КЫРГЫЗЫ

Сорок томов

10 ТОМ

Источники: восточные письменные источники о кыргызах

Составители: Кеңеш ЖУСУПОВ, Каныбек ИМАНАЛИЕВ

Предлагаемый широкому читателю сборник представляет собой исследования древних и средневековых авторов о кыргызском народе вплоть до конца XVII века. Составителями собраны наиболее яркие и ценные сведения о кыргызском этносе представителей других культур, что дает возможность лучше понять и увидеть историю кыргызов.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена древней и средневековой истории кыргызского народа. Она состоит из трех частей.

В первую включены переводы извлечений о кыргызах из произведений, написанных на китайском, тюркском, арабском и персидском языках. Эти источники неравноценны по своему научному значению и литературным достоинствам. Однако ни недостатки каждого отдельного произведения, ни очевидная односторонность трудов восточных авторов, в целом, не умаляют их значения, как исторического источника. Большинство отрывков переводов, включенных в сборник, имеют фрагментарный характер. Иногда даже в одном источнике сведения о кыргызах встречаются в различных его местах и не содержат связного изложения их истории. Мы попытались собрать воедино все известные нам сообщения древних и средневековых авторов о кыргызском народе вплоть до конца XVII в.

В хронологическом порядке эта часть сборника состоит из четырех разделов: в первом – собраны извлечения сведений о кыргызах из сочинений китайских авторов, во втором – из орхоно-енисейских тюркских памятников, в третьем – из арабских и персидских источников, а в последнем – из агиографических трудов XVII в. Считаем целесообразным дать краткие сведения о каждом источнике, его авторе, содержании и значении труда.

Предлагаемые извлечения Н. Я. Бичурина (1777–1853) из истории Танской династии (618–907 гг.) охватывают период со II в. до н. э. до конца I тысячелетия н. э. Они были опорой в исследовании истории государства енисейских кыргызов IX–X вв.

Н. В. Кюнер дополнил перевод книги «Собрание сведений…» Н. Бичурина. При этом он внес соответствующие исправления или уточнения к переводам предшественника и дал параллельный перевод текстов из других сочинений, неиспользованных самим Н. Бичуриным. Отрывок о хагяс переведен из истории «Тайпинхуаньй-цзи» («Описание мира годов правления Тайпин 976–983 гг. при Сунской династии»).

А. Г. Малявкин перевел и опубликовал с исчерпывающими комментариями все известия по истории уйгуров IX–XI вв. из ряда источников, написанных на китайском языке. В них содержатся очень ценные сведения о енисейских кыргызах в связи с разгромом ими Уйгурского каганата.

Памятники орхоно-енисейской письменности обнаружены, в основном на территории Енисея, Монголии и Таласской долины. В них содержатся важные сведения о тюркских народах, в том числе кыргызах. Орхоно-енисейским руническим алфавитом пользовались многие тюркские народы Центральной Азии в течение VI–XI вв. О принадлежности этой письменности тому или иному народу существуют различные точки зрения. Неслучайно видные тюркологи относят эти памятники к ени сейским кыргызам. В этой связи С. Е. Малов писал, что он присоединяется к мнению академика В. В. Радлова и профессора В. Томсена о принадлежности енисейских рунических памятников кыргызам. Игно рировать высказывания этих крупных ученых нельзя. Во всяком случае, енисейские кыргызы, как и другие тюркские народы Центральной Азии, пользовались рунической письменностью.

Памятник в честь Кюль-тегина найден в 1889 г. русским иссле дова телем Н.М. Ядринцевым в долине Кошо-Цайдам, на берегу р.Орхон, притока р.Селенги. Царевич Кюль-тегин (ум. в 731 г.) был братом ка гана Восточно-тюркского каганата Бильге (Могиляна).

Памятник в честь Тоньюкука найден в 1897 г. Д. и Е. Кле менцами на берегу р. Селенги у почтовой станции Налайха. Он поставлен в честь Тоньюкука, полководца и советника трех каганов Восточно-тюркского каганата – Кутлугчура (Ильтереса, ум. в 693 г.), Капагана (Мочжо, ум. в 716 г.) и Бильге (Могиляна, ум. в 734 г.).

Памятник кагану Восточнотюркского каганата Могиляну (Бильге, 716–734 гг.) найден в 1889 г. Н. М. Ядринцевым в долине Кошо-Цай дам на берегу р. Орхон. Он по содержанию сходится с памятником Кюль-тегину, брату Могиляна, обнаруженному в том же месте.

Намогильная руническая надпись на камне в честь кыргызского кагана Барс-бега найдена крестьянином деревни Иудино (совр. с. Бон дарево) Е. Ф. Корчаковым близ небольшого озерца Алтын-Куль (в Хак асии) и хранится в Минусинском историческом музее.

Памятник в честь «Кыргызского сына» в Суджи найден Г. И. Рамстедтом в 1900 г. на возвышенности Суджин-Даван южнее Мон голии.

Второй таласский памятник с руническими письменами открыт в 1898 г. в местности Алта-бай в окрестностях с. Дмитриевского. В нем встречается этническое наименование «отуз оглан» («отуз улан»), кото рое, по историко-этнографическим данным связано с формированием кыргызского народа.

Четвертый таласский памятник с руническими письменами найден в 1898 г. В. А. Каллауром в местности Айыртам-Ой Аулие-Атинского уезда. В нем также встречается этническое наименование «отуз оглан».

Средневековые арабские и персидские авторы оставили нам очень ценные, достаточно богатые сведения о кыргызах. Они были и являются основной базой в изучении истории кыргызского народа.

Биографических данных географа ал-Истахри из Фарса (Иран) нет. Известно только, что он много путешествовал, побывал и в Средней Азии. В 930–933 годах он составил труд «Китаб масалик ал-мамалик» («Книга путей государств»), который дошел до нас на арабском и перс идском языках. В его разделе «Мавераннахр» содержатся данные о народах Средней Азии, их городах, селениях, торговле и т.д.

Анонимное сочинение «Хухуд ал-алам» написано в 982-83 гг. на персидском языке. Оно было обнаружено в 1892 г. в Бухаре А. Г. Туманским. Востоковед В. Ф. Минорский перевел его на английский язык с обширными научными комментариями. В «Худуд ал-аламе» содержатся очень интересные сведения о кыргызах и географии Кыргызстана. В. В. Бартольд на основе их впервые написал о проникновении части енисейских кыргызов в IX в. на Тянь-Шань.

О жизни и личности Мухаммеда Бекрана неизвестно ничего. Из вестно только, что он жил в Хорасане и свое сочинение «Джахан наме» («Книга о мире») составил для хорезмшаха Мухаммеда Текеша (1200–1220).

Абд ар-Раззак (1413–1483) – историк Тимура и тимуридов. Среди его рассказов о походе последних на Могулистан имеется одно очень интересное сведение, касающееся истории кыргызов.

В сочинении Маджи (XVI в.) «Зинат ал-маджалис» («Украшение собраний») содержатся оригинальные сведения, заимствованные из дру гих источников.

Абы Дулаф происходил из Южной Аравии и по каким-то причинам попал ко двору Саманидов в Средней Азии. Абы Дулаф начал свои путешествия в 942 г. из Бухары и проехал через Тянь-Шань и Восточн ый Туркестан в Китай. Его «Рисале» («Записки») стали нам известны, благодаря авторам XIII в. Йакуту и ал-Казвини. Все сообщения Абы Дулафа о кыргызах подтверждаются другими арабскими авторами IX–X вв.

Гардизи был родом из селения Гардиз близ Газны (Иран). Свой труд «Зайн ал-ахбар» («Украшение известий») он написал во времена правления газневидского султана Абд ар-Рашида (1050–1053). В нем имеется глава о тюрках, заключающая в себе новые географические сведения и интересные легенды о происхождении различных племен.

О жизни и деятельности придворного врача сельджукидских султан ов ал-Марвази известно очень мало. По нисби он был уроженцем г. Мерва, в 1120 г. завершил свою книгу «Табам ал-Хайаван» («Природ а животных»). Хотя сочинение ал-Марвази, в основном, посвящено зоологии, в нем имеются сообщения о различных народах и странах, среди которых содержатся отрывки о тюркских племенах – гузах, туркменах, кыргызах, ягма, карлуках и др. Есть очень интересные сведения о рели гиозных верованиях и занимаемой кыргызами территории.

Рашид ад-Дин (1247–1318) был визирем ряда монгольских ханов в Иране и имел доступ к их сокровищнице, где хранилась официальная хроника монголов. Кроме этого источника его информаторами были знатоки монгольских преданий. Автор и его коллеги привлекали также данные из многих книг на различных языках. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») была окончена в 1310–11 гг.

Мухаммед Хайдер происходил из знатного и влиятельного племени Восточного Туркестана дуглат. В 1541 г. ему удалось овладеть Кашмир ом и основать там независимое княжество. Между 1541–1546 гг. он написал книгу «Тарих-и Рашиди» («Рашидова история»), которая явл яется главным источником по истории государства Могулистан. Эта работа Мухаммеда Хайдера состоит из двух самостоятельных частей (дафтаров), иногда повторяющих одни и те же события. В «Тарих-и Рашиди» впервые из всех средневековых источников достаточно подр обно рассказывается о кыргызах, на ныне занимаемой ими территории.

Биография османского историка Сейфи Челеби неизвестна. Его «Таварих» («Хроники») составлены где-то в конце XVI в. В труде Сей фи содержатся оригинальные сведения о верованиях, обычаях и соц иальном устройстве кыргызов.

Сочинение Абу-л-Гази «Родословное древо тюрков» (1603–1664) составлено на основе преданий генеалогий племен и трудов предшеств енников. Приводимый в издании отрывок из его работы – почти пере сказ из «Сборника летописей» Рашид ад-Дина и «Тарих-и Рашиди» Му хаммеда Хайдера.

Сведений о Шах-Махмуде также очень мало. Известно, что он родился в 1620-х годах в знатной семье из рода чурас, умер в конце XVII в. Владел арабским и персидским языками. Его труд «Хроника» составлен на таджикском языке между 1673–1676 гг. и является цен ным источником позднесредневековой истории Восточного Туркестана.

Агиографические произведения «Зийа ал-кулуб» («Сияние сердец»), «Джалис-и муштакин» («Собеседник жаждущих») и «Рафик ат-тали-бин» («Друг ищущих истину») могут служить ценнейшим дополнением к собственно историческим источникам для изучения разных сторон жизни и быта населения.

Во вторую часть настоящего сборника включены работы ученых историков, археологов В.В. Бартольда, А.Н.Бернш тама, С.В.Киселева, Ю.С.Худякова, Д.Г.Сави нова и О.К.Караева.

Академик В. В. Бартольд (1869–1930) – крупнейший историк Вос тока. Блестящий талант и необыкновенная эрудиция, наряду с исключ ительной энергией и трудоспособностью, позволили ему создать огромн ое количество научных работ в самых разных областях востоко ведения.

По просьбе научной комиссии при Отделе народного образования Киргизской ССР В. В. Бартольд написал в 1927 г. исторический очерк «Киргизы». Это была первая работа, специально посвященная истории кыргызского народа. В ней освещалась их история с древнейших вре мен, включая вопросы истории кыргызов VI–X вв. и образования их государственности, последующих судеб енисейских и тяньшаньских кыргызов. По мнению В.В.Бартольда, кыргызы принадлежат к числу древнейших народов Средней Азии. Следует отметить, что названный очерк автора обогащал читателей знанием основных явлений и событий в истории кыргызов. Более того, данный труд В. В. Бартольда предшествовал появлению новых работ по истории кыргызов и объективно, в определенной мере помогал их появлению.

А. Н. Бернштам (1910–1956) более 20 лет вел археологические исследования на территории Кыргызстана, возглавляя Семиреченскую, Тяньшано-Алайскую, Памиро-Ферганскую и другие экспедиции. В рез ультате археологических работ был получен огромный вещественный материал, который дал возможность впервые осветить многие вопросы истории и культуры Кыргызстана с древнейших времен и до позднего средневековья.

А. Н. Бернштам опубликовал около 250 работ, в том числе архео логические очерки о Северной Киргизии, памятниках старины Таласской долины, архитектурных памятниках Киргизии, историко-археологические очерки о Центральном Тянь-Шане и Памиро-Алае и др. Особенно больш ое внимание он уделял проблеме этногенеза кыргызского народа, уже в своих ранних работах, предположив несколько этапов переселения кыргызских племен с Енисея на Тянь-Шань, начиная с I в. до н. э.

А.Н. Бернштам еще в 1942 г. сдал свою рукопись работы «История кыргызов и Кыргызстана с древнейших времен до монгольского завоеван ия» в отдел рукописей ИЯЛИ КирФАН СССР, и которая до сих пор не опубликована. Из этой работы в наш сборник включены IV и V гла вы. В них особое внимание уделено проблемам этно генеза кыргызов. При изложении истории кыргызов и Кыргызстана А.Н.Бернштам пы тался показать на доступных ему материалах, как Тянь-Шань стал род иной кыргызского народа.

С. В. Киселев (1906–1962) – крупный специалист по археологии древней и средневековой истории народов Южной Сибири и Централь ной Азии. С 1930 по 1956 г. он возглавлял работы Саяно-Алтайской арх еологической экспедиции Института археологии АН СССР, в результате которой были открыты и изучены памятники разных эпох, начиная от ранней бронзы и кончая средневековыми памятниками алтайских тюрков и енисейских кыргызов конца I тысячелетия н. э. Кроме могильни ков, изучались древние поселения, оросительные системы, орхоно-енисейская письменность и др. Изучены все археологические коллекции центральных и сибирских музеев, всевозможные виды письменных ист очников, освещающие историю древних племен Южной Сибири. Все это позволило С.В.Киселеву создать книгу «Древняя история Южной Сибири», из которой в наш сборник включен раздел «Енисейские кыр гызы», где автор освещает их историю, культуру и хозяйство в средние века.

Ю. С. Худяков много лет ведет археологические исследования на территории Сибири, особенно Саяно-Алтая, в результате чего опубли ковал ряд монографий и статей. В сборник включены отрывки из его работ «Вооружение енисейских кыргызов» и «Кыргызы на просторах Азии». В них освещаются дискуссионные вопросы этнонимии тюркоязычного населения Енисея, рассматриваются пути миграции кыргызов в Азии и их переселение на ТяньШань, где они составили этническое ядро современного кыргызского народа.

Д. Г. Савинов также много лет ведет археологические исследования на территории Сибири, опубликовал ряд работ. Среди них монографию «Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху», из которой в данн ый сборник включен раздел «Кыргызское великодержавие». В нем ав тор на материале этнографических, археологических, литературных и других источников излагает различные вопросы истории енисейских кыргызов IX–X вв.

В статье О. Караева, посвященной историографии Кыргызстана XI–XVI вв., дается обзор и оценка работ Ч.Валиханова, В. Григорьев а, Г. Вамбери, В. Бартольда, В. Якубовского, А. Бернштама, О. Прицака, Е. Давидович, С. Абрамзона, К. Петрова и др. При этом автор привел первоисточники работ этих исследователей.

В третью часть сборника включены труды этнографов и историков-этнографов Ч.Валиханова, В.Радлова, Н.Аристова, С. Абрамзо на и др.

Ч.Ч. Валиханов (1835–1865) – первый казахский ученый, зани мает видное место в изучении истории кыргызского народа. В своих поездках по Тянь-Шаню он ознакомился с жизнью и бытом кыргызов, изучил их историю, этнографию и народную поэзию. В результате не утомимой работы он смог накопить обширный историко-этнографический материал о кыргызском народе. Ч. Валиханов впервые обращает внимание на знаменитый эпос «Манас», делает его первую научную запись и частичный перевод на русский язык. Ч. Валиханов прекрасно знал восточные источники о кыргызах, на которые он делал частые ссылки. В работе «Кыргызы» изложены вопросы древней истории этого народа, его предания и отрывки из эпоса «Манас».

В. В. Радлов (1837–1918) был крупнейшим языковедомтюрколо гом, замечательным этнографом и археологом. Он много лет путешест вовал по Южной Сибири и Средней Азии, изучал языки местного тюркоязычного населения, собирал фольклор, знакомился с бытом и памятн иками истории. В. Радлов на основе собранных им материалов опуб ликовал многочисленные работы, в том числе статью о кара-кыргызах, включенную в 5 главу труда автора «Из Сибири», где приводятся крат кие сведения о материальной и духовной культуре кыргызов. Очень интересен включенный в статью отрывок из эпоса «Манас».

Н. А. Аристов (1847 – год смерти неизвестен) – русский востоковед и этнограф. В 1868-1889 годах занимал различные административные должности в Семиреченской области. По служебным делам он часто бывал в различных районах этого края, где собирал фактические данные о тюркских народах и на их основе написал труды «Опыт» и «За метки». В них содержатся очень ценные сведения о родоплеменной структуре кыргызов и предания об их происхождении.

Б. Солтоноев (1878–1937) много лет ездил по районам, где жили кыргызы и собрал богатый фактический материал для своей книги «Ис тория красных кыргызов». В ней автор на основе собранных им сведений и письменных источников изложил различные вопросы истории кыргызов и Кыргызстана с древних времен до восстания 1916 г. Очень инте ресен рассказ Б. Солтоноева о родоплеменном составе кыргызского народа.

С. М. Абрамзон (1905–1977) всю жизнь посвятил изу чению раз личных вопросов этнографии кыргызского народа. Он возглавлял и при нимал участие во многих этнографических экспедициях по Кыргызстану и собрал огромный фактический материал. На его основе, а также на основе археологических и исторических данных С.М. Абрамзон написал ряд монографий и большое количество статей. Среди них – его капиталь ный труд «Киргизы и их этнографические и историко-культурные связ и», первая глава которого включена в наш сборник. В ней на основе обобщения и анализа данных, относящихся к различным явлениям этнич еской истории кыргызского народа, рассмотрены пути формирования его этнического облика, в каком он предстает перед нами во второй половине прошлого и в первой половине нашего века. В статье О. Караева на основе письменных источников излагается этническая история Семиречья и Центрального Тянь-Шаня, переселения в этот регион тюрко-монгольских племен из Центральной Азии, Южной Сибири и участие их в образовании кыргызского народа. Работа И. Молдобаева раскрывает истоки происхождения и этни ческой культуры кыргызов. Она написана на базе этнографических, фольклорных, лингвистических, археологических, письменных и других источников. В научный оборот вводится этнографический и фольклор ный материал, собранный лично автором у коренных народов Южной Сибири и Алтая. В сборнике все географические названия, этнонимы, специальные термины и имена собственные даны в авторской орфографии.

О. КАРАЕВ

ИСТОЧНИКИ

ВОСТОЧНЫЕ ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ  О КЫРГЫЗАХ

КИТАЙСКИЕ ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ

Первые исторические сведения о кыргызах встречаются в раннем китайском источнике – «Ши цзи» («Историче ские записки». Сост. I в. до н. э.) Сыма Цяня, где речь идет о расширении хуннским шаньюем Маодунем грани цы своего государства на востоке до Кореи, а на западе до современного Сыньцзяна, примерно около 201 г. до на шей эры.

Приведем текст: «Позднее, когда (Маодунь) покорил на севере владения хуньюев, цюйшэ, динлинов, гэгуней и синьли, все знатные люди и сановники сюнну подчинились (ему) и стали считать шаньюя Маодуня мудрым» (Мате риалы по истории сюнну. Предисл. пер., и примеч. В. С. Таскина, М., 1968. С. 41).

«Увидев, что усуньских войск много, а его посол не вернулся обратно, Чжичжи двинулся вперед, напал на усуней и нанес им поражение. Затем на севере он напал на Уцзе, и он покорился его власти. Вслед за этим (Чжич жи) послал войска на запад, разбил цзяньгуней, а на севере принудил сдаться динлинов. (Так Чжичжи) прис оединил к себе три владения. Он неоднократно посылал войска для нападения на усуней и всегда одерживал над ними победу. (Земли) цзяньгуней находились на расстоя нии 7 тыс. ли западнее ставки шаньюя и на расстоянии 5 тыс. ли севернее владения Чэши. В них Чжичжи и ост ался жить».

(Материалы по истории сюнну… Вып. II, 1973. С. 37).

Н.Я.БИЧУРИН

СОБРАНИЕ СВЕДЕНИЙ О НАРОДАХ,  ОБИТАВШИХ В СРЕДНЕЙ АЗИИ В ДРЕВНИЕ

ВРЕМЕНА. Т. I., М. – Л., 1950.

Хакяньсы-Хагас (Кыргызы). Хагас есть древнее государство Гяньгунь (С. 350). Оно лежит от Хами на запад, от Харашара на север, подле Белых гор. Иные называют сие государство Гюйву и Гйегу. Жители перемешались с динлинами. Владение Хагас (С. 351) некогда составляло западные пределы хуннов. Хунны покорившегося им китайского полководца Ли Лин возвели в достоинство западного Чжуки-князя, а другого, китайского же, полковод ца Вей Люй поставили государем у динлинов. Впоследст вии Чжичжи Шаньюй, покорив Гяньгунь, утвердил здесь пребывание, в 7000 ли от орды восточного Шаньюя на запад, в 5000 от Чешы на север; почему владетели сей страны, впоследствии ошибочно Хягас и называли Гйегу и Гйегйесы. Народонаселение простиралось до нескольких сот тысяч; строевого войска 80000. Прямо на юго-восток до хойхусской (т. е. уйгурской) орды считалось 3000 ли, на юг – до гор Таньмань. Почва летом болотиста; зимою большие снега. Жители вообще рослы, с рыжими волоса ми, с румяным лицом и голубыми глазами. Черные воло сы считались нехорошим признаком, а жители с карими глазами считались потомками Ли Лин. Мужчин было менее, нежели женщин. Мужчины носили кольца в ушах. Они горды и стойки. Храбрые из них татуируют руки се бе, а женщины, по выходе замуж, татуируют себе шею. Оба пола живут не раздельно, и посему много распутства. Первый месяц в году называют Маоши ай. Ай – значит месяц. Три месяца составляют четверть года. Годы счи таются двенадцатью знаками: напр., год в знаке Инь называют годом тигра. Атмосфера наиболее холодная; даже большие реки до половины промерзают. Сеют просо, ячмень, пшеницу и гималайский ячмень. Муку мелют руч ными мельницами; хлеб сеют в третьей, а убирают в девя той луне. Вино квасят из каши. Нет ни плодов древесных, ни овоща огородного. Лошади плотны и рослы. Лучшими считаются, которые сильно дерутся. Есть верблюды и ко ровы, но более коров и овец. Богатые землепашцы водят их по нескольку тысяч голов (С. 352). Из зверей находят ся тарпаны, косули, сохатые и чернохвостые козы. Черно хвостые козы походят на кабаргу, но имеют большой чер ный хвост. Из рыб есть одна, длиною около семи футов, гладкая и без костей, рот под носом. Из птиц: гуси и утки дикие, сороки, ястреба. Из дерева: сосна, береза, илем, ива, ели; последн ие столь высоки, что пущенная из лука стрела не долетает до вершины. Но более всего растет береза. Есть золото, железо, олово. В каждый дождь обычно получают железо, называют его: цзяша. Делают оружие, крайне острое, постоянно вывозят к тукюе. На войне употребляют луки со стрелами и знамена. Конники прикрывают руки и ноги деревянными щитками; еще на плечах накладывают круглые щитики, которые могли бы защищать от острия стрел и сабель. Государь называется Ажо; почему и прочими прозывается также Ажо. У него водружено знамя. Прочие прозываются названиями поко лений. Меха собольи и рысьи составляют богатые одея ния. Ажо зимою носит соболью шапку, а летом шляпу с золотым ободочком, с коническим верхом и загнутым низ ом. Прочие носят белые валяные шляпы. Вообще любят носить на поясе точило, иначе мусат. Низшие одеваются в овчинное платье и ходят без шляп. Женщины носят платье из шерстяных и шелковых тканей, которые они по лучают из Ань-си (Куча. – О. К.), Бэй-тьхин и Дахя (Фергана). Ажо имеет пребывание у Черных гор. Стой бище его обнесено надолбами. Дом состоит из палатки, обтянутой войлоками, и называется Мидичжы. Началь ники живут в малых палатках. Войско набирается из всех поколений. Ясачные вносят подати соболями и белкою. Чиновники разделяются на шесть разрядов, как-то: мин истры, главноначальствующие, управители, делоправители, предводители и дагани (С.353). Министров считается семь, главноначальствующих – три, управителей десять. Все они заведывают войсками. Делоправителей считается пятн адцать; предводители и дагани не имеют чинов штатного числа. Питаются мясом и кобыльим молоком. Один Ажо употребляет хлебное (вино). Из музыкальных орудий имею т флейту, бубен и два неизвестные. Из зрелищ употребит ельны: верблюд и лев обученные, вольтижирование на лошадях и балансирование на веревке. Жертву духам приносят в поле. Для жертвоприношений нет определен ного времени. Шаманов называют гань (кам). При бра ках калым платится лошадьми и овцами. Богатые дают по сто и по тысяче голов. При похоронах не царапают лиц, только обвертывают тело покойника в три ряда и плачут; а потом сжигают его, собранные же кости через год погребают. После сего в известные времена производ ят плач. Зимою живут в избах, покрытых древесною кор ою. Письмо их и язык совершенно сходны с хойхусскими. Законы их очень строги. Произведший замешательство перед сражением, невыполнивший посольской должности, подавший неблагоразумный совет государю, так и за воровство, приговаривается к отсечению головы. Ежели вор имеет отца, то голову его вешают отцу на шею, и он до смерти обязан носить ее. От местопребывания Ажо до хойхусской орды считается 40 дней пути верблюжьего хода. Посланники шли из Тьхянь-дэ 200 ли до городка Си Шеусян чен; далее на север 300 ли до Гагарьего ключа; от ключа на северо-запад до хойхусской орды 1500 ли. Находятся две дороги: восточная и западная. Дорога от ключа на север называется восточною. В 600 ли от хой хусской орды на север (С. 354) протекает Селенга; от Селенги на северо-восток снежные горы. Сия страна изоб илует водою и пастбищами. По восточную сторону Черн ых гор есть река Гяньхэ. Через нее переправляются на батах. Все реки текут на северо-восток, минуя Хягас, соединяются на севере и входят в море, подходят к терр итории Мума (поколение лыжных тукюе), где кочуют три тукюесских аймака: Дубо, Милигэ, Эчжы. Князья их называются Гйегинь. Живут в избах, берестою покрытых. У них много хороших лошадей. В обыкновении кататься по льду на деревянных лошадях. К ногам подвязывают лыжи, а под мышками упираются на клюки. При каждом упоре подаются шагов на сто вперед чрезвычайно быстро. По ночам занимаются воровством и грабежом, а днем – скрываются. Хягасы ловят их и употребляют в работу. Хягас было сильное государство; по пространству равня лось тукюесским владениям. Тукюесский Дом выдавал своих дочерей за их старейшин. На восток простиралось до Гулигани, на юг до Тибета, на юго-запад до Гэлолу. Прежде Хягасское государство зависело от Дома Сйеяньто, который имел там своего Гйелифу для верховного над зора. Хягасский владетель имел трех министров, которые были Гйеси бей, Гюй-шабо бей и Ами бей. Они управля ли всеми государственными делами. Хягасы никогда не имели сообщения с Срединным государством. В двадцать второе лето правления Чжень-гуань (С. 648), получив изв естие, что тйелэкские поколения поддались Дому Тхан, из Хягаса отправили посланника (С. 355) с местными произведениями. Старейшина Сылифа Шибокюй Ачжань лично приехал к Двору. Тхайцзун, угощая его столом, сказал своим вельможам: «В прошлое время на мосту Бэй-цяо отрубил голову трем тукюесцам, хвалившимся множеством заслуг. Ныне Сы-ли-фа за столом, кажется, вышел на себя». Опьяневший Сы-ли-фа изъявил желание держать Ху-бань. Император переименовал его владения областью ГяньГунь. Сы-ли-фа получил военный чин, и поставлен главноначальствующим в своей области, котор ая подчинена была яньжаньскому наместнику. В царств ование императора Гаоцзун (650–683 гг.) дважды прие зжали к Двору. В правление Цзин-лун (706–711 гг.) представлены были местные произведения. Чжун-цзун подозвал посланника к себе и сказал ему: ваш царствующий дом происходит из одного со мною рода (танская династия происходила от степного тюркского рода), и я отличаю его от прочих вассалов. В царствование госу даря Сюань-цзун (713– 755 гг.) были четыре посольства с местными произведениями. В правление Кянь-юань, в 758 году, хойху (уйгуры) завоевали сие государство; после чего хягасские посольства уже не могли проникнуть в Срединное государство. Впоследствии северные кочевые ошибочно Хягас назвали Хакяньси, что на хойхусском языке значит: краснолицый, и это слово еще ошибочно выговаривали Гягяс. Сие государство было всегда в друж ественных связях с Даши (арабы), Туфаном (Тибет) и Гэлолу; но туфаньцы при сообщении с Хягасом боялись грабежей со стороны хойху; почему брали провожатых из Гэлолу. Из Даши не более двадцати верблюдов прох одило с узорчатыми шелковыми тканями, но когда не возможно было уместить всего, то раскладывали на двадцать четыре верблюда. Такой караван отправляли один раз в каждые три года. Хягасский владетель получ ил от хойхусского хана титул Пицейе Тунгйе Гинь. Но только что хойху начали упадать, то Ажо сам объявил себя ханом, мать, урожденную Туцищи (тюргеш), вдовс твующею ханшею, жену, дочь Гэлу-шеху, – ханшею. Хойхусский хан послал министра с войском, но сей не имел успеха. Хан двадцать лет продолжал войну. Ажо, упиваясь победами, говорил: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю перед нею моего коня, водружу мое знамя. Если можешь состязаться со мною, то немедленно приходи; если не можешь, то скорее уходи». Хойхусский хан не мог продолжать войны. Наконец его же полководец Гюйлу Мохэ привел Ажо в хойхусскую орду. Хан был убит в сражении, и его Дэлэ рассеялись. Ажо под личным предводительством предал огню ханское стойбище и жилище царевны. Хойхусский хан обыкновенно сидел в золотой палатке. Ажо забрал все его сокровища и в плен взял Тхай-хо царевну; после сего он перенес свое пребывание на южную сторону гор Лао-шань. Лао-шань еще называются Ду-мань; они лежат в 15 днях конной езды от прежнего хойхусского стойбища. Как царевна происходила из дома Тхан, то Ажо отправил посланника препроводить ее к китайскому Двору; но хойхусский Угйе-хан (У-цзе-каган) в дороге перехватил ее и убил посланника. Как хягасский посланник был убит, то Ажо, не имея случая вступить в связь с китайским Дво ром, еще отправил Джуву Хэ-со с донесением о случившемся с царевною. Чжуву есть прозвание, Хэ значит отважный, со – левый, т. е. искусный стрелок с левой ру ки. Посланник уже на третий год прибыл в китайскую столицу. Ву-цзун, вступивший на престол в 841 году, крайне обрадовался и посланника, приехавшего с данью из столь отдаленной страны, поставил выше посланника из королевства Бо-хай (в Маньчжурии, 712– 926 гг.), при казал сановнику Чжао Фан с бунчуком отправиться в хягасское государство обласкать Двор; указал министрам и членам из Хун-лу-сы, увидевшись с посланником, со ставить через переводчиков описание гор, рек и народных обычаев той страны. Министр Дэ Юй представил госу дарю, что в правление Чженгуань были посланники из разных отдаленных государств: почему сановник Янь Ши-гу просил, чтобы, по примеру историков династии Чжеу, составить летопись иностранных государей, представлявших дань. А как хягасы открыли свободное сообщение с Срединным государством, то надобно написать портрет их государя, для показа будущим векам. Указан о Хун-лу (-сы) найти живописца, еще указано, чтобы Ажо, как происходящего из одного рода с царствующим в Китае Домом, внести в царскую родословную. В это время Угйе-хан с остатками своего народа нашел убежищ е у Черной Телеги. Ажо, пользуясь осеннею полнотою лошадей, хотел захватить хана (С. 357), почему и просил войск у китайского Двора. Император велел дать (вой ско). Во время этого дела Ли Хао был сделан инспектор ом границ. Двор вследствие того, что четыре крепости (корпуса) Хэлун и 18 областей были наводнены восточн ыми и северными иноземцами, считал, что, к счастью, хойху пришли в упадок, а Тибет раздираем был внутрен нею войною; почему Ву-цзун решился воспользоваться худыми их обстоятельствами и отправил в Хягас с грам отою, которою хягасскому владетелю дан титул Цзун-ин Хюн-ву Ченмин-хан. Ву-цзун скончался (846 г.). Сюань-цзун до вступления на престол хотел исполнить предна чертания своего предшественника; но некоторые из вельм ож представили ему, что Хягас есть небольшой род, который не в состоянии равняться с Домом Тхан; почему дело сие предоставлено было рассмотрению министров с прочими чинами от 4-го класса и выше. Общее мнение чинов было, что хойху давались грамоты во время их мо гущества; к счастью, они теперь упали, а для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать хягасов. И так сие дело было оставлено. В первое лето правления. Да-чжун (847 г.) (хягасский владетель) скончался, Кит айский Двор отправил посланника с грамотою, которою новому хану дан титул: Ин-ву Чен-мин хан. В продолже ние правления Сяньтхун (860–873 гг.) три раза приезжа ли к Двору. Но Хягас не мог совершенно покорить хойху. Впоследствии были ли посольства и были ли даны и жалованы грамоты, историки не вели записок.

 

Н.В.КЮНЕР

КИТАЙСКИЕ ИЗВЕСТИЯ О НАРОДАХ

ЮЖНОЙ СИБИРИ, ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И  ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА. М., 1961.

Хакяньси – Хагас (кыргызы)

Сяцзясы есть государство в северо-западной степи (С. 55). Первоначальное название – цзйегу, другое – цзюйу, еще называют их цзянь-гунь. «Исторические зап иски» называют их цзяньгунь, ханская история называет гэгунь.

Находятся на северо-западе от хуйхэ (уйгуры), в 40 днях пути. Одно издание говорит о 3000 ли. Их жители телом все высоки и велики, с красными волосами, с зелеными глазами. Имеющих черные волосы называют не счастливыми. Ибо в «Сиюйцзи» («Записки о западном крае»), сочинении Цзя Хуя, говорится: «Имеющие черные волосы и черные глаза – это потомки Ли Лина». Поэтому их самоназвание есть: «потомки дувэя» (главноуправляющего, т. е. Ли Лина).

Сйеяньто постоянно приказывали Сйели (Хйели) посылать туда по одному лицу для общего управления.

В их государстве великий командующий называется Хэси-бэй, следующий (по чину) называется Ацзюйшэби-бэй, следующий называется А-ми-бэй. (Эти) три человека вместе управляют.

В их государстве правительственные чиновники (С. 56) имеют должности цзай-сяна, ду-ду, затем звания цзян-цзюня, дацяня (вероятно, дагань).

В 6 г. правления Чжэнгуань (632 г.) танской династии Тайцзун отправил янь-ши-вэя Ван И-хуна посланником в их государство.

В 17 г. (643 г.) цзяньгуньцы отправили посланника принести в дань (китайскому двору) соболиные шубы и соболиные шкуры.

В 22 г. (648 г.) старейшина Сы-мо-фа Сибоцюй Ач-жань лично явился ко двору и заявил: «Так как я всем сердцем предан империи, то надеюсь получить правительственную должность и держать чиновничью дощечку (симв ол вассалитета) и только».

Тогда пожаловали ему титул левого туньвэй-да-цзянцзюня, главного правителя Цзяньгунь. По-прежнему дали ранг их землям, учредили (для управления ими должность) цзянь-гунь-дуду-фу в ведении Яньжаньского духу.

В 4 г. правления Юнхуй (654-655 г.) еще раз отправили посланника представить дань ко двору. По-прежнему (Сы-мо-фа) сказал: «В самом Китае имеется много наш их людей. Ныне желаю, чтобы их отпустили на родину. Прошу немедленно послать шоу-лина».

Гаоцзун отправил Фань Цяна, во множестве наградил парчой, по-прежнему (сяцзясы) ездили, чтобы произвести приговор (о выкупе), как только находились люди, которых следовало выкупить.

Вплоть до годов правления Тяньбао (742–756 гг.) представление дани не прекращалось.

В 3 г. правления Хуйчэн (843 г.) их государство отправило посланника Чжу-у-Хэсу, всего семь человек, прибыть ко двору и представить двух знаменитых лошадей. Так как давно не отправляли дани, кроме того, не все было ясно в измененных именах, то было повелено справиться в книге «Сыншу» («Повествование о 4 иноземцах»), составленной Цзя Данем; так оказалось записанным имя Сягэсы. После этого узнали, что (сочинение) «Тунси-хуанцзюн» (буквально: «учиться понимать дикие страны») Цзя Даня надежно и без ошибок.

Раньше хуйгусцы (уйгуры), презрев милости (государя), напали и ограбили все племена, вторглись в (область) Линчжоу. Государь считал эту (область) убежи щем (С. 57) на случай гибели империи и не мог потворств овать (уйгурам). Немедленно приказал отдельным войскам Хэдуна (на восток от Желтой реки) и другим округам наказать (хуйгусцев), вслед за тем овладели их государством.

Во 2-ю луну отправили посланника Чжу-у-Хэсу и проч их семь человек прибыть ко двору и представить в дань прославленных лошадей и, кроме того, полагаясь на военные доблести великой танской династии, просили тем временем о пожаловании грамотой.

В 4 г. правления Хуйчан (844 г.) государь повелел тайпуцину и вместе (с ним) юйши-чжунчжу Чжао Фань с бунчуком возвестить умиротворение.

В 5 г. (845 г.) грамотою сделали Цзуйинсюнучэнмина каганом. Как раз император Уцзун скончался, и только в первый год правления Дачжун (847 г.) выполнили церемонию пожалования грамотою.

В году правления Хуйчан (841–846 гг.) ми-шу-шаоцзянь Люй Шу нарисовал картину принесения хагасами дани ко двору. Вместе с тем министр составил предислов ие (к этой картине), где подробно разъяснены их (хагасов) дела.

Положение (страны). Это государство на юге имеет горы Тянь-мань. Земля летом влажная, зимою покрыта снегом. Имеет реку, которая из Хуйгу (из страны уйгуров) течет на север и переходит через горы. Еще говорится: эта страна упирается в западную сторону Темных гор (Циньшань, Черные горы), имеет золотое море, которое, разделяясь, образует две реки. Одна называется Янхэ (река барана), другая – Цзяньпинцзицзэхэ.

От корпуса Тяньдэ на запад (через) 200 ли прибывают в западный Шоуцзянчэн. Еще на север в 300 ли (прибывают) к Пэнтицюань – Пеликаний ключ (в более ранних текстах Питицюань – Гагарий ключ); на северо-запад от хуйчжан в 1500 ли, от хуйгу на северо-запад, в 40 днях пути, тогда только прибывают в то государство. На восток отстоит (если считать) от двора Шаньюя на 7000 ли, на юг отстоит (если считать) от Чэши на 5000 ли (С. 58).

Местные обычаи и произведения. В этом царстве все жители обнажают головы, заплетают волосы. Одежда сходна с туцзюэсской. Зимой делают шапки из соболя, летом золотом украшают шапки, заостряют маковку и свертывают ее конец. Они, по знакомству с хуйгусцами, доныне еще надевают такие головные уборы.

Подчиненные делают шапки из белого войлока, в остальном покрой в общем одинаков.

Для одежды берут парчу или шерстяную материю смешанного (разного) цвета, к поясу привешивают ножи и брусок.

Низшие (простолюдины) одеваются в шкуры и обнажают головы…

Женщины одеваются в шерстяные ткани, а богатые надевают еще шелк и парчу. Ибо (в этой стране) легко получить аньсийские, бэйшиские и дашиские товары.

В ставке Ажэ, установив деревья, сделали ограду, по ставили большую войлочную палатку, назвали ее цзао-дычжи.

От их начальников и ниже все имеют малые войлочн ые палатки и одновременно из дерева и кожи делают дома.

Жители, говоря о начале года, называют (его) «маоши», говоря о месяце, называют (его) «ай». Каждые три «ай» составляют один сезон, чтобы (люди могли) различать весну, лето, осень и зиму.

С помощью двенадцати животных считают годы, например, если год находится под циклическим знаком «цзы», то называют годом мыши, если под знаком «сюй», то называют годом собаки. Это (у них) одинаково с хуйгусцами (уйгурами).

Климат весьма холоден, постоянно лед; даже большая река наполовину замерзает.

Отсутствуют пять хлебов, имеются только ячмень, пше ница, темное просо, конопляное семя.

В 3-ю луну постоянно пашут и сеют, в 8-ю и 9-ю луну собирают (урожай), варят кашицу, чтобы делать напиток, также чтобы перебродить (на) водку. Для пшеницы имеется пеший (т. е. он приводится в действие людьми) жернов, (которым) делают муку. К пище Ажэ добавляют хлебцы. Что касается подчиненных родов, то (они) едят только мясо, конину, верблюжатину и ничего другого.

Из музыкальных инструментов (С. 59) имеют бараб ан, флейты, свирели, дудки, плоские колокольцы.

На больших собраниях бывают еще игры: бег верблюдов, львы, конские упражнения и пр.

Их лошади чрезвычайно крепки и крупны; тех, которые могут сражаться, называют головными лошадьми.

Их скот разнообразен: верблюды, быки, бараны, причем особенно много быков. У богатых семей имеется по две-три тысячи голов.

Из диких животных имеются дикие лошади, гуду, желтые бараны «юань», бараны «ди», олени и чернохвостые. Чернохвостые подобны кабаргам, но хвост (у них) длин ный и черный. Туземцы называют их «сымо».

Из рыб имеются мйе, длиною в семь-восемь чи; рыба мохэнь, (у которой) рот находится внизу челюсти и без костей.

Из птиц имеются гуси, аисты, вороны, сороки, ястребы. Добываются в большом числе, как в Китае.

Их травы очень многочисленных видов и родов, в общем одинаковы с хуйгусскими.

Из деревьев имеются сосны и тростниковые сосны. Они высоки, так что если выстрелить, стрела не долетает до вершины. Еще имеются вязы и ивы, особенно многочисленны березы.

Их земля производит золото, железо и олово. «Ванхуйту» говорит: их государство имеет железо небесного дождя, его собирают, чтобы делать ножи и мечи, (оно) отличается от (обычного).

Некогда спросили посланного оттуда, (как добывается железо), он скрыл и не ответил. Только сказал: железо очень крепко и остро, работа также отменна и искусна. Ибо их земля производит железо. От бурного дождя лед енеют деревья и появляется железо. Как только время продлится (т. е. если не искать железо сразу), земля поглощает (его). Поэтому (оно) отборно и остро. При этом каждый раз, как вслед за небесным дождем люди собирают (это железо), непременно случаются пораженные (ушибленные) и убитые. Причина в точности непонятна.

Цзя Дань говорит: «Обычно производят хорошее железо, называют его цзяша». Постоянно вывозят к туцзюэ. Это и есть то самое (железо). Что касается их оружия, то (надо сказать, что они) много пользуются щитами, лу ками и стрелами (С. 60). Их лошади одеты в щиты от брюха до ног. Еще делают щиты и привязывают их к обоим плечам, можно с пользою применять их.

Щиты, чтобы отражать стрелы, делают так: расколов дерево, соединяют поперечиной, стрелы не могут прорвать (такой щит). (Они) имеют еще знамена и флаги. Их Ажо установил один штандарт, низ его весь красный. Что касается туцзинь, то каждое поколение имеет (свое) имя.

Что касается количества войска, то говорят о 30000. Если же спросить о действительной численности, то говорят: когда набирают и отправляют (войско), то пол ностью выступает весь народ и все вассальные поколения. Что касается их податей, то вносят (их) соболиными шкурами и песцами (белкою).

Храбрейшие из взрослых мужчин все чернят лицо в кач естве отличия. Женщины, выйдя замуж, также чернят (лицо) от уха до шеи.

Что касается одежды и украшений их жителей, то ценят (меха) соболей и котиков.

Едят руками.

При бракосочетании не (делают) подарков имущ еством.

Фамилия (семья или род) может состоять из тысячи или ста человек, имеют общий дом, одну кровать, одно покрывало.

Если (кто) умрет, то только трижды всплакнут в гол ос. Не режут лица, сжигают покойника и берут его кости:

когда пройдет год, тогда делают могильный холм.

Зимою делают дом, покрывая (его) древесной корою. (Эти) люди любят охотиться на животных.

Все пользуются деревянными конями (лыжами). Когда поднимаются и опускаются по северному склону гор, (так) стремительно несутся, точно летят.

А.В.МАЛЯВКИН

 

МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ УЙГУРОВ В IХ–ХII вв.  Т. 2. НОВОСИБИРСК, 1974.

«Цзю Тан-шу» («Старая хроника династии Тан», сос тавление завершено в 945 г.).

Военачальник Цзюй-лу мо-хэ (С. 26) ненавидел Цзюэло-у, он привлек кыргызов и во главе 100000 конницы разгромил уйгурский город, убил Лу-цзи, обезглавил Цзюэ-ло-у; сжег и разрушил все без остатка.

Уйгуры рассеялись по различным народам. Уйгурский министр Са-чжи совместно с Пан-тегином, племянником (китайского императора), с пятью (его) братьями – Наньлу, Э-феном и другими, с 15 родами бежали на за пад к карлукам (гэ-ло-лу). Одна часть подчинилась тиб етцам, другая ушла в Аньси. Кроме того, 13 родов, близких к каганскому аймаку, поставили тегина У-цзе каганом, пришли на юг и присоединились к государству Хань.

Вначале, когда кыргызы разгромили уйгуров, они захватили принцессу Тай-хэ. Кыргызы сами себя назыв али потомками Ли Лина и имели одну фамилию с танским домом. Поэтому приказали 10 тарханам проводить принцессу до пограничных укреплений: У-цзе по пути встретил кыргызских послов, тарханы были перебиты, и принцесса была возвращена обратно. У-цзе, имея принц ессу в качестве заложницы, отправился на юг, пересек пустыню Гоби и достиг границ (воеводства) Тяньдэ. (У-цзе) представил доклад (на высочайшее имя) с прось бой разрешить проживание с принцессой Тай-хэ в кре пости Гяньдэ.

Во втором месяце (3-го года эры правления Хуэйчан) (5/III – 3/IV 843 г.) ко двору прибыл посол кыргызов Чжу-у Хэ-су (С. 33) и представил в дар двух знаменитых лошадей. Он сообщил также, что каган уже разбил уйгуров и принял принцессу Тай-хэ, чтобы вернуть ее на родину. К несчастью, остатки уйгуров отбили ее по дороге. В связи с этим император командировал дворцового легата проводить Чжу-у Хэ-су в Тайюань встретить прин цессу.

В это время каган У-цзе был ранен стрелой, бежал и подчинился хэйчэцзы. Кыргызам было указано двинуть войска и атаковать их.

В конце эры правления Кай-чэн (836–841 гг.) уйгуры подверглись нападению со стороны кыргызов (С. 36). Сражение они проиграли, и племена рассеялись. Каган У-цзе, взяв принцессу Тай-хэ, перешел на юг. Во втором месяце 2-го года эры правления Хуэйчан (16/III–14/IV 842 г.) его ставка находилась около пограничной укреп ленной линии. У-цзе отправил посла с просьбой оказать помощь войсками и продовольствием для возвращения власти в его государстве, просил также выделить воевод ство Тяньдэ для пребывания в нем принцессы.

