0п. 1 .Д.269.Л. 80.

[59] Талызин А. Пишпекский уезд. Исторический очерк // Памятная книжка Семипал атинского областного статистического комитета на 1898 г. Т.2. Верный, 1898. С.29­30.

[60] МИКК. Вып 1. С.228­229.

[61] См.; Наливкин В. Краткая…С.118; Аристов Н. Западный…С.504­505.

[62] См.: Наливкин В. Краткая… С.121.

[63] Аттокуров С. Кыргыз…С.62.

[64] Супруненко. Материалы. Приложение. С.7; Ситняковский Н. Пере­числение …С.92­100.

 

Г Л А В А III В СЕРЕДИНЕ XIX СТОЛЕТИЯ

1. Омар-хан – «правитель правоверных». Джангир-ходжо, Суранчи-бий  и Атантай-батыр

Владетель Коканда Омар­хан с принятием титула «эмир эл муслимин» –  «правителя правоверных» окончательно расстроил свои политические и торгово­экономические отношения с Цинским двором. Цины отменили беспошлинную торговлю кокандцев в Синьцзяне, а также «прекратили выплату серебра и чая» их хану за обязательство не выпускать потомков белогорца Ахмед­хаджи, привер женцев исламской секты «накшбандия» из Коканда и не оказывать им помощи^[1]. Настоятельно требовалось разрешить данную ситуацию, либо начать широкомасштабное наступление ферганцев по освобожде нию Кашгарии из­под власти Цинской империи и тем самым оправдать свой почетный сан поборника мусульман, или же открыто отказаться от этого, выдав цинам потомков белогорских ходжей братьев: Юсуфа, Джангира и Баха уд­Дина. Последнее означало крушение идеологиче ской основы его государственности – конфедерации мусульманских владетелей.

Сейчас сложно однозначно утверждать почему тогда не состоялось организованное освободительное наступление ферганцев на Кашгар, поскольку сведения источников разноречивы. То ли Омар действитель но тщательно готовился к походу, долго выжидая удобного момента, или же вовсе и не собирался исполнять свои обещания, привыкнув к положению, когда огромные средства, собираемые сторонниками белогорцев со всего мусульманского населения Ферганы и окрестностей для предстоящей священной войны – газавата, оставались в Коканде и работ али в его пользу. Но факты свидетельствуют о том, что летом 1820 г. средний из братьев – Джангир­ходжо, «тайком» от кокандского Омар­хана, направился «в сопровождении сорока воинов в сторону Кашгара с целью газавата»^[2]. Прибыв в кочевья кыргызов РПГ саяк, Джангир получил согласие на поддержку их биев: Джангарача, Байбакаса, Медылака, Тайлака и родственников казненного в 1816 г. кипчакского бия Турдумамата, а также биев Суранчи из РПГ чон багыш и Маметкула из РПГ монолдор. После непродолжительной подготовки, осенью 1820 г., Джангир­ходжо с несколькими сотнями кыргызов устремились в Каш гар для его освобождения от иноземцев. Одновременно Суранчи­бий поднял своих людей в Устун­Артыше. Но сами кашгарские мусульмане оказались не готовы к активным действиям, поэтому Джангир со свои ми сподвижниками был вынужден отступить. В результате подверглись репрессии соплеменники Суранчи, а Джангир сумел благополучно верн уться в Коканд. Но тут он со своим братом Баха­уд­Дином сразу же попадает под «усиленную» опеку недавнешнего «покровителя» Омар­ хана, за что цинский двор поспешил уже с 1821 г. возобновить выплату Коканду ежегодной субсидии в «200 ямб серебра и некоторого количе ства чая»^[3].

Летом 1821 г. Джангир­ходжо вместе с братом Баха уд­Дином уда лось покинуть Коканд и пробраться на Алай к кыргызам РПГ кара теит, жаман теит, найман. Здесь они в течение трех лет основательно подго тавливали свое наступление на Кашгар, установили связи с ее населением, готовым поддержать их внутри страны. Так, зимой 1824 г. Джангир­ходжо с отрядом спустился с Алая и атаковал караул Улуг. Но цинские войска сумели дать отпор наступающим мусульманам. В результате больше всех пострадали радикально настроенные кашгарские кыргызы из РПГ жаман теит и найман. В числе нескольких десятков погибших был бий жаман теитов Сергаджи. В плен попали Ислам – брат найманского бия Исы (Айса), которому цины обещали сохранить жизнь в случ ае содействия последнего в борьбе с Джангир­ходжо. Это кончилось тем, что Иса окончательно перешёл в число активных освободителей Кашгарии.

Джангир на этот раз отступил в кочевья кыргызских биев из РПГ саяк – прежних верных союзников. Здесь он, продолжая свое намере ние, рассылал гонцов к соседним владельцам – мусульманам с письмам и­воззваниями о содействии в его борьбе за освобождение Кашгара. На вершинах р.Нарын им было основано укрепление Куртка. Самон предусмотрительно женился на дочери местного бия Тайлак­баатыра^[4].

Такие усилия Джангира, да и политические события, происходящие у соседей на северо­востоке Ферганской долины (принятие российского подданства в 1823 г. казахами Старшего жуза под ведением братьев­султанов Адилевых; отправление посольских миссий иссыккульских кыргызов в Россию), не могло оставаться вне поле зрения Коканда, по­прежнему рассчитывавшего быть центром регионального мусульманст ва. Сын Омара – Мухаммед Али (Мадали) летом 1825 г., под предлогом сбора пожертвований – закята, направил в Чуйскую долину к кыргызам РПГ солто и сарыбагыш 4­х тысячное войско. По­видимому, конфиден циальной целью этой акции было задержание Джангира, в противном случае – продолжение действий по укреплению мусульманского един ства.

Появление кокандских войск в Чуйской долине было встречено по­разному, например, если кыргызы из РПГ сарыбагыш отказали им в закяте, то их соседи из РПГ солто внесли свои пожертвования^[5]. Более того, солтинцы согласились на возведение на своей территории мощной военной крепости Бишкек около одноименного поселения у р. Ала­Арча и активно содействовали в ее сооружении оставленным здесь 3 тысячам ферганцам, большинство из которых, по­видимому, были их соотечеств енникимигранты – кыргызы из Кашгарии и Ош­Алая.

Осенью 1825 г. Кашгарский наместник Юн Цинь решил упредить действия освободителей, направив в кыргызские аилы на предполагае мое местонахождение Джангира своего помощника Баянбату во главе 200 (по другим данным, видимо завышенным, от 600–7000) цинских солдат. Хотя войска шли в режиме строгой секретности и лишь в ночное время, тем не менее акция эта окончилась полным провалом. Не обнар ужив Джангира в аиле Тайлак­батыра, цинские войска учинили жесток ую расправу над беззащитным населением, а затем, пленив часть из них, обратно возвращались, когда подоспели на выручку соплеменни ков кыргызские воины. Баянбату со своим отрядом был окружен в уще лье Кароо и полностью истреблен, по некоторым сведениям, за исключ ением одного человека, сумевшего спастись бегством на лошади^[6], по другим данным, уцелело 20 человек^[7].

В начале весны 1826 г. Джангир­ходжо со своими сподвижниками, подошедшими из Андижана, и при сильном содействии кыргызов из РПГ саяк, черик, басыз, монолдор, выступил в направлении г. Кашгар. Местное мусульманское население на этот раз активно поддержало антицинское восстание и вскоре главный город Синьцзяна оказался под властью Джангира. Поскольку основной костяк военных сил повстанцев составляли кыргызы, то они и осуществляли внешнюю и внутреннюю караульную службу. На должность минбаши – главнокомандующего войсками был назначен небезызвестный бий из кыргызской РПГ найман Иса (Айса)­датка, имевший свои личные счеты с цинским двором еще со времени первого наступления Джангира в Кашгар в 1820 г. Тогда, как известно, от карателей сильно пострадали его соплеменники, раз мещавшиеся невдалеке от Кашгара. Сам он с частью своих людей эмигр ировал в г.Андижан, где вскоре стал его хакимбеком. Поэтому Иса являлся осознанным единомышленником Джангира по освободительной борьбе. Глава нарынских кыргызов – бий из РПГ саяк Атантай­батыр, старший брат известного Тайлак­батыра, «имел большой вес в совете ходжи, который отдал ему дочь бывшего хакимбека» Кашгара^[8].

Гулбаг – цитадель столицы, где размещались цинские чиновники с войсками, оставалась в осаде, когда кокандский хан Мадали поспешил проявить свое участие в деле по освобождению мусульман. Так, по не которым сведениям, он прибыл в Кашгар летом 1826 г. во главе всего трех тысяч войск^[9], а, по другим, видимо, завышенным данным, их численность колеблется от десяти до тридцати тысяч человек^[10]. Но здесь Мадали сразу же испытал на себе настороженное и непочтитель ное отношение со стороны недавнего «подопечного» кокандского двор а Джангира­ходжи, который «встретился с ним, и, не сходя с лошади, поздравил хана с приездом в Кашгар»^[11].

Мадали­хану была предоставлена возможность со своими войсками штурмовать Гулбаг, окончившаяся безуспешно – потерей многих сипае в, насчитывавших от 600 до 1000 человек. Между тем неприязнь Джанг ира к хану становилось открытой и опасной для последнего. Ситуацию разрядил предусмотрительный Иса­датка, по совету которого Джангир «запретил своему народу чинить хану препятствия, и проводил его в Коканд с почетом и уважением»^[12]. И тем не менее, по справедливому замечанию русского дипломата Л. Бубенова, «печальное его возвраще ние в свою резиденцию сопровождалось трауром»^[13]. Это не помешало Мадали присвоить себе титул «газий» – «воитель за веру», запечатленн ый на монетах, отлитых по данному поводу.

Хотя Джангир вскоре овладел Гулбагом, и соседние города Янги­ Гисар, Яркенд, Хотан перешли в его подчинение, ходжа не сумел развить свой успех. Он допустил ряд серьезных промахов в управлении страной: в частности, очень жестко обошелся с соплеменниками своих союзников – представителями иссык­кульских кыргызов, прибывших в Кашгар «для изъявления ходже дружественного расположения». Не иск лючено, что одной из причин этого явились наблюдавшиеся в то время интенсивные посольские взаимосвязи иссыккульцев с российскими вла стями в Западной Сибири. По пути домой четверо из шести послов кыр гызских старшин скончались от последствий побоев и пыток, которым они были подвергнуты у ходжи^[14]. Вскоре был смещен с должности минбаши Иса, который, видимо, ушел со своими воинами в Фергану. К тому же Джангир проявил медлительность и нерешительность, воздер жавшись от наступления на восток. Между тем дины делали все для того, чтобы расположить к себе местное население: они вскоре специ альным указом освободили крестьян Аксуйского округа от уплаты зем ельного налога, посеявшего сомнения среди сочувствующих. Одним словом, положение осложнилось.

В марте 1827 г. крупный контингент цинской армии подошел к Кашгару, войска Джангира потерпели поражения и отступили в сторо ну города Ош, оттуда они вернулись на северо­восток к нарынским кыргызам в кочевья бия Атантая, чтобы еще раз совершить поход на Кашгар. Этот отчаянный штурм оказался безуспешным и теперь он удалился в сторону Каратегина. «Джангир в конечном счете попал в руки цинских властей. Но киргизские старшины не были причастны к его поимке»^[15].

Последствия антицинского восстания 1825–1827 гг. тяжело отрази лись и на благосостоянии ферганцев: им запретили торговлю в Кашгаре, из Китая прекратились поступления чая и других изделий. После смер ти Джангира­ходжи кокандский хан Мадали решил взять инициативу по освобождению Кашгарии в свои руки. Вызвав к себе из Бухарского ханс тва старшего брата казненного цинами Джангир­ходжи – Юсуфа­ ходжу, организовал ему войско, численностью 40 тысяч человек «под начальством самого минбаши Хаккули, тестя ханского Мад­Шарифа и ташкентского кушбеги Лашкара»^[16] выступившее в поход в сентябре 1830 г.

Из рапорта хорунжего Нюхалова Омскому областному начальнику Де­Сентлорану от 8 декабря 1830 г. проясняются действия ташкентско го кошунбеги Лашкара в Чуйской долине весной 1830 г. В нем говоритс я о приходе весной 1830 г. в кочевья кыргызов РПГ сарыбагыш ташкентского кошунбеги Лашкара, который внезапно «в один день утра подошел с войском и полагают до 10000 человек. Так, что никто не знал, от испуга все киргизцы бежали с семействами в горы Алатау. Ос тавшиеся кибитки, имущество со скотом ташкентское войско без остат ка забрали себе в наживу. И после сего обратились к своей стороне, в след же за ними киргизцы, собравшись около 3000 человек, пустились драться, однако же собственность свой обратить не могли, а полагают со стороны ташкенцов до 200 человек убито. Кушбек со своим войском, видя большую опасность, остановился, разбив палатки, удержал киргизцов и тем обратил их в бегство, где и с их последних убито до 40 человек. Напоследок Кушбек около Алатау сделал курган, что можно назвать укреплением для безопасности войска, а в Большую орду к сул тану Кулану послал Кушбек от себя с тем, чтобы он беспрепятственно платил зякет, что называется рамонт (от арабо­персидского слова рама­рамат­рамий, в переводе на русский язык означающего – стрельба, пер естрелка^[17]. У кыргызов из прошедших времен сохранилось понятие «ырамат­чыгым» — сборы на расходы^[18]. Следовательно, речь идет о сборах на военные приготовления, т.е., о подготовке к газавату – войне с иноверцами – Д.С.). Кулан же сделал отзыв, чтобы дать ему время до августа месяца и тогда с подведомственными себе волостями посоветуется и чем сие кончено того не известно»^[19].

Примечательно, что данная информация Нюхалова была поспешно резюмирована Ч.Валихановым: «Кушбеги ташкентский разбил … сарыбагышей»^[20]. Как очевидно из приведенного выше фрагмента, его оцен ка указанного события оказалась явно ошибочной. На самом деле здесь дана интерпретация русским офицером хода подготовки освободитель ного похода на Кашгар ташкентского войска под руководством кошун беги Лашкара, протекавшего в Чуйской долине весной 1830 г. Данное обстоятельство проясняется ещё сведениями из записок «О Кокандском ханстве», составленных хорунжим Н.Потаниным. В них русский офи цер, наивно воспроизводя отвлекающую информацию «ташкентского губернатора», т.е., кошунбека, о том, что он с войском направляется «для возвращения подвластных Кокании киргизов Таминской волости (т.е., казахов Старшего жуза – Д.С.), которые откочевали к дикокаменн ым киргизам», подробно описывает начало этого похода таким образом: «На следующий день (т.е., 31 марта 1830 г. – Д.С.) он выступил с войском до 15000, простирающимся и собранным из самого Ташкента, из окрестных городов и селений. Войско ехало без всякого порядка, одн и из воинов вооружены были саблями и ружьями, другие вооружены были ружьями и пиками, некоторые же стрелами и саблями. Одежда их состояла в разноцветных халатах, а на головах одни имели чалмы раз личного цвета, другие небольшие круглые шапочки. На девяти верблю дах утверждены были длинные и широкодульные ружья, из которых стреляют большими пулями, величиною в картечь, и, которые употреб ляются вместо пушек. Впереди везлись четыре знамени из шелковых материй разного цвета, два из них были с золотыми бахромами и с золо тым вензелем хана, а другие два без бахром и без вензелей. На пятиде сяти верблюдах навьючены были различные товары, определенные в награду воинам…»^[21].

Из приведенного становится очевидным, что этот инцидент, если и произошел на самом деле, судя по итогам потерь сторон, окончившийся не в пользу ташкентцев, может быть оценен лишь как издержки движен ия большого контингента войск в сторону Кашгарии, который пролег ал по Шамшинскому ущелью через территории кыргызов РПГ сарыбагыш и солто. Кыргызы Чуйской долины, как известно нам из предыдущих эпизодов, да и в последующем тоже, отрицательно относил ись к принудительному сбору закята – пожертвований для военных приготовлений кашгарских ходжей. Причем, их особенно раздражало требование вносить его скотом и лошадьми. По сведениям цинских ис точников, на этой почве кыргызы из РПГ солто в 1829 г. совершили нал ет на кокандский отряд сборщиков закята, за что в следующем, 1830 г., «аилы кыргызов­солто» первыми оказались подвергнутыми нападению освободительного войска ташкентцев, направлявшихся в Кашгар.^[22]

И все же на этот раз чуйские кыргызы наконец­то проявили солид арность, осознав надвигающуюся опасность и со стороны России: они позволили «ташкентцам» строить укрепленный пункт, видимо, в больш инстве своем строители являлись кыргызами – мигрантами из Кашгарии. Об этом свидетельствуют и другие факты, в частности, по данным Ч.Валиханова, в 1830–1832 гг. комендантом Ташкента был небезызвес тный кыргыз Иса­датка, представитель РПГ найман, некогда эмигрир овавший из Кашгарии, в 1822–1825 гг. бывший хакимом Андижана, а в 1826–1827 гг. – минбаши войск Джангир­ходжи. То, что вблизи Ташкент а издавна проживали кыргызы племен багыш, кушчу, басыз и др. про слеживается документальными источниками^[23] и преданиями кыргызс кого народа^[24]. По известным нам сведениям, правителями Ташкента, кроме Исы, становились кыргызы: в первой половине XVII  в. – Кокум бий (из РПГ багыш), в 1832–1836 гг. – Мухаммед Алим (Алимбек – карабагыш), в 1863 г. – Кончу (карабагыш)^[25].

[1] См.: Кузнецов В С. О реакционной сущности движения Джангира// Изв. АН Каз. ССР. Сер. ист. археол. и этногр. Вып. 1. 1961. С.77.

[2] МИСЦА. С.296.

[3] Кузнецов В. О реакционной … С.77­79.

[4] МИСЦА С.323.

[5] См.: Коншин И. О заграничных обстоятельствах // Памятная книга Семипалатинской обл. 1900 г. Семипалатинск, 1900. С.85; Плоских В.Киргизы и Кокандское…

[6] Солтоноев Б. Кызыл кыргыз … Т.1. С. 192.

[7] См.: Коншин И. О заграничных …. С. 107.

[8] Валиханов Ч. О состоянии … . С.144.

[9] См.: МИСЦА.. С.319.

[10] См.: МИСЦА.. С.328; Валиханов Ч. О состоянии …. С.143; Кузнецов В. О реакци онной. С.81.

[11] МИЦСА. С.319.

[12] МИЦСА. С.328.

[13] Коншин И. О заграничных … С.101

[14] КоншинН. О заграничных … С. 113–114.

[15] Кузнецов В. Цинская империя…. С. 84.

[16] Валиханов Ч. О состоянии…. С.146.

[17] Ферганги забони таджики (персидско­таджикский научный словарь). Душанбе, 1968.­С.118.

[18] Юдахин К.К. Кыргызско­русский словарь. Т.2. М., 1985. С.382, 436.

[19] ЦГА РК. Ф.338. Оп. 1 Д.698. Л. 12­12 об.

[20] Валиханов Ч. Сведения о войне кокандцев с Китаем в Кашгаре в 1830 г.// Собр. соч. Т.2. С.350.

[21] Потанин Н. Записки о кокандском… С.287­288.

[22] Кузнецове. Цинская империя…. С. 108.

[23] См.: ЦГВИАР Ф. ВУА. Д.24688.Л.138об,258об; ГАООР Ф. 1.0п,1. Д.85.Л. 165об;ГАОрОР Ф. Оп,Ю,Д.6590а.Л.64­66об.

[24] См.: Бала Айылчы санжырасы //Кыргыз санжырасы. Бишкек,1994. С.128.

[25] См.: Рассказ о четырех братьях С.ЗЗ; Валиханов Ч. Записки о киргизах – С.77, Хасанов А. Взаимоотношения киргизов … С.26.

 

2. Юсуф-ходжо, Тайлак-батыр.   Мадали – «хан ханов»? Аджибек-бий

Наступление войска Юсуф­ходжи на Кашгар, имеющее освободительный характер, состоялось лишь в сентябре 1830 г. Его активно под держали нарынские кыргызы – представители РПГ саяк, басыз, кипчак, чонбагыш и др. Войска под началом Лашкара овладели городами: Яркенд, Янысары Хотон, Ак­Су и дошли до Музартского прохода. Мин­баши Хаккули взял Кашгар, кроме его цитадели, штурм которого безус пешно предпринимался неоднократно, в нем участвовали кыргызские бии Атантай и Тайлак­батыр со своими соплеменниками. Но вскоре почему­то они покинули Кашгар, не дожидаясь окончания военных дей ствий. Затем оттуда из­за начавшегося наступления бухарского эмира на Коканд был срочно отозван и минбаши Хаккули. Все это предопредели ло отступление из Кашгара освободительных сил Юсуфа­ходжи, власть которого продолжалась всего девяносто дней. Война закончилась по существу безрезультатно, единственным утешением стало заверение представителей местной цинской администрации Синьцзяна о смягчен ии мер в вопросах, касающихся управления страной и переселением 70 тысяч кашгарцев в Ферганскую долину.

Неудача, постигшая Юсуфа­ходжу в Кашгарии, по­видимому, обо стрила отношения ферганцев с их соседями на востоке и северо­восток е — кыргызами из Ош­Алая и Каратегина, а также казахами Старшего жуза, которые, на их взгляд, недостаточно энергично поддержали му сульманское единство. На это указывают строки из рапорта синьцзянс кого офицера Чан Лин цинскому императору, относящиеся к 1831 г., где утверждалось: «Коканд с Бухарой и другими уделами враждует, он притесняет киргизов и казахов»^[1]. В рассказе башкирца Халитова от 25 ноября 1831 г., по возвращении из Ферганы в г. Омск сообщается о военном мероприятии семитысячного кокандского войска против «джау киргизов»^[2]. Здесь джо кыргызы, на мой взгляд, это, скорее всего, представители РПГ кесек из рода жоо кесек, по этнологическим дан ным, проживавшие в указанное время на Алае и Каратегине^[3].

По информации моллы Нияза, мероприятия кокандцев в Каратеги не возглавлял тесть Мадали­хана — Мухаммед Шариф­аталык^[4], а не Хаккули, которого Ч.Валиханов, произвольно трактуя данную информ ацию Халитова, направляет в верховья Нарына, да еще приписывает ему пленение местных биев из РПГ саяк Атантая и Тайлак­батыра^[5]. К тому же они якобы «бежали на Илю и вернулись»^[6], что было невероя тным при создавшейся политической ситуации: обострении отношений Коканда с Бухарой, казахами Старшего жуза, с кыргызами Чуйской до лины, да и нарынские кыргызы, обладая достаточным количеством ополчения не менее 6 тысяч человек, никогда не позволяли вольности чужеземцам, о чем свидетельствуют и последующие события 1832— 1838 гг.^[7].

Блокада торговых отношений кокандцев в Кашгаре обусловила оживление караванных путей на северо­восточном направлении в за падносибирские города России (Омск, Петропавловск, Усть­Каменог орск и др.), а также на восток за р.Или, в гг. Чугучак и Кульджа (в Китае), через территории северокыргызских племен. Это сопровож далось возведением новых укрепленных пунктов, крепостей для обес печения безопасности движения торговых караванов, вызвавшее рост численности людей, существование которых зависело от поступлений за счет его функционирования. В 1831 г. Мадали­хан по инициативе ташкентского кошунбеги Исы, повелел установить пошлину, называе мую улау­пули, т.е., сборы со скотоводов, занимавшихся извозом на кар аванных маршрутах. Пошлину дозволено было взимать « с населения каждому отряду (кошун) ханского войска»^[8].

Исполнение данного приказа хана на местах происходило с больш ими нарушениями и самым грубым образом, что, конечно же, вызывал о недовольство скотоводов­кочевников, в особенности кыргызского и казахского населения Чуйской долины. Об этом наглядно свидетельств уют строки из письма султана С.Аблайханова Омскому губернатору от 5 июня 1832 г., где утверждалось, что «по велению кокандского хана и кушбека (т.е., кошунбека г.Ташкента – Д.С.) во многом количестве есау лы приказывали нам, чтобы мы были их подданными и отдали пошли ну. Буде же мы не предадимся им и не дадим пошлину, то они разграбят всю нашу волость, от чего принуждены были отдать им пошлину; сие случилось в прошлом (1831) году. Ныне же, вторительно прибыв к нам от ташкентского кушбека под командою дуванбека Худайберди 300 человек их людей разъезжают по всем волостям, собирают пошлину и делают разные обиды»^[9]. По его же словам, кокандцы «получают по шлину и с торговцев со всякого их товару, не исключая даже иголок, по одной с сорока, с некоторых взыскано было и трижды. Торговцы прино сят жалобы мне, тогда как я и сам подвержен той же участи, сопряжен ной с опасностью. Весьма стало худо для киргиз (т.е., казахов Д.С.) моих»^[10]. Примечательно, что «сами сборщики пошлин не довольные распоряжением кушбека»^[11].

Такие же действия ташкентского отряда Худайберди в Чуйской до лине среди казахов Старшего жуза и кыргызов, кочевавших вблизи креп ости Бишкек, окончились трагично. Из трех сотен сипаев сборщиков пошлин, возмущенные кыргызы и казахи во главе с султаном Рустемом уничтожили 56 человек. Убит был и сам дуванбеги Худайберди. Около двух лет, вплоть до 1834 г., ташкентцы не могли успокоить возмущен ных кочевников­скотоводов этой долины.

Очевидно данное обстоятельство 1831–1832 гг. имел в виду рус ский исследователь А.К.Гейнс, когда писал, что «Мадали­хан сделал попытку заставить своих подданных уплачивать ежегодно 1/40 часть со всего движимого и не движимого имущества, но по слабости Мадали­хана на практике это не имело успеха»^[12].

Кыргызы, кочевавшие в верховьях р. Нарын во главе с Тайлак­батыром, открыто выступили против таких посягательств Ташкента и Коканда. Лидер саяков, изгнав кокандского ставленника из укрепления Куртка, вынашивал идею объединения северокыргызских племен под единое начало для противостояния прежде всего внешним вмешатель ствам соседей в дела Кыргызстана⁵.

При таких обстоятельствах Мадали­хан, стремясь сохранить былое первенство среди мусульманских правителей в регионе, использовал момент – начало сооружения в 1835 г. «новой линии» укреплений в степях Казахстана со стороны России, как повод для снаряжения специального посольства в Турцию. Кокандские послы во главе Захид­ходжи прибыли в Стамбул в 1837 г. Они, излагая политическую ситуацию в регионе, особо акцентировали внимание на строительстве русскими новых крепостей в кипчакских (казахских) степях, о необходимости поднять это население против наступающих с севера. Кокандские послы просили у главы Турции:)) присылать военных инструкторов; 2) наделить ферганское (т.е., кокандское) ханство полномочиями первенствующего с присвоением его правителю – Мадали титула «хана ханов» («ханлар хани») над владением кипчак казахов (Дешт­и кипчак казахла­ ри) и алайских кыргызов (Дешт­и Алай кыргызлари); 3) призвать самовластных ханов, находящихся на востоке, в районе р.Или (Или ханлари – по­видимому, здесь имели в виду северокыргызские и восточноказахстанские племена) войти в союз Ферганы с присуждением 12­летнему сыну Мадали ­ Мухаммед Амин­хану ­ титула «хана Или» («Илилер ханы»)^[13]. Все их просьбы были удовлетворены.

Получив предварительное одобрение со стороны Турции, считавшейся тогда оплотом мусульманства тюркоязычных народов, по существу своим гегемонистским устремлениям на востоке, Мадали­хан в следующем, 1838  г., начал свое продвижение в сторону р.Или через Таласскую долину. Исполнение этого замысла было поручено многоопытному минбаши Хаккули, бывшему беку Аулиеата. Видимо, последний не без основания возлагал особые надежды на лидера Таласских кыргызов Аджибека Алчикен уулу – бия из РПГ саруу. Очевидно, минбаши знал или догадывался о нахождении в его кочевьях представителя ханской династии минг – Шерали. Для того, чтобы заручиться поддержкой влиятельного кыргызского бия, Хаккули привез с собой грамоту Мадали­хана о назначении Аджибека правителем всего кыргызского населения Таласа с присуждением ему титула датхи (датки), датируемую 1 июля 1838 г.^[14] Она, конечно, не имела никакой реальной силы для самовластных кыргызов и носила, скорее, лишь формальное дипломатическое предназначение. Расчеты Мадали на активную помощь таласцев не оправдались, о чем свидетельствуют фольклорные материалы кыргызов^[15].

По­видимому, первоначально благовидный предлог – объединение усилий мусульман против внешних врагов­иноверцев – позволил Хаккули достичь определенных успехов. Тут кокандский эмиссар, действуя по принципу: «разделяй и властвуй», сумел воспользоваться внутренними противоречиями среди кыргызских биев, наблюдавшимися в это время. В частности, между саяками и бугинцами возникли напряженные отношения из­за убитого во время барымты сына саякского бия Чон Медета – Айтака­батыра бугинским батыром Ногоем^[16].

Летом 1838 г. кокандцам удалось с помощью специально засланного ими лекаря Кор­молло умертвить опасного противника ферганцев, саякского бия Тайлак­батыра, активно проповедовавшего идею объединения всех северокыр гызских племен под единое начало в самостоятельное ханство. Не исключено, что смерть другого влиятельнейшего лидера саяков – Чон Медет­бия Байтугол (по другим: Байтурган, Бактыгул) уулу, последовавшая в 1839 г., была связана с диверсионными действиями кокандцев. По утверждению новоявленных санжырачы, Медет имел тесные связи с кокандским ханом Мадали и якобы лично явился на прием, чтобы получить титул датки^[17]. Эти сведения, не подкрепленные ни едиными документальными источниками, не имеют под собой никакой реальной основы и более того в корне противоречат логике политических событий в регионе, глубоко унижая достоинство самого кыргызского бия. Примечательно, что до сих пор наиболее раннее документальное упоминание имени этого бия, как фамилии его сына, относится к 1847  г., когда со слов кыргызских посланцев в крепости Копал был составлен список кыргызских родов и их управителей, где зафиксировано, что в РПГ саяк «1­е отделение курманкожо управляет манап Дулат Чон Медетов … которые ни от кого не зависимо»^[18].

В эти же 1838–1840 гг. они отравили и другого крупного бия РПГ солто Канай­батыра Тулоберди уулу^[19]. Он также был известен своими усилиями по сплочению всех кыргызов³. Вскоре очередной жертвой яда Хаккули стали таласские бии Сарыбай из РПГ багыш и Кудаяр ­ сын Аджибека­бия из РПГ саруу. И, наконец, минбаши лично зарезал и самого старика Аджибека в городе Аулиеата. После казни Аджибека, его сын – Нурак со всеми своими подданными откочевал в Чуйскую долину, откуда «вернулся через год» на Беш­Таш^[20].

Последний эпизод коварства Хаккули, на мой взгляд, объясняется тем, что брат Аджибека – Сатылган сопровождал поход отряда ферганцев и отряд присоединившегося к ним ополчения саяков на восток, в сторону р.Или. Но летом 1840 г.^[21] на берегу оз. Иссык­Куля, вступив в драку с бугинцами, они потерпели поражение и начали отступать^[22]. Сатылган, осознав истинные цели ферганцев в Кыргызстане, с прибытием отходящих сил в.Чуйскую долину стал открыто противодействовать им^[23], не исключено, что здесь свою роль сыграло и сокрытие Аджибеком ханского родственника беглеца – Шералы. Видимо, эти усилия Хаккули на востоке, во дворе кокандского хана были признаны не удовлетворительными, так как его в том же 1840 г. по приезде в Коканд сразу же казнили^[24].

Теперь, надо полагать, Мадали­хан окончательно лишился поддержки кыргызского населения не только чуй­таласского региона но и их соплеменников Ферганской долины, т.е., ош­алайских кыргызов. Его цели по рас ширению и укреплению мусульманской конфедерации государств Ферганы потерпели фиаско. Кокандский хан впал в меланхолию, большинство придворных стали сомневаться в целесообразности дальнейшего нахождения его на престоле^[25]. Вспомнили о вероотступнических деяниях хана: в частности, женитьбу на своей мачехе Падыша­айым^[26] и другие злоупотребления. По словам современника Мадали­хана историка – Хаким­хан тюри, самым гнусным его преступлением стало то, «что он сделал двух грязных, непотребных женщин – Хушхал­датку и Бибиназ, известную под кличкой Ашула, полновластными повелительницами Ферганского государства. Обе богомерзкие женщины с большой пышностью отправлялись по домам мусульман и таща за волосы, уводили обитавших за завесой целомудрия жен и дочерей, пришедшихся по душе этим бессовестным…. Все мусульмане, ради спасения чести, с полной готовностью платили золотом, сколько с них ни запрашивали…. Обе неправедные женщины собирали жен и дочерей мусульман у себя, затем приводили их к Мухаммед Али­хану. Тот, окаянный, нескольких подходящих оставлял при себе, а остальных приказывал, чтобы те две непотребные женщины отводили к себе и всех – женщин и девушек – обучали играть и петь, пока они хорошо не усвоят дело забав и увеселения. Обе потерявшие честь большей частью уводили мусульманок к себе, некоторых помещали в ряды продажных женщин, а остальных, взяв с них деньги, отпускали»^[27]. Эти данные Хаким­ хана также наглядно указывают на ошибочность распространённого в кыргызоведении мнения о том, что знаменитая царица Алая Курманжан Маматбек кызы (1811–1907 гг.) была первой среди женщин удостоена титула датки в истории Центральной Азии.^[28] По сведениям санжырачи Эсенкан Төрөкан уулу, титул датки, ранее чем она, имела сестра матери Шерали­хана – Сыйнат из РПГ саруу^[29], которая, по некоторым данным, являлась женой ближайшего сподвижника этого хана, минбаши Юсуф (Нузуп)­бия.

[1] Цит. по: Кузнецов В. Цинская империя…. С.96.

[2] Валиханов ч- Сведения о войне…. С.353­354.

[3] См.: Сапаралиев Д. Сведения документальных источников о населении г. Ош и его окрестностей (вторая половина XVIII в. начало XIX в. // Изучение древнего и средн евекового Кыргызстана. Бишкек, 1998. С.57; Аттокуров С. Кыргыз…. С. 190–192.

[4] См.: Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»…. С. 108.

[5] См.: Валиханов Ч. О состоянии…. С.147

[6] Валиханов Ч. Черновой набросок о восстании в Кашгаре // Собр соч. Т. 2. С.342.

[7] Аттокуров С. Тайлак­баатыр…; Чоробаев А. Тайлак­баатыр.

[8] МИКК. Вып.1. С.235.

[9] КРО в ХVIII–ХIХ вв. С.263.

[10] КРО в ХVIII–ХIХ вв. С.264.

[11] Там же. С.265.

[12] Гейнс А.К. Собрание литературных трудов.Т.2. СПБ., 1898. С.741 ⁵ Аттокуров С. Тайлак­баатыр… C.72.

[13] См.: Sarai М. Kirgiz …С.26­27.

[14] См.: Грамоты… С.23.

[15] См.: Каллаур В. К истории. .. С.12; Рассказ…С.34­35; Солтоноев Б Кызыл … Т.1. ­ С. 178.

[16] См.: Тоголок Молдо. Тарых, тїпкї аталар // Кыргыз санжырасы ­ Бишкек., I992.­C.50.

[17] См.: Кенчиев Ж. Медет датка…. С.69­85.

[18] ЦГА РК Ф.374. Оп.1 Д.1669. Л. 133­133 об.

[19] См : Солтоноев Б. Кызыл… Т.1. ­ С. 178. ³ См.: Аттокуров С. Тайлак… С.14­21.

[20] См.: Каллаур В К истории …C.I2­13; Рассказ …С.34­35.

[21] См.: Аристов Н. Западный … С.582.

[22] См.: Кыргыз санжырасы. – Бишкек. 1992. – С.208.

[23] См.: Солтоноев Б. Кызыл. .. Т.1.­С.178.

[24] См.: Вельяминов – Зернов В.В. Исторические известия …С.2; Sarai М. Kirgiz….C.29.

[25] Вельяминов – Зернов В.В. Исторические известия. ..С.2­3.

[26] См.: Терентьев М. История завоевания Средней Азии. Т.2. – Спб., 1906. – С.363.

[27] Цит. по: Набиев Р. Народные восстания. …С.41­42.

[28] См.: Абдукаримов М. Курманжан датка // Советтик Кыргызстан. – 1990. – 5­ июнь – С.5; Молдокасымов К. Кокон хандыгы: кыргыз аялдары башкарганбы? // Кыргыз Маданияты – 1991 – 23­май. – С.5; Омурзакова Т. Курманжан датка: Эпоха. Деяния. Личность. Автореферат дис. канд. ист. наук. – Бишкек, 1996. – С. 14.

[29] См.: Төрөкан уулу Э. Сол кыргыз . С.45.

 

3. Бухарский эмир Насрулла в Коканде. Шерали-хан и минбаши Юсуф-бий

Бухарский эмир Насрулла, зорко следивший за действиями своего соперника в Фергане, пользуясь выгодной политической ситуацией, когда основные части войск Мадали­хана были сосредоточены на севере, видимо, не без основания опасавшихся наступления русских войск, а также возможно на востоке и от кыргызов тоже, осенью 1841 г., организовав поход на Коканд, относительно легко овладел им^[1].

Действия Насруллы в Фергане походили, скорее, на действия жестокого завоевателя, чем на поборника справедливости и сторонника ислама. Он дал команду своим воинам на разграбление населения Коканда в течение четырех часов. Стремясь уничтожить династию правителей Ферганы, эмир демонстративно в самом центре Орды (ставке) мингов зарезал Мадали­хана, его сына – Махмуд­хана (последние годы управлявшего г.Ташкентом), мать Махлар­айым. Около 250 чиновников кокандского двора, а также жену хана – Падыша­айым – Насрулла увез в Бухару в качестве заложников, подчеркивая этим, что ферганское государство упраздняется и становится лишь уделом Бухарского эмирата. Коканд передавался под управление хакима – родственника эмира – мангыта Ибрагима с присвоением ему титула датки и с предоставлением 600 сипаев для охраны.

Примечательны наблюдения поведения Насруллы после возвращения из похода в Фергану русского посла К.Ф.Бутенева, бывшего на приеме у эмира 8 ноября 1841 г. Дипломант, наделяя его букетом отрицательных эпитетов:

«гордый, самолюбивый и капризный», пояснял, «упоенный своими победами над Кокандом и принявший титул победителя всего Туркестана, он считал себя величайшим и сильнейшим монархом на земном шаре»^[2].

Власть эмира в Фергане оказалась еще безжалостнее, чем прежняя, население роптало и возмущалось, готовое сбросить гнет «единоверцев» чужеземцев­бухарцев. Очевидно, наместник эмира с особым рвением и тщательностью начал собирать налоги с только что присоединенных территорий, навязывая их по аналогии с Бухарскими, чем вызвал еще большее недовольство кыргызов. Благодаря чему сохранились уникальные данные о его поборах в г. Оше осенью 1841 г. Тогда с населения города в пользу своего патрона им были изъяты в качестве хераджа (земельного налога): «пшеницы 1000 чайриков, ячменя 1000 чайриков и джугары (кукурузы) 1000 чайриков, всего 12000 чайриков зерновых продуктов»^[3]. Это указывает на то, что бухарский наместник превысил свои полномочия, собрав налоги даже с территории, не подвластной бывшему Кокандскому ханству. Данное обстоятельство, конечно же, не устраивало суверенных ош­алайских и чаткало­таласских кыргызов – жителей восточной части Ферганы.

Кыргызы и стали инициаторами и вдохновителями освободительного движения народов Ферганы. Вот как запечатлено начало этого акта в санатах кыргызского поэта XIX в. Молло Нияза: «Мангыт келип кеткенде, Шералы­хан чыкты эле, саруу менен саяктан» – «В пору пребывания мангытов, Шералы­хан вышел из среды саруу и саяк»^[4]. Действительно, ферганские источники называют Юсуф (Нузуп)­бия, представителя рода кырк уул из РПГ саруу, основные кочевья которого, как мы знаем, находились на Чаткало­Таласе, и таласца Сейдали­бека – главными организаторами этого движения. По данным В.Наливкина, на мазаре Сафит­Булан, невдалеке от р. Кара­Су, где располагались аилы Юсуф­бия, в присутствии духовенства, представителей местного оседлого населения и кочевников, биев ош­алайского и чаткало­таласского регионов, произошел, на мой взгляд, имеющий символическое значение, своеобразный обряд возведения в ханы Шералы – сына Хаджи­бия по традициям кочевников – поднятием его на белом войлоке. Не случайно были принесены в жертву, т е., зарезаны два вида животных^[5] Белый верблюд (ак буура), в то время являющийся тотемом – талисманом и прозвищем ханской династии минг – представителей оседлого населения^[6], и белая лошадь – символ кочевников­кыргызов. Новый хан отныне становился главой оседлого и кочевого населения Ферганы. Видимо, кыргызские бии рассчитывали на свое ведущее положение в управлении страной, ибо Шерали­хан, как родственная им личность, рожденный от кыргызки и имеющий взрослых сыновей от двух кыргызских жен, казалось, для этого будет надежным основанием.

По существу наступил поворотный момент в истории возрождающейся конфедерации государств Ферганы. Отныне в ней активную и ведущую роль начали играть представители субъектов, составлявших кочевую периферию: «Дешт­и Алай кыргызлары», чаткало­таласские и кетменьтюбинские кыргызы, а также «Дешт­и кипчак казахлары». Вскоре этот процесс принял характер острейшей борьбы за преобладание во властных структурах как в центре, так и на местах, при активном сопротивлении старой оседлой узбекско­сартовской аристократии – мингов, часто искавших опору в Бухаре. Печально, что этот хаос происходил в условиях активизации территориальных захватов России, значительно облегчивших их задачу в достижении суперматийных целей.

В этом отношении примечательны строки послания губернатора Оренбургской области В.Перовского директору азиатского департамента МИД России Л. Сенявину в 1851 г., где утверждается: «что в последнее десятилетие (следовательно, с 1842 г. – Д.С.) в Коканде произошел политический переворот, совершенно преобразовавший управление этой страны… В Ташкении издревле кочевало много киргиз (вероятно, имелось в виду кипчаков – Д.С.), а с 1846 года (точнее, с 1844 г. – Д.С.) часть их завладела и Коканиею, где, уничтожив могущество узбеков, составляют ныне политически преобладающее племя»^[7]. Как видим, автор довольно верно подмечал периоды прихода к власти в Фергане сперва кыргызов, а затем и кипчаков.

Ход этого переворота в Фергане можно проследить из рассказов купцов, прибывших из Ташкента в Петропавловск в ноябре 1842 г.: «Сын Хаджибека Шир Али хан, живший в Каратегине (точнее, в Таласе Д.С.), когда эмир воротился в Бухару (через четыре месяца, т.е., в феврале 1842 г.^[8]), собрал около 10 тысяч человек вместе с правителем Каратегина, взял Андижан, присоединил к себе правителя Андижана Исабека (вероятно, кыргыз – эмигрант из Кашгарии – Д.С.), взял Коканд и ему покорились Наманган, Маргелан и Ходжент, кроме Ташкента, который оставался под властью эмира… когда… караван отправился в путь.»^[9]. Подробности сообщает бывший кокандский посланник Мухаммед Халил в письме к командиру Сибирского корпуса, полученному в Петропавловске 17 ноября 1842 г.: «Шир Али хан, находившийся до сел у дикокаменных киргиз, прибыв с собранным из сих последних около 3­х или 4­х тысяч человек войском в Коканд нечаянно напал на него и немедленно завладел им. г.Коканд немедленно был обнесен прочным укреплением. После сего эмир Батыр хан (т.е., Насрулла – Д.С.) прибыв туда… осадил город на протяжении двух или трех дней… но не могли взять. Между тем в войске эмира много погибло людей, но все без пользы, при этом случае большая часть из прибывших с Батыр ханом кокандских вельмож успели бежать и войти в Коканд. Так же провинция Курама предалась Кокании»^[10]. Среди них был кипчак Мусулманкул­жузбаши и Шади­датха^[11].

Становятся очевидными насколько энергичны и молниеносны были действия освободительных сил кыргызов во главе с Шералы­ханом. Таким образом, они, выдержав 40 дневную осаду 20 тысячного войска эмира отразив 9­кратный штурм г.Коканда, завершившийся со значительными потерями противников, наконец заставили их отступить. Другой причиной ухода эмира из под Коканда стало наступление на Бухару Хивинского хана.

Затем в г.Ташкент для низложения ставленника эмира направляется войско под предводительством второго сына хана – Малла­бека и мин­ баши Юсуф­бия, которые успешно справились с этим^[12]. Правителем Ташкента назначили старшего сына Шерали­хана – Абдурахман­бека (Сарымсак). Когда стало известно, что в Лейлек из Каратегина пришел один из сыновей Алим­хана – Ибрагим­бек (иначе Аталык­хан) и при поддержке эмира затевал смуту, на его нейтрализацию был направлен отряд под начальством Таласского кыргыза Сеидали­бия. Одним словом, в самом начале политической карьеры Шерали­хана его кыргызские сподвижники находились при значительных должностях и при деле, что, видимо, вызывало недовольство представителей других этнических групп, в частности, оседлых, узбеков и кипчаков.

Прежде всего возмутителем спокойствия стал кипчак – Мусулманкул, один из перебежчиков, находившихся в заложниках у бухарского эмира, бывший жузбаши (сотник) и придворный чиновник Мадали­хана. Рожденный от кыргызки, он был к тому же и зятем влиятельного кыргызского бия Рыскулбека Нарбото уулу^[13] из долины Кетмень­Тюбе. Проявив особую энергию при дальнейшей обороне г.Коканда от противников³, не получив никакой должности в государстве, Мусулманкул, удалившись к соплеменникам под г.Шахрихан, поднял мятеж в местности Ак­Тепе. На его подавление направляется войско под предводительством Малла­бека и минбаши Юсуфа. Кипчаки, осознав безнадежность сопротивления, выслали парламентариев с просьбой о помиловании. Минбаши Юсуф был непреклонен и решительно требовал возмездия бунтарям и прежде всего уничтожения посланцев и их главаря Мусулманкула. Но Шерали­хан не выполнил его требований, более того пошел на уступки не только мятежникам­кипчакам, но и вплотную приблизил к себе прежнее чиновничество – сартов – т.е., оседлых узбеков, таджиков и др. Мусулманкул добился своего, став хакимом Андижана, а таджик­сарт Шади по прозвищу «шум» («проныра»), бывший в числе заложников у бухарского эмира, оказавший посредничество в этом инциденте, заменил Юсуфа в должности минбаши, которого, низложив, направили на его место хакимом Маргелана. Вскоре в 1844 г. Юсуф стараниями нового минбаши был казнен, вслед за этим начались отстранения от должностей его сподвижников^[14].

[1] См.: ЦГА РК. Ф.860. Оп.1. Д.113. Л.26; Халфин Н Россия и ханства Средней Азии С.301

[2] Цит. по: Халфин Н. Россия и ханства.. С.303.

[3] Обозрение кокандского ханства в нынешнем его состоянии. // ЗИРГО. ­ СПб., 1849.­С.215.

[4] Молдо Нияз. Санат .. ..С.60

[5] См.: НаливкинВ. Краткая…С.146.

[6] См.: Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»… С.10.

[7] ГАОр.ОР.Ф.б.Оп.Ю. Д.6590а. Л.64­66 об.

[8] ЦПЗИАР Ф.1441. Оп.1 Д.10. Л.70.

[9] ЦГВИАР Ф.1441. Оп.1. Д.10. Л.160об.

[10] Там же. Л. 196­197.

[11] См.: Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи…» С. 113.

[12] Там же.

[13] Исхокхон Жунайдулла-ходжо угли Ибарат. Фаргона тарихи /Перевод Х.Бобобекова, М.Хасаний//Мерос туркуми ­Ташкент, 1991.­С.297. ³ См.: Вельяминов–Зернов В. Исторические….С.13­15.

[14] См Наливкин В. Краткая… С. 158.

4. Минбаши Мусулманкул-аталык

Тем временем Мусулманкул, развивая свои властолюбивые устремления, воспользовавшись гибелью Юсуфа, и связанной с этим напряженной ситуацией в стране и в кыргызских кочевьях тоже, вновь поднял мятеж в Андижане. Туда для улаживания недовольств направили войско под предводительством малолетнего сына хана – Худояра и минбаши Шади, которое было разгромлено кипчаками. Минбаши Шади, в ком видели главного виновника создавшейся ситуации в Урде, умертвили сразу же^[1], а ханзаде Худояру, попавшему в плен к кипчакам, они, дабы оказывая почести первопосещения их кочевья, выдали в жены дочь Мусулманкула. Таким образом, предварительно породнившись с ханской семьей, Мусулманкул двинулся в Коканд. На подступах к столице кипчаки разгромили войска, вызванные Шерали­ханом на подмогу, его старшего сына Сарымсак­хана, управлявшего Ташкентом, под предводительством Давранбека.

После овладения Ордой (ставкой) кипчаки вновь совершили обряд провозглашения ханом Шерали, при нем образовали совет из четырех человек, которые избрали Мусулманкула на должность минбаши и произвели новые назначения правителей городов из числа кипчаков. В стране начались недовольствия действиями Мусулманкула, который вместе со своим зятем, разъезжая по стране, утверждал власть своих ставленников.

Летом 1844 г. в такой ситуации начал наступление на Фергану бухарский эмир. Об этом сообщал кокандец Кожетай в своем письме Мирхалилу, полученному им в Оренбурге 17 октября 1844 г. В нем говорится, что «6 июня бухарский эмир с войском пришел на Ходжент, несколько время осаждал оный и в последствии с значительной потерею войска возвратился в Бухарию и отпустил в Коканд сына Алим­хана. Этот ханский сын (Мурат – Д.С.) был возведен на ханство в Коканде. А предшественник ею Шерали­хан убит. В последствии кипчаки и киргизы, соединившись вместе, убили сына Алим­хана, а вместо его возвели на ханство сына хана Шерали. При этом событии преданы смерти все те лица, которые способствовали к возведению на ханство помянутого Алим­ханова сына»^[2]. Мурат­хан, сын Алима, удержавшийся на престоле Коканда около 10 дней, по­видимому, из­за его наивности «верный данному слову провозгласил себя наместником эмира» бухарского, что, вероятно, «погубило нового владельца»^[3] и вместе с ним оказавших ему помощь кыргызов из РПГ ават, имевших с претендентом родственные связи по линии матери^[4], населявших ближайшую к Ходженту область Курама, во главе с исфаринским хакимом Сатыбалди­датка^[5].

Описывая этот момент в истории Ферганы, исследователь А.Л.Кун довольно верно подмечал: «Так снова восстановилось господство кипчакской партии, господство, тем более, тягостное и не выносимое для оседлой, городской партии, что глава кипчаков, Мусулманкул, после измены, призвавшей в Коканд Мурат бека, потерял всякое доверие к сартам, и все высшие государственные должности предоставили исключительно кипчакам»^[6].

Летом 1844 г. в Коканде возвели в ханы 13­летнего Худояра – третьего сына покойного Шерали, обойдя двух старших. Как бы не ухищрялся минбаши Мусулманкул, обосновывая этот акт, выгодный прежде всего лично ему самому, поскольку он обретал еще более значимый в ханстве титул аталыка (в переводе на русский язык – отцовство), выбор в пользу своего зятя, положениями из Корана мол: «среднее есть наилучшее» и, что он возводится «покорным приказом турецкого халифа»^[7], данный случай нарушения установившейся традиции престолонаследия, породил новую волну недовольств. Первым против этого возмутился старший брат Худояра – Сарымсак, управлявший Ташкентом, которого, пригласив в Коканд, вскоре обманом умертвили.

В начале 1845 г. против Мусулманкула поднялись ош­алайские кыргызы во главе с биями Алимбеком (из РПГ адигине), Саидбеком (кесек) и Пулатом (доолос). Но они, встретив активное сопротивление кипчаков под руководством хакима Шахрихана Куроглы, с приходом на их подмогу войск Мусулманкула, отступили в горы. После этого Алимбек «ушел за Нарын и поднял киргизов», комендант крепости Куртка – ставленник кипчаков был казнен^[8]. В эти же годы то ли в Джумгале, то ли в Нарыне происходило безуспешное сражение местных кыргызов с кипчаками⁴.

Мне представляется, что именно к этим событиям относятся строки рапорта В.Перовского к своему начальству в 1851 г., где утверждается, «…вследствие переворота 1845 г., буруты сделались совершенно независимыми, кокандские крепости в их землях оставлены»^[9]. По мнению Б.Джамгерчинова, открытые выступления ош­алайских кыргызов против Мусулманкула «вскрыли серьезные разногласия между правящей кипчакской знатью и некоторой частью кыргызских феодалов. Недавно выступавшая единым блоком кипчакско­кыргызская группировка быстро распалась. Это обстоятельство в условиях огромного численного преобладания кыргызов над кипчаками было серьезным препятствием для дальнейшего упрочения власти кипчаков в Коканде. Кыргызские феодалы, территориально отдаленные от столицы ханства, теперь совершенно отказались от поддержки Мусулманкула»^[10].

Ош­алайские кыргызы во главе с Алим­бием (Алимбек Асан уулу) и Кыдыр­бием из РПГ адигине, как бы отрекаясь от событий в Коканде, в 1846­1847 гг.^[11] со своими ополченцами решили поддержать освободительное движение белогорских ходжей в Кашгарии, известное в истории как «бунт семи ходжей». Восставшие ходжи во главе с Катта­торо, при помощи «кочующих черных или каменных киргиз… в 1847 г. захватили власть и управляли два месяца Кашгарией»^[12]. Но развить свой успех в дальнейшем не смогли. Видимо, одной из причин этого стало внезапное возвращение на свои кочевья кыргызских ополченцев Алим­бия^[13]. Они, вероятнее всего, были вызваны известиями от Мусулманкула о начавшихся в 1846­1847 гг. военных действиях против кыргызов Чуйской долины казахского хана Кенесары.

[1] Набиев Р. Из истории… С.36.

[2] ЦГАРК Ф.4. On. 1. Д.383. Л. 1­2.

[3] Вельяминов – Зернов В. Исторические.. ..С. 17.

[4] См.: Набиев Р. Из истории…С.38.

[5] Бейсембиев Т. «Тарих­и Шахрухи»… С.116.

[6] Кун А.Л. Некоторые сведения о Ферганской долине // Военный сборник Т CVIII №4.­СПб., 1876.­С.420.

[7] Маджи А. Новый источник по истории Коканда, Кашгара и Бухары // Изв. ООН Тадж.ССР. ­1958. – Вып. 1. – С.37.

[8] См.: Валиханов Ч. Описание пути в Кашгар … С.78; Его же. О состоянии Алтышара… С.187. ⁴ См.. Солтоноев Б. Кызыл….Т. I. – С. 178­179.

[9] ГАОрОР. Ф.6. Оп. 10. Д.6590а. Л.65 об.

[10] Джамгерчинов Б. Присоединение Киргизии к России. ­ М., 1959. ­ С. 107.

[11] Маджи А. Новый… С. 40.

[12] ЦГА РК. Ф.806. Оп.1. Д. 194. Л.7­8.

[13] См.: НаливкинВ. Краткая. .. С.168.

 

4. Нурак-бий, Ормон-хан и парваначи Нармат-датха

В это же время в Таласе Нурак­бий в отместку за смерть своего отца Аджибека, умертвил Токтоназара, являвшегося дедушкой Худояр­хана по линии матери^[1]. Это явилось причиной военной экспедиции ташкентского кошунбеги Нар Мухаммеда (Нармата) парваначи весной 1847 г. на

Талас. Когда ташкентское войско дошло до урочища Ак­чий, кыргызы, стесненные на востоке конфликтом с Кенесары­ханом, «видя себя беззащитными, с одной стороны, Нурак­датка, а с другой – горной стороны, Сарымсак (багыш – Д.С.), Шах­Мурза­датка, Арзу Магомет­датка, Бердихожо­автаба, Токтомухамет­бий, Кокус­бий, Джанбулат­бий, Газизберди­бий, Дабай­бий, и все знатнейшие между народом люди, надев на шею сабли, выехали на встречу (с ташкентцами – Д.С.)… и получили прощение со стороны нашей, подружились друг с другом, примирились в распрях своих»^[2], – писал кошунбеги Ташкента к казахским биям в 1847 г.

В донесении к начальнику сибирских киргизов от 5 декабря 1847 г. от татарина Галима Ягудина эти события освещаются так: «Кипчакские киргизы, кочующие в Ташкении, прибыв с войском, составляющим 20 или 30 тысяч чел., остановились на урочище Авлиета на реке Чу, и посылали к дикокаменным (т.е., кыргызам – Д.С.) и юсуновцам (казахам – Д.С.) с приглашением их приехать к ним для совету, который должен был бы заключать в себе убеждения или принуждения поступить под управление кипчаков. Но из диккокаменных и юсуновцев никто к ним не ездил. По этим причинам дикокаменные собирают из среды себя войско с тем предположением, чтобы сделать защиту своему народу, в случае если кипчаки сделают на них нападение»^[3].

Северокыргызские племена во главе с Ормон­ханом из РПГ сарыбагыш были решительно настроены дать отпор посягательствам кипчаков, о чем свидетельствуют строки из письма начальника пограничного управления Сибири Н. Вишневского к Ормону Ниязбек уулу от 31 декабря 1847 г., где передавались одобрения губернатора Сибири князя Горчакова намерениям Ормон­хана «вооружиться против кипчаков, его сиятельств надеется, – писал он, – на храбрость Вашу и уверен, что победители Кенесары одержат верх и в этой борьбе с новопришельцами, для чего желает успеха и даже в случае крайности постарается оказать помощь»^[4]. Как видим, сибирский губернатор был верен себе и действовал по принципу: «Деритесь между собой, а я успокою вас».

Ташкентскому наместнику Нармату все же удалось в 1849 г. умертвить Нурака, одновременно выдав, что особо примечательно, от лица безымянного «царя царей» – «ханлар хани», подразумевая, конечно, Худояра, его сыну – Кадырали грамоту, дарующую ему власть над подданными своего отца, высокопарно называя «принцем», самолично назначая «главою беком и хранителем знамени»^[5], стремился тем самым сгладить свою сопричастность в этом деле. Таким образом, перекладывая всю ответственность за неблаговидные события на Коканд, т.е., на Худояр­хана и Мусулманкула, Нармат постепенно подтягивал к себе союзников, о чем наглядно свидетельствуют строки ещё одного высокопарного письма Нармата казахам, где отмечалось: «… Выступив с величайшим войском …, приведя в свое покровительство находящиеся по сю сторону Китая черных киргиз родов бугу, саяк, ормон, султы и сарыбагыш, (мы) сделали их усердными подданными и_вооружили их наравне с удалыми нашими всадниками»^[6]. Конечно же, эти кыргызы не являлись подданными Коканда, ни тем более его ташкентского наместника, а выражали лишь единство или солидарность единоверцев перед всеусиливаюшейся опасностью наступления чужеземцев, в частности с севера.

Чрезмерная самостоятельность правителя Ташкента – Нармат­датки, дискредитирующая центральную власть Коканда, сопровождалась злоупотреблением властью, выражавшимся в усилении незаконных поборов с населения и, особенно, в сокрытии части предоставляемого в казну хана налога. Этого Мусулманкул просто не мог допустить, ибо в условиях обострения политической ситуации в регионе, когда возобновились освободительные устремления белогорских ходжей: в 1846–1847 гг. – «бунта семи ходжей» и в 1851–1852 гг. выступления во главе с Вали хан тюре, в которых, как и прежде, активное участие принимали ферганцы, приведшее сокращению поступлений в казну от торговых связей с Кашгаром, тогда как необходимость исправного содержания обороноспособного войска требовала всевозрастающего расхода ресурсов страны. Ужесточение контроля поступлений налогов в казну со стороны Мусулманкула активизировало действия его оппозиции в лице хакимов городов Ташкент (Нармат), Маргелан (Утенбай), Ходжент (Минбай) и др.

Обнаружив крупные хищения с налоговых поступлений со стороны Нармата кошунбеги и его чиновников^[7], исчерпав все средства улаживания конфликта, 7 марта 1852 г. Мусулманкул в сопровождении Худояр­хана, по некотором, видимо, завышенным данным, с 40 тысячным войском при 12 пушках приступил к осаде Ташкента. Осажденные через своих гонцов заявили, якобы они «бунтуют не против Худояра, а против Мусулманкула, что они и весь город сдадутся, как только минбаши будет удален от должности»². Противостояние продолжалось еще 12 дней и было внезапно прекращено, вероятно, в связи с известиями о приготовлениях русских к военному наступлению на Ак­Мечит. Да и сам Худояр, видимо, отягощенный чрезмерной опекой властного тестя, убеждался, что настал момент избавления от него, и стал тайно склоняться к позиции мятежников. На это указывает следующее обстоятельство: 19 марта из стана ханских войск в Ташкент перебежали 30 человек во главе с хакимом Маргелана Утенбаем, здесь «они объявили, что Мусулманкул окончательно решился снять осаду»^[8]. Вскоре, этот перебежчик, как увидим позднее, занял место минбаши Худояр­хана.

[1] См.: Каллаур В К истории. .. С.13.

[2] ЦГА РК. Ф.374. Оп.1. Д.2920. Л. ЗЗоб.­34.

[3] ЦГА РК. Ф.374. Оп.1. Д.2920. Л.38­38 об.

[4] ЦГА РК. Ф.374. Оп.1. Д.2920. Л.55­56.

[5] Грамоты… С.20.

[6] Цит. по: Плоских В.М. Кыргызы и Кокандское…. С. 163.

[7] Макшеев А Показания сибирских казаков Милютина и Батарышкина, бывших в плену у кокандцев с 1849­го по 1852­й год // ВИРГО.

– 1856. – 4 17. – С.31; Вельяминов- Зернов В. Исторические…. С.20. ² Вельяминов – Зернов В. Исторические … С.28.

[8] Вельяминов – Зернов В. Исторические…. С.33.

 

5. Секрет графа В.А.Перовского или «честь мундира» генерал-губернатора

Через четыре дня войска Мусулманкула отошли в Коканд, что позволило ташкентцам сосредоточиться на надвигающейся опасности со стороны России. В результате 16 апреля 1852 г. коменданту крепости Ак­Мечит (ныне г.Кызыл­Ордо) Якуб­беку (впоследствии ставшему правителем государства Ети шаар) удалось здесь отразить атаку и нанести поражение 3 тыс. отборным войском Оренбургского генерал­губернатора, графа В.А.Перовского^[1].

Анализ имеющихся документальных источников показывает, что граф В.А. Перовский, вновь вернувшийся в марте 1851 г. на прежнее место генерал­губернатора, призванный активизировать колонизаторскую политику России в Средней Азии, прекрасно осведомленный о политической ситуации в регионе, оценивая выгодность и благоприятность момента, считал, что «междоусобие кокандцев облегчит нам занятие нужных пунктов на Сыр­Дарье»^[2]. Но судьба еще раз сыграла над ним злую шутку, после хивинского похода в феврале 1839 г. он потерпел очередное фиаско в своей военной карьере. Фаворит Николая I, стремясь скрыть свое поражение, он по существу организовал авантюрную «экспедицию», под руководством полковника И.Бларамберга. По словам руководителя экспедиции, русский отряд, состоявший из 350 человек, 19–23 июля 1852 г. с двумя пушками «осуществил» безуспешный штурм крепости Ак­Мечит, которую обороняли якобы всего 200 кокандских сипаев. Таким образом, погубив еще немалое число русских солдат, 21 августа 1852 г. полковник отступил от позиций противников и бесславно закончил свою миссию. За выполнение специального задания по спасению «чести мундира» своего губернатора И.Бларамберг получил чин генерала­майора, а его уцелевшие солдаты – участники авантюры – удостоились награды государства. О правдивости вышесказанного наглядно свидетельствует, кроме прочего то, что приказы об организации данной экспедиции губернатором В.Перовским были оформлены поздними датами^[3]. К тому ж, только любимчик царя, в такой ситуации мог выдать провал операции по захвату крепости Ак­Мечит «как рекогносцировочную экспедицию»² и при этом получить поощрения.

16 июня 1852 г. Мусулманкул, едва избавившись от дворцового заговора против собственной персоны, вновь в сопровождении Худояр­ хана во главе многочисленного кокандского войска осадил г. Ташкент для наказания оппозиционеров­казнокрадов. Эти намерения минбаши в условиях не спадающей опасности новых вторжений русских войск конечно же воспринималось не всеми с одобрением. Прекрасно прочувствовав данное обстоятельство, через некоторое время после осады Худояр­хан в решающий момент наступления, внезапно со значительными силами перешел в сторону обороняющихся ташкентцев. Приверженцы Мусулманкула с ужасом бежали от преследователей, многие из них погибли, а большинство утонули в реке Чирчик. Сам Мусулманкул едва спасся в кочевьях кыргызов у родственников матери на Чаткале^[4].

[1] См.: Sarai. М. Kirgiz…. С.33­3.

[2] ГАОрОР. Ф.6 ОП.10 Д.6590а. Л.77об.

[3] См.: ЦГВИАР. Ф. 1440. Оп.1.Д.2.Л.59­73; ЦГА КР. Ф.75.0 п.1. Д.52.Л.1­17; Бла- рамбепг И. Воспоминания. – М., 1978. ­С.289­318. ² См.: Халфин Н. Россия и ханства … С.343.

[4] См.: Вельяминов-Зернов В. Исторические. .. С.20­24.

7. Черный вторник Худояр-хана

В сентябре 1852 г. Утенбай занял место минбаши, в Коканде началась массовая казнь сторонников Мусулманкула, которая по существу переросла в братоубийственную войну населения Ферганы. Худояр­хан, движимый честолюбивыми и корыстными замыслами единовластия, стал автором самой гнусной страницы в истории Туркестана, явившись инициатором общегосударственной и поголовной резни кипчаков­кочевников оседлыми сартами, начатой им в условленный черный вторник 27 сентября 1852 г. Апогеем этого противостояния стало грандиозное сражение кипчаков, возглавляемое Мусулманкулом, с войсками Худояр­хана в местности Былкыллама 11 октября 1852 г., окончившееся поражением кочевников. По словам одного из исследователей: «Три месяца продолжалось избиение кипчаков. Всего погибло до 20000 людей»^[1].

Даже публичная казнь в начале 1853 г. добровольно сдавшегося в плен главаря кипчаков Мусулманкула, произведенная с особой изощренностью и жестокостью^[2], не остановила Худояр­хана и его прислужников от дальнейших издевательств над кочевниками. Таким образом, обескровив свою страну в пламени братоубийственной войны, где была потеряна по существу значительная часть самой воинственной прослойки общества, Худояр­хан собственноручно нанес непоправимый урон обороноспособности Ферганы. Напряжение и волнения в среде населения не спадали. Чем и воспользовался жаждущий реванша граф В.Перовский, который во главе 2,5 тысячного войска с 25 пушками в сопровождении одного парохода после 21 дневной осады 28 июля 1853 г. овладел крепостью Ак­Мечит. Крепость защищали 450 человек из них 370 были военными людьми^[3]. «Так как кокандцы защищались мужественно до последнего человека, – вспоминал генерал­майор И.Бларамберг, – скоро весь гарнизон вместе с командиром был уничтожен, не тронули только 79 стариков, женщин и детей». Это было первым шагом на пути завоеваний России в Средней Азии. Пытаясь вернуть Ак­Мечит, Худояр­хан направил 12 тысячную кавалерию с 17 пушками во главе с минбаши Касымом, которая 14 декабря 1853 г. приступила к осаде крепости, переименованной русскими в форт Перовского. Но уже 18 декабря кокандские войска были разбиты и отступили с большими потерями, оставив противнику свою артиллерию. По словам И.Бларамберга: «… разгром кокандского войска под стенами Перовского укрепления привлек тогда в Европе, особенно в Англин, большое внимание, потому что, Россия была накануне Крымской войны^[4].

[1] Соболев Л. Краткий обзор положения дел в Коканде // Туркестанский сборник. – Т.152. ­ С.36.

[2] См.: Вельяминов-Зернов В. Исторические… С.25.

[3] См.: Бабабеков А. Орусия Орто Азияны басып алганбы? // Кыргызстан маданияты. – 1990­ж. – 6 дек. – С. 13­б.

[4] См.: Бларамберг И. Воспоминания… С.343.

 

8. Парваначи Алимбек-бий-хан

Несмотря на то, что чужеземцы уже вплотную подступили к Фергане, отряды кокандцев продолжали совершать набеги на территории кыргызов и кипчаков. Они в любой момент могли перерасти в крупномасштабное наступление, поэтому лидер ош­алайских кыргызов из РПГ адигине Алимбек­бий начал прилагать активные усилия по объединению всех кыргызов, прежде всего, для отпора посягательств кокандцев. Об этом наглядно свидетельствуют строки из письма бугинских манапов губернатору Западной Сибири Г.Х. Гасфорду от 4 сентября 1853 г. В нем авторы, называя Алибека ханом, утверждают, что он призывает их «иметь с ним свойства и единства… разрушенное же назад тому другой год укрепление он приказал вновь привести в надлежащее устройство и, оставив там 20 или 30 человек из своих людей, собирает с нас подать, а мы отказать ему в ней никаких средств не имеем»^[1]. Усилия Алимбека оказались не напрасны: как следует из записки о событиях в Средней Азии, составленной коллежским асессором О.Я. Осмоловским 14 июня 1854 г.: «Кокандский небольшой отряд, посланный для наблюдения за киргизами и кипчаками, был разбит последними дней 20 тому назад, на шести дней пути от Коканда при крепости, лежащей при соединении двух значительных источников, вытекающих из Алатауских гор и называется Ики­Су (т.е., междуречье рр. Нарын и Сыр­Дарья – Д.С.)»^[2]. В его же подобной записке от 11 сентября 1854 г. утверждается, что «возмущение кипчаков и киргизов не прекращено, кроме того, со стороны Бухары также не совсем спокойно»^[3]. Следовательно, благодаря реальной поддержке населения северной части Кыргызстана, южане, т.е. ош­алайские кыргызы, чувствовали себя увереннее и смогли дать отпор новым посягательствам на их суверенитет со стороны Коканда.

В этот период истории Ферганы особого внимания к себе требует вопрос о статусе ош­алайских кыргызов и его руководителей. После того, как на кокандский престол был возведен в 1841 г. Шералы­хан – их родственник по материнской линии, и к тому же ставший двухкратным зятем, кыргызы ближайших окрестностей Ферганы в какой­то мере начали осознавать свое лидирующее положение в конфедерации мусульманских государств в кашгаро­ферганском регионе. Активно вовлеченные в политическую жизнь столицы конфедерации – Коканда, в котором размещалось Ордо (ставка) хана ханов, кыргызы в определенной степени считали его собственным государством, ревностно защищая от посягательств извне как со стороны Бухары, так и России. Кыргызская аристократия в лице биев, формально ратуя за соблюдение здесь древней традиции престолонаследия потомками Чингис­хана, воздвигая в ханы Коканда представителей из правящей династии мингов, выгодной для них, фактически при удобном случае стремились усилить свое влияние и даже управлять. В этом они встречали активное сопротивление старой местной аристократии оседлых узбеков, которые часто были вынуждены искать опору в Бухаре. Все это приводило к частым политическим переворотам, сопровож давшимся массовыми жертвами людей. При этом кыргызы: ош­алайские и таласскис, не говоря об иссыккульских, чуйских и нарынских, оставались самостоятельны и независимы от Коканда.

До убийства в 1853 г. кыргыз­кипчака Мусулманкула ош­алайские кыргызы до определенного времени воспринимали его как своего хана, управлявшего Кокандом, об этом свидетельствуют строки поэмы Молло Нияза: «Мусулманкул минбаши Кокондо он жыл хан болду» – «минбаши Мусулманкул был ханом десять лет в Коканде»^[4]. Вскоре ханом начали именовать другого их выдающегося лидера – парваначи Алимбека­бия Асанбек уулу. Так он назван и в письме его современников – иссыккульских манапов Боронбая Бекмурат уулу, Муратали Пирназар уулу и других к русским властям 4 сентября 1853 г.^[5] Кыргызский историк О.Сыдыков также утверждал, что «из рода баргы Алимбек был ханом»^[6]. Примечательно, что Алимбек никогда не применял кокандско­бухарский титул – датка в отношении к кыргызам, и к себе лично, о чем свидетельствуют хотя бы известные нам его два письма от 4 сентября 1853 г., и не ранее весны 1861 г. к иссыккульским кыргызам^[7]. В последнем письме и в документах МИД России, а также в выгравированной надписи личной печати его сына Абдуллабека^[8] он назван титулом парваначи, который, видимо, сохранился в системе управления со времени их великодержавия в центральноазиатском регионе. По данным китайских источников, тогда этот титул имел форму «парманчи» (на кыргызском языке – буйрукчу, а на русский переводится как отдающий приказ или повелитель) и был одним из шести властвующих чинов^[9][10]. В Фергане этот почетный титул, означавший управитель народа, прослеживается с XVI до середины XIX в.^[11] и в системе управления соседнего Бухарского эмирата стоял выше титула дадхох (датха)^[12], означающего – требующий правосудия^[13]. Впрочем, их функции и статус не были строго ограничены. Известно, что такие же титулы имели и его современники: правитель северокыргызских племен Ормон­хан (из РПГ сарыбагыш^[14]), а также Канат шах, управлявший Ташкентом; казахские бии Старшего жуза – Султан­Али (из РПГ дулат), Балгын (из РПГ джалаир)^[15].

Многие исследователи считают, что Алимбек стал минбаши в период правления в Коканде сына Сарымсака, старшего брата Худояр­хана – Шах Мурад­хана (февраль 1862 – июль 1862 гг.) или же при сыне Малла­хана – Султан Сеид­хане (июль 1863 – 1865 гг.)^[16]. Тем не менее, ещё в 1856­1859 гг. Ч.Валиханов, будучи в кочевьях кыргызов, зафиксировал слухи о том, что они Алимбека называют «кокандским визирем» и «минбашой в Коканде» и будто бы эту должность ему обещал тогдашний кокандский хан Малла (1858–1862 гг.), но «официально не признал в (1859 г. – Д.С.) этом звании, хотя пользуется совершенно правами верховного визиря»^[17]. Но данные такого характера мы встречали ещё раньше этого – в рапорте попечителя прилинейных киргизов (казахов) И. Жуковского председателю Оренбургской пограничной комиссии от 8 июня 1855 г. В нем сообщается, что невдалеке от кокандской крепости Аулиеата россиянами возводилось небольшое укрепление, «вследствие этого по приказанию Худояр­хана был послан из Ташкента, для воспрепятствования русским в сказанной постройке, отряд в числе до 3 тыс. чел. под начальством минбаши Алимбека, но отряд этот, как слышно, никаких действий против русских не предпринимал, а только, взыскав зякет с кочующих около Аулиеата киргизов разных родов, не заплативших в прошлом году следующую с них подать, возвратился в Ташкент»^[18]. Как видно из вышесказанного, Алимбек не считал это распоряжение Худояр­хана (как случилось позднее и с распоряжением Малла­хана в октябре 1860 г. о его выступлении совместно с ташкентским парваначи Канатша на защиту Узун Агача от наступлений русского генерала Черняева) обязательным руководством к исполнению, что наглядно свидетельствует о самостоятельности и независимости кыргызов Ош­Алая.

Как мы знаем, такая независимая политика Алимбека привела его к открытому противостоянию с Кокандом.

Войска Малла­хана, направленные в кочевья ош­алайских кыргызов, в начале 1861 г. были разгромлены^[19]. Затем Алимбек совершил поездку в кочевья северокыргызских племен, где встречался с их лидерами: Уметали, Ажы, Торогелди и др., с целью объединения всех кыргызов под единое начало. Об этом наглядно свидетельствуют строки отношения губернатора Западной Сибири Дюгамеля военному министру России от 8 июля 1861 г. В нем указывается, что «Алимбек будто бы намерен остаться среди дикокаменных киргизов, кочующих в верховьях Нарына, между озером Иссык­ Куль и Малобухарской равниной, и сделаться независимым правителем этого народа, вступив предварительно в дружеские с нами сношения. Имея в виду, что сближение с Алимбеком полезно для нас в том отношении, что может благоприятствовать безопасному следованию караванов в Кашгар, я предписал полковнику Колпаковскому в случае, если Алимбек действительно откроет с ним сношения, то, не отказывая ему в нашем расположении, стараться поддерживать дружеские с ним отношения»^[20].

Министр иностранных дел России Горчаков по установившейся стереотипной доктрине подчиненности ошалайс ких кыргызов Коканду, оценивал действия «Наманганского парваначи Алимбека» всего лишь как восстание против их соперника, сообщая губернатору Дюгамелю 29 июня 1861 г., что они доложены императору России, который в свою очередь одобрил его «распоряжения, сделанные на случай, если Алимбек выскажет намерение вступить с нами в дружеские отношения»^[21].

В этой связи считаю уместным здесь привести примечательные наблюдения исследователей о политическом статусе кыргызов ош­алайского региона, о г. Ош в частности. Так, в одном из военных обзоров из Ферганы 1876  г. говорится, что г.Ош является основным «центром кыргызско­кипчакского населения», который «они называют своим собственным городом, и в нем никогда не стояли сарбазы Кокандского ханства»^[22]. Более близко к истине в определении их статуса подошел русский ученый Н. Ситняковский, когда (еще в конце XIX в.) писал: «Кыргызы, укрываясь в горных трущобах, никогда охотно не признавали ханского правительства и примыкали, смотря по обстоятельствам, к разным претендентам на ханский престол, а сторона «он» (имелось в виду «правое крыло» кыргызской конфедерации племен, населявших ферганскую долину, в частности, РПГ адигине, монгуш и др. – Д.С.) была как бы самостоятельным государством до самого завоевания Ферганы русскими, и имели государя, хотя не признававшегося ханами, из своего рода. Последним из этих государей была женщина, известная у русских под именем Алайской царицы (т.е., Курманжан­ датка – жена парваначи Алимбека – Д.С.)»^[23].

К сожалению, усилиям Алимбека, как и его предшественников – Капая, Медета, Тайлак­баатыра, Ормон­хана по объединению кыргызов под единое начало не было суждено в то время осуществиться, так как в северной части Кыргызстана уже набирал силу необратимый процесс их присоединения к Российской империи, вскоре охвативший и весь его юг.

[1] Кыргызстан – Россия. ­T.I. – С. 157.

[2] ЦГА РК. Ф.382. Оп.1. Д.1. Л.62.

[3] ЦГАРК. Ф.382. Оп.1. Д.1. Л.107.

[4] См.: Молло Нияз. Санат…. С.60.

[5] См.: Кыргызстан – Россия. – T.I. – На 157.

[6] См.: Сыдыков О. Тарих­и Шадмания. – Уфа, 1914. ­С.31.

[7] См.: Кыргызстан­Россия… С.157; ЦГА РК. Ф.З. Оп.1. Д.365. Л.12.

[8] См.: Галицкий В., Плоских В. Старинный Ош … С. 77; Джамгерчинов В. Очерки… С.183.

[9] См.: Аблиз Орхун. Кыргыз тазкиреси // Кыргыз маданияты. –

[10] .­ №25. – С.5.

[11] См.: Набиев Р. Из истории.. С.261.

[12] См.: Семенов А.А. Бухарский трактат о чинах и званиях и об обязанностях носителей их в средневековой Бухаре// Советское востоковедение. Вып.5. – М.­Л., 1948. – С. 139, 147­148.

[13] См.: Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко­татарских наречий. Т.1. – СПб., 1869. ­С.545.

[14] ЦГВИАР Ф. ВУА ОП.1.Д.18551.Л.16.

[15] Валиханов Ч. Записки о киргизах…

[16] См.: Плоских В. Кыргызы и Кокандское… С. 168; Мопдокасымов  К. Кокон хандыгы…. С.5; Ботаева Б. Кыргызы между Кокандом, Китаем и Россией. – Бишкек, 1995. – С.62; Кененсариев Т. Кыргызстандын Орусияга каратылышы. – Бишкек, 1998. – С.93.

[17] См.: Валиханов Ч. Собр. соч. в пяти томах. – Т.З. – С.34, 78, 192,260,318.

[18] ЦТА РК. Ф.4. Оп.1. Д.3688. Л.285 об.

[19] См.: Джамгерчинов Б. Очерки политической истории Киргизии XIX в. – Фрунзе, 1866.­С. 182­183.

[20] ЦГАРУ. Ф.715 Оп.1. Д.25. Л.116. Цит. по Джамгерчинов Б. Очерки… С.183.

[21] Цит. по: Джамгерчинов Б. Очерки … С.183.

[22] Военные действия против кокандцев в 1875­1876 гг. – СПб., 1876. – С.49.

[23] Ситняковский Н. Таблица киргизских родов Ошского уезда// Изв. ТОРГО. Т.2. Нми.1 – Ташкент, 1900 ­ С.58.­Цит. по: Джамгерчинов Б. Присоединение… С. 119.

 

АБДЫКЕРИМ СЫДЫКОВ –НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЛИДЕР

З. КУРМАНОВ, С. БЕГАЛИЕВ, Ч. НОГОЙБАЕВА

ВОЗВРАЩЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО ЛИДЕРА

В народе говорят: «Из истории, как из песни, слов не выбросишь». Перестройка начала воплощать эту народную мудрость в практическую жизнь. Благодаря ей мы получили возможность узнать глубже нашу историю, познакомиться с множеством интересных и трагических судеб, которые были скрыты в «спецхранах» большевистской тоталитарной Системы.

Наш народ, никогда не знавший свободы, в течение многих десятилетий оболванивали в духе мрачного классового неистовства и подозрительности ко всему, что не олицетворяло собой пролетариат и его интересы. Первоначально истреблению подверглись представители имущих классов и старой интеллигенции. Внутри этих категорий не делалось никаких различий: «черно­белая» мерка не знала ничего другого в подходе к непролетарским классам, кроме политического ярлыка «социально чуждого элемента», трансформировавшегося позднее в жупел «врага народа».

После того, как к середине 30­х годов эти социальные слои в основном были ликвидированы, сталинские опричники, по указу свыше, продолжали заниматься поисками и уничтожением внутренних «врагов», доведя эту борьбу до сумасшедшего абсурда. После этого «охота на ведьм» началась уже в среде советской интеллигенции, в массе своей вышедшей из народа. Иначе не могло быть в тоталитарном государстве. Ведь интеллигенция во все времена была рассадником инакомыслия и угрожала деспотическим режимам. Вот почему, даже после Сталина, с ней продолжали говорить при помощи грубого окрика, насилия, унижения и произвола. Не отсюда ли в нашем обществе историческая нелюбовь к ин теллигенции? Разве даже в эпоху перестройки не раздав ались необоснованные обвинения и упреки в адрес видных ученых, писателей, деятелей искусства с высоких партийных и советских трибун, в адрес людей, чьими именами мы обязаны были гордиться.

Хула, как из рога изобилия, нередко разливается из уст народных «избранников» – депутатов, представляющих рабочих, швей, доярок, чабанов. Между тем им следовало бы знать, что у истоков коммунистического мировоззрения, у колыбели большевизма и Великого Октября стояли в первую очередь представители пере довых слоев дворянства, буржуазии и интеллигенции – Маркс, Энгельс, Ленин, Плеханов, Бухарин, Мартов, Троцкий, Луначарский, Чичерин… Без их участия в ре волюционном движении были бы немыслимы все три, а теперь уже и пять российских революций. Нельзя заб ывать и то, что принадлежность к тому или иному классу не может быть мерилом консервативных или ре волюционных убеждений. Можно быть рабочим и однов ременно ярым сторонником монархизма, и, наоборот, быть дворянином, но твердо защищать идеалы демо кратии и прогресса. Все это было присуще и нашему горному краю, отведавшему вкус революционного обновления.

У родника Советской власти в Кыргызстане тоже стояло немало прогрессивно мыслящих представителей имущих классов и старой интеллигенции – выходцы из манапской среды Юсуп и Токо Абдрахмановы, Ибрай Тойчинов, Султан и Шамседин Курмановы, бывший волостной управитель, талантливый историк­этнограф Белек Солтоноев, известный кыргызский просветитель и автор первых кыргызских учебников Ишеналы Арабаев, бывший царский штабс­капитан, кавалер английс кого ордена «За особую храбрость» и ордена Красного Знамени Сулайман Кучуков, внуки «алайской царицы» Курманджан­датки, кавалеры ордена Красного Знамени Кадырбек Камчибеков и Джамшибек Карабеков, а также многие другие участники социалистической реконструкции, погибшие в борьбе с контрреволюцией в годы гражданской войны и басмачества или подвергшиеся репрессиям в годы мрачного сталинского беззакония.

Наш исторический очерк об одном из лучших представителей кыргызского дворянства, видном политичес ком и государственном деятеле Кыргызстана – Абдыкериме Сыдыкове, который с воодушевлением встретил революцию, верно служил своему народу, но затем был злостно оклеветан и погиб от рук сталинских оприч ников.

Отметим, что стараниями сталинско­брежневских идео логов, а точнее иезуитов, имя А. Сыдыкова в истории республики до самых последних дней оставалось нарицательным. Ярлыка «сыдыковщина», изобретенного в 1933  г., стали бояться пуще чумы. А образ А. Сыдыкова в учебниках был растиражирован в самых злове щих и мрачных красках. И только перестройка, которая вдохнула в нашу «болотную» жизнь свежее дыхание, дала возможность рассказать нам об этом незаурядном и талантливом человеке всю правду.

Абдыкерим Сыдыков родился в 1889 г. в семье манапа из рода Солто в местности Башкара­Су, где ныне разбросаны угодья совхоза «Аламедин» Аламединского района. В раннем возрасте был отдан учиться в мусульманский мактаб, где осваивал азы Корана и тайну священных арабских вязей. В 1904 г. отец отвез его в Верненскую мужскую гимназию – учебное заведение привилегированного типа. На весь туркестанский регион аналогичная гимназия была открыта еще в Ташкенте.

Обучение в гимназии было платное и составляло около 50 рублей в год, что было по тем временам огромной суммой. От поступающих требовалось знание молитв, умение читать и писать по­русски, считать и производить сложение и вычитание в пределах тысячи. Обязат ельными предметами, которые преподавались в гимназии, были: закон Божий, русский язык, словесность, немецкий, французский языки, история, география, природоведение, математика, чистописание и ряд других предметов. При гимназии был открыт специально Кыргызский пансион для проживания мусульманских детей. Из Пишпека в гимназии училось 15 детей, в т. ч. 7 кыргызов. Блестящую успеваемость показывал кыргыз, выходец из бедноты, впоследствии видный деятель большевистской партии в Кыргызстане, активный участник революционных преобразований Кожомурат Сарыкулаков.

Верненская гимназия была укомплектована великолепными педагогическими кадрами, которые несли ученикам не только радость познания, но и идеалы свободы и демократии. Из стен этого учебного заведения в свое время вышли видные революционеры – Михаил Фрун зе, Ураз Джандосов, Кожомурат Сарыкулаков, да и сам Абдыкерим Сыдыков. В этой атмосфере рос и мужал Абдыкерим, складывалось его мировоззрение, систематизировавшее и синтезировавшее традиционные народные европейские представления о смысле жизни.

В гимназии Абдыкерим ощутил огромную любовь к истории, экономике родного края, которую он сохра нил до конца своей жизни. В 1911 г. он успешно закан чивает гимназию и поступает учиться на ветеринарный факультет Казанского университета. Это была следую щая ступень в познании им сложной общественной жиз ни России и объективной реальности. Ведь университет, где он учился, был известен своими богатыми революц ионными традициями. К несчастью, Абдыкерим, не привычный к российским холодам, вскоре заболел и был вынужден оставить учебу.

По возвращении домой он, как писал в автобиографии, в течение нескольких месяцев увлеченно занимается пчеловодством, т.е., такой формой хозяйствования, которая была неведома кыргызам. Но так продолжаться долго не могло. Стоило ли ради этого учиться, грызть гранит науки, приобщаться к передовой европейской культуре? Но где можно было приложить свои силы, талант исследователя? В горном краю, где не было культурных и научных центров. Оставалось только одно – определяться на государственную службу. 16 ноября 1912 г. Абдыкерим обратился с прошением к началь нику Пишпекской уездной управы Путинцеву: «Имею желание поступить в военную Вашего Величества службу по военно­народному управлению. Прошу определить на службу словесного переводчика Пишпекского уездного управления».

В последнее время мы часто слышали высказывания о необходимости департизации государственных органов. После подавления путча в Москве в августе 1991 г. эта идея начала повсеместно реализовываться на практике. Об этом будет нелишне вспомнить, так как в царской России, оказывается, тоже была запрещена деятельн ость партий в государственных структурах. Так, 10 января 1913 г. Абдыкерим Сыдыков дал подписку о том, что не будет вступать в тайные общества и гарантирует это через клятву и честное слово. В своем клятвенном обещании он писал: «Клянусь перед Кораном и могущ еством Бога в том, что хочу и должен Его Императорс кому Величеству Всемилостивому Великому Государю Всероссийскому повиноваться не щадя живота своего до последней капли крови. Целую слова Корана. Аминь. А. Сыдыков». Клятву заверил своей печатью мулла Пишпекской городской мечети Мухамед Якуб Абдрахманов.

Надо сказать, служил Абдыкерим достойно и честно. Об этом свидетельствуют представления А. Сыдыкова к наградам. В декабре 1914 г. он был награжден юбилейной медалью в связи с 300­летием династии Романовых. 14 февраля 1915 г. начальник Пишпекской управы Путинцев обратился с ходатайством к военному губернатору Семиреченской области о представлении словесного переводчика А. Сыдыкова к малой серебряной медали «За труды, понесенные обстоятельствами войны». В сентябре 1916 г. «…за толковую передачу приказаний подполковника Рымшевича во время боя при отражении атаки мятежников» А. Сыдыков был представлен к ордену святого Станислава III степени с мечом и бантом. За годы службы ему был присвоен классный чин коллежского регистратора. А его фамилия числилась среди офицеров Пишпекского уезда.

Эти вехи из жизни А. Сыдыкова впоследствии постоянно напоминались ему его недоброжелателями. Так было в далеких 20–30 годах, так есть и сейчас. Недобросовестные люди, копаясь в этих ходатайствах о награждении, хотели бы и сегодня представить А. Сыдыкова как предателя кыргызского народа, карателя, который помогал царским войскам подавлять восстание 1916 г. Для нынешнего поколения манкуртов, потерявших честь и совесть, играючи раздающим обещания и клятвы, наверное невозможно понять дворянина А. Сыдыкова, который дорожил своей честью и словом. Да, он служил императору, он поклялся служить ему верой и правдой на священном Коране, а не на Программе КПСС. И он не отрекся от своих слов. Но предателем своего народа, карателем он никогда не был.

Об этом свидетельствуют как записи в архивных документах, так и материалы многочисленных проверок, которые проводили контрольные партийные органы по доносам его недоброжелателей. Об этом свидетельствуют и многочисленные исследователи восстания 1916 г., как в прошлом, так и теперь. Ни один из них не под твердил факта участия А. Сыдыкова в массовых расс трелах кыргызского населения. Если бы он был чело век морально опустошенный, падший – в наговоры можн о было бы еще поверить. Но ведь таким то Абдыкерим как раз и не был.

Отходя от стереотипов прошлого, необходимо по­новому посмотреть и осмыслить роль служащих коло ниальной администрации из представителей коренного населения. Что было больше от них – пользы или зла? Если придерживаться большевистского мировоззрения– то все эти люди были «прислужниками» царизма, врагами народа. Но ведь Чокан Валиханов тоже был царским офицером. Шабдан, Джантай, Курманджан­датка тоже состояли на царской службе, получали высокие награды и прочее. Но ведь мы их не проклинаем, не пытаемся в каждом их поступке увидеть злой умысел.

Давайте зададим себе вопрос – были ли полезны переводчики для кыргызского народа? В годы восстания 1916  г. не будь их – сколько бы ни в чем не повинных голов кыргызов полетели с плахи. Ведь это был единственный канал связи между официальными властями и коренным населением. Почему же клеветники не думают над этим, а продолжают все мерить прежними сталинско­бериевскими мерками?

Царская администрация, дабы упрочить свои позиции в своих колониях, активно привлекала местную элиту, да и не только элиту, на свою сторону, поощряла ее, продвигала по службе. Был ли ретивым служакой, бездумно исполняющим чужую волю, Абдыкерим Сыдыков? Наверное, нет. При его способностях и таланте, знаниях, великолепном русском, на котором, по словам народного поэта Кыргызстана Абдрасула Токтомушева, он говорил чище любого русского, его блистательном происхождении (его дедом был меценат и прославленный хан Узбек), он, безусловно, мог достичь на казенной службе гораздо большего, чем имел. Конечно, Абдыкерим выбрал свою службу в царской администрации сознательно. Как образованный в европейском духе человек он не мог предпочесть другую альтернативу – уйти от гражданских дел и заняться умножением богатств своего отца. Как человек новой генерации, знакомый с последними достижениями европейской цивилизации, он не мог замкнуться на вековых традициях, подчиниться им, как в свое время сделал уже упомянутый нами Чокан Валиханов, отказавшийся от благ султанской жизни.

Поиском своего места в жизни – так бы мы объяснили службу Абдыкерима в колониальном аппарате. Сын обеспеченных родителей, он вряд ли серьезно интересовался своей карьерой. Для него было гораздо важнее жить и трудиться в эпицентре политической и культурной жизни Кыргызстана, каким в то время являлся далее наш трижды захолустный Бишкек. Работа в управе открывала перед Абдыкеримом возможность регулярно поддерживать отношения с образованными людьми, делиться с ними своими переживаниями и сомнениями о происходящих событиях. Россия надолго и бесповоротно заболела революцией и ее отголоски, вихри классовых боев, лозунги демократии, свободы, справедливости и равенства всех народов, рано или поздно достигали и будоражили умеренную и вроде бы спокойную жизнь провинциального города.

Как образованный человек, уже много повидавший в своей жизни, в отличие от своего народа, отгородившегося от цивилизованного мира баррикадами вековых традиций и привычек, Абдыкерим не мог не видеть тя желого положения своих соплеменников, отданных на разграбление и унижение царским сатрапам. Не мог не замечать второсортность своего положения, которого, как туземца, терпят постольку­поскольку, душной атмосферы военно­феодального произвола, топтавшего национальную гордость и человеческое достоинство. Зверства, чинимые карательными царскими отрядами во время подавления восстания 1916 г., в ходе которых погибло 274 тыс. кыргызов, оставили неизгладимый след в душе молодого Абдыкерима, который, возможно, именно с этого времени начал вынашивать в душе идею независимого развития Кыргызстана, в чем впоследствии его будут беспрестанно обвинять сталинские прокураторы.

С победой Февральской революции в колониальном Кыргызстане также подул ветерок надежды, что кыргызский народ наконец обретет долгожданную свободу и демократию, наступит подлинное равенство народов. Начался бурный процесс политизации общественной жизни Кыргызстана. С ликованием встретил Абдыкерим известие о свержении ненавистного царизма, принесшег о столько страданий кыргызскому народу. Он активно вливается в революционные события. Принимает учас тие в аресте начальника Пишпекской уездной управы, многочисленных митингах. Его замечают и выдвигают на должность заместителя Пишпекского уездного комис сара – представителя Временного правительства. В комиссариате он также занимал должности председателя торгово­хозяйственной и промышленной секции, заведующего подотделом по оказанию бесплатной юриди ческой помощи бедноте в национальном отделе.

Летом 1917 г. Абдыкерим создает в Пишпеке отделение казахско­кыргызской партии «Алаш», которую возглавлял член Государственной Думы, кадет А. Байтурсунов. Эта партия вышла в народ под лозунгом свободы, равенства, демократии, братства казахского и кыргызского народов, их суверенного развития. Ведя пропаганду среди населения на понятном для них язык е, она получила большое влияние в кыргызско­казахских массах. В создании партийной организации Абдыкериму помогали единомышленники и друзья – Ишеналы Арабаев, Касым Тыныстанов, Найзабек Тулин и др.

В недалекие времена деятельность партии «Алаш» в советской исторической науке изображалась исключит ельно в негативном свете, что противоречило действи тельности. Как и в любой партии, в чем мы сейчас мож ем убедиться воочию, наблюдая за деятельностью нынешних партий бывшего СССР, в партии «Алаш» были свои правые, левые, центристы.

После покушения на Ленина, когда повсеместно начался «красный террор», летом 1918 г. пишпекское отделение «Алаш» было распущено. Аналогичная участь постигла и отделение фундаменталистской партии «Шуро­Исламия», которую возглавлял Таш Худайбергенов. После роспуска национальных партий, часть их членов, разочаровавшись в революции, с ее насилием и кровав ым ужесточением, ушла в эмиграцию, другая в контрреволюцию и басмачество, третья – пошла на сотрудничество с советской властью, чтобы начать налаживать новую жизнь. Среди последних был и А. Сыдыков, И. Арабаев и др.

В народе говорят: «Покажи мне своего друга и я скажу – кто ты». Чтобы лучше понять Абдыкерима Сыдыкова как человека и личность, несколько слов хотелось бы сказать о его ближайшем друге и единомыш леннике Ишеналы Арабаеве, который внес огромный вклад в развитие культуры кыргызского народа. Арабаев был блестяще образованным человеком, писателем, просветителем, автором первых учебников на кыргызском языке. В дореволюционное время он совершил хадж в мусульманские святыни – медресе Хусейн в Оренбурге и медресе Галия в Уфе. Был ближайшим другом выдающегося политического деятеля Казахстан а Ахмета Байтурсунова – лидера партии «Алаш». Из дал в 1911 г. в Уфе произведение Молдо Кылыча «Зил­зала» со своим предисловием. В 1913–1916 гг. открыл школы в Нарынском и Каракольском уездах, учитель ствовал в них. В рядах партии «Алаш» принимал актив ное участие в благотворительной деятельности в отнош ении беженцев – кыргызов и казахов из Китая.

Преподавал в Среднеазиатском Коммунистическом уни верситете казахский язык, историю и литературу. Создал арабский кыргызский алфавит. Активное участие принимал в выпуске газет на казахском и кыргыз ском языках, в т. ч. «Эркин­Тоо». Вот лишь некоторые, далеко неполные штрихи портрета Ишеналы Арабаева, который среди кыргызской интеллигенции являлся признанным авторитетом и аксакалом, к мнению которого внимательно прислушивались.

Наше мышление и сейчас по многим проблемам продолжает двигаться по инерции под гнетущим воздейст вием отживших догм и схем. Поэтому некоторые наив ные читатели могут задать вопрос – почему Абдыкерим вступил в алашордынскую партию, когда рядом были большевики, и, в крайнем случае, левые эсеры. Задумыв аясь над ответом, мы должны принять во внимание сложные национальные отношения, которые в то время имели место в Кыргызстане. Положение усугублялось свежими воспоминаниями о кровавой вакханалии 1916 г.

Февраль не ослабил антирусских настроений. Неспособность и нежелание Временного правительства справедливо разрешить национальный вопрос усиливало взаимную подозрительность и враждебность. Это об стоятельство, видимо, стало решающим, когда встал вопрос – создавать ли свою собственную национальную партию, которая должна была по замыслу ее органи заторов довести до конца дело национального освобож дения кыргызского народа от пут колониализма. Во всяком случае это предположение нельзя отбрасывать.

Партии левых эсеров и большевиков по своему национальному составу были преимущественно русскими. Поэтому коренное население к ним проявляло известную настороженность. С другой стороны, однородный национальный состав этих партий значительно ограничивал их возможности в пропаганде и агитации своей про граммы среди кыргызского населения. И, в­третьих, нельзя сбрасывать со счетов бытовавшее в то время мнение, что все они колонизаторы и неспособны понять нужды и чаяния коренных жителей, тем более принести им национальное освобождение и возрождение. Тем не менее наиболее сознательная часть кыргызов, не зара женных национализмом, не торопилась обрывать все связи с партиями левых эсеров и большевиков, стреми лась понять их программу, объединить свои усилия в борьбе за вожделенные идеалы равенства и свободы.

Почти одновременно с организацией «Алаш», А.Сыдыков вступает в партию левых эсеров, которые организованно сформировались раньше большевиков. Левые эсеры пользовались большой популярностью среди крестьянства страны своей идеей уравнительного распределения земли. В случае своей победы они обещали каждому крестьянину по 30 га земли. Многим эта пар тия нравилась своей решительной борьбой против ца ризма, славными революционными традициями, берущ ими начало от народников, которые были инициато рами нескольких покушений на царей. А этот факт был далеко немаловажным для угнетенных национальностей, которые все свои беды связывали с царизмом и его на местниками.

Вместе с А. Сыдыковым в партию левых эсеров приш ли многие известные кыргызские революционеры, ак тивные участники установления советской власти в Кырг ызстане Иманалы Айдарбеков, Таш Худайбергенов, Имаш Кобеков, Сейдахмат Чукин, Сыдык Мураталин и др. В любом случае, мы не вправе осуждать людей лишь за то, что путь их в партию большевиков оказался гораздо более длинным и сложным, чем бы нам это хотелось.

Нельзя забывать также о том, что партия левых эсе ров была союзницей большевиков в Октябрьской револ юции, что они тоже были активными поборниками социализма, хотя и окрашенного в несколько утопиче ские тона. Нелегко было сразу сделать правильный выбор и в условиях существования многопартийной сист емы, когда каждая партия, чаще популистскими средс твами, добывала себе авторитет.

Во всяком случае, было бы большим упрощением думать, что массы, особенно крестьянские, с самого нач ала делали выбор между капитализмом и социализм ом. За исключением передовой части рабочих, массы были всего лишь за народовластие и демократию, а не за пролетар ский социализм. Это мнение профессора П. В. Волобуева особенно приемлемо в отношении кырг ызского народа, который не прошел стадии формиро вания промышленного пролетариата. Не верится, чтобы дыйканство Кыргызстана за очень короткий срок в 1–2 года смогло усвоить и полноценно переварить марксизм, который тогда казалось венчал собой сокровищницу общечеловеческой мысли. По крайней мере, передовому российскому пролетариату для этого потребовалось 40– 50 нелегких и долгих лет. Главное, в массах произошел важнейший психологический сдвиг – осознание бесперс пективности своего существования в рамках старой ко лониальной общественно­политической системы.

В этой связи впечатляет с какой искренностью А.Сыдыков ответил в 1924 г. на вопрос анкеты ЦК КПТ – «имеет ли он теоретическую марксистскую подготовку». Он ответил: «Теоретически марксистского багажа не имею, но по возможности начинаю готовиться». И это отвечал человек с шестилетним большевистским стажем. Что тут говорить об остальной массе кыргызских дыйкан, даже служащих, которые не имели и капли того образования, которое получил А. Сыдыков. С другой стороны, таким ответом он как бы говорил, что не является «промозглым» большевиком.

В июле 1918 г. в Москве был поднят левоэсеровский мятеж, который был жестоко подавлен. Коалиция левых эсеров и большевиков распалась, не выдержав испытан ия Брестским миром. Левоэсеровская партия была за прещена, а рядовым членам этой партии было предло жено, при согласии с программой большевиков, вступать в их ряды.

Такова была «лебединая песнь» русского народничества как революционного движения. Большевики остались в одиночестве. Но их краткий союз с наследниками народников не пропал впустую. Об одном из них (Про­ шьяне, который был одним из руководителей заговора и несколько месяцев спустя умер в подполье) Ленин написал в декабре 1918 г. некролог, где говорилось: «А все же таки

Прошьяну довелось до июля 1918 года больше сделать для укрепления Советской власти, чем с июля 1918 года для ее подрыва» (ПСС., т. 37. С. 385). Эту оценку можно было бы распространить на всю пар тию левых эсеров в целом. Ради справедливости отме тим, что левые эсеры Туркестана осудили мятежников и отмежевались от них. После этих трагических собы тий, А. Сыдыков, с некоторыми своими товарищами по прежней партии – С. Чукиным, Н. Айдарбековым, С. Мураталиным и др., в октябре 1918  г. вступает в ряды большевиков. В партию он был принят в Верхне­Канаевской партийной организации (по другим сведениям – верненским горкомом партии), где до 1919 г. он про работал, как указывал в анкете «рядовым членом партии».

Будучи членом левоэсеровской партии, которая после разгрома июльского мятежа оказалась в опале, А. Сыдыков чуть было не стал жертвой политической провокации, организатором которой был один из большевистских лидеров Кыргызстана Хаснулла Хасанов. В сентябре 1918 г. с его подачи было инспирировано «дело» А.  Сыдыкова, которое на поверку оказалось шито белыми нитками. Он был обвинен в антибольшевистском заговоре и организации тайных собраний, где А. Сыдыков якобы вел контрреволюционные разговоры и проп аганду. Однако в ходе судебного разбирательства следствие доподлинно установило, что X. Хасанову, путем подкупа и обмана, удалось заручиться против А. Сыдыкова показаниями ряда фиктивных свидетелей, которые затем отказались от своих показаний и подт вердили полную надуманность измышлений против А. Сыдыкова.

Одновременно Пишпекский ревтрибунал установил, что каждому свидетелю X. Хасанов вручил взятку в размере 100 рублей и обещал, в случае успешного окончан ия предприятия, поделить между ними все имущество, которое предполагалось конфисковать у предполагаемых «заговорщиков». После этого трибунал постановил прек ратить «дело» в отношении А. Сыдыкова и других подозреваемых и выяснить меру ответственности за соеянное X. Хасанова. Впоследствии, во время Беловодского мятежа, X. Хасанов и его товарищи по партии Бапаков и Бообеков погибли от рук мятежников. Это обстоятельство, недоброжелатели А. Сыдыкова, который к этому времени уже целый месяц состоял в партии большевиков, пытались использовать против него, предс тавив его в качестве организатора их убийства, как замаскировавшегося левого эсера. Однако последующие проверки показали полную вымышленность и абсурд ность этой очередной большевистской фальшивки.

В 1919 г. А. Сыдыков был избран делегатом на Дже­ тысуйскую областную мусульманскую партийную конференцию, где его избрали заместителем председателя Мусбюро обкома партии. На этом ответственном посту он проработал вплоть до слияния Мусбюро с обкомом партии в одну парторганизацию, которое произошло в марте 1920 г. После этого его избирают заведующим Орготдела Семиреченского обкома Компартии Туркеста на, где он проработал до июня 1920 г.

Каково в это время было положение Семиречья и в каких неимоверно трудных условиях здесь приходил ось налаживать новую жизнь и работу – это засвидет ельствовал в своей известной повести «Мятеж» Фурманов, работавший в это время в Верном упол номоченным Реввоенсовета Туркестанского фронта. Диво ли, – писал он,– что в те годы на окраине столь глухой и далекой, как Семиречье, не все благополучно было и с нашей партией? Пролетариата промышленного здесь мало, почти вовсе нет. Туземная беднота темна и забита вековым гнетом, смердящей эксплуатацией. Кулачки­колонизаторы – плохие кандидаты в большевики. Наезжая «культурная» часть населения – то чиновники, то торговцы, то прогорклая, обывательская интеллигенция. Откуда быть, из чего родиться «железной когорте революции»? Но партия существовала. И были в ней такие ребята, что ими гордиться могла стальная большевистская армия. Но таких единицы. А большинство, масса партийная, была в значительной мере случайная, невыдержанная, малосознательная…».

В этой связи для нас огромный интерес представляет характеристика, данная чапаевским комиссаром А.Сыдыкову. В той же книге по вопросу об организации партийной работы в Семиречье Д.А. Фурманов писал: «…Конечно, самым верным способом было бы наладить в эту работу туземцев­коммунистов. Они достанут и до кишлака и прощупают самую сердцевину населения… Но их также мало – их единицы. Эти отдельные, прекрасные работники Сыдыков, Джандосов, что они поделают, песчинки в темном море невежества, глубочайшего, мрачнейшего суеверия, закоренелых традиций рабства и гнета?» Это свидетельство, как и многие другие, которые мы приведем ниже, не оставляют камня на камне от мифа о «контрреволюционере» А. Сыдыкове, который был изобретен в подвалах НКВД.

Люди самых разных национальностей, беззаветно преданных идеалам революции и пролетарского интернационализма, принимали активнейшее участие в социалистическом обустройстве бывшей отдаленной окраины Российской империи. Старейший верненский большевик К. Ходжаев позднее вспоминал: «Я – узбек, Абдулла Розыбакиев – уйгур, Багаутдин Шегабутдинов – татарин, Магаза Масанчи – дунганин, Абдыкерим Сыдыков – кыргыз, Ураз Джандосов – казах. Мы были друг для друга опорой и помощниками. Чтобы правильно понять политику партии, мы одновременно были друг для друга учителями и учениками». Напомним, что эти слова он произнес не сейчас, когда на дворе демократия, а в пору расцвета «застоя» в 1979 г.

Дополнительно отметим, что в 1919 г. Абдыкерим был уполномоченным Военно­политической комиссии области по ликвидации Семиреченского Северного фронта, являлся членом тройки по ликвидации Верненского мятежа, а в 1920 г. членом экспедиционной тройки по ликвидации Нарынского мятежа.

В октябре 1920 г. А. Сыдыкова переводят на работу в Облревком членом его президиума. 8 июля 1921 г. его выбирают заместителем председателя, а затем председателем Семиреченского облисполкома. Одновременно он состоял членом Президиума Исполбюро обкома партии и входил в пятерку представителей по проведению земельно­водной реформы 1921/22 гг. в Джаркентском уезде Семиречья.

Весной 1922 г. во время очередной партчистки А.Сыдыков был исключен из партии, как «бывший полицейский».

Под этой формулировкой подразумевалась его служба до революции в уездной управе переводчиком. Оценивая этот факт, мы должны исходить из того, что таким людям, как Абдыкерим Сыдыков, имеющим непролетарское происхождение или ранее служившим в колониальной администрации, в условиях Советской власти приходилось работать в невероятно тяжелой обстановке. Они становились постоянными объектами нападок, клеветы и доносов со стороны недругов, завистников или попросту оболваненных классовой идеологией людей. И этому было трудно что­либо противопоставить. После того, как большевистская партия стала правящей, она не сумела создать надежного механизма, который бы оградил коммунистов с «социально­чуждым» прошлым от необоснованных упреков и обвинений. Всегда оказывались правы те, кто был пролетарием. Классовая принадлежность становилась своеобразным мерилом лояльности по отношению к Советской власти. Однако вскоре после происшедшего Абдыкерим был вновь восстановлен в рядах партии, но с формулировкой «отозвать из Семиречья».