Во втором месяце 3-го года эры правления Хуэйчан (5/III–3/IV 843 г.) Чжао Фань (С. 37) докладывал о том, что кыргызы атаковали наместничества Аньси и Бзй-тин, поэтому надлежит послать войска для оказания пом ощи. Ли-Дэ-юй в докладе говорил: «По географическим данным, от Аньси до столицы 7000 ли, от Бэйтина до сто лицы – 5200 ли. В мирное время, направляясь в запад ные провинции из Хэси и Лунью, обычно выезжали через заставу Юймэньгуан, тогда вдоль всего пути имелись округа и уезды танского государства и во всех были крупные воинские части. Когда в Аньси и Бэйтине требо вались войска, то их обычно набирали в ближайших местах. После начала затруднений Хэси и Лунью полностью попали во владения тибетцев и для сообщения с Аньси и Бэйтином надо было пользоваться уйгурской до рогой. В настоящее время уйгуры разгромлены и неизвестн о, находятся они в подчинении кыргызов или нет. Если даж е и оказывать помощь при удобном случае, то надо учредить опорные пункты, в которых необходимо раскварти ровать охранные войска из китайских солдат, в каждом гарнизоне не менее 10000 человек. Где можно мобилизовать людей? По каким дорогам перевозить продовольствие?»

«Син Тан-шу» («Новая хроника династии Тан», составление завершено в 1080 г.). Неожиданно вождь племени (по имени) Цзюй-лу мо-хэ (С. 27) объединился с кыргызами и со 100000 конницы атаковал уйгурский город. Убил кагана, казнил Цзюэ-ло-у и сжег их столицу. Племена рассеялись.

Министр Са-чжи с 15-ю племенами тегина Пан бежал к карлукам. Остальные ушли в Тибет и Аньси. Тогда 13 родов племени кагана поставили каганом тегина У-цзе и укрепились на юге у гор Цоцзы-шань.

Кыргызы, нанеся поражение уйгурам, взяли принцессу Тай’хэ. Считая себя потомками Ли Лина, имеющими од ного предка с династией Тан, (кыргызы) отправили в качестве послов тарханов, для препровождения принцессы ко двору.

Через три дня министр кыргызов А-бо во главе 70000 войска (С. 30), состоявшего из различных племен, пришел со стороны юго-запада от северных границ воеводства Тяньдэ, чтобы взять Эняня и уйгуров. Он нанес сильное поражение народу шивэй, затем собрал всех уйгуров, находившихся у шивэй, и вернул их на север от Гоби. Однако некоторое количество семей (юрт) рассеялось в горах и лесах; они занимались грабежом соседних племен и все помыслы обращали на запад, надеясь на приход Панлэ из Аньси.

Семь родов шивэй разделили между собой уйгуров (С. 31). Кыргызы разгневались, и их министр А-бо, атаковав шивэй с 70000 солдат, забрал всех уйгуров и вернулся к северу от Гоби. Оставшиеся семьи (юрты) укрывались в горах и лесах, жили грабежом различных плем ен и постепенно уходили к тегину Пан. В это время тегин уже объявил себя каганом, жил в Ганьчжоу и владел раз личными городами к западу от пустыни. Кыргызы при слали посла и сообщили, что они атаковали и заняли Аньси и Бэйтин. Император пожелал получить эти райо ны от кыргызов, уйгуры сейчас разгромлены, но неизвест но, действительно ли заняли их земли кыргызы.

«Цзю удай ши» (События периода «Пяти династий», составлено в 974 г.). В начале эры правления Хуэйчан (841–846 гг.) уйгурское государство (С. 42) подвергалось нашествию кыргызов. Племена и роды пришли в беспорядок, затем перекочевали (в район) между Тяньдэ и Чжэньу.

Первоначально их государство (С. 43) находилось на реке Солин, потом подверглось нападению со стороны кыргызов и (уйгуры) переселились (на территорию) между Тяньдэ и Чженьу.

«Ляо ши» («Хроника киданьского государства Ляо»). (В десятом месяце 2-го года эры правления Ин-ли), в день у-шэнь (15/ХI 952 г.) уйгуры и кыргызы прислали послов с данью (с. 67).

«Сун ши» («Хроника династии Сун», составлена в 1345 г.). Государство Гаочан управляет южными тюркам и (С.89), северными тюрками, племенами больших и малых чжун-юй, ягма, карлуков, кыргызов, мо-мань, гэ-до, юйлун и другими многочисленными племенами.

Историческая география

Центральной Азии. Новосибирск, 1981.

«Цзю Тан-шу» («Новая хроника династии Тан»).

Первоначально цзегу (кыргызы) никогда не сносились со Срединным государством (С. 20), но узнав, что теле и другие все подчинились, сразу же совершили земной поклон и назвали себя вассалами.

Начиная с эры правления Юн-хуэй (650–656 гг.) и до эры правления Тяньбао (742–756 гг.) в Бэйтине (С. 41) была должность цзедуши, в ведении которого находились 20000 гарнизонных солдат и 5000 лошадей. (Цзедуши) контролировал (С. 42) находящихся под управлением (наместничества) тюргешей и кыргызов. Еще (цзедуши) ведал тремя воеводствами: Ханьхай, Тяньшань и Иу с более чем 10000 гарнизонных солдат и 5000 лошадей.

Уйгурские государства в IX–XII вв. 

Новосибирск, 1983.

Сыма Гуан. «Цзьчжи тунцзянь» («Всеобщее обозрение, управлению помогающее»). Пекин. 1956. Кыргызы отправили генерала Табу-хэцзу (С. 101) и других в крепость воеводства Тяньдэ… кроме того сообщили, что будут переселяться на реку Хэло, чтобы жить на старой терри тории Уйгурского государства: к тому же им подчинились пять племен – Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык), дада (татары) и другие (2-ой год эры правления Хуэй-чан, десятый месяц) (6.ХI – 5.XII 842 г.).

Ли Дэюй. «Хуэй-чан ипинь цзи» («Собрание эпистолярных произведений»). Шанхай. 1936. Еще Табу-хэцзу говорил, что кыргызы переселились на реку Хэло, живут на старой территории Уйгурского государства, к тому же заполучили пять племен – Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык), татар и других (С. 102). (Письмо кагану и уйгурским министрам, из которого приведена эта выдержка, датируется зимними месяцами 2-го года эры правления Хуэй-чан (14. II 842–2. II 843 гг.).

Сейчас кыргызы ненавидят уйгурского кагана (С. 107). Одновременно с поисками принцессы непременно планируют начать большую военную кампанию. Объединив раз личных варваров, предпримут глубокий рейд на юг, вплоть до пограничных укреплений. Сейчас народ кагана голодает, количество войск невелико (С. 108). Если неожиданно наг рянет сильный враг, то как отразить удар? Только мощь Великой Тан сможет помочь в трудном положении.

Еще узнали, что этой осенью (кыргызы) собираются переселиться в район ставки уйгуров, уничтожив их великое государство, хотят удержать старое место обитания (уйгуров). Это послание было написано вскоре после второго месяца 4-го года эры правления Хуэй-чан (22.II – 22. III 844 г.).

Лю Сюй Цзю. «Тан-шу» («Старая хроника государст ва

Тан»). Пекин. 1958. Во втором месяце 3-го года эры правления Хуэй-чан (5.III–3.IV 843 г.) Чжао Фань док ладывал о том, что кыргызы (С. 197) атаковали наместн ичества Аньси и Бэйтин, поэтому надлежит послать войс ка для оказания помощи. Ли Дэюй в докладе (императ ору) говорил: «По географическим данным, от Аньси до столицы 7000 ли, от Бэйтина до столицы – 5200 ли. В мирное время (С. 198), направляясь в западные провинц ии из Хэси (Ордос) и Лунью (восточная часть современ ной провинции Ганьсу), обычно проезжали через заставу Юймэнь; тогда вдоль всего пути имелись округа и уезды Ханского государства и во всех были крупные воинские части. Когда в Аньси и Бэйтине требовались войска, то их обычно набирали в ближайших местах. После начала затруднений Хэси и Лунью полностью попали во владен ие тибетцев и для сообщения с Аньси и Бэйтином надо было пользоваться уйгурской дорогой. В настоящее время уйгуры разгромлены и неизвестно, находятся они в подч инении кыргызов или нет. Если даже и оказывать пом ощь при удобном случае, то надо учредить опорные пункты, в которых необходимо разместить охранные вой ска из ханьских солдат, в каждом гарнизоне не менее 10000 человек. Где можно мобилизовать людей? По ка ким дорогам перевозить продовольствие?

Танские хроники о государствах  Центральной Азии. Новосибирск, 1989.

Оуян Сю. «Сип Тан-шу» («Новая хроника династии Тан»). Пекин. 1958.

Управление дуду, Цзяньгунь (С. 25). Создано на (территории расселения) племени цзегу (кыргызы).

Перечисленные выше (округа и управления дуду) подчинялись наместничеству Аньбэй.

(Территория страны) на севере доходит до моря (С. 106). Хотя разводят лошадей, не ездят верхом, использ уют кумыс в качестве пищи. Часто воюют с кыргызами, внешностью большинство похожи на кыргызов, однако язык друг друга не понимают. Все бреют голову, носят шляпы из бересты. Связывают жерди наподобие колодезного сруба (оголовка), покрывают берестой, что и служит жилищем. Все (родоплеменные подразделения) имеют старейшин, которые не подчиняются один другому.

Ду Ю. «Тун Дянь» («Свод общих установлений государственного управления»). Шанхай. 1935. Государство Басими (басмылы), другое название Била (С. 104), (впервые о нем) узнали во время существования государства: Суй (581–618 гг.). (Живут) к югу от Бэйтина и Север ного моря, к юго-востоку от цзегу (кыргызы). Живут рассредоточенно в горах. До Дуньхуана более 9000 ли. Есть вожди, но нет князей, семей более 2 тыс. Люди этого племени мужественны и сильны, все хорошие охотники. (Бома) и кыргызы часто нападают друг на друга. Наруж ностью они похожи, но язык друг друга не понимают. Во время эры правления Юн-хуэй (650–656 гг.) Великий Тан отправил послов с данью ко двору.

«Юэ Ши Тай-пин хуаньюй цзи» («Описание…». Год и место издания не указаны). (Государство) Бома находится к северу от (государства) кыргызов. Их земли лежат вблизи Северного моря, до Чаньяня 14000 ли, (путники) достигают (Бома), миновав кочевья пяти больших туцзюесских племен. Отборного войска – 30000 чел., ло шадей 300000. Государством (Бома) управляет эркин, бома от тюрок туцзюе ничем особенным не отличаются. Пользуются луками, стрелами, мечами, пиками, щитами; не несут ночных караулов, и нет личной охраны; не существует награждений. Масть лошадей пегая (бо), по этому (государство) так и называется (Бома). Они лоша дей не используют для верховой езды, только доят, делают кумыс и употребляют его в пищу. (Бома) и кыр гызы часто нападают друг на друга. Наружностью бома похожи на кыргызов, но языка не понимают. Во время эры правления Юн-хуэй (650–656 гг.) (государства) Тан отправили послов ко двору с данью. Тюрки туцзюе имен уют бома – «хэла»; так же называют и государство – Хэла.

ОРХОНО-ЕНИСЕЙСКИЕ  ТЮРКСКИЕ ПАМЯТНИКИ

С.Е.МАЛОВ

 Памятники древнетюркской  письменности. М. – Л., 1951.

Памятник в честь Кюль-тегина. (Затем) они скончались (С. 36). В качестве плачущих и стонущих (т. е. для выражения соболезнования) (пришли) спереди, из (стран ы) солнечного восхода, народ степи Беклийской, (а такж е) табгач и тибетцы, авары и Рим, киргизы, уч-курыканы, отуз-татары, кытай и татабийцы, столько народов, придя, стонали и плакали: столь знаменитые каганы были они.

Справа (т. е. на юге) народ табгач был (ему) врагом (С. 38), слева (т. е. на севере) народ токуз-огузов (под начальством) Баз кагана был (ему) врагом, киргизы, курыканы, «тридцать татар», кытай и татабы все были (ему) врагами. …был Барс-бег, мы в то время (или: при тех обстоятельствах) даровали (ему) титул кагана и дали (ему в супружество) мою младшую сестру-княжну. (Но) сам он провинился, (а потому) каган умер (т. е. он сам был убит), а народ (С. 39) его стал рабынями и ра бами. Говоря: «Пусть не останется без хозяина страна Кёгменская», – мы завели порядок в немногочисленном (т. е. пришедшем тогда в упадок) народе киргизов. Мы пришли, сразились и снова дали (страну для управления киргизу?). (В честь моего дяди кагана) и поставил во главе (вереницы могильных камней) «балбал» киргизско го кагана.

Когда Кюль-тегину было (двадцать шесть?) лет (С. 41), мы предприняли поход на киргизов. Проложив дороги через снег глубиною с копье и поднявшись на Кёгменскую чернь, мы разбили киргизский народ, когда он спал; с их каганом мы сразились в черни Сунга. Кюль-тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросился в атаку, одного мужа (т. е. воина) он поразил стрелою, двух мужей заколол (копьем) одного после другого. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байырку, слом ал ему бедро. Киргизского кагана мы убили и племенной союз его взяли. В том (же) году мы пошли против тюргешей, поднявшись в Алтунскую чернь и переправясь через реку Иртыш.

Памятник в честь Тоньюкука. Каган народа табгач был нашим врагом (С. 66). Каган (народа) «десяти стрел» был нашим врагом. Но больше всего был нашим врагом киргизский сильный каган. Эти три кагана, рассу див, сказали: да пойдем мы (походом) на Алтунскую чернь. Так они рассудили и сказали: да отправимся мы в поход на восток против (С. 67) тюркского кагана. Если мы не пойдем против него, как бы то ни было, он нас (победит)… Тогда я задумал… будем воевать (против киргизов?)… сказал я. Когда я услышал, что дорога на Кёгмен (только) одна и она завалена (снегом), я сказал: не годится, если идти этим путем… Я искал знатока той местности и нашел человека из степных азов. «Моя родн ая земля Аз… (Там) есть одна остановка, если отпра виться по (реке) Аны, то до ночлега там (останется) ход одной лошади», – сказал (он). Я сказал: если ехать той дорогой, то (это) возможно. Я задумался и моего кагана я просил. Я приказал двинуться войску; я сказал, садись на коней! Переправясь через Ак-Тэрмель, я приказал остановиться (тыловым) лагерем. Приказав сесть на лош адей, я пробил дорогу сквозь снег, я взошел (с другими) вверх (горы), ведя лошадь на поводу, пешком, удержи ваясь деревянными шестами (на лыжах?). Передние люди протоптали (снег), и мы перевалили через вершину с раст ениями. С большим трудом мы спустились, и в десять ночей мы прошли до склона (горы), обойдя (горный, снежный) завал. Местный путеводитель, сбившись с пути, был заколот. Когда испытывались лишения, каган говорил: «Попытайся быстро отправиться! Да отправимся мы по реке Аны». Мы шли вниз по течению этой реки. Чтобы пересчитать (свое войско), мы приказали остановиться, а лошадей привязали к деревьям. И ночью, и днем мы бы стро скакали. На киргизов мы напали во время (их) сна… проложили путь копьями. Хан их и войско их собрались. Мы сразились и победили. Хана их мы умертвили. Кирг изский народ вошел в подчинение кагану и повиновался (ему). Мы вернулись, мы пришли обратно, обойдя Кёгм енскую чернь. Мы вернулись от киргизов. От тюргешского кагана пришел лазутчик.

Памятники Древнетюркской письменности  Монголии и Киргизии.  М. – Л., 1959.

Памятник кагану Могиляну (Бильге. 716–734 гг.). Когда мне было (С. 20) двадцать шесть лет, народ чик с киргизами стали (мне) врагами. Перейдя через Кем, я двинулся с войском против чиков, сразился при Орпене и разбил их войско. Народ азов… я захватил и… подчинил себе. На двадцать седьмом (году) я двинулся против киргизов, пролагая дорогу через снег высотою с копье, я поднялся в чернь Кёгменскую и поразил (там) народ киргизов, когда они спали. С их ханом я сразился в черни Сунга; убил хана и завладел его народом (или государством). В этом же году я ходил с войском на тюргешей, перейдя через Алтунскую чернь и переправившись через реку Иртыш.

Памятник Моюн-чуру. К киргизам он послал (С. 41) людей (со словами): «Вы выйдите (из союза, т. е. поднимитесь к восстанию). Принудьте и чиков к восстанию!». Так сказал он. Я сказал: «Хочу выйти (из союза)». «Смотрите, останьтесь самостоятельными. В лесу мы с вами соединимся», – сказал он. Через… Тутук-Башы я послал против чиков тысячный отряд, в страну их союзн иков я отправил немного людей. «Смотрите, – сказал я, – хан киргизский проживает на краю Кёгменских гор в своем жилище, (говорят), он послал свои летучие отряд ы в сторону своих союзников, а на его летучие отряды мои люди уже напали, (говорят), и его разведчиков за держали; (они сообщили, что) к их хану и к его союзни кам пришли люди, но что карлуки не пришли к союзникам», – так они сказали.

С.Г.КЛЯШТОРНЫЙ

СТЕЛЫ ЗОЛОТОГО ОЗЕРА. Л., 1976.

Эпитафия в честь Барс-бега. Десять лун носила (мен я), моя мать (261)! Она принесла (меня) моему (народ у). Я утвердился на земле благодаря моей доблести. Я храбро сражался с многочисленным врагом и покинул мой эль, (оставив) его в раскаянии. Увы! Своим младшим и старшим братьям Вы снимали – сгружали верблюжьи вьюки (с дарами). Тем, что было на земле – моими деян иями и моей доблестью – я, Барс, не пресытился! Без отца Вы героем были! Когда псы преследовали (дичь):, Вы проносились мимо кочевий! Сгинь, (дух) смерти со своей младшей братией! О, Барс, не покидай (нас)! Увы! Наше звание.., наш бег-Умай (вар.: наше звание таково мы умай-беги), мы храбрые воины (нашего) рода-племени (вар.: мы родичи, храбрые воины!) Увы! Шестерых мужей с собой ты не взял! Скакуна с собой ты не взял! Трех сосудов с собой ты не взял! О, моя драгоценность! О, мое сокровище! Не покидай (нас)! …мы (прежде) радовались. О, дичь золотой черни Сунга, множься! Рождай (свое потомство)! Мой Барс покинул коней и быков, (весь этот) мир, он ушел! Увы! Ради моей воинской доблести, ради могущества моих старших братьев и моих младших братьев мне воздвигли (этот) вечный памятник.

Орхон-Енисей эстеликтери.   Фрунзе, 1982.

Памятник в честь «Кыргызского сына» в Суджи. Я, Яглакар-хан-ата, был пришелец (С. 191) в уйгурской земле. Я – киргиз. Я – Бойла, высокий судья. Я – Огябуюрук (приказный) счастливого Бага-Тархана. Слухи и расспросы обо мне достигли до восхода и захода солнца. Я был богат. Моих загонов для скота было десять. Скота у меня было без числа. Моих младших братьев было семь, моих сыновей трое, моих дочерей три. Я сыновей своих наделил домохозяйствами (т. е. женил). Своих дочерей девиц я выдал (замуж) без выкупа. Моему наставнику я да(л) сто мужей и стоянку (местожительство). Я видел моих племянников и внуков. Теперь я умер. Мой сын! По доблести (?) будь как мой учитель! Служи хану! Мужайся! Мой старший сын ушел в (поход?). Я не видел. Сын…

Второй таласский памятник. Защитники. (С. 202) (вер ные друзья) тридцати огланов-юношей. В год обезьяны шестнадцатого числа (случилось). Мое героическое имя «Черный Чур». Почетное имя «Черноту не минует». (У) шести родов мать одна, затем младшая сестра, ынал умерли. Черный Чур… Моя лошадь саврасая… «Черноту не минует». Черный Чур от вас, от твоих родственников отделился. Имя его отца – Туган, имя сына – Черный Чур. Сын героя, конных войск поток… Имя его – Огом, Ша…

Четвертый таласский памятник. Имя его – Чур. От вас, тридцать огланов, от выгод и благ (мира) он отде лился (т.е. умер). Вам, доверенные мужи, Оглан-Чур, наследуя, остался. Жена его осталась вдовой.

III. АРАБСКИЕ И ПЕРСИДСКИЕ ИСТОЧНИКИ  IX–XVII ВВ.

АЛ-ИСТАХРИ

«Китаб масалик Ал-Мамалик»  («Книга путей государств»)  (Перевод с арабского Л.З. Писаревского)

В царстве Син различные (С. 16) языки. Что касается всех тюрков, (таких), как тогузгузы, хырхызы, кимаки, гузы и хазладжи, то язык у них один, и каждый из них понимает друг друга.

А что касается хырхызов, то они живут между владениями тогузгузов, кимаков, океаном и землей хазладжей.

Тогузгузы находятся между Туббетом, землей хазладжей, хырхызами и царством Син.

И простирается позади Гура горы (С. 17) в пределах Хорасана до границ Бамиана вплоть до Банджхира, пока не входят в страну Ваххан и не разветвляются (затем) в Мавераннахре, (проходя) до внутренних пределов (страны) тюрков вплоть до пределов Илака и Шаша, вблизи от хырхызов.

В нем (в Мавераннахре) имеется мускус, который дос тавляется им (жителям Мавераннахра) из Туббета и от хырхызов. И оттуда доставляют (мускус) в остальные страны.

И эти рудники, которые находятся в Усрушане, Фергане, Илаке, Шельджи и Лабане до страны хырхызов, все они находятся в главном хребте этих гор и в примыкающих к нему горах.

Следующий за ним (С. 20) по величине город – Куба, самый приятный из всех городов. Там есть цитадель, рабад, соборная мечеть и рынки.

Затем идет город Ош. Это оживленный город, окруженный стенами; в нем есть цитадель и дворец эмира. Город примыкает к горе, на которой находится сторожевой пункт для наблюдения за тюрками.

Узгенд – последний из городов Ферганы, (если идти) в сторону области войны (с мусульманами). У него есть стена, рабад, цитадель, проточные воды и сады.

(Перевод с персидского языка  З. Н. Ворожейкиной)

А если идти от восточной границы так (С. 25), чтобы выйти через западную границу и приблизиться к земле Нубийан, (пройти) по землям хырхызов и тогузгузов, пока не покажутся кимаки, вплоть до моря, то это будет четыре месяца пути.

А что касается Туркестана, то у тогузгузов, хырхызов, кимаков, гузов и хазладжей – один и тот же язык, и все они (происходят) один от другого.

И они (кимаки) расположены посреди гузов и хырхызов и позади саклабов.

Что касается хырхызов, то место их (расселения) – между гузами и кимаками, океаном и землями хазраджей (т.е. хазладжей). И земля Тибет расположена между хырхызами и страною Чин.

А река Итиль вытекает от границы хырхызов и оттуда доходит до кимаков, вступает в (земли) гузов и приходит к булгарам, и у пределов буртасов впадает в море.

Горы Гур (С. 26) находятся в пределах Хорасана. И простираются до границ Бамиана, Панджхира и Мавераннахра, вплоть до Туркестана Внутреннего, до Чача и хырхызов. И в этих горах от начала и до конца имеются серебряные и золотые рудники, и самые лучшие из них те, что в границах хырхызов. А из рудников, которые в пре делах мусульманского мира, наилучшие те, что в грани цах Панджхира.

И мускус из Тибета и от хырхызов сначала доставляют туда, а оттуда везут во (все) страны света. И с противоположной стороны от основного хребта этих гор (расположена) пустыня: (она лежит) в области Усрушаны на границе Ферганы и Илака и вплоть до хырхызов и все это находится рядом с (главным) хребтом этих гор.

Тараз – это рубеж между тюрками и мусульманами (С. 30), и вокруг него укреплены стены, которые также носят название Тараз. Граница распространения ислама доходит до этого места, а оттуда до шатров харлухов. Это (одновременно) граница Чача.

Куба (С. 31) равна (по величине) Ахсикету. (Местн ость) самая приятная во всей этой области. Здесь есть кухендиз, шахристан и рабад. Кухендиз в развалинах. Пятничная мечеть находится в кухендизе. Базар, дворец эмиров и тюрьма расположены в рабаде. Рабад обнесен стеной, там есть сады и бустаны, проточные воды в изо билии.

Ош равен (по величине) Кубе. Шахристан и кухендиз там благоустроенные, дворец эмиров и тюрьма (находятся) в кухендизе. В шахристане рабад. Рабад обнесен стеной, стена доходит до горы, на которой выставляются караульные; они ведут наблюдение за туркестанскими войсками. В Оше трое ворот: Дарваза-йи Кух, Дарваза-йи Аб и Дарваза-йи Мугкеде.

Узгенд – местность с наиболее теплым климатом в вилайете (область) Ферганы. Он является рубежом ви лайета Ферганы и расположен очень близко от врагов. Узгенд равен (по величине) двум третям Оша. Имеет кухендиз и шахристан, сады, бустаны и проточные воды.

На границе с Ошем есть город, его называют Мадва. Узгенд – название города, и в районе Узгендском друго го города нет.

Миан-Рудан – это область, главный город его называют Хайлам. Эмир Абу-л-Хасан Наср ибн Ахмад (Саманид) появился на свет в этом городе.

Керван – название города, вокруг которого (расположено) много деревень. Возле Уреста также много деревень. Астиакенд (и) Шелат – два города, связанные с Туркестаном через Миан-Рудан, также как связан Узгенд. Эту местность называют Хафтдих – семь отдельных деревень в составе Туркестана. В наш век (они) отошли к мусульманам.

«ХУДУД АЛ-АЛАМ» («ГРАНИЦЫ МИРА»)

 (Перевод с персидского языка  З.Н. Ворожейкиной)

Десятое озеро – Туз-Куль в (области) халлухов (С. 37). Длина его десять фарсангов, по ширине (оно) восемь фарсангов. В нем образуется соль, и там (достат очно) соли для семи халлухских племен. Одиннадца тое – это озеро Иссык-Куль между чигилями и тогузгузами. Длина его 30 фарсангов и ширина 20 фарсангов, и город Барсхан (расположен) на берегу этого озера.

… И еще одна гора поднимается от самого начала границы тогузгузов, вблизи от озера Иссык-Куль, тянется вплоть до конца (области) тухсийцев и начала халлухской границы и затем поворачивает; отрог ее заходит в область одного из хырхызских племен. Эту гору называют Тулас. На этой горе водится соболь, а (также) много серой белки и мускусной газели. А в том отроге, который идет по направлению к области хырхызов, есть^: мускусные олени, (олени) с рогами хуту, серая белка и соболь.

И еще одна гора (расположена) в северной области, между границей кимаков и началом (расселения) хырхызов. Она идет от самой границы кимаков и тянется в восточном направлении до границы хырхызов, потом сво рачивает и спускается к северным районам, до тех самых мест, где кончаются заселенные (районы) света. В север ных районах эту гору кимаки называют Кандаурбага.

И еще одна река, ее называют Ила (С. 38). Она берет начало с горы Иргадж-арт, течет по направлению к северным районам и впадает в озеро Иссык-Куль.

И еще река – Узгенд, (она) берет (начало) позади горы халлухов и идет мимо Узгенда, города Баба, Ахсикета, Ходженда и Бенакета, вплоть до пределов Чача. Затем проходит после Сюткенда, Параба и многочисленн ых городков, доходит до границы Дженда и Джавара и впадает в Хорезмийское море.

И еще река – Хурсаб; (она) начинается у самых крайних пределов Бутмана, с северной стороны горы, впа дает в реку Узгенд вблизи города Хурсаб.

И еще река Ош, она берет начало на той же горе, те чет посреди между Ошем и Урестом и впадает в реку Узгенд.

И еще река Куба, стекает с той же горы и неподалеку от (поселения) Куба впадает в реку Узгенд.

И еще река Хатлам, она берет начало с горы Манса, в том месте, где проходит граница между халлухами и ягма, доходит до границы Хатлама, затем подходит к Баб а и впадает в реку Узгенд.

И еще река Парак, берет начало на горе халлухов и стекает в южные районы, проходит вдоль границы Чача и впадает в реку Узгенд между Бенакетом и стеной Келас. И тогда все эти воды сливаются воедино, их называют Чач, и арабы называют эту реку Сейхуном.

И еще река Рас; (она) течет в северных пределах и по стране гузов. Это большая (река), но мутная и зловонная. Она берет начало с горы, расположенной на границе между кимаками и хырхызами, пересекает область гузов и впадает в Хазарское море.

… И есть еще одна пустыня, она расположена к северу от Чина; к востоку от нее – (бассейн) Восточного океана, к югу – провинции Чина, на западе – река Куча, а на севере – тогузгузы и хырхызы.

Всю населенную часть света (С. 39) составляет 51 страна… – Хифчак, Гуз, Кимак, Чигиль, Тухси, Халлух, Йагма, Тогузгуз и Хырхыз. И каждая из этих стран делится на области, и в каждой области много городов.

На востоке от нее (т. е. тогузгузов) страна Чин (С. 40), с юга – частью хырхызы и на север – также хырхызы, (они) селятся вдоль всех ее границ.

На север от тогузгузов (С. 41) расположена пустыня, (она) простирается между тогузгузами и хырхызами до области кимаков.

Кашгар относится к области Чинистан, но расположен на границе между Йагмой, Тибетом, хырхызами и Чином. И старшины Кашгара в давние времена были из халлух ов или из йагма.

Слово об области хырхыз

На востоке от нее область Чина и море – Восточный океан, на юге от нее – пределы тогузгузов и частично халлухов, на западе от нее – пределы расселения кимаков и (на севере) – необитаемые страны севера. Окрестн ости этой области совершенно безлюдны, а необитаемые страны севера – (такое место), где люди из-за жестокой стужи совсем не могут находиться. В этой области добы вают много мускуса и много мехов, белый тополь и дере во халадж и рог хуту, (который идет) на изготовление рукояток для ножей. Их правителя называют хырхыз-хаканом. И это люди, которые нравом напоминают диких зверей; лица (у них) грубые, волос мало, (они) неспра ведливы и безжалостны, отличаются воинственностью и склонностью к распрям: со всеми народами, которые на ходятся вокруг них, они воюют и враждуют. (Основными статьями) их благосостояния являются хырхызские повозки, овцы, коровы и лошади. Они кочуют (в поисках) воды, сухой травы, (благоприятной) погоды и зеленых лугов. Они поклоняются огню и сжигают мертвых. Живут они в юртах и шатрах, занимаются охотой и ловлей.

Фури – это название народа – также из хырхызов; (они) поселяются к востоку от хырхызов и не смешиваются с прочими хырхызами. Едят людей и беспощадны, их языка другие хырхызы не понимают, они подобны диким зверям, и недалеко от них находится город, который называют Кемиджкет, там живет хырхыз-хакан.

Кесим – название другого народа (С. 42), также из хырхызов, (они) поселяются на склонах гор, в шатрах, добывают меха, мускус, рог хуту и другое. Это один из хырхызских народов, их речь ближе к халлухской, а по одежде они напоминают кимаков. И у всех этих разновидностей хырхызов нет, конечно, совсем ни деревень, ни городов, и все (они) селятся в шатрах, кроме того места, где живет хакан.

Слово об области халлухов и ее городах

Пенчул (расположен) в пределах расселения халлухов (С. 43), и в давние времена его правитель был из тогузгузов, а теперь им владеют хырхызы.

Слово об области чигилей

Эта область, (жители которой) по своему происхождению относятся к халлухам (С. 43), отличается большой населенностью; к востоку и к югу от нее – пределы (расселения) халлухов, к западу от нее – пределы тухсийцев, а к северу – область хырхызов. И все, что добывают в области халлухов и в области хырхызов, получают также и чигили. Предметов дохода у них много, живут они в шатрах и в палатках, а городов и деревень у них мало, (основные статьи) их благосостояния и дохода – это кор овы, овцы и лошади. Некоторые из них поклоняются солнцу и звездам; люди они добрые, общительные и прия тные; правитель – из них же.

Слово об области тухсийцев и ее городах

К востоку от нее (С. 43) – пределы (расселения) чигилей, к югу – халлухи и лесистые горы, на запад от нее – группа хырхызов, а на север – чигили. Эта область еще богаче области чигилей; там добывают мускус и различные меха. (Основными статьями) их достояния являются лошади, овцы и меха, палатки и шатры. Они кочуют и зимой и летом (в поисках) выгонов, пастбищ и зеленых лугов.

Слово об области кимаков и ее городах

Каркар (а)хан – еще одна область (С. 44), принадлежащая кимакам, и жители ее напоминают по (своим) обычаям хырхызов.

 

МУХАММЕД БЕКРАН

«ДЖАХАН НАМЕ»

Атиль – это слово обозначает название города хазаров, посреди которого проходит Джейхун, направляясь к морю, это также и название Джейхуна. Верховье его ле жит вблизи от хырхызов, и проходит он между (местом расселения) кимаков и туркменских племен, затем течет к булгарам и к пределам русов, а затем направляется к буртасам. Таким образом, что впадает в озеро Абескун, (проходя) посередине города хазар, который также носит название Атиль, или иначе Джамлих.

А пустыня, которая начинается у Усрушаны и тянется в пределах Ферганы, доходя до хырхызов, расположена сбоку от этой горы.

Мускус. Самый наилучший мускус вывозят из Хотана, а после него наилучший тот, который вывозят из Тибета, затем татарский, затем киргизский, затем кашмирский, затем морской.

 

АБД АР-РАЗЗАК САМАРКАНДИ

 «МАТЛА АС-САДАЙН» («МЕСТО ВОСХОДА ДВУХ  СЧАСТЛИВЫХ СОЗВЕЗДИЙ»)

(Перевод с персидского языка  О. Ф. Акимушкина)

В качестве (С. 158) подношения Тимуру (Искандер) отправил в сопровождении Шейх-Йасаула несколько девяток из периликих алмалыгских и хотанских красавиц и киргизских и пишпалыкских чаровниц; тот (Шейх-Йасаул) в стране Шам прибыл в Высокую Орду.

МАДЖИ

 «ЗИНАТ АЛ-МАДЖАЛИС» («УКРАШЕНИЕ СОБРАНИЙ»)

(Перевод с персидского языка  З.Н. Ворожейкиной)

Страна хырхызов (С. 172). Область длинная и широкая. Пределы ее соприкасаются с пределами Чина. И среди особенностей (местности, где живут) хырхызы, (надо отметить) четыре долины. И в каждой долине протекает огромная река; и в этом месте воды соединяются и (текут) посреди гор и озер к ущелью, которое (погружено) в темноту.

Передают, что один человек из хырхызов построил маленькое судно, сел в него и пожелал познать крайний предел этого потока. Когда через несколько дней он доплыл до мрачных мест, (находясь) там около трех суток не видел солнца и луны. Когда же достиг он света, взору его представилась обширная степь. Выйдя из лодки, он взобрался на дерево в ожидании, что, может быть, появит ся какой-либо человек и он от него что-нибудь сможет узнать.

Вдруг появились три всадника. Они были такого высокого роста, что высота каждого из них достигала примерно десяти заров. Они шли в сопровождении собак, из которых каждая была величиной с корову. И лошади их были намного выше верблюдов, гигантскими по силе.

Внезапно взгляд всадников упал на него. Они пришли в крайнее изумление, (увидев, насколько) мал ростом хырхыз. Посадили его на свою лошадь, чтобы собаки его не загрызли, и, проведя к своим жилищам, дали ему еды. Жители той области подивились его маленькому росту, и, сжалившись над ним, отпустили его; довели до края до роги и показали ему путь, так что он сел на судно и снов а вернулся к своей реке. И никто не знает, из какого племени были эти (люди).

АБУ ДУЛАФ

«РИСАЛЕ» («ЗАПИСКИ») – «КИТАБ АСАР АЛБИЛАД» АЛ-КАЗВИНИ. ГОТТИНГЕН, 1848.

(Перевод с арабского языка О. Караева)

Страна Хирхиз (С. 392). Хирхизы – тюркское племя. Расстояние их страны – один месяц (пути). У них есть государь, которому все повинуются. Он сведущий в их делах: в присутствии его садятся лишь те, кому свыше 40 лет. У них особая мерная речь, которой они пользуютс я в молитвах. Молясь, обращаются в сторону юга.

В году у них три праздника. Знамена их зеленого цвета, которые они вывешивают к праздникам. Они почитают Сатурн и Венеру, а Марс считают дурным предзнаменованием.

Диких зверей в их стране очень много. Питаются хирхизы просом, рисом, говядиной, бараниной и другим (мя сом), кроме верблюжьего. Есть у них обрядовый дом и растет тростник, которым они пишут. Они осмотрительные и рассудительные в делах. Светильник (зажженный) они не гасят пока не погаснет сам собою. В (стране Хирхиз) имеется камень, светящийся ночью, который (заменяет) им лампы.

 

ГАРДИЗИ

«ЗАЙН АЛ-АХБАР» («УКРАШЕНИЕ ИЗВЕСТИЙ») 

В. В. БАРТОЛЬД

СОЧ. Т. VIII. М., 1973.

(Перевод с персидского языка В. В. Бартольда)

Причина объединения киргизов (С. 46) под властью своего начальника была следующая. Он происходил из славян и был одним из славянских вельмож; когда он жил в стране славян, туда прибыл посол из Рума; этот человек убил того посла. Причиной убийства было то, что румийцы происходят от Сима, сына Ноя, а славяне – от Яфета. Имя их находится в связи со словом саг (собака), так как они были выкормлены собачьим молоком. Дело было так: когда для Яфета взяли муравьиные яйца, муравей стал молиться, чтобы Всевышний не дал Яфету насладиться сыном. Когда у Яфета родился сын, ему дали имя Эмке; оба глаза его были слепы. В то время у собак было четыре глаза. У Яфета была собака, которая в это время ощенилась; Яфет убил щенка; сын Яфета до четырех лет сосал молоко собаки, держался за ее ухо и ходил, как ходят слепые. Когда собака принесла второго щенка, она бросила сына Яфета и воздала благодарность богу, что избавилась от него. На другой день оказалось, что два глаза собаки перешли к этому ребенку и два глаза остались собаке; следы этого еще остались на морде собаки; по этой причине их называют саклабами (славянами). (Итак), тот начальник в споре убил посла и по необходи мости должен был покинуть страну славян. Он ушел от туда и пришел к хазарам, хазарский хакан хорошо обращ ался с ним до своей смерти. Когда на престол сел дру гой хакан, он обнаружил нерасположение к пришельцу; тот был вынужден удалиться, ушел и пришел к Башджур ту. Этот Башджурт был одним из хазарских вельмож и жил между владениями хазаров и кимаков с 2000 всадник ов. Хазарский хан отправил к Башджурту человека, тре буя, чтобы он прогнал славянина (С. 47); тот поговорил об этом со славянином; славянин отправился во владе ния.., с которыми он находился в родстве. По дороге он прибыл в одно место между владениями кимаков и тогузгузов, хан тогузгузов поссорился со своим племенем (многих из них) убили; (остальные) рассеялись и по од ному или по два стали приходить к славянину. Он всех принимал и оказывал им добро, так что их набралось много. Он послал человека к Башджурту, заключил с ним дружбу и этим усилился; после этого он произвел нападен ие на гузов, многих из них убил, многих взял в плен и собрал много денег, частью благодаря грабежам, частью благодаря пленным, которых он всех продал в рабство. Тому племени, которое собралось около него, он дал имя киргиз. Когда известие о нем пришло к славянам, многие из них пришли к нему со своими семействами и имуществ ом, присоединились к другим и вступили с ними в родс тво, так что все слились в одно целое. Признаки славянс кого происхождения (еще) заметны в наружности кирги зов, а именно: красные волосы и белая кожа.

Путь к киргизам ведет из страны тогузгузов, именно: из Чинанджикета в Хасан; из Хасана в Нухбек до Кемиз-арта один или два месяца пути среди лугов и 5 дней по пустыне. От Кемиза до Манбек Лу два дня идут по горам, потом приходят в лес; начинается степь, источники, место охоты, до горы, которую называют Манбек Лу; гора высока; на ней много соболей, белок и доставляющих мус кус антилоп, много деревьев и обильная охота; гора хо рошо населена. После Манбек Лу приходят к Кёгмену; по дороге встречаются пастбища, хорошие источники и много дичи; четыре дня идут по такой местности до горы Кёгмен. Гора высока, на ней много деревьев, дорога узка. От Кёгмена до киргизского стана 7 дней пути; дорога идет по степи и лугам, мимо приятных источников и сплет енных между собой деревьев, так что враг не может проникнуть туда; вся дорога подобна саду, до самого стана киргизов. Здесь военный лагерь киргизского хакана, главн ое и лучшее место (в стране), туда ведут три дороги, по которым можно идти; кроме них, доступ отовсюду пре гражден высокими горами и сплетенными между собой деревьями. Из трех дорог одна ведет к тогузгузам, на юг, другая – к кимакам и халлухам, на запад; третья – в степь; надо идти 3 месяца, пока не прийдешь к большому племени фури. Здесь также две дороги (С. 48); одна че рез степь – 3 месяца пути; другая, по левую сторону – 2 месяца пути; но эта дорога трудна. Надо идти все время по лесам, по узкой тропинке и узкому пространству; по дороге много воды, постоянно встречаются реки, постоян но идут дожди. Кто хочет идти по этой дороге, должен запастись чем-нибудь таким, куда бы он мог класть ба гаж и одежду, вся местность на пути пропитана водой, и на землю ничего нельзя класть; надо идти позади лошад и, пока не пройдешь эту болотистую местность. В этих болотах живут дикие люди, ни с кем не имеющие сношен ий; они не умеют говорить на чужих языках, а их языка никто не понимает. Они – (самые) дикие из людей; все они кладут себе на спину; все их имущество заключается в звериных шкурах. Если вывести их из этих болот, они настолько смущаются, что походят на рыб, вытащенных из воды. Их луки сделаны из дерева, их одежда – из звер иных шкур, их пища – мясо дичи. Их религия заклю чается в том, что они никогда не прикасаются к чужой одежде и имуществу. Когда они хотят сражаться, они выходят со своими семьями и имуществом и начинают битву; одержав победу над врагом, они не прикасаются к его имуществу, но все сжигают и ничего не берут с со бой, кроме оружия и железа. Когда они хотят совокупить ся с женщиной, они ставят ее на четвереньки, потом совокупляются. Калымом за женщин служит дичь или дол ина, в которой много дичи и деревьев. Если кто-нибудь из них попадает к киргизам, он не принимает пищи, за видя кого-нибудь из своих друзей, он убегает и исчезает. Мертвых они уносят на горы и вешают на деревья, пока труп не разложится. Из страны киргизов привозят мускус, меха и рог хуту. Киргизы, подобно индусам, сжигают мертвых и говорят: «Огонь самая чистая вещь; все, что попадает в огонь, очищается: (так) и мертвого огонь очищ ает от грязи и грехов». Некоторые из киргизов поклоняются корове, другие – ветру, третьи – ежу, четвертые сороке, пятые – соколу, шестые – красивым деревьям. Среди них есть люди, которых называют фагинунами (?); каждый год они приходят в определенный день, приводят всех музыкантов и приготовляют все для веселого пира. Когда музыканты начинают играть, фагинун лишается сознания; после этого его спрашивают обо всем, что про изойдет в том году: о нужде и изобилии, о дожде и засу хе, о страхе и безопасности, о нашествии врагов. Все он предсказывает, и большею частью бывает так, как он сказал.

АЛ-МАРВАЗИ

 «ТАБАИ АЛ-ХАЙАВАН» («ПРИРОДА ЖИВОТНЫХ»). МАТЕРИАЛЫ ФОНДА ИНСТИТУТА ЛИТЕРАТУРЫ  И ИСКУССТВА АН РЕСПУБЛИКИ КЫРГЫЗСТАН.

Инв. N№ 1820.

(Перевод с арабского языка О. Караева)

К их числу (тюрков) относятся хирхизы (С. 186), многочисленный народ, живущий между востоком и севе ром. Кимаки (живут) к северу от них, ягма и харлухи – к западу, а Куджа и Арк (расположились относительно их) между зимним западом и югом.

У хирхизов в обычае – сжигать своих умерших; они утверждают (при этом), что огонь очищает и делает их чистыми. Это было их обычаем с древних времен, но ко гда они оказались соседями мусульман, то стали хоронить мертвых.

Среди хирхизов есть человек из простых людей, который прозывается фагинун. Его зовут каждый год в определенный день, вокруг него собираются певцы, игроки на свирелях и тому подобное и начинают пить и буйно весел иться. И когда (все) общество придет в хорошее распо ложение, этот человек теряет сознание и падает как сраж енный. Затем у него спрашивают обо всех событиях, которые должны произойти (С. 187) в этом году, и он сообщает о том, будет ли урожай, или неурожай, о дожде, засухе и прочем, и они верят, что то (что он говорит) правда.

На земле хирхизов есть четыре реки, которые текут, вливаясь в одну большую реку, протекающую между горами и темными ущельями. Рассказывают, что некий че ловек из хирхизов сел в лодку и пустил ее в эту реку и она несла его три дня в темноте так, что в течение этого времени он не видел ни солнца, ни звезды и никакого света. Затем он выбрался после этого на свет в открытое место и вышел из лодки; услышав топот копыт животных, он залез на дерево, чтобы подождать, что произойдет. И вот три высоких всадника, каждый из которых высотою с длинное копье, и с ними собаки величиной с быка. Когда они приблизились к нему и увидели его, то сжа лились над ним, и один из них снял его (с дерева) и взял к себе на лошадь, спрятав его от собак, из боязни, что они его растерзают. Они привели его к месту своей стоянк и, посадили на вершину палатки, накормили своей пи щей и стали разглядывать его с удивлением, как будто они не видели подобного ему. Затем один из них взял его и доставил поблизости от его (хирхиза) жилья, указывая ему дорогу, пока он не вернулся к себе. И никто не знает, кто это были и к какому племени из людей они относились.

РАШИД АД-ДИН

СБОРНИК ЛЕТОПИСЕЙ. Т. I. Кн. I. М. – Л., 1952.

(Перевод с персидского языка А. А. Гетагурова)

Племена булагачин и кэрэмучин (С. 122). (Оба) они обитали в пределах (той же местности) Баргуджин-Токум и у самого края страны киргизов. Они близко друг к другу. В этом государстве (Иране) из них никто не изв естен; также никто из эмиров и не эмиров этих племен не пользуется известностью и не знаменит.

Племена урасут, теленгут и куштеми

Эти племена подобны монголам: известно, что они хоро шо знают монгольские лекарства и хорошо лечат монголь скими (способами). Их (С. 123) также называют лесным племенем, потому что они обитают по лесам в пределах страны киргизов и кэм-кэмджиутов.

Монголы из лесного племени многочисленны, и людей (посторонних) они (своим разнообразием) вводили в заблуждение, потому что всякое племя, у которого юрты были (расположены) по лесным лесистым местам, называли лесным племенем. Таким образом, племя тайджиут было лесным вследствие того, что их стоянки были между страною монголов, киргизов и баргутов.

У этих племен (урасут, теленгут и куштеми) страна была расположена по ту сторону киргизов, (на расстоянии) около одного месяца пути.

После того, как киргизы выразили покорность, а (потом) восстали, Чингиз-хан послал к этим вышеупомянутым племенам своего сына Джочи-хана. Он прошел по льду через Селенгу и другие реки, которые замерзли, и захватил (область) киргизов.

Чанэ знают в большинстве областей (С. 124) Туркес тана и Могулистана. Особенно же о них имеют понятие в областях Баргуджин-Токум (у племен): кори, кыргыз, урасут, теленгут и тумат, потому что в этих областях (особенно) употребляют этот способ (передвижения).

Племя киргиз

Киргиз и Кэм-кэмджиут (С. 150) – две области смеж ные друг с другом, обе они составляют одно владение (мамлакат). Кэм-кэмджиут – большая река, одною сто роною она соприкасается с областью монголов (Могулистан) и одна (ее) граница – с рекой Селенгой, где сидят племена тайджиутов; одна сторона соприкасается с (бас сейном) большой реки, которую называют Анкара-мурэн, доходя до пределов области Ибир-Сибир. Одна сторона Кэм-кэмджиута соприкасается с местностями и горами, где сидят племена найманов. Племена кори, баргу, тумат и байаут, из коих некоторые суть монголы и обитают в местности Баргуджин-Токум, также близки к этой област и. В этих областях много городов и селений и кочевник и многочисленны. Титул (каждого) их государя, хотя бы он имел другое имя, инал, а родовое имя тех из этой обл асти, кто пользуется уважением и известностью, – иди. Государь ее был… (пропуск). Название другой области – Еди-Орун, государя тамошнего называли Урус-инал.