После 3­х месяцев разбирательства, отстраненный с 23 марта 1922 г. с поста председателя Семиреченского облисполкома А. Сыдыков в июле месяце был отозван в распоряжение ЦИК Туркестанской АССР. Попутно отметим, что именно в Семиречье происходит первое знакомство и сближение А. Сыдыкова с молодым красным командиром Юсупом Абдрахмановым, переросшее затем в большую дружбу, искреннее взаимоуважение. Увидев в молодом красноармейце недюжинные дарования и организаторские способности, А. Сыдыков взял над ним своеобразное наставничество, помог ему начать политическую карьеру.

В 1933 г. с трибуны пленума Киробкома партии Ю.Абдрахманов, тогда еще председатель Совнаркома Киргизской АССР, назвал без утайки опального А. Сыдыкова своим учителем. Но в это время у всей страны был единственный учитель – Сталин. Поэтому неостор ожное высказывание Ю. Абдрахманова было с недоу мением встречено секретарем Средазбюро К. Я. Баум аном. Находчивый Юсуп ответил ему, что называет А. Сыдыкова учителем потому, что учился у него нача лам партийной работы еще в г. Верном. Однако из пер воначальных слов Юсупа, безусловно, следует, что А. Сыдыков был для него более, чем просто партийный учитель. И несмотря на то, что позже Ю. Абдрахманов под давлением был вынужден «признать», что он не разглядел в Сыдыкове, «попутчика», для которого нац иональный вопрос был доминирующим, он не порывал с ним связей и группировавшимися вокруг него «стари ками» – лучшими передовыми силами Кыргызстана какими являлись И. Арабаев, И. Айдарбеков, К. Тыныстанов, Т. Худайбергенов и др. Что же касается харак теристики А. Сыдыкова как человека, для которой национальный вопрос был доминирующим, то эта оценка в большей мере основывалась на расширительной толковании термина «националистический уклон», особенно активно внедрявшегося в политический обиход на фоне усиливающихся централистских тенденций руководства ЦК ВКП(б).

«С 1922 г., – писал Сыдыков в своей анкете ЦК КПТ, – работаю в Ташкенте, в центральном масштабе». Если расшифровать это, то с сентября по ноябрь 1922 г. он являлся первым заместителем наркома внутренних дел Туркреспублики, с ноября 1922 г. по август 1923 г. – членом Коллегии Наркомзема, с августа 1923 г. по февраль 1924  г. – начальником управления конезаводства и сельского хозяйства Наркомзема ТАССР, затем до осени 1924 г. – управляющим торговым отделом Туркгосторга.

В декабре 1922 г. на XI Всетуркестанском съезде Советов А. Сыдыков был избран членом ТуркЦИК и делегатом на X Всероссийский съезд Советов, который вылился в Первый Всесоюзный съезд Советов.

Съезд, открывшийся 23 декабря 1922 г. в Москве, начал свою работу без участия больного Ленина. Но его идеи и рекомендации составили живую основу всех принятых решений. На съезде присутствовало 2215 делегатов, в т.ч. 448 представителей от Украины, Белеруссии и Закавказской Федерации, что было обусловлено обсуждением на съезде центрального вопроса – об образовании СССР. Он рассматривался 26 и 27 декабря. Съезд признал необходимым и своевременным объединение РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР в одно союзное государство. «В основу объединения,– говорилось в резолюции,– положить принцип добровольности и равноправия республик с сохранением за каждой из них права свободного выхода из Союза Республик». Среди тех, кто принимал это решение, был и представитель кыр гызского народа Абдыкерим Сыдыков.

Говоря об этом событии нельзя не упомянуть и другого наложившего впоследствии печальный штрих на судьбу А. Сыдыкова. Это было связано с его давней мечтой о времени, когда кыргызский народ обретет свою государственность. В 1920 г. Казахстан стал автономной республикой. Правда в ее состав не вошли Семиреченская и Сыр­Дарьинская области Туркестанской АССР, где компактно проживали кыргызы. Казахское руководство тогда развернуло борьбу за включение этих обл астей в состав Казахстана, в связи с чем возникала «угроза» поглощения Кыргызстана соседней республи кой. Тем более внутри кыргызского руководства действовала «пятая колонна» во главе с Рахманкулом Худайкуловым, который будучи натурализовавшимся кыргызом из казахского рода Абла, выступал за слияние и автономию кыргызов внутри Казахстана.

Против проекта включения кыргызского народа в состав Казахстана выступили А. Сыдыков, Ю. Абдрахманов с группой своих единомышленников. По их инициативе весной 1922 г. ЦК РКП (б) разрешил образовать Киргизскую Горную область, которую сторонники Сыдыкова хотели включить в состав РСФСР. Эта мысль была продиктована желанием скорейшего экономического и культурного подъема кыргызского народа. Но достичь этой цели, входя в состав слаборазвитых Казахстана или Узбекистана, которые сами нуждались в помащи, было невозможно. Поэтому выбор сторонниками Сыдыкова делался в пользу России – самой могущест венной среди всех советских республик. Позднее Сыдыков, Абдрахманов, Арабаев и другие их сторонники не раз прямо обвинялись в пропаганде идей «пантюркизм а», «панисламизма» и прочей белиберде. Но тот факт, что в период образования КГО, а затем и Кара­Киргизской АО, они активно выступали за присоединение Кыргызстана в состав РСФСР, свидетельствует как раз об обратном.

Большую работу по подготовке учредительного съезда Киргизской Горной области провел оргкомитет, председателем которого являлся А. Сыдыков. Начав свою работу 1 июня 1922 г., он провозгласил образование Киргизской Горной области. Тем самым было реализовано право кыргызского народа на самоопределение гарантированное ленинской декларацией прав нapодов России. В КГО не входила лишь южная часть Кыргызстана. Этот вопрос был оставлен открытым до окончания на юге басмачества. Съезд приветствовали У. Джандосов, М. Масанчи (от имени дунганского народа) и др. Однако процесс образования КГО не пошел в плавной русле, а протекал в острой борьбе между сторонниками Р. Худайкулова, с одной стороны, и А. Сыдыкова, с другой. В адрес ЦК партии с обеих сторон посыпались жалобы со взаимными упреками и обвинениями.

Стараниями группы Р.Худайкулова, который доносил, что за проектом создания КГО стоят бай­манапские элементы и националистические силы, которые добиваются вывода Кыргызстана из состава Советской страны , ЦК РКП (б) отменил свое прежнее решение, а проект­образования КГО был объявлен националистическим и бай­манапским. Тем самым почти на два года был задержан процесс консолидации кыргызской нации и обретения им своей национальной государственности. Heмаловажную роль в срыве образования КГО сыграл лично Сталин, бывший в это время наркомом по делам у национальностей. Оставаясь на антиленинских позициях в понимании права наций на самоопределение как права самоопределения трудящихся, о чем сверхподозрительный Сталин заявлял еще на III Всероссийском съезде Советов, он усмотрел в пестром социально­классовом составе Учредительного съезда опасность возникновения буржуазно­национального образования.

После роспуска (по телеграмме И. Сталина) съезда был заменен состав Семиреченского обкома партии. Вместо распущенного облисполкома был образован Рева ком, а также была объявлена перерегистрация всех членов партии по всей области. Все эти чрезвычайные меры объяснялись «ненормальным положением», вызванным невиданной ранее вспышкой групповой борьбы в связи со съездом по поводу Горной области. Отзыв А. Сыдыкова из Семиречья во многом был связан с его участием в проекте создания КГО.

В 1924 г. в период очередных партчисток почти подряд следуют еще два исключения А. Сыдыкова из рядов партии под формулировкой «социально­чуждого элемента». Для Сыдыкова это личное «ЧП» было не впервой и впоследствии гонения на него стали чем­то привычным. Манапское происхождение, высокая образованность, служба в колониальной администрации царизма и Временного правительства, членство в алашордынской левоэсеровских партиях делали Абдыкерима объектом постоянных нападок и обвинений со стороны завистников, недоброжелателей и просто введенных в заблуждение людей. 12 мая 1924 г. партколлегия ЦКК КПТ исключает его как «чуждый элемент». В вину ему вменялось, что он «был помощником (?!) начальника Пишпекского уезда, участвовал в подавлении Киргизского восстания (1916 г.), во время которого было убито свыше 300 человек, и за это был награжден золотой медалью. Сыдыков состоял в эсеровской фракции Пишпекского Совета и руководил группой баев и манапов, которые убили известных революционеров­большевиков Хасанова, Бапакова и Бообекова». Однако Исполбюро ЦК КПТ 14 июня 1924 г., проверив изложенные факты, которые не подтвердились по части тяжких обвинений, восстановило А. Сыдыкова в партии.

16 сентября 1924 г. А. Сыдыков опять, уже в третий раз, исключается из партии решением партколлегии ЦКК КПТ как «социально­чуждый элемент». Но 11 декабря 1924 г. решением ЦКК КПТ он вновь восстанавливается в рядах партии. В протоколе было записано: …«ввиду продолжительной безупречной работы А. Сыдыкова на ответственной советской и хозяйственной работе восстановить в отмену постановления ЦКК КПТ». Но на этом трагическая полоса преследования А. Сыдыкова не завершилась. Страшное было впереди.

О ташкентском эпизоде жизни А. Сыдыкова поделился воспоминаниями известный киргизский ученый профессор Хусейн Карасаев, который в то время близко познакомился с этим человеком и его окружением – И. Айдарбековым, Ю. Абдрахмановым, И. Арабаевым, С. Карачевым, Т. Токбаевым и др. Вот что он нам рассказал на 109­летии А. Сыдыкова, которое было отпраздновано его детьми в ноябре 1989 г.: «Я закончил учебу и преподавал на рабфаке САГУ среди учащихся кыргызов. У меня и в мыслях не было заняться педагогической деятельностью. Помогла случайность. Как­то идя по улицам Ташкента я встретил И. Арабаева, который посоветовал мне пойти в САГУ и начать занятия с рабфаковцами­кыргызами, которые изъявили желание учиться не на казахском или узбекском языках, как это тогда практиковалось, а на кыргызском. Я понимал, что это сложное дело, так как не было никаких учебников на кыргызском языке. Но тем не менее согласился, а в качестве учебника стал использовать газету «Эркин­ Тоо», первый номер которой вышел 7 ноября 1924 г. Огромную роль в выпуске газеты сыграл Сыдык Карачев. В этой работе ему старались помочь все, кто чем мог. Помогал ему и А. Сыдыков, который, в частности, написал в первые номера газеты статьи по истории и экономике кыргызов.

После того, как я начал вести занятия на рабфаке, меня пригласил к себе Абдыкерим­ага, чтобы поделиться со мной мыслями о том, как организовать учебный процесс. Передо мной предстал, как я о нем неоднократно слышал от своих сверстников, умный и обаятельный человек, с хорошими манерами, очень спокойный. Мы много с ним говорили о будущей национальной интеллигенции, о том, что она очень необходима для подлинного возрождения кыргызского народа. Он одобрил мое решение преподавать среди рабфаковцев­кыргызов и пожелал мне удачи. Для нас всех – преподавателей и студентов Ташкента Абдыкерим­ага всегда был заботливым и чутким товарищем.

Прежде всего он ценил в людях ум и человечность, упорство. Если появлялся мало­мальски способный и тянущийся к знаниям юноша, он старался ему всячески помочь, в т. ч. и материально. Щедрость его не знала | границ, когда речь шла об учащейся молодежи. Его дом был всегда для нас открыт, мы часто ходили к нему в гости. Он оставлял молодежь наедине, чтобы мы не конфузились от присутствия старших, а сам с супругой уходил к Ишеналы­ага, который жил неподалеку.

Отмечу, что Абдыкерим­ага не делил людей по принадлежности к тому или иному роду, как судачили потом его недоброжелатели. Все кыргызы были ему одинаково дороги как единый целостный народ. Такими же, как и он были его друзья – Айдарбеков, Токбаев и др. Мы всегда тянулись к ним за умным советом, добрым словом, просто так. Он никогда не пил и не курил и нас к этому не призывал, считал, что эти пороки – злейший враг для кыргызского народа, да и вообще для всех людей. Когда он был исключен из партии и был вынужден надолго поселиться в Ташкенте, а мы уже в это время были в Бишкеке, нам его очень не хватало. Но и там мы его не забывали, регулярно навещали, когда кто­либо из нас ездил в Ташкент. С вниманием и интересом он расспрашивал о событиях, происходящих в родной республике и было видно, как он переживал разлуку с Родиной».

После национально­государственного размежевания и образования Кара­Киргизской автономной области в составе РСФСР, в Кыргызстане были сформированы временные партийные и советские органы. 18 октября 1924  г. ЦК РКП (б) утвердил временный партийный орган Оргпартбюро в количестве 13 человек: первого секретаря М. Каменского, второго – Ю. Абдрахманова, членов

И.Айдарбекова, И. Арабаева, Д. Бабаханова, М. Ботбаева, Г.Г. Гросса, Д. Зульфибаева, П. Покровского, Р. Расулева, Т. Токбаева, О. Толенова и Р. Худайкулова.

21 октября того же года ВЦИК утвердил состав Ревкома ККАО в количестве 17 человек: председателя – И.Айдарбекова, заместителей – Д. Зульфибаева и М.Янгулатова, секретаря – С. Малышева и членов – М. Каменского, Ю.Абдрахманова, С. Чонбашева, П Покровского, М.Ботбаева, Б. Сарыбаева, Р. Расулева, И. Арабаева, Р. Худайкулова, И. Тойчинова, М. Чанышева, Асылбекова и Квитко. К несчастью, в это время А. Сыдыков, более чем достойный войти в руководящие органы области, был исключен из партии и не мог войти в состав этих органов. Но, не дожидаясь своего восстановления в партии, которое произошло 11 декабря 1924 г., он активно включается в организаторскую работу.

17 ноября 1924 г. он был командирован в Москву для разрешения ряда важных для области вопросов, в т. ч. – вопроса об организации при Президиуме ВЦИК постоянного представительства Кара­Киргизии. Вместе с ним в Москву выехал будущий постпред ККАО при ВЦИК, бывший замнаркома просвещения Туркестанской АССР Турдалы Токбаев. После завершения своей командировки А. Сыдыков возвращается в Бишкек и в должности заведующего отделом местного хозяйства Облревкома проводит большую работу по наведению порядка в разоренной экономике области. Некоторое время спустя он был назначен вместо неграмотного Р. Худайкулова, провалившего работу, на должность постоянного представителя ККАО в Средней Азии и отбывает в Ташкент, где с головой уходит в полную сложностей и драматических конфликтов работу по разделу имущества бывшей Туркестанской республики.

Новая трагическая полоса в жизни А. Сыдыкова начинается уже в Кыргызстане. Во многом она была связана с «деятельностью» сталинского наместника, члена партии с 1908 г. М. Д. Каменского (Эйдиса), который был направлен на работу в Кыргызстан в качестве первого секретаря Киробкома партии.

В наше время бурного переосмысления собственного исторического прошлого и восстановления справедливости и истины, настало время избавиться от надуманных иллюзий в отношении так называемых «посланцев ЦК партии», которых официальная сталинско­брежневская историческая наука имела обыкновение рисовать исключительно в положительном смысле, как руководителей, которые денно и нощно, не покладая сил, заботились о благе советских людей. Не будем  спорить в действительности были такие люди, но их было гораздо меньше тех, которые приезжали на места обуреваемые жаждой личной власти, собственными амбициями, для которых национальные окраины были лишь трамплином для достижения очередного Олимпа власти.

Положительная деятельность такого рода «посланцев СК партии» нередко превращалась в свою прямую противоположность, приносила многие страдания местным народам, ввиду отсутствия у этих посланцев знании о культуре, традициях и обычаях данного народа, его особенностей и т. д. Так, Голощекин, принадлежавший к партийной элите, именуемой «ленинской гвардией», в пылу неправедных трудов, в погоне за планом сдачи хлеба государству, уморил голодом около 3 млн. казахов. Таких людей Ю. Абдрахманов метко называл «колонизаторами с партбилетами».

К таким людям, безусловно, принадлежал и большевик М. Каменский. Приехав в совершенно незнакомую для себя Киргизию, игнорируя с самого начала ее специфику, которая требовала глубоких научных знаний, чего у него никогда не было (М. Каменский имел начальное образование), он активно принялся за утверждение здесь своей единоличной власти по­сталинскому образцу. Но в этом ему мешали соперничавшие между собой группировки А.Сыдыкова и Р. Кудайкулова у которых были собственные представления о роли наместников Центра. Но вместо того, чтобы выступить «третейским судьей», примирить враждующие стороны, используя политические средства, разъясняя пагубность для Кыргызстана групповой борьбы, М. Каменский выбирает иной путь, испытанный колонизаторами принцип – «разделяй и властвуй».

Начинается политика изощренного натравливания группировщиков друг на друга, что и без того осложняло положение в крае. При этом его симпатии больше склоняются к люмпенской группировке Р. Худайкулова, которая нажила политический капиталец левацкими призывами громить и уничтожать баев и манапов, под которыми она, в первую очередь, понимала сторонников группы Сыдыкова, состоящую в основном из «чуждых элементов», которые лояльно относились к советской власти и активно сотрудничали с ней.

Для сторонников Сыдыкова борьба с худайкуловцами была равносильна борьбе за жизнь, так как в случае прихода к власти своих оппонентов он прекрасно понимал, что их ничто не остановит перед осуществлением их псевдореволюционных и кровожадных лозунгов, вплоть до применения массовых репрессий. Можно сказать, что инстинкт самосохранения обязывал сторонников Сыдыкова, объединенных общностью идеалов и прежде всего судьбы, активно препятствовать усилению гегемонистских тенденций худайкуловского окружения. В этой сложной и драматической обстановке когда отсутствовало гражданское согласие и гражданский мир, группа Сыдыкова больше, чем их противники были заинтересованы в том, чтобы во главе Кыргызстана стояло стабильное политическое руководство, которое бы дало надежные гарантии их безопасности.

Ведь с приходом к власти новых партийных наместников, какими были Н. Узюков и В. Шубриков, групповая борьба резко пошла на убыль. Этим коммунистам не в пример М. Каменскому, благодаря своей вдумчивой политике, правда, не всегда безупречной, заботе о коренных народах, удалось консолидировать вокруг себя ранее разобщенные силы и направить их деятельность в конструктивное для Кыргызстана русло. Чего например, стоил поступок Н. Узюкова, который по приезду в Кыргызстан громогласно заявил, что здесь нет групповой борьбы. Отказался он и от практики «охоты на ведьм», исповедуемой М. Каменским. Все это в значительной мере разрядило и без того накаленную в Кыргызстане обстановку, создало предпосылки для нормальной, плодотворной работы.

Почему же М. Каменский занял сторону левацкой группировки Р. Худайкулова? Некоторые считают, что ему импонировало бедняцкое происхождение самого Худайкулова. Однако, думаем, что это слишком упрощенное понимание проблемы. В действительности, личность Р.Худайкулова была лишь мелкой разменной монетой в политической игре, которую затеял М. Каменский. Это вскоре поймет и сам Худайкулов, который вскоре в Ташкенте помирится с А. Сыдыковым и Абдрахмановым. Скорее антипатии к А. Сыдыкову и его окружению у М. Каменского возникли в результате ревности к их авторитету и образованности, несоизмеримых с его собственным авторитетом среди кыргызских масс и уровнем своего образования. Популярность сторонников Сыдыкова – вот что мешало установлению режима личной власти М. Каменского.

Малограмотный Р. Худайкулов на этом пути не представлял большой опасности. Но сам М. Каменский не мог устранить из руководящих органов сторонников А.Сыдыкова. Ему нужна была поддержка, которую он нашел в лице Р. Худайкулова в обмен на свою поддержку, за которым шла определенная часть партийно­советских работников Киргизии. Опираясь на них, на 1 областной партконференции, которая состоялась в марте 1925 г., М.Каменский добивается смещения с поста второго секретаря Киробкома партии единомышленника А Сыдыкова Ю. Абдрахманова, который был оставлен фактически безработным, пока его не забрали на работу сначала в Средазбюро, а затем в ЦК РКП (б). Таким образом, наша республика, где катастрофически не хватало подготовленных кадров, ради личных амбиций М. Каменского, почти на 1,5 года лишилась такого талантливого организатора и работника, каким бы Ю. Абдрахманов. Непростительная роскошь для разоренного края.

Затем  очередь наступила за И. Айдарбековым, председателем Ревкома ККАО. На I Учредительном съезде Советов ККАО, открывшемся сразу после первой обл­ партконференции, сторонники М. Каменского и Р.Худайкулова организовывают травлю И. Айдароекова. В частности делегат С. Джолдыбаев и гость съезда О. Лепесов обвинили Айдарбекова в связях с бай­манапскими элементами, во взяточничестве, коррупции и нежелании разговаривать с беднотой. Эти «обвинения» стали прелюдией к смещению И. Айдарбекова с поста «Президента» Киргизии, на котором он пробыл лишь около 4 х месяцев. В «награду» оба «критиковавших» Айдарбекова были введены в состав Кироблисполкома, хотя О. Лепесов не имел на это никакого права, так как он не являлся делегатом съезда.

Грубый диктат в отношении сторонников А. Сыдыкова  чуть было не привел к срыву важнейшего политического мероприятия – Учредительного съезда Советов который должен был официально провозгласить образование Кара­Киргизской Автономной области в составе РСФСР. Обструкция, учиненная в отношении Ю.Абдрахманова, привела к тому, что часть его сторонников – делегатов этого съезда прибегли к бойкоту съезда, перестав принимать участие в его работе. Это конечно, был ошибочный шаг, но эмоции, как говорится взяли верх. Сам Ю. Абдрахманов, глубоко оскорбленный, тоже не посещал съезда. В результате съезд работал в полупустом зале. Из 135 делегатов заседания регулярно посещали от 52 до 70 делегатов; т.е., съезд порой работал даже при отсутствии обязательного кворума. Взяв бразды правления в свои руки, М Каменский на 5­м заседании съезда, после того, как его угрозы не возымели действия на бойкотировавших объявил, что съезд продолжит свою работу независимо от количества присутствующих.

А. Сыдыков понимал бессмысленность бойкота и поэтому не присоединился к нему, так как съезд должен был обсудить ряд судьбоносных для Кыргызстана проблем. Он не занял позу обиженного, хотя имел для этого не меньше оснований, чем Ю. Абдрахманов, а принял активное участие в его работе. Два раза выступил в прениях по докладам, делал добавления в проекты резолюции. Думаю, будет интересно узнать, о чем он говорил на съезде, так как его речи дают представление о его кругозоре, понимании им тех или иных задач социалистического строительства. Так, выступая при обсуждении доклада о землеустройстве, он сделал ряд принципиальных замечаний, которые внесли перелом в обсуждение этого острейшего в Кыргызстане вопроса где 2/3 дехкан были безземельны.

Во­первых, он отметил, что проводимое землеустройство не сопровождается улучшением положения крестьянства. Во­вторых, в качестве основной задачи областного правительства он отметил – недопущение перегибов в отношении русского крестьянства (имевших место в период проведения земельно­водной реформы 1921/22  гг., когда все русские крестьяне огульно приписывались к кулакам­колонизаторам и экспроприировались) и необходимость их землеустройства. Эти слова прозвучали диссонансом на фоне выступлений Р.Худайкулова и его сторонников, которые требовали не наделять землей русских переселенцев. Единственным кто выступил в поддержку А. Сыдыкова это был его сторонник Садык Чонбашев и сам докладчик М. Серафимов. М. Каменский при этом сохранил молчание.

В­третьих, он призвал думать в целом о сельском хозяйстве, о его подъеме – без разделения хозяйств по национальным признакам. В­четвертых, хозяйствование проводить на основе новой экономической политики. Кстати, А. Сыдыков оказался на съезде единственным человеком, который вспомнил о нэпе. В­пятых, земле­ устроить беженцев­кыргызов, возвращающихся из Китая. И, в­шестых, он выступил за проведение оседания, так как, по его мнению, кочевой образ жизни создавал помехи развитию сельского хозяйства. Это выступление было особо выделено в заключительном слове докладчика. «Мне очень приятно отметить, – сказал М. Серафимов, – что представитель Кара­Киргизии т. Сыдыков выступил здесь и сказал, что нам нужно понять и сознаться в наших ошибках, в результате которых выселенное в свое время крестьянство ходит без земли и ложится бременем на кара­киргизский кошелек. Да, товарищи, их нужно нам устроить». В конечном счете, в резолюцию съезда о землеустройстве, как и просил А. Сыдыков, было записано – землеустроить и то «пришлое население, которое было выселено во время земреформы».

Не менее интересным и полезным было и второе выступление А. Сыдыкова в прениях по докладу о сель­ хозкооперации, сделанном его единомышленником председателем райкредсельсоюза Сейдахматом Чукиным. В частности, он отметил, что в Кыргызстане не допонимают значения сельхозкооперации, особенно в среде кыргызов. Поэтому он предлагал начать эту работу в первую очередь среди европейского населения, лучше подготовленного к этому виду хозяйствования. Отметим, что помимо Сыдыкова по этому вопросу выступило еще 7 делегатов. Но их речи были беспредметны, а суть сводилась лишь к огульному охаиванию кооперации и кооператоров. Не понимая отличия между разными видами кооперации, ораторы постоянно скатывались к обсуждению проблем потребительской кооперации, о чем с недовольством отметил в своем заключительном слове основной докладчик.

Приведенные высказывания и предложения А. Сыдыкова наглядно еще раз подтверждают, что это был умный человек, что ему был чужд оголтелый национализм. На вещи Абдыкерим смотрел шире и реально, чтобы в первую очередь была выгода всем, а значит и собственному народу. Несмотря на эти положительные качества, недостававшие многим руководителям Кыргызстана, по прихоти М. Каменского и худайкуловцев, Сыдыкова не выбирают в состав облисполкома ККАО. Попутно они расправились с его сторонником, активным участником установления советской власти в Кыргызстане Канатом Дербишевым, изгнав его со съезда по ложному доносу. Аналогичное заявление поступило и в адрес худайкуловца Орозахуна Лепесова, но комфракцня съезда его не тронула. Ведь он был для Каменского и его сподручных «своим человеком».

Съезд, который плясал под дирижерскую палочку М. Каменского, с грубейшими нарушениями провел выборы облисполкома. Из 66 его членов и кандидатов, 27 не имели депутатских полномочий, т.е., попросту были посторонними людьми. Так, в угоду своим амбициям Каменский и Худайкулов формировали послушный себе аппарат власти.

Тем не менее совсем обойтись без опытного работника А. Сыдыкова «победители» не смогли. 5 апреля 1925 г., когда началось формирование аппарата Кироблисполкома, он был назначен заведующим одного из его отделов. Одновременно ему было поручено возглавить работу комиссии Облисполкома по имущественным и территориальным спорам Кара­Киргизии с Казахской ACCР.

Политика, проводимая Киробкомом партии во главе с М. Каменским, вызвала взрыв законного возмущения. В июне 1925 г. 30 советских работников Кыргызстана обратились в ЦК РКП (б) и Средазбюро с письмом, где осудили стиль и методы работы Киробкома партии, его кадровую политику. Это выступление получило название заявления «тридцати». Эту акцию поддержал 31 товарищ. Подписи последнего не было. Им оказался начальник облздравотдела, русский Валентин Николаев, который чуть было не спутал М. Каменскому все карты, чтобы представить выступление оппозиционеров, как чисто националистическую вылазку бай­манапских элементов.

Между тем нельзя не отметить мыслительную глубину и справедливость письма «тридцати». Прочитав его, можно подумать, что оно написано не свыше 60 лет тому назад, а как будто бы вчера. Настолько оно современно звучит. «…Кроме того, – говорилось в письме «тридцати», – в сильнейшей степени дает себя чувствовать мелочная опека и вмешательство руководящей части обкома даже в техническую работу советского аппарата, что полностью обезличивает, парализует и подрывает авторитет перед широкими трудящимися массами, ни в коей мере не соблюдаются разграничения в работе советского и партийного аппарата, так как обком занимается всеми вопросами, включая выселение из квартир. Постановления партийных съездов и конференций о строгом разграничении советской и партийной работы ни в коей мере не соблюдаются. Беспорядочные и часто случайные распоряжения Обкома РКП (б) по советской линии не дают возможности вести планомерную работу, диктуемую интересами производства».

«…Если настоящее руководящее ядро Обкома, не могущее учесть местную обстановку, и нарушающее постановление съездов, конференций и циркуляры ЦК РКП, не будет заменено, то мы требуем отозвания нас от занимаемых должностей, дабы не взять на себя дальнейшей исторической ответственности Киргизии». Таким ••отчаянным требованием заканчивалось это письмо. Это выступление было осуждено Средазбюро ЦК ВКП(б) и проштамповано областной конференцией Киробкома партии как «клеветническая вылазка бай­манапских элементов, направленных на раскол партии».

Еще раньше 22 июня 1925 г. А. Сыдыков, как главный организатор заявления «тридцатки», при активном содействии М. Каменского, был исключен партийной «тройкой» из рядов партии, как активный группировщик. Расправа была организована в спешке и загодя предопределила выводы комиссии Средазбюро, которой ничего не оставалось, как согласиться с мнением парт­тройки.

Все участники выступления получили различные партийные взыскания, некоторые были сняты со своих должностей, высланы из Кыргызстана.

Решением Средазбюро соавтор письма «тридцатки» И. Арабаев тоже был исключен из рядов партии, но несколько позднее.

В постановлении Исполкомиссии Средазбюро ЦК КП (б) от 29–30 июля 1925 г. было записано: «а) Сыдыкова, как трижды исключавшегося из партии и не прекратившего участия в группировках и выступлениях против партийного комитета, вносящих разложение как внутри парторганизации, так и в советские органы, признать заслуживающим исключения комиссией по проверке _ вопрос о его партположении считать исчерпанным и одновременно признать его пребывание в Киргизской Автономной области невозможным; б) Арабаева, бывшего муллу, активного организатора группировки, не знающего и не желающего знать политику и тактику партии, исключить, считая возможным использование его на советской работе; в) Янгулатову, Айдарбекову, Артыкбаеву объявляются строгие выговора. Они отзываются в распоряжение Средазбюро. Алымбеков со строгим выговором откомандировывается на учебу. Худайбергенов, Джумагулов, Мураталин, Дербишев, Чонбашев, Абуканов, Зульфибаев, Колумбаев, Уразбеков отделались строгими выговорами. Худайкулову было поставлено на вид, а Николаев за участие в групповой борьбе со строгим выговором по партийной «линии снимается с работы в облздраве. Он отправляется в г. На­ рын рядовым врачом».

Незадолго до разгрома «тридцати» А. Сыдыков, не без помощи М. Каменского, 22 июня 1925 г. был исключен из партии в четвертый раз «за участие в группировках и выступлениях против партийного комитета». О беспринципности, проявленной в этом вопросе, свидетельствует то, что один из активнейших вдохновителей групповой борьбы Р. Худайкулов отделался лишь постановкой на вид. Политика потворничества в конце концов привела к тому, что в 1926 г. за совершение тяжких уголовных преступлений («Ур­Токмок») Р. Худайкулов, Д. Бабаханов и ряд их соратников были исключены из партии и привлечены к уголовной ответственности. Свершилось то, к чему они так долго и упорно шли.

Факт участия Ю. Абдрахманова в выступлении «тридцати» не был доказан (его в это время не было в Кыргызстане, так как он работал в Средазбюро), но материалы об его участии в групповой борьбе были переданы в ЦКК РКП (б). Таким образом, из 31 участника выступления наказано было лишь 16. Это очень не понравилось М. Каменскому, который жаждал «крови», иначе говоря жестких кар, а возможно и репрессий. В своем объяснении Средазбюро по делу «тридцати», охарактеризовав социальное прошлое всех ее участников, М. Каменский утверждал, что «…если Средазбюро ЦК РКП (б) пошло бы по пути решительных мероприятий с тем, чтобы покончить с этими «вождями», то Киргизская область, несомненно бы, выиграла, а опыт, приобретенный нами во время I­ой партконференции, допустившей всю эту публику к аппарату, нам показал бы, что больше этого не надо делать».

Поскольку в трудах иных историков не прекращаются нападки на выступление «тридцати», подозревается какой­то злой умысел, считаем нужным поделиться размышлениями по этому вопросу. В чем же дело? Почему за справедливую критику участники выступления были наказаны? Видимо, причины следует искать в следующем. После смерти Ленина, генеральный секретарь решил, что настала пора широко использовать в своих целях резолюцию X съезда РКП (б) «О единстве партии». Этот почин был широко подхвачен и растиражирован на местах, благо у Сталина было немало единомышленников. Такое использование печально известной ныне резолюции, гарантировал сталинским сатрапам спокойную жизнь, любое недовольство, критику наотмашь бить резолюцией о единстве. С этого момента фракции и групповые выступления попали под строгий запрет.

Резолюция съезда позволяла местным партийным «царькам» исключать из партии любого коммуниста, имеющего собственное мнение, отличное от генеральной линии или мнения местного партийного бонзы. На многочисленных съездах, конференциях и собраниях партийно­советского актива почти одновременно в унисон стали звучать призывы блюсти единство партии. Любая критика в адрес партийных комитетов начала преподноситься как намерение оппозиционеров нарушить единство партийных рядов. Борьба за единство становилась сокрушительным оружием в руках Сталина и его держиморд.

Разгрому «30» предшествовал разнос группы «46», обвинившая сталинское руководство в проведении гибельной для страны политики. За критику она была обвинена во фракционности. Почти в это же время громят и проклинают «султан­галеевщину», «за националистические уклоны, переходящие в измену», а в действительности за попытку пропаганды резолюции XII съезда РКП (б) по национальному вопросу и ленинской статьи об «автономизации», где содержалась критика Сталина. Как удивительно похожи судьбы этих выступлений с участью «30»? Те же обвинения в намерении расколоть партию. И, за что? Естественную жажду иметь компетентное справедливое и демократическое руководство? Имеют ли ныне потомки тех людей моральное право осуждать их за эту чисто человеческую потребность? Разве нынешние люди сейчас не хотят того же самого?

М.Каменский прекрасно выдержал сталинский экзамен на безнравственность. Как говорится: «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти». Под предлогом отправки на курсы марксизма­ленинизма в Москву М. Каменского отзывают из Киргизии, так как более оставлять его здесь уже не представлялось возможным. Разгром «30» окончательно подорвал доверие к нему даже самого Р. Худайкулова, который тоже из этой истории вышел в некоторой степени пострадавшим.

В 1941 г. М. Каменский вновь приедет в Киргизию в качестве начальника Краснореченской МТС. Он не станет жертвой сталинской охранки и получит возможность воочию увидеть результаты начатого им в Киргизии «труда». Только он больше никого из своих бывших оппонентов не увидел. Почти все члены «30» к этому времени уже были расстреляны или сосланы в сталинские концлагеря.

После смены караула вновь возвращается в Кыргызстан Ю. Абдрахманов, который сразу назначается первым зампредом Облисполкома.

Но работа закипела уже без участия А. Сыдыкова. Он был уже в Ташкенте. С октября 1926 г. А. Сыдыков работает экономистом в Средне­Азиатском госуниверситете (САГУ). Здесь вдали от Кыргызстана он начинает серьезно заниматься научно­исследовательской деятельностью. Знакомится с ученой общественностью столицы Средней Азии, углубленно изучает историю и этнографию кыргызского народа, экономику кыргызских кочевых хозяйств.

В 1926 г. на Среднеазиатской конференции по изучению производительных сил ему было поручено выступить с докладом по истории кыргызского народа. До сих пор мало кому известен научный доклад А. Сыдыкова, сделанный им на юбилейном чествовании академика В.В.Бартольда – «Родовое деление киргиз» (опубликованный затем в книге под названием – «В.В. Бартольду – туркестанские друзья (ученики и почитатели)»  – Ташкент: 1927. С. 273–300). Эта работа и сегодня представляет большой научный интерес, особенно для этнографов, так как сама исследуемая тема на долгие годы оказалась под официальным запретом.

В САГУ А.Сыдыков работает сотрудником научно­ исследовательского бюро экономического семинара при сельскохозяйственном факультете. Избирается председателем Президиума Кочевой секции факультета. Выступает с рядом научных сообщений и отчетов, например, 20 января 1928 г. выступил с докладом на тему – «Борьба с бескормицей и джутом», публикует в научных журналах свои работы на экономические темы. Попутно он заканчивает экономический цикл САГУ.

А. Сыдыков не был кабинетным ученым. Постоянно находился в разъездах, руководил научными экспедициями по обследованию кочевых районов Таласского, Парынского и Джалал­Абадского кантонов. В 1929–30 гг. работает уполномоченным акционерного общества «Туркшелк» по проведению гренно­коконной кампании в Ошском округе и Южно­Казахстанской области. Затем А. Сыдыкова приглашают в Среднеазиатский хлопковый институт (ныне ТашСХИ), где он работает в качестве заместителя декана факультета водного хозяйства.

В мае 1932 г. Киробком партии и правительство Киргизской АССР, в лице А. Ю. Шахрая и Ю. Абдрахманова, принимая во внимание высокие профессиональные качества, пригласили А. Сыдыкова на работу в Кыргызстан. Ему предложили должность начальника животноводческого сектора – заместителя председателя Госплана Киргизской АССР. Для переезда из Ташкента семье А. Сыдыкова был специально предоставлен личный вагон председателя Совнаркома Ю. Абдрахманова, хотя надобности в этом не оказалось. Весь скарб состоял из нескольких чемоданов, подвязок книг и сундука. Подумать только – стать зампредседателем Госплана, будучи исключенным из партии. И, когда? В 1932 году! Советскому человеку до недавних пор это не могло присниться даже во сне. Значит знали руководители Кыргызстана – за что рискуют, взваливая на себя такую ответственность. Ведь могли обвинить в чем угодно, и, что особенно страшно, в связях с «националистом».

В мае 1933 г. по Кыргызстану прошла повальная волна арестов. ГПУ республики информировало Исполбюро Киробкома партии о «вскрытии» националистической, контрреволюционной, повстанческой, антисоветской организации Социал­Туранской партии, которая якобы вынашивала планы свержения в Кыргызстане советской власти и отторжения ее из состава СССР. Одним из первых 9 мая 1933 г. был арестован А. Сыдыков. Его старшая дочь Нуржамал Баирова рассказывала об обстоятельствах ареста своего отца следующее:

«9 мая 1933 г. я допоздна задержалась в пединституте, где была студенткой. Когда подошла к нашему дому, то увидела черную «марусю» ГПУ. Увидев, что я направляюсь к калитке дома, из машины вышли два человека в форме и сказали, что «туда нельзя». Однако, когда я объяснила им, что я дочь Сыдыкова, они мне разрешили войти домой. Первое, что я видела, войдя в квартиру, – это то, что все в ней было перевернуто и разбросано. В спальне вели обыск двое штатских, а еще двое – читали в кабинете отца его бумаги и рылись в книгах. Отца дома не было». Впоследствии Нуржамал Абдыкеримовна узнала от своей матери, что перед обыском в дом пришел один из сотрудников Совнаркома и сказал вошедшему в дом после работы А. Сыдыкову о том, что его вызывают Абдрахманов и Шахрай. Отец возразил ему, сказав, что он очень устал и зайдет к ним завтра. Тогда моя мать Зейнеп посоветовала ему все же сходить к ним, раз они срочно вызывают. И тогда отец вышел вместе с незнакомцем. Тут моя мать вспомнила, что забыла взять у мужа талоны на продукты и послала за ним моего брата Ису. Но вскоре мальчишка прибежал и взволнованно сообщил, что отца сопровождают три человека и они не подпустили его к нему. Не успели домашние опомниться от страшной вести, как к калитке подъехал черный «ворон». Все, что произошло потом Нуржамал­эже уже увидела собственными глазами. Единственное, что она еще запомнила – это то, что сотрудники ГПУ взяли и увезли из дома сундук, наполненный отцовскими рукописями и работами.

Сначала А. Сыдыкова содержали в городской тюрьме, затем перевезли в Ташкент. Ему было предъявлено обвинение в организации контрреволюционной «Социал­ Туранской партии», которая якобы вынашивала планы отделения Киргизии от СССР, свержение Советской власти, а в случае неудачи – эмиграцию в Китай для продолжения там антисоветской борьбы. По обвинению в организации этой партии был арестован и друг А. Сыдыкова И. Арабаев, который, не выдержав пыток и издевательств следователей, покончил жизнь самоубийством. По словам X. Карасаева, было арестовано свыше 60 человек, среди которых были также К. Тыныстанов, X. Карасаев, Т. Айтматов, С.Карачев, Б. Качкынбаев, С. Курманов и др. Лишь после личного вмешательства первого секретаря Киробкома М.Белоцкого, который покровительствовал некоторым служителям Богемы, из­под ареста были освобождены – К. Тыныстанов, Т. Айтматов, С. Карачев и некоторые другие. Сам же Хусейн Карасаев отсидел около 3­х месяцев.

Тюрьмы были переполнены людьми, которые никак не могли понять, что же все­таки происходит, в чем их обвиняют? На допросах следователи говорили о «сыдыковщине», а на вопросы, что это такое – отмалчивались, требуя назвать лишь фамилии, с кем поддерживают связи и т. п. Лично X. Карасаеву никаких обвинений не предъявляли, а требовали назвать лишь имена людей, с которыми он встречался, говорил, но не объяснили для чего это им нужно. Вскоре многих начали отпускать. Карасаев написал заявление и его отпустили. Те, кто был неграмотен – остались в тюрьме. X. Карасаев сидел в камере с двумя неграмотными и очень набожными дыйканами, которые ни слова не знали по­русски. Их страшно избивали, а затем расстреляли по обвинению в принадлежности к СТП.

28 февраля, а затем 28 июля 1934 г. А. Сыдыков за «антисоветскую деятельность» был осужден военным трибуналом Туркестанского военного округа к 10 годам лагерей. Отбывал первоначально наказание в Чит­Лаге, затем в Коми АССР. В это время в Кыргызстане имя Сыдыкова стали «склонять» на всех собраниях, съездах, пленумах, навешивая на него несуществующие грехи, сваливая все провалы в работе. На IV Всекиргизском съезде Советов в январе 1935 г. первый секретарь Киробкома ВКП(б) М. Белоцкий говорил: «Контрреволюционер Сыдыков в своих показаниях прямо признался в том, что насильственная коллективизация была главным методом его контрреволюционной работы». Слава Богу, но нынешнее поколение знает теперь истинную цену этих «признаний». Произнося эти слова оратор еще не подозревал, что через два года тоже окажется на месте Сыдыкова и тоже будет оговаривать себя, чистосердечно признаваясь в том, чего в действительности никогда не было.

Огульная хула не только Сыдыкова, но и уже Абдрахманова, Джолдошева, Садаева, Арабаева и других, продолжилась на V Чрезвычайном съезде Советов Киргизской ССР, который должен был принять Конституцию Киргизской ССР – новой союзной республики СССР. Значительное место в докладе II секретаря Киробкома ВКП(б) X.Джиенбаева о Конституции Киргизской ССР заняла «критика» так называемых контрреволюционных националистов. Идейному «разгрому» подверглись концепции пантюркистов, панисламистов, худайкуловцев, сыдыковцев и абдрахмановцев. Анализа вообще не было, доминировали ярлыкомания, заданность суждений и тенденция вынести окончательный приговор.

Худайкуловцы, говорил оратор, ратовали за объединение кыргызов и казахов в одну нацию, отрицали кыргызов как отдельный народ. Сыдыковцы, наоборот, боролись за создание отдельного государства кыргызского народа, в котором и те, и другие стремились отдать свои народы под иго алашордынских баев и манапов. Таким образом, двух политических противников X. Джиенбаев ставил на одну доску. Продолжая свою мысль оратор сделал бездоказательный вывод о том, что и сыдыковцы, и худайкуловцы смыкаются с пантюркистами и панисламистами, а следовательно, и с силами международного империализма.

Более подробно оратор остановился на характеристике деятельности «контрреволюционеров» Сыдыкова и Абдрахманова. Сыдыков, говорил он, создал пантюркистскую контрреволюционную организацию – Социал­Туранскую партию, выступал против национального самоопределения кыргызов (оратор сам себе противоречил), сеял национальную рознь, игнорировал национальные особенности, отрицал существование в кыргызском обществе классов, говорил об угнетении русскими кыргызского народа, выступал за реставрацию власти баев и манапов. Абдрахманов, продолжал он, идеализировал отсталое кочевое хозяйство, изображал политику партии как гибельную для кыргызского народа, вел жестокую борьбу против коллективизации, строительства совхозов, старался сорвать введение новых сельскохозяйственных культур, всеми силами стремился сорвать строительство национальной культуры. Таким образом, боль, сомнения, тревоги, переживания за судьбу республики и родного народа, официоз преподносил как сознательную и целенаправленную борьбу «врагов народа» против социалистического строительства, в угоду сталинской концепции «обострения классовой борьбы» факты переворачивались с головы на ноги, ложь достигла наглых и чудовищных размеров.

В своей речи председатель Совнаркома Б. Д. Исакеев, поддерживая сказанное X. Джиенбаевым, обвинил Сыдыкова и Абдрахманова в связях с троцкистами. Досталось им и от Осмонкула Алиева. А ведь когда­то все они вместе работали на благо республики, хорошо знали друг друга, хотя, вероятно, что они сами не верили в ту чушь, которую вынуждены были произносить. Таковы были правила игры в обществе, где совесть, как говорил М. Горький в своих «Несвоевременных мыслях», издохла.

В связи с началом новой волны насилия в Кыргызстане, куда нарком внутренних дел СССР Н. Ежов спустил план – «уничтожить десять тысяч врагов народа», А. Сыдыкова в 1938 г. снова этапируют во Фрунзе, где заново вырыли чучело СТП и начали под флагом борьбы с этой организацией новую охоту «на ведьм». По этому делу уже были арестованы вчерашние «судьи» – X. Джиенбаев, Б.Исакеев, О. Алиев, другие видные руководители республики – Ю. Абдрахманов, Э. Эсенаманов, X. Шоруков, К. Тыныстанов, А. Орозбеков, С. Чонбашев и др. Постановлением тройки НКВД Киргизской ССР от 10 февраля 1938 г. Сыдыков был повторно осужден и приговорен по обвинению в создании «контрреволюционной организации» к расстрелу. 18 февраля этого же года в возрасте 49 лет он был расстрелян.

28 июля 1958 г. военный трибунал ТуркВО отменил свои постановления от 28 февраля и июня 1934 г. и дело в отношении Сыдыкова прекратил, реабилитировав его посмертно. Не имеют сейчас силы и решения несудебных органов, какими являлись тройки НКВД. Но гражданская реабилитация А. Сыдыкова прошла тихо, незаметно. А в «Очерках истории Коммунистической партии», переживших два издания, продолжали писать о злодеяниях Сыдыкова, Абдрахманова и иже с ними. В январе 1989  г. наконец реабилитировали в партийном отношении Ю.Абдрахманова. Дети А. Сыдыкова неоднократно обращались в партийную комиссию ЦК Компартии Кыргызстана с просьбой пересмотреть дело своего отца и реабилитировать его в партийном отношении. Но эти человеческие мольбы не были услышаны в черствых сердцах партийных бюрократов. Мало того, со стороны некоторых историков до сих пор предпринимаются попытки обвалять память о А. Сыдыкове в грязи. Вытаскивая документы, а точнее доносы многолетней давности, некоторые партийные историки пытаются доказать то, что не сумели доказать ретивый Р. Худайкулов и коварный М. Каменский более 60 лет тому назад.

Пора в этом деле ставить точку. Скажем словами публициста Сергея Богатко: «Последнее дело – выворачивать карманы павших бойцов». После позорного банкротства Компартии Кыргызстана, поддержавшего кремлевских путчистов в августе 1991 г., партийная реабилитация А.Сыдыкова, которую так долго ждали его дети, уже не нужна. Абдыкерим Сыдыков – верный сын своего народа, одна из влиятельнейших политических фигур Средней Азии 20­х годов, не нуждается в реабилитации преступной организации, жертвой которой же он и стал. Он так и остался «заклятым» врагом большевистской партии. Люди подобные Абдыкериму Сыдыкову, хотим мы этого или нет, своими поступками и деяниями навечно вписали свое имя в политическую историю Средней Азии начала нынешнего века.

По существу в лице Абдыкерима перед нами предстает самая колоритная политическая фигура Советского Кыргызстана, фигура явного национального лидера кыргызского народа, фигура талантливого и умного политического деятеля и ученого, все помыслы которого были подчинены исключительно благу своего народа и народов, проживающих в Кыргызстане. Незадолго до своего ареста у А. Сыдыкова в Ташкенте родился сын, которого он назвал Эрк, что в переводе сокращенно означало – Свободный Кыргызстан – Эркин Кыргызстан. Это было его политическое кредо, которого не по своей вине он не достиг. Однако дела и помыслы А. Сыдыкова говорят о том, что в достижении нынешним Кыргызстаном своей независимости и международном признании, есть частица труда и А. Сыдыкова, который как никто другой достоин называться именем отца кыргызской нации.

 

В. М. ПЛОСКИХ

«МАНАС» НЕ ПРИЗНАЛ СЕБЯ ВИНОВНЫМ

Его хотели вырвать из истории, как исключили из партии, как вырвали из жизни. Преданному остракизму при жизни, ему уготовили участь забвения после смерти. Не получалось: слишком большие лакуны нечем было заполнить. Тогда его очернили, сделали из него фетиш национализма и идейного «врага» собственного народа. Таким он и вошел в официальную науку. Даже когда прошла волна реабилитации, даже когда неоднократно поднимался вопрос о его партийной реабилитации («посмертной») – отказали.

Сейчас – это одна из самых противоречивых фигур в истории Кыргызстана и ныне вызывающая острые дискуссии. Но противоречивая не потому, что столь многогранна, а потому, что … просто не исследована. А фигура яркая, колоритная, заслуживающая самого пристального и внимательного отношения. Со страниц ранее глубоко засекреченных документов перед нами встает неординарная личность национального лидера, решившего опередить время. Недаром соратники называли его «Манасом».

«Манас» – таков был псевдоним одного из виднейших политических деятелей Кыргызстана 20–30­х годов Абдыкерима Сыдыкова, обвиненного в национализме, организации Социал­Туранской партии (СТП) и казненного как врага народа в кровавом 1938 г. Сегодня, когда правда истории решительно занимает подобающее ей место в науке, имя Абдыкерима Сыдыкова все чаще стало упоминаться в печати, статьи о нем появляются на страницах газет и журналов. Читатель уже знаком с основными вехами его биографии; усилиями младшего сына – Эрка Абдыкеримовича собран и подготовлен к печати сборник его научных работ, в здании бывшего музея им. В. И. Ленина развернута экспозиция материалов о репрессированных в 30­х годах, которая начинается с А. Сыдыкова. И везде лишь вскользь упоминается, что он обвинялся в организации пантюркистской контрреволюционной организации – «Социал­Туранская партия», которая якобы была создана в недрах служб ОГПУ­НКВД (наподобие знаменитой операции «Трест») с одной целью – развернуть репрессивные меры против инакомыслящей национальной интеллигенции.

Обращение к следственному делу архива Комитета национальной безопасности Кыргызстана показывает, что это было не совсем так, вернее – совсем не так.

Пройдемся по еще совсем недавно секретным материалам одиннадцати томов, озаглавленных «Следственное дело № 5630 о контрреволюционной повстанческой организации «Социалистическая Туранская партия». Правда, позже, чтобы не компрометировать самую идею социализма даже в таком деле, в слове социалистическая последняя часть была отсечена – зачеркнута, и партия приняла вид «социал­туранская».

Дело начато 9 мая 1933 г., закончено 9 января 1934 г. Так  – на обложке. Фактически оно начато гораздо ранее, а метастазы его протянулись в 1937 – 1938 годы.

Сначала была ИДЕЯ.

Ее истоки восходят к панисламизму и пантюркизму, заявившему о себе в России еще в дореволюционный период. В первые годы Советской власти идеи панисламизма и пантюркизма получили широкое распространение. Они были привлекательны для молодой тюркской интеллигенции в освободившейся от имперского колониализма окраине, особенно в период создания автономных и союзных республик. В Средней Азии они оформились в движение Алаш. В программном документе пантюркистов, носящем название «Соображения об основах социально­политического, экономического и культурного развития тюркских народов» прямо ставилась задача создания «Туранского государства» на территории Советского Востока, населенного главным образом тюркскими народами Татарии, Башкирии, Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, Туркмении и т. д.

В Кыргызстане идеями Алаш­Орды «переболели» почти все молодые интеллигенты­коммунисты, позже открестившиеся от своих ранних убеждений. Но идеи туранизма в социалистическом обрамлении продолжали занимать их умы. Тем более окружающая действительность, несоответствие идей коммунизма грубой практической реальности создавали для этого благоприятную почву. Первое организационное противостояние официальному курсу развития Киргизстана, идейной оппозиционной программой явилось заявление так называемой «тридцатки».

В коллективном заявлении в ЦК РКП (б), Национальный совет, Средазбюро ЦК РКП (б) и Киробком партии в 1925 г. так было сформулировано экономическое и политическое кредо оппозиционеров­инициаторов государственного переустройства Кыргызстана:

Национальное размежевание Средней Азии и создание Автономной Кыргызской области должно было внести единство среди киргизского народа, ликвидировать родовую вражду и группировки, как следствие долгих лет колонизационной политики, проводимой царским правительством. Но этого не произошло: партаппарат строился по групповому принципу, близости и личной связи того или иного работника  руководящей верхушкой Обкома, еще больше разгорелась внутрипартийная борьба и родовая борьба в массах, выявилась линия игнорирования целого ряда коренных работников, знающих прекрасно местные условия работы и могущими быть полезными партии и Советской власти в проведении правильной линии на местах, особенно земельной политики. И авторы заявления предлагали свое решение: «полное равенство коренного и европейского населения при проведении планового землеустройства».

Авторы заявления выступили против засилия партаппарата, которое уже тогда дало о себе знать: во всем чувствовалась его мелочная опека, подмена даже технической работы советского аппарата, что полностью обезличило и парализовало авторитет Советов перед трудящимися массами.

Таким образом, группа впервые организованно выступила против стиля и методов работы партии, которые насаждались сверху до низу ставленниками Сталина и его сподручных.

Абдыкерим Сыдыков был лидером и идейным вдохновителем «тридцатки», автором, или соавтором заявления­манифеста, который подписал и его учитель – домулла Ишеналы Арабаев и председатель Киргизского облисполкома Орозбеков, его друзья Айдарбеков и Чукин и многие другие. На последнем допросе – 10 февраля 1938 г. А. Сыдыков мужественно заявил: «Я признаюсь в том, что был организатором и идейным вдохновителем этих тридцати человек».

Лидеры «тридцатки» были исключены из партии, освобождены от руководящей работы, А. Сыдыкова выпроводили из республики в Ташкент на рядовую работу.

Но идеи, заложенные в основу заявления «тридцатки», не умерли. Насильственные методы перевода индивидуального сельского хозяйства в коллективное, экспроприация и высылка под видом бай­манапов и кулаков наряду с зажиточными хозяйствами также середняцких, да и просто неугодных местным партийным лидерам лиц, ужесточение общей карательной политики и безалаберность в хозяйствовании привели к разрухе и голоду. Отзвуки всеобщего мора с Украины, Поволжья и Казахстана докатились и до Кыргызстана. Присылка партийных лидеров в ключевые парторганизации, двадцатипятитысячников в руководители сельских хозяйств усиливали, с одной стороны, шовинистические амбиции русскоязычного населения и как противодействие им националистические течения местных, коренных народов. На этой почве вызревали оппозиционные официальному курсу партии идеи построения социализма в одной стране, минуя феодальную стадию развития, идеи симбиоза пантюркизма и социализма, идеи наивного или интуитивного нащупывания пути к созданию социалистической туранской партии.

И тут появилось ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

…Он сам в этом признавался, когда не было уже никакой угрозы, никакой опасности. Да и признавался с гордостью даже в конце 50­х годов, когда полным ходом шла реабилитация. А он все еще самозабвенно утверждал: его заслуга в ликвидации СТП.

Назовем его А. К.^[1], 1905 года рождения и работал он в скромной должности юрисконсульта во Фрунзе. 26 апреля 1958 г. не под давлением и не со страха за собственную жизнь он категорически утверждал:

«Свои ранее данные показания я подтверждаю, и заявляю, что антисоветская организация «Социал­Туранская партия» была».

Летом 1931 г. он был вовлечен в эту организацию Султаном Курмановым и Аджиманом Шабдановым, но – испугался и написал обо всем в заявлении одному из секретарей Киробкома партии, который, внимательно выслушав А. К., перепроводил его к замначальника ОГПУ республики Четвертакову. Тот, прямо в духе детективного жанра, доносчика отправил обратно, обязав связей с организаторами не терять и обо всем подробно докладывать лично ему. Так, не успев еще официально оформиться, СТП оказалась уже под колпаком чекистов, которые знали о всех последующих шагах ее организаторов. Четверть века спустя А. К. вспоминал:

«Весной 1932 г. в доме Тулина Найзабека, где жил Шабданов Аджиман и Сопиев, было собрание по вопросу обсуждения и принятия программы «Социал­Туранской партии». На этом собрании был я, Шабданов Аджиман, Сопиев, Курганов Султан, Хашибеков Хайратдин. Программа была написана на русском языке рукой Шабданова, Сопиева и Курманова, я ее читал. В программе говорилось о задачах «Социал­Туранской партии». Программа была одобрена всеми присутствующими лицами».

Затем оказалось – единственный экземпляр рукописи исчез. Подозревали хозяина квартиры Тулина Найзабека. Возможно, не обошлось без вмешательства А.К. Хотя странно, что в следственном деле оригинала документа не было. Не исключено, что письменный текст был уничтожен самими авторами. Дело в том, что они догадывались, что попали в подозрение ОГПУ. Один из ответственных работников Южной Киргизии некто коммунист Хасанбек Алымбеков предупреждал Султана Курманова – автора программы СТП о том, что «ГПУ известно о наличии их контрреволюционной организации». Об этом же были предупреждены Шабданов и Сопиев! А раз знали – значит могли предпринять и определенные меры предосторожности, чем и объясняется отсутствие в следственном деле конкретных вещественных или документальных доказательств их виновности. Но избежать ареста или скрыться они уже не могли, да и не чувствовали за собой уголовной или государственной вины, ибо их помыслы были направлены на поиски усовершенствованного пути строительства социализма.

[1] Полностью не раскрываем инициалы, так как А. К. уже нет в живых, а его дети и родственники не при чем (прим, автора).

АРЕСТ

Абдыкерима Сыдыкова арестовали не первым, хотя он и числился в лидерах оппозиции. Арестовали на основании постановления оперуполномоченного особого Отдела Среднеазиатского военного округа Левшина, утвержденного замначальника ГПУ Киргизской АССР Четвертаковым 9 мая 1933 г. в г. Фрунзе:

«Рассмотрев следственные данные о к.­р. деятельности проживающих в г. Фрунзе Сыдыкова Абдыкерима, Сопиева Турды Акуна, Курманова Султана, Арабаева Ишеналы, Тельтаева Касымбая и Тулина Найзабека и усматривая, что указанные лица в достаточной мере изобличаются в преступлениях, предусмотренных ст. 54–п УК РСФСР, что дальнейшее пребывание их на свободе может повлиять на нормальный ход расследования, а также не исключена возможность уклонения их от следствия и суда, а потому руководствуясь ст. 102 и п. 5 ст. 144 УПК – ПОСТАНОВИЛИ:

В отношении Сыдыкова Абдыкерима, Сопиева Турды

Акуна, Курманова Султана, Арабаева Ишеналы, Тельтаева Касымбека и Тулина Найзабека избрать мерой пресечения уклонения от следствия и суда – содержание их под стражей и заключить в ДПЗ при Кирг ГПУ».

С арестом спешили: нужно было создать громкий политический процесс, чтобы объяснить срывы в хозяйственных планах, как­то объяснить голод, и удовлетворить недовольство населения партийными социальными репрессиями. А обстановка действительно была сложная. Великий скачок в индустрии, курс на массовую коллективизацию в сельском хозяйстве, несмотря на триумфальные отчетные марши, поставил население страны на грань нищеты и голода.

Политической прелюдией репрессивной кампании против СТП явился ряд нисходящих сверху по вертикали партийных решений. В январе 1933 г. объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) в обстановке срывов планов второй пятилетки оптимистически призывал к дальнейшему продвижению Советской страны к социализму, а усиление боеспособности партии видел «в борьбе с классовыми врагами».

В марте газета «Правда» призвала Киргизию и другие среднеазиатские парторганизации усилить борьбу с уклонами от «ленинской национальной политики». Средазбюро ЦК ВКП(б) спешно принимает постановление, требующее от Киргизского обкома партии решительной борьбы на два фронта – против великодержавного шовинизма и местного национализма. Но, как подчеркивалось в постановлении, борьба с национализмом приобретала особую актуальность, «как борьба с одним из орудий сопротивления байства социалистическому переустройству кыштака и аила».

В Киргизии начались спешные поиски врага. Ординарные агентурные сводки, кляузные доносы стали обретать плоть единой структуры контрреволюционной организации. Появился и связывающий идейный стержень – «Социал­Туранская партия», ставившая своей целью создание единого тюркского государства на социалистических (!) началах.

Всех занимал, да и занимает вопрос: насколько реальной или мифической была идея создания такого государства у обвиняемой в 1932–33 г. группы кыргызских политических деятелей. И отсюда – тот же вопрос о Социал­Туранской партии: все же реальность это, или миф, созданный в застенках ОГПУ?

Сразу определился и лидер оппозиционной, проходящей по делу как «контрреволюционной», партии – Аб­ дыкерим Сыдыков. Не занимавший вот уже почти 10 лет никаких больших официальных должностей, А. Сыдыков скромно работал в Ташкенте, откуда в 1932 г. был приглашен во Фрунзе председателем Совнаркома Киргизской АССР Ю. Абдрахмановым и вторым секретарем обкома партии Б. Исакеевым, которые рекомендовали беспартийного А. Сыдыкова как грамотного экономиста первому секретарю Киробкома А. О. Шахраю. Так в роковое время в должности зампредседателя – завсельхозотделом Госплана республики А. Сыдыков оказался во Фрунзе. Через год был арестован. Потянулись долгие дни допросов и истязаний.

ДОПРОСЫ

Первый допрос Абдыкерима Сыдыкова – в день ареста, 9 мая 1933 г. И он сразу, с первых же минут краткого допроса согласился: «Признаю себя виновным в контрреволюционной деятельности».

Здесь бросается в глаза одна деталь: Сыдыков конкретно не знал, в чем именно виновен, в чем его обвиняют, и признание начал со слов:

«Признаю себя виновным в том, что меня обвиняют в контрреволюционной деятельности…» Но слова «в том, что меня обвиняют», явно по подсказке допрашивающего следователя пришлось зачеркнуть и в конце признания даже специально оговорить. «Зачеркнутое не читать».

В этот же день, 9 мая, состоялся второй и более длительный допрос. Протокол записывал уже следователь, а Сыдыков неуверенной рукой визировал лишь каждую страницу. На следующий день – 10 мая – допрос продолжался.

ПРОГРАММА СТП

Следователя мало интересовали участники «организации» – он всех их уже знал и сам свел воедино. Ему нужно было для политического обоснования выяснить все о программе, задачах и целях обвиняемых. Нужен был политический процесс, наподобие тех, которые проходили в центре страны.

Поскольку вопрос о программе Социал­Туранской партии является организационно­ключевым приведем полностью показания Абдыкерима Сыдыкова по этому поводу:

«В процессе разговоров о проведении к­p. работы Шабданов и Сопиев предлагали написать программу организации, названия организации, насколько я помню, никакого не давалось. Я категорически возражал против всяких писанных программ и вообще против всяких писаний по делам к­p. организации. В процессе разговоров программа организации, ее установки и программа практической деятельности определились довольно ясно.

Программа организации сводилась к следующему. Оговариваюсь, что даю ее в общих чертах, оставляя за собой право последующего дополнения.

1. Построение социализма в одной стране невозможно. Социализм может быть построен успешно только во всемирном масштабе при овладении высокой техникой. Отсюда логически следует, что попытки построения социализма в СССР неизбежно повлекут обнищание населения, особенно в бывших колониях царской России, как культурно отсталой, не владеющей техникой.
2. Крупные мероприятия политического и экономического характера, проводимые соввластью по отношению к бай­манапству Киргизии, влекут за собой хозяйственную разруху в стране.
3. Выдвижение на государственные должности дехкан, рабочих, технически малограмотных и теоретически не подготовленных к управлению государством, влечет за собой развал и хаос в управлениях.

На сегодняшний день, не имея достаточных кадров, необходимо отказаться от принципа выдвижения.

4. Ленинская политика в национальном вопросе является по существу правильной и приемлемой, но фактически проводимая коммунистической партией в Киргизии искажается – примеры приведу позже и вообще прошу вопрос о программе организации отложить до следующего допроса».

Несомненно здесь Сыдыков высказывал свои сокровенные мысли. Следователь добивался конкретного изложения программы, которая, как видим, письменно представлена не была и позже более­менее в «округлой» форме была повторно записана уже в застенках ОГПУ ее авторами – Сыдыковым, Шабдановым, Сопиевым, соавтором которых и редактором можно назвать и следователя Левшина, внесшего свои «коррективы». Достаточно представить духовную близость людей, болеющих за судьбу и будущее народа, своей республики, и изверга следователя с его иезуитскими методами работы.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ

Группа трезвомыслящих национальных интеллигентов, озабоченных складывающимся тяжелым экономическим положением и не гуманной социальной политикой большевиков по отношению к крестьянству, задумалась над дальнейшим путем развития Кыргызстана. Они делились мыслями, но не предпринимали никаких шагов к организационному оформлению оппозиции. Единственно что было сделано в этом направлении присвоение оппозиционерам псевдонимов.

В одном из своих показаний 22 июня 1933 г. Аджиман Шабданов назвал псевдонимы основных участников СТП:

Сыдыков Абдыкерим – «Манас», Шабданов Аджиман – «Темир», Лепесов Зайнетдин – «Борон», Хашимбеков Насреддин – «Борошо». Сопиев Турды Ахун «Шан», Тюменбаев Хашимбек – «Кайрат».

Своим общепризнанным лидером они представляли только Абдыкерима Сыдыкова – деятельного, грамотного администратора, проявившего свой талант в первой половине 1920­х годов, инициатора Манифеста «тридцатки», автора ряда научных работ («Родовое деление киргиз», «Краткий исторический очерк киргизского народа»), статей и выступлений по проблемам организации горно­кочевых хозяйств в Киргизии, трезвого идеолога, видевшего пагубность официального курса большевиков на диктат партии и полное игнорирование нужд народа и реалий 30­х годов.

Свои идеологические воззрения оппозиционеры попытались было выразить в «Программе» и «Воззвании», но они не получили распространения и общественного признания.

Тем не менее всего этого оказалось достаточным, чтобы создать уголовно­политическое «Дело о Социал­Туранской партии». Следствие тянулось почти год, применялись принудительные «особые меры» – допросы.

Измученный допросами, ожиданием неизвестности А.Сыдыков обращается с письмом к своим мучителям.

Документ написан карандашом на пожелтевших 3­х листах линованной бумаги.

«Разъяснительная записка в дополнение к моим показаниям

Вот уже б­й месяц, как я сижу в одиночестве (160 дней). Казалось бы, уже пора кончить мое дело и дать определенное наказание, согласно соответствующей статье революционного закона, но, однако, окончание моего дела тянется до сих пор.

…В своем разъяснении я останавливаюсь на следующих моментах:

1. Что я ни в какой другой к­p. организации не состоял, кроме той, о которой мною указано в ранее данных показаниях.
2. Напоминая о своей одиозности в условиях Киргизии прошу обратить внимание на то, чтобы не были сведены со мною личные счеты.
3. Что я попал в Киргизию по вызову тов. Абдрахманова.
4. Ввиду того, что уже я порядочное время (160 дней) сижу в одиночке, прошу ускорить окончание моего дела и определить наказание.
5. X. 1933 г. А. Сыдыков».

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В 1934 г. было вынесено обвинительное заключение по делу № 5630 «О националистической к­p. организации в Киргизии «Социал­Туранская партия (СТП)».

Сыдыков Абдыкерим обвинялся в том, что (документ приводится полностью):

1. С конца 1931 г. по день ареста 9. V. 1933 г. руководил действиями членов националистической контрреволюционной организации, именуемой «Социалистическая Туранская партия», которая своей конечной целью ставила выделение из Советского Союза Узбекской, Туркменской, Казахской, Киргизской и Каракалпакской республики и образование из них федеративно­буржуазного демократического государства. На первом этапе в своей деятельности организация ставила задачу отторжения от Советского Союз а Киргизской АССР посредством вооруженного восстания внутри Киргизии при помощи банд, оперирующих в Синьцзянской провинции Западного Китая и английского консульства в Кашгаре.
2. Лично Сыдыковым были привлечены к работе к­р. организации аксакалы рода «саяк» Чыныев Кукумбай, из рода Чирик Маакеев Чоршек, которые по указаниям Сыдыкова в Сталинском и Нарынском районах Киргизской АССР организовали к­p. группы до 250 человек, подготовленных к вооруженному выступлению летом 1933 г. и проводивших активную антисоветскую агитацию и срыв ряда сельхоз. политкампаний, то есть в преступлениях, предусмотренных ст. 58 П⁴ УК РСФСР.

В предъявленных к нему обвинениях по п. I сознался полностью, по п. II – виноватым себя не признал.

Обвинение было составлено Левшиным в Ташкенте, согласовано с нач. ООСАВО и П. П. Загвоздиным 3 – 9 января 1934 г., утверждено прокурором в Ср. Азии неким О. Вальбер… (нечеткая подпись)». 20. 01. 1934 г.

Дело перешло в суд. Абдыкерима Сыдыкова и его товарищей из Ташкента, где шло следствие, перевезли во Фрунзенскую тюрьму.

Всего по делу СТП было привлечено 23 человека. Шабданова Аджимана расстреляли, одного – точнее, одну женщину – Иманкулову Джумаль  – освободили, а 21­ому – дали различные сроки ИТР, от 10 до 3­х лет. При этом семерым – Сыдыкову Абдыкериму, Солтоноеву Джанеку, Курманову Султану, Сопиеву Турды Ахуну, Комбарову Мокке, Ахметову Мустафе, Кашимбекову Насреддину определили расстрел, который заменили исправтрудлагерем на 10 лет.

Сыдыков, Камбаров, Ахметов, Кашимбеков были отправлены 7 марта 1934 г. в г. Читу в Управление Ухт­ печлага ОГПУ для «содержания на особом учете».

Аджиман Шабданов после вынесения обвинительного заключения заседанием коллегии ОГПУ был расстрелян 28 февраля 1938 г. Его дело сдано в архив.

НОВЫЕ КРУГИ АДА

1937 год вызвал новый прилив репрессий. Политические лидеры Кыргызстана были арестованы как «враги народа» и к каждому из них потянулось обвинение, сплетенное из разноцветных нитей несуществовавших преступлений.

В феврале 1938 г. к делу А. Сыдыкова вернулись. Его снова привезли в Киргизию. Ему предстояло пройти еще через один круг адовых испытаний.

На последнем допросе 10 февраля 1938 г. Сыдыков заявлял:

«Я признаю себя виновным в том, что мною организована в 1931 г. группа киргизских националистов, выходцев из бай­манапской среды. Эта группа ставила перед собой цель организовать эмиграции в Синтцзян. В 1933 г. эта группа была разоблачена и репрессирована органами НКВД, в частности, я тройкой ОГПУ (…) в Средней Азии был приговорен к расстрелу, с последующей заменой 10 годами концлагерей…

Никогда ни в какой контрреволюционной националистической организации я не состоял, не считая организованной мной группы в 1931 году и мое участие в так называемой «тридцатке»…

И дрожащей рукой зелеными чернилами корявую (уже коряво!) подпись – «Сыдыков».

Здесь же ниже уверенные подписи двух допрашиваемых – оперуполномоченного НКВД Киргизской ССР Лебедева и сержанта Фиша.

Затем последовало уже последнее (!) обвинительное за ключение, датированное тем же роковым 10 февраля 1938 г., выписка из решения тройки НКВД Киргизской ССР.

А. Сыдыков обвинялся в том, что являлся одним из активных организаторов контрреволюционной алашор­ дынской националистической организации в Киргизии, впоследствии – СТП.

И последнее ПОСТАНОВЛЕНИЕ: «Расстрелять. Имущество конфисковать».

В этот же день его отправили в камеру смертников.

Приговор был приведен в исполнение 18 февраля

1938 г.

Итак, несмотря ни на какие злоключения, «Манас» так и не признал себя виновным.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Все дело о Социал­Туранской партии базировалось на допросах, отдельных показаниях и – редко – очных ставках. Никаких письменных, документальных доказательств, экспертиз и т. п. приведено не было. Все арестованные были политическими противниками открыто проводившегося курса партии на тоталитарный режим. Это – политические заключенные, участники борьбы за иной путь развития к социалистическому будущему. Они не успели оформиться организационно, выкристаллизовывались только идеи, хотя интуитивно разрабатывалась программа, вырисовывались цели и задачи партии, названной Социал­Туранской. Пусть идеи самой партии висели в воздухе, были загублены в зародыше, она имела под собой реальную почву и при других более благоприятных обстоятельствах вполне могла развиться в партию, альтернативную правящей в масштабах не только Кыргызстана, но и всего среднеазиатского региона.

А поскольку основным мотивом для суда и приговора были только личные признания обвиняемых и все материалы оказались строго засекреченными для исследователей до последнего времени оставалась и неясной дилемма: миф или реальность Социал­Туранская партия?

 

З. Ф. СОРОКИНА

ЗЛОВЕЩАЯ КАРУСЕЛЬ

Опубл. в газ. «Вестник правительства», № 5, февраль, 1992 г.

Отца Эрк Сыдыков обрел в свои 60 лет. В декабре 1991 года, когда в Бишкеке, в бывшем музее Ленина, открылась выставка в память жертв сталинских репрессий. Фотография Абдыкерима Сыдыкова открывает эту печальную экспозицию истории кыргызского народа. С той поры сын приходит к отцу почти каждый день.

– Теперь я лучше понимаю тех, кто часто посещает могилы родных. Место, где обрела покой душа отца, нашей семье, к сожалению, до сих пор неизвестно. Но я благодарю время и те перемены в нашем обществе, которые дали мне возможность хотя бы так встретиться с отцом.

Эрк потерял отца, когда ему был всего год. Остались несколько семейных фотографий – вот и все наследство. Годы не стерли память, хотя притупили боль. Может, с тем бы и смирился сын, если бы события не потревожили прошлое новой горечью.

В журнале «Пропагандист и агитатор Киргизстана», в трех номерах за 1989 год, была опубликована статья, обличавшая его отца – Абдыкерима Сыдыкова.

А недавно по сердцу больно резануло еще одно – перезахоронение останков 138 расстрелянных в лихую годину. Среди восстановленных имен отца не значилось. Где ж его могила?

Нет, Эрк не против того общественного внимания, какое было отведено этому процессу перезахоронения.

Думать иначе было бы кощунственно перед людьми, историей. Только почему из нее выпала целая веха – поколение интеллигентов, так же безвинно пострадавших от рук палачей в более ранние годы?

Вот под влиянием этого, в стремлении найти правду об отце и «заделался» Эрк Сыдыков в меру своих сил историком. Пусть останется добрая память о дедушке его внукам и правнукам.

ОТЕЦ

Абдыкерим Сыдыков родился на исходе прошлого столетия – в 1889 году, в семье манапа из рода солто в аиле Башкара­Суу, что ныне в угодьях совхоза «Аламедин» одноименного района. Всю недолгую жизнь Абдыкериму ставили в упрек его происхождение. Хотя именно благодаря достатку сумел он получить приличное по тем временам образование, постиг тайну священной арабской вязи, освоил азы Корана, научился читать и писать по­русски. Все это понадобилось, чтобы учиться в платной мужской гимназии в Верном – единственной на весь Туркестан.

С 1912 года он начал служить переводчиком в Пиш­ пекском уездном управлении. Службу нес исправно, как и поклялся на Коране «не щадить живота своего до последней капли крови». Был представлен к наградам. В 1914 году получил медаль в связи с 300­летием дома Романовых. Медаль эта, как и рвение в исполнении служебного долга, тоже представилась как отягчающие его «вину» обстоятельства. Будто бы поощрен он был не к упомянутой дате, а за участие в подавлении восстания 1916 года и расстреле 300 человек. Только много позже была установлена подлинная суть злополучной награды. Но об этом, как и о том, что А. Сыдыков не участвовал в подавлении восстания, так нигде в печати не было сказано ни слова. Хотя в свое время и прозвучало на пленуме Киробкома партии.

– Почему сегодня, с высоты прожитых лет, мы не можем оценить минувшие события здраво, поднять долгое время бывшие секретными архивы, рассказать всю правду потомкам? – терзается в сомнениях Эрк Абдыкеримович. – Чего было больше – добра или зла – от службы отца переводчиком? А кто отважится дать утвердительные заверения, что было бы лучше без этих добровольных связных между коренным населением и колониальной администрацией? Потери без них могли бы быть во сто крат больше. О Чокане Валиханове – царском офицере – снят прекрасный фильм, а на отца, кыргызского интеллигента – одни злые наветы. До каких же пор?

В негативном свете представлено его участие в Пишпекской организации партии «Алаш», хотя она несла в себе идеи освобождения и независимости. А. Сыдыков в эту пору был выдвинут уже заместителем уездного комиссара. Его деятельность по отделению Северной Киргизии из состава Джеты­Суйской и Сыр­Дарьинской областей и созданию самостоятельной Горной Киргизской области трактуется некоторыми историками как родоплеменное противоборство, личные амбиции в борьбе за власть. Но свидетельства истории говорят совсем о другом, если, конечно, руководствоваться одной лишь истиной.

В 1918 году А. Сыдыков вступил в партию большевиков. Эта дорога казалась единственной верной дорогой в светлое будущее для кыргызского народа. Его ли вина, что сегодня пересматриваются все былые ценности?

Тогда считалось, что в партию большевиков вступают лучшие сыны. Только сегодня мы поняли, что это не совсем так. С той и до недавней еще поры стояли у партийной влас ти люди, которые судили других, делили людей по сортам. Так как же так получается, что Абдыкерим Сыдыков и тогда не попадал в число лучших, и иыне не в чести?

Его исключали из партии четырежды. В первый раз – сняли на посту председателя Джеты­Суйского облисполкома. Сразу же отозвали в распоряжение ЦИК Туркестанской АССР. В Семиречье он встретился с молодым красноармейцем Юсупом Абдрахмановым, позднее – председателем Совнаркома Киргизской АССР, о котором ныне много и вполне заслуженно пишет республиканская пресса. В 1933 году Абдрахманов с трибуны пленума Киробкома партии назвал опального Абдыкерима Сыдыкова своим учителем. Имелось в виду, конечно, – по началам партийной работы. Ему этого опрометчивого высказывания не простили. Ведь в то время учитель был один на всех – Сталин. И Абдрахманову ничего не оставалось делать, как признать, что он не разглядел в Сыдыкове попутчика революции, для которого доминирующий вопрос – национальный.

Если б даже так – что в том плохого? Современная кыргызская интеллигенция делом чести считает для себя отстаивать идеи независимого суверенного государства.

Кстати, А. Сыдыков – один из создателей газеты – «Эркин­Тоо» – тоже проводит эту мысль в своих статьях, опубликованных в первых ее номерах.

Имя А. Сыдыкова связывается и с так называемой ­«тридцаткой». Столько советских работников в 1925 году обращалось в ЦК РКП (б) и Средазбюро с осуждением стиля и методов работы Киробкома, который мелочно опекал соворганы, самолично решал кадровые вопросы, вмешивался даже в такие вопросы, как распределение квартир. Все мы знаем, что так было всегда, и в недавние годы – тоже. Вот и откровенное резюме автора статьи в «Пропагандисте» говорит об этом же: «В письме «тридцатки» проявляется непонимание авторами или нежелание понять, что кадровый вопрос всегда был и остается прерогативой партийных органов». Сегодня все мы знаем, к каким печальным последствиям это всевластие привело. А ведь передовые люди уже тогда били в набат.

За годы высылки из Фрунзе в Ташкент А. Сыдыков написал ряд научных трудов. Среди самых значитель­ ных – «Краткий очерк развития киргизского народа» и «Родовое деление киргиз». Пб отзывам ученых, они не потеряли своей значимости и сегодня, хотя наука шагнула далеко вперед.

Но вот А. Сыдыкова позвали на работу в отчий край. В 1932 году ему, беспартийному изгнаннику, предложили должность заместителя председателя Госплана. Для переезда с чужбины семье выделили целый вагон. Хотя надобности в нем у Сыдыковых не было. Всего­то богатства нажили – пару чемоданов с бельем да связки книг. Семья была рада возвращению на родину. Но радость, к сожалению, была недолгой.

Драматический период жизни А. Сыдыкова в отчем крае, от которого он не однажды отлучался, был связан далее с созывом учредительного съезда Советов, который должен был официально провозгласить образование Кара­Киргизской АО в составе РСФСР. Тревогой о кыргызском крестьянстве было проникнуто выступление Сыдыкова. Поскольку многие из них толком еще не понимают смысла сельхозкооперации, говорил он, то начать необходимо с европейского населения, как наиболее подготовленного к новым формам хозяйствования. Это что, и есть оголтелый национализм?

9 мая 1933 года А. Сыдыков был осужден «тройкой» на 10 лет лагерей. Развязка приближалась. В Киргизию был спущен план истребления – 10 тысяч врагов народа. Начались повальные аресты. В сети попадали и те кто еще вчера считал себя судьей.

18 февраля 1938 года в 2 часа ночи он пал жертвой сталинских репрессий. Было ему 49 лет.

Странно что зная день и час расстрела, органы ГПУ «запамятовали» место, куда сбрасывали трупы убиенных.

28 июня 1958 года А. Сыдыков был реабилитирован посмертно.

Гражданская реабилитация прошла тихо, незаметно. В очерках по истории Компартии Киргизии, несмотря на их переиздания, продолжали писать о А. Сыдыкове и его соратниках как о врагах народа.

Компартия обанкротилась. Однако ее историю не вычеркнешь из общей истории народа. Будем надеяться, что теперь и в учебниках, и в монографии ученых будет отражена подлинная роль невинно загубленных. Это волнует не только Эрка Сыдыкова. Всех, чьи родные и близкие годами ждут восстановления справедливости.

СЫН

Об отце маленький Эрк впервые по­взрослому осознанно заплакал, когда его самого не приняли в пионеры. Сыну «врага народа» не положено быть среди передового отряда школьников.

Потом, в 25 лет, ему по той же причине отказали быть в партии Ленина. И только после реабилитации отца его признали достойным вступить в ее ряды. Знал бы, с кем придется шагать в одной шеренге, может, Эрк и не стремился бы в КПСС всей душой. Но тогда его сознание еще не постигло всего трагизма случившегося с отцом.

Судьба сыграла с ним ту же злую шутку, что и с отцом. Стараясь быть максимально полезным своему народу, обществу, он умом и талантом поднялся до определенных профессиональных высот, а в конечном итоге оказался на обочине жизни.

Эрк Сыдыков – первый среди кыргызов инженер связи. Первый кандидат технических наук. Заслуженный связист Республики Кыргызстан. Выпускник Московского института связи и ленинградской аспирантуры, автор ряда интереснейших научных трудов и практических изобретений, которые и поныне широко внедряются на мощных радиоцентрах бывшего Союза. Он, проработавший в системе связи более 40 лет, теперь элементарно загнан в угол. Должность, которую он сейчас занимает – главный инженер госинспекции электросвязи, если исходить из интересов дела – высота не для классного специалиста в области радиосвязи и радиовещания. Богатый опыт и знания здесь просто не находят применения. А ведь силы еще есть, есть огромное желание работать, приносить пользу.

Более десяти лет он проработал заместителем министра связи республики. Сколько за это время построено линий связи АТС, жилья, как развита высокогорная радиорелейная сеть! И все – прахом. Нет, все живет, действует. Но увы, как бы отдельно от высококлассного специалиста Сыдыкова.

– Эрк Абдыкеримович, вам осталось всего ничего до пенсии, – пытаюсь я хоть малость утешить этого полного сил и энергии человека. И мне становится стыдно. Ведь видно ж без слов, что была бы возможность, он в состоянии еще горы свернуть. И негоже списывать в запас до срока подобных ему «стариков».

В биографии Э. Сыдыкова нет никакой загадки. Если сказать коротко: просто не пришелся ко двору. Про таких обычно говорят: лезет не в свое дело. Вот и его бес попутал. Увидел как­то, еще в застойные годы, в списках на Госпремию совсем не те фамилии, которых следовало бы внести, и взбунтовался. Ну и получил. Сидит теперь вот на этой незавидной должности.

Про беса – это мои слова. А Эрк Абдыкеримович рассуждает иначе.

Против совести никогда не шёл и не пойду. Счастлив, что перед богом и людьми не грешен. Пусть и приходится нести тяжкий крест. К слову сказать, обидчиков моих тоже судьба не балует – кто уж отошел в мир иной, на кого несчастья скопом валятся. Нет, боже упаси вас подумать, будто я ищу возмездия. Пусть живут, как умеют. Время само все расставит по местам.

Единственное мое желание – чтобы полностью, во всеуслышание восстановили доброе имя отца, его сподвижников, старшее поколение. Не надо к истории подходить с конъюнктурными целями, описывать ее с какого­то более позднего отрезка, предав забвению тех, кто, страдая, шел впереди.

За выставку, конечно, спасибо. Но почему бы не открыть пантеон памяти, чтобы перечислить всех поименно? Желательно в том же бывшем музее Ленина, где теперь разместился исторический. А можно имена почти 10 тысяч жертв сталинских репрессий высечь на плитах у памятника Борцам революции по Ленинскому проспекту. Территория позволяет. И ходили бы сюда не только родные и близкие погибших, но и молодежь, все граждане республики, ее гости. Не то что сейчас.

Впрочем, это мои предложения. Главное – была бы поддержка идее, а воплотить ее при нашей общей заинтересованности труда не составит. И больших затрат из бюджета не потребуется.

 

ВЫСТУПЛЕНИЕ В ПРЕНИЯХ ПО ДОКЛАДАМ НА УЧРЕДИТЕЛЬНОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ КАО

Речь А. Сыдыкова в прениях по докладу председателя особой комиссии ВЦИК  по землеустройству на I учредительном съезде советов Кара-Киргизской АО 26 марта 1925 г.

Доклад тов. Серафимова чрезвычайно серьезный и чрезвычайно сложный, над которым приходится задумываться и который занимает умы всех коммунистов, ибо землеустроительная работа связана с нашей экономической и политической стороной в тех районах, где проводилась эта земельная реформа.

Тов. Серафимов отметил три основных факта: во­ первых, историческую сторону – почему нужно было провести земельную реформу, ввиду колониальной политики старого правительства. Затем он отметил относительно некоторых шероховатостей, неумелого подхода по практическому проведению земельной реформы и, что наша задача заключается в том, чтобы выпрямить все эти шероховатости, раз и навсегда поставить правильно работу по отношению этого землеустройства. Вот и я хочу сказать по этим пунктам следующее.

Товарищи! Поскольку земельная реформа вызывала революционный энтузиазм коренной бедноты, поскольку земельная реформа дала возможность выявить политическую физиономию (таковой), поскольку та же беднота, которая устроена на земли в готовых поселках, на готовом инвентаре, она должна стремиться к увеличению производительности, к укреплению завоеванных земельной реформой своих наделов. Мы замечаем, что в данное время, в данный момент совершенно не такое явление, которое мы ожидали. Нам нужно на этом съезде, чтобы все эти шероховатости, все наши ошибки мы могли бы исправить в будущем, могли бы исправить наши сельскохозяйственные отрасли, могли бы увеличить нашу производительность.

Тов. Серафимов упомянул – почему у нас такая дефицитность, что вот в Кара­Киргизской области имеется чуть ли не 75% дефицитности. Это объясняется тем, что наше сельское хозяйство разрушено, что производительности не замечалось в период земельной реформы и в период гражданской войны и проч. Теперь приходится нашими общими усилиями стремиться к тому, чтобы поднять наше сельское хозяйство, обрабатывать нашу землю, чтобы мы достигли посевной площади по крайней мере довоенного времени, а по Кара­Киргизии она определяется  от 550–600 тыс. десятин.

Дальше, товарищи, самый серьезный вопрос – это урегулирование взаимоотношений русской и туземной бедноты. Мы сейчас обратно заняли те земли, которые захватили, после ухода кара­киргизского населения в китайские пределы, русское население и этим самым в некоторой степени устроили вернувшихся беженцев, большинство которых еще не устроено. Но мы увлеклись той революционностью, которая была еще вначале земельной реформы, не приняв во внимание новых условий нэпа. Поскольку мы должны заботиться об увеличении некоторых необходимых отраслей нашего сельского хозяйства, постольку же мы должны заботиться об увеличении всех видов сельскохозяйственных отраслей, без различия национальностей. Поэтому для урегулирования взаимоотношений нам приходится серьезно подумывать о том крестьянском населении, на которое до сих пор не было обращено достаточного внимания со стороны землеустроительной комиссии, со стороны партии, со стороны Советской власти. Но обращая на это внимание, мы должны избежать тех случаев, какие наблюдались до сих пор, что помимо наших властей, даже среднеазиатских, мы вынудили целый ряд ходоков – русских крестьян обратиться непосредственно в Москву. Товарищи! Особая комиссия Президиума ВЦИК должна урегулировать эти недоразумения и сгладить шероховатости землеустроительных работ.

Поскольку это так, постольку мы настоящим съездом должны принять решительные меры к тому, чтобы ни один голос крестьянина непосредственно из поселка не был слышен в Москве, помимо местных властей. Поэтому задача землеустроительной комиссии заключается главным образом, в первую очередь, в устройстве остающихся безземельных крестьян, но не путем вселения их в те поселки, которые фактически заняты туземной беднотой, а путем наделения, в первую очередь, неимущих земельными наделами, обеспеченными и водой и прочими благоприятными условиями.

Дальше, товарищи, нужно отметить еще один факт, что население в наших поселках в недостаточной степени обрабатывает данную им землю. Зачастую оно укочевывает вместе со скотоводами, бросая свои земельные наделы. Это нерационально! Кто сидит на месте, тот и должен заниматься обработкой земли, ибо тогда каждый батрак, каждый бедняк будет заниматься обработкой той земли, которая ему нарезана. Только тогда мы сможем и себя обеспечить, а потом, обеспечив себя, сможем обеспечить и обслуживать интересы «государства путем внесения налога и путем пополнения бюджета всего нашего Союза.

Итак, товарищи, из доклада мы видим, что еще не­ землеустроенного крестьянского населения сейчас насчитывается до 5,5 тыс. домохозяев, что в среднем составляет 20–23 тыс. душ. Об этом приходится задумываться очень серьезно, ибо без устройства этих земельных крестьян мы не сможем завоевать симпатий бедняцкого, середняцкого слоя крестьянского населения.

Дальше, товарищи, самый главный недостаток у нас – это совершенное отсутствие учета, особенно в Ферганской части не имеется никаких данных, сколько посевных площадей под зерновыми злаками, сколько под хлопком нам приблизительно известно. Но заявление товарищей ферганцев о том, что им не попадает из целевого кредитования ни копейки и оно целиком направляется в Джеты­Су, – имеют под собой основание. Во­первых, недавно, только что оформившаяся самоопределившаяся Кара­Киргизская автономная область, созданная из час тей: Ферганской, Сыр­Дарьинской и Джеты­Суйской областей и, во­вторых, основанием главным образом служат быстрое и резкое перенесение нашей столицы из центра в Пишпек. Вот, ряд таких объективных данных – оторванность связи, неналаженность нашего транспорта – все это в совокупности не дает возможности собрать те сведения, которые нам нужны для хозяйственного баланса. Расход на эти мероприятия нужно испросить в порядке целевого кредита.

Поэтому, товарищи, наша основная задача данного съезда заключается сейчас в урегулировании русско­туземных взаимоотношений путем устройства безземельных крестьян и путем устройства туземной бедноты с тем условием, чтобы осевшее на землю население укрепилось и производило там работу и таким путем мы достигнем нашей производительности довоенного времени от 550 до 600 тыс. десятин посевов.

Публикуется по тексту стенограммы Первого учредительного съезда Советов Кара- Киргизской АО. Основание: ЦГА Республики Кыргызстан. Ф. 20. On. I. Д. 15. Л. 34–38.

Речь А. Сыдыкова в прениях по докладу

С. Чукина и Г. Г. Гросса о сельскохозяйственной кооперации на I учредительном съезде советов Кара-Киргизской АО 28 марта 1925 г.

Товарищи! Я хочу сказать несколько слов по существу отчетного доклада сельскохозяйственной кооперации Пишпекского округа. Многие товарищи выступали о том, что Пишпекская кооперация не обратила внимания на Ошский и Джалал­Абадский округа. Я, как представитель Кара­Киргизской области и как активный участник в распределении кара­киргизской доли со всеми органами, со всеми наркоматами быв. Туркреспублики, могу дать следующую справку. Ошский округ имеет совершенно самостоятельный кредсельсоюз под именем «Кугарту». В дележе кооперативного фонда принимали участие и товарищи Ферганы, и товарищи джалал­абадцы кара­кыргызы. Кооперативный фонд распределен равномерно. В этом отношении те нападки, которые делают некоторые товарищи из Джалал­Абада, сделаны неправильно. Это объясняется тем, что они не в курсе дела.

Дальше, товарищи, вся беда заключается в том, что наши товарищи кара­кыргызы не могли проявить самостоя тельности с самого начала при распределении. Причем, при распределении принцип был такой – распределить кооперативный фонд не по количеству населения, не по территориальным признакам, а по принципу кооперативных сельскохозяйственных товариществ, численности кооперации.

Ввиду того, что у нас в Кара­Киргизии не было никаких хозяйственных кооперативных товариществ, то лишь незначительная доля из кооперативного фонда попала к нам – меньше, чем другим нацреспубликам.

В этом отношении наиболее активное участие принял Узбекистан, который хорошо организовал дело. В Узбекистане имеется гораздо больше кооперативных организаций и членов кооперации. Поэтому па долю Узбекистана попало гораздо больше из кооперативного фонда, чем Кара­Киргизии. Кара­Киргизия занимает чуть ли не последнее место по своей неорганизованности., Из этого следует, что нападки некоторых товарищей, которые делаются на состав теперешнего Сельхозбанка, по­моему нисколько не обоснованы.

Дальше, товарищи, тут есть главное – съезд должен выявиться по принципиальному вопросу по линии теперешней, которую Сельхозбанк желает осуществить. Дело в том, что Сельхозбанк сейчас думает, и в этом отношении приняты некоторые мероприятия в укрупненных кооперативных районах, объединить несколько первичных кооперативов, снабдить их и денежными и товарными ресурсами от укрепленной кооперации. Последняя также должна непосредственно снабдиться деньгами от Сельхозбанка. В условиях оторванности Кара­Киргизии, в условиях отсутствия Всекобанка, мне кажется, что это совершенно нерационально. Кооперацию следует применить в европейской части населения, где все­таки они сидят близко друг к другу, люди там сознательные и понимают кооперацию. По всем соображениям кара­киргизское население не отвечает интересам этой мелкой кооперативной сети. Получилось бы так, что кооперативная организация не могла бы самостоятельно снабжаться от своего укрепленного района, от Сельхозбанка как через посредство Кредсельсоюза. Поэтому мое мнение, в условиях Кара­ Киргизии раз и навсегда отказаться (от районной сети кооперации), а дать возможность первичной кооперации непосредственно снабжаться, без всяких лишних тех или других организаций, через Кредсельсоюз и другие банки.

Публикуется по тексту стенограммы Первого учредительного съезда Советов Кара-Киргизской АО. Основание: ЦГА Республики Кыргызстан.

Ф. 20. On. 1. Д. 15. Л. 125 – 126.

ЗАЯВЛЕНИЕ «ТРИДЦАТКИ»

ЦК РКП (б), Национальный Совет Средазбюро ЦК РКП (б), Киробком партии

Программный документ оппозиционеров официальной политики, проводимой партией в Кыргызстане в середине 1925­х годов.

Организатором и основным автором документа являлся А. Сыдыков.

«Национальное размежевание Средней Азии и создание Автономной Киргизской области должно было внести единство среди киргизского народа, постепенно ликвидировать родовую вражду и все те группировки, которые создались, как следствие долгих лет колонизационной политики, проводимой царским правительством на далекой окраине в двух направлениях: первое – явная поддержка байско­манапских элементов и второе – постепенное русифицирование Туркестана. Национальная политика Коммунистической партии и Советской власти имеет совершенно другие тенденции, для осуществления каковых требуются правильные и твердые линии руководящего областного органа в лице Обкома РКП (б). Эта линия должна была сказаться, прежде всего, в изжитии взаимной недоговоренности среди партийного актива из местных работников и создании полного батрацкого бедняцкого ядра около советских органов особенно в кишлаке, ауле и деревне. Параллельно с этим была слабо выявлена линия выдвижения работников из низов и необходимая в наших условиях планомерная коренизация с переводом делопроизводства на киргизский язык.

С самого начала работы Обкома РКП (б), избранного на 1­ой Учредительной Конференции, партийный советский аппарат строился по групповому принципу близости и личной связи того или иного работника с руководящей верхушкой Обкома. В результате этой линии в работе не только не была внесена твердость и ясность и необходимость оздоровления взаимоотношений, но еще больше разгорелась как внутрипартийная групповая борьба, так и особенно родовая борьба в массах, что вносило полное разложение в работу и в лучшем случае топтание на месте. Вместе с тем явно выявилась линия игнорирования целого ряда коренных работников, достаточно опытных, знающих прекрасно местные условия работы и могущих быть полезными партии и Советской власти в проведении правильной линии на местах. Этот декрет в работе был хотя бы частично компенсирован выдвижением новых работников по деловому принципу. В результате этих мероприятий создалось чрезвычайное обостренное политическое положение, доходящее на местах до открытых столкновений. Естественно, что такая обстановка не могла и не может способствовать планомерному строительству и экономическому укреплению Киргизии.

Основным вопросом, определяющим взаимоотношения между коренным и пришлым европейским населением, является, безусловно, вопрос земельный. Признавая абсолютную правильность линии взятой нашей партией в разрешении этого больного вопроса, нельзя не остановиться на том, что это преломляется в решениях Киргизского обкома РКП; недопустимая ни при каких условиях реставрация земельных отношений, имевших место до земельной реформы, начинает иметь место, т.е., проскальзывает намерение водворить выселенных в порядке земельной реформы на их старое местожительство. В результате это может создать новое обострение национальных взаимоотношений и свести на нет разультаты аграрной революции. Отвергая в корне эту реставрационную политику руководящей части Обкома, мы всецело поддерживаем полное равенство коренного и европейского населения при проведении планового землеустройства, имея в виду устроить в первую очередь в порядке землеустройства безземельные группы населения.

Специфические условия хозяйственной работы в условиях Киргизии требуют прежде всего знакомства с экономикой Киргизии, что не всегда учитывается руководящим ядром РКП при назначении товарищей в Госхозорганы, в результате чего никакой продуктивности и планомерности в работе не замечается. Нуждаясь во ввозе капитала для развития местной экономики, мы имеем совершенно иные капиталы, отошедшие к нам по размежевании, остались в Средне­Азиатских Торгово­Промышленных предприятиях, что естественно создает тормоз для развития нашего сырьевого дела и торговли.

Кроме того, в сильнейшей мере дает себя чувствовать мелочная опека и вмешательство руководящей власти Обкома даже в техническую работу Советского аппарата, что полностью парализует и подрывает авторитет перед широкими трудящимися массами, ни в какой мере не наблюдается разграничение в работе советского и партийного аппарата, так как Обком занимается всеми вопросами, включая до выселения из квартиры. Постановления партийных съездов и конференций о строгом разграничении советской и партийной работы ни в какой степени не соблюдаются. Имели место случаи вызова отдельных специалистов в Обком и дачи им задания, минуя завотделами, что, конечно, подрывает авторитет этих товарищей перед беспартийными служащими. Беспорядочные и часто случайные распоряжения Обкома РКП по советской линии парализуют планомерность в работе диктуемую интересами производства.

В итоге слабости советского аппарата на местах создается широкая возможность в проведении всякого рода поборов принудительного характера, что, конечно, подрывает авторитет партии и Советской власти среди населения и может повести к срыву налоговой кампании.

Просвещение широких трудящихся масс является необходимейшим элементом экономического развития киргизского народа. Этот факт не в достаточной степени учитывается руководящей верхушкой и никакой планомерности в деле народного образования не имеется.

Исходя из всего вышеизложенного, мы, члены РКП, считаем в дальнейшем невозможным продолжение данной линии руководящего ядра Обкома и предлагаем нижеследующие мероприятия:

1. В целях изжития внутрипартийных группировок необходимо строить советский и партийный аппараты, исходя из делового принципа.
2. Должно быть отброшено построение аппарата по групповому принципу.
3. Прекратить всякие гонения в какой бы форме они не проявлялись.
4. В отношении руководства советской работой необходимо бросить мелочную опеку, давая лишь руководящие указания советским органам.
5. Необходимо поставить советские органы в такие условия работы, что гарантировало бы максимум продуктивности в таковой: это может быть достигнуто при деловой планомерности и отсутствии дергания, наблюдавшегося в настоящее время.
6. Областной Исполнительный Комитет должен быть поставлен в такие условия, что гарантировало бы ему авторитетность, это может быть достигнуто при поддержке Исполбюро Обкома и невмешательства такового в практическое проведение партийных директив.
7. Указанные условия только могут гарантировать правильность планомерной и нормальной работы области.
8. Если настоящее руководящее ядро Обкома, не могущее учесть местную обстановку и наущающее постановления съездов, конференций и циркуляры ЦК РКП, не будет заменено, то мы требуем отзыва всех нас от занимаемых должностей, дабы не взять на себя ответственности за дальнейшее развитие событий в Киргизии.
9. Председатель Облисполкома Киргизской Автономной области, член ВЦИКа и ЦИКа СССР УРАЗБЕКОВ.
10. Заместитель Председателя Облисполкома Янгулатов, Артыкбаев, Убханов, Алимбеков, Худайбергенов, Асылбеков, Зульфибаев, Ниязов, Чукин, Ташматов, Арабаев, Мурат Алинов, Уралинов, Чонбашев, Султанаев, Кулумбаев, Дербишев, Назаров, Шамуратов, Булекбаев, Тюлькибаев, Ашуров, Джумагулов, Касымов, Тохта, Була, Тюлегабулов, Сманов, Чимжиев, Садыков, Айдарбеков, Муратов».

10–12 июня. 1925 г. г. Пишпек.

 

А. СЫДЫКОВ

КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ КЫРГЫЗСКОГО НАРОДА^[1]

В докладе, изложенном в виде кратких тезисов, автор предстает перед нами как высокоэрудированный и увлеченный исследователь, патриот своего народа. Опираясь на труды своих именитых предшественников – тюркологов и собственные наблюдения, он попытался охватить все стороны жизни кыргызского народа – его историю, уходящую вглубь веков, устные народные предания, организацию общественной жизни кыргызов, последствия русской колонизации и связанные с этим негативные моменты и тенденции в развитии, рассматривает институт манапства, роль женщины в кыргызском родовом обществе, показывает отличие кыргызов от казахов, что было связано с невозможностью слияния этих народов в рамках одного государственного образования под эгидой казахов, приводит интересные сведения о кыргызской диаспоре за рубежом.

Материал выгодно отличается от тех заштампованных и заидеологизированных работ по истории, которые заполнили в это время страницы газет, журналов и научных изданий.

Сведения и выводы автора не потеряли своего научного значения и сегодня.

1. Кыргызы – самостоятельная народность, отличающаяся от других тюркских народностей, населяющих Среднюю Азию,(в том числе и от казахов, с которыми их ранее объединяли), но связанная с ними происхождением от родственных древних племен.
2. Кыргызы существовали как самостоятельный народ до Рождества Христова (РХ). Особенные географические условия (неприступные горные районы, избранные ими для кочевок) и исторические причины способствовали тому, что они сохранили почти в первобытной чистоте свой племенной тип, язык, обычаи и нравы.
3. Основными моментами в истории киргизского народа являются следующие события:

а) В глубокой древности кыргызы, известные китай­

цам под двумя названиями «Ки­ли­цзы» и «болу» или «буду», составляли самостоятельное государство Гянь­ Чун, но в период II и I вв. до Р. X. были подчинены Хуинам и составляли западную часть Хуннских владений.

б) Состоя под властью хуннов, Гянь­Чун перемеща­

лись с динлинами – народом тунгусского, а подругим данным, – монгольского происхождения, обитавшим на юге нынешней Енисейской губернии. Вследствие этого смешения Гянь­Чун исчезли и племена эти стали называться «Хагас».

в) В политическом отношении хагасы к концу VI в. составляли сильное государство, по обширности занимавшее второе место во всей северо­восточной Азии: на восток до Байкала, на юг – до Тибета, т.е., занимали весь Восточный Туркестан.

г) У мусульманского писателя Ибнахардаби имя народа Хагас заменяется названием «кыргыз», откуда можно заключить, что слово «хагас» есть не более, как китайская транскрипция слова «киргиз».

д) Кыргызы под названием «хагас» обитали до XVI  в. по Енисею, а кыргызы, под названием «буду» жили, примерно на теперешней территории.

е) В XVI в. Енисейские кыргызы совершали беспрерывные набеги то на русских, то на монголов. Позднее, в конце XVI в., кыргызы под давлением монголов и русских переселились на южную сторону Тянь­Шаня, смешавшись с местными кыргызами «булу» и распространили свои кочевья до Андижана и Кашгара, сохраняя свою склонность к набегам.

4. Некоторые историки полагают, что все кыргызы раньше жили в верховьях Енисея и лишь впоследствии заняли теперешнюю территорию; другие полагают, что кыргызы искони жили на теперешней территории. Сторонником первого мнения является Бартольд, второго – Голубев. Вот что говорит Бартольд: «Кыргызы, примерно в X в. жили в верховьях Енисея, куда к ним, по китайским известиям, еще в XIII веке каждые три года отправлялись из Кучи арабские караваны с шелком. Торговые сношения сблизили кыргыз с арабами, карлуками и тибетцами; возможно, что теперь кыргызы вступили в качестве союзников карлуков против тогуз угузов и заняли часть Семиречья, своей теперешней родины. Во всяком случае главная масса кыргызов переселилась в Семиречье значительно позже. Если бы кыргызы жили в Семиречьи уже в эпоху караханидов, то они несомненно приняли бы ислам в X или в XI вв.; между тем, они еще в XVI в. считались язычниками».

Замечая, что деление на два крыла имеет соотношение к движению народа, как завоевательной армии, Голубев полагал, что кыргызы не могли идти на свои нынешние кочевки с севера, потому что в таком случае их правое крыло (он) было­бы на западе, а не на востоке, как оно оказывается; поэтому он приходит к заключению, что кыргызы не пришли из истоков Енисея, а искони составляли особый народ тюркского языка, обитавший в местах, где поныне кочует. Эти две разноречивые точки зрения можно примерить соображением, что основная часть кыргыз жила на нынешней территории, главным образом: он – правое крыло, – которое китайцы в свое время называли «болу» – или «булу»; а сол – левое крыло – пришло из Енисея; тогда расположение по крылам будет соответствовать действительности; он – занимает восточную часть нынешней территории, а сол – западную.

5. Являются ли кыргызы отдельным родом казаков или же самостоятельным народом, наиболее сохранившим свой первоначальный тип и характер? Казаки по этническому составу своему принадлежат к тюркскому племени и представляют собой пеструю смесь довольно разнородных ветвей этого племени, перемешанных с самыми разнообразными народностями в течение многовекового кочевания в степях.

Кыргызы, напротив, отличаются гораздо большой однородностью и цельностью типа.

6. Видимые отличия кыргыз от казаков, зафиксированные антропологическими измерениями, заключаются в следующем: а) больший, чем у казаков, рост (164 сант. у казака, 167 сант. – у кыргыза), следовательно – у киргиза – рост выше среднего, а у казаков – ниже); б) более длинноголовое строение черепа, чем у казаков; в) более узкий лоб и значительно большой скуловой диаметр.
7. По определению Чокана Валиханова (по происхождению казака), эти два рода – кыргызы и казаки – отличаются по языку, происхождению и обычаю. «Даже в физиономиях кыргыз есть что­то своеобразное, не казакское». Из «Опыта выяснения этнического состава казаков в Большой Орды и кыргыз» Н. А. Аристова видно резкое различение по родам и костям, а также антропологическим признакам.
8. Из изложенного определенно можно вывести, что как кыргызы, так и казаки – совершенно самостоятельные народности. В то же время не приходится отрицать, что между киргизами, казаками и узбеками есть родственная связь, точно также, как и между прочими тюркскими народностями Средней Азии.
9. Отличительной чертой кыргыз является любовь к поэзии и умение излагать свои мысли не только ясно, но и изящно и красноречиво. Отсюда – высокое развитие устной народной литературы, отличающейся богатством и разнообразием и слагающейся из пословиц, загадок, выраженных в стихах различного характера (колыбельные, любовные, свадебные, похоронные, хвалебные и т. п.) заклинаний, легенд, сказок, былин и др. произведений, главным образом, лирического и эпического содержания. Предметом лирического произведения являются обыкновенно чувства и страдания влюбленных, описания природы, внешних и внутренних качеств героев и героинь и т. п.
10. Эпические произведения содержат описание подвигов богатырей (батыр) и былой жизни кыргыз, причем некоторые из них имеют историческую подкладку.

Обширный цикл былин у киргиз посвящен подвигам восточного вождя Манаса­Семетея.

В «Манас­Семетее» описывается с достаточной яркостью быт и жизнь восточных народов за тысячу лет тому назад, с указанием географического расселения этнографических и культурно­бытовых особенностей этих народов, в том числе и кыргызского народа.