В году толай, являющемся годом зайца, соответствующем месяцам 603 г., Чингиз-хан послал гонцами к этим двум государям Алтана и Букра и призвал (их) к подчинению. Те послали назад вместе с ними трех своих эмиров, коих звали: Урут-Утуджу, Элик-Тимур и Аткирак, с белым соколом, как выражение почтения младшего стар шему, и подчинились (ему).

Спустя двенадцать лет (С. 151), в год барса, когда восстало одно (из) племен тумат, сидевшее в Баргуджин-Токуме и Байлуке, для его покорения (монголы), из-за того, что оно было поблизости потребовали от киргизов войско (чарик), те не дали и восстали. Чингиз-хан послал к ним своего сына Джочи с войском. Курлун (был) их (киргизов) предводитель; (у монголов эмир) по имени Нока отправился в передовом отряде; он обратил в бегство киргизов и вернулся назад от восьмой реки. Когда под оспел Джочи, лед уже сковал реку Кэм-кэмджиут. Он прошел по льду и, покорив и подчинив киргизов, вернул ся назад.

 

РАШИД АД-ДИН

СБОРНИК ЛЕТОПИСЕЙ

Т. I. Кн. I. М. – Л., 1952. 

Рассказ о подчинении эмиров киргизов и той  (их) области.

В этом же упомянутом (С. 151) году зайца Чингизхан отправил к киргизским эмирам и начальникам (хакимам) двух послов, имя одного из них Алтан, а другого Бура. Сначала они прибыли в область, название которой.., а тамошнего эмира называли… После того они (прибыл и) в другую область, название которой Еди-Урун, а там ошнего эмира называли Урус-Инал. Оба эти эмира оказ али полный почет упомянутым послам, и послав вместе с ними своих двух послов, имя одного (из которых) Илик-Тимур, а другого Аткирак, отправили обратно с белым соколом (сункур-и сапид) и подчинились Чингиз-хану. И все!

В этом году (С. 253) Чингиз-хан вследствие того, что область Кашин вторично возмутилась, пошел туда войной и покорил всю ее. В этом же году он послал послов к киргизам (с требованием подчиниться ему). Они подчинились и прислали к стопам Чингиз-хана вместе с его послами своих послов с белым соколом в качестве по дарка.

МИРХОН

 «РАУЗАТ АС-САФА» («САД ЧИСТОТЫ»).

МАТЕРИАЛЫ ФОНДА ИНСТИТУТА ЛИТЕРАТУРЫ И  ИСКУССТВА АН РЕСПУБЛИКИ КЫРГЫЗСТАН

Инв. N№ 5176. (Перевод с персидского языка  О. Ф. Акимушкина)

(Это) крепость (С. 385) в высшей степени неприступ ная на широкой горе. И обширность той горы такова, что там помещается население тех округов. И народу в тех округах много. Однако кыркызов называют ас (ами). И поблизости от той крепости (С. 74) есть гора, вознесла в небеса вершину – подъем на вершину той горы предс тавляет затруднения. И разъяснение (слова) «кыркыз» известно.

«Кыркыз» на языке монголов означает «сорок мужей».

МУХАММЕД ХАЙДЕР

«ТАРИХ-И РАШИДИ» («РАШИДОВА ИСТОРИЯ»).

МАТЕРИАЛЫ ФОНДА ИНСТИТУТА ЛИТЕРАТУРЫ  И ИСКУССТВА АН РЕСПУБЛИКИ КЫРГЫЗСТАН

Инв. № 5176.

(Перевод с персидского языка Т. И. Султанова)

(С. 398). Как только Мансур-хан услышал об уходе Султан Махмуд-хана в Вилайет, он отправился против братьев. Когда Мансур-хан прибыл в Моголистан, оба они (Султан Саид-хан и Султан Халил-султан) были там султанами киргизов и остатков монголов. В местности под названием Чарун-Чалок произошла битва. Они так ожесточенно сражались, что текло море крови. Мансур-хан вышел победителем. Те два брата бежали в Вилайет. Когда они достигли Андижана, хаким Андижана убил Султан Халил-султана. Султан Саид-хан бежал в Кабул.

Мансур-хан переселил (С. 399) в Чалыш (Карашар) и Турфан всех, кто был в Моголистане из киргизов и других людей. Так как киргизы являлись зачинателями всех смут в Моголистане, он коварно перебил большую часть их. Только небольшое их число бежало в Мого листан.

В это время (т. е. в 1405 г.) (Султан Саид)-хан бежал (С. 403) от него (т. е. от Шейбани-хана) и подался в Моголистан и по узгенской дороге достиг Йетикента. В то время Султан Махмуд-хан находился в Йетикенте: (там) Султан Саид-хан встретился со своим почтенным дядей и несколько дней оставался при нем. Так как Султан Махмуд-хан, по своему обыкновению, не занимался нисколько государственными делами, Султан Саид-хана охватило отчаяние, и он, бежав от своего дяди, подался в Моголистан, к своему брату Султан Халил-Султану, который правил киргизами. В продолжение четырех лет он оставался вместе со своим братом в Моголистане сред и киргизов. В течение этих четырех лет между Султан Махмуд-ханом и Мансур-ханом и между этими двумя братьями было много происшествий. Под конец обстоя тельства изменились. Султан Махмуд-хан, из-за (противо действия) своих племянников, не мог оставаться в Мого листане и отправился к Шахибек-хану в надежде на его покровительство. Шахибек-хан же предал его мученичес кой смерти в Ходженте, как об этом уже говорилось. Когда Султан Махмуд-хан отбыл в Вилайет, эти (два) брата остались в Моголистане, (стране) киргизов. Тем временем пришло известие о войске Мансур-хана: (о том), что (Мансур-хан) с огромным войском выступил из Чалыша и Турфана и идет против братьев. Султан Саид-хан и Халил-султан, эти два брата собрали всех (боеспособных) киргизов и монголов, приготовились к бою и, расположившись в местности Чарун-Чолок, стали дожидаться Мансур-хана.

В конце концов Султан Саид-хан и Султан Халил потерпели поражение. Мансур-хан, переселив киргизов, увел их в Чалыш, о чем уже говорилось при описании жизнен ных обстоятельств хана. Султан Халил с поля боя и с несколькими приближенными направился в Фергану, к своему дяде Султан Махмуд-хану в надежде, что Шахибек-хан окажет ему покровительство. Когда он достиг Ахси, Джанибек, дядя по отцу Шахибек-хана, правивший в Фергане, предал его смерти.

Султан Саид-хан (С. 405) выбрался с поля брани и про себя решил, что будет казаковать в Моголистане. Однако обстоятельства обернулись так, что его пребывание в Мо голистане оказалось невозможным… Оказавшись в безвы ходном положении, Султан Саид-хан отправился в Анди жан. Вышло так, что оттуда он бежал и подался в Кабул, к Бабур-падишаху.

На следующий год (С. 408) в связи с тем, что Мухаммед киргиз стал совершать набеги на Туркестан и Сайрам и грабить мусульман, у хана, движимого религиозными чув ствами, возникло решение наказать (его) за этот тяжкий проступок. Он (напал) на Мухаммед киргиза и учинил над ним и его людьми то же, что тот сделал людям ислама, и даже больше того. Мухаммеда киргиза схватили и заклю чили в оковы пленения. В течение пятнадцати лет он оста вался в плену.

В девятьсот двадцать восьмом году (Султан Саид-хан) отправил своего сына Рашид-султана в Моголистан и подчинил (С. 409) весь Моголистан и киргизов. В Моголистане Рашид-султана поддержало много людей. Но в конце концов обстоятельства обернулись таким образом, что в связи с военными успехами мангытов стало невозможным пребывание узбек-казаков в Дешт-и Кыпчаке. Они пришли в Моголистан: было их двести тысяч человек. Оказать про тиводействие было невозможно, и Рашид-султан со своими людьми возвратился в Кашгар.

Ходжа Али-бахадур был моголом и, проведя свою жизнь в Моголистане, он был очень привязан к Моголистану и всегда желал находиться там. По этой причине он попрос ил хана, чтобы тот выделил Моголистан и киргизов Баба-султану, тогда он уведет Баба-султана в Моголистан и бу дет осуществлять управление делами киргизов и Моголистана. Хан согласился на это дело и хотел разрешить. (Од нако) мой дядя, несмотря на то, что Баба-султан был его зятем, хоть и не переступил границ доброжелательности по отношению к нему, но (не согласился на это дело) (С. 410). Он заявил хану: «У могола – безграничная любовь к Моголистану. Когда Баба-султан укрепится в Моголистане, все моголы пожелают (уйти) в Моголистан. (Если) запретить это, то Баба-султану, несомненно, будет нанесено оскорб ление, а если же не запретить, то уход людей из-под ваш его (непосредственного) присмотра не будет содействов ать блаженному состоянию вашего духа. На этом основан ии возникает огорчение. Появление же его вызовет больш ие затруднения. Напротив, если вы отправите (в Моголис тан) Рашид-Султана, а он ваш сын, то сколько бы людей к нему ни ушло, вас это не будет беспокоить. А если и бу дет беспокоить, то вы запретите; ему же от этого ничего плохого не будет. Хотя Рашид-Султан и молод, все же цел есообразнее отправить в Моголистан его».

Кроме моего дяди, никто не был согласен на это, в осо бенности Мирза Али Тагай, который всецело был на сто роне Баба-султана.

В это время умер естественной смертью Ходжа Алиба-хадур, и по этой причине дело отправки (Баба-султана) полностью расстроилось. Хан в своем решении склонился на сторону Рашид-султана. Однако по поводу подробностей этого решения происходили постоянные споры. Мой дядя старался и прилагал всяческие усилия к тому, чтобы улад ить дело Рашид-султана. Он говорил (хану): «Правиль ный образ действия таков: нужно освободить из плена Му хаммеда киргиза, который уже давно находится в заточе нии; из моголов следует выбрать тех, кто желает жить в Моголистане и является владельцем стад и гуртов скота, и отправить их (в Моголистан) в сопровождении эмиров и достойных (С. 41) доверия лиц».

В конце концов, суждения моего дяди убедили (хана), и он поступил так, как было ему сказано. Назначив глав ным эмира Мирза Али Тагая и поставив Мухаммеда кир гиза начальником над киргизами, он отправил их (в Мого листан). В те дни умер Али Мирак Барлас. Мухаммеди, сын Али Мирак Барласа, (по обычаю наследования) за нялся делами службы Рашид-султана; он также отправился вместе с ними.

Короче говоря, благодаря стараниям моего дяди (хан) дал треть своей царственной собственности, состоящей из штатских людей и войска, кибиток и больших разборных юрт, караванов, снаряженных верблюдов, палаток и шатров, Рашид-султану и отправил его в Моголистан.

Во время отправки хан потребовал, чтобы принесли в особое место все снаряжение, и сказал мне: «Его саблю и колчан пристегни ты и посади его верхом на коня; это будет хорошим предзнаменованием, и в деле военного искусства он будет твоим учеником». Я исполнил эту службу. Хан сам поднялся и прочитал несколько раз фатиху, а за тем сказал: «Помни, не забывай, что первую саблю обвязал тебе мирза Хайдер и что ты стал его учеником. Если тебя спросят: «В деле военного искусства чьим учеником ты будешь, что ты ответишь?» Рашид-султан ответствовал: «Скажу, что являюсь учеником такого-то человека». Хан сказал: «Он – мой ученик». Затем он несколько раз повторил это выражение, прочитал фатиху и удалился.

Когда Рашид-султан прибыл в Моголистан, Мухаммед киргиз собрал всех киргизов, и Моголистан полностью по корился. В то время войско в Моголистане значительно увеличилось. Изложение этого слишком долго. (Одним слов ом) вследствие противодействия (С. 412) узбек-казаков и враждебности киргизов Рашид-султан вместе со своими подвластными и всем, что ему принадлежало, возвратился в Кашгар.

Что же касается моголов, их, может быть, осталось окол о тридцати тысяч в пределах Турфана и Кашгара. На Мо голистан стали претендовать узбек-казаки и киргизы. Хотя киргизы тоже могольских племен, но по причине частого неповиновения хаканам, они отделились от моголов. Все мо голы стали мусульманами и вошли в число последователей ислама, а киргизы, как и (С. 413) прежде, остались (во власти) неверия. По этой причине они отделились от мог олов. Следствием этого явилось то, что моголы теперь стал и самыми отдаленными и самыми малочисленными созда ниями.

В это время прибыл Мухаммед киргиз (С. 414) и попросил (Султан Саид-хана), чтобы ему позволили отправиться в Яркенд и доставить оттуда достоверные сведения. (По лучив одобрение хана) в сопровождении нескольких почт енных лиц он отправился в путь. Они разграбили Арслан-Баги, в двух фарсахах от Яркенда и захватили военную добычу, которую доставили (хану) вместе с известием о том, что (мирза Абу Бекр) хлопочет над снаряжением в поход войска, распределяя райиатам и бахчеводам коней и палатки; однако положение дел таково, что он не в состоя нии (С. 415) набрать таким вот образом достаточно силь ное численностью войско. Получив (это) известие, хан вы ступил в Яркенд.

Повествование о походе на киргизов и причине пленения Мухаммеда Киргиза

При описании завоевания Кашгара было упомянуто, что Мухаммед киргиз прибыл из Моголистана, и в те дни битв и убийств оказал службу. После победы он захватил огромную военную добычу. Хан также разрешил одарить его поясом для сабли, сосудами, золотыми и серебряными чашами и прочими (ценными подарками) за его многообразные труды и старания.

…(Стих). Когда Мухаммед киргиз, возвышенный отли чием и достигший своих желаний, возвратился в Моголистан, все киргизы подчинились ему. Он стал совершать на беги на Туркестан, Ташкент, Сайрам и все там перевернул вверх дном. Шибанидские султаны тех пределов безуспеш но пытались отразить его. Как-то раз он совершил набег на Туркестан и, захватив добычу, повернул обратно. Абдаллах-султан, сын Кучум-хана, который тогда еще не являлся ханом, был валием Туркестана. Он тотчас же пустился пре следовать его. Когда он несколько удалился от города, Мух аммед киргиз повернул обратно, и они сцепились в беспо рядке. Из этой сечи победителем вышел Мухаммед киргиз. Большинство их (воинов Абдуллах-султана) он предал смерти, а захваченного в плен султана держал при себе в течение одного дня, затем, оказав ему почести, вместе с ост авшимися в живых отправил в Туркестан (С. 416). Хану он отправил коней, а также оружие, военное снаряжение и другие приличествующие вещи и просил извинения (гов оря): «Я обещал, что если кто-то либо из Шибанидских султанов попадется мне в руки, отпущу его. Я исполнил свое обещание. Надежда моя – прощение (от вас)».

Когда это известие достигло хана, он пришел в гнев от такого его поступка, и той же весной, в месяце тирмах, де вятьсот двадцать третьего года повел войско в сторону Моголистана, чтобы наказать Мухаммеда киргиза.

…В Кашгаре он собрал войско. Ходжа Али-бахадур был в авангарде (йазак) того войска. По-могольски слово Йазак означает Йабаул.

Когда достигли Кафир Йара, к ним присоединился Айман-Ходжа-султан, прибывший из Аксу. Ночью во время совета мнение всех людей сошлось на том, что хан отправится по дороге через Барскаун, а Айман-Ходжа-султан по дороге через Джауку. На следующий день Айман-Ходжа-султан двинулся по дороге через Джауку, а хан – по доро ге через Парс Каун. Когда перевалили через Барскаун, Ходжа Али-бахадур захватил в плен двух киргизов и переслал их (хану); (от них) получили достоверные сведения о том, что (киргизы) беспечно располагаются на берегу Иссык-Куля при впадении в него реки Барскаун. От Кашгара до Иссык-Куля – один месяц пути. В тот день двигались быстро, к предвечерней молитве расположились лагерем вблизи прохода, известного как Худжара. Хан сам с несколькими почтенными лицами отправился (из лагеря) и, поглядев издали на их (киргизов) черные юрты, возвратился. С наступлением ночи таваджи возвестили о том, что из каждых десяти человек четыре человека с латами будут находиться в центре, а шесть человек пойдут в атаку и что каждый должен подготовить военное снаряжение и боевое (С. 417) оружие. До полуночи (время) прошло в томительном ожидании. На рассвете войско выстроилось на битву на ровной местности и ни одно создание не отступило от принятого порядка. До тех пор пока войско перестраивалось, все фланги соблюдали осторожность, затем вдруг с возвышенности, где располагался главный штандарт, раздались звуки литавр, барабанов, труб, рожков и посвист воинов. Все воины, определенные в атаку, разом опустили поводья воздержания (Стих)… и устремились вперед…

В полдень Така-бахадур доставил связанного Мухаммеда киргиза (к хану). Хан сказал: «Тебя, по обычному праву кочевников (тура) и по правилу, следовало бы предать смерти. Но я великодушно прощаю тебя». Был издан высочайший ярлык повелителя о том, чтобы заточить его в оковы, а надзор за ним поручить моему почтенному дяде. Весь военный люд обогатился табунами коней, отарами овец, стадами верблюдов. Всех попавших в плен киргизов отпустили на волю (Стих…). В счастливом триумфе в течение нескольких дней оставались там, затем медленно, не спеша отправились в столицу Кашгар, и, охраняемые и по кровительствуемые всевышним богом, в начале зимы при были в Кашгар.

Наведение порядка в Моголистане, (среди) киргизов и начало деятельности  Абд ар-Рашид-султана

В девятьсот двадцать восьмом году (Султан Сайд)-хан вознамерился отправиться в Моголистан и привести в покорность (С. 418) киргизов. Причин тому было несколько; первая заключалась в следующем. При описании событий девятьсот двадцать третьего года было упомянуто, что хан заключил в оковы Мухаммеда киргиза из-за того, что тот, захватив в бою Абдаллах-хана, сына Кучум-хана, отпустил его на волю и просил (у узбекского хана)… извинения. По этой причине он в течение пяти лет находился в оковах зат очения. Киргизы, оставшиеся без главы, стали совершать набеги на территорию Туркестана, Сайрама и Андижана. Хотя эти области находились во владении Шибанидов, а они были исконными недругами, хан, будучи человеком сов ершенных душевных качеств, набожным и богобоязнен ным, пришел в расстройство. Он пожелал отвратить от мус ульман эту беду и тем самым возвысить до высокой сте пени свое положение. Другая причина заключалась в том, что Ходжа Али-бахадур, о котором уже говорилось, страст но желал (жить) в Моголистане, а это было его врожденн ым свойством. Он всегда избегал города. Ходжа Али-бах адур был назначен атабеком Баба-султана, сына Халил-султана, сына друга хана, и с семилетнего возраста до пят надцати лет его воспитывал он. Он обратился к хану со словами: «Хвала Аллаху! Улус моголов, благодаря вечному благоденствию и согласию, достиг таких пределов, что об ширные просторы Кашгара стали тесными. Если будет хан ское повеление (ярлык), то я, взяв с собой Баба-султана, отправлюсь в Моголистан и наведу там порядок». Эта мысль совпала с мнением хана, и он устроил совет с участием всех эмиров. Все они единодушно одобрили эту идею. Только мой почтенный дядя сказал: «В основе свое й это мнение верно (С. 419). Однако отправлять Баба-султана нецелесообразно, потому, что для улуса моголов Моголистан – любимое место, и это по правилам. В слу чае, если в Моголистане будет установлен порядок, все моголы возвратятся в те края и если Баба-султан будет находиться там, ему будет нанесено оскорбление из-за запрета людям (выезжать в Моголистан). Если же не воспрепятствовать этому, то все моголы устремятся туда, а это нанесет удар вашему сердцу. Напротив, (целесообразно) отправить Рашид-султана, вашего сына, усилив его до того предела, до которого вы считаете нужным; если людям будет запрещено выезжать, то не будет неприятно».

Между тем умер Али-бахадур, и в этом важном деле остановились на (кандидатуре) Рашид-султана.

Описание Моголистана и его границ

Другая диковина Моголистана – Иссык-Куль. (В него) вливается приблизительно такое же количество воды, как и в (озеро) Кокча-Тенгиз. Окружность Иссык-Куля состав ляет двадцатидневный путь, и ниоткуда (вода) не выте кает. Оно окружено горами, и в него вливаются все эти реки с вкусной и приятной водой. Но как только вода достигает озера, она сразу же становится такой горькой и соленой, что ею совершенно невозможно совершать ри туальное омовение: если попадет в глаза и (ли) рот, на чинает сильно обжигать. Она чрезвычайно чиста и проз рачна, и если зачерпнуть ее в фарфоровую чашу, то на донышке не будет никакого осадка. Горные луга его ок рестности изобилуют плодоносными деревьями, там много птиц и диких коз.

С девятьсот шестнадцатого года никто из моголов (С. 420) не мог оставаться в Моголистане из-за киргизов по причине, о которой прежде говорилось. С девятьсот восьмого года иссякло высокое рвение хана в (деле) установления порядка в Моголистане.

Во время возвращения (Султан Саид-хана с Кочкара) опять схватили Мухаммеда киргиза и доставили в Кашг ар. Причиной заключения (его) в оковы было то, посколь ку он пожелал искать поддержки у узбеков. Он был пле нен, и освободился из заточения лишь после смерти (Сул тан Саид)-хана.

(Хан) возвратился в Кашгар, а меня оставил в Моголистане, чтобы установить спокойствие среди народа. Сколько я ни старался, все было тщетно: киргизы бежали в (противоположный) конец Моголистана и примкнули к Тахир-хану; осталась из них лишь часть.

О поездке (Султан Саид)-хана в Моголистан в последний раз; о том, как он привел обратно моголов из Моголистана в Кашгар, 

и о некоторых событиях, случившихся в то время

Когда Рашид-султан остался в Моголистане (С. 421), Тахир-хан находился в Узбекистане. Но сложившиеся там обстоятельства вынудили его (Тахир-хана) идти в Моголистан, и он приблизился к Кочкару. Половина киргизов явилась к нему. По этой причине Рашид-султан, заподозрив (неладное), в середине зимы, ушел на Ат-Баши. Когда хан услышал эту весть, он сам отправился на Ат-Баши. На Ат-Баши он встретился со своим сыном и успокоил народ. Весной узбек (-казаки) ушли в восточную часть Моголистана. Та часть киргизов, которая находилась при Рашид-султане, также отделилась от него и оставалась в пределах Куч-кара, желая воссоединиться с теми кирги зами, которые примкнули к узбекам (-казакам). Хан отправил меня совместно с Рашид-султаном, чтобы перев ести киргизов оттуда на Ат-Баши. Сам хан отбыл в Каш гар, чтобы поднять весь народ и понаблюдать, какой обо рот примет дело между ними и узбеками (-казаками). Меня же оставили в Моголистане, чтобы я ходил (среди) людей, укреплял в них силу и веру в себя. До возвращения хана я оставался вместе с Рашид-султаном. Когда

(хан), прибыв с домочадцами, присоединился к народу, он разрешил мне выехать в Кашгар, сказав: «Иди и при веди в Моголистан (мою) высокопочтенную тетку Султан-Нигар-ханым, чтобы она была посредницей между (мной и) Тахир-ханом и уладила дело мирным путем». Я привез (С. 422) ханым. Хан находился в Аксае. До того, как я прибыл, было получено известие о том, что (какая-то) часть киргизов обитает отдельно от узбеков (-казаков). Нашли целесообразным идти на них и прибрать их к ру кам. Хан выступил из Аксая. Когда совершили один перех од, заболел Рашид-султан. (К счастью) в тех местах оказался Хазрат Ходжа, выехавший в эти края на отдых. Со вступлением их (Хазрат Ишана) благословенной ступ ни сюда, в течение трех дней он выздоровел. Оставив ха ным с народом, сам я отправился к войску, поспел туда в тот самый день, когда хан выступал с этой стороны. Я имел честь быть представленным Ходже и хану. (Хазрат) Ходжа уехал обратно. Хан преодолел сорокадневный путь в двенадцать дней.

Краткое изложение (событий тех дней) таково: когда мы достигли Ак-Кубаша, хан остался с пятитысячным войском, а с остальным войском отправил меня с Рашид-султаном на киргизов. Киргизы находились на Аришляре. Прибыв туда, мы обнаружили лагерь и их еще стоящие юрты. Сами они бежали, побросав некоторые свои пожитки и снаряжение. Продвигаясь вперед, мы увидели несколько мертвых людей и трупы коней, изрешеченных стрелами и порубленных саблями. В поисках причины случившегося мы обнаружили полуживого человека, от которого узнали, что из Кусана пришел Бабаджак-султан и напал на кир гизов и что за три дня до нашего прибытия произошло большое сражение; и еще мы узнали, что Бабаджак-султан потерпел поражение в этой битве, а киргизы, отослав свои войска к узбекам (-казакам), сами отправились пресл едовать Бабаджак-султана. Двинувшись дальше, мы об наружили около ста тысяч баранов, принадлежащих киргизам, и захватили их. Поскольку киргизы присоединил ись к узбекам (-казакам), мы ничего не стали предприн имать (С. 423) больше и, возвратившись, пришли в услуж ение к хану. Мы двинулись обратно, потому что целью (похода) было наказание киргизов, а не противодействие узбекам (-казакам). Этот поход получил название «Кой чериги» («Овечий поход»).

Тахир-хан в то время имел двести тысяч человек, и могущество его было в зените. Его жестокость усиливал ась изо дня в день. Люди считали, что жестокости Тахир-хана исходят от его брата Абул-Касима, и разом дерзнов енною рукою умертвили его. (Затем) весь народ совсем отделился и покинул его. Так что остались (лишь) он сам и его сын, больше никого (с ними) не осталось. И только лишь вдвоем они примкнули к киргизам.

Весть эта достигла (Султана Саид)-хана в то время, когда он уже возвратился в Кашгар. Причиной его (хана) прибытия (в Кашгар) было то, что среди моголов поговаривали о том, что киргизы объединились с узбеками (-ка заками), что узбеки (-казаки) притязают обосноваться в Моголистане и что у нас нет достаточных сил, противостоящих многочисленности узбеков (-казаков), и что поэтому оставаться эту зиму в Моголистане опасно. В рассуждение этого хан перевел Рашид-султана и всех людей в Кашгар. (Когда хан был уже) в Кашгаре, пришла весть о разложении узбеков (-казаков).

Был уже конец весны, но возвратиться вновь в Моголистан было затруднительно, и (хан) остался в Кашгаре. Где-то в начале весны Тахир-хан явился вместе с киргизами и увел с собой оставшихся на Ат-Баши киргизов, а также все могольские табуны, которые находились в Мого листане.

МУХАММЕД ХАЙДЕР

 «ТАВАРИХ» («ХРОНИКИ»).

МАТЕРИАЛЫ ФОНДА ИНСТИТУТА ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА АН РЕСПУБЛИКИ КЫРГЫЗСТАН. 

Инв. № 5176.

(Перевод с турецкого языка Т. И. Султанова)

По эту сторону Кашгарии (С. 454) обитает племя, носящее название киргиз. Они – кочевники и той же породы, что моголы. Это – многочисленное племя. У них нет хана, а есть только беки, которых называют кашка. Они не ка фиры и не мусульмане. Киргизы живут на крутых горах, в которых есть местами проходы. Если какой-нибудь царь поведет на них войско, то они отсылают свои семьи в глубь гор, а сами занимают те проходы, чтобы никто не прошел. Действуя камнем яда, они заставляют снег па дать на идущие против них войска и производят такой холод, что воины противника не могут действовать ни ру ками, ни ногами. Вслед за тем они производят нападения и разбивают врагов. Умерших они не зарывают в землю, а кладут в гроб, который подвешивают на растущие у них деревья: кости их остаются там, пока не сгниют и не рас сеются.

Родословное древо тюрков. Сочинение Абуль-Гази,

Хивинского хана, перев. и предисл. Г. С. Саблукова. Казань, 1914 г.

У Огуз-хана был внук по имени Киргиз: киргизы происходят от него; но в наше время очень немного людей из этого рода. Монголы и другие племена, истребив киргизов в огне и воде, вступили в землю их и, оставшись тут жить, приняли имя Киргизов. Они сами знают, из какого они рода. Киргиз и Кемкемчут называются две области, близ ко одна к другой; на двух сторонах их текут (С. 39) две большие реки, одна называется Селенга, другая Айкара-Муран; эти две области называются Абирь и Сибирь. Близ них жилища киргизские. Киргизы своего правителя называют Иналь: это слово у них тоже, что у монголов (каан) и таджиков падшах. В Чингизханово время правителем их был Урус-иналь. Чингиз-хан, отправив к киргизам посланников, требовал, чтобы они ему покорились. Урус-иналь, радушно угостив посла, сам не пошел к хану, но отправил с ним хороших людей с большими дарами в изъявление своего подданства. Из даров самым лучшим был белый кречет с красными ногами, носом и глазами.

Присоединение киргизов (С. 76)  к Чингизхановой державе

Чингиз-хан отправил к киргизам послами Алтана и Турамыша, с требованием покорности. В то время государем киргизов был Урус-иналь. Он, изъявив покорность Чингиз-хану, послал к нему лучших людей с дарами. Из даров самым лучшим был белый кречет, у которого ноги, нос и глаза были красные.

ШАХ-МАХМУД ЧУРАС

ХРОНИКА. КРИТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ, ПЕРЕВОД,

КОММЕНТАРИИ, ИССЛЕДОВАНИЕ И УКАЗАТЕЛИ О. Ф. АКИМУШКИНА. М., 1976.

(Перевод с персидского языка)

Рассказ (С. 155) об исходе дела Абд ал-Латиф-султана и о походе Абд ар-Рашид-хана в отмщение за кровь свое го любимого сына Абд ал-Латиф-султана.

Когда за ханом государство упрочилось, Абд ал-Латиф-султан обосновался в Аксу. Вместе с тем государев сын был отважным и храбрым мужем, и он, как должно, держал в подчинении Моголистан, так что казаки и киргизы не могли находиться в Моголистане. В конце концов Абд ал-Латиф-султан напал на Хакк-Назар-хана казака, они (войска) захватили в многочисленный полон и обильную добычу. Хакк-Назар-хан, собрав казаков и киргизов, пустился (их) преследовать. Султан (же), не заботясь о противнике, предался веселью и удовольствиям. ХаккНазар-хан с шестью другими царевичами настиг султана. Тахтамыш-Йирук, что происходил из племени баликчи, еще раннее ушел в арьергардный караул. Он обнаружил не приятеля, но, не предупредив султана, бежал прочь. Вой ско казаков и киргизов среди ночи внезапно напало на (лагерь) султана и разбило его войско. Смертельно ране ного султана отнесли к Хакк-Назар-хану. Хакк-Назар-хан оказал ему (подобающие) почести и уважение. Абд ал-Латиф-султан соизволил переселиться из сего тленного мира на райские луга вечности.

Преследуя врага (С. 156), войска (Абд ар-Рашид-хана) проделали трехмесячный путь и настигли Хакк-Назар-хана в Эмиле. Хакк-Назар-хан, прочие царевичи и кирги зы укрепились в каком-то труднодоступном месте. Осада затянулась. Однажды хан… впереди всех погнал коня. Все войска разом погнали коней и в полном напряжении сил разгромили Хакк-Назар-хана. Схваченные Хакк-Назархан и остальные царевичи были перебиты, киргизские эми ры также были взяты в плен. Но вот Абд-ар-Рашид-хан нанес великое поражение войску шибан-казаков и киргизов, и результаты этой победы сказываются по сие время.

(Рассказ) в объяснение (С. 178) некоторых  обстоятельств Тимур-Султана, имя которому  Зийа ад-Дин Ахмед-Султан

Он – старший сын Шуджа ад Дин Ахмед-хана и находился в Аксу, когда киргизы, прослышав о смерти Мухаммед-хана, собрались (числом) в пять тысяч человек, поставили предводителями Тилак-бия и Бай-Буте-Кара, двинулись на Аксу и занялись грабежом и разбоем. Мир за Хашим байрин, взяв султана, выступил против киргизов. Мирза Хашим чурас был хакимом Уча. К нему они направили человека (сказать), чтобы он с войсками Уча задержал киргизов. Он поступил согласно приказу. Султан и мирза Хашим настигли киргизов (С. 179). Тилак с двумя тысячами человек укрылся в одном месте, а Бай-Буте-Кара с тремя тысячами злосчастных киргизов, зауп рямившись, встал супротив. Мирза Хашим-бек призвал аксуйских храбрецов к сражению. Дело завершилось бит вой. Тут же Мирза Хашим чурас с витязями из Уча напал на киргизов с тыла. Поражение выпало на долю Буте-Кара. Погибло почти две тысячи человек. Оставшиеся (в живых) киргизы поневоле повесили свои колчаны на шеи и предстали перед султаном. Тилак-бий также прибыл на поклон к султану с многочисленными дарами, после чего он сказал: «Мы согрешили потому, что его величество Мухаммед-хан покинул сей мир. Когда мы услышали (это), то решили – вдруг что-либо сможем пограбить. А в про тивном случае разве мы решились бы на такую дерзость!». Султан простил всем им проступки и позволил удалиться. Сам султан тоже не знал о смерти своего благородного деда. Услышав (весть) от Тилак-бия, он надел траур и возвратился в Аксу.

Рассказ о том, как нашел (свой) мученический конец Мирза Алишир от рук киргизов (с. 205)

Когда киргизы разорили деревню Шахназ, Абд алЛатиф-хан отправил в набег на погрязших в скверне кир гизов Гази-бека, мирзу Али-Шира, Урус-ходжу, мирзу Абд ар-Рахмана урдабиги, Лутф-Али бахши, мирзу Мухаммед-ходжу и Нур-Мухаммад-ходжу – сына Хусайн-шаха, да будет над ним милость божья. Когда эмиры настигли кирг изов, киргизские воины уже устроили засаду. Мирза Али-Шир остановился. Лутф-Али бахши, что был из прибли женных хана, бросив ему язвительные слова, двинулся на врага. Мирза Али-Шир также пошел вперед. Разногласия возникли среди эмиров в тот момент, когда Гази-бек еще не подошел. Те киргизы, что устроили засаду, ударили по войску; мирза Али-Шир тут же спешился, а Лутф-Али, явив пример людям, бежал прочь от киргизов. Мирза Али-Шир был разбит; погибло около семидесяти человек, часть из них (киргизы) раздели.

Гази-бек укрылся где-то и спас ся. Часть воинов присоединилась к Гази-беку, и он явился, к хану разбитым из-за трусости Лутф-Али.

Рассказ о походе Абдаллах-хана на укрепленное поселение Ош, о захвате ханом Оша, его возвращении другим путем, о походе эмиров вслед за ханом и  поражении, понесенном ими от киргизов

Киргизы, которые пустились преследовать хана (С. 214), его не настигли, но Чонкан кушчи настиг хана в (местност и) Каплан-Кулкол и ввязался в бой. Эмиры правого крыла, которое по-монгольски называют барангар, вступил и в сражение с Чонканом. Также эмиры-военачальники, как Шах-бек, Фулад-бек, а сей Фулад-бек происходил из рода мауланы Аршад ад-Дина, да святится тайна его, и монгольская вера (была порушена) этим мауланом – обл адателем совершенств, Шахбаз-бек, мирза Шах-Мухаммад-бек с братом мирзой Фазилом, мирза Мухаммад-Амин-бек, мирза Тулак-бек, и такие вельможи, как мир Абдаллах-ходжа, кази Бади аз-Заман-ходжа, Сариг-ходжа и мирза Шах-Мухаммад-бек, были ранены (во время сражения). Чонкан повернул вспять. Киргизские эмиры уже были в сборе. Когда Чонкан вернулся, они присоеди нились к нему. Подошли (ханские) эмиры с войском Аксу, Уча и Бая, которое насчитывало около двух тысяч чело век. Кази Шах-ходжа – хаким Аксу, Абд ал-Каххар-бек – хаким Кусана, мирза Кучик-бек – хаким Уча, мирза Хаджи-бек, которому дали должность хакима Кулфина и Йанги-Хисарика и пожаловали знамя, ХанКули-бек – хаким Бая и ходжа Мухаммад Закир – кази Уча и Аксу – располагали подготовленным войском. Но по воле прови дения среди эмиров возникли разногласия. Киргизы встали против эмиров, и пять дней и ночей они бились. В конеч ном счете войско ислама потерпело поражение, а киргизы вышли победителями. Кази Шах-ходжа и Хан-Кули-бек попали в плен, мирза Кучик-бек и Абд ал-Каххар-бек были убиты. Мирза Хаджи-бек, кази Мухаммад-Закир-ходжа, мирза Шакирбек и ходжа Манак Сагричи с (отряд ом) приблизительно в сто пятьдесят человек выбрались живыми из этой гибельной пучины, а остальных киргизы отправили в вилайет небытия. Киргизские эмиры освобод или Хан-Кули-бека. Хан-Кули пришел и доложил хану о поражении войска и что кази Шах-ходжа оказался в пле ну, а такой-то и такой-то убиты. Мирза Хаджи-бек, мирза Койсары – сын Тилак-бия и Йул-Болды пришли в Аксай Шакир-бек, кази Мухаммад-Закир-ходжа Манак, бежав от киргизов, поднялись в горы. Киргизские храбрецы настигли их. Они, вступив в сражение с киргизами, спасл ись; в Сариг-Йази они спустились (с гор) и пришли в Кашгар.

Спустя год (С. 216), хан повел войска на киргизов и (там) воевали. Тот поход называли Аксайским походом.

Рассказ о том, как Абдаллах-хан отправил в изгнание своих братьев Ибрахим-Султана и его величество Исмаил-хана

Так рассказывают. Хан, миновав проход Бугач, расположился лагерем в Аксае. Как-то поутру хан оседлал коня и выступил, бросив эмиров в Кадарку. В Кадарку остались такие именитые эмиры, как Шах-Мансур-бек, Шах-бек, Фулад-бек, мирза Шахид-бек, его брат мирза Фазил-бек, мирза Мухаммад-Амин-бек, его брат Тулак-бек, мирза Исмаил-бек, мирза Хаджи-бек, Бабак-бек, мирза Абд ар-Рахман-бек, мирза Кули-бек, Хан-Кули-бек, Мухаммад-Абдаллах мираб и Хасан-ходжа, когда пришло сообщение о приближении киргизов. Эмиры, придя к общему реше нию, преградили им дорогу, и завязалась упорная битва и жестокое сражение. Киргизы взяли верх. Эмиры, бежав, направились к хану. (В сражении) погибли Мухаммад-Абдаллах мираб, мирза Мухаммад-Амин урдабиги и Ха сан-ходжа. Эмиры присоединились к хану. Несмотря на то, что Йулбарс-хан был назначен на должность эмира Кашгара, он ничего не предпринял. Тогда мирза Шахбаз-бек, что был его аталыком, построив в боевой порядок войска правого крыла, вступил в сражение. На левом крыле Ибрахим-султан, который управлял (удельным) владением Хотан, выстроив (свои) снаряженные войска, двинулся на киргизов и обратил их в бегство. Ибрахим-султан был царевичем смелым, отважным, красивой наружности. Именно он вызволил хана из киргизских рук, когда те сильно теснили хана.

Ходжа Мухаммад-Йахйа, да будет над ним милость и благоволение божье, сопровождал хана в том походе. Люди низкого происхождения и благородного, малые и великие воочию увидели чудеса, творимые ходжой. Одно из них следующее: в тот самый момент, когда киргизы взяли верх, он спешился и погрузился в созерцательное состояние. После чего славные храбрецы одолели кир гизов.

Рассказ о том, как вторично повел войска (С. 220) на Андижан Абдаллах-хан, и о том, как он возвратился,  не достигнув цели

Передают, что, как только (Абдаллах)-хан вернулся из Андижана, жители Андижана вновь принялись за свое. Посему хан вторично снарядил войско и, взяв с собой всех киргизов и моголов, выступил в поход. (По пути) к нему присоединились Йулбарс-хан с кашгарским войском и Сатим-бие – хаким Йанги-Хисара, с ополчением того города. Миновав перевал Шарт, Хан стал лагерем в Каллыке и приказал отправить отряд в набег на Лайлык. Буте-Кара же находился в той местности. Люди (из рода) чон-багыш (и) кипчак его убили, а (также) разорили и ограбили людей Буте-Кара. Некоторые из них спаслись бегством.

Рассказ о том, как Абдаллах-хан (С. 223) приказал перебить киргизский народ

Государство упрочилось, однако киргизские эмиры не успокоились. Мирза-бек Улчаки бежал с ханской службы. В Сатим-бие, что был хакимом Йанги-Хисара, усомнились и привели в Йарканд. Управление Йанги-Хисаром пожаловали Кара-Кучуку, а он тоже сбежал и ушел в Андиж ан. Хан созвал эмиров и устроил совет, и все сошлись на том, чтобы перебить киргизов. Племя булгачи раздели ли на несколько частей, и каждую часть поручили какому-либо военному отряду. Спустя некоторое время им вышел приказ всех перебить. Тут же учинили всеобщее избиение. Уйтамишу поручили Сатим (-бия), он убил (его). Каракчи же отдали Айуб-беку. Каракчи сообразил, оседлал ло шадей бека и бежал прочь. В помощь Айуб-беку определили людей. Преследуя (Каракчи), он взял с собой людей из (племени) татар и байрин. Каракчи повернул назад и сразился. Убив таких (мужей), как Муталиб-ходжу, сына Айуб-бека, Шах-Махмуд-шаха, ходжу Хабиба, Мухаммад-Берды байрина, Паинде кази и прочих, он спасся. Айуб-бека он тоже убил. Остальные войска были в растерянно сти. Аллахйар – сын Сатим-бия, сбежал. Шахбаз-бек с группой людей, пустившись следом, настиг его. Произошла жестокая стычка, и эмирские скакуны под седлами, затканными золотом и украшенными каменьями, достались киргизам. Шахбаз-бек, проявив мужество, спешившись, продолжал биться и привел войско к хану в полном порядке. Тогда Таваккули-бий и Нуртайлак, предводители (родов) чон-багыш и кипчак, засели в Катлише, жители вышли из города и, взяв их в кольцо окружения, вступили в сражение. (В том сражении) пал Акине Хазанчи. В конце концов они схватили Таваккули-бия и Нуртайлака со всем их родом.

Словом, (люди хана) перебили почти десять тысяч че ловек. Киргизов называли дикими львами Моголистана, но вместе с тем они неуравновешенны, бранчливы и ве роломны. Спустя два года, вследствие того, что Уйтамиш-бек возвел напраслину на киргизов, Кепек-бек, Идрис-бек, Хушай-мирза, Джалма-бек и некоторые другие ушли прочь. Через несколько дней направили к хану Джалма-бека. Джалма-бек явился и (всю) вину возложил на Уйтамиша. Тогда (хан) потребовал к себе Кепек-бека, Идрис-бека с его спутниками и ласково с ними обошелся.

Рассказ о некоторых обстоятельствах Йулбарс-хана

(с. 234), его мятеже против своего благородного отца, исходе дела Убайдалах-султана и убиении эмиров

Из киргизов и калмаков, коих называют карайанчук, он (Йулбарс) (также) многих взыскал, таких, как Дуле-бек, Туйджи-бек, Турумтай-бек, Кесек-бек, Султан-Кули-бек, Кармишак-бек и прочие. Когда Йа’куб-бек и Рафи-бек покинули сей мир, Шахбаз-бек скончался от застаре лой раны, и он сделал Дуле-бека (своим) аталыком и хакимом Кашгара, карайанчуки взяли великую силу. Люди благородные сносили обиды, но злоба и непослушание засели в их голове. Как раз в это время Абдаллах-хан и Нур ад-Дин-хан бежали от Элдан-тайши. Дуле, Турумтай, Ташлан, Кесек, Султан-Кули и еще кое-кто из этих людей заключили договор и соглашение: «Давайте выступим прот ив Йулбарс-хана и примем сторону Очирту-хана, ибо после этого (поражения) калмаки овладеют сим государством». Так сказав, они объявились в Мигаре на берегу Тумена. Но некоторые из них не пришли, и прежде всего Дуле-бек, который был из отборной части того народа. (В результате) все они вернулись к своим родным местам. Он возвел склеп и спрятал внутри двух могил ценное имущество, дорогие ткани и драгоценности. Умысел его состоял в следующем: «Если мы сами уйдем к калмакам, то унести (с собой) имущество трудно. Когда вернусь, тогда и возьму».

Короче говоря, Салим тугбиги поведал Шахи-бек бикчику о деяниях и речах карайанчуков. Тот передал (Йул барс)-хану. Хан встревожился и отправил человека к Абдаллах-хану. Абдаллах-хан подсказал своему сыну способ уладить сие трудное дело. Йулбарс-хан, объявив Турумтая и Дуле виновными (в измене), спустил на поток и ра зорение (их имущество), а их поручил мирзе Султанйару и мир Халил-шаху. В ходе расследования имущество Турумтая (С. 235) появилось из могил. Хан чрезвычайно рассердился и приказал обоих казнить.

Рассказ о кончине Нур ад-Дина со времени

(С. 238) его царствования и продолжительности  его жизни

Кроме того, киргизы в Кашгаре и Аксу о всяком чело веке, с которым у них случалась ссора, будь то изза ле пешки или чего-либо другого, говорили хану (т. е., Нур ад-Дину): «Такого-то следует убить». И хан отвечал: «Убей, а его имущество я отдам тебе». Посему в государстве редки стали люди зажиточные, большую часть из них поубивали.

Рассказ об отъезде Абдаллах-хана из владения

Йарканд и в тех событиях,  что произошли в ту пору

Подробности сего события таковы. Когда Нур ад-Динсултан распрощался с сим бренным миром, хан поручил владение (С. 239) мирзе Тулаку чурасу, который был хакимом Кашгара. А он тоже умер. Хан назначил на его место Койсары, (и таким образом) род чон-багыш обосновался в Кашгаре, где влиянием пользовались Апак-бек и некоторые люди из (рода) кипчак. Между этими людьми, (родом) чон-багыш и жителями Кашгара возникла, в свою очередь, глубокая вражда. А тут еще Йулбарс-хан при поддержке Очирту напал на владения Кашгар. Поскольку кашгарские эмиры враждовали между собой, то жители Артуджа и Аргу вышли навстречу Йулбарс-хану. Йулбарс-хан, несколько усилившись, подошел под стены крепости Кашгар. Мирза Султан-Али, боясь расправы со стороны Койсары, переметнулся к Йулбарс-хану, и распря усилилась. Йулбарс-хан, потеряв надежду взять Кашгар, ушел восвояси. Люди, что переметнулись к Йулбарс-хану, также ушли (с ним).

От страха в натуре (Абдаллах)-хана произошли глубокие изменения. В эту пору из Кусана прибыл Ходжа-Кули мирахур и доложил хану о речах и деяниях ходжи Йара кипчака, который был хакимом Кусана. Страх хана усилился, и он замыслил бежать. Тут из Кашгара пришло известие, что Йулбарс-хан ушел восвояси, а Султан-Кули-бек убит. Хан, (однако) не поверил и занялся подготовкой к паломничеству в Мекку. Бабак-бек склонял хана к отъе зду. (Однажды) Хайдар-бек обратился к хану: «Госуда рю столь высокого достоинства, каким ты являешься, не подобает бежать от удачливого сына». Однако это не принесло пользы. К этому времени при хане состояли в основном киргизы, но хан (уже) никому не доверял.

Одним словом, он послал в погоню за Йулбарс-ханом киргизское войско числом около двух тысяч человек. Едва киргизские эмиры пустились в путь, как хан, забрав своих челядинцев и близких, направился в Хиндустан.

IV. АГИОГРАФИЧЕСКИЕ ТРУДЫ (Перевод с персидского языка  3. Н. Ворожейкиной)

Ясным доказательством (С. 179) величия и духа и совершенства Хазрат-и Ишана является то, что (он) ход ил в область киргизов и калмаков, разбил 18 капищ и сделал мусульманами 180 тысяч кафиров и идолопоклон ников.

Его высокостепенство (С. 180) со всеми учениками и домашними отправился в область (расселения) киргизов, приехал туда, разбил шатры и там жил.

Рассказ со слов Хафиза Калама и Хафиза Араба, т.е., избранного главою рабов, они были сподвижниками его высокостепенства: «Однажды, когда мы находились в сви те его высокостепенства у подножия той же горы, вдруг неожиданно показался на дороге какой-то всадник в страшной тревоге. Он соскочил с коня, приветствовал с почтением его высокостепенство и сказал: «О, мой святой! Лулум Киргиз, наш падишах, едет сюда с намерением убить ваше высокостепенство, но я (успел) еще предупредить вас».

Ходжа Исхак сказал: «Да свершится все так, как по желает всевышний!» И, повернув святое лицо свое к кибле, сел.

И вот подоспели эти заблудшие воины, и, вытащив сабли из ножен, устремились к Ходже Исхаку. А в его высокостепенстве не произошло никакой перемены; только поднялись крики и стоны его учеников.

Склонил (С. 181) свою святую голову Ходжа Исхак и вручил себя богу. Как вдруг обе передние ноги лошади Лулум Киргиза подломились, Лулум Киргиз упал с лоша ди и умер. Эти 400 человек, которые прибыли вместе с ним, увидев это, соскочили с коней, выбросили своих идо лов, дали обет служения его высокостепенству и приняли веру в Аллаха, великого всевышнего, и принесли покаяние перед Ходжой Исхаком».

Рассказ упомянутого Хафиза Араба: «Однажды, (в то время как) я находился в свите Ходжи Исхака у того же подножия, прибыл на поклон к его высокостепенству один из киргизских падишахов. Он принес много даров и ска зал: «О, мой святой! Вы себя проявили (заступником) в отношении нас, обездоленных, и обращали молитвы к оби тели всевышнего бога. Если бы благословением бога, ве ликого всевышнего, появился какой-нибудь источник воды, как бы было хорошо, – ведь от безводья дела у нас, не счастных, совсем пришли в упадок. Во времена отцов на ших появилась однажды вода в этом месте, но затем ушла в сторону, и, сколько ни старались, воду не нашли».

Его высокостепенство обнажил голову, забрал в горсть свои белые усы и бороду и обратился к светлому духу высокого посланника – да благословит его Аллах и да приветствует! – и просил о помощи у духов своих предков. И все его сподвижники обнажили головы и вознесли рыдания к престолу всевышнего бога… И вдруг по милости вели кого и всевышнего бога из подножья горы потекла вода.

И тотчас же падишах и его нукеры принесли покаяние Хазрат-и Ишану, и теперь эту местность называют Назаргах-и Хазрат-и Ишан; там возвели постройки, и люди построили много жилищ».

Рассказ упомянутого господина Хафиза Араба: «Спуст я несколько дней этот самый киргизский падишах (снова) явился на поклон к его высокостепенству и привел с собой много людей. Все выразили свое почтение Ходже Исхаку и, сняв с лошадей и верблюдов богатые дары, разложили их перед его высокостепенством с такой просьбой: «О, мой святой! Нет в нашей области соли. Если ваше высокостепенство соизволит помолиться, может быть, в этих местах появится соль». После этого Ходжа Исхак поднял руки для молитвы и вознес молитву. И вдруг во время молитвы вдали показался какой-то человек и, нагрузив верблюда кладью, приблизился. Когда он подошел, заставил верблюда опуститься на колени и открыл мешок – внутри меш ка оказалась соль!

Люди пришли в изумление и сказали: «В нашей области не было соли. Откуда же ты привез эту соль?» Тот человек ответил: «Я шел по дороге и увидел, как этот самый верблюд кружится у подножия горы. Я подошел ближе и увидел, что вся эта гора стала солью».

Рассказ господина (С. 182) муллы Хикмата, который поведал: «Однажды я отправился с несколькими учениками шейха в область киргизов. Внезапно группа киргизов, вступивших на путь разбоя, загородила нам дорогу, и с оголенными саблями в руках (они) схватили нас с намерением убить.

Мы обратились в рыданиях к богу всевышнему, и призвали (в своих молитвах) также и Ходжу Исхака… И вдруг эти злодеи спустились с лошадей и стали тереть ся лицами о наши ноги. Мы удивились и спросили: «Что это с вами произошло, что вы приносите извинение и проявляете такую нежность?»

Киргизы ответили: «Как только вы назвали имя Ходжи Исхака, мы увидели вдруг, как его высокостепенство, верхом на белом коне, одетый во все белое, потрясая ко пьем, угрожал нам смертью; и если бы мы замедлили спуститься с коней, плохо бы нам пришлось. Из страха перед его высокостепенством мы сошли с коней и повиновались».

После этого, когда мы вернулись к Ходже Исхаку, его высокостепенство сказал: «Это всевышний бог проявил к вам такую милость, что вас не коснулись разбойники». И мы признали свое несовершенство (перед богом)».

Рассказ, (записанный) от господина Ходжи Хашима ибн Ходжа Хусайна. Он сказал: «В то время, когда его высокостепенство пребывал среди киргизов, однажды он соизволил мне приказать: «Ступай к Серйуку Киргизу, передай от меня приветствие и скажи ему, тебя, мол, одо лела болезнь, Ходжа Исхак слышал о твоей немощи, призывает и передает: приходи, здесь (мои) последователи, мы все вместе молимся, бог даст – к тебе вернется сила». И здесь у его высокостепенства была тайная мысль, которую я (сначала) не уразумел.

И вот с приказом его высокостепенства и группой последователей шейха – спутников отправились мы к Серйуку. Увидел я его: по сторонам от него расположились приближенные (в количестве) четырех семей, а перед Серйуком сидела многочисленная толпа, собравшаяся для еды и питья.

Мы передали приветствие его высокостепенства и (сразу) заметили, что недуг у него (Серйука) тяжелый.

Принесли еду и отдельно притащили какой-то сосуд и поставили посередине, и от каждого (куска) мяса отрезали по кусочку и бросили в этот сосуд. Затем все мужчины и женщины поднялись (С. 183) и направились к какому-то дереву. Я пошел сзади, чтобы видеть, куда они пойдут и что будут делать.

(Они) подошли к дереву и отвесили поклон в его сторону; поставили сосуд, и (все) склонились перед дерев ом. Я посмотрел на это дерево и увидел, что (у них) сделан какой-то идол из серебра и повешен на дереве, а вокруг него расположены другие идолы – в количестве двух тысяч, вытесанные из дерева (и) камня,- и это было капище киргизов. И название того идола, сделанного из серебра, было талбийа-и джакар.

Сосуд с мясом поместили перед этим большим идолом и делали знаки идолу,- отведай, мол, этой еды. Затем этот сосуд с мясом отодвинули подальше, один кусок мяса вложили в левую руку идола, другой – в правую, а трет ий кусок, (раскрошив), разбросали в воздухе.

На меня от их действий нашло какое-то дикое исступление, и я сбросил на землю этого большого идола. Киргизы подняли крик: «О, халифа! Не делай этого хотя бы ради Серйука!». Однако страх перед его высокостепен ством сдержал сердца этих киргизов, так что они оста лись безответными.

Затем я сказал: «Берите этих идолов и ступайте на поклон к его высокостепенству. И этого больного также захватите с собой».

Киргизы ответили: «Мы возьмем всех идолов, а идола талбийа-и джакар брать не будем». Я обругал всю эту толпу и снова сбросил на землю того большого идол а. Потом все это сборище мужчин и женщин мы привели на поклон к Ходже Исхаку и рассказали его высокостепенству о происшествии.

Его высокостепенство обратился к этой толпе: «Что это такое? – и указал на талбийа-и джакар. – Что это такое и что оно может делать?» И собравшиеся ответили: «Это наш бог, и все, что делает ваш бог, делает и наш бог».

Его высокостепенство сказал: «А может ваш бог вылечить этого больного сегодня или завтра?»

Собравшиеся ответили: «О, наш ходжа! Если говорить правду, от этого нашего бога нет никакой пользы».

Затем его высокостепенство сказал: «Если наш бог исцелит вашего больного, поверите ли вы в нашего бога?» Люди сказали: «Да, от всего сердца согласны!».

Его высокостепенство сказал: «О, мои друзья, я буду молиться, а вы говорите аминь».

Его высокостепенство обнажил свою святую голову и потер святое лицо землей от дверей храма всевышнего бога и вознес рыдания и стоны. И так (сильно) он стонал, что ангелы заплакали на крыше небосвода, а рыдания людей возлетели до самых небес.

Его высокостепенство сказал: «Дары – к двери храма божия». Дары принесли. Киргизы обнажили головы, ра зорвали воротники и снова (С. 184), (как) наполовину ослепленные птицы стали кататься по земле.

И вдруг по милости всевышнего тот больной чихнул, поднялся с места и сказал: «Я свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, я свидетельствую, что Мухаммед – раб и пророк божий, – нет бога, кроме Аллаха, и Мухамм ед – пророк Аллаха, – и просветился светом истинной веры перед его высокостепенством».

И все собравшиеся пришли к вере во всевышнего бога и стали мусульманами. После этого всех идолов разбили, талбийа-и джакар разбили, а серебро его подарили последователям (Ходжи Исхака).

«ДЖАЛИС-И МУШТАКИН» («СОБЕСЕДНИК ЖАЖДУЩИХ»)

(Перевод с персидского языка  3. Н. Ворожейкиной)

И после этого (С. 186) его высокостепенство соизво лил сказать: «Во имя служения мусульманам я посвятил себя этому делу и благодаря святости душ лучших их великих ходжей – да будет над ними милость и благос ловение! – несколько тысяч киргизов и калмаков я ос частливил светом веры, (вызволил их) из-под гнета неве жества и распутства. А сколько мусульман я спас из тех, что волею злого случая попали в руки к калмакам и уже прощались с жизнью! Вот тогда я прошел в областях Аксу, Кашгара, Куча и Хотана, наставляя людей на пра вильный путь».

«РАФИК АТ-ТАЛИБИН»  («ДРУГИХ ИЩУЩИХ ИСТИНУ»)

(Перевод с уйгурского языка  М. А. Салахетдиновой)

В странах Сарыг-Йазы и Алай (С. 194) он жил не бо лее трех лет. Некоторые киргизы и эмиры стали искренн ими друзьями, приверженцами (Ходжи Исхака), а не которые не признавали (его). Однажды киргизские эми ры, (которые) стали искренними друзьями, привержен цами (Ходжи Исхака), собрались большой толпой. Один из киргизских эмиров и военачальников не признавал его высокостепенства. Тайна (помыслов) этого человека раскрылась его высокостепенству благочестивому. Как только он (Ходжа Исхак) положил свою благословенную руку на шею этому человеку, человек сей, лишившись воли, упал, (затем) охваченный сильным волнением, крич а и стеная, поднялся и вместе со всеми не признававшим и (Ходжу Исхака), стал искренним (его) другом и мюр идом. Киргизы всех племен окончательно вступили в ряды мюридов (Ходжи Исхака)^[1].

[1] Хазрат-и Ишан упоминается в тексте вместо имени Ходжа Исхак в качестве особой  формулы для выражения почтения к его высокому положению, святости и достоинству. При переводе в ряде случаев эта формула заменяется именем «Ходжа Исхак», но такая замена не всегда уместна, ибо может привести не только к нарушению правильности оттенков стиля, но подчас и к искажению смысла. Поэтому для передачи выражения Хазрат-и Ишан, не имеющего эквивалента в русском языке, принято выражение «его высокостепенство»; Ходжа Исхак (ходжа Мухаммед-Исхак Вали, ум. в 1008/1599 г.) основал особую ветвь в рамках суфийского ордена накшбандийе-ходжаган, именуемую также исхакийе, в Восточном Туркестане. За потомками и последователями Ходжи Ис хака утвердилось название черногорских ходжи.

ИСТОРИЯ

В.В.БАРТОЛЬД

КИРГИЗЫ

(Исторический очерк)

ДРЕВНЕЙШИЕ ИЗВЕСТИЯ

Киргизы (кыргыз) принадлежат к числу древнейших народов Средней Азии. Из народов, живущих в Средней Азии в настоящее время, нет, по-видимому, ни одного, название которого так рано встречалось бы в истории.

Почти все наши сведения о судьбах восточной части Средней Азии в домонгольский период извлечены из произведений китайской официальной историографии, где названия народов и другие собственные имена, личные и географические, передаются, конечно, в транскрипции китайскими иероглифами. При переводе китайских иероглифов в современном пекинском наречии, западноевропейские – китайским литературным, или так называемым «мандаринским» языком; некоторые синологи сверх того старались установить, на основании лингвис тических данных, как должны были произноситься те или другие иероглифы в то время, к которому относился данный памят ник; в связи с этим иногда решался вопрос об этнограф ическом происхождении упоминаемых китайцами народов. Из трудов западноевропейских синологов в наст оящем очерке чаще всего встречаются ссылки на статью Хирта (Fr. Hirth) «Nach worte zur Inschrift des Tonykuk» (1899), на труд Шаванна (Е. Chvannes) «Documents sur les Tou-Kiue (Turss) occident aux» (1903) и на труд де Грота (М. de Grood) «Die Hunnen de vorchristlichen Zeit» (1921).

На русском языке китайские сведения о народах Средней Азии собраны в труде монаха Иакинфа (Бичурина) «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (1851), доведенном до X в.; продолжением этого труда должен был служить труд В. П. Васильева «История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века» (1857).

Первым по времени памятником китайской официальной историографии являются «Исторические записки» (Ши-цзи) Сыма Цяня, «отца истории в Китае», закончившего свой труд в 99 г. до н. э. В это время северными соседями китайцев были хунны (Нiung-nu), создавшие первую известную в истории Средней Азии обширную ко чевую империю; сами китайцы обыкновенно сближали хуннов с народами турецкого происхождения; европейс кие ученые до последнего времени большею частью так же считали хуннов турками, хотя теперь такой специалист по китайским известиям о Средней Азии, как проф. Пельо (Реlliot), склонен вернуться к прежней теории о монголизме хуннов. По словам Сыма Цяня, хунны на севере, между прочим, подчинили себе царство Гэгунь (в транс крипции де Грота Kik-Kun), по-видимому, в 201 г. до н.э. Как сами китайцы, так и европейские ученые сближ ают эту транскрипцию с другими, употреблявшимися для передачи слова кыргыз, так что известие о событиях 201 г. до н. э. должно быть признано первым по времени известием о киргизах. Старались объяснить эту транс крипцию также иначе; в первом слоге, являющемся, как мы сейчас увидим, впоследствии в форме Гянь, видели «пер едачу названия реки «Кем», во втором – передачу назва ния реки «Орхон» и поэтому полагали, что китайцы назвал и так область между Енисеем и Орхоном. Енисей, дей ствительно, носил у турецких народов всегда название «Кем», но китайцы передавали это слово другим иероглиф ом, не тем, которым передавалась первая часть названия кыргыз. Вторая часть, действительно, передавалась тем же иероглифом, как впоследствии название реки Орхон, так что можно думать, что и в названии киргизского на рода китайцы слышали в конце носовой звук. По мнению Пельо, мы имеем здесь монгольское образование един ственного числа – кыркун.

Так как китайцы, по всей вероятности, узнали о киргизах от своих соседей хуннов, то этим подтверждалось бы мнение Пельо о монголизме этого народа.

Рассказ о событии 201 г. до н. э. ничего не говорит ни об области киргизов, ни о ее местоположении; но вместе с киргизами, очевидно в качестве их соседей, назван, между прочим, народ динлин (Тing ling), в котором ви дят предков так называемых «енисейских остяков». На этом основании можно предположить, что киргизы уже тогда, как впоследствии, жили на Енисее.

Несколько больше, хотя все-таки очень мало географических данных мы находим в «Истории старших Хань

(206 г. до н. э. – 25 г. н. э.); автор Бань Гу, умер в 92 г. н. э. В расс казе о событиях второй половины I в. до н. э. киргизы упоминаются под названием, гяньгунь (У Ша ванна Kier Roen, у де Грота Kin-Run). Один из представителей царствовавшего дома хуннов передвинулся на запад, в страну по соседству с владениями народа усунь, о котором автор часто говорит и в других местах, как о западных соседях и врагах хуннов. Местоположение страны усуней определяется им довольно точно, центр ее находился в местности к югу от Иссык-Куля, на западе она граничила с Ферганой, на востоке заключала в себе местность к востоку от озера Эби-Нор и к западу от город а Шихо. Узнав о приближении хуннов, усуни выслали против них отряд в 8000 человек; этот отряд был разбит хуннами – очевидно, не во владениях усуней, но дальше, к востоку. Победив усуней, хунны направились на север, против народа угэ, оттуда на запад, против народа гянь-гунь, оттуда на север, против народа динлин; покорив все эти «три царства», хунны часто посылали войска на усу ней и всегда одерживали над ними победы. Предводитель хуннов прожил некоторое время в стране Гяньгунь, потом заключил союз с западными соседями усуней, кангюйцами (кангюй, у Шаванна К’аng-Riu, у де Грота К’аnd-Ri), владения которых доходили до местности к северо-запа ду от Ферганы. Хунны приняли приглашение кангюйцев перейти в их страну, на пути туда понесли большие потер и (спаслось только 3000 человек войска), но там им удалось основать могущественное царство и одержать большие победы над усунями. Это царство в 36 г. до н. э. было уничтожено войском, посланным на запад китайцам и, и сам предводитель хуннов, основатель царства, был казнен.

О стране Гяньгунь говорится еще, что она находилась в 7000 ли (ли – в то время 1/3 версты) на запад от столицы хуннов (на Орхоне или Толе) и в 5000 ли к северу от области Чеши или Гусу, т. е. от области в восточной части Китайского Туркестана, где теперь город Турфан. Мы увидим, что впоследствии мусульманскими географами также описывается путь на север в страну киргизов, на Енисей, из местности около Турфана. Если указанные китайцами расстояния близки к действительности, то возможно, что киргизы тогда жили не только на Енисее, но и южнее, в той местности, где теперь озеро Кыргыз-Нор (нор или нур, по-монгольски – озеро); насколько мне из вестно, нет сведений о том, когда и почему озеро получило такое название. Во всяком случае, ход событий показыв ает, что страна Гяньгунь находилась восточнее страны усуней и что только по случайному недосмотру в рассказ е о движении хуннов из страны Гяньгунь в страну Кангюй об усунях не упоминается; несомненно, что понесенн ые хуннами на этом пути потери были причинены им усунями. Недосмотр Бань Гу ввел в заблуждение писав шего в III в. н. э. Юй Хуаня, автора истории династии Вэй (220–264); он помещает страну Гяньгунь рядом со страной Кангюй, притом к северо-западу от нее. Страну динлинов он помещает к северу от страны кангюйцев и тут же уверяет, впадая в явное противоречие с самим соб ою, что страна Гяньгунь находилась посередине между двумя другими «царствами». Этими ошибками был введен в заблуждение де Грот.

Говорится еще о назначении правителями страны Гяньгунь и других северных стран сановников китайского происхождения, перешедших на службу к хуннам; но эти известия, по-видимому, не основаны на точном свиде тельстве источников. В самом конце II в. до н. э. на стор ону хуннов перешел Вэй Люй, сановник кочевого проис хождения, но получивший китайское образование и наход ившийся на службе в Китае, откуда он был отправлен послом к хуннам. В составленной в XI в. истории династии Тан (618–907) сказано, что Вэй Люй был поставлен го сударем у динлинов; но в истории старших Хань явного указания на это нет. В 99 г. до н. э. на службу к хуннам перешел разбитый хуннами после долгого сопротивления китайский полководец Ли Лин; он умер в стране хуннов в 74 г., после чего среди сановников хуннов упоминается его сын. В примечании к переводу этого места у Иакинфа сказано, что «Ли Лин остался у хуннов и получил во влад ение Хягас (транскрипция слова кыргыз, употребляющая ся при династии Тан), где потомки его царствовали почти до времен Чингис-хана». Из истории династии Тан изв естно только, что потомком Ли Лина считался киргиз ский каган, положивший в 840 г. конец уйгурскому госу дарству и умерший в 847 г. Так как династия Тан прин адлежала к тому же роду Ли, то киргизский каган во время переговоров 841 года был признан родственником правившей в Китае династии. Хотели внести его имя в царскую родословную, но потом отказались от этого, приз нав, что «Хягас есть небольшой род, который не в сос тоянии равняться с домом Тан».

О судьбах киргизского народа в первые пять веков н. э. нет, по-видимому, никаких сведений. Совершенно неиз вестно, как отразилось на киргизах совершившееся в конце I в. н. э. падение державы хуннов и переход первенства к народу, известному у китайцев под названием сяньби (сяньбийцев до сих пор обыкновенно считали тунгусами; проф. Пельо в лекции, читанной в Ленинграде, назвал их турками, ссылаясь на китайский словарь сяньбийского языка; в печати мне сведений об этом словаре не приходилось встречать). В составленной только в V в. «Истории младших Хань» (25–220) говорится, что сяньбийский государь Таньшихай» (ум. в 181 г.) «на севере остановил динлинов, на западе поразил усунь и овладел всеми землями, бывшими под державой хуннов. Слова о борьбе с динлинами заставляют полагать, что Таньшихай владел землей южных соседей динлинов, киргизов. В той же истории динлины иногда упоминаются там, где мы скорее ожидали встретить их южных соседей. Народ ухуань причислялся китайцами к «восточным варварам» (дун ху) и некогда был, по-видимому, восточным соседом хуннов, в местности к северу от пустыни Гоби; в то же время китайцы говорят, что эта пустыня, куда ухуаньцы приняли преступников, находилась к юго-западу от дин линов и к северо-востоку от усуней, сверх того, говорится об образованных китайцами в начале н. э. военных отря дах, в состав которых входили вместе динлины и ухуаньцы.

После II в. динлины больше не упоминаются; нет также сведений о киргизах вплоть до образования в VI в. кочевой империи турок-огузов.

Киргизы от VI до IX века

В истории династии Тан (Тан-шу), правившей от 618 до 907 г., мы находим о киргизах несравненно более подробные сведения, чем в более ранних китайских исторических сочинениях. Впервые географически точно указывается, где жили киргизы и какие пути соединяли их стра ну с другими; впервые также сообщаются сведения о физическом типе и языке киргизского народа. Сверх того эти сведения могут быть дополнены начинающимися в тот же период сведениями арабских географов: наконец, что особенно важно, о киргизах несколько раз упоминается в так называемых «орхонских» надписях – исторических надписях, оставленных, преимущественно на реке Орхон, господствовавшими тогда в Монголии турками.

Что касается путей в страну киргизов, то китайцы говорят о пути от Селенги до «Черных гор» или гор Таньмань; Фр. Хирт полагает, что имеются в виду Саянские горы и что те же горы упоминаются в орхонских надписях под названием Кенгю-Тарман, или Кенгю-Тарбан. По надписям, эти горы были крайним западным пределом турецких владений, причем об этом говорится тотчас после рассказа о подчинении киргизов, по которому кирг изы жили за горами Кёгмен. Последнее название Хирт нашел в другом китайском источнике (VIII в.) в транс крипции Кюй (Цюй) мань. По его мнению, Кюймань к Таньмань, как по-турецки Кёгмен и Кенгю-Тарман, – од но и то же, что маловероятно. Более правдоподобно, что горы Кёгмен были юго-восточной, горы Кенгю-Тарман – западной границей области киргизов; в первом случае, вероятно, имеется в виду Саянский хребет, во втором – Алтай, хотя в Тан-шу сказано, что страна киргизов прос тиралась до гор Таньмань на юг. Путь к киргизам через горы Кёгмен упоминается и мусульманскими географами, как путь с юга, из области, где теперь Турфан. Между этой областью и горами Кёгмен были еще горы Кемиз-арт и Манбек-Лу; после перехода через горы Кёгмен шли еще семь дней до ставки киргизского кагана. Мусульманс кие географы ничего не говорят о реке, протекавшей че рез страну киргизов; у китайцев эта река называется Гянь, т. е. Кем (Енисей).

Киргизы, по Тан-шу, «перемешались с динлинами»; в то же время говорится, что они внешностью походили на народ, получивший от китайцев прозвание бома («пегие лошади»-будто бы за то, что у этого народа были лош ади такого цвета). Бома (у Шаванна Рoиo-ta) жили пря мо к северу от турок (огузов); надо было бы ожидать: от киргизов, тем более что дальше сказано, что они постоянно воевали с киргизами; их земля всегда была покрыта снегом и доходила на севере до моря. Черты наружности перечисляются не при описании бома, но при описании киргизов: «рыжие волосы, румяное лицо и голубые гла за». Такие же черты наружности, так мало соответствую щие современному киргизскому типу («красные волосы и белая кожа»), приписываются киргизам в рассказе перс идского автора XI в. Гардизи, заимствованном, по-види мому, у писавшего в VIII в. (ум. в 757 г.) Ибн Мукаффы;. по этим признакам Ибн Мукаффа считал киргизов род ственниками славян. Китайцы говорят еще, что по языку киргизы отличались от бома; приводится несколько кирг изских слов (например, слово ай – месяц), из которых видно, что киргизы уже в то время говорили на одном из наречий турецкого языка. К туркам по языку причис ляют киргизов и мусульманские авторы.

Из всего этого, по-видимому, можно заключить, что киргизы были отуреченными енисейскими остяками и вели войны со своими родичами, сохранившими свой прежний язык. У енисейских остяков сохранились предания о на падении на них «сверху», т. е. с юга, могущественного народа килики; но, конечно, эти предания могут относить ся и к более поздним событиям.

Народ бома не достиг политического объединения; каждая община имела своего начальника, независимого от других, тогда как во главе киргизов стоял единолич ный владетель, носящий в китайской истории титул ажо. Ни в турецких, ни в других, кроме китайских, источниках этого титула нет; проф. Н. Н. Козьмин думает узнать его в русском документе 1701 г., где упоминается «езерский (езеры – один из киргизских родов) судья Ожо» (ниже – Ожо и Оджа). В документе 1700 г. встречается имя Ботиажо, причем вторую часть этого имени можно толко вать как титул.

Из китайских и некоторых западных (в особенности византийских) источников мы знаем, что в VI в. произошло выступление первого по времени народа, называвшего себя турками; во главе этого народа стояли два бра та, которых китайцы называют Тумынь и Шэдеми. Брат ьям удалось подчинить себе все степи и некоторые культ урные области от границ Китая до границ Византии и Персии; Тумынь остался на востоке, Шэдеми ушел на запад, где после него правили его потомки. Тумынь умер в 553 г.; время смерти Шэдеми китайцами не указываетс я; Шаванн старается доказать, что Шэдеми есть Дильзибул или Сильзибул, византийских источников, умерший в 576 г.

Орхонские надписи только в кратких словах говорят о первых турецких каганах, носивших имена Бумын (можно читать также Буман) и Истеми; среди подчинившихся им народов упоминаются и киргизы. Китайцы говорят только о подчинении киргизов западно-турецкому кагану Дулу; происхождение его в точности не установлено; Шаванн полагает, что он был потомком Шэдеми (Истеми) в пятом поколении. Дулу умер в 653 г., после нескольких неудач и поражений; временем его высшего могущества был 638 г., когда ему подчинились бома и гегу (у Шаванна Кie-Kou), как здесь названы киргизы. Власть турок распространялась некоторое время, следовательно, не только на киргизов, но и на их северных соседей. Где проходила северная граница области киргизов и вместе с тем области распространения турецкого языка, точно не указывается; некоторый ответ на этот вопрос дают слова Тан-шу: «все реки (бассейна Енисея) текут на северо-восток. Минуя Хягас (чаще всего употреблявшаяся при династии Тан транскрипция слова кыргыз), они соединя ются и текут на север». Возможно различное толкование этих слов. Если речь идет о повороте Енисея ниже впаде ния Ангары около Енисейска, то граница киргизской об ласти приблизительно совпадала бы с нынешней этногра фической границей турецких народностей (так называем ых «сибирских татар», со времени революции называю щих себя хакасами) с самоедами и тунгусами. Область енисейских остяков начинается теперь гораздо севернее, у деревни Анцыферовой, но сохранились воспоминания о том, что прежде они жили гораздо южнее. Если имеется в виду поворот Енисея ниже впадения Кана (что более соответствовало бы определению стран света), то северн ая граница киргизской области (и распространения ту рецкого языка) была бы тогда гораздо южнее.

Китайцы говорят еще, что «прежде хягасское государство зависело от дома Сеяньто, который имел там своего гелифу для верховного надзора». Слово гелифа, по другой транскрипции сылифа, есть, как теперь доказывают, встречающийся в орхонских надписях турецкий титул эльтебер. По степени политического значения надписи различают два типа народов (будун): народ с эльтебером (эльтеберлиг будун) и народ с каганом (каганлыг будун); титул эльтебер стоял ниже титула каган и давался предводителям небольших народов, не имевших самостоятельной политической жизни. Дом Сеяньто принадлежал к числу турецких влиятельных домов, причем китайцы говорят, что «поколение Сеяньто составилось из двух родов, Се и Яньто». Была попытка объяснить эти названия как транскрипцию турецких слов сир и тардуш. Слово сир встречается только в одной надписи, в сочетании тюрк сир будун, причем из текста не видно, надо ли понимать слово сир как собственное имя или как нарицательное; слово тардуш встречается очень часто как название одной из двух главных ветвей турецкого народа, но сочетания сир тардуш в надписях нет, а потому толкование слов се-яньто, предложенное Хиртом, остается сомнительным; в новейшем труде об орхонских надписях, принадлежащем Томсену (известно, что Томсену принадлежит и честь открытия ключа к чтению надписей), оно не при нято.

В главе Тан-шу о покорении Сеяньто киргизы не упоминаются. Из приводимых ниже данных можно заклю чить, что возвышение Сеяньто в Восточной Монголии отн осится приблизительно к тому же времени, как могуще ство западно-турецкого кагана Дулу, так что киргизы, по-видимому, в одно и то же время подверглись нападен иям двух ветвей турок-огузов, с востока и запада. Сеянь то возвысились в первый раз в начале VII в. в связи с поражением победоносного некоторое время западно-ту рецкого кагана Чуло; в 611 г. Чуло был вынужден уда литься в Китай. Сеяньто в это время действовали в союзе с другим турецким народом, уйгурами, юго-восточными соседями киргизов, занимавшими страну от Селенги к западу; потом между ними произошел разрыв, и в 629 г. предводитель Сеяньто Доми погиб в борьбе с уйгурским предводителем Тумиду. Еще раньше, когда возвысился западно-турецкий каган Щегуй, предводители Сеяньто отк азались от своих притязаний на каганство. Эти притязан ия потом возобновил предводитель Инань, сначала подч инившийся восточно-турецкому кагану Хели (620–630), потом, после его поражения, сделавшийся первым лицом в Восточной Монголии и правивший до 645 г.; по-видим ому, это было временем высшего могущества Сеяньто, и к этому времени должно быть отнесено подчинение им киргизов. Через несколько лет после смерти Инаня его преемник погиб в борьбе с уйгурами. Уйгурский предвод итель Тумиду, номинально подчинившийся Китаю, но в своих владениях продолжавший называть себя каганом, был убит в  648 г. своим племянником Угэ. Угэ и его преемники уже не имели такого значения, и киргизы теп ерь могли действовать самостоятельно. В 648 г., в год смерти Тумиду, через 3 года после смерти Инаня и во время упадка могущества западно-турецкого кагана Дулу, киргизами было отправлено первое посольство в Китай.

Китай достиг в это время высшей степени могущества; номинально ему подчинились все земли, входившие прежде в состав турецкой империи, как ее восточной (еще с 630 г.), так и ее западной (после 658 г.) ветви. Областью Китайской империи формально сделалась и страна киргизов, причем официально было восстановлено ее прежнее китайское название Гяньгунь. Фактическими властителями в степи везде оставались прежние ханы и предводите ли, только теперь они считались китайскими губернатора ми, получили китайские чины и были подчинены китайс кому наместнику, жившему в городе Яньжань ( в пров инции Шаньси, недалеко от нынешнего города Датунфу, считающегося и теперь «одним из важных стратегических пунктов в Северном Китае»). В стране киргизов «главноначальствующим» был поставлен старейшина (сылифа) Шибокюй Ачжань, лично приезжавший к китайскому двору. Сношения киргизов с Китаем продолжались до 758 г., когда их страна была покорена уйгурами. Было два посольства в период 650–683 гг., одно в период 705–711 и четыре в период 713–755 гг. Тем не менее ки тайцы ничего не говорят о том, какое участие принимали киргизы в событиях конца VII и начала VIII вв. Сведения об этом мы находим только в открытых в Монголии ту рецких надписях этого периода.

Главное содержание надписей – события, связанные с освобождением после 680 г. восточных турок от китайского ига и восстановлением восточно-турецкого каганства. Одному из этих каганов, которого китайцы назы вают Мочжо (он правил с 692 или 693 г. и умер в 716 г.), удалось на короткое время распространить свою власть далеко на запад; вообще как ему, так и его брату и пред шественнику, восстановителю каганства (китайцы назыв ают его Гудулу), приходилось воевать не только с кит айцами, но и с турецкими каганами и предводителями, иногда заключавшими против новых каганов союз как между собой, так и с Китаем. Среди врагов Гудулу, ко торого надписи называют Ильтерес (по чтению Томсена – Эльтериш)-каганом, упоминаются и киргизы; но война с киргизами и вообще с западными народами тогда еще не имела значения. При Ильтересе или Мочжо (последнему одна из надписей дает титул Капаган-каган) было достиг нуто соглашение, по которому киргизский предводитель Барс-бег был признан каганом и за него была выдана дочь Ильтереса. Надпись, составленная от имени главно го советника Ильтереса и его преемников, Тоньюкука, гов орит только о борьбе Ильтерес-кагана с коалицией север а, востока и юга (китайцев); главным врагом считался государь севера, стоявший во главе другой части огузов, Баз-каган, тогда как в царствование Мочжо больше знач ения придавалось борьбе с киргизами и Барс-бегом. По турецкому обычаю, у могил ханов и богатырей ставились изображения убитых ими врагов; у могилы Ильтерес-кагана на первом месте было поставлено изображение Баз-кагана, у могилы Мочжо, или Капаган-кагана, – изобр ажение киргизского кагана.

Надпись Тоньюкука говорит о составившейся против восточных турок коалиции трех «каганов»: китайского, западно-турецкого (во главе западных турок стоял в то время род тюргеш) и киргизского; таким образом, на этот раз в коалиции, кроме китайцев, принимали участие толь ко народы запада. Тоньюкук решил произвести нападение на киргизов. По-видимому, эта война произошла зимой (710/11 г.); надпись только в кратких словах говорит о битве и победе над киргизами; более подробно говорится о трудностях перехода через горы Кёгмен, т. е. через Саянский хребет. Через эти горы был только один путь, в то время закрытый снегом; от одного человека из наро да азов (о нем см. ниже) Тоньюкук узнал, что есть еще узкая дорога, где одна лошадь должна была идти за другой, вдоль реки Аны. Тоньюкук решил идти этим путем; войско собралось за местностью Ак-Термель, откуда пешком проложило себе путь через снег. Люди шли сначала верхами, потом вверх по реке пешком, таща лошад ей за собой и держась за деревья (или, что более ве роятно, за деревянные палки). Передовой отряд протапт ывал дорогу в снегу, за ним шло войско; так был прой ден перевал Ыбар(?); после этого еще десять суток с так им же трудом и по такому же глубокому снегу совер шался спуск; проводник был признан обманщиком и был убит. Дойдя до реки Аны, войско село на коней и быстро отправилось в страну киргизов; ему удалось застигнуть врага врасплох.

По другой надписи, битва произошла в горах Сонга (или Сунга); турки убили кагана киргизов и завоевали их государство. Как и другие завоевания Мочжо, это завоевание скоро было утрачено; в 731 г. на поминки по царевиче Кюль-тегине, сыне Ильтерес-кагана и брате царс твовавшего в то время Бильге-кагана (у китайцев Могилянь), явился, среди прочих, посол киргизского кагана Тардуш-Ынанчу-чур (чур – часто встречающийся турецкий титул).

Чтобы разобраться в рассказе о походе турецкого войс ка на киргизов, необходимо, конечно, основательное знакомство с путями через Саянский хребет. Незадолго до мировой войны было приступлено к проведению ко лесной дороги от деревни Означенной, где оканчивалось судоходство вверх по Енисею, на селение Усинское; по-видимому, эта дорога должна была примкнуть к тому пути, которым прошел в 1870 г. Г. Н. Потанин: через проход Хатын-арка, считавшийся государственной грани цей и пройденный 18 сентября при сильном буране, в долину речки Ижим и оттуда в долину Уса, правого притока Енисея. Деревня Означенная находится ниже устья Уса; между ней и устьем Уса – самое опасное место для судоходства. Потанин описывает три дороги от усинских деревень к Минусинску, «пролегающие по крутым горам Саянского хребта», «где движение производится исключит ельно на лошадях с легкими вьюками и то только в течение трех летних месяцев». Есть зимний путь по рекам Усу и Енисею; возможно, что турки воспользовались им, «Аны» в таком случае есть Енисей; других примеров употребления такого названия мы не знаем. Известно, что слово «Енисей», несмотря на попытки турецких и татар ских публицистов объяснить его из турецкого языка (Ени чай – Новый ручей), есть тунгусское Ионеси (Большая вода) и не употреблялось ни одним турецким народом.

Примыкали ли владения киргизов на юго-западе непосредственно к владениям их союзников того времени, тюргешей, стоявших во главе западных турок, из надпи сей не видно; прежде чем идти на тюргешей, Тоньюкук со своим войском вновь перешел из страны киргизов на южную сторону Саянского хребта. Вместе с киргизами несколько раз упоминается народ аз; в одном месте азы называются вместе с тюргешами, следовательно, жили, вероятно, от киргизов к юго-западу, между Саянским хребт ом и Алтаем. Вместе с киргизами упоминается еще на род чик; турки совершили поход на этот народ еще в 709 г., перед походом на киргизов, причем говорится о переправе через реку Кем, но не о переходе через Саянс кий хребет; вероятно, чики жили к югу от этого хребта, на речках, составляющих истоки Енисея. К востоку от киргизов и к северу от уйгуров, к югу от небольшого озер а (Косогола) жил, по китайским известиям, народ дубо; так (туба) теперь называют самоедов; теперь самоедские племена так далеко на юг не заходят. Китайцы и в то время причисляют дубо и союзные с ними роды милегэ и эчжи (связь этих родов с дубо была настолько тесной, что говорится о делении дубо на три рода) к туркам. Возможно, что эти самоедские племена уже тогда были отуречены; по обычаю ходить на лыжах их называли «турками с деревянными лошадьми» (по-китайски мума тугюй). На берегах озера Гянь-хай (по мнению Иакинфа – Байкал) с киргизами были смежны народы дахань и гюй, причем первый народ жил к северу от второго. Киргизское государство простиралось на восток до облас ти народа гулигань, в орхонских надписях курыкан. По переводу и толкованию Иакинфа, курыканы жили к северу от Байкала до Ледовитого океана, по переводу Шаванна – к северу от пустыни и к югу от Байкала. Во всяком случае, владения киргизов занимали обширное пространство до Байкала, и потому киргизы могли соперничать с турками-огузами даже в эпоху их могущества.

Факт выдачи дочери Ильтерес-кагана за кагана киргизов не был, по-видимому, исключительным; по крайней мере, китайцы говорят, что турецкий царствующий дом вообще выдавал своих дочерей за киргизских старейшин.

Положение киргизов изменилось к худшему после перехода господства в Восточной Монголии от турок-огузов к уйгурам. Надписи, составленные от имени умершего в 734 г. Бильге-кагана, показывают, что турецкий царствующий дом считал свое могущество обеспеченным на долго; на уйгуров обращалось так мало внимания, что название этого народа встречается в надписях только один раз; между тем в 745 г., через одиннадцать лет после смерти Бильге-кагана, господству турок-огузов в Восточной Монголии был положен конец, и все их владения перешли к уйгурам,

В рассказе о киргизах в Тан-шу сказано, что они были покорены уйгурами в 758 г.; в рассказе об уйгурах об этом событии не упоминается. В 758 г. правил уйгурский ка ган, которого китайцы называют Гэлэ-хан Мояньчжо (745–759); в том же 758 г. его посол в китайской столице спорил о первенстве с арабским послом. По-видимому, этому же кагану посвящена сильно искалеченная турецкая надпись, найденная около Селенги и изданная в 1913 г. финляндским ученым Рамстедтом. Изложение со бытий доведено в ней только до 757 г., но из нее видно, что у уйгуров были на Енисее столкновения с чиками и киргизами еще в 750 и 751 гг., причем упоминается кир гиз ский хан.

К несколько более позднему времени, к концу VIII в., относится другая изданная Рамстедтом надпись, составленная от имени жившего в стране уйгуров сановника киргизского происхождения. Надпись упоминает о его наставнике, причем употребляется сирийское слово мар – господин, из чего Рамстедт заключает, что этот киргиз принял распространившуюся в то время в стране уйгуров религию переднеазиатского происхождения – манихейство.

Если китайцы считали покорение киргизов уйгурами в 758 г. окончательным, то это, вероятно, объясняется тем, что после 758 г. в Китай больше их приходили кир гизские посольства. Что киргизы продолжали оказывать уйгурам сопротивление, видно из надписи на китайском языке, относящейся к царствованию другого уйгурского кагана, правившего от 808 до 821 г. При этом кагане снова была война между уйгурами и царством Гяньгунь, т. е. киргизами, которым приписывается большое могу щество; у них будто бы было до 400000 вооруженных луками воинов (по Тан-шу, у киргизов было всего 80 000 человек войска). На этот раз киргизское государство буд то бы потерпело полный разгром и прекратило свое су ществование; но в Тан-шу, в рассказе о появлении нового киргизского кагана и о полной победе его над уйгурами в 840 г., говорится, что до своей победы этот каган «двад цать лет продолжал войну» с уйгурами. Если так, то почти не остается времени для полного подчинения кирги зов уйгурскому кагану.

По переводу Иакинфа, в Тан-шу говорится, что киргизский владетель получил от уйгурского кагана титул Пицьсе Тунге Гинь, без прибавления слова каган; таким об разом, поражение киргизов имело последствием только утрату каганства и независимости, но не утрату государственной автономии. При благоприятных обстоятельствах, по-видимому, очень скоро после поражения, киргизский ажо, как его называли китайцы, мог возобновить борьбу с уйгурами и притязания на каганство, опираясь, по-видимому, на западных союзников. Говорится, что он объявил себя ханом (каганом), свою мать, происходившую из тюргешей, вдовствующей ханшей (хатун), свою жену, дочь карлукского государя, носившего титул ябгу, ханшей. Карлуки, ушедшие в VIII в. на запад и образовавшие после 766 г. государство с центром на берегах Чу, постоянн о упоминаются и потом, как соседи и союзники киргизов; но упоминание тюргешей кажется несколько странным; тюргешское каганство уже около 740 г. было уничтожено арабами; после 756–57 г. тюргеши уже не имели ника кого политического значения.

Война с уйгурами кончилась торжеством киргизов в 840 г., когда киргизами была взята столица уйгуров на Орхоне (ныне развалины Харыбамыза); от местопребывания киргизского кагана на Енисее до этого города считали 40 дней верблюжьего хода; при этом был убит уйгурский каган, правивший с 832 г. Киргизам не удалось окончательно покорить уйгуров; несмотря на потерю сто лицы, в 841 г. был провозглашен новый уйгурский каган Уге, боровшийся со своими врагами еще до 847 г., когда он погиб в борьбе со своими мятежными подданными; после этого уйгуры частью подчинились завоевателям Монголии – киргизам, частью ушли на юг, где основали два княжества, одно в области Турфана, другое в области Ганьчжоу. Господство над Монголией перешло к киргизам, государство которых, благодаря этому, сделалось первенс твующей кочевой державой в восточной части Средней Азии.

IX и X века. Киргизское великодержавие

Завоевание Монголии киргизами представляет редкий в истории Средней Азии пример завоевательного движения с запада на восток; почти все движения происходили в обратном направлении. По-видимому, киргизский хан не сделал своей столицей города уйгурского кагана на Орхоне; после своей победы он только перешел «на южную сторону гор Лаошань», или Думань, в 15 днях конной езды от бывшей столицы уйгуров; вероятно, имеются в виду горы Танну-Ола. Из военных предприятий киргизов известен только поход, в числе 70 000 воинов, на юг от песчаной степи, причем хан после победы возвратился обратно на северную сторону, уведя с собою часть уйгуров.

В противоположность уйгурам и их предшественникам огузам, часто нападавшим на Китай, киргизские ханы с самого начала старались установить дружественные отношения с династией Тан. При взятии уйгурской столицы они нашли там китайскую царевну Тайхэ и под охраной конвоя отправили ее обратно в Китай; конвой подвергся нападению со стороны уйгурского кагана Уге, которым была захвачена и царевна, освобожденная из уйгурского плена только в 843 г. Мы видели, что киргизский каган, как потомок китайца Ли Лина, считал себя родственником династии Тан, происходившей из той же семьи Ли. Китайские императоры сначала были склонны признать новых родственников; но потом императора Сюань-цзуна (847-859) убедили, что «Хягас есть небольшой род, который не в состоянии равняться с домом Тан». Вопрос был предложен на решение коллегии высших чиновников; коллегия решила, что «уйгурам давались грамоты во время их могущества: к счастию, они теперь упали, и для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать киргиз». Несмотря на такое неблагоприятн ое решение, сношения киргизов с Китаем продолжались; в царствование следующего императора, И-цзуна (860–873) было три киргизских посольства. Победитель уйгуров умер еще в 847 г., т. е. в том же году, как его главный враг Уге; в Тан-шу приводится имя и титул его ближайшего преем ника, но никаких других сведений ни о нем, ни о следую щих киргизских ханах не сообщается.

Вообще китайские известия о Средней Азии в эпоху киргизского великодержавия крайне скудны. Известия Тан-шу о киргизах, кроме упомянутых переводов, собраны в статье В. Шотта «Ueber die achten Kirgisen» (1865); в этих известиях дается описание страны и народа, но не сообщается никаких сведений по истории киргизов после 847 г. Более широкое распространение среди неспециалистов получил труд Клапрота «Таbleaux historiguesde l’Asie» (1826); Шотт относится к этой книге довольно отрицательно и доказывает, что ею во многих случаях был введен в заблуждение знаменитый географ Риттер в своем монументальном труде по географии мира («Erdkunde»). Влияние книги Клапрота, через посредство труда Риттера, появляется и в исторических главах известной книги Радлова «Аus Sibirien» (1884; второе издание, 1893, заключает в себе перепечатку первого без всяких изменений). Кроме китайцев, известия о Средней Азии в IX и X вв. сообщают и мусульманские авторы. Самое подробное описание путей через Среднюю Азию, в том числе и пути к киргизам, дает писавший по более ранним источникам персидский автор XI в. Гардизи, рассказ которого был издан и переведен мною в 1897 г. в моем «Отчете о поездке в Среднюю Азию с научною целью 1893–1894 гг.». Из новейших ученых трудов, где рассматриваются мусульманские известия о Средней Азии, в том числе о киргизах, особенного внимания заслуживают труды Маркварта, осо бенно его труд (1914) о народности команов (половцев). Достоинства и недостатки этого труда я постарался отме тить в своей рецензии, напечатанной в «Русском истори ческом журнале», кн. VII (1921).