«Манас­Семетей» дает богатые и разнообразные сведения об истории народов Востока вообще, а в частности о народностях – узбеках, кыргызах, относя их к 90 разным племенам, причем 40 племен из них относятся к киргизам, 30 племен – к казакам и 20 племен – к узбекам, с указанием названия этих родов и занимаемой ими территории.

«Манас­Семетей» отличается богатством и чистотой подлинно кыргызского языка. Вообще Манас­Семетей своим весьма интересным содержанием имеет огромное значение в истории народов Востока.

Герои кыргызских былин обладают огромным ростом и необыкновенной силой, колоссальным аппетитом и др. сверхъестественными качествами; они сражаются без устали целые дни.

11. Сказки чрезвычайно многочисленны и разнообразны по содержанию. Произведения народного творчества не рассказываются, а поются особыми песнями под аккомпанемент струнных инструментов – чертмек (балалайка) и комус (скрипка).
12. Кыргызская женщина пользуется большой свободой сравнительно с женщинами мусульманских народностей Туркестана. Она не закрывает лицо, принимает участие в общей беседе и в празднествах. В семье кыргызка, играя подчиненную роль, имеет тем не менее большое значение, так как все хозяйство находится у нее в руках. Кыргызская женщина играет одинаковую роль с мужчиной в некоторых случаях. Нередко бывали случаи, что кыргызская женщина руководила политической и хозяйственной жизнью киргиз. Примером может служить Алайская царица Курманжан­датка, которая самостоятельно правила и руководила Алайскими киргизами.
13. Зарубежные кыргызы. Кыргызы в довольно солидном количестве проживают на территории Китайской Республики. Кочевое население Кашгарии составляют кыргызы, населяющие горную полосу, окаймляющую Кашгарию. К югу от Иркештама, к юго­западу и к югу от Кашгара в районах – Яркентском, каргалинском, Кулинском, Хотанском до урочища Кызыл­Кия, живут 4 волости из родов – кесек, найман, теит, кипчак. Приблизительно 60.000 душ.

В Уч­Турфане 5 волостей, в Аксуйском районе – 12 волостей, в кучаре – 5 волостей населяют кыргызы, преимущественно из родов – чон багыш, чирик. По словам китайского подданного гр. Абдуллы, в каждой волости имеется по 3.000 кибиток, а в 22 волостях 66. 000 кибиток – 66. 000 кибиток к 5 – 330. 000 душ. В Кульджинском районе на урочище Текес проживает одна волость кыргызского населения, численностью, приблизительно, 15. 000 душ из рода «болу». Итого в Цинзянской провинции проживает 345.000 душ.

В Афганистане проживают в достаточном количестве кыргызы из рода катаган, причисляющие себя к племени «саяк».

Во главе катаганского рода некогда был Хан Кошой; в то время катаганы жили в Атбашинском районе около Чон­Тюбе, где в данное время сохранился исторический памятник Кошой – коргон. Через несколько поколений во главе катаганского рода оказался хан Турсун, которого в истории называют Турсун­Мухамедом. Во время боя с казанским ханом Ишимом, катаганы были разбиты на голову и обратились в бегство; большинство из катаганов нашли приют в Кундусе, на Афганской территории, где поныне и проживают. Часть катаганов в данное время имеется в Узбекистане и среди кураминского населения, а также в Кыргызстане в Курман­Ходжинской (быв. Загорной) волости.

Кроме того, в Афганистане проживают кыргызы следующих родов: кесек, найман, теит, кипчак.

Таким образом зарубежные кыргызы составляют в 2­х государствах Цинзянской провинции Китайского Государства и Афганского Правительства довольно таки внушительное население, что заслуживает большого внимания в политическом отношении.

14. Род – та общественная группа, в которой у кочевника сосредоточивается вся социальная и экономическая жизнь, образуется как путем естественного нарождения, так и под влиянием политических и экономических факторов и личных качеств родоначальников. Подвиги личной храбрости и предприимчивости выдвигали некоторых из них, создавая им громкую известность и заставляя иногда весь кыргызский народ прислушиваться к их голосу. К числу лиц, имевших большое влияние на управление родами, относились бии – выдающиеся народные судьи, и богатыри – воины, выделявшиеся своей храбростью и предприимчивостью из среды народа. Чем больше выдвигались они своей мудростью или энергией, тем большим авторитетом пользовались как в пределах, так и иногда далеко за пределами своего рода и племени при решении различных общественных дел.
15. Родовой быт своеобразно сочетался у кыргыз с зачатками деления на сословия. Перед приходом русских кыргызы жили в условиях патриархально родового быта. У кыргыз была своя особая аристократия в лице манапов «лучших людей», происходящих от целого ряда биев. Но ни один манап не производил свой род от Чингиз­Хана. Звание манапа было наследственным, но с известным ограничением: тот манап, который ронял свой нравственный престиж или впадал в бедность, переставал быть манапом.
16. Русская колонизация земель, занятых кыргызами, обращение последних к земледелию вызвали разложение патриархально­родового быта, а падеж скота в зимнее время от бескормицы (джута) и др. причины способствовали усилению этого явления, и число обедневших киргиз (джатак), не имевших скота и потерявших возможность вести кочевое хозяйство, – стало быстро увеличиваться.
17. Вся жизнь кыргыза регулируется обычным правом (адат), согласно которому род является основой всех общественных, имущественных и политических отношений. Родовое начало, с его положительными и отрицательными сторонами, ныне уступает мало помалу место новым порядкам, водворившимся среди киргиз с присоединением Туркестана к России.
18. С присоединением кыргызского населения, русская власть в течение первых годов – до 1867 г. – управляла краем через тех же манапов, уничтожив только рабство. Внутренний распорядок управления кыргыз оставался тем же, т.е., манапы хозяйничали над черной костью, «бухарой», распоряжались их имуществом, ссорились, вели войну и баранты с враждебными родами, а власть русских направлялась к тому, чтобы прекратить вражду между отдельными родами и добиться некоторого спокойствия края.

В 1865 г. ген. Черняев, для улажения недоразумений и вражды между родами в гор. Аулие­Ата организовал съезд манапов под своим председательством. На этом съезде были назначены правители для каждого рода и бии (судьи).

B 1867 г. образовано Туркестанское Генерал­Губернаторство. Из всей Чуйской долины до гор. Хантау и загорной части до реки Нарына был образован Токмакский уезд, присоединенный к Семиреченской области.

В том же 1867 г. был выработан проект положения об управлении Семиреченской и Сыр­Дарьинской областями. Согласно этого проекта решено было провести перепись юртовладельцев и разделить их на волости и старшинство, а для управления волостями и старшинствами – ввести выборное начало.

11 декабря 1867 г. в Токмак прибыла комиссия и, проработав до 8 июля 1868 г., насчитала в уезде 24. 072 кибитки, разделила их на 19 волостей. Тут же были произведены выборы волостных управителей, народных судей и старшин.

Конечно, в начале выборного управления на должность управителей, бий и старшин попадали те же манапы, но все же они потеряли возможность бесконтрольно хозяйничать над бухарой. Власть манапов сильно сократилась.

Каждый отдельный юртовладелец уже не считал себя подданным манапа, а юридически был равноправным членом волости и его имущество принадлежало только ему, а не манапу.

19. Хотя манапы существуют у кыргыз и до сей поры, но они не выбираются на должности, совершенно не пользуются ни влиянием, ни уважением; те источники доходов, которые составляли богатство манапов – (неограниченное) распоряжение имуществом бухары и набеги для грабежа, – отошли в область преданий. Многие манапы обеднели, сравнились с бухарой и появились уже новые манапы.
20. Меры, эти, нанеся существенный удар родовому быту, расшатали в то же время прежние нравственные устои, на которых покоилась общественная и семейная жизнь киргизов. Выборное начало внесло продажность, дух кляузничества и интриг и даже повело к созданию особого типа людей (аткаминер), занимающиеся выборной агитацией и живущих за счет претендентов на должность управителей и вообще выборных лиц. Все эти нежелательные стороны, неизбежные при переломе патриархального строя у кыргызов и приобщение их к более широкой гражданской жизни, – являются, конечно лишь временными и должны быть устранены соответствующими мерами.

«10» февраля, 1926 г., гор. Ташкент.

[1] Публикуется впервые по тексту, хранящемуся в ЦГА Узб. ССР,ф. Р – 382, on. 1, д. 84.

 

А. СЫДЫКОВ

РОДОВОЕ ДЕЛЕНИЕ КЫРГЫЗОВ

Отторгнутый от активной политической жизни родной республики Абдыкерим Сыдыков углубляется в исследование истории и обращается к первооснове социальной структуры кыргызского общества  – его традиционному родо­племенному делению. Результатом кропотливой работы и явился очерк, опубликованный в сборнике трудов, посвященном академику В. В. Бартольду: «В. В. Бартольду – Туркестанские друзья, ученики и получатели». Ташкент, 1927, с. 273 – 300.

Кыргызы уже много веков занимают территорию своего современного расселения – западный Тянь­Шань и горный массив Памиро­Алая. Необычайное богатство летних пастбищ выработало и сохранило в киргизах в полной неприкосновенности тип настоящего кочевника­скотовода и устранило необходимость каких­либо завоевательных движений с их стороны, а малодоступность горных областей всегда ограждала их от вторжения соседних иноплеменных народностей.

В первой половине XIX века киргизский народ, частично подчинявшийся кокандским ханам и китайцам, фактически жил вполне независимо, целиком сохраняя в то же время все формы патриархально­родового быта. Только с приходом русских и образованием туркестанского генерал­губернаторства (1867 г.) родовой опыт киргиз быстро потерял свои первоначальные формы; внутренняя родовая спайка и подчас непримиримый междуродовой антагонизм стали проявляться уже не так резко, как в былые времена. Особенно заметно это среди оседлых кыргыз. Но все же нужно заметить, что сильно пошатнувшееся родовое начало еще продолжает сохранять огромное значение как в экономической, так и общественно­политической жизни всей киргизской массы, а в жизни кочевников и до сих пор род играет преобладающую роль. Это со всей очевидностью подтверждается рядом внешних политических выступлений в последние десятилетия (восстания 1898 и 1916 гг. и басмачество).

Нужно заметить, что в пределах Китая, Афганистана имеется довольно внушительная цифра кыргыз (предположительно более 350 тыс. человек), и всякое движение кыргыз по всю сторону границы всегда вызывает живой отклик со стороны зарубежных сородичей.

Все, это, несомненно, должно побуждать к углубленному изучению родового деления кыргызского народа, с целью выяснения его этнического состава, территориального распределения родовых групп, внутренних взаимоотношений, особенностей быта, типа и пр.

Попытки такого изучения уже были, но только попытки, так как кыргызы, стоявшие в стороне от общей исторической жизни народов Средней Азии и благодаря этому в большой степени сохранившие чистоту своей крови, в то же время не оставили о себе почти никаких памятников, освещающих их происхождение и многовековое существование.

По основательнейшему труду Н. А. Аристова «Опыт выяснения этнического состава кыргыз­казаков Большой Орды и каракыргызов» можно видеть, как в сущности беден и неточен материал по истории киргизского народа и насколько резки благодаря этому расхождения по коренным вопросам во мнениях различных исследователей. Можно с уверенностью сказать, что значительный пробел в прежних исследованиях и даже в труде Аристова объясняется ограниченностью материалов, собранных непосредственно от современников в виде устных сказаний, легенд, песен и пр. В самом деле, и своеобразный быт киргиз, и исторические события, а может быть и явления глубокой старины, вызывавшие в свое время этнические перетурбации среди предков современных кыргыз, – все это нашло известное отражение в богатой киргизской лирике и эпосе и других памятниках устной словесности.

Родовое деление кыргыз в данное время представляется в следующем виде: вся совокупность родовых групп, весь кыргызский народ делится на два крыла: «он» (правое) и «сол» (левое) и большую инородную труппу – племя «ичкилик».

Чрезвычайно интересна должна быть история расщепления кыргыз на 2 крыла, но, к сожалению, до сего времени она остается достаточно туманной. Кажется, только один Голубев высказал мнение, что деление это имеет отношение к движению народа, как завоевательной армии. Некоторые из современных киргиз высказывают предположение, что «он» и «сол» служат обозначением распределения родовых групп по отношению к странам света (он – правая часть, сол левая). Однако большинство киргиз приводят легендарные сведения, сводящиеся ко времени владычества могущественного хана (кокандского), его приближенные знатные кыргызы сидели обыкновенно по правую руку хана, отчего впоследствии их потомки получили общее название «правых» и «левых».

Во всяком случае, судя по тому, что это деление теперь в значительной степени забыто (большинство кыргыз или вовсе не знают об этом, или сильно путают принадлежность даже своих родов к тому или другому крылу), можно с уверенностью сказать, что расщепление кыргыз на 2 крыла произошло действительно в отдаленные времена и имело значение лишь для той эпохи. Теперь нередко можно слышать еще и о другом подобном делении – «отуз­угул» и «он­угул». Здесь подкладка еще менее ясна. Действительно, иногда «отуз­угул» отождествляют с крылом «он», а «он­угул» с «сол», иногда же подводят под эти группы роды, далеко не совпадающие с делением на «он» и «сол», а подчас можно услышать утверждение, что это собственные имена отдаленных родоначальников. Легенда, наиболее распространенная среди киргиз Ошского округа, указывает на происхождение этих названий не от собственных имён, а от общих названий, приобретенных двумя основными кыргызскими ветвями. Легенда эта связывает происхождение «отуз­угул» и «он­угул» с происхождением всего киргизского народа.

В местности Пшевыр жили и молились благочестивые Ша­Мансур и его сестра Аналь. С некоторого времени Ша­Мансур стал замечать, что Аналь по вечерам куда­ то удаляется. Желая узнать, в чем дело, он однажды тайно последовал за ней и увидел, что Аналь зашла в пещеру в ближайших горах; Ша­Мансур подошел к входу и увидел сестру сидящей среди шумной компании молодых людей и пьющей какой­то напиток. Возмущенный он вошел в пещеру, где его тотчас же окружили и просили выпить тот же напиток, но Ша­Мансур отказывался. Наконец, уступая настойчивым просьбам, он выпил и быстро стал пьянеть, так как это было крепкое вино. Тем временем все присутствовавшие вышли, а Ша­Мансур в сильном опьянении стал громко кричать «Аналь­хак, менам­хак», т.е., «Аналь – истина, и я – истина». Бывшие невдалеке муллы услышали крик и нашли, что слова эти богохульны, вследствие чего тут же было решено умертвить брата и сестру. Приговор был послан хану, который и утвердил его. Ша­Мансур и Аналь были задушены. Но и безжизненные тела их продолжали повторять все те же богохульные слова. Тогда их предали сожжению, а пепел бросили в ручей, впадающий в большой бассейн (хауз) при ханском дворце. У этого бассейна часто играли 40 девушек – дочерей хана. И вот однажды они увидели, что поверхность воды наполнилась пеной, из которой ясно слышались слова: «Аналь­хак, менам – хак». Повинуясь любопытству, они подошли к бассейну и взяли в рот немного пены. Но пена оказалась чудодейственной: у всех 40 девушек через некоторые время родились сыновья. Хан узнал об этом и в гневе лишил их своего крова. Тогда 30 его дочерей пришли в Туркестан и здесь обосновались. От этих сыновей и произошли киргизская ветвь «отуз­угул» или «тридцать сыновей». Остальные 10 дочерей пришли несколько поздней, и от их потомства произошла ветвь «он­угул» или «десять сыновей».

Этой легендой также часто пользуются для объяснения происхождения слова «кыргыз» из «кырк­кыз», т.е., «сорок девиц».

В существующей литературе названий «отуз­угул» и «он­угул» почти совершенно не встречается, и история их происхождения не выяснена.

Правое крыло кыргыз («он»), по приводимым Аристовым сведениям, делится на отделы адигне и тагай. В самом деле, это основные обособленные географические отделы. Кыргызы тагай расселились главным образом в Каракольском округе и в восточной части Пишпекского. Здесь они составляют главную, почти исключительную массу кыргызского населения. Но отдельные мелкие роды отдела тагай имеются почти в каждой волости остальных районов, за исключением Ошского округа.

Кыргызы адигне заняли исключительно северо­восточную часть Ошского округа. В других местностях Кырызстана они не встречаются.

Вместе с этим нужно признать, что род мунгуш, причисляемый Аристовым и др. исследователями к отделу адигне, если не географически, то по происхождению стоит совершенно обособленно. Допуская возможность возникновения рода мунгуш (по Аристову) «из разнородного сброда», составившегося «под главенством остатков джагатаидских монголов, оставшихся верными кочевой жизни и нашедших убежище в горах между Кашгаром и Ферганою после падения власти джагатаидов», все же ни один кыргыз рода мунгуш не причисляет себя к адигне. Родословные сказания определенно ставят Мунгуш наравне с Тагаем и Адигне, считая, что все они братья. Вследствие этого, несмотря на тесное соседство с родами адигне, несмотря на сравнительную малочисленность мунгушей, верней было бы считать: их самостоятельным отделом, тем более, что «кости» их разные.

Род могол также не может быть включен в состав адигне по кости: Аристов указывает, что мунгуш, могол, мунгал и др. подобные, названия по форме своей близки к монгольским именам, что заставляет думать, что роды эти представляют смешанную массу с большой примесью монгольской крови. Существующие легенды о происхождении этого рода говорят следующее.

В отдаленные времена жили три брата – Адигне, Хагай и Мунгуш и сестра их Нааль­Идже. Будучи еще девушкой 15–16 лет, при помощи и покровительстве старшей жены Адигне она завязала тайные интимные отношения с одним из рабов (по некоторым легендам имя его Куке). От этой связи у нее родился мальчик. Нааль, боясь гнева своего старшего брата, подговорила отца ребенка унести его из дому и где­нибудь оставить. Мальчик утром был унесен и оставлен в поле. В тот же день Адигне выехал на охоту и, случайно наткнувшись в поле на ребенка, приказал отнести его жене на воспитание. Через некоторое время Адигне стало известно истинное происхождение ребенка, но он отнесся к этому весьма снисходительно. Таким образом возник род могол.

Действительно, если придавать значение вышеприведенной легенде, то можно предположить, что отец Могола, раб Адигне, был монгольского происхождения.

Интересно отметить, что во всех родословных сказаниях кыргыз наряду с именами Адигне, Тагая и др. неизменно фигурирует единственная женщина – Нааль. Стало быть род могол прямо не родственен по кости адигне. Но так как он весьма малочислен, распределяется небольшими островками­группами среди адигне и резко не противопоставляет себя отделением последнего, то нет оснований выделить его в самостоятельный отдел.

Отдел адигне можно разбить на следующие главнейшие отделения: бурю, джору, баргы, карау­багыш, сартдар и могол (мунгол), последнее с только что указанными оговорками. Отделение бурю, насчитывающее 20 подотделов, распределяется, главным образом, в Наукатской, Турукской, Ак­джарской, Кашгар­кишликской и Кипчагайской вол. Ошского округа. Аристов говорит, что «…от рода бурю могло произойти имя бурут, которое калмыки, а за ними и китайцы, дают всем кара­кыргызам».

Можно ли, однако, допустить, что этот род, весьма малочисленный и проживающий теперь отдельными, территориально обособленными группами, так или иначе дал в свое время имя всему кыргызскому народу. Известно, что по крайней мере основные массы калмыков не доходили до юго­восточной части Ферганы, где, нужно думать, отделение бурю проживает издавна. Впрочем, о былой численности этого отделения, о месте его постоянных кочевок исторические сведения отсутствуют.

Отделение джору, разбиваясь на 2 рода: ача­тамга и айтамга или как их называет Ситняковский, – «ача­джури» и «ай­джури», встречается в 7 волостях Ошского округа:

Ак­буринской, Кашгар­кишлакской, Куршабской, Кара­ташской, Узгенской, Алайской и Турукской. Обычно же кыргызы эти роды разбивают на более мелкие части, которых насчитывается более 20.

Отделение баргы считается главным и наиболее уважаемым среди кыргыз отдела адигне. Аристов предполагает, что «имя главного рода баргы, барге, может иметь соотношение с именем монгольского племени баргут, которое Березин производит от монгольского барагун – правый, западный».

По родословным сказаниям, записанным в Ошском округе, от рода баргы происходит кара­мерген, затем качка и уже далее он распыляется на еще более мелкие роды, которых Ситняковский насчитывает при описании военных действий 1876 г., упоминает только два рода из отделения баргы – ульджаке (олджаке) и сераляк (очевидно, сартар, или же неправильно показанный в отделении баргы род сарылар мунгушей, «прервавшие торговые сообщения между Ферганою и Кашгаром». Главная масса кыргыз отделения баргы располагается в Алайской, Гульчинской и Кипчагайской вол. Ошского округа, более мелкие группы встречаются в вол. Турукской, Кашгар­кишлакской, Куршабской и Ак­буринской того же округа.

В материалах всероссийских переписей (Перепись населения в Туркестанской Республике. Вып. IV­й Сельское население Ферганской области по материалам переписи 1917 г.) значится, что «входящий в его (баргы) состав крупный род Сартар встречается в северной части Наманганского у., на левом берегу р. Узун­ ахмат». Но родословные сказания указывают, что сартар (сарджар) не является подобным баргы, а представляет из себя самостоятельное отделение адигне. Кыргызы этого отделения преимущественно входят в состав населения Турукской, Гульчинской и Алайской волостей Ошского округа. Сарджар по количеству почти слился с ним и, безусловно, до некоторой степени сроднился по крови.

Отделение кара­багыш встречается в Кипчагайской, Яссинской, Узгенской, Куршабской, Ак­буринской и Ак­джарской вол. Ошского округа. Наиболее распространен входящий в его состав род тенгизбай.

Отдел тагай (двоюродный брат) состоит из 12­ти отделений: богорстон, койлон, кылджыр (сары­Багыш), кара­чоро, саяк, азык­черик, монолдор, конграт, багыш, кукум­багыш и чон­багыш.

Отделение богорстон делится на множество мелких родов, из которых наиболее значительным и известным является солто. Местом расселения кыргыз этого рода служит, главным образом, Пишпекский округ, а именно Беловодская, Пригородная, Сукулукская, Лебединская и Токмакская волости.

Отделение койлон весьма немногочисленно и встречается только в Джаляль­абадском округе, главным образом, в Майлисайской волости. Чаще всего это отделение называется джедыгер (по имени сына Койлона); оно распадается на 4–5 более мелких родов.

Отделение кылджыр занимает весь Каракольский округ, Быстрореченскую и Токмакскую волости Пиш­ пекского округа и Кенколь­карагырскую вол. Джаляль­ абадского округа. В настоящее время имя кылджыр (собственное) почти никогда не употребляется, а заменяется от каких­то неизвестных причин. Это отделение делится на 2 главнейших рода: орозбакты и даулес. Орозбакты точно также приобрел иное название, «бугу», т.е., «марал», которое и утвердилось за ним навсегда. Загряжский приводит легендарные сведения этого названия, которое сводится к тому, что один из сарыбагышей, охотясь за маралами, убил рогатое животное, оказавшееся затем человеком с рогами марала; искупив вину женитьбой на дочери убитого, тоже имевшей рога, он этим самым положил начало роду бугу. По другой версии, приводимой Аристовым, у Кылжыра «был сын с рожками на голове, почему отец и назвал его Бугу. Этот род проживает в Каракольском округе и делится на много более мелких частей. Род даулес живет, главным образом, в Пишпекском, в зап. части Каракольского и в небольшом количестве в Джаляль­абадском округе и, в свою очередь, разбивается на много подродов.

Отделение кара­чоро тесно связывается с отделениями саяк, язык и черик. Относительно него существует следующая легенда, циркулирующая среди кыргыз со времен владычества кокандских ханов. Тагай, будучи в затруднительном положении, прибыл в Фергану лично к хану. Переговоры затянулись на долгие месяцы. Ожидая решения дела, Тагай совершенно выбился из средств, голодал и сильно обносился. Однажды хан увидел грязного, оборванного Тагая, узнал его и велел привести к себе в дом, вымыть, одеть и, наконец, женить на узбечке. Таким образом до окончания решения дела Тагай жил во дворце хана со своей молодой женой. Незадолго до рождения сына он получил весьма благоприятный ответ от хана и решил немедленно же возвратиться домой. Жене же он оставил небольшой кинжал, чтобы, если родится сын, он мог бы найти своего отца. Вскоре в самом деле родился мальчик, названный Кара­чоро, который, выросши, решил отыскать своего отца Тагая. Взяв кинжал, он двинулся в путь. В дороге к нему в разное время присоединились три человека, получившие впоследствии, сохранившиеся доныне, названия: Саяк (скиталец, бродяга), Азык (с продовольствием) и Черик (с большим животом). Придя к Тагаю, Карачоро был узнан отцом по кинжалу. Его спутников тоже приняли весьма радушно. Монолдор и Конграт считаются приемышами Тагая.

Саяки живут в Тонской, Чоринской (от саяковского подрода чоро), Чоктальской вол. Каракольского округа, Беловодской вол. Пишпекского округа и Джаляль­абадской, Базар­курганской, Майлисайской, Арымской, Мустурской, Кенкол­карагырской и Сусамырской вол. Джаляль­абадского округа, а также в солидном количестве в пределах Китая (см. ниже). Можно вполне согласиться с Аристовым, что «главные кара­кыргызские роды всегда относились к саякам с некоторым пренебрежением» и даже более – между саяками и остальными родами искони ведется вражда, порой скрытая, а иногда выливающаяся в открытые выступления. Впрочем, такой момент отметил и Аристов, описывая порабощение в 1863 г. саяков кыргызами родов солто (солту) и сары­багыш, продолжавшееся до 1868 г., когда саяки были освобождены путем вмешательства русской администрации. Аристов допускает возможность считать саяков остатками древних кочевников зап. Тянь­Шаня сейцев, сохранившихся благодаря труднодоступное рельефа занимаемой ими территории нижн. Нарына и Джаман­давана.

Отделение азык распределяется в еол. Баястанской Джаляль­абадского округа, Токмакской Пишпекского округа и Иссенгуловской и Загорной Каракольского округа. По­видимому, первоначальное место кочевок этого рода было по соседству с саяками (Загорная вол. – верховья р. Нарын), а проживающие в Пишпекском и Джаляль­абадском округах языки являются лишь выходцами оттуда. Названия ассык и кучук носили два из пяти аймаков народа «нушиби», проживавшегося в VI веке на землях, где в начале V века кочевали усуни, и некоторые из них входили тогда в состав тюркского ханства, простиравшегося «от Великого океана до Черного моря. Нет основания сомневаться, что это кыргызские роды язык и кучук, сохранившиеся до сих пор (кучук по родословным сказаниям является весьма известным подродом языка).

Оделение Черик располагается в Шаркратминской и Чаш­тюбинской волостях (р. Ат­баш) Каракольского окр. Кроме того, черики в большом числе проживают в настоящее время в китайских владениях. У Аристова имеется важная заметка, что «китайцы, в 1959 году, нашли оток (волость, род) дзирик (чирик) с старшиной Юматом, в числе 200 семей, между западными бурутами».

Отделение багыш, разделяясь на 2 главнейших рода – кутлук­сеид и чичар, кочуют преимущественно в Джаляль­абадском округе в вол. Арымской, Багышской, Баястанской, Чаткальской и Кутлук­сеидской, а также Карабуринской и Куркуреуской вол. Пишпекского округа. Аристов говорит; что «колено багыш или чон­багыш обитает главным образом в Фергане, на склонах Наманганского хребта». Таким образом он отождествляет эти 2 имени. Но это неправильно, хотя бы потому, что в местах расселения (багышей) или поблизости можно найти группы кыргыз, именующих себя чон­багышами, а в Кашгарии (Китай) чон­багыши представляют из себя весьма солидную массу (см. ниже), да и не было еще случая, чтобы багыши именовали себя когда­нибудь чон­багышами.

Некоторые кыргызы (мулла Мама и др.) Ошского округа, весьма основательно знающие родословные сказания кыргыз этого округа, утверждают, что Багыш, Чон­багыш и Кукум­багыш – суть сыновья (отделения) Адигне. По словам Наливкина, в Наманганском уезде их (кыргыз) два рода: багыш и сэру; первые называют себя ун (правые), вторые – сул (левые). Оба рода считают себя выходцами из Алая, причем багыш пришли сюда раньше сэру, отчего и получили название «ун». Если они действительно выходцы из Алая, то является непонятным, каким образом они могли очутиться там. Насколько известно, все более или менее значительные передвижения кыргыз, вызванные захватами земель со стороны пришлых народностей (калмыки и пр.), никогда не отодвигали роды тагая южнее р. Кара­дарьи.

Отделение кукум­багыш встречается в Наманганском уезде.

Отделение мунгуш, как было сказано выше, занимает отдельные участки среди кыргыз адигне и насчитывает до 20 важнейших родов. Мунгуши живут в следующих волостях Ошского округа: Араванской, Ак­буринской, Кашгар­кишлакской, Алайской, Турукской и Наукатской и в Джаляль­абадской волости того же округа.

К левому крылу (сол) следует причислить следующие роды: сэру, кушу (кутчи), мундуз, кырк угул, басыз и ктай.

Род сару живет в западной части Пишпекского округа в вол. Куркуреуской, Джаильгановской, Баутерекской, но небольшими группами встречается и в остальных частях округа, в вол. Лебединской и Токмакской, и даже имеется в Джетыогузовской вол. Кара­кольского округа. Главная же масса сару кочует в Джаляль­абадском округе в Арымской, Багышской, Баястанской, Чаткальской, Кырк­угульской и Саруйской вол. Несмотря на то, что род сару из выдающихся по численности в крыле сол, о нем почти умалчивают как китайские источники, так и позднейшие историки. В большинстве упоминаются лишь отделения этого колена, как, например, алахин и др.

Род кушу обитает в Джаляль­абадской, Наукатской, Багышской и Кутлук­сеидской вол. Джалял­абадского округа, в Кенкольской, Каракольской и Токмакской вол.

Пишпекского уезда.

Колено ктай Аристов относит к чужеродным (ички ликам). Не отрицая того, что «самое помещение ктаев в Александровском хребте указывает – откуда они пришли: из прилегающих к этому хребту долин рек Чу и Таласа, имя же удостоверяет, что это часть киданей, нашедших убежище у кара­кыргызов после падения киданьского государства в начале XIII столетия»; вернее, однако, было бы отнести этих иноплеменных ктаев к крылу сол.

Наливкин говорит, что, кроме родов багыш и сэру, «есть еще маленький род хытай, или вернее кутай (от кутзад – этот род пришел позднее других), но он во всех отношениях, и административном и экономическом, слился с отделениями багышского рода кутлук­сеид и чичар». Стало быть, если сэру, по Наливкину, получили название сол потому лишь, что пришли поздней багышей, то из последней цитаты явствует, что и ктай пришли туда поздней других. Род же сэру в сущности также тесно соприкасается как с багышами, так и с другими родами крыла он, почему можно было бы, следуя указаниям Наливкина, выключить его из крыла сол. Аристов прямо указывает, что «род Китай, кытай, хытай, ктай встречается главным образом в крыле сол, на Таласе», а Смирнов, причисляя крылу сол род или союз каратал, разбивает его на 3 ветви: ктай, кощи и джуваш. Ктай теперь обитают в Карабуринской, Беловодской, Сукулукской и Токмакской вол. Пишпекского округа и в Багышской вол. Джаляль­ абадского округа.

Род мундуз разместился в Джалял­абадской, Аимской, Базар­курганской, Массинской и Кырк­угульской вол. Джалял­абадского округа, Беловодской и Токмакской вол. Пишпекского округа (незначительное количество); небольшая группа кыргыз этого рода зарегистрирована в Джетыогузовской вол. Каракольского округа.

Род басыз, обитающий в Кугартской и Чанкентской вол. Джаляль­абадского округа, мало известен этнографам. Пока имеются лишь краткие сведения о местах его расселения. Поэтому отнесение этого рода Аристовым и другими к крылу он (отдел, тагай) является недоказанным и по всей вероятности ошибочным. Вернее было бы думать, что басыз, являясь мелким, но самостоятельным родом и живя всегда в тесном соприкосновении с родами крыла сол, входит тоже в состав этого крыла, на что указывает и Ситняковский.

Род кырк­угул, причисляемый Смирновым и другими к крылу сол, распределился в 3 волостях Джаляль­ абадского округа; Кырк­угульской, Кызыл­джарской и Саруйской.

Племя ичкилик обитает в юго­западной части Ошского округа, за пределами его (на юг и запад) и в большом, количестве в китайских владениях (см. ниже). Кыргызы ичкилики иногда производят это название от слова ечки – коза. Но, как справедливо замечает Аристов, это название подходило бы к кыргызам, кочующим в более труднодоступных горных местностях, нежели кочевья современных ичкиликов. Большей же частью они утверждают, что слово ичкилик означает «потусторонний», «пришедший издалека». Вместе с тем Аристов говорит, что «родовое имя ички встречается несколько раз в «Шейбаниаде», а потому возможно происхождение имени союза или группы ичкилик от имени какого­нибудь вождя из рода ички».

Он же, касаясь происхождения ичкиликов, говорит: «Отсутствие в именах известных подразделений ичкиликов имен кара­кыргызских родов и костей удостоверяет их иноплеменность, непринадлежность по происхождению к кара­кыргызам», и далее: в именах делений ичкиликов нет известных тюркских племенных и родовых имен. Поэтому можно с вероятностью полагать, что ичкилики составились из сброда разных пришельцев, не сохранивших своих народных и родовых именований». Аристов полагает, что «в составе ичкиликов имеются потомки сейцев (вероятно саков)…, а также частицы тибетцев». Опровергать мнение, что ичкилики являются пришлым, инородным и весьма смешанным племенем было бы слишком преждевременно. Напротив, взгляд Аристова кажется наиболее правдоподобным, но для большего его подтверждения нужны серьезные антропологические исследования.

Ичкилики разбиваются на следующие главнейшие роды: канды, тюелесь, теит, найман, яукесек, бостон, найгут, кыпчак, ават.

Род канды обитает преимущественно в Ошском окру ге: в Ичкиликской, Найманской, Яукесек­бостонской вол., но встречается довольно значительными группами и в Араванской, Кашгар­кишлакской, Куршабской, Наукатской вол., а также в Чанкентской и Аимсской вол. Джаляль­абадского округа.

Род тюелес располагается главным образом в Узгенской и Ичкиликской вол. Ошского округа и численно уступает всем прочим ичкиликским родам.

Tеиты занимают главным образом земли в нижней части Алайской долины, входящие в состав Найман­ ской вол. Ошского округа. Там они живут совместно с найманами и кыпчаками. Отдельные группы этого рода имеются и в Куршабской, Наукатской, Ичкиликской и Найгут­кыпчакской волостях, а также в небольшом количестве в Джаляль­абадской вол. Кроме того, они, по Ошанину и материалам всероссийских переписей 1917 г., встречаются в Каратегине и на Памире.

Главное ядро найманов живет в Найманской вол. Ошского округа. В других же волостях: Араванской, Наукатской, Ичкиликской и Ляйлякской, затем в Баяс­ танской вол. Джаляль­абадского округа они проживают в сравнительно небольшом количестве. По приводимым Аристовым данным найманы имеются и на Памире.

Роды к е с е к или яукесек и бостон составляют Яукесек­бостонскую вол. Ошского округа. Они имеются еще в Араванской вол., а также встречаются в Наукатской вол. Ошского округа и Аимской вол. Джаляль­абадского округа. Родословные сказания эти два рода связывают через одно поколение их, указывая тем самым на довольно близкое их кровное родство. Частица «яу» иногда употребляется перед именем кесек и означает, по словам кыргыз, что Кесек был враг своему брату (двоюродному); но, по­видимому, если в действительности и существовала между ними вражда, то она дальше отдельных личностей не пошла, так как кыргызы яукесек и бостон издавна живут вместе без видимых столкновений. Род кесек, по сведениям Аристова и др., имеется и на Памире.

Роды найгут и кыпчак составляют Найгут­кыпчак­ скую вол. Ошского округа. Кыпчаки живут еще небольшими группами в Куршабской, Найманской, а также Джаляль­абадской и Аимской вол. Джаляль­абадского округа, причем наряду с тентами, найманами и кесеками встречаются и на Памире.

Кыргызы, приводя родословные сказания, утверждают, что Найгут и Кыпчак были братья, что якобы подтверждается постоянным тесным сожительством этих двух родов.

В самой западной части Ошского округа имеется род ават, кочующей в Лайлякской вол., а в Чапкулукской вол. бывш. Ходжентского уезда – род чапкулук, о котором упоминает Кушакевич и называет пять его отделений.

Кыргызы в своих родословных сказаниях часто, как указывалось выше, связывают некоторые роды между собой родоначальником. Таким же образом они связывают и 2 отдела, адигне и тагай.

Родословные, составленные в разное время и со слов разных лиц, в основе своей почти всегда совпадают вплоть до родоначальников, положивших начало или крупнейшим родам. Однако они почти всегда резко расходятся в именах и принадлежности к тому или иному поколению более отдаленных родоначальников, связывающих оба крыла кыргыз. Для точного определения этих связывающих, безусловно, необходим обширный материал в виде легенд, сказаний, песен и проч. Одно только можно с достоверностью сказать, что родоначальниками, от которых обычно начинают делить роды на он и сол считаются Агул (Агувул) и Кабул (Кугувул). Агула относят к правому крылу (он), а Кабула к левому крылу (сол). Промежуточные же поколения, еще более отдаленные, почти всегда различно указываются в разных родословных.

Кыргызы, как было сказано выше, довольно солидными массами проживают на территории Китая и Афганистана. В Кашгарском районе главным образом обитают роды кесек, найман, теит и кыпчак; в Уч­турфанском, Аксуйском и Кучарском районе  – чон­багыш и черик, а в Кульджинском – род бугу. В Афганистане, в приграничной полосе, имеется значительное количество кыргыз рода катаган, считающих себя потомками Саяка, а также встречаются кочующие группы кесеков, найманов, тентов и кыпчаков.

Еще в пятидесятых годах прошлого столетия в ли тературе встречались упоминания, что государственная граница, совпадающая в районе расселения главных масс кыргыз с границей естественной, далеко не служит еще пределом кыргызских кочевий. Так «обыкновенно на картах означают границы Дикокаменной Орды (каракыргыз) снежными хребтами Ыссык­куля: «но Кыргызы не признают этих пределов и кочуют беспрепятственно… на восток до китайской пикетной дороги (из Кульджи в Ак­су), на юг до независимых владений Вадахшана и Каратигена, на запад до Коканда и Ташкента, а на север до высоты гор Кунги Ала­Тау и по вершинам речки Чарына» («Сведения о дикокаменных кыргызах» в Зап. ИРГО, кн. 5, 1841 г., стр. 141). Аристов же приводит по этому поводу замечание позднейших исследователей. Он говорит, что в одной книге, содержащей описание путешествия на Памир, «…между прочим, помещены не лишенные интереса сведения о родах памирских кыргызов и их кочевьях»: кыргызы в этой части центральной Азии делятся на четыре главных рода – найман, кипчак, таит и кисек. У найманов четыре отделения», из коих два – мурза и киик – состоят в китайском подданстве. По тем же данным «кипчаки делятся на три подразделения; сарт, кыргыз­кипчак и кара­бай­ тал; отделение сарт состоит частию в русском подданстве, частию в китайском и кочует главным образом в Кашгарском районе; там же обитают и кыргыз­кипчаки; кара­байтал, которым прочие кыргызы оказывают большой почет вследствие их древнего и славного происхождения, принадлежат большею частию к русско­подданным, но есть их немного и в китайском». «Таиты делятся на два клана: кара­таит и сарт­таит; первый кочует на Каракуле, в Караташе, но зимует в русских владениях и принадлежит к русско­подданным; второй кочует на Мургабе, Ранкуле и Алай­памире и признает русское и китайское подданства. Кисека делятся на 3 небольших клана»: один из них бостан признает наполовину китайское подданство, кочует в Сарыколе на Тагарме, в Шахидулла, на Тагдумбаше и Алай­памире.

Таким образом, очевидно, что и род бостон имеется в некотором количестве в пределах Китая.

 

А. СЫДЫКОВ

ОРГАНИЗАЦИЯ ВЫПАСА СКОТА В КОЧЕВОЙ ГРУППЕ

В то время, когда А. Сыдыков опубликовал свою работу, в Кыргызстане насчитывалось около 90 тыс. кочевых хозяйств, что и обусловило актуальность и практическую значимость поднимаемой автором проблемы. А. Сыдыков, с присущей ему кропотливостью, и дотошностью, анализирует комплекс вопросов, связанных с организацией и деятельностью кочевых хозяйств, а именно – изучает механизм производственной деятельности, их особенности, разделение труда внутри хозяйственных групп, трудоемкость хозяйственного процесса, связь с рынком, оптимальные размеры стада, организацию выпаса скота по видам и времени. Работа написана в присущем автору стиле сочетания экономического и историко­этнографического характера, с практическими рекомендациями, которые не потеряли своего значения и сегодня.

Печатается по тексту сборника «Организация горно-кочевого хозяйства Нарынского кантона». Ташкент, вып. 3, 1930, с. 233–268.

О кочевых группах

В целях наиболее рационального выпаса скота в летнее и частью в осеннее и весеннее время кочевые хозяйства объединяются в так называемые «кочевые группы». Сведения о количестве хозяйств, объединившихся в одну кочевую группу, приведены в нижепомещаемой таблице 169.

Из таблицы мы видим, что хозяйства объединяют от 3 до 21 в одну группу, но наибольшая часть хозяйств объединяются по 6 в одну группу. Численность скота в отдельных кочевых группах колеблется в пределах от 200 до 1. 500 голов (см. табл. 170, стр. 234).

Наиболее часто встречаются группы с количеством скота до 400 голов; они составляют почти половину всех кочевых групп. Малоскотность их объясняется бедностью хозяйств, входящих в состав группы. Более трети всего количества групп располагают стадом от 100 до 800 голов; кочевые группы с таким размером стада можно считать наиболее нормальными.

Объединяясь в кочевые группы, хозяйства достигают следующих результатов:

• экономии труда для каждого хозяйства при коллективных выпасах и перегонах скота;

Таблица 169

Количество кочевых групп по волостям

Волости					Число хозяйств в кочевой группе
2				3	4		5		6		7		8		9	10 11	12 15		16 20		21 и более		Все го
	Шаркратминская	4	7			3		7		10		8		3      6         9				11		6		4		78
	Нарынская	1	5			5		8		7		7		13 6            6				8		3		2		71
	Учикинская	2	5			2		2				1		3				10		1		7		33
	Исенгуловская	–	2			4		4		15		6		7 11 10				14		4		5		82
	Чаш­тюбинская	1	–			9		6		п		15		9            2 17				3		3		3		79
	Ок­арчинская	3	9			7		5		8		6		6            2 11				4		5		3		69
	Загорная	11	12 29 34 30 33 39 22 45															56 19				17		350

Куртка­терекская 14

Всего                         36

Таблица 170

Группы по скоту	Кочевые группы с числом хозяйств						Всего	То же, в 1/2%
Всего голов скота	4	5	6		7	8
200—400	41	37	29		30	34	171	48,4
400—800	15	61	37		32	24	127	36,0
800—1500	3	6	7		11	14	41	11,0
более 1500	–	4	3		2	5	14	4,0

ИТОГО:                      59         66         76         75         77         353          100

• лучшей охраны постбищ от потравы и целесо­образного использования травяного покрова на сезонн ых пастбищах;
• более надежной защиты от нападения на скот диких зверей, грабежа и пр.;
• более рационального сбыта скота на отдаленных рынках.

Объединение выпаса скота диктуется значительностью затрат, которые необходимо производить каждо му хозяйству на уход за скотом (ниже при описании организации выпаса каждого вида скота в разные ста дии кочевого цикла будет указано, какие затраты треб уются на уход за животными). Выполнение этих зат рат силами семьи не представляется возможным, поэтому единственным выходом является объединение хозяйств для более целесообразного использования своей рабочей силы.

Помимо повседневных затрат труда на пастьбу и другие работы, в период кочевок требуются единоврем енные усиленные затраты: на перегоны скота через перевалы и защиту его от грабежей и нападения диких зверей. Все это возможно выполнить только силами всей кочевой группы.

Обыкновенно в кочевой группе совместно выпасаютс я те виды скота, которые требуют наибольших затрат по уходу за собою – мелкий рогатый скот и лошади. Крупный же рогатый и рабочий скот, выпасающийся вблизи стоянки и требующий только небольшого при смотра, в общее стадо кочевой группы не объединяется, а находится под индивидуальным наблюдением каждо го хозяйства.

Цикл кочевок каждой кочевой группы совершается по определенным районам. Летнее пастбище находится в общем пользовании всего населения, поэтому­то и происходит борьба за право обладания наиболее при годными участками для выпаса. И, конечно, кочевой группе легче, нежели отдельному хозяйству, отстоять это право и сохранить пастбище от потравы скотом других кочевников.

Целесообразное использование пастбищ зависит от наиболее экономного расходования травяного покрова, что может быть достигнуто одновременностью перекочевки целой группы на намеченный участок. В прош лом, например, был установлен порядок одновременно го сбора и перекочевок по сигналу родоначальника. Бой барабанов был знаком к сбору и отъезду, услышав его, все хозяйства быстро свертывались и отправлялись по назначению.

Значительная часть волостей производит сбыт ско та и продуктов скотоводства на отдаленных рынках, главным образом в Андижане, куда из 169 аулов Нарынского района все отгоняют скот для продажи; кроме того, из этих же общин скот отгоняется в Пишпек  (39 аулов) и Токмак (28).

Расстояние этих рынков от Нарынского района рав но 300 380 верст. Перегоны скота в столь отдаленные места требуют продолжительного времени (перегон скота для продажи начинается с конца лета и начала осени) и значительных затрат труда. Дабы скот приб ыл на рынок в упитанном виде, прогон его произво дится постепенно, с одновременным выпасом. Последн ее рационально выполнять можно только группой хозяйств.

Коллективная организация выпаса скота в пределах кочевой группы распространяется по преимуществу на весенние (коктеу) и летние (джайляу) пастбища. С переходом же на куздеу, в виду значительного сокращ ения затрат, как мы увидим ниже (см. описание вы паса осенью), часто бывают перегруппировки хозяйств кочевой группы в отношении выпаса. Это вызывается иногда ограниченностью пастбищ, иногда расположе нием пашен на отдаленных участках.

Точно также может видоизмениться состав кочевой группы при возвращении на кыштоу для организации зимнего выпаса скота. В зимнее время уход за скотом не требует таких значительных затрат, как летом, если весь скот выпасается на территории кыштоу. Во многих аулах призимовочная территория мало пригодна для выпаса, вследствие глубокоснежности, или же зимних пастбищ не хватает для прокорма всего скота. Кочевн ики в таких случаях свой гулевой скот, преимуществ енно овец и лошадей, отгоняют за пределы своих зимовок, в районы, более пригодные для зимнего выпа са. Такой отгон скота, по местной терминологии «отар», зажиточные хозяйства организуют единолично, отправ ляя свое стадо с наемными пастухами, под присмотром одного из членов семьи. Менее мощные – организуют коллективный отгон, причем выпас производится по очереди представителями от каждого хозяйства или наемными общественными пастухами.

На кыштоу обычно оставляется рабочий скот, молодняк, больной и худой, требующий фуражного подкорма.

Помимо животноводства, кочевники занимаются земледелием. В выполнении этого рода работ они вход ят в тесную связь с джатачными хозяйствами, остающ имися в течение весны и лета на призимовочной терр итории или близ нее. Джатаки получают для пользо вания рабочий скот и дойных коров. Свой мелкий ро гатый скот, в виду невозможности принять участие в кочевке, они дают на выпас кочевникам. Оставаясь на кыштоу, они помогают личным трудом в обработке пашни и сенокошении кочевым хозяйствам, охраняя их пос евы и сенокосы от потравы. Охрана посевов от потрав ы и поливка их часто производится также мирабом, нанимаемым на средства всех кочевников.

Переходя к изложению организации выпаса скота, по отдельным его видам, будет удобнее подразделить его по сезонам – весенний, летний, осенний и зимний.

Роль и значение кочевой группы по отдельным моментам ухода за скотом будут отмечены ниже, при описании организации выпаса и учета труда каждого вида скота в отдельности. Все дальнейшее исчисление труда в кочевой группе будет приноровлено к нормальной по нашим материалам кочевой группе, состоящей из 6 хозяйств, с размером стада от 400 до 800 голов.

Для определения процентного состава стада мы руководствовались типированием кочевых групп по наибо лее распространенному овце­коневодственному вариант у. При этом нами взята последняя стадия развития этого типа, состав стада которой выражается в следую щих процентах:

лошади   10,6 овцы   84,7 крупный рогатый скот 4,2 верблюды 0,5

Обеспеченность принятого нами нормального коче вого хозяйства равна 25 единицам. Кочевая группа из 6 таких хозяйств будет равна 150 единицам, в переводе на лошадь, или, согласно вышеприведенному процент ному составу стада, – 593 головам скота. Такое коли чество скота, как это указывалось выше, как раз и соответствует нормальному размеру стада кочевых групп Нарынского района.

Согласно указанному процентному составу стада в проектируемую нами кочевую группу войдут следующие виды скота: лошадей – 63, крупного рогатого скота – 25, верблюдов – 3, овец – 502, а всего 593 головы.

Выпас овец весной (коктеу)

Самым трудным временем для ухода за мелким рогатым скотом, требующим кропотливой работы и постоянного наблюдения за стадом, является ранняя весна, именно – период ягнения овец, продолжающийс я с начала марта по конец апреля. Помощь человека в этот период сводится: 1) к слежке за моментом ягне ния каждой овцы, 2) приручению ягнят к своим матерям, 3) обязательному выпасу самцов, ягнят и самок – каждой группы отдельно.

В период ягнения выпас овец производится недалеко от юрты хозяев; это вызывается теми соображениями, чтобы каждый член семьи мог наблюдать и принять участие в благополучном разрешении маток. Кыргызы на этот период обычно выбирают такое место, которое могло бы обеспечить стадо и водой и травой. Поэтому заранее намечается подходящее по составу корма место с водопоем, так как овцы с ягнятами на далекое расс тояние продвигаться не могут. По мере подрастания ягнят, постепенно расширяется площадь выпаса.

После ягнения самки не сразу привыкают к своим ягнятам, в особенности так называемые «тохты»,– т.е., овцы, ягнящиеся первый раз. Инстинктивное чувство матери у них еще недостаточно развито, поэтому в этих случаях требуется помощь со стороны человека. Приручение молодой овцы к своему ягненку производится в течение нескольких дней, т.е., до тех пор, пока мать не привыкнет к нему. Опытные хозяйства поступают таким образом: завязывают у матери глаза тряпкой, ставят около нее ягненка, приносят толченую соль, которой кормят мать, солью же обтирают курдючок ягненка и следят, пока мать не примет своего ягненка. Такой мет од приручения считается у кыргызов одним из лучших и быстрых.

С началом ягнения самцы, во избежание преждевременной случки, выделяются из общего стада и выпасаются отдельно особым пастухом. Из всего количества самцов выделяются наиболее крепкие и сильные в качестве производителей («кочкоры»). Наиболее удобный период для ягнения – это весна, поэтому, во избежание преждевременной случки и ягнения, кочкоров держат изолированно; в кочевой группе их обыкно венно выпасает отдельно пастух. Если же это почему­либо не делается, то в целях предохранения от несвоев ременной случки на кочкора надевается щит («бельдик») из кошмы, прошитый для прочности верев ками и прикрепленный при помощи веревок же на спи не кочкора. Но такое предохранение не всегда бывает действительным. Бельдик может оторваться и износить ся. Принимая же во внимание, что при значительном стаде овец кочкор обслуживает 20–40 маток, предпо читают вместо заготовки «бельдиков» иметь для сам цов отдельного пастуха и выпас.

Зимние холода и необеспеченность кормом обрекают приплод при раннем (зимой) ягнении на вымирание, так как спасти от холода новорожденных ягнят и прои звести подкорм маток не представляется возможным. Поэтому особенно строго приходится следить за тем, чтобы не было несвоевременной случки.

В первое время после ягнения овцы с ягнятами выпасаются вместе, но затем по мере подрастания (прим ерно, с 1 апреля) ягнят начинают выпасать отдельно, привлекая для этого малолетних членов семьи (под ростки от 7 до 12 лет). Овцы же выпасаются взрослым пастухом. Делается это в целях использования маток для удоя и наилучшего их выпаса на отдельном пастб ище. Удой маток производится один раз в день при близительно около 1 часа дня. Ягнята, выпасавшиеся с раннего утра, к указанному времени пригоняются к матери. При встрече ягнят с матерями, поднимается страшный шум от блеяния, продолжающийся до тех пор, пока ягнята не найдут своих матерей. Причем взаимному нахождению способствует и инстинктивное чувство животных, а иногда требуется помощь пастуха. От начала ягнения и до тех пор, покамест ягнята доста точно не окрепли, овечье молоко используется только для корма ягнят, а, примерно, с 1 мая начинают доить овец для потребностей семьи. Во время дойки маток привязывают друг к другу головами. После удоя ягня та и матки до следующего утра выпасаются вместе од ним общим пастухом.

Ягнята, родившиеся позднее, пускаются не сразу в стадо, а выдерживаются, пока достаточно не окрепнут, в юртах или вблизи их. К началу апреля ягнята уже настолько вырастают и окрепнут, что бывают в состоянии пастись с матками. К этому времени выбирается более широкий выпас с водопоем. Ягнята в столь нежном возрасте подвержены хромоте, что происходит от пастьб ы на мокрых травах. Поэтому выпас их в это время производится в соответствие с солнечным движением т.е., используются солнцепеки. При этом продвижение стада к месту ночлега производится таким образом, чтобы избежать прохождения по сырым и мокрым местам.

Ночное окарауливание овец производится следую щим образом. С момента начала ягнения, по выделении самцов – последние ночью окарауливаются отдельным пастухом. В виду необходимости постоянного наблюден ия за матками ночное окарауливание последних с яг нятами производится также отдельными пастухами. И только, примерно, с 1 апреля ночное окарауливание всех овец производится одним пастухом.

Приблизительные затраты труда за этот период времени, в переводе на 10­часовой рабочий день, на стадо численностью в 502 головы овец приведены в нижеследующей таблице (см. табл. 171).

К маю кыргызы кончают весенний сезон, и в промежутке между коктеу и джайляу выпас производится в предгорных долинах. В это же время (1–15 мая) производится стрижка овец.

Выпас овец летом (джайляу)

Летними выпасами скота обыкновенно являются высокогорные долины рек и ручьев, изобилующие растительным покровом. От зимовок и весенних пастбищ «джайляу» отстоит иногда на значительном расстоянии, требующем до 3 переходов. Наиболее универсальными летними пастбищами являются: Суусамыр, Арпа, Аксай Каракурджур, Сон­куль, Султан­сары и др. Обычно в первое время пребывания на джайляу используется пастбище на солнечной (кунгей) стороне и только по наступлении более жаркого времени перегоняют скот на другую сторону ущелья.

Состоятельные кочевники, имеющие стадо от 400 до 600 овец, кочуют самостоятельно со своими сыновьями и с наемными пастухами. Но часто такие хозяйства, в целях более рационального использования рабочей сил ы, объединяются также в кочевые группы.

У каждого аула имеется свой выпас (оруш) для каждого вида скота отдельно, в зависимости от растит ельного покрова и потребностей в корме разных видов скота. Пастухам даются соответствующие (по названию скота) прозвища: пастух овец – называется «койчи», пастух лошадей –: «джилкычи», пастух крупного рогат ого скота – «уйчи» и пастух верблюдов – «точи». Ночлег всего скота, за исключением лошадей, происход ит возле юрты, лошади же со своими пастухами остаю тся на месте выпаса. Выпас овец производится, в 3–5 верстах от ночлега. Летом овец подкармливают солью (примерно, через 3 дня раз), что отражается на усиле нии их аппетита и, вследствие этого, лучшем нагуле. В зависимости от размеров площади летнего выпаса, для более рационального его использования, кочевая группа или отдельное хозяйство несколько раз меняет свое место стоянки.

Затраты труда по уходу за овцами в весенний период (коктеу)^[1]

Табл. 171

Для выпаса так же, как и на весенних пастбищах, овцы разделяются на два стада: самцов – «сувай­кой» и самок – «козулы­кой». Но чтобы иметь возможность использовать маток для удоя, от них отделяются также ягнята в отдельное стадо, с отдельным выпасом, а за тем после удоя матки и ягнята объединяются в одном стаде. Отдельный выпас каждого вида овец отзывается на их лучшем питании и нагуле.

Овцы расположенных рядом аулов выпасаются на таком расстоянии друг от друга, чтобы мог быть услы шан человеческий голос, дабы, в случае нападения вол ков, можно было бы криком и собаками «койиты» отб ить нападение. Выпас «сувай­кой» производится в теч ение всего дня с утра до вечера, а «козулы­кой» с перерывом для удоя; вечером все стадо овец подгоняетс я ближе к юртам. Охрана стада ночью производится женщинами, для чего обыкновенно молодые женщины собираются с наступлением сумерек и поют песни, предотвращая этим приближение к стаду диких зверей. В народном эпосе кыргыз имеются специально составл енные на этот случай песни. Одна из них – «бек бэкей эи, сак кайтар, эй», что значит «крепко­накрепко стор ожи стадо». По понятию кыргыз, страшные слова этой песни против хищных зверей будут действовать так же, как пули от ружья. Крики песен одного аула, в особенн ости в тихую ночь, хорошо слышны в других. Таким образом, целая ночь оглашается заунывными звуками с отдельными выкриками песен.

В случае нападения на стадо волков дается посредст вом тревожного крика сигнал, и тогда на помощь женщ инам выходят мужчины и общими силами отбивают нападение. Пастухи «сувай­кой» в ночное время нахо дятся при своем стаде и ведут наблюдение за тем, что бы самцы не соединялись с самками. Пастухи же «козулы­кой» – отдыхают, оставляя стадо под наблю дением женщин. Причем наблюдение за «козулы­кой», помимо пастуха, лежит также и на обязанности женщин.

Выпас скота на джайляу производится обыкновенно с средины мая и до начала сентября. За это время на уход за скотом потребуются затраты людского труда приведенные в таблице 172.

В этой таблице на ночное окарауливание овец взят восьмичасовой труд одной женщины, так как этого бывает достаточно для охраны. В действительности, в охране участвует больше одной женщины, но остальные приходят сюда скорее для развлечения, поэтому труд их не учитывается.

Таким образом, с выходом на джайляу затраты труда на уход за скотом в течение мая, июня и июля остаются постоянными, изменяется только порядок ноч ного окарауливания овец при посредстве женщин и прибавляются затраты на стрижку овец в июне. В авг усте обычно прекращается доение овец, поэтому необх одимость в отдельном пастухе для ягнят отпадает, ивцы и ягнята выпасаются вместе.

В общем же за период джайляу затрачивается на выпас средней кочевой группы, вместе с работами по ухо ду за овцами, более 100 дней в месяц. В течение летнего времени, помимо ухода за скотом, члены семьи заняты заготовкой молочных продуктов на зиму; приготовляютс я масло, сыр (курт), пряжа из шерсти, чекмень, выде лываются овчины для шуб, шаровары и пр. Вся эта работа выполняется обычно женщинами.

Выпас овец осенью (куздеу)

К началу сентября выпас скота на джайляу заканчивается. Большинство хозяйств откочевывает на осен ние пастбища «куздеу». Выпас различных видов и воз растных групп овечьего стада объединяется, т.е., самцы, самки и ягнята выпасаются вместе. Труд по уходу зна чительно сокращается.

Табл. 172

С переходом на куздеу джайлявная кочевая группа иногда распадается, но хозяйства, в которых не хватает запаса рабочей силы для индивидуального выпаса, продолжают и здесь коллективный выпас. Выпас производится вблизи зимовки на освободившейся от посевов и сенокосов территории. Выделяя для выпаса стада пас туха, остальные члены семьи заняты уборкой хлебов, возкой сена и вообще подготовкой к зиме. После уборк и хлебов производится вторая стрижка взрослых овец, шерсть от которых используется для потребностей хозяйства: выделываются кошмы для юрты и для под стилки с разными украшениями, валенки для рабочих, пайпаки, войлочные халаты (кементай), причем, выраб отка изделий из шерсти производится по преимущест ву женщинами. В это же время происходит реализация овец. Продаются обычно самцы, успевшие за летний период увеличить нагул, в этот период они наиболее ценятся. Сбыт на ближайших рынках производится каждым хозяйством отдельно, на более отдаленные рынки (Пишпек, Андижан) скот для продажи перегоняется в составе нескольких хозяйств, может той же коч евой группы. Охрана во время движения на рынки и выпас требуют отвлечения значительных сил.

На куздеу скот выпасается в течение сентября и октября, после чего перегоняется на призимовочную территорию – кыштоу. Затраты труда по уходу за овцам и на куздеу сводятся к выпасу их днем и ночью, что в итоге потребует затраты рабочей силы на овечье стадо кочевой группы.

В сентябре – дневная пастьба	30дней
В сентябре – ночная пастьба	24 дня
В октябре – дневная пастьба	30 дней
В октябре – ночная пастьба	24 дня
Прочие виды затрат – стрижка овец и др	14 дней
Итого:	122 дня

Выпас овец зимой (кыштоу)

В зависимости от численности стада овец, естественно­исторических условий призимовочной территории, ограничивающих зимнии выпас овец на кштоу, количества заготовленных запасов сена для подкормки стадо овец разбивается на две части. Часть, предназначенная на зарез, а также больные и слабые овцы, требующие подкормки, оставляются на кштоу, остальная же часть перегоняется в наиболее удобное для выпаса место. В более зажиточных хозяйствах, имеющих от 400 до 600 голов, отар образуется индивидуально каждым хозяйством. Менее мощные для зимнего выпаса образуют отар в составе нескольких хозяйств (обычно той же коч евой группы) или же в обмен за личный труд отдают своих овец на выпас хозяйствам более зажиточным. В случае многоснежных зим или других неблагоприятных условий для выпаса овец на кштоу, иногда, как упоми налось выше, овцы целой кочевой группы под прис мотром нескольких остающихся хозяйств выпасаются на джайляу (долина р.Тюлек, Кара­курджур, Султан­сары и др).

На зимовке для выпаса овец обычно выбирают солнечную сторону гор (кунгей); овцы пасутся с утра до вечера, и вечером их пригоняют на ночлег в «короо» – двор, огороженный стенкой, сложенной из камней и хвороста, служащей для защиты овец от ветров и напа дения волков. В малоснежные зимы, при большей доступности добычи корма, овцы не особенно худеют и сохраняют среднее тело. При глубокоснежной и прод олжительной зиме и гололедице сильно затрудняется добыча корма, вследствие чего овцы худеют и начинают падать. Падеж скота от джута, по приметам кыргызов, приурочивается к «кояны­джилы», т.е., году зайца, че рез каждые 12 лет.

Этот факт подтверждается некоторыми исследователями (напр., Шкапским). Учитывая периодичность год ов джута, кыргызы к «кояны­джилы» готовятся с боль шой тщательностью, увеличивая на зиму запасы фура жа. Зимний период продолжается в течение 4 месяцев, с ноября по февраль. За зимний период требуются ни жеследующие затраты труда:

на 500 овец за время выпаса в отаре                   (4 месяца):

для пастьбы днем                                       96 дней для наблюдения ночью                                     48 дней

Итого:                                                                            144  дней

У кыргызов редко встречаются стада коз значительн ой численности. Обычно они пасутся вместе с овцами и служат последним в качестве вожаков. Большее распространение козы имеют лишь в джатачных хозяй ствах, где они организуются в небольшое стадо. Выпас его производится или индивидуально, или иногда нес колько хозяйств, объединяясь, выпасают коз по очеред и или по видам стада (молодняк и самки). Для выпа са козы любят каменистые и теплые места. Козы выгод нее овец в том отношении, что дают больше молока и требуют меньше ухода (организация выпаса для них учтена совместно с овцами).

Организация выпаса лошадей весной (коктеу)

Лошади в кочевом хозяйстве, совершая вместе с хозяйством или кочевой группой весь цикл кочевок, в каждый период требуют специфических затрат, поэто му… при описании организации выпаса этого вида ско та будет удобнее придерживаться того же порядка, ко торый принят при характеристике организации выпаса овец, т.е., по периодам сезонных пастбищ.

К началу весны, после зимнего корма, лошади до крайности истощаются. С появлением подножного корма они начинают постепенно поправляться и вместе с вылиниванием шерсти приобретают к началу мая более приглядный вид.

При организации выпаса в весенний период затраты труда потребуются на:

• выделение косяков из общего стада;
• выездку молодых жеребцов;
• кастрирование, таврение, стрижку волос;4) наблюдение за жеребением;

5) пастьбу во время весеннего сезона.

В зависимости от наличия в стаде молодых не жереб ых маток (3–4 лет) выделяется один или несколько косяков – «кызрак», в составе 10–15 маток и 1 произ водителя.

Молодые матки выбираются из разных косяков – «айгыр­уйры». Вся трудность образования нового кося ка заключается в том, чтобы приучить маток к новому производителю. Для этого, чтобы они не перебежали в свои косяки; их обыкновенно в течение нескольких дней периодически держат на привязи, спутанными вблизи от юрт.

При выделении новых косяков, помимо отдельного пастуха, требуются еще 2–3 взрослых мужчины для ловли диких кобылиц и пастьбы в то время, когда они освобождаются от пут для выпаса. В виду сильно разв итого инстинктивного чувства, молодые матки долгое время не могут отвыкнуть от старого косяка и при перв ой возможности туда перебегают. При приручении но вого косяка к своему производителю, косяк этот отгон яется далеко в сторону, дабы не было встречи с други ми косяками, и выпасается отдельным пастухом. При встречах косяков между производителями обычно происходит драка, нередко доходящая до калечения, кот орая может быть прекращена только при вмешательстве человека. В апреле приступают к выездке молодых жеребцов. В виду их дикости для этой цели требуется не менее 2 взрослых мужчин, которые в течение 4–5 дней приручают их к седлу и езде.

Жеребцов, непригодных для роли производителя, кастрируют, обычно, также в апреле. В это же время происходит стрижка лошадей и таврение. При таврении лошадь связывается и кладется на землю. Для всех этих работ требуется участие нескольких человек.

Пастьба, по выделении новых косяков, в остальном стаде лошадей производится отдельным пастухом, в помощь которому для наблюдения за жеребением маток и оставшимися в стаде молодыми жеребчиками, беспокоящими кобыл, прибавляется на некоторое время взрослый рабочий. Выпас как «кызрак», так и «айгыр­уйры» производится в течение всего дня, но и ночью лошади находятся под присмотром.

С 1 по 15 мая лошади по косякам выпасаются в предгорьях, после чего перегоняются на летние выпасы. В таблице показаны затраты труда на уход за лошадьм и в весенний период выпаса; как видим, из общего количества всех затрат в 171,5 дня на пастьбу лошадей падает 144 дня.

Летом – джайляу

При организации летнего выпаса лошадей труд на пастьбу значительно сокращается. Это объясняется тем, что выпасы для лошадей представляют собой соверш енно обособленные пастбищные пространства, обеспеч енные водными потоками джайляу, где выпас другого скота не производится. Самое пастбище представляет обычно замкнутое горное ущелье, из которого лошадям трудно бывает выйти. Для выпаса на джайляу лошади делятся: «сувай­джилки» – мерины – пасутся по сосед ству с «кулунды­бие», т.е., кобылами. За этой частью стада достаточно только присмотра. Пастухи, наблюд ающие за табуном, используются также для доения кобыл. «Кызрак», вновь выделенный косяк, выпасается на отдельном пастбище под присмотром особого пастуха.

Табл. 173

Затраты на уход за лошадьми в весенний сезон

(в переводе на 10­часовой рабочий день взрослого мужчины)

Если в этот период сокращаются затраты на пастьб у, то при производстве кочевок, при переходах через перевалы, в ненастную погоду, особенно в бураны– лошади требуют дополнительных затрат. Перегон при кочевке на джайляу каждого табуна или косяка произ водится отдельно, при движении избегают встречи косяков. При перегоне по ущельям и тропинкам лошади следуют только за вожатым. В наиболее опасных мес тах (обрывы, броды или мосты) необходимо регулиро вание движения табуна. Все эти мероприятия требуют добавочных пастухов или погонщиков. Еще более осложняется дело при переходе горных перевалов. Здесь необходимо проявлять крайнюю бдительность и предусмотрительность. Дорога на перевал обычно представляет собой еле заметную тропу, следующую по наиболее возвышенным местам долины или ущелья. В районе перевала эти лощины (долины) обычно забиты снегом. Малейшее уклонение от тропы грозит скатыва нием или увязанием лошади в разрыхленном­ снегу и остановкой всего табуна. Перегон через перевалы еще более осложняется в ненастную погоду, когда идет снег или свирепствует буран, что на перевалах представляет обычное явление. Поэтому перед переходом перевала вперед обычно посылается разведка для установления возможности перехода.

Если встречается надобность, то для пробития троп вперед посылается овечье стадо, которое под руковод ством козла­путевода «эркеч» без осложнений проходит перевал. При перегоне через перевал требуется дополн ительный наряд погонщиков, а именно, на стадо, состоящее из одного­трех косяков, понадобится, при мерно, до 6 погонщиков и пастухов, которые при движ ении распределяются, примерно, следующим образом:

Табл. 174

Затраты труда на лошадей в летний сезон – джайляу

№ 1 (вожатый) дает направление стаду, №№ 2 и 3 (погонщики­вожатые второго и третьего косяка) след ят в то же время, чтобы косяки не смешивались меж ду собой, погонщик № 6 следит за тем, чтобы лошади не отставали и с гиком гонит стадо вперед, №№ 4 и 5 регулируют боковое движение косяков в наиболее опасн ых местах и наблюдают, чтобы лошади не сбились с дороги. Примерно такой же порядок движения стада соблюдается и вообще при продвижении по горным путям.

Во время буранов и ненастья выпасающихся в выс оких долинах лошадей, во избежание могущих быть обвалов, перегоняют в наиболее низкие места. Особен ное наблюдение необходимо иметь во время буранов. Лошади с целью защиты от непогоды, двигаясь по направлению ветра, могут пройти значительное расстоя ние и даже исчезнуть. Поэтому в такое время необход имо иметь несколько пастухов, которые могли бы зад ержать табуны и направлять их по желательному пути.

На джайляу лошади постоянно выпасаются на отведенных им местах. В район расположения аула они, как овцы, не отгоняются. С выходом на джайляу произво дится доение кобыл, из молока которых приготовляется любимый кыргызский напиток кумыс. Доение производ ится по несколько раз в сутки (2–3 раза); если име ется несколько косяков, то доение производится по оче реди. По мнению коневодов, доение кобыл влияет на улучшение крепости маток и их нагула. Затраты труда на уход за лошадьми в летний период показаны в вышеприведенной таблице 174. Осенью – куздеу

К началу сентября так же, как и овцы, лошади переходят на куздеу, на котором все стадо лошадей объединяется и выпасается одним пастухом. В этот период особенное внимание приходится обращать на ночное окарауливание. После джайлявных выпасов, благодаря нагулу, лошади приобретают вполне приличный «ликв идный вид. В это время они наиболее пригодны для продажи или обмена. В это же время обычно развито воровство, грабежи и барантачество. В районах, где сильно развиты грабежи, ночная охрана производится по очереди из состава кочевой группы. Караул, по местн ому названию «джезек», состоит из нескольких воору женных холодным оружием человек, которые, в случае появления барантачей, выдерживают первый натиск и дают знать жителям аула. Последние всей массой, обычно в конном порядке, вооруженные «чочмор» (палк и, залитые в одном конце свинцом), отражают напа дение.

Затраты труда за этот период времени сводятся к дневному выпасу и ночному окарауливанию табунов; для трех косяков на это потребуется в течение сентября и октября:

для пастьбы (1 взрослый пастух) ….   60 дней для ночного карауливания (1 взрослый пастух)  36 дней

Итого:96 дней

Если кочевая группа разобьется на меньшее число хозяйств, то и труд соответственно этому изменится. Учет затрат в случае окарауливания – «джезек» – не производится, в виду того, что эта организация носит случайный характер, применяясь лишь в районах, под верженных барантачеству.

Зимой – кыштоу

Часть кочевников Нарынского района, имеющие возможность выпасать скот на кыштоу, не отгоняют его в отар. Там, где отар применяется, на кыштоу остаются рабочие лошади, которые во всех без исключения аулах подкармливаются из сделанных запасов фуража в теч ение 4–6 месяцев, как видно из нижеприведенной таблицы (см. табл. 175).

Из гулевого скота в некоторых хозяйствах подкармливается, главным образом, молодняк, отделяемый от маток. Весь же остальной скот существует за счет подножного корма. В случае джута лошади, как и овцы, не гарантированы от падежа.

Середняцкие хозяйства при организации отара объединяются в незначительные группы, в то время как зажиточные выпасают лошадей индивидуально. Затрат ы в зимний сезон на выпас гулевых и уход за рабочи ми лошадьми на одно хозяйство, при 8 лошадях в отаре и 1–2 лошадях на кыштоу, выразятся в следующем:

Табл. 175 Число аулов, практикующих подкорм скота (по видам) – с 1/Х и 1/V

На кштоу все затраты, падающие на 1 хозяйство, составляют 20, 45 дня, при объединении же 6 хозяйств в группу те же затраты выражаются уже 158,7 днями.

Табл. 176

Организация выпаса крупного рогатого скота

Затраты труда на уход за крупным рогатым скотом несколько отличны в хозяйствах джатаков и кочевников. Джатаки, оставаясь на призимовочной территории, во избежание потрав посевов и сенокосов в весеннее и летнее время, вынуждены выпасать свой скот. В целях экономии рабочей силы, выпас в указанные сезоны у них производится обычно по очереди, для чего джатач­ ные хозяйства объединяют свой скот в отдельное стадо, иногда совместный выпас скота производится наемным’ общественным пастухом.

Отсутствие посевов на сезонных пастбищах, используемых кочевниками, не вызывает необходимости ока­ рауливания крупного рогатого скота; обыкновенно, по следний выпасается недалеко от аула, и только за телятами, выпасающимися отдельно от коров, произво дится присмотр. Большею частью коровы даже сами приходят ко времени их дойки. Несколько затруднит ельнее с выпасом в зимнее время, когда коров приход ится отгонять в камышевые и чиевые заросли. Добыть корм из­под снега коровы не могут, а поедают только непокрытую снегом часть растительности. В зимнее время коровы, молодняк, а также и рабочие быки в большинстве аулов (см, вышеприведенную табл. 175) подкармливаются сеном или соломой. С целью укрытия от ветров и непогоды для крупного рогатого скота дел аются загородки, по преимуществу из камыша и хвор оста. Там его кормят, там же он и ночует. Коровий навоз используется для выделки кизяка, который в без лесной местности является почти единственным топ ливом.

Крупный рогатый скот в хозяйстве бедняков используется как молочный и рабочий скот, а в хозяйстве кочевника – как рабочий, а также для выращивания на продажу и зарез. Кочевник молоком пользуется, главн ым образом, от овец; дойных же коров он часто оставл яет джатаку в компенсацию за труды по досмотру и обработке зерновых культур. Правда, и джатачное хо зяйство отдает на выпас ту часть скота, которая не мож ет быть использована в летний период (гулевой). Доение коров обыкновенно производится 2–3 раза в день (женщинами). Затраты труда по уходу за крупным рогатым скотом на всю кочевую группу приведены в нижеследующей сводной таблице (по средним бюд жетным данным):

Табл. 175

[1] Затраты рабочей силы во всех таблицах исчислены в 10­часовых днях взрослого мужчины.

 

Яки

В Нарынском районе, в некоторых волостях, в кыргызских хозяйствах встречаются яки – по местному названию «кутасы» или «топасы». Эти животные вывед ены из Тибета и распространены, кроме Киргизии, также в некоторых горных районах Таджикистана. В Нарынском районе насчитывается кугасов (голов):

В Исенгуловской вол.                              65

В Чаш­тюбинской                                     2016

В Учкинской     47 В Нарынской     66

В Шаркратминской                                  2066

В Он­арчинской                                         381

В Загорной                                                  27

        Итого:                                                          4668

Хорошо приспособленные для жизни в высокогор ных районах, они для своего ухода требуют очень не больших затрат. В хозяйстве они используются как раб очие волы для полевых работ, для перевозки грузов, верховой езды и как молочный скот. От скрещивания кутасов с коровами родятся аргыны, отличающиеся, по сравнению с волами, своей выносливостью и быстротой.

По окончании лактационного периода, продолжающегося с апреля по август включительно, кутасы отгоняются на выпас; наиболее излюбленным пастбищем являются еловые заросли, где обычно они выпасаются даже в течение всей зимы. Любя широкий простор для выпаса, прекрасно преодолевая все горные кручи, они хорошо отыскивают для себя корм и почти совершенно не нуждаются в уходе, выпасаясь без всякого пастуха. Стадо кутасов, водимое производителем «кутасын­букасы» (обычно 1 производитель на 10 маток), отлично умеет защищаться от нападения волков. Производитель, охраняющий все стадо, бывает весьма чуток и, в случае обнаружения какой­либо опасности, дает знать хрюкан ием (топасы не мычат как коровы, а хрюкают как свин ьи). Весь табун собирается по его зову и в случае нападения волков дает им дружный отпор. Только к весне – времени отела, кутасов пригоняют с выпаса. Заботы человека сводятся только к периодическому досмотру за стадом (1–2 раза в месяц). После отела телят не выпасают, а путают или привязывают, как жеребят, так как, будучи свободными, они перебегают к маткам.

Шерсть кутасов стрижется ежегодно и с примесью овечьей шерсти идет на выделку арканов. Затраты на доение такие же, как и у коровы, с той же, примерно, удойностью. Молоко кутасов богаче жирами и более приятно на вкус, нежели молоко овцы или коровы. У кыргызов существует даже пословица, характеризующ ая указанные качества молока кутаса, – «кутастын, сютине коян уйнаса уильбайды», т.е., «если заяц будет играть на молоке кутаса, то он не утонет». Приготовл енные из молока кутаса сметана и айран очень пита тельны. Молоко идет, главным образом, на изготовле ние масла. Масло и сметана яка (каймак, май) заго товляются на зиму и служат лакомством при угощении гостей. Приготовляется и сливочное масло «сэры май».

Верблюды

По своим естественно­историческим условиям На­ рынский район пригоден для широкого развития верблюдоводства. Верблюды в условиях Нарынского райо на используются, как вьючное животное, главным образом, при кочевках.

Затраты труда по уходу за верблюдами сводятся к присмотру. Верблюды выпасаются в одиночку, на широком просторе, поэтому объединение их в стада для выпаса затруднительно. У кыргызов существует посло вица «калмак кыйнаганына төө кайтартады», т.е., «кал мыки в наказание заставляют пасти верблюдов». Но все же бывают случаи, когда в осенний период верблюд ы выпасаются под присмотром общественного пастуха «точи». Наилучший сезон для выпаса верблюдов – осень, когда появляются наиболее любимые верблюдами колючие травы – алабата и другие. В этот период верблюды наиболее поправляются. При уходе за верб людами помощь человека необходима во время случн ого периода, так как верблюды случаются сидя, а не стоя, как остальные животные.

Добыча корма зимой из­под снега для верблюда невозможна, поэтому верблюды подкармливаются нар авне с прочим рабочим скотом. Из продукции верблю да – молоко в Нарынском районе не употребляется в пищу, поэтому удой не производится.

Шерсть верблюда идет на выделку ткани – «чекме ня» и на стежку одеял. Шерсть собирается (выщипы вается) во время линяния и по своим качествам стоит гораздо выше, нежели овечья. Затраты труда на уход за верблюдами, учтенные по средним бюджетным дан ным, исчислены в таблице 177.

Для учета труда в кочевой группе нами принят сост ав семьи каждого хозяйства из 3 работников (в перев оде на взрослого мужчину), что на 6 хозяйств приня той нами кочевой группы составит 18 рабочих единиц. Запас рабочей силы для каждого работника исчислен из годового расчета за вычетом 53 дней отдыха. Расход ы труда на земледелие исчислены из расчета обработк и каждым хозяином, имеющим 25 единиц скота, 2 де сятин посевов и 1 десятины сенокоса, что на 6 хозяйств даст 12 десятин посева и 6 десятин сенокоса. Остальные затраты труда (переработка сельскохозяйственных прод уктов, общехозяйственные и домашние работы) исчис лены по средним бюджетным данным на всю кочевую группу.

Все же затраты труда на животноводство взяты по бюджетам, с дополнениями, произведенными со слов лиц, знающих кочевое хозяйство.

Таблица дает полное представление о затратах тру да в кочевой группе по разным периодам и за весь год. Сравнивая по периодам соотношение запаса рабочей силы с количеством дней, затраченных на все работы по сезонам, мы видим наибольшую нагрузку в весенний период (с марта до середины мая), когда остаются неи спользованными лишь 7,64% трудового запаса.

Следующее место, по степени использования труда, приходится на осенний период, когда остаются неиспользованными 7,56%, далее летний – не использовано 13,48% и, наконец, зимний, когда не используются 43,93% всего запаса труда.

В общем, данные, как по отдельным сезонам, так и годовому итогу, говорят о довольно полном использо вании рабочей силы.

Наибольшее количество затрат по видам скота па дает на овец–66,32%, затем на лошадей–28,57%, крупный рогатый скот – 3,71 % и верблюдов – 1,4%.

Годовые затраты рабочей силы по видам скота (в человеко­днях на 1 голову разного скота) выражаются в следующих величинах:

верблюды		13,7
лошади		11,7
крупный рогатый скот		4,18
овцы		2,07

Большие затраты труда падают на остальные работ ы в хозяйстве.

Таким образом, проектируемая нами кочевая групп а, располагающая стадом достаточной мощности для того, чтобы вполне обеспечить потребности всех 6 сем ей, входящих в ее состав, благодаря коллективной орг анизации труда сможет: 1) использовать почти пол ностью весь запас рабочей силы, 2) рационализировать уход за скотом, насколько это возможно для кочевых хозяйств в современных условиях, последнее, как это мы видим в описании организации выпаса скота, трудно было бы выполнить индивидуально каждому хозяйс тву.

По мнению знатоков кочевого хозяйства, наиболее оптимальным размером стада в отношении экономии труда в Нарынском районе является стадо в 400–800 голов скота. Индивидуальное хозяйство с таким разме ром стада вынуждено было бы широко применять наемн ую рабочую силу, что противоречит принципам соврем енного социалистического строительства. Наоборот, кочевая группа с тем же составом, оставаясь трудовой, использует также и преимущество крупного хозяйства в отношении ухода за скотом при оптимальном размере стада.

 

О ДЖУТЕ И БЕСКОРМИЦЕ В СРЕДНЕЙ АЗИИ. ИСТОРИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Научный доклад, содержащий интереснейшие размышления и сведения экономического и историко­этнографического характера. Обращает на себя внимание оригинальная научно­обоснованная идея о том, что кризис сельского хозяйства Кырг ызстана, особенно животноводства, был напрям ую связан с началом колонизаторской политики царизма и углублен басмачеством и гражданской войной. Несомненный интерес представляют при веденные автором народные поверья и наблюде ния, связанные с джутом (бескормицей), собствен ные рецепты по борьбе с этим стихийным бедст вием, выведенные им оптимальные нормы в выпасе поголовья скота и др., что могло бы быть учте но и в нынешних условиях хозяйствования.

Машинописная копия. Хранится в ЦГА Узб. ССР,  ф. 382, оп. 3, д. 24. Публикуется впервые.

Джут – кыргызское слово в переводе на русский язык вообще падеж скота, но преимущественно употребляется для обозначения массового падежа скота от неблагоприятно сложившихся климатических условий зи мы. Глубокий снег, толстым слоем покрывая траву, затрудняет для пасущегося в степи и горах скота добычу корма, что при продолжительности зимы ведет к обессилению скота, который уже не в состоянии разр ывать ногами снег и добывать под ним траву и от слабости начинает гибнуть. Особенно губительны такие суровые зимы, когда они наступают после сухого лета.

Малое выпадение осадков в виде дождя и летней жары вредно отзывается на травяном покрове, который бывает в скудении и скоро выгорает. Поэтому скот в та кие лета слабо откармливается и с трудом может выд ержать суровую зиму, когда снег толстым слоем пок рывает степной травяной покров.

Ведя преимущественно пастушеский образ жизни и всецело завися от своего скота, постоянно нуждающегося в подножном корме, кочевник с тревогой ждет наступления зимы, которая очень часто несет за собой страшное для него бедствие – джут. Как велико бывает это бедствие, можно судить по следующим данным:

Джут 1879–1880 года значительно изменил количество скота по видам. При сличении поголовья скота в быв. Семиреченской области в 1882 с поголовьем 1878 года, оказывается, что скотоводство кочевников не достигло прежних размеров. Так, в 1878 году считалось:

Овец                               6.624.752 г. лошадей       877.155 г. кр. р. скота       503.158 г.

В 1882 году количество скота составило: овец                           3.220.333 г. лошадей                        556.402 г. кр. р. скота                310.603 г.

Оказывается, в 1882 году овец осталось менее половины прежнего количества, лошадей менее двух третей, а рогатого скота убыло почти две пятых (см. обзор быв. Семир. обл. за 1882 г., стр. 4).

За зиму 79–80 года от джута пало по Казалинскому уезду быв. Сыр­Дарьинской области:

овец	482.238 г.
лошадей	43.084 г.
кр. р. скота	7.827 г.
верблюдов	49.827 г

Из общего количества поголовья скота:

овец	651.452 г.
лошадей	60.476 г.
кр. р. скота	16.706 г.
верблюдов	92.508 г.

Количество скота, павшего от джута в % % отношении по видам составляет:

овец                                 74%

лошадей                        71,2% кр. р. скота              43,4% верблюдов               53,9%

                              (см. Турк. ведом., № 32, 1880 г.)

В 1892 году в Каракумах 775 киб. за февраль месяц от бескормицы лишилось:

овец    80 %   лошадей   90%   верблюдов   60%

                                                                               (см. Турк. ведом., № 17, 1892 г.)

В 1903 году от джута и других неблагоприятных для скотоводства причин пало в быв. Семиреченской област и 1.249.024 голов, что по отношению к зарегистриров анным на 1 января 1903 года 6. 197.291 головам состав ит 20,2%

(см. обзор быв. Семиреченской области за 1903 год.)

Интересное летоисчисление у кыргыз, которое изложено (в Турк. вед. 1892 г., № 5) говорится: мїчөл – мера времени, равная 12 годам, которые носят следующ ие названия животных: 1 – мышь, 2 – корова, 3 – тигр, 4 – заяц, 5 – рак, 6 – змея, 7 – лошадь, 8 – бар ан, 9 – паук, 10 – курица, 11 – собака, 12 – свинья. Особенно тяжелым считается год «зайца» – «коен» джилы.

Коен – джилы как раз совпадает с вышеприведенными годами джута, а именно: 1879 г., 1891 г., 1903 г. и 1927 г. Последний год тоже является годом тревожн ым. Примером может служить тот факт, что из Джетысуйской губернии Казакстана уже со скотом несколь ко десятков тысяч хозяйств от бескормицы пробрались в КирАССР. Тревожные сведения о бескормице мы слышим из других республик Средней Азии. В более суровые зимы, как видно из вышеприведенных данных, этот урон доходит до 55 % в общем и ведет к таким бедс твиям, что «кыргызы, истребив в степях трупы павших животных, толпами идут к оседлым пунктам, погибая на дороге от истощения, холода и голода» (см. Е. Смир нов. Сыр­Дарьинская область).

Этих данных достаточно, чтобы понять ту тревогу, с какою кочевник ждет наступления зимы. Боязнь джу та отразилась даже на одной суеверной примете кыргыз. Если гость, омыв руки перед едой или после еды, стря хивает капли воды с пальцев, а не дает ей самой стечь, то это значит, что он призывает на скот накормившего его кыргыза все бедствия джута. Боязнь этого страшного бича – джута немедленно должна была заставить ко чевника употребить всевозможные усилия, чтобы оград ить себя от этого бедствия, которое в два­три месяца превращает богача в нищего, либо гибнущего от холода и голода, либо превращает из самостоятельного хозяи на в наемного батрака.

Поэтому немаловажный интерес представляет знакомство с теми способами борьбы с непогодой какими пользуется кыргыз­кочевник, стремящийся спасти себя от голода и холода, а скот – от падежа. Такими способами являются зимние жилище кыргыз, далеко неодин аковые в разных местах­степи и горах, что на первый взгляд кажется довольно странным. Изучение этих жи лищ в связи с возникновением в различных частях степи и гор того или другого типа их дает возможность и выр аботать меры, какими можно помочь кочевнику в борьб е с природой, так жестоко бичующей кыргыза.

Разнообразие кыргызских зимовок можно разделить на два типа: тип­землянка и тип­юрта. Кыргызы обычно устраивают свои зимовки там, где имеется в достаточ ном количестве трав и воды. Там мы увидим прочные зимовки (кыштау) с глинобитными домами, с загонами для скота и запасами сена на зиму. Там же имеют пашн и, в горных районах преимущественно сеят ячмень изредка клевер. Ячмень идет в большинстве для упот ребления самого населения, процентов 10–15 на корм рабочего скота, солома, мякина, а также отруби идут на прокормление оставляемого на зиму слабого и рабо чего скота.

В тех районах, где не обеспечены кормовыми запасами чисто по естественно­историческим условиям там мы встречам кочевников с юртами, которые приспособл яются во время суровой зимы к различным тугайным зарослям, камышам и к солнцепеку.

К таким местностям относятся Самаркандская, Зеравшанская области и Кенимехский район (Кызыл­Кум), степные районы Кашка­Дарьинской, Сурхан­Дарьинской и Хорезмской обл. Узбекистана и почти весь Туркестан. Здесь преобладает разведение овец, коз, верблюдов и отчасти лошадей (см. таблицу).

Травяной покров в этих районах незначительный, не всюду пригодный для укоса, но он разбросан на таком громадном пространстве, что в общей сложности в сос тоянии обеспечить прокормом количество стад, в не сколько раз превышающее существующее.

Но явление хронического недоедания в этих районах обуславливается тем, что выбиваются скотом пастбища преимущественно около имеющихся колодцев, а на пастбища, не тронутые пастьбой, из­за отсутствия водопоя скот перегнать нельзя. Единственной радикальной мерой к обеспечению местного скота фуражным довольствием является расширение колодезной сети и других искусственых водопоев и водоемов. Устройство новых колодцев, возобновление пришедших в негодность и засыпанн ых, является одним из главнейших задач.

Помимо роковой силы природы (джут), во власти которой находится кочевник Средней Азии, периодичес ки сокращая производственную мощность (скота) страны, мы имеем налицо вообще бескормицу, которая представляет постоянный характер, повторяющийся ежегодно.

Борьба с бескормицей в Средней Азии представляет ся весьма сложной и нелегкой задачей, из­за неизученности кочевых районов: гор, степей и песков, оторванн ости таковых за отсутствием налаженных путей сообщ ения от культурных центров, слабого проникновения советизации в кочевьях. Издавно существующее кочевое животноводство заняло всю территорию кочевания, горн ые пастбища, тугаи различного происхождения, глинис тые пустыни и пески. Эта территория кочевания может быть правильно использована только тогда, когда в нал ичности имеются все виды угодий – тугаи и заросли для зимовок, горные пастбища для летовок и степи и пески для перекочевок и пастьбы скота весной и осен ью. Если нет удобного соотношения между этими тремя видами угодий, то кочевое животноводство Сред ней Азии испытывает неудобства и не может нормально развиваться.

Уже с самого начала широкого расселения кочевни ков, после присоединения к России, многие из них не могли получить угодий всех трех видов, т.е., природа не дала их в нужном соотношении. Чем больше коли чественно увеличивалось животноводство, тем больше оно нуждалось в угодиях. Кочевники владели необъятн ыми степными пустынями, колоссальными горными пастбищами, а им на этом просторе тесно и скот их час то погибает от бескормицы.

Колонизаторство еще более ухудшило уже очень тяжелое положение, так как колонистов, как будто на рочно поселяли так, чтобы отрезать путь кочевника на горные пастбища. Очень часто их лишали хороших зи мовок. Никаких мер по развитию кочевого животноводс тва не производилось и оно постепенно разрушалось переживая очень тяжелый процесс перехода в новые формы полукочевого и «джаточного» хозяйства. По дан ным обследования экспедиции Научно­исследовательского бюро экономики и организации с. х­ва сельфака CAI У, в 1926 г. Нарынского кантона КирАССР (в еще не опубл. материалах) джаточное хозяйство достигает до 59%, а в 1913 г. – 18,5%. Не говоря о колонизаторс тве, о котором уже много сказано.

Царское правительство ограничило использование кочевниками лесов и тугайных зарослей, считая и по следние лесами. В данное время ГЗИ и лесное ведом ство взимают от скотоводческих хозяйств довольно со лидную сумму. По данным обследования Научно­иссле довательского бюро эконом, и организ. с. х­ва сельфака САГУ в 1927 г. Таласского, Джаляль­Абадского и части Нарынского кантона КирАССР за 3 месяца с головы овцы взимают 15 коп., крупного рогатого скота–30 коп. и за место юрты – 1р. 20 к., за топливо 12 рублей за месяц и за пользование зоной лесных угодий столько же, сколько ГЗИ 30 с мал. скота с головы и 60 коп. крупного скота за 6 месяцев в Южной части Киргизии.

В связи с вышеуказанными обстоятельствами положение кочевого животноводства стало очень тяжелым и оно все чаще и чаще страдало от стихийных бед ствий – джутов, весенней и осенней бескормицы. Как видно из отчетов довоенного времени, падеж скота от бескормицы участился.

По бывш. Семиреченской обл. в 1907 году он выра зился в падеже 326. 162 голов всех видов животных, в 1908 году – в количестве 1.050.970 голов, в 1909 го ду–в количестве 56.436 голов и в 1817 году скотоводч еское хозяйство довольно много потерпело от засухи, но точных сведений нет. В течение последних 30–50 лет кочевое животноводство переживает кризис. Ниже прив одим таблицы по данным обзора бывш. Семиреченской обл.

У кочевого  населения	У оседлого населения
1868 г. –3.501.128 г. через 9 лет 1878 г. – 8.005.025 г. 4 года	– –
1882 – 4.185.845	–
1896 – 5.582.067
1897 – 5.001.493	217.477
1898 – 5.241.539	261.428
1899 – 5.574.443	357.687
1900 – 4.671.837	233.280
1901 – 5.848.514	379.289
1902 – 6.212.026	379.915
1903 – 5.668.241	410.791
1904 – 6.227.848	431.944
1905 – 5.731.336	441.598
1906 – 5.700.665	484.056
1910 – 6.684.331	567.304
1911 – 6.574.813	647.381

 

Киргизский мятеж 1916 года (см. работу И. Чика­ ницского, издание общества изучения Казакстана, Кзыл­ Орда, 1916 г.) принес также убытки скотоводческим хо зяйствам:

Уезды	Лошад.	Кр. р. скота	Вер ­ блюдов	Овец	Общее число голов
Пишпекский уезд	42,18	34,04	51,81	52,43	43,94
Пржевальский уезд	75,61	63,27	81,15	77,91	61,19

 

Басмачество и революционная война – все эти объективные условия сильно отразились на экономическом благосостоянии и скотоводческого хозяйства.

Скотоводческими странами в Средней Азии главным образом являются Кыргызстан и Туркмения. Киргизия и горные районы Таджикистана богаты джайляу­паст­ бищами, а Туркмения и кочевые районы Узбекистана – пастбищами песков. Очень сложное условие в смысле пастбищ в Туркменистане и кочевых районах УзССР – это зависимость от количества колодцев и обеспеченн остью питьевой водой. В Киргизии в этом отношении дело обстоит благополучно, но зато отсутствие степей и песков заставляет кыргызских скотоводов весной и осенью пасти свой скот за счет призимовочной террито рии, что очень плохо отражается на кормовой емкости итак ограниченной призимовочной территории. В Кирг изии кочевое животноводческое хозяйство в будущем должно перерасти по численности емкость зимовочных территорий. По данным обследования экономики и орг ан. с. х­ва сельфака САГУ (вне опубл. матер­в работ Стаценко), % распределения пастбищных площадей коктеу, куздеу, кштау –28,5%, джайляу – 71,5% (по Нарынскому кантону КирАССР облс. 1926 года).

Главную массу запасов корма для скота дает джайл яу. Так, по отношению к общему запасу кормов, отд ельные пастбищные угодья распределяются следующим образом: джайляу – 79,2% коктеу, куздеу и кыштоу – 20,8% (см: «Современ. аул Средней Азии», стр. 76. Изд ание Ср. Аз. Бюро ЦК ВКП(б) Загорная вол. Каракольско­Нарынского кантона, выпуск X.) Для наглядн ости мы приводим следующее:

Название волостей	кормовая емкость пастбищ (единиц скота может прокормиться)		По данным обследования 1926 года имеет­ ся, единиц скота	Избыток пастбищ для единиц скота
	на кштоу, коктеу, куздеу	на джайляу		На кштоу, коктеу, куздеу	На джайляу
Уткижская	22084	165382	11984	10100	15439
Нарынская	26171	115299	9780	16391	10550
Он­Арчинская	19907	123950	19583	319	10536
Шаркратмииская	49647	58720	21238	28409	37482
Исенгуловская	34990	127826	17796	17094	11005
Чаштюбинская	29360	112857	20644	7716	9152
Заторная	128131	976152	60855	67276	9152
Сырты общего использования Ак­ сай­Арпа	–	538965	–	–	53892
Итого:	310290	2219151              161885		148405	2047266

 

При определении кормовой емкости сезонных пастбищ мы исходим: 1) из суточной кормовой дачи 25 ф. сух. сена на единицу скота; 2) из среднего периода выпаса на данном пастбище.

На основании этих данных исчислено количество скота, которое сможет прокормиться на каждом из ви дов пастбищ за существующий сезонный период выпаса.

Здесь, как в вышеприведенном распределении территории имеется резкая разница между емкостью лет них и остальных видов пастбищ. Первые могут прокорм ить 2219151 ед. скота, а остальные только 301290, т.е., в 7 раз меньше. Сравнивая исчисленную нами в едини цах скота емкость зимних и летних пастбищ с налич ными,– количеством единиц скота, мы видим во всех волостях значительный избыток кормов; по всему Нарынскому району и призимовочных и осенне­весенних пастбищах имеется запас на 310290 единиц. Имея указ анную емкость, количество скота можно было бы увел ичить почти вдвое.

Но практически мы видим, что в большинстве случ аев на призимовочных пастбищах не хватает корма даже для имеющегося скота. На это указывают: 1) мно гочисленные зимние отгоны скота в отар, 2) сильное истощение скота к весне, сопровождаемое часто падеж ом его, 3) жалобы местного населения на недостаток корма в пределах призимовочных пастбищ.

Эту нехватку корма ботаники объясняют нерациональностью использования призимовочных пастбищ. По их мнению, для получения нормального кормового зап аса, необходимо скашивать растительность в период ее зрелости, а остаток (отову) отводить для осеннего выпаса скота. В действительности кыргызами косится лишь ничтожная часть, а остальная трава, оставаясь на зиму на корню, теряет большую часть своей кормовой массы и питательную ценность. Большой излишек вы пасов имеется на джаиляу: за счет последнего могло бы прокормиться до 2047266 единиц скота. Недостаток корм овых запасов в пределах кыштоу, вследствие нерацион альной эксплуатации их, заставляет кочевников прибегать к использованию зимой пастбищ, расположенных в районах джайляу, там, где это возможно по клима тическим условиям.

Для наглядности мы берем один из кантонов Киргизстана, который особенно богат своими джайляу­паст­ бищами и речными долинами, изобилующими прек расным травяным покровом – Сусамыр, приток его Каракол, Джумгал, Кочкор, Сонкул, Каракуджур­Султансары, Нарын, Ат­баши, Арна, Аксай и Чатыркуль которые считаются житницей кочевых животноводческих хозяйств Кыргызстана.

Всего по Нарынскому району		Голов скота отгоняется в отар
	Лошадей	кр. р. скота	овец	верблюдов
	17.870	8.143	177.90	1.170

Приведем пример из обследования НИБ сельфака САГУ 1927 года по части Таласского кантона (кочевая волость Чоройская), по кочевым районам Джаляль­Абадского кантона и части Нарынского кантона (Куртк а­Терекская волость).

По кантонам еще не разработаны методы для выявления кормовой емкости джайляу этих районов поэ тому пришлось воспользоваться довольно грубым методом, сводящимся к следующему: по материалам обследования были взяты сведения (по опросам насел ения) о количестве травы, остающейся неиспользован ной при наличии известного количества скота, выпасаем ого на данной территории. На эту остающуюся неисп ользованной кормовую часть исчислялось количество скота, могущего еще прокормиться. Таким образом мы получили приблизительное представление о емкости сезонных видов пастбищ, выраженной в поголовьях скот а, т.е., представление о том, какое количество всего скота могут за известный период времени прокормить данные пастбища.

Период использования каждого вида пастбищ, взят на основании массового опроса, произведенного вышеуказанной экспедицией.

Следовательно, мы видим из вышеприведенных данных, широкую возможность в будущее время развития животноводческого хозяйства при условиях рациональн ого использования пастбищ в Киргизстане.

Явление недостаточности питьевой воды в полупустынных скотоводческих районах, главным образом, наблюдается в Кара­Кумах и по преимуществу в западн ых пределах Туркменистана. Благополучие кара­кумских стад в большей мере зависит от наличия питьевой воды. Явление хронического недоедания в этих стадах определяется не отсутствием кормов в степи, кормовая емкость каковых вполне достаточна, а определяется тем, что корма выбиваются скотом около имеющихся колодцев, а на другие пастбища, не тронутых пастьбой скота, перегнать нельзя, так как там нет водопоев. Яв ление катастрофической бескормицы в этих районах вызывается засухой, под влиянием которой наблюдается отсутствие роста трав весной или их преждевременное высыхание.

Итак, охарактеризовывая кочевые районы Средней Азии, несколько остановимся на землевладельческих районах. Недостаточность площади кормовых растений и зернозлаков, главным образом наблюдается в хлопководческих районах, где посевная орошенная площадь по преимуществу используется под хлопок и зерновые культуры. Так как в этих районах скот является единствен ной рабочей силой и производителем ценного удобрения по норме навоза, вопрос об увеличении кормовых ресурс ов дехканского хозяйства, является одной из актуаль ных задач. Это касается, главным образом, земледельч еских районов Узбекистана. Аналогичное явление, но не в такой мере наблюдается и в хлопководческих райо нах южной части Кыргызстана и Туркменистана.

 

А. СЫДЫКОВ

РАЗЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА В ДОПОЛНЕНИЕ К МОИМ ПОКАЗАНИЯМ ОТ 19. 10. 1933 г.^[1]

Вот уже 6­ой месяц как я сижу в одиночке (160 дней). Казалось бы уже пора кончить мое дело и дать определенное наказание согласно соответствующей ста тье революционного закона, но, однако, окончание моего дела тянется до сих пор. По­видимому, затяжка моего дела объясняется тем, что я в своем показании недостат очно полно осветил положения и я вынужден дать по этому некоторое разъяснение в нижеследующем: хотя я в своем ранее данном мною показании указал фактич ески нашу контрреволюционную организацию с указа нием ее цели и задачи, принимая во внимание, что только чистосердечное признание и полное разоружение дают возможность облегчить свое положение.

В виду моей одиозности в условиях Киргизии могут быть на меня разные баснословные доносы, не соответствующие действительности. Одиозность моя заключ ается в том, что я выступал в 1925 году в числе так называемой «30­ки» против линии Обкома ВКП(б) и отдельных членов бюро – Худайкулова и Бабаханова об искривлении линии партии. Выступление «30­ки» был о осуждено вышестоящей партийной организацией в лице Средазбюро ЦК ВКП(б) и представителя ЦКК ВКП(б) в лице тов. Зеленсона, в результате чего я и несколько человек из «30­ки» были исключены из состав а членов партии: кроме того, я был немедленно отоз ван в Ташкент, т. т. Худайкулов и Бабаханов были тоже исключены из партии и был создан над ними об щественный процесс. Все это дело хорошо известно быв. упол. ЦКК Средазбюро т. Манжара. Я лично предпола гаю, что на меня могут быть всякие донесения и ложные показания в связи с возвращением Худайкулова ныне весною 1933 г. в г. Фрунзе, если не непосредственно от него, то его единомышленников (напр. Кокумбай Чинин). Просьба обратить на это особое внимание во избежание могущих быть сведений личных счетов.

В виду того, что я был отозван из Киргизии и все время с 1925 по 1932 годы был в Ташкенте и согласно моего заверения с АБ о том, что я не буду иметь связь с Киргизией, я совершенно порвал связи и поэтому я не мог там создать или состоять в какой­либо к­р. орг анизации, за исключением той, которая мною указана в показаниях.

В то время я не ручаюсь за то, что вообще не было в Киргизии к­р. организации. Такая организация могла быть в Киргизии и помимо моего участия, о чем я мог и не знать о существовании таковой, так как во Фрунзе я держался совершенно обособленно, стараясь не вмешиваться во внутри республиканские дела в виду моего особенно исключительного положения. Кроме того, я был предупрежден т. т. Абдурахмановым и Исакеевым порвать всякую связь с бай­манапскими элементами, что мною и было принято к руководству. Я могу даже допустить, что в связи с моим приездом во Фрунзе мог ло быть и оживление контрреволюционного байства и манапства. Но я должен здесь оговориться, что об этом, еще до моего приезда во Фрунзе, я лично предупредил т. Абдурахманова, в бытность его в Ташкенте. Он на этот вопрос ответил: «Советская власть в лице меня всегда может дать отпор подобным случаям». Не огран ичиваясь его ответом, я его просил поставить мой вопрос в Обкоме и лишь по согласию с последним мне про телеграфировать.

Через несколько времени я получил телеграмму о возможности моей службы в Киргизии. После чего я с семьей перебрался во Фрунзе. Что побудило тов. Аб дурахманова звать меня, хорошо зная о моей одиозности в условиях Киргизии? Хотя этот вопрос маленький, но имеет большую принципиальность в условиях Киргизии. Пребывание мое в Киргизии означало реставрирование байских и манапских элементов и не зря ожили и за шевелились разбитые группы старых контрреволюцион ных буржуазных националистов (сыдыковщина) и левых загибщиков (худайкуловщина). Весною как­то раз пок азался во Фрунзе Худайкулов, но куда­то быстро ис чез. Я объясняю вызов меня в Киргизию тов. Абдурахм ановым тем, чтобы завоевать авторитет перед байским и и манапскими элементами и в случае пожара выдать меня как известного заслуженного националиста и та ким образом завоевать почетный авторитет и перед сов етской властью. Я настоящим ничуть не имею себя в виду заниматься самооправданием, а лишь даю для ясности дела настоящее объяснение, так как в ранее данных мною показаниях я прямо указал, что я в ос новном – контрреволюционер.

Итак, в вышеизложенном своем разъяснении я останавливаюсь на следующих моментах:

Что я ни в какой к­р. организации не состоял, кроме той, о которой мною указано в ранее данных пок азаниях.

Упоминая о своей одиозности в условиях Киргиз ии, прошу обратить внимание на то, чтобы не были сведены со мною личные счеты.

Что я попал в Киргизию по вызову т. Абдурах манова.

В виду того, что я уже порядочное время (160 дней) сижу в одиночке, прошу ускорить окончание мое го дела и определить наказание^[2].

[1] Измученный допросами, ожиданием неизвестности Абдыкерим Сыдыков обращается с письмом к своим мучителям (Ташкент, 19.X.33 г.), требуя определенности в своей судьбе. Документ напи сан карандашом на пожелтевших 3­х листах линованной бумаги, написано очень грамотно.

[2] Вскоре было вынесено обвинительное заключение и Абдыкерим Сыдыков отправлен для суда во Фрунзе в январе 1934 г.

 

З. КУРМАНОВ

«МОЙ ОТЕЦ БЫЛ ЧЕСТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ»

Опубликовано в газ. «Комсомолец Киргизии», 8. 05. 90.

Кто может лучше знать и рассказать о людях, по гибших в годы сталинских репрессий, как не дети, же ны, сестры, братья и родственники невинных жертв, с которыми они делили родной кров, хлеб, радости и несчастья. О своих родителях нам уже поведали дети Хрущева, Микояна, Орджоникидзе, Гамарника; о своем муже, Н.И. Бухарине, рассказала его жена Ларина, о своем брате Тухачевском – его родная сестра. Воспом инаниями о своем отце – Абдыкериме Сыдыкове де лится Нуржамал Абдыкеримовна Баирова, заслуженный связист Киргизской ССР, ныне пенсионерка. Нуржамал­апа родилась в 1915 году. Она была старшим ребенком в семье. Была свидетелем многих жизненных эпизодов, связанных с отцом. Часто бывала вместе с ним в слу жебных командировках, видела людей, с которыми он встречался, дружил, многое об отце ей рассказала мать.

После ареста отца в мае 1933 года 18­летней девуш кой она была исключена с 1­го курса пединститута как дочь «врага народа». Затем в ее жизни были 3 года мытарств и унижений в поисках работы. Повезло лишь в 1936 году. Помог начальник Фрунзенского телеграфа Андреев, который, махнув рукой на то, что Нуржамал­апа – дочь «врага народа», принял ее на работу. С тех пор она накрепко связала свою жизнь с органами связи республики. Работала на разных должностях – началь ником отдела кадров Минсвязи Киргизской ССР, теле графистом, переводчиком­секретарем, начальником от дела Киргизского отделения «Союзпечати». Нуржамал­апа имеет ряд государственных наград, награждена Почетными грамотами Президиума Верховного Совета Киргизской ССР. Вот, что она нам рассказала…

«Мой отец был честным и добрым человеком, высокообразованным по тем временам, интеллигентным. Ко всем относился одинаково хорошо, с сочувствием и пониманием, желанием помочь. Это привлекало к нему многих людей, его коллег и друзей, родственников. В нашем доме всегда было многолюдно. Отец и мать были хлебосольными хозяевами и всегда радовались гостям.

С утра до позднего вечера мы хлопотали на кухне. Отец и мать очень уважительно относились друг к другу. Не припомню ни одного случая, чтобы они между собой ссорились. По крайней мере, при детях они никогда не ругались. Не называли они также при нас друг друга по именам, а говорили «атасы» или «апасы», что в пер евод на русский язык дословно означает «наш папа» или «наша мама». Отца моего его друзья, товарищи и знакомые ласкательно­уважительно называли Абыке или агай (учитель).