О сношениях между киргизами и мусульманами говорят и китайцы, по словам которых киргизское государство было всегда в дружественных связях с даши (таджика ми, как тогда называли арабов), туфань (тибетцами) и гэлолу (карлуками). Из страны арабов к киргизам кажд ые три года приходил караван из 20 верблюдов, нагруж енных узорчатыми (по переводу Шотта: вышитыми золотом) шелковыми тканями; иногда число верблюдов доходило до 24. По-видимому, в Тан-шу не сказано, ка кими путями шел караван. У Клапрота к арабскому каравану отнесено то, что сказано в Тан-шу о тибетцах: боясь грабежей со стороны уйгуров, тибетцы шли в страну карлуков и ждали там провожатых; по толкованию Иакинфа, этот конвой доставляли им карлуки, по толкованию Шотта – сами киргизы.

Из слов о дружбе киргизов с арабами, тибетцами и карлуками можно заключить, что киргизы даже в эпоху своего великодержавия мало вмешивались в происходившие в западной части Средней Азии войны. Возможно, что некоторое время врагами их оставались уйгуры, захватившие в промежуток времени между 860 и 873 гг. часть нынешнего Китайского Туркестана с городами Кара-Ходж а (около современного Турфана) и Бишбалык (у китайц ев Бэйтин, около современного Гучэна). Предшественни ками их здесь в VIII в. были другие турецкие народности, сначала басмылы, потом турки-огузы, которых арабы наз ывали тугузгузами (по-турецки токуз-огуз, по делению огузов на девять родов), китайцы-шато (по названию пустыни, где они некоторое время жили). В 794 г. эта область была завоевана тибетцами, и населявшие ее турки в начале IX в. были оттеснены в пределы собствен но Китая; уйгуры, таким образом, уже застали здесь не турок, а тибетцев. Арабы, по-видимому, ознакомившись с этой местностью еще в то время, когда она принадле жала огузам, не знали о последующих переменах и пото му продолжали называть местное население тугузгузами; только Махмуд Кашгарский в XI в., едва ли не единствен ный из писавших на арабском языке авторов, имевший возможность говорить о Средней Азии не по книгам, а на основании личного знакомства со страною, вместо «тугузгуз» везде пишет «уйгур». После борьбы между уйгу рами и огузами в Монголии в состав уйгуров вошла часть огузского народа; уйгурский хан середины VIII в., над пись которого издал Рамстедт, называл себя государем он-уйгуров (десяти уйгуров) и токуз-огузов (девяти огуз ов), хотя и уйгуры, по китайским известиям, разделялись на девять родов, и писавший в монгольский период ист орик Рашид ад-дин рядом с он-уйгурами знает и токуз-уйгуров. Во всяком случае, изданная Рамстедтом надпись показывает, что уйгурский хан, как и следовало ожидать, прежде всего чувствовал себя государем своего уйгур ского народа; если бы арабы впервые познакомились с восточной частью Китайского Туркестана только в то вре мя, когда там уже жили уйгуры, то в арабскую геогра фическую литературу вошло бы название уйгур, а не название тугузгуз. Вследствие этого иногда бывает трудно решить, какие из арабских известий о тугузгузах относят ся к уйгурам и какие – к их предшественникам, как вооб ще трудно приурочить те или другие сведения о Средней Азии, находящиеся в мусульманской географической ли тературе, к определенному хронологическому моменту. Мусульманские географы черпали свои сведения из книг, большей частью, не называя своих источников и не пре дупреждая читателя, что ему говорят не о том, что есть теперь, а о том, что было когда-то, иногда на несколько веков раньше. Это относится, конечно, и к тем известиям, в которых упоминаются киргизы (арабские и персидские авторы этого времени пишут хирхиз, как вообще буквой х в то время передавали турецкое гортанное к; писали, например, харлук, у персидских авторов харлух, вместо карлук). Если нам достоверно известно, в каком году написано данное сочинение, это нисколько не разъясняет вопроса, к какому времени относятся сообщаемые в нем факты.

Кроме писавшего в XI в. Гардизи, интересные сведения сообщает анонимный труд, также на персидском язы ке, «Границы мира» (Худуд ал-алам), написанный в 372 г. х., т. е. в 982 или 983 г. н. э. Это сочинение дошло до нас только в одной рукописи, найденной в Бухаре в 1892 г. для покойного А. Г. Туманского, вследствие чего самый труд упоминается в русской научной литературе обыкно венно под названием «рукопись Туманского». По этому источнику, киргизы были не только северными, но и за падными соседями тугузгузов. Тот же автор говорит о городе Пенчуле (произношение не вполне установлено; в китайской транскрипции Выньсу; по местоположению со ответствует нынешнему Уч-Турфану), что он находился в области карлуков; его владетель прежде был в зависимо сти от тугузгузов, а «теперь» этим городом владеют кирг изы. Арабы вообще говорят о войнах между тугузгузами и карлуками, что прежде перевес был на стороне тугуз гузов, а потом, когда тугузгузы приняли манихейство (возможно, что эта религия была принята в восточной части Китайского Туркестана раньше, чем уйгурами в Монголии), успех пришел на сторону карлуков. Однако из рукописи Туманского можно заключить, что тугузгузы отняли у карлуков часть их владений; народу ягма, вы шедшему из среды тугузгузов, принадлежали Кашгар и часть Семиречья (Джетысуйской области) к югу от Нарына, о Кашгаре говорится, что здесь была граница между областью народа ягма, киргизами, тибетцами и Китаем.

Известия рукописи Туманского о границах между сред неазиатскими народами не вполне отчетливы; в главе о киргизах говорится, что соседями их на юге, кроме тугузгузов, была часть карлуков, но в главе о карлуках (халлух) киргизы среди соседей этого народа не упоминаются. Зато киргизы названы среди соседей двух других семиреченских народностей – чигилей и тухсийцев; чигили жили на северном берегу Иссык-Куля, тухсийцы, составлявшие часть тюргешей (другой ветвью тюргешей были упомянутые выше азы),- в долине реки Чу.

Из всего этого можно заключить, что киргизы в эпоху своего великодержавия несколько расширили свои владе ния в сторону юго-запада; но о том, когда и как это прои зошло, источники не дают никаких сведений; слово «те перь» в рукописи Туманского во всяком случае заимствов ано из более раннего источника и не может быть отнесе но ко времени автора, когда киргизы уже утратили своё кратковременное могущество. Вообще ничего не говорится об отношениях между киргизами и другими народами. По Тан-шу, к киргизам привозились ткани не толь ко от арабов, но также из Кучи и Бэйтина, т. е. Бишбалыка, принадлежавшего уйгурам; из этого можно заключ ить, что и с уйгурами было достигнуто соглашение. На это же указывает приведенный выше, со слов Гардизи, маршрут из области «тугузгузов» до ставки киргизского кагана на Енисее, в 7 днях пути к северу от гор Кёгмен, или Саянского хребта. Это – единственный путь к киргиз ам, описанный в мусульманской литературе; вообще ара бы знали киргизов только, как северных соседей тугузгуз ов и отчасти карлуков и как народ, живший на крайнем северо-востоке; по представлению арабов, владения киргизов доходили на востоке до океана.

Из областей ислама было два пути в степь на северо-восток – один от низовьев Сыр-Дарьи, другой от Таласа (ныне Аулие-Ата); оба пути вели в область народа калмаков, центром которой была местность к северу от Ирт ыша. Кимаки, западные соседи киргизов, остались сов ершенно неизвестны китайцам и впервые упоминаются только в мусульманской литературе. Был ли торговый путь из страны кимаков в страну киргизов как продолжение пути из областей ислама к кимакам и каковы вообще были отношения между этими двумя народами, совершенн о неизвестно. Подобно киргизам, кимаки были по языку турками; об одной местности в стране кимаков в рукописи Туманского сказано, что там люди следуют киргизским обычаям. По-видимому, кимаки раньше киргизов утратили политическое единство, хотя в рукописи Туманского упоминается каган (арабские и персидские авторы всегда пишут хакан) кимаков и хотя глава рано отделившейся от главной массы народа западной ветви кимаков, кипчаков, считался вассалом кимацкого царя. В XI в., при Махмуде Кашгарском, кимаков больше не было; на Иртыше тогда жил народ йемек, упоминаемый у Гардизи, подобно кипчакам, среди кимацких родов. Известно, что кипчаки впоследствии, не составляя политического целого, дали свое название степям западной части Туркестана и юго-восточной части России; в послемонгольский период те же кипчаки составили ядро казацкого народа, которо му в XVIII в. калмыки (ойраты) и русские ошибочно присвоили название «киргизов». Нет указаний на то, чтобы распадению кипчаков способствовали их восточные соседи.

По рукописи Туманского, из страны киргизов вывозилось много мускуса и мехов (о киргизском мускусе гово рят и другие источники), также березовое дерево (вероят но, кора) и рог хуту, употреблявшийся для выделки рук ояток ножей; как доказывают теперь, имеются в виду привозившиеся с отдаленного севера клыки моржей и нарв алов. Киргизский царь назывался киргиз-хаканом (каган ом). По описанию того же автора, киргизы по нравам несколько походят на диких зверей; наружность у них грубая, мало волос; нет справедливости, мало милосерд ия. Они отличаются воинственностью; со всеми соседями у них война и вражда. У них есть повозки (или лодки), бараны, коровы и лошади; они кочуют, ища воды, травы, (благоприятной) погоды и лугов. Они почитают огонь и сжигают мертвых, живут в палатках и шатрах, занимаютс я охотой. Есть народ фури, также из киргизов, к востоку от них; они с другими киргизами не смешиваются; они людоеды, безжалостные; языка их другие киргизы не по нимают; они подобны диким зверям. Город, где живет киргизский хакан, называется Кемиджкет. Есть народ кесим, из киргизов, в горах; у них есть шатры; они добыва ют меха, мускус, хуту и тому подобное. Есть другой народ из киргизов, язык которого ближе к языку карлу ков, и одежда сходна с одеждой кимаков. Ни у одной ветви киргизов нет совсем ни деревень, ни городов; все они живут в шатрах, за исключением того места, где жив ет хакан.

В этом тексте киргизы являются гораздо более диким народом, чем в Тан-шу; китайские сведения в этом случае, по-видимому, более достоверны. Особенно бросается в глаза различие между словами китайцев о мирных сношениях киргизов с другими народами и словами персидског о автора о войне со всеми соседями. Подтверждается китайцами известие о сжигании мертвых; китайцы, сверх того, говорят, что через год кости, оставшиеся после сож жения трупа, зарывались в землю; в отличие от турок, при похоронах не царапали лиц. О сожжении мертвых Гардизи прибавляет, что по мнению киргизов, огонь был сам ой чистой стихией и уничтожал всякую нечистоту; так и мертвый очищался огнем от грязи и греха. В отличие от других киргизов, народ фури уносил своих мертвецов в горы и оставлял их на деревьях, пока они не разлагались. Что касается названия единственного киргизского города или поселения, то китайская транскрипция этого названия (у Иакинфа – Мидичжы, у Шотта – Мидичжита) заставляет предполагать в персидском тексте чтение Микиджкет (последний слог – иранское слово, часто прибавляемое к названию городов и селений, напр., Ахсикет, Пянджикет и т. п.).

В более благоприятном свете изображает жизнь киргизов автор X. Абу Дулеф. Сведения о киргизах входят в состав описания путешествия этого автора, несомненно фантастического, в нем много географических несообразностей, и посетить народы в том порядке, в каком он их описывает, Абу Дулеф не мог. Очень вероятно, что он их вообще, не посещал и в качестве виденного им самим приводит сведения, заимствованные из книг, но среди его источников могли быть и достоверные. О киргизах говор ится, что они едят просо, рис и всякое мясо, кроме вер блюжьего; у них есть дом богослужения и свое письмо; они отличаются благоразумием и осмотрительностью; не гасят светильник и дают ему погаснуть самому. У них есть мерная речь, которой они пользуются во время мо литвы. Есть мускус. Есть три годовых праздника. Их знам ена зеленые. Во время молитвы они обращаются к югу. Из планет почитают Сатурн и Венеру; на Марс смотрят как на звезду, предвещающую дурное. Много хищных зверей. Есть камень, светящийся по ночам, так что они обходятся без освещения; из этого камня выделываются вещи только у них. Их царь заботится об их благосостоя нии, и они ему повинуются; в его присутствии может сад иться только человек старше сорока лет.

В этом рассказе любопытно упоминание о киргизском письме, о котором говорится и в Тан-шу, где сказано, что у киргизов «письмо и язык совершенно сходны с уйгурскими». Речь идет не о том алфавите, который в это время только начинал распространяться среди уйгуров и впоследствии был заимствован монголами, но о более древн их письменах, ключ к чтению которых мог быть найден благодаря открытию орхонских надписей. Что тот же алфавит был известен киргизам, видно из многочисленных надписей в бассейне Енисея, ставших известными науке гораздо раньше, чем орхонские, но разобранных только благодаря открытию исторических орхонских надписей, впервые давших науке материал, на основании которого можно было приступить к разбору загадочных письмен. Попытку дать перевод енисейских надписей сделал Радлов. Надписи почти все надгробные; исторических сведений в них нет, слово кыргыз в них не встречается; только потому, что, по историческим сведениям, на Енисее жили киргизы, Радлов полагает, что надписи большею частью принадлежат им. Замечательно, что ни в одной надписи нет даты, хотя бы по эре животного цикла, хотя в Тан-шу именно о киргизах говорится, что у них года составляют двенадцатилетний цикл и обозначаются названиями животных; на этом основании Абель-Ремюза в 1820 г. самое изобретение животного цикла был склонен приписать киргизам. Формы букв указывают на более древний период, чем время орхонских надписей; поэтому Радлов был склонен относить енисейские надписи к VII в., преимущественно ко второй его половине. В одной надписи говорится, что покойный в возрасте семи лет отправился к китайско му императору; по мнению Радлова, это не могло прои зойти раньше 648 г., когда, по Тан-шу, было отправлено первое киргизское посольство в Китай. Еще более сомнит ельно утверждение С. Е. Малова (в докладе на туркологическом съезде в Баку 28 февраля 1926 г.), что енисейс кие памятники «датируются даже двумя-тремя столетиям и раньше орхоно-селенгинских».

Как всякие надгробные эпитафии, енисейские надписи дают некоторый материал для суждения о понятиях и верованиях народа; но научное использование этого материала едва ли возможно до появления в свет нового, исправленного издания текста и перевода. По религии киргизы несомненно были шаманистами, и к этой религии относятся слова Абу Дулефа о молитвах и мерной речи. Для обозначения шаманов у киргизов, как и у других турок, было слово кам; в енисейских надписях (как и в орхонских) этого слова нет, но оно приводится в Тан-шу, в рассказе о киргизах. Замечательно, что, несмотря на торговые сношения с буддистами (тибетцами) и мусульманами, нет никаких известий о каком-либо успехе среди киргизов буддийской или мусульманской пропаганды.

Из товаров, вывозившихся из страны киргизов, наибо лее ценился в мусульманских странах, по-видимому, мус кус. На торговле этим товаром, как и другими предмета ми вывоза из стран Дальнего Востока, могло отражаться соперничество морской торговли с сухопутной; развитие морской торговли должно было в этом отношении причи нить ущерб киргизам. Известно, что в настоящее время мускус вывозится преимущественно морем из гаваней Кит ая; особенно из Шанхая. В X в. географ Ибн Хаукаль говорит, что лучший по цене и качеству мускус привозил ся из Тибета и из области киргизов, очевидно сухим путем; но уже более ранний (писавший в 891 г.) географ Якуби, ставя выше всего тибетский мускус (киргизский им не упоминается), после него согдийский (в местности по Зеравшану) и только на третьем месте китайский, прибав ляет к этому, что лучший сорт китайского мускуса выво зился из гавани Ханфу (Кантон). Мускус упоминается потом среди товаров, привозившихся из Китая в Аден.

Независимо от внешней торговли, у киргизов было свое металлическое производство, может быть унаследов анное от живших некогда на Енисее народов прежней, бронзовой культуры, которых до сих пор не удается приурочить ни к определенному этнографическому типу, ни к определенному хронологическому периоду. Киргизам, по-видимому, давно было известно железо; в Тан-шу ска зано, что киргизы выделывали из железа королеве ору жие, которым прежде уплачивали дань туркам; железо называлось у них кяса (Kja-sa). Шотт сближает это слово с самоедскими словами rues, vese, jesea, но указывает так же на возможность родства с алтайским j s «медь» и команским (половецким) j  s «желтая медь». Для решения воп роса об ознакомлении киргизов и вообще турок с метал лами было бы необходимо более подробное сопоставление относящихся к этому вопросу лингвистических данных. Радлов, в согласии с местным народным преданием, при писывает киргизам могилы на Абакане и Енисее, в котор ых им были найдены предметы позднего железного века.

По степени своего культурного развития киргизы, несомненно, стояли гораздо выше своих северных и восточных соседей, о которых мы находим некоторые сведения в китайских и мусульманских источниках. Выше были приведены сведения рукописи Туманского о жившем к востоку от киргизов народе фури, в которых этот народ обвиняется даже в людоедстве. Некоторые подробности о фури и об отношениях между ними и киргизами сообщаются у Гардизи, по словам которого от ставки киргизского хана до области народа фури было три месяца пути. Фури описываются как дикие люди, живущие в болотах; если их вывести оттуда, они походят на рыб, вытащенных из воды. Если кто-нибудь из них попадает в плен к кирги зам, он отказывается от пищи и пользуется каждым случ аем, чтобы убежать.

В некоторых других источниках к востоку от киргизов помещаются народы кун и кай (или кайн), причем, однак о, вместо кун встречается и чтение кури; очень возможн о, что это – те же фури (буквы к и ф в арабском алфа вите легко смешиваются). Сопоставление с китайскими источниками заставляет отдать предпочтение чтению кури. Мы видели, что в Тан-шу и в орхонских надписях упоми нается народ курыкан, живший, по Тан-шу, у Байкала; в более позднем китайском сочинении (Юань-ши, истории монголов) около Ангары помещается народ кули; тот же народ упоминается у писавшего в начале XIV в. персидс кого историка Рашид ад-дина в местности у Байкала, под названием кури. Есть известие, у автора начала XIII в. Ауфи, что народ кури (или кун) подвергся нападению со стороны своего восточного соседа, народа кай, и потому передвинулся на запад, где потеснил другие народы; сред и этих народов киргизы не упоминаются, и весь рассказ Ауфи, которому придает большое значение Маркварт (по мнению Маркварта, с этим движением связан упомянутый выше факт распадения кимаков), мало подтверждается другими источниками.

Несомненно легендарный характер имеет не лишенный, однако, интереса, рассказ того же Ауфи о путешествии одного киргиза вниз по Енисею с целью узнать, куда впадает река. По рассказу Ауфи, в стране киргизов соединяются в одну реку четыре реки; после соединения их река течет во мраке, среди гор и пещер. Киргиз пустился вниз по реке на небольшом судне; в продолжение трех суток он не видел света, звезд, месяца и солнца; наконец, он прибыл на широкую равнину и вышел из судна. Услышав звук копыт лошадей, он влез на дерево и ждал, кто придет; явились трое всадников очень высокого роста (их рост сравнивается с длиной копья) с собаками, не уступавшими по величине коровам. Увидев киргиза, они сжалились над ним, предложили ему спуститься с дерева и посадили его к себе на одного из коней, чтобы его не растерзали собаки; потом привели его к себе в палатку и накормили, причем удивлялись его малому росту, как будто никогда не видали таких людей; наконец, они показали ему дорогу, как ему вернуться к себе домой; никто не знал, кто они и из какого народа. По поводу этого рассказа можно напомнить, что Енисей имеет характер горной реки до Минусинска и снова от границы Ачин-ского уезда до Красноярска.

Не прошло и ста лет после поражения уйгу ров и начала киргизского великодержавия, как этом у великодержавию пришел конец. В начале X в. первенство в восточной части Средней Азии перешло к китаям, народу монгольского происхождения, уже в течение нескольких веков принимавшему участие в событиях политической жизни; уже в VII в. китаи вхо дили в состав коалиции, составившейся против восстанов ленного каганства турок-огузов, и должны были напасть на общего врага с востока. Теперь предводитель китаев (его имя в китайской транскрипции – А-бао-чжи, или Араокi) овладел частью Северного Китая, в 917 г. принял китай ский императорский титул и основал новую династию Ляо. Китаи никогда не владели всей «Срединной империей», а только северной ее частью; тем не менее их имя, в разных переделках, употреблялось многими народами, от Монго лии до Индии и до Западной Европы, для обозначения древн ей культурной державы Дальнего Востока; отсюда же русское «Китай».

Основатель династии Ляо не только завоевал некото рые культурные области Китая, но в 924 г. совершил поход в Монголию, посетил развалины прежней уйгурской столицы на Орхоне, осмотрел камни с надписями бывших каганов и сам поставил новый памятник (не сохранившийся). Очевидно, этому должна была предшествовать победа над киргизами, хотя прямых известий о такой победе в источниках, до сих пор приведенных в известность, по-видимому, нет. Стремление восстановить в Монголии порядки, бывшие до киргизского великодержавия, видно в предложении, сделанном уйгурскому владетелю города Ганьчжоу – вернуться в прежние уйгурские владения на Орхоне. Уйгурский владетель будто бы ответил, что со времени ухода уйгуров из Монголии прошло десять по колений, что было бы сильно преувеличено; в действительности, со времени победы киргизов над уйгурами прошло только 80 лет, т. е. меньше трех поколений; но и этого срока было достаточно, чтобы уйгуры успели при выкнуть на своей новой родине к земледельческой и го родской жизни и не пожелали вернуться в кочевья Мон голии.

В книге Радлова сказано, что киргизский хан вернулся в свою прежнюю ставку на Енисее только в 970 г.; это известие, через посредство Риттера, заимствовано у Клапрота (где явная опечатка или описка: 670); Шотт в своих источниках этой даты, по-видимому, не нашел, и неизвестн о, откуда взял ее Клапрот. Рассказ о походе китаев на Орхон в 924 г. заставляет сомневаться в том, чтобы кир гизы могли держаться в Монголии, или хотя бы в части ее до 970 г.

Киргизы были последним турецким народом, господствовавшим в Монголии; после их поражения Монголия приобрела тот этнографический характер, который она сохранила до сих пор. Сделанное уйгурам предложение показывает, что у китаев не было сознательного стремления вытеснить из Монголии турок и отдать их земли своим родичам – монголам; но после отказа уйгуров, дру гого турецкого народа, который мог бы поселиться в Монг олии, больше не было, и отсутствием турок воспользовал ись народы монгольского происхождения. Очень вероят но, что монголами были и восточные соседи киргизов, народ фури (или кури); на это указывают слова рукописи Туманского, что язык «фури» был для других киргизов непонятен. Некоторые сведения о народах, говоривших не по-турецки, сообщает и Махмуд Кашгарский; к сожале нию, эти сведения не вполне отчетливы, и признаков личн ого знакомства со странами отдаленного северо-востока в них не заметно. Махмуд Кашгарский справедливо при числяет киргизов к народам, говорившим на чисто турец ких наречиях, но помещает их на крайнем северо-востоке; нетурецкие народы, кайи и татары, жили, по его словам, западнее; в то же время, однако, говорится, что татары жили в местности Утугэн, как называлась горная цепь, пост оянно упоминаемая в орхонских надписях (по представ лению автора надписей, это была настоящая родина тур ок) и, по-видимому, соответствующая Хангаю. Что в XI в. здесь жили татары (так еще при Чингиз-хане и после всегда называли нынешних монголов), яснее всего свидетельствует о происшедших со времени орхонских надп исей переменах в составе населения. Более точные данн ые о распределении народов мы имеем только для конца XII и начала XIII в., т. е. для эпохи выступления Чингиз-хана. В это время даже в верховьях Енисея, непосредс твенно к югу от киргизов, жил народ монгольского про исхождения, ойраты, язык которых только диалектически отличался от языка монголов Чингиз-хана. Есть китайское известие, что от «Ойра до Кэргисы», т.е., вероятно, от центра области ойратов до южной границы области кир гизов, считалось пять переездов. Насколько здесь смешив ались оба языка, турецкий и монгольский, видно из слов Рашид-ад-дина, что составлявшие верховья Енисея речки назывались Секиз-мурэн (Восемь рек); к монгольскому слову мурэн (река) приставлено турецкое числительное. Те перь в этой мест ности, как известно, живут турки, хотя и на ходящиеся под сильным монгольским влиянием; среди названий речек и на современной карте есть монгольские; одно из них, Ебе-усу, приводится уже у Рашид-ад-дина.

Несмотря на кратковременность киргизского господства в Монголии, память о киргизах сохранилась у монголов до сих пор, может быть именно потому, что киргизы были последним народом, жившим и господствовавшим в Мон голии до занятия этой страны монголами. «Киргизскими» называются древние могилы на всем пространстве Запад ной Монголии почти до Орхона, в том числе и те, которые в действительности принадлежат не киргизам, а их предш ественникам – уйгурам и другим. Рамстедт упоминает о таких «киргизских» могилах между Селенгой и Орхоном, близ памятника с надписью, где говорится о царство вании одного из уйгурских каганов VIII века.

Енисейские киргизы после Х века

После утраты своего кратковременного могущества киргизы в течение более пяти веков упоминаются только на своей первоначальной родине – на Енисее, к северу от Саянского хребта. За исключением известий о событиях, связанных с образованием империи Чингиз-хана, нет поч ти никаких данных о том, каковы были в то время отнош ения киргизов к другим народам.

Возможно, что ослаблением киргизов воспользовались их старые враги уйгуры, продолжавшие владеть областью с городами Кара-Ходжа и Бишбалык. Между 981 и 984 гг. у них был китайский посол Ван Янь-дэ (не от китаев, но из Южного Китая, где правила национальная династия Сун); среди подчиненных в то время уйгурам народов он вместе с ягма и карлуками называет также киргизов. Пельо отмечает факт, что те же три народа названы вместе у Ауфи, где, однако, сказано только, что ягма и карлуки живут к западу от киргизов; тут же говорится о кимаках, как о северных соседях киргизов, из чего видно, что Ауфи находился под влиянием книжных известий в более ранних временах. Говорится ли у Ван Янь-дэ о подч инении уйгурам енисейских киргизов, из приведенного Пельо текста не видно; более вероятно, что речь идет о ликвидации тех успехов киргизов в Восточном Туркестане, о которых мы знаем из рукописи Туманского.

В следующий раз киргизы упоминаются в рассказе персидского историка Джувейни (XIII в.) о движении на запад части китаев после завоевания их государства на родом маньчжурского происхождения, чжурчжэнями, уничтожившими в Северном Китае династию Ляо (916– 1125) и основавшими новую династию Цзинь (1125–1234). Ушедшим на запад китаям удалось основать обш ирную империю, которую китайцы называют империей «западных Ляо»; в мусульманских источниках владетели этой империи, начиная с основателя ее, носят титул гурхан. Известия о движении китаев на запад и об их завое ваниях в западной части Средней Азии приводятся во многих сочинениях китайских и мусульманских, но о столкн овениях между китаями, или, как их называли мусуль мане, кара-китаями и киргизами говорит только Джу вейни.

По рассказу Джувейни, гурхан выступил из своей страны, по одному известию, с отрядом всего в 80 человек, по другому – с многочисленным войском. Когда кара-китаи подошли к пределам киргизов, они стали производить на беги на жившие в этих пределах племена; те ответили им такими же нападениями; кара-китаи были вынуждены уйти еще дальше на запад и пришли в Эмиль, т. е. в окр уг современного Чугучака, где ими был построен город, от которого при Джувейни оставались только развалины. В этой местности к ним присоединилось много турок и других народов; число их дошло до 40000 домов; все-таки они в Эмиле не могли остаться и были вынуждены двин уться дальше. Они пришли в мусульманский город Баласагун (на реке Чу), где оказали поддержку местному хану против враждебных ему кочевников, но потом лишил и престола его самого и овладели городом. Баласагун сделался центром обширной империи кара-китаев, грани цы которой определены в тексте Джувейни не вполне ясно; произношение приведенных там географических наз ваний не может быть точно установлено; возможно, что северным пределом империи гурханов названы местности по реке Кем, о которой речь будет ниже. После Баласагуна кара-китаи взяли Кашгар и Хотан, потом отправили войско против киргизов, чтобы отомстить им за их преж ние действия, и взяли Бишбалык, потом было отправлено войско на Фергану и Мавераннахр, т. е. Туркестан. В расс казе Джувейни нет хронологических дат; дата некоторых из упоминаемых им событий может быть установлена по другим источникам. Точнее всего известно время первого похода кара-китаев на Фергану и прилегающие к ней зем ли; речь идет о победе, одержанной ими над войском самаркандского хана при Ходженде в рамазане 531 г. (май-июнь 1137 г.). Поход на киргизов произошел, сле довательно, незадолго до этого времени. Движение китаев на запад началось, по китайским источникам, еще до окон чательного падения их государства, после взятия чжурчжэнями Пекина (1120 г.). Во главе эмигрантов был член династии, которого китайцы называют Да-ши; это имя иногда прибавляется к фамильному имени императоров династии Ляо-Елюй, и потому основатель империи западн ых Ляо носит в китайских источниках имя Елюй Да-ши. После падения Пекина Да-ши был взят в плен с оружием в руках, но потом был проводником чжурчжэней во время дальнейших военных действий и за это был прощен. Это произошло в 1121 г.; вскоре после этого Да-ши бежал в неизвестном направлении; в 1124 г. до чжурчжэней дошло известие, что он был провозглашен царем где-то в северн ых странах и что его царство состоит из двух частей, северной и южной. В 1129 г. из Восточной Монголии были получены более подробные сведения об успехах Да-ши в северных странах; в 1130 г. уйгуры из Кара-Ходжа зах ватили в плен одного из приверженцев Да-ши и выдали его чжурчжэням; в 1144 г. те же уйгуры привезли дань чжурчжэням и сообщили, что Да-ши больше нет в живых, но что его народ живет недалеко от них, уйгуров.

Эти известия, извлеченные синологом Бретшнейдером из истории династии Цзинь (Цзинь-ши), находят себе не которые подтверждения как в истории династии Ляо (Ляо-ши), так и в мусульманских источниках. Последние отно сят смерть первого гурхана к рамазану 537 г. х. (январь – февраль 1143 г.). Провозглашение Елюй Да-ши императором произошло, как доказывает Маркварт, 21 февраля 1124 г. Из рассказа Джувейни можно заключить, что та кое усиление кара-китаев произошло в Эмиле уже после столкновения с киргизами, которое, следовательно, имело место после 1121 и до 1124 г. Что касается похода, пред принятого, по словам Джувейни, для отмщения киргизам, то он, вероятно, был связан с теми действиями уйгуров, о которых говорится в Цзинь-ши, особенно с событием 1130 г. Джувейни в связи с рассказом о походе на киргизов говорит только о взятии кара-китаями Бишбалыка, уйгур ского, а не киргизского города. Очевидно, киргизы прини мали какое-то участие в событиях, происходивших в обл асти уйгуров, но в чем заключалось это участие, из слов Джувейни не видно. Нет также достоверных сведений о том, чтобы власть династии западных Ляо или их сопер ников, династии Цзинь, когда-либо распространялась «на область киргизов, т. е. на бассейн Енисея. Уйгуры в XII в. подчинялись то династии Ляо, то династии Цзинь; подчи нение их Чингиз-хану в 1209 г. было связано с восстанием против гурхана и убиением его представителя; между тем в рассказе о подчинении Чингиз-хану киргизов нет ни слова о каких-либо отношениях этого народа к кара-китаям или чжурчжэням.

Сведения о состоянии страны киргизов в конце XIIв. и в начале XIII в. мы находим у Рашид ад-дина (известно, что эта часть сочинения Рашид ад-дина издана и пере ведена Березиным) и в китайской «Истории династии Юань» (Юань-ши), как называлась у китайцев династия, основанная монголами; сведения Юань-ши приводятся многими синологами, особенно Шоттом, Бретшнейдером, Палладием и другими. По Рашид ад-дину, были две области, Кыргыз и Кем-Кемджиют, составлявшие одно цар ство. Рашид ад-дин не говорит, какую часть страны кир гизов составляла страна Кем-Кемджиют; в Юань-ши об этом даются противоречивые сведения; область Кяньчжоу помещается к юго-востоку от страны киргизов и в то же время к западу от реки Кем, т. е. от Енисея. В рассказе Рашид ад-дина о монгольском походе 1218 г. название Кем-Кемджиют носит река в стране киргизов, в то время покрытая льдом. В 1223 г. китайский отшельник Чанчунь, находясь в местности у Алтая, слышал там, что стра на Кянькяньчжоу находится оттуда на северо-запад, за 1000 с лишком ли (около 500 верст). Во всяком случае, страна Кем-Кемджиют составляла южную часть киргизской области и скорее юго-западную, чем юго-восточную.

По Рашид ад-дину, границей владений киргизов были Ангара и Селенга на северо-востоке и востоке, владения найманов (самого сильного народа Западной Монголии) на юге, от Селенги до Иртыша, владения народов кури, баргут, тумэт и байлук в местности около Байкала, в стране Баргуджин-Тукум, название которой сохранилось в названии местности и речки Баргузин.

В Юань-ши, кроме Кяньчжоу и Ангары, упоминаются в связи со страной киргизов еще три области: Усы, Ханьхэна и Йиланьчжоу (слово чжоу имеет в китайском языке нарицательное значение: округ). Область Усы находилась к востоку от киргизов и к северу от реки Кянь (Кем, Ени сей) и получила название от другой реки; вероятно, имеетс я в виду река Ус. Еще восточнее находилась область Ханьхэна, где вытекала река Кем и откуда выходила через два горных прохода; в зимнее время здесь употребл ялись лыжи. Об области Йиланьчжоу только говорится, что она получила название по большой змее (по-турецки йилан, или илан,- змея); местоположение этой области ближе не определяется.

В Юань-ши уже упоминается легенда о происхождении киргизов от сорока дев, основанная на производстве названия киргиз от слов кырк (сорок) и кыз (девица). Киргизы описываются в Юань-ши как народ очень мало численный; их было будто бы всего 9000 семейств, что едва ли может соответствовать действительности. По сте пени культурного развития страна, по-видимому, стояла выше, чем в эпоху киргизского великодержавия, из чего можно заключить, что сношения с культурными народами за этот период не прекратились. По словам Рашид ад-дина, в стране киргизов было много кочевников, но также мно го городов и деревень. По Юань-ши, киргизы не были искусными земледельцами, но посевы пшеницы у них были. Чан-чунь говорит о стране Кянькяньчжоу, что там «добы вается доброе железо и водится много белок; там также сеют пшеницу; китайские ремесленники живут во мно жестве, занимаясь тканьем шелковых материй, флера, парчи и цветных материй». Любопытно последнее извес тие: из него видно, что ткани, некогда привозившиеся в страну киргизов, теперь выделывались в самой стране, хотя и не руками туземцев. Монголы еще при Чингиз-хане содействовали насаждению в этих местностях земл едельческой культуры; Чан-чунь еще в 1221 г. слышал у Алтая, что к северу от этих гор есть город, построенный, по поручению монголов, уйгуром-христианином Чингаем, и в нем хлебные амбары. Вероятно, Монголия в то время, когда хлеб вследствие военных событий не мог привозить ся из Китая, нуждалась в подвозе хлеба из плодородного Минусинского района.

События конца XII и начала XIII вв., связанные с возвышением Чингиз-хана и борьбой между ним и его соперниками, отразились и на судьбе киргизов. В 1199 г. (год барана) найманы, разбитые Чингиз-ханом и его тогдашним союзником Ван-ханом кераитским (кераиты были также монгольским народом, восточными соседями найманов), бежали в страну Кем-Кемджиют. Окончательная победа Чингиз-хана над найманами (кераиты были разбиты им раньше и бежали на юг) и провозглашение Чингиз-хана главой всей Монголии произошло в 1206 г. Главная масса найманов и их союзников мергитов бежала на запад, за Иртыш, но есть известие (в Юань-ши), что предводитель мергитов Тухта-бики весной (вероятно, 1207 г.) дошел до реки Кем, по ней (вероятно, река еще была покрыта льдом) шел несколько дней до страны киргизов (Килигисы) и «овладел всеми пятью родами их». Вопреки этим словам, мергиты, по-видимому, только прош ли через страну киргизов, но не остались там; Чингиз-хан в том же 1207 г. (год зайца) отправил к киргизам послов с требованием покорности. Каганов у киргизов в то время уже не было; киргизские владетели носили титул инал; у некоторых турецких народов так назывался насл едник престола, во всяком случае, титул инал был ниже титула каган. Слова Рашид ад-дина в этом случае не вполне ясны (в тексте есть пропуск); по-видимому, было два киргизских инала – Еди-инал и Урус-инал. Чингиз-хан отправил послов к обоим; оба выразили покорность и вместе отправили ответное посольство; киргизских пос лов, по одному рассказу, было два, по другому – три; с ними был кречет с белыми глазами (по-видимому, только один от обоих иналов). По Юань-ши, в стране киргизов были черные и белые кречеты.

Таким образом, киргизы сперва покорились монголам без военных действий; но в 1218 г. (год барса) между ними все-таки произошла война. Против монголов в это время восстали жившие у Байкала народности, тумэты и байлуки, так как они были соседями киргизов, то Чингиз-хан потребовал от киргизов войска для подавления вос стания; киргизы не только не исполнили этого требования, но сами возмутились против монголов. Против киргизов было отправлено войско под начальством старшего сына Чингиз-хана, Джучи-хана. Начальник монгольского авангарда, Бука, прогнал киргизов и вернулся обратно через восьмую реку (очевидно, имеется в виду одна из восьми речек области ойратов); потом пришел сам Джучи, перешел через покрытую льдом Кем-Кемджиют (Енисей), покорил киргизов и вернулся обратно.

Другой рассказ о покорении киргизов монголами на ходится в монгольском богатырском эпосе XIII в., известном под названием «Сокровенная история монголов» (по-китайски Юань-чао би-ши; русский перевод сделан Палладием). Этот источник относит поход Джучи к 1207 г. и связывает выражение киргизами покорности с этим походом. По этому рассказу, Джучи прошел через страну ойратов и покорил их; когда он пришел в страну киргизов, «правитель их, Еди-инал, тоже покорился и явилс я к Джучи с белым соколом, белым мерином и черными соболями». Покорив другие лесные народы, Джучи вернулся к отцу, взяв с собою киргизских темников (начальников отрядов в десять тысяч человек) и тысячников, равно князьков лесных народов; также сокола, мерина и соболей.

Память о Джучи-хане сохранилась и у тяньшаньских киргизов; предание о Джучи является, может быть, единственным следом пребывания их некогда на Енисее, о котором они сами не сохранили никаких воспоминаний. По легенде, слышанной Радловым, у киргизов не было хана; поэтому они попросили великого хана (т. е. Чингиз-хана) дать им в ханы своего сына Джучи; Джучи был маленьким мальчиком, попал по дороге в стадо куланов (диких ослов) и был уведен ими. «Аксак (хромой)-кулан Джучи-хан» был первым и последним ханом киргизов. Упоминание об этом в связи с именем Джучи является, может быть, отголоском давно забытых турецких стихов, в которых будто бы выражал свое горе Чингиз-хан после смерти своего сына Джучи: «Подобно кулану, потеряв шему своего детеныша (во время преследования охотник ами), я разлучен со своим детенышем; подобно рассеяв шейся стае уток, я разлучен со своим мужественным сыном».

Насколько известно, киргизы не принимали никакого участия в монгольских завоеваниях и не вошли в состав государства потомков Джучи, заключавшего в себе зап адную часть монгольской империи. Вместе с Монголией и Китаем страна киргизов входила в состав удела млад шего сына Чингисхана, Тулуя, который должен был наследовать коренной юрт своего отца, тогда как в завоеванн ых на западе землях еще при жизни Чингиз-хана распо ряжались его три старших сына. Тулуй умер в 1233 г.; после него верховная власть в его уделе находилась в руках его вдовы Сурхуктани (кераитской царевны, христ ианки), умершей в 1252 г.

Неизвестно, из какого источника заимствован явно легендарный в подробностях, но, может быть, восходящий к действительному происшествию рассказ писавшего в XVII в. хивинского хана Абулгази, по которому Сурхуктани по слала трех беков с отрядом в тысячу человек на судах в ту страну, где Ангара после присоединения к ней многих больших рек впадала в море (очевидно, речь идет об устье Енисея, рассматривавшегося как приток Ангары). Там был большой город Алакчин, со многими селениями, были и кочевники, у которых были лошади, отличавшиеся высоким ростом, но исключительно пегой масти (ала). Близ города были серебряные рудники, и вся посуда и утварь были из серебра. Бекам было поручено, если окаж ется возможным, разграбить Алакчин, если нет, принести о нем известия. После некоторого времени вернулось всег о 300 человек; они сообщили, что все, что рассказывали об Алакчине, правда; они захватили там много серебра, но потом бросили свои суда, так как вести их вверх по течению оказалось невозможным; большая потеря в лю дях была объяснена дурным и знойным (!) климатом.

Слово ала в применении к лошадям соответствует, конечно, китайскому бома. Оба слова вместе упоминаются у китайского компилятора XIV в. Ма Дуань-линя, но о мон гольском военном предприятии против этого царства Ма Дуань-линь не говорит. Если монголы, действительно, до ходили до устья Енисея, то этот поход мог быть совершен только с помощью и при участии киргизов.

Киргизы упоминаются еще в рассказе Джувейни о сму тах, связанных со вступлением на престол в 1251 г. стар шего сына Тулуя, Мункэ-хана; говорится об отправлении военных отрядов в разные стороны, между прочим отряда в 20 000 человек, под начальством Муги-нойона, в облас ти Киргиз и Кем-Кемджиют. Преемником Мунке был его брат Хубилай, впервые прочно утвердивший господство монголов на всем пространстве Китая. По Юань-ши, Хуб илай в 1270 г. назначил наместником страны киргизов китайца Лю Хао-ли, который жил в Йиланьчжоу и способ ствовал поднятию местной культуры посредством привлеч ения ремесленников из Китая; таким образом, при монголах получила дальнейшее развитие та китайская про мышленность в стране киргизов, о которой, как мы видели, слышал уже Чан-чунь в 1223 г. О правлении Хубилая говорится еще, что он в 1293 г., т. е. за год до своей смерти, перевел часть киргизов в область Наянь в Маньч журии.

Большой интерес представляли бы известия, если бы таковые были, о переселении киргизов в эпоху монгольской империи на юго-запад, по направлению к той стране, где они живут теперь, но на это нет никаких указаний. Риттер и по его примеру Радлов утверждали, что уже китаец Чан Дэ, проезжавший через Среднюю Азию в 1259 г., говорит о киргизах в горах Тянь-Шань; но такого известия у Чан Дэ нет. Чан Дэ до приезда в страну кара-китаев (т.е. к берегам Чу) проезжал через область Ма-а, где зимой лошадей запрягали в сани, и по этому поводу зам ечает: «Рассказывают, что киргизы вместо лошадей упот ребляют для этой цели собак». Из этого видно, что Чан Дэ только слышал о киргизах, как о каком-то народе да лекого севера, но сам их не видел и через их страну не проезжал.

Из европейских путешественников XIII в. о народе «кергис» упоминает Плано Карпини (1246 г.), но, пови димому, это название относится не к киргизам, а к чер кесам; о действиях против «кергисов» говорится в расска зе о действиях в Южной России и на границе с мусуль манскими областями. Более определенно относятся к киргизам слова другого путешественника, Рубрука (1253–1254 гг.), о народе и стране «Керкис». Эта страна при числяется к странам, которые «лежат к северу и полны лесов»; в другом месте среди народов севера, где «нет ни одного города», упоминается «народ, разводящий скот, по имени керкисы», там же названы бегающие на лыжах «оренгаи», т. е. урянхайцы, упоминаемые у Рашид ад-дина вместе с восточными соседями киргизов, народами кури, баргут и тумет. Очевидно, до Рубрука доходили преувеличенные слухи о дикости киргизов: во всяком случае, приведенные у него известия могут быть отнесены только к енисейским киргизам; никаких указаний на то, чтобы кир гизы в этот период жили и в более южных местностях, мы у него не находим.

Несмотря на известия об успехе среди киргизов китайской материальной культуры, нет никаких сведений о том, чтобы к киргизам проникла та религиозная пропаганда, которая в эпоху монгольской империи и еще раньше имела большой успех в Монголии и Китае. Еще до выступления Чингиз-хана среди главных народов Монголии – найманов, кераитов и мергитов – распространилось христианство; в то же время брат мергитской жены Чингиз-хана носил мусульманское имя Джемаль-ходжа, т.е., по всей вероятности, был мусульманином. Несмотря на соседство киргизов с этими народами, нет никаких из вестий о том, чтобы христианская или мусульманская пропаганда проникла и к ним.

Авторы XIV и XV вв., по-видимому, совершенно не упоминают о киргизах; мне удалось встретить только случайное упоминание о киргизах в анонимном историческом сочинении XV в., упоминаемом в моем исследовании об Улугбеке под названием «аноним Искендера». Говорится об одном из ханов восточной ветви потомков Джучи, правивших на низовьях Сыр-Дарьи (в XIV в.); изгнанный из своего ханства, он блуждал 2¹/₂ года в стране киргизов и в Алтае. Упоминание рядом со страной киргизов об Ал тае заставляет полагать, что речь идет о енисейских кир гизах.

Только в XVI в. впервые упоминаются киргизы в той местности, где они живут теперь, причем, как мы увидим, нет никаких сведений о том, как и когда они туда пришли.

Тяньшаньские киргизы  в XVI и XVII веках

Сведения о киргизах в горах Тянь-Шань были собра ны мною в «Очерке истории Семиречья», напечатанном еще в 1898 г. в «Памятной книжке Семиреченской област и». Главный источник – составленный в 1540-х годах труд мирзы Хайдера Тa’рих-и Рашиди (на персидском языке; вторая часть написана раньше первой, в 1541–1544  гг.); о последующем времени больше всего говорит ся в сочинениях по истории Кашгарии, из которых глав ное – труд Махмуда Чураса, также на персидском языке, составленный при хане Исма’иле (1670–1682). Во время составления «Очерка истории Семиречья» этот труд мне еще не был известен.

Семиречьем (Джеты-су) первоначально называлась только область к северу от Или; на горную область к югу от Или это название было распространено только при русских. О судьбе этой горной области и ее населения в эпоху монгольского владычества нет почти никаких известий; она вошла в состав государства, образованного монголами в Средней Азии, в котором в начале XIV в. окончательно утвердилось господство потомков второго сына Чингиз-хана, Чагатая; название чагатай было перенесено и на самое государство, на составлявших его военную силу кочевников и на получивший высшее развитие в том же государстве, уже после утраты власти чагатайскими ханами, среднеазиатско-турецкий литературный язык. В той же горной стране, на Иссык-Куле, была зимняя ставка одного из чагатайских ханов, Эсен-Буки, правив шего, по всей вероятности, с 1309 по 1318 г.; эта ставка, как летняя ставка того же хана, была разграблена вой сками великого хана (из потомков Тулуя), владевшего Китаем и Монголией. В 1340-х годах чагатайская держава разделилась на два отдельных государства – западное (заключавшее в себе старые культурные области Туркестана, с Бухарой, Самаркандом и другими городами) и восточное. Название чагатай было сохранено за западным государством и его населением, хотя ханы из потомков Чагатая, действительные или мнимые, правили в восточном; в западном с XIV до начала XVI в. правили Тимур и его потомки, потом власть перешла к пришедшим с за пада узбекам. Население восточного государства называл о себя монголами, или, по среднеазиатскому произношен ию, моголами, свою страну – Моголистаном. Южную окраину Моголистана составляли культурные области Китайского Туркестана от восточной границы Ферганы до Турфана, северную – степи к востоку от Балхаша. В не которых местах Та’рих-и Рашиди граница Моголистана отодвигается еще дальше на север, так как к рекам Мог олистана причисляется даже Иртыш. На юге культурные области Кашгарии не всегда включаются в Моголистан, и часто, как мы увидим, говорится о движениях из Каш гарии в Моголистан или обратно.

Часть Семиречья к югу от Иссык-Куля, вместе с областями Китайского Туркестана от Ферганы до Кучи и Черчена, входила в состав области Манглай-Субе, принадлежавшей отуреченному монгольскому племени дуглат (это же название, в форме дулат, носит теперь, как известно, одно из племен казаков); автор Та’рих-и Рашиди, сам происходивший из владетельного дома дуглатов, уве ряет, что его предок получил область Манглай-Субе еще от Чагатая.

Дуглатские беки вместе с монгольскими ханами должны были вести упорную войну с Тимуром; о вторжениях Тимура до нас дошли довольно подробные рассказы, но ни в этих рассказах, ни в рассказах о походах Улугбека и других потомков Тимура нет упоминания о киргизах. В первый раз киргизы называются в рассказе о событиях, происходивших зимой 1503/04 г. В эту зиму в городе Ак-су умер монгольский хан Ахмед; ему наследовал его сын Мансур; с Мансуром находился во вражде его брат Султан-Халиль и ушел от него в Моголистан, где присоединился к киргизам, считавшимся «дикими львами» того края; они сделали его своим главой. Туда же при шел потом другой брат, Султан-Са’ид, перед тем живший в Джетыкенте, у восточной границы Ферганы, по дороге к перевалу Ясы. В 1508 г. братья были разбиты Мансур-ханом; Султан-Халиль бежал в Фергану, в то время уже принадлежавшую узбекам; Султан-Саид после многих приключений в том же году достиг Кабула. В 1511 г., когда узбеки на короткое время были прогнаны из Самарканда и других областей персами и пользовавшимся их поддержкой потомком Тимура, Бабуром, Султан-Са’ид был послан Бабуром в Фергану, откуда потом завоевал Китайский Туркестан.

О киргизах говорится, что Мансур-хан увел их в Карашар и Турфан; киргизы были признаны виновниками всех происходивщих в Моголистане смут и большею час тью перебиты; только немногим удалось вернуться в Моголистан. Уход самого Мансур-хана в Карашар и Турфан произошел под давлением дуглатов; принадлежавший к дуглатам мирза Абу Бекр в то время (1480–1514) прав ил в Кашгаре; в последние годы его правления началь ник его военных сил, Мир Вали, вытеснил монголов и кир гизов из Моголистана и Аксу; киргизам потом было позволено кочевать на южной стороне Иссык-Куля. Оче видно, это относится к тем киргизам, которым удалось спастись бегством из Карашара и Турфана от Мансур-хана.

По мнению мирзы Хайдера, киргизы принадлежали к тому же народу, как монголы, и отделились от монголов, только вследствие частых восстаний против монгольских ханов; кроме того, монголы приняли ислам, киргизы оставались язычниками, что также вызывало вражду между ними. Последнее известие не совсем точно; мы увидим, что стоявший некоторое время во главе киргизов предводитель, вышедший из среды самого народа, носил имя Мухаммед; но и по всем другим известиям, киргизы в то время и еще долгое время спустя не считались мусульманами; очевидно, они по внешности на мусульман не походили. Из этого можно заключить, что их не коснулась рука таких ревностных распространителей ислама, какими бы ли монгольские ханы XV века, особенно умерший в 1416 г. Мухаммед-хан, заставлявший всех своих подданных но сить чалму; непослушным вбивали в голову гвозди. Между тем в состав владений Мухаммед-хана входила и та местность, где впоследствии жили киргизы; ему при писывается постройка здания Таш-Рабат на северном берегу озера Чатыр-куль.

Мирза Хайдер ничего не знал о прибытии киргизов и, очевидно, полагал, что в той стране, где он их знал, они жили издавна, по крайней мере со времени прибытия монголов. Несмотря на полное отсутствие сведений о кир гизах в рассказе о походах Тимура, автор исследования об «этническом составе тюркских племен и народностей» Н. А. Аристов был убежден, «что, так как по «Тарихи-Рашиди» народ этот в начале XVI века оказывается за нимающим Западный Тянь-Шань, видимо в качестве або ригенов, то не может быть сомнения, что и кара-киргизы (в XIV в.) находились на своих нынешних местах». Арис тов идет еще дальше и старается доказать, что к «кыргыз скому племени» принадлежали и прежние обитатели За падного Тянь-Шаня, начиная от усуней, кочевавших, по его мнению, «в III столетии до Р. X. между Танну-ола и Восточным Тянь-Шанем… Отсюда покоренные хуннами усуни, около половины II века до Р. X. были двинуты в Западный Тянь-Шань». «Истинное народное имя» усуней, по мнению Аристова, «было всегда кыргыз».

Против этих мнений, помимо полного отсутствия известий о киргизах в Западном Тянь-Шане до XVI в., говорит факт, что эти киргизы и в XVI в. считались чуждыми исламу и мусульманской культуре. Из этого можно заключить, что их присутствие в Западном Тянь-Шане в XVI в. не находилось в связи с теми событиями эпохи киргизского великодержавия, когда влияние киргизов, действительно, распространилось до Западного Тянь-Шаня; по-видимому, после утраты киргизами великодер жавного могущества никаких киргизов на юго-западе не осталось. Столь же маловероятно, чтобы киргизы были здесь в эпоху принятия ислама среднеазиатскими монго лами. Более правдоподобно, что киргизы принимали учас тие в походах на запад их южных соседей, языческих ойратов или калмыков. Из Тарих-и Рашиди и некоторых других источников видно, что вторжения калмыков в Моголистан начались в 1420-х годах и временно прекратил ись в 1470-х годах, когда калмыки очистили Моголистан и вернулись в свою страну; только Мансур-хан после своего оттеснения в Карашар и Турфан вновь должен был воевать с калмыками. Возможно, что в калмыцком движ ении приняли участие некоторые племена киргизов и что эти киргизы после ухода калмыков остались на западе, в Тянь-Шане, хотя и об этом в источниках ничего не гово рится.

В 1514 г. Султан-Са’ид-хану удалось завоевать Кашгар и уничтожить власть мирзы Абу Бекра; в этой борьбе ему оказал большие услуги киргиз Мухаммед, который в награду за это получил от хана богатые подарки и был отправлен в Моголистан, где ему подчинились все киргиз ы. Мухаммед стал совершать набеги на Туркестан, Сайр ам и Ташкент; во время похода на Туркестан им был взят в плен узбекский царевич Абдулла, сын правившего в то время в Самарканде хана Кучкунчи, но отпущен; за это Султан-Са’ид-хан рассердился на Мухаммеда и осенью 1517 г. предпринял поход на киргизов; в другом месте того же Та’рих-и Рашиди сказано, что хан, как му сульманин, хотел наказать киргизов за разграбление мусульманских городов. При впадении в Иссык-Куль речки Барскаун Мухаммед был разбит, взят в плен и увед ен в Кашгар, куда хан вернулся к началу зимы.

Несколько раньше те же узбекские владения (Сайрам, Талас и окрестности Ташкента) подверглись нападению казацкого хана Касима, зимняя ставка которого находи лась на Каратале. Из этого можно заключить, что киргиз ы на некоторое время, силой или путем соглашения (ист очники об этом не говорят), распространили свои ко чевья на область казаков; могущественный Касим-хан в это время был еще жив (он умер в 1518 г.). В противо положность киргизам, казаки вышли из среды мусульман, узбеков, и пришли на берег Чу, отложившись от узбекского хана Абулхайра (ум. в 1468 г.) и прибегнув к пок ровительству монгольского хана Эсен-Буки (1431–1462). Таким образом, между казаками и киргизами первонач ально не было ничего общего, хотя потом эти два народа на короткое время имели общую политическую жизнь.

Султан-Са’ид-хан был склонен послать в Моголистан своего племянника Баба-султана, сына Султан-Халиля (во время убиения своего отца, в 1508 г., этот царевич был еще младенцем); эту мысль внушал хану воспитатель царевича, ходжа Али-бахадур; но когда ходжа умер (не смотря на свое духовное звание, от чрезмерного употреб ления вина), вместо Баба-султана в Моголистан был отправлен в 1522 г. сын самого хана, Рашид (собств; Абд ар-Рашид). С ним вместе был послан отпущенный из пле на и вновь поставленный во главе своего народа Мухам мед; ему удалось объединить под своею властью большую часть киргизского народа; но в 1524 г. в страну киргизов пришел казацкий хан Тахир (племянник Касима). Тахир сначала искал союза с Рашидом, был принят в его ставке на Кочкаре и выдал за него свою сестру, но потом между ними произошел разрыв, так как Тахиру удалось склонить на свою сторону часть киргизов. В сношениях с казаками был обвинен и Мухаммед, и снова был уведен в Кашгар; после смерти Султан-Са’ид-хана (1533 г.) он снова был отпущен из плена, но вернулся ли он к своему народу, неизвестно. Киргизы оставались подданными Тахир-хана, даже более верными, чем казаки, отложившиеся от своего хана за его жестокость. Часть киргизов, не успевшая присоединиться к Тахиру, была уведена монголами на Атбаш; в 1526 г. монголы покинули Тянь-Шань и увели с собой 100000 киргизских баранов, вследствие чего этот поход был назван «бараньим» (кой черики), как по той же причине в XIX в. было названо «бараньим» мурзарабатское дело 5 апреля 1866 г. (захват стад баранов русскими под начальством Романовского). Весной 1527 г. на Атбаш пришел Тахир и увел оттуда киргизов вместе с оставленными там монгольским ханом табунами.

Наследовавший своему отцу Рашид-хан (правил с 1533, по всей вероятности, до 1559 или 1560 г.) пытался восстановить господство монголов в горах к северу от Кашгара, но без прочного успеха. В 1537 или 1538 г. им был разбит казацкий хан Тугум, брат Тахира; вместе с Тугумом пало 37 казацких султанов; писавший всего через несколько лет после этого мирза Хайдер был убежден, что погиб без остатка весь казацкий народ. Рашид оставил в Моголистане своего сына Абд ал-Лятифа; но скоро после этого монголы были разбиты Хакк-Назаром, сыном Касима, ханом казацким и киргизским; сам царевич Абд ал-Лятиф, по рассказу Махмуда Чураса, был ранен, взят в плен и с почетом принят в ставке победителя, но скоро умер от раны. Счастье скоро снова перешло на сторону Рашид-хана; есть известия (у одного из кашгарских авторов), что Рашид-хан в союзе с Науруз-Ахмед-ханом ташкентским разбил Хакк-Назара у Артыша, причем пал сам Хакк-Назар и с ним шесть «князей со знаменем», после чего казаками знамена больше не употреблялись. О последнем факте упоминает и узбекский автор (писавший в XVII в. в Балхе), по словам которого, во главе казаков было другое лицо (Буйдаш-хан, брат Тахира), и битва произошла в другом месте (на Иссык-Куле); по этому рассказу, победителями было захвачено девять знам ен. Поход Рашид-хана на Иссык-Куль и свидание его там с Науруз-Ахмедом ташкентским относятся, по другом у источнику, к 951/1544–45 г.; в других рассказах дат нет. Махмуд Чурас рассказывает о гибели Хакк-Назара в войне с Рашид-ханом несколько иначе. По этому рассказу, хан перед своим походом посетил вместе со своим духовным руководителем Мухаммед-Шерифом несколько святынь, в особенности гробницу первого мусульманского хана Кашгарии, Сатук Богра-хана; после этого он пошел на казаков и киргизов, шел три месяца и встретил врага только в Эмиле, там взял приступом укрепленный лагерь врагов, причем были взяты в плен Хакк-Назар-хан и другие князья (тюри); все по приказанию хана были убиты (этот поступок Рашид-хана дает повод к невыгодному для него сравнению с великодушием Хакк-Назара после поражения Абд ал-Лятифа). Рашид-хан три дня пробыл в Эмиле и привез оттуда семь знамен; после этого у казацких ханов знамен больше не было. О поражении и смерти Буйдаш-хана говорится в биографии ферганского святого Лутфуллы из Чуста (этот святой умер в 979/1571–72 г.); по этому источнику, Буйдаш погиб при нашествии на узбекский Туркестан в 967/1559–60 г.

Однако, ни казаки, ни киргизы не были на долгое время ослаблены этим поражением; бывший в Туркестане в 1558 г. англичанин Дженкинсон слышал, что казаки в то время снова угрожали Ташкенту, киргизы – Кашгару. Из этих слов можно заключить, что после смерти Хакк-Назара казаки и киргизы уже не составляли больше одного государства; вообще, насколько известно, эти два народа с тех пор никогда больше не объединялись под властью одного хана.

Кроме Кашгарии, набегам киргизов подвергалась Фергана. В упомянутой биографии шейха Лутфуллы говорится, что киргизы, во время одного из своих набегов на ахсикетский округ захватили принадлежавших дервишам баранов, но потом вернули их с извинениями и прибави ли, что питают к «божьим людям» не меньше уважения, чем сами ферганские мусульмане. Подобно другим шейх ам, шейх Лутфулла заботился о распространении ислам а среди степняков; его ученик, казак Мухаммед, дейст вовал не только среди казаков, но и среди киргизов.

Такие проповедники из дервишей отправлялись в степь до новейшего времени; под их влиянием кочевники станови лись не столько мусульманами, в смысле принятия догма тов и обрядов ислама, сколько личными почитателями шейхов, в которых они видели подвижников и чудотвор цев.

Несмотря на временное объединение под одной властью, киргизы и во второй половине XVI в. не признавались мусульманами даже в такой степени, как казаки. К 1582 г. относится сочинение о Средней Азии османского турка Сейфи; по его словам, казаки были мусульманами ханифитского толка, тогда как киргизы не были «ни кафира ми, ни мусульманами». Подобно мирзе Хайдеру, Сейфи считал киргизов родственниками монголов. Киргизы жи ли в труднодоступной местности; в случае нападения врагов они отсылали свои семьи в глубь гор, а сами защ ищали проходы; камнем яда они вызывали такой снег  и холод, что враги не могли владеть ни руками, ни ногами, и терпели поражение. Трупы умерших клались в гробах на ветви высоких деревьев (это известие, вероятно, заим ствовано из более ранних письменных известий о енисейских киргизах). У киргизов не было царей (ханов), а были только беки, которых называли кашка (титул, часто встречающийся у калмыков).

Даже писавший в XVII в. по-персидски узбекский исто рик Махмуд ибн Вели называет киргизов кафирами. Эти киргизы, в числе 12000 семейств, в раджабе 1045 г. х. (с 11 декабря 1635 до 9 января 1636 г.) прибыли через Каратегин в Хисар; во главе их было 12 предводителей (очевидно, по одному на 100 семейств), которые в следующем месяце, ша’бане (с 10 января по 7 февраля) были приняты узбекским ханом в Балхе; раньше они проводили дни в неверии, заблуждении и невежестве (очевидно, после прихода в страну узбеков они сделались мусульма нами). С этим событием, вероятно, связано поселение киргизов в Каратегине, где некоторое число их живет и до сих пор. Есть предание, что Каратегин долгое время при надлежал киргизам и только недавно был вновь занят таджиками, хотя теперь киргизы составляют там незна чительное меньшинство (по последним сведениям, их не многим более 8000, тогда как таджиков 173488, т. е. кирг изов всего 4%).

Махмуд Чурас говорит еще о нескольких столкновениях между киргизами и монголами в XVII в. Во время смут в Кашгарии после смерти Мухаммед-хана (около 1610  г.) отряд в 5000 киргизов, под начальством Тилеке-бия и Бай-Бута Кара, совершил набег на Уч и Аксу; во время набега они разделились; у Тилеке было 2000 челов ек, у Бай-Бута Кара 3000; Бай-Бута Кара был разбит войском Тимур-султана (внука Мухаммед-хана) и поте рял 2000 человек; остальные 1000 человек с колчанами на шее явились к султану с выражением покорности; Ти леке тоже пришел с подарками и извинениями; султан всех простил и отпустил. Это произошло очень скоро после смерти Мухаммед-хана, так как султан только от киргизов узнал о смерти своего деда. По другому источ нику, киргизы успели разграбить Уч и были настигнуты монголами у перевала Янги-Арт.

Новое столкновение между монголами и киргизами произошло в 1620-х годах, при хане Абд ал-Лятифе, носившем прозвание Анак-хан (ум. в 1037/1627–28 г.). Киргизы разграбили деревню Шахназ; хан выслал отряд для их преследования, но они устроили этому отряду засаду и нанесли ему большой урон.

Во время междоусобий, происходивших в Кашгарии в начале 1630-х годов, говорится о помощи, оказанной кир гизами одному из претендентов, Махмуд-султану, полу чившему потом прозвание Кылыч-хан.

Несколько раз упоминаются киргизы в истории продолжительного царствования Абдулла-хана (1048-1080/ 1638-39-1669-70). В начале своего царствования хан совершил успешный поход на Ош; на обратном пути киргизы преследовали хана, но не настигли, зато нанесли большое поражение нескольким монгольским предводителям в месте Беш-Буйнак. Набег киргизов на Уч и Аксу удалось отбить. В следующем году хан совершил поход на киргизов, стоявших на Аксае; во главе их находились Койсары, сын Тилека, и Йол-Булды; поход назывался аксайским (Аксай черики); вероятно, он не имел успеха, так как о результатах его ничего не говорится. После это го киргизы снова совершили набег и разбили монгольское войско, потом сами потерпели поражение, но продолжали угрожать хану, спасшемуся от них только благодаря храбрости своего брата Ибрахима. Дальше говорится о двух походах Абдуллы на Андижан, из которых первый имел успех, второй кончился неудачно; во втором прини мали участие киргизы.

Когда хану удалось восстановить в своем государстве спокойствие, беспокойным элементом оставались только киргизы; по совету вельмож, хан решил истребить их (очевидно, говорится о киргизах, находившихся на ханской службе); было перебито до 10000 человек; при этом говорится, что киргизов называли львами лесов Моголистана (это выражение заимствовано из Та’рих-и Рашиди), но в то же время они отличались вероломством. В рассказе о следующем походе хана на Атбаш и Аксай говорится только о калмыках; киргизов там, по-видимому, уже не было. Несмотря на избиение киргизов, хан снова нашел нужным привлекать их к себе на службу; и они снова пользовались в Кашгаре и Аксу большим влиянием; если у них выходил спор с кем-нибудь, хотя бы по пустякам, хан позволял им убить такого человека и захватить его имущество. Во время борьбы между сыновьями хана, Нур ад-дином и Йолбарсом (при жизни отца), при хане был киргиз Чумак-бак. Около 1680 г. хан отправился в Мекку; в это время большую часть его спут ников составляли киргизы; 200 киргизов были посланы им для преследования Йолбарса, враждовавшего с отцом и после его отъезда в течение года правившего в Кашгарии. Во время новых смут, в 1680-х годах, киргизы захватили Кашгар, на короткое время заняли и Яркенд, но потом были вынуждены его очистить. Их попытки вновь овладеть им кончились неудачно.

Вскоре после этого господство в Кашгарии и вообще в Средней Азии перешло к калмыкам (ойратам). В истории калмыков о столкновении с бурутами, как калмыки называли киргизов, говорится в рассказе о событиях осени 1683 г. Калмыки имели дело с киргизами также на Енисее, куда в начале XVII в. явились русские, вследствие чего мы снова получаем некоторые известия о енисейских киргизах, о судьбе которых в XIV, XV и XVI вв., насколько известно до сих пор, не говорит ни слова ни один исторический источник.

Енисейские киргизы в XVII веке

Истории завоевания русскими Сибири, в том числе и страны енисейских киргизов, посвящено довольно значительное число изданий документов, извлеченных из центральных и сибирских архивов, и написанных по таким документам исследований. На Енисее интересы русских сталкивались с интересами ойратской державы, и потому изучение судьбы киргизов в XVII в. связано с изучением русско-ойратских отношений. Как видно из недавнего (1921 г.) исследования профессора Котвича «Русские архивные документы по сношениям с ойратами в XVII и XVIII вв.», относящийся к этому вопросу материал еще далеко не весь приведен в известность. Одним из самых ранних и ценных исследований по истории завоевания Сибири является книга Герарда Фридриха Миллера «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел» (1750). Среди новейших исторических исследов аний есть специальный труд о енисейских киргизах – «Хакасы» проф. Н. Н. Козьмина (1925).

Енисейские киргизы в то время не составляли одного государства. По данным исследованиям Н. Козьмина, глав ных киргизских княжеств было четыре: Тубинское (по реке Тубе, в Красноярском уезде и по левую сторону Енисея до Абакана), Езерское (по левую сторону Енисея от Абакана к северу до Батеневского горного кряжа), Алтырское (к западу и к юго-западу от Езерского) и Алтысарское (к северу и северо-востоку от Езерского). По рассказу о посольстве Ивана Петлина в 1618 г., от Томска до киргизской земли было «десять ден ходу скорым обычаем», от киргизской земли до Абакана шесть дней, от Абакана до Кемчика девять дней, от Кемчика до большого озера, т. е. до Убсы, три дня. До Петлина, в 1616  г., через киргизскую землю проезжали Василий Тюменец и Иван Петров. Главою всей киргизской земли считался князь Немек (у Петлина Немей), наследовавший власть от своего отца; под Немеком были «два князька лучших, Номча и Кора». За киргизской землею была «Табынская земля»; по словам Тюменца, это – «те же киргизские земли, только живут особо, а дань дают в киргизскую землю и Алтыну царю»; имеется в виду тогдашний владетель Западной Монголии, Алтан-хан туметский. Иван Петлин от киргизской земли, т. е. от ставки Немека, шел только «половину дня» до границы владений Алтан-хана.

Из всего этого можно заключить, что из четырех княжеств, о которых говорится в книге Козьмина, тубинское рассматривалось отдельно от трех других и вело особую жизнь. Из слов Тюменца видно, что в культурном отношении тубинцы стояли ниже прочих киргизов; у них не было ни коров, ни овец, «только одни лошади да олени». Верховным князем всей киргизской земли русские считали алтырского князя; Номча, раньше других, как мы увидим, вступивший в сношения с русскими, был князем алтысарским, следовательно, Кора-езерским. Культурный уровень киргизского народа, в целом, также был в то время невысок, гораздо ниже, чем в XIII в. Говорится, что киргизы «едят рыбу и зверя бьют, а бой у киргиз лучной, лошадей и коров много, а хлеба не сеят». Упадок культ уры, вероятно, объясняется упадком караванной торгов ли, процветавшей в эпоху монгольской империи.

Еще до основания Енисейска (1618 г.) и Красноярс ка (1627 г.) киргизы приезжали для переговоров с рус скими в Томск, основанный в 1604 г. По одним известиям в 1606  г., по другим в 1608 г. в Томск приезжали кирг изские князья Номча и Кочебай со своими служилыми людьми; их привели к присяге и отпустили, оставив зал ожниками в Томске «Номчину жену да Кочебаева сына» (причем жена Номчи интриговала против Кочебая). Номч а получил поручение «идти к Алтыну царю и в Китайское государство», чего он потом не исполнил, а Кочебай долж ен был «приводить под царскую руку киргизских князей: Нояна, Комку да Обрая». Скоро произошел разр ыв; новый томский воевода отнял у жены Номчи со болью шубу, вследствие чего Номча пришел в такое «огорчение», что сделался врагом русских и проявил свою вражду нападением на подчиненных России чулымских татар. Началась война с киргизами, только на короткое время прерывавшаяся договорами; по словам Г. Ф. Мил лера, «киргизов, сколько б старания с российской стороны ни прилагалось, совершенно покорить не могли».

В 1614 г. упоминается киргизский набег на Томский уезд, в 1615 г. – первый, неудачный поход русских на кирг изскую землю. Тем не менее Василий Тюменец и Иван Петров в 1616 г., Иван Петлин в 1618 г. были пропущены через киргизскую землю в Монголию беспрепятственно, причем князь Немек, по представлению Петлина, уже тогда был «под государевою царскою высокою рукою». Перед Тюменцем томские воеводы в том же 1616 г. отправили к киргизам купца Василия Ананьина с толмачом Лукою; Ананьин послал к Алтан-хану киргизского князя Кору. При возвращении Тюменца и Петрова тот же Кора отправил с ними своего посла, вместе с двумя послами Алтан-хана, посланными в Москву. Алтан-хан в то время отверг просьбу киргизов о помощи и принял на себя перед русскими обязательство усмирять беспокойных киргизов. Поэтому киргизы нашли нужным подчиниться; при возвращении из Китая посольства Петлина вместе с по слами Алтан-хана были отправлены и киргизские послы, прибывшие в 1619 г. в Тобольск и в 1620 г. в Москву; только в октябре 1620 г. их проводили обратно из Томска до «киргизского рубежа».

Вскоре после этого положение Алтан-хана укрепилось вследствие победы над «ойратами»; поэтому он прекратил переговоры с русскими и согласился принять киргизов в свое подданство; киргизы возобновили свои набеги на русские пределы. Переговоры между русскими воеводами и киргизами большею частью велись непосредственно; один раз русские прибегли к посредничеству бухарских купцов, заинтересованных в восстановлении мира ради безопасности торговли. Переговоры были прерваны киргизами вследствие вероломства воевод; прибывший в Томск для переговоров киргизский князь Кора был там задержан и потом «изведен».

Положение снова изменилось в 1630-х годах, когда в войне между Алтан-ханом и ойратами счастье перешло на сторону последних. В 1634 г. Алтан-хан был вынужден перейти через Саянский хребет на Енисей и Абакан и вступить в русское подданство. По желанию русских, он сделал попытку употребить свое влияние на киргизов для примирения их с русскими; но прибывший для этой цели лама не имел успеха (1635 г.). Киргизы даже перешли на сторону ойратов, во главе которых стоял тогда Батур, принявший в 1635 г. титул хун-тайчжи (у русских «контайша»). Ойратское подданство принял алтысарский князь Бехтеней, еще в 1633–1634 гг. подступавший к Куз нецку.

В надежде на помощь ойратов киргизам пришлось разочароваться; Батур еще в 1641 и 1643 гг. называл кирг изов своими подданными, но не мог оказать им дейст вительной помощи, когда оправившийся Алтан-хан снова обложил киргизов данью. В 1648 г. тот же князь Бехтеней принял русское подданство. В 1652 г. киргизская земля подверглась нашествию со стороны Алтан-хана и его сына Лочжана; на этот раз киргизы обратились с просьбой о помощи в Красноярск; русские оказали им поддержку только в переговорах, но и этого было достаточно, чтобы заставить Алтан-хана отступить. Лочжан, которому Алт ан-хан еще при жизни уступил власть, думал возобно вить войну с киргизами и русскими, сначала имел успех и хотел уже идти на Томск, когда весть о смерти Алтан-хана заставила его вернуться, чтобы не потерять своих собственных владений.

В 1660-х годах положение изменилось в пользу русских; политическое единство и могущество ойратов после смерти Батура (1653 г.)^:на некоторое время ослабело; в 1666 г. сам хун-тайчжи Сэнгэ согласился вступить в русское подданство; в том же году в Томск присылал прос ить о помощи Лочжан. Но в это время, в первый и по следний раз в XVII в., среди киргизов появилась сильная личность, внук Номчи (сын Ишея) Иренак, который «свыше 20 лет (он умер в середине или во второй полов ине 1680-х годов) был грозою Красноярска, Ачинска, Кузнецка, Томска, Канска и даже Енисейска и Удинска» (Нижнеудинска). Самостоятельным главой своего народа или хотя бы части его он не был; сперва он считался подданным Лочжана, к которому русские обращались с требованием о выдаче Иренака; когда Лочжан был поб ежден и взят в плен ойратами, киргизы подчинились власти хун-тайчжи, сначала Сэнгэ (убитого в 1671 г.), потом его брата и преемника Галдана, при котором ойратское государство снова сделалось великой кочевой державой.

Ойратская держава – едва ли не единственная, имевшая дело в одно и то же время с киргизами енисейскими и тяньшаньскими. Насколько известно до сих пор, никакого сопоставления этих двух групп киргизов не было сде лано ни самими ойратами, ни бывшими в их стране европейцами и русскими. Никаких сношений, тем более никаких соглашений между двумя группами киргизов, насколько известно, не было. Галдан, в 1680-х годах воевавший с тяньшаньскими киргизами, еще в 1670-х го дах спасался от своих врагов в земле енисейских киргиз ов. Главная орда Галдана и его преемников находилась в долине реки Или, ближе к земле тяньшаньских кирги зов, чем к земле енисейских. С русскими Галдан старал ся жить в мире, просил томских и красноярских воевод не беспокоить киргизов и удерживал киргизов от набегов на русские поселения. Последнее ему не всегда удавалось; в 1673 и 1674 гг. киргизы даже могли совершить поход на русские владения при содействии ойратов. Иренак в 1678 и 1683 гг. принимал у себя русские посольства; в 1684 г. он готовился к одновременному походу на Томск, Ени сейск и Красноярск; но в это время вернулись из Москвы его послы, и поход не состоялся. Последний поход друго го князя, Шандыка, часто упоминаемого в качестве союз ника Иренака, относится к 1691–1692 гг.

В русских архивных делах сохранилось дело о приезде в Москву послов Иренака в 1684 г.; там же находится «калмыцкое письмо» Иренака, в подлиннике и переводе.

Есть и другие известия, что киргизы в сношениях с русс кими пользовались языком и алфавитом ойратов, хотя сами ойраты часто прибегали к более понятному для рус ских татарскому языку, иногда даже к персидскому. Рус ский двор, по исследованию проф. Котвича, только в 1696 г. в первый раз в переписке с ойратами «воспользовался для ответа калмыцким языком вместо татарского». Письменности на своем языке у киргизов в то время, очевидно, не было.

Осенью 1703 г. до русских дошло известие, что «приехали 2500 калмыков в киргизскую землицу и киргиз к себе загнали всех и ныне в киргизской землице киргиз никого нет». Это известие было сначала встречено с недо верием, но потом подтвердилось. Вследствие этого не только ученые XIX в., как В. В. Радлов, но и ученые XVIII в., как Г. Ф. Миллер, полагали, что ушли все или почти все киргизы и на их место, в связи с совершившимс я тогда занятием края русскими, пришло новое населен ие. По мнению Миллера, киргизы тогда «совсем из Сиб ири убрались». Другие, в том числе проф. Козьмин, полагали и полагают, что была уведена только часть на рода и даже из этой части многие потом вернулись, так что состав населения и теперь остался тот же, как был в XVII в. По мнению проф. Козьмина, нынешние жители бывшей киргизской земли – «минусинские татары», как их называли русские, или «хакасы», как они решили на зывать себя после революции, должны быть признаны «аутохтонами – конечно, в том относительном смысле, который может быть усвоен этому термину в свете соврем енного знания».

Во всяком случае, прекратилось существование енисейских киргизов как народа, и даже местные предания объясняют этот факт физическим исчезновением значительной части киргизов. Среди сагайского рода кыргыз, т. е., несомненно, среди потомков оставшейся на Енисее части киргизского народа, Радлов слышал легенду, по которой киргизами был истреблен посланный в их землю для сбора дани ойратами отряд в 300 человек вместе с его начальником. Когда от этого отряда в течение года не было никаких известий, хун-тайчжи послал отряд в 1000 человек из казак-бурутов (бурутами ойраты называли киргизов; «казак-бурутами», т. е. казак-киргизами, ойраты и по их примеру русские называли казаков); их предводитель, не добившись от киргизов, кто виновен в истреблении ойратского отряда, увел с собой к хун-тайч жи весь народ; осталось только несколько человек, успевших заблаговременно скрыться. Другая легенда, также переданная Радловым, приписывает увод киргизов известному борцу за свободу калмыцкого народа Амур-сане (1750-е гг.), спасшемуся в 1757 г. в русские пределы и умершему в том же году от оспы в Тобольске; конечно, эта легенда несогласна с действительностью. По словам Валиханова, в Омске, в архиве областного правления сиб ирских киргизов, есть документ, где говорится о прибыт ии в Усть-Каменогорск летом 1746 г. 12 человек «киргиз-калмыков» с женами и детьми; по их словам, киргиз ов, в числе 3000 дымов (по мнению Козьмина 2500; в док ументе: «полутысячи с три»), увели «тому назад лет 50 или более» три калмыцких зайсана. Духар, Сандык и Чиньбинь (по другому показанию: Зукар, Сандык и Бен-бень; по документу, на который ссылается Козьмин, – Чинбиль), во главе отряда в 500 человек, увели «насильн о, но без бою». Местное население приписывает киргизам могилы на Абакане, причем существует легенда, что здесь воинственные киргизы сражались со своими врагами и хоронили убитых в сражениях. При исследовании могил Радлов убедился, что эта легенда не передает действит ельности; в могилах иногда находили скелеты женщин и детей, что было бы невозможно, если бы могилы были вырыты на поле битвы для погребения павших воинов; нет и никаких других указаний на боевую обстановку. Один из новейших исследователей, ученик Радлова С.Д.Майнагашев (впоследствии павший жертвой гражд анской войны), нашел род кыргыз среди качинцев на нижнем течении Абакана и приводит стихи, свидетельст вующие, по его мнению, о прежнем значительном распрос транении киргизского племени: «В сорока славных котлов инах есть ли котловина, где бы не лежали кости кирги за? В сорока березах, растущих на хребте, есть ли бере за, которой бы не коснулся топор киргиза?». В этих сти хах ясно чувствуется, что они внушены печалью о гибели когда-то сильного народа.

Тяньшанские киргизы  в XVIII и XIX веках

Нет точных сведений о том, где потом жили уведенные ойратами с Енисея киргизы. По словам «киргизкалмы ков», прибывших в 1746 г. в Усть-Каменогорск, их«посла ли в Ургу», где ни платили дань царствовавшему в то время (1727–1745) хун-тайчжи Галдан-Цэрэну. Под «Ургой» понимали ставку хун-тайчжи около Или. Уведенные с Енисея киргизы, таким образом, находились довольно близко от своих тяньшаньских родственников, но нет из вестий, чтобы те об этом знали и чтобы вообще какие-ниб удь киргизы пришли в то время с Енисея в горы Тянь-Шань.

Много известий об ойратской державе и об отношениях между ней и киргизами собрано в рассказе кап. Унковского о его посольстве к ойратам в 1722–1724 гг. и в предисловии, примечаниях и приложениях издателя этого рассказа проф. Н. И. Веселовского (ЗИРГО по отд. этногр., т. X, вып. 2. 1887), также в приложенном издател ем к своей книге письме проф. Позднеева. Пользование этим и другим материалом несколько затрудняется начинающейся в XVIII в. неясностью терминологии; кирг изами, кроме того народа, которому это название при надлежало в действительности, стали называть и казаков. Судя по ссылке Миллера, эта ошибка в русской литера туре впервые была сделана в «С.-Петербургских ведомос тях» за 1734 г.; но уже в сообщении о переговорах ойратского посла Борокургана с канцлером графом Головки ным в сентябре 1721 г. в переводе ответов посла встреч ается термин «киргиз-казаки». В рассказе Унковского о своем посольстве несколько раз говорится о «казаках» и «казачьей орде», без прибавления слова «киргиз»; но в то же время казаки иногда называются киргизами; так, в рассказе о боях между ойратами и русскими на Иртыше в 1716 г. говорится, что «киргизов и теленгутов контайша (хун-тайчжи) на себя забрал, чтобы от него не ушли». Во время переговоров с Унковским в августе 1723 г. хун-тайчжи Цэван-Рабтан жаловался, что «наши люди кирг изы, которые жили на Оби реке, ныне оттуда выгнаны и обижены от кузнецких и красноярских».

Если и здесь говорится о казаках, то кочевьями казаков заполнялось все пространство между кочевьями тянь шаньских и енисейских киргизов, чем, может быть, объясн яется ошибка, сделанная сначала, по-видимому, ойрата ми, потом русскими, – распространение на казаков назва ния киргизы (или, у ойратов, «буруты»).

Настоящих, тяньшаньских киргизов, Унковский, по примеру ойратов, называет бурутами. Ему сказали, что буруты «около озера Тускел кочуют»; так в журнале Унковского и на приложенной к журналу карте называется Иссык-Куль. Современный Унковскому хун-тайчжи Цэ ванРабтан (вступивший на престол в последние годы XVII в.) «народом, именуемым Бурутами, завладел, кот орые кочуют около озера, именуемого Тускель, и с Ка зачьею ордою граничат». Бурутов считалось около 5000 кибиток, и они могли выставить около 3000 «войска добр ого». На карте буруты помещены в местности к за паду от Иссык-Куля; сам Унковский был только в мест ности к востоку от озера, около речек Тюп и Джаргалан, и там бурутов, судя по его молчанию, не видел. На так называемой карте Рената (в действительности калмыц кой карте, вывезенной Ренатом в 1733 г.) буруты отмече ны только в Фергане, к югу от Сыр-Дарьи; возможно, что киргизы были вытеснены из Тянь-Шаня ойратами и вер нулись туда только после разрушения ойратской державы китайцами в 1758 г. По-видимому, только это движение, т. е. обратное переселение из Ферганы в Тянь-Шань, сох ранилось в памяти киргизского народа, считающего своей родиной Фергану и ничего не знающего о своих прежних переселе ниях.

В XVIII в., еще до падения ойратской державы, увеличилось число киргизов в Кашгарии; часть киргизов, племени кипчак, через Кучу (очевидно, из Тянь-Шаня) пришла в Хотан. Один из последних ойратских владетелей, Даваци, брат и соперник Амурсаны (в 1750-х годах), потребовал их выдачи. Требование не было исполнено, и киргизы приняли участие в походе одного из кашгарских ходжей, Садыка, из Хотана на Яркенд. В дальнейших междоусобиях среди так называемых белогорских и черногорских ходжей также принимали участие киргизы, как местные, так и «андижанские», т. е. ферганские, во главе которых стоял некий Кубат-мирза.

После завоевания Восточного Туркестана китайцами, киргизы в Тянь-Шане и на Памире признали себя китайскими подданными. В 1816 г. они поддержали восстание против китайцев ахуна Зия ад-дина в Тамашлыке, или Ташбалыке, где и потом был центр кашгарских кир гизов, принадлежавших к роду турайгыр-кыпчак. Место Ташбалык находится к юго-западу от Кашгара, около выхода из гор речки Яман-яр, или Гез. Валиханов, бывш ий в Кашгарии в 1858–1859 гг., не знал других кирги зов – китайских подданных, кроме киргизов рода турай гыр-кыпчак, живших в окрестностях Ташбалыка, хотя им же упоминается род чонбагыш, один из главных киргиз ских родов; чонбагыши жили в горах на северо-западе от Кашгара. По сведениям Корнилова, относящимся к 1900 г., «киргизы» встречались в Кашгарии во многих местах, от Кучи на северо-востоке до верховьев реки Санджу на юго-западе, в числе 43 000: часть этих киргизов «высели лась из Ферганы сравнительно недавно, в последние годы независимости Кокандского ханства» (уничтоженного, как известно, в 1876 г.). Значительная часть киргизов Кашгарского уезда принадлежала к роду чонбагыш (более 2000 кибиток). По Радлову, чонбагышцы, хотя и жили к западу от Кашгара, были прежде подданными Коканд ского ханства (так и по Валиханову). Род турайгыр-кып чак у Корнилова не упоминается. В статье Покровского и Стогова о маргеланском Алае, приложенной к «Стати стическому обзору Ферганской области за 1911 год», ко лено туру-айгыр (гнедой жеребец) упоминается среди колен рода кипчак, переселившихся в царствование Алим-хана кокандского, т. е. в конце XVIII в. или в начале XIX в., из «Карабулака Кокандского вилайета и посели лись за Кесеками, выше по долине Кызылсу». В старину (в XVII в.), по преданию, в маргеланском Алае жил толь ко род чонбагыш.

Русская перепись 1897 г. признавала киргизов или, как тогда говорили, кара-киргизов, только в одной Ферг анской области, где их насчитывалось 201 579 душ (в других областях кара-киргизы, или как их еще называли в XIX в., «дикокаменные киргизы», объединялись вместе с казаками под общим названием «киргизы»). Замеча тельно, что по статистическому обзору Ферганской об ласти за 1911 г. число киргизов было гораздо меньше, всего 81669, из них 60835 в Наманганском уезде и. 18379 в Андижанском.

Более всего киргизов было в Семиреченской области. После падения ойратской державы они вновь заняли гор ную местность по верховьям Нарына, Чу и по притокам Иссык-Куля, территорию, при русском владычестве вош едшую в состав двух уездов, Пишпекского и Прже вальского (Каракольского). Незначительное число кирги зов (около 50 000) жило в Аулиеатинском уезде Сыр-Дарьинской области. Во второй половине XVIII в. киргиз ы подверглись нападению со стороны Аблая, хана казачьей Средней орды (ум. в 1787 г.); Аблай «нанес кара-киргизам жестокое поражение в открытой битве и сильно опустошил их страну». В XIX в. киргизы как в Фергане, так и в горах к северо-востоку от нее считались подданными кокандских ханов; некоторым из них показал ось более выгодным отдаться под покровительство Росс ии, приняв на себя обязанность провожать русские караваны в Кашгарию. Раньше других вступило в сношения с русскими самое восточное из киргизских племен, племя бугу (олень), жившее между восточным берегом Иссык-Куля и Текесом. В 1814 г. Койчибек, сын бия Ширали, был у сибирского генерал-губернатора Глазенапа (управл ение Сибирью, впоследствии Западной Сибирью находил ось в то время в Тобольске) и получил «чин капитана, золотую медаль и саблю за содействие при проходе карав анов», в 1824 г., через два года после издания «устава о сибирских киргизах», казанский татарин Файзулла Сейфуллин, приказчик семипалатинского купца С. Попова, живший в Семипалатинске ишимский мещанин Б. А. Пиленков и Уйсунбай Шукуров, теленгут казацкого султана Галия Адилева, уговорили биев трех родов (джилдан, арык-тукум и биляк) племени бугу признать себя русским и подданными и отправить с этой целью депутацию. Деп утаты просили позволения отправиться к высочайшему двору, но были приняты только в Семипалатинске и Омске; в Омске они пробыли с 5 января до 25 мая 1825 г., потом были отправлены обратно, причем до урочища Каратал их сопровождал во главе казачьего отряда подполковник Шубин, оттуда до Иссык-Куля – хорунжий Нюхалов с 60 казаками; с ним был лекарь Зибберштейн, автор едва ли не первого «описания о дикокаменных киргизах»; было ли это описание потом напечатано и, если нет, сохранилось ли в рукописи, мне неизвестно. Дальше всего в выражении подданства шел род биляк, просивший даже о присылке русского отряда для усмирения грабителей, на падавших на караваны. Главой биляковцев в то время, по-видимому, был еще раньше ездивший в Россию Койчибек; в депутации был брат Койчибека Алгаза. Почему-то в Омске оказали предпочтение роду джилдан; его депутат Алимбек получил высшую награду – золотую медаль на андреевской ленте и саблю с надписью его имени; отец Алимбека Яналак Кутлин получил золотую медаль на александровской ленте; такую же награду получили депутаты двух других родов Алгаза и Акимбек. Койчибек в письме к генерал-губернатору выражал неудовольствие, что его брат Алгаза был «сравнен подарками» с прочими депутатами; генерал-губернатор в ответном письме обещает одарить Алгазу «лучшими подарками». Насколько известно, это обещание не было исполнено. Не была удовлетворена также просьба братьев Алгазы, Юнуса и Аджибая, о пожаловании им по золотой медали (для Кой чибека просили сабли); не получил также награды отец арык-тукумского депутата Акимбека – Ульджебай Тлеубердин.

В этом рассказе (приведенном в «Памятной ^;книжке Семипалатинской области» на 1900 г., выпуск 4) совершенно не встречается характерное для киргизов (в противоположность казакам) слово манап; интересно было бы знать, было ли оно в записке Зибберштейна. В доступ ном мне материале слово манап едва ли не впервые встречается в рассказе о гибели казацкого султана Кенисары Касымова, восставшего против русских, принявшего хан ский титул и убитого в стычке с киргизами в 1847 г. Об этом событии писали русским принимавшие в нем участие манапы Джантай Карабеков и Урман Ниязов, из племени сарыбагыш, западных соседей бугинцев. Джантай полу чил в награду золотую медаль и похвальный лист, второй, кроме того, еще халат, обложенный золотым галуном. Посредниками между русскими и киргизами были тат арский мулла Галин Якубов и казацкий султан Рустем Абулфайзов, покинувший Кенисару во время боя с кир гизами (сын Кенисары, Ахмед, в своих записках, состав ленных со слов другого сына Кенисары, Садыка, собств енно Сыддыка, говорит, что султан Рустем, «как говорят, в войне с кара-киргизами держал их сторону, хотя это, впрочем, неизвестно с достоверностью»). Урман просил еще награды для своего сына Умбет-Галия, т. е. Умбет-Али (золотой медали и, если можно, золотой сабли), но, по-видимому, не получил. Вместе с тем Урман извещал о прибытии в Аулие-Ата кипчаков (из Кокандского ханст ва) с требованием покорности от киргизов и о своем реш ении не подчиняться этому требованию, даже если бы ему пришлось ради этого перейти на северную сторону Или (к русским). Наконец, он упоминал об обращенной к киргизам просьбе кашгарских ходжей о помощи против китайцев (в Кашгарии в это время происходил так называемый «бунт семи ходжей»). В своем ответе русский пограничный начальник желал Урману успеха в борьбе с кипчаками и просил не вмешиваться в китайские дела ввиду дружественных отношений между Россией и Ки таем. В конце 1848 г. пристав казачьей Большой орды, барон Врангель, снаряжал в Омск казачьего султана Мамыра, сына Рустема, с киргизским посланцем Сатаем, в сопровождении татарина Галина и одного казака (русского).

О манапах Радлову говорили в 1860-х годах, что они появились у киргизов в XVIII в.; рассказывали, что имя Манап носил один из биев племени сарыбагыш; он сделался главой своего племени, и потому все бии после его смерти назывались манапами. Самому Радлову этот рассказ показался невероятным.

В написанной в 1897 г. статье А. Талызина (пишпекского уездного начальника) тоже сказано, что слово манап перешло к остальным киргизам от сарыбагышцев; манапов тогда было довольно много, 1231 юрта с мужским населением в 3955 душ; сюда, конечно, входили все родственники манапов, но не подчиненные манапам народные массы, объединявшиеся под названием бухара (арабское фукари, по турецкому произношению пукара, мн. число от факир – «бедняк»). Бухара причислялась к тому же роду, как ее манап. То же самое название (пукара) носи ли у казаков люди так называемой «черной кости», в про тивоположность «белой кости», или «султанам», считав шимся потомками Чингиз-хана. Из этого видно, что манапы сделались у киргизов таким же аристократическим сословием, каким были у казаков султаны, или люди «бел ой кости», хотя у киргизов различия между «белой» и «черной» костью не было.

Некоторые сведения о происхождении манапов собрал в 1886 г. А. Н. Вышнегорский, ездивший в степи Аулиеатинского уезда по поручению губернатора Гродекова. Вышнегорский, по-видимому, ничего не слышал ни о слове бухара, или пукара, у киргизов, ни о сарыбагышском происхождении манапов; ему сообщили только, что манапы – «лучшие люди, происходящие от целого ряда биев»; ни один из них не вышел из потомков Чингиз-хана (таковых у киргизов, по-видимому, и не было). Манапам и становились люди, выделявшиеся «храбростью и мудростью»; они были предводителями во время смут; во время внешних нашествий во главе народа становилась те из них, кто выделялся среди прочих манапов: «их не выбирали, но если бы стали выбирать, то выбрали бы их». В Аулиеатинском уезде тогда считалось всего 8 манапов с их родичами.