В Верном мы жили с 1920 по 1922 год. Транспорта никакого не было, как не было и регулярного сообще ния между Пишпеком и Верным. По предписанию мест ных властей нам разрешалось ехать на почтовых лошад ях, которые менялись на каждой станции. Таким обра зом, за неделю добрались всей семьей в Верный. Когда приехали в город, нас поселили в доме, в прошлом при надлежавшем какому­то богатому человеку. Дом сос тоял из шести комнат, двух кухонь с русской печкой. Теперь он принадлежал облисполкому. Комнаты были все меблированы, со вкусом обставлены домашней ут варью. В двух комнатах постоянно проживали 2–3 че ловека, видимо, работники облисполкома, Ревкома, останавливались здесь и командировочные.

Положение с продуктами в то время было тяжелое. Поэтому многие коллеги и соратники отца столовались у нас. Помню, каждое утро и вечер за нашим столом собирались регулярно 10–15 человек. Частыми гостями в доме отца были его друзья – Ораз Джандосов, Дмит рий Фурманов, Магаза Масанчи, Шегабутдинов, Борубаев и многие другие, имена которых я уже не помню. В то время в Верном также жил Ишеналы Арабаев с семьей. Правда, не знаю, где он работал. Но он тоже часто приходил к отцу домой и они подолгу вместе сид ели и о чем­то разговаривали. Как­то раз к нам домой приехал известный манасчи Сагымбай Орозбаков, и я видела, как отец с его уст записывал «Манас». У нас дома была довольно толстая книга «Манас». Позднее, уже после ареста отца, я иногда читала ее, помня слова матери о том, как отец много сил и труда вложил в то, чтобы издать эту книгу. Впоследствии она пропала из нашего дома (сотрудники ГПУ почему­то не обратили на нее внимания). Мать, обнаружив пропажу, очень переживала.

По рассказу матери в начале 20­х годов мой отец ездил в Каскеленский район в командировку вместе с Орозом Джандосовым, который там родился. Там он познакомился с молодым красноармейским командиром Юсупом Абдрахмановым. Отец говорил, что у этого парня светлая голова и его ждет прекрасное будущее. Тогда же по рекомендации отца Юсуп поехал на учебу в Ташкент.

В 1922 году отца перевели в распоряжение правительства Туркреспублики в Ташкент. Там мы жили вплоть до 1932 года. Только однажды мы выезжали на временное жительство в г. Ош в 1930 году. Тогда там первым секретарем окружкома партии был Эркинбек Эсенаманов. Отец в это время работал уполномоченным Средазшелка. Частыми гостями нашей семьи были Абдыкадыр Орозбеков, журналист и писатель Сыдык Ка рачев, начальник ОГПУ Оша Хасан Булатов, нарком соцобеспечения Турсун Осмонова, наркомфин Мамбеталы Булатов.

После приезда из Верного мы поселились в доме из 2 больших меблированных комнат с большой террасой, выходящей во двор. Дом находился на улице Жуковс кого. Верненский дом мы оставили Ишеналы Арабаеву под опись. Когда мы съезжали, мама хотела взять кое­ что из домашней утвари. Я была свидетелем их разгов ора с отцом. Отец настрого запретил это делать, ска зал, что все в доме принадлежит Советской власти и что он дом сдаст таким, каким его принял.

Рядом с нашим домом в Ташкенте жила русская семья. У них была девочка примерно моего возраста, с которой я подружилась. Она плохо одевалась и часто была голодна. С детской откровенностью я как­то от крыто ее спросила, почему они так плохо живут. Она ответила: «Потому, что не работает папа». В то время в Ташкенте, по словам отца и матери, была сильная безработица и устроиться на работу было нелегко. Ре шив исправить положение, вместе с этой девочкой я отправилась к отцу и «приказала» ему (он меня сильно баловал) устроить отца девочки на работу. Тогда отец пошел к соседу, они о чем­то поговорили и скоро он получил долгожданную работу.

Потом папу избрали делегатом на съезд Советов. И мы поехали вместе в Москву: папа, мама и я. Когда отец куда­либо уезжал надолго, он никогда не оставлял нас одних. В Москву ехало много людей, целая деле гация. Никто не запомнился, кроме Саймасая Татыбекова, он где­то в комсомоле работал. Ехали в между народном вагоне несколько суток. Взяли с собой одеяла, два ведра меда, набили курджуны сушеным мясом, боорсоками, курутом. На вопрос, зачем все это, отец ответил мне, что для студентов из Киргизии, которые учатся в Москве. Он очень заботился о воспитании на циональной кыргызской интеллигенции, держал постоянн ую связь со студенческой молодежью, помогал по мере возможности материально, часто собирал их у себя.

Приехали в Москву. Сели на сани и двинулись в Дом Союзов. Там собирались делегаты для регистрации. В фойе выгрузили вещи, чемоданы, посадили меня на нашу поклажу и куда­то ушли. Отец мне наказал, если будут спрашивать, кто я такая, то отвечай: «Я делегат Всероссийского съезда Советов, приехала из Ташкен та». Видимо, я так долго сидела, что люди стали собир аться вокруг меня и выяснять, что я за девочка и поч ему здесь сижу. Я была бойким ребенком, хорошо говорила по­русски и звонко отвечала всем, что я – дел егат Всероссийского съезда Советов. Глядя на забав ную семилетнюю девочку, взрослые очень смеялись. В окружении большого количества людей и нашел меня отец. Я радостно воскликнула: «Вот мой папа!»

Потом мы поселились в гостинице постпредства Туркреспублики и жили там всей делегацией. Помню, как мы ходили в гости к Атабаевым. Впоследствии он стал первым председателем Совнаркома Туркменской ССР. Когда мы уходили, мне подарили куклу, у которой открывались и закрывались глаза. На обратном пути в Ташкент ее у меня украли на станции Бурное. Я очень плакала.

Потом мы переехали на другую квартиру возле конезавода, который был расположен в районе Беш­Агач. Это был 1923 год. Постройка была узбекского типа, состояла из трех больших комнат со встроенными шкаф ами. Но и там мы долго не задержались. Переехали через некоторое время на улицу Гоголевскую. Наша новая квартира состояла из двух комнат и кухни. В гос тиной стоял большой стол на 10–15 персон, стулья, коричневый деревянный телефон. На этой же улице зат ем поселились Атабаевы. Я играла с их племянницей Фаридой, моей ровесницей. До сих пор у меня хранится фотография, где мы снялись втроем: я, Фарида и мой брат Иса.

В тот год, когда умер В. И. Ленин, мама с папой поехали в Москву. Меня оставили у Турдалы Токбаева, который работал в это время заместителем наркома просвещения Туркреспублики. В Москве казахская и кыргызская делегации посетили Мавзолей Ленина, еще деревянный, временно сооруженный, внутри обитый красным плюшем. Гроб был застеклен. Ленин был одет в черный костюм при галстуке, до колен был укрыт своей шубой, а на коленях была положена его шапка­ушанка. Об этом мне рассказала моя мама, которая ходила в Мавзолей с отцом.

В Ташкенте находилось учебное заведение, кажется, Казахский педтехникум или вуз, не могу сказать точно^[1]. Это здание не разрушило даже землетрясение. Там училась казахская и кыргызская молодежь, некоторые даже работали здесь. Среди них был Хусейн Карасаев, Касым Тыныстанов, Сыдык Карачев, Базаркул Данияров, Ос­ монкул Алиев, Аалы Токомбаев, Юсуп Абдрахманов. Постарше их были Иманалы Айдарбеков, Турдалы Ток­ баев, Ишеналы Арабаев. Хорошо помню, что каждую пятницу – в этот день был для всех нас выходной – мы с утра начинали готовить обед. В этот день гурьбой приходили кыргызские студенты, а также друзья и кол леги отца. Этот день был для всех нас праздником. Отец очень внимательно и приветливо встречал гостей. При чем никогда не встречал гостей с водкой. Он был реш ительным противником алкоголя и курения.

Когда образовалась Киргизская автономная область (об этом всегда мечтал мой отец, чтобы кыргызы имели свою национальную республику), отец как­то привел домой Абдыкадыра Орозбекова. Они откуда­то приехал и, были утомлены, одежда в пыли. Сходили вместе в баню. У Орозбекова с собой не оказалось носильных вещей, поэтому отец поделился с ним своим костюмом, рубашкой. Тогда мы жили уже на углу Пушкинской – Энгельса. В 1976 году там был расположен Комитет юных техников. Представляя Орозбекова маме, отец сказал: «Он будет нашим аксакалом». Погостив некотор ое время, Орозбеков вместе с отцом уехали в Москву на представление Орозбекова Калинину.

В 1926–27 годах отец опять работал в Ташкенте, в САГУ. Он сблизился с представителями новой казахс кой интеллигенции. Среди них были Турар Рыскулов, С. Ходжанов, Аккагаз Дошанова, первая казахская женщ инаврач из Кызыл­Орды, Борубаев, Джургенев, впо следствии народный артист СССР, лауреат Государств енной премии Курманбек Джандарбеков. Все они были частыми и желанными гостями в нашем доме, общались целыми семьями. В это время алма­атинская группа артистов привезла в Ташкент постановку «Аркалык­батыр». Вместе с ними приехали певцы – знаменитый Амрэ Шокубаев и Иса, фамилию забыла. Отец мой вообще­то не пел, но очень любил народную музыку и песни. Он пригласил всех артистов в гости, разошлись только на следующее утро. В этот день было спето мног о прекрасных, задушевных песен. Пришли к нам и наш и казахские друзья. Теперь в Алма­Ате по телевидению часто упоминают о певце Амрэ, который своим пением и игрой на домбре покорил Париж. А его музыкальный инструмент сейчас хранится в музее музыкальных ин струментов Алма­Аты.

В мае 1931 года мы вновь вернулись в Ташкент. Жи ли в гостинице, затем на частной квартире по улице Обсерваторской. Здесь родился мой самый младший брат Эрик 31 марта 1932 года. Вот тогда в Ташкент в командировку приехали Абдрахманов и Шахрай. Они официально пригласили отца на работу в Киргизию. Для нашего переезда они предоставили спецвагон Совнар кома, оплатили все дорожные расходы, дали подъемные. Так, в мае 1932 года мы снова оказались во Фрунзе. Отца тогда назначили заместителем председателя Госплана Киргизской ССР – начальником сектора жи вотноводства. Ровно через год, 9 мая 1933 года его арестовали и заключили под стражу. Сотрудники ОГПУ арестовали все его рукописи, отняли почти все фотогра фии, где он снимался вместе с Оразом Джандосовым, Дмитрием Фурмановым и другими деятелями Семир ечья, Киргизии, Казахстана, Узбекистана и Туркмении. Остались только несколько редких карточек, чудом спас енных матерью, где он снялся вместе с Турдалы Токбаевым и Ишеналы Арабаевым, а также с Иманалы Айдарбековым. Еще есть групповое фото, где изобра жены отец с мамой, Малаевым и еще одним казахом, фамилии его не помню.

У моего отца было много прекрасных друзей. Отношения с ними не прерывались и после его исключения из партии, после его переезда в Ташкент. Его друзья нас никогда не забывали, не обходили наш дом сторо ной. Среди его друзей, которые часто бывали у нас дома, я еще не назвала Садыка Чонбашева, Дали Зульфибаева и Торекула Айтматова. Мы тоже нередко бывали у них в гостях. Отец любил во время отпуска отдыхать на Иссык­Куле. Мы всегда останавливались у Садыка Чонбашева. В Пржевальске он жил в доме конезаводчиков Рафиковых, живших прежде в с. Бозтери. На Махрук Рафиковой был женат младший брат Юсупа Абдрахманова – Токо, впоследствии и. о. председателя Госплана Киргизской ССР. Когда мы были у Чонбашева, у него также гостил китайский консул, который подарил мне красивый веер.

Очень хорошие отношения у отца были с Имашем Кобековым и Таш Худайбергеновым. Отец очень уважал и почитал Ишеналы Арабаева, который был намного старше моего отца. В свое время он взялся меня обу чать арабской графике. Я прилежно училась, но со врем енем все забыла и умею в данный момент только нап исать имя и фамилию.

Таким был мой отец, память о котором я храню и передаю моим внукам и родным».

[1] Имеется в виду Казахско­кыргызский институт просвещения.

 

А.СЫДЫК УУЛУ

ЭЛ ЖАНА САРАМЖАЛ

Бїткїл областтык жери 1958 миң чарчы чакырымга туура келип, бир чарчы чакырымда төрт жан турат. Бардык калкы 790122 киши. Мунун ичинен 504858­си кыргыз, 118170 өзбек, 133123 орус, 1086 тажик, 65 тїркмөн жана калганы ар тїрдїї башка калктар (тїрк, уйгур, татар, дунган, сарт­калмак, кыпчак, казак жана башкалар).

Областта малдын саны төмөнкїчө (1920­жылдагы эсеп боюнча) жылкы – 205 миң, кара мал – 316 миң төө – 20 миң, кой – 921 миң, эчки – 182 миң, доңуз – 36 миң (европалыктардын кожолугунда), эшек – 6 миң.

Область боюнча айдоо жерлеринин өлчөмї төмөндө­ гїчө: буудай, арпа, сулу сыяктуу дан эгиндери айдалуу­ чу сугат жер – 102 миң теше, кїрїч айдалуучу аянт – 6 миң теше, апийим аянты – 5 миң теше, жїгөрї, конок эгилїїчї жер – 19 миң теше, пахта аянты – 10 миң теше, бедепаялар 19 миң теше. Кайрак жерлерге да ар тїрдїї эгиндер эгилет. Мындай жерлердин өлчөмї – 49 миң теше. Мындан тышкары айдоого жарамдуу аянттар 250 миң теше болуп эсептелет. Бул сандардын бардыгы чамалап гана алынды, алар анык эсеп эмес.

Кыргыз жеринде нечен тїрдїї кен байлыктары бар: мында алтын, кїмїш, темир, жез, асыл таштар, кїкїрт, таш көмїр, нефть сыяктуу пайдалуу кендер бар. Мунун баарысы биздин келечектеги эң чоң байлыктарыбыз болуп саналат. Ош уездинде табыла турган радий деген кени бар. Мунун кымбаттыгында баа жок. Кыргыз тоо­ лорунда нечен тїрдїї жемиш жыгачтары көп. Маселен, жаңгак токою кеңири аянтты ээлеп турат. Бул өсїмдїк чет мамлекеттерде абдан жогору бааланат. Мындан башка жапайы алма, өрїк, мисте, бадал өсїмдїктөрї да абдан көп. Тоолордон боёк кыла турган, дары жасай турган чөптөрдї көп учуратууга болот. Бїткїл Тїркстанга атагы жайылган арашан суулары дал ушул кыргыз тоолорунан чыгат. Жети­Суу жагында мал чарбасы, эгин, апийим, ал эми Фергана тарабында – пахта кїрїч, бал, эгин, мал чарбасы орун алган. Бул байлыктардын бардыгын жөндөп пайдалана билїї керек Бул болсо эрктїу кыргыз областынын алдында турган эң зарыл милдет. Убакытты бекер кетирбей, ишке шымалана кирише турган мезгил келди.

1924-жыл, 7-ноябрь, жума, № 1 «Эркин-Тоо», Ташкент ш.

 

А. СЫДЫК УУЛУ

КЫРГЫЗ ӨКМӨТҮ ЖАНА КАЛКЫ ТОКТООСУЗ САРАМЖАЛГА КИРИШҮҮ КЕРЕК

Кыргыз калкы өз алдынча бир мамлекет болгонун көрүп отурабыз. Андай болгондон кийин, кыргыз калкынын тарыхында жаңыдан бир барак ачылды. Ал ошол барактар жазылган тарыхый маселелер жаңыдан түзүлгөн кыргыз өкмөтүнүн алдында турган болсо, жалпы Түркстандагы шарттарга таандык болгон мансап талашуу, бири­бири менен талаш­тартыштарга түшүп, уруучулукка, жаатчылыкка берилип кетүү сыяктуу көрүнүштөргө биздин кыргызда да жок эмес. Ошондуктан мындай көрүнүштөрдүн бардыгын четке кагып, бир ынтымак менен белди бекем байлап, ишке киришүү керек.

Кыргыз өкмөтү, калың кара калк эмне кылабыз? Эң мурда жана шашылыш түрдө аткара турган жумушубуз кайсы? Өкмөтүбүздү чыңдап, калкыбыздын маданиятын көтөрүп, экономикабызды өркүндөтүп, эл катарына кошулуу үчүн барыдан мурда эмнелерди иштөө керек. Биринчи кезекте биз өз алдыбызга ушул максаттарды коюшубуз зарыл.

Журттун журт болушу үчүн эн биринчи шарт – тиричилик, экономика, сарамжалдуулук. Экономиканы өнүктүрбөй туруп үй­үй болбойт. Тиричилиги жакшырбай туруп журт­журт болбойт. Ошол себептүү, кыргыз журтунун жана кыргыз өкмөтүнүн биринчи кезекте жана шашылыш түрдө кирише тургани иш – тиричилик, экономика, сарамжалдык болууга тийиш. Калк сарамжалы абдан коп, бирок мен бул жерде «тубаса» кыргыздын энчилүү сарамжалын айтып кетким келет.

Азыртан киришүү керек. 1925­жыл үчүн кыргыздын эмгекчил дыйкандары канча жер айдоого тийиш. Мына ушуну белгилеп алуу керек.

Айрыкча Фергана кыргыздары канча жерге кебез айдоого тийиш. Мына ошолорду болжолдоп, азыркы убакыт бош болуп турган мезгилде эгин­тегин эгиле турган аянттарды тактап коюу зарыл. Эгинди, айрыкча кебезди жылдагыдан бир нече эсе арттырып, айдоонун долбоорун жасап, ошого ылайыктуу шаймандарды, урукту камдаш керек. Мунун үчүн өкмөт кедей­кембагалдардын башын кошуп, ар түрдүү артель уюмдарын ачып, ошол уюмдар, артелдер аркылуу өкмөт банкелеринен жана складдардан акча жана башка ар түрдүү дыйканчылык аспаптарын алып, ушул баштан камдана турган убакыт келди. Банкеден карыз алынган акчага ушул азыркыдай мал арзан кезинде ат, өгүз алып, кышы бою байлоодо багуу зарыл жана мезгили келгенде, кош айдоо убагын өткөрүп жибербей эгин­тегинди өз маалында сээп калыш керек.

Төрт түлүк малдын санын арттырып, алардын тукумдарын жакшыртуу жагына да көңүл буруу зарыл. Башка маданияттуу элдер сыяктуу эле, биздин чарбачыларыбыз да малдан эт, жүн, тери, май сыяктуу азыктарды көбүрөөк алууга тийиш. Маданияттуу элдерге окшоп сүттөн май чыгаруу, быштак жасоо иштери уюштурулса кандай жакшы болор эле. Мындай нерселер ушул убакытка чейин биздин кыргызда болбогон. Эми ошонун жол­жобосун карап, азыртадан пландаштырып, төрт түлүк малды күтүү жумуштарын жакшыртуу чаралары көрүлүүгө тийиш.

Кыргыз турмушунда эзелден бери колдонулуп келе жаткан сарамжалдыктын дагы бир түрү – аңчылык жана кенчилик. Кыргыз тоолорундагы түлкү, суусар, аюу, карышкыр, илбирс жана башка ар түрдүү жапайы айбандардын көптүгүн эске алып, мергенчилердин, капканчылардын уюмун ачуу керек. Бак­дарагы коп жерлерде жыгаччылардын уюмун жана артелдерди ачуу абдан чоң пайда келтирет. Айрыкча, Ферганадагы жангак уюлу, мисте, бадам, таран (чүкүрү), таш­көмүр, жер май, радий кендерин пайдаланууга тийишпиз. Мына ушуларды пайдаланууга керектүү курал­жарактарды жана аспаптарды сурап алууга жана жер­жерлерге жеткирүүгө белсене киришүү керек.

1924-жыл, 27-ноябрь, бейшемби, № 2 «Эркин-Тоо», Ташкент ш.

 

М. АБДУКАРИМОВ

«ЭРКИН-ТООДОН» ЖЕЛБИРЕГЕН «КЫРГЫЗ ТУУСУ» ЖЫЙЫРМА МИҢДИН БИРИНЧИСИ

Кыргыз журтчулугу үчүн 1924­жылдын акыркы үч айы эч качан унутулбайт, түбөлүккө эсте сактала турган шарапаттуу кутман айлар болду. Бул кыска гана убакыттын ичинде кыргыз эли үчүн болуп өткөн окуялар тарыхыбызга алтын ариптер менен жазылды.

Кылымдар бою: «тоо­таштын арасындагы жапайы кыргыздар» деп аталып келген жана чындап эле ошол жапайы турмуш­тиричилик шарттарында акырындап биротоло аты өчүп жок болуп кетер алдында 1924­жылдын 14­октябрында анын башына эркиндиктин ак кушу келип конду. Ал Россия Федерациясынын составына кирип, Кара Кыргыз автономиялуу облусу болуп калды. Бул кубанычтуу окуяны Ташкен шаарында угуп, бүткүл кыргыз эли менен бирге төбөбүз көккө жете кубандык.

Андан кийин көп убакыт өтпөй эле ошол жылы учу­ кыйырына көз жетпеген бүткүл Советтер Союзунун эл­ дери эбегейсиз зор кубаныч менен Октябрь төңкөрүшүнүн жети жылдыгын майрамдап жаткан 7­ноябрь күнү дагы бир унутулгус чоң кубанычтын күбөсү болдук. Бул күнү кыргыз эли өзүнүн коп кылымдардан бери тарыхында биринчи жолу оз эне тилинде басма гезитти окуй баштады.

Ал күнү биз – Ташкенттеги казак­кыргыз агартуу институтундагы окуп жаткан кыркка жакын кыргыз жаштары да улуу майрамга өзүбүздүн казак досторубуз менен кошо чыкканбыз. Күн чайыттай ачык. Оркестрлердин нечен түрдүү шаңшыган үндөрү жүрөк толкутуп, кайраттандырат. Бир маалда обочороок скамейкада олтурган кишини көздөй бир топ балдар чуркап баратышты. Мен ал кишини алыстан эле тааныдым. Эшеналы Арабаев агайыбыз. Жанында бир таңгак гезит жатат. Институтта окуп жаткан кыргыз балдар заматтын ичинде чогулуп калдык…

• Бардыгыңарды тең мына бул жаңы чыккан кыр­ гыз гезити менен куттуктаймын, – деди таңгакты чечип жатып.
• Эми иретиңер менен келип бир­бирден гезит алгыла…

Гезит колго тиер­тийбес шашып­бушуп анын үстү жактагы атына көз чаптырдык: «Эркин­Тоо». Ал кезде араб тамгасында окуп­жазып жүргөндүктөн биринчи эле көзгө урунган сөз – гезиттин аты болду.

Андан кийин майрамдык жүрүштөр башталгыча бак­ тын ар кайсы жериндеги скамейкаларга олтуруп алып гезиттеги материалдарды окуй баштадык…

Бул санда кыргыз эмгекчилерине карата гезит башкармасынын кайрылуусу, Өктөбүр төңкөрүшүнүн мааниси жөнүндө Сыдык Карачевдин макаласы, Лениндик осуяттарын орундоо жөнүндө Жусуп Абдыракмановдун макаласы, гезитке «Эркин­Тоо» деп ат коюунун себеби жана мааниси тууралу Эшеналы Арабаевдин ой­пикири, кыргыз элинин кыскача тарыхы, экономикадагы сарамжалдуулук жөнүндө Абдыкерим Сыдыковдун макаласы, Аалы Токомбаевдин «Өктөбүрдүн келген кези» деген туңгуч ыры жана башка бир катар кат­кабарлар жарыяланган…

«Эркин­Тоонун» биринчи санына жарыяланган материалдардын ичинен бул гезитти негиздөөчүлөрдүн бири – ошол кездеги эң мыкты экономисттердин бири – Абдыкерим Сыдыковдун «Эл жана сарамжал» деген макаласын белгилей кетүү керек.

Аттиңай, элибиз караңгылык менен наадандыктын ошол кездегидей капилеттүү туңгуюгунан чыга албай жаткан кезде эле кыргыз жеринин шарапаттуу касиеттеринин ийнесинен жибине чейин дапдаана билип жүргөн мына ушул Абдыкерим Сыдыковдой асыл адамдардан өтө эле эрте айрылып калганыбыз өкүнүчтүү…

Гезиттин бул биринчи санында анын азырынча «пул­ суз­бекер» таркатыла тургандыгы көрүнөө жерге ири тамгалар менен чыгып, редактордун ордуна – «Чыгаруучулар тобу» деп кол коюлган.

Албетте, ал «чыгаруучулар тобунда» баарыдан мурда

Эшеналы Арабаевдин, Касым Тыныстановдун, Сыдык Карачевдин, Жусуп Абдыракмановдун, Абдыкерим Сыдыковдун болгондугунда эч кандай шек жок. Гезиттин жооптуу редактору болуп Осмонкул Алиев анын экинчи санынан тартып кол кое баштады…

Кыргыз туусу, 1991-жыл, 28–29 баш оона айы,  № 199–200 (2000–2001)

 

ДЖЕНИШ ДЖУНУШАЛИЕВ

ВРЕМЯ СОЗИДАНИЯ И ТРАГЕДИЙ 20-30-Е ГОДЫ XX в.

Г Л А В А  I СОЗДАНИЕ КЫРГЫЗСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

1. Трудный путь обретения самостоятельности

Из широкого круга научных проблем истории Кыргызстана советского периода остается наименее изученным и наиболее искаженно представленным вопрос, связанный с обретением государственности. До недавнего времени позитивные моменты этого сложного вопроса, считавшегося во многих своих моментах «щепетильным», раздувались до небес, а на негативные – налагалось табу. Почти через тысячелетие, в 1924 г., восстановилась утраченная государственность кыргызов, которая не имела территориальной, государственно­правовой и исторической преемственной связи со своей предшественницей. Государственность кыргызов создавалась на совершенно новой экономической, политической и правовой основе.

Объективный анализ истории образования союзных республик, в том числе Кыргызской, показывает, что процесс этот был далеко не прямолинейным. Общеизвестно, что равноправие наций и их право на самоопределение провозглашались первой Программой партии большевиков. Они были закреплены и во второй Программе партии, принятой в 1919 г. VIII съездом РКП(б). При этом партия признавала федеративное объединение государств, организованных по советскому типу, одной из «переходных форм на пути к полному единству»^[1]. Нацеленное на длительную перспективу теоретическое положение, как показала дискуссия на этом съезде, способно было вызвать не только эйфорию революционного нетерпения.

Задачи осуществления программных положений партии после свержения самодержавия подтолкнула Ленина к идее создания «свободного союза свободных наций» на основе утверждения власти Советов в рамках возникающих национальных государств. Но уже тогда значительная группа партийцев считала, что требование национальной независимости утопично и реакционно, поскольку социалистическим методом решения национального вопроса является борьба под лозунгом «Долой границы!».

Имели место и попытки выхолостить сам принцип права наций на самоопределение. Обусловлены они были тем, что когда право народов и наций на самоопределение стало реальностью политической жизни страны, возникли опасения, что эксплуататорские круги на окраинах страны смогут использовать это право в своих, классовых, интересах. Встал вопрос: за кем признавать это право – за нацией в целом, включающей в себя все классы, или только за пролетариатом, или за всеми трудящимися?

Выступая на III Всероссийском съезде Советов в январе 1918 г., И.В. Сталин высказался за «необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации»^[2]. Член комиссии по подготовке Программы партии Н.И. Бухарин на VIII съезде партии вообще отверг лозунг о праве наций на самоопределение. Он сказал: «Понятие нации включает в себя все классы данного общества. Поэтому, поскольку мы держим сейчас курс на пролетарскую диктатуру, мне кажется, мы не можем выставлять лозунг права наций на самоопределение… В комиссии я, опираясь на заявление, сделанное т. Сталиным на III съезде Советов, предлагал формулу: самоопределение трудящихся классов каждой нации»^[3].

Материалы VIII съезда свидетельствуют, что не только Сталин и Бухарин не могли отказаться от такого понимания развития, когда реальные общественные процессы втискиваются в абстрактнол огические рамки. Томский, в частности, утверждал: «Я думаю, в этом зале не находится ни одного человека, который сказал бы, что самоопределение наций, национальное движение является нормальным и желательным. К этому мы относимся как к нежелательному злу»^[4]. По мнению Осинского, лозунг о праве наций на самоопределение – лишь один из условных демонстративных лозунгов, которые партия неоднократно использовала в первый период пролетарского движения»^[5]. Пятаков предлагал отказаться от лозунга «самоопределение трудящихся» и «твердо стать на строгий путь пролетарской централизации и пролетарского объединения»^[6].

В.И. Ленин решительно возражал против предложения заменить «самоопределение наций» «самоопределением трудящихся», указав, что последнее «принципиально не приемлемо»^[7]. По его мнению, говорить о самоопределении трудящихся можно только тогда, когда пролетариат, осознав противоположность своих интересов интересам буржуазии, дифференцируется от нее. А этого нет ни в одной стране, кроме России. Каждая нация должна получить право на самоопределение, и это способствует самоопределению трудящихся^[8]. Съезд поддержал ленинскую позицию – самоопределение наций для самоопределения трудящихся.

Но в вопросе о «носителе воли нации к отделению» Программа включала формулу: «РКП(б) стоит на исторически классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени ее исторического развития стоит данная нация: на пути от средневековья к буржуазной демократии или от буржуазной демократии к советской или пролетарской демократии и т.п.»^[9] Тем самым партия фактически поставила под сомнение естественное право ранее отсталых народов на самостоятельное решение своей собственной судьбы.

X съезд РКП(б), состоявшийся в 1921 г., определил, что задача партии состоит в том, чтобы «помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед Центральную Россию, помочь им: а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национально бытовым условиям этих народов; б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке суд. Администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения; в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно­ просветительные учреждения на родном языке; г) поставить и развить широкую сеть курсов и школ как общеобразовательного, так и профессионально­технического характера на родном языке (в первую очередь для кыргызов, башкир, туркмен, узбеков, таджиков, азербайджанцев, татар, дагестанцев) для ускоренной подготовки туземных кадров квалифицированных рабочих и советско­партийных работников по всем областям управления и прежде всего в области просвещения»^[10].

В соответствии с решениями X съезда партии по всей стране усиливается виток первого парада суверенитетов народов, что нашло свое отражение и в Кыргызстане.

Кыргызы – древнейший народ Центральной и Средней Азии, когда­то имевший свою великую державу, в течение тысячелетия не смогли восстановить свою государственность. Положение не изменялось долгое время и после установления советской власти. Кыргызы были раздроблены, разбросаны по отдельным областям и уездам Туркестанской АССР, где составляли этническое меньшинство, вследствие чего зачастую игнорировались их культурно­экономические интересы. Шла реальная ассимиляция кыргызов, проживавших в Ферганской области узбеками, а в Сырдарьинской и Джетысуйской – казахами. Дело дошло до того, что сами кыргызы стали называть часть южных кыргызов «чала сарт» (полуузбеки), а северных – «чала казах» (полуказахи).

Лишь к концу гражданской войны, когда политическая обстановка в стране начала более или менее стабилизироваться, было принято постановление ЦК «О задачах РКП(б) в местностях, населенных восточными народами» (сентябрь 1920 г.). В нем говорилось: «Признать необходимым проведение в жизнь автономии в соответствующей конкретным условиям форме для тех восточных национальностей, которые не имеют еще автономных учреждений…»^[11].

В этой благоприятной ситуации и было возбуждено ходатайство об образовании самостоятельной Киргизской горной области. До последнего времени историки, в том числе и автор этих строк, считали, что идея возникла в 1922 г. На многие до сих пор неясные моменты попытки создания Горной области проливает свет лишь недавно опубликованная работа Ю. Абдрахманова, который был не только первым исследователем события, но и одним из инициаторов организации области, т.е. знал историю не понаслышке, не только по документам, а изнутри.

По свидетельству Ю. Абдрахманова, вопрос об образовании самостоятельной административной области кыргызов в составе Туркестанской области впервые поднимался не в 1922 г., а в 1921 г. во время приезда в Алма­Ату руководящих работников Турккомиссии ВЦИКа и Туркестана Сафарова и Ходжанова^[12]. Необходимость образования облас ти мотивировалась прежде всего тем, что «распыленное» состояние кыргызского населения по отдельным областям, уездам и даже участкам Туркестанской республики не давало возможности в полной мере обслуживать культурно­бытовые и хозяйственные нужды кыргызских трудящихся масс в отдельных областях, в которых кыргызы были на положении национальных меньшинств, а также непрекращающимся и все обостряющимся антагонизмом между отдельными группами казахских и кыргызских руководящих работников^[13].

Кроме того, по мысли инициаторов, подобное образование должно было «способствовать ускорению ликвидации басмачества в южной части Киргизии».

Последняя мысль подтверждена впоследствии и одним из руководителей басмачества на юге Киргизии Тюрякулом Джанызаковым, который в письме к руководящим работникам Туркестанской республики выставлял в качестве одного из условий скорейшей ликвидации басмачества образование отдельной административной Киргизской области в составе Туркестанской республики¹.

Была и другая причина. Именно в это время в стране началась реализация решений X съезда партии о развитии и укреплении самостоятельной советской государственности наций и народностей и создании на этой базе Союза Советских Социалистических Республик. Кроме того, в конце 1921 г. ЦИК Киргизской (Казахской) АССР ходатайствует перед Президиумом ВЦИК о включении Сырдарьинской и Джетысуйской областей в состав образованной в 1920 г. автономии казахов. 21 марта 1922 г. коллегия Наркомнаца принимает решение о проведении совещания о границах республики. Оно состоялось 4 апреля 1922  г. с участием Председателя ТуркЦИК А.Рахимбаева, секретаря Киробкома А.Асылбекова, уполномоченного ЦК РКП(б) Юдовского и других ответственных работников, в том числе Р.Худайкулова представлявшего джетысуйских кыргызов. На совещании со стороны представителей Туркестана, в частности Худайкулова, принципиальных возражений против передачи двух областей Киргизской (Казахской) АССР не было². Вопрос, как видим, в принципе был решен.

Таким образом, устраивалась судьба казахского населения Сырдарьинской и Джетысуйской областей, но усложнялась проблема национального суверенитета кыргызского народа. Создавалась реальная опасность для его консолидации. В этой обстановке народ, особенно его образованная часть, не мог оставаться безучастным к происходящим событиям, потому­то и был поднят вопрос о Киргизской горной области.

В то время, когда некоторые руководящие работники

Джетысуйского облисполкома из числа кыргызов лишь

ЦГА РК, ф. 21, оп. 6 , д . 134, л. 58–59.

²  См.: Бейсембаев С.Б. Ленин и Казахстан.  Алма­Ата, 1986.  С. 157.

поддерживали спущенную сверху идею о создании национальной государственности, в известной степени исходя из личных интересов, на юге Кыргызстана боролись за нее с оружием в руках. Спустя ровно год после X съезда РКП(б) и приблизительно девять месяцев после того, как был поднят вопрос об образовании Киргизской горной области, 25 марта 1922 г. Секретариат ЦК КП(б) Туркестана принимает следующее решение:

«Слушали: 10. О районировании Семиреченской области.

Постановили: Президиуму ТуркЦИКа поручить опубликова ние декрета об организации Горной области в составе Туркестанс кой республики, которая образуется из уездов: 1) Пишпекского, 2) Пржевальского, 3) Нарынского и 4) Горного участка Аулие­ Атинского уезда. Вопрос о горной части Ферганы, населенной кара киргизами, оставить открытым до перехода Ферганы на мирное положение. Проект внести на утверждение Исполбюро»^[14].

В соответствии с этим решением ЦК КП(б) Туркестана малый Президиум ЦИКа Советов Туркестанской республики 26 марта 1922 г. принимает решение «Об образовании особой области районов, населенных киргизами», после чего заместитель председателя ТуркЦИКа Ходжанов ведет переговоры по прямому проводу с руководителями Семиреченского облгоркома и облисполкома и дает указание по подготовке учредительного съезда.

19 апреля 1922 г. совместное заседание Семиреченского обкома партии и облисполкома принимает решение «О выделении Горной области, согласно постановления (принципиального решения) ТуркЦИКа от 26 марта 1922  г.» Проведение съезда намечается не ранее июня 1922 г., создается организационная комиссия по его созыву, в состав которой входят Сыдыков, Брюханов и Удалаев.

Однако, как пишет Ю.Абдрахманов, вопрос об образовании Горной области вызвал сопротивление у известной части кыргызских работников во главе с Худайкуловым. Они начинают вести работу против созыва съезда и образования области. Их поддерживают и вдохновляют часть казахских руководящих работников как в Ташкенте, так и в Алма­Ате, рассматривавших кыргызское население как «ответвление« – часть казахов и еще не отказавшихся от позиции алашордынцев, провозгласивших: «Нашим отцом является Алаш и поэтому не может быть разговора о различии между кыргызами и казахами»^[15].

В последующем и руководящие работники Туркестана и Семиречья вопреки своим первоначальным решениям переходят «на позиции казахских работников и Худайкулова»^[16].

Исполбюро Семиреченского облгоркома КП(б) Туркестана и Президиум облисполкома, заслушав информацию Худайкулова по вопросу выделения Горной области, фиксируют в своем протоколе от 22 мая 1922 г. следующее: «Вопрос этот был возбужден семиреченской делегацией в Ташкенте, причем последовало определенное заявление ТуркЦИКа, что вопрос решен лишь принципиально, проведение его зависит от партии. Тов. Худайкулов, как ответственный работник, находит, что при настоящем экономическом и политическом положении Семиречья выделение Горной области, безусловно, несвоевременно и тяжело отзовется как на вновь выделяемой области, так и на прочей части Семиречья.

Не закончив классовое расслоение и земельно­водную реформу, не доведя до конца борьбу с кулачеством и байством, не изживя патриархально­родовых отношений, было бы огромной политической ошибкой произвести выделение, которого так добиваются более обеспеченные классы, руководимые т. Сыдыковым, и за которое отнюдь не высказываются беднота и батрачество. В этом же направлении высказывается ряд других работников кара­киргиз… Возражает только один т. Арабаев, находящий, что съезд необходимо провести, но при этом следует позаботиться о предоставлении на нем места подлинной киргизской бедноте, услышать ее решающий голос»³.

На основе изложенного выше обком и облисполком принимают решение: «а) если трудящиеся массы кара­киргизского народа изъявят свою волю на национальное самоопределение в форме, предусмотренной ТурЦИКом (объединение кара­киргиз в отдельную административно­хозяйственную область), то на первом учредительном областном съезде Советов Горной области в лице комфракции съезда заявить, что практическое выделение Горной области целесообразнее осуществить тогда, когда во всем Семиречье будут ликвидированы пережитки племенной и родовой вражды, земреформа завершена и аппарат советской власти на местах упрочен настолько, что будет в силах обеспечить интересы бедноты и трудящихся;

б) констатировать факт, что в связи с избиркампанией

к съезду Горной области кара­киргизское население охвачено волной внеклассового народно­освободительного движения, характеризующегося усилением манапско­байского влияния и возрождением борьбы за родовые интересы; в) для подготовки сознательного и самостоятельного мнения бедноты о выделении Горной области, немедленно командировать в г. Пишпек от облгоркома КП(б) комиссию в составе тт. Худайкулова, Подмосковного и Бидаикова; г) вопрос о т. Сыдыкове передать на рассмотрение комфракции съезда Советов Горной области»^[17].

Таким образом, обком и облисполком ровно через два месяца после принятия ими решения об образовании Горной области резко меняют свои позиции и ставят такие предварительные условия, часть которых так и не была реализована даже через 80 лет. Хуже того, созданием комиссии Худайкулова «для подготовки сознательного и самостоятельного мнения бедноты», как справедливо указывал Ю. Абдрахманов, «семиреченские руководители официально оформили и узаконили групповую борьбу среди киргизских работников»^[18].

К моменту открытия съезда позицию семиреченских руководителей занимают и туркестанские, а объяснялось это не только тем, пишет Ю.Абдрахманов, что не была, как говорили тогда, подведена материальная база под выделяемую область, но и соображениями «группового порядка» – противостояния между отдельными руководящими казахскими работниками в Ташкенте^[19]. Ходжанов, Асфендияров и Тюрякулов, которые играли в то время решающую роль в политической жизни Туркестана, знали, что большинство кыргызских работников поддерживают их политического противника Т. Рыскулова. В случае выделения области именно они и окажутся на ключевых постах, а не сторонники Худайкулова^[20].

Все это привело к тому, что съезд, созванный 4 июня 1922 г., с санкции самих туркестанских и семиреченских властей по указанию Сталина был распущен. Оставаясь на антиленинских позициях в понимании права наций на самоопределение как права самоопределении трудящихся масс, а не всей нации, Сталин усмотрел в пестром классовом составе делегатов учредительного съезда опасность возникновения буржуазно­националистического образования. Решающую роль в этом сыграла и групповая борьба делегатов, разделенных по родоплеменному принципу.

Факт роспуска съезда по прямому указанию самого Сталина предопределил характер оценки этого события как проявление буржуазного национализма и наложил своеобразное табу на последующие исследования вопроса с иных позиций.

В исторической литературе, в том числе и в таких обобщающих работах, как «Очерки истории Компартии Киргизии» (1979 г.), «История Киргизской ССР» (Т. 3, 1986 г.), попытке создания Горной области дается негативная оценка, а сам проект объявляется антинародным. При этом приводятся следующие доводы: будто бы по проекту область создавалась только на территории современного Северного Кыргызстана, о национально­государственном устройстве южных кыргызов проект якобы «умалчивал»; тем самым буржуазные националисты, защищавшие интересы баев и манапов, якобы хотели увековечить искусственное разделение единой кыргызской народности, вели дело к срыву проводимой советской властью огромной работы по подготовке размежевания Средней Азии и созданию советских национальных образований на ее территории^[21]; инициаторами образования области якобы были бай­манапские элементы, имевшие целью завладеть областными партийными и советскими органами, приспособить их к потребностям эксплуататоров^[22].

Объективный анализ архивных документов и даже простая логика порождают много вопросов по поводу состоятельности приведенных выше «доводов». Вот некоторые из возникающих вопросов.

Каким образом проект, предусматривающий удовлетворение вековых чаяний ранее разрозненного кыргызского народа о создании своей советской национальной государственности, может стать «антинародным»?

Но как этот проект может «увековечить» искусственное разделение кыргызского народа, если предусматривает присоединение Южного Кыргызстана к Горной области после завершения борьбы с басмачеством?

На каком основании надо было отказывать отдельным представителям имущих классов в праве быть выразителями общенародных интересов в некоторых особенно важных для всего народа проблемах, какими являются, например, социально­политическая, экономическая самостоятельность, суверенное, тем более советское государственное образование, даже если они не вполне оформленные коммунисты, а всего лишь представители национальнодемократи ческого крыла революционного движения?

Думается, при оценке попытки создания государственного образования определяющим должно быть признание самостоятельной значимости национальных интересов, неподчиненности их конъюнктурным моментам, совпадение этого стремления с коренными интересами основной массы кыргызского народа, а также со стратегической линией революционных преобразований, общественного прогресса.

Если подходить к проблеме с этой позиции, то попытка создания Горной области в полной мере отвечала жизненным интересам кыргызского народа, в том числе и в первую очередь трудящихся. Образование автономной области открывало путь для консолидации народа, создавало важную предпосылку для ускоренного решения неотложных и перспективных социально­ экономических проблем. В то же время оно полностью совпадало с главным принципом национальной политики партии – о праве наций на самоопределение, законодательно закрепленном еще II Всероссийским съездом Советов в октябре 1917 г.

Но из­за групповой борьбы, давшей повод Сталину для проявления на практике своей позиции в вопросе о праве наций на самоопределение, исполнение естественного желания кыргызского народа на свое суверенное государственное образование было отложено на неопределенное время.

В апреле 1923 г. состоялся XII съезд РКП(б), который стал последним съездом партии, где отдельным вопросом обсуждалась и принималась резолюция по национальной политике. На нем был закреплен курс партии на самоопределение наций, ликвидацию их фактического неравенства. Это стало толчком для возобновления движения кыргызов за самостоятельную государственность.

В январе 1924 г. делегаты XII съезда Советов Туркестанской АССР из числа кара­киргизов (как тогда их называли) – Абаев, Баялинов из Нарынского уезда; Абдрахманов, Ачакеев, Тойчинов – из Каракольского; Айдарбеков, Садаев – из Пишпекского; Иманходжаев, Карабеков, Туленов, Умарбеков – из Ошского; Кулбосунов, Сарыбаев – из Андижанского; Ботбаев, Мамбеталиев, Саликов – из Наманганского; Абланов, Бабаджанов, Маймулов и Токбаев – из Аулие­Атинского уезда обращаются с докладной запиской в ЦК РКП(б) и Национальный Совет ЦИК СССР.

В записке указывается, что руководящему аппарату партии и государственной власти страны до сих пор остается неизвестным существование в Туркестане наряду с узбеками, таджиками и кайсак­кыргызами, еще одной нации – кара­кыргызов, численность которой достигает миллиона душ. Существование этой нации – реальность, которую не может отрицать ни один работник, мыслящий по­коммунистически^[23].

В качестве основных причин «непризнанности» до сих пор кара­кыргызов авторы записки указали: во­первых, некоторое сходство в языке, однотипность образа жизни и хозяйствования (кочевое животноводство), в силу чего европейцы принимали и склонны дальше принимать кайсак­кыргызов и кара­киргизов за одну нацию; во­вторых, стремление некоторых руководящих работников Туркестана к слиянию их в «единую нацию»^[24].

Отстаивая право кара­кыргызов на сохранение самобытности, они подчеркивали, что подчинение одной исторически существовавшей нации другой (внутри которых существовало коренное противоречие) из­за некоторого сходства языка и образа жизни является актом, противоречащим национальной политике партии и советской власти³.

При этом авторы докладной записки попытались обратить внимание вышестоящих партийных и государственных инстанций на вопиющие негативные результаты «неизвестности» кыргызов. Во­ первых, многие заселенные кыргызами регионы остаются вне влияния компартии и советской власти, ибо при конструировании даже уездных аппаратов государственной власти, не говоря уже об областных, не принимаются во внимание «национальные моменты»^[25]. Во­вторых, в Туркестане задача повышения кара­кыргызской культуры еще никем – ни партией, ни советской властью – не ставилась. «Практическим доказательством этого служит то, что за время революции не выпущены не только журналы, брошюры, газеты, но даже не представлены странички в газетах для напечатания статьи на родном кара­кыргызском языке, в результате чего развитие национальной культуры осталось на «точке замерзания», а если не будет обращено серьезное внимание, то эта культура окончательно и бесповоротно должна замереть. Это в эпоху пролетарской диктатуры и руководства политикой государства Коммунистической партией»^[26]. В­третьих, отсутствует активное включение представителей кара­кыргызских трудящихся масс в партийно­государственную работу. «Это не объясняется тем, что из среды кара­киргиз нет члена партии, могущего быть членом ЦК, а потому, что кара­киргизская нация еще не признана самой партией как нация, что, по нашему [мнению], противоречит решениям самой партии»^[27].

Далее, описывая территорию, природные условия и хозяйственный потенциал Кыргызстана, авторы записки отмечали: «Мы считаем необходимым требовать от компартии следующее: 1) Признать кара­киргизский народ самостоятельной нацией наравне с другим и национальностями (узбеками, туркменами, кайсак­киргизами).

Констатируя отсутствие представителей кара­киргизской трудящейся массы в руководящих органах партии и государственной власти в Туркестане, признать необходимым включение таковых в вышеуказанные органы, однако выдвигаемые товарищи должны выдвигаться по признакам социально­классовой принадлежности их.

Выделение из государственных сумм денег для культурно­просветительной работы среди кара­киргизских трудящихся на их родном языке, в первую очередь для отпечатывания учебников и других подготовленных материалов»³.

Хотя авторы записки открыто не ставили вопроса о создании самостоятельной кыргызской области (еще была свежа память о попытке создания Горной области), главный замысел ясен. От достижения признания кыргызской нации партией и советской властью, очертания границ ее территории до самостоятельной области совсем недалеко. Кроме того, авторы указывали на то, что предлагаемые ими «меры необходимо провести срочно, во исполнение резолюции XII съезда РКП по национальному вопросу и постановления совещания ЦК с ответственными работниками национальных республик и областей»^[28], в которых право наций на самоопределение толковалось однозначно положительно.

Значение особого упора на признание нации станет понятнее, если учесть, что после разбора очередного скандала между руководящими работниками Туркестана Сталин, как свидетель ствует Рахимбаев, приходит к окончательному решению: «Среднюю Азию нужно размежевать по национальным признакам, где каждая народность организуется в свою республику»^[29].

В качестве одной из подготовительных мер размежевания Исполнительного бюро ЦК Компартии Туркестана проводит 10 марта 1924 г. совещание членов и кандидатов в члены ЦК, членов Президиума ТурЦИКа и некоторой части руководящих работников края. На нем обсуждаются вопросы национального размежевания и дальнейшего государственного строительства Туркестана.

Доклад Рахимбаева на совещании и выступления участников не отличались глубоким анализом реалий жизни, знанием насущных интересов и потребностей наций и народностей региона и даже логичностью рассуждения. Тем не менее материалы совещания имеют большое значение в смысле выяснения позиций и мнений работников высшего эшелона власти Туркестана о причинах, целях и задачах национального размежевания.

Так, Рахимбаев отметил, что вопрос о национальном размежевании раньше не возникал «потому, что мы чувствовали себя коммунистами – гражданами Советской республики»². В последующем, по мнению докладчика, начинают возникать «всякие ненормальности», открытые и скрытые «трения» по вопросам удовлетворения культурно­образовательных нужд той или иной нации, участия представителей наций в структурах партийной и государственной власти, из­за сепаратистских устремлений кыргызских (казахских) и туркменских работников^[30]. Вся аргументация докладчика в пользу национального размежевания свелась к тому, что если узбекский бедняк будет бороться с узбекским кулаком, туркменский бедняк – с туркменским, кыргызский – с кыргызским, то классовая борьба не будет затушевываться национальными моментами; кроме того, национальное размежевание, как показала 7­летняя практика – единственное средство укрепления советской власти на местах^[31]. В заключение он предложил свой вариант размежевания: организовать самостоятельную Узбекскую республику, Туркменскую республику, Киргизскую (Казахскую) республику, состоящую из Семиреченской и Сырдарьинской областей, но не входящую в большую Киргизскую республику (Казахскую АССР), чтобы не получилось слишком большой территории у последней^[32]; в целях экономии средств не создавать федерацию и федеральных органов этих республик; сохранить лишь экономическое и политическое единство Средней Азии через власть Средазбюро ЦК РКП(б) и Среднеазиатский экономический совет^[33]. В докладе ничего не было сказано о судьбе кара­кыргызов, таджиков и кара­калпаков. Только из ответов Рахимбаева на вопросы из зала стало ясно, что кара­кыргызы Ферганской области объединяются с семиреченскими и организуют автономную область в составе Киргизской (Казахской) республики^[34].

Выступивший в прениях Красновский заявил, что вопрос о кара­кыргызах в свое время достаточно обсуждался, был представлен проект Горной области, при этом кыргызы Ферганской области должны были присоединиться к нынешней Джетысуйской области. Однако их нельзя присоединять, так как никаких экономических связей, кроме обмена скотом, между ними нет, поскольку сообщение кыргызов Ферганской области с Джетысуйской областью с ноября до марта совершенно невозможно, а в остальные месяцы можно сообщаться только посредством перехода по узким тропам, по которым можно перегонять скот, но нельзя перевозить другие продукты^[35].

Следующий оратор – Ходжанов – был еще более откровенен. Суть его выступления сводилась к тому, что нельзя дробить сложившуюся экономическую целостность Туркестана, обещать на словах кара­кыргызам избавление от узбекского засилия, ибо они сами но экономическим причинам «лезут» в это самое засилие. Выделение кара­кыргызов из Ферганской области, которым нужна, по мнению оратора, не автономия, а школы, является «ерундой». Останавливаясь на недовольстве кыргызов, в стиле ханских вельмож он предложил, «проанализировать, почему дураки­кыргызы недовольны?… разве узбеки виноваты в том, что их не одурачивают кыргызы так же, как узбеки – их»^[36]. Выступивший следующим Асфендияров также заявил, что кара­кыргызов отделять от Ферганы нельзя^[37].

Из 12 выступивших на совещании лишь И.Арабаев выразил недовольство тем, что кыргызам (кара­кыргызам), интересы которых ущемляются больше всех, не предоставлено право на образование самостоятельной рес публики, хотя они многочисленны и резко отличаются от казахов (кайсак­кыргызов). Не согласившись с утверждением об отсутствии экономических связей ферганских и джетысуйских кыргызов, он предложил вопрос об их автономной области решать независимо от того, войдет ли Джетысуйская область в состав Киргизской (Казахской) АССР или останется в составе Туркестана. При этом И. Арабаев требовал предоставить право самому кыргызскому народу решить вопрос о присоединении к Туркестану, Киргизской (Казахской) АССР или к РСФСР^[38].

Совещание пришло к выводу о необходимости создания Узбекской республики (с автономией (областью) для таджиков) и Туркменской республики, о передаче кыргызских областей и районов Туркестана в состав Киргизской (Казахской) АССР с обеспечением в ее пределах автономии для кара­кыргызов⁴.

28 апреля 1924 г. Средазбюро ЦК РКП(б) принимает постановление о целесообразности размежевания среднеазиатских республик по национально­территориальному признаку. Образуются временные (Узбекская, Туркменская, Кыргызская, Казахская и Таджикская) территориальные комиссии. 12 июня подписывается постановление ЦК РКП(б) «О национально­государственном размежевании республик Средней Азии». 14 октября II сессией В ЦИК Советов утверждается постановление ЦИК Туркестанской АССР о национальном размежевании республик. В тот же день принимается постановление ВЦИК об образовании Кара­Киргизской автономной области в составе РСФСР. Спустя почти 3 года после первой неудачной попытки образования Горной области, 27–30 марта 1925 г. состоялся I Учредительный съезд Советов Кара­Киргизской автономной области, законодательно закрепивший образование кыргызской государственности на советских началах.

Кыргызстан, прошедший в своем национально­государственном строительстве путь от автономной области в составе РСФСР до союзной республики, как и другие советские республики, в полной мере испытал плоды самовластия «отца всех народов», деформаций изначальных принципов решения национального вопроса. Каждый новый шаг на этом пути провозглашенного равноправия и свободного самоопределения давался ценой нелегкой, а порой трагической борьбы, о которой, провозгласив лозунг полной решенности национальных проблем, многие годы старались не говорить.

«Решались» же эти проблемы почти сразу после смерти В.И. Ленина далеко не демократическими, а силовыми методами. Уже в 20­е годы, когда действовала Конституция 1924 г. (кстати, заметим, более демократичная, чем Конституция 1977 г.), в определении перечня законов, тех, которые вправе принимать Союз и которые представляют прерогативу составляющих его республик, все более определенно проявились проблемы, касавшиеся взаимоотношений союзных, автономных республик, других национальных образований и центра.

Поиск конкретных путей их урегулирования обусловил создание Центральным Комитетом партии сразу же после XIII съезда РКП(б) специальной комиссии, известной как Комиссия Калинина. Она должна была подготовить предложения по дальнейшему совершенствованию конституционных норм, регулирующих взаимоотношений автономий с центром, а также законодательно закрепить их права. И так как работа комиссии затягивалась, по инициативе Отдела национальностей при Президиуме ВЦИК и по просьбе представителей автономных образований в ноябре 1926 г. во время III сессии ВЦИК было созвано совещание представителей национальных образований.

Намереваясь помочь Комиссии под председательством М.И. Калинина ускорить работу, участники совещания, на котором интересы Кыргызстана представляли Ю. Абдрахманов и А. Орозбеков, обсудили вопросы советского строительства (построение местной власти, коренизация аппарата, язык, школа, суд), хозяйственного (развитие промышленности, создание местных пролетарских кадров, кооперация, земельный вопрос), а также партийного строительства, в том числе и вопрос о расширении компетенции местных партийных органов.

Участники совещания исходили из того, что политические противоречия между нациями внутри Союза преодолены, а противоречия в сфере культуры и особенно народного хозяйства только еще складываются и оформляются, но проявляются достаточно остро. Они были единодушны в оценке роли Отдела национальностей при Президиуме ВЦИК как органа, «удельный вес которого как в работе ВЦИКа, так и наркоматов, очень незначителен», и предложили создать государственный орган, который бы в повседневной работе защищал интересы национальных автономий от усиливающегося давления центральных ведомств. В частности, Ю. Абдрахманов настаивал на расширении правовых полномочий национальных республик и автономии, а также на созыве очередного полномочного совещания в ЦК ВКП(б) по проблемам национальной политики, на котором следовало бы подвести предварительные итоги осуществления решений XII съезда партии, так как все более усиливались унитаристские тенденции и «каждое здоровое предложение национальных работников рассматривается как выражение местного национализма в грубейшей форме»^[39].

Совещание представителей национальных образований просило пополнить Комиссию Калинина работниками из республик, предлагало включить в повестку ее работы рассмотрение вопроса о национальных меньшинствах, не объединенных в автономные единицы, а также восстановить издание газеты «Жизнь национальностей».

Сегодня совершенно ясно, что поддержка и внимательное рассмотрение предложений участников совещания содействовали бы решению многих вопросов, которые в последующем в итоге стали причиной распада СССР. Вместо этого совещание было объявлено «частным», не официальным, а его предложения оставлены без внимания.

Сам факт участия Ю. Абдрахманова в совещании и смысл его выступления обсуждался на заседании Исполбюро Киробкома партии. Видимо, этим и подобными «силов ыми давлениями» вызвана горькая фраза в его «Дневнике» о том, что провозглашенное равенство, как подтверждает жизнь, не дается без борьбы. И он продолжал борьбу.

Председатель СНК Киргизской автономной республики Ю. Абдрахманов дважды – в 1928 и 1930 гг. – обращался к Сталину по поводу устранения трудностей социально­экономического развития республики, созданных ее «тройным подчинением».

«С точки зрения конституционно­правовой, – писал он, – мы являемся составной частью РСФСР и, казалось бы, это должно предопределить наши взаимоотношения с органами РСФСР по части обеспечения бесперебойно­правильного руководства Правительством РСФСР нашим культурно­хозяйственным развитием.

Но то обстоятельство, что Кирг. АССР по характеру своей экономики и географическому положению является неразрывной частью экономической единицы – Средней Азии, на практике привело к тому, что мы очутились в положении тройного «подданства», тройной подчиненности: правительству РСФСР, с одной стороны, органам Средней Азии (Средазбюро ЦК ВКП(б), СредазЭКОСО, Средазводхоз, Уполнаркомторга, Упол нарком РКИ, Уполнаркомпочтель Союза и т.д.) – с другой стороны, СССР – с третьей. Эта тройственная подчиненность республики, как показал опыт работы, влияет самым отрицательным образом при разрешении хозяйственно­культурных задач Киргизии, следовательно, является тормозящим элементом. С организацией союзного Наркомзема, вероятно, последует назначение его уполномоченного в Средней Азии, таким образом, Киргизия в отношении планирования ее сельского хозяйства как неразрывная часть Средней Азии явится подчиненной Наркомзему Союза, ввиду чего отпадает последняя связь Киргизии с РСФСР в отношении хозяйственного руководства последней».

Несостоятельность тройной системы планирования при последовательном ослаблении и снижении роли федерального органа руководства была очевидной. Все три планирующих и регулирующих органа (СССР, РСФСР и среднеазиатские) полагали, что реализация намеченных мероприятий в республике должна идти по линии иного соподчинения, «кивая друг на друга». ЭКОСО Средней Азии, устанавливая хозяйственный план по Кыргызстану на год, полагал, что реализация его будет осуществлена главным образом по линии Союза, который регламентирует мероприятия по хозплану республики при рассмотрении плана Средней Азии. Подведение же материальной базы под этот план относилось к функциям РСФСР, а последняя, занимаясь планированием республики, входящей в ее состав, и не осведомленная об общем построении хозплана Средней Азии, планировала со своей «РСФСРовской» точки зрения. «При этом мы имели, и будем иметь, – писал Абдрахманов, – руководящие указания от других центров (Москва, Ташкент), взаимно исключающие друг друга»^[40].

Помимо того, что такое многоступенчатое управление затрудняло работу партийных и советских органов Кыргызстана, оно снижало темпы работы по быстрейшей ликвидации фактического неравенства, вело к искривлению национальной политики партии в практической работе.

Ю. Абдрахманов, как в другие государственные деятели Средней Азии, один из выходов из создавшегося положения видел в образовании Среднеазиатской федерации, куда Кыргызстан вошел бы на равных правах. Но решение поднятого в правительственных органах в 20­е годы вопроса о федерации было отложено на неопределенный срок. И как считал Ю. Абдрахманов, оставалось «другое решение вопроса, а именно, преобразование Киргизской АССР в союзную республику».

21 апреля 1930 г. Ю. Абдрахманов из Москвы, где находился в командировке, направил членам бюро Киргизского обкома ВКП(б) Кулькову, Токбаеву и Садаеву копию второго письма Сталину. «Ма териалы, имеющиеся в вашем распоряжении (посланные нами), – пишет он, – по­моему, достаточны, чтобы бюро обкома вынесло решение о необходимости преобразования Киргизии в союзную республику и возбудило об этом ходатайство перед Средазбюро и Политбюро ЦК ВКП(б).

Было бы очень желательно, если бы вы приняли решение и заручились постановлением Средазбюро ЦК ВКП(б) до 16­го партийного съезда, чтобы во время съезда наша делегация смогла поставить этот вопрос перед ЦК в официальном порядке от имени партийной организации»^[41].

Никаких мер по существу поднятых руководством республики вопросов принято не было.

Воистину история поднимается, повторяясь, по спирали прогресса, несмотря на зигзаги и попятные движения. Если в условиях ограниченной автономии стоял вопрос о расширении прав и полномочий республики через повышение статуса республики и создание Среднеазиатско­Казахстанской федерации равноправных республик, то сегодня, в условиях нынешнего суверенитета, задача состоит в достижении реальной самостоятельности путем укрепления связей и сотрудничества, в первую очередь с ближайшими соседями – Россией, Казахстаном, Узбекистаном, Таджикистаном и Китаем.

[1] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. – 9­е изд. – Т. 2. – С. 79 (Далее: КПСС в резолюциях…).

[2] Сталин И.В. Соч.  Т. 4.  С. 31–32.

[3] VIII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков): Стеногр. отчет.  М., 1919.  С. 41.

[4] Там же.  С. 71.

[5] VIII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков):

Стеногр. отчет.  С. 78.

[6] Там же.  С. 70.

[7] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 38.  С. 162.

[8] Там же.  С. 161.

[9] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 79.

[10] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 366.

[11] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 41.  С. 342.

[12] См.: Юсуп Абдрахманов.  Бишкек, 2001.  С. 263.

[13] Там же.  С. 265.

[14] ЦГА РК, ф. 21, оп. 6, д. 134, л. 59.

[15] ЦГА РК, ф. 21, оп. 6, д. 134, л. 63.

[16] Там же, л. 64. ³  Там же, л. 65.

[17] ЦГА РК, ф. 21, оп. 6, д. 134, л. 65­66.

[18] Там же, л. 71.

[19] Там же.

[20] Там же, л. 71­72.

[21] История Киргизской ССР.  Фрунзе, 1986.  Т. 3.  С. 323.

[22] Очерки истории Компартии Киргизии.  Фрунзе, 1979.  С. 131.

[23] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 68, л. 71.

[24] Там же, л. 72. ³ Там же.

[25] Там же, л. 73.

[26] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 68, л. 74.

[27] Там же, л. 74­75. ³ Там же, л. 76­77.

[28] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 68, л. 77.

[29] Там же, л. 7. ² Там же, л. 3.

[30] Там же, л. 3­5.

[31] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 68, л. 7.

[32] Там же.

[33] Там же, л. 9.

[34] Там же, л. 11.

[35] Там же, л. 15.

[36] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, л. 68, л. 25­26.

[37] Там же. л. 27.

[38] Там же, л. 31­32. ⁴ Там же, л. 52­53.

[39] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 66, л. 35.

[40] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 212.

[41] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. – 76.

 

2. Территориальное разграничение и районирование Кыргызстана

Территории, занимаемые народами Средней Азии, находившимися до Октябрьской революции на положении колониальной зависимости сначала от Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств, а затем и царского самодержавия, не имели четко сложившихся и документально зафиксированных границ. Многие из этих народов вели кочевой образ жизни, перемещаясь с одного места на другое и располагаясь вперемежку с оседлым населением.

В ходе национально­государственного размежевания Средней Азии в 1924­1925 гг. границы устанавливались высшими законодательными органами – ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР и, как правило, условно и недостаточно точно. В результате, как показывают архивные документы, процесс определения границ для разных народов оказался «неравноценным»: для одних (например, казахов и узбеков) он был достаточно благоприятным, другим, в том числе кыргызам, пришлось преодолеть немалые трудности, чтобы собрать в национально­государственном образовании хотя бы основную часть этноса.

Подготовкой и проведением национально­государственного размежевания занималась Среднеазиатская комиссия по районированию, созданная 13 июня 1924 г. Руководство ею было возложено на представителя Совета Труда и Обороны (СТО) в Ташкенте Шелехеса. Материалы, подготовленные этой комиссией, сначала рассматривались Ликвидационным комитетом (Ликвидкомом), задача которого состояла в распределении госимущества предприятий и организаций, состоящих на государственном бюджете^[1]. В Ликвидком сначала входили представители Узбекистана, Кыргызстана и Туркмении, а позже – представители таджикского, кара­калпакского и казахского народов.

Материалы, подготовленные Комиссией по районированию и рассмотренные Ликвидкомом, направлялись в высшие законодательные органы для окончательного узаконения.

В работе комиссии и Лидвидкома тон задавали представители Узбекистана, представлявшие более многочисленный и ранее имевший свою государственность народ. Значительную роль в этом сыграл и тот факт, что Ташкент одновременно являлся столицей ликвидируемой Туркестанской АССР и здесь находились все представительно­уполномоченные органы центральной власти в Средней Азии и были сосредоточены соответствующие кадры руководящих органов.

В силу этих причин в основу принципов разграничения территории были положены предложения, подготовленные партийным бюро Узбекской ССР (будущим ЦК КП(б) Узбекистана). Среди работников уполномоченных органов центра (Средазбюро ЦК РКП(б), СТО), призванных выражать интересы не только центра, но и народов всего региона, преобладало отношение к разграничению границ новых государственных образований, не как к процессу, определяющему дальнейшие судьбы народов, а как к процессу административно­территориального районирования региона единой страны с целью облегчения политико­экономического управления Средней Азией. Сказывалось влияние гипертрофированно и в безнациональном выражении понятой идеи интернационализма и условности границ государств трудящихся.

Поэтому принципы разграничения территорий, выдвинутые Узбекским бюро, несмотря на то, что их никак нельзя было считать бесспорными, принимались на том этапе размежевания всеми высшими инстанциями. И с ними, безусловно, вынуждены были считаться и представители национальностей, стремившихся к своей государственности, хотя бы и в урезанном виде.

Принципы, на основе которых устанавливались границы, в целом были справедливыми, но их было много, и они имели противоречивые и взаимоисключающие моменты, которые давали основания для принятия какого угодно решения, в зависимости от политических, экономических и других конъюнктурных соображений. Так и было на практике, что вызывало множество недовольств, взаимных претензий, разбирательств в 1925–1930 гг., в период, когда была еще какая­то возможность отстаивать интересы своей республики, нации. В последующем эти противоречия были загнаны внутрь, но они вновь «всплыли» в период борьбы с последствиями культа личности. И если в 50–80­е годы в условиях единого унитарного государства взаимные территориальные претензии между республиками решались политическими методами при посредничестве центра, то в нынешних условиях полной суверенности каждой республики, можно ожидать какого угодно поворота.

Не только в научном, но и практическом плане, на случай попыток ревизии сложившихся границ, исключительно важно выяснение сущности главных принципов территориального размежевания государственных образований.

В чем же суть этих принципов и каковы последствия их применения для Кыргызстана?

1. Принцип определения границы по национальному признаку. Подход общепринятый и в целом справедливый. Но в условиях Средней Азии тех лет применение данного принципа требовало глубокого учета специфики образа жизни кочевых народов: туркменов, казахов, кыргызов, кыпчаков и т.д., которые, составляя подавляющее большинство населения местности в одно время года, оказывались меньшинством, среди оседлых, – в другое.

Необходимо было учитывать и последствия долговременной, непрекращающейся до сих пор ассимиляционной политики, которая берет свое начало еще со времен владычества в регионе Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств. В результате этой политики еще в дооктябрьский период многие таджики, кыргызы, не говоря о тюрках, кыпчаках, уйгурах и т.д., насильственно учитывались как узбеки. В подготовленной уже в советское время Узбекским партийным бюро докладной записке «Основные принципы проекта организации Узбекской республики» говорилось: ^иа) Узбекская республика должна включать себя таджиков и те народы Бухары и Хорезма, которые говорят по­узбекски и считают себя родственными узбекам, а именно: узбеков, кураминцев, кашкарлыков (так называемых кашгарских сартов. – Д.Д.), тюрков, кара­калпаков и кыпчаков…»^[2].

О масштабе и последствиях ассимиляционной политики досоветского периода судить трудно из­за отсутствия демографических данных, но имеются сопоставительные данные за 65 лет, прошедших после национально­государственного размежевания. Так, если кыргызское население Узбекистана со 112 тыс. человек в 1925 г. увеличилось лишь до 230 тыс. в 1989 г. (на 205%), то узбекское население Кыргызстана за этот же период возросло с 94 тыс. почти до 600 тыс. (638%).

Однако в ходе национально­государственного размежевания эти моменты учитывались не всегда. И потому после размежевания каждый пятый кыргыз оказался вне пределов Кыргызстана.

1. Принцип фактического пользования местностью на момент размежевания. Как видно из документов национально­государств енного размежевания вначале и решения многочисленных земельных споров в последующем, главным и решающим признаком фактического землепользования считалось лишь оседлое орошаемое земледелие. В связи с этим в первую очередь пострадали территориальные интересы кочевых и полукочевых народов. Уже в советское время в правовом плане узаконивались последствия колониальной политики бухаро­кокандского и царского режимов, в результате которой кочевые народы, в том числе и кыргызы были насильственно отчуждены от плодородных, пригодных для обработки территорий.

• Принцип экономической целесообразности. Больше всего пострадали интересы Кыргызстана в реализации данного принципа. Это наиболее отчетливо видно из решений паритетных комиссий Петровского, Белобородова и Кульбешерова, созданных ЦИК СССР в 1925­1926 гг. для решения спорных территориальных вопросов в Средней Азии.

Отмечая вопиющую несправедливость в решениях Среднеазиатского ликвидкома по установлению границ по решению подкомиссии по уточнению границ Комиссии по районированию Кара­Киргизской автономной области от 10 и 11 апреля 1925 г., Кыргызстан предъявил претензии на Бакса­Сибиргеновскую, Исфанейскую, Чапкулукскую, Ханабадскую волости полностью по национальному признаку; по тому же признаку – частично на Курган­Тепинскую, Кара­Суйскую, Чемионскую, Манякскую, Булак­Башинскую, Мархаматскую волости, угольные копи Сулюкты, на урочища Уртукай, Бетегелуу­Койташ, Аксай, Каланташ, Джалал­Тюбе, Улар­Ойнор, Кочкор­Ата, МукСу; по соображениям экономической целесообразности – на железнодорожные станции Уч­Курган и Кара­Су, на селения Варзык, Вуадиль, Чимион, Заркент^[3].

Однако высокие комиссии из экономических соображений оставили в Узбекистане исконно кыргызские территории.

а) Урочище Бетегелуу­Койташ в верховьях р. Ангрен, использовавшееся кыргызами как зимнее пастбище. По тысячелетним традициям всех кочевых народов, признающих основным местом жительства кочевников их зимовья, урочище принадлежало кыргызам. Но комиссии оставили его в составе Узбекистана. Мотивы: по справке Ташентского областного земотдела пастбище используется не только кыргызами, но также казахами и узбеками; опасение Среднеазиатского управления водным хозяйством о возможном осложнении управления водным хозяйством в бассейне реки Ангрен при передаче урочища Кыргызстану^[4].

б) Урочище Уртукай. Оно было оставлено в пределах Узбекистана по той же причине, что и урочище Бетегелуу­Койташ. Правда, была восстановлена справедливость в отношении урочищ Аксай, Каланташ, Джалал­Тюбе, Улар­Ойнор, Кочкор­Ата, не имевших особого значения в ирригационном отношении^[5].

в) Не смотря на просьбы жителей Ханабадской волости Джалал­ Абадского округа и правительства Кыргызстана

(47,9% население волости составляли кыргызы, 36,5% – узбеки, 10,9% – уйгуры^[6]), две трети волости были оставлены в Узбекистане из­за того, что на этой территории находился водораспределитель Кампыр­Рабадской оросительной системы с двумя важнейшими для хлопководства оросительными каналами: Андижан­Сай, Шаарихан­Сай^[7].

г) Была отклонена и претензия Кыргызстана на населенные кыргызами части Аимской, Кара­Суйской, Чимионской, Курган­Тепинской, Джалал­Кудукской волостей, поскольку, как было заявлено, «нерационально было бы в верхней части таких важнейших для хлопкового хозяйства Союза оросительных каналов, как Андижан­Сай, Шаарихан­Сай территории, отдавать Киргизской области» только потому, что киргизское население этого района исчисляется крупными цифрами – почти 24789 чел. За Кыргызстаном была оставлена лишь правобережная часть Аимской волости. Во всех остальных волостях выделять кыргызские селения не сочли возможным, «чтобы не дробить экономически важнейший хлопковый район»^[8].

д) Не были приняты во внимание и доводы правитель­

ства Кыргызстана по поводу претензий на Манякскую волость Андижанского уезда, хотя селения Куюк­Мазар и Айдар были чисто кыргызскими, а Манякское – со смешанным составом жителей. Из этой волости к Кыргызстану было присоединено лишь селение Ардайское, пограничное с Кыргызстаном. Причина отказа – нельзя разрушать «экономически компактный хлопковый район»^[9].

е) Действие принципа экономической целесообраз­

ности, точ нее – «прохлопковая» ориентация центра, особенно четко прослеживается в решении вопроса о Мархаматской зоне.

Комиссия Петровского признала, что из 30­тысячного населения Мархаматской волости лишь 6110 человек – узбеки, остальные кыргызы, таджики, тюрки и тем не менее 5 селений этой волости из 9 решила передать Узбекистану, поскольку они связаны с источниками орошения, которые питаются водой из Араван­Сая, орошающего узбекские земли. Два чисто кыргызских села (Мангытское, Тулекенское) были оставлены в составе Кыргызстана. Но совсем невероятным было решение в отношении двух других селений: Дунганского (преимущественно с узбекским населением) и Кулхаттурского (преимущественно с кыргызским населением), примыкающих по источникам орошения к Мархаматской волости. Комиссия пришла к выводу: судьбу этих селений решать после рассмотрения претензий Кыргызстана на Мархаматскую волость, в которой оказались два кыргызских сельских общества – Кучинское и Туя­Муюнское.

Комиссия постановила: присоединить к Кыргызстану Туя­Муюнское общество, а Кучинское оставить в Узбекистане как находящееся внутри узбекских земель. При этом была проигнорирована просьба не только 2374 жителей сельского общества Кучинское, но и 3964 жителей Карабагышского общества Мархаматской волости, которые и «отделяли» селение Кучинское от Кыргызстана, но коллективно просили присоединить их к Кыргызстану^[10].

После того, как «справедливо» – в интересах хлопководства – была решена судьба кыргызских сельских обществ Мархаматской волости в пользу Узбекистана, Комиссия решила передать ему же селения Дунганское и Кулхатурское Араванской волости как тесно связанные с одной ирригационной системой Мархаматской волости^[11].

ж) Хотя всем и всегда было ясно, что копи Сулюкты находятся на территории Кыргызстана и на них работают в основном кыргызы, из­за опасения, что КАО может закрыть шахты вместо модернизации их, долго не решался вопрос о передаче их Кыргызстану^[12].

Как видно из приведенных выше фактов и других многочисленных материалов территориального разграничения республик, решения спорных вопросов и уточнения границ, принцип экономической целесообразности почти всегда был не в пользу Кыргызстана.

1. Принцип недопущения чрезмерных чересполосиц, кривых линий в границах и вкраплений в чужие территории. Принцип приемлемый, особенно целесообразный в плане облегчения управления. Однако, как показывают материалы тех лет и нынешняя реальность, которая сложилась в результате ранее принятых решений, принцип этот в жизнь проводился однобоко и в ущерб интересам Кыргызстана и кыргызов. Ни одна республика Средней Азии, кроме Кыргызстана ныне не имеет внутри чужих территорий, хотя регионы компактного проживания кыргызов имелись и имеются и в Узбекистане (в Бухарской, Джизакской, Ташкентской, Наманганской, Андижанской, Ферганской областях), и в Таджикистане (Мургабский, Джергетальский районы). В интересах «хлопководства и недопущения чрезмерных кривых линий и вкраплений» только в Карасуйской, Чимионской, Курган­Тепинской, Джалал­Кудукской волостях Андижанского уезда были оставлены более 30 тыс. кыргызов и кыпчаков, составлявших почти половину 73,6­тысячного населения региона.
2. Принцип условности границ национальных государственных образований, согласно которой земли фактически не принадлежали нациям и даже их государственным образованиям, а были общенародной собственностью единой неделимой страны – СССР. На правах полноправного хозяина землей распоряжалось союзное правительство, исходя из политических, военно­стратегических и хозяйственных соображений, население республик было поставлено в положение лишь землепользователей. Союзное правительство в лице Наркомата (позднее Министерства) сельского хозяйства своим приказом могло передать в вечное или долгосрочное пользование обширнейшие территории одной республики другой.

Так, в соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), признавшим целесообразность неделимости высокогорного Памира, Мургабский район в нарушение всех других принципов (национального признака, экономической целесообразности, фактического землепользования, недопущения чересполосиц и вкраплений в чужие территории) оказался в составе Таджикистана^[13].

Итак, на основе изучения архивных документов можно резюмировать следующее.

1. Границы между Кыргызстаном и его соседями были установлены волевым административным способом. Полномочный орган центральной законодательной власти – ЦИК СССР – при этом исходил не столько из национально­территориальных интересов суверенных народов, сколько из унитарных интересов СССР, в частности, из стремления любой ценой и в кратчайший срок значительно увеличить производство хлопка, возделывание которого было лучше всего освоено в те годы населением долинной зоны (узбеками и таджиками), имевшим давние традиции орошаемого земледелия. Кыргызам же отводились предгорные и горные зоны Ферганской долины как более соответствующие их основной деятельности – животноводству.
2. Не было соблюдено обязательное требование к установлению не только постоянных, но и временных границ (сказывался принцип их условности): не проводилось обследование и четкое описание границ на месте, пограничная линия устанавливалась по картам разной степени достоверности, а также описаниям, сделанным в разные годы, в том числе Переселенческим управлением. Такое формальное отношение к проведению границ приводило к казусам. Например, уже в 30­е годы Всесоюзное картографическое управление официально признало свою ошибку в нанесении на карту границ Ленинабадской области Таджикистана с Кыргызстаном: в Ленинабадскую область были включены значительные территории Кыргызстана, вошедшие в его состав еще по решению Средазликвидкома. Это ошибочное начертание границы до сих пор используется таджикской стороной в качестве аргумента в своих претензиях к Кыргызстану.
3. Категоричные заключения комиссией Петровского, Белобородова, Кульбешерова (20­е годы), многочисленных паритетных комиссий Таджикистана и Кыргызстана (50­80­годы) о необходимости уточнения и утверждения кыргызско­таджикской и кыргызско­узбекской границ на местности выполнены не были.

В результате национально­государственного размежевания в состав вновь образованной Узбекской ССР вошло 82,6% всех узбеков, проживавших на территории СССР (72,4% населения республики); в состав Туркменской ССР – 94,2% туркмен (71,9% населения республики); Таджикской АССР – 75,2% таджиков (71,2% населения республики); Киргизской автономной области – 86,7% кыргызов (66,2% населения области); Каракалпакской автономной области – 79,3% каракалпаков (38,1% населения области). В Казахскую АССР вошло 94% казахов, проживавших в СССР и составлявших 53,4% населения республики.

Хотя ныне ставится под сомнение правильность некоторых моментов территориального размежевания Средней Азии в 1924 г., справедливости ради, следует отметить, что вряд ли возможно было в то время достижение еще большей однородности национального состава вновь образуемых государственных образований в регионе, где представители различных наций и народностей издревле жили смешанными общностями, а значительная часть их были кочев никами.

Самое важное – впервые кыргызы и их исконные территории, ранее разделенные административными барьерами, в основном воссоединились в рамках самостоятельного государственного образования. Это открыло большие перспективы для социально­ экономических преобразований, поставило заслон ассимиляции кыргызов более многочисленными соседями, способствовало оформлению у них устойчивой территориальной, экономической, культурной общности, всех процессов консолидации народа в нацию.

Не менее сложной оказалась проблема правильного районирования территории ККАО. Необходимость пересмотра ее административного деления диктовалась не только устарелостью структурного строения вновь созданной области из отдельных частей трех бывших областей, но и потребностям дальнейшего развития производительных сил с оптимальным использованием людских ресурсов, природных богатств и условий, приближения органов государственной власти к населению с учетом его национального и родоплеменного состава.

Первоначальный проект Туркестанской комиссии по районированию, предусматривавший деление области на два округа – Пишпекский и Джалал­Абадский, оказался недостаточно обоснованным. В основу проекта были положены материалы поволостных таблиц переписей 1917 и 1920 гг. и таблицы предварительных итогов переписи 1917 г. по Джетысуйской области и принимались во внимание лишь следующие признаки: общее направление хозяйства, орошенность, направление земледелия, полеводства и скотоводства^[14].

Поэтому президиум только что образованного Революционного комитета КАО под председательством Иманалы Айдарбекова на своем первом же заседании 15 ноября 1924 г. создает комиссию по районированию области (в нее вошли Янгулатов, Тойчинов, Малышев и Дублицкий) и принимает специальное решение об уточнении границ и издании карты Кыргызстана^[15].

Главной задачей комиссии по районированию области было «выявить с достаточной ясностью внешние границы и связать эти разрозненные куски б. областей и уездов в новые самостоятельные и жизнеспособные единицы, согласно принятым принципам административно­территориального деления»^[16].

Ревком КАО 3 декабря 1924 г. по предложению названной комиссии временно устанавливает административную структуру области: в составе КАО 4 округа – Пишпекский, с 21 волостью и центром в Токмаке; Каракольский – с 16 волостями и временным центром в Караколе; Джалал­ Абадский – с 19 волостями; Ошский – с 20 волостями^[17].

При этом районирование по­новому не затронуло низовую структуру, ибо «о немедленном проведении нового внутриокружного деления на районные (укрупненные) волости и о создании параллельно с этим новой сети сельсоветов, нечего было и думать, так как без серьезного изучения всех фактов, так или иначе влияющих на процесс районирования в условиях местной действительности, нельзя было подойти безукоризненно к верным комбинациям в объединенных волостных и сельских единицах, …что несомненно могло бы привести к развалу низового административного, хозяйственного аппарата»^[18]. Комиссия по районированию резонно считала, что острая необходимость в немедленном проведении коренного переустройства сети низовых объединений отсутствует, поскольку при национальном размежевании мелкие административно­хозяйственные единицы (сельские общества, волости), за редким исключением, не подвергались раздроблению. Это позволило правительству КАО и Комиссии по районированию, не форсируя чрезмерно темп, подойти к решению важного вопроса более обстоятельно с учетом специфических особенностей Кыргызстана^[19].

Хотя в основу первого проекта административного деления области были положены принципы и материалы по районированию бывшей Туркестанской республики, Комиссия по районированию Кыргызстана, к ее чести, своевременно поняла, что Комиссия по районированию при ТЭС, придав сугубое значение экономическим признакам, недостаточно учла национальные, особенно родовые признаки, «которые несомненно в некоторых случаях, благодаря специфическим особенностям типа и бытового уклада среднеазиатских народностей, должны доминировать в общей массе иных факторов, обусловливающих те или иные изменения в системе административно­территориальных объединений»^[20]. Кроме того, Комиссия по районированию КАО обнаружила, что ход событий последних лет «столь резко изменил хозяйственно­экономическую физиономию отдельных районов и даже местами создал национальные и родовые перегруппировки, что статистические материалы, коими пользовались в своих работах Комиссия по районированию ТЭСа, уже потеряли свою первоначальную ценность»^[21].

Комиссия совершенно правильно поступила, решив, что «в целях достижения наивысшей жизнедеятельности районов», проект «должен быть дан на обсуждение населения и согласован с его мнением»^[22].

Но в то же время, главную цель районирования – создание административно­хозяйственной структуры области, части которой «представляли бы максимум удобства в административном управлении» и в то же время являлись бы самостоятельными хозяйственными единицами, обладающими достаточными ресурсами для развития народного хозяйства, Комиссия оставила неизменной и в основу районирования положила следующие принципы:

В земледельческих местностях, где основа хозяйствования зависит от наличия поливной воды и правильного ее распределения, стремиться к тому, чтобы оросительные магистрали без дробления входили в состав одной волости.

В скотоводческих местностях, где благополучие развития животноводства стоит в непосредственной зависимости от целесообразного использования пастбищных условий, районные волости проектировать таким образом, чтобы земли общего пользования и пути кочевания на них были в нераздельном пользовании одной волости.

Учет национального состава населения местности и создание территориально­административных единиц национальных меньшинств.

Учет общественно­исторических условий и особенностей, путей сообщения, торговых связей, национально­бытовых условий и родовых группировок населения местности^[23].

Исходя из названных выше задач и принципов районирования, Комиссия с конца 1924 до середины 1925 г.

проводила свою работу по четырем важным направлениям.

а) Уточнение границ области в натуре и подробное их описание, выявление спорных участков территории КАО, на которые претендуют соседние гособразования, и подбор нужных материалов по этим участкам для внесения на рассмотрение паритетных комиссий из представителей заинтересованных сторон.

Нужно было выявить точно границы округов, фактически существующих волостей, сельсоветов и составить их подробное описание, заново составить списки населенных пунктов, источников орошения, определить месторождения полезных ископаемых, выяснить качество ископаемых, их примерные запасы, способы добывания, потребности в них и т.д.

б) Составление проекта укрепления волостей после вы­

яснения, в составе каких волостей мыслит само население объединиться в укрупненной волости, и мотивов к этому, выявление точного географического положения существующих волостей и изучение размера местности, экономического потенциала и торговых тяготений к базарным центрам, пастбищных угодий, источников орошения, путей сообщения, национального состава населения волостей.

в) Изучение родоплеменной структуры кыргызов,

сарт­калмыков, уйгуров и других тюркских и монгольских народностей путем сбора и анализа всех имеющихся литературных и письменных источников, сбора сведений о численности населения области по округам, волостям, сельсоветам и по отдельным населенным пунктам с подразделением по национальностям, составление списков родоплеменных групп кыргызов с указанием их происхождения и численности, распределения по территории области, особенностей наречия, быта, этнографического типа, взаимоотношений между собой, наличия причин родовой вражды и т.п.

г) Сбор всевозможных картографических материалов (вспомогательные карты, выкопировки и пр.), необходимых для районирования и составления в будущем сводных карт области: административной, этнографической, физико­географической, полезных ископаемых и проч.^[24]

В результате почти полуторагодичной работы комиссии был выработан новый проект районирования Киргизской автономной области, который одобряется Среднеазиатской комиссией по районированию 17 августа 1926 г., а 16 ноября того же года утверждается Административной комиссией при Президиуме ВЦИК РСФСР^[25].

В соответствии с новой структурой создается 7 кантонов и 52 волости вместо 4 округов и 72 волостей.

Кантоны включали следующие волости:

Европейский (Фрунзенский) кантон – Быстрореченскую, Токмакскую, Фрунзенскую, Беловодскую и Карабалтинскую.

Кыргызский (Чуйский) – Калининскую, Аламединскую, Чуйскую.

Таласский – Рыковскую, Александровскую, Дмитриевскую, Таласскую, Каройскую.

Каракольский – Чолпон­Атинскую, Тюп­Курментинскую, Сазановскую, Приозерную, Теплоключенскую, Тургенскую, Джеты­ Огузскую, Иссык­Кульскую, Барскаунскую, Тонскую.

Нарынский – Джуан­Арыкскую, Он­Арчинскую, Нарынскую, Шаркратминскую, Чаш­Тюбинскую, Ат­Башинскую, Куртка­Терек­ скую, Джумгальскую, Кочкорскую.

Ошский – Ошскую, Ак­Буринскую, Куршабскую, Узгенскую, Капчигайскую, Алай­Гульчинскую, Наукат­Турукскую, Ичкиликскую, Исфайрамскую, Кулиндинскую, Баткен­Буджумскую, Исфанейскую.

Джалал­Абадский – Джалал­Абадскую, Кугартскую, Базар­ Курганскую, Наукентскую. Кетмень­Тюбинскую, Кызыл­Джарскую, Чаначскую и Чаткальскую^[26].

Вскоре обнаружилось несовершенство и этой структуры. Например, образование в одной Чуйской долине Кыргызского кантона для коренного населения и Европейского (Фрунзенского) – для европейского приводило к искусственному делению цельного в экономическом и географическом отношении региона. Оказалось, что в условиях Кыргызстана с его смешанным населением административное деление по национальному признаку на уровне такой единицы, как кантон, не совсем оправдано. Поэтому в ноябре 1927 г. Кыргызский кантон был преобразован в районы непосредственного подчинения КыргЦИКу.

В результате объединения Ошского и Джалал­Абадского кантонов в один Ошский округ и других преобразований в Кыргызстане к началу 1929 г. стало 4 кантона (Фрунзенский, Таласский, Нарынский и Каракольский), 1 округ, 13 районов, 29 волостей, 441 сельский, 7 городских и 2 поселковых Советов.

В 1930 г. республика перешла к районному и городскому делению, без промежуточных (окружных и кантонных) единиц. Были организованы 24 района и 1 город. Эта структура сохранялась до преобразования Киргизской АССР в союзную республику.

Таким образом, в первые 5 лет административнотеррито риальное деление Кыргызстана не было окончательным, шел постоянный поиск его оптимального варианта. Это способствовало более правильному районированию республики с учетом национального состава населения различных регионов, их экономических, культурных интересов и связей. Были созданы национально однородные или смешанные волости, городские и сельские Советы. Так, к началу 1929 г. имелись 1 узбекский, 1 сарт­калмыкский и 8 смешанных волостных Советов; 2 узбекских и 4 смешанных горсовета; 21 узбекский, 5 немецких, 1 уйгурский, 2 дунганских, 1 татарский, 2 сарт­калмыкских, 4 смешанных сельсоветов.

Совершенствование административно­хозяйственного районирования, обеспечение прав представителей

наций и народностей, оказавшихся в условиях Кыргызстана в положении национальных меньшинств, путем выделения национальных волостных и городских Советов способствовало приближению советского аппарата к обслуживанию широких масс трудящихся, укреплению доверия, взаимопонимания и дружбы между проживающими в Кыргызстане национальностями.

С другой стороны, почти ежегодный пересмотр административно­территориальной структуры сначала автоном ной области, а затем и республики влек за собой оп ределенные издержки. Он осложнил обеспечение перспективности планирования социально­экономи ческого развития районов республики. Отрицательно сказался на стабильности управленческого аппарата, налаживании преемственности и деловой связи в работе, повышении квалификации и ответственности кадров, на коренизации их состава.

К сожалению, административно­территориальная струк тура республики не была стабильной и в последующие годы. В конце 30­х годов было создано 6 областей. В дальнейшем вновь перешли к районному делению, оставив одну область – Ошскую. В конце 60­х годов началось восстановление областей, и их число дошло до 4, но вскоре опять сократилось до 2.

В условиях современного демократического обновления и суверенитета республики принято решение о восстановлении Нарынской, Чуйской, Таласской и Джалал­Абадской областей и создании Баткенской области. При этом необходимость восстановительного процесса аргументируется подобной тенденцией в соседних республиках и, конечно, задачами оперативного решения социально­экономических проблем регионов, усиления исполнительской власти.

Анализ истории изменения административно­территориальной структуры показывает, что создание и увеличение числа областей всегда было связано с интересами усиления административно­ командной системы. Так, к началу 40­х годов, когда средства и плоды производства стали формально общественной, а фактически – казенной собственностью, трудовой народ начал терять чувство хозяи на и заинтересованности в конечных результатах своего труда, потребовались дополнительные звенья управления, новые отряды «уполномоченных надсмотрщиков» более высокого ранга (республиканские не успевали). Хотя, если судить по результатам социально­экономических преобразований и репрессивных мероприятий 1928–1939  гг., то исполнительная власть районных структур явно не страдала слабостью и малоэффективностью.

Сторонники нынешнего движения за новые области, по­видимому, пытаются сесть в давно ушедший поезд. Дело в том, что Кыргызстан, как и все постсоветские страны, от свехрцентрализации производства и распределения материальных и финансовых средств переходит к рыночным отношениям, которые несовместимы с диктатом и командой, откуда бы они не исходили. В этих условиях только потребности общественной практики определяют, какие структуры управления, горизонтальных и вертикальных экономических связей нужны. Каждый трудовой коллектив, каждый регион при решении своих социально­экономических проблем будут рассчитывать в основном только на собственные, а не на «выбитые» из центра средства и возможности. Кроме того, при нынешнем состоянии государственного бюджета республики, создание новых областных аппаратов управления, каждый из которых потребует многомиллионных средств в год, учреждение промежуточных между районными и республиканскими звеньев согласования и решения вопросов вряд ли ускорит решение социально­ экономических проблем. Наоборот, усилятся бюрократические препоны, злоупотребления личностного и местнического характера.

Представляется, что в новых условиях хозяйствования для республики оптимальной является районно­городская структура управления без областного деления. В дальнейшем главной функцией управления будет координация сил и средств при решении межхозяйственных, межрайонных, межрегиональных проблем. Для этого достаточны республиканские, районные и городские звенья управления.

[1] ЦГА ОриР, ф. 3316, оп. 18, д 238, л. 156.

[2] ЦГА РК, ф. 20, on. 1, д. 11, л. 179.

[3] ЦГА ОриР, ф. 3316, оп. 18, д. 241, л. 241 об.

[4] ЦГА РК, ф. 1246, оп. 1, д. 142, л. 42­43.

[5] Там же, л. 45­46.

[6] ЦГА ОриР, ф. 3316, оп. 18, д. 241, л. 12.

[7] ЦГА РК, ф. 1246, оп. 1, д. 142, л. 46­48.

[8] Там же, л. 48­50.

[9] Там же, л. 52­53.

[10] ЦГА ОРиР, ф. 3316, оп. 19, д. 317, л. 1­1 об.

[11] ЦГА РК, ф. 1246, оп. 1, д. 142, л. 55­57.

[12] Там же, л. 62­63.

[13] ЦГА ОРиР, ф. 3316, оп. 17, д. 330, л. 1.

[14] ЦГА ОРиР, ф. 6984, оп. 1, д. 204, л. 3­24.

[15] ЦГА РК, ф. 1246, оп. 1, д. 687, л. 1­1 об.

[16] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 49, л. 69.

[17] ЦГА ПД РК, ф. 14, оп. 14, д. 227, л. 78.

[18] Там же.

[19] Там же, ф. 10, оп. I, д. 49, л. 69­70.

[20] Там же.

[21] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 49, л. 71.

[22] Там же.

[23] Там же, л. 72.

[24] ЦГА РК, ф. 10, оп. 1, д. 49, л. 73–76.

[25] Там же, ф. 20, оп. 1,д. 115, л. 16; д. 375, л. 91–91 об.

[26] ЦГА РК, ф. 20, оп. 1, д. 115, л. 16­19; д. 375, л. 91­91 об.

 

3. Становление партийной диктатуры

Создававшийся десятилетиями, объявленный изначально гуманным и подлинно демократическим облик советской власти ныне разрушен, причем обличители советской власти, как и ее приверженцы, категоричны и пристрастны и потому первые, не приводя подчас никаких иных доказательств, заявляют об изначальной аморальности, репрессивности, тоталитарности советской власти и т.п., а партия большевиков – стержень этой власти – преподносится в качестве кучки узурпаторов­диктаторов.

По нашему мнению, обе эти полярные оценки являются результатом суждения вне конкретно­исторической обстановки тех лет, стремления к идеализации или очернению советской власти – в зависимости от политической конъюнктуры.

По­видимому, правильную оценку сущности власти можно получить, только честно, объективно и аргументированно ответив, по крайней мере, на следующие вопросы: из чего исходила партия, определяя свои программные задачи; получала ли поддержку основной массы населения не скрытая от него устремленность к диктатуре; достигнут ли общественный прогресс в результате реализации планов партии?

Ответ на первый вопрос общеизвестен. Партия исходила из крайне бедственного положения подавляющей части народа. Если население страны в течение 10 лет было вынуждено трижды «подняться на революцию», и не только по призыву партии большевиков, то действительно, «низы не хотели жить по­старому», в общественной жизни назревало что­то новое.

Ответ на второй вопрос также однозначный. Основоположник революционного учения К. Маркс в своем главном труде «Капитал» указывал, что «революция является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым»^[1].

Опираясь на известное положение Маркса о том, что «всякое временное государственное устройство после революции требует диктатуры и притом энергичной диктатуры», Ленин еще в 1905 г. писал: «…победа будет именно диктатурой, то есть она неизбежно должна будет опираться на военную силу, на вооруженные массы, а не на те или иные «легальные», «мирным путем» созданные учреждения»^[2].

Партия большевиков никогда не скрывала своей приверженности идее диктатуры, наоборот, используя все возможности, убеждала массы в ее необходимости и закономерности. Если судить по нынешней ностальгии многих по «сильной руке» и по стремлению властьимущих к усилению «исполнительной власти», «президентского правления», то большевики выбрали вполне приемлемое для тех лет средство выхода из катастрофической ситуации. Народ поверил партии большевиков и принял установку на диктатуру.

После Октябрьской революции, которая «установила диктатуру пролетариата и передала руководство огромным государством рабочему классу»^[3], партия всячески и повсюду, в том числе и в Кыргызстане, оберегала и укрепляла эту диктатуру.

Деятельность большевизма в Кыргызстане обуславливалась специфическими особенностями республики, была более многоплановой, чем в стране в целом. А потому необходим столь же разноплановый подход к ее оценке. Это важно не только для восстановления исторической истины и справедливости, но и для извлечения уроков из прошлого ради будущего. При этом верное понимание роли и места Коммунистической партии Кыргызстана невозможно без выяснения того, когда и на какой социальной базе она возникла, какими идеалами руководствовалась и чьи интересы защищала, какими средствами и методами действовала.

Исследование истории первых партийных организаций на территории Кыргызстана не позволяет говорить не только о широкой распространенности идей большевизма до 1917 г., но и о наличии каких­либо преемственных связей их с теми немногочисленными социал­демократическими кружками и группами, существовавшими здесь до революции^[4]. В этом сказалось, конечно, отсутствие социальной базы. Рабочие, партией которых провозгласили себя большевики, в Средней Азии составляли 0,35% населения, а в Джетысуйской области, куда входила северная часть Кыргызстана, – 0,25%^[5].

Образование первых большевистских групп, как и других политических партий и движений, произошло после Февральской революции. Первая самостоятельная большевистская группа возникл а в июне 1917 г. в Кызыл­Кие, создана она была по инициативе И.И. Едренкина. В октябре того же года были образованы группа А.И. Иваницына – из строительных рабочих Чуйской оросительной системы, а также группа И.С. Меркуна – из отпускных солдата и ремесленников г. Пишпека. В ноябре они объединились.

В декабре 1917 г. была создана группа мусульманских большевиков в г. Пишпеке под руководством X. Хасанова. Только в 1918 г. начали создаваться большевистские группы в сельской местности: в апреле в с. Георгиевка; в мае – в Военно­Антоновке, Юрьевке, Горно­Ключевом; в июне­ вГавриловке и Предтеченке.

Все эти группы были малочисленными и разрозненными. Среди их членов представители местных национальностей составляли единицы. Однако это не означает, что коренное население Кыргызстана не участвовало в политической жизни. Его представители шли в основном в те движения, программные установки которых были на том этапе им более понятны и близки. Так, 9 сентября 1917 г. на I съезде кыргызского демократического союза «Букара», организованном К. Сарыкулаковым, К. Сандибаевым, В. Муратовым, присутствовали представители 17 волостей Пишпекского уезда. Союз «Букара» к этому времени уже насчитывал в своих рядах 7159 кибитковладельцев^[6]. На I съезде Компартии Туркестана, состоявшемся в июне 1918 г., присутствовало 43 делегата, представлявших 2 тыс. коммунистов^[7].

Организационное объединение разрозненных большевистских групп и создание партийных комитетов произошло в 1918 г. Процесс этот шел и позднее, в основном после превращения партии в правящую, в масштабе всего Туркестана.

В марте 1918 г. была образована Ошская новогородская партийная организация с 6 членами из числа представителей европейских национальностей, а в мае – Ошская старогородская – с 5 членами – представителями местных национальностей. В апреле 1918 г. создана Пишпекская городская организация, объединившая 42 коммунистов. В июне того же года был избран Сулюктинский партийный комитет, а в июле – Кызыл­Кийский и Пржевальский комитеты партии. В течение августа­сентября создаются волостные партийные организации: Джангарачевская, Канаевская, Кунаевская, Узунгурская. В январе 1919 г. создается Токмакский, а в феврале – Нарынский комитеты партии.

По указанию сверху партийные комитеты создаются повсеместно. Но насколько «истыми коммунистами» были их члены и в какой обстановке это происходило? В Нарынском уезде, например, вопрос о создании организации большевиков и левых эсеров поднимается 29 января 1919 г. на уездном съезде Советов. Здесь же представители обеих партий излагают делегатам программные задачи своих партий. Разъяснение длится до 22 часов, а затем продолжается до 13 часов следующего дня. Съезд Советов поручает «идейным товарищам» этих партий – Я. Денисенко, И. Феськову – взять на себя хлопоты по созданию партий^[8]. Один из активных участников становления советской власти в Пржевальске Г.А. Волков на I Джетысуйском съезде Советов (октябрь 1918 г.) говорил: «Мы долго не имели понятия о своей партии большевиков.

Многие пугали нас больше виками»^[9].

Следовательно, большинство первых большевиков Кыргызстана, за редким исключением, были людьми, знавшими программные цели и задачи партии понаслышке. Но за короткий срок партия коммунистов быстро выросла численно и превратилась в главную политическую силу. В чем причины? Только ли включенность Кыргызстана в состав громадной империи, в которой правящей стала РКП(б)? Безусловно, это имело определяющее значение. Но были и другие моменты.

Кыргызский народ не желал дальнейшего сохранения порядков бывшей колониальной системы. Однако Временное правительство, заменившее царское, ничего не сделало для решения жизненно важных для кыргызского народа вопросов. Хуже того, оно продолжало ту же политику царизма – невозвращения кыргызам земель, переселения их на неудобья Внутреннего Тянь­Шаня и т.п.

В такой обстановке, конечно же, вызывали симпатии и поддержку программная установка большевиков и их лозунги о равенстве и суверенитете народов; праве самоопределения, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства; об отмене всех и всяческих национальных и религиозных привилегий и ограничений; свободном развитии национальных меньшинств и этнических групп; о возвращении земель их законным владельцам и т.д. Правда, все это было из числа тех задач, которые в иных местах решались в ходе буржуазно­демократических революций. По воле истории в России задачи эти, хотя и в сильно урезанном виде, пришлось решать большевикам. Большую притягательную силу имела и устремленность большевиков к ликвидации эксплуатации человека человеком, обеспечению мира, труда, равенства и свободы, социальной справедливости.

Однако, провозглашая своей главной целью достижение этих извечных общечеловеческих идеалов, коммунисты предписали их только части общества. Кроме того, они, будучи партией и орудием диктатуры рабочего класса, провозгласили себя единственно последовательным выразителем интересов всех слоев трудящихся. Как оказалось впоследствии, именно в этих двух моментах линии большевиков были заложены основы многочисленных будущих трагедий и народа, и самой партии.

Подобное понимание исторической миссии партии, дополненное борьбой за диктатуру, обусловило крайне нетерпимое отношение большевиков не только к своим классовым и политическим противникам, но и к союзникам. Это особенно ярко проявилось в их отношении к левым эсерам, с которыми они были в союзе, пока шла борьба за очищение Советов от бывших чиновников царизма и Временного правительства. Но сразу же после перехода власти к большевикам они начали борьбу с левыми эсерами.

Пишпекские коммунисты «вырвались» в лидеры этой борьбы во всем Туркестане. Так, в октябре 1918 г. Пишпекский угорком принимает оскорбительное для левых эсеров постановление, предписывающее представление ими списка своих членов для проверки на благонадежность^[10]. Большевики Кызыл­Кии пошли еще дальше, предложив вчерашним своим союзникам или «шагать в ногу», или отправиться «в партию Иргаша или Мадаминбека»^[11] (главари басмаческих отрядов).

В последующем Пишпекский угорком полуультимативно поставил вопрос о том, чтобы левые эсеры «влились» в большевистскую организацию. 66 человек так и поступили. 19 ноября принимается другое постановление, объявляющее «означенную партию в Пишпеке и в Пишпекском уезде более несуществующей»^[12]. А решение о запрещении деятельности левых эсеров по всему Туркестану принимается в апреле следующего, 1919, года.

Такие действия большевиков не только вызывали возмущение левых эсеров, но подпитывали антисоветские выступления. Краевая комиссия, которая занималась выяснением причин Беловодского восстания (декабрь 1918  г.), связывала его с решением большевиков о роспуске организации левых эсеров.

В первые годы советской власти в большинстве партийных комитетов далеко не безоблачно складывались отношения с немногочисленными коммунистами – представителями местных национальностей, что ярко видно на примере мусульманских секций и мусульманского бюро организаций РКП(б) в Туркестане.

В условиях широкого привлечения представителей трудящихся местных национальностей Туркестанского края в партию сначала создавались мусульманские секции большевистских организаций, а в марте 1919 г. при Краевом комитете партии было учреждено Краевое бюро мусульманских организаций РКП(б), признанное высшим руководящим партийным органом мусульманских организаций со всеми правами центрального органа партии. Однако оно самостоятельно решало лишь вопросы непринципиального характера, касающиеся только мусульманской части партии, вопросы же принципиального характера – лишь предварительно обсуждало и вносило на обсуждение Крайкома^[13].

Несмотря на важность функций такого органа, как мусбюро, организация его на местах «затянулась». В Пишпеке оно создается 8 августа 1919 г., в Оше – 29 октября, в Пржевальске – 25 декабря. В этом сказалось не только негативное отношение большевиков к созданию партий по национальным признакам, но и определенное недоверие, опасение возможных сепаратистских устремлений.

В известной степени именно из таких соображений в феврале 1919 г. и была направлена в Туркестан Особая временная комиссия – в целях надзора за точным исполнением декретов и постановлений советского правительства в пределах края. Комиссии были предоставлены чрезвычайные права «в деле руководства всей советской работой и укрепления Компартии Туркестана»^[14]. Эта временная комиссия под различными названиями – Турккомиссия ВЦИК, Турк­бюро, Средзбюро ЦК ВКП(б) – функционировала до 1934 г.

Турккомиссия на первых порах по сути являлась партийно­ советским контролирующим и направляющим органом в крае. Великодержавно­шовинистическое настроение было свойственно не только членам прибывшей из центра комиссии, но и многим коммунистам Туркестана из числа европейцев. Среди них, как говорил один из лидеров ошских большевиков С. Касымбеков, «находились отдельные личности, которые из себя представляли диктаторов»^[15].

Мусульманское бюро Крайкома, исходя из интересов коренных жителей, стремилось к реализации мероприятий, которые привели бы к быстрейшей ликвидации последствий колониального прошлого, 12 июня 1919 г. разослало на места циркулярное письмо о широком и пропорциональном привлечении туземного населения к государственной деятельности, без обязательной принадлежности к партии, «удовлетворяясь тем, чтобы кандидаты выдвигались мусульманскими рабочими организациями»^[16]. Хотя письмо было направ лено на основе телеграфного указания ЦК РКП(б), многим местным шовинистически настроенным руководителям инициатива эта не понравилась.

Мусбюро также допустило и еще более дерзкий, по меркам тех лет, поступок. На III конференции мусульманских коммунистов и на V конференции Компартии Туркестана (январь 1920 г.) было принято решение о создании ‘Тюркской компартии» и «Тюркской республики», что многими было оценено как проявление национал­ уклонизма. Решением от 15 января 1920 г. Турккомиссия признала необходимым создание единой Компартии на территории Туркестана, а 24 февраля отменила решение V краевой партконференции. В ответ на это инициаторы создания «Тюркской компартии» и «Тюркской республики» направляют специальную делегацию в Москву, чтобы добиться не только положительного решения вопроса, но и отзыва из края Турккомиссии.

ЦК РКП(б) ответил на это постановлением от 29 июня 1920 г. «Об основных задачах РКП(б) в Туркестане», в котором предписывалось:

«а) ликвидировать отношения, создавшиеся между пришлым европейским населением и коренными народами в результате 50 с лишним лет империалистической политики самодержавия;

б) ликвидировать патриархально­феодальное наследие, сохранившееся в общественных отношениях местного населения».

ЦК РКП(б) признал необходимым оставить в крае Турккомиссию и Туркбюро, на которые было возложено непосредственное управление общефедеральными вопросами (внешние сношения, внешняя торговля, военное дело) и контроль за проведением в жизнь директив и декретов центральных органов с учетом местных условий.

В.И. Ленин в своих замечаниях на проект постановления подчеркивал, что особо важным было выработать действенные способы борьбы с буржуазным национализмом, духовенством и панисламизмом^[17].

Первым, наиболее действенным, способом борьбы с национал­ уклонизмом стали роспуск прежнего состава Крайкома КПТ и создание в июле 1920 г. временного ЦК КПТ, обновление состава Президиума ТуркЦИКа.

Так закончилась первая попытка мусульманских коммунистов Туркестана добиться более широкой автономии края. Восстановилось прежнее название партийных организаций. Мусульманские бюро, просуществовав в Пишпеке 8 месяцев, в Пржевальске – 6, в Оше – 4,5 месяца, влились в единые комитеты партии на правах подотделов агитационно­пропагандистских отделов.

Таким образом, партия большевиков Кыргызстана с самого начала возникла как правящая партия – орудие диктатуры пролетариата, установившейся стране. Поскольку многие моменты ее программных установок исходили из еще не осознанных местным населением интересов мирового пролетариата, их реализация была связана с репрессивными средствами и методами. Особенно много бед принесла навязанная сверху, без учета местных реалий, установка на решительное классовое расслоение общества и уничтожение одних ради призрачного благополучия других.

В то же время партия большевиков именно решительными действиями сумела за короткий исторический срок осуществить ряд социально­экономических и политических преобразований, которые имели поистине судьбоносное значение для кыргызского народа и всех кыргызстанцев.

Однако все сказанное не означало, что партийная организация с самого начала действовала как хорошо налаженный механизм. Было много трудностей и препятствий даже в формировании партийного аппарата. Так, окружные комитеты партии в КАО, в которых работали по 11 человек, начали функционировать лишь с 1925 г.^[18] Из­за недостатка средств и подготовленных кадров волостные комитеты партии в первый год существования автономной области не создавались вообще.

Только в июне 1925 г. второй пленум обкома партии, рассмотревший вопрос о партийном строительстве, отметил необходимость организации волостных комитетов там, где это практически возможно, и просил Средазбюро ЦК РКП(б) утвердить смету расходов и выделить средства на содержание волостных и районных комитетов партии.

Однако частые изменения структуры районирования области сказались и на процессе формирования партийных комитетов. Обком партии просто не успевал комплектовать партийные органы во вновь создаваемых, объединяемых и разъединяемых волостях, районах и кантонах. Так, в Ошском округе в 1929 г. лишь в 4 районах из 10 были райкомы партии, в одном – райоргпартбюро, а в остальных – райпарторганизаторы^[19]. В Каракольском кантоне волкомы были в 7 из 16 волостей^[20]. Только с введением районного деления областная партийная организация сумела в 1930 г. создать партийные комитеты во всех районах и укомплектовать их штаты.

Непостоянной была и структура аппаратов партийных комитетов. Она расширялась по мере нарастания несвойственных для политической партии функций. Так, в 1925 г. аппарат обкома партии состоял из 18 ответственных и 10 технических работников и был разделен на 4 отдела (общий, организационный, агитационно­ пропагандистский и женский).

В начале насильственной коллективизации, в июне 1928 г., создается отдел по работе в аиле – кыштаке^[21].

В феврале 1930 г. в обкоме в соответствии со структурой аппарата ЦК ВКП(б) были созданы четыре отдела (оргинструкторский, распределительный, культуры и пропаганды, агитации и массовых кампаний) и секретариат^[22]. Однако вскоре стало ясно, что этим отделам не справиться с нарастающими задачами, особенно хозяйственными. Поэтому уже в июне 1931 г. при отделах создаются 15 секторов^[23]. Одновременно организуется сеть парткомов при совхозах, МТС и крупных колхозах. Но и этого оказалось недостаточно.

В 1932 г. при оргинструкторском отделе были созданы две группы секторов: функциональные и производственнотерритори альные. К функциональным относились секторы партстроительства, партийных кадров, проверки и контроля исполнения, информационно­статистическая группа. Они занимались в основном внутрипартийными делами. В производственно­территориальную группу входили секторы зернотехнических культур, животноводческий, промышленно­транспортный и хлопковый^[24]. Тем самым партийный комитет приобрел возможность вмешиваться во все сферы жизни общества.

На основании решения XVII съезда партии в 1934 г. в обкоме создаются уже отделы: сельскохозяйственный, промышленно­ транспортный, советско­торговый, культуры и пропаганды ленинизма, руководящих парторганов и особый сектор. В конце 1935 г. отдел культуры и пропаганды ленинизма был преобразован в четыре самостоятельных отдела: пропаганды, печати, школ и науки, культпросветработы. В таком виде аппарат обкома партии сохранился до преобразования его в ЦК партии^[25].

Изучение партийных и архивных документов, исторической литературы показывает, что партийные комитеты как истинные носители диктатуры с самого начала стремились к исключению проявлений неорганизованности и инакомыслия с решениями и установк ами ЦК партии. Это касалось в первую очередь членов партии, и цель достигалась с помощью богатого арсенала средств и методов, начиная от политического просвещения, проработки, наказания и исключения из партии за несовместимые с уставными требова ниями поступки, до массовой чистки рядов партии и роспуска целых областных партийных организаций, как было, например, с Джетысуйской и Ферганской областными партийными организа циями.

Первая массовая чистка под видом перерегистрации членов партии началась в 1919 г. в связи с приездом в Туркестан Турккомиссии ВЦИК и завершилась в 1920 г. В Пишпекском уезде осталось 2348 коммунистов из 9300, в Пржевальском – 504 из 869, в Нарынском – 1550 из 7000, в Кызыл­Кие – 618 из 683, в Ошском уезде – 503, а в Сулюкте – 283^[26].

В результате всероссийской партийной чистки, по данным переписи 1921–1922 гг., по Ошскому, Нарынскому, Каракольскому и Пишпекскому уездам в партии осталось 2384 членов и кандидатов партии вместо 4407 до чистки^[27].

Организуя чистки, партия руководствовалась указаниями Ленина о том, что «чистка партии, связанная с неуклонным повышением ее требовательности насчет работы действительно коммунистической, будет улучшать аппарат государственной власти и гигантски приближать окончательный переход крестьян на сторону революционного пролетариата»^[28].

Необходимость регулярной чистки партийных рядов объяснялась, во­первых, необходимостью преодоления засоренности партийных рядов случайными, неустойчивыми и классово чуждыми элементами. В условиях Кыргызстана такая мера была необходима. Например, в Нарынском уезде, где партийная организация была создана в середине 1919 г., к весне 1920 г. в рядах партии состояло уже 7 тыс. человек, или каждый десятый житель региона^[29]. Во­ вторых, потребностями не только партийных организаций, но и управленческого аппарата всех государственных и хозяйственных органов, что, в конечном счете, являлось главным условием эффективного функционирования всех структур и звеньев диктатуры пролетариата.

Первая конференция областной партийной организации, отметив, что «члены и кандидаты партии не умеют и не считают подчас необходимым разграничивать интересы дела партии от интересов чуждых нам элементов»^[30], постановила начать с 15 мая 1925 г. партийную проверку с целью очищения партийных рядов от «социально чуждых, разложившихся и оторвавшихся от партии элементов»^[31]. В результате этой проверки на 1 января 1926 г. осталось 2608 коммунистов из 2858.

В начале 1927 г. проходила всесоюзная партийная перепись, результаты которой показали, что численность членов кыргызской партийной организации сократилась с 4668 до 4096 человек, или на 16,3%^[32]. Исходя из специфики местных условий, областная контрольная комиссия (ОКК) осуществляла чистку своими методами. Так, в 1926 г. ОКК выборочно проверила 14 партячеек в трех районах (в Нарынском – 6, в Кетмень­Тюбинском – 5, Таласском – 3) и исключила из партии 36 человек (из 327 проверенных) за участие в групповой борьбе. В 1927 г. комиссия проверила поведение в быту 278 активных советских, профсоюзных и партийных работников и установила, что 122 из них живут по принципам адата и шариата^[33]. В 1928 г. подвергся проверке кандидатский состав двух партячеек учебных заведений и 36 партячеек различных учреждений. В ходе этой работы проверочные тройки исключили из кандидатов в партию 42 человека. Мотивы: 12 членов исключены как чуждые элементы, 11 – за отрыв от партии и невыполнение партийных поручений; 7 – за идеологическую неустойчивость, 6 – за политическую неграмотность, 1 – за нарушение партийной этики, остальные 5 – по другим причинам^[34].

В следующем, 1929 году, грянула «генеральная чистка» партии, проведенная в соответствии с решением XVI конференции ВКП(б). В Кыргызстане из проверенных 5662 коммунистов из партии было исключено 1223, или 21,6%. В промышленных производственных партячейках процент исключенных составил 8,8, в учрежденчес ких – 10,2, а в аильно­кыштачных – 28,4. Среди исключенных из партии аильно­кыштачных и деревенских коммунистов 50% составляли те, кто был наказан за «социальное происхождение» и участие в групповой борьбе, 22% – за религиозные убеждения, многоженство, калым, выдачу замуж несовершеннолетних и другие бытовые преступления.

В ходе генеральной чистки кроме исключения из партии применялись и другие меры воздействия. 741 человек получил партийные взыскания, 61 – снят с занимаемых должностей, 2000 человек получили замечания и лишь около 30% проверенных прошли чистку без взысканий и замечаний^[35].

В 1930­1932 гг., несмотря на насильственную коллективизацию, массовый голод, травлю и физическое истребление со стороны политических противников, моральный террор и избиение своих, наблюдалась небывалая тяга масс в партию. За три года в партию вступило 12963 человека. Рост происходил главным образом за счет колхозников – на 1 января 1933 г. их было уже 9734, 48,8% от всего числа членов областной партийной организации^[36]. Понятно, что такой рост не мог не привести к тому, что в партию вступали люди случайные, неустойчивые и с карьеристскими целями. Ведь в партию шли и те, кто, оказавшись в ее рядах, намеревался таким образом обезопасить себя от раскулачивания, и те, кто хотел выдвинуться и получить «свою долю».

Январский (1933 г.) пленум ЦК ВКП(б) принял решение провести очередную чистку партии и до ее окончания приостановить прием новых членов. VI объединительный пленум ОК и ОКК ВКП(б) (февраль 1933 г.) единодушно одобрил решение январского пленума ЦК и областная партийная организация взяла курс «на очищение партии от буржуазных перерожденцев, оппортунистов, от жуликов с партийным билетом в кармане, от всех ненадежных, неустойчивых и примазавшихся к партии элементов»^[37].

Подготовка к чистке проводилась в мае­ноябре 1933 г. в форме сверки учетных карточек с наличным составом партячеек. Уже она помогла очиститься от «мертвых душ»: если на 1 января 1933 г. было 19932 коммуниста, то к 1 января 1934 г. их оставалось 14076^[38].

Сама же чистка проводилась с августа 1934 г. по ноябрь 1936 г. К началу чистки в кыргызской партийной организации состояло 12186 коммунистов. Чистка закончилась 1 марта 1935 г. со следующими результатами: на чистку явились 10712 коммунистов, прошли проверку 6386, исключено из партии 2973, а остальные переведены в разряд сочувствующих^[39]. Главными мотивами исключения были: нарушение партийной дисциплины (649 чел.), карьеризм, шкурничество (565 чел.), классово чуждые и враждебные элементы (401 чел.), бытовое и моральное разложение (298 чел.), пассивные члены партии (292 чел.)^[40].

С марта по декабрь 1935 г. велась проверка партийных документов, в ходе которой из партии было исключено еще 1048 человек^[41].

С января по ноябрь 1936 г. происходил обмен партийных документов. За время обмена исключен из партии 361 человек^[42]. После окончания обмена партийных билетов до отчета в ЦК ВКП(б) (19 декабря 1936 г.) обком сам исключает из партии 24 человека. Получив при отчете в ЦК неудовлетворительную оценку за проведение обмена, обком исключил из партии еще 69 человек как пособников троцкистов и контрреволюционных националистов и 53 человека как чуждые элементы. В общей сложности за четыре месяца 1937 г. из ВКП(б) было исключено 205 членов и 113 кандидатов партии с партийными билетами нового образца^[43]. В числе именно этих последних исключенных был почти весь состав руководящих работников Кыргызстана, доказавших свою верность идеалам партии делом всей жизни.

Таким образом, в течение первых 12 лет самостоятельного существования кыргызская областная партийная организация пережила четыре чистки, которые заняли в общей сложности 8 лет.

Бесконечные проверки и чистки, сопровождавшиеся такими же постоянными кампаниями по развитию критики и самокритики, сформировали субъективную честность, преданность делу партии, единодушие, организованность и дисциплину, т.е., именно те качества, которые необходимы для последовательного проведения линии диктатуры пролетариата.

В то же время совершенствовался механизм политической репрессии, формирования атмосферы страха, недоверия, доносительства и беспрекословного подчинения номенклатуре. Неуверенность в перспективе своей партийности сковывала самостоятельность, инициативу и творчество коммунистов. Совокупность этих и других моментов привела к тому, что областная партийная организация стала несостоятельной в выработке самостоятельной политической линии, учитывающей интересы и потребности кыргызстанцев и их специфику. Но приобрела исключительную способность в выполнении, зачастую с перегибами и «переусердием», установок и указаний, спущенных сверху.

Все это, дополненное возможностями Советов, предоставляло диктатуре пролетариата неограниченные возможности.

Общеизвестно, что Советы не являются изобретением или выдумкой марксизма­ленинизма и партии большевиков. Они возникли в ходе первой всероссийской революции в виде Советов, уполномоченных стачкомов разных предприятий городов. В.И. Ленин и партия большевиков увидели в этом творчестве восставшего народа прообраз будущей власти трудящихся и решили после победоносной революции диктатуру пролетариата устанавливать в форме Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, содержание деятельности которых всецело определялось бы «сознательным, передовым, организованным и вооруженным передовой теорией отрядом пролетариата» – партией.

Анализ партийных и советских документов, архивных материалов показывает, что партия от такой позиции в отношении Советов не отходила никогда – ни в период диктатуры пролетариата, ни, к сожалению, в период общенародного государства.

Важнейшие вопросы внутренней и внешней политики, народнохозяйственной деятельности государства всегда первоначально решались на съездах, конференциях партии, пленумах ЦК, заседаниях Политбюро, Оргбюро и Секретариата. Советам была оставлена функция последующего узаконения партийных решений, материально­финансового и организационного обеспечения их реализации. Ни в одном из многочисленных партийных постановлений, резолюций и решений разных уровней, посвященных установлению, укреплению советской власти, повышению ее роли, не ставился вопрос о передаче Советам функции самостоятельного решения стратегической линии государственной политики.

Наоборот, имели место (и нередко) случаи досрочного роспуска Советов за различные «погрешности», перевыборов, а в сложных обстоятельствах попросту замены их революционными комитетами. Так, в 1919 г. в обстановке гражданской войны и борьбы с басмачеством в Туркестанской АССР, в том числе и в Кыргызстане, был осуществлен переход к революционным комитетам, которые пользовались особыми и чрезвычайными полномочиями. В отличие от Советов, которые избирались трудящимися, и их исполкомов ревкомы назначались вышестоящими партийными, советскими органами и военным командованием. Ошский уездный ревком был образован в конце марта 1919 г., Аулие­Атинский уездный – в августе, а в начале декабря – Пишпекский, Пржевальский, Токмакский уездно­городские ревкомы. Были созданы волостные, сельские и аильные ревкомы.

В особых случаях, когда опасность для советской власти возрастала, ревкомы преобразовывались в военно­революционные комитеты с исключительно широкими правами по контролю за всеми советскими органами, осуществлению чистки их от антисоветских элементов, установлению революционного порядка на местах, подавлению контрреволюционных выступлений.

Так, на территории Кыргызстана революционные комитеты были введены во время земельно­водной реформы и в начальный период после образования КАО – с ноября 1924 г. по март 1925 г.

На первой областной партийной конференции (март 1925 г.) вопрос о Советах рассматривался лишь с позиции очищения их от бай­манапских элементов^[44] и исправления недостатков в работе советского аппарата^[45]. Вторая областная партконференция (ноябрь 1925 г.), обсудив вопрос о состоянии низового советского аппарата, указав на то, что еще «не изжиты методы военного коммунизма – назначенчество и смена выборных органов»³, принимая во внимание, что исполкомы фактически подменяют сами Советы^[46], предложил при решении наиболее серьезных вопросов «шире практиковать замену сельсоветов общими сходами»^[47]. Третья партконференция (март 1927 г.) отвела Советам роль «подлинного организатора широких масс трудового дехканства»⁶ и не более того.

Постановлением второго объединенного пленума Киробкома и ОКК ВКП(б) (март 1929 г.) партийным комитетам предписывалось: «а) поднять значение и авторитет Советов, проводя через них основные мероприятия советского и хозяйственного строительства; б) обеспечить коллективность руководства районных, волостных исполкомов и сельсоветов, ведя решительную борьбу с подменой коллегиальности единоличным руководством председателей, для чего ввести регулярный созыв президиумов и пленумов районных и волостных исполкомов; в) обеспечить работу пленумов Советов как руководящих органов Советов, проводя через них все основные мероприятия данного Совета; г) пересмотреть руководящий состав сельсоветов…»^[48].

Как видно из решений областной партийной организации, советские органы рассматривались партией лишь в качестве вспомогательного органа, с помощью которого можно более эффективно проводить партийную политику.

Такая позиция партии углублялась по мере укрепления сталинского самовластия. Если в 20­е годы партийные комитеты «предлагали» советским органам «решить в советском порядке» материальное обеспечение принятых ими решений, то с середины 30­х годов перешли к прямому диктату. Привычными становятся формулировки постановлений и резолюций, начинающихся словами: «обязать ЦИК и СНК», «поручить ЦИК, СНК и наркоматам…»^[49].

Хотя партийные и советские органы были действующими инстанциями диктатуры пролетариата на местах, ее мечом стали органы ЧК – ГПУ, НКВД, бывшие вне контроля партии и Советов. Как показывает анализ «особых дел НКВД», рассмотренных на заседаниях Исполбюро Киробкома партии за весь период его функционирования, НКВД согласовывал свои действия с обкомом партии в основном в вопросах перемещения кадров.

[1] Маркс К. Капитал.  Т. 1.  М., 1935.  С. 603.

[2] Ленин В. И. Поли. собр. соч.  Т. 11.  С. 122.

[3] Краткий курс истории ВКП(б).  М., 1946.  С. 214.

[4] Миртов В. В. Идейное и организационное укрепление областной партийной организации Киргизии (1925­1937 гг.).  Фрунзе, 1966.  С. 14.

[5] Народное хозяйство Средней Азии.  1926.  № 4.  С. 40.

[6] Семиреченские областные ведомости.  1917. – № 219. 24 сентября.

[7] Резолюции и постановления съездов Коммунистической партии Туркестана (1918–1924 гг.). Ташкент, 1958. – С. 5.

[8] Уездно­городские парторганизации Киргизии (1918­1924 гг.).  Фрунзе, 1968.  С. 87­88.

[9] Макаров Е.Л., Миртов В. В, Из истории партийного строительства в Киргизии (1918­1924 гг.).  Фрунзе, 1988.­С. 13­14.

[10] ЦГА ПД РК, ф. 89, оп. 1, д. 8, л. 16.

[11] Уездно­городские парторганизации Киргизии (1918–1924 гг.). – Фрунзе, 1968. – С. 168.

[12] Там же. – С. 124.

[13] Уездно­городские парторганизации Киргизии (1918–1924 гг.).  – С. 109.

[14] Образование и деятельность Коммунистической партии Туркестана (летопись событий).  Ташкент, 1966.  С. 130–131.

[15] Уездно­городские парторганизации Киргизии (1918–1924 гг.).  С. 168.

[16] Там же.  С. 124.

[17] Ленинский сборник XXXIV. 1924.  С. 324­325.

[18] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 8, л. 194.

[19] Там же, ф. 7, оп. 1, д. 256, л. 81.

[20] Там же, ф. 15, оп. 1, д. 2, л. 69.

[21] Там же, оп. 2, д. 189, л. 416.

[22] Там же, д. 335, л. 196­197.

[23] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 2, д. 432, л. 12­13.

[24] Там же, д. 1005, л. 49.

[25] Там же, ои. 1, д. 1024, л. 24­25.

[26] Рост и регулирование состава Коммунистической партии Киргизии. Фрунзе, 1963.  С. 17.

[27] Там же.  С. 22.

[28] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 39.  С. 27.

[29] Рост и регулирование состава Коммунистической партии Киргизии. – C.16

[30] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 22.

[31] Там же.  С. 26.

[32] Рост и регулирование состава Коммунистической партии Киргизии. – C.56

[33] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 108, л. 222.

[34] Советская Киргизия.  1928.  20 ноября.

[35] Итоги чистки и проверки Киргизской организации ВКГ1(б): Отд. брош. Кирг. ОК КП(б), 1930.  С. 6–7.

[36] Рост и регулирование состава Коммунистической партии Киргизии. С. 94–97, 110.

[37] Компартия Киргизии в резолюциях’..  Ч. 1.  С. 455.

[38] Рост и регулирование состава Коммунистической партии Киргизии. С. 94 97, 110.

[39] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 2, д. 1456, л. 34.

[40] Там же.

[41] ЦГЛ ПД РК,ф. 10, оп. 4, д. 1190, л. 1­2.

[42] Там же, д. 1082, л. 96.

[43] Там же, д. 1190, л. 2; д. 1086, л. 1.

[44] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 15.

[45] Там же.  С. 25. ³  Там же.  С. 70.

[46] Там же.  С. 71.

[47] Там же. ⁶ Там же.  С. 111.

[48] Там же.  С. 258.

[49] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 384, 420.

 

4. Политика коренизации аппарата управления

Создание национальной государственности, как указано в резолюции X съезда партии, должно было сопровождаться развитием и укреплением аппарата государственной, хозяйственной и партийной власти, знающего язык, быт и психологию местного населения. Для решения этой проблемы в 20­е и 30­е годы в национальных регионах проводилась специальная политика коренизации.

Суть данной (не доведенной до логического завершения) политики состояла в осуществлении административно­территориального деления с учетом национального состава, хозяйственно­экономических интересов регионов; в обеспечении для коренного населения широких возможностей получения образования, развития культуры и ведения делопроизводства на родном языке; в подборе, подготовке и выдвижении кадров местных национальностей в аппараты управления; в широком привлечении коренного населения во все отрасли народного хозяйства, особенно в приоритетные.

Как видно из сказанного выше, политика коренизации касалась почти всех направлений преобразовательных процессов тех лет. В данном же параграфе речь будет идти о коренизации аппаратов уп равления.

При этом следует подчеркнуть, что коренизация партийных, хо зяйственных и других аппаратов вовсе не означала пополнения их лишь представителями коренной национальности. Задача состояла в подборе кадров из числа тех, кто знал язык местного населения. В официальных отчетах, сводках уровень коренизации определялся тем, сколько человек в аппарате, независимо от национальной при надлежности, владеет языком коренного населения.

Объективная необходимость политики коренизации, особенно в ранее отсталых окраинах, как разъяснялось в партийных документах, определялась рядом факторов – как национального, так и классового характера.

Во­первых, необходимостью более полного и последовательного осуществления на практике главных принципов национальной политики партии – права наций и народностей на самоопределение, достижение ими фактического равенства во всех сферах социально­экономической жизни, в том числе и в самоуправлении.

Во­вторых, необходимостью создания близкого и понятного коренному народу, защищающего его интересы аппарата государственной власти.

В­третьих, задачами повышения социально­политической активности, инициативы и вклада национальных трудящихся масс в социалистическое переустройство общества путем широкого их привлечения во все отрасли народного хозяйства и в управление государственными делами.

К сожалению, политика коренизации, как показывает анализ, не везде и не всегда проводилась с должной последовательностью, к тому же, в обстановке всевозрастающей сталинской репрессивной кампании против зачастую надуманных проявлений буржуазного национализма она была преждевременно свернута.

Несмотря на это, осуществление политики коренизации имело жизненно важные последствия для разностороннего развития наций, особенно тех народов, которые «шли к социализму, минуя капитализм», не имея не только национального рабочего класса, национальной интеллигенции, но и минимального количества азбучно грамотных людей.

В силу объективных и субъективных причин многие вопросы коренизации решались не так быстро и эффективно, как хотелось. Чрезвычайно трудным оказалось, как видно из сказанного выше, решение даже такой не очень сложной, на первый взгляд, проблемы, как правильное районирование области.

Наряду с вопросом административно­территориального деления остро стоял и другой – о внедрении языка коренного населения в делопроизводство. Практическое его разрешение встречало много трудностей. К середине 1925 г. кыргызский язык применялся лишь в половине волостных аппаратов, не говоря уже об областных и окружных. Не хватало грамотных людей, подготовленных кадров, средств и опыта.

В свое время В.И. Ленин указывал, что провозглашение лишь одного из языков государственным является противопоставление его другим языкам, носит элемент принудительности^[1]. Его идея об обеспечении равноправия национальных языков легла в основу целого ряда важнейших документов, принятых в те годы, в том числе и декрета «О мерах но переводу делопроизводства государственных органов в национальных областях и республиках на местные языки», принятого Президиумом ВЦИК 14 апреля 1924 г. В нем говорилось: «В целях приспособления советского аппарата в национальных областях и республиках к быту коренного населения и привлечения последнего к активному советскому строительству считать необходимым постепенно переводить делопроизводство во всех государственных органах или отдельных их частях на соответствующие местные языки»^[2].

 

Исходя из общепартийных установок и директив совет ского правительства и в интересах коренного населения области, обл­оргбюро своим решением от 7 февраля 1925 г. создает специальную комиссию по переводу делопроизводства на кыргызский язык, которую возглавил председатель ревкома области И. Айдарбеков. После первой областной партийной конференции, состоявшейся в марте 1925 г., создается другая комиссия по коренизации госаппарата, во главе которой становится председатель облисполкома А. Орозбеков.

Как свидетельствуют документы, первая комиссия распалась, к сожалению, не развернув работу, а вторая начала функционировать лишь спустя полтора года с момента образования – первое организ ационное совещание она провела только в октябре 1926 г. Однако эти обстоятельства не помешали председателям обеих комиссий – Айдарбекову и Орозбекову – поставить свои подписи в июне 1925 г. под известным «заявлением» 30 кыргызских ответственных работников в ЦК и Средазбюро ЦК РКП(б), где первым и главным пунктом было обвинение руководства обкома партии в отсутствии «планомерной коренизации аппарата, в том числе перевода делопроизводства на киргизский язык»^[3].

Действительно, в то время уровень коренизации госаппарата был низким и процесс этот шел медленно. К 1 мая 1925 г. среди 2950 сотрудников аппарата областного и местного значения кыргызов было 319, или 10,8%, против 195 человек, или 6,6%, на 1 января того же года ^[4]. Но причина этого была не только в бездействии названных комиссий и в отсутствии твердой линии руководства обкома партии в этом вопросе. Были и другие – объективного и субъективного порядка.

В своем объяснении для комиссии по проверке «заявления 30» первый секретарь Киробкома М.Д. Каменский писал: «Наша область имеет 500 тысяч с небольшим киргизов, из них грамотных, по официальной статистике, от 3 до 5 процентов, или в среднем 20 тысяч человек (это в лучшем случае)…». Далее, указывая на то, что грамотность в превалирующем большинстве падает на предс тавителей социально чуждых классов, которые не могут быть допущены в советский аппарат, а также на аильно­кыштачное учительст во, которое нецелесообразно в массовом порядке отрывать от их исключительно важной в условиях почти поголовной неграмотности населения работы, он утверждал, что «та коренизация, которая проделана, отнюдь не так уж плоха, как это кажется»^[5].

Ю. Абдрахманов, который, будучи вторым секретарем облоргпартбюро, стоял в оппозиции к Каменскому в кадровых вопросах, в своем письме Сталину в мае 1925 г. писал: киргизы вплоть до национально­государственного размежевания Средней Азии не имели на своем родном языке, не говоря уже о книгах и учебниках, даже газеты, 95 процентов населения безграмотны. Среди них нет ни одного человека с высшим образованием, тем более, нет партийно­подготовленных работников, вышедших из среды беднейших слоев населения»^[6].

Теперь обратимся к другим источникам. По данным переписи населения 1926 г. (а не в середине 1925 г., когда писали Каменский и Абдрахманов), из 510 тыс. кыргызов старше 16 лет, проживавших на территории области, грамотных было 18999, или 3,7% от их общего количества^[7]. И это, несмотря на значительную работу, проведенную по повышению общеобразовательного уровня населения за предыдущие 8 лет.

В то время подавляющее большинство грамотных кыргызов составляла молодежь, получившая образование уже в годы советской власти, а среди взрослых грамотных было мало – в основном те, кто в прошлом имел возможность учиться благодаря своему имущественному положению. Вполне понятно, что в те годы первая группа грамотных кыргызов (молодежь) не могла служить серьезной базой для выдвижения на партийно­советскую работу из­за отсутствия достаточного жизненного опыта, а вторая – из­за социального происхождения.

Своеобразие и особое значение кадровой работы в ус ловиях 20­х и 30­х годов обуславливались следующими моментами:

поскольку многие объективные предпосылки для перехода к социализму еще не вызрели, высокой была значимость субъективных факторов, действие которых не всегда могло быть правильным из­за низкого уровня подготовленности кадров, а также наличия у значительной части их «революционного нетерпения»; нация только складывалась, поэтому в общественной жизни в целом и в формировании кадрового корпуса, в частности, определенную роль играли и этнические, родоплеменные факторы, которые, в известной степени продолжали действовать и в новых условиях, да и по сей день полностью не изжиты.

Анализ материалов тех лет показывает, что эти моменты не всегда учитывались. На темпах и эффективности процесса коренизации сказался не только низкий уровень образования, политической и деловой подготовленности основной массы кыргызов, но и раздиравшая только что созданные партийные, советские и хозяйственные аппараты групповая борьба между кыргызскими работниками. По­видимому, в значительной степени этим и объясняется то, что к концу 1926 г. в аппарате областного масштаба представителей других местных, не подверженных такой борьбе национальностей, составлявших около 20% населения области, оказалось больше, чем кыргызов, доля которых в населении достигала 66,7%.

Свергнутые классы принимали все меры к тому, чтобы не допустить широкого выдвижения представителей трудового народа в госаппарат, подкупить, подтолкнуть к противоправным действиям, скомпрометировать уже выдвинутых. Бай­манапские элементы, которым удалось занять отдельные ключевые позиции в госаппарате, вкупе с шовинистически настроенными руководящими работниками из числа представителей европейских национальностей устраивали травлю выдвиженцев (по деловым качествам пока еще значительно уступавшим им), особенно усердствуя в ходе кампаний по «рационализации» (сокращению штатов) госаппарата.

Имела негативные последствия и однобокая коренизация аппарата «за счет его руководящего состава». Председатель Совнар кома республики Ю. Абдрахманов в 1927 г. сетовал на то, что на практике часто имели место факты, когда выдвиженцами­кыргызами отклонялись предложения даже таких должностей, как управделами, заведующие общими отделами наркоматов. «И не потому, – писал он, – что боятся не справиться с работой, а потому, что такая работа не нравится им, им хочется быть на более ответственной работе, где больше жалования и почета»^[8]. Кроме того, выдвижение на руководящую работу преимущественно представителей местных национальностей, принадлежность к которым в определенных ситуа циях стала превращаться в своего рода привилегию, формировало в сознании части людей деформированные представления. Естествен но, в той или иной мере это не могло не отразиться отрицательно на межнациональных отношениях.

Толчком для дальнейшего ускорения процесса коренизации в Кыргызстане, как и во всей Средней Азии, стали решения XII пленум а Средазбюро ЦК ВКП(б) (февраль 1927 г.). Опираясь на эти решения и созданные к тому времени материальные и духовные предпосылки, II пленум Киробкома партии (июнь 1927 г.) утверждает широкомасштабную программу коренизации. В качестве первоочередных выдвигались задачи: перевод делопроизводства на местный язык, в первую  очередь тех аппаратов, которые в своей повседневной работе больше соприк асались с рабоче­крестьянскими массами. К таковым относились все низовые аппараты, начиная с кантонных, а из центральных – ЦИК, Наркомпрос, Наркомвнудел, Наркомюст, Наркомзем; в других наркоматах, как временная мера, делопроизводство должно было вестись параллельно и на местном языке, а в общественных (профсоюзы, союз «Кошчу»), кооперативных и иных организациях – в зависимости от национального состава объединяемых ими членов; широкое вовлечение представителей основной нацио­нальности в советский аппарат путем выдвижения рабочих и батраков, прошедших предварительную подготовку; широкое вовлечение местного населения в промышленное про изводство, но не за счет «вытеснения рабочих не местной национальн ости», а путем заполнения вакансий и вновь создаваемых предприятий, через подготовку национальных рабочих кадров в сети фабрично­заводских училищ и ремесленно­кустарных школ, обучение профессиям в промышленных районах РСФСР; стимулирование изучения кыргызского языка не вла­деющими им служащими путем организации кружков, установления льгот знающим местный язык в виде права на преимущественное продвижение по службе, более высокой тарификационной ставки; улучшение работы общеобразовательных школ за счет придания им конкретного уклона на подготовку работников для советских и хозяйственных учреждений.

Были предусмотрены меры по повышению ответственности партийных комитетов и организаций, руководителей наркоматов, ведомств, предприятий и учреждений, комиссий по коренизации при ЦИК и кантисполкомах за выполнение принятых решений.

Решения пленума получили дальнейшую конкретизацию в специальном постановлении Исполбюро Киробкома. Оно обязывало ЦИК и Совнарком ККАО не позднее, чем в месячный срок, издать ряд декретов, направленных на практическое выполнение задач ко ренизации. При этом перевод делопроизводства на кыргызский или другие местные языки должен был занять не более года со дня изда ния декрета.

В те годы основными формами подготовки кадров были институты практикантства, стажерства местных кадров в центральных районах страны, краткосрочные курсы, учебные заведения, система партийного просвещения и особенно выдвиженчество.

В первое время после образования области необходимость опе ративного формирования аппаратов партийных, советских, хозяйств енных и других организаций привела к интенсивному выдвижению представителей коренной национальности. Однако выдвиженчество носило узкокабинетный, негласный характер. В нем почти не участвовали даже ячейки партии, комсомола и профсоюзов, не говоря уже о широких массах трудящихся. Келейность, игнорирование мнения общественности при подборе и расстановке кадров из распространенного явления, каким они были уже на начальном этапе становления областной партийной организации, превращались в норму по мере укрепления сталинского «административно­нажимного» метода руководства.

Так, еще не состоялась первая организационная областная партийная конференция, а судьба первого и второго секретарей облоргпартбюро М.Д. Каменского и Ю. Абдрахманова была уже предрешена частным письмом от 1 марта 1925 г. председателя Средазбюро ЦК РКП(б) И.А. Зеленского Л.М. Кагановичу. Он писал: «По всей видимости, изменить руководящий состав Карак иргизской парторганизации – неизбежно. По­видимому, придется снять и Абдрахманова, и Каменского и выдвинуть кое­какие новые фигуры…, менее драчливые и более связанные с низами. Однако непременным условием для создания работоспособной обстановки в Кара­Киргизии является посылка туда трех крупных европейских работников: секретаря обкома, зам. председателя облисполкома и начальника ГПУ»^[9].

Вскоре Ю. Абдрахманов отзывается в распоряжение Средазбюро ЦК ВКП(б), М.Д. Каменский заменяется Н.А.Узюковым, заместителем председателя облисполкома становится И.А. Фатьянов, а начальником ГПУ – Кекин – все направленные из центра. К счастью для республики все они оказались достойными людьми. К сожалению, в последующем они разделили горькую судьбу лучшей части партии, выбитой Сталиным и его окружением. Н.А. Узюков застрелился в Свердловске в 1937 г. перед арестом, а И.А.Фа тьянов 16 лет провел в лагерях и, освободившись пос ле XX съезда партии, еще успел поработать в Ленинграде.

Следует отметить, что в 20­30­е годы командирование по инициативе ЦК ВКП(б), ВЦИК и Средазбюро ЦК опытных партийных, советских и хозяйственных работников служило одной из вполне оправданных и действенных форм решения кадровой проблемы в ре гионе. В 1925–1932 гг. в Кыргызстан было направлено более 500 человек. Подавляющее большинство из них, в частности Н.А. Узюков, В.Б. Шубриков, М.М. Кульков. А.О. Шахрай, М.Д. Белоцкий, И.А. Фатьянов, В.И. Буров­Петров, В.Г. Венжер и многие другие, внесли значительный вклад в социально­экономическое развитие республики, воспитание национальных кадров. Почти все они стали жертвами репрессий в 1937–1938 гг.

В то же время слабое знание местных условий, традиций, особ енно языка коренного населения, мешало многим из них в выборе правильной тактики действий, широком использовании политических методов воздействия на людей. В силу этого отдельные посланцы центра увлекались администрированием, что на местах нередко воспринималось как проявление шовинизма. Хуже того, из­за незнания местной специфики такие работники нередко занимали ошибочные позиции по тем или иным принципиальным вопросам. Например, М.Д. Каменский, будучи первым секретарем облоргпартбюро, не понял природы и сущности родоилеменной борьбы, одним из проявлений которой в новых условиях была групповая борьба, и ошибочно полагал, что она является постоянной необходимостью и характерна для коренного населения области. Поэтому он пытался бороться с групповщиной с помощью самих группировщиков, используя одних против других.

В декабре 1927 г. Исполбюро Киробкома намечает конкретные меры по развитию дела выдвиженчества. Оно начинает проводиться на более демократической основе, при широкой гласности. В период ической печати стали регулярно публиковаться списки выдвиженцев с указанием, откуда они выдвинуты, на какую работу направляются, а также материалы о последующей деятельности некоторых из них.

О масштабах и характере этой работы можно судить по данным за 1931­1932 гг., когда в целях «обатрачивания» центральных советс ких, кооперативных, хозяйственных и общественных организаций было выдвинуто 1023 человека: 792 коммуниста, 145 членов ВЛКСМ и 86 беспартийных, из них 710 кыргызов, 172 представителя других местных национальностей и 135 европейцев. Среди выдвиженцев было 240 женщин, в том числе 134 кыргызки.

Безусловно, такое массовое выдвижение выходцев из трудового народа в Кыргызстане было объективно необходимым и исторически прогрессивным явлением. Таким образом расковывалась общественно­политическая активность масс, стимулировалось повышение общеобразовательного, культурного и политического уровня и в конечном счете создавались благоприятные предпосылки для формирования национального отряда кадров. В то же время здесь имелись и определенные издержки. Превращение выдвиженчества в периодические массовые и шумные кампании сказалось на качестве подбора кадров. Поскольку главным критерием при выдвижении было социальное происхождение и возможная в то время мало­мальская грамотность, а деловые и нравственные качества зачастую отступали на второй план, то в аппарат управления попадали малоспособные, а иногда и случайные люди, карьеристы.

В ноябре 1928 г. Ю. Абдрахманов, возмущаясь выдвижением на руководящую партийную должность работника, который буквально за несколько дней до этого обоснованно характеризовался первым секретарем Киробкома В. Шубриковым как человек, способный ради карьеры в течение часа несколько раз поменять свою позицию, писал: «По­видимому, сейчас считается правильным иметь того, кто послушнее, у кого нет и ослиной доли личного Я и никакой элементарной политической честности…

Пагубная политика для роста большевистских кадров из националов»^[10].

Многие из выдвиженцев, особенно на первых порах, старались компенсировать отсутствие компетентности в делах заученными лозунгами, общими призывами, всемогущим требованием «надо», командным стилем руководства. Можно с уверенностью сказать, что определенная часть их стала «первопроходцами» административно­командного стиля в государственном, хозяйственном и партийном аппаратах, от которого советская система не избавилась и в последующие годы своего существования.

Широкое выдвижение на руководящие должности не обладающих профессиональной компетентностью людей в известной степени послужило, наряду с другими многочисленными причинами, толчком к усилению тенденции подмены, мелочной опеки партийными комитетами советских и хозяйственных органов. Любые хозяйственные кампании – посевная, поливная, уборочная, окотная и т.д. – стали проводиться только на основе утвержденных партийными комитетами развернутых документов, официально называвшихся «сталинскими путевками», где расписывалась вся технология работы – до мелочей.

Оценивая деятельность партийных, советских, хозяйственных, общественных работников в 20­30­е годы, мы всегда должны помнить, что они в подавляющем своем большинстве были безоговорочно преданы революции, социалистическому переустройству родного края, но не всегда верно ориентировались в великом множестве экономических и политических проблем. Это было одной из многих причин безоговорочного принятия ими к неукоснительному исполнению и руководству сталинской упро щенной схемы строительства социализма, командно­нажимной, репрессивной системы управ ления.

Выдвиженцы, в основном вчерашние батраки и рабочие, только что ликвидировавшие азбучную неграмотность, нуждались в особой заботе, теоретической и практической помощи. Действенной системой их подготовки и переподготовки стала курсовая учеба. Каждый год в летнее время обком организовывал серию курсов для различных категорий работников. Были созданы и постоянно действующие курсы. Окружные, кантонные, волостные, районные партийные комитеты проводили свои курсовые мероприятия. В 1929–1930 гг. в республике на различных краткосрочных курсах обучалось 3165 человек. В летний период 1931 г. только на двухмесячных курсах прошли переподготовку 70 женских работников, 50 батраков, 100 пропагандистов, 200 секретарей партячеек, 60 комсомольских работников районного масштаба^[11].

После размежевания Средней Азии Кыргызстан получает более широкие возможности для подготовки национальных кадров в вузах и средних специальных учебных заведениях страны. Дело в том, что до 1924 г. для обучения кыргызской молодежи ни в одном учебном заведении специально места не бронировались. Но уже в 1924/25 учебном году в организованном порядке только в Ташкентский институт просвещения были приняты около 40 кыргызов^[12].

К началу 1925/26 учебного года Кыргызстану было выделено 56 мест в вузах страны: 47 – в САГУ, 9 – в вузах РСФСР. Однако направить на обучение в вузы людей при тогдашнем уровне образованности населения было нереальным. Поэтому Киробком просил Средазбюро ЦК РКП(б) о замене 20­25 мест в вузах местами на рабфаках и в средних специальных учебных заведениях. Среди направленных в вузы кыргызы составляли 50%, представители других местных национальностей – 10, европейцы – 30%, на рабфаки – соответственно 75, 15 и 10%.

В 1926/27 учебном году Кыргызстан получил первых 23 вы пускников из числа ранее организованно направленных на учебу, а продолжали учебу уже 728 человек. Из них 45,5% составляли кыргызы, 25,7% – представители европейских национальностей, 9,2% – татары, 6,7% – узбеки, 4,9% – дунгане, 3,7% – уйгуры, 2% – казахи^[13].

Однако в силу объективных причин (необходимость форсированного формирования аппаратов управления, ликвидации почти поголовной неграмотности населения) в те годы была допущена вынужденная «однобокость» – основное внимание уделялось подготовке учительских кадров, работников культурно­ просветительных учреждений и управления.

Здесь нельзя не отметить, что такая тенденция, к сожалению, сохранялась долгие годы. Так, в 1983 г. кыргызы составляли 51,6% работников народного образования, 46,6% специалистов в области литературы и искусства, 40,4% работников аппаратов управления и только около 13% кыргызов было среди инженерно­технических работников. И тем не менее 6 из 10 вузов, имевшихся в республике, продолжали готовить учителей. Эта специальность в силу ряда причин более всего привлекала кыргызскую молодежь. Несмотря на то, что по итогам вступительных экзаменов в вузы зачислялись лишь около 30% из числа абитуриентов­кыргызов, а из числа других национальностей – 50–60% и более, доля кыргызов среди студентов в республике доходила до 60–63%. Такое положение создавало почву для недовольства представителей как коренной, так и других национальностей. Однако простой подгонкой цифровых показателей национального состава студентов разрешить ситуацию было нельзя, требовалась правильная профориентационная работа, открытие новых или перепрофилирование имевшихся вузов.

В 20­е годы, в условиях осуществления курса на выдвиженчество и коренизацию аппаратов вчерашние рабочие и батраки, поставленные на руководящие посты, быстрее накапливали практический опыт, нежели политические знания, что не отвечало интересам системы. Как отмечалось на IV областной партийной конференции (1927 г.), быстрые темпы экономического и социально­к ультурного роста области сопровождались «количественным ростом актива и накоплением у такового навыков практически­ ведомственной работы, что при отсутствии поставленной на должную высоту партийно­воспитательной работы создает несоответствие между теоретическим и практическим ростом актива и в значительной мере затрудняет большевизацию рядов нашей парторганизации»^[14].

Действенным средством «вооружения коммунистов и беспартийного актива знанием основ марксистской науки, политики партии» должна была быть система партийного просвещения, однако по уровню образования, общей культуры и политической зрелости подавляющее большинство слушателей системы политической учебы, за редким исключением, еще не было готово к восприятию революционной теории. Слабо помогали в этом и занятия в кружках и политшколах, которые по существу были «громкой читкой» партийных документов, речей, статей «вождя народов» или коллективным осуждением очередных проявлений враждебных «измов» и уклонов.

Все эти достаточно противоречивые и неоднозначные по значению меры по выдвижению, подготовке и переподготовке кадров из числа представителей местных национальностей позволили к началу 30­х годов завершить в основном коренизацию партийного и советского аппарата. В конце 1929 г. среди членов обкома партии и областной контрольной комиссии представители местных национальностей составляли 70%, среди членов райкомов – 66, районных контрольных комиссий – 60, бюро райкомов – 65, секретарей райкомов – 81^[15]. В обкоме, в ЦИКе, в Совнаркоме было введено делопроизводство на двух языках (кыргызском и русском), в районах с преобладающим местным населением – на кыргызском или узбекском, в зависимости от национального состава жителей.

Однако директива обкома партии и ЦИК Киргизской АССР по коренизации аппаратов наркоматов республиканских учреждений и организаций оставалась невыполненной до конца. На 1 декабря 1932 г. в аппаратах наркоматов республики работало 115 кыргызов, что составляло 21,7% от общего числа их работников. В 89 из 96 республиканских учреждений и организаций, представивших в обком партии сведения, кыргызы составляли лишь 11,7% служащих. Степень коренизации по отдельным номенклатурам должностей выглядела следующим образом: среди обслуживавшего персонала – 6,9%, специалистов низших квалификаций – 10,9, средней квалификации – 8,2, старших руководящих работников – 30,8%. Следовательно, при общем низком уровне коренизации она шла в основном за счет руководящих работников.

С учетом этих обстоятельств Исполбюро Киробкома в декабре 1932 г. принимает специальное постановление, которым предусматривалось завершение к 1 июня 1934 г. коренизации республиканских аппаратов по номенклатурам должностей: старший административно­руководящий персонал – до 70%, средний – 75, обслуживающий персонал – до 80%. Введение делопроизводства на двух языках должно было быть завершено к 1 апреля 1933 г.

Однако воплотиться этим планам в жизнь было не суж дено. Дело не только в том, что они были составлены в духе «революционн ого нетерпения», без должного учета реальных возможностей и целесообразности. Просто к тому времени в масштабе всей страны уже началась широкая репрессивная кампания, в основе которой лежало указание Сталина о том, что «уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления».

По надуманному обвинению в национализме и принадлежности к мифической Социал­Туранской партии были репрессированы все без исключения местные кадры – работавшие в разное время секретарями обкомов партии и комсомола, председателями ЦИК и СНК Киргизской АССР, 14 из 16 возглавлявших в разное время наркоматы республики. Такая же судьба постигла многочисленных работников партийных, советских и хозяйственных органов, общественных организаций среднего и низшего звена.

Серьезный урон кадровому составу нанесла групповая борьба, сопровождавшаяся, как правило, взаимными обвинениями, особенно в буржуазном национализме, родственных связях с бай­манапскими и кулацкими элементами. В условиях, когда все еще были сильны пережитки родовых отношений, а кыргызы с общим предком даже в седьмом колене считались ближайшими родственниками, найти «социально чуждые элементы» среди родственников любого коммуниста­кыргыза не составляло особого труда. По­видимому, отчасти и этим объясняется тот факт, что с 1 января 1934 г. по 1 мая 1937 г. в процессе чистки и проверки партийных документов состав республиканской парторганизации сократился на 46,7%, а численность членов партии – представителей местных национальностей – на 67,7%, кандидатов в члены партии – на 74%^[16].

Понятно, что в таких условиях постановка вопроса о коренизации аппаратов и переводе делопроизводства на кыргызский язык легко могла быть истолкована как проявление местного нацио нализма. К сожалению, одним из первых, еще в 1934 г., от ведения делопроизводства параллельно на двух языках отошел сам областной комитет партии. Многие наркоматы и республиканские организации вскоре сделали то же.

Если в первое время причиной этого были боязнь обвинения в национализме, нехватка подготовленных кадров, то в последующем – изменившаяся демографическая обстановка в республике, последствия концепции «решенности, беспроблемности» межнациональных отношений в стране, искаженное понимание на практике сущности интернационализма, когда главным критерием его являлся чуть ли не полный отказ от всего национального.

Хотя никогда и никем, ни прямо и ни косвенно не было дано установки о ведении делопроизводства преимущественно на русс ком языке, в так называемые «застойные» годы даже в сельских районах, где проживало до 80% коренного населения, увеличилось число организаций и учреждений, перешедших на него. В известной степени в этом выразилось и стремление некоторых местных руководителей быть как можно быстрее замеченными и отмеч енными центром, правда, не столько по реальным заслугам, сколько по сглаженным, приукрашенным докладам и отчетам, которые скорее прочтут и оценят.

Так совокупность объективных и субъективных причин, в том числе и действия отдельных руководителей, поставивших свое личное благополучие и карьеристские устремления выше национальных интересов, привели к созданию в республике обстановки, снижающей значение языка коренной национальности в ее социальном и духовном развитии. Это, в частности, проявилось и в серьезном сужении кадрового резерва партийных, советских и хозяйственных органов, общественных организаций и учреждений.

Нынешняя общественная практика обнажила и многие другие упущения и ошибки в экономическом, социально­политическом и духовном развитии в СССР в целом и в Кыргызстане как союзной республике в том числе. Здесь дают о себе знать и недостатки в формировании рабочего класса и подготовке высококвалифицированных специалистов для народного хозяйства. Многие из этих негативных моментов уходят своими корнями в 20­е и 30­е годы, являются следствием сталинских репрессий в отношен ии кадров, непоследовательности и искажения сути политики коренизации. Иные были вызваны характерным для застойных лет замалчиванием проблем, инертностью и медлительностью в устранении причин, порождающих деформации в области межнациональных отношений.

Разумеется, что даже при полной суверенности государства речь не может идти о реанимации в первоначальном виде политики коренизации, выполнившей в основном свою миссию в 30­е годы. В условиях перехода на рыночные отношения, например, вряд ли приемлемо выдвижение кадров на руководящую работу по принадлежности к коренной национальности или по цензу оседлости. Определяющими здесь должны быть компетентность, организаторские способности, предприимчивость и нравственные качества, знание традиций, особенностей и языка, на котором общается подавляющее большинство данного трудового коллектива или населения региона, или, по крайней мере, стремление к его пониманию. Оперативного общественного реагирования требуют в условиях выборности руководящих кадров из числа альтернативных кандидатур нездоровые проявления административного диктата, местнических и групповых интересов, пережитков родоплеменных отношений.

[1] Ленин В.И. Поли. собр. соч. ­Т. 23.  С. 317.

[2] Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского государства.  1924.  1.  С. 514.

[3] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 28, л. 10.

[4] Там же, л. 14.

[5] Там же, л. 58.

[6] Там же, д. 804, л. 18.

[7] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 20, л. 2.

[8] ЦГА ПД РК, ф. 21 (с), оп. 1, д. 3, л. 17.

[9] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 74, л. 119.

[10] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 115.

[11] Миртов В. В. Идейное и организационное укрепление областной партийной организации Киргизии.  Фрунзе, 1968.  С. 210.

[12] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 102, л. 156–157.

[13] Там же, д. 18, л. 1–5.

[14] Компартия Киргизии в резолюциях… – Ч. I. – С. 151.

[15] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 342, л. 12.

[16] ЦГА ПД РК, ф. 56, оп. 4, д. 5, л. 127.

 

5. Попытки преодоления пережитков родоплеменных отношений

Сложность решения задач социально­экономического переуст ройства в Кыргызстане была обусловлена тем, что приходилось преодолевать сопротивление не только господствующей феодально­к лерикальной, зарождающейся буржуазной, но и все еще сильной патриархально­родовой идеологии.

В отечественной научной литературе сущность, формы и ме тоды борьбы с проявлениями пережитков родоплеменных отношений освещены и слабо, и противоречиво, многие выводы и обобщения нуждаются в серьезном переосмыслении.

Однако на это были определенные причины. Уже к середине 20­х годов у некоторых научных, руководящих партийных, советских работников Средней Азии, в том числе и Кыргызстана, из­за недостаточного знания местных условий и особенностей начинает складываться мнение, что с наиболее очевидными проявлениями родоплеменных отношений покончено. Так, первый секретарь только что созданного Киробкома М.Д.Каменский в отчете облпартбюро за период с 12 ноября 1924 г. до 1 марта 1925 г. указывал: «Как выяснилось, групповая борьба в Кара­Киргизии не имеет под собой никакой принципиальной ориентации. Старание некоторых представителей подвести под групповую борьбу якобы родовую вражду не имеет основательной базы».

В какой­то мере такое «забегание вперед» в оценках внутрипарт ийной жизни допускали и преемник М.Д.Каменского первый секретарь Киробкома партии Н.А.Узюков, да и руководство Средазбюро ЦК ВКП(б)^[1].

На ситуацию в республике в этой сфере повлияло и то, что к концу 30­х годов начала пробивать себе дорогу концепция успешной эволюции ранее отсталых народов во всесторонне развитые социалистические нации. В этих условиях указание на пережитки патриархальщины исследователям из центра казалось неэтичным, местным – непатриотичным, и тем, и другим – еще и аполитичным. Кроме того, тогда, да и в совсем недавнем прошлом, замалчивание пережитков родоплеменных отношений было на руку некоторым подверженным их влиянию работникам, занимающим ключевые позиции в административной системе.

Между тем тысячелетиями выступавшие в качестве ядра общины формы, социально­экономических связей членов рода, игравшие определяющую роль в производстве материальных благ и их распределении, воспроизводстве потомства и его воспитании, культовых действах, управлении и т.п. родоплеменные отношения не могли «сойти со сцены» за несколько лет. Они требовали, особенно в первое время, глубокого анализа и взвешенного подхода. Дело в том, что отдельные элементы доклассовых патриархальнородовых отношений могли быть вполне полезными при утверждении форм отношений нового общества. К ним, например, можно отнести некоторые традиции коллективного труда, общего пользования угодьями, внутриобщинной демократии, ответственности рода, ветви или колена за поступки и судьбу каждого сородича, заботы о воспроизводстве и воспитании потомства, способного к труду и нормальным социальным отношениям, взаимопомощи и взаимовыручки в мероприятиях, требующих определенных материальных и трудовых затрат (похороны, аш, той, и т.д.).

К сожалению, из­за характерного для того периода огульного отрицания почти всего прошлого, в том числе и имеющего непреходящее значение как общечеловеческие ценности, наряду с борьбой с вредными проявлениями родоплеменной идеологии был нанесен урон и некоторым прогрессивным, охраняющим нравственные устои членов общества.

Безусловно, в пережитках родоплеменных отношений и их идеологии было много моментов, которые, выполнив свою истори ческую миссию в условиях кочевого образа жизни, отсутствия государственности, в период революционного переустройства общ ества стали тормозить общественный прогресс. Так, отрицательно сказываясь на миграционной подвижности в прошлом кочевого народа, пережитки трайбализма до сих пор выступали одной из причин, тормозящих формирование национального отряда промышл енных рабочих. Имевшие место в недавнем прошлом избиения кадров то одного, то другого региона и преимущественное выдви жение из третьего – еще одно свидетельство того, что некоторые моменты идеологии родоплеменных отношений все еще сохраняют свою силу. Сила родоплеменных отношений стала еще более очевидной в условиях выборности руководителей, народных депутатов из числа альтернативных кандидатур.

А в первые годы советской власти было еще сложнее. Тогда родоплеменная идеология приводила подчас к открытому сопротив лению некоторым мероприятиям власти, во многих случаях спровоцированному неумелыми, а порою противоестественными действиями представителей власти, как, например, в вопросах осед ания и коллективизации (борьба против «родовых» сел и колхозов).

Была ли групповая борьба явлением, присущим только Кыргызстану? Исторические факты говорят о том, что в той или иной степени она была характерна для всех регионов Средней Азии и Казахстана. Это обуславливалось низким уровнем политической культуры, традициями прошлого образа жизни народных масс, стремлением представителей свергнутых эксплуататорских классов путем проникновения в ряды партии и в партийно­советский аппарат использовать новые порядки в своих интересах. Имело значение и то обстоятельство, что многие должностные лица – выходцы из трудового народа на первых порах копировали бай­ манапские средства и методы управления, поскольку не знали других.

Проникновение в ряды партии социально чуждых элементов было неизбежно. Правящее положение партии, последовательность и принципиальность ее линии в вопросах войны и мира, политических, социально­экономических прав ранее угнетенных народов, развития культуры, народного образования и т.д. совпадали с интересами демократически настроенных представителей имущих классов национальных окраин и привлекали их к партии. В силу этого, как указано в обращении ЦК РКП(б) от 29 мая 1918 г. ко всем комитетам, группам и членам РКП(б), в партию «влилось много элементов, чуждых ей по своему классовому положению, своей психологии, элементов, не подготовленных для восприятия пролетарского мировоззрения, пролетарской дисциплинированности и способности к стройной организации»^[2].

Указывая на своеобразие становления партийной организации Кыргызстана, происходящего в основном после превращения партии большевиков в правящую, Ю. Абдрахманов в мае 1925 г. отмечал, что «наряду с теми малочисленными людьми, которые шли к партии как к авангарду рабочего класса, трудового крестьянства – дехканства в их борьбе за свое лучшее будущее, шли баи, манапы, кулаки, карьеристы и иные проходимцы. Хотя чистки рядов РКП в последующих годах дали весьма ценные результаты, но все же более увертливые элементы продолжали и продолжают оставаться в рядах РКП»^[3].

Эти более «увертливые» и та часть партийцев из числа демократически настроенных представителей имущих классов, интересы которых по мере углубления социальных преобразований разошлись с интересами трудового народа, которые в силу своей социальной природы оказались лишь временными попутчиками революции, составляли главную движущую силу групповой борьбы. Они в своих целях использовали также неустойчивую часть членов партии и работников партийно­советского аппарата из числа представителей трудящихся масс. Так, в 1925 г. последние составили почти половину из 28 активных деятелей худайкуловской группировки и около 20% – из объединявшей немногим более 30 человек сыдыковской^[4].

Бай­манапские элементы, проникая в партийные ряды и аппарат, вносили туда элементы традиционного былого родового противоборства из­за пастбищ, водоемов и господства друг над другом. Но изменилась цель, несколько иными стали формы и методы борьбы. Она велась теперь за те или иные руководящие посты в партийно­государственном аппарате. Как отмечено в резолюции I областной партконференции, «бай­манап продолжает стремиться к управлению, лишь с той разницей, что в прошлом он покупал место волостного управителя, а теперь пытается получить его путем использования родственных связей»^[5].

Баи, манапы и родовая верхушка стремились захватить в свои руки ключевые административные посты, расправиться при этом любыми средствами – от наговора, клеветы, ложного обвинения и подкупа до физической расправы — с представителями противо борствующей стороны.

Как показывают архивные документы, все годы переходного пе риода групповая борьба внутри молодой кыргызской партийной организации то разгоралась (особенно в периоды выборов и формирования руководящих органов), то притухала, но постоянно оставалась фактором, не только ослабляющим ее, но и тормозящим решение многих политических, экономических и социальных проблем.

Особенно отчетливо это видно из истории борьбы наиболее крупных – сыдыковской и худайкуловской – групп, продолжавшейся почти десять лет. Рассмотрим этот вопрос более подробно, что важно, в частности, для правильной оценки деятельности отдельных личностей, принимавших активное участие в общественно­ политических делах в первые годы советской власти.

Вскоре после Февральской революции в Пишпеке и его окрестн остях активизируется деятельность левых эсеров. Членами этой партии из числа представителей местной национальности становятся И. Айдарбеков, Т. Худайбергенов, И. Кобеков, С. Мураталин, Т. Чукин и другие, в основном выходцы из бай­манапской среды, занимавшие различные посты в царской административной системе.

В это же время Сыдыков и Тулин создают Пишпекскую организацию партии «Алаш»^[6], куда тоже вошли в основном представители имущих классов. В последующем происходит слияние левых эсеров и кыргызского комитета «Алаш». Сыдыков – бывший переводчик уездного начальника – становится заместителем уездного комиссара Временного правительства, Чукин из переводчика судьи превращается в участкового комиссара. Примерно так же «устроились» и другие.

Широкое распространение влияния партии большевиков среди трудящихся кыргызов привело к тому, что их передовые пред ставители, такие, как К. Сарыкулаков, К. Сандыбаев, X. Хасанов, Ш. Бообеков, Ж. Бапаков,

И. Худайбергенов и другие, становятся членами большевистской ячейки, возглавляемой А.И. Иваницыным. Под руководством большевиков Сарыкулакова, Сандыбаева, Муратова в мае 1917 г. создается кыргызский демократический союз «Букара» («Бедняк»), который к осени того же года объединял уже более 7 тысяч человек. В дальнейшем он станет основой другой массовой организации – союза «Кошчу» («Пахарь»), к руководству которой приходит Р. Худайкулов.

Закономерно, что ожесточенные классовые конфликты, выраз ившиеся в борьбе между Советами и Временным правительством, большевиками и буржуазными и мелкобуржуазными партиями за влияние на массы и за власть до и после Октябрьской революции, имели продолжение и в борьбе между представителями кыргызского народа, принадлежавшими к той или иной партии или группировке.

После установления советской власти в Пишпеке, летом 1918 г. кыргызский комитет «Алаш» был разогнан. Но его лидеры, благодаря тому, что являлись членами левоэсеровской партии, находящейся в союзе с большевиками, сохранили свои посты.

После слияния большевистских и левоэсеровских организаций А. Сыдыков становится членом РКП(б) и на Джетысуйской областной конференции Компартии Туркестана избирается в состав Мусульманского бюро обкома партии, а вскоре занимает пост зампреда облисполкома. Борьба среди ответработников­кыргызов за ключевые посты в партийных, советских органах разворачивается все шире, и это приводит к оформлению соперничающих групп (по родовым признакам). Возникают группы, возглавляемые А. Сыдыковым, И. Арабаевым и Ю. Абдрахмановым, объединяющие представителей родов солто, бугу и саяк. Однако то обстоятельство, что Северный Кыргызстан в качестве окраины входил в состав Джетысуйской и Сырдарьинской областей, а кыргызы в них составляли национальное меньшинство, социально­политические, экономические и культурные запросы которого учитывались не всегда в полной мере, привело к объединению этих трех групп под главенством А. Сыдыкова. И вплоть до национального размежевания Средней Азии в этой объединенной группе активно участвовали около 20 крупных работников^[7].

В это время одной из массовых и влиятельных организаций в Средней Азии, в том числе и в Кыргызстане, являлся союз «Кошчу». Его руководителями в Северном Кыргызстане оказались в основном представители колена тынай рода сарыбагыш во главе с Р. Худайкуловым.

Учитывая влияние союза «Кошчу» и роль, которую он мог бы сыграть в реализации их замыслов, сыдыковцы стремятся подчинить его себе. Это встретило яростное сопротивление Худайкулова, который сам стремился стать «калк атасы» («вождем народа»).

В ходе борьбы Сыдыков не преминул использовать свое высокое положение и старые методы борьбы. Он добился ареста Сандыбаева и Худайкулова. Первый просидел в тюрьме долго, а второй вскоре освободился. В свою очередь Худайкулов, будучи уполномоченным по проведению земельной реформы в Пишпекском уезде, настоял на принятии решения о выселении из Кыргызстана наряду с другими манапами брата верного сыдыковца Чукина, братьев и отца самого Сыдыкова.

Таким образом, в борьбе сыдыковской и худайкуловской групп на начальном этапе воедино сплелись классовые, родовые, нацио нальные мотивы, личные амбиции и интриги их лидеров.

Наивысшего накала борьба между этими группами достигает вокруг вопроса об образовании Горной области и в период национального размежевания Средней Азии и создания Кара киргизской автономной области. Главная причина – борьба за ключевые руководящие посты во вновь образуемой области. Но был и принципиальный вопрос: сыдыковцы стояли за вхождение Кара киргизской автономной области в состав РСФСР, а худайкуловцы – за вхождение ее в состав Казахской АССР.

Очевидно, в этом сказалась и личная незаинтересованность Худайкулова в выделении Кыргызстана из состава Казахстана. Он был представителем натурализовавшегося среди кыргызов казахского рода абла. По всей вероятности, этот момент использовался умело и сыграл важную роль в его стремительном возвышении. Образование же отдельной Горной области и потому лишение поддержки руководящих казахских работников в условиях ожесточенной групповой борьбы на основе родоплеменного противоборства не сулило Худайкулову ничего хорошего.

После принятия решения о национальном размежевании Средней Азии создается специальная комиссия, в которую от Кыргызстана включается Ю. Абдрахманов. 6 июля 1924 г. решением Средазбюро ЦК РКП(б) ему же поручается составление временного партбюро будущего Киробкома РКП(б). А. Сыдыков играет ведущую роль в его тайном «орготделе», в существовании которого признавался Ю. Абдрахманов. 15 июня Средазбюро ЦК РКП(б) утверждает временное партбюро, в которое входили 8 человек (в основном сыдыковцы, за исключением самого Худайкулова).

18 октября 1924 г. ЦК РКП(б) утверждает окончательный состав партбюро Кара­Киргизской автономной области. В него вошли: секретари – М.Д. Каменский,

Ю.Абдрахманов; члены – И. Айдарбеков, И. Арабаев, Д.Бабаханов, М. Ботбаев, Г.Г. Гросс, Д. Зульфибаев,

П.П. Покровский, Р. Расулов, Т. Токбаев, С. Туленов, Р.Худайкулов (10 кыргызов, один русский, один еврей и один венгр).

В этом составе партбюро худайкуловцы оказались в мень шинстве. Используя организацию союза «Кошчу», они переносят борьбу в массы. Организуются отряды «Кедей токмок» («Бедняцкий кулак»). «Ур токмок» («Колотушка») (по существу хулиганско­ погромные организации) для устрашения, избиения непокорных баев и манапов (а по существу – сторонников противоборствующей группировки). Члены вновь созданной организации прикрывают свои действия демагогией: «если партия и советская власть не в сос тоянии справиться с врагами, то мы справимся сами». «Закон кедея и власть кедея – кулак» – вот формула их действий. Организация протестов по поводу состава облоргпартбюро и облревкома, выражавшихся в срыве реализации отдельных мероприятий советской власти, подаче групповых жалоб, а также барымта, избиение, убийство противников стали главным «средством борьбы» группы Худайкудова – Бабаханова.

В этой исключительно сложной обстановке от нейтральной части руководства, прежде всего от первого секретаря облорг партбюро М.Д. Каменского требовались компетентность, гибкость и принципиальность. К сожалению, первый секретарь, симпатизируя Худайкулову из­за его социального происхождения (из середняков), принимая всерьез его левацко­демагогические заявления, не поняв, что сплоченная им с помощью аппарата союза «Кошчу» группа явля ется таким же послушным орудием баев и манапов, как сыдыковская, делает ставку на худайкуловско­бабахановскую группу и начинает очищать партийно­советский аппарат от сторонников А. Сыдыкова. Ю. Абдрахманов отзывается в распоряжение Средазбюро ЦК РКП(б). Смещается с поста председателя ревкома области И. Айдарбеков, а сам А. Сыдыков, обозвав первого «мальчишкой», второго – более хлестким словом, начинает «отходить» к победителям – худайкуловцам.

Все это не только не снизило, наоборот, усилило накал групповой борьбы, в известной степени спровоцировало печально известное «Заявление тридцатки», направленное в ЦК РКП(б), Национальный Совет, Средазбюро ЦК РКП(б) и Киробком партии. Поскольку содержание заявления покрыто тайной, оно вызывало крайне противоречивые суждения и столь же противоречивые оценки – от «контрреволюционно­националистического» до «антипартийно­оппозиционного». Поэтому считаем целесообразным привести полный текст заявления.

«Национальное размежевание Средней Азии и создание Автономной Киргизской области должно было внести единство среди киргизского народа и постепенно ликвидировать родовую вражду и все те группировки, которые создавались как следствие долгих лет колонизационной политики, проводимой царским правительством на далекой окраине Средней Азии. Эта политика сказывалась в двух направлениях: первое – явная поддержка байско­ манапских элементов и второе – постепенное русифицирование Туркестана. Национальная политика Коммунистической партии и Советской власти имеет совершенно другие тенденции, для осуществления каковых требуются правильные и твердые линии руководящего областного органа в лице Обкома РКП(б). Эта линия должна была сказаться, прежде всего, в изжитии взаимной недоговоренности среди партийного актива из местных коренных работников и создании полного батрацкого ядра около советских органов власти, особенно в кишлаке, ауле и деревне. Параллельно с этим была слабо выявлена линия выдвижения работников из низов и необходимая в наших условиях планомерная коренизация с переводом делопроизводства на кыргызский язык.

С самого начала работы Обкома РКП(б), избранного на 1­ой Учредительной конференции, партийный советский аппарат строился по групповому принципу близости и личной связи того или иного работника с руководящей верхушкой Обкома. В результате этой линии в работе не только не была внесена твердость и ясность и необходимость оздоровления взаимоотношений, но еще больше разгорелась как внутрипартийная групповая борьба, так и особенно родовая борьба в массах, что вносило полное разложение в работу и, в лучшем случае, топтание на месте. Вместе с тем явно выявилась линия игнорирования целого ряда коренных работников, достаточно опытных, знающих прекрасно местные условия работы и могущих быть полезными партии и Советской власти в проведении правильной линии на местах. Этот дефект в работе был хотя бы частично компенсирован выдвижением новых работников, по деловому принципу. В результате этих мероприятий создалось чрезвычайное обостренное политическое положение, доходящее на местах до открытых столкновений. Естественно, что такая обстановка не могла и не может способствовать планомерному строительству и экономическому укреплению Киргизии.

Основным вопросом, определяющим взаимоотношения между коренным и пришлым европейским населением, является, безусловно, вопрос земельный. Признавая абсолютную правильность линии, взятой нашей партией в разрешении этого больного вопроса, нельзя не остановиться на том, что это преломляется в решениях Киргизского обкома РКП; недопустимая ни при каких условиях реставрация земельных отношений, имевших место до земельной реформы, начинает иметь место, т.е., проскальзывает намерение водворить выселенных в порядке земельной реформы на их старое место жительства. В результате это может создать новое обострение национальных взаимоотношений и свести на нет результаты аграрной революции. Отвергая в корне эту реставрационную политику руководящей части Обкома, мы всецело поддерживаем полное равенство коренного и европейского населения при проведении планового землеустройства, имея в виду устроить в первую очередь в порядке землеустройства безземельные группы населения.

Специфические условия хозяйственной работы в условиях Киргизстана требуют, прежде всего, знакомства с экономикой Киргизстана, что не всегда учитывается руководящим ядром РКП при назначении товарищей в госхозорганы, в результате чего никакой продуктивности и планомерности в работе не замечается. Нуждаясь во ввозе капитала для развития местной экономики, мы имеем совершенно иные капиталы, отошедшие к нам по размежевании остались в среднеазиатских торгово­промышленных предприятиях, что, естественно, создает тормоз для развития нашего сырьевого дела и торговли.

Кроме того, в сильнейшей мере дает себя чувствовать мелочная опека и вмешательство руководящей власти Обкома даже в техническую работу советского аппарата, что полностью обесценивает, парализует и подрывает авторитет перед широкими массами, ни в какой мере не наблюдается разграничение в работе советского и партийного аппарата, так как Обком занимается всеми вопросами, включая до выселения из квартиры. Постановления партийных съездов и конференций о строгом разграничении советской и партийной работы ни в какой степени не соблюдаются. Имели место случаи вызова отдельных специалистов, того или иного, в Обком и дачи им задания, минуя зав. отделами, что, конечно, подрывает авторитет этих товарищей перед беспартийными служащими. Беспорядочные и часто случайные распоряжения Обкома РКП по советской линии парализуют планомерность в работе, и ни в какой мере не дают возможности вести планомерную работу, диктуемую интересами производства.

В итоге слабости советского аппарата на местах создается широкая возможность в проведении всякого рода поборов принуди тельного характера, что, конечно, подрывает авторитет партии и советской власти среди населения и может подвести к срыву налог овой кампании.

Просвещение широких трудящихся масс является необходимейшим элементом экономического развития киргизского народа. Этот факт не в достаточной степени учитывается руководящей верхушкой и никакой планомерности в деле народного образования не имеется.

Исходя из всего вышеизложенного, мы, члены РКП, считаем в дальнейшем невозможным продолжение данной линии руководящего ядра Обкома и предлагаем нижеследующие мероприятия:

1. В целях изжития внутрипартийных группировок необходимо строить советский и партийный аппараты, исходя из делового принц ипа.
2. Должно быть отброшено построение аппарата по групповому принципу.
3. Прекратить всякие гонения, в какой бы форме они не явля лись.
4. В отношении руководства советской работой необходимо бросить мелочную опеку, давая лишь руководящие указания советским органам.
5. Необходимо поставить советские органы в такие условия работы, что гарантировало бы максимум продуктивности в таковой: это может быть достигнуто при деловой планомерности и отсутствии дергания, наблюдающегося в настоящее время.
6. Областной Исполнительный Комитет должен быть поставлен в такие условия, что гарантировало бы ему авторитетность, это может быть достигнуто при поддержке Исполбюро Обкома и невмешательстве такового в практическое проведение партийных директив.
7. Указанные условия только могут гарантировать правильность планомерной и нормальной работы области.
8. Если настоящее руководящее ядро Обкома, не могущее учесть местную обстановку и нарушающее постановления съездов, конференций и циркуляры ЦК РКП, не будет заменено, то мы требуем отозвания всех нас от занимаемых должностей, дабы не взять на себя дальнейшей исторической ответственности за судьбу Киргизии»^[8].

Как видно из заявления, в нем нет ничего такого, что могло бы быть квалифицировано как «антипартийное» или направленное против диктата партийного аппарата. Наоборот, авторы неоднократно обвиняют обком партии в необеспечении «твердой линии» и власти партийного аппарата и категорически, даже предлагая собственную отставку, требуют заменить лишь «руководящее ядро Обкома, не могущее учесть местную обстановку и нарушающее постановления съездов, конференций и циркуляры ЦК PД77 (выделено нами. – Д Д)».

Нет в заявлении и ничего антисоветского, ибо авторы ратуют за укрепление советских органов путем создания их «батрацко­бедняцкого ядра» и выдвижения кадров «из низов», за последовательную реализацию политики советской власти во всех сферах общественной жизни.

В то же время в нем содержатся серьезные обвинения в адрес обкома партий. В обобщенном виде они сводятся к обвинениям: в отсутствии планомерной коренизации аппарата, нео­существлении перевода делопроизводства на кыргызский язык; в попытке аннулирования результатов земельной ре­формы 1921–1922 годов; в непринятии энергичных мер по улучшению народ­ного образо вания; в мелочной опеке, подмене советских органов, привед­шей к ослаблению советского аппарата, злоупотреблениям, срывам важн ейших народнохозяйственных мероприятий, в том числе и налоговой работы;в непринятии мер по сохранению денежных средств и другого имущества, принадлежащего Кыргызстану и вывозимого по нацразмежеванию; в формировании партийного и советского аппарата по группов ому признаку, выдвижении на руководящие посты хозяйственных органов лиц, слабо знающих специфику Кыргызстана.

Попробуем проанализировать состоятельность обвинений по каждому из перечисленных моментов, за исключением вопросов коренизации (о чем мы уже говорили) и народного образования (который будет рассмотрен в главе III).

Была ли со стороны обкома партии попытка реставрации поряд ков дореформенного землепользования? Анализ архивных документов показывает, что повод для такого разговора был, но не более того.

В начале 1924 г. 69 хозяйств поселка Юрьевского и 22 хозяйства поселка Байтик­Павловского и несколько других, оставшиеся после реформы без наделов, обращаются с жалобой во ВЦИК СССР. Вопрос передается на рассмотрение Особой комиссии ВЦИК, которая направляет телеграфное указание Киробкому о «вселении» юрьевцев на старые места. Почти одновременно от Средазбюро ЦК РКП(б) поступает указание создать комиссию для изучения данного вопроса. В силу сложившихся обстоятельств с 28 марта по 14 июня 1925 г. Исполбюро Киробкома действительно 4 раза обсуждало вопрос о земельных отношениях: 28 марта создается комиссия по проверке вопроса о наделении землей юрьевцев; 2 апреля – по докладу комиссии принимается решение о том, что поскольку «земля крестьян села Юрьевского роздана коренному населению, Исполбюро Обкома РКП считает невозможным возвращение их обратно и поручает облисполкому включить в план землеустройства для наделения их землей в порядке общего землеустройства»; 19 мая к этому решению добавляется вывод о том, что «обратное вселение их вызовет осложнение межнациональных трений и возникновение бесконечных споров…»; 14 июня – юрьевцы получают отказ на просьбу о возвращении клеверника ввиду того, что он используется коренным населением, кроме того, он уже скошен^[9].

Таким образом, слухи о предстоящем пересмотре результатов земреформы были беспочвенны.

Что стояло за следующим пунктом обвинений в адрес Киро бкома? Как указывали в ходе проверки сами авторы заявления, обком партии часто рекомендовал на ту или иную советскую, хозяйственную работу людей из партийного аппарата, перемещал работников советских органов по своему усмотрению, давал им внеплановые задания, обращался к техническим работникам за различными сведениями, вмешивался даже в такие мелкие вопросы, как распределение квартир.

Здесь, прежде всего, проявляется нежелание авторов – опытных партийно­советских работников понять, что кадровый вопрос в соответствии с порядками большевизма, утвержденными в регионе с их же помощью, всегда был и оставался исключительной прерогативой партийных органов. Следует отметить, что в те годы, в условиях острейшего голода на кадры, способные возглавить создаваемые советские и хозяйственные органы и общественные организации, выдвижение людей, прошедших школу партийной работы, быстрое их перемещение на наиболее «прорывные» участки, было широко распространенным явлением не только в Кыргызстане. Кроме того, как показала проверка, такие назначения и перемещения в основном проводились не прямым указанием обкома, а через партийную фракцию облисполкома, что не меняло сути проблемы.

Действительно руководство обкома партии занималось вопроса ми выделения квартир для работников своего аппарата. Это прямая обязанность руководителя любого трудового коллектива во все вре мена централизованного распределения. Но тогда обстановка была несколько иная. Все областные организации и учреждения создава лись впервые. Не хватало не только жилья, но и административных зданий. В этих условиях некоторые действия обкома в «квартирном вопросе» действительно могли быть восприняты болезненно. Но в целом видно, что авторами заявления усмотрены «мелочная опека» и «дискредитация» советских и других органов в «обычном» для условий того времени партийном руководстве.

Далее. При национальном размежевании Средней Азии основные средства и имущество бывшей Туркестанской АССР в сумме 74 млн. рублей были распределены следующим образом: Узбекистану – 46 млн., Туркмении – 10,4 млн., Таджикистану – 7 млн., Казахстану – 6 млн., Киргизии – 3,5 млн. рублей¹. Размер сумм и своевременность их ввода в народнохозяйственный оборот зависели не столько от партийных, сколько от советских органов, а персонально – от А. Сыдыкова и И. Айдарбекова, включенных в состав Средазликвидкома для отстаивания интересов Кыргызстана, и Янгулатова (зампред, облисполкома, он же ответственный за вывоз средств). Все они в числе авторов заявления.

Авторы заявления совершенно справедливо указывали на то, что формирование партийных и советских органов идет по групповому признаку, на руководящую работу иногда выдвигаются люди, мало подходящие для специфических условий области (о конкретных фактах мы уже говорили).

Соответствовало действительности и утверждение о слабости советских органов, широкой распространенности злоупотреблений на местах. Был ли виноват в этом обком партии? Его вина, по­ видимому, была лишь в том, что он за два с половиной месяца своего функционирования не успел принять достаточно эффективных мер для изменения сложившейся обстановки.

Главная причина была в другом. Сошлемся на мнение одного из самых опытных советских работников того времени, активного участника групповой борьбы сначала в составе сыдыковской, а затем худайкуловской группы, заместителя председателя облисполкома (после Янгулатова) И. Тойчинова. В апреле 1926 г., отвечая на вопрос Комиссии ЦКК РКП(б) о причинах слабости советского аппарата, он указал на наличие в Кыргызстане патриархально родовых пережитков, натуральной формы хозяйствования, низкий уровень культуры населения. В качестве реального отражения этих моментов на практике приводит ряд примеров: «Перевыборы Советов – как они проходят, какие имеются в этом цели. Прежде всего, надо указать на существующий обычай очередности по годам председательствований (в волисполкомах и аильных Советах) представителей того или иного рода. Допустим, в прошлые перевыборы попал председателем представитель одного рода, то уже в эти перевыборы должен попасть представитель другого рода. На этот счет сначала договариваются между собой руководители родов, «советские аткаминеры». При этом руководители рода, уступающие другому место председателя, получают подарки… Этот подарок потом возмещается за счет населения, иногда без подарков договариваются.

Но в случае, если руководители родов не договорились, тогда объявляется борьба… В это время идет переманивание людей из одной группы в другую, с целью увеличить количество избирателей… Причем переманивают таких лиц, кои имеют под своим авторитетом группу дехкан и несколько десятков человек или кибитковладельцев»^[10].

Трудно поверить в то, что такое могло иметь место почти через десять лет после революции. Но факты, как говорится, вещь упрямая. Вот некоторые из них.

Пригородная волость, Кунтуевский сельский Совет. Председательствовавший до новых выборов (конец 1925 г.) представитель ветки токбай рода солто С. Касымбеков по решению аксакалов рода уступает свое место представителю ветки карамерген того же рода^[11].

Председатель Узунгыровского сельского Совета выступает в роли продавца должности. Претендентов на кресло двое: манапский родственник Баястан и простой труженик Сабыр. Должность достается первому, на что ушло в качестве платы 9 породистых лошадей и около 800 рублей³.

Жаилгановский сельский Совет Беловодской волости.

Манапская группа, имея всего 810 голосов против 1909 бедняцких голосов, за значительную мзду сумела добиться своей цели. Все было просто: избирательная комиссия, назначив перевыборы на 25 декабря г., не предупредила об этом противоборствующую группу^[12].

В таких условиях, как правильно указывал И. Тойчинов, выдвижение кадров и выборы проводились вовсе не по деловым или нравственным качествам. Поскольку все решалось представителями родов, выборные советские работники не чувствовали ответственности перед населением и избирателями, были послушным орудием в руках баев и манапов. Кроме того, будучи членами той или иной группировки, они пользовались всяческой поддержкой покровителей, занимающих ключевые посты в партийных, советских, общественных и хозяйственных органах.

Партийные же организации из­за организационной и идейно политической слабости, групповой борьбы не всегда были в состоянии выступить организующей и направляющей силой в социально­экономических и политических преобразованиях.

Как показывают архивные материалы, нарушения законности, посягательства на личную свободу и достоинство граждан, различ ного рода поборы были широко распространенными явлениями. Так, 8 сентября 1925 г. житель с. Уч­Орук Койке Маркозуев был избит до потери сознания, арестован только за то, что будто бы сказал: «Худайкулов снят с работы», выпустили его на свободу лишь после уплаты двух баранов^[13].

В Таласском районе в январе 1925 г. зампред, райкома союза «Кошчу» собирает годичные членские взносы по 2 рубля с каждого домохозяина, в апреле – представитель окружкома и уже по 2 рубля с каждого члена союза, в сентябре – теперь уже уполномоченный окружкома союза и от 1,5 до 5 рублей. Облагали незаконными налогами и поборами население исполкомы местных Советов, школьные советы, суды, милиция, органы союза «Кошчу», командированные на места представители вышестоящих органов и т.д., что дискредитировало советскую власть в глазах трудового народа.

Таким образом, в «заявлении тридцатки», правильно указывалось на серьезные недостатки в партийном, советском и хозяйственном строительстве, но сознательно умалчивалось о главных причинах, вызывавших эти негативные явления. Главной целью заявления оказалась не забота о народе и судьбах социалистических преобразований, а избавление от «пришлого», не знающего местных условий и поддерживающего противоборствующую – худайкуловско­бабахановскую группу, руководства обкома партии.

II областная партийная конференция, подводя итоги работы борьбы с групповщиной, в своей резолюции подчеркнула: «Групповой борьбе, которая представляет собой в большинстве случаев не что иное, как объективное отражение в нашей партии родовой борьбы, мы должны противопоставлять идейное руководство в рядах нашей партии…»^[14] – оценка групповой борьбы и выбор пути ее изжития исключительно верные с позиции и тогдашней, и сегодняшней обстановки. 16 из 31 члена «тридцатки» были наказаны. Однако им была предоставлена возможность для «исправления». Так, Сыдыков направляется на работу в Ташкент, Алымбеков – в КУТВ, Айдарбеков назначается председателем СНХ, Зульфибаев – наркомом земледелия, Чонбашев – руководителем «Водхоза», Т.Худайбергенов – наркомом юстиции и т.д.

Однако не все воспользовались этой возможностью. Как указывал в своем письме Зеленскому первый секретарь Киробкома Узюков в апреле 1926 г., определенное недовольство оргвыводами, сопровождаемое слухами начало сказываться «на тенденции объединения группировщиков»^[15]. Действительно, в 1926 г. Сыдыков, Бабаханов, Худайкулов, находясь в Ташкенте, «помирились» между собой и стали рекомендовать своим людям на местах принять все меры, чтобы удалить из области Узюкова, Садаева (секретари обкома партии), Бурова­Петрова (зав. орготделом обкома), Кекина (начальник ОПТУ), для чего необходимо, указывали они, чтобы побольше было материалов, говорящих о неправильности работы, проводимой обкомом.

Однако на этот раз «группировщикам» не удалось повторить вариант «тридцатки». Многие партийные, советские, хозяйственные работники из числа представителей коренной национальности на практике начали убеждаться в пагубных последствиях групповой борьбы, ибо, как признавался потом Ю. Абдрахманов, «групповая борьба отбросила развитие Киргизии на год или два назад»^[16]. Это видели и другие. Потому в ответ на директиву Сыдыкова, Худайкулова и Бабаханова в мае 1926 г. на заседании Нурмамбетовского сельисполкома было принято решение: «Ложных материалов против Узюкова, Бурова­Петрова, Кекина и Садаева не давать» ^[17].

На оздоровлении руководящего слоя актива благоприятно сказалась линия нового руководства обкома. В упомянутом выше письме Узюкова Зеленскому она формулировалась так: «1. Курс взять на сближение коренных работников, максимальная согласованность и убеждение в принципиальных вопросах (не командовать, а учить и убеждать). 2. Организационные выводы – не разгром кирактива, а некоторое оздоровление, рассчитанное на объединение кир­ и европейского актива на почве принципиальной деловой работы. 3. Сугубое отношение к вопросам коренизации, допустить даже некоторый перегиб в сторону коренизации. 4. Организация курсов по практическим вопросам хозяйственного и культурного строительства для кирактива. 5. В области карательной политики – отказаться от мелочей (к коренным), создать показательные процессы в первую голову против европейцев, европейцев наказать строго (то же по линии Контрольной комиссии); 6. Усилить работу по выдвижению нового кадра из коренных работников и 7. Усилить общий темп работы в области»^[18].

В соответствии с этой линией обком партии осуществил значит ельные кадровые передвижки. С арены актив ной политической деятельности были устранены лидеры группировок – второй секретарь обкома Бабаханов, руководитель союза «Кошчу» Худайкулов, член областной контрольной комиссии Айтбаев. Первые двое за уголовные преступления были осуждены. Заместитель председателя облисполкома Тойчинов был направлен на учебу в Комуниверситет им. Свердлова. От обязанностей первого секретаря Караколо­Нарынского окружкома был освобожден Суханов, Ошского – И.Худайбергенов, в Джалал­Абадском округе с ответственных постов сняты Сарыбаев, Сарыбатыров, Бапанов и Ашуров.

Замена кадров этого уровня была произведена за счет молодежи и «устойчивых партийцев», активно выступавших против проявлений патриархально­родовых пережитков. Так, вторым секретарем обкома был избран Д. Садаев, на пост председателя СНК назначается Ю. Абдрахманов, Караколо­Нарынскую окружную парторганизацию возглавил Т. Айтматов, Ошскую – Э. Эсенаманов. Заведующим агитпропотделом обкома назначен О. Тынаев, окончивший КУТВ, со второго курса университета отзывается X. Шоруков. В партийном документе тех лет они характеризуются как «новый слой работников, стремящихся встать на путь идейной принципиальной работы». Им предстояла нелегкая борьба за партийную линию в условиях, когда тактика «группировщиков» и носителей родоплеменной идеологии менялась.

Надо сказать, что и в дальнейшем, как показывают архивные материалы, с групповой борьбой внутри областной партийной организации полностью покончить не удалось. Появились, хотя и не столь сильные и активные, как сыдыковская или худайкуловская, новые группировки: Тойчинова – объединившая до 10 представителей рода сарыбагыш; Джолдошева – состоявшая из выходцев родов атаке, тынай; Чонбашева – в нее входило около 20 представителей родов саяк, солто и бугу^[19].

Изменились методы борьбы. Вместо открытого противоборства, доходящего до применения физической силы, широко распространенными явлениями стали анонимки (зачастую с ложными компрометирующими материалами), возбуждение уголовных дел с подставными свидетелями и т.д.

Групповая борьба, будучи проявлением старой родоплеменной идеологии в новых условиях, наносила огромный вред социально­ экономическим преобразованиям общества. Раздирая партийные, советские, общественные, хозяйственные органы, она отрицательно сказывалась на их деятельности, мешала оперативности в решении актуальных социально­экономических проблем. Групповая борьба нанесла большой вред коренизации аппаратов партийных, советских и хозяйственных органов и главное – вред групповой борьбы среди национальных кадров заключался в том, что еще задолго до 1937–1938 гг. начали создаваться предпосылки и для кровавых репрессий. И в дальнейшем, как, например, в деле о Социал­Туранской партии, это не могло не сказаться роковым образом. Взаимное огульное, зачастую беспочвенное, обвинение членами противостоящих групп друг друга во всех смертных грехах, особенно в буржуазном национализме, антисоветизме и т.д., облегчало задачу массовых сталинских репрессий. И это далеко не полный перечень тяжелых последствий групповой борьбы, которой нет и не может быть политического оправдания.

[1] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1,д. 33, л 133.

[2] Известия ЦК КПСС.  1989. ­№ 4.  С. 150.

[3] ЦГА ПЦ РК, ф. 10, оп. 1, д. 804, л. 22­23.

[4] Там же, д. 28, л. 52­54; д. 33, л. 127­132.

[5] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. I.  С. 15.

[6] РЦХИДНИ, ф. 6, оп. 2, д. 6838, л. 25; ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 74, л. 29.

[7] РЦХИДНИ, ф. 6, оп. 2, д. 6838, л.23.

[8] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 28, л. 44–47.

[9] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 28, л. 16–17.

[10] ЦГАПДРК,ф. 10, оп. 1,д. 33, л. 151.

[11] Там же, д. 28, л. 179. ³ Там же, д. 28, л. 179.

[12] Там же, л. 185.

[13] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 28, л. 70.

[14] Компартия Киргизии в резолюциях… – Ч.1. – С. 121.

[15] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 33, л. 157.

[16] Там же, д. 147, л. 6.

[17] Там же, д. 28, л. 106–107.

[18] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 33, л. 158.

[19] РЦХИДНИ, ф. 6, оп. 2, д. 6838, л. 22­23.

 

ГЛАВА II СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ 20-30-х ГОДОВ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

1. Концепция и конкретный план строительства социализма, минуя капитализм

Историю развития республики в 20–30­е годы, как и в другие периоды, можно и нужно исследовать в экономическом, социально­ политическом, духовно­нравственном и иных аспектах. Во всех этих сферах мероприятия партии большевиков и советского правительства были подчинены решению главной задачи – построения социализма, минуя капиталистическую стадию развития. Поэтому, на наш взгляд, правомерно и изучение истории республики через сопоставление форм, средств и методов решения провозглашенной главной задачи – построения социализма сокращенным путем с реально достигнутыми результатами. Это дает больше шансов для анализа общественных процессов тех лет в их взаимосвязи и взаимообусловленности, поиска наиболее верных ответов на такие животрепещущие вопросы: с чего началось, как шли, что приобрели, что потеряли и куда пришли.

Суть марксистско­ленинской концепции и практический опыт «перехода» ранее отсталых народов к социализму, минуя стадию капитализма, особенно активно рассматривались нашими обществоведами в 50­е и 60­е годы XX века, когда в результате национально­освободительных революций на карте мира появилось множество молодых государств, в том числе и провозгласивших (как оказалось на время) социалистическую ориентацию.

На основе отдельных высказываний основоположников марксизма­ленинизма и исторического опыта СССР, казавшегося тогда единственно верным и неоспоримым, задним числом был определен и перечень закономерностей перехода к социализму сокращенным путем, среди которых центральное место отводилось всесторонней помощи стран «победившего социализма» странам, вступившим на путь некапиталистического развития.

Исходные положения теоретической концепции возможности перехода к социализму не только от капитализма, но и от докапиталистических отношений действительно были выдвинуты К. Марксом и Ф. Энгельсом. Маркс, отвергая попытки истолковать его исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе как «историко­философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются», считал подобное истолкование его учения и слишком лестным, и слишком постыдным^[1]. Он указывал также на такую важную черту исторического прогресса, как необязательность для каждого народа проходить в своем развитии к социализму последовательно через все формации.

Позднее по этому поводу В.И. Ленин писал, что «при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо форм, либо порядка этого развития» ^[2].

Говоря о переходе к социализму сокращенным путем, Ф. Энгельс отмечал, что докапиталистическая формация не способна из себя самой создать будущее социалистическое общество. «Только тогда, когда капиталистическое хозяйство будет преодолено на своей родине и в странах, где оно достигло расцвета, только тогда, когда отсталые страны увидят на этом примере, «как это делается», как поставить производительные силы современной промышленности в качестве общественной собственности на службу всему общества в целом, – только тогда смогут эти отсталые страны встать на путь такого сокращенного процесса развития»². Ирония истории – осколки страны победившего социализма ныне ищут ответ на вопрос «Как это делается?» на примере Швеции, Швейцарии, США, Японии и т.д.

Не следует упускать из виду, что возможности исторически сокращенного пути рассматривались основоположниками научного социализма в контексте их концепции победы и утверждения нового строя не в отдельной стране, а в большинстве стран развитого ка питализма.

В.И. Ленин значительно углубил марксистскую теорию некапиталистического развития, в известной степени определил практические пути осуществления этого процесса, руководил первыми шагами на этом неизведанном ранее направлении. Он понимал, что стартовые условия ранее отсталых народов на пути к социализму, когда ожидаемая мировая революция явно задерживается, стали несравненно скромнее. «Мы, – писал Ленин, – постараемся оказать этим отсталым и угнетенным, более чем мы, народам «бескорыстную культурную помощь», по прекрасному выражению польских социал­демократов, т.е. помочь им перейти к употреблению машин, к облегчению труда, к демократии, к социализму»¹. Он придавал особое значение реалиям жизни, тому, что трудящиеся массы, «освобождающиеся от ига буржуазии, всеми силами потянутся к союзу и слиянию с большими социалистическими нациями», руководствуясь жизненными интересами, в том числе и такими: «столько­то часов на работу в день меньше настолько­то заработка в день больше», чего, к сожалению, не было никогда в нашей прошлой реальности.

Подытоживая первый, «пока еще не очень великий», опыт практической работы советской страны, В.И. Ленин в своем выступлении на II Конгрессе Коминтерна в 1920 г. сформулировал следующее положение: «…с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к советскому строю и через определенные ступени развития – к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития»^[3]. Обратим внимание: возможность прямого перехода лишь «к советскому строю», а к социализму (В.И. Ленин иногда употреблял термин «коммунизм» в значении, идентичном значению термина «социализм») – «через определенные ступени развития».

На поставленный им самим же вопрос: «какие средства необхо димы для такого перехода?», Ленин ответил, что «заранее указать невозможно. Нам подскажет это практический опыт. Но установлено определенно, что всем трудящимся массам среди наиболее отсталых народов близка идея Советов, что эти организации, Советы, должны быть приспособлены к условиям докапиталистического общественного строя…»^[4]. При этом он исходил из того, что «идея советской организации проста и может быть применяема не только к пролетарским, но и к крестьянским феодальным и полуфеодальным отношениям»^[5].

Еще через год, в ноябре 1921 г., когда точка зрения Ленина на пути построения социализма изменилась, он и обосновал новую экономическую политику и развил идею возможности некапиталистического развития в беседе с делегацией из Монголии. Главным условием, обеспечивающим переход на путь некапиталистического развития, было названо усиление работы, в результате которой росли бы кооперативы, прививались бы новые формы хозяйствования и национальной культуры. Ленин отметил, что только из островков нового хозяйственного уклада может сложиться новая некапиталистическая система^[6].

Как видим, основоположники научного социализма, понимавшие историю человечества как закономерное поступательное движение и процесс смены общественно экономических формаций, во­первых, указывали на такую важную черту исторического развития, как необязательность для каждого народа «роковым образом» проходить в своем развитии к социализму последовательно все формации в их классическом виде. Во­вторых, отмечали, что ранее отсталым народам при переходе к социализму, минуя капитализм, необходима помощь пролетариата передовых стран, в которых уже победила социалистическая революция. В­третьих, придавали исключит ельно большое значение притягательной силе положительного примера стран «победившего социализма». Забвение этого момента и упование только на материально­финансовую помощь странам социалистической ориентации, как показал опыт СССР, мешает достижению желаемого результата. В­четвертых, путь развития к социализму отсталых народов лежит через ряд «постепенных предварительных ступеней», почти одновременно с более развитыми странами или регионами. В­пятых, ускоренные социально­экономич еские преобразования, осуществляемые в отсталых регионах, прежде «должны быть приспособлены к условиям докапиталистического общественного строя» и направлены на развитие новых форм хозяйствования, создание «островков» нового уклада, а не наоборот, как это было у нас.

Основоположники марксистского учения – и об этом следует сказать определенно – указали лишь на объективную возможность и основные условия некапиталистического пути развития. Но вопреки утверждениям многих обществоведов, вряд ли можно считать, что была уже всесторонне разработанная теория, непосредственное руководство к действию. И лидерам партии большевиков, которые «брались за самые трудные обязанности, – как говорил В.И. Ленин, – … брались сплошь и рядом неправильно, но умели поправляться и работать»^[7], предстояло еще решить многие жизненно важные вопросы.

Оставались открытыми такие вопросы: какие же конкретные средства, и какие «посредствующие ступени» нужны для такого перехода? Ответ, естественно, ожидался от практического опыта социалистического переустройства. В этом не было бы ничего ущербного для самой концепции и особенно для переходящих к социализму сокращенным путем, если бы были разработаны пути и средства не только перехода, но и «обхода», по крайней мере, двух опасностей на пути строительства социализма, особенно – на сокращенном.

Во­первых, переход к социализму означал не только переход от классового к послеклассовому обществу, но и переход от полосы по преимуществу стихийной эволюции к полосе в основном сознательного развития. В этом была не только возможность ускорения общественного прогресса, но и опасность ухода с естественно исторической линии поступательного развития, применения, хотя и с благими намерениями перехода к светлому будущему, широких насильственных действий.

Во­вторых, переход к социализму означал упразднение и уничтожение капиталистических, создание и утверждение социалистических отношений. При этом в подлежащем упразднению находился исходный материал для создания нового. «Но что значит слово переход? – писал В.И. Ленин, рассуждая о переходе от капитализма к социализму, – не означает ли оно, в применении к экономике, что в данном строе есть элементы, частички, кусочки капитализма и социализма? Всякий признает, что да».

Какие же «элементы, частички, кусочки» докапиталистических отношений могли и должны были быть сохранены в тех регионах, в которых «борьба со средневековьем» составляла существеннейшую черту движения?

Неразработанность данного вопроса грозила появлением стремления к отрицанию не только изживших себя, ставших тормозом для прогресса различных элементов жизни отсталых народов, но и всего позитивного из их предыдущего развития, в том числе и определяющего их самобытность.

И поскольку упразднить полностью то, что не изжило себя, нельзя, была возможность формального упразднения, когда старое внешне ликвидируется, но по сути, обретя новый облик, сохраняется.

Высказанную основоположниками марксистско­ленинского учения теоретическую концепцию предстояло превратить в план­ программу конкретных действий партии и неуклонно развивать на основе трезвого анализа преобразовательной практики. Однако, несмотря на то, что речь шла о судьбе миллионов людей (точнее, почти 30 миллионов представителей различных ранее отсталых наций и народностей), конкретные вопросы форм, методов и средств строительства социализма сокращенным путем на партийных съездах, конференциях, пленумах рассматривались далеко не регулярно, а после XVI съезда партии и вовсе были «отодвинуты» и отнесены к числу ритуальных. Да и объектом анализа обществоведов они стали в духе постулатов «отца всех народов» – с позиций извращенного Сталиным ленинизма.

Интерпретация ленинских мыслей, а также положений К. Маркса и Ф. Энгельса в документах послеоктябрьских съездов партии, за исключением VIII, X и XII, не говоря уж о сталинских выступлениях, страдала, на наш взгляд, одним очевидным пороком – креном в сторону от конкретно­исторического анализа поступательно накапливаемого реального опыта к абстрактнол огическим рассуждениям, в основе которых была априорная якобы истина «отца народов». Абстракции, получаемые путем выделения похожего, сходного при отвлечении от конкретных и специфических особенностей реальной социально­политической ситуации у каждого из народов, переставали быть моментом научного анализа и превращались зачастую в тормоз его, выродились со временем в идеологические постулаты, преграждавшие путь всестороннему исследованию.

Абстракции такого рода (а их с подачи И.В. Сталина накопилась целая система) теряли всякую связь с действительностью, стан овились бессодержательными. Вращаясь в кругу этих постулатов и обобщений, историки и особенно философы оказались неспособными, как ясно теперь, удовлетворительно заполнить историческое пространство между исходной точкой прогресса (патриархально­феодальный строй) и конечным результатом («высоты современной цивилизации»). Рассуждавшие под официальные стенограммы с высоких трибун и со страниц объемных монографий уподоблялись тем, кого в свое время едко высмеивал В.И. Ленин за стремление понять неповторимый ход истории с позиций «прогресса вообще», за попытки «обнять все периоды и притом так обнять, чтобы не говорить в частности ни об одном». Понятно, писал он, что для достижения этой цели «есть только один путь: путь общих мест и фраз «блестящих и пустых»»^[8].

Доведение понятия «минование» до такой степени всеобщности и бессодержательности не стимулировало творческие поиски и местн ых партийных организаций, под строгим взглядом «отца и учителя» все более сбивавшихся на славословие и высмеянные Лениным «праздничные прогулки по садам интернационалистской словесности». Да и попытки применения безжизненной абстракции к различным уровням развития стран третьего мира не дали положительных результатов или окончились где­то на полпути.

Канонизированная таким путем абстракция «минования» из категории критического радикализма превратилась в категорию ра дикальной беспомощности.

Следует отметить, что в силу объективных причин в первые годы советской власти в период первого парада суверенитетов конкретные вопросы социалистического строительства в национальных окраинах ставились (и достаточно остро) в органической связи с вопросом о праве наций и народностей на самоопределение, а не специально и тем более не системно и не конкретно.

На этом этапе развития столь острая постановка национальной проблемы с целью выработки определяющих принципов была правильной. В дальнейшем она должна была быть дополнена поиском конкретных путей и решений политических, экономических и социально­культурных проблем развития отдельных народов или их групп, с учетом новой экономической политики, реалий партийного и государственного строительства.

Поскольку нет самостоятельной, более обстоятельно и подробно разработанной другой программы­плана строительства социализма в отсталых национальных окраинах, в качестве исходного материала для анализа процесса перехода к социализму сокращенным путем могут служить в основном решения X съезда партии.

В них кроме вопросов государственности были определены основные направления работы по созданию «очагов» нового хозяйственного уклада, обеспечивающих переход «от отсталых экономических форм к более высоким – от кочевого образа жизни к земледелию, от цехового ремесла, работающего на вольный рынок, к артельной работе на советское государство (привлечение кустарей – полупролетариев в профсоюзы), от кустарно­артельного производства к фабрично­заводскому, от мелкого земледелия к плановой общественной обработке земли». Предусматривалось «планомерное насаждение промышленности на окраинах путем переноса фабрик к источникам сырья (Туркестан, Башкирия, Кыргызстан, Кавказ – текстильная, шерстяная, кожевенная промышленность и др.»

Жизненно важное значение, особенно для кыргызского народа, разоренного в ходе и после восстания 1916 г., имела установка съезда о том, что советское правительство должно прийти на помощь «туземным полупролетарским массам», поставленным разрухой под угрозу вымирания.

В 1923 г. на XII съезде РКП(б), который был последним партийным съездом, где отдельным вопросом обсуждалась и принималась резолюция по национальной политике, также был закреплен курс партии на ликвидацию фактического неравенства отсталых народов «путем действи­тельной и длительной помощи русского пролетариата в деле их хозяйственного и культурного преуспеяния»^[9].

Но и на примере этих двух важнейших для понимания исследуем ой проблемы съездов нельзя не заметить известное стремление к обобщенному подходу. На первый план выдвигались в основном проблемы работы на государство, а не для себя, выравнивания экономического и культурного развития, насаждения нового однотипного уклада хозяйствования, во имя «достижения полного единства». При всей жизненной важности для отсталых окраин установок программных документов в них было предостаточно лазеек для насильственных действий ради ускоренной индентификации различных сфер жизни наций и народностей. Опасность увеличивалась и тем, что многим видным деятелям партии и правительства того времени была близка сталинская идея смены «принудительного царского унитаризма» будущим «социалистическим унитаризмом»^[10].

В этой обстановке гарантом создания более благоприятных ус ловий для ускоренного преодоления отсталости бывших колониальных окраин в социально­экономическом, культурном и политическом развитии и тем самым возможного перехода к социализму сокращенным путем могло быть только неукоснительно точное интерпретирование, творческое развитие и последовательное осуществление на практике хотя бы ленинских идей с учетом местной специфики.

В январе 1924 г. Ленина не стало. Сталин произносит всем известную клятву: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять союз республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь»^[11]. Но очень скоро он предал забвению и ленинскую заповедь, и собственную клятву. Отличавшуюся реалистичностью и деликатностью в подходах к проблемам национальных и межнациональных отношений ленинскую национальную политику Сталин сменил своей национальной политикой, которая отличалась вначале ползучей «автономизацией», затем административно­командными методами управления, волевыми решениями, недоверием, жестокостью к людям разных национальностей, диким произволом в отношении судеб целых народностей. «Укрепление союза республик» пошло сталинскими методами.

Сталинская модель национальной политики была основана на утилитаризме и прагматизме его подхода к национальному фактору как подчиненному классовым интересам пролетариата, пренебрежении к специфике того или иного народа, игнорировании историко­культурных корней и очевидных социально­экономических интересов наций и народностей в процессе социалистических преобразо ваний.

Этому способствовала и линия поведения некоторых руководящих партийных работников, которая расходилась с ленинскими представлениями о нациях и национальных отношениях. Так, Н.И. Бухарин, понимая актуальность вопроса о возможности развития, минуя капитализм, для тех стран и регионов, «где капитализм действительно находится еще в эмбриональном состоянии, где налицо еще докапиталистические формы», где «не существует внутренних предпосылок» для перерастания в социализм, главное условие такого перехода видел в том, что промышленные центры «всосут» отсталую «периферию в сферу своего влияния»^[12]. Отступления от ленинских программных положений по национальному вопросу, обусловленные такой позицией, неверные акценты в определении подходов к его решению, преувеличение прерогатив центра, торжество имперских амбиций – все это сугубо отрицательно сказывалось на экономическом, социальном, культурном положении национальных окраин, проявилось в языковой политике и т.д.

Однако при Ленине и за несколько лет после его кончины, когда ленинская национальная политика проводилась более или менее последовательно, пока не укрепились еще в полной мере позиции сталинизма, был достигнут такой прогресс в различных областях жизни ранее отсталых народов, для достижения которого в иных условиях потребовались бы десятилетия.

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч.  2­е изд.  Т. 19.  С. 120.

[2] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 45.  С. 379. ²  Маркс К., Энгельс Ф. Соч.  Т. 22.  С. 446.

[3] Там же. – Т.41. – С.246.

[4] Там же.

[5] Поли. собр. соч.  Т. 41.  С. 244–245.

[6] Там же. – Т. 44.­С. 233.

[7] Полн. собр. соч.  – Т. 45. – С. 250.

[8] Полн. собр. соч.  – Т. 1. – С. 148.

[9] КПСС в резолюциях…  Т. 3.  С. 84.

[10] Сталин И. В. Соч.  Т. 4.­ С. 73.

[11] Сталин И.В.  Т. 6.  С. 49.

[12] Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма.  М., 1990 С. 204.

 

2. Судьбоносные мероприятия

Утверждение, что кыргызы к началу Великой Октябрьской революции находились на грани исчезновения в качестве самобытного народа, отнюдь не является одним из измышлений доперестроечной конъюнктурщины.

В 1913 г. на территории современного Кыргызстана проживало 864 тыс. человек^[1]. А сколько было самих кыргызов? По данным комиссии П.П. Румянцева, обследовавшей всю Джетысуйскую область, на территории Пишпекского и Каракольского уездов проживало 330228 кыргызов. В это число не входили жители Таласской зоны, относящейся в то время к Сырдарьинской области, но включены жители районов Яркента и Георгиевки, отошедших впоследствии к Казахстану. Таким образом, можно предположить, что на территории Северного Кыргызстана кыргызов было не более 360­370 тыс., а их общее количество во всем Кыргызстане составляло около 650 тыс.