Первая «рекогносцировка» русских войск в «Заилийский» край относится к 1852 г.; в 1854 г. уже произошло занятие этого края, причем было построено укрепление Верное, впоследствии названное городом Верным (ныне Алма-Ата). В 1855 г. покорность русским выразил Буранбай, или Бурамбай, верховный манап племени бугу, насчитывавшего до 10000 кибиток. Буранбай умер в начале 1858 г., за три месяца до проезда через Заилийский край, или, как его называли официально, Алатавский округ, казака Чокана Валиханова, ездившего по поруче нию русского правительства в Кашгарию; в другом месте у того же Валиханова им дата смерти Буранбая указана 1857г.

Валиханов сообщает довольно подробные сведения о «дикокаменных» киргизах, о делении их на племена и об отношениях между племенами. Подобно монголам, киргизы делились на два крыла – правое (он) и левое (сол); первых было гораздо больше; левые занимали крайний запад территории киргизов, именно местность у Таласа. Из этого можно заключить, что киргизы при определении стран света становились лицом на север, а не на восток, как древние турки, и не на юг, как монголы. Правое крыло разделялось на два отдела – адгэне и тагай; отдел тагай, самый обширный, разделялся на семь племен «сродных, но ведущих постоянную вражду» между собой: бугу, сарыбагыш (желтый лось), султу, саяк, черик, чон-багыш (большой лось) и бассыз. Русскими подданными считались только бугинцы, имевшие пашни на южном бе регу Иссык-Куля, летние кочевья – в верховьях Текеса и Кегена. От бугинцев к западу жили сарыбагышцы, от са рыбагышцев к западу, около Пишпека и дальше, султинцы, из-за близости Пишпека, главного кокандского укрепления (хотя и в нем было всего 500 человек гарнизона), более других киргизов подчинявшиеся кокандцам; в то же время, однако, Валиханов называет султу самым хищным родом. Племя саяк жило южнее, у верховьев Нарына и Джумгала, племя черик – в «Тянь-Шаньском нагорье» к югу от Иссык-Куля, чонбагышцы, как мы видели, – к се веро-западу от Кашгара; последние два племени были очень бедны. Где жило племя бассыз, точно не указывается: по-видимому, в Фергане, где были также пашни отдела адгэне. По Радлову, различались только шесть племен правого крыла: бугу, сарыбагыш, солту (султу), эдигена (адгэне), чонбагыш и черик. Племя бассыз не упоминает ся, о племени саяк говорится как об одном из восьми род ов племени эдигена, хотя несколько ниже у самого Радлова племя саяк названо рядом с племенем черик как самостоятельное племя; как самостоятельный род или племя оно упоминается у Талызина. По Радлову, племе на эдигена и черик еще оставались в кокандском под данстве.

По Аристову, названия племен «сарыбагыш» и «чон багыш» должны рассматриваться как след пребывания киргизов за Саянским хребтом, потому что лось в Тянь-Шане не водится. Замечательно, что в словаре Радлова слово багыш в значении «лось» не приводится совсем. Не приводится и слово чон в значении «большой», заимство ванное киргизами у китайцев.

По Талызину, в эпоху русского завоевания у старшего манапа рода султу, Джангарача, было до 600 юрт, у стар шего манапа сарыбагышцев, Джантая, до 700, у старшего манапа рода саяк – до 500. Манапы, у которых было под данных менее 100 юрт, считались мелкими. Кроме подданн ых, у манапа были рабы (кул); при уплате куна за уби тых, кроме скота, отдавались и рабы. Звание «старшего манапа» (у Валиханова в одном месте встречается термин «ага манап») было неопределенным; часто в одном и том же племени соперничали между собой несколько манапов; так, среди сарыбагышцев притязания на верховную власть, кроме Джантая, предъявлял Урман, даже приняв ший ханский титул. Нападения со стороны Урмана были, по словам Талызина, главной причиной, побудившей бугинцев принять русское подданство; во главе бугинцев будто бы находился султан Зарнек, что маловероятно, так как султанов у киргизов не было. По просьбе бугинцев весной 1856 г. в их область был отправлен русский (казач ий) отряд под начальством полковника Хоментовского; при этом отряде были Чокан Валиханов и будущий исслед ователь П. П. Семенов (впоследствии Семенов-Тяньшанский). Отряд провел в степи два месяца и дошел до Иссык-Куля. С сарыбагышцами было столкновение в мест е Джилгын-баши, около Токмака; во главе киргизов на ходился манап Тлеукабыл. В стычке было убито 40 кир гизов, в том числе пять манапов. Некоторое число кирги зов было взято в плен; эти пленные потом были отпущены Г. А. Колпаковским, начальником Алатавского округа, по просьбе другого сарыбагышского манапа Саурамбая Худоярова, ездившего для этой цели в Верный.

Следующим шагом вперед в деле завоевания русскими киргизской области было основание в 1859 г. передового укрепления Кастек, у перевала того же имени. Осенью того же года на это укрепление напали киргизы и кокандцы; нападение возобновилось и в 1860 г. Отбив нап адение, русские преследовали врагов и нанесли им пора жение при Джиран-Айгыре; после этого был предпринят поход за Чу, окончившийся взятием и разорением Токмак а и Пишпека. Решительного значения этот успех не имел; несмотря на неудачу нового похода кокандцев и на поражение их при Узун-Агаче, Пишпек был восстановлен ими в 1861 г. и окончательно взят русскими только в 1862 г., причем на этот раз в действиях против кокандцев принимали участие и подвластные русским киргизы. При чиной неудовольствия киргизов против кокандской власти было, во-первых, прибытие из Ферганы поселенцев-сартов (после окончательного разрушения русскими кокандских крепостей киргизы «сравняли сартовские поселения с земл ей и превратили их в кочевья, так что теперь почти не заметно следов их поселений»), во-вторых, производивш иеся кокандскими наместниками поборы. По словам Радлова, кокандцы взимали с киргизов подати трех категор ий:1) 1 тюнлюкзякет, по овце с юрты; 2) алал-зякет, по 1 голове скота с 50 (2%); 3) харадж с земледельцев, по три овцы с гумна (в Кашгарии с киргизов, занимавшихся земледелием, взимали харадж в размере 1/15 урожая). Кроме того, время от времени взимали военную подать в размере одной тилли (золотой монеты) или трех баранов с юрты.

Решительное значение для разрыва части киргизов с Кокандом и перехода их на сторону русских имели события 1862 г. В этом году в Ташкент прибыла с просьбой о помощи против русских киргизская депутация, в которой находился Шабдан, сын сарыбагышского манапа Джан тая, впоследствии считавшегося безусловно преданным России. В Ташкенте был в то время Худояр-хан, только что (на короткое время) вновь занявший престол после убиения своего брата Малля-хана; Худояр отпустил Шабдана с благоприятным ответом. Независимо от этого у Джантая по семейным делам произошла ссора с другим сарыбагышским родом, темир-булат; Джантай прибыл в Верный, заявил, что его род тынай принимает русское подданство, и просил оказать ему помощь против темир-булатцев, просьба была исполнена, и темирбулатцы вместе с тынайцами были присоединены к России. Не зная о сношениях отца с русскими, Шабдан из Ташкента прибыл в Пишпек к новому кокандскому наместнику Рахметулле (атабек, бывший наместн иком в Пишпеке в 1860 г., потом находился в Ташкенте). За измену отца Шабдан в Пишпеке был посажен в тюрьму, откуда ему удалось бежать, что еще более укрепило связи Джантая с Рос сией.

В то же время против Рахметуллы восстали султинцы. Главным манапом их, как мы видели, считался Джангарач; когда он состарился, его значение перешло к энергичному Байтаку (или Байтыку) Конаеву; его сын нахо дился в Пишпеке при Рахметулле и был им изнасилован: Байтак пригласил к себе Рахметуллу и вероломно убил его, после чего он отправил в Верный своего брата прос ить о принятии султинцев в русское подданство. Эти события были, по-видимому, главной причиной похода Колпаковского в том же году, имевшего результатом вторичное и окончательное взятие Пишпека и занятие всего Зачуйского края.

В 1863 г. были приняты меры, чтобы отделить от Коканда и присоединить к России горную местность к юго-западу от Иссык-Куля. Главным опорным пунктом кокандцев здесь было укрепление Куртка на Нарыне; кроме того, было укрепление Джумгал на реке того же имени, притоке Нарына. Сюда был направлен «кашгарский» от ряд «для рекогносцировки путей, ведущих из Заилийского края в Кашгарию». Отряд, под начальством капитана Проценко, в начале мая 1863 г. двинулся из Кастека, прошел через Боамское ущелье к Иссык-Кулю, оттуда че рез перевал Кызарт к Джумгалу, от Джумгала мимо озера Сон-Куль к Куртке. Оба укрепления сдались без выстрела. Еще раньше с частью сарыбагышцев (отделен ие есенгул) ушел на Нарын, чтобы не подчиняться русс ким, Умбет-Али, сын Урмана (очевидно, в то время уже не бывшего в живых). Теперь он присоединился к отряду Проценко и впоследствии приписывал себе заслугу успеха отряда; в мае 1865 г. он писал Черняеву, что «присоедин ился к капитану, который носит очки, и вместе с ним покорил белому царю курганы (крепости) Джумгал и Куртку». В действительности он тайно вредил отряду; его брат разграбил около озера Сон-Куль почту, в которой бы ло донесение Проценко о занятии Куртки. В связи с этим, вероят но, находился факт, что отряду на обратном пути пришлось сражаться с восставшими в его тылу сарыбагышцами и саякцами; при урочище Икечат были отражен ы киргизы в числе 3000 человек. Отряд прошел обратно к Иссык-Кулю и оттуда на усиление кегенского отряда, действовавшего в том же году на китайской границе и имевшего несколько вооруженных столкновений с китай цами, в том числе и в киргизской земле, на Каракаре, где Радлов еще в 1862 г. посетил бугинцев. Четыре рода бугинцев в то время подчинялись Китаю, в том числе род арык-тукум, имевший сношения с Россией, как мы видел и, еще в 1824 г. Прочного значения действия отряда Проценко не имели; укрепление Куртка, разрушенное (как и Джумгал) русскими, было потом восстановлено кокандцами. Колпаковский еще в феврале 1865 г. писал из Верного, что кокандская крепость Куртка «имеет влияние на все киргизские роды, кочующие в верховьях Сырдарьи, по Нарыну и Кочкору, возмущает их против нас и доставляет войскам Алимкула (в то время регент а Кокандского ханства) большие материальные сред ства».

Пограничные споры с Китаем были разрешены Чугучакским договором 25 сентября 1864 г., но и после этого спокойствие на восточной границе нарушалось вследствие мусульманского восстания против китайского господства; восстание началось в 1863 г. в Кашгарии и распространилось в 1864 г., на Кульджинский край; к восставшим несколько раз присоединялись и киргизы, в том числе и те из них, которые считались русскими подданными. В том же донесении Колпаковского от февраля 1865 г. го ворится, что «бугинцы, в особенности кочующие по Текесу, выжидают только прибытия ходжей святогорцев с войс ком, чтобы заявить им свою преданность и готовн ость жертвовать имуществом». Были, однако, случаи обращения киргизов к русским с просьбой о помощи против мусульманских повстанцев. Осенью 1864 г., когда Колпаковский был на Иссык-Куле, к нему явились «двое почетных людей из дикокаменных киргиз, рода Чирик», с письмом от «старшего манапа» Турдуке. Манап жаловался на действия повстанцев, притеснявших киргизов поборами и самого Турдуке увлекших силою «под Кашгар», и прос ил «защитить чириковский род, принявший подданство России». Колпаковский отвечал, что ввиду наступившей осени и закрытия перевалов снегами было невозможно «послать войска для защиты чириков, кочующих почти под стенами Кашгара»; поэтому он советовал им «удал иться от театра инсуррекции» на Нарын. Чирики не име ли возможности тогда последовать этому совету; никаких других мер для их защиты принято быть не могло, и по ложение их оставалось таким же и в 1865 г.

Больше всего значения для решения судьбы киргизов имел, конечно, исход войны с Кокандом. Еще в начале 1864 г. положение было крайне неопределенным; под влиянием воззваний ташкентского наместника, с обещанием полного прощения за убиение Рахметуллы, Коканду вновь подчинилась часть султинцев во главе с Джангарачем и часть сарыбагышцев, кочевавшая на Нарыне, во главе с Умбет-Али; большая часть султинцев, во главе с Байтыком, и сарыбагышцев уклонилась от уплаты зеката кокандцам и продолжала сношения с начальником Алатавского округа. Джангарач умер в том же году; его сын Чолпанбай также получил от ташкентского наместника ярлык на звание старшего манапа рода султу. Но и те манапы, которые оставались подданными России, не считались надежными. Из султинцев манапы Кокум и его сын Чайбек, «родственники манапов Джангарача и Байтыка», приняли участие в нападении на подчиненных Росс ии казаков; в феврале 1864 г. в таком же нападении при нимал участие брат Байтыка Сатылган; киргизы разгра били до 50 аулов Дулатовской (казачьей) волости, «увели в плен женщин и детей и сожгли юрты». Манапы казал ись настолько ненадежными, что войсковой старшина Бутаков, посланный во главе двух сотен к Токмаку «под предлогом прикрытия рекогносцировки ущелий речек Большой и Малой Кебин», хитростью заманил к себе в Токмак несколько влиятельных манапов из султинцев, в том числе Байтыка, и сарыбагышцев, «под благовидным предлогом» задержал и увел с собою в Верный.

Готовясь к походу на Аулие-Ата (известно, что этот город был взят Черняевым 4 июня 1864 г.), русские, однако, находили нужным привлечь киргизов на свою сторону примирительными действиями. Задержанные скоро были отпущены к своим родственникам с успокоительными уве рениями; некоторые из них, как Байтык, Корчу и родств енник Умбет-Али Менде, или сами присоединились к рус ским отрядам, или присоединили к ним своих сы новей и ближайших родственников. Даже Чолпанбай, захваченный казаками (Дулатовской волости) с ярлыком ташкентского наместника, был отпущен с почетным халатом. Эти меры достигли цели; дети Джангарача и Бочкай Канаев (последнему принадлежали пашни от вершины речки Ашпары до Мерке) выразили покорность Черняеву. На Верхнем Таласе и на Карабуре Черняеву, однако, пришлось иметь дело с враждебными манапами; в числе их упоминается Сарамсак, собравший до 200 вооруженных киргизов. Поход, во всяком случае, способствовал упрочению русского господства над киргизами; уже в Пишпеке к русскому отряду явились некоторые бии, «ко торые никогда не являлись прежде русскому начальству». В августе 1864 г. Черняев писал, что «сообщение Аулие-Ата с Верным совершенно обеспечено», хотя между

Пишпеком и Токмаком был случай гибели подпоручика Губара, беспечно заснувшего на траве и зарезанного «дикокаменными эгинчи» (земледельцами), работавшими вблизи на пашне, в числе пяти человек.

Мы видели, что, несмотря на успехи 1864 г., АлимКул еще в 1865 г. получил поддержку от киргизов из Куртки, и вообще возможность получения кокандцами помощи от киргизов не исключалась, как не исключалась возможность возобновления кокандцами наступательных действий, особенно с юга. В январе 1865 г. начальник ук репления Токмак доносил, что кокандц ы двигаются в большом числе к верховьям речки Иссыгаты, «грабя аулы киргизов и лошадей у них». В марте опасались вторжения Алим-Кула в Чуйскую долину через перевал Шамси. В январе Черняев писал, что левый (т. е. южный) фланг русских «населен кара-киргизами, племенем наиболее диким, между которыми Алимкул, как однородец их, мо жет скорее встретить сочувствие, чем между киргизами (т. е. казаками) Большой орды». Опасения не оправда лись; еще до поражения и смерти Алим-Кула (9 мая) и падения Ташкента (15 июня) Россия получила значительн ое число новых подданных из киргизов; в марте манап племени саяк Осман Рускулбек просил о принятии его в русское подданство с «подвластными ему десятью тысяч ами кибиток»; на это последовало высочайшее соизволен ие, чем было несколько недовольно министерство иностранных дел; в письме вице-канцлера Оренбургскому генерал-губернатору от 5 июня выражалась надежда, что «принятием этого племени в подданство мы уклонимся от тех начал относительно наших границ и наших дальнейших действий в Средней Азии, которые уже приняты в руководство, так как уклонение от них могло бы иметь самые вредные последствия». В июне, еще до завоевания Ташкента (автор даже был против такого завоевания, хотя тут же говорит о необходимости сделать границей русских владений реку Сырдарью на всем ее протяже нии), была составлена секретная записка, где говорится, что «теперь все северные кара-киргизы (т. е. все, кроме ферганских и кашгарских) в русском подданстве, кроме немногих в верховьях Чирчика и у прорыва Джумгала через Уртак-тау, откуда еще кокандцы могут устроить против нас горную войну». В том же году, после взятия Ташкента, перестали существовать и эти исключения. Ввид у выразившегося в письме вице-канцлера настроения высших сфер оренбургский генерал-губернатор (Крыжановский) был даже недоволен, когда Черняев своею властью разрешил перекочевать в русские пределы подавшим прошение о принятии их в русское подданство манапам: манапам «дикокаменных киргиз рода Турукли, Шамень, Кодан, Байтелэ и Джаманак», кочевавшим на Джумгале в числе тысячи кибиток, и «рода Богиш (Багыш) манапу Сарымсаку», кочевавшему за Карабурою в числе 150 кибиток. Манапы, кочевавшие у Джумгала, получили от Черняева разрешение перейти на Кочкар, тем более что эти места в то время никем не были заняты. Потом оказалось, что ходатайство возбуждено манапами рода бурукчи или исенкул из сарыбагышцев, находивших ся прежде с Умбет-Али; вопрос об удовлетворении их ход атайства был разрешен уже в 1866 г. В октябре 1866 г. прибыли с Кокшала манапы от чириковских киргизов; вследствие притеснений, которым они подвергались со стороны Я’куб-бека кашгарского и со стороны принявше го кашгарское подданство Умбет-Али, они просили позво ления «кочевать на реке Таранче или же в верховьях Нарына». Окончательное утверждение за Россией всего Нарынского края произошло в 1867 г., когда было устроено Нарынское укрепление. Тогда же в пределы России воз вратился Умбет-Али «окончательно обедневшим» и посе лился в Пржевальском (тогда Иссык-Кульском) уезде.

Талызин считает временем окончательного покорения киргизов 1865 год, когда в русские пределы пришел род бурукчи. По-видимому, в том же году произошло одно из последних, если не последнее (не вполне ясно, когда произошло то сражение полковника Полторацкого с Умбет-Али на Атбаше, о котором говорит Талызин) вооруженн ое столкновение между киргизами и русскими. Вследств ие полученных сведений о намерении некоторых киргизов весной принять участие в действиях мусульманс ких повстанцев в Кашгаре, Колпаковским было приказа но «доставить в отряд на реке Аксу и там задержать бол ее влиятельных манапов» – конечно, как в 1864 г., «под благовидным предлогом». Тем не менее бий Суанбек, ко чевавший в долине реки Сарджас (Сары-джас), в мае сделал попытку откочевать в Кашгар; посланный за ним небольшой отряд догнал его в верховьях Сарджаса и предложил ему вернуться в русские пределы, но Суанбек, «пользуясь численным перевесом», захватил людей и, «отобрав амуницию и оружие, связал их и, нанося побои, продолжал дальнейшее движение». Узнав об этом, на чальник текесского отряда послал для преследования Суанбека более значительные силы, которым и удалось освободить пленных и взять в плен самого Суанбека. В том же году бывшая воинственность киргизов проявилась еще по другому поводу; сарыбагышцы в полном составе сели на коней и выступили с оружием в руках против саяковцев, захвативших в плен сына манапа Тюрегельды; но пленный был освобожден по настоянию русских властей, и столкновение было предотвращено.

У Талызина приводятся еще сведения о размещении киргизов после подчинения русским. В общем каждое племя сохраняло свою прежнюю территорию. На крайнем западе по-прежнему жил род султу, под главенством манапов Байтыка и Корчи; первому принадлежала территория от Карабалты до Пишпека, второму – от Пишпека до Иссыгаты. Племя саяк (имя его манапа не приводитс я) по-прежнему занимало пространство от Александров ского хребта до Нарына. Берега Иссык-Куля и восточная часть Чуйской долины по-прежнему были заняты сарыбагышцами, причем Джантай, считавшийся более благо надежным, получил более важную в стратегическом отн ошении территорию от Кутемалды и Боамского ущелья до Каракунуза и перевала Шамси. Менее надежный манап Тюрегельды был оставлен на реке Кегеты; впоследст вии эти киргизы были переведены в местность «по юго-восточному склону Александровского хребта и по долине Каракола и Качкара», так как «земли их в Чуйской долин е понадобились под оседлые русские поселения». Ост альные киргизы оставались и в конце 90-х годов там же, где были в 60-х. Талызин говорит только о киргизах Пишпекского уезда; из сведений, собранных Радловым, видно, что бугинцы по-прежнему жили от восточного берега Ис сык-Куля до Текеса, откуда часть их перешла в Кульджинский район, где в то время образовалось мусульманское сул танство, занятое русскими, как известно, только в 1871 г.

Радлов в 1869 г. посетил сарыбагышцев и султинцев «не более чем через пять лет» (каит 5 jahre)» после покорения и нашел там полное умиротворение, повсюду он мог ездить без конвоя и нигде не встречал враждебного отношения. Киргизы даже легче примирились с русским управлением, чем их северные соседи (казаки). В отличие от казаков, киргизы тогда жили не мелкими аулами, а целыми родами; иногда юрты одного рода тянулись вдоль берега речки верст на двадцать и более. Перед каждой юртой стояло копье, чего у казаков не было. Часть народа занималась земледелием; пашни обрабатывались еще тщательнее, чем у казаков.

Известно, что записанные Радловым киргизские текст ы, особенно эпические, вошли в пятую часть его «Образ цов народной литературы тюркских племен». В киргизском эпосе часто упоминаются ногайцы; по-видимому, даже главному герою, Манасу, приписывается ногайское происхождение (он причисляется к сары-ногаям), что заставляет предполагать влияние ногайского эпо са на киргизский. Пути этого влияния еще не выяснены. Судя по словам Талызина, грамотность, несмотря на частую переписку с русскими властями, была у киргизов, как и следовало ожидать, мало распространена; «на весь Чуйский край был один писарь из сартов». В противоположность этому, Вышнегорский слышал в 1866 г., что «в каждой кара-киргизской волости Аулиеатинского уез да находится от одной до четырех школ (мектебов), со держимых богатыми людьми».

Мы видели, что русская власть сначала признала манапов. По свидетельству Талызина, бумаги адресовались, например, «старшему манапу сарыбагышей Джантаю-батыру». Валиханов в декабре 1864 г. осуждал русские власти за то, что ими «ничтожный, известный лживостью» Сарынбек (или Сарымбек) был возведен в звание «ага манапа», тогда как прежде у киргизов аристократии не было, и только немногие, как Урман и Бурумбай (или Бурамбай, Буранбай), выдвинутые своими личными кач ествами, достигали главенства, причем первый был изв естен храбростью, второй – замечательным умом. На значив главным манапом ничтожное лицо, русские «слу чайное явление возвели в постоянное достоинство»; этим же они вооружили против себя других манапов (назыв аются Мурад-Али, из бугинцев, и Боли-Карай), которые «ушли не от нас, а от Сарым-бека». Мне неизвестно, имеется ли в виду тот Сарамбек, или Сарымбек, в долине Таласа на Карабуре, с которым имел дело Черняев, или упоминаемый у Талызина манап Саурамбай Худояров, бывший в 1868 г. младшим помощником уездного начальн ика и бывший в живых еще в 1897 г., когда о нем говор ится только как о «почетном старике Тынаевской во лости» (из сарыбагышцев).

Во всяком случае власть манапов скоро пришла к кон цу; по временному положению 1867 г. (замененному впоследствии положением 1886 г.), выборные бии могли быть одинаково из манапов и не манапов.

Рассмотрение судеб киргизского народа как части населения сначала Российской империи, потом СССР, не входит в задачу настоящего очерка.

 

А.Н.БЕРНШТАМ

 СЛОЖЕНИЕ КЫРГЫЗСКОЙ НАРОДНОСТИ

Настоящая глава представляет собой попытку наме тить основные вехи в истории этногенеза кыргызов до IX в. включительно и выяснить сам процесс образования кыргызского народа с той поры, когда впервые исторические свидетельства фиксируют нам тюркоязычные племена, вошедшие в его состав.

В нашей исследовательской литературе еще слабо разр аботан вопрос этногонии народов Востока, вопрос, имею щий особое значение при построении истории народов СССР, в том числе истории кыргызов и Кыргызстана.

Надо отметить, что не только конкретные, но и общие вопросы этногонического процесса не получили еще должного освещения. Достаточно сказать, что в нашей научной литературе, посвященной указанным вопросам почти начисто отсутствует вопрос об этнических образованиях эпохи ранних классовых обществ. Однако, бесспорно, что этническое образование указанной эпохи отлично от предшествующего племени и даже союза племен, с одной стороны, и от нации, с другой. Эта этническая категория – народ – характерная единством территории и литературного языка, связана уже с образованием государства. Государство в эту эпоху существует наряду с сильнейшими переживаниями родового строя и межплеменных различий, еще бытующих, несмотря на развитие классовых противоположностей. Одним словом, этническое образование «народ» является оборотной стороной возникновения государства и с этой стороны оно включ ает наряду с этническими общностями и развитие клас совых противоположностей.

На такое определение народа, как особой этнической ступени, связанной с возникновением государства, наталкивает замечание Ф. Энгельса о реформе Тезея. По пово ду последней Ф. Энгельс, в частности, писал: «…афиняне продвинулись в своем развитии дальше, чем какой-либо из туземных народов Америки; вместо простого союза живущих рядом племен произошло их слияние в единый народ».

Как следует из вышеприведенных слов Ф. Энгельса, понятие «народ» он в данном случае противопоставляет более механическому соединению племен типа ирокезског о союза племен, отличая, в свою очередь, понятие «народ» от более позднего образования «нация». Очевидно также, что появление народа связано со слиянием, сме шением, скрещением ряда племен и формированием на этой основе каких-то общих явлений, характерных для всех племен. Эти общие явления и будут атрибутами нов ого этнического образования – народа.

В то время, как племя является организацией кровнородственной и эндогамной, народ основывается не на родс твенных связях, и племена его составляющие, не эндо гамны.

В этих вопросах мы не имеем еще тех исследований, которые помогли бы разрешить поставленную перед нами проблему.

Мы не пытаемся осветить всех вопросов, связанных со сложением кыргызского народа. Характерно, что термин «кыргыз» в VI–IX вв. выступает подобно термину «тюрк», как термин «народный», в то время, как племена, составляющие кыргызское образование, носили другие названия. Напомню племена ач, бэлиг, Кешдим, тулбари и др. Этих вопросов, равно как анализа термина «куркуз», мы в настоящей главе производить не будем, считая, что эта задача дальнейших исследований. Сейчас необход имо установить исходные моменты этногенеза и те осн овные вехи в социально-экономической и политической истории кыргызов, которые следует учитывать при решен ии вопроса об их этногенезе.

История кыргызского народа тесно связана с двумя общественными образованиями древности: с гуннским племенным союзом и сяньбийцами II в. до хр. э. – V в.х.э. и Тюркским каганатом VI–VIII вв. н. э.

Не имея возможности развертывать сейчас всю аргументацию о том, что гуннское общество и сяньбийцы бы ли обществами варварского типа, в то время, как тюркс кое общество VI–VIII вв. перешло уже грань доклассо вых отношений (это уже доказано в ряде наших работ и в специальных выступлениях), мы должны предупредить, что в данной главе также продолжаем исходить из этих положений.

Согласно принятой нами периодизации, история и этногония кыргызского общества разбивается на два основных этапа – гуннско-сяньбийский и тюркский.

Кыргызы, как племенное образование гуннского пе риода, развиваются в тесных взаимоотношениях, вопер вых, с гуннами и сяньби, во-вторых, с динлинами и, в-третьих, с усунями.

Первые сведения о древних гэгунь – кыргызах, как мы показали выше, относятся примерно к 209–201 г. до х. э., когда, по свидетельству китайской летописи, гуннский шаньюй Модэ подчинил себе ряд племен, среди них динлинов и гэ-гунь.

В противоположность более поздним сообщениям Тан-шу о хакасах, в которых говорится, что хакасы (древ ние гэ-гунь) перемешались с динлинами. В ранних упо минаниях о гэ-гунь и динлинах мы такого явления не на блюдаем. Характерно также, что динлины выступают всегда как сравнительно автономные и мало связанные с гуннами племена, в то время, как владение хакас (гэ-гунь), по сообщениям тех же китайских источников, «сос тавляло западные пределы хуннов».

Известно, что Ли Лин, китайский полководец, взятый гунн ским шаньюем Цзюй-ди-хэу в плен, получил во владение страну Хакас (I в. до х. э.).

Имеются сведения о гэ-гунь и в первой половине I в. до х. э., когда шаньюй северной орды Чжи-Чжи снова разбивает гэ-гунь и динлинов, а по сообщению Тан-шу о хакасах, Чжи-Чжи утвердил свою ставку у динлинов.

Согласно этим сообщениям следует, что гэ-гунь были тесно связаны с гуннами, представляя их северо-западный форпост, непосредственно соприкасаясь с динли нами.

Сведения о последних находятся всегда в связи с гэ-гунями. Однако отдельные отрывочные о них сообщения показывают, что сплошь и рядом они выступают вне связи с гэ-гунь, а в союзе с усунями и сяньбийцами против гуннов, например, во время походов в семидесятых годах первого века до х. э. они напали на хуннов, предводительствуемые Хуанджи Шаньюем (72 г.) и получили в добычу большое количество скота и людей.

Такого типа походы динлинов отмечаются и для 63 года до х. э., когда они увели в плен несколько десятков тысяч человек. Согласно этим и подобным сообщениям, историк может заключить, что динлины имели известную автономн ость, развивали у себя скотоводство и, в связи со столк новениями с гуннами, получали большое количество рабов из гуннской среды. Четкое территориальное противопоставление – динлинов на севере и гэ-гунь на западе (по соседству с динлинами) не позволяет отождествлять их. Однако, как следует из исторических фактов письменных источников и археологического материала, развитие хозяйства динлинского общества шло по линии создания у них скотоводческого хозяйства, т. е. оно приближалось по типу к хозяйству гуннов. Еще более западным (по отношению к гэ-гунь юго-западным) образованием были усуни. Сведения о последних связываются опять с именем Модэ, который в 176 г. в письме к китайскому императору заявлял, что усуни после разгрома их гуннами вошли в состав гуннских войск «и составили один дом». Усуни и их история будут особо рассмотрены ниже, сейчас надо только указать, что из всех племен гэ-гунь, динлин и усунь последние были наиболее тесно связаны с гуннами. Усуни, как и вышеупомянутые племена, были скотоводы-кочевники и понимали язык гуннов. Согласно исследова ниям К. Ширатори, усуни, по всей вероятности, были тюркоязычны. Тюркоязычными были и гэ-гунь (хакасы). Но усуни сами подчеркивали, что они не понимали языка динлинов.

Белокурые усуни входили в группу динлинских племен. Изучение расового типа усуней показало, что они не могут быть отнесены к «нордической» северной расе, вхо дят в так называемую группу памироферганского расового типа. Из этого следует, что нельзя принимать термин «динлин», как термин, адекватный некоему этнич ескому и расовому единству. Несомненно, что динлинская группа племен – это китайское представление о племенах, имеющих некоторые общие, стадиальные черт ы быта, хозяйства и культуры. Южносибирские динлины и усуни имели общие моменты политической истории, благодаря исторической связанности динлин и усуней с гуннами и сяньбийцами. Впоследствии усуни участвовали и в этногенезе кыргызов. Посему у енисейских кыргызов и кыргызов тянь-шанских, известных по описаниям источников XVI-XIX вв., остались черты динлинско-усуньской стадии, отмечаемые еще и в X веке арабами и персами, как белокурость, светлые глаза и т. п. европеоидные признаки. В эту же категорию племен входят и племена бома, которые также являются представителями динлинского слоя и которые жили в бассейне Енисея.

Гуннский язык, язык господствующей племенной знати, был еще языком недифференцированным. Он включал в себя ряд элементов разных наречий и разнообразных диалектов племен, составлявших гуннский союз. Социальные условия гунн ского племенного союза требовали какой-то единой лексики, которая могла бы и должна была обслужить общие задачи и требования их социального строя и хозяйства. Эта лексика, согласно небольшим, фрагментарным, дошедшим до нас свидетельствам, запечатленным в китайских летописях, дала право ряду исс ледователей – Хирту, Панову, Ширатори и другим ут верждать, что словарь гуннского языка, в основном, древнетюркский.

Эта лексика, являющаяся результатом языковой «нивеллировки» отдельных наречий и диалектов была известн а усуням и гэ-гунь. Язык же динлинов был им непоня тен. Этим опять подчеркивается резкое различие динлинов от остальных племен.

В источнике III века х. э. Вейзио о динлинах сообщается следующее: «Старики из усуней рассказывали, что у восточных динлин язык походит на крик птиц или селезня». Далее следует несколько фантастическое описание их внешнего вида.

Это сравнение их языка с криком птиц, или даже селезня, как будто совпадает с первым впечатлением, какое создается при восприятии языка яфетической стадии спирантной группы. Спирантная группа, одна из наиболее архаических в ряду яфетических языков, возможно, и была представлена языком динлинов. Впрочем, этому еще нужны доказательства, к разбору которых мы и пер ейдем.

Древних динлинов обычно связывают, согласно историческим, этнографическим и, отчасти, антропологическим данным, с современными енисей-остяцкими племенами, в частности, с кетами. Кеты – енисей-остяцкие племена, пережитки древних племен динлинов.

Рамстедт и Кай Доннер, положившие немало труда на установление связей енисей-остяцкого языка с инко-тибетским, в частности, языком Си-ся, показали генети ческую связь енисей-остяков, с динлинами.

В свете этих эмпирически нащупанных выводов становится крайне интересным заключение академика Н. Я. Марра о том, что енисей-остяцкие племена стадиаль но связаны с хеттами и шумерами, представляя собой островок яфетической группы языков. Вывод Н. Я. Марра о яфетизме енисей-остяков крайне плодотворен, ибо он показывает, что енисей-остяки, ретроспективные динлины, стадиально предшествуют образованиям тюркского типа, в частности, кыргызам, подобно тому, как хетты стадиальн о предшествуют анатолийским туркам.

Сравнительный анализ енисей-остяцкой и кыргызской лексики подтверждает прогноз Н. Я. Марра, данный им в небольшой статье «От шумеров и хеттов к палеоазиат ам». Приведем некоторые примеры. Согласно законам звуковых переходов, установленным Н. Я. Марром и суммированным им еще в Бакинском курсе и в специальных тюркологических работах, языки стадиально более разв итые, чем спирантная группа яфетической стадии, имеют обычно закономерное исчезновение начального спиранта с заменой лабиализованных последующих гласных откры тыми. Мы произвели исследование некоторых енисей-остяцких и кетских терминов по словарю Кастрена и нашли некоторым из них эквиваленты в лексике текстов кыргызских надгробий. Получается следующая картина: ен.-ост. и кет. терминам соответствуют кыргызские: ен.-ост. Хима  кет хима  «бабушка» ен.-ост. Хир кет хира  «дедушка»      кырг. ара   кет хажа «тетка» кет. хижа, хиже – «господин», «хозяин», хижо (верховный владыка хакас именовался «ажо»), это, вероятно, древне-тюркский термин иди с закономерным перебоем жид кет. хуз – «лошадь»; кырг. ат. Устанавливается и закономерн ость в словах дих – «гора», тюрк. тай; кет. сиз и ен.-ост. тез – «камень» и кырг. таш; ен.-ост. оп «отец» и кырг. ава; кет. дул – «девушка» и кырг. куз и т. п.

Из первых примеров явствует закономерное отпаде ние начального спиранта и замена лабиализованного гласного открытым. Из последующих примеров видна также известная фонетическая закономерность и другого типа, установление которой должно появиться в результат е дальнейших специальных лингвистических исследо ваний.

Необходимо отметить, что мы отбросили всю ту ен.-ост. и кет. терминологию, которая имеет абсолютный эквивалент в тюркских языках типа алтун – «золото», кумуш – «деньги» (по-тюркски «серебро»), – князь (тюрке, «хан») и т. п. Так подобные слова, по всей вероятности, позднего заимствования. Однако среди этих тождественных слов есть такие, которые не являются поздними заимствованиями типа карышкыр – «волк» и др.

Многочисленный материал по этому вопросу не позволяет пока еще сделать окончательные выводы и дает тольк о возможность выдвинуть изложенное положение в ка честве рабочей гипотезы. Древний пласт тюркского языка, как языка кочевников-скотоводов, был известен всем вы шеперечисленным племенным образованиям благодаря: во-первых, политическим связям этих образований, во-вторых, наличию среди всех этих племен рабов из сосед них племен, в-третьих, единству глоттогонического процесса, обусловленного известным единством экономики и социального строя.

В свете этого можно предполагать, что образование тюркоязычного племени кыргызов началось еще в гунн скую эпоху и шло по двум линиям: во-первых, по линии автохтонного развития языка («тюркизация») в силу единства развития экономики и социального строя и, во-вторых, в силу общности развития языка вообще на базе общих политических и экономических связей гуннского племенного союза и сяньбийцев с динлинами («отюречивание»). Этот процесс имел свое завершение в так назыв аемый тюркский период VI-IX вв. х. э., когда оформил ась тюркоязычная группа племен и тюркский народ – кыргызы.

Политические связи древнетюркского каганата VI– VIII вв. с кыргызами приводят к созданию общего литературного языка, запечатленного в многочисленных над писях на надгробных памятниках кыргызских бегов. Язык же массы древнекыргызских племен следует искать в со временных разнообразных диалектах тюркских племен Саяно-Алтая и Минусинской котловины.

Исторические и этнографические данные показывают также связь кыргызов, с одной стороны, с племенами Минусинской котловины, с другой – с племенами Тянь-Шаня. Независимо от решения вопроса о дате первого переселения кыргызов на Тянь-Шань следует признать, что на ранних этапах этногенеза кыргызов племена, на селявшие современную территорию Кыргызстана, были включены в кыргызский этногенез – например, усуни и отчасти примыкавшие к усуням племена кангюй.

Вышесказанное о динлинах, усунях и гэ-гунь дает повод сделать следующие выводы:

• Динлинский язык был отличен от гуннской тюрко- язычной лексики;
• с развитием хозяйства и социального строя динлинов, приходивших к типу социального строя, аналогичного общественной структуре гуннов, из динлинского языка начинает формироваться лексика, схожая с тюркской;
• так как гэ-гунь были их ближайшими соседями, непосредственно связанными с гуннским племенным союзом, то они являлись тем элементом, который способствовал формированию тюркоязычности динлинского языка, «тюркоподобное» формирование которого без соответственной сходной социальной и экономической базы, конечно, не увенчалось бы успехом.

В связи с выдвинутой проблемой хотелось бы поста вить и вопрос о расогенезе кыргызов. Вопреки мнениям ученых Эйкатедта и Гюнтера (и объективно примыкавшег о к их установкам Грумм-Гржимайло), ведущих свои теории от Абель Ремюза и Ю. Клапрота о белокуром или «индогерманском» типе динлинов или позднейших кыргызов, а также, вопреки мнениям других исследовател ей, считавших кыргызов родственными славянам, благ одаря якобы имевшимся в древности связям (И. Маркварт),- следует поставить вопрос о расогенезе кыргызов в историческом плане. Белокурая раса динлинов и усуней, сохранившаяся частично в кыргызах и вытесняемая так называемой восточносибирской расой, представляет собой закономерный процесс изменения расового типа на основе изменившихся исторических условий.

Советские исследователи, изучавшие белокурую расу (Дебец), базируются только на краниологическом материале и не учитывают изменчивости расового типа в связ и с историческими судьбами племен.

Изменение форм хозяйства – развитие кочевого скотоводства, создавшего иной характер труда (который был связан с кочевничеством), вызвавшего, вероятно, по законам корреляционной связанности признаков изменения структуры человеческого организма (рост, брахицефальность, пигментация), изменение пищи, бесспорно отразившееся на физиол огических, может быть и морфологических особенностях человека, изменение социального строя, в частности, нарушение эндогамности и скрещивание с другими расовыми типами, – вот та неразрывная сумма условий, которая должна учитываться при решении вопросов о смене белокурой расы восточносибирской. Работа Ф. Энгельса «Роль труда в процессе очеловечения обезьяны» дает все основания особо подчеркнуть первые два пункта, выдвинутые нами.

Белокурый тип Азии связывается с определенным ти пом хозяйства – пастушеским скотоводством, охотой и зем леделием и резко изменяется в связи с развитием кочев ничества, сменяясь так называемой восточносибирской расой.

В связи с поставленным вопросом о связи древних динлинов с кыргызами и частичном отюречивании их сле дует обратить внимание на некоторые указания древнетюркских текстов, позволяющие проследить взаимоотношения древних тюрок с динлинского типа племенами.

В Селенгинском памятнике, написанном от имени первого уйгурского кагана Моюн-Чура (1-я уйгурская династия) имеются указания следующего характера:

«В год тигра (750 г.) я пошел в поход против чиков, 14-го числа второго месяца у реки Кем (Енисей)… я их там разбил»; или:

«Я послал против чиков тысячный отряд, в страну их союзников я отправил азского мужчину, смотрите, сказал я, кыргызский хан в Когменской земле».

В памятнике Могилян-хану текст следующий:

«Когда (мне) было 26 лет народ чиков и кыргызов вместе врагами стали. Перейдя Кем, я двинулся (войною) против чиков и я сразился (с ними) на Орпене и войско их зарубил».

Аналогичное указание и в тексте памятника Кюль-Тегину:

«Народ аз стал врагом. У Каракола мы сразились. Кюль-Тегину был 31 год. Он сел на своего белого коня Али шалгы Эльтебера. Азов не взял, (но) народ азов там был истреблен».

Укажу на упоминание о проводнике из племени аз в тексте памятника Тоньюкуку.

Из приведенных сообщений древнетюркских памятников следует, что племена чики и азы были расположены по соседству с кыргызами – чики к востоку от Енисея, азы – к западу. Чиков трудно пока еще отождествить с какими-нибудь определенными племенами, тюркскими или енисей-остяцкими, так как мы не располагаем еще достаточно большим материалом по этнонимике этих племен. Азов следует сопоставить с енисей-остяцкими племена ми – аринами, причем переход конечного «р» в «з» в термине «ар» и «аз» вполне закономерен. Хочется указать, что, возможно, племенное название «чик» запечатлелось в собственных именах некоторых представителей знати кыргызского общества. Такого типа имена, как чигши или чигси запечатлены текстами Чакул и Кемчик-Кая – Бази.

При дальнейшем развитии намечаемой проблематики следует, конечно, привлечь материал по этнографии не только кыргызов, но и в первую очередь тюркоязычных племен Минусинской котловины и Саяно-Алтая.

Свидетельства древнетюркских текстов указывают так же, что племена чики и азы, которых еще Кай Доннер отождествлял с потомками динлинов, находились под тюркским влиянием (имеем в виду влияние Восточнотюркского каганата через посредство кыргызов). Если гипотеза о родстве чинов и азов с динлинами и потому с енисей-остяками и кетами верна, то среди заимствованных слов в енисей-остяцкой и кетской лексике имеются следы тюркского влияния этого периода. Мы имеем в виду те слова, которые, в основном, идентичны с тюрк скими, но подверглись некоторым изменениям, согласно фонетике енисей-остяцкого и кетского языков. Сюда хотелось бы отнести слова типа – кет. балбас (изображение старухи), кырг., тюрк, балбал, упомянутый выше кет. бори, кырг. бори и др. Возможно, сюда же надо отнести и термин «алтун», ибо в позднетюркских языках этого района мы, как-будто, такой формы не наблюдаем.

Наряду с этими племенами кыргызы участвуют как са мостоятельная группа племен в этногенезе тюрок. Китай ские летописи Вэй-шу и Чжо-шу содержат легенду о про исхождении тюрок. Легенда эта была блестяще проана лизирована Н. Аристовым, который показал, что среди родственных тюркских племен, образованных в Восточнотюркский каганат, были и кыргызы в транскрипции Цигу, жившие между р.р. Абаканом и Енисеем. По этой легенде, племена Цигу выступают уже как родственные племена тюрок по Енисею и Алтаю. Очевидно, что к VI веку, т. е. ко времени, к которому относится легенда, – этнические связи племен Саяно-Алтая, Тянь-Шаня и Центральной Азии не только были свершившимся фактом, но и приоб рели характер легендарного повествования, в котором все эти племена якобы происходят от одного и того же «пра родителя». Этим общим «праотцом», было единство их исторического формирования и политическая связанность, обеспеченная в прошлом ролью гуннов и сяньби.

Исторические свидетельства о кыргызах, древних гэгунь или «цзянь-кунь», позднейших «хакас» по китайским источникам и «кыргыз» по древнетюркским, дают воз можность описать социальный строй и экономику кыргызов (гэ-гунь) гуннского периода. Это были полуоседлые племена скотоводов-пастухов, занимавшихся земледелием. Археологический материал является ярким этому под тверждением. Характеристика гэ-гунь на основании мо гильников типа Таштык, данная Г. П. Сосновским, не вызывает оснований предполагать для этой эпохи генезис феодальных отношений.

Отсутствие письменных данных о кыргызах первых веков н. э. должно компенсироваться изучением археологического материала этого периода (могильники типа Чаатас), показывающего непрерывную линию развития в области экономики и социального строя, намечающего пе реход от пастушеских форм скотоводства к кочевым.

Несравненно более полны данные о кыргызах тюркского периода. Главным источником для этой эпохи следует считать кыргызские рунические надписи. Сравнение данных надписей с китайскими сведениями и археологическим материалом показывает идентичность сообщений разных групп источников. Надо только отметить, что, как это следует из надписей, главным в экономике кыргызов являлся скот (см. надписи Элегеш, Бегре и т. п.), а земледелие, упоминаемое только в одной надписи (тарлуг – «пашня»; надпись Улуг Кем Куликем), занимало незначительное место в хозяйстве древних кыргызов. Отсюда следует, что в области экономической кыргызское общество шло главным образом по линии развития скотоводства, а не земледелия, т. е. приближалось по типу хозяйства к кочевникам-тюркам.

Сохранение в какой-то части земледелия, т. е. наличие пастушеской формы скотоводства дало возможность ук репиться общинной организации соседского типа баг. Термин «баг» характерен только для кыргызских надписей и неизвестен для ханских надписей Монголии.

Община делилась на патриархальные семьи, состав которых устанавливается на основе анализа родственной номенклатуры текстов (например, надписи Уюк Туран и т.п.).

Размер семьи определялся ее экономическим состоянием – более богатые семьи были наиболее крупными. Происходило это потому, что в экономически мощных семьях уже намечалось развитие клиентелы (надписи Уюк Туран, Барлык и др.).

Запечатлено текстами и патриархальное рабство (кипи, киши, надписи Барлык, Оя и др.).

Характер социального строя кыргызов определял и формы землевладения. Земля – пастбище, либо пашня – закреплялась за отдельными семьями. Парцелляризация в кыргызском обществе уже имела место. Так, имеются указания на собственную пашню тарлугум в надписи Улуг Кем Куликем «стоянка тестя моего», жатда тунурима в надписи Бегре и т. п.

На основе этой парцелляризации и происходил процесс расслоения на богатых и бедных, что отмечено текстами сравнительно ярко и описательно в терминологии, которая четко дифференцирована для разных социальных групп населения. Таковы титулы эр, алп, бэг, с одной стороны, и киши, кадаш и т. п., с другой.