По переписи населения 1926 г., кыргызов оказалось 668,7 тыс., т.е., нулевой прирост численности их за 13 лет^[2]. Это было результатом жестокого подавления восстания 1916 г. и бегства кыргызов в Китай, низких темпов роста численности кыргызов из­за гибели в годы басмачества, широко распространенных болезней, голода – вечных спутников кочевых и полукочевых колониальных народов. От пагубных первичных, вторичных и последующих последствий таких несчастий кыргызы избавились лишь… в 60­е годы XX столетия! Так, с 1926 по 1959 г., т.е., за 34 года, число кыргызов увеличилось лишь на 25%, тогда как численность узбеков – жителей Кыргызстана выросла на 105, таджиков – на 115, дунган – на 84%^[3]. Как показали переписи населения последующих лет, темпы роста численности кыргызов приблизились к темпам роста других среднеазиатских народов только после 50­х годов.

Трудно представить, какими были бы последствия для кыргызского народа, если бы значительная часть его продолжала оставаться в Китае скитальцами­беженцами, умирать от массовых болезней, голода, продавать одних своих детей ради сохранения жизни другим, а оставшейся же на родине части кыргызов грозила ассимиляция соседними народами.

В такой обстановке установка XII съезда партии на необходи мость помощи правительства «туземным полупролетарским массам, поставленным разрухой под угрозу вымирания» имела судьбоносное значение для всего кыргызского народа.

Обусловленная конкретной спецификой Кыргызстана помощь правительства началась со спасения беженцев и решения аграрного вопроса, который затрагивал коренные интересы подавляющего большинства населения, и был единственным средством облегчения участи кыргызов.

В первые годы советской власти основное содержание аграрных преобразований составляло: наделение безземельных и малоземель ных хозяйств землей и обеспечение поливной водой, орудиями труда, скотом. Однако до 1921 г. землеустроительные работы осуществлялись в основном в районах с русско­украинским и местным оседлым населением, в районах же с кочевым и полукочевым кыргызским населением вопрос землепользования решен не был^[4]. Хуже того, продолжался захват крестьянами­ переселенцами «землицы, пропадающей втуне», после бегства кыргызов в 1916 году^[5].

3 февраля 1920 г. принимаются постановления ЦИК Туркестанской республики об оказании помощи кыргызам, эмигрировавшим в Китай. Днем раньше создается Особая комиссия по возвращению и устройству беженцев при ЦИК ТАССР, а на местах – уездные комиссии помощи беженцам­кыргызам.

На Особую комиссию были возложены следующие функции: вести через отдел внешних сношений переговоры с китайскими властями о свободном возвращении беженцев на родину; погашать их долговые обязательства, чтобы снять препятствия к возвращению; устраивать беженцев на прежних местах жительства и на участках, отводимых местными земотделами; возвращать им отобранные у них земли, постройки, скот и инвентарь* оказывать материальную помощь деньгами, продовольствием, сельскохозяйственным инвентарем, строительными материалами; входить с предложениями в местные совнархозы об организации разного рода мастерских и предприятий, необходимых для оказания помощи беженцам; содействовать их организации, используя для этой цели имеющиеся у комиссии денежные средства и материалы, которые были выделены правительством в сумме 100 млн. рублей. Таким образом, советская власть разработала и по мере возможности финансово обеспечила широкий комплекс мероприятий по спасению беженцев, возвращению их в родные места и устройству на родине.

23 марта 1920 г. Особая комиссия ТуркЦИКа издала приказ, в котором предлагалось всем гражданам, захватившим земли и пост ройки кыргызов и казахов в 1916 г., как самовольно, так и по разрешению администрации и должностных лиц свергнутых в 1917 г. правительств, «освободить таковые места, и с живым инвентарем, который был оставлен беженцами, и посевами, если такие произведены, в месячный срок со дня объявления приказа передать его законным владельцам»^[6].

Однако кулаки­переселенцы, как правило, не хотели добровольно возвращать захваченные земли, русское же трудовое население, как отмечалось в докладной записке Особой комиссии от 25 апреля 1920 г., «в этом отношении шло навстречу, возвращая немедленно беженцам скот и имущество»^[7].

25 мая 1920 г. Особая комиссия ТуркЦИКа вошла в Семиреченский облревком как отдел. При Совнаркоме ТАССР была создана комиссия по устройству беженцев.

На эти цели ей было выделено 50 млн. рублей.

Таким образом, вопросы возвращения и землеустройства, что по сути дела было спасением беженцев, стали предметом особой заботы государства, и это значительно ускорило процесс их возвращения на родину. Благодаря этому в 1920 г. численность населения в Каракольском уезде увеличилась на 195, а в Нарынском – на 45%. Всего к апрелю 1920 г., по данным Особой комиссии, в Семиречье возвратилось 300 тыс. кыргызов и казахов.

Думается, что цифра эта существенно завышена. Ведь в Китай бежали в основном жители Иссык­Кульской и Нарынской зон Кыргызстана. Жители же Чуйской и Таласской долин, т.е., почти половина из проживавших в Северном Кыргызстане 360–370 тыс. кыргызов, оставались в родных местах. Завышение же количества возвращенцев произошло из­за стремления членов комиссии показать свою работу с лучшей стороны, а также во имя «благополучия» и сокрытия сумм, «прилипших» к рукам нечестных лиц, из средств, выделенных для беженцев.

Следующим шагом в аграрных преобразованиях в Кыргызстане стала земельно­водная реформ. В подготовленном В.И. Лениным 22 июня 1920 г. проекте постановления Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу о задачах партии в Туркестане подчеркивалось: «… (1) уравнять землевладения русских и приезжих с местными; (2) раз бить, выселить и подчинить себе кулаков русских энергичнейшим образом»^[8]. Исходя из указаний В.И. Ленина, в конце июня 1920 г. ЦК РКП(б) в постановлении «Об основных задачах РКП(б) в Туркес тане» в качестве главной задачи выделил радикальное решение земельного вопроса, поскольку на почве неравенства в земле­ и водопользовании оставался еще нераспутанным сложный клубок противоречий между местным дыйканством и переселенческим русским кулачеством. 12–18 сентября 1920 г. состоялся V съезд КПТ. В осуществление постановления ЦК РКП(б) съезд вынес решение о проведении земельной реформы в Семиречье. У русских кулаков­переселенцев отбирались излишки земли сверх трудовой нормы и передавались безземельным и малоземельным дыйканам.

Под руководством Туркбюро ЦК РКП(б) и ЦК КПТ накануне реформы были укреплены партийные и советские организации. Все Советы были переведены на положение ревкомов. Еще в начале декабря 1920 г. в Семиречье выехали полномочные представители ТурЦИКа, СНК и Наркомзема ТАССР, в уездах создавались землеустроительные комиссии. Среди населения проводилась широкая разъяснительная работа, были изданы воззвания, а 5 февраля 1921 г. ЦИК Туркреспублики обратился к дыйканам и крестьянам с призывом к твердому и сознательному ее проведению и объявил о непреклонной воле советской власти возвратить кыргызской бедноте все самовольно захваченные у нее земли.

Восторженно встречало дыйканство мероприятия советской власти по переустройству земельных отношений. Состоявшийся 20 января 1921 г. в Аулие­Ате первый краевой съезд кыргызско­казахской бедноты, на котором присутствовало 600 делегатов, поддержал проведение земельно­водной реформы^[9].

В Кыргызстане земельная реформа началась зимой 1920— 1921 гг. с ликвидации выселок и водворения выселенцев на прежние места жительства. В начале 1921 г. в большинстве волостей Каракольского уезда уже производилась конфискация кулацкого имущества, часть которого раздавалась батракам. В апреле во всем уезде выселение самовольцев в основном завершилось. Из 13 поселков, возникших на захваченных у кыргызов землях, и 3 ликвидированных старожильческих селений было переселено 963 хозяйства. На их место вселили 1578 кыргызских семей.

В Нарынском уезде, где переселенцев было немного, их сселили в один поселок, в результате чего высвободилось около 15 тыс. дес. земельных угодий, предложенных под устройство кыргызов. В Пишпекском уезде за период с 15 марта по 20 апреля 1921 г. на изъятых у кулаков и самовольцев землях было устроено 4500 кыргызских семей. В Аулие­Атинском уезде, как отмечалось на заседании коллегии НКЗ Туркреспублики 9 апреля 1921 г., работа по проведению земельной реформы почти завершилась. В Южном Кыргызстане также шло выселение самовольцев в старожильческие села и наделение их землей по трудовой норме.

У подавляющего большинства получивших земли вчерашних безземельных батраков и малоземельных бедняков не было рабочего скота, сельхозинвентаря и даже семян. Поэтому конфискованный по реформе кулацкий скот и инвентарь передавались малоимущей бедноте, не имевшие инвентаря прикреплялись к зажиточным хозяйствам, распространялся опыт «супряги» – артельной обработки земли.

Однако при всей важности это не решало проблемы полностью. Основную ношу помощи бедноте взяло на себя государство. Во всех уездах Кыргызстана действовали кустарные артели и мастерские по изготовлению и ремонту сельхозинвентаря, было налажено обеспечение их углем, железом, инструментами. Огромную помощь оказывали рабочие центральных районов РСФСР – в декабре 1921 г. ими было направлено в Семиречье 15 тыс. серпов, 13 тыс. кос, 120 плугов, 6 жаток­сенокосилок, 350 тыс. аршинов мануфактуры, 200 пудов мыла, 100 пудов чая.

В 1921 г. дыйкане Аулие­Атинского уезда получили от государства 128,5 тыс. пудов семян, Пишпекского, Каракольского и Нарынского уездов – около 388 тыс. пудов, в том числе около 291 тыс. пудов пшеницы.

Земельно­водная реформа проходила через преодоление сопротивления кулачества. Уже в период подготовки реформы 5 ноября 1920 г. в Нарыне вспыхнул мятеж, во главе которого стояли кулаки. Руководители нарынской партийной организации и органов советской власти были расстреляны, многие арестованы, государственные склады разграблены. С помощью войск советская власть в Нарыне была восстановлена 20 ноября. Кулаки саботировали осуществление реформы, отказывались от засева отведенных им земельных участков, подбивая к этому и середняцкое крестьянство, скрывали в горах скот, зарывали в землю зерно, а иногда даже сжигали свое хозяйство. Надо сказать, что к этому подталкивали и левацкие перегибы, допущенные в проведении реформы, в виде изъятия земель и имущества середняков.

Сопротивление кулачества усилилось в связи с переходом к нэпу. Оно истолковывало новую экономическую политику как возврат к «старому доброму времени». Кулаки стали отбирать ранее принадлежавшие им, но переданные в ходе реформы кыргызской бедноте скот и инвентарь, разрушали дома и надворные постройки, занятые вселенцами. Они засыпали центральные и местные советские учреждения жалобами на реформу, используя в качестве мотивов для жалоб ошибки и перегибы, допущенные при ее проведении. В Пишпекском и Пржевальском уездах появились бандитские шайки, чинившие физические расправы над активом из кыргызской бедноты, по деревням распространялись прокламации и слухи антисоветского содержания.

Создавшееся положение потребовало вмешательства Туркбюро ЦК РКП(б) и Турккомиссии ВЦИК. Член Турккомиссии ВЦИК М.В. Фрунзе направил в адрес Пржевальского военкомата, райкома и горкома партии телеграмму, в которой говорилось: «… преступная шайка контрреволюционеров­кулаков, свившая гнездо в Пржевальском уезде, явно умышленно распространяет в массах преступную провокацию, сеет национальную рознь, разжигает вражду, совершенно забывая, что сзади них во всей мощи стоит многонациональная Россия. Пусть знают те, которые хотят нарушить порядок, что расправа с ними будет коротка»^[10].

11 января 1922 г. Компартии Туркестана было направлено письмо ЦК РКП(б). В нем говорилось: «Глубоко ошибочны и совершенно поверхностны выводы тех товарищей, которые считают, что проведение новой экономической политики в Туркестане должно подвести к пересмотру земельной политики советской власти, например, пересмотру семиреченской земельной реформы, возвратившей киргизскому населению захваченные у него земли. Эти выво ды – суть старое колонизаторство под новым флагом, совершенно ложно приписывающее советской власти готовность вернуть киргиза в кабалу к фермеру­кулаку»^[11].

31 августа 1922 г. с воззванием «Ко всему населению Семиреченской области» обратился М.И. Калинин. В нем решительно осуждалась антисоветская провокация кулаков, разоблачались распространяемые ими слухи «то о предстоящей отмене земельной реформы с помощью русской армии, то о якобы предполагаемом выселении всех русских из Семиречья». Он указывал, что земельная реформа проводилась с ведома и согласия ВЦИК в целях уравнения в правах на воду и землю местного и русского населения, поэтому то, что было проделано, «не подлежит никакому изменению». Отдельные недостатки реформы, допущенные из­за ее «ударного характера», ВЦИК поручил соответствующим органам устранить в кратчайший срок. Реформа объявлялась в основном законченной.

В дальнейшем землеустроительная работа велась планомерно. В результате земельно­водной реформы 1921–1922 гг. от упразднения самовольческих поселков, хуторов и заимок, выселения крупных кулацких хозяйств, изъятия излишков переселенческих наделов в фонд землеустройства поступило более 198 тыс. дес. удобной земли. В этот же фонд было передано более 200 тыс. дес. свободных государственных пахотных земель, сенокосов и пастбищ. Землю и пастбища получили 5970 безземельных и бедняцких хозяйств, было землеустроено около 11 тыс. хозяйств кочевников и полуко чевников. И только в 1923–1924 гг. в Северном Кыргызстане были землеустроены 22 наиболее густонаселенные волости. Образовано 294 земельных общества. На площади 1,5 млн. дес. было землеу строено 59842 хозяйства (44437 – коренного населения и 15405 – русского). В 1925–1927 гг. было землеустроено еще 125688 хозяйств, получивших 3,5 млн. дес. земли.

Значение земельно­водной реформы состояло не только в том, что вернули кыргызам незаконно отнятые у них земли, обеспечили наделом безземельных и малоземельных. Ее подготовка и проведение послужили поводом для дальнейшей консолидации кыргызского народа, придали массовый характер возвращению кыргызов на родину.

Помощь возвращенцам и их устройство стали действительно од ной из главных забот партийных и советских органов. 2 февраля 1921 г. Джетысуйский облревком объявил о бесплатном снабжении кыргызов­беженцев строительными материалами, а к концу сентября только в Каракольском уезде для беженцев было построено 557 домов, заготовлено 750 тыс. штук кирпича. По неполным данным, уездные комитеты беженцев Северного Кыргызстана к середине 1921 г. распределили среди беженцев более 20 тыс. аршинов мануфактуры, десятки тысяч пудов зерна, более миллиона рублей денег, тысячи голов скота, большое количество сельхозинвентаря, юрт и т.д. В декабре 1922 г. советское правительство отпустило дополнительные средства на их нужды, приняло постановление об освобождении возвращенцев от сельхозналога сроком на 5 лет.

Важным этапом решения аграрного вопроса в Кыргызстане стала земельно­водная реформа 1927­1928 гг. на юге республики, которая задержалась вследствие широко распространенного там басмачества, слабости советских органов и, наоборот, сильного влияния баев и мусульманского духовенства.

Реформа, осуществленная спустя 10 лет после Октябрьской ре волюции, завершила фактическую национализацию земли в этом районе, которая до реформы находилась в основном в руках зажиточных людей. В ходе реформы было экспроприировано 497 крупных хозяйств. Всего в распределительный фонд поступило 45777 га поливной и 22831 га богарной земли. Было землеустроено около 18600 хозяйств. Размер землепользования каждого из этих хозяйств увеличился в среднем в 5 раз. Дыйкане освободились от уплаты баям ренты в сумме примерно 1356 тыс. руб. в год.

Одним из самых главных прогрессивных последствий преобразований, осуществленных в Кыргызстане в 20­30­е годы, стал массовый перевод кыргызов на оседлость. Он означал реальное переустройство быта, хозяйственного уклада значительной части кыргызов на более высоком уровне цивилизованности.

Характерное для любого народа стремление к прогрессу, в том числе и к оседлости, было, конечно, присуще и кыргызскому народу. Та его часть, которая жила в более благоприятных для земледелия регионах, например в Ферганской долине, издревле вела оседлый образ жизни. Но массовому переходу к оседлости до революции меш али формировавшиеся в течение тысячелетий приспособленные к кочевому образу жизни традиции, а также и колониальная политика царской администрации, отнявшая у кыргызов пригодные для земледелия массивы земель.

Например, только в 1897 г. к уездным властям обратились с просьбой отвести им земли для перехода к оседлости 1085 семей (5425 душ) из Пишпекского уезда и 1038 кибитковладельцев – из Каракольского. Однако переходу к оседлости бедняков­кыргызов мешало не только противостояние кулаков, не желавших «делиться» захваченными удобными для пахоты землями, но и бай­манапы. Этим объясняются нередкие столкновения. Так, в июле 1897 г. на аил 120 букары Семизбельской волости напали 150 вооруженных сторонников местного манапа, было ранено 15 жителей аила. В Талкановской волости Пишпекского уезда в 1902 г. по ложному обвинению манапов были посажены в тюрьму Таштанов и Кадыров, возглавившие движение 150 семейств бедняков за переход к оседлости. Царская администрация со своей стороны также ставила перед желающими перейти к оседлости неприемлемые условия, в частности, принять христианство и нести воинскую службу^[12].

Положение изменилось лишь после установления советской власти. 27 марта 1919 г., например, кыргызское население Чуеничевской волости Пишпекского уезда (283 кибитковладельцев) изъявило желание перейти к оседлости и просило исполком нарезать для этого им участок в урочище Ири­Джар^[13]. 8 апреля 1920 г. общее собрание граждан с. Атайского решило принять временно проживавших в этом селе безземельных кыргызов – 52 юртовладельцев – «в свою среду общества и наделить наравне с гражданам с. Атайского как­то: пахотой и усадьбами…»².

Однако в начале 20­х годов еще не было условий для массового перехода кочевого населения к оседлому образу жизни. Поэтому даже во время земельно­водной реформы 1921–1922 гг. кочевников осело относительно немного. Сказывались отсутствие навыков земледелия, недостаток сельхозинвентаря, рабочего скота. Бывали случаи, когда вчерашние кочевники вследствие провокации кулаков, баев и манапов, из­за собственной неприспособленности к оседлой жизни, «перезимовав в поселках, с ранней весны уходили кочевать, бросая сады, пашни и огороды»^[14]. К моменту образования Киргизской автономной области на каждые 100 хозяйств в среднем приходилось 28 оседлых, 51 кочевое и полукочевое кыргызское и 21 хозяйство представителей других национальностей. В 1927 г. из 145114 кыргызских хозяйств 62% составляли кочевые и полукочевые.

Ускоренное оседание кочевого и полукочевого населения было необходимо и в целях повышения культурного уровня и материального благосостояния народа, обеспечения быстрейших темпов реконструкции хозяйства, позволяющей уйти от малоэффект ивного натурального и полунатурального уклада. Исключительно масштабная и сложная проблема перехода к оседлости требовала планомерности и предварительного проведения целого комплекса хозяйственных, культурно­воспитательных и организационных мероприятий. Вот почему переход основной массы кочевого и полукочевого населения Кыргызстана к оседлому образу жизни начался главным образом с 1931 г. К концу 20­х годов на оседлость перешли 42. тыс. кочевых и полукочевых хозяйств, но оставалось еще 85 тыс. таких хозяйств^[15].

В феврале 1931 г. состоялся второй пленум Киргизского обкома партии. В его резолюции «О состоянии и развитии животноводства» указывалось: «Социалистическая и техническая реконструкция, подъем культуры и улучшение материальных условий существования трудящихся масс кочевых и полукочевых районов находятся в теснейшей связи и зависимости от проведения мероприятий по оседанию последних»^[16].

В апреле того же года СНК Киргизской АССР утверждает план оседания по республике: 68 тыс. хозяйств из Сталинского, Нарынского, Ат­Башинсхого, Джеты­Огузского, Каракольского, Алайского, Кетмень­Тюбинского, Узгенского, Наукатского и Кызыл­Джарского районов. Было установлено, что «оседание должно проходить, в основном по линии:

а) полного землеустройства и водоустройства оседаю­щих хо зяйств с отводом им территорий для организации поселков, обеспечивающих коллективизацию оседающих хозяйств и создание постоянной и устойчивой кормовой базы для животноводства;

б) привлечения трудящихся масс кочевых и полуко­чевых районов в совхозы в качестве постоянных рабочих кадров;

в) привлечения трудящихся масс кочевых и полуко­чевых районов в качестве рабочих в промышленность и дорожное строительство всех видов»^[17].

Для руководства работой по оседанию в 1931 г. были созданы: 3 апреля – республиканский комитет при СНК, его возглавил предс едатель Совнаркома Ю.Абдрахманов; 18 октября – сектор при Наркомземе; 17 декабря – районные комитеты. Были разработаны и утверждены положения, по которым они действовали.

На республиканский комитет при СНК Киргизской АССР возлагались следующие обязанности: популяризировать среди широких масс кочевников идею оседания; определить районы оседания и разработать план его проведения; наметить мероприятия по экономическому и культурному подъему оседающих хозяйств.

К основным практическим мероприятиям по оседанию относились: нарезка земельных участков для оседающих бедняцко­ середняцких хозяйств; проведение работ по землеустройству, ирригации, до­рожному строительству в точках оседания; производственное, жилищное и культурно­бытовое строительство (возведение жилых домов, школ и библиотек, больниц, скотопомещений и т.д.); обеспечение оседающих хозяйств семенами, сельскохозяйственными орудиями, заготовка кормов; подготовка из оседающего населения кадров массовыхпро фессий для всех отраслей сельского хозяйства, особенно животноводства.

В мае 1931 г. мероприятия по осуществлению перевода кочевого населения на оседлость было ассигновано 370 тыс. руб., причем 300 тыс. из них было выделено из бюджета РСФСР. В третьем квартале того же года союзным правительством на эти же цели была предоставлена долгосрочная ссуда в 210,8 тыс. руб.

В июле 1931 г. состоялся третий пленум Киробкома, утвердивш ий мероприятия по переводу на оседлость кочевого населения на ближайшие годы. Оседание кочевников – 68 тыс. хозяйств – должно было завершиться в 1933 г.^[18] Задача, мягко говоря, нереальная. Далеко не полный подсчет, проведенный сектором оседания Наркомзема Киргизской АССР, показал, что для перевода на оседлость 30 тыс. хозяйств необходимо было 5000 бричек, 26 тыс. единиц различного столярного инструмента, большое количество пиломатериалов, стекла, гвоздей и т.п.

Промышленные предприятия республики давали все, что могли, но могли­то они тогда очень немного. Большую помощь республике оказывали предприятия РСФСР. В 1931 г. в районы массового оседания поступили наиболее дефицитные стройматериалы на общую сумму 24520 руб., в том числе в Ат­Башинский – на 5449 руб.; в Алайский – на 5806; в Джеты­Огузский – на 5993; Сталинский – на 7272 руб.

В первый год массового оседания была проделана значительная работа, как указывал Ю. Абдрахманов, лишь в части отвода земель­включающих 10247 хозяйств^[19]. по в сентяоре 1931 г. Средазбюро ЦК ВКПб) приняло постановление «О работе Киргизской парторганизации». Оно обязывало Киробком в течение 1932 г. закончить полностью работу по переводу на оседлость кочевых и полукочевых животноводческих хозяйств, осуществив ее «на базе коллективизации, классового землеустройства, ликвидации феодально­родовых пережитков»^[20].

Средазбюро «материально обеспечило» свою установку поручением Совнаркому Киргизской АССР выделить для этой работы из республиканского бюджета не менее 5 млн. руб. и просьбой в ЦК ВКП(б) об отпуске Совнаркомом СССР для Кыргызстана дополнительно 3 млн. руб.

В 1932 г. массовое оседание проводились в 12 районах республики.

Ассигнования на эти работы составляли 19950 тыс. руб., 26% из них – средства из бюджета Киргизской ССР, 10% – из бюджета РСФСР, 10,8% – средства долгосрочного кредита по колхозной системе, 3,2% – средства кооперации и 50% – средства оседающего населения. При этом население должно было взять на себя лишь 9% денежных расходов, а остальные покрывать личным трудом в строительстве собственного дома.

5 октября 1932 г. СНК СССР принял постановление «О сельском хозяйстве и животноводстве в Казахстане», которым предусматривались льготы кочевым и полукочевым хозяйствам Казахстана, переходящим на оседлый образ жизни. В специальном постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 25 октября 1932 г. указывалось, что это касается и Киргизии. В нем говорилось: «Распространить на кочевые и полукочевые животноводческие хозяйства в числе 60 тыс. хозяйств льготы, установленные постановлением СНК СССР от 5 октября 1932 года». На основании этого постановления бывшие кочевники в течение двух лет, начиная с 1 января 1933 г., освобождались от централизованных скотозаготовок и хлебозаготовок.

В реализации названного выше постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР Киробком ВКП(б) и Совнарком Киргизии 10 ноября 1932 г. принимают свои постановления. В них указано, что задачи «поселкового оседания» кочевых хозяйств «могут быть успешно выполнены только на основе добровольного и широкого участия и самодеятельности самих бедняцко­середняцких масс в борьбе с байством, манапством и их агентурой – правым уклоном (национализмом в этом вопросе) и левыми загибами». Обком и правительство республики предостерегали «от административного навязывания населению размеров поселка, колхоза и стандартных типов постройки, от искусственного механического соединения различных родов и т.д.

Дело в том, что в ходе осуществления перевода на оседлость во многих местах были допущены серьезные ошибки: перевод на оседлость сопровождался насильственнойколлек тивизацией, при этом почти повсеместно создавались колхозы вместо тозов; допускалась «гигантомания», т.е., создавались боль­шие поселки, что не всегда отвечало условиям горной республики; не всегда обоснованно и при участии населения выби­рались места для оседания, в результате многие созданные поселки, оказывались непригодными для жизни людей и оставались не заселенными (Алайский, Ат­Башинский и другие районы); в ряде районов без учета трудовых навыков и пред­почтений вчерашних кочевников внедрялось товарное зерноводство; в соответствии с решением IV пленума Киробкома (январь 1932 г.) исходили из принципа «при оседании кочевых хозяйств не допускать родовых поселков»^[21].

Все это отпугивало людей и тормозило переход к оседлости. В указанном уже постановлении Киробком и правительство Киргизии конкретизировали регионы и количество хозяйств, освобожденных от централизованных ското­ и хлебозаготовок на два года: это все колхозные и бедняцко­середняцкие кочевые хозяйства в Нарынском, Сталинском, Алай­Гульчинском, Кетмень­Тюбинском и Ат­Башин­ ском районах – всего 3973 хозяйств, а также 3 тыс. хозяйств в Балыкчинском районе, 1 тыс. – в Джеты­Огузском, 2 тыс. – в Кызыл­ Джарском, 2 тыс. – в Орозбековском, 1,5 тыс. – в Наукатском, 2 тыс. – в Таласском, 2 тыс. – в Кировском, 1,5 тыс. – в Каракольском, 1,5 тыс. – в Узгенском, 1,5 тыс. – в Сулюктинском, 1 тыс. – в Иссык­Кульском, 300 – в Джалал­Абадском (Тогуз­Тороо), 970 – в Калининском (Суусамыр) – всего 20270 хозяйств.

Кроме того, с этих хозяйств была списана государственная задолженность за прошлые годы и они освобождались на два года от различных государственных налогов и обязательных платежей. Наиболее удобной формой коллективизации в названных животноводческих хозяйствах было названо товарищество по совместной обработке земли и косьбе (тоз). Колхозникам разрешалось держать 2–3 коров, 10–20 овец, 10–20 свиней и поросят на хозяйство^[22]. Это было значительно меньше, чем устанавливалось ЦК ВКП(б) и союзным правительством, которые, учитывая специфические особенности Казахстана и Кыргызстана, разрешали колхозникам этих республик иметь в индивидуальном пользовании в животноводческих районах до 100 овец, 8–10 голов крупного рогатого скота, 3–5 верблюдов, 8–10 табунных лошадей на хозяйство.

Предоставление льгот кочевым и полукочевым хозяйствам сыграло исключительную роль в дальнейшем осуществлении перевода кочевн и ков­скотоводов на оседлость. Они более сознательно и организованно стали переходить к оседлости.

В 1932 г. во всех районах успешно велось жилищное строительство. Государство в помощь оседающим выделило 61700 кубометров строительных материалов. Задание по строительству домов было выполнено на 153%, возведено 52 школы, 12 больниц и 107 хозяйственно­производственных помещений. На все эти мероприятия только государственных средств было израсходовано 15 млн. 193 тыс. руб. В общей сложности на оседлость в 1932 г. было переведено 35,5 тыс. хозяйств^[23]. Возникло 105 новых поселков.

Большую заботу о кочевниках проявляли рабочие Ленинграда, Москвы и других городов РСФСР. Так, в 1932 г. исполком Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся принял решение оказать всемерное «содействие и помощь необходимыми материалами по обеспечению перехода кочевников на оседлость». Примеру ленинградцев последовали и другие города России. Так, только один Сталинский район в Киргизской АССР в течение 1932–1933 гг. из России в порядке бескорыстной помощи получил 11665 т цемента, 2022 кг сортового железа, 9480 кг гвоздей, 100 ящиков стекла, 750 кг охры, 1680 кг олифы, большое количество фанеры и т.д.

Из справки правительства Киргизской АССР IV съезду Советов республики (январь 1935 г.) видно, что особое место в общей систе ме мероприятий по землеустройству в Кыргызстане в 1931­1934 гг. занимали работы по переводу кочевого и полукочевого населения на оседлость. Мероприятиями по землеустройству кочевников было охвачено более 40 тыс. трудовых хозяйств, образовано более 160 по селков, отведено до 2,5 млн. га пахотопригодных земель, сенокосов и выпасов. Обеспеченность посевами одного хозяйства здесь составила 3,6 га, т.е., почти столько же, сколько в оседлых районах^[24].

За эти 4 года на проведение мероприятий по переводу на оседлость было отпущено около 34 млн. руб., в том числе из бюджета СССР – 9864 тыс. руб., РСФСР – 4518 тыс., Киргизской АССР 5582 тыс., за счет сельхозкредита – 3045 тыс. и из средств самого населения – 19803 тыс. рублей.

В 1935­1937 гг. в жизнь плановые мероприятия перевода к оседлости проводились более успешно. Вместо 8459 жилых домов, как предусматривалась правительственной программой на эти годы, было построено 13085.

В целом за 1931­1937 гг. на оседлость было переведено около 78 тыс. кочевых и полукочевых хозяйств, а если считать число осевших в период с 1918 по 1937 г., то их было 142 тыс. хозяйств, или почти 600 тыс. человек. Однако переход на оседлость к этому времени еще не был завершен. Прямые затраты на эти мероприятия в 1938­1939 гг. составили 8903,2 тыс., а в 1940 г. – 1173,95 тыс. руб.^[25]

Деятельность советской власти, направленная на возвращение кыргызов­беженцев на родину, восстановление законных прав кыргызов на сбереженные всеми поколениями предков и оставл енные будущим потомкам земли, перевод кочевников и полукочевников на оседлость имели судьбоносное значение для народа.

Все эти меры спасли почти треть кыргызов от трагической судьбы скитальцев на чужбине, а остальных – от насильственного переселения на неудобья Внутреннего Тянь­Шаня. Значение пе рехода кочевого населения к оседлости состояло и в том, что это, избавив киргизов от часто повторяющихся голода и эпидемических болезней, создало условия для быстрого роста их численности. Если за 34 года (1926–1959 гг.) количество кыргызов увеличилось лишь на 25%, то за последующие 11 лет (1959–1970 гг.), когда уже в полной мере проявились последствия оседлого образа жизни, – на 53,5%. Это поистине благотворное судьбоносное следствие советской политики, отрицать которое не может ни один здравомыслящий и непредубежденный человек. Для сравнения приведем данные о росте численности населения Монголии, оставшегося по­прежнему кочевым: население этой страна за 48 лет (1918­1956 гг.) увеличилось на 30%^[26]. По­видимому, эти цифры прироста населения следует считать оптимально достижимыми в архаичных условиях кочевого образа жизни.

[1] Советский Кыргызстан за 40 лет: Стат. сб.  Фрунзе, 1966.  С. 16.

[2] Киргизия за годы Советской власти: Юбил. стат. ежегодник.  Фрунзе, 1977.­С. 11.

[3] «Там же.  С. 111 (подсчет наш).

[4] Орузбаев Л., Жунушев К., Мансурходжаев С. Народное хозяйство Киргизии в период Октябрьской революции, гражданской войны, иностранной интервенции (1917­1920 гг.).  Фрунзе, 1962.  С. 41.

[5] Погорельский Л., Батраков В. Экономика кочевого аула Киргизста на. М., 1932.­С. 192.

[6] Правда (Верный).  1920.  30 марта.

[7] История Киргизской ССР.  Т. 3.  Фрунзе, 1986  С. 244.

[8] Ленин В.И. Поли. собр. соч.­Т. 41.  С. 153.

[9] Образование и деятельность Коммунистической партии Туркестана. Летопись событий (1917–1924 гг.).  Ташкент, 1966.  С. 232–233.

[10] ЦГА ПД РК, ф. 14, оп. 14, д. 7, л. 39.

[11] ЦК ВКП(б) и Союзное правительство о Киргизии.– С. 78.

[12] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 221.

[13] Советский Киргизстан в документах. 1917­1967.  Фрунзе, 1983. – С. 71, ² Там же.  С. 75.

[14] Погорельский П. К вопросу о теории и практике оседания кочевников // Революционный Восток.  1934.  № 5.  С. 188.

[15] История Киргизской ССР.  Т. 3.  С. 408, 427.

[16] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 356.

[17] Советский Киргизстан в документах. 1917­1967.  С. 201.

[18] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 378.

[19] ЦГА РК, ф. 23, оп. 4, д. 548, л. 218.

[20] КПСС и Советское правительство о Советском Кыргызстане: Сб. док, (1917–1974 гг.).  Фрунзе, 1974.  С. 99.

[21] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 415.

[22] Советский Кыргызстан в документах. 1917–1967.  С. 206«207.

[23] Бактыгулов Д С. Социалистическое преобразование кыргызского аила. С. 127

[24] Советский Кыргызстан в документах. 1917­1967.  С. 209­210.

[25] ЦГА ПД РК, ф. 56, оп. 4, д. 350, л. 22.

[26] Население Земного шара: Справочник. – М, 1965. – С. 175.

 

3. Создание основ хозяйственного подъема

Обеспечение землей и перевод на оседлость в условиях Кыргызстана еще не означали создания достаточных условий для ко ренного изменения хозяйственного уклада с тем, чтобы созданная на его основе экономика стала материальной базой нового общест венного строя.

Нужны были новые формы хозяйственных связей, высокопроиз водительная техника, орудия труда, широкомасштабная ирригационная работа, особенно в условиях Средней Азии, где плодородная земля без воды – пустырь, а с водой и каменистая почва плодородна.

Ирригация на территории Кыргызстана, особенно в его южных районах, имеет древнюю историю. Интенсивное развитие орошаемого земледелия некоторые ученые относят к V в. до н.э. Археологические раскопки древнейших каналов позволяют считать временем начала освоения земледельцами оазиса эпоху бронзы.

История развития ирригации Кыргызстана обстоятельно исследована И. Семеновым и А. Рахимовым^[1], мы же остановимся лишь на некоторых моментах, на наш взгляд, имеющих ключевое значение в понимании всей совокупности мер в новое и новейшее время по переустройству экономического уклада в крае и жизни его населения.

Ирригационное строительство в Кыргызстане заметно оживилось после присоединения его к России, которое сопровождалось увеличением товарного зерноводства и особенно хлопководства. Общеизвестно, что еще до революции были составлены проекты нескольких ирригационных сооружений, а по отдельным из них начаты строительные работы. Так, в 1910 г. была организована Чуйская изыскательская партия под руководством инженера­гидро­техника, впоследствии профессора В.А. Васильева. К 1913 г. ею был составлен первый перспективный проект орошения из реки Чу. Предусматривалось регулирование стока реки путем строительства Орто­Токойского водохранилища. В качестве первоочередных работ намечалось строительство Ат­Башинской и Георгиевской оросительных систем с водозаборным узлом у Чумышских скал, а также Самсоновской – в верхнем течении р. Чу и Краснореченской.

В 1915 г. было начато строительство Чумышской плотины и Ат­Башинской оросительной системы, но вскоре в связи с войной работа была свернута до минимальных размеров. К этому времени орошаемые площади в Чуйской долине составляли не более 100 тыс. га, т.е., около 1/6 части земель, пригодных к орошению. Всего в нынешних границах республики площадь орошаемых земель к началу первой мировой войны не превышала 432 тыс. га.

Широкая ирригационная работа в Кыргызстане, как и во всей Средней Азии, началась в советский период по инициативе В.И. Ле нина. Подчеркивая особую важность мелиорации земель, он предложил включить специальный пункт в Программу партии, при нятую VIII съездов РКП(б).

Он гласит: «В особенности РКП отстаивает:

• всемерную государственную поддержку сельскохозяйственной кооперации, занятой переработкой продуктов сельского хозяйства;
• широко проведенную систему мелиорации…»^[2].

Выбранный курс в отношении мелиорации базировался на понимании огромного хозяйственного и социально­политического значения ирригационных работ, ибо, как писал Ленин, «орошение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму»^[3].

В начале 1918 г. В.И. Ленин встречается со специалистами­ирригаторами, работавшими в Туркестане еще в дореволюционное время. Декретом Совнаркома РСФСР от 3 мая 1918 г. в составе Главного управления Комитета государственных сооружений создается Управление по сооружению объектов водного хозяйства. 17 мая декретом СНК РСФСР «Об организации оросительных работ в Туркестане» для оросительных работ в крае выделяется 50 млн. руб. (золотом), из них 3 млн. руб. предназначается на постройку ирригационных систем в долине р. Чу.

Однако с началом гражданской войны оросительные работы в Кыргызстане были прерваны. Ревком Киргизской автономной области в отчетном докладе констатировал, что к 1920 г. посевные площади в Кыргызстане уменьшились по сравнению с 1913 г. под зерновыми культурами на 50%, под техническими – на 39,9, под кормовыми – на 76,9%. В уездах Северного Кыргызстана поливная площадь сократилась в 1920 г. до 282,4 тыс. га против 438,4 тыс. га в 1914 г. Многие из ранее орошаемых посевных массивов были выведены из сельскохозяйственного оборота из­за крупных разрушений ирригационных систем.

Ирригационные работы возобновились с окончанием гражданской войны. Семиреченский военно­революционный комитет в

1920 г. на продолжение ирригационных работ в Чуйской долине выделил 200 тыс. руб. В 1922 г. по указанию В.И. Ленина составляется пятилетний план реконструкции ирригационных сетей Средней Азии. На эти цели правительством РСФСР до 1924 г. было направлено более 10 млн. руб. золотом.

Благодаря принятым мерам в 1923­1928 гг. в Кыргызстане были восстановлены оросительные системы, введены в сельскохозяйственный оборот новые площади. За счет крупных по тому времени государственных капиталовложений (2439 тыс. руб. в 1926/27 и 3244,9 тыс. руб. в 1927/28 хозяйственных годах) были построены каналы инженерного типа: Краснореченский и

Самсоновский (на правобережье р. Чу). На юге республики были восстановлены каналы «Мырза­Арык» из р. Кара­Дарья, «Янги» из р. Куршаб, «Найман» из р. Чили­Сай, переустроен канал «Урман» из р. Кугарт­Сай. В результате такой работы орошаемые площади в республике в 1928 г. увеличились до 465 тыс. га, т.е. дореволюционный уровень был превзойден более чем на 30 тыс. га, а к началу 1929 г. они уже составляли 519,7 тыс. га^[4].

Начатое еще до революции строительство Чумышского гидроузла было завершено в 1934 г. Он обеспечил орошение 22 тыс. га земель в Кыргызстане по Ат­Башинскому каналу и 22 тыс. га в Казахстане – по Георгиевскому каналу. Кроме того, на этих каналах позже были построены гидроэлектростанции мощностью 400 и 1400 квт.

В ходе строительства Чумышского гидроузла дорабатывалась «Схема ирригации энергетического использования водных ресурсов Чу и развития орошения в Чуйской долине для территории Киргизии и Казахстана». Схемой площадь орошения определялась до 315 тыс. га без устройства серии водохранилищ, а при устройстве Орто­Токойского, Чумышского, Ташуткульского водохранилищ – до 568 тыс. га, в том числе 370 тыс. га на территории Кыргызстана, против 242 тыс. га, предусмотренных первоначально.

19 июля 1937 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР принимают постановление «О мероприятиях по усилению хозяйственного и культурного развития Киргизской ССР». Постановлением поручалось: НКЗ СССР наряду с другими важными мероприятиями предусмотреть в плане 1938 г. окончание строительства Чуйской ирригационной системы и завершение изысканий, составление проектов и начало строительства по ирригационным объектам «Киргизский хребет» и «Араван­Сай», а ЦК КП(б) Киргизии и СНК Киргизской ССР, используя выделенные НКЗ СССР долгосрочный кредит и материальные средства, развернуть подготовительные работы по строительству мелких колхозных гидроэлектростанций, что существенно содействовало бы дальнейшему развертыванию ирригационного строительства и комплексному использованию водных ресурсов^[5].

II съезд Компартии Киргизии, состоявшийся 3–15 июля 1938 г., обязал ЦК обеспечить выполнение указанного постановления и потребовал «форсировать коренную реконструкцию основных ирригационных систем республики, приняв меры к упорядочению технической эксплуатации существующих ирригационных систем»^[6].

Усилия партийных, советских, хозяйственных органов республики сконцентрировались на введении в строй незавершенных объектов и строительстве ряда новых ирригационных сооружений. В 1939 г. завершились строительство Кара­Дарьинской ирригационной системы в Сузакском районе, большого Нарынского канала протяженностью 20 км для орошения 1,3 тыс. га, а также переустройство Караунгурской ирригационной системы. Развернулось строительство канала Кара­Су­Кара­Балты, Ново­Павловского водохранилища и ряда других объектов по регулированию стока рек Кыргызского хребта.

В целом в 1928­1939 гг. в ирригационное строительство рес публики было вложено 112,3 млн. руб. государственных средств. Площадь орошаемых земель в 1939 г. составила 732 тыс. га^[7]. Ирри гационное строительство стало поистине народным движением.

В апреле 1939 г. Ошский окружной комитет партии поддержал инициативу тружеников Кара­Су некого района о строительстве оросительного канала, давно планировавшегося Управлением водного хозяйства. Канал им. 1 Мая, проведенный за 10 дней, стал первой народной скоростной ирригационной стройкой в республике. В этом же году методом народной стройки были построены ирригационные объекты в бассейне р. Кара­Балты и Кара­Су, каналы «Жантай» во Фрунзенской области, «Гулян­Сай» и «Кызыл­Эмгек» – в Ошской, «Кайрат» – в Джалал­Абадской и др.^[8]

В феврале 1940 г. народной стройкой было объявлено соору жение двух водохранилищ в Сокулукском районе, в марте введен в строй 17­километровый канал им. Энгельса в Базар­Курганском районе, обеспечивший орошение 1000 га пашни, затем канал им. VI сессии Верховного Совета СССР в Сузакском районе (600 га) и «Новооктябрьский» в Октябрьском районе. Труженики Араванского, Кара­Суйского и Ошского районов, вышедшие на строительство первой очереди Араванского канала, обязались проложить канал за 10 дней, а закончили работу за 8.

Работы по строительству второй очереди канала также были завершены досрочно. Канал удлинился на 97 км.

Воду получили 4,5 тыс. га новых земель, из них 2 тыс. га в Туя­Муюнской долине. В некогда пустовавшей степи образовалось 4 колхоза, в основном за счет перешедших на оседлость бывших кочевников высокогорных урочищ Кичик­Алай, Алайку и Кожокелен.

В результате таких подлинно всенародных строек в республике в 1939­1940 гг. было построено 25 каналов общей протяженностью 295 км, что позволило оросить 16.5 тыс. га новых земель и повысить водообеспеченность на 20 тыс. га^[9].

16 марта 1940 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) принимают постановление «О строительстве Орто­Токойского водохранилища и Большого Чуйского канала», что должно было обеспечить прирост орошаемых земель на 70 тыс. га в Кыргызстане и на 10 тыс. га в Казахстане. 25 апреля СНК и ЦК ВКП(б) Киргизии принимают постановление, предусматривавшее большой круг хозяйственноо рганизационных и партийно­политических мероприятий по строительству указанных объектов с весны 1941 г.

Учитывая положительный опыт имевших место в республике скоростных строек, было решено соорудить методом народной стройки Большой Чуйский канал (БЧК). Предусматривалось, что колхозы будут принимать долевое участие в строительстве БЧК и доля их составит до 50% стоимости всех работ. 10 мая 1941 г. закончилась разбивка трассы канала по участкам (всего 12 строительных участков, на 10 из которых работали кыргызстанцы, а на 2 – казахстанцы).

С этого дня на 140­километровой трассе канала началась работа. В среднем каждый работающий выполнял норму почти на 160%. За 40 рабочих дней (с 10 мая по 23 июня 1941 г.) годовой план строительства Большого Чуйского канала был выполнен на 39%, а долевого участия – на 50,7%.

В то же время велось строительство Отуз­Адырского канала (где самоотверженно трудились более 20 тыс. человек), Араванского (12 тыс.), Наукатского (13 тыс.). Однако не все из намеченного было построено – помешала самая разрушительная в истории человечества война.

И тем не менее к весне 1941 г. площади поливных земель Кыргызстана достигли 794 тыс. га, т.е. на 57% был превзойден уровень 1928 г. Однако увеличение орошаемых земель не соответствовало быстрому росту населения республики, в том числе и за счет миграции из других регионов. Если в 1926 г., по нашим подсчетам, на каждого жителя Кыргызстана приходилось 0,63 га поливной земли, то в 1939 г. – 0,51 га.

Как видим, мероприятия, направленные на расширение орошаемых земель, в отличие от других мер по переустройству аграрного сектора почти всегда становились общенародным делом и проводились с огромным энтузиазмом масс. Главная причина этого, на наш взгляд, заключается в том, что эти преобразования не имели идеологической, классовой окраски, не только не противоречили, а в полной мере совпадали с жизненными интересами и потребностями всех слоев населения независимо от их классовых, национальных и иных различий. Совместный и самоотверженный труд для общего блага на стройках, на основе здоровой соревновательности, стал подлинной школой взаимопонимания, взаимоуважения, взаимопомощи, которые в сумме своей называются великим словом Дружба!

Переустройство земельных отношений сопровождалось развитием кооперации. Уже в 1921 г. в Кыргызстане насчитывалось около 30 кредитных товариществ. В 1923 г. ими было выдано ссуды более 80 тыс. руб. золотом и 22 тыс. червонных рублей. В дальнейшем сеть кредитной сельхозкооперации быстро росла. В 1922/23 г. кредитных товариществ стало 56, в 1923/24 г. – 77, в 1924/25 г. – 201. Получившие землю дыйкане нашли в кооперации надежный источник снабжения льготным кредитом, рабочим скотом и сельхозинвентарем.

В.И. Ленин подчеркивал, что только переход к крупному коллективному хозяйству, основанному на кооперативной форме собственности, обеспечит крестьянам зажиточную и культурную жизнь. Но решиться на такой шаг крестьяне могут, только убедившись в преимуществах кооперации, будучи материально заинтересованными в переходе к такому хозяйству. Кооперация должна была, как отмечал в свое время Н.И. Бухарин, «привлекать крестьянина тем, что она дает ему непосредственные выгоды. Если это кооперация кредитная, то он должен получить дешевый кредит, если это кооперация по сбыту, то он должен более выгодно продать свой продукт и быть от этого в выигрыше. Если он хочет закупить что­нибудь, то он должен это делать через свою кооперацию, он должен получать через кооперацию более добротный и более дешевый товар и таким путем строить кооперацию дальше».^[10]

Главными принципами ленинского кооперативного плана были добровольность и постепенность перехода крестьян от низших форм кооперации, охватывающих преимущественно сферу снабжения, взаимопомощи и сбыта, к высшим ее формам, распространяющимся и на производство.

Прошлая и современная аграрная практика показывает, что разделение труда в вопросах снабжения, сбыта, согласованные действия в масштабах и направлениях сельскохозяйственного про изводства, т.е. кооперирование в широком и исконном смысле слова, единственный путь повышения эффективности сельскохозяйственного производства. Крестьянину, арендатору или фермеру в реальных, а не «сочиняемых» условиях республики в одиночку нельзя было обеспечить удовлетворение потребности всего общества в сельскохозяйственной продукции, добиться резкого повышения производительности своего труда. Это доказано и историей сельскохозяйственного производства нашей страны того периода, когда кооперирование крестьян шло по ленинской идее, без сталинских извращений. Для более полного понимания роли и значения кооперации в ленинском смысле, считаем нужным восстановить ленинскую субординацию или взаимосвязи кооперации с новой экономической политикой. Ибо до последнего времени в нашей историографии кооперация рассматривалась как деревенская форма, подчиненная часть новой экономической политики, хотя для Ленина связь и соотношение политики кооперации и нэпа были совершенно иными.

В.И. Ленин, считая, что «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией – это есть строй социализма»^[11], в кооперации видел часть конечной цели, а в новой экономической политике, хотя и введенной «всерьез и надолго», – лишь политику переходного периода от капитализма к социализму. Поэтому он указывал: «Не кооперацию надо приспосабливать к нэпу, а нэп к кооперации»^[12] с тем, «чтобы достигнуть через нэп участия в кооперации поголовно всего населения»^[13].

Следовательно, нэп как политика переходного периода по ленинскому замыслу должен был не только осуществляться через кооперацию, но и иметь в качестве одной из целей максимальное развитие кооперации, ее превращение во всеобщую форму социальн ой организации населения страны. Ибо в то время требовалось, как подчеркивал В.И. Ленин, – «только» одно: сделать наше население настолько «цивилизованным», чтобы оно поняло все выгоды от поголовного участия в кооперации и наладило это участие. «Только» это. Никакие другие премудрости нам не нужны теперь для того, чтобы перейти к социализму».

В.И. Ленин никогда не указывал сколько­нибудь определенных сроков социалистического переустройства мелкого крестьянского хозяйства на основе кооперации. Наоборот, он всегда подчеркивал, что это длительный процесс. В статье «О кооперации» говорилось о том, что для вовлечения «поголовно всего населения» в кооперацию потребуется «целая историческая эпоха. Мы можем пройти на хороший конец эту эпоху в одно­два десятилетия»^[14].

Речь шла обо всех формах кооперации, а не только о колхозной. Колхозы же в то время считались одной из форм кооперации, притом создаваемых не от хорошей жизни. Н.И. Бухарин, например, считал, что безлошадная и безинвентарная крестьянская беднота, которая не в состоянии справиться со своим наделом, неизбежно будет тяготеть к колхозам, а не к товариществам по сбыту, «потому что, по сути дела, им и сбывать­то почти нечего… Поэтому колхозы являются естественной формой организации бедняцких хозяйств»^[15]. Середняцкие же хозяйства, стоящие на ногах прочно, могут организовываться, считал Бухарин, в кооперации «и по линии закупок, и по линии сбыта, и по линии кредита. Основной массой, основным ядром крестьянства, является в первую очередь крестьянин­середняк. Поэтому основной формой кооперации является точно так же сельскохозяйственная кооперация соответствующего вида»^[16]. Иными словам, Бухарин основной и массовой формой кооперации считал сбытовые, закупочные и кредитные кооперации, объединявшие основную часть крестьянства.

VIII съезд РКП(б) в своей резолюции об отношении к среднему крестьянству подчеркивал, что «среднее крестьянство, имеющее сравнительно крепкие экономические корни, будет держаться довольно долгое время. Поэтому тактика партии и правительства должна быть рассчитана на длительный период сотрудничества. Кооперативные движения среди них в целях поднятия сельского производства должны находить со стороны государства широкую финансовую и организационную помощь». Съезд подчеркивал, что ценны лишь те объединения и товарищества крестьян, которые проведены самими крестьянами по их свободному поиску и выгоды коих проверены ими на практике. Чрезмерная торопливость в этом деле вредна, ибо способна лишь усиливать предубеждения среднего крестьянства против новшеств»^[17].

СНК РСФСР декретом от 27 мая 1921 г., отдавая руководящие указания органам советской власти на местах о принятии необходимых мер к всемерному развитию сельскохозяйственной кооперации, категорически потребовал: «Не стеснять крестьян… в свободном распоряжении производимым ими товаром…»^[18].

ЦК РКП(б) в письме всем партийным организациям от 16 марта 1922 г., подчеркивая особое значение кооперации в развертывании сельскохозяйственной политики, подчеркивал, что кооперация лишь тогда охватит широкие массы крестьянства, когда «возьмет на себя обслуживание всех нужд земледельческого производства: в отношении кредита, снабжения хозяйства средствами производства, организации сбыта его продуктов и пр.»^[19]

XII съезд РКП(б), указав на ускорение имущественного расслоения крестьянства в условиях новой экономической политики, когда зажиточный крестьянин, став основным кредитором своего соседа – мелкого крестьянина, получает экономическую и политическую власть над последним, подчеркнул гигантскую «важность вопроса о создании такого доступного мелким и мельчайшим крестьянам государственного и кооперативного кредита, который мог бы включиться в экономические отношения крестьянства против кулака»^[20].

В резолюции XIII съезда РКП(б) уточнялась задача кооперации в деревне. Она сводилась не только к тому, чтобы дать крестьянскому хозяйству дешевые товары, т.е., организовать его как потребителя. «Кооперация, – указывалось в резолюции, – должна организовать крестьянина и как производителя, и с этой точки зрения развитие сельскохозяйственной производственной кооперац ии имеет колоссальнейшее значение». Поэтому особое внимание должно было быть обращено «на развитие уже складывающихся форм производственно­сбытовых объединений (Маслоцентр, Льноцентр, Союзкартофель и т.п.)…»^[21].

Считая нецелесообразным применение каких­либо администрат ивных мер против вырастающей на почве свободной торговли бурж уазной (кулацкой) верхушки в деревне, признавая необходимым поддержку трудового крестьянского хозяйства, поскольку оно является проводником лучших способов ведения хозяйства, III съезд Советов СССР, состоявшийся в мае 1925 г., заявил, что политика советской власти должна быть направлена на действительную помощь бедняцким и середняцким элементам крестьянства в поднятии их хозяйства, материального благосостояния и политического и культурного роста их. Объединение этих слоев крестьянства путем кооперации, в первую очередь сельскохозяйственной и кредитной, признавалось единственно правильным путем подъема их «хозяйственной силы»^[22].

Политика партии, направленная на всемерное развитие коопе рации и в первую очередь кредитной и сбытовой, исходила из оп ределения сущности кулака как слоя зажиточного крестьянства, тяготевшего к преумножению богатства за счет ростовщичества, торговли (в первую очередь посреднической) и т.д. Отсюда и разграничение его и трудового крестьянства, создающего ценности (независимо от объема) трудом на земле силами собственной семьи. Позже и эти понятия были деформированы до неузнаваемости: стали считать коров и лошадей, оценивать дом и прочее, уже независимо от того, трудом они нажиты или спекуляцией.

И на XV съезде ВКП(б), состоявшемся в декабре 1927г., за которым необоснованно закрепилось название «съезда коллективи зации», речь шла о развитии всех форм кооперации. Ни сроков, ни единых форм (в виде колхозов), ни способов (путем администрирования) кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал.

Объявив объединения и преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы основной задачей партии в деревне, съезд категорически указал, «что этот переход может происходить только при согласии на это со стороны трудящихся крестьян…»¹ На базе различных форм кооперации крестьяне должны были убедиться в преимуществах коллективного труда. И при условии полного кооперирования страна, как писал В.И. Ленин, «стала бы обеими ногами на социалистическую почву»^[23].

На территории Кыргызстана простейшие формы кооперации, как отмечалось, начали образовываться сразу же после окончания гражданской войны. 8 марта 1920 г. пленарное заседание Туркес танского краевого комитета РКП(б) принимает решение по профессиональному и кооперативному строительству, в котором констатируется, что наиболее подходящей формой объединения мелкого производителя – кустаря и дыйканина должна быть кооперация: производственная, потребительская, сельскохозяйственная, кредитная. Среди кочевого населения предлагалось создание потребительских, а где можно – и производственных кооперативов^[24]. Осенью 1922 г. высшие органы власти Туркестанской АССР принимают решение о создании кредитных, ссудосберегательных кооперативных товариществ, которые обеспечивали бы своих членов льготными ссудами и помогали бы им в других хозяйственных нуждах. В 1923 г. образовывается Среднеазиатский сельхозбанк. В 1924 г. «Турксельхозсоюз» преобразовывается в Союз союзов, который имел особый отдел по кооперированию трудящихся­кочевников. Отдел проводил значительную работу по развитию кооперативного движения. 16 февраля 1924 г. в Кыргызстане основано скотоводческое товарищество «Чолпон», а 4 января 1925 г. – «Аксай», способствовавшее вовлечению кыргызских кочевых хозяйств в кооперативы. К октябрю 1925 г. в КАО насчитывалось 232 сельскохозяйственных кооперативных объединения, в которых было 21739 членов, или около 10­12% хозяйств.

Первая областная партийная конференция (март 1925 г.) констатировала: «Захват розничного рынка частным капиталом лиш ний раз подтверждает чрезвычайную слабость нашей кооперации и выдвигает перед нами ударную задачу всемерного ее расширения»^[25]. Конференция поставила задачу расширения и укрепления сельхозкооперации в первую очередь в Каракольском, Джалал­ Абадском и Ошском округах.

Второй пленум Киробкома (июнь 1925 г.) указал на необходимость усиления работы но вовлечению скотоводов в сельскохозяйственную кооперацию (скотоводческие товарищества)^[26].

Вопрос о перспективах кооперативного строительства рассматривала и вторая областная партийная конференция (ноябрь 1925 г.). Она вскрыла ряд причин слабости кооперативного движения: это увлечение большинством кооперативных объединений торговлей потребительскими товарами и недостаточное внимание организации сбыта продуктов крестьянского хозяйства и обслуживанию кредитов членов товарищества, незначительность оборотных средств, нехватка надлежащего учета, грамотных экономических расчетов, отсутствие опыта, особенно в скотоводческих районах, а зачастую и административное вмешательство в деятельность кооперации, неправильный подход к подбору правлений^[27] и т.д.

Надо сказать, что существовали разные точки зрения на кооперирование кочевников. Так, в соответствии с одной считалось, что «род» является «идеальной» базой для организации кооперативов, и без опоры на «родовую организацию» всякие попытки кооперативного строительства обречены на неудачу. Предлагалось также использовать некоторые традиции и элементы «родового» быта в целях развития и укрепления кооперативного движения в кочевьях и направлять усилия на «подтачивание» основ «родовых отношений» в аилах. Высказывались также предложения создавать кооперативные объединения не по «родам», а с учетом экономических интересов трудящихся и предлагалось при вовлечении кочевого крестьянства в кооперативы строго придерживаться классового принципа^[28].

При преобладании в то время классового подхода во всем и здесь верх взяла третья точка зрения. Между тем развитие кооперативного движения на основе выработанной столетиями своеобразной «родовой» кооперации, о наиболее характерных чертах которой речь шла выше, не отталкивало бы людей и дало бы больший эффект и в организационном, и в хозяйственном смысле.

Положительную роль в распространении кооперативного движения сыграл Кооперативный совет Киргизской АССР, созданный в мае 1926 г. Совет занимался расширением всей сети кооперации, способствовал установлению правильных взаимоотношений кооперации с государственными органам и другими организациями и т.д.

IV областная партийная конференция (ноябрь 1927 г.), отмечая значительный рост кооперативного движения, которое охватывало уже ряд скотоводческих районов, указала, что приток в кооперацию бедноты, особенно в районах Нарына и Таласа, незначительный.

Для того, чтобы заинтересовать бедноту, дать почувствовать реальную пользу от кооперирования конференция предлагала предос тавлять кооперативной бедноте и батрачеству заработок по обслуживанию кооператива (перевозка товаров, заготовка дров, тар ы и т.п.); проводить льготное обслуживание бедноты (в прокатных пунктах, случных пунктах, в снабжении сельскохозяйственным инвентарем) путем предоставления скидок; создать в некоторых наиболее населенных местах льготные кооперативы, которые «дадут возможность беднейшему крестьянству не продавать за бесценок хлеб, скот и т.д.»^[29].

Довольно быстрый темп развития сельскохозяйственной кооперации, как отмечалось в резолюции II пленума Киробкома (март 1928 г.), обеспечивался главным образом в оседлоз емледельческих районах. В скотоводческих и земледельческо­скотоводческих  районах он был гораздо ниже, «при совершенном отсутствии роста в пастбищно­кочевых районах, что видно из следующих цифр: охват населения сельскохозяйственной кооперацией во Фрунзенском кантоне – 34%, в Джалал­Абадском и Ошском – 33, в Каракольском кантоне – 24, в среднем по республике – 28%»^[30].

На темпах кооперации в скотоводческих районах сказывалась и несовершенность инструкции по предоставлению кредитов Россельхозбанка, который был создан для земледельческих районов России, и в этом случае не учитывалась специфика Кыргызстана.

В августе 1928 г. совещание при отделе по работе в аиле и кыштаке Киробкома ВКП(б), заслушав доклад Кирсельсоюза «О формах и методах кооперирования дыйканских хозяйств в Киргизии», приняло развернутое постановление. В нем разъяснялось, что при определении методов и форм кооперирования оседлых земледельческих хозяйств нужно применять те же формы и методы кооперирования, которые применяются в масштабе страны, а при кооперировании кочевых и полукочевых хозяйств ведущей формой считать скотоводческо­кредитное товарищество. С учетом условий жизни кочевников кредитные общества имели право снабжать животноводов продовольствием, предметами хозяйственно­бытового обихода, племенным скотом, кормами, а также заниматься организацией специа лизированных овцеводческих, коневодческих и других отраслей, а также пред приятий по переработке и сбыту продуктов животноводства.

Благодаря принятым мерам к октябрю 1928 г. в Кыргызстане кооперацией было охвачено уже 42,7% крестьянских хозяйств. Процент кооперированных хозяйств был высоким во Фрунзенском кантоне (72) и Ошском округе (72,5), оставался низким в Чуйском районе (13) и Нарынском кантоне (15,1)^[31].

С 1926 по 1928 г. число кооперированных кыргызских и узбекс ких хозяйств увеличилось с 29,2 до 58,7 тыс., а процент коопе рирования повысился с 18,7 до 36,3. По социальному составу среди членов сельскохозяйственной кооперации республики бедняков было около 60%, середняков – 36, зажиточных – 4%. Возросла сумма кредита дыйканским хозяйствам: если в 1926/27 г. сельхозкредит всех видов составлял почти 3 млн. руб., то уже в 1927/28 г. он уве личился до 9,3 млн. руб.

V областная партийная конференция (январь 1929 г.), отметив такие недостатки сельскохозяйственной кооперации, как перене сение центра тяжести своей работы на торговлю за счет обслужив ания и организации производственных процессов; слабый охват местного населения (36,3% кыргызов и узбеков и 72,5% европейцев), полное отсутствие переработки продукции сельского хозяйства; недостаточное внимание делу подготовки кадров кооперативных работников, слабое накопление собственного капитала, в результате чего появился значительный разрыв между собственным и заемным капиталом (соотношение 1:23) и т.д., одобрила взятую обкомом партии линию на организацию специальных видов кооперации. В июле 1928 г. был сформирован «Пактасоюз», а в январе и феврале 1929 г. – «Кирживсоюз» и «Кирколхозсоюз», которые проводили значительную работу по расширению кооперации.

Если в 1928–1929 гг. в республике было 84219 коопериров анных хозяйств, что составляло 47% от их общего количества, то в 1931 г. по системе «Кирколхозсоюза» было кооперировано 66,4% полеводческих хозяйств, «Кирживсоюза» – 68,3% скотоводческих хозяйств, а «Пактасоюза» – 66,7% хозяйств хлопкоробов. Кроме них дальнейшее развитие получили и такие виды специализированной кооперации, как кустарно­промысловая и особенно мелиоративная, деятельность которой имела не только народнохозяйственное, но и важное социальное значение.

Кооперация наряду с кредитованием сельскохозяйственного производства, обеспечением различными товарами домашнего обихода проводила значительную работу по снабжению кооперативов сельскохозяйственным инвентарем и машинами. Из индустриальных районов страны в 1924–1929 гг. кыргызское крестьянство получило 32379 плугов, 16565 борон, 1397 сеялок, 1999 культиваторов, 2961 зерноочистительную машину, 942 конных грабель.

В 1924 г. в Кыргызстан впервые из центра прибыло 3 трактора. В 1926 г. их стало 42, в 1928 г. – 100, в 1930 г. – 338, в 1932 г. – 1173, в 1934 г. – 1922^[32].

В результате аграрных преобразований, осуществленных в 20­е годы, в республике происходило быстрое развитие сельско хозяйственного производства. В 1928–1929 гг. общая посевная площадь существенно возросла, превзойдя уровень середины 20­х годов. За 1926–1929 гг. товарность сельскохозяйственной продукции увеличилась в 1,5 раза. Зерновые культуры продолжали занимать доминирующее положение. Существенное распространение по лучили посевы технических культур (кенаф, табак, сахарная свекла, хлопок). Так, в 1927–1928 гг. посевы хлопка составили 44,3 тыс. га, т.е. их стало в 1,6 раза больше, чем было в 1915 г.

Несмотря на джут 1927–1928 гг., нанесший животноводству большой урон (более полумиллиона голов скота погибло от бескормицы), к 1928 г. скотоводство по многим видам превзошло уровень 1916 г. Численность скота на июль 1928 г. по сравнению с соответствующим месяцем 1916 г. по лошадям составляло 87,2%, по крупному рогатому скоту – 146, овцам и козам – 164,6, свиньям – 105,6%^[33].

Таким образом, в годы новой экономической политики, которая, по определению Ленина, вводилась «всерьез и надолго», в Кыргызстане были осуществлены революционно­демократические, национально­демократические и аграрные преобразования, в корне изменившие социально­политический строй и хозяйственный уклад коренного населения. Были созданы реальные предпосылки для дальнейшего быстрого развития.

Однако жизнь пошла по другому пути. Сталин, столкнувшись с внутренними и международными трудностями, ревизовал ленинский план построения социализма в СССР в целом. Он навязал партии и народу свое понимание и самого социализма, и путей его построения. Главная суть сталинского пути заключалась в отказе от нэпа, извращении путей индустриализации и ленинского кооперативного плана, замене принципа добровольности при кооперировании административным диктатом и произволом.

И тем не менее опыт аграрной политики советской власти середины 20­х годов, в основе которой лежало наделение крестьян земельными участками с одновременным созданием снабженческих, сбытовых, кредитных и потребительских коопераций, ограждающих крестьян от засилия перекупщиков, посредников и спекулянтов, имеет непреходящее значение. Его применение с учетом новых реалий жизни могло бы сыграть определенную роль в поддержке и подъеме нынешних «общипываемых» со всех сторон фермерских, дыйканских и коллективных хозяйств.

[1] Семенов И., Рахимов А. Развитие ирригации в Киргизии – Фрунзе, 1988.

[2] Ленин В.И. Поли. собр. соч. – Т. 38. – С. 438.

[3] Там же. – Т.43. – С. 200.

[4] Отчет о работе Правительства Кыргызской АССР за два года (апрель 1929­февраль 1931 гг.).  Фрунзе, 1931.­С. 78.

[5] КПСС и Советское правительство о Советском Кыргызстане (1917* 1974 гг.). – С. 221.

[6] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. II.  С. 50.

[7] КПСС и Советское правительство о Советском Кыргызстане (1917— 1974 гг.). – С. 235.

[8] История советского крестьянства Киргизии.  С. 229.

[9] Там же.­С. 230–231.

[10] Бухарин Н.И. Избранные произведения.  М., 1988.  С. 143.

[11] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 45.  С. 373.

[12] Там же. ­Т. 54. – С. 195.

[13] Там же.  Т. 46.  С. 372.

[14] Ленин В.И. Полн. собр. соч.  Т. 45.  С. 372.

[15] Бухарин Н.И. Избранные произведения. – М., 1988. – С. 182.

[16] Там же.

[17] Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917— 1967 гг.). – Т.1. – С. 142. (В дальнейшем: Решения партии и правительства..).

[18] Решения партии и правительства…Т.1.  С. 232.

[19] Там же.  С. 285.

[20] КПСС в резолюциях… – Т. 3. – С. 118.

[21] Там же.  С. 236.

[22] КПСС в резолюциях…  Т. 4.  С. 299.

[23] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 45.  С. 376.

[24] Образование и деятельность Коммунистической партии Туркестана. Летопись событий.  Ч. II. 1917–1924 гг.  С. 187.

[25] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч 1.  С. 19.

[26] Там же.  С 37.

[27] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч 1.  С. 65.

[28] См.: Бактыгулов Д.С. Социалистическое преобразование кыргызского аила.  Фрунзе, 1978.  С. 48–49.

[29] Компартия Кыргызии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 164.

[30] Там же.  С. 180.

[31] Отчет о работе правительства Киргизской АССР за два года (март 1927г.  апрель 1929 г.).  С. 148–149.

[32] Советский Кыргызстан в документах. 1917–1967.  С. 191.

[33] Краткий статистический справочник хозяйственного и социально­ культурного строительства Кыргызской ССР за 20 лет Великой Октябрьской революции.  Фрунзе, 1937.  С. 44­47.

 

4. Ход и результаты коллективизации

На протяжении десятилетий в научной и пропагандистской ли тературе мы с убежденностью повторяли, что коллективизация была великой революцией – второй после Октябрьской. Она уничтожила источники и каналы эксплуатации в деревне; позволила мобили зовать материальные и человеческие ресурсы для индустриализации, укрепления оборонной мощи страны, для социального и культурного прогресса общества; колхозный строй выдержал тяжелейшие испытания войны и доказал свое преимущество; колхозное производство стало одной из основ экономики и благосостояния всего общества. Ныне же вместо широко распространенной до последнего времени такой трактовки значения колхозного строя повсеместно стали говорить о негативных последствиях насильственной коллективизации. В обобщенном виде суть обвинений сводится к следующим моментам: коллективизация и ликвидация кулачества проходили в об становке безудержного форсирования и сопровождались насилием по отношению ко всему крестьянству, привели ко многим человеческим жертвам; в ходе коллективизации и ликвидации кулачества подверглись разрушению важнейшие элементы производительных сил сельского хозяйства. В результате «перегибов» и «извращений» были ликвидированы не только кулаки, но и большое количество середняков, т.е. наиболее активная хозяйственная часть крестьянства, и даже бедняцких хозяйств, тем самым был совершен решающий шаг в раскрестьянивании деревни; колхозы были поставлены в положение, которое исключало самостоятельность и инициативу, хозяйственность и бережливость, т.е. основу, на которой держится само хозяйствование; средства производства и производимая продукция стали «ничей ными», а это привело к бесхозяйственности, истреблению поголовья скота, снижению урожайности сельскохозяйственных культур; все эти негативные последствия обрекли сельское хо­зяйство на хроническое отставание и медленное движение в социально­ экономическом развитии, без насильственной коллективизации вклад деревни в общественное развитие мог бы быть намного значительнее и не стоить так дорого^[1].

Возникает законный вопрос: почему же или ради чего было совершено такое насилие над крестьянством?

Несмотря на заметный подъем крестьянского хозяйства в результате земельной и водной реформы, добровольного коопериров ания, обеспечения более совершенной техникой, влияния новой экономической политики и т.п., в 1925–1929 гг. производство зерна в стране колебалось на уровне или чуть выше довоенного 1913 г. Производство же технических культур было неустойчивым. Иными словами, возможности сельского хозяйства для удовлетворения потребностей индустриализации страны пока были ограниченными.

Усугубил положение кризис хлебозаготовок в конце 1927 г., возникший как результат рыночных колебаний. В том году зерновых собрали на 45 млн. ц меньше, чем в 1926 г., а технических культур – намного больше. Значительная часть крестьянства сумела обеспечить свои товарно­денежные потребности за счет реализации технических культур и продукции животноводства и сократила про дажу зерновых.

Уменьшение государственных заготовок хлеба создавало угрозу планам промышленного производства, экспорта зерновых, ослож няло экономическое положение, выполнение снабженческих планов, обостряло социальные конфликты в городе и деревне. В этой обстановке было принято решение о применении следующих чрезвычайных мер: предлагалось установить твердые цены (т.е., «заморозить» рыночные цены на осеннем уровне), привлекать к судебной ответственности скупщиков и владельцев больших товарных запасов зерна в случае их отказа продавать его заготовительным организациям.

Сталин и его окружение не проявили государственной мудрости по отношению к крестьянству и перешли к широкому применению чрезвычайных мер насилия. На места направлялись подписанные Сталиным директивы с угрозами в адрес местных руководителей. Сталин сам показал пример в январе­феврале 1928 г. во время поездки по округам Западной Сибири, где были сняты с постов и наказаны многие местные руководители – за «примиренчество» и «сращивание» с кулачеством. На Урале, куда на хлебозаготовки выезжал В.М. Молотов, в это же время было отстранено от работы 1157 человек. Опасение репрессий заставляло многих местных работников выполнять задания любой ценой, не останавливаясь перед произволом и насилием. Повсеместно стали закрываться рынки, давались непосильные задания, проводились обыски по дворам. Привлечение к суду, аресты в административном порядке стали обычными явлениями.

О том, что происходило в кыргызских кыштаках в это время, можно судить по записям в дневниках Ю.Абдрахманова и неко торым косвенным данным, так как документов, отражающих чрезвычайные действия, почти нет – их не хранили. Абдрахманов писал: «9 X. 28. Принял несколько дехкан. Все они жалуются на тяжесть с/х налога. Действительно переборщили. Те, которые в прошлом году платили 10, в этом году платят 100. Ненормально, но исправлять не в моих силах. Это вытекает из «дальнозоркого» руководства центра»^[2].

К весне 1929 г. чрезвычайные меры стали применяться еще шире. У крестьян изымались не только излишки, но и семенное зер но, производственный инвентарь и даже личное имущество. Все это вызвало открытые протесты крестьян, вплоть до вооруженных выс туплений. В 1929 г. в стране было зарегистрировано около 1300 так называемых «кулацких мятежей».

И.В. Сталин кризис хлебозаготовок объяснял «кулацкой стачкой» – выступлением якобы окрепшего в условиях нэпа кулачества против советской власти. Единственный путь преодоления этого кризиса, по мнению Сталина, состоял в беспощадном уничтожении «причины», т.е., кулака, на основе сплошной коллективизации.

Н.И. Бухарин же и его сторонники причину «хлебного кризиса» видели в недостатках в сфере управления и предлагали в качестве альтернативы другой путь – совершенствование работы партии и государства, осуществление индустриализации и коллективизации по мере созревания объективных и субъективных условий на основе сохранения и совершенствования экономического механизма, складывающегося в годы новой экономической политики.

В то время был известен и реально начал действовать и третий вариант – вариант, предусмотренный первым пятилетним планом развития народного хозяйства СССР (1928/29–1932/33 гг.), одобренный XVI партконференцией в апреле и принятый V съездом Советов СССР в мае 1933 г. По плану к концу пятилетки, т.е., к 1933 г., всеми формами сельскохозяйственной кооперации должны были быть охвачены до 85% крестьянских хозяйств, 18–20% из них предполагалось вовлечь в колхозы^[3]. Предусматривались реальные меры, направленные на подъем производства в частном секторе. Это был напряженный, требующий больших усилий, но реальный путь.

Сталин и его окружение пошли по спрямленному пути, дающему на их взгляд, наибольший эффект в изъятии у крестьян максимально возможного ради ускоренной индустриализации. Даже в пятилетием плане, составленном более реально, было заложено, что к концу пятилетки колхозы и совхозы, обладая 13% всей пос евной площади, должны были дать 15,5% валовой и 43% товарной продукции зерновых культур^[4].

Путь форсированной коллективизации определился в конце 1929 г. Ее «теоретическим обоснованием» стала статья Сталина «Год великого перелома», опубликованная в газете «Правда» 7 ноября. В ней утверждалось, что в колхозы якобы пошли основные, середняцкие, массы крестьянства, тем самым был достигнут коренной перелом в развитии сельского хозяйства^[5]. На самом же деле в колхозах тогда состояло 6­7% крестьянских хозяйств².

В статье перед колхозами и совхозами была поставлена совсем уже нереальная задача. Они уже в 1930 г. должны были дать более 400 млн. пудов зерна, т.е. свыше 50% товарной продукции зерновых всего сельского хозяйства (внедеревенский оборот)³.

Следующим шагом на пути ускорения насильственной коллективизации стали решения ноябрьского пленума ЦК ВКП(б). Пленум вывел из состава Политбюро ЦК ВКП(б) Бухарина как идеолога правого уклона, предупредил Рыкова, Томского, а также Угарова о том, что в случае малейшей попытки с их стороны продолжить борьбу против линии партии на форсированную коллективизацию, против них будут незамедлительно применяться соответствующие меры. Пленум, исходя из сталинского утверждения, что «в колхозы двинулась середняцкая масса», поставил задачу сплошной коллективизации не только целых селений, районов и округов, но и отдельных областей, при этом всячески пресекая попытки проникновения в колхозы кулаков^[6].

Точку в плане ускоренной коллективизации поставило постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», принятое 5 января 1930 г. В нем Политбюро ЦК ВКП(б) пересмотрело пятилетний план колхозного строительства. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию «осенью 1930 года или, во всяком случае, весной 1931 года», другие зерновые районы – «осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 года»^[7]. Кыргызстан был отнесен к третьей группе районов, где коллективизация должна была завершиться в основном в 1932–1933 гг^[8].

Однако «революционная нетерпеливость» местных руководите лей, обусловленная стремлением к коренному улучшению жизни своего народа, верой в успешный переход к социализму сокращенным путем через сплошную коллективизацию, заставляла сокращать сроки. Ведь до сих пор проводимые советской властью мероприят ия – образование государственности, политика перевода к оседлости, ликвидации неграмотности и другие – были во благо народа. Боязнь быть обвиненными в правом оппортунизме, привела к бешеным темпам насильственной коллективизации во многих районах страны. Большое значение в этом имело и то, что местные руководители видели в создании колхозов верный путь выполнения «скачущих» государственных планов без особого сопротивления со стороны не ставших уже хозяевами крестьян.

В результате уже в 1929 г. вслед за регионом Нечерноземья в стране и в Средней Азии, в том числе и в Кыргызстане, по инициати ве Средазбюро ЦК ВКП(б) появился лозунг: «Догнать и перегнать передовые районы по темпам коллективизации!». И если на 1 января 1929 г. здесь было коллективизировано 2,9% крестьянских хозяйств и 3,3% посевных площадей, то на 1 февраля следующего года – уже соответственно 28 и 28,4%.

Третий объединенный пленум Киробкома и ОКК ВКП(б), состо явшийся в июле 1931 г., принял решение завершить коллективизац ию в основном в течение 1932 г., а в хлопковых районах – к весне того же года³.

Безумная гонка коллективизации набрала еще больший темп. Она сопровождалась зачастую необоснованными даже с позиции простой логики «разоблачениями», искоренениями проявлений «примиренчества» и «сращивания» с кулачеством, так называемого правого оппортунизма, который, как считал Сталин, представлял главную опасность. Это наглядно видно на примере с «разоблачениями» О. Тынаева, причисленного к правым оппортунистам в то время, когда надо было обязательно найти таковых и в Кыргызстане (подробно об этом ниже).

27 декабря 1927 г. «отец всех народов» выступает на конфе ренции аграрников­марксистов. Характеризуя политику партии на том этапе, он сказал: «…мы, как партия, как Советская власть (не чета выражению «Мы, Николай II»): а) развернули наступление по всему фронту против капиталистических элементов деревни; б) это наступление дало и продолжает давать, как известно, весьма ощутимые положительные результаты.

Что это значит? Это значит, что от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса»^[9].

Таким образом, ровно через два года Сталин стал противником своей же позиции, изложенной на XIV съезде партии. Тогда, подчеркивая опасность уклона к преувеличиванию кулацкой опас ности, он говорил: «На деле этот уклон ведет к разжиганию классов ой борьбы в деревне, к возврату к комбедовской политике раскулачивания, к провозглашению, стало быть, гражданской войны в нашей стране и таким образом к срыву всей нашей строительной работы…»^[10].

Законный вопрос, поступавший из разных регионов: как быть с политикой раскулачивания, можно ли допустить раскулачивание в районах сплошной коллективизации, он назвал «смешным»: потому что «смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут»^[11]. Таким образом, предстоящая трагедия и кровавые слезы миллионов для него были явлением до смешного простым.

Политика истребления кулачества в таких широких масштабах, в каких она была осуществлена и в Кыргызстане, являлась антигум анной не только с позиции общечело­ веческих ценностей, но и с позиции пресловутого классо вого подхода и простой хозяйственной целесообразности.

Первое. Все исследователи истории Кыргызстана, особенно Северного, отмечали слабое еще политическое расслоение края, сильное влияние общинно­родовых отношений. На это же указывали партийные документы тех лет. В этой обстановке навязывание сверху классового расслоения и усиления классовой борьбы во имя ликвидации так называемых кулаков содержало в себе опасность необъективности, голого администрирования, волюнтаризма и насилия.

В подавляющем большинстве случаев при ликвидации бай­манапства так и случилось. В этом плане очень характерна установка Киробкома, отправленная на места в 1928 г., по поводу градации сословной принадлежности. В ней указывалось: манап – как хозяйственно­экономическая единица не является мощной, но как политическая фигура имеет большое влияние; бай – это экономически сильный скотовод­земледелец, имею щий стадо баранов от 200 и более голов, крупного рогатого скота – 35 голов и более; середняк – имеет от 20 до 200 голов баранов и крупного рогатого скота – от 3 до 35 голов; бедняк – имеет 20­25 баранов, 3–4 головы крупного рогатого скота; батрак – работает как пастух или домашняя прислуга, годовой заработок 50 рублей или 6 баранов^[12].

Здесь прослеживается чисто количественная сторона и не учи тывается главный критерий – эксплуатация чужого труда во имя накопления, преумножения капитала на его основе. В условиях кочевого животноводства, сопровождаемого частыми «джутами», когда единственным источником существования является стадо, 200 голов овец и коз, 35 лошадей и коров – богатство невеликое. Кроме того, большая патриархальная семья, имея такое количество скота, вполне могла обойтись собственными силами, а малые семьи могли использовать наемный труд и при значительно меньшем поголовье.

Добро бы, хоть бы эта искусственная, ничего общего не имеющая с марксистско­ленинской концепцией классов и классообразующих признаков схема соблюдалась. Такой количественный подход открывал широкий простор для изоляции в любой момент, зачастую из конъюнктурных соображений, людей, не угодных местному руководству, имеющих собственное мнение, обладающих влиянием на сородичей. Так, Исполбюро Киробкома 28 октября

1928 г. перед избирательной компанией в целях успешного ее проведения принимает решение: «Исходя из слабости партийных и советских организаций в Нарынском, Каракольском, Таласском и в некоторых пастбищно­кочевых районах южных кантонов, где при наличии натурального хозяйства сохранились в довольно сильной степени пережитки родовых отношений, дающих возможность байскому, манапскому элементу распространять свое влияние над бедняцкими прослойками, – в административном порядке выселить первых из пределов Киргизии»^[13].

В целях привлечения (по крайней мере, нейтрализации) общест венного мнения, предписывалась раздача имущества высланных бедноте к началу или во время перевыборных кампаний. Вот уж поистине «коготок увяз – всей птичке пропасть»!

Руководство республики и Средэзбюро ЦК ВКП(б) игнорировали мнение председателя СНК Ю. Абдрахманова о преждевременности, по крайней мере на год, выселения баев и манапов. Он писал: «24. X. 28 с 12 ч дня был на заседании исполкомиссии (Средаз­бюро. – Д.Д.). В вопросе экспроприации байских хозяйств я выступил против. Против не потому, что я защищаю байство и манапство, а потому, что проведение этой работы без разрешения вопроса о формах и методах работы с беднотой кочевых районов и организации их хозяйственной жизни – не дало бы сколько­нибудь значительных положительных результатов»^[14].

К весне 1929 г. было выслано 44 семьи крупнейших баев и манапов. Подводя предварительные итоги, 11 марта 1929 г. Исполбюро Киробкома констатировало, что «дирек тива ОК о широкой агитационно­разъяснительной работе о задачах и значении выселения… выполнена была недостаточно, в результате чего в отдельных местах имелись случаи массового провожания баев и манапов с участием батраков и бедноты, а также случаи неправильного отношения к выселению трудящихся аила, рассматривающих конфискацию имущества манапов и их выселение как ущерб роду…»^[15].

Второе. Если в европейской части России национализация земли касалась в основном помещичьего землевладения и почти не коснулась кулацкого, то в Кыргызстане обстановка была иная.

Дело в том, что суть земельно­водной реформы, осуществленной преимущественно в Северном Кыргызстане в 1921–1922 гг., состояла в перераспределении излишков сверх трудовой нормы земель у европейских переселенцев и раздаче их коренному населению. Эта работа продолжалась и последующие годы. Как видно из отчета Особой комиссии ВЦИК по землеустройству (образована 8 декабря 1924 г.), за первое полугодие 1924/25 г., всего по Туркреспублике в порядке земельной реформы было ликвидировано 161 селение, 175 хуторов, 95 заимок и 35 самовольных захватов. Выселено и расселено 8084 русских крестьянских хозяйства, изъято и передано в земельный фонд 232891 дес. земли. Выселенные в порядке реформы хозяйства были расселены по другим русским селениям, в которых были излишки земли сверх трудовой нормы^[16], т.е., они по существу уже были раскулачены (даже в том – сталинском – смысле, который утвердился в начале 30­х годов).

Значительная часть этих выселенцев была из Северного и предгорной зоны Южного Кыргызстана, поселившихся в свое время преимущественно в этих районах, так как природно­климатические условия здесь были схожи с условиями центральной России. В новых поселениях большинство из них, поскольку существовал закон, запрещающий куплю и продажу земельных участков, а также из­за проводимой по всей стране политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, в течение 5­6 лет не могли вновь превратиться в кулаков.

Третье. В 1912­1913 гг. в Северном Кыргызстане (без Та ласской зоны) проживало 330,2 тыс. кыргызов. Через 3 года, т.е., в 1916 г., спасаясь от царских карателей, часть из них стали беженцами. Возвращение из Китая разоренных, обнищавших кыргызов продолжалось до середины 20­х годов. Возвращение сопровождалось оседанием, т.е., обустройством на новой бытовой и хозяйственной основе. Следовательно, и среди этой части населения была исключительно слаба кулацкая прослойка, даже в том, извращенном, ее понимании. Действительно, по данным налогового учета, в 1928/29 г. в Кыргызстане имелось 3406 хозяйств, которые относились к кулацким, что составляло 1,8% от общего числа крестьянских хозяйств^[17].

Однако установка о раскулачивании требовала ликвидировать не менее 3% крестьянских хозяйств. Она была обязательной для всех районов, без особого конкретного анализа социальной структуры хозяйств. Хуже того, боясь быть обвиненным и в правом оппортунизме, а иногда и с целью избавления от своих противников по групповой борьбе местные руководители, как правило, «справлялись с заданиями», и даже с перевыполнением. Поэтому раскулачивались помимо кулаков и середняки – именно та тонкая, но наиболее способная прослойка дыйкан­кыргызов, которые быстрее, чем другие, приспосабливались к новому виду хозяйственной деятельности и новому для них укладу оседлой жизни.

Следует отметить, что экспроприация бай­манапских и кулац ких хозяйств и выселение их самих из республики за «антисоветские» действия проводились в Кыргызстане с 1921 г. Но до 1927 г. это носило эпизодический характер, пусть и строгой, но в какой­то мере обоснованной политической кары.

В марте 1927 г. I Учредительный съезд Советов Кыргызской АССР, констатируя, что бай­манапские элементы, пользуясь темнотой трудящихся Кыргызстана, продолжа ют их эксплуатиро вать и проводят работу, направленную на подрыв доверия широких слоев трудящихся к советской власти, в целях обеспечения норм альной работы низовым советским органам, поручил ЦИК Киргиз ской АССР разработать мероприятия, «обеспечивающие высвобождение трудящихся из­под гнета и эксплуатации бай­манапских элементов, не останавливаясь перед применением мер административной изоляции по отношению к наиболее злостным социально­вредным баям, манапам и кулакам»^[18]. 7 августа того же года газета «Советская Киргизия» оповещает своих читателей о том, что 20 наиболее злостных баев и манапов – «врагов народа» выселены из пределов республики. Следующая группа – 44 семейства – была выслана в 1929 г., о чем мы уже говорили. Установка Сталина на ликвидацию кулачества как класса, данная в конце декабря 1929 г., и постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» начали реализовываться незамедлительно. Уже в феврале в Беловодском районе решили выселить 97 кулацких хозяйств. Обком, «подправив» местные власти, округлил счет до 100. «Старались» и другие районы (Араван­Буринский, Базар­Курганский, Кара­Балтинекий, а также Рыковский, Сталинский), объявленные зонами сплошной коллективизации.

Обком партии, ЦИК и СНК республики разработали на основе преподанной сверху свою инструкцию «О порядке ликвидации байских и кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Ликвидируемые хозяйства подразделялись на три категории. К первой категории относились хозяйства бай­манапских элементов, которые когда­либо привлекались к судебной ответственности за антисоветскую деятельность; ко второй – наиболее богатых баев, манапов, кулаков, родовых вождей (а по сути – просто наиболее авторитетных среди сородичей людей), влиятельных представителей духовенства. Из них выселялись за пределы республики те, кто «боролся против мероприятий советской власти» (за действительную борьбу сажали в тюрьму, здесь же, по­ видимому, имеется в виду критика или неодобрительное высказывание по поводу отдельных руководящих лиц или сомнительных решений местной власти). Наконец, к третьей категории причислялись все остальные байско­кулацкие хозяйства, подлежащие выселению внутри республики. Норма раскулачивания была установлена в пределах 2­3% хозяйств в районах сплошной коллективизации^[19]. Следует при этом иметь в виду, что с первого­то раза не все вопросы удавалось решить. Да и каждое новое постановление, каждая новая директива из центра требовали неукоснительного выполнения. Поэтому каждый раз снова, «по инструкции», искали 3% новых кулаков, «прихватывая» середняков, на что с горечью указывал в свое время Ю. Абдрахманов.

Таким образом, вопрос выселения за пределы республики ре шался главным образом даже не в зависимости от имущественного положения человека, а в зависимости от его отношения к мероприятиям советской власти, а точнее, – не всегда умным директивам и указаниям функционеров административной системы на местах. Какой простор для злоупотреблений!

29 июня 1931 г. Средазбюро ЦК ВКП(б) утверждает директиву, которая устанавливала порядок выселения за пределы республики хозяйств первых двух категорий. 11 июля 1931 г. Секретариат Киробкома создает республиканскую комиссию – в ее составе 7 человек во главе с секретарем обкома Б.Д. Исакеевым. Комиссия рассматривала материалы, составленные уполномоченными на местах, и утверждала списки кулацко­байских и манапских хозяйств, подлежащих выселению за пределы республики. Таковых оказалось 700. Уже в августе­сентябре 1931 г. значительная часть из них была выселена. На основе решения Исполбюро Киробкома от 11 апреля 1932 г. было выселено большое количество отнесенных к кулацким хозяйств на юге Кыргызстана.

В 1933 г. начался следующий круг в ликвидации ку лацких хозяйств на основе постановления Киробкома от 3 декабря 1932 г. «О проведении чистки колхозов от кулацкого, бай­манапского элемента». Под «зорким контролем» политотделов МТС из колхозов было исключено 2461 кулацкое и бай­манапское хозяйство. «Пере довиками» оказались руководители Ат­Башинского района, экспроприировавшие 177, и Нарынского района – 360 бай­манапских и кулацких хозяйств.

Разверстка на раскулачивание была перевыполнена.

Кого же раскулачивали? Например, член колхоза Корумду Тюпского района Шаршенбек Токтосунов с сыном Куптанбеком – сельским учителем были раскулачены лишь за то, что сумели построить двухкомнатный дом с деревянным полом на две семьи, засадили половину отведенного приусадебного участка фруктовыми деревьями и имели около 20 пчелосемей, чего не было ни у кого в селе.

Такая широко организованная репрессивная политика в отноше нии крестьянства, конечно, обеспечила довольно высокие темпы коллективизации в республике. Если на 1 июля 1931 г. было коллективизировано 51,5% крестьянских хозяйств и 52,5% посевной площади, то на 1 июля 1935 г., обобществив 70,8% крестьянских хозяйств и 84,7% посевных площадей. Кыргызстан в основном завершил коллективизацию. (Постановлением ЦК ВКП(б) от 2 августа 1931 года «О темпах дальнейшей коллективизации и задачах укрепления колхозов» устанавливалось, что коллективизация считается завершенной в основном при условии вовлечения в колхозы не менее 68­70% крестьянских хозяйств с охватом не менее 75­80% посевных площадей.) На тот же период 1936 г. было коллективизировано 82,4% хозяйств и 93, % посевных площадей. Можно сказать, что коллективизация завершена была полностью в 1939 г., когда 96% крестьянских хозяйств были объединены в колхозы и совхозы, имеющие в своем распоряжении 99,5% посевных площадей.

В погоне за высокими темпами коллективизации, чего требовал центр, на местах не всегда учитывали степень подготовленности только еще переходящего к оседлости дыйканства.

Руководители на местах с благословения республиканского руководства не только «обеспечивали» решительный поворот крестьянских хозяйств к колхозам, но и «обнаруживали» проявления национализма в процессе коллективизации. Его увидели в стремлении создавать колхозы по родовому признаку. А каковы были мотивы? Утверждалось, что будто бы при организации «родовых колхозов состав колхозных правлений подбирался исключительно по родовому принципу. В колхоз принимались даже манапы своего «рода», в то время, как бедняки и середняки из других «родов», проживающие на его территории, не допускались. В «родовых» объединениях трудно было проводить мероприятия по организационнохозяйст венному укреплению колхозов. Поэтому создание «родовых» колхозов было средством классовой борьбы бай­манапов против коллективизации в аилах»^[20].

Насколько же обоснованы были мотивы?

Во­первых, правление колхозов это не партийный, советский или профсоюзный орган, это демократический орган управления первичной производственной единицей. И, кажется, нет ничего плохого в том, если в него подбираются люди, хорошо знающие нужды, потребности, характер, производственные навыки и возможности каждого.

Во­вторых, манапов, как мы уже видели, не принимали в колхозы, а в массовом порядке выселяли. Малоубедительно и утверждение о том, что представители других родов не принимались в колхозы. Роды, наоборот, всегда старались переманить, привлечь к себе всех обиженных из других родов, поскольку это было выгодно и в экономическом, и в политическом (особенно в ходе избирательной кампании), и в моральном плане. Известно, что переманивание людей из других родов в прошлом всегда было второй (после раздоров из­за пастбищ, сенокосов и водоемов) главной причиной межродовых трений и столкновений.

В­третьих, не выдерживает никакой критики и довод о том, что родовые объединения якобы затрудняли организационно­хозяй ственное укрепление колхозов. Что на самом деле выгоднее было колхозу – отношение людей к его собственности и производству как родовому, близ кому, почти собственному или как к общему, колхозному и почти чужому?

Понимали ли это партийные и государственные деятели респуб лики тех лет? Думается, видели и прекрасно понимали. Тогда в чем причина? Главная причина – классовый подход ко всему даже там, где оснований­то для этого не было. Определяющее значение имело то, что нужны были именно такие колхозы, руководство которых избирается только для вида, на самом же деле назначается из числа послушных, чаще со стороны, а колхозники – лишь пассивные наблюдатели, безразличные к изъятию почти всего, что произведено их руками.

Это наглядно видно на примере хлебозаготовок в 1932 г., когда Кыргызстан выполнил государственный план лишь на 92% по колхозам и на 74% – по единоличным хозяйствам. За невыполнение плана решением ЦКК ВКП(б) от 13 мая 1933 г. были освобождены от занимаемой должности с объявлением строгого выговора О.Алиев – секретарь Киробкома, ведающий вопросами транспорта, и Д.Садаев – председатель Обл КК РКИ. Строгий выговор по партийной линии получили: А.О.Шахрай – первый секретарь Киробкома; Ю.Абдрахманов – председатель СНК республики, Сло вацкий – нарком снабжения Киргизской АССР.

Объективный анализ архивных материалов показывает, что вины указанных лиц в невыполнении плана не было. Главной причиной этого были недостатки планирования, отсутствие стабильных и обоснованных планов хлебозаготовок. Так, в июле 1932 г. общий план хлебозаготовок утверждался в объеме 1369 тыс. ц по колхозам и единоличным хозяйствам и 36 тыс. ц – по совхозам, а в августе того же года объем был увеличен еще на 22,4 тыс. ц и составил 1427,4 тыс. ц^[21].

Спущенный сверху к началу уборки хлеба годовой план был разверстан по районам спешно, в двухнедельный срок, без учета реальных возможностей районов и анализа урожайности в различных зонах республики. Например, Иссык­Кульскому району были вручены обязательства на 8400 хозяйств, из которых 1837 хозяйств вообще не имели посевов (казахстанцы и сибиряки, прибывшие в республику, спасаясь от голода). Такой план мог быть выполнен лишь при условии посева зерновых на площади 32,6 тыс. га, тогда как было посеяно всего 18 тыс. га, или же при повышении урожайности до 17 ц с га вместо 7,2 ц по плану, а в условиях засухи 1932 г. колхозы не получали и предусмотренного планом урожая. И подобное совершалось в отношении почти всех горных и предгорных районов.

Вся валовая продукция зерновых в республике в тот год сос тавила 4547,3 тыс. ц. После выполнения плана хлебосдачи в республике осталось хлеба всего по 86 кг зерна на душу населения.

Киргизская АССР, выполнив планы хлебозаготовок предшествующих лет, резервов не имела, сданы были все наличные запасы зерна. Поголовье скота в республике за год (с 1931 по 1932 г.) сократилось с 3800 тыс. до 2300 тыс. голов^[22]. Кроме того, в Кыргызстан хлынули голодающие из Казахстана и Сибири – более 130 тыс. хозяйств.

Все эти обстоятельства в совокупности, несмотря на принятые жесткие меры, и стали причиной невыполнения плана хлебозаготовок 1932 г.

А меры принимались действительно чрезвычайно жесткие. С мая до конца 1932 г. только на бюро Киробкома более 30 раз обсуждались вопросы заготовок и вывоза хлеба. Большинство обсуждений заканчивалось оргвыводами и наказаниями. Не отставали и на местах. Так, секретарь обкома партии Исакеев докладывал VII пленуму обкома (июнь 1933 г.), что «к концу хлебозаготовительной кампании целый ряд районов допустил грубое адм инистрирование, как, например, Таласский и Рыковский районы, где заготавливали хлеб с избиением колхозников, с массовыми арестами и обысками крестьян^[23].

В одном из колхозов Таштакского сельсовета Иссык­Кульского района за невыполнение плана хлебо­ заготовок из колхоза было исключено 105 хозяйств из 175 имевшихся в колхозе. В Беловодском районе, где политотдел МТС обнаружил несколько сотен пудов хлеба, скрытого от учета по хлебозаготовкам, исключено из партии 11 секретарей парторганизаций колхозов, сняты с работы 10 председателей сельских Советов, распущено 3 правления колхоза, 6 председателей колхозов отданы под суд^[24], хотя район наряду с Чуйским и Калининским районами план хлебосдачи перевыполнил и был премирован за то 5 тыс. руб.

На пленуме прокурор республики Рапопорт относительно мето дов хлебозаготовки сказал: «Были ли у нас перегибы в отношении бедняков и середняков? Я считаю, что мы все должны сказать, что в некоторых районах эти перегибы были…, мы тоже действовали по принципу «раньше посадить, а потом разбираться». Мы имеем совершенно незначительный процент по привлечению к ответственности социально­чуждых и чрезвычайно большой процент соц иально­близких… Мы хотим, чтобы райкомы не хватались за про курора, за судью, когда плохи дела, а хватались только тогда, когда речь идет о подлинно классовом враге»^[25].

Более откровенен был Шахрай – первый секретарь Киробкома, сообщивший о расстреле в ходе хлебозаготовок более 100 человек.

К сожалению, издевательства над колхозниками продолжались и позже. Выступая на VII облпартконференции (январь 1934 г.) с докладом о работе ОКК, Таукин в качестве наиболее ярких показател ей «левацких перегибов» приводил следующие факты:

Наукатский район. Районное руководство приняло решение об одновременном штрафовании 1362 хозяйств за невыполнение зер нопоставок на сумму 1,5 млн. руб., которые должны быть собраны в течение 24 часов.

Узгенский район. В селении «Кызыл­Тоо» председатель сельского Совета практиковал избиение дыйкан камчой, причем порка проводилась обязательно в присутствии всех жителей села.

Таласский район. За невыполнение задания хлебопоставок мужчин и женщин догола раздевали и водили по кыштаку.

Каракольский район. Отдельные уполномоченные в качестве воздействия при хлебозаготовках практиковали одевание «проштра фившихся дыйкан» в рогожные костюмы, и районное руководство оценило это как удачный опыт.

Сталинский район. Директор совхоза «Кочкорка» и другие работники избивали рабочих, причем в отдельных случаях доходили до средневековых пыток – веревкой перекручивали руки и т.д.^[26]

Как же реагировали колхозники на издательства?

По­разному.

Одни вновь откочевывали в Китай. Например, в начале 30­х годов из Алайской долины ушли 300 хозяйств^[27]. Откочевывало население аилов Туюк и Боганы Ат­Башинского района, угнав с соб ой 30 тыс. овец и 15 тыс. лошадей. Подобные передвижения наб людались и в других районах. Только в 1933 г. из Кетмень­Тюбинского района ушли 805 хозяйств^[28].

Другие брались за оружие и пополняли ряды басмачества. По этому поводу Ю. Абдрахманов в своих дневниках писал: «24.VII.31. За мое отсутствие (был в командировке) Киргизия пережила не сколько неприятных событий. Иссык­Куль, Нарын, Ат­Баши, Балыкчи дали что­то наподобие Тамбова. Одно объяснение – все это результаты обостренной классовой борьбы. Получила право гражданства странная теория – если население устраивает восстание, то значит линия правильна. Нависла грозовая туча, дай бог, чтоб не было ливня»^[29].

Третьи искали правду и справедливость или, по крайней мере, объяснения у вышестоящих инстанций, вплоть до Сталина. Один из них – преподаватель истории революционного движения (штатный пропагандист) конезавода № 54 Иссык­Кульского района Бейше Турусбаев в марте 1933 г, направил письмо Сталину. Вот его содер жание (стилистика и орфография сохранены):

«Дорогой Сталин! Прежде чем написать Вам обращение, тороп люсь послать Вам глубокий коммунистический привет и жадно желаю Вашего здорового долголетия жизни и барометрического направления Вашей руки к тому, к чему мы уже обращены и идем.

Иосиф Виссарионович! Разрешите получить у Вас ответ и соот ветствующее освещение на следующие мелочные вопросы помимо всех и всяких вопросов революции, партии, государства, класса, рук оводства, индустриализации, нации, экономики и коллективизации…

Неимоверный наплыв в Киргизию голодных, разоренных, пог ибающих от нищеты казахов из Казахстана, жуткую цену на хлеб (240 руб. пуд муки), враждебно настроенных киргизов против приб ывших нищих (почему это?).

Колхоз по госцене (1,16 руб.) сдает хлеб государству, но по 70–90 рублей не может найти и купить пуд хлеба на семена (это почему?).

В силу каких «кризисов» и затруднений установлен рецепт 400 граммов хлеба рабочим, считаете ли Вы с точки зрения физио логии труда такую штуку допустимой?

Деньги… Когда будут аннулированы? Ибо они говорят за признаки капитализма, тем не менее, обесцениваются.

Хотелось бы написать письмо на киргизском языке, но решил на русском, хотя плохо владею им. Просим ответ адресовать: Киргизия, Иссык­Кульский конезавод № 54 Конетреста СССР. Чолпон­Ата. Бейше Т. 19. III. 33 г.»^[30]

Ответ пришел осенью – в виде строгого выговора с предупреждением от Иссык­Кульской райКК и бюро райкома партии, а в январе 1934 г. Таукин, выступая на VII облпартконференции, требовал исключения из партии автора письма. В последующем он будет репрессирован и расстрелян.

Еще раньше, в декабре 1929 г., член Беловодского сельхозтоварищества М.С. Молчанов в отдел по работе в деревне обкома партии направил развернутое письмо с просьбой дать разъяснение по аграрной политике партии. В письме, в частности, приводятся такие факты: в селе Предтеченка начали отбирать скот и хлеб у кулака. Середняки, испугавшись аналогичных действий по отношению к ним, стали продавать скот и хлеб, и не только излишки, но и семенной; в с. Сретенском у малолетнего сына убежавшего после экспроприации кулака­отца отобрали последнее: 300 шт. кизяка, 30 снопов клевера и «под метелку – 9 пудов и 10 фунтов пшеницы, а теперь подросток ходит по миру, «нанося на крестьянство нехорошее впечатление»; среди крестьянства после вхождения в колхозы «бродит призрак» насилия, и они продают рабочий скот и инвентарь, занимаясь пьянством – только с 15 августа по 1 октября беловодская лавка центроспирта реализовала спирта на 47600 руб. Идет полнейшая деградация крестьян. Из 140 плугов, имевшихся в Беловодском сельхозтовариществе, в осеннюю посевную на район из 6 крупных селений продано всего 3—4 плуга. «Мужик­крестьянин сейчас спрашивает бричку­одиночку, а когда ему предлагают параконную, то он просто говорит: «нельзя – все равно раскулачат»» и т.д.^[31]

Некоторые колхозники не выдерживали и накладывали на себя руки. Так, комиссия, созданная для расследования положения в колхозе им. Литвинова Калининского района, 16 августа 1935 г. докладывала на заседании бюро обкома партии о том, что за короткий промежуток времени, с 20 июня по 21 июля, в колхозе было два случая самоубийства и две попытки. Причина – бездушное отношение к людям. Одна из жертв – птичник колхоза Лобаденко, у которого было украдено 26 кур и пало 35 цыплят. Он был отдан под суд, несмотря на то, что, продав свои вещи, возместил колхозу стоимость пропавших кур и цыплят. Другая жертва – премированная незадолго до этого доярка Рогачева, осужденная за то, что на МТФ, где она работала только два месяца, пало несколько телят, заболевших еще до ее прихода^[32].

Многие дыйкане (по существу абсолютное большинство, смирились со своим положением, фактически стали поденщиками, не заинтересованными в конечном результате своего труда. Это, конечно, отразилось на состоянии сельскохозяйственного производства. В Кыргызстане в 1936 г. поголовье лошадей составляло лишь 50,3% к уровню 1928 г., крупного рогатого скота – 50,6, овец и коз – 32,3%. Положение не поправилось даже к 1940 г., когда поголовье крупного рогатого скота составляло 77,7% от уровня 1928 г., овец и коз – 52,2, лошадей – 61,6%. В результате производство мяса было ниже на 8, а шерсти – на 48%^[33].

Несмотря на большую мелиоративную работу и применение более совершенной техники, значительно снизилась урожайность сельскохозяйственных культур. В 1940 г. по сравнению с 1928 г. урожайность озимой пшеницы снизилась на 15,3%, яровой – на 19,2, картофеля – на 32%^[34], в чем сказались и низкие земледельческие навыки вчерашних скотоводов.

В те годы колхозный строй еще не мог проявить своего преимущества. В литературе, да и в общественном мнении до последнего времени на его счет относилось и то, что было получено благодаря ему, и то, что было достигнуто и без насильственной коллективизации. В Кыргызстане, например, земельная реформа, широкомасштабная ирригационная работа, переход кочевников к оседлости и т.п. мероприятия, осуществленные в других регионах страны в далеком историческом прошлом или сразу же после установления советской власти, по времени совпали с коллективизацией и воспринимались в качестве лишь ее благотворных последствий.

[1] Урок дает история. – М., 1989. – С.139–140.

[2] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 110–111.

[3] КПСС в резолюциях…  Т. 4.  С. 451.

[4] Там же.

[5] Сталин И В. Соч.  Т. 12.  С. 132. ² Урок дает история.  С. 150. ³ Станин И.В. Соч.  Т. 12.  С. 126.

[6] КПСС в резолюциях…  Т. 5. – С. 29­30.

[7] КПСС в резолюциях…  Т. 5. – С. 73.

[8] Там же. – С. 338.

[9] Стопин И.В. Соч.  Т. 12.  С. 166.

[10] XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Стенографический отчет.  М.; Л., 1926.  С. 48.

[11] Сталин И. В. Соч.  Т. 12.  С. 170.

[12] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 128, л. 32–34.

[13] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 128, л. 34.

[14] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 115.

[15] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 210, л. 29.

[16] Советский Кыргызстан в документах. 1917­1967.  С. 120–121.

[17] ЦГА ПД РК, ф. 10, on. 1, д. 762, л. 203.

[18] Резолюции и постановления съездов Советов Киргизии (1925 1937 гг.).  Фрунзе, 1973.  С. 66.

[19] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 398, л. 2; д. 410, л. 18, 68.

[20] Советская Киргизия. – 1931. – 4 февраля.

[21] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 376, л. 105, 151.

[22] Там же, л. 119.

[23] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 447, л. 24.

[24] Там же, л. 86.

[25] Там же, л. 166.

[26] ЦТА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 527, л. 125­127.

[27] Там же, оп. 7, д. 164, л. 148.

[28] Там же, оп. 1, д. 726, л. 52­53, 58.

[29] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 183.

[30] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 527, л. 114­116.

[31] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 191, л. 64­67.

[32] Там же, оп. 1, д. 636, л. 90.

[33] Кыргызстан за годы Советской власти.  Фрунзе, 1970.  С. 129­131 (подсчет наш).

[34] Там же.  С. 120 (подсчет наш).

 

5. Невыполненные планы

В историографии, посвященной довоенному периоду развития республики в целом, ее промышленности в частности, до сих пор доказываются огромные успехи индустриализации Кыргызстана. На первый взгляд, для этого есть все основания. Объем промышленной продукции растет в республике более быстрыми темпами, чем в стране в целом. Например, по сравнению с предыдущим годом в 1926/27 г. в Кыргызстане он вырос на 241,5%, а в 1927/28 г. – на 163,5%, а по РСФСР – соответственно лишь на 115 и 117,2%^[1].

Если в годы первой пятилетки валовая продукция промышленности СССР в целом выросла в 2 раза, то в Киргизской АССР – почти в 5 раз. Темпы роста численности рабочих в Кыргызстане также значительно опережали общесоюзные (в стране число рабочих увеличилось в 2 раза, а в Кыргызстане – в 3)².

За годы второй пятилетки объем валовой продукции промышленности в стране увеличился в 2,2 раза, а в Киргизской АССР – в 2,4 раза. В 1937 г. общее промышленное производство республики по сравнению с 1913 г. увеличилось в 6 раз, объем продукции крупной промышленности – в 95,5 раза^[2].

На первый взгляд, успехи впечатляющие. Но чтобы правильно оценить масштабы индустриализации, ее значение и роль в переходе ранее отсталого края к социализму сокращенным путем, по­ видимому, надо объективно проанализировать и честно ответить на четыре вопроса:

Ставилась ли задача индустриализации Кыргызстана вообще?

Что стоит за пресловутыми «разами»? Ведь если исходное нулевое, то любая возникшая «единица» превращается в 100%;

Так ли гладко и успешно перевыполнялись пятилетние планы развития промышленности?

Оказывало ли то промышленное развитие республики существенное влияние на социальное развитие, изменение жизненного уклада коренного населения республики и на переход к социализму в конце 30­х годов?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо разобраться в сущности, главных задачах и направлениях самой политики индустриализации и их реализации в Кыргызстане.

На вошедшем в историю как «съезд индустриализации» XIV высшем форуме ВКП(б) (ноябрь 1925 г.) Сталин в политическом отчете ЦК обосновал необходимость развития народного хозяйства страны «не как подсобного хозяйства мирового капитализма, а как самостоятельной экономической единицы»^[3]. Он подчеркнул, что такая линия требует «максимального развертывания нашей промышленности»^[4] и руководства «хозяйством в плановом порядке так, чтобы было меньше просчетов»^[5].

В качестве главных задач и направлений индустриализации были выделены: подъем «прежде всего и во чтобы то ни стало» крупной промышленности; оказание содействия советской (местной) промышленности; развитие металло­ и топливного производства; подготовка кадров в соответствии с потребностями индустриализации; принятие решительных мер для развития железнодорожного транспорта^[6].

В Кыргызстане, как показывает анализ архивных материалов, из этих приоритетных направлений и задач индустриализации лишь по двум (топливная и местная промышленность) проделана определенная работа, хотя в значительно меньшем, чем было запланировано, объеме. Но иначе и не могло быть. Партийные документы, народнохозяйственные планы всех уровней тех лет свидетельствуют, что задача широкомасштабной индустриализации Кыргызстана, в том виде как она осуществлялась в стране в целом, не ставилась. Хуже того, значительная часть даже тех запланированных мероприятий развития промышленности и транспорта были сорваны.

Так, пленум Средазбюро ЦК ВКП(б) (март 1926 г.) решает, что «основная линия развития промышленности в Средней Азии должна быть направлена:

а) на развитие таких отраслей производства, которые построены на обработке технического сырья, предназначенного к вывозу из Средней Азии;

б) на развитие таких отраслей производства, построен­ных на обработке местного сырья, которые удовлетворяли бы потребности среднеазиатских республик и отчасти сопредельных стран»^[7].

К первой группе относились: хлопкоочистительная промышленность с побочными производствами (маслобойное дело, мыловарение, бумажно­целлюлозное производство); обработка животного сырья: каракуля, шерсти, кишок; шелковое производство; виноделие и фруктоконсервное производство; рыбоконсервное производство; обработка люцерны, солодковое и лакричное производство; производство фанеры из орехового наплыва и распиловка карандашного дерева.

Ко второй группе относились: текстильные фабрики, сахарные, кожевенные, пивоваренные, мыловаренные, винокуренные заводы, кондитерские, фарфоро­фаянсовые производства, рыбные промыслы, мукомольное дело, механический завод сельхозмашин и орудий.

Третьим направлением было развитие горной промышленности (радиевые руды, озокерит, глауберова соль, сера), имеющей всесоюзное значение, а также добыча топлива для местного потребления^[8].

Таким образом, вся Средняя Азия, в том числе и Кыргызстан, с самого начала рассматривались в качестве поставщика сырья для индустриальных центров страны, обеспечивающего собственными силами значительную часть своих потребностей на продукцию легкой промышленности.

По­видимому, этим и объясняется, что в 20–30­е годы на конференциях и пленумах Киробкома партии ни разу не обсуждались проблемы индустриализации как самостоятельный вопрос, тогда как вопросы полеводства за этот период рассматривались 8, животноводства – 5 раз. Лишь один раз, и то в качестве составной части вопроса «О состоянии и задачах хозяйственного строительства в Кыргызстане», на III областной партконференции (март 1927 г.) были более обстоятельно обсуждены проблемы промышленности. В принятой резолюции указано: «Развитие сельского хозяйства без соответствующих отраслей промышленности было бы незаконченным и упиралось бы в проблему организации переработки продуктов сельского хозяйства. Поэтому … должны осуществляться и мероприятия, связанные с организацией промышленности по переработке продуктов сельского хозяйства (постройка кожзавода, мясохладобойни, мельниц, маслобоек и мыловаренных заводов, предприятий по переработке кенафа, кендыря, табака и т.п.). …Наряду с промышленностью, перерабатывающей продукты сельского хозяйства, необходимо всемерно добиваться развития промышленности, добывающей и обрабатывающей недренные богатства, как­то: уголь, нефть, олово, медь, свинец, серебро и т.д.»^[9].

Конференция отметила, что решение проблемы промышленного строительства возможно лишь при одновременном развитии железнодорожного строительства. Поэтому, приветствовав решение союзных органов о начале строительства Семиреченской железной дороги (первоначальное название Турксиба), она обязала руководящие органы Кыргызстана оказывать всемерное содействие в строительстве этой дороги^[10].

Действительно, в постановлении 3­й сессии областного исполнительного комитета КАО о его деятельности и преобразовании Кир­гизской автономной области в автономную республику, было записано: «В целях более успешного экономического развития края усилить железнодорожное строительство, в частности ускорить постройку Семиреченской железной дороги (Фрунзе – Алма­Ата – Семипалатинск)…»^[11].

Вскоре создается специальный Комитет содействия Семиреченской железной дороге, куда вошли представители РСФСР, Казахстан, Узбекистана, Туркмении и Кыргызстана. СНК СССР своим постановлением от 28 февраля 1927 г., одобрив Какпактасское (Курдайское) направление железной дороги протяженностью 420 км, обязывает строительные организации начать работу одновременно от г. Семипалатинска и от г. Фрунзе^[12].

Но 24 июня 1927 г. О. Алиев (представитель Кыргызстана в Комитете содействия) из Москвы посылает депешу о том, что 16 июня состоялось заседание президиума Комитета содействия. Выступивший на нем с докладом заместитель председателя СНК РСФСР, одновременно заместитель председателя Комитета содействия Т. Рыскулов предложил взамен Курдайскому Чокпарский вариант дороги. Как видно из сообщения, мотивы Т. Рыскулова заключались в том, что: по Чокпарскому варианту дорога будет на всем своем протяжении однотягловой, срок строительства сократится на один год, меньше будут строительные и эксплуатационные расходы. В конце своего сообщения Алиев предупреждает руководство республики о том, что если пройдет вариант Рыскулова, то Фрунзе может очутиться «на положении ветки и стоять в тупике»^[13].

15 августа работник постпредства Кыргызстана в Москве Танский посылает вторую депешу, из чего видно, что начальник управления «Турксибстроя» Шаров стал сторонником Рыскулова, а августа сам Шаров сообщает первому секретарю Киробкома партии Шубрикову, что Чокпарский вариант на 26 млн. руб. дешевле, на км короче, при строительстве не потребуется импортного оборудования, срок строительства сократится на один год, годичные эксплуатационные расходы будут на 800–900 тыс. руб. меньше, ибо движение обеспечивается одной тягой. Шаров заканчивает свое сообщение предупреждением: «Послезавтра, в среду, я рассчитываю побывать у тов. Сталина и доложу лично о наших делах. Надеюсь, что интерес тов. Сталина к Турк. Сиб. ж.д. подскажет ему поддержать нас»^[14].

4 октября 1927 г. состоялось очередное заседание Комитета содействия. Председатель комиссии по анализу достоинств обоих вариантов Эссен докладывает: «Чокпарский вариант дешевле не на 26 млн., а на 12 млн. руб. При этом надо будет строить ветку Фрунзе – Токмак, которая стоит 6 млн. руб. При Курдайском варианте потребуется расширение линии Луговая – Фрунзе, что будет стоить 4 млн. руб. Следовательно, вся разница в стоимости 7­ 8 млн. руб. Эксплуатационные расходы, по расчетам комиссии, одинаковы. Курдайский вариант длиннее всего на 12 км, а объем земляных работ на 20% больше, но это не означает, что срок строительства длиннее на 1 год.

В ближайшие 10 лет не потребуется увеличения пропускной способности линии Луговая – Фрунзе. Курдайская линия проходит по густо заселенным и уже орошаемым землям. Чтобы привести в такое состояние Чокпарскую линию потребуется 80 млн. руб. только на орошение.

Значение транзитное линии для Кыргызстана несравнимо с ее значением для пустующих земель Чокпара. Курдайский вариант обеспечивает трудоустройство 50% чернорабочих и 76% квалифицированных рабочих на строительстве – из числа местного населения, тогда как Чокпарский – требует привлечение их из центра. Чокпарская линия проходит по территории, не имеющей никакой экономической перспективы, дорога будет построена в буквальном смысле слова на песке, а саксаул, на необходимость вывоза которого делают ставку сторонники Чокпара, во­первых, представляет мизер в топливном балансе Средней Азии, во­вторых, его можно вывезти и по узкоколейкам, в­третьих, это грозит превращением местаости в пустыню»^[15].

Несмотря на такие убедительные доводы комиссии, 20 августа президиум Комитета содействия Турксибу, а 6 октября президиум Госплана СССР поддержали и одобрили Чокпарский вариант, а Кыргызстан лишился одного из главных условий интенсивного развития народного хозяйства, и процесс индустриализации здесь задержался до начала войны и послевоенных лет.

Из отчета Киробкома ВКП(б) III областной партконференции (март 1927 г.) о состоянии промышленности Кыргызстана ясно, что при национальном размежевании Средней Азии к Кыргызстану отошли каменноугольные копи Кызыл­Кия, Кок­Янгак, которые добывали 120,6 тыс. т угля в год, а также Нарынское (Таш­Кумыр) каменноугольное месторождение и соляные копи Джель­Су. Из предприятий других отраслей промышленности имелось 8 мельниц, 5 пивоваренных заводов, 3 спиртоочистительных, 5 кожевенных, 2 лесопильных, 5 хлопкоочистительных, 2 маслобойных и 7 кишечных. Все они, за исключением мельниц и пивзаводов, имели примитивное и ветхое оборудование. И это была исходная база местной индустрии.

Обследование 1925 г. показало, что в республике имелось 3880 мелких кустарно­промышленных предприятий (внушительное число!). Из этих предприятий 1195 были расположены в городах и 2685 – в сельской местности. В них работало 5736 человек. По одному работающему имели 62,2% «предприятий», по два – 21,1%, от 3 до 5 – 9%, от 6 до 10 – 0,5%, более 11 работающих – 0,2%.

Что же представляли собой и что производили кустарнопромышленные предприятия Кыргызстана того периода?

Из обзора областного отдела местного хозяйства (февраль 1926 г.) видно, что механические двигатели имели 5,5% заведений в городах и 32,5% – в сельской местности (за счет использования энергии горных рек). К найму рабочих прибегало 6,9% промысловых хозяйств в сельской местности и 32,3% – в городах. Всего наемные рабочих было 911.

По группам производства самое большое число заведений в сельской местности имела группа «производства пищевых продуктов», «напитков», «наркотиков», «одежды и туалета» – 57,3% от общего числа заведений, а в городах: «одежда и туалет» – 34%, «обработка металла» – 24,6%, «производство пищевых продуктов» – 14,8%^[16].

Исходя из такого уровня промышленного производства, II Кыргызская областная конференция РКП(б), проходившая в ноябре 1925 г., указала на необходимость развития в первую очередь тех отраслей промышленности, которые, имея своей базой сельское хозяйство и скотоводство, стимулируют в свою очередь развитие этих основных отраслей.

К числу отраслей, которые должны были развиваться «в первую голову», были отнесены использование гидроэнергетических ресурсов области, строительство элеваторов, мельниц, хлопкоочистительных заводов, свеклосахарных, кожевенных, шерстомоек, мясохладобоен, заводов, обслуживающих молочное хозяйство, и заводов строительных материалов.

Конференция отметила необходимость приступить в ближайшее время к геологической разведке, строительству горнодобывающих предприятий в уже разведанных местах, а также к анализу лесных ресурсов республики. Определив, что обеспечение высоких темпов развития крупной обрабатывающей промышленности (текстильной, металлургической и т.п.) не является первоочередной задачей (почему?), она постановила уделить особое внимание развитию и поддержке местной кустарной промышленности и особенно тех ее отраслей, которые удовлетворяют потребности населения в предметах личного потребления^[17].

Скажем прямо, что решение было во многих отношениях мудрое: во­первых, оно предусматривало оптимальность, учитывающую реальные возможности Кыргызстана; во­вторых, было направлено на увязку потребностей развития всех отраслей народного хозяйства (промышленности, строительства, полеводства и скотоводства); в­третьих, предусматривало, пусть и ускоренную, но естественную адаптацию коренного населения к промышленному производству, и одновременно приближение самой промышленности к местному населению, к его традициям, трудовым навыкам и предпочтениям.

Естественное развитие (без командного пока еще давления сверху) основывалось на использовании собственных сырьевых ресурсов. Оно при соответствующей помощи с целью «облегчить внедрение машин и проч.» со стороны индустриальных центров страны могло бы сравнительно быстро и позитивно воздействовать на хозяйственную жизнь аграрной окраины.

Надо отметить, что в первое время после образования области выработанное областным комитетом партии правильное направление развития промышленности в Кыргызстане в основном осуществлялось.

Средазбюро Госплана СССР, заслушав мнения различных секций Госплана о представленных правительствами среднеазиатских республик хозяйственных планах, внесло на утверждение Президиума Госплана СССР проект постановления, где для Кыргызстана намечалось: строительство паровой электростанции в г. Кызыл­Кия (проектной стоимостью 300 тыс. руб.), Аламединской гидроэлектростанции (255 тыс. руб.), элеватора (529 тыс. руб.), хлебозавода (25 тыс. руб.), холодильника (около 75 тыс. руб.) в г. Фрунзе^[18].

21 декабря 1926 г. президиум облисполкома КАО принимает решение о строительстве шелкомотальной фабрики в г. Ош (проектной стоимостью 70 тыс. руб.)^[19], а 9 января 1927 г. Исполбюро Киробкома принимает решение об организации угольного треста с объединением угольных копей Кок­Янгак, Кызыл­Кия и Сулюкта^[20].

III Киргизская областная партийная конференция (март 1927 г.), отметив как положительный момент начало строительства кожзавода, двух лесопильных и двух черепичных заводов, элеваторов и маслохладобоен, шелкомотальной фабрики, Аламединской гидроэлектростанции, Семиреченской железной дороги, включение в хозплан постройки сахарного завода и электростанции на Кызыл­Кийских копях, начало разработки кок­ янгакского угля, указала, что развитие сельского хозяйства без соответствующих отраслей промышленности было бы незаконченным, все упиралось бы в проблему организации переработки продуктов сельского хозяйства. Поэтому было предложено расширить сеть предприятий по переработке продуктов сельского хозяйства (строительство кожзавода, мясохладобоен, мельниц, маслобоек и мыловаренных заводов, предприятий по переработке кенафа, кендыря, табака и т.п.)^[21].

Речь шла об увеличении объемов производства на месте не полуфабрикатов, а готовой товарной продукции.

В этот период были действительно высокие темпы развития промышленного производства в Кыргызстане. Так, в 1927­1928 гг. валовая промышленная продукция в денежном выражении составляла И млн. 507 тыс. руб., или 95% от уровня 1913 г. Общее число рабочих, занятых на производстве, достигло 3202 человека^[22]. Это означало, что было произведено промышленной продукции на каждого жителя республики на 11,58 руб. (без стоимости каменного угля ­на 7,83 руб.). На каждую тысячу жителей республики в эти годы приходилось 3,2 рабочего, среди кыргызов этот показатель был равен 0,46, т.е. 1 рабочий цензовой промышленности на 2 тыс. кыргызов. Таковы были исходная индустриальная база и сформулированные перспективы в канун «коренного перелома».

В апреле 1928 г. сессия ЦИК Киргизской АССР принимает директиву о составлении первого пятилетнего плана. Вопросы, связанные с разработкой плана, обсуждались на бюро, пленумах обкома, хозяйственных совещаниях, на V областной партконференции (январь 1929 г.), где указывалось на необходимость усиления внимания к выработке оптимального, но сбалансированного варианта пятилетнего плана. Первоначально на развитие промышленности намечалось выделить 18,1 млн. руб., но эта сумма не прошла как не учитывающая хозяйственные возможности республики. Второй вариант, предусматривающий на эти цели 34,4 млн. руб. капитальных вложений, был отклонен СредазЭКОСО по той же причине.

Составителей первых двух вариантов, в первую очередь, конечно, председателя Совнаркома республики Ю.Абдрахманова, в последующем объявят буржуазными националистами, не желающими обеспечения быстрых темпов развития промышленности^[23]. Буржуазный националист и против промышленного развития? Невероятно! Наоборот, архивные материалы свидетельствуют о горячем и инициативном отношении Абдрахманова к программе индустриализации. Понимая ее не просто как количественное увеличение промышленных предприятий в народном хозяйстве, но как переход от доиндустриальных, патриархальных форм к индустриальному типу производства во всех отраслях экономики, Ю.Абдрахманов видел контуры республиканского народнохозяйственного комплекса, формировавшегося как органическая составная часть хозяйства всей страны, с непременным учетом региональных возможностей и потребностей, а также исторической обусловленности. Достаточно обратиться почти ко всем его дневниковым записям за 1928. и 1930 гг., чтобы убедиться в том, что председателя Совнаркома республики волнует не столько включение в план и получение ассигнований на «лишний» индустриальный объект, сколько возможность комплексно решить с помощью новых строек экономические и социальные проблемы республики или ее крупных регионов.

Широтой замысла и комплексностью подхода отличаются многие предложения и проекты республиканского правительства в годы первой пятилетки. Но оптимальный вариант первого пятилетнего плана страны был отвергнут, в него Сталин внес такие изменения, что от принятого XVI партконференцией и съездом Советов ничего не осталось. Республиканский план теперь «не вписывался» в своевольную импровизацию Сталина, его выполнение потребовало новых согласований.

Немало сил и нервов стоила председателю Совнаркома Киргизской АССР строительство Токмакской железнодорожной ветки. Оно увязывалось с созданием сахарной промышленности в республике и начавшимся свеклосеянием в Чуйской долине, что в последующие годы сыграло столь важную роль для экономики всей республики. В планах предсовнаркома и правительства было строительство железнодорожной ветки Токмак – Рыбачье – к новым источникам сельскохозяйственного и минерального сырья^[24]. Но этот план осуществлялся уже много позже, без непосредственного участия Ю. Абдрахманова.

Включение в план на 1928­1929 гг. строительства железнодорожной ветки Фрунзе – Токмак потребовало дополнительных согласований в Госплане, в Наркомате путей сообщения и т.д.

Лишь один штрих, характеризующий эти полные напряжения хлопоты. «12 сентября 1928 г. на заседании ЦИК СССР встретился с Рудзутаком, – пишет Ю.Абдрахманов. – «Нового ничего нет. Он за ветку. Был там и Каганович – этот законченный бюрократ, беспринципный держиморда…».

22 сентября Госплан СССР включил Токмакскую ветку в титульный список. В то же время председатель Совнаркома «пробивает» вступление Кыргызстана в союзный трест «Мясо продукт», а также ведет переговоры с «Сахартрестом» об организации совхоза и строительстве сахзавода в республике. То, что не удалось разрешить в первом из названных трестов, легко разрешил с А.И. Микояном, который согласился со всеми предложениями правительства республики. Вскоре закипела работа на строительстве мясокомбината во Фрунзе и сахарного завода в Канте.

1 октября 1928 г. Ю. Абдрахманов уже «воюет» в СредазЭКОСО и добивается своего в вопросе налаживания снабжения сырьем артели «Интергельпо». Но не все удается и такому напористому и энергичному человеку, как 27­летний председатель Совнаркома Киргизской АССР. Окончательно стало ясно плачевное состояние республиканского бюджета, в котором еще больше уменьшился удельный вес ассигнований на культурное строительство. Его глубоко расстраивает то, что, увлекшись вложениями в капитальное строительство, «забыли» нужды культуры^[25].

«Тщательно доработанный» вариант пятилетнего плана был принят на сессии ЦИК Киргизской АССР 10 декабря 1929 г. и утвержден СНК РСФСР 20—21 декабря 1929 г., а в феврале 1930 г. – СНК СССР. Планом предусматривались капитальные вложения в промышленность в сумме 140,1 млн. руб. За 1928–1932 гг. предполагалось увеличить удельный вес промышленности в общественном продукте республики с 5,47 до 20–23%. Намечалось в 1932 г. довести добычу угля до 1360 тыс. т; завершить строительство Чуйской электростанции и железной дороги Фрунзе – Рыбачье, азотного завода мощностью 40 тыс. т удобрений, увеличить объем валовой продукции стройиндустрии с 309 тыс. до 7404 тыс. руб.; кооперировать кустарную промышленность. Капитальные вложения в промышленность должны были составить 11685 тыс. руб., а валовая продукция – 3983,9 тыс. руб. в завершающем году пятилетки. Планом предусматривался рост численности фабрично­ заводских рабочих с 3 тыс. до 18,5 тыс. человек, строительных рабочих – с 2,4 тыс. до 16,2 тыс. человек. Средняя годовая заработная плата рабочих цензовой промышленности должна была возрасти на 69,7%.

Планы были грандиозными, но реализовать их оказалось чрезвычайно трудно. Возникли и нарастали трудности финансирования. Это было связано со сталинской линией на пересмотр оптимального варианта пятилетки, с «подхлестыванием» темпов индустриализации. Выступая с отчетным докладом на XVI съезде партии летом 1930 г., Сталин утверждал, что пятилетка в области нефтяной промышленности выполнима в каких­нибудь 2,5 года, торфяной промышленности – в 2.5 года, если не раньше, по общему машиностроению – в 2,5–3 года^[26].

Средства же, конечно, начали направляться в эти ударные отрасли. В результате за пятилетку в развитие промышленности республики было вложено всего 64756 тыс. руб., или 46,2% от предусмотренной пятилетним планом суммы^[27]. Вот уж поистине «резали по живому».

Что же получили в итоге реализации пятилетнего плана? Из материалов к отчету IV съезду Советов Киргизской АССР по итогам первого пятилетнего плана видно, что были перевыполнены плановые наметки повышения заработной платы различным категориям рабочих, что не составляло особой трудности в условиях денежной эмиссии. Удельный вес промышленной продукции в народном хозяйстве, по официальным данным (статистическая служба была к этому времени упразднена), к концу первой пятилетки увеличился до 23,5%, т. е., план перевыполнен на 0,5%. К сожалению, такой удельный вес продукции промышленности в совокупном продукте достигнут не столько за счет развития самой промышленности, сколько за счет неурожая зерновых культур и резкого снижения поголовья скота в 1932 г., о чем мы уже говорили выше. На фоне резко упавших основных отраслей экономики республики и небольшие успехи в промышленности казались гигантскими.

Добыча угля в 1932 г. составила 745 тыс. т, или 54,7% от планового задания. Было завершено строительство Чуйской электростанции, но железнодорожная ветка Фрунзе – Рыбачье была доведена только до Канта (20 км). Правда, были построены другие железные дороги: Кара­Су­Кок­Янгак (62 км), Кара­Су­Ош (22 км), Сулюкта­Пролетарский (10 км), Фергана­Кызыл­Кия (37 км), началось строительство ветки Уч­Курган­Таш­Кумыр. Иными словами, было сделано многое для вывоза топлива из Кыргызстана в другие районы Средней Азии. Валовая продукция строительной индустрии составила 2417,6 тыс. руб., или 32,6% к плану. Поразительных успехов достигла лишь промкооперация. Она, произведя продукции на 15845,6 тыс. руб., уже в 1931 г. превзошла намеченный на конец пятилетки рубеж в 4 раза^[28].

В то же время, как явствует из материалов, подготовленных для IV съезда Советов республики, уже тогда начался отход от правильно выбранной II областной партийной конференцией линии в вопросе индустриализации. Вместо приоритетного развития перерабатывающей и легкой промышленности, предприятий по выпуску товаров народного потребления, которые успешнее решали проблему взаимной адаптации промышленности и коренного населения, верховенство было отдано добывающей отрасли тяжелой промышленности.

Индустриализация до последнего времени (и это, к сожалению, стало идеологической нормой) подавалась лишь как развитие тяжелой промышленности. Хотя истинный (первородный) смысл этого понятия состоит в том, что общество в результате этого процесса переходит на иной технологический уровень, обеспечивающий развитие всех сфер производства и более высокое качество жизни.

К чести тогдашнего руководителя правительства Кыргызстана следует отнести то, что он видел эту смысловую подтасовку. После доклада на собрании в честь 15­летия Октябрьской революции Ю. Абдрахманов с горечью записал в своем дневнике: «Достижения огромны. Но… Бесхлебный колхозник и ДнепроГЭС, нищий казах и Магнитогорск и т.д. и т.п. сочетания… между прочим, план этого года не выполнен по Союзу ни одной отраслью народного хозяйства. Черная металлургия, уголь, транспорт, легпром – почти все отрасли. Кризис? Как будто не то. Ценой ухудшения материального положения известной части крестьянства и рабочего класса мы создали крупную индустрию, вооруженную современной техникой. Окажется ли эта индустрия в состоянии в ближайшие 2­3 года сделаться базой улучшения материального положения этих слоев населения»^[29].

За пятилетку на развитие тяжелой промышленности республики было направлено 36605 тыс. руб., или 56,6% капитальных вложений в промышленность. В каменноугольную промышленность было направлено 69,4% из этой суммы. К концу пятилетки удельный вес этой отрасли в тяжелой промышленности составил 70, а во всей промышленности – 40%.

На развитие добычи редких металлов было отпущено 4459 тыс. руб., или 12,2% капитальных вложений в тяжелую промышленность. Велось строительство на Хайдарканском и Кадамджайском ртутном и сурьмяном рудниках. Вложения в нефтяную промышленность составили лишь 515 тыс. руб., или 1,41% капитальных вложений.

На развитие электроэнергетики направлено 9,86% средств, выделенных для тяжелой индустрии. Было закончено строительство Аламединской ГЭС, ТЭЦ № 1 в г. Фрунзе и начато строительство ТЭЦ №2.

По линии промышленности строительных материалов, которая получила 3,56% капитальных вложений, были построены кирпичные заводы: в г. Фрунзе, Беловодске, Караколе, Оше, Джалал­Абаде; известковые – в г. Оше и в Каинде (неудачно построенный и потом законсервированный). Отставание стройиндустрии, как указано в итоговом документе, уже в первой пятилетке начало сказываться на развитии остальных отраслей народного хозяйства.

Из 17877 тыс. руб., вложенных на развитие пищевой промышленности (27,6% всех средств, направленных на развитие промышленности), 10248 тыс. руб., или 54,5%, были затрачены на завершение строительства Кантского сахарного завода и строительство таких же заводов в Кара­Балте и Беловодске. Для развития предприятий по переработке молочной продукции было направлено 0,64%, производящих мясные изделия – 7,83, для предприятий по производству прядильных изделий – 0,82, спиртоводочных – 0,15, табачных – 0,75, а также для предприятий по производству макаронных изделий и элеваторам – 1,7%.

Из предприятий легкой промышленности предприятия по переработке новолубяных культур получили 4,83%, шелкомотальная – 1,83, хлопкоочистительная – 1,18, кожевенная – 1,08, химическая – 0,49, швейная – 0,28% средств, выделенных для развития промышленности.

Таким образом, в первой пятилетке предприятия, на которые могли бы быть привлечены широкие слои местного населения с учетом их трудовых навыков и предпочтений, почти не получили развития.

Многие проблемы индустриализации республики должны были решаться во второй пятилетке. Второй пятилетний план развития народного хозяйства Кыргызстана был разработан, исходя из установок общесоюзного плана, и принят на IV съезде Советов Киргизской АССР (январь 1935 г.). Капитальные вложения предусматривались в объеме 657,49 млн. руб., что составляло 0,49% средств, направляемых на эти цели по стране в целом. Яркое доказательство ускоренной «ликвидации» отсталости бывшей колониальной окраины!

В развитие тяжелой промышленности предполагалось вложить 148,4 млн. руб. (22,57% всей суммы капвложений). Из этих средств на развитие угольной промышленности направлялось 77,76%, геологической разведки – 12,1, химической и коксохимической – 3,36, промышленности строительных материалов – лишь 2%.

Из средств, выделенных на развитие народного хозяйства в целом, в легкую промышленность направлялось 9,36%, на развитие транспорта и связи – 15, жилищного строительства – 1,47%^[30].

Таким образом, уже в самом втором пятилетием плане было заложено не опережающее развитие, а отставание всей экономики республики как части народнохозяйственного комплекса страны, особенно таких жизненно важных для коренного населения отраслей, как легкая и пищевая промышленность, стройиндустрия и жилищное строительство. Это, в частности, сказалось в том, что общая (полезная) площадь в среднем на одного городского жителя, например, снизилась с 7,2 кв. м в 1924 г. до 4,4 кв. м в 1940 г.^[31] В такой обстановке широкое привлечение коренного населения в промышленное производство, развивавшееся в основном в городах, оставалось по­прежнему не только проблематичным, но и неосуществимым.

Этим пятилетним планом, как видно из титульного списка основных объектов строительства, предусматривалось: довести добычу угля до 3 млн. т в год; завершить строительство сахарных заводов в Кара­Балте, Ново­Троицке, Караколе и увеличить производство сахара с 8,3 тыс. до 40 тыс. т; мясная промышленность, представленная единственным (Фрунзенским) мясокомбинатом, должна была довести выпуск продукции до 11,9 тыс. т; планировалось строительство в г. Фрунзе суконного комбината, шпагато­веревочной, чулочной, обувной фабрик, завода сортового стекла, плодоовощного комбината; строительство железнодорожных линий: Кант­Рыбачье (139 км), Мельниково­Шураб (52 км), Уч­Курган­Нарын (Таш­ Кумыр) (133 км); автогужевых дорог: Фрунзе­Торугарт (523 км) и Ош­Памир­Хорог (754 км)³.

Титульный список основных объектов строительства показывает, что крупные промышленные предприятия, за исключением сахарных заводов и мясокомбината в г. Ош, строительство которого началось в 1937 г., должны были быть построены в г. Фрунзе. Однако многие из планировавшихся объектов так и не начали строиться, в том числе железнодорожная линия Кант­Рыбачье, суконный комбинат, чулочная, обувная и швейная фабрики, завод сортового стекла в г. Фрунзе, сахарный завод в Караколе. Только в 1937 г. началось строительство Ново­ Троицкого сахарного завода и мешочно­веревочной фабрики во Фрунзе, хотя в тот год они должны были уже давать готовую продукцию.

В материалах Госплана Киргизской ССР к итогам выполнения второго пятилетнего плана указано, что Кыргызстан к концу второй пятилетки стал крупнейшей базой снабжения Средней Азии каменноугольным топливом, разведан и сдан в эксплуатацию ряд месторождений нефти, сурьмы, ртути, серы, мышьяка, свинца. Однако основные наметки пятилетнего плана не были реализованы. Так, в 1937 г. добыто угля 896 тыс. т (29,9% к плану), изготовлено всего 27,1 млн. штук кирпича (54%).

Как видим, утверждение о досрочном выполнении пятилетнего плана является, мягко говоря, преувеличением. Значительных изменений в структуре кыргызского общества не произошло. Одностороннее развитие промышленности не стало «базой улучшения материального положения рабочих и крестьян».

Все построенное и введенное тогда – большое приобретение для республики, народ которой самоотверженно трудился, видя в создании каждого нового объекта свидетельство приближения нового строя, лучшей жизни. Еще большую цену всем этим промышленным объектам придала кровопролитная война, когда Кыргызстан стал домом для тысяч гонимых фашистской чумой и частью арсенала страны.

Восстанавливая правду об индустриализации Кыргызстана, мы вовсе не занимаемся преднамеренным очернительством. Наша задача в том, чтобы понять ее место и реальную роль в ускоренном переходе от феодализма к социализму. Развитие промышленности в те годы, как видно из анализа, не происходило темпами, предусмотренными пятилетними планами. Ее валовая продукция в 1937 г. составляла 176,7 млн. руб., т.е. в расчете на каждого из 1369,1 тыс. человек населения республики было произведено промышленной продукции на сумму 125,3 руб. В 1937 г. в цензовой промышленности работало 14,5 тыс. человек, или 10,5 фабрично­ заводских рабочих на тысячу жителей. Если учесть, что представители коренной национальности составляли около 20% рабочих цензовой промышленности, то станет ясно, что в отношении кыргызов этот показатель был не более 4 человек на тысячу жителей.

Таким образом, в предвоенные годы промышленность Кыргызстана находилась на таком уровне, что говорить об успешном создании индустриальной базы социализма было еще рано. Это состоялось в годы войны и после нее.

[1] История Киргизской ССР.  Т. 3.  С. 369 ² Там же.  С. 435.

[2] История Киргизской ССР.  Т. 3.  С. 502–503.

[3] XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Стеногр. отчет.  М.; Л., 1926.  С. 27.

[4] Там же.  С. 28.

[5] Там же.  С. 29.

[6] XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Стеногр. отчет. – С. 37–38.

[7] КПСС и Советское правительство о Советском Кыргызстане: Сб. док. (1924–1974).  С. 160.

[8] Там же.  С. 161.

[9] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 132.

[10] Там же.

[11] КПСС и Советское правительство о Советском Киргизстане: Сб. док. (1924–1974). – С. 27.

[12] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 133, л. 34.

[13] Там же, л. 40.

[14] Там же, л. 97.

[15] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 132, л. 153–169.

[16] История индустриализации Киргизской ССР: Документы и материалы (1926–1941 гг.). – Фрунзе, 1972. – С. 39­40. (В дальнейшем: История индустриализации…).

[17] Компартия Киргизии в резолюциях… – Ч. 1. – С. 62.

[18] История индустриализации…  С. 31­32.

[19] Там же.

[20] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 124, л. 1.

[21] Компартия Киргизии в резолюциях… – Ч.1. – С. 132.

[22] История индустриализации…  С. 151–152.

[23] История Киргизской ССР. – Т. 3. – С. 375.

[24] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 105.

[25] Там же.  С. 104.

[26] Сталин В.И. Соч. – Т.12. – С. 270–271.

[27] История индустриализации… – С. 216.

[28] История индустриализации… – С. 216–226.

[29] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 188.

[30] Киргизстан за годы Советской власти: Стат. ежегодн., 1977. – С. 21.

[31] История индустриализации… – С. 234–235. ³ История индустриализации… – С. 234–235.

 

Г  Л А В А III

ИЗМЕНЕНИЯ В ДУХОВНОЙ СФЕРЕ ЖИЗНИ НАРОДА

1. Повышение грамотности населения

В сложной и многоплановой работе в послеоктябрьский период по реформированию общественного строя особое место по масштабам и историческим последствиям занимает деятельность государства по повышению образовательного уровня масс на основе ликвидации почти поголовной неграмотности населения. Эта деятельность имела целью обеспечить идейную вооруженность, организационную сплоченность прежде всего партийных, а затем и широких масс, поднять их на осуществление практических задач «сокращенного» пути развития к социализму.

Работа по перестройке общественного сознания велась в различных направлениях с применением средств, форм и методов, имевших неоднозначные последствия.

Одним из направлений такой деятельности, имеющим прогрессивно преобразующее значение, была работа по повышению уровня грамотности населения.

В области народного образования, как сказано в Программе РКП(б), принятой VIII съездом, ставилась задача «довести до конца начатое с Октябрьской революции 1917 г. дело превращения школы из орудия классового господства буржуазии в орудие полного уничтожения деление общества на классы, в орудие коммунистического перерождения общества»^[1].

Ближайшей задачей на этом пути провозглашалось проведение бесплатного и обязательного общего и политехнического образования для всех детей обоего пола до 17 лет; создание сети дошкольных учреждений, полное осуществление принципов единой трудовой школы с преподаванием на родном языке, безусловно светской – свободной от какого бы то ни было религиозного влияния; снабжение всех учащихся пищей, одеждой, обувью и учебными пособиями за счет государства; подготовка новых кадров работников просвещения; привлечение населения к активному участию в деле просвещения; всесторонняя государственная помощь самообразованию рабочих и крестьян и т.д.¹

Однако в связи с гражданской войной, а затем восстановлением разрушенного народного хозяйства долго не было возможности заняться в должной мере вопросами народного образования. Финансирование школ было временно передано из государственного бюджета в местный. Это привело к сокращению в 1922–1923 гг. школьной сети во всей стране.

Еще хуже было положение в Туркестане и, естественно, во входящем в него Кыргызстане. Здесь в 1921–1922 гг. с переходом к нэпу почти все учебные заведения были переведены на финансирование из местного бюджета. XI съезд Советов ТАССР (декабрь 1922 г.), признав «положение школьного дела Туркреспублики чрезвычайно тяжелым»^[2], предложил увеличить объем выделяемых государственных средств на его развитие. Однако и население не освобождалось от расходов по содержанию местных школ. В январе 1923 г. Исполбюро ЦК КПТ приняло специальное постановление о проведении недели просвещения для сбора средств для системы народного образования. Тогда же ЦИК ТАССР постановил наделить детские дома, интернаты, сельские, аильные и кыштачные школы земельными участками (до 6 десятин). В это время начинается движение «Запашка последних десятин для ликбеза». Все это в какой­то мере помогало процессу становления и развития народного образования, однако не решало проблемы.

Конечно, на состоянии народного образования сказались и определенные моменты игнорирования культурно­экономических нужд кыргызов до национального размежевания. Бюджетом не предусматривались достаточные средства даже для оплаты труда учителей, забота о них в основном перекладывалась на население.

Так, в конце 1923 г. почти все школы в Пишпекском уезде (98%), Нарынском (97,5%) и Каракольском (83%) содержались на средства сельского населения. Труд учителей оплачивался натурой (зерном, овощами, скотом), в каждом уезде по­разному – согласно договору.

В 1923­1924 гг. на территории Кыргызстана было лишь 225 школ и 17 тыс. учащихся, чем и были обусловлены низкие темпы повышения грамотности населения. Это видно, в частности, из данных областной комиссии по ликвидации неграмотности за 1926 г.^[3]

Националь ность	Общее количество людей	Количество грамотных	Количество неграмотных	Процент неграмотности
Кыргызы	510061	18999	491062	96,5
Узбеки	146041	17098	128943	88,1
Русские	138686	36272	102414	71,6
Казак­кыргызы	13170	448	12722	97,4
Кипчаки	1215	24	1191	98,0
Другие национальности	24711	4643	20068	‘ 84,0
Всего	833884	77484	756400	90,7

Вопросы народного образования, как отмечала первая кыргызская областная партийная конференция, должны были оставаться и в дальнейшем в центре внимания, «ибо без этого развитие как хозяйственной мощи, так и общий подъем в области пойдут чрезвычайно медленным темпом». В качестве практических задач на местах выдвигались: улучшение состояния школы, повышение ее авторитета и заинтересованности в ней со стороны как всего местного населения, так и в частности крестьянства; необходимость постоянного внимания к учительству, широкая организация его подготовки и переподготовки. Подчеркивая, что улучшение дела народного образования упирается в религиозные предрассудки населения, конференция рекомендовала «проявить максимум такта в изжитии этих предрассудков»^[4].

Таким образом, создание самостоятельной кыргызской государственности, успехи в восстановлении и развитии народного хозяйства постепенно сказывались и на развитии и укреплении материальной базы народного образования. Ассигнования на строительство и ремонт школ возрастали из года в год. Так, если в 1924/25 г. на эти цели было израсходовано 12 тыс. руб., то в 1925/26 г. – 170 тыс., в 1926/27 г. – 242 тыс., в 1927/28 г. – уже 702,6 тыс. руб., а затраты на нужды народного образования увеличились с 670 тыс. в 1924/25 г. до 3434,6 тыс. руб. в 1927/28 г.^[5]

С учетом национальных особенностей стали открываться специальные школы для девочек­кыргызок и узбечек. 8 мая 1925 г. «Бат рацкая правда» писала: «Окружной инспекцией Наркомпроса открыта впервые специальная школа для кара­кыргызских девочек. С открытием этой школы Каракол­Нарынский округ обогащается еще одной национальной школой. Сейчас по округу открыто всего школ специального назначения: для узбеков – 1 школа, 1 – для уйгуров и для татар».

Принимались энергичные меры по укреплению учебнометодической базы, состава педагогических кадров школ.

Были организованы курсы переподготовки учителей, составлялись учебные пособия. Научная комиссия, в работе которой активное участие принимали И. Арабаев, К. Тыныстанов, X. Карасаев и многие другие авторитетные специалисты, только за первую половину 1925 г. успела выпустить 15, сдать в производство еще 30 названий книг, преимущественно учебников и учебных пособий на кыргызском языке^[6].

Однако охват детей школьного возраста школьным обучением оставался низким, особенно у коренного населения. В 1926/27 г. из 100 детей школьного возраста в школе первой ступени обучались:

Округ	Кыргызов	Русских и украинцев	Узбеков	Уйгуров	Татар	Дунган	Немцев
Фрунзенский	26	34	21	–	64	13	100
Каракольский	82	49	—	—	100	63	—
Джалал­ Абадский	26	56	27	­	­	­	­
Ошский	10	94	9	46	–	–	–

Сказывались и отсутствие в достаточном количестве школьных зданий и низкая квалификация учителей. На 484 школы первой ступени имелось всего 300 школьных зданий, которые кое­как позволяли вести в них работу, 98% аильных учителей составляли люди с начальным образованием, среди европейских 60% имели среднее, а остальные незаконченное среднее и начальное^[7][8].

Правительство Кыргызстана, опираясь на помощь Российской Федерации, принимало все возможные меры для улучшения ситуации в сфере народного образования. В 1928­1929 гг. на школьное строительство был выделен 1 млн. руб. Медленно, но улучшается качественный состав учителей. Действовали курсы переподготовки педагогов. Педагогические кадры начали выпускать педтехникумы. В 1928–1929 гг. среди учителей­кыргызов и представителей других восточных национальностей имеющие среднее образование составляли 10% (их общее число 557 человек), остальные имели лишь начальное. Среди педагогов­европейцев (548 человек) высшее образование имели 10%, среднее – 60, незаконченное среднее – 30%.

Для увеличения охвата детей обучением большое значение имело назначение с 1928/29 уч. г. стипендий детям бедняков в размере руб. в месяц в течение 9 месяцев в году для учащихся школ 1 ступени и 10 руб. – для учащихся школ II ступени и школ­семилеток и десятилеток. Благодаря таким мерам школами I ступени к началу 1928/29 уч. г. было охвачено 45% детей школьного возраста.

Серьезным препятствием на пути развития народного образования, ликвидации неграмотности масс, как тогда было определено, являлся слабо приспособленный к кыргызскому языку арабский алфавит. Арабские буквы с разными начертаниями в начале, середине и конце слова, в соединении с другими буквами и раздельно, с надстрочными и подстрочными знаками на самом деле трудно запоминались, на их усвоение уходило много времени.

Еще в мае 1925 г. первый научно­педагогический съезд КАО, исходя из указанных выше недостатков арабского алфавита, принимает решение о реформе алфавита на основе латинской графики, руководствуясь следующими принципами: вводимые буквы не должны отличаться друг от друга в печатной и письменной формах, заглавная буква – от остальных, буквы латинского алфавита с точками должны упрощаться или исключаться вообще; некоторые буквы, отсутствующие в латинском алфавите, но необходимые для передачи звуков кыргызского языка, или имеющие сложную форму начертания, должны приниматься из русского алфавита. 2 декабря 1926 г. V пленум Исполкома Киргизской автономной области, обсудив доклад о введении нового тюркского (латинского) алфавита, признав его преимущество перед арабским, счел необходимым «скорейшее введение в Киргизской автономной области ново киргизского алфавита». Тогда же и был создан Комитет ново кыргызского алфавита.

17 марта 1927 г. I Учредительный съезд Советов Киргизской АССР, исходя из тех же соображений, постановляет ввести в Кыргызстане в обязательном порядке ново­кыргызский алфавит с 1927 г., все грамотное кыргызское население республики должно было перейти на новый алфавит не позже 1930 г. Окончательным сроком перехода на новый кыргызский алфавит издательств и делопроизводства на кыргызском языке съезд определил конец 1931 г., а также переименовал Комитет ново­кыргызского алфавита в Центральный Комитет ново­кыргызского алфавита при ЦИК Киргизской АССР^[9].

В целях реализации данного решения на местах создавались кантонные комитеты ново­кыргызского алфавита, которые организовывали кружки и курсы по его изучению. В 1926–1928 гг. их окончили 3 тыс. человек, т.е. был создан костяк учительских кадров.

С 1928–1929 гг. латинский алфавит был введен во всех кыргызских общеобразовательных школах. Большую роль в организации перехода на новый алфавит сыграли республиканские газеты, организации союза «Кошчу» и комсомола.

Благодаря разъяснительной работе подавляющее большинство кыргызов поняли полезность нововведения и поддержали его. Поэтому переход на новый алфавит был осуществлен успешно за короткий срок, несмотря на сопротивление духовенства, выступавшего против отмены арабского алфавита, непосредственно связанного с мусульманской религией.

В том, что духовенство не нашло широкой поддержки масс, сказалось и то, что за полтора года от введения кыргызской письменности на основе арабского алфавита до принятия решения о переходе на латинский, при тогдашней полиграфической базе Кыргызстана не очень­то много было издано литературы, представляющей духовную ценность. Да и обучили на основе арабского алфавита не так много людей. Так, в 1926 г. из 399397 жителей республики в возрасте от 16 до 39 лет 333603 человека, или 83,5% от общего числа, были азбучно неграмотными^[10]. А среди коренного населения неграмотных было еще больше.

Наряду с широким развертыванием школьного обучения детей особого внимания требовала ликвидация неграмотности взрослых. Поскольку из­за ограниченности средств и возможностей политикоп росветительных органов эта работа не могла быть выполнена без участия широкой общественности, ликвидация неграмотности взрослого населения была объявлена «ударной задачей всех общественных организаций». Союз «Кошчу», например, отчислял в фонд ликбеза до 25% членских взносов. Комсомольские и профсоюзные организации вели широкую разъяснительную работу среди населения, создавали условия для занятий, контролировали учебу своих членов и т.д.

В 1928 г. правительство республики впервые сумело выделить значительные средства – 142 тыс. руб. – для ликвидации негра мотности^[11]. Это значительно оживило работу. Если в 1926/27 г. ликвидировали неграмотность 4500 человек, в 1927/28 г. – 5628, то в 1928/29 г. – уже около 16 тыс. человек, 80% которых составляли члены союза «Кошчу», комсомольцы и члены партии.

Охват обучающихся ликбезом увеличивался с каждым годом. В 1929 г. в системе ликбеза обучалось 20 тыс. человек, а в 1930 г. – 80 тыс. В ходе работы по ликвидации неграмотности было издано 70 тыс. экз. учебников, 40 тыс. из них – на кыргызском языке^[12].

Все это, безусловно, давало положительные результаты. Но проблема ликвидации неграмотности взрослого населения не была решена до конца не только до войны, но и после нее. Автор этих строк, будучи сельским учителем, занимался ликвидацией малограмотности, а на самом деле неграмотности взрослых… вплоть до середины 60­х годов!

Активизации процесса народного образования в годы довоенных пятилеток во многом способствовало увеличение средств, выделяемых на нужды просвещения. За годы первой пятилетки затраты на развитие культуры в республике составили свыше 47 млн. руб., основная часть средств направлялась на школьное образование: перевод письменности на латинскую графику, укрепление материальной базы школ и учебных заведений и т.д. Развитие школьной сети в республике характеризуют следующие показатели:^[13]

Таким образом, за 5 лет число учащихся увеличилось в 3,5 раза, в 3 раза возросло количество школ, в которых в 1932/33 уч. г. работали 3995 учителей против 1143 в 1927/28 уч. г., т.е. в 3,3 раза больше.

В расширении сети школьного образования решающее значение имело введение с 1930/31 уч. г. всеобщего обязательного начального образования детей в возрасте 8­14 лет.

Решениями Киробкома ВКП(б), ЦИК и СНК Киргизской АССР, принятыми в сентябре 1930 г., предусматривалось осуществить всеобуч сначала в городах, рабочих поселках и районных центрах во Фрунзенском, Беловодском, Аламединском, Чуйском, Калининском, Каракольском, Джеты­Огузском, Араван­Буринском и Джалал­Абадском районах. В других сельских районах республики начальным обучением должно было быть охвачено не менее 75% детей указанного возраста^[14].

Введение всеобщего обязательного начального образования было действительно революционным шагом, имеющим исключительное значение в преодолении культурной отсталости кыргызского народа. Несмотря на огромные трудности, связанные с нехваткой школьных зданий, учительских кадров, учебников и учебных пособий (особенно на кыргызском языке), упорным сопротивлением духовенства и людей с консервативным мышлением, советские и партийные органы сумели поднять трудящиеся массы на осуществление этого поистине великого дела, мобилизовать силы и средства советских, комсомольских, профсоюзных, хозяйственных, кооперативных и других организаций. Для всеобщего руководства работой по введению всеобуча был создан республиканский комитет. На местах такие комитеты организовывались при райисполкомах, городских и сельских Советах.

Мероприятия, направленные на дальнейшее расширение сети не только начальных, но и неполных средних школ, улучшение учебно­воспитательной работы в них, совершенствование учебных программ, обеспечение школ стабильными учебниками, учебными пособиями и учительскими кадрами, широко велись и в последующем.

Расходы на нужды народного образования неуклонно увелич ивались. В 1933 г. они составили 892,1 тыс. руб.; в 1934 г. – тыс., в 1935 г. – 1545,2 тыс., а в 1936 г. – 8424,3 тыс. руб.^[15] Особенно заметным рост расходов на эти цели был в национальных республиках бывших отсталых регионов страны. Так, если на одного жителя РСФСР расходы на просвещение с 1928 по 1938 г. возросли в 11 раз, то в Кыргызстане – более чем в 26 раз^[16].

В 1933–1937 гг. за счет государственных ассигнований в республике были построены 68 начальных, 16 неполных средних школ, 6 интернатов и 58 других объектов. Деятельное участие в этом принимали и колхозы. Только за 1936 г. ими было построено почти 200 начальных школ^[17]. Кроме того, за эти пять лет школам было передано 300 арендованных частных помещений и 200 национализированных бай­манапских и кулацких домов^[18] (одним из них был двухкомнатный дом того «кулака», о котором шла речь выше, переданный Корумдинской начальной школе Тюпского района).

В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 12 февраля 1933 г. «Об учебниках для начальной и средней школы» была проделана большая работа по замене учебников, имевших недостатки и ошибки, новыми. К сожалению, и здесь не обошлось без перегибов. В духе времени замена учебников сопровождалась обвинением их авторов в национализме, протаскивании буржуазной, бай­манапской идеологии и в других грехах. Справедливости ради, следует отметить, что в этом особенно усердствовали новые авторы, заинтересованные в публикации именно их учебников. Если в 1932–1934 гг. вышло в свет 40 названий учебников на кыргызском языке и 9 названий – на дунганском, общим тиражом 725,2 тыс. экземпляров, то только в одном 1936 г. было выпущено 49 названий учебников тиражом 816 тыс. экземпляров^[19].

В годы второй пятилетки серьезное внимание наряду с начальным обучением уделялось развертыванию семилетнего и среднего образования. По сравнению с 1932/33 уч. г. в 1937/38 уч. г. количество начальных школ в результате их реорганизации в семилетние и средние уменьшилось на 134 единицы, но количество школ с семилетним обучением увеличилось в 5 раз, с десятилетним – в 15,5 раза. Общая численность учащихся за это время возросла со 145,2 тыс. до 265 тыс.^[20] Серьезные сдвиги произошли и в охвате школами детей коренной национальности. К концу второй пятилетки в 1120 кыргызских школах обучалось 102,3 тыс. детей³.

В конце второй пятилетки в школах Кыргызстана работало 7607 учителей, что на 90% больше, чем в начале. Однако абсолютное большинство их не имело не только специального педагогического, но и общего среднего образования. Из 5354 учителей начальных школ и I—IV классов семилеток и девятилеток 4573 (т.е., 85%) имели незаконченное среднее образование^[21]. Из­за низкого образовательного уровня учителей уровень успеваемости учащихся был низким. Допускался большой отсев учеников, особенно девочек местной национальности.

Несмотря на все трудности и сложности, благодаря проведению указанных выше мероприятий в довоенный период был осуществлен коренной перелом в грамотности населения республики. По данным переписи населения 1939 г., грамотность кыргызстанцев в возрасте от 9 до 49 лет составляла 79,8% против 3,1% в 1897 г. и 16,5% в 1926 г. Среди сельского населения, а это основная масса коренного населения, в 1939 г. грамотность составляла 78,3% вместо 2,3 и 13% в 1897 и 1926 гг. соответственно^[22].

Однако говорить о высоком образовательном уровне населения, было еще рано. По данным переписи населения 1939 г., на тысячу жителей республики в возрасте 10 лет и старше приходилось 3 человека с высшим и 43 – с незаконченным высшим, средним или неполным средним образованием^[23]. К тому же, в начале 40­х годов подавляющее большинство из них вновь стали азбучно малограмотными в связи с переходом на алфавит на основе кириллицы.

Повышение грамотности населения, возрастающий выпуск научно­популярной, художественной литературы (преимущественно фольклорного жанра) на родном языке объективно обусловили быстрый рост информированности, научных знаний и общекультурного уровня народа, особенно молодых людей. Но (и об этом следует сказать) это нанесло серьезный удар по многим моментам традиционного миропонимания, мышления и поведения людей: усилилась тенденция освобождения грамотной молодежи от беспрекословного подчинения авторитету старшего поколения. Постепенно стала терять первозданную силу массовая тяга людей к сказителям преданий, легенд, малых и больших эпосов, поскольку для многих открылась возможность самостоятельного и более обстоятельного чтения их по книгам. Такова была закономерная плата за всеобщую грамотность, и этого не избежал ни один народ за всю историю человеческой цивилизации.

Вряд ли всё это – негативные явления, как некоторые стараются это представить. Хуже того, в последнее время стали звучать призывы к возврату к письменности на основе латинского алфавита. Необходимость обратного хода мотивируется тем, что будто бы кириллица не обеспечивает письменного воспроизведения ряда звуков в кыргызском языке, что многие цивилизованные страны мира используют латинский алфавит и к ним присоединяются почти все тюркоязычные народы. Думается, здесь больше политических амбиций антирусски настроенной части творческой интеллигенции, чем здравого смысла и реальной потребности общественной практики. Попробуем разобраться в состоятельности каждого из мотивов.

Проблему трех букв (ки, ги, ж), вокруг которых разгорелся первоначально спор, на наш взгляд, безболезненно можно было бы решить и в рамках кириллицы, как это было сделано раньше в отношении других трех букв (ө, ү, ң).

Да, действительно значительная часть населения мира пользуется латинским алфавитом. Но ведь есть же и народы – китайцы, японцы, корейцы, почти все славяне и другие, нисколько не чувствующие ущербности от неиспользования латинской письменности и успешно развивающие свой интеллектуальный уровень.

Вопреки утверждениям «реформаторов», многие тюр коязычные народы, наоборот, однозначно высказываются против «кардинального новшества», а другие пока всесторонне анализируют целесообразность и последствия возможного перехода. На самом деле есть над чем подумать, особенно кыргызам. В отличие от других соседних и дальних тюркоязычных народов пока еще главное и реальное богатство кыргызов заключается в их более высокой грамотности. Вряд ли отвечает интересам народа почти поголовное превращение их в одночасье в малограмотных. Потеряв достигнутое в темпах и уровне интеллектуального развития, не откатимся ли и в этой области на позицию развивающихся? И самое главное – выдержит ли наша теперешняя экономика «издержки» такого перехода, затраты на переоборудование и переналаживание всей полиграфической промышленности, переиздание всего ценного, что было создано на протяжении более чем полувека?

[1] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 81–82.

[2] Съезды Советов в документах. 1917­1933 г.  Т. 1.  М., 1959.  С.513.

[3] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 10, л. 1–2.

[4] Компартия Кыргызии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 21.

[5] Культурное строительство Киргизии. 1918–1929 гг.  Т. 1.  С. 163.

[6] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 28, л. 20.

[7] Культурное строительство Кыргызии. 1918–1929 гг. – Т. 1. – С.

[8] –153.

[9] Культурное строительство Киргизии. 1918­1929 гг.  Т. 1.  С. 228–230.

[10] Там же.  С. 184.

[11] Материалы к отчету Кыргызского областного комитета ВКП(б) VI областной партийной конференции.  Фрунзе, 1930.  С. 120.

[12] Там же.

[13] Краткий статистический справочник…  С. 76.

[14] Советский Киргизстан в документах. 1917–1967 гг.  С. 215–216.

[15] Краткий статистический справочник…  С. 25.

[16] Культурное строительство СССР: Стат. сб.  С. 10­12.

[17] Культурное строительство в Киргизии. 1930–1941 гг.  Т. 2, ч. 1.  С. 396.

[18] История Киргизской ССР.  Т. 3.  С. 524.

[19] К вопросу государственного строительства Советского Киргизстана. 1924–1937 гг.: Сб. док.  С. 284.

[20] Народное образование, наука и культура в СССР: Стат. сб.  С. 68–69. ³ Культурное строительство в Киргизии. 1930­1941 гг.  Т. 2, ч. 1.  С. 393.

[21] Там же.  С. 396.

[22] Советский Киргизстан за 40 лет (1926–1966): Стат. сб.  Фрунзе, 1966. – С. 19.

[23] Киргизстан за годы Советской власти: Юбилейный стат. ежегодн. Фрунзе, 1977.  С. 13

 

2. Под флагом свободы совести

В деятельности партийных организаций, направленной на повышение уровня духовной жизни общества, особое место занимала борьба за утверждение свободного от религиозных догм и предрассудков мировоззрения. Особый, иногда досадно трагический, колорит этой работе придавала обстановка искусственного обострения классовой борьбы, которая питала и революционную нетерпимость, и взаимную ненависть. Беда заключалась в том, что коммунисты в религии видели лишь «опиум для народа», хотя в ней многие устои нравственности, лучше которых человечество не изобретало.

Центральный комитет партии на словах требовал заботливого, исключительно тактичного подхода в вопросах антирелигиозной пропаганды, особенно когда это касалось работы среди народов советского Востока, но не пресекал насильственные методы на местах. В феврале 1920 г. в письме о работе среди народов Востока ЦК РКП(б) указывал: «При работе среди мусульманских народов нужно исходить из двух основных моментов, которые играют в их жизни большую роль: моментов религиозного и национального. Религиозные предрассудки у них сильнее, чем у русских и других европейских рабочих и крестьян… Против них нужно бороться не прямым отрицанием религии, а ее подтачиванием посредством распространения грамоты, распространения познаний по истории Земли и человека…»^[1].

По данным всероссийской переписи членов партии 1922 г., среди коммунистов Туркестана верующие составляли 44%, а в Джетысуйской области – около 57%^[2]. Поэтому требования к мусульманам, являвшимся членами коммунистической партии, на первых порах были несколько мягче. V съезд КПТ указывал, что борьба с религиозными предрассудками в их рядах должна вестись с помощью развития классового самосознания^[3]. Непосредственное научно­атеистическое воспитание их еще не предусматривалось. Так, известно, что во время обследования сельских и аильных партячеек Киргизии в 1925 г. многие проверяемые члены партии торопили закончить процесс проверки, если пришло время намаза­ религиозного мусульманского обряда^[4]. В такой обстановке основное внимание надо было уделять подъему культуры, преобразованию быта, «отрыву партийцев от влияния на них священнослужителей».

ЦК КПТ, учитывая специфические условия Туркестанского края, требовал от партийных организаций не забегать вперед, умело отделять национальное от религиозного, предостерегал от возможных других ошибок в идеологический борьбе с исламом, который «крепко владел чувствами и сознанием трудящихся масс». В открытом письме (1922 г.) он предупреждал, что «в Туркестане антирелигиозной пропаганды, как таковой, быть не может. В настоящий момент не приходится вести обличительным путем борьбу с исламом и его носителями – мусульманским духовенством, так как все это не даст благоприятных результатов», здесь залогом успеха в борьбе против устоев ислама должны стать распространение научных достижений в естествознании, расширение сети школьного образования, ликвидация неграмотности. В письме особое внимание обращалось на необходимость «вытеснения религиозного сознания» у коммунистов и комсомольцев, которые своим примером отношения к религии должны служить образцом для беспартийных.

Одним из важных направлений на начальном этапе антирелигиозной работы партийных организаций являлась борьба с невежеством, борьба против патриархально­родовых пережитков, которые еще крепко удерживались в сознании и быте даже партийцев, особенно в кочевых районах. В апреле 1924 г. IV Пишпекская уездно­городская партконференция в своей резолюции с полной определенностью подчеркнула необходимость «начать работу по борьбе с идеологическими пережитками патриархально родового и феодального быта среди членов партии». Причем в первую очередь эта работа должна начаться с «ответработников из коренного населения, которые должны в личной и общественной жизни проявлять пример отказа от пережитков»^[5].

Такая тактическая линия, пожалуй, была наиболее правильной, во всяком случае, – достаточно реалистичной. Некоторые же партийные организации, их органы без учета реальных возможностей пытались сразу перейти к бескомпромиссной борьбе с религиозными предрассудками как среди коммунистов, так и среди беспартийных. Такую задачу ставил, например, Ошский угорком РКП(б). Все это привело лишь к более активному сотрудничеству духовенства с басмачеством.

Декрет о свободе совести, терпимое отношение советской власти к религии способствовали оживлению деятельности различных религиозных направлений и течений. В сравнении с дореволюционным периодом к 1928 г. общая численность некоторых христианских общин в Кыргызстане увеличилась с 2 до 50, а число их членов – со 140 почти до 1900^[6]. До Октябрьской революции за 17 лет в Нарынском кантоне было построено 25 мечетей и столько же их основано за 9 лет после революции. За эти же годы в Каракольском и Чуйском кантонах было построено 11 мечетей до революции и 61 – после нее^[7].

На протяжении всего исследуемого периода сохранялось разделительное неравенство идеологических сил между непосредственными проповедниками ислама и возможными пропагандистами атеизма. К примеру, по имеющимся данным, в 1929 г. в Джалал­Абадском кантоне среди кыргызского учительства не было ни одного педагога с высшим образованием и лишь 2% – со средним, остальные 98% – с начальным, в то время как среди мусульманского духовенства высшее образование имело 36%, среднее – 12, начальное – 38% и 14% были малограмотными^[8].

Огромные различия между ними были и по опыту работы с людьми. Проповедники религии располагали массой проверенных форм, методов и отлаженной системой влияния на сознание верующих и неверующих. А агитаторы и пропагандисты атеизма не учитывали или неверно понимали особенности религиозных направлений, против которых должны были вести борьбу. Более того, даже у некоторых партийных работников комитетов низовых звеньев долгое время существовало представление о «вредной» и «безвредной» религии.

Несмотря на напоминания ЦК РКП(б) (август 1922 г.) о необходимости бороться «не с какими­нибудь отдельными религиозными группами, а со всяким религиозным мировоззрением вообще»^[9], в антирелигиозной пропаганде преобладала критика христианских вероучений. Не всегда и не все коммунисты признавали антиподами научного мировоззрения древние пережитки в виде шаманизма, колдовства, поклонение предметам и явлениям природы. Одни полагали, что надо бороться с религиозными предрассудками в земледельческих зонах, где якобы ислам оказывает сильное влияние на дыйканство. В свою очередь представители парторганизаций оседлых земледельческих районов настаивали на усилении антирелигиозной работы в кочевых районах, обосновывая это тем, что население там более всего подтверждено влиянию ишанов, улемистов и т.д., деятельность которых направлена против политики коммунистической партии и советской власти. К этим заблуждениям не только вела атеистическая неграмотность, но как­то сказалось, очевидно, и решение ЦК КПТ о возвращении вакфов, восстановлении судов казиев (1922 г.), его циркулярное письмо о борьбе с «ишанизмом и другими религиозными течениями» (1923 г.), в которых прямо или косвенно отражались частичные интересы суннизма. На местах партийные организации по­своему истолковали эти временные уступки, например, Ошский угорком, одобрительно отнесшийся к резолюции, принятой беспартийной конференцией, которая явно подразделяла направления в исламе на «вредные» и «безвредные». В резолюции подчеркивалось, что ишаны и их сторонники должны прекратить проповедовать свои учения, так как они «разрушают основные принципы ислама»^[10]. Ошибки подобного характера в антирелигиозной пропаганде имели место и в отношении к христианским сектам. Существовало мнение, что основная борьба должна быть направлена против баптистских, иеговистских, адвентистских и других сектантских организаций. Очевидно, здесь, кроме всего прочего, сыграло свою роль прошлое отношение к сектантству в период царизма.

Все это отражалось и в практической деятельности активистов антирелигиозной борьбы: они в своих выступлениях не подвергали критике вероучения православия и суннизма, последователями которых являлись основные массы населения.

В ходе борьбы с религией велись поиски ее форм, правда, путем проб и ошибок, избежать которых в тех условиях практически было невозможно. К тому же, еще долгое время не был сформирован атеистический актив. Поэтому неудивительно, что воинствующие безбожники впадали то в одну, то в другую крайность. Вместо того, чтобы тактично и терпимо относиться к верующим, чтобы искать путь к их разуму и сердцу, допускали оскорбительные выпады. Осуждая подобные поступки в борьбе с религией, В.И. Ленин на I Всероссийском съезде работниц говорил: «Бороться с религиозными предрассудками надо чрезвычайно осторожно; много вреда приносят те, которые вносят в эту борьбу оскорбление религиозного чувства. Нужно бороться путем пропаганды, путем просвещения»^[11]. На это ориентировал местные партийные организации и XII съезд РКП(б).

В его резолюции «О постановке антирелигиозной агитации и пропаганды» предлагалось «избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма»^[12].

Тем не менее на местах постоянно происходило нарушение этих указаний, особенно со стороны молодежи, комсомольцев. Во время проведения верующими религиозных праздников, обрядов они устраивали массовые манифестации с антирелигиозными лозунгами, пением частушек, содержание которых не только было направлено против священнослужителей, но и оскорбляло религиозные чувства рядовых верующих. В 1924 г. одна из таких манифестаций, в которой участвовало 80 человек, причем с участием духового оркестра, была организована у православной церкви в Пишпеке^[13]. А 18 апреля следующего года в день Пасхи, комсомольцы города устроили «суд» над Библией^[14].

Во второй половине 20­х годов во многих районах у местных органов власти, партийных комитетов усилился «зуд нетерпения» в ближайшее же время «освободить» верующих от религиозных предрассудков. Скоропалительность такого рода мер, без учета социально­экономического и культурного уровня населения, неминуемо приводила к негативным последствиям. Непримиримость к религиозной идеологии подменялась зачастую непримиримостью к религиозным организациям и даже верующим. Воинствующие безбожники нередко причисляли служителей культа к «классовым врагам», в том числе и тех, кто обучал детей в старометодных школах, что было отражением сталинской установки об обострении классовой борьбы в процессе социалистического строительства.

Нарушению советского закона о свободе совести способствовало и то, что в те годы в партийных и советских органах часто происходили перестановки, обновление кадров, в том числе за счет выдвиженцев. Среди них было немало малограмотных, не имевших и представления о воспитательной работе среди масс, требовавшей осторожности. К тому же, директивные документы с грифом «совершенно секретно», инструкции НКВД об основных принципах отношения государства к религии и церкви доводились до сведения ограниченного круга партийных и административных работников республиканского, реже – областного масштаба.

В результате борьба с религиозной идеологией выливалась в основном в административные меры. В Кыргызстане, как и во всей Средней Азии и Казахстане, она наиболее ярко проявилась в конце 20­х годов. «Имелся целый ряд перегибов и искривлений, – отмечалось в одном из документов, – заключавшихся в самовольном, в административном порядке закрытии молитвенных зданий без согласия большинства верующих, без согласования с соответствующими партийными органами»^[15].

Однако при этом нельзя не учитывать и другого. Правоохранительные органы, исходя из норм права того времени, нередко вынужденно прибегали к административному нажиму. Как свидетельствуют факты, имели место случаи, когда те или иные религиозные организации, общества, их руководство при поддержке антисоветски настроенных элементов сознательно нарушали советские законы о культах. В своей деятельности самыми разными средствами они вели агитацию против социально­экономических преобразований, принимали участие в организации басмаческих отрядов, устанавливали нелегальные связи с антисоветскими силами за рубежом. В листовках, проповедях агитировали верующих против обучения детей в советских школах. Например, муллы утверждали, что в них воспитывают «неверных» для призыва в армию для борьбы против мусульман. Под прикрытием заветов и нужд религии облагали население денежными и натуральными налогами, средства от которых использовали для своих нужд.

К работе по формированию материалистического мировоззрения трудящихся партийными организациями привлекались профессиональные, кошчийные союзы, комсомол. С помощью этих массовых организаций, советских и культурных учреждений проводились различные кампании, прежде всего такие, как «недели», «месячники», во время которых создавались ячейки «Союза воинствующих безбожников», оформлялись уголки «безбожника», распространялась атеистическая печатная продукция, накануне и в дни религиозных праздников организовывались антирелигиозные мероприятия. В периодической печати публиковались статьи с критикой неблаговидной деятельности местных религиозных организаций.

К началу 30­х годов профсоюзные органы начали прибегать к таким формам антирелигиозной работы, как создание так называемых «безбожных производственных коллективов». Соревнующиеся вступали в «Союз воинствующих безбожников», брали на себя обязательство не участвовать в культовых обрядах и праздниках, но принимать активное участие в гражданских обрядах и социалистических праздниках, в атеистической агитации среди населения. На некоторых предприятиях профсоюзные активисты придавали широкой гласности имена верующих, совершивших «прогул» по религиозным мотивам – они заносились на «черную доску», подвергались критике в стенной печати и т.д.

В борьбе с религиозными предрассудками одной из первоочередных задач объявлялось «вытеснение религиозных ощущений из сознания женщин». Женщины воспринимались не только как хранительницы семейного очага, но и как основной «источник воспроизводства религии в домашних условиях», оказывающий наибольшее влияние на формирование у подрастающего поколения религиозного миропонимания.

Далеко не все и не везде женщины­мусульманки одинаково относились к общественным мероприятиям. Многие мусульманки лишь приглядывались и не проявляли открыто живого интереса ни к учебе, ни к беседам, даже на темы общего характера. Особенно их пугало, когда работу с ними вели мужчины, поэтому большей частью приходили на те или иные мероприятия с матерями или мужчинами­родственниками. Много потребовалось времени и больших усилий, в том числе и репрессивных, прежде чем удалось преодолеть некоторые препятствия, чинимые религиозными фанатиками­мужчинами, нередко и партийцами.

Резолюция III областной партконференции «Об очередных задачах работы среди дехканок, крестьянок и работниц Кыргызстана», принятая 7 марта 1927 г., отмечала необходимость коммунистам преобразовать уклад жизни своей семьи, отказаться от калыма, многоженства и других бытовых предрассудков, уровнять свою жену в правах в семье, предоставить ей возможность участия в общественной жизни. Практическое раскрепощение женщины, говорилось в резолюции, «должно проходить в следующем порядке: местный партийный и комсомольский актив (ответственные работники), местные коммунисты и комсомольцы, живущие в городах, затем партийная и комсомольская организация кыштака и аила и потом лишь перенесение этого вопроса в среду беспартийных, в первую очередь членов союза «Кошчи» и «Рабземлеса»^[16].

Как показывают архивные материалы, к началу 30­х годов основная часть городских коммунистов, и особенно комсомольцев, в значительной степени изменили отношение к женщинам в семье, и прежде всего к своим женам, многие из которых становились активистками. Однако в аилах, особенно в кочевых районах, работа среди женщин, как в антирелигиозном плане, так и по вовлечению их в культурное и советское строительство велась еще достаточно слабо.

Конечно, большие надежды возлагались на антирелигиозную работу среди подрастающего поколения. Партийные и комсомольские организации стремились оградить молодое поколение от религиозного влияния, противопоставить ему антирелигиозную агитацию. В городских школах совместно с женсоветами они создавали уголки «безбожников», в некоторых выпускались стенные атеистические газеты, организовывались кружки «юного безбожника».

Сложно было вести антирелигиозную работу среди сельской молодежи. Вплоть до середины 20­х годов во многих русских селениях школьное обучение велось по программам, существовавшим еще в царское время. В 1926 г., например, в Таласском районе учащимся преподавали еще «закон божий». В селениях с коренным населением, охваченных басмаческим движением, основная масса детей совсем не училась или посещала старометодные школы. Здесь не могло быть и речи об атеистическом воспитании юношества.

Басмачество и мусульманское духовенство были ярыми противниками открытия не только светских, но и новометодных школ. Так, в Ошском кантоне ишан А.Джумабаев, тесно связанный с главарями басмачей, проповедовал: «Кто будет посылать своих детей в советские школы, тот будет капыром»^[17]. Темные, глубоко религиозные и запуганные родители беспрекословно исполняли такие наставления. Косвенно об этом говорит такой факт: в 1927 г. Областная контрольная комиссия и Рабоче­крестьянская инспекция установили, что в южных районах 60% детей школьного возраста вообще не было охвачено школьным образованием, а в ряде районов Ошского и Джалал­Абадского округов этот показатель достигал 70–80%^[18].

С первых шагов антирелигиозной работы, особенно среди коренного населения, как уже говорилось, возникла острая проблема кадров. А потому к решению ее приходилось привлекать агитаторов с низким общеобразовательным уровнем и неустоявшимся атеистическим мировоззрением, т.е. по существу создавалась только видимость борьбы с религией. Среди «борцов с религией» были и такие, которые относились к религии индифферентно, выражали скептицизм по поводу борьбы с ней или даже в силу традиций сами исполняли простые культовые предписания. Однако большая часть сельских, особенно кочевых районов не располагала даже таким составом идеологических кадров. Сюда редко приезжали из городов агитаторы и пропагандисты атеистических знаний, а местные кадры выполняли «поручения» по агитации и пропаганде без особого успеха. Приведем один характерный пример. В 1929 г. во время религиозного праздника Курбан­байрам из Фрунзе на горное пастбище Суусамыр прибыла группа «безбожников». Ее представители встречались с жителям аилов, проводили беседы и выяснили, что этот праздник проходит под руководством председателей волостных и сельских исполкомов. Никто из партийцев «не подозревал», что они отмечают религиозный праздник, хотя у них на глазах он сопровождался коллективными молениями. Прибывшие же «безбожники» разъяснить местным коммунистам их заблуждения не могли.

В 20­е годы в ходе антирелигиозной пропаганды были предприняты попытки внедрить в жизнь новые народные, трудовые нерелигиозные праздники и обряды: «день урожая», «день скотовода», «день хлопкороба», «день ирригатора», «день леса», «комсомольская пасха и ураза», «красные крестины», проводы в армию. Так, в 1923 г. в Пишпеке «день урожая» был объявлен 28 октября^[19].

В подготовке к тому или иному производственному празднику, уже по новой традиции, создавались специальные комиссии из представителей партийных и общественных организаций. Они устраивали собрания трудовых коллективов, митинги, на которых подводились итоги года, выявлялись недостатки в проведении посевных и уборочных кампаний. Из городов в села направлялись специалисты сельского хозяйства, которые разъясняли земледельцам и скотоводам истинные причины засухи, болезней животных и растений, научные методы и средства борьбы с падежом скота и повышения урожайности; пропагандировали достижения в животноводстве, разведении высокопродуктивного племенного скота и т.д.

В Кыргызстане такие праздники устраивались не только в уездных центрах, но и в волостных селах Базар­Кургане, Гульче, Джалал­Абаде, Наукате, Узгене. По замыслу они должны были также способствовать размыванию религиозного сознания у сельского населения и утверждению материалистического миропонимания и законов природы.

Определенные надежды возлагались и на внедряемые новые гражданские обряды. Наиболее часто в виде комсомольских свадеб, октябрин эти обряды сначала проводились преимущественно среди молодежи европейских национальностей. Партийцы и комсомольцы восточных национальностей в целом редко решались нарушить нормы адата и шариата. Тем не менее были случаи, когда некоторые комсомольцы – представители местных национальностей частично отступали от религиозных обычаев и устраивали семейные торжества в духе новых обрядов. Вряд ли они предполагали, что этим самым становятся первопроходцами в отходе не только от религиозного, но и от многого традиционного, народного. Летом 1924 г., например, в Каракольском уезде было организовано 16 октябрин, из них 4 – кыргызской молодежью^[20]. Именно с этого времени кыргызы стали давать своим детям такие имена, как Большевик, Социал, Октябрь, Совет, Кенеш и т.д.

В те времена эффективное воздействие на людей оказывали лекции, беседы о научных достижениях в области сельского хозяйства, физики, химии, медицины и др. Знакомство с законами природы, процессами, происходящими в окружающем мире, будило у слушателей заинтересованность в углублении знаний, подводило их к переоценке духовных ценностей и т.д.

В середине 20­х годов в распоряжении пропагандистов атеизма имелась достаточно разнообразная литература. В Средней Азии и Казахстане наиболее широкое распространение получили присланные из центральных районов страны книги и брошюры: «Социализм и религия», «Мозг и душа», «Материя и жизнь», «О душе и загробной жизни», «Очерки развития религиозных верований», «Первобытный коммунизм и религия», «Как создавались боги» и др. Большое внимание в них уделялось истории и критике религии с позиции научных достижений в естествознании тех лет. Имелись издания, содержание которых было направлено на критику библейских писаний: «Сказание об Адаме и Еве», «Сказки о воскресении Христа», «Библия для верующих». Позже появилась литература, рассчитанная на работающих среди молодежи: «Антирелигиозное воспитание в школе», «За молодежь против поповщины», а также сборники антирелигиозных пьес, песен и др. Тиражи научно­популярной атеистической литературы постоянно росли, более разнообразной становилась ее тематика.

Однако почти не было литературы на кыргызском языке, научно­методических разработок, пособий по работе с мусульманами, касающихся морально­этических сторон ислама.

Определенную роль в борьбе с религиозностью населения играла местная периодическая печать. С увеличением численности газет и журналов, их тиражей, а также с повышением грамотности населения появилось больше возможности широко освещать в периодике и доводить до населения антирелигиозные материалы. По «рекомендации» партийных комитетов широко публиковались материалы по распространению естественно­научных знаний, разоблачению неблаговидных дел священнослужителей и т.п. В частности, критиковались многоженство, купля­продажа женщин, выдача замуж несовершеннолетних, «врачевание» табибов и т.д.

При «красных юртах», чайханах, уголках, клубах велась плановая работа по ликвидации неграмотности и политпросвещению, создавались кружки по ознакомлению с вопросами ветеринарии, реже – кружки художественной самодеятельности, кройки и шитья. Организовывались беседы на медицинские, юридические темы, просмотры кинокартин и диапозитивов, иногда устраивались диспуты, дискуссии на темы атеизма и религии.

Однако во время дискуссий слабо подготовленные в вопросах ислама местные «безбожники» допускали оскорбительные выпады в отношении верующих, да и сами нередко попадали в неудобное положение.

Более удачно диспуты проводили русские агитаторы и пропагандисты. В этом плане заслуживают внимания выступления в г. Пржевальске бывшего архимандрита и иегумена Троицкого монастыря И.С. Шемановского. Вскоре после декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» он отрекся от религиозного сана, вступил в ряды РКП(б). Ему не было равных оппонентов. Его охотно слушали и мусульмане, так как он хорошо владел кыргызским языком.

Качественно новый момент в идеологическую работу вносило радио. С его помощью расширялись масштабы идейно­воспита тельной работы, повышался культурный уровень трудящихся масс. Совершенствовались формы и содержание радиовещания. С середины 20­х годов его сеть в Средней Азии и Казахстане развивалась быстрыми темпами. В начале 30­х годов более 50% бюджетного времени уже занимали радиопередачи на языках народов этих республик. Звучали в эфире и атеистические темы. В столицах республик и областных центрах стали открываться кружки по подготовке атеистов­радиолекторов, радиоуниверситеты. В середине 1931 г. культпросвет Киргизского обкома ВКП(б) в своем постановлении об открытии курсов радиолекторов указал, что из общего числа

(300 человек) слушателей 20% должны быть женщины, 30% – колхозники, 30% – рабочие и 20% – комсомольцы^[21].

Элементы атеистического содержания несло в массы и сценическое искусство. Уже в трудные годы гражданской войны и восстановления народного хозяйства по­большевистски настроенная часть интеллигенции, комсомольцы стали создавать инициативные группы, выступать с концертами, спектаклями. Формировались национальные драматические студии. Если принять во внимание отрицательное отношение мусульманского духовенства к театральному искусству, то можно считать, что одно его появление уже несло в себе зачатки антирелигиозной работы. Со временем появились пьесы, в которых прямо подвергались осуждению культовые обряды, вредные обычаи и традиции, бытовые пережитки.

Как известно, в первые годы советской власти основная часть мусульманского духовенства открыто выступала против строя, отрицающего религиозные ценности. Однако бесперспективность этой борьбы и опасение потерять доверие масс заставляли служителей ислама переходить на нейтральные позиции. А вскоре они стали выступать за широкую и организованную поддержку политики коммунистической партии и советского государства. Об этом заявил и всероссийский съезд мусульманского духовенства, проходивший в октябре 1926 г. Его материалы широко распространялись среди мусульман страны.

Священнослужители вынуждены были пересмотреть свою прежнюю точку зрения и в отношении собственности. До земельно водной реформы в Средней Азии они доказывали, что земля, принадлежащая богатым, дана им Аллахом и является их священной собственностью. Однако в ходе реформы некоторые из них даже отказывались от своих собственных участков в пользу бедноты, разъясняя людям, что «по шариату земельная реформа – законное дело»^[22]. Мусульманское духовенство г. Оша в специальном воззвании к населению признало свое прежнее отношение к земельной собственности ошибочным, осудило руководителей мусульманских общин, которые противятся реформе, защищают байские интересы, что «противоречит шариату и заветам великого пророка Магомета», и призвало поддержать аграрную политику советской власти, как богоугодное дело^[23].

Опасаясь влияния на народные низы, представители духовенства стали одобрять светские школы. Не выступали они столь яро, как прежде, и против некоторых новых прав, предоставляемых властью женщинам. Но рассуждали при этом весьма оригинально, подводя все «свободы» прежде всего к религиозным. Так, по их мнению, поскольку по конституции женщины получили равные права с мужчинами в общественной жизни, они должны быть уравнены и в правах посещения мечети.

Возросший политический и культурный уровень верующих, приспособление к новым условиям и определенная переориентация религиозных организаций требовали качественного сдвига в атеистической пропаганде. Для этого нужно было совершенствовать прежние, искать новые формы и средства работы с людьми. Необходимо было больше уделять внимания формированию у людей материалистического миропонимания, а не просто обличать священнослужителей и обвинять их в «контрреволюционной» деятельности. Однако и в последующие годы все оставалось по­старому.

Но главная трагедия этого периода заключалась в том, что новая идеология, отвергая старое, не создала ничего нового, более ценного и устойчивого, чем религия, в сохранении нравственных устоев общества. Наоборот, путем подобного «искоренения» религиозности был нанесен непоправимый урон многим истинно народным, позитивным традициям, обычаям и ритуалам, составляющим основу самобытности народов.

[1] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 236–237.

[2] Образование и деятельность коммунистической партии Туркестана. Летопись событий.  Ч. 2. 1917­1924 гг.  Ташкент, 1966.  С. 272.

[3] Резолюции и постановления съездов Коммунистической партии Туркестана. 1918–924 гг.  Ташкент, 1968.  С. 80­81.

[4] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 56, л. 22.

[5] Уездно­городские парторганизации Киргизии: Сб. док. и материалов. Фрунзе, 1968.­С. 539.

[6] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 99, л. 7.

[7] Там же, л. 8­ 9.

[8] Советская этнография.  1932.  № 2.  С. 96.

[9] КПСС в резолюциях…  Т. 3.  С. 115.

[10] ЦГА ПД РК, ф. 6, оп. 1, д. 193, л. 22.

[11] Ленин В.И. Поли. собр. соч.  Т. 37.  С. 186.

[12] КПСС в резолюциях… – Т. 3. – С. 15.

[13] ЦГА ПД РК, ф. 4, оп. 1, д. 48, л. 28.

[14] Батрацкая правда.  1925.  24 апреля.

[15] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 128, л. 75–79.

[16] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 121.

[17] ЦГА ПД РК, ф. 8, оп. 1, д. 7, л. 8.

[18] Культурное строительство в Киргизии. 1918­929 гг.  Т. 1.  С. 152.

[19] ЦГА ПД РК, ф. 4, оп. 1,д. 51, л. 55.

[20] ЦГА ПД РК, ф. 14, оп. 1, д. 9, л. 2; д.10, л. 88; д. 437, л.41; л.257, л.1.

[21] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 251, л. 75–76.

[22] Против религиозного обмана и мракобесия: Сб. материалов.  Фрунзе, 1970. – С. 143.

[23] Там же. – С. 137–139.

 

3. Феномен «буржуазного национализма»

Объективный анализ архивных материалов показывает, что в ходе борьбы с так называемыми «проявлениями буржуазной идеологии» в Кыргызстане безвинно пострадало большое количество людей, прежде всего почти весь цвет с неимоверным трудом создаваемой национальной интеллигенции. При этом в отличие от борьбы с проявлениями родоплеменной, феодально­ клерикальной идеологии разоблачение и искоренение «носителей буржуазной идеологии», «троцкистов», «левых и правых оппортунистов», «буржуазных националистов» и т.д. в подавляющем большинстве случаев происходили без всяких на то оснований, по заказу авторитарного режима и напоминали средневековую «охоту на ведьм».

Чтобы не быть обвиненным в искажении истины или в новой конъюнктурщине, остановимся на механизме, мотивах и направлениях давно и широко известных или до сих пор остававшихся вне поля зрения исследователей «разоблачений», за исключением двух моментов: это проявления «левых» загибов со стороны представителей коренной национальности и проявление великодержавного шовинизма частью работников­европейцев, которых в недалеком прошлом подвергали лишь безадресной критике или легко «журили».

Начнем с принципиального вопроса – могло ли быть в Кыргызстане того периода столько носителей буржуазной идеологии, которых репрессировали тысячами? Что думали об этом сами руководители областной партийной организации?

Как известно, до революции и особенно в первые годы после установления советской власти широкой экономической базы для развития капитализма, а, следовательно, и класса буржуазии, даже из числа представителей европейских национальностей, не было. Среди коренного населения, живущего в основном по канонам родоплеменных отношений, «обуржуазивающиеся» лица вообще исчислялись единицами. А потому наличие широкого слоя носителей буржуазно­националистической идеологии было маловероятным. Примерно так же рассуждали работники, присланные из центра в областной партийный и советский аппарат. Так, В. Шубриков – первый секретарь Киробкома партии, выступая на II пленуме обкома (июнь 1927 г.), говорил: «У нас сейчас в Киргизии интеллигенции, которая была воспитанницей торгового капитала, слава тебе господи, нет. Но, поскольку нэп развивает товарные отношения, будет появляться новая интеллигенция, и не только наша, но и противостоящая нам. Это обязательное явление, и вопрос в том, насколько сильны будут эти тенденции и эти враждебные нам явления. Это будет зависеть от того, насколько правильно и хорошо мы сумеем провести свою линию»^[1].

Оставим на совести этого достойного во многих отношениях партийного работника степень обоснованности подобных опасений в условиях Кыргызстана, глубину понимания новой экономической политики, вводившейся на весь переходный период. Отметим лишь, что к 1927 г. значительного количества вероятных выразителей интересов торговой буржуазии не было. О промышленной и сельскохозяйственной буржуазии не могло быть и речи. Оставалась одна возможность – появление торговой буржуазии и ее идеологов в условиях новой экономической политики. Но, как известно, этого не случилось. Через семь лет, т.е., в январе 1934 г., первый секретарь Киробкома партии, теперь уже Белоцкий, выступая с отчетным докладом на VII облпартконференции, подчеркнул: «… так как Киргизия по сравнению с Украиной и Белоруссией является более отсталой страной, так как прослойка старой буржуазной контрреволюционной интеллигенции у нас несравненно тоньше и так как нашему киргизскому национализму труднее сомкнуться с иностранными интервентами, то нужно признать, что местный киргизский национализм не представляет из себя на данном этапе главной опасности в Киргизии»^[2].

Эти слова тогдашнего первого секретаря Киробкома отражали реальное состояние общества. Но, еще не утихнет эхо от речи докладчика, как на этой же конференции местные «сверхбдительные» устроят соревнование в разоблачении буржуазных националистов. Булатов (секретарь Иссык­Кульского РК) «вскрывает» Чалагыза Иманкулова,

Бейше Турусбаева; Орозбаев (секретарь Сталинского РК) «разоблачает» некоего У. Джалилова; Эсеналиев (комсомольский работник) – И. Тойчинова, К. Тыныстанова, З.Бектенова; Аилчинов – Чонбашева; Чонбашев – Токбаева; Токомбаев – Тыныстанова, Баишова, Татыбекова, Кененсариева; Тойчинов в свою очередь – Токобаева, Чонбашева, Саадаева и т.д.^[3] Да и сам Белоцкий всего через два года, т.е., в марте 1936 г., изменит свою позицию на 180 градусов и направит секретарю ЦК ВКП(б) Ежову список из 48 человек (в основном представителей местной национальности), исключенных из партии во время чистки как «буржуазных нацио налистов», имеющих связь с эмигрантскими кругами и потенциальную возможность стать шпионами в пользу иностранной разведки. Все они, а в их числе были такие видные партийные и советские работники, как И. Худайбергенов, И. Айдарбеков, Т.Токобаев, Ж.Саадаев, И. Тойчинов, Н. Кульназаров и многие другие, должны были быть выселены за пределы Киргизии^[4]. Ежов в последующем «перевыполнит» просьбу Белоцкого и отправит большинство из этих, по существу безвинно обреченных, не только за пределы Кыргызстана…

Почему же так произошло, в чем главная причина? Эти вопросы сейчас волнуют всех. Не претендуя на исчерпывающий ответ, постараемся внимательно проследить ход событий и разобраться в истинных причинах тех или иных обвинений и «разоблачений».

Как свидетельствуют архивные материалы, областная партийная организация в начальный период своей деятельности, примерно до 1927 г., главное острие своей идеологической работы направляет против проявлений родоплеменной и феодально­клерикальной идеологии. Что же касается проявлений буржуазной идеологии, то в различных партийных документах лишь отмечается необходимость бескомпромиссной борьбы с ней.

Положение изменилось после принятия XV съездом ВКП(б) (декабрь 1927 г.) решения «Об оппозиции» и исключения из партии 75 активных «троцкистов» и 23 членов группы Сапронова.

В ноябре 1928 г. Киробком партии получает директивное письмо Средазбюро ЦК ВКП(б), на основе которого принимает постановление «О работе троцкистской оппозиции», которым определялись задачи кантонных и районных комитетов партии по разоблачению троцкистских элементов, а сбор и систематизация сведений о них поручались информационному подотделу обкома партии^[5].

Чем это обернулось? В марте 1927 г. областной комитет партии с полным основанием докладывал III облпартконференции, что «почти ни в одной нашей организации мы не имели оппозиционных настроений»^[6]. Почему «почти», а не полностью? Оказывается, в Кыргызстане в ходе партдискуссий были, как отмечалось в отчете информстатотдела Средазбюро ЦК ВКП(б), выступления коммунистов, которые носили «неуверенный характер: и против ЦК партии, и вроде бы не с оппозицией»^[7].

Причина такой двойственности крылась в самом предмете дискуссии. Как известно, троцкистская оппозиция обвинялась в путчизме в вопросах международного рабочего движения, в отношении к крестьянству как к классу, враждебному социализму, в борьбе против партийного аппарата под флагом борьбы с бюрократизмом, в борьбе против «режима» в партии под флагом борьбы за внутрипартийную демократию^[8]. Следовательно, все коммунисты Кыргызстана, участвовавшие в дискуссиях и высказавшиеся против бюрократизма, при всей своей правоте легко могли быть причисленными к троцкистам. Приведем один наглядный пример. Выступая на II пленуме Киробкома, Шубриков говорил: «Оппозиция дала пищу некоторым юродствующим лжемарксистам. В нашей организации тоже появился такой юродствующий марксист, который хотел организовать группу коммунистического быта. Ну что же, как будто группа хорошая, мы тоже за коммунистический быт и не только в разговорах, но и на деле всеми силами хотим, чтобы наш быт был коммунистическим. Но характерна платформа нашего новоиспеченного марксиста… Он говорит, что наша партия является правящей партией, поэтому отдельные работники, руководящие, особенно на окраине, расцениваются не как коммунисты, а как сановники, а поэтому партия не обращает внимания на их коммунистическое содержание, были бы только хорошими администраторами»^[9].

Как видно, «новоиспеченный» был во всем прав, но мог быть легко причислен к троцкистам за идею создания «группы», хотя бы и так называемого «коммунистического быта».

Но вернемся к последствиям директивного письма Средазбюро ЦК ВКП(б). Через три месяца, т.е. к марту 1928 г., выявляются уже 16 оппозиционеров. Дальше – больше. Начинают наказывать и исключать из партии по нарастающей, и не только за инакомыслие, сомнения или оппозиционные действия, но и за родственные и другие связи или просто за знакомство с лицами, объявленными троцкистами. Масштабы и степень наказания обвиняемых в троцкизме усугублялись по мере нарастания зловещности сталинской оценки троцкизма. Так, на XIII конференции РКП(б) (январь 1924 г.) троцкистская оппозиция была определена лишь как «мелкобуржуазный уклон», на XV партконференции (октябрь­ ноябрь 1927 г.) – уже названа отходящим от классовой линии социал­демократическим уклоном^[10]. В 1931 г. в своем письме «О некоторых вопросах истории большевизма», опубликованном в журнале «Пролетарская революция», Сталин отказал троцкизму в праве быть даже одним из течений международного рабочего движения, «фракцией коммунизма» и определил его как «передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР»^[11].

Таким образом, троцкизм объявляется не просто идейным течением в рабочем движении, а передовым отрядом контрреволюционной буржуазии в мировом масштабе. Следовательно, требовались разгром, искоренение, по крайней мере, «изгнание вон из партии»^[12].

А как поступить в Кыргызстане, если здесь не было значительного количества «ярых защитников троцкизма»? Установка: найти! И находили. Вот мотивы исключения из партии за «принадлежность к троцкизму» лиц, которые в связи с этим «удостаивались» решения самого обкома партии: в августе 1936 г. из партии исключается секретарь Кызыл­Кийского горкома партии Бурный за то, что поддерживал связь с объявленными троцкистами Ведюшенко, Афанасьевым, Гердзевичем^[13]; некий Ельцов – за то, что будто бы знал, но скрыл сведения о существовании контрреволюционной троцкистской группы, в которую входили Позднев, Данилов, Дербишев и другие; в прошлом приближенный человек самого Белоцкого начальник политотдела совхоза Стамблер как двурушник, державший теснейшую связь с родным братом­троцкистом; Зинкин и Татыбеков, работавшие вместе со Стамблером в совхозе, наказываются за то, что не разоблачили последнего^[14]. Стамблер «отблагодарит» своего бывшего покровителя: будучи в заключении, через НКВД отправит письмо Сталину, в котором разоблачит не только Белоцкого, но и его жену как троцкистов. Письмо через секретариат ЦК ВКП(б) попадет к Вышинскому, а от него – прокурору республики Смирнову, который «докажет», что Белоцкий отъявленный троцкист^[15].

Не отставали от общего «потока» и на местах. Один характерный пример. В январе 1937 г. «за протаскивание троцкистской идеологии» исключается из партии и шельмованием и гонениями доводится до самоубийства

В.Н. Хвостов. Его вина заключалась в том, что, будучи пропагандистом в коллективе Кара­Балтинского сахарного завода, на одном из занятий партпроса он сказал: «Троцкий при Ленине не выступал открыто, видя в нем гиганта», а на другом, что «кризисы бывают и от недопроизводства, так же как от перепроизводства. Первое, как известно, имело место и в СССР в годы военного коммунизма». Такое заявление «разоблачителями» было расценено как «смазывание роли Сталина как вождя мирового пролетариата еще при жизни Ленина», т.е., Хвостов не признавал «теорию двух вождей» большевистской партии, утвердившуюся окончательно к этому времени с подачи Берии и стараниями самого Сталина и его фаворитов. Второе высказывание Хвостова расцениваюсь как клевета на советскую действительность. Из предсмертных записок Хвостова видно, что он хорошо понимал весь трагизм тогдашней обстановки. «Меня убили, – писал он, – не дали честно работать. Хотел отдать все, что мог, для нового социалистического общества… Я знаю, что моя кончина для наглых ничего не составляет, так как они должны это делать, они ведь тоже «выявили» троцкиста Хвостова»^[16].

Как троцкист был «разоблачен» своими коллегами языковед с мировым именем Е.Д. Поливанов только за то, что когда­то работал в аппарате МИДа у Троцкого^[17].

Как видно из приведенных примеров, а они охватывают почти все крупные «разоблачения», мотивы обвинений были выдуманными и по сути – чудовищно бесчеловечными и антигуманными.

В апреле 1931 г. в результате оперативных мероприят ий ГПУ Киргизской АССР «раскрывается» и ликвидируется в различных отраслях народного хозяйства Киргизии 5 контрреволюционных вредительских организаций, объединенных одним вредительским центром Госплана республики (10 человек из аппарата Госплана. 3 – из сельскохозяйственных органов, 3 – из промышленных, 3 – снабжения, 4 – из органов финансов и кредита).

В ходе следствия добивались «признания» почти от всех. В чем же состояла их вина? Они якобы являлись членами несуществующей Трудовой крестьянской партии или приверженцами теории известных «членов» ТКП Чаянова, Кондратьева, Кострова и действовали по примеру «шахтинской» организации. А оказались в «контрреволюционной организации» из­за несогласия с установкой на обострение классовой борьбы, преждевременным свертыванием нэпа, с насильственными методами реконструкции народного хозяйства.

«Признавались» обвиняемые и в конкретных методах вредительства: в основном в «создании» хаоса в вопросах планирования и ведения народного хозяйства, при котором было бы совершенно невозможно разобраться во вредительских действиях отдельных членов организации. Следствием было «установлено», что вредителями «очень часто применялся так называемый способ вуалирования вредительства, т.е., все члены вредительских организа ций, присутствуя на том или ином заседании или совещании, при проведении того или иного вопроса, не выступали единодушно и не защищали вредительские установки, а делали так: часть членов организации активно защищает вредительские установки, а часть весьма пассивно и неубедительно противодействует. В результате этого проходят вредительские установки»^[18]. Поистине иезуитская аргументация! На примере же составления первого пятилетнего плана развития народного хозяйства республики, плана хлебозаготовки на 1932 г. мы видели, что хаос в деле планирования и снабжения был обусловлен именно часто меняющимися директивами из Ташкента и Москвы.

В чем же главная причина искусственного «создания» контр революционной вредительской организации? В том, что были нужны «жизненные» доказательства и из Кыргызстана сталинской концепции обострения классовой борьбы в период социалистической реконструкции. Да и надо же было свалить на кого­то вину за невыполнение первого пятилетнего плана в республике.

Архивные материалы показывают, что в ходе борьбы с так на зываемыми носителями буржуазной идеологии имело место их своеобразное разделение: кыргызы обвинялись в основном в правом оппортунизме, национализме, а представителям других нац иональностей – в троцкизме, великодержавном шовинизме. Не избежали ни те, ни другие и общего обвинения – в контрреволюционном вредительстве.

Следующий мотив массового обвинения партийных, советских и хозяйственных кадров – правый оппортунизм.

В апреле 1929 г. состоялся объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), рассмотревший вопрос о внутрипартийных делах. Пленум одобрил резолюцию объединенного заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦКК по внутрипартийным делам от 9 февраля 1929 г., осудив так называемую правооппортунистическую, фракционную деятельность Бухарина, Рыкова, Томского.

Документы показывают, что подготовка общественного мнения к «разоблачению» бухаринцев как правых оппортунистов началась задолго до объединенного пленума. Как писал Ю. Абдрахманов, в центральной печати начинается усиленная обработка Бухарина, Рыкова и Томского, дальнейшая судьба которых была «известна лишь одному «богу» со Старой площади»^[19] – Сталину.

Докатывается эта волна и до Кыргызстана. Выступая на V областной партконференции (15­25 января 1929 г.), Т. Айтматов говорил: «У нас проработка правого уклона вначале совсем не проводилась и мы ее начали, когда получили соответствующие директивы и материалы»^[20].

Выступавший на этой же конференции Давыдов, поставив воп рос «есть ли в Киргизии правый уклон?», ответил однозначно утвердительно и в качестве «доказательства» привел такой пример: «В парторганизации Александровской волости секретарь парторганизации имел связь с кулачеством»^[21]. Не отличалось оригинальностью и «доказательство» Х.Шорукова, заявившего: «Мы провели проверку Ошской организации и выявили ряд недочетов. У нас был председатель «Кустпромсоюза» Бекназаров, член партии с 1918 г., и что ж мы увидели в результате руководства этого товарища? Полное засорение аппарата»^[22].

Через два месяца после партконференции состоялся II пленум Киробкома, обсудивший вопрос о внутрипартийном положении, посвященный «проработке» бухаринцев. Кроме докладчика из центра и Шубрикова, делавшего заключение, выступили всего три оратора. Первый из них Белкин, отметив необходимость действовать «в ногу со всей партией», заявил: «В Джалал­Абадском кантоне мне пришлось столкнуться с извращениями в вопросе контрактации. И вот, один ответственный работник достает передовицу «Известий» и делает на нее ссылки. Я говорю ему и то, и сё, но все мои возражения разбивались о передовицу «Известий». По приезду, здесь я нашел передовицу «Правды» и она полемизирует с передовицей «Известий». Вывод: Бухарин, будучи главным редактором «Известий», шагает не в ногу с партией». Второй выступающий – Зайдин, в таком же духе «разоблачив» Бухарина, заявил: «Бухарин ничего нового не открыл. И мы должны сказать т. Бухарину, чтобы он для своих прогулок подальше выбрал закоулок». Не отличился аргументированностью речи и последний оратор – Тинхасин^[23].

В принятой резолюции говорилось: «…пленум считает необ ходимым сосредоточить главный удар на борьбе с правым уклоном, давая решительный отпор его носителям»^[24]. И причисляются к правооппортунистам учительница из с. Покровки Семина и счетовод колхоза Иванова, высказавшиеся в том духе, что «налоговая полит ика советской власти – это есть не что иное, как разорение крестьянства»^[25].

Однако такая поверхностная, почти безадресная борьба с правым оппортунизмом не устраивала систему. Надо было найти «своего» оппортуниста, желательно среди ответственных ра ботников. Вскоре такой был найден и «разоблачен». Это был О. Тынаев – заведующий отделом обкома партии по работе в деревне, который 1 июня 1929  г. через секретариат обкома проводит решение о допуске кулацких хозяйств в колхозы. Через некоторое время оно было отменено как явно правооппортунистическое, а сам Тынаев станет «отъявленным правооппортунистом».

Чтобы стала ясна неправомерность такого обвинения, стоит более подробно процитировать несколько документов. Так что же было сказано в том злосчастном постановлении секретариата Киробкома?

В нем указывалось: «1. …усилилось движение кулацких и бай­ манапских хозяйств в колхозы, причем цель этого движения сводитс я, во­первых, к использованию привилегий и помощи, представляемых колхозами; во­вторых, нахождению в лице колхозов того места, где можно было бы застраховать временное благополучие своего хозяйства и политическое положение.

Слабость партийно­советского аппарата на местах, крайне низкий уровень классового самосознания трудящихся аила и кыштака, наличие родовых отношений в быту затрудняют борьбу с кулацким движением в колхозы и требуют совершенно четкой и решительной постановки вопроса о кулацком хозяйстве и проведения следующего мероприятия, которое способствовало бы ослаблению кулацкого движения в колхозы.

Допускать вступление кулацких хозяйств в те колхозы, которые в организационно­хозяйственном отношении укреплены, произвели обобществление имущества, с учетом наличия соответствующего процента партийных и бедняцких прослоек и наличия крепкого партийного и советского аппарата поблизости, могущего обслужи вать, руководить работой этих колхозов, с непременным условием полного обобществления всех видов имущества этих кулаков и баев и недопущения их в органы управления колхозов»^[26].

Как видно из текста, решение направлено на ослабление движ ения в колхозы кулаков и бай­манапов, которые, осознав безысходн ость положения, действительно искали в колхозах хотя бы временную безопасность. Перед кулаками, отважившимися на вступление в колхозы, были поставлены жесткие условия: обобществление всех видов имущества, лишение права занимать руководящие посты и, наконец, вступление только в те колхозы, которые, как говорится, были расположены под боком у руководства.

Можно ли считать после всего этого позицию О. Тынаева правооппортунистической? Внимательное изучение партийных документов тех лет показывает, что на момент принятия решения обкома партии позиция Тынаева была, наоборот, намного «левее», чем позиция Политбюро ЦК ВКП(б) и самого Сталина.

Обратимся к фактам. Выступая на XVI партконференции (апрель 1929 г.) с безусловно согласованным со Сталиным докладом «О путях подъема сельского хозяйства и налоговом облегчении середняка», М.И. Калинин говорил: «… как наиболее полезно посту пить с кулаком, можно ли навсегда закрыть перед ним двери колхоза? Я думаю, что было бы неправильно навсегда закрывать эти двери». Касаясь принятия кулаков в колхозы, он предлагал учитывать «всю совокупность условий: насколько кулаки вредны, насколько они активны и насколько организуемые колхозы могут их ассимилировать»^[27].

На конференции развернулся горячий спор по данному вопросу. При этом даже один из ярых противников принятия кулака в колхо зы Ломинадзе допускал возможность этого, но в виде редких исключений, при условии обязательной сдачи им всего мертвого и живого инвентаря, денежных капиталов и натуральных запасов безвозмездно в неделимый капитал колхозов^[28].

Конференция же в своей резолюции, обратив особое внимание партийных организаций на необходимость «всемерной поддержки инициативы перехода целых сел и деревень к коллективным формам труда»^[29], фактически высказалась за прием кулаков в колхозы.

Только через 2,5 месяца после партконференции и 1,5 месяца после принятия упомянутого решения Киробкома, т.е. 16 июля 1929 г., ЦК ВКП(б) принимает постановление «О выполнении решений ноябрьского Пленума ЦК по докладу Севкавкрайкома», в котором говорилось: «ЦК одобряет решение Севкавкрайкома о нецелесообразности приема кулака в состав колхозов и необходимости систематической работы по очистке колхозов от кулацких элементов…»^[30].

Таким образом, для обвинения О. Тынаева в правом оппортунизме за решение, подготовленное в соответствии с установкой XVI партконференции ВКП(б), не было никаких оснований. Можно было бы просто отменить указанное решение обкома, как не соответствующее изменившимся обстоятельствам. Но этого не было сделано. Нужен был «свой» правый оппортунист, как и во всех регионах, на что был «социальный заказ» сверху.

Второй раз в качестве правого оппортуниста на острие «ра зоблачения» Тынаев оказался в 1931 г., когда работал секретарем Джалал­Абадского райкома партии. Выступая на II пленуме Киробкома (1–4 февраля 1931 г.), он возражает «нетерпеливым», замахивающимся на завершение сплошной коллективизации в Киргизии в 1932 г., и заявляет, что в отличие от центральных районов страны в республике условия для сплошной коллективиза ции в форме колхозов не созрели. Поэтому «следует осуществлять коллективизацию только на основе кредитования, т.е. в простейших формах кооперирования. Далее, как указано в постановлении того же пленума, Тынаев «огульно, необоснованно панически» утверждает:

• колхозы на практике не доказали своего преимущества перед индивидуальными хозяйствами;
• политика дачи твердых заданий кулакам и зажиточным хозяй ствам деревни влечет к голому раскулачиванию и разбазариванию скота середняком;
• прием в партию в большом количестве батраков может при вести к разбуханию и засорению рядов партии»^[31].

Правоту Тынаева подтвердили дальнейшая история колхозного строя и результаты партчистки, осуществленной в середине 30­х годов. Но в это время, решением того же пленума выступление Тынаева осуждается как правооппортунистическое, его выводят из состава обкома партии, снимают с должности, а 25 марта того же года исключают из партии.

В Кыргызстане, как и в других национальных республиках, в годы сталинских репрессий подавляющее большинство местных кадров пострадали будучи обвиненными в национализме.

Прежде, чем перейти непосредственно к борьбе партийных организаций республики с проявлениями буржуазного национализма, уместно будет хотя бы вкратце коснуться теоретического аспекта данной проблемы.

В марксистской литературе до сих пор считается, что национ ализм – один из принципов буржуазной идеологии и политики, заключающийся в проведении идеи национальной обособленности и исключительности, недоверия к другим нациям и межнациональной вражды. Национализм возник в процессе образования наций и обусловлен спецификой развития капитализма и выступает в двух формах: великодержавного шовинизма, которому свойственно пре небрежительное отношение к другим нациям, и местного национализма, отличающегося стремлением к национальной замкнутости и недоверием к другим нациям. При социализме, устанавливающем фактическое равенство наций, ликвидируются социальные корни национализма, однако еще не изжиты такие явления, как стремление к национальной замкнутости, местничеству. Принципиальная борьба против национальной ограниченности, проявлений национализма – важная задача совершенствования национальных отношений в социалистическом обществе^[32].