Расслоение запечатлено и тамгами, которые, отражая родовую связь, показывают и разное имущественное положение родовичей. Так, тамги на надписях Барлык, сохраняя общеродовой знак в основе тамги, имеют большую или меньшую витиеватость, в зависимости от социально го положения умершего.

Несмотря на далеко зашедший рост классовых отношений, мы не можем фиксировать в кыргызском обществе той ступени исторического развития, которую мы наблюдаем в Восточнотюркском каганате. У кыргызов основн ую социальную роль играли беги. Собственно кыргыз ского каганата нет. В то время прослеживается автоном ность кыргызов (самостоятельное посольство в Китае, торговля с арабами и Тибетом, война с тюрками и уйгу рами, даты которых показывают, что, собственно говоря, не было периода полного подчинения кыргызов орхонским тюркам и уйгурам).

Это не исключает уже имевшего место сражения господствующей части кыргызского общества с Тюркским каганатом и формирования кыргызского эля (эл) – государства. Поскольку шел процесс создания эля и имелись противоречия между богатыми, с одной стороны, и бедными и рабами – с другой, постольку были созданы условия для завершения этногенеза, для появления народа, а также, в частности, для формирования общего для ряда племен литературного языка кыргызских надгробных надписей. Анализ кыргызских текстов показывает бо лее низкий уровень его развития по сравнению с тюрк ским.

Наиболее ярким пережитком архаических отношений является тотемизм. Тотемом кыргызов был барс. Несмотря на развитие отношений соседского типа, большую роль имел еще род – тэги (надпись Алтун-Коль).

Политическая история кыргызов VII-VIII вв. показывает усиление классообразующих процессов, и в IX в. н.э. намечается резкий скачок в изменении социального строя кыргызов. Свидетельством этому является разгром кыргызских уйгур и завоевание Монголии в 840 г. Экспансия кыргызов в Монголии была вызвана, по аналогии с такими же явлениями в других кочевых обществах, бурным ростом классовых противоречий.

Описанный выше исторический процесс общества кыр гызов показывает, что сложение кыргызского народа следует искать не ранее VI-IX вв. н. э., когда оконча тельно складываются классовые отношения. В гуннскую эпоху имело место сложение тюркоязычных племен, вошедших впоследствии в состав кыргызского народа.

Указанный процесс базировался, в области экономической, – на переходе от скотоводства пастушеского типа к кочевому, в области социальной – на основе сла гающегося государства феодального типа. Таким образ ом, кыргызский народ формировался в условиях генезиса феодализма из варварского и примитивно-рабовладель ческого состояния кочевых обществ.

Борьба Кыргызского Государства  за свою независимость

В надгробных стелах восточнотюркских каганов, в памятниках Кюль-Тегину и Могилян-кагану, в числе соболезнующих племен, в связи со смертью основателя тюркского царства кагана Бумына или Тумыня – упоминаютс я кыргызы. Событие это относится к 60-м годам VI века, скорее всего, к 553 году. Среди пришедших были племена, не являвшиеся данниками восточных тюрок и вообще не бывшие ими покоренными.

Вскоре после этого кыргызы упоминаются в качестве побежденных восточнотюркским каганом Киминем (дру гие имена этого кагана Муюй и Яньду), причем, террито рия кыргызов фигурирует как северная граница побед восточнотюркского кагана. Были ли еще в VI веке кыргы зы под властью восточных тюрок или нет, остается неяс ным, но во всяком случае военные столкновения здесь имели место. В таком же положении находится и другое сообщение китайского источника, когда он говорит, что племена кыргызов были подведены под власть западнотюркского кагана Иби Дулу (вступил на престол в 638 г., умер в 653). Здесь, совершенно очевидно, речь идет о за падных кыргызах – тянь-шаньских, поэтому нам придется вернуться к этому факту несколько ниже.

Видимо, к первой половине VII в. относится подчинение кыргызов племенам сиртардуш (сеяньто по-китайски), жившим в районе Хангая. Во всяком случае ко времени между 628-638 гг. относится расширение власти тардушей. По всей вероятности, это расширение власти тардушей относится к периоду после 630-х годов, когда Восточнотюркский каганат, в лице его кагана Хели, был вынужден войти под протекторат Китая. К этому времени относ ится усиление Инаня, хана тардушей, занявшего все бывшие земли гуннов и на севере доходившего до Байкал а. В данном случае указание на Байкал является трафаретной формулой, указывающей северные границы вла дения. Поскольку в этих областях, к западу от Байкала (но на его параллели) находились кыргызы, то естествен но полагать, что они вошли в государство тардушей. Во всяком случае в сообщении о кыргызах китайская история отмечает подчинение кыргызов племенному союзу тардушей до 648 г.

Тардуши имели у кыргызов своего наместника – сылфу, что соответствует тюркскому титулу «эльтебер». Термином «эльтебер» обычно отмечались в тюркских текстах те народы, которые не имели своего кагана и управлялись наместниками – эльтеберами-сылифами. Кыргызы еще представляли собой группы отдельных племен, над которыми стояли их местные правители – беги. Таковы, видимо, были геси, гюйшабо и ами беги, на которых опирался тардушский сылифа. В 645–646 гг. тардуши были разбиты китайцами и это дало возможность кыргызам отправить первое самостоятельное посольство в Китай. Об этих первых посольствах говорит и одна руническая кыр гызская надпись Бегре.

Создание Восточнотюркского каганата сыграло огромное значение для кыргызов. Это выразилось прежде всего во влиянии кочевников тюрок на культуру, а, быть может, и экономику кыргызов. Происходил процесс проникнове ния тюркской речи, несомненно, в это время уже прони кает и письменность. Происходит втягивание кыргызов в тюркский этногенетический процесс, бурно развивающийс я в степях Центральной Азии. Наряду с этим, наличие Восточнотюркского каганата в Центральной Азии и За падного каганата в Семиречье, привело к известной оторванности кыргызов от великих цивилизаций и непо средственного общения с такими странами, как, например, Китай, кыргызы не имели. В 630 г. падает первая династ ия Восточнотюркского каганата, разгромленная китайца ми. Усилившийся Китай проникает далеко в степи, в частности, в Южную Сибирь. Старейшина (сылифа) кыр гызов по имени Шибокюй Ачжань отправился в Китай для личного установления связей с императорским дво ром. Китайский император Тайцзун пожаловал Шибокюйя титулом китайского военного чиновника, и он был постав лен главноначальствующим над кыргызскими племенами, с подчинением его китайскому наместнику над северными областями, носившими название Яньчжаньское наместнич ество. Надо отметить, что царствующий в это время кит айский императорский дом происходил от потомков Ли Лина, с последним китайцы связывали и кыргызов. В си лу этих обстоятельств китайский двор относился к кыр гызам несколько лучше, по сравнению с другими кочевы ми народами. Летопись отмечает, что один из китайских императоров – Чжун-цзун – подозвал однажды посланни ка кыргызов и сказал ему: «Ваш царствующий дом про исходит из одного со мною рода и я отмечаю его от про чих вассалов». Несмотря на эти родственные связи, кыргызы сравнительно редко приезжают к китайскому двору. За тридцать три года (650–683 гг.) они приехали только два раза, а затем снова не появлялись 13 лет у стен Китая. Дело в том, что с 683 года снова возвращает себе былую мощь Восточнотюркский каганат. Восстанавл ивает каганат некто Гулулу-каган, находившийся еще в хороших отношениях с кыргызами. Во всяком случае в кыргызских надписях (Уйбат) имеется дружественное прощание с Гулулу-каганом (под именем Тачам) и неяс ные указания на какую-то военную связь умершего кыргыза с воинами Гулулу, с которыми он ходил против ряда тюркских племен, где ему удалось убить одного тюркског о хана и поставить себе на могилу балбал с его изображ ением. Возможно, что кыргызы принимали участие в войнах Гулулу против тюргешей.

В Центральной Азии в конце VII века идут бесчисленные войны тюрок по всем четырем странам света, с Китаем, киданями, Средней Азией и кыргызами.

Начало VIII века является временем борьбы кыргызов с окружающими его восточными тюрками. Эта война происходила зимой 710–711 гг. и ей посвящен ряд пасс ажей в древнетюркских стелах. Наиболее подробно поход описан в намогильной стеле одного знатного тюрка по имени Тоньюкук, который был советником тюркских каган ов. Из его рассказа явствует, что одновременно врагами тюркского кагана были китайский император, «десятистрельные тюрки» (речь идет о поздних тюрках) и «пре имущественно кыргызский сильный каган врагом нашим был». Основной удар тюрки решили нанести кыргызам и текст подробно излагает этот поход. Приведем описание этого похода в интерпретации В. Бартольда: «По-видимом у, эта война произошла зимой 710–711 гг.; надпись только в кратких словах говорит о битве и победе над кыргызами; более подробно говорится о трудностях пере хода через горы Когмен, т. е. через Саянский хребет. Через эти горы был только один путь, в то время закрытый снегом; от одного человека из народа азов Тоньюкук узнал, что есть еще узкая дорога, где одна лошадь должна была идти за другой, вдоль реки Аны. Тоньюкук решил идти этим путем; войско собралось за местностью Ак Термель, откуда пешком проложило себе путь через снег. Люди шли сначала верхами, потом вверх по реке пешком, таща ло шадей за собой и держась за деревья (или, что более вероятно, за деревянные палки). Передовой отряд прот аптывал дорогу в снегу, за ним шло войско; так был пройден перевал Ыбар; после этого еще десять суток с таким же трудом и по такому же глубокому снегу совер шался спуск; проводник был признан обманщиком и был убит. Дойдя до реки Аны, войско село на коней и быстро отправилось в страну киргиз; ему удалось застигнуть врага врасплох».

Об этой битве более подробно, чем о самом походе, говорит другая надпись в честь Кюль-Тегина, который сам непосредственно принимал участие в этом сражении. Надпись гласит следующее: «Когда Кюль-Тегину было двадцать шесть лет мы воевали с кыргызами. Проложив дорогу через снег глубиною в копье и поднявшись в Когменскую чернь, мы разбили и обратили в бегство кыргызский народ. С их каганом мы сражались в черни Сунга. Кюль-Тегин сел на белого жеребца Байыркуна, бросился в атаку. Одного мужа он поразил стрелою, двух мужей он зарубил в схватке. При этой атаке он так бил белого же ребца Байыркуна, что сломал ему бедро. Кыргызского кагана мы убили и племенной союз (эль) его покорили». Причину войны с кыргызами текст отмечает в другом, к сожалению, частично испорченном месте «…был Барс-бег. Мы в то время дали ему имя, титул кагана и дали мы ему младшую сестру-княжну. Сам он (Барс-бег) изменил. Кагана умертвили. Народ его стал рабом (попал в рабст во). Когменская вода и земля пусть не останутся без хоз яина, сказали мы и завели порядок в немногочисленном народе кыргызов».

Из приведенных мест рунического текста следует, что военная операция тюрок против кыргызов 710–711 гг. кончилась поражением последних и установлением власти над ними, правда, на весьма непродолжительное время. Да и саму власть тюрок над кыргызами нельзя признать достаточно основательной. В результате успешной битвы тюркскому кагану Мочжо (так он известен по китайским источникам, он же носил имя Капаган), правившему с 693 г. по 716 г., на его могиле поставили балбалом кыргызского кагана. Балбал представлял собой изображение вождя племени, с которым воевал погребенный. Важность борьбы с кыргызами обусловило то обстоятельство, что балбал кыргызского кагана был поставлен первым в ряду балбалов у могилы Мочжо.

Показание древнетюркских текстов не связано с описанием одной и той же войны тюрок с кыргызами. Однако в источниках нет указаний сколь долго кыргызские племена находились под властью тюрок. В 732 г. во время похорон тюркского знаменитого воина Кюль-Тегина, в ка честве соболезнующего от кыргызского кагана пришел некто Чур Тардуш Ынанчу. Здесь любопытно, во-первых, указание, что еще в 732 году кыргызы имели своего кагана, во-вторых, представляет интерес и имя посла. Оно состоит из кыргызского титула Ынанчу и тардушского Чур, что говорит о племенных связях кыргызов с тардушами, на которых мы выше уже указывали. Заслуживают внимания и сообщения китайцев, говорящие о том, что кыргызы в царствование китайского императора Сюань Цзуна (713–755) отправляют в Китай четыре посольства с их продуктами производства. Очевидно, что в какие-то годы этого периода кыргызы были достаточно самостоятельны для того, чтобы отправлять посольства в Китай. Видимо, эти посольства были к концу жизни Сюань Цзу на, ибо до начала сороковых годов тюрки были еще по литически сильны и их кочевья преграждали путь кыргызам в Китай. В Селенгинском тексте, относящемся к 745 году, как раз упоминается о могущественном кыргызском хане, проживающем в Когменских горах и посылающем свои отряды.

С 758 года кончаются посольства кыргызов в Китай. Китайские источники объясняют это тем, что «уйгуры завоевали это государство и после этого кыргызские посольства уже не могли проникнуть в Срединное государство (Китай). Событие это связано с действиями уйгурского кагана Гэлэ Мояньчжо (745–759). Об этом поражении кыргызов уйгурами говорит и китайская надпись на стеле уйгурского кагана, происходящая из Кара Корума. В этом тексте говорится: «В начале (было гяньгуньское госу дарство), считавшее 400 с лишком натягивающих луки (т.е. носящих оружие). Оно (восстало и проч.), но каган был умный, мужественный, чудесно воинственный (ему стоило только) раз выстрелить, как и попало. Гяньгуньский каган пал, в соответствии тетивы (т. е. под ударом его стрелы); коровы, лошади, хлеб и оружие были нава лены горами; государственные дела (владения – гянь-гунь) прекратились; на их земле не (стало) живых лю дей». Памятник этот относится ко времени 808–821 гг. Очевидно, что в это время кыргызы как будто прекратили свое самостоятельное существование, однако, дело обстояло не совсем так. Во-первых, Тан-шу указывает, что после завоевания кыргызов во второй половине VIII века кыргызский каган получил от уйгурского кагана титул – Пицьсе Тунге Гинь, значит кыргызы не только не были уничтожены, но получили из рук уйгурского кагана ка кую-то форму самоуправления. Во-вторых, воспользовав шись некоторым ослаблением уйгур, кыргызский владет ель ажо «сам объявил себя каганом», мать свою, происх одящую из рода тюргешей (племен Чуйской долины), объявил вдовствующей ханшею, а жену свою, являющ уюся дочерью карлукского предводителя ябгу –объявил ханшею. Эти действия кыргызского кагана вызвали опасение у уйгур в том, что кыргызы стали опять могу ществен ными и отправили к ним войска, которым, однако, не удалось разбить кыргызов. В течение двадцати лет продолжалась эта борьба, не давшая положительных рез ультатов для уйгур. Наоборот, в известной мере истощен ные этой борьбой, они в 840 году были окончательно разгромлены кыргызами. Не случайно предводитель кыр гызов говорил: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю перед ней моего коня, во дружу мое знамя. Если можешь состязаться со мною, то немедленно приходи; если не можешь, то скорей ухо ди». Борьба кыргызов с уйгурами окончилась благопо лучно для первых. Этому помогла измена со стороны уй гурского полководца Гюйлу Бага (Гюйлу Мохэ), который провел кыргызские войска в ставку уйгурского кагана.

Уйгурский каган был убит, его наследники – тегины – разбежались, ставка кагана была сожжена. Кыргызский каган получил богатую добычу и забрал в плен жену уйгурского кагана по имени Тай-хо, бывшую китайскую царевну дома Тан. Она была отправлена обратно в Китай, но по дороге кыргызский посланник был убит уйгурским Угэ-ханом и царевна попала в Китай лишь в 843 г.

Указанные события говорят о том, что надпись на стеле уйгурского кагана, относящаяся ко времени 808–821 гг., не отвечает действительности. Полного разгрома кыргызов уйгуры не достигли. Наоборот, кыргызы, в сил у своей изолированности, сумели даже накопить силы и успешно выступить против уйгур, разгромив их окончат ельно в 840 г. на их основной территории – в Монголии, где кыргызы берут их ставку на Орхоне (развалины Харыбамаз). Успеху операции кыргызов способствовали внутренние раздоры среди уйгур, у которых один из предс тавителей знати по имени Гюйло-фу в союзе с тюркским и племенами шато восстал в 839 г. против уйгурского кагана Чжан Синь. Уйгурский каган предал себя смерти и правителем был поставлен его малолетний сын Кэси-тегин. В довершение к этим междоусобицам прошла очень тяжелая зима с большим падежом скота – овец и лошад ей, что сильно ослабило уйгур. Обстановка, создавшаяся в уйгурской орде, благоприятствовала кыргызам, которые не замедлили выступить против уйгур.

Часть уйгур бежала к карлукам, часть – в Тибет и Китай. Оставшиеся – тринадцать родов уйгур – объявил и Уге в марте 841 г. каганом тегина, который продолжал еще борьбу с кыргызами до своей смерти, последовавшей в августе 846 г. После этого кыргызский каган выносит свою ставку в область Думань (Танну-ола) поближе к Селенге и снова восстанавливает дипломатические и торговые взаимоотношения с Китаем. Китайским императором У-цзуном посольства кыргызов были приняты с большим почетом, причем, кыргызский посол был посажен выше представителя царства Бохай. Вслед за этим последовали распоряжения китайского императора отправить ответное посольство с дарами в страну кыргызов, составить подробное описание их страны, даже было предложено написать портрет кыргызского государя, а имя кыргызского кагана, как происходящего от уже упоминавшегося выше Ли Лина, внести в царскую родословную.

Перенос ставок кыргызов к югу и юго-востоку от Енисея, в частности на р.Селенгу, после разгрома уйгур за свидетельствован не только сообщениями китайской лето писи, но и руническим кыргызским текстом, кстати, сооб щающим имя кыргызского кагана, завоевателя Уйгурско го каганата. Приведем этот интересный текст полностью.

«В землю уйгуров отец (мой) Яглакар-хан пришел. Я сын кыргызский. Я Бойля, счастливый и спокойный. Я знаменитый Бага Таркан, мудрый Буюрук. Моя слава и репутация касались захода и восхода солнца.

Богатый был я. У меня было десять загонов (для скота) и табунов (в них) без числа. (У меня было) моих младших братьев семь, сыновей три, дочери три было, я усыновил моего огула, Я дал свою дочь для калыма.

Моему учителю дал я сто людей  и место (для) стоянки.

Детей моих, дочерей и сыновей, я видел.

Теперь я умираю.

Потомство мое, по (заветам) учителя будьте, хану служите отважно,

Мой великий сын (старший) ушел (к войску), Не видел я (мужественного) сына».

Приведенный текст имеет для истории кыргызов исключительно большой интерес. Текст в первой строчке содержит совершенно ясное указание на имя кыргызского кагана, который завоевал земли уйгуров. Имя его Яглакар. Выше мы указывали, что кыргызы, после своих удач ных войн с уйгурами, перенесли свои политические центр ы в бассейн р.Селенги. Разбираемый нами текст был обнаружен в местности Суджи, недалеко от памятника, поставленного в честь первого уйгурского кагана. Видим о, для увековечения такого события, как разгром уйгур, и был воздвигнут памятник. В этом памятнике более всег о чувствуется резьба китайских мастеров, высекавших соответствующие тексты, как на стелах восточнотюрк-ских каганов, так и на стелах уйгур и кыргызов.

Сын кыргызского кагана имел, видимо, большое политическое значение и владел немалыми богатствами. В его титулах Бага Таркан, Буюрук содержится указание на его высокое положение и принадлежность к военному сословию. Весьма любопытно указание на его славу, идущую от захода до восхода солнца.

Совершенно ясно, что эта метафора связана с его широкой военной деятельностью. Указание об этих странах, где идет о нем слава, заставляет связать цитированные строки с китайским текстом, описывающим один из походов кыргызов 847 г. Дело в том, что в 847 г., в правление уйгурского кагана Энянь-тегина, уйгуры окончательно ослабели. По сообщению Тан-шу: «оставалось именитых князей и высших чиновников до 500 человек», искавших поддержку у племен Шивэй, живших по Верхнему Амуру. Китай потребовал у Шивэй выдачи уйгурского кагана, что заставило последнего спастись бегством со своей родней, женой Гэлу, сыном тегином Дуса и девятью сопровождающими на запад. Оставшихся уйгур, семь шивэйских родов, разделили (на поселение) между собой. В связи с этим кыргызский каган со своим министром, что в тюркс ком тексте обычно передается термином «буюрук», по имени Або (Бойля?) и 70000 войск «напал на шивэй и, забрав остальных уйгур, возвратился на северную сторо ну Песчаной степи (Гоби)». Видимо, этот поход и доста вил в руки Бойля большие богатства и те десять загонов для скота, о которых он говорит. В войне он и получил пленных уйгур, превращенных им в рабов, часть которых он передает, в количестве 100 человек, своему учителю. Кстати сказать, «учитель» в надписи назван сирийским словом «мар», что свидетельствует о его манихействе. Характерно и то, что текст надгробной стелы Бойля вы резан буквами, имеющими характерную уйгурскую па леографию букв, т.е. такие очертания, которые можно наблюдать на стеле уйгурского кагана Моюн Чура.

Само местоположение памятника на Селенге, т. е. тер ритории, которая была подвластна кыргызам лишь с 841 г., говорит о том, что памятник поставлен не раньше этой даты. С другой стороны, может быть и позже начала X века, когда кыргызы были вынуждены покинуть эти места.

Яглакар-хан пытался в 845 г. еще преследовать Уге-кагана, обосновавшегося среди племен Маньчжурии, и помогал китайскому двору в борьбе против кочевников уйгур, достаточно сильно изнуривших восемнадцать пограничных округов Китая. За оказанную помощь кыргызский каган получает грамоту и почетный китайский титул Цзун-ин-Сюн-у Чен-мин Каган. Однако после смерти У-цзуна в 846 г. все те почести, которые он собирался оказать кыргызам при новом китайском императоре Сюань-цзуне были отклонены на совещании министров Ки тая, невысоко ценивших силы кыргызов и не желавших помощью со стороны Китая их усиливать. В 847 г. кыргызский каган Яглакар скончался, а новому кыргызско му кагану был опять дан лишь почетный титул Ин-у-Чен-мин.

Кратко очерченный круг событий нашел свое легендарное оформление в эпосе «Манас». В самом деле, в описании «Великого похода» указаны действия кыргызов против китайцев и походы богатырей Манаса против го рода Бейджина. Соратником Манаса является некто Алмамбет, не кыргыз по происхождению, но верный делу Манаса. Из второстепенных персонажей характерна личность Бурулчу, дочери Эсен-хана, т. е. тоже не кыргызки.

В походах Манаса фигурирует, наряду с рекой Иртышем, и река Орхон (Монголия).

Рассматривая события, запечатленные в эпосе, и срав нивая их с известными историческими событиями, нельзя не прийти к выводу, что основа эпического сказа восходит в своих главных чертах к реальным историческим собы тиям. Описание пути похода в Бейджин и его сравнитель но одинокое положение заставляет понимать под этим названием не китайский Бейпин, а именно город Бей-Тин, т. е. древнетюркский город Бешбалык.

Если это так, то понятно упоминание в эпосе реки Орхон, близ которой находился древний город Бешбалык. Но из китайских источников нам известно, что сподвижником Яглакар-хана был, так же как и у Манаса, не кыргыз, очевидно и здесь совпадение роли Гюйлу Бага и Алмамбета. Наконец, напрашивается аналогия между китайской царевной Тай-хо и эпической Бурулчу. Логически из сказанного вытекает, что исторический Яглакар должен быть отождествлен с легендарным Манасом. Это отождествление подсказывают не только вышеразобранные сюжеты. Героический эпос «Манас» мог возникнуть только в эпоху наибольшего политического и экономического подъема народности. Совершенно очевидно, что в истории кыргызов только этот период мог явиться временем оформления отдельных сказаний и былин в первоначальную завязь грандиозного эпоса, каковым является «Манас». Позднейшие сказители, потерявшие связь с ре альными образами первоначальных сюжетов, изменили собственные имена, характеристику быта, обстановки, географической среды. Так появились имена эпоса Алмамбет, Бурулчу и другие взамен ранее упомянутых и в памяти сказителей утраченных. Также исчезло из памяти имя Яглакара, выступавшего позднее под именем (самим кыргызам непонятным) Манас. Но только хан Яглакар, имя которого случайно сохранилось в одной кыргызской надписи, происходящей из Монголии, мог явиться первообразом эпического героя, ибо только с ним связаны особенно блистательные страницы из героического прошлого кыргызского народа.

Эпос впоследствии рос и развивался, обрастал новыми сюжетами, но память о времени Яглакар-хана оставалась стерж нем эпического сказания.

К сожалению, китайские источники почти не дают сведений о политической истории кыргызов после 847 г. Они только отмечают, что в промежуток времени 860–873 гг. от кыргызов в Китае было еще три посольства. Видимо, с 873 г. кыргызы начинают утрачивать свое влияние на территории Центральной Азии в силу возобновляющегося могущества уйгур, живших в районе Лян-чжоу и Дун-Хуана. Их главный старшина Цзунь из уйгурского племе ни Бугу, живший в Бешбалыке, завладел городами Карашар и Бугюр в Восточном Туркестане и получил от ки тайского императора титул хана в 874 г. Увеличение роли киданей, пришедших с востока, заставляет кыргызов пе ренести свою сферу  деятельности  ближе к Восточному Туркестану. Однако часть их под давлением киданей, занявших Монголию в 924 г., ушла на север, вторая еще в последн ей трети X века (вероятно в 70–80-х годах) владела  городом Пенчулом (Уч-Турфан). В районе Кашгара, по сообщению рукописи Худуд ал-алам, проходила гра ница между народами ягма, Тибетом, Китаем и кыргызами. О связи с Тибетом говорит кыргызская надпись (Чакул); в которой сообщается, что: «Ради доблести я ходил к тибетскому хану,  в  качестве  посла я ходил и прово дил (?)». В другом тексте (Алтун Коль)  также упоми нается тибетский хан, причем, покойный о себе заявляет, как о торговце, который «в четырех углах света я был». Очевидно, что временное возвышение уйгур и усиление киданей заставило изменить границу кыргызов на юге, в сторону запада, приблизив их к Тяньшаню. Не случайно они становятся соседями не только племен карлуков (Семиречье), но и чигилей (Иссык-Куль)  и тухси  (Чуйская долина). Эти факты заставляют пересмотреть вопрос о появлении кыргызов на Тянь-Шане. Письменные свидет ельства дают основание  полагать, что в период VIII–X вв. происходило передвижение кыргызов на Тянь-Шань. Перейдем к разбору этого положения, имеющего огром ное значение для истории кыргызов и Кыргызстана.

Уже разбирая вопрос о хакасах, мы указывали, что западная граница хакасов была весьма далеко от Енисея. Если это еще не говорит о сплошном расселении хакасов от Енисея до Средней Азии, то во всяком случае свидетельствует о тесных связях с последней. Здесь нас более всего интересует указание, что хакасы граничили «на юге до Тибета, на юго-западе до Гэлолу». К сожалению, это место не датировано, но, видимо, такое положение было характерно для всей Танской эпохи, как об этом сообщает несколько ниже китайский источник, когда он говорит, что хакасы всегда находились в дружественных связях с Даши, Туфань и Гэлолу. Но гэлолу (карлуки) населяли территорию Семиречья, во всяком случае тогда, когда они упоминаются, как состоящие в дружественных связях с хакасами. Указание это находится после 758 г. и сочетает ся с ссылкой на дружественные отношения с арабами, ко торые появились в Семиречье лишь с июня 751 г. В таком случае владения хакасов-кыргызов подходили непосред ственно к Тянь-Шаню. Здесь мы только и допускаем их торговые связи с  арабами – Даши. Торговый путь арабов VIII века (и вплоть до X, во всяком случае) шел от Испиджаба на Тараз к Суябу, откуда поворачивал на юг в Восточный Туркестан из Верхнего Барсхана (Иссык-Куль). В таком случае в восточной части Семиречья и был стык между карлуками, торговым путем арабов и Восточ ным Туркестаном. Сюда проникали кыргызы. Не случай но, что в целях закрепления своих позиций на этой терри тории хакасский владетель с титулом Пицьсе Тунке Гинь, происходивший из семиреченского племени тюргешей, вследствие упадка могущества уйгуров объявил себя ка ганом, а жену, урожденную из карлуков, назвал катун. Эта родственная связь владетелей хакасов с племенами Семиречья конца VIII – начала IX века несомненно свидетельствует, в сочетании с вышеприведенными фактами, о непосредственной связи кыргызов с Притяньшаньем.

В свете этих сообщений китайских источников начинает разъясняться и указание Истахри (951 г.) о том, что в Семиречье, конкретнее на Тянь-Шане (в соседстве с рудниками Ферганы, Илака и Шельджи), находились и кыргызы. Комментируя это место, В. Бартольд писал: «Возможно, что теперь (X век) кыргызы выступили в качестве союзников карлуков против токуз-огузов и заняли часть Семиречья, своей теперешней родины». Отсутствие указаний других мусульманских источников о существовании кыргызов на Тянь-Шане говорит лишь о том, что они не составляли еще значительной массы населения и что собственно название «кыргыз» применялось к их ени сейской территории, в то время, как тянь-шаньские кыр гызы выступали здесь под другими именами.

Здесь мы возвращаемся к гипотезе Н. Аристова, который предполагал, что кыргызы на Тянь-Шане представлены были их ветвью – усунями, позднее – нушиби. Признать усуней в качестве ветви кыргызов мы не можем. Уже было показано выше, что западная ветвь кыргызов выступала как самостоятельная и враждебная по отношению к усуням группа племен. Тот факт, что усуни, некогда могущественные, должны были существовать и якобы существовали под именем нушиби, никак не следует из письменных источников, приведенных Н. Аристовым. Большего внимания заслуживает попытка Н. Аристова связать племена, составлявшие союз нушиби, с именами кыргызских племен. Здесь прежде всего важно отметить упомянутые им кыргызские племена ассык и кушу или кушук, которые он связывает с племенами асиги и гэшу китайских источников. Действительно, Тан-шу, перечисляя пять родов нушиби, отмечает роды асиге и гэшу. Таким образом, между племенами нушиби и кыргызами уста навливается какая-то этногенетическая связь. Локализуются племена  нушиби по северному Тянь-Шаню и, в частности, в междуречьи р.Чу и Талас. Но племена нушиби имеют связь не только с позднейшими кыргызами, но и с предшествующими усунями. Доказательством этого служат не построения Н. Аристова, а факты письменных источников, которые мы сейчас приведем. В надписи Тоньюкука говорится: «Усун бундати журтта жатту калууры эрти» т. е. «В юртах усуньского союза мы останов ились». В. Радлов искал объяснения этому союзу на терр итории Китая, о котором в предшествующей строчке пам ятника шла речь. Однако это неправильно. Построение фразы памятника  совершенно логичное. Тоньюкук сообщ ает о том, что тюркский каган (речь идет об Ильтересе) дошел до моря, до Шандуна, где разбил 33 города, дошел до юрта Усуньского союза, где и остался, а посему ки тайский каган стал врагом тюрок и каган «десятистрельных» (западных) тюрок стал врагом тюркского кагана. Совершенно ясна чередующаяся конструкция стиха. Очев идно, что захват юрта Усуньского союза сделал врагом кагана западных тюрков совершенно так же, как разгром 33 китайских городов  привел в возмущение китайского императора. Но время этих походов относится к концу VII, вероятно, к началу VIII века, когда на территории Западнотюркского каганата  господствовали племена ну шиби, сохранившие еще после похода китайского полков одца Судинфана свою автономность. Этот союз племен нушиби и назван в тюркском источнике юртом Усуньского союза.

Посему известная связанность племен нушиби с усунями может быть признана. Тот факт, что еще в V веке усун и сохранили свою автономность и даже отправили посольство в Фергану и давали проводников и переводчик ов китайским послам, говорит о том, что их имя не могло быть забыто, особенно среди кочевых народов. Но усуни это не кыргызы. Однако если еще в первом веке до н. э. в состав усуней вошли племена западных цзянькунь, то цзянькунь могли просуществовать и до VII века, когда усуни влились в племенной союз нушиби, где древнекыргызские племена отложились в названиях ассиги и гэшу, Если в период усуней цзянькунь еще были автономны, составляя вместе с северными гуннами буфер между усунями и кангюй, то в VI веке они являлись лишь отдельными частями племен нушиби, а в состав современного кыргызского народа вошли лишь в качестве подразделений родов костей (соек) ассык и кушу.

Вместе с тем не исключена возможность и дальнейшего проникновения этих племен в Семиречье в VII веке. Для этого рассмотрим свидетельства источников в связи с биографией западнотюркского кагана Иби Дулу.

В Тан-шу говорится, что Иби Дулу долго воевал с ка ганом Хилиши и, наконец, на р. Или в 638 г. они разде лили сферы своего влияния. Иби Дулу остался на запа де – Чу-Талас, на восток простирались владения Хилиши. Однако вскоре Иби Дулу покорил племена Сясми (неиз вестный народ) и Гэгу. Последнее слово является транс крипцией имени кыргыз. Видимо, здесь идет речь о тянь-шаньских кыргызах. Дело в том, что между владениями Дулу и енисейскими кыргызами были владения Хилиши. Покорение кыргызов Дулу-каганом произошло без столк новения с племенами Хилиши. Только после того, как тянь-шаньские кыргызы были покорены, сылифа (военный предводитель) Дулу-кагана произвел нападение на Хили ши, который был вынужден бежать в Фергану, где и умер. Активная деятельность Дулу-кагана все расширялась – он покорил ряд владений в Восточном Туркестане, забрал большую добычу и много военнопленных, в частности, из Согдианы. По сообщению китайской истории, он «всех пленных взял себе, а не уделил подчиненным», чем вызвал оппозицию к себе со стороны рабовладельческой знати кочевников. Воспользовавшись этими раздорами, против него выступает предводитель племени ассиге, которое, как мы показали выше, являлось частью кыргызов, живших на Тянь-Шане.

Деятельность Иби Дулу и сменивших его каганов, одновременно властвовавших на территории Северной Киргизии, была прекращена походом китайского полко водца Су Лин Фана через год после смерти Дулу, в 654 г. Су Лин Фан разгромил тюрок на Или и Чу и достиг Таласа. Бывшие области кочевников были разделены на префектуры. Однако китайское господство здесь остава лось в значительном смысле номинальным и племена прод олжали сохранять свою культуру и даже управление. В это время, как известно, под китайским господством нах одился и Восточнотюркский каганат, хотя за 47 лет (657–704 гг.) здесь и сменилось 9 основных и десятки малых правителей. В этой калейдоскопической смене прав ителей и беспрерывной борьбе племен не всегда удается проследить год за годом роль кыргызских племен на Тянь-Шане, но приведенное выше с достаточной убедительно стью гласит о том, что кыргызские племена были частью населения Тянь-Шаня и принимали в его политических судьбах значительное участие.

Кыргызское влияние заметно и в памятниках культуры. На Верхнем Таласе Каллауром были открыты четыре камня с надписями древнетюркским руническим алфавитом. Палеография этих надгробных стел и структура эпита фий – типично кыргызская, знакома нам по енисейским надгробиям и резко отличается от известной нам орхонской руники. Такими же палеографическими чертами от личаются письмена деревянной палочки, найденной в од ном из ущелий той же Таласской долины, на перевале Кыргызского Алатау. Наконец, к этому мы можем при совокупить и находку китайского зеркала у с. Вахты с надписью, несущей характерные черты кыргызской па леографии. Все эти данные заставляют полагать, что в Северный Тянь-Шань проникли кыргызские племена с их культурой, известной в полном объеме на Енисее. Языком надписей был древнетюркский, отличающийся от кыргыз ского, но он, видимо, как мы уже указывали, был принят для всевозможных официальных надписей.

Указанные выше факты говорят нам о том, что в VIII–X вв. кыргызы присутствовали на Тянь-Шане в значительном количестве и являлись субъектами исторического процесса не только Енисея и Центральной Азии, но и Северной Киргизии. Тянь-шаньские кыргызы растворялись в массе местных племен и фактически не составляли большей политической силы. Поэтому мусульманские авторы не считали важным давать описания Тянь-Шаньских кыргызских родов. Тем более, что им было известно об основной массе кыргызов, обитавших по Енисею. Поэтому в китайских описаниях фигурируют главным образом сведения о кыргызах Енисея. Вот как выглядят кыргызы X века по Худуд ал-алам: из страны кыргызов вывозилось много мускуса и мехов (о кыргызском мускусе говорят и другие источники), также березовое дерево (вероятно, кора) и рог хуту, употреблявшийся для выделки рукояток ножей (как доказывают теперь, имеются в виду привозившиеся с отдаленного севера клыки моржей и нарвалов).

Кыргызский царь назывался кыргыз-хаканом (хаганом). По описанию того же источника, «кыргызы по нравам несколько походят на диких зверей: наружность у них грубая, мало волос, нет справедливости, мало милосердия. Они отличаются воинственностью: со всеми соседями у них война и вражда. У них есть повозки (или лодки), ба раны, коровы, лошади; они кочуют, ища воды, травы (благоприятной) погоды и лугов. Они почитают огонь и сжигают мертв ых, живут в палатках и шатрах, занимаются охотой. Есть народ фури, также из кыргызов, к востоку от них, они с другими кыргызами не смешиваются, они людоеды, безжалостные, языка их другие кыргызы не по нимают, они подобны диким зверям. Город, где живет кыргызский хакан, называется Кемиджкет. Есть народ кесим из кыргызов в горах, у них есть шатры; они добы вают меха, мускус, хуту и т. п. Есть другой народ из кыргызов, язык которого ближе к языку карлуков, а одежда сходна с одеждой кимаков. Ни у одной ветви кыргызов нет совсем ни деревень, ни городов, все они жив ут в шатрах, за исключением того места, где живет хакан».

Повторяет, в основном, что описание кыргызов и автор XI в. Гардизи, который пополняет приведенное сообщение сведениями легендарного порядка о происхождении кыргызов и описанием торгового пути из страны тогуз-огузов, т. е. Восточного Туркестана.

Приведем эту, наиболее интересную часть текста Гардизи: «…путь к кыргызам ведет из страны токуз-огузов, именно из Чиньджкета в Хасан; из Хасана в Нухбек до Кемиз-арта один или два месяца пути среди лугов и 5 дней по пустыне. От Кемиза до Манбек-Лу два дня идут по горам, потом приходят в лес: начинается степь, источ ники, места охоты, до горы, которую называют Манбек-Лу; гора высока, на ней много соболей, белок и достав ляющих мускус антилоп, много деревьев и обильная охо та; гора хорошо населена. После Манбек-Лу приходят к Когмену; по дороге встречаются пастбища, хорошие ист очники и много дичи; четыре дня идут по такой местн ости до горы Кошен. Гора высока; на ней много де ревьев, дорога узка. От Когмена до кыргызского стана 7 дней пути; дорога идет по степи и лугам, мимо прият ных источников и сплетенных между собой деревьев, так что враг не может проникнуть туда, вся дорога подобна саду до самого стана кыргызов. Здесь военный лагерь кыргызского хакана, главное и лучшее место (в стране); туда ведут три дороги, по которым можно идти; кроме них доступ отовсюду прегражден высокими горами и спле тенными между собой деревьями. Из трех дорог одна ве дет к токуз-огузам, на юг; другая – к кимакам и халлухам на запад; третья в степь; надо идти 3 месяца, пока не придешь к большому племени фури».

Далее текст Гардизи сообщает: «Из страны кыргызов привозят мускус, меха и рог хуту. Кыргызы, подобно инд усам, сжигают мертвых и говорят: «Огонь – самая чис тая вещь; все, что падает в огонь, очищается; (так и) мертвого огонь очищает от грязи и грехов». Некоторые из кыргызов поклоняются корове, другие – ветру, третьи – ежу, четвертые – сороке, пятые – соколу, шестые – красивым деревьям. Среди них есть люди, которых называют фагинунами (?); каждый год они приходят в определенный день, приводят всех музыкантов и приготовляют все для веселого пира. Когда музыканты начинают играть, фагинун лишается сознания; после этого его спрашивают обо всем, что произойдет в том году: о нужде и изобилии, о дожде и засухе, о страхе и безопасности, о нашествии врагов. Все он предсказывает, и большею частью бывает так, как он сказал».

Явно легендарно указание Гардизи на то, что кыргызы имели своим предком славянского вельможу, причем, Гардизи прямо заявляет: «…признаки славянского происхождения (еще) заметны в наружности кыргызов, именно: красные волосы и белая кожа».

Явно древние свидетельства Гардизи говорят о том, что кыргызы XI века в значительной степени сохраняли еще свои динлинские черты, характерные, в частности, и для древних славян. В связи с этим местом В. Бартольд делает замечание, что «по китайским известиям, кыргызы отличались высоким ростом, рыжими волосами, румяным лицом и голубыми глазами». Все это указывает на то, что кыргызы первоначально не были тюркским народом.

Как и в рунических текстах страна кыргызов называется Когмен. Весьма любопытны указания Гардизи о тотемизме кыргызов, которые, по его данным, поклоняются корове, ветру, ежу, сороке, соколу, деревьям и т. д. Указание Гардизи на шаманство кыргызов, подтверждается как китайскими сведениями, так и сообщениями Абу Дулефа (автор Х в.).

Племя фури, которое упоминается текстами Худуд ал-алама и Гардизи является ни чем иным, как племенем кури, т. е. «курыканы» древнетюркских текстов и «гули-гань» китайских. Эти племена ушли к западу от Байкала. О кырг ызах Абу Дулеф сообщает (даем также в из ложении В.Бартольда), что «они едят просо, рис и всякое мясо, кроме верблюжьего; у них есть дом богослужения и свое письмо; они отличаются благоразумием и осмотрительностью; не гасят светильника, и дают ему погаснуть самому. У них есть мерная речь, которой они пользуются во время молитвы. Есть мускус. Есть три годовых праздника. Их знамена зеленые. Во время молитвы они обращаются к югу, из планет почитают Сатурн и Венеру; на Марс смотрят, как на звезду, предвещающую дурное. Много хищных зверей. Есть камень, светящийся по ночам, так что они обходятся без освещения; из этого камня выделываются вещи только у них. Их царь заботится об их благосостоянии и они ему повинуются; в его присутствии может садиться только человек старше сорока лет»;

Кстати, сообщения Абу Дулефа о земледелии и скотоводстве кыргызов достаточно ясно говорят о том, что кыр гызы X–XI веков внешне мало чем отличались от пред шествующего периода. Вызвано это тем, что поздние авто ры пересказывают сообщения предшественников, а также тем, что с внешнебытовой стороны кыргызы мало чем отл ичались от предшествующей стадии хозяйственного разв ития. В этом сказался их традиционный кочевой быт и социальный строй, вскрываемые вышеразобранными тек стами надгробных эпитафий. Кыргызы были последним тюркским народом, который господствовал в Монголии.

Уход их на Енисей и Тянь-Шань повлек за собой то положение, что о них почти нет сведений в последующую эпо ху в ряде источников.

Вызвано это было тем обстоятельством, что на Тянь-Шане они были растворены в политических образованиях, имевших там место. В силу своей незначительности, по сравнению с местными племенами, они не приобрели на Тянь-Шане самостоятельного политического имени.

На территории Енисея, куда они вернулись после бле стящих страниц своей истории, они были отрезаны от ост ального мира мощными центральноазиатскими образо ваниями киданей, чжурчженей и монголов. В это время они соседили еще с племенами ягма, карлуками на западе и кимаками на северо-западе, это свидетельствует о со хранении кыргызами своих юго-западных связей. Не вы ступая на территорию Центральной Азии, они все же имели достаточно силы для сохранения своей автономности, о чем гласит тот факт, что западные кидани, по пробовавшие прорваться на их территорию (в первой половине XII в. между 1120–1124 гг.), вынуждены были уйти дальше на запад, в район р. Эмиль.

Исключение кыргызов с первой трети X века из активного участия в историческом процессе Центральной Азии не могло не сказаться на развитии их социальноэкономи ческого строя. Родовой строй, который еще не был раз рушен бурными событиями VI–IX вв., в условиях изоли рованного положения кыргызов вновь обретает силу. Од нако развитие производства в городах Средней Азии и появление огромного количества продуктов ремесленного производства феодальных городов Средней Азии, Семи речья, Восточного Туркестана и Китая исключило воз можность спроса на ремесленное производство кыргызов. Их страна становится местом ввоза ремесленной продук ции и вывоза только сырья, о чем повествуют уже для X века Худуд ал-алам, Ибн Хаукаль и ряд других источни ков. Это изменение в соответствии технических возмож ностей кыргызов по сравнению с окружающими страна ми (а вследствие этого и изменение характера торговли), сократило характер их производства, привело его к из вестному отмиранию. Сокращение базы ремесленного про изводства и увеличение роли охоты, как средства добычи тех материалов, которые требовал новый рынок, подорва ло и возможную базу для широкого применения рабского труда. Да и последние уже стали в значительно меньшей степени попадать к кыргызам, таким образом, эти усло вия вместе взятые привели к консервации общественных отношений кыргызов и надолго задержали их поступа тельное движение вперед. Совершенно естественно, что в недрах кыргызского общества продолжался процесс со циального развития, приведший к начальным формам феодального строя, но рассмотрение этого вопроса не входит в тематику настоящего тома.

 

Ю.С.ХУДЯКОВ

КЫРГЫЗСКИЙ КАГАНАТ

Дискуссия об этнониме «кыргыз»

Кыргызы – один из самых древних тюркоязычных на родов Азии. Впервые они упоминаются в ханьских источ никах в конце III в. до н. э. в связи с хуннскими завоева ниями. В последующий, более чем двухтысячелетний период истории, кыргызы принимали участие во многих драматических событиях в Центральной Азии. Им при шлось испытать завоевательные походы и зависимость со стороны хуннов, сяньби, жуань-жуаней, тюрок, сейяньто, уйгуров, киданей, найманов, монголов, джунгар. И хотя в войнах с центральноазиатскими кочевыми державами кыргызы неоднократно терпели поражения и утрачивали государственность, они вновь и вновь находили в себе силы для восстановления своего государства, сохранения своего этноса и культуры. Более шестисот лет, в течение раннего и развитого средневековья, просуществовало кырг ызское государство на Енисее. В IX веке, после разгром а Уйгурского каганата, кыргызы покорили обширные пространства степной Азии от сибирской тайги до гор Тянь-Шаня и Великой китайской стены, образовав Кыр гызский каганат. Это был звездный час кырг ызской исто рии, справедливо названный академиком В.В. Бартольдом эпохой «кыргызского великодержавия». В IX веке кыргызские войска с берегов Енисея достигли границ своей исторической прародины – северных отрогов Тянь-Шаня, который населяют уже более тысячи лет. Наконец, в бурных событиях последних лет, восстановлена госу дарственная самостоятельность Кыргызстана, что откры вает новые перспективы для этнического и культурного развития кыргызского народа.

События древней и средневековой истории кыргызов имеют важное значение для понимания закономерностей этнокультурного развития многих современных тюркоязыч ных и монголоязычных народов, всего кочевого мира Центральной Азии. Поэтому они в течение длительного времени привлекают пристальное внимание ученых. Свой вклад в изучение истории, языка, материальной и духов ной культуры кыргызов внесли многие ученые из разных стран: России, Германии, Франции, Китая, Турции. Среди них были специалисты по истории, археологии, этнограф ии, востоковедению, фольклористике, лингвистике. В последние десятилетия всевозрастающую роль в изучении прошлого кыргызского народа играют ученые Кыргызс тана. К настоящему времени собран и введен в научный оборот обширный фонд письменных исторических свиде тельств событий древней и средневековой истории кыргыз ов, исследованы материалы по этнографии, языку, эпосу кыргызов, изучены памятники археологической культуры кыргызов на Енисее и в других районах Центральной Азии. Изучение истории и культуры кыргызов продолжает ся. Оно ведется в разных областях гуманитарных наук, что требует координации усилий специалистов различных научных