Каркас данной теоретической концепции рассыпается, как кар точный домик, при первых же сопоставлениях с реальностью, освобожденной от идеологизированных стереотипов. Так, если национализм обусловлен спецификой развития капитализма, то каким образом в 30­е годы появилось такое множество его носителей из числа кыргызов, которые в своем общественном развитии даже близко не подошли к капитализму, а в годы советской власти все делалось, чтобы не дать простора даже росткам капитализма? Где грань между нормальной заинтересованностью и заботой о судьбе своей нации и стремлением к национальной ограниченности и замкнутости, с которой нужно вести принципиальную борьбу? Почему при социализме остаются неизжитыми только проявления местного национализма, а исчезают рецидивы великодержавного и местного шовинизма, о которых, если и говорится в официальных документах, то чаще к слову, для порядка.

Если схема не отвечает даже на такие простые вопросы, то, согласитесь, теоретическая концепция, мягко говоря, несовершенна. Причина такого положения, на наш взгляд, в том, что в нашей прошлой общественной практике не было особой нужды в глубокой разработке данного вопроса, больше того, попытки что­то понять глубже жестоко пресекались. При Сталине нужна была именно размытость грани критериев между естественным национальным чувством и национализмом. Это облегчало задачу репрессивной машины. А в дальнейшем, поскольку считалось, что национальный вопрос был решен, незачем было разбираться в таких реальных, но неудобных вопросах межнациональных отношений.

А за это время идеологи «загнивающего» Запада и в этом вопросе ушли вперед. Например, по мнению Эрнеста Геллнера, национализм может быть основой политики любых массовых социальных движений – как крайне левых, так и крайне правых, а не только носителей буржуазной идеологии^[33]. Думается, что Геллнер полностью прав. В самом деле, ведь не назовешь же наших новоявленных современных, во многом оголтелых националистов представителями класса буржуазии.

Геллнер выделяет два уровня национализма: националистическ ое чувство – это чувство несогласия, возмущения и негодования из­ за несоответствия политических, социально­экономических порядков национальным интересам и потребностям или чувство удовлетворенности при наличии такового; националистическое движение – это движение, направленное на достижение такого соответствия. Думается, в таких проявлениях национализма, когда все идет в русле общечеловеческих норм, нет ничего вредного, требующего «принципиальной борьбы».

У нас же в 30­е годы и позже наказание неотвратимо следовало в случаях, определенных кем­то как стремление к национальной ограниченности и замкнутости, под которое при желании легко могли подвести любое действие, направленное на защиту национальных интересов, поскольку для такой оценки нет четких критериев.

В этом плане представляет определенный интерес выяснение тенденции развития и причин усиления борьбы с национализмом в различных его проявлениях.

Пожалуй, одним из первых партийных документов, указывавших на необходимость борьбы с национализмом, стало письмо ЦК РКП(б) ко всем партийные комитетам «О работе среди народов Востока» от 21 февраля 1920 г. В нем, констатируя, что за время существования советской власти национальное движение заняло важное место в жизни народов Востока, ЦК РКП(б) указал на две стороны этого движения: на стремление каждой отдельной этнической мусульманской группы (башкиры, кыргызы, калмыки и пр.) поднять свою культуру, создать свою собственную литературу, свои собственные школы, а также на поползновение националистов этих же групп использовать естественное движение масс к национальной культуре для своих политических целей^[34]. Такая постановка вопроса тогда имела под собой некоторые основания: у всех на памяти были и попытки антисоветского переворота в Башкирии в 1919 г., и антисоветская политика Алаш­Орды, и т.д.

Но в качестве средства преодоления такого проявления нацио нализма предлагалась разъяснительная работа с участием членов мусульманских секций партийных организаций Востока.

X съезд РКП(б) (1921 г.), указывая на наличие двух уклонов – великодержавного шовинизма и местного буржуазно­демократи ческого национализма, принимающего иногда форму панисламизма, пантюркизма, и осуждая оба эти уклона, указал «на особую опасность и особый вред первого уклона в сторону великодержавности, колонизаторства»^[35]. Съезд определил в качестве одной из важнейших задач партии на окраинах «ликвидацию националистических шатаний». О репрессивных мерах пока еще речи не было.

XII съезд РКП(б) (1923 г.) правомерно указал на наличие (кроме великорусского) местного шовинизма, проявлявшегося представителями более сильных наций в республиках, направленного против более слабых и малочисленных наций»^[36]. Борьбу «с националистическими пережитками и прежде всего с шовинистическими формами этих пережитков» съезд определяет также как актуальную задачу партии.

В июне 1923 г. состоялось IV совещание ЦК РКП(б) с ответст венными работниками национальных республик и областей. В принятой им резолюции «разоблачалась» группа «татарских буржуазных националистов» во главе с Султан­Галиевым, критиковавшим еще во время своей работы в Наркомнаие Стапина за унитаризм и невнимание к национальным интересам народов страны, и отмечалось, что уклон к национализму среди части местных работников республик и областей является, с одной стороны, реакцией против великорусского шовинизма, с другой – следствием недостаточно решительной и систематической борьбы. Деятельность этой группы могла бы быть «предупреждена или, во всяком случае, своевременно обезврежена партийным порядком»^[37], если бы велась систематическая и решительная борьба с уклоном к национализму. Иными словами, была открыта дорога карательным мерам, хотя бы в виде наказания по партийной линии.

В последующем вопросы национальных отношений на высоком представительном уровне не обсуждались. Проблема борьбы с проявлениями национализма решалась в свете постановлений ЦК ВКП(б) по различным вопросам или по личному указанию Сталина.

В кыргызской областной партийной организации вопросы борьбы с проявлениями националистической идеологии на уровне конференций, пленумов или собраний широкого актива, за исключением VII объединенного пленума Киробкома и ОКК ВКП(б) с участием актива (февраль 1927 г.), когда обсуждались итоги так называемого частного национального совещания, никогда не рассматривались. И как стало очевидным в последующем, борьба велась не на основе анализа реальной обстановки в республике, а в соответствии с общепартийными установками и указаниями Сталина.

В 1932 г., когда еще голод свирепствовал в Казахстане и заставлял миллионы людей искать помощи в сопредельных ре гионах, первый секретарь Казкрайкома ВКП(б) Л.И. Мирзоян получил телеграмму­директиву Сталина такого содержания: «Очередная задача казахских большевиков состоит в том, чтобы, борясь с великорусским шовинизмом, сосредоточить огонь против казахского национализма и уклонов к нему. Иначе невозможно отстоять ленинский интернационализм в Казахстане. Борьба с местным национализмом должна быть всемерно усилена, чтобы создать условия для насаждения ленинского интернационализма среди трудящихся масс национальностей Казахстана»^[38].

Как водилось в то время, такие директивы автоматически рас пространялись и на другие республики, в первую очередь на соседние. Следовательно, «сосредоточить огонь против национализма» и «насаждать интернационализм», как требовал «отец всех народов», нужно было и соседнему Кыргызстану. Уже в июне 1933 г. ГПУ Киргизской АССР информирует Киробком о раскрытии националистической, контрреволюционно­повстанческой, антис оветской организации, возглавляемой А. Сыдыковым. Это первое упоминание о мифической организации, в последующем превращенной стараниями карательных органов в Социал­ Туранскую партию (СТП).

К сожалению, автор не имел доступа к следственным материалам несуществовавшей контрреволюционно­повстанческой организации и СТП. Поэтому ограничимся цитированием тех мест из тенденциозного доклада Белоцкого на VII облпартконференции, где он ссылается на следственные показания самого Сыдыкова. Думается, что отрывки даже выбитых «признаний» (а в докладе, ра зумеется, приводились самые «существенные»), дают определенное представление о том, как и за что навешивался ярлык «буржуазный националист».

Итак, судя по показаниям А. Сыдыкова, платформа его «организации» заключалась в следующем:

Построение социализма в одной стране невозможно. Социализм может быть построен успешно только во всемирном масштабе при овладении высокой техникой. Отсюда логически следует, что попытки построения социализма в СССР неизбежно повлекут обнищание населения, особенно в бывших колониях царской России, как культурно отсталых, не владеющих техникой.

Крутые мероприятия политического и экономического харак тера, проводимые советской властью в отношении к байству и манапству Киргизии, влекут за собой хозяйственную разруху.

Выдвижение на государственные должности, технически малограмотных, теоретически неподготовленных батраков влечет за собой развал и хаос в управлении. Поэтому необходимо отказаться от принципа выдвижения (обратим внимание, что последнее очень совпадает с его платформой, изложенной в заявлении «тридцатки»).

Сопоставление этих показаний и других архивных материалов, касающихся личности А. Сыдыкова, дает возможность создать представление об истинной позиции Сыдыкова, которую он защищал до своего ареста. За такую позицию его можно было в то время обвинить в чем угодно: в троцкизме (так оно и было – Белоцкий назвал его среднеазиатским собратом Троцкого); в правом оппортунизме, и с достаточным основанием – как носителя родоплеменной, бай­манапской идеологии. Однако не было никаких оснований для обвинения в национализме.

А каковы были конкретные «действия» членов организации (по выбитым под пыткой показаниям Сыдыкова)? «1. Направить за кордон представителей для связи с иностранным консулом в Кашгарии, с одной стороны, и с другой – с китайскими властями (далее перечисляются фамилии тех, кто этим должен был заниматься. Следует отметить, что почти все они из регионов, где жили противники Сыдыкова по групповой борьбе в начале 20­х годов. – ДД). Выяснить через них возможность получения оружия и боеприпасов на предмет вооружения населения Киргизии и оказания им помощи (интервенция) в случае вооруженного контрреволюционного восстания в Киргизии, что предполагали подготовить.

2. Части членов организации (и здесь следует перечисление фамилий. – Д.Д.) было предложено проводить агитацию среди байско­манапской зажиточной части населения о том, чтобы подготовиться к вооруженному восстанию»^[39].

Поскольку националистической, контрреволюционноповстан ческой организации, как установлено сейчас, не было в реальности, показания, конечно, добыты путем пыток. А потому обвинять его за сказанное вряд ли можно.

С конца 1933 г. превращают в «оголтелого националиста», а в последующем и в «шпиона» Ю. Абдрахманова, исключенного из партии решением ЦКК ВКП(б) от 14 октября 1933 г., «за непартийное поведение, выразившееся в том, что он под влиянием группы троцкистов, будучи несогласным по многим вопросам с политикой партии и высказывая перед троцкистами свое несогласие, неискренне защищая решения партии, на деле их извращал»^[40], а на самом – деле – за крамольные по тому времени мысли о Сталине, Кагановиче, проводимой ими политике, изложенные в его «Дневниках»^[41] и ставшие известными руководству ЦК ВКП(б).

Однако лишенные информации об истинной причине наказания Ю. Абдрахманова в соответствии со спущенной сверху установкой о бескомпромиссном разоблачении националистов и всемерном развитии критики и самокритики, почти все делегаты VII областной партийной конференции, за исключением нескольких человек из числа рабочих, колхозников и лиц европейской национальности, устроили в буквальном смысле этого слова соревнование в «разоблачении» Сыдыкова, Абдрахманова, да и друг друга как националистов. Результаты этих разоблачительных словопрений сказались в 1937–1938 гг.

Толчком к усилению разоблачительной кампании служили статьи и речи Сталина или же просто критические материалы о Кыргызстане, опубликованные в центральной прессе. Например, в постановлении Киробкома от 17 марта 1932 г. «О киргизской литературе» прямо указывалось, что именно «письмо товарища Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» (речь идет о статье «О некоторых вопросах истории большевизма», опубликованной в № 6 этого журнала за 1931 г. – Д.Д.) послужило сигналом для широкого наступления партии на идеологическом фронте, усилило бдительность партийной организации в борьбе с гнилым либерализмом. В ходе проработки статьи товарища Сталина выявлены антипартийные искажения в кыргызской литературе, которые выражаются в следующем: а) протаскивание контрреволюционных, буржуазно­националистических идей Алаш­орды в кыргызской литературе (Тыныстанов); б) в отражении бай­манапской идеологии, направленной против интересов пролетариата и его авангарда – Коммунистической партии (Карачев, Кокенов, Кененсариев); в) отсутствие марксистско­ленинского анализа при издании так называемого народного творчества, в котором воспеваются интересы враждебных пролетариату классов (Кошоктор, Куйгон, Курманбек, Семетей)»^[42].

Обвинения действительно серьезные. А доказательства? «Учеб ник Тыныстанова «Наш родной язык», ч. I, вышедший в 1927 г. и переизданный в 1929 г., хотя и является ценным, положившим осно ву теоретического и методического изучения кыргызского языка, в то же время в нем включены отрывки из старой поэзии самого Тыныстанова и других, носящие буржуазно­националистический характер». И далее: «В учебнике Тыныстанова «Наш родной язык», ч. II, составленном в 1928 г. и вышедшем в 1931 г., под видом «народных» пословиц протаскивается бай­манапская идеология»^[43].

Конечно, быть может не следует включать собственные стихи в учебники, притом ранние. Однако это дело автора и, если и должно рассматриваться, то в плане этическом, а не идеологическом. А что же собой представляли те пословицы, «под видом» которых «протаскивалась» бай­манапская идеология? Пословицы и поговорки кыргызского народа, сложившиеся в условиях отсутствия классового расслоения, в большинстве своем нейтральны в отношении классовых признаков. Поэтому любую из них легко можно «пристроить» к выражению интересов того или иного класса. Но среди включенных в учебник К. Тыныстанова была одна поговорка, переведенная недоброжелателями Тыныстанова не по смыслу, а дословно, т.е., по сути повторился прием, использованный Тыныстановым при анализе стихов А. Токомбаева в 1927 г. Тогда исказился смысл слов из стихов А. Токомбаева, включенных в его сборник, посвященный памяти В.И. Ленина. Стихи в основном написаны в стиле «кошоктор» – песен­плачей. Иначе и не могло быть, ведь это почти первые стихи молодого поэта, еще не отошедшего от традиций народного фольклора и смысл их был таков: смерть безжалостно вырвала из жизни вождя, с его смертью пролетариат лишился своей опоры и т.д. Дословный же перевод назначенным обкомом партии рецензентом стихов Тыныстановым звучал следующим образом: «смерть потащила Ленина за грудки, согнулась нога пролетариата, опирающаяся на него» и т.д.

Поговорка, включенная в учебник Тыныстанова, гласила: «Ороодо даның болсо, короодо малың болот». При смысловом переводе это означает; «Зерно в закромах, скот во дворе», при дословном же перевод получилось: «Зерно в яме, скот в загоне».

В условиях хлебного кризиса, который, как заявлял Сталин, был вызван вредительством кулаков, укрывающих зерно от властей, закапывавших его в землю, а также широко развернувшейся по всей стране борьбы против них, включение такой пословицы в учебник, вполне естественно расценивалось как враждебная пропаганда.

Те, кто составлял документ и решал судьбу Тыныстанова, из­за незнания быта кыргызов не учли, а знающие не захотели учесть (нужно было разоблачить националиста!) два момента: во­первых, учебник был составлен до (!) хлебного кризиса – в 1927 г.; во­вторых, кыргызы, ведя кочевой образ жизни, «закромов» никогда не имели (юрта тесновата, да и проблематично было это при частых перекочевках), поэтому хлеб хранили всегда в «ороо», т.е., в выстланной соломой яме.

Через год в газете «Правда» публикуются передовица под заг оловком «Выше знамя пролетарского интернационализма» и статья Мануйлова «Разбить до конца остатки буржуазно­кулацкого национализма». 29 марта 1933 г. Исполбюро Киробкома принимает постановление в связи с этими статьями, в котором «считает совершенно правильной оценку, данную «Правдой» творчеству К.Тыныстанова в его академических вечерах, т.е., постановках на сцене Кирнацтеатра («Манас», «Шабдан»), как проявление буржуазно­кулацкого национализма»^[44].

Академические вечера К. Тыныстанова включали в себя постановку 3 пьес: 1­й вечер – пьесы «Манас» (эпоха феодализма); 2­ й вечер – «Из того, что видели глаза», поставленной под названием «Шабдан» (эпоха капитализма); 3­й вечер – «К новому обществу» (эпоха социализма), но она так и не была поставлена.

Как усмотрели в «Манасе» проявления «буржуазно­кулацкого национализма» известно, наверное, лишь одному богу. О непоставленной третьей пьесе и говорить нечего. Остается одна – «Шабдан». Русский перевод текста этой пьесы сохранился в делах Киробкома в Центральном государственном архиве политической документации республики^[45]. Ее отличает упрощенный классовый подход. Если и можно обвинять ее автора, то лишь в национальном нигилизме, односторонне примитивном очернительстве прошлого, но никак не «в протаскивании буржуазно­кулацкой идеологии».

Такие разгромные статьи, по которым партийными комитетами принимались специальные решения по искоренению «буржуазных националистов», «оппортунистов», «троцкистов», «контрреволюцио неров» и «вредителей» регулярно печатались не только в центральной прессе. Лишь за вторую половину апреля 1934 г. Исполбюро Киробкома приняло четыре постановления по статьям, опубликованным в газете «Правда Востока»: «Классовый враг орудует на конюшнях Киргизии», «Кызыл­кийские головотяпы», «Дела и будни одного райкома», «Сладко дремлет «Советская Киргизия»». Не отставала и республиканская пресса. За январь 1937 г., например, обкомом, было принято решение по статьям, напечатанным в «Советской Киргизии»: «Очистить зооветтехникум от троцкистов» и «Троцкистские последыши».

Разоблачения в буржуазном национализме велись и по местной инициативе. Например, в феврале 1935 г. заместитель наркома просвещения республики Ибрай Тойчинов был исключен из партии как «буржуазный националист», якобы пытавшийся создать подпольную группу творческой молодежи.

Как же могло случиться, что один из самых политически грамотных кыргызов того времени, ведущий переводчик трудов классиков марксизма­ленинизма на кыргызский язык, написавший к тому времени около 40 научных статей, вскрывающих социальные корни и проявления национализма, оппортунизма, обвинялся в том, с чем сам боролся?

Главная причина, как уже было сказано, – установка на разобла чение буржуазных националистов, и прежде всего среди творческой интеллигенции, особенно если учесть, что в республике была в этот период «подходящая» для этого ситуация. Мы имеем в виду групп овую борьбу, являвшуюся проявлением пережитков родоплеменных отношений в новых условиях.

Противники Тойчинова использовали безотказное в то время оружие – обвинение в крамоле, построенное на неточностях перевода им некоторых терминов из книги Сталина «Вопросы ленинизма»: «Совет – кенеш» (буквально – совет), «диктатура – бийлик» (власть), «революция – озгоруш», «боец – чоро» (дружинник) и т.д.

«Сверхбдительные» разоблачители не принимали во внимание реальное состояние кыргызской терминологии в то время, а также «забывали», что эти понятия сами переводили так же несколько раньше, до Тойчинова. В чем же заключалось «протаскивание националистической идеологии» при этом? До революции, оказывается, манапы периодически собирались на «кенеш» для решения различных общезначимых вопросов, а термин «бийлик» прямо намекает на старые порядки (бий – судья – носитель власти). Следовательно, все эти понятия «бай­манапские», «националистические». Конкретных же фактов попытки Тойчинова создать сомнительную организацию литературной молодежи не было… кроме его участия в «шерине» (совместные трапезы составляющих одну компанию людей).

Хотя все обвинения Тойчинова лишены всякого реального под тверждения, «повод» для строгого наказания по тем временам, считалось, был. Дело в том, что до начала 1935 г. дальнейшее обогащение кыргызского языка, как указано в постановлении Киробкома от 31 июня 1934 г. «О терминологии кыргызского языка», должно было идти «по линии максимального использования советизмов и интернациональной, международной терминологии через русский язык, подчиненный законам киргизской системы словоизменения и словообразования^[46].

Однако, как видно из постановления обкома, принятого через восемь месяцев, «Об орфографии киргизского языка» (27 марта 1935 г.) это приводило к значительным искажениям в передаче многих интернациональных и русских слов на кыргызском языке: «колхоз» – «калкоз», «совхоз» – «сапкос», «завод» – «зоот», «комиссариат» – «кемисариат» и т.д. Главное – допускалось искажение фамилий руководителей партии и правительства: например, Молотов – Молотуп, Ворошилов – Ворошилуп^[47]. Но совершенно недопустимое по тем временам – Ысталин вместо Сталин.

Таким образом, разбор конкретных мотивов обвинения людей в троцкизме, оппортунизме, буржуазном национализме показывает, что почти все доказательства несостоятельны, необоснованны, сфабрикованы.

«Национализм» Сыдыкова очень далек от «национализма» Абдрахманова, Тойчинова, Тыныстанова и многих других репрессированных лиц. Но и «загибы» этого «попутчика» в революц ии, как сказал о нем Ю. Абдрахманов, не идут ни в какое сравнение с нынешним, реальным и всевозрастающим национализмом, в идеологии которого в противовес принципам общечеловеческой гуманности приобретают исключительный приоритет национальные (реальные и мнимые) ценности над личностными. Одна национальная культура противопоставляется другой, собственная государственность – иным формам социальной самоорганизации этноса, национальное прошлое и желаемое будущее – реалиям настоящего и возможному будущему, сохранение национальной культурной самобытности – веяниям нового, прогрессивного, вытекающего в новых условиях даже из собственной культурной самобытности.

Как мы видели, в 30­е годы передовые представители кыргыз ского народа, как и всех без исключения народов страны, жестоко и в массовом порядке пострадали, будучи обвиненными в буржуазном национализме. Трагедия этой сталинской репрессивной кампании состояла не только в том, что были оборваны, погублены жизни тысяч невинных людей, что само по себе ни с чем не сравнимое проявление античеловечности. Из опасения обвинений в национализме была почти прекращена работа по сохранению традиций, самобытности культуры и быта народа. Один характерный пример: 26 января 1937 г. бюро ЦК КП Киргизии рассматривает вопрос «О враждебных выступлениях артистов Осмонкула и Шаршена».

Осмонкул Болебалаев был одним из великих кыргызских акынов­импровизаторов, которые сочиняют стихи и поют о том, что видят (за исключением песен жанра «насият» – наставления или народного фольклора), что чувствуют и как понимают. Шаршен Термечиков был неповторимым комиком, юмористом, сатириком и певцом.

И вполне понятно, что по законам жанра, в выступлениях этих артистов находила отражение реальная действительность конца 30­х годов. Но тогда само упоминание о «не типичных» для советского строя явлениях считалось великой крамолой.

После обсуждения на бюро ЦК «враждебных выступлений» акынов­импровизаторов им оставалось только охаивание прошлого, восхваление всего сущего, иначе говоря, акыны оказывались оторванными от реальной жизни, той почвы, на которой только и расцветает их творчество. Не этим ли объясняется то, что после таких гигантов, как Токтогул, Калык, Алыкул, Осмонкул, Шаршен и др., сформировавшихся как акыны еще до революции, начали скудеть народные таланты в этой области. Дело дошло до того, что некоторые нынешние наши знаменитости по сравнению с названными годятся, разве что, да простят меня акыны – мои современники, на роль жамакчы (слагателей песен).

Таким образом, борьба с «троцкизмом», «оппортунизмом», «буржуазным национализмом» в Киргизии, а, точнее говоря, – с инакомыслием, лишила почвы творческое и всестороннее развитие личности.

[1] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 22, л. 50, 53.

[2] Там же, д. 526, л. 17.

[3] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 526, л. 25, 35­39, 60­63, 114­115,137139, 165.

[4] Там же, д. 736, л. 39, 40­48.

[5] Там же, д. 157, л. 64.

[6] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 157, л. 64.

[7] Там же, л. 66.

[8] КПСС в резолюциях…  Т. 4.  С. 110­112.

[9] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 92, л. 17.

[10] КПСС в резолюциях… ­Т. 3  С. 156; Т. 4.  С. 110­112.

[11] Сталин И.В. Соч.  Т. 13.  С. 98.

[12] Там же.  С. 97.

[13] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 197, л. 54.

[14] Там же, л. 57

[15] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 197, л. 67.

[16] Там же, ф. 10, оп. 1, д. 790, л. 71.

[17] Плоских В. Самый обычный гениальный человек / Коммунист Кыргызстана.  1990.  № 10.

[18] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 326, л. 1­29.

[19] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма Сталину.  С. 131.

[20] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 184, л. 40.

[21] Там же, л. 107­108.

[22] Там же, л. 101.

[23] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 198, л. 10.

[24] Компартия Киргизии в резолюциях…  Ч. 1.  С. 253.

[25] ЦГА ПД РК, ф 10, оп. 1, д. 264, л. 135.

[26] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 191, л. 62.

[27] XVI конференция ВКП(б): Стеногр. отчет.  М., 1962.  С. 296­297.

[28] XVI конференция ВКП(б): Стеногр. отчет.  С. 312.

[29] Там же.  С. 639.

[30] Известия ЦК ВКП(б).  1929.  10 августа.  С. 23.

[31] ЦГА ПД РК, ф. 391, оп. 3, д. 193, л. 42.

[32] Философский словарь.  М., 1986.  С. 308–309.

[33] Геллнер Э. Нации и национализм // Вопросы философии.  1989.  № 7 .– С 120–131.

[34] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 237.

[35] Там же.  С. 369­370.

[36] КПСС в резолюциях…  Т. 2.  С. 237.

[37] Там же.  С. 131.

[38] Казахстанская правда. – 1988. – 8 сентября.

[39] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 526, л. 42–13.

[40] Абдрахманов Ю. 1916. Дневники. Письма к Сталину.  1976.  С. 85.

[41] Там же.

[42] ЦГАПДРК, ф. 10, оп. 1, д. 415, л. 87.

[43] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 415, л. 89.

[44] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 453, л. 97.

[45] Там же, ф. 398, оп. 3, д. 422, л. 1­59.

[46] ЦГА ПДРК, ф. 10, оп. 1, д. 573, л. 21.

[47] Там же, д. 631, л. 162.

 

4. Утверждение идеологии сталинизма

Основоположники марксизма постоянно указывали на необхо димость глубокого изучения объективных процессов и явлений общества, обобщения социальной практики, развития на этой основе марксистской науки и вооружения ею рабочего класса,

в первую очередь его «организованного авангарда» – членов партии.

В условиях республики широкая пропаганда марксизма­ ленинизма, вооружение трудящихся масс материалистическим знанием о закономерностях развития общества, путях и средствах его переустройства, по мнению местных идеологов, были исключительно актуальны, представляли одну из особенностей строительства социализма сокращенным путем.

Во­первых, поскольку промышленный рабочий класс в Кыргызстане был исключительно малочисленный, решающее значение имело превращение марксистского учения и политики партии в убеждение и руководство к действию всего трудового крестьянства, составлявшего подавляющее большинство населения.

Во­вторых, в отличие от центра даже мелкотоварный уклад хозяйствования, не говоря о более высоких формах его, здесь уступал патриархально­натуральному, социалистический же был здесь намного слабее из­за кустарного и полукустарного характера промышленности. Это обстоятельство в значительной степени мешало развитию классового самосознания коренного трудового населения.

В­третьих, необходимость целенаправленной идейновоспи тательной работы диктовалась и интересами достижения гражданского взаимопонимания и мира между представителями различных наций и народностей, проживающих в Кыргызстане, преодоления чувства отчужденности и недоверия между ними, обострившегося в результате прошлой колонизаторской политики царизма, жестокого подавления восстания 1916 г. и определенной неудовлетворенности итогами земельно­водной реформы 1921–1922 гт.

В­четвертых, почти поголовная неграмотность коренного населения ставила трудящихся почти «вне политики». Так, даже в кампании по перевыборам Советов в конце 1925 и в начале 1926 г. участвовали лишь 43,9% имевших право голоса^[1].

В­пятых, сказывалась незавершенность советизации органов власти на местах. Как отмечалось в докладе агитпропотдела Киробкома в середине 20­х годов в понимании рядового кыргыза представитель волисполкома еще был тот же «минбаши» (тысячник), «болуш» (волостной управитель), а начальник милиции – «пристоп» (пристав)^[2].

Необходимость усиленной работы по политическому просвещению обуславливалась и рядом причин внутрипартийного характера. Это прежде всего высокая религиозность и низкая азбучная грамотность членов партии, преимущественно крестьянско­дыйканский состав коммунистов, которые не имели опыта политической и организаторской работы в массах.

Областная партийная организация в момент ее формирования (октябрь 1924 г.) состояла из 3558 коммунистов и лишь 5,5% из них были промышленные рабочие. В целом пролетарская прослойка, включая и сельскохозяйственных рабочих и батраков, едва достигала 10%.

Основная часть коммунистов – 53,6% (данные на 1 октября 1925 г.) имели начальное образование, 41,4% были азбучно неграмотными, 4,7% имели среднее и лишь 0,3% – высшее об разование.

Изменение миропонимания людей, уяснение ими своего места и роли в общественной жизни происходили в первую очередь на фоне и в результате осуществляемых социально­экономических и политических преобразований – организация возвращения из Китая кыргызских беженцев и оказания им материальной помощи, возвращение кыргызам отнятых у них колониальными властями земель, перевод при всемерной государственной помощи кочевых и полукочевых хозяйств на оседлость, мероприятия по ликвидации негра мотности, развертывание широкой сети производственных кредитных, потребительских, снабженческо­бытовых и других кооперативов, игравших определяющую роль в подъеме разграбл енных и разрушенных хозяйств, создание самостоятельной киргизской государственности и т.д. – сыграли исключительную роль и в изменении сознания коренного населения Кыргызстана. Поэтому разъяснительная работа, проводимая хотя и ог раниченными силами, находила благодатную почву. (Кстати, весь штат партийных работников Киргизской автономной области в 1925 г. состоял из 22 сотрудников аппарата и Обкома, и ОблКК, 33 освобожденных работников трех окружкомов и 28 ответработников 12 райкомов партии^[3].)

Располагая ограниченными собственными средствами, партийные комитеты в идейно­воспитательной работе стремились использовать возможности сети политико­просветительных учреждений.

Сеть политико-просветительных учреждений Киргизии^[4]

	1925 г.	1928 г.	1933 г.	1936 г.
«Красные юрты», избы­читальни	Нет данных	53	159	52
«Красные чайханы»	«	10	180	90
Библиотеки	«	4	53	211
Клубы	9	10	97	246
Киноустановки стационарные	3	5	65	101
Кинопередвижки	—	—	40	61
Радиоузлы	Нет данных	1	18	Нет данных

Как видно из таблицы, темпы роста сети политпросветучреждений были высокими, но не отвечали потребностям времени. К тому же, число работников в учреждениях политпросвета Кыргызстана было явно недостаточно. В 1934 г., например, их было всего 518 человек, или 1 работник на 2,4 тыс. жителей. Главной формой работы «красных юрт», «красных чайхан» и изб­читален были громкие читки, беседы и очень редко, лекции и доклады^[5].

Значительную роль в идейно­воспитательной работе играли периодическая печать и книгоиздательство, которые довольно быстро развивались в республике.

Динамика выпуска газет в Кыргызстане^[6]

Год	Колич. изданий	Число номеров	Разовый тираж (тыс. экз.)
1926	3	465	50
1930	4	735	37
1935	1814	115	Нет данных
1940	69	5631	190

Развитие книгоиздательства в Кыргызстане^[7]

Год	Число названий книг	Тираж (тыс. экз.)
1926	26	66
1928	100	500
1932	132	744
1937	231	2505
1940	350	1283

Более быстрому развитию книгоиздательства, как показывают архивные материалы, препятствовала кроме слабой полиграфической базы, отсутствия подготовленных авторов и переводчиков также «сверхбдительная­цензура. Только в 1936 г. было «забраковано» 23 названия книг из 163, причем 3 названия – уже после выпуска, 12 – до сдачи в производство и 8 – после частичного перевода с русского языка. Из 140 вышедших книг 18,9% составляла и издания по общественно­политической тематике, 38,3% – учебники и учебные пособия, 13,4% – сельскохозяйственная и 12,5% – художественная литература^[8].

Значительная роль в идеологическом воспитании населения отводилась собраниям, конференциям, различным массовым мероприятиям, проводимым партийными, комсомольскими, профсоюзными, союзом «Кошчу», пионерскими организациями, обществом «Жарды­жалчы уюму» и «Союзом безбожников» и другими, а также общеобразовательным школам, учебным заведениям, системе ликбеза, делегатским собраниям, конференциям, различным курсам, лекторам, политдокладчикам и агитаторам.

Из столь широкого арсенала средств идеологической работы остановимся на деятельности системы партийного просвещения, которая по сути составляла «сердцевину» всей работы по внедрению в сознание масс идеологии сталинизма.

Поскольку система партийного просвещения имела достаточно четкую структуру, стабильные учебники и программы, постоянный контингент слушателей и пропагандистских кадров, это позволяет более предметно проследить изменения в содержании, методах, организационных моментах идеологической работы и, главное, получить более приближенный к истине ответ на вопросы: с чего на чали, как действовали и чего достигли?

В 1925/26 учебном году в области действовало лишь 6 школ политграмоты, которые охватывали 238 слушателей. В пишпекской и ошской совпартшколах обучалось 150 человек, из них более 100 – кыргызы и представители других местных национальностей. Политической учебой было охвачено лишь около 10% состава областной партийной организации.

Во многих школах политграмоты не всегда «выдерживались» программы, что объяснялось отсутствием учебных пособий. Как отмечалось в письме Киробкома в ЦК РКП(б) (май 1925 г.), школы политграмоты столкнулись с громадной трудностью – «абсолютным отсутствием литературы на киргизском языке. Нет ни одной брошюры даже по самым элементарным вопросам партийного строительства. Ни одна школа политграмоты, ни одна ячейка кыштака и аила не имеют материалов на родном языке»^[9].

Осенью 1927 г. ЦК РКП(б) направляет в Киргизию на длительный срок пропгруппу ЦК РКП(б) в составе 10 человек. Она должна была оказать помощь местным партийным комитетам в организации партпросвещения, но самое главное – «систематически изучать настроения, запросы людей и регулярно информировать ЦК о своих наблюдениях и работе»^[10]. Пропгруппа ЦК РКП(б) в Кыргызстане совместно с группой Киробкома, созданной по аналогии, оперативно решала вопросы организации и руководства сетью политического просвещения, что было чрезвычайно важно в сложившихся условиях, когда из 6 заведующих агитпропотделами канткомов партии 5 имели начальное и лишь 1 – среднее образование^[11].

В подготовке кадров для идеологической, политической и хозяйственной сфер большую роль сыграли совпартшколы. Так, областная совпартшкола (СПШ) выпустила в 1926–1927 г. 52 человека, в том числе 34 кыргыза. В 1930 г. в областной фрунзенский и межрайонной ошской совпартшколах обучалось уже 488 человек, 88% из них были представители местных национальностей. Межрайонные СПШ были организованы в Караколе и Кызыл­Кие. Кадры для Киргизии готовились также в казанской и тверской совпартшколах.

Однако совпартшколы не следует рассматривать в качестве учебных заведений в нынешнем понимании. В СПШ 1­й ступени (готовящие кадры для политпросветов и пропагандистской работы в аиле, кыштаке, деревне) принимались члены ВКП(б) и ВЛКСМ, умеющие читать и писать, знающие четыре действия арифметики с целыми числами, а в СПШ 2­й ступени (готовящие кадры районного и волостного масштаба) – умеющие бегло читать и писать, знающие четыре арифметических действия с любыми числами и имеющие понятие о географии^[12]. При таком уровне подготовленности поступающих за два года даже при интенсивности учебного процесса (что маловероятно, если учесть состояние материальной базы и уровень подготовки преподавателей) из СПШ выходили кадры не очень­то высокой квалификации.

В начале 30­х годов совпартшколы стали готовить и специалистов для народного хозяйства. В республиканской СПШ были созданы отделения: зерновое, животноводческое, политпросвет и газетное; в каракольской – животноводческое и зерновое; в ошской – хлопковое и животноводческое; в кызыл­кийской – промышленное и пропагандистское.

Высшее политическое образование коммунисты Кыргызстана получали в комвузах за пределами республики – в САКУ, КУТВ и др. До 1930 г. эти учебные заведения окончило не более 10 кыргызов. С 1930 г. контингент учащихся из Кыргызстана в них стал значительным: в КУТВ было направлено – 4, а в САКУ – 105 человек.

Однако пополнение контингента учащихся комвузов сдерживалось низким общеобразовательным уровнем и слабым знанием русского языка представителей коренных национальностей, что мешало полностью использовать предоставляемые для обучения центром места. Даже в 1930 г. разверстка ЦК ВКП(б) по Кыргызстану была выполнена всего на 57%.

В определяющей степени именно по этой причине не увенчалась успехом попытка областного комитета при поддержке Средазбюро ЦК ВКП(б) по созданию комвуза в республике. Так, VI партконференция (1930 г.) поручает обкому организовать областные курсы партработников с целью превратить их в 1931­1932 гг. в комуниверситет. С осени 1931 г. открывается подготовительное отделение комвуза на 75 человек, а в 1932 г. начинает работу основное отделение. Но из­за отсутствия условий для нормальной работы (преподавателей, материальной базы, а главное – трудности с комплектованием слушателей) через год комвуз был реорганизован в Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу (ВКСХШ). В 1933/34 г. в ней обучалось 330 человек. Осенью 1936 г. состоялся первый выпуск – 27 человек.

В 1929/30 г. сеть партийного просвещения по сравнению с 1928/29 г. расширилась почти в 2 раза, главным образом за счет школ­передвижек и предметных кружков. Количество школ увеличилось с 72 до 175, а число слушателей – с 2099 до 4072^[13].

В сентябре 1930 г. ЦК ВКП(б) постановлением «О задачах партпросвещения» решительно осуждает недооценку просвещения и предлагает местным парторганизациям принять все необходимые меры к его расширении^[14]. Вскоре сталинский курс на «подстегивание темпов» отразился и на системе политической учебы.

Был отброшен принцип добровольности при выборе форм учебы, провозглашенный в постановлении ЦК ВКП(б) от 16 мая 1927 г. «Об улучшении постановки политобразования в партии и комсомоле». Контрольные цифры охвата учебой, как и в народном хозяйстве, теперь спускаются сверху.

По разнарядке Киробкома на 1931/32 г. охват политобразованием должен был составить не менее 10 тыс. человек, при этом по каждому району детально расписывалось, сколько среди них должно быть коммунистов, комсомольцев, беспартийных активистов, рабочих, колхозников, кыргызов, женщин, какими должны быть формы учебы.

Но поскольку пятилетний план во всех отраслях «перевыполнялся», не должна была отставать и система политпросвещения. Так, Средазбюро ЦК ВКП(б), получив разнарядку на охват 95,5 тыс. человек в четырех республиках в 1932/33 г.^[15], определяет для Кыргызстана этот показатель в 22090 человек^[16]. Киробком партии в свою очередь разнарядку эту доводит до 25433 человек^[17]. Далее количество людей, охваченных учебой (лишь на бумаге), еще более увеличивается, в результате в нужное в то время дело вносятся формализм и безответственность. Но иначе и не могло быть. Местные условия еще не позволяли должным образом поставить политическое образование, а сверху требовали «покончить с недооценкой партпросвещения». В целом в 1940 г. системой политического образования в республике было охвачено около 40 тыс. человек.

Особый интерес представляют содержание политического образования и тенденции его изменения. В Кыргызстане самой распространенной формой учебы были школы­передвижки на начальном этапе и деревенские, аильно­кыштачные школы политграмоты в последующем, что обуславливалось уровнем подготовленности слушателей системы политической учебы.

Главной задачей школ­передвижек было, конечно, разъяснение коммунистам Устава, Программы и узловых вопросов истории партии. При этом необходимо было подвести слушателя к пониманию вопросов: 1) что требует от него партия, что и как он должен делать в ее рядах; 2) что отвечать ему на требования, предъявляемые к нему как партийцу со стороны беспартийной массы^[18].

В 1925 г. программа школ­передвижек кыштака и аила включала беседы, рассчитанные на 9 занятий, со следующими темами:

Современное состояние дыйканского хозяйства (основные отрасли, количество производимых продуктов, скотоводство и его размеры, орошение, формы и методы обработки земли, кустарное хозяйство).

Мероприятия советской власти по подъему сельского хозяйства (экономические мероприятия – кредитование дыйкан, кооперация, внедрение многополья, орошения, введение машин и коллективной обработки земли, улучшение семян, вывоз сельхозпродуктов и ввоз промышленной продукции и сельхозорудий, т.е., обеспечение смычки).

Единый сельскохозяйственный налог (значение единого налога и причина его введения, ознакомление с основными постановлениями центральной власти о едином сельхозналоге, кустарно­промысловый налог, формы сбора сельхозналога, на какие нужды употребляется налог).

Кыштачно­аильные Советы и ВИК (Советы и самоуправление трудящихся, порядок их выборов в кыштаке и аиле, задачи кыштачного и аильного Совета и ВИК: выполнение директив вышестоящих органов, работа по землеустройству и орошению, по просвещению; записи браков и рождений).

Советская власть и национальный вопрос (Ленин и Восток, решение национального вопроса капиталистическими странами, национальное освобождение народов Средней Азии Октябрьской революцией, возможность подъема материального благосостояния и просвещение дыйкан).

Советская власть и просвещение дыйканства (экономические и политические выгоды грамотности, состояние грамотности, мероприятия советской власти по ликвидации неграмотности и просвещению дыйканства).

Компартия и дыйканство (что такое Компартия и ее задачи, политика партии в сельском хозяйстве, Компартия и освобождение угнетенных национальностей).

Союз рабочих и дыйкан (связь города с кыштаком и аилом – обмен промышленными и сельскохозяйственными продуктами, политика советского государства в отношении снижения цен на промышленные товары и изделия для дыйканства как политика закрепления союза рабочих и дыйкан, мобилизация партийцев и комсомольцев из города для работы в кыштаках и аилах, выдвижение беспартийного дыйканства на советскую работу в кыштаке, аиле и городе)^[19].

Программа школ­передвижек предусматривала разъяснение наиболее актуальных, волнующих дыйканство вопросов, учитывая при этом уровень подготовленности основной массы слушателей. Иными словами, соблюдался принцип пропаганды – связь с жизнью и практикой, с интересами и потребностями слушателей.

Однако по мере роста уровня общей и политической подготовленности слушателей программа партийной учебы углублялась и усложнялась. Это наглядно видно при сравнении приведенной выше программы школ­передвижек с программой новой школы – школы политграмоты для деревни, кыштака и аила, составленной в 1929 г. Эта программа состояла из 19 бесед на следующие темы: пять хозяйственных укладов в СССР и особенности экономики Кыргызстана; советское и капиталистическое хозяйство; союз рабочего класса и крестьянства; национальная политика партии и советской власти; госпромышленность и ее роль в строительстве социалистического хозяйства в СССР; современное состояние сельского хозяйства в СССР; расслоение деревни и политика партии в отношении различных групп крестьянства; кооперация в деревне и ее роль в продвижении к социализму; партийное строительство и обязанности членов партии; партия и Советы в деревне, кыштаке и аиле; комсомол, его работа в деревне, кыштаке и аиле; партия, культура и религия, быт; партия, рабочий класс и крестьянство: в период войны, восстания кыргызов 1916 г. и Февральской революции, Октябрьской революции и гражданской войны, новой экономической политики; ВКП(б) и Коминтерн; ВКП(б) и ВЛКСМ; СССР и перспективы мировой революции^[20].

Как видно, и на этот раз разработчики программы придерживались линии обеспечения связи политической учебы с жизнью. Однако в 1930 г. произошел крутой поворог в содержании системы политпросвещения, связанный с установкой Сталина, содержащейся в его статье «Некоторые вопросы истории большевизма». В этой статье Сталин фактически свел всю историю партии к истории борьбы с различными оппортунистическими линиями – от меньшевизма, центризма до оппортунистов, и особенно троцкизма, якобы превратившегося в «передовой отряд контрреволюционной буржуазии», и поставил задачу: «Поднять вопросы истории большевизма на должную высоту, поставить дело изучения истории нашей партии на научные, большевистские рельсы и заострить внимание против троцкистских и всяких иных фальсификаторов истории нашей партии, систематически срывая с них маски»^[21].

Центральное место в системе партийной учебы заняли вопросы борьбы партии с различными идейными течениями, разоблачения троцкистов, оппортунистов, буржуазных националистов. Стержневыми в программах, учебных планах школ и кружков, теоретических семинаров стали темы: «Ленин и Сталин – организаторы и вожди большевистской партии», «В борьбе с какими врагами партия добилась победы социализма в нашей стране (о внутрипартийной борьбе)»^[22] и т.п.

В те годы в связи с низким уровнем подготовленности пропагандистских кадров, крайней недостаточностью учебных пособий и неграмотностью и малограмотностью слушателей, занятия в системе политического просвещения проводились в основном в форме «громкой читки» и разъяснения, или «проработки» прочитанного, как тогда говорили. Однако были и попытки механического перенесения из сферы производства в политучебу социалистического соревнования – так называемого политсоревнования. Суть нового «метода» заключалась в подведении итогов учебы путем «политбоев». Среди слушателей двух школ, между которыми должно было состояться «политсоревнование», распространялись стандартные вопросы по пройденным темам учебника и текущей политике и в ходе «политбоя» слушатели задавали друг другу вопросы. Жюри выставляло за ответы очки. Соревновавшиеся старались задавать наиболее каверзные вопросы, чтобы поймать соперника на «политудочку». Побеждала та школа или группа, которая набирала больше очков. Надо признать, что это в определенной степени способствовало повышению активности слушателей, однако и здесь оставалось много шаблонного и механического, глубокое, вдумчивое и серьезное изучение теории подменялось показной шумихой и трескотней^[23].

Попадались на «политудочку» в ходе проверок состояния политпросвещения и сами пропагандисты. Так, пропагандисты г. Фрунзе Сидельников, заявивший при изучении материалов VII конгресса Коминтерна, что «массовая политическая партия может быть создана только после создания правительства единого фронта»; Мироненко, сказавший: «Нельзя построить коммунистическое общество в одной стране»; Оболенская, забывшая сказать о возможности перерастания буржуазно­демократической революции в социалистическую еще в 1905 г., и другие были «проработаны» в горкоме партии. В итоге Сидельников должен был пообещать выступить с критикой своей формулировки на следующем занятии, Мироненко был отстранен от пропагандистской работы, а коммунист Сергеев, сказавший на собрании, посвященном 30­летию декабрьского восстания 1905 г., что партия хотела тогда «создать рабочее правительство», был обвинен в троцкизме (говорил о правительстве, а не о диктатуре) и исключен из партии^[24].

Не отличались глубиной и познания самих пропагандистов и проверяющих партийные комитеты, и даже членов пропгруппы ЦК. Так, в конце 1934 г. руководитель пропгруппы ЦК ВКП(б) Пазиков сетовал на то, что парторги колхозов им. Молотова, «Мин­Булак», «Ак­Булак» Нарынского района Итибаев, Талпаков, Умерканов не смогли ответить на вопрос: кто такие Сталин, Калинин, Молотов, Белоцкий. А на вопрос: «когда установлена Советская власть?» Итибаев ответил – в 1916 г., Умерканов вообще не знал, какая власть в стране. Талпаков на вопрос: «кто может быть членом партии?» ответил: «Все, кто признает Советскую власть»^[25]. На эти же вопросы, на том же уровне ответил работник рабочкома совхоза «Эфиронос» Калининского района Передник, а на вопрос: «кто такой Молотов?» ответил: «Наркозем. Нет. На месте Кагановича»^[26]. Примерно так же обстояло дело с политическим образованием среди работников республиканского уровня. В том же 1935 г. Фрунзенский горком отмечал, что Вирин (наркомместпром), Уваров (наркомфин), Семенихин (уполномоченный ЦК союза строителей), Тугельбаев (Кирсовпроф) и другие ничего не делают для повышения политического уровня^[27].

Таким образом, говоря о политическом просвещении после 1930 г., нельзя не отметить, что здесь произошел отрыв от реальной действительности, вместо вдумчивого и углубленного изучения закономерностей общественного развития главенствовали зубрежка, лозунговость в изучении ленинизма (в сталинской интерпретации) и т.п.

И это было очевидно многим. В связи с этим менялись школа политпросвещения и программа. Вот какие темы предлагались в 1938 г. для изучения слушателям кандидатской школы:

1. СССР – страна победившего социализма (осуществленная мечта, основа советского хозяйства – социалистическая собственность, страна Советов, ее природа и население).
2. СССР – могущественная индустриальная держава (промышленность царской России, промышленный расцвет СССР в первую пятилетку, гигантский подъем индустрии во вторую пятилетку).
3. Торжество социализма в деревне (деревня при царском режиме, колхозный путь – путь социализма, победа колхозного строя).
4. Новая техника и новые люди (техническая перестройка народного хозяйства, социалистическая производительность труда).
5. Светлой, радостной жизнью живут люди страны Советов (продукты и товары трудящимся, жить стало лучше) и т.д. Всего 12 тем такого содержания^[28].

Реальными «достижениями» системы политического просвещения (во взаимодействии с другими средствами и методами идейно­политической работы) оказались высокий уровень недоверия, подозрительности и разоблачительства во всех мыслимых и немыслимых грехах; утверждение идеологии и практики культа руководителя вообще и, конечно, в первую очередь Сталина. Дело дошло до того, что текст кыргызской песни о Сталине «Солнце народа» (слова А. Токомбаева) утверждался на бюро Киробкома партии^[29].

К середине 30­х годов в республике пышно расцвели «культики» местных руководителей. Появились колхозы, села имени Шахрая, Зеленского, Орозбекова, Белоцкого. Торжественно и пышно отметили 5­летний юбилей работы на посту председателя ЦИК Киргизской АССР А. Орозбекова, 10­летний юбилей творческой деятельности молодого поэта А.Токомбаева. Но «перещеголял» всех секретарь Фрунзенского горкома Каракозов: за два года его работы на этом посту его имени «удостоились»: фабрики­кухни, средняя школа и даже «месячный поход по развитию кустарной кооперации» и «пропагандистский поход по разъяснению шести условий тов. Сталина»^[30].

Все это удручающе и закономерно. Система сверхцентрализации производства и распределения, решения кадровых и других вопросов, о чем свидетельствует и начальный период нашей истории, не могла не способствовать созданию культа личности в союзном и «культиков» в местном масштабе.

Завершающим аккордом в процессе внедрения в сознание советского идеологии сталинизма явилось постановление ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938 г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)». Постановление это, превратив объявленный гениальным творением «самого» Сталина «Краткий курс истории ВКП(б)» в единственное учебное пособие для всех звеньев системы политического образования, создавало условия для окончательного утверждения в сознании масс идеи двух создателей и вождей партии, революции и советского государства. Формулой «Сталин – это Ленин сегодня» не только Сталин поднимался до уровня превращаемого в «икону» Ленина, но и ленинизм как учение сводился к его вульгаризированному изложению в сталинских трудах. Главная цель постановления заключалась в том, чтобы дальше развивать культ личности Сталина, широко пропагандируя «гениальность» и «непогрешимость» вождя, еще глубже внедрять в сознание масс идеологию сталинизма.

Постановление предлагало изучать единственную историю, целиком сфальсифицированную, каждое положение, каждая буква которой были превращены в «священную» догму. Слова постановления о том, что новый учебник не допускает никаких произвольных толкований, выполнялись буквально, и по существу до конца 70­х годов – массовое изучение истории партии в системе политического просвещения по «Краткому курсу» или по новым учебникам, никак не противоречившим его основной концепции (за исключением нескольких лет хрущевской эпохи, когда почти все занялись изучением проблем конкретной экономики), продолжалось до второй половины 70­х годов, т.е. до введения «новых», не менее одиозных «курсов»: «По литика КПСС – марксизм­ленинизм в действии», «Со циализм и труд», «Малая Земля», «Возрождение», «Раз витой социализм» и т.п.

О масштабах развернутой в республике пропагандистской работы в свете названного выше постановления ЦК ВКП(б) говорят следующие факты: за 4 месяца, прошедших после его принятия, бюро ЦК КП(б) Киргизии успело подготовить и принять Постановление ЦК ВКП(б) «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)« и задачи республиканской парторганизации» (17 ноября), ряд решений о выполнении этого постановления ЦК ВКП(б) в республике (27 ноября), в Иссык­Кульском и Калининском районах (27 декабря), Первомайском и Ворошиловском районах (4 января) и Иссык­Кульском округе

(10 января). В 1940 г. в республике изучали «Краткий курс» около 35 тыс. коммунистов и беспартийных активистов, около 5 тыс. слушателей – в кружках партпросвещения. В помощь изучающим «Историю партии» только силами штатных и внештатных лекторов ЦК, обкомов и горкомов партии в 1940 г. было прочитано более 2500 теоретических лекций и докладов, на которых присутствовало около 200 тыс. человек^[31]. По данным, поступившим в ЦК КП(б) Киргизии, людей больше всего «интересовали» такие вопросы, как сущность гегелевской триады, дуализма Декарта, теории относительности Эйнштейна, отличие материи физической от материи в философском смысле и т.д.^[32] За полтора года республиканская газета

«Кызыл Кыргызстан» опубликовала 260 пропагандистских статей (из них лишь 2 подготовлены местными авторами), а «Советская Киргизия» – 147^[33].

Как видим, несмотря на широкие масштабы пропаганды тех лет, о ее правдивости и «тесной связи» с жизнью, с конкретными делами и заботами людей говорить не приходится. Однако в утверждении новой идеологии – идеологии сталинизма, выдаваемой за «истинный» марксизм­ленинизм, она достигла своей цели. И, на наш взгляд, определяющее значение в этом имели следующие моменты.

Во­первых, марксистско­ленинская идея о необходимости революционного переустройства общественных порядков нашла благодатную почву в сознании коренного населения республики, разбуженном «брожением умов» в начале XX в., кульминацией которого были восстание 1916 г. и Октябрьская революция.

Во­вторых, подавляющее большинство мероприятий, проводимых партией и советской властью, отвечало коренным интересам кыргызского народа. И самое главное – они давали реально ощутимые позитивные результаты. На фоне тех поистине судьбоносных достижений факты сталинского произвола некоторыми воспринимались как вынужденная и вполне оправданная мера, другими – «с помощью» самого Сталина и его пропагандистской машины – как «извращения правильной линии партийными и государственными органами на местах», которые постоянно приходится исправлять «отцу народов». Так, в своей статье «Головокружение от успехов» Сталин переложил вину за насилие в отношении крестьянства на других, а в последующем виновником бесчеловечных репрессий 19371938 гг. объявляются Ежов и «ежовщина».

В­третьих, по уровню интеллектуального развития подавляющее большинство коммунистов и беспартийных активистов оказались в состоянии воспринять лишь упрощенно ­прагматическое, «выпрямленное» толкование марксистского учения – сталинизм.

В­четвертых, сыграла свою роль мощная пропагандистская машина, умело использованная Сталиным.

В­пятых, широко применялась тактика «большой лжи» – безосновательного восхваления и огульного охаивания. До непомерных размеров раздувались действительные и мнимые успехи, охаивалось прошлое и зарубежное. Действовал и принцип «кнута и пряника» – наряду с разоблачениями и обвинениями в различных «измах» и вредительстве, широко практиковались награждения ценными подарками, почетными званиями, правительственными наградами.

В­шестых, в стране сложилась обстановка всеобщей «бдительности» и подозрительности, когда не допускалось никакого инакомыслия.

Главным результатом всей этой работы стало внедрение в сознание масс антигуманной, оправдывающей и стимулирующей репрессивные методы идеологии сталинизма.

[1] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 67, л. 6.

[2] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 11, л. 3.

[3] Там же, д. 21, л. 1.

[4] ЦГА ПД РК, ф. 10, д. 345, л. 42.

[5] Там же, оп. 1, д. 613, л. 18.

[6] Печать Киргизской ССР. 1964–1975 гг. ­ Фрунзе, 1979. – С. 132.

[7] Печать Киргизской ССР. 1926­1963 гг.  Фрунзе, 1964.  С. 13.

[8] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 738, л. 43.

[9] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 2, л. 108.

[10] Справочник партийного работника.  Вып. 5. 1926.  С. 32­325.

[11] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 31, л. 368.

[12] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 1, д. 247, л. 49.

[13] В помощь партучебе.  1930.­№ 21­22.  С. 19.

[14] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 281, л. 174.

[15] Там же, л. 191.

[16] Там же, д. 227, л. 55.

[17] Там же, ф. 56, оп. 1, д. 130, л. 1.

[18] Коммунистическая революция.  1925.  № 11.  С. 4.

[19] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 4, л. 4–5.

[20] ЦГА Г1Д РК, ф. 10, оп. 7, д. 93, л. 575.

[21] Сталин В. И. Соч.  Т. 13.  С. 101.

[22] В помощь партучебе.  1935. – № 26.

[23] В помощь партучебе. – 1932. – № 21–22.  С. 48–49.

[24] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 438, л. 28, 137–138.

[25] Там же, оп. 1, д. 613, л. 3–4.

[26] ЦГА ПД РК, ф. 10, оп. 7, д. 322, л. 67.

[27] Там же, д. 396, л. 12.

[28] Там же, ф. 56, оп. 1, д. 47, л. 44­46.

[29] Там же, ф. 10, оп. 1, д. 715, л. 63, 69.

[30] ЦГА ПД РК, ф. 10, д. 377, л. 149; д. 325, л. 162­163.

[31] ЦГА ПД РК, ф. 56, оп. 1, д. 130, л. 1.

[32] Там же, д. 108, л. 3.

[33] Там же, д. 130, л. 15–16.

 

КУЛМАТОВ А.

МУЖЕСТВО КАНАТ ХАНА

Седьмой президент США Эндрю Джексон (1767-1845) как-то заметил: «Один мужественный человек составляет большинство». Чему равняется подвиг одного человека? Цена подвига в каждом случае имеет свое измерение. Подвиг, совершенный в бою с врагом, либо при спасении утопающего, тушении пожара, переходе через бурлящую реку и тому подобных жизненных обстоятельствах, имеет иное значение, нежели политическое мужество. При этом все виды подвигов и мужества могут иметь одинаковую природу и быть связаны с личностью самого человека, его характером и идеалами. При совершении поступка большинство людей не осознают истинную цену совершаемого или уже совершенного деяния, которое затем будет оценено как подвиг, мужество, или же будет расценено как безумство, ирреальный шаг. Многие подумают, что они делают то, что они должны делать согласно обстоятельствам, как того требует ситуация, долг. Может и так. Подвиги, совершенные на полях сражений и в экстремальных жизненных ситуациях имеют реальные, очевидные черты, они видны, их вовремя могут оценить и придать подобающий статус. А с мужеством на политическом поприще сложно, их распознавание и оценка зависят от многих факторов, в том числе и от восприятия и идеологической установки общества, политических предпочтений публики.

В кыргызской историографии, публицистике и художественной литературе великое множество статей и книг, посвященных тем или иным деятелям, историческим личностям. Составлены десятки политических портретов. Тема политического мужества не разрабатывалась самостоятельно в отечественной политологии, слабо изучена историографией. Причина того, что тема политического мужества еще не стала предметом отдельного внимания, заключается не в отсутствии достойных примеров политического мужества, а, возможно, в идео логических установках большинства исследователей, политических предпочтений общества.

О причинах, характере, ходе, движущих силах и результатах национально-освободительного восстания 1916 года написано и сказано очень много. Причем имеются самые полярные мнения и точки зрения. В своих рассуждениях некоторые дошли до дискредитизации восстания, сведя его лишь к проискам турецкой и германской разведок. Тем не менее, события вековой давности оказали и продолжают оказывать влияние на процессы в нашей стране, регионе и мире. Кстати, приняв участие в мероприятиях, посвященных 100-летнему юбилею восстания, президент России Владимир Путин поступил очень мудро. Он сделал жест покаяния свог рода. Как мне говорил академик Евгений Максимович Примаков во время одной и единственной встречи с ним в 1996 году, молчание иногда сильнее самого громогласного заявления, жест важнее произнесенной речи. Но не об этом речь. А о некоторых уроках восстания. Мы должны усвоить и оценить в первую очередь уроки мужества.

Одним из видных руководителей восстания 1916 года является правитель рода Абайылда Канат Ыбыке уулу (1860-1916). Решение возглавить восстание было принято Канатом Ыбыке уулу, вошедшим в историю как Канат хан, не сразу. Как гласят источники, был созван совет, где и решался вопрос об оказании вооруженного сопротивления и выражения протеста политике царской администрации. Согласно законам и традициям, моральному долгу, он не мог не встать во главе движения в столь тяжкое время. Дезертирство (уход) от ответственности является чудовищным преступлением, позором, которое не смывается веками. Трудно сохранить нейтралитет в переломный момент истории. У народа очень крепкая память. В народе помнят все. Из поколения в поколения передаются знания об истории. Недаром существовал институт улама (носителей знаний) и санжыра – устная историография кочевников.

В ходе восстания разные правители поступили по-разному. Одни сблизились с русскими, другие служили им, а третьи выступили против колониальной политики, подняли народ на восстание. В 1926 году Ж. Абдрахманов в статье о восстании 19016 года, опубликованной в журнале «Коммунистическая мысль», пишет следующее: «Руководство восстанием местных эксплуататорских верхушек, поскольку оно являлось национально-освободительной войной угнетенных национальностей, является закономерным» (Ж. Абдрахманов. 1916. Дневники. Письма к Сталину. Изд-е 2012 года, С.277). Как сейчас доподлинно известно, восставшие нуждались в легитимном руководстве в связи с необходимостью управления разрозненными, стихийными силами. Канат Ыбыке уулу был провозглашен ханом по инициативе восставших родов и племен кыргызов. Это событие произошло летом, перед самыми решающими битвами. Наспех избранный ханом Канат Ыбыке предпринимает ряд успешных мер. Ему удалось собрать под свой флаг около 3 тысяч воинов, освободить Кочкор (в период расцвета колонизации русские называли этот древнюю и историческую местность Столыпино), Сынташ, Кең-Булуң, Кегети, Подгорный, Эски Токмок. Вдохновившись успехами, он принимает решение напасть на главную ставку русских – военный гарнизон, расположенный в г. Токмок. Осада длилась несколько дней с переменными успехами, но к тому времени подоспели хорошо вооруженные карательные отряды из Алматы и Ташкента. Конечно, плохо вооруженные кыргызы не смогли противостоять обученным, испытанным в боях по завоеванию Средней Азии и карательных экспедициях, весьма мотивированным солдатам противника. После нескольких попыток захватить городи укрепиться в ней, восставшие потерпели поражение и отступили обратно в Кочкорскую долину. В этих краях в течение августа и в начале сентября шли активные бои. Канат Ыбыке уулу после поражения не сбежал в Китай. А мог бы. Он вернулся  с полпути в Китай  после того, как до него дошли вести о зверских расправах, чинимых карательными отрядами царской армии. Вернулся, прекрасно зная, какая судьба ждет его. Как повествуют исторические источники, он послал гонцов с вестью, чтобы восставшие сло жили оружие, прекратили вооруженное сопротивление и сказали русским карателям, что идти с оружием в руках против русских их заставил Канат Ыбыке уулу. А когда попал в плен, при допросе  открыто заявил, что именно он поднял народ на восстание и руководил восставшими. В протоколе допроса (20 ноября, 1916 года) Канат Ыбыке уулу указывает на причины восстания: систематическое, наглое взяточничество со стороны царских чиновников, всяческие поборы по разным надуманным предлогам, бесправное положение кыргызов, у которых отбирались земли, пастбища, скот и имущество. В своих показаниях он рассказывает, как бесцеремонным образом отбирались земли у кыргызов. Дело дошло до того, что и оставшиеся пастбища и зимовки кыргызы должны были арендовать за высокую плату у чиновников-переселенцев, причем за мзду. Кыргызы должны были платить так называемый «подкопытный сбор», который устанавливался по усмотрению переселенцев. Канат хан подробно, обстоятельно рассказывает о сути данного побора: «Часто крестьяне толпой приезжали на киргизские аулы, отобрав у них скот, угоняли их к себе и затем требовали «подкопытный сбор», якобы за то, что скот бродит по их территории без присмотра. Размер «сбора» устанавливался по усмотрению самих крестьян. Дело доходило до убийства пастухов, если они сопротивлялись угону скота». Царские чиновники, русские крестьяне и казаки-переселенцы придумывали все новые изощренные способы грабительства местных кыргызов. Русские переселенцы требовали штраф за якобы пропавший  скот. Скот, имущество кыргызов отбирались без следствия и суда только на основании устного заявления какого-нибудь крестьянина о пропаже. Вместо одной козы одного крестьянина целый аул должен был платить денежный штраф, в десятки раз превышающий сумму ущерба. Чаша терпения переполнилась, когда царский режим объявил о мобилизации кыргызов на службу в зонах боевых действий и для тыловых работ. Хотя, начиная с 1914 года, кыргызы в течение двух лет платили деньги за то, чтобы их не призывали на воинскую службу. Вместо воинской повинности они платили налог, который назывался военным налогом и исправно, строго взимался.

Одним словом, беззаконие и вопиющая несправедливость, творимые царскими чиновниками, создали невыносимые условия для существования кыргызов. Впрочем, спустя 10 лет, в 1926 году первый премьер-министр первой кыргызской Республики Жусуп Абдрахманов впервые дал четкое и невероятно смелое определение: «Национально-освободительный характер восстания 1916 года вытекает из того, что оно было национально-освободительной войной против господства в Средней Азии российского империализма, военно-феодального по преимуществу, создавшего здесь систему самой варварской и беззастенчивой эксплуатации, грабежа и задерживающей экономическое, культурное и политическое развитие народов Средней Азии (Ж. Абдрахманов. 1916. Дневники. Письма к Сталину. Изд-е 2012 года. С.257).

В той же статье он утверждал, что восстание 1916 года отнюдь не классовая борьба, а национально-освободительная война. В ходе восстания руководящая роль принадлежала именно «эксплуататорам», которых и возводили в сан «ханов». Это было небывало смелым заявлением. И неслучайным, поскольку в 1931 году он основательным образом объясняет причины восстания, характер восстания, тщательно описывает его ход и результаты. Анализируя тезис некоего Меницкого о классовом характере революции 1905 года и восстания 1916 года Ж. Абдрахманов пишет, что «в 1916 году действующими силами было только туземное население, которое не получило поддержки не только со стороны русского крестьянства, но даже со стороны тех незначительных рабочих, которые были в Туркестане. Да и такой поддержки со стороны русского мужика не могло быть, ибо интересы его в силу царской колонизаторской политики, были противоположными интересам коренного населения» (Ж. Абдрахманов. 1916. Дневники. Письма к Сталину. Изд-е 2012 года. С.257). Его статьи и выступления, сама организация конференции, посвященной 15-летию восстания, является актом политического мужества, смело стью и честностью перед совестью и историей. Кстати, он рассчитывал вернуться к этой теме и написать капитальный труд, чему не суждено было сбыться. Через два года его сняли с должности председателя Совета народных комиссаров – главы правительства Киргизской АССР, а ровно 7 лет после знаменитого доклада его расстреляли.

В своих показаниях в ходе допросов Канат хан никогда не говорил, что является ханом, хотя требовал уважительного, соответствующего его статусу родоправителя и руководителя восстания обращения со стороны царских чиновников. (Канат Ыбыке уулу не совсем легитимный верховный правитель для всех кыргызов, поскольку был избран (хотя дважды), лишь несколькими северными племенами родами).

Почему он не заявлял, что он хан? Потому что согласно законам кочевников еще со времен Кыргызского каганата узурпация власти считалась тяжким преступлением и строго каралась, вплоть до смертной казни. Он это прекрасно знал и соблюдал этот древний закон.

Люди и их деяния укрепляют дух нации, делают надежду надеждой, не дают ей угаснуть, вдохновляют народ и вслед идущие поколения на новые свершения, превращают идеалы в ценности, мечты – в идеи, а идеи – в реальность. Какой ценой? Ценою жизни. Своей и других. Да, на алтарь свободы и независимости принесены огромные, неимоверные жертвы. А что дается человеку просто, а народу тем более. Ему надо понести потери в борьбе за идеалы и свободу, независимость, суверенитет. А цена свободы всегда была очень высокой и каждый раз ее надо завоевывать, отстаивать. В этом заключается преемственность борьбы за идеалы. Был ли Канат-хан авантюристом и рискованным политиком, по вине которого погибли люди, пролилось много крови, русские завоеватели ужесточили карательные меры, а итоги были печальными, начался исход народа. Так ли это? Отнюдь нет, конечно. Не они были зачинщиками жестокой, чудовищной карательной экспедиции. Рисковали сильно – да. Но не струсили. А что, он и ему подобные правители родов должны были тихо сидеть в своих урочищах и выпрашивать у колонизаторов милости для себя? Угодничать, пресмыкаться, потерять лицо? Оставить после себя несмываемый позор, показать потомкам подлый пример трусости? А потом какой ценой возродили бы чувство гордости, как пробудили бы у народа вновь волю к свободе и независимости? Возрождать в тысячи раз труднее, нежели сломить дух. Честь, свобода и самостоятельное государство являются национальной идеей кыргызов. Кыргызы имели историческое право на самостоятельное, независимое государство, сегодняшняя независимая государственность выстрадана народом, а не свалилась вдруг на голову в конце двадцатого века, как это пытаются представить отдельные политтехнологи и горе космополиты.

Благодаря деяниям выдающихся, мужественных личностей была обеспечена непрерывность борьбы за независимость, за отчизну, не обесценена гордость нации как главная категория ее бытности, состоятельности, народ не потерпел духовное поражение, нравственные качества народа не были утрачены даже в самые катастрофические моменты. Выдающиеся личности возглавили восстания, испытали горечь поражений, но не унизились, морально не капитулировали. Идея независимости не была низложена, поражена. Люди погибли, но не умерла вера в неотъемлемое право на независимость. В результате множества причин, в том числе из-за неравнозначности военной мощи, восстание было подавлено самым жесточайшим образом, но их воля к свободе не была сломлена. Она морально крепчала. В этом сила исторического катарсиса. Яркая плеяда истинных и достойных сыновей своего народа, блистательные интеллектуалы своего времени, смелые, мужественные и ответственные младокыргызы, сумевшие воссоздать в новом формате кыргызскую государственность в двадцатые-тридцатые годы, являются детьми 1916 года. Они родом оттуда. Их мировоззрение, политические идеалы, сила их мысли, мощь их духа тоже восходят к восстанию 1916 года, к тем трагическим и героическим событиям. Как и дети кровавой, масштабной репрессии 30-х, Великой отечественной во йны, возродивших величие народа в новых условиях и творцов огромного духовного и материального богатства, растрата и разграбление которого продолжается вот уже в течение 30 лет. 30 лет – это возраст целого поколения.

Поэтому политическое мужество Канат Ыбыке уулу, избранного ханом в ходе национально-освободительного восстания, и ему подобных выдающихся личностей является для нас ценным историческим уроком и нравственным опытом. Нам надо знать и усвоить эти уроки.

 

КУЛМАТОВ А.

МУЖЕСТВО ЖУСУПА АБДРАХМАНОВА

(Из серии очерков о политическом мужестве)

Жусуп Абдрахманов – один из основателей современной кыргызской национальной государственности, первый премьер-министр первой республики. В свое время, будучи главой правительства Киргизской ССР, он, помимо прочих заслуг перед историей, проявил политическое мужество, значение которого еще предстоит понять и оценить, а уроки – осмыслить и усвоить. Но обо всем по порядку.

В начале ХХ века блестящая плеяда государственников – Абдыкерим Сыдыков, Иманалы Айдарбеков, Ишеналы Арабаев, Касым Тыныстанов, Абдыкадыр Орозбеков, Торокул Айтматов, герой этого очерка Жусуп Абдрахманов и другие выдающиеся личности стали основателями новой кыргызской национальной государственности.

Как говорил знаменитый французский философ и просветитель Дени Дидро, «вначале договоримся о терминах». В большинстве исследований специалистов, выступлений политиков и публицистике относительно воссоздания кыргызского государства в начале ХХ века и деятелей того периода зачастую используются определения «образование государственности», «основатели кыргызской государственности», «создатели государства» и т.п. На наш взгляд, подобные определения носят поверхностный характер и некорректны в историческом, политическом и юридическом аспекте.

Кыргызский народ, один из древнейших народов мира, на своем длительном историческом пути в различные времена создавал самостоятельные и вассальные, обширные и малые государства. Об этом свидетельствуют достоверные исторические источники. История кыргызской государственности насчитывает более двух тысяч лет. Это факт, признанный мировым сообществом на основе неоспоримых исторических доказательств. Одним из самых ярких периодов истории развития кыргызской государственности является Кыргызское Великодержавие – государство кыргызов на огромных просторах Центральной Азии и Сибири, достигшее своего могущества 1200 лет тому назад. А государство в начале ХХ века в составе РСФСР, не случайно появившееся первое государство кыргызов. То была национальная государственность, на которую кыргызы имели историческое право. И это право было реализовано в новых исторических условиях начала ХХ века тем выдающимся поколением, ярким представителем которого является Жусуп Абдрахманов.

К слову, в истории становления современной суверенной Республики Казахстан есть очень интересный факт. 26 августа 1920 года на основе Декрета ВЦИК РСФСР «Об образовании Автономной Киргизской Советской Социалистической Республики» была образована Автономная Киргизская ССР. И лишь в 1926 году она была переименована в Казахскую АССР. Как и Киргизская ССР, Казахская АССР был преобразована в Казахскую ССР в составе СССР в 1936 году. Назвать целую республику одного этноса именем другого этноса – вряд-ли это можно отнести к проявлению невежества, слабому знанию истории народов. Ведь первый и второй учредительный съезды, благодаря которым была создана Киргизская (Казахская) автономная республика, назывались Всекиргизскими съездами. Обоснование легитимности политического акта историческими фактами – классическая и универсальная необходимость, с которой не могли не считаться как центральное руководство большевиков, так и местные инициаторы.

А теперь о другом определении. Почему «первая республика»? История знает различные типы, виды и формы республиканского строя. Республика, берущая свое начало в Древнем Риме, сегодня является формой правления, характерной чертой государственного устройства большинства стран. Первая Французская Республика была создана в 1792 году в результате буржуазной революции. А в 1958 году генералом Шарль де Голлем вместо французской парламентской республики была создана пятая президентская республика. И поныне французы с гордостью именуют свое государство Пятой Республикой.

Как показывает история, государственность и независимость были той созидательной национальной идеей, пассионарной мотивацией кыргызского народа на всем протяжении его исторического пути. Независимость и государство были стержневой темой всей его духовной культуры, главными факторами, определявшими его судьбу на протяжении тысячелетий. Во все времена каждому поколению кыргызов приходилось отстаивать свою независимость, заниматься устройством государственности. Одним не суждено было воплотить мечту во всей полноте, другим, в силу особенностей общего исторического контекста, в зависимости от способностей и мировоззрения людей и поколений, взявших на себя эту историческую миссию, это удавалось в разных формах и масштабах. Поколение Ж. Абдрахманова сумело по-своему реализовать национальную идею, идущую из глубины веков. Перефразируя Петра Столыпина, отметим, покуда у них не было иного пути, они воссоздали государственность в единственно возможных в то время в формах и масштабах.

Они чуть позже по сравнению с деятелями других национальных республик участвовали в составлении политической карты тогдашней Средней Азии, в определении её будущей геополитической конфигурации. Плеяда государственников стояла во главе драматических и величайших исторических процессов, определивших судьбу огромной массы людей в регионе Центральной Азии, которая всегда находилась в орбите серьезных интересов могущественных держав и сил.

В мире мало народов, оправившихся после трагедий, подобных событиям 1916 года. Говоря образно, народ возродился из пепла как птица Феникс. Спустя всего несколько лет после подавления национально-освободительного восстания в 1916 году, неугасаемая идея государственности вспыхнула вновь. В результате Октябрьской революции в России в 1917 году была установлена новая форма республики – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Попытка создать Горную Киргизскую Республику в 1922 году потерпела неудачу. Но чуть позже, в 1924 году образовалась Кара-Киргизская автономная область, которая в 1926 году была преобразована в Киргизскую Автономную Советскую Социалистическую Республику. Через десять лет была создана Киргизская ССР. Все знают, что первым председателем Совета Народных комиссариатов – правительства Киргизской Автономной Советской Социалистической Республики- стал Жусуп Абдрахманов. И он пришел не в готовое правительство, а возглавил фактически созданный им и другими государственными деятелями первой республики кабинет министров. Таким образом, если использовать французское определение, Жусуп Абдрахманов является первым премьер-министром первой республики, новой формы государственности кыргызов.

Масштаб, уровень и форма реализации исторического шанса воссоздания государственности кыргызов следует рассматривать в контексте исторических реалий того времени, принимая во внимание характер эпохи. Главное в том, что ценою жизни лучших сыновей народа, благодаря их огромным интеллектуальным и организаторским усилиям, создавшейся политической ситуации была восстановлена национальная государственность кыргызов.

Не растерять ценности свободы, государственности, возродить и воплотить национальную идею народа, пережившего к тому моменту величайшую трагедию, не променять идеалы народа на личные выгоды, на свою жизнь – это миссия, которая под силу неординарным, талантливым и мужественным людям.

Наверное, трудно вывести универсальную характеристику великих людей, каждый из них является неповторимым индивидом. Но тем не менее, вот уже в течение многих веков ученые занимаются исследованиями с целью выведения неких закономерностей жизни и творчества выдающихся личностей. Многие великие люди дали миру свои яркие произведения в молодости. Опираясь на обширные материалы, известный исследователь творчества гениальных людей Николай Гончаренко в своем труде «Гений в искусстве и науке» пытался показать это на примере выдающихся личностей. В его книге есть ссылка на выводы психологов Чикагского университета Г. Уолберга, С. Рашер и Дж. Пакерсона о том, что у самых выдающихся людей мира (Леонардо да Винчи, Рембрандт, Галилей, Ньютон, Гегель, Наполеон, Дарвин и др.) чаще всего встречаются четыре характеристики: 90% из них обладают высоким интеллектом и любознательностью, 75% великих людей рано созрели и были не по летам развиты. Почти 90% из них обладали сильной волей и ярко выраженным стремлением к высоким достижениям. 75% были тружениками, хорошо переносили тяготы и лишения жизни. Упомянутые ученые отмечают, что такие политические деятели, как Дизраэли, Джефферсон, Линкольн были разносторонне развитыми личностями, обладали притягательной силой, хорошо владели речью, были общительными. Все эти черты вполне относятся и к герою нашего очерка и его поколению. Когда они занимались государственным обустройством, младшему из них было чуть старше 20, самому старшему – не более 50 лет. Абдыкерим Сыдыков пытался создать Горную Киргизскую Республику в 31 один год, а Жусуп Абдрахманов стал премьер-министром в 25 лет, Касым Тыныстанов составил грамматику кыргызского языка и написал свои знаменитые драмы и поэмы в 25 лет, Ишеналы Арабаев разработал «Алиппе» и первые учебники на кыргызском языке в 29 лет и т.д. В 1930-е годы, когда репрессировали государственных деятелей, самому старшему было не более 50 лет от роду.

Говоря о Ж. Абдрахманове и его поколении, нельзя не упомянуть об их исключительности. Такой круг талантливых, развитых, смелых, разносторонних и истинных созидателей, блистательных творцов истории вряд ли возможен в каждую эпоху. Они были выражением исторической потребности. В этой связи нельзя не согласиться с А. Дружининым, записавшим в своих «Дневниках» следующее: «Ум человеческий одинаков во всех столетиях. Поколения людей не глупеют и не умнеют. Каждый век приносит нам один и тот же капитал, но иногда в слитках золота, иногда в груде мелкой монеты». Но «мелкая монета» не всегда золотого достоинства и, как бы много ее ни собиралось, она слитков не заменит. Тенденцию неравномерного распределения выдающихся личностей в историческом движении трудно объяснить. Исторический путь каждого народа, прошедшего длительный путь цивилизации, извилист и противоречив, как сам ход истории. На этом пути неизбежны подъем и упадок, застой и оживление, периоды общенародных движений и коллективных устремлений к каким-то великим целям и времена распада общественных связей и потери веры, переходные периоды, когда после неуверенности и разочарований вновь пробуждается социальная энергия, формируются национальные интересы, набирают силу прогрессивные идеи и находятся люди, способные их выразить и осуществить. Гения порождает общество, а не мягкий климат или счастливое стечение обстоятельств. Но и оно не может их дарить человечеству всегда, в любое время. Величайший деятель нужен обществу, на него должен быть сделан исторический запрос. Но не одной исторической потребности обязан гений своему появлению, а целой гамме сложных социально-культурных факторов, являющихся источником исторического прогресса.

Согласно М. Веберу, великие духовно-исторические гении появляются в так называемое «осевое время» – переломные эпохи, дающих начало новой ступени в развитии общества, новому историческому витку. В эти периоды остро ощущается потребность в исторической рефлексии, потребность в личности, которая постигла бы смысл исторического процесса и его направления. Именно этот период является временем, рождающим гениев, которые осознают свою роль, свою историческую миссию. Шекспир говорил, что есть три типа великих людей: одни рождаются великими, на вторых величие сваливается, а третьи достигают величия. Люди, подобные Абдрахманову, достигли величия деяниями. Если политик обладает большим умом и талантом организатора, ставит новые крупные цели, которые совпадают с требованиями исторического процесса, и находит наилучшие пути их достижения, то он может заслуженно снискать славу гениального политика.

Ж. Абдрахманов понимал, был уверен в том, что права нации на свободу, независимость, на развитие и достоинство завоевываются. Завоевываются «кровью, потом и слезами», как говорил Уинстон Черчилль. Права не одариваются никем. Права человеку даются не просто так. Он знал, что его народ достоин лучшей участи и имеет на то полное право. Обилие крови, пота и слез за свободу и независимость кыргызы пережили не раз. В канун воссоздания государственности и установления Республики кыргызы пережили величайшую катастрофу и катарсис. Речь идет о событиях 1916 года.

Спустя 6 лет после кровавого подавления восстания 1916 года, в новых условиях лучшим сыновьям Кыргызстана выпала миссия поднять знамя независимости, воплотить мечту о восстановлении государства. Они возглавили изнурительную, опасную борьбу за государственность, зная, что их голову положат на эшафот, обращались, добивались, доказывали, отстаивали. Абдрахманов и его поколение совершили подвиг, равный векам. В таком случае кыргызы говорят «текке кетпеген кайран өмүр» (не просто прожитая жизнь, не зря растраченная энергия). Жертвовали собой, но не приносили в жертву те ценности, которые делают человека человеком, нацию нацией.

В результате восстания 1916 года кыргызский народ потерпел поражение. Масштабная трагедия сопровождалась гибелью огромного количества кыргызов, нищетой, бедствием, изгнанием из исконных земель. В 1916 году Ж. Абдрахманову было 15 лет. Он потерял отца и брата по пути при бегстве в Китай. Почти вся плеяда государственников была детьми восстания 1916 года в прямом смысле слова: они собственными глазами видели всё это, сами перенесли все тяготы. Баялы Исакеев, также переживший весь этот ужас, впоследствии написал о них свои воспоминания.

Правительство царя Николая II с особой жестокостью подавило восстание, потопив в крови сотни тысяч кыргызов. Многие погибли от преследований-карателей, от холода и голода во время массового бегства в Китай. Страшные муки, страдания, лишения и унижения кыргызов, которые бежали в Китай, трудно поддаются описанию. Историки до сих спорят о количестве жертв. Доктор исторических наук Байболот Абытов по этому поводу в своих исследованиях пишет следующее:

«Карательные отряды царизма наводнили территории, населяемые киргизами и казахами, и расстреливали их вплоть до грудного ребенка. Около 150 000 человеческих жертв, погибших от пуль и клинков царских палачей, погибших от рук кулацко-колонизаторских элементов русских переселенцев. 150 тысяч человек — это только жертвы «организованного» убийства, а сколько их, восставших, погибло в Китае, куда они бежали после восстания…» (Б. Абытов. 1916 год: Полемика вокруг восстания. АКИпресс, 28 января 2016 года).

Один из патриархов кыргызской исторической науки Кушбек Усенбаев утверждал, что «…общее число участников восстания, убитых колонизаторами и погибших от голода, эпидемий в период деятельности Временного правительства достигло 200 тысяч человек. В результате жестокого подавления восстания и враждебного отношения правительства к повстанцам численность коренного населения Северного Кыргызстана уменьшилась на 41,4%».

Согласно Т. Рыскулову и исследованиям других ученых население Пишпекского и Пржевальского уездов за 1916 г. сократилось следующим образом: если до восстания 1916 г. в Пишпекском уезде было 27 831 тютун (семей), то после осталось 11 518 тютун. Количество семей сократилось на 16 313. В Пржевальском уезде до восстания было 34 509 тютун, после него осталось 8 847 тютун. Сокращение достигло до 25 662 семей.

Таким образом, только по двум уездам Кыргызстана число юрт после восстания сократилось на 41 975 тютун. Если учесть, что тогда по среднестатистическим данным одна семья соответствовала 5-6 человекам, то только по двум уездам численность населения кыргызов после восстания сократилась примерно на 200 – 250 тысяч человек, и эти цифры близки к истине. А сколько было жертв по остальным уездам Кыргызстана неизвестно. Коллектив авторов «История кыргызов и Кыргызстана» также отмечает, что по подсчетам Туркестанских чиновников, коренное население Северного Кыргызстана после восстания 1916 г. уменьшилось на 42%. Почти 150 тысяч человек бежало в Китай, были убито или пропали без вести. В свою очередь авторы другого учебника по истории Кыргызстана А. Асанканов и О. Осмонов приводят другие цифры. Так, ссылаясь на сведения китайских властей, они утверждают, что только из Семиреченской области в Китай перебежали 332 тысячи человек, из которых 130 тысяч кыргызы…В восстании 1916 года погибло около 200 тысяч кыргызов… Население северного Кыргызстана сократилось на 41,4%.

А выдающийся государственный деятель Турдакун Усубалиев, известный своей скрупулезностью к фактам, пишет, что «численность кыргызов с 1902 по 1913 год уменьшилась почти на 9 процентов, а в результате восстания 1916 было истреблено и вымерло более трети кыргызского населения». (Т. Усубалиев. Избранные. Книга 3. Бишкек, 2009. Стр.22.)

В 1926 году Ж. Абдрахманов в своей статье, посвященной 10-й годовщине событий (опубликована в журнале «Коммунистическая мысль»), восстание 1916 года назвал национально-освободительным движением. В 1930 году 12 ноября он пишет: “Случайно увидел журнал «Коммунистическая мысль» и в нем нашел свою маленькую статью о 1916 годе. Некоторые спорные вопросы сформулированы в этой статье остро, четко, но не совсем точно”. (Дневники. Б. 2012. С.171). А позже, в 1931 году, выступая на торжественном собрании, посвященном 15-летию восстания, дал четкое определение – «национально-освободительное восстание». Это потом дадут другие характеристики и другие определения, в том числе поныне спорное название «Үркүн».

Сегодня общественности доступны многочисленные материалы о событиях 1916 года, каждый может сделать для себя выводы. Но есть непреложные уроки, которые мы должны извлечь. Национально-освободительное восстание 1916 года является тяжелейшим этапом борьбы кыргызского народа за свою независимость, свободу и справедливость. То был величайший урок отстаивания чести и достоинства, терпения и мужества. Уроки сбережения национальных ценностей, сохранения государственности и единства, несмотря ни на что, на все трудности, тяготы и лишения. Они были уроками проявления национального духа, преодоления комплекса неполноценности, поиска путей развития. В конце концов, мы должны освоить главный урок – урок ответственности перед прошлым и будущим.

Но для того времени, в годы репрессий, называть события 1916 года национально-освободительным восстанием, провести торжественное собрание по случаю 15-летия событий, было смелым поступком. У него было очень много информации, и он прекрасно понимал, что вмиг может быть обвиненным в «буржуазном национализме, разжигании межнациональной вражды, попытке формирования враждебного отношения к великому русскому народу, инициировании и открытом высказывании вредных для дружбы народов рассуждений, политической недальновидности, враждебной деятельности», характерной и дежурной, универсальной для того времени политической и правовой оценке. Любое из этих обвинений могло стать злополучным билетом на экспресс- рейс в один конец. С места назначения того скоростного, страшного, безжалостного, чудовищного и полного цинизма и несправедливости рейса возврата не было. Только потом, спустя два-три десятка, а то и более лет к нам вернулись забытые имена.

Имя Абдрахманова, как и многих других, вернулось в конце 1980-х годов. Я тогда по поручению руководства страны координировал презентацию переведенной при поддержке Правительства Кыргызской Республики на кыргызский язык книги Ж. Абдрахманова «1916. Дневники. Письма к Сталину». 16 февраля 2016 года я встретился с видным государственным деятелем и ученым Аскаром Какеевым. Посоветовался насчет презентации, попросил его поделиться мнением относительно переведенной книги на презентации. Согласился, конечно, выступил на презентации, состоявшейся в академии государственного управления при Президенте КР 2 июля в 2016 году. Так вот, на встрече со мной академик Аскар Чукутаевич с присущей ему искренностью и простотой подробно рассказал, как были обнаружены документальные материалы о Жусупе Абдрахманове, его знаменитые «Дневники». Вот что он поведал. В 1986 году Ленина Юсуповна Абдрахманова – дочь Ю. Абдрахманова обратилась в адрес XIX Всесоюзной конференции КПСС с заявлением о реабилитации в партийном отношении ее отца – Юсупа Абдрахманова. Письмо от секретариата конференции было переадресовано в ЦК КП Киргизской ССР. Ему, заместителю заведующего отделом образования и науки ЦК КП Киргизской ССР, было поручено подготовить проект ответа на запрос. Никто ничего толком не знал о Жусупе Абдрахманове, вспоминает Аскар Какеев. Время шло, а поиски материалов о Абдрахманове оставались безрезультативными. А ему, как партийному функционеру, надо было снять с контроля письмо, подготовить проект ответа ЦК КП Киргизской ССР на заявление Л. Абдрахмановой в адрес Всесоюзной партконференции. На его запросы МВД, КГБ и центральный партийный архив Киргизской ССР отвечали одинаково: «нет данных, в архивных материалах сведений о нем не имеется». Вот так один из создателей нового государства, первый премьер-министр первой республики ушел в небытие, канул в неизвестность. Здесь очень хорошую роль сыграла партийная дисциплина. В конце-концов направили письмо в ЦК РСФСР с просьбой оказать содействие в поиске материалов в партархивах РСФСР и СССР. И оттуда, из ЦК РСФСР пришла большая бандероль, где была часть рассекреченных документов о Ж. Абдрахманове, расстрелянном в 1937 году. А. Какеев был первым человеком, открывшим эту бандероль и державшим в руках «Дневники» Абдрахманова, расстрельное постановление «тройки» – своеобразного суда в годы репрессии, аналогов которых не имеет мировая юриспруденция и другие документы. Когда он прочел все материалы, перед ним из небытия возник величайший государственный деятель, политический гигант, – вспоминает А. Какеев. Он отметил, что главными пунктами в том обвинительном приговоре его как врага народа был ряд моментов, которые, по мнению следствия, имели прямые доказательства его виновности – невыполнение плана хлебозаготовок, записи в его «Дневниках», националистическая деятельность, связь с троцкистами и т.д.

Ж. Абдрахманов вел «Дневники» с 1928 года вплоть до ареста и хорошо знал, что они когда-нибудь станут орудием в руках врагов: «Моему дневнику… Ты отныне мой единственный, верный и молчаливый друг. Верный до поры и до времени. Ты верный мне до тех пор, пока в моих руках, а можешь стать предателем, когда перейдешь в чужие руки. Последняя возможность не исключена, но все же я от тебя не буду скрывать ничего. Я расскажу тебе не только мысли и переживания политического деятеля, но и простого смертного человека…» (Ю. Абдрахманов. 1916. Дневники. Письма к Сталину. Бишкек-2012. С. 123). Да, к сожалению, дневники тогда послужили доказательством его «вины». Но сейчас они являются бесценным историческим документом, могут и должны стать настольной книгой для политических и государственных деятелей, а их автор – примером беззаветного служения отечеству, нации. Сделавший все возможное, принёсший в жертву самое дорогое, заплативший любую цену, вынесший любые тягости, преодолевший любые преграды, поддержавший любого другого, давший отпор любому другому, воспользовавшийся любой возможностью, чтобы защитить свободу и независимость нации. Pro aris et focis -за алтари и очаги, сказал бы Цицерон.

«Ю. Абдрахманов – натура самобытная и цельная», как прозорливо было подмечено в его партийной характеристике Семиреченским обкомом еще в 1923 г, отличался умением «свои ошибки признавать и исправлять, делая соответствующие выводы для будущего», бывал порой «субъективен и не совсем выдержан». (Вступ. ст. Дж. Джунушалиев, И.Е. Семенов. Ю. Абдрахманов 1916. Дневники. Письма к Сталину. Бишкек-2012. С. 45). Люди и их поступки, деяния определяют развитие и поступки выдающихся личностей, укрепляют дух нации. Делают надежду надеждой, идеалы ценностью, идеи реальностью. Деяния подобных Абдрахманова у людей укрепляют веру, не дают надежде погаснуть, вдохновляют народ, передают идеалы и ценности следующим поколениям, подталкивают их к новым свершениям. Сохранить веру в выстраданные веками идеалы народа, встать на борьбу за воплощение его неугасаемой идеи — это мужество, значение которого невозможно переоценить, а предать забвению – сродни дезертирству перед историческим долгом, безответственностью перед будущим.

Поистине величайший мужественный поступок совершил Жусуп Абдрахманов в 30-е годы.

Государственный план хлебозаготовки правительство Киргизской АССР не выполнило. На 15 февраля 1933 года план хлебозаготовки Киргизией выполнен на 92% по колхозам и на 74% – по единоличным хозяйствам. Давно зревшее в центре недовольство руководством Киргизии, и в первую очередь строптивым и самостоятельным Жусупом Абдрахмановым, начало переформатироваться в конкретные действия. 13 мая 1933 года ЦК ВКП(б) принимает специальное постановление, которое называется очень громко – «О разбазаривании и хищении хлеба в Киргизии». Вопрос обсуждался дважды на разных уровнях. В июне на пленуме Киргизского бюро партии и затем уже в ЦК ВКП(б) специально рассмотрели деятельность парторганизации Киргизской АССР, допустившей ряд ошибок. Это лишь временно характеризовалось как ошибки, попустительство, либеральное отношение к выполнению плана. Отмечалось также, что киргизское руководство без ведома Средазбюро ЦК ВКП(б) и санкции ЦК ВКП(б) приняло решение о выдаче семенной ссуды и оказывало сопротивление своевременному выполнению директив Средазбюро ЦК ВКП (б) о вывозе хлеба из Киргизии для снабжения рабочих других республик. За срыв выполнения плана хлебозаготовок многие руководители были наказаны. Именно этот факт позже стал самым главным пунктом обвинения Ж. Абдрахманова, когда его повели на эшафот. Он был наказан за одно и то же деяние четырежды! Сначала он наряду с первым секретарем Киробкома А.О. Шахраем получил строгий выговор по партийной линии. Это решение было принято ЦКК ВКП(б) 9 мая 1933г. В сентябре 1933 года ЦК ВКП(б) вновь рассмотрел вопрос об ответственности руководства Киргизской АССР и освободил Ж. Абдрахманова от должности председателя Совнаркома Киргизской АССР и снял А. Шахрая с поста первого секретаря парторганизации Республики. Дело о партийности Абдрахманова передается в Центральную Контрольную Комиссию ВКП(б). В соответствующих постановлениях партийного руководства ЦК отмечались следующие грехи:

• либеральное отношение к выполнению плана хлебозаготовок 1932 года;
• попустительство разбазариванию хлеба сверх утвержденных директивными органами планов снабжения хлебом и непринятия достаточных мер против расхищения хлеба;
• неправильное решение бюро Обкома партии о выдаче семенной ссуды в виде пшеницы весной 1933 года без ведома Средазбюро ЦК ВКП(б) и санкции ЦК ВКП(б);
• сопротивление своевременному выполнению директив Средазбюро ЦК ВКП (Б) о вывозе хлеба из Киргизии» (Вступ. ст. Дж. Джунушалиев, И.Е. Семенов. Ю. Абдрахманов 1916. Дневники. Письма к Сталину. Бишкек-2012. стр.59)

Четвертый раз его наказывают уже окончательно – приговаривают к расстрелу и приводят в исполнение приговор в 1937 году. С формальной партийной точки зрения его обвинители в некоторой степени правы. Он не соглашался с линией партии. Не соглашался с методами, планом, способами выполнения плана, отношением партии к народу, к крестьянам, сельским дехканам, у которых силой отбирали последнее ради плана. О мероприятиях по выполнению планов он четко, емко высказался: «социализм … и обыск у дехкан. Как-то не вяжется» (Дн. Б-2012. С.187). Хлопкозаготовки и хлебозаготовки идут из рук вон плохо. Усилили нажим. Хлеб и хлопок получили, но не подготовляем ли одновременно будущих бойцов басмачества?» (Дн. Б-2012. С. 185). «Нарком торговли Союза опять увеличил план заготовок скота на 31 год. Методология исчисления товарного выхода и исходные цифры поголовья скота на 31 неверны». Еще в декабре 1930 году по заготовке хлеба и хлопка в Базар-Коргонском районе он пишет: «местные работники предлагают, чтобы я обошел несколько дворов. Ну, нет. Благодарю» (Дн. Б-2012. С. 188). Речь идет о директивах руководства Союза и зверских способах сбора, отнятия у дехкан хлеба, скота и хлопка во имя выполнения плана.

Он понимал, что на 100% выполнить план не удастся и «никакие приказы тут не помогут. «Зато, наверняка, завербуем сторонников басмачества и сорвем посевную кампанию. Не знаю, какой частью тела думают наши руководители, но их директивы нельзя называть директивами дальновидных политиков. Об этих директивах создается впечатление, что собираемся жить только в этом году. Подворный обход, обезличивание оставшегося на полях хлопка, репрессия колхозников и т.д. – все это такие вещи, которые не укрепят нашего влияния на дехканство» (Дн. Б-2012. С.186). Всеми этими явно противоречащими генеральной линии руководства партии мыслями, он делился со своим единственным другом – «Дневниками» еще в 1929-1933 годы вплоть до ареста.

А чем же объяснил партийному руководству, а затем и на допросах Жусуп Абдрахманов свой поступок?

В объяснительной записке на имя Антипова, заместителя председателя центрального партийного контрольного комитета, он пишет, что принял сознательное решение – спасти голодающих казахов. «Весной 1932 года казахи массами прикочевали в Киргизию. Среди них началась смертность на почве голода. По плану хлебозаготовок были разногласия в Средазбюро ЦК ВКП(б), так как мы считали, что нашу республику перегружают. В связи с казахскими откочевниками у нас – руководителей появились сомнения насчет реальности плана. Беседуя с Шахраем и Исакеевым о том, что план трудно выполнить, я сказал: «Лучше пускай нас снимут за невыполнение плана, чем за то, что мы довели республику до положения Казахстана. Оба с этим согласились». (Дневники. Стр. 48.) Обосновал почему. Зная, чем этот поступок может обернуться для него.

О казахском голоде, который еще и называют «голощекинским» по имени первого секретаря Казахской АССР Ф. Голощекина, написано очень много. Эта страшнейшая трагедия была следствием политики рьяного перевыполнения республиканским руководством плана центральных властей по заготовке продовольствия. Казахский народ в результате постигшего республику в 1932-1933 годах голодомора понес тяжелейшие потери. От голода и связанных с ним эпидемий казахи потеряли по одним данным 2 млн 400 тысяч человек – а это 49% общей численности казахов в те годы. По данным переписей населения в 1926 и 1937 гг., численности казахов снизилась на 28,9%. Если в 1927 году казахов было 3 968 289 человек, то к 1937 году они уменьшились до 2 862 458 человек.

Сотни тысяч казахов откочевали в соседний Кыргызстан, где нашли приют и убежище. Более того, правительством Киргизии во главе с Ж. Абдрахмановым была оказана продовольственная и иная посильная помощь, розданы хлеб и продукты, действовали созданные решением правительства комитеты помощи голодающим и бедствующим казахам. Не исподтишка, а организованно, открыто, честно была оказана помощь бедствующим казахам. Помощь была оказана не как разовая акция, флешмоб кампания по раздаче продовольствия, а комплексная. Например, кроме продовольственной, медицинской помощи, обустройства, были созданы школы-интернаты для казахских детей. Даже трудно себе представить, что пережили бы беженцы-казахи без этой помощи. А что случилось бы с кыргызами, если бы Ж. Абдрахманов поступил так же, как и глава соседней республики Голощекин и перевыполнил бы план? Вся суть в том, что при своих организаторских способностях Абдрахманов вполне справился бы с поставленной задачей по изъятию продовольствия у населения. Однако он сознательно не стал этого делать, а более того, самым решительным образом воспротивился подобной губительной политике центрального партийного руководства. И это было не импульсивным, случайным проявлением протеста, а сознательным поступком, о чем свидетельствуют многочисленные документы, в том числе материалы следствия по делу Ж. Абдрахманова.

Это был акт поистине политического мужества, яркого, смелого шага – сохранение жизни тысяч казахов, гонимых голодом из степей. Разбронировать хлеб из резерва и раздать бедствующим беженцам вопреки решениям ЦК, центрального правительства. При этом четко и ясно заявляя своим товарищам, руководителям республики (первому секретарю Шахраю и зампреду Б. Исакееву и другим): «Пойдем на расстрел, ну репрессируют нас как врагов народа, но сохраним жизнь голодных братьев. Не станем отбирать у народа последнее. Если что потом скажите, что я уговорил вас».

Мужество – ведь оно не проявляется случайно, в силу неведомых для человека обстоятельств. Оно продиктовано мировоззрением, характером и судьбой. Как мы говорили выше, он сполна испил чашу трагедии восстания 1916 года. Видел и был наслышан о мужестве своего народа. Народа, вечно борющегося за свою независимость, за свое самостоятельное государство в каком -либо виде. Поэтому и изнурительная борьба за создание самостоятельной киргизской республики, и спасение казахов от массовой гибели от голода, и недопущение такого же истребления народа своей республики – все это было осознанным, политическим актом мужества. И не импульсивный поступок он совершил. «Мне сегодня исполнилось 29 лет. Годы бегут. Но мы живем не годами, а делами. Дни нашей жизни равны годам жизни людей прошлых и будущих эпох. В этом наше счастье…» (Дн. Б. 2012. Стр. 186). Строптивость он проявлял и ранее. В 1930 году 27 ноября ему секретариат ВЦИК сделал предложение выступить с докладом о выселении крупных баев. Он не стал делать это. «Я отказался, заявив – устарел». (Дн. Б. 2012. Стр. 178).

А тем временем гроза надвигалась. Жусуп Абдрахманов чувствовал, что приближаются не лучшие времена. «Необходимость есть двигатель воли человека, а воля – источник действия и причина общественных действий. Нет ли в воле того, кто определяет политическую линию руководства известной доли зла, которая может объективно привести к общественной катастрофе. Не стоим ли мы перед опасностью грозящей катастрофы», – задавался вопросом (Ж. Абдрахманов, Дневники. Бишкек 2012, стр. 168).

В 1930 году по возвращении из Москвы во Фрунзе он написал в свой «Дневник»: «Все ждали, все рады были моему возвращению. Триумф. Не знаю, радоваться этому или нет? В наше время, когда история развивается неимоверно скачкообразно, за этим может последовать фарс…» (Дн. Б. 2012. С. 185). Он постоянно ощущал приближение неминуемого наказания за свою деятельность. Он прекрасно знал, что за малейшие ошибки расстреливали людей и количество репрессированных будет расти. А у него не маленькие ошибочки, а целый пакет «преступлений», «враждебных действий», за что могли бы приговорить любого к расстрелу несколько раз. Катастрофа для нации, трагедия лучших ее сыновей ждала их у порога.

Есть и маленький, казалось бы, штрих в его жизнедеятельности. Ж. Абдрахманов заботился о Абдыкериме Сыдыкове, который находился в опале. Не бросил его даже тогда, когда над крупнейшим государственным деятелем нависла угроза быть расстрелянным. Абдрахманов всячески добивался перевода на руководящую должность в Киргизской АССР находящегося в Ташкенте А. Сыдыкова. Переговорил с первым секретарем Шахраем, Баялы Исакеевым и некоторыми другими товарищами и добился его назначения завотделом Госплана Киргизской АССР. Он был нужен стране. Нужен не только как единомышленник, соратник, но и идеолог, сильный руководитель, востребованный временем и республикой, но не союзной властью. Абдрахманов не ограничился переводом, а предоставил для его переезда из Ташкента свой вагон председателя Совнаркома. Он прекрасно догадывался, чем будет чревато проявление такого внимания опальному крупному политику Абдыкериму Сыдыкову, который был на краю пропасти. «Я могу даже допустить, что в связи с моим приездом во Фрунзе могло быть и оживление контрреволюционного байства и манапства. Но об этом лично предупредил Абдрахманова, в бытность его в Ташкенте… Что побудило тов. Абдрахманова звать меня, хорошо зная о моей одиозности в условиях Киргизии?». (З. Курманов, В.М. Плоских, С. Бегалиев, Ч. Ногойбаева, З.Ф. Сорокина. Абдыкерим Сыдыков – национальный лидер. Бишкек. 1992. стр. 167-168.) Следствие с пристрастием допытывается у Сыдыкова о его связях с Абдрахмановым. Измученный допросами с пристрастием, он обращается к следствию скорее окончить рассмотрение дела и определить наказание. Конечно, здесь он себя признает виновным в контрреволюционной деятельности. И все это будет учтено уже при обвинении Абдрахманова. Поступок Абдрахманова в отношении А. Сыдыкова является одним из ярких примеров его порядочности, нравственности и смелости. Человечности, наконец. Есть у кыргызов морально-этическое понятие «үзөңгүлөш». Как и некоторые емкие слова в каждом языке, смысл данного понятия, нравственной категории требует целого комментария, одной-двумя фразами тут не обойтись. Так вот, «үзөңгүлөш» означает совокупность таких понятий, как сподвижник, соратник, спутник, товарищ, друг, единомышленник. Кыргыз никогда не бросал своего үзөңгүлөша  на поле битвы, посреди дороги, если тот совсем исхудал. Не оставлял даже его бренное тело, если он погибал, оберегал его семью и близких, защищал его честь, когда он сам не мог… Слово «үзөңгүлөш»  имело не только глубокое морально-этическое значение, но и сакральный смысл для кыргыза. Воспитанный в лучших традициях своего народа, наслышанный от старших о незыблемости нравственных ценностей, идеалов сохранения чести и достоинства в любых жизненных обстоятельствах, Жусуп Абдрахманов не мог поступить иначе. Он поступил так, как поступил бы истинный сын своего народа. Здесь виден поступок, смелый, честный и человечный, ответственный. Символ порядочности, верность нравственному идеалу человека быть человеком изо дня в день, емко сформулированный потом Ч. Айтматовым, другим гениальным сыном своего народа, ребенком политических репрессий, и подростком войны.

Вся жизнь Жусупа Абдрахманова – борьба, а его поступки являются актом политического мужества. Он совершил подвиг, сделавший его имя величайшим и приведшим его к расстрелу как «врага народа». Народа, за счастье которого он шел на все. «Бедного народа», как он сам писал в «Дневниках». Мужественный поступок, спасший жизнь сотни тысяч людей и беглых голодных казахов от неминуемой гибели. Политический подвиг, доселе не осознанный, не оцененный должным образом сегодняшними успешными и благополучными потомками тех, чья жизнь была на волоске от голодной смерти. Подвиг, который мог совершить человек, которому надобна смелость, надобен блеск, надобно самоотвердение, готовый на всякую, непонятную для многих жертву. Они были потомками славных героев минувших эпох, воспитанные на классических воспоминаниях и преданиях о победах и поражениях, о удачных и не совсем таковых деяниях предыдущих поколений, о лучших сыновьях своего народа, вечно борющегося за восстановление былого величия в пределах былого обладания.

Такие личности ярко выражены в летописях каждого народа в периоды его подъема. Он жил, созидал и творил в такое время, которое стоит того, чтоб о нем остался след, хотя бы в виде записки рядового солдата революции. «Я далек от мысли, что мой дневник будет все объясняющим документом. Решив вести дневник, я хочу не многое – оставить документ о думах, настроениях, общественных и личных переживаниях рядового борца революции. Если это мне удастся, думаю, свой долг исполнил перед потомством. Итак, за дело!», – пишет в своем «Дневнике» Абдрахманов.

Автору данного очерка удалось прочесть сам «Дневник» в его рукописи, в оригинале. Грамотные записки красивым почерком в обыкновенной тетради. Там, где заканчивалась чернила, он продолжал писать карандашом. Это не записи потом, позже появившиеся трактовки и интерпретации автора. А мысли и чувства, впечатления и думы, изложенные им собственноручно в тот же день без украшений и фальши в больших тетрадях в клетку.

Честные записи. Волнующие записи.

Личности, подобные Абдрахманову, дивят умом, талантом, поражают силой духа, силой воли, силой страстей. «Людей этой энергии останавливать можно только гильотиной», – писал А.И. Герцен о Жузеппе Гарибальди и Феличе Орсини. (Былое и думы. М.1956). Жусуп. «Оттого у него есть пробелы, неспетости. Он уступал специальной оконченности и теоретической учености европейских политиков, но зато у него ярче цвета» (А.И. Герцен. Былое и думы). Абдрахманов состоялся сам, жизнью, страстями, книгами, которые случались под рукой. Он сравним с Черчиллем, который также не получил классического образования, но по интеллекту и масштабу был на порядок выше своих специально подготовленных сверстников и ученых политиков».

«Если тебе сейчас не хватает свободы, равенства, братства, значит, в свое время от этих понятий сам отказывался ради чего-то другого… Ну так вспомните, где вы, люди прокололись в поведении, в вашей продажности, в вашем подхалимстве власти, в вашем приятии чего угодно…», – говорил в своем интервью актер и режиссер Сергей Юрский газете Аргументы и факты (№6, 2016г.). Жизнь и поступки Абдрахманова прямо противоположны этим словам. Он прожил короткую, но насыщенную жизнь. Бог ему не дал долгую жизнь. Но не пожалел ума, таланта, способностей, силы духа. Судьбой были выработаны такие человеческие качества, благодаря которым он совершил политическое мужество, значение которого нам еще предстоит осмыслить и понять, а уроки – усвоить и ценить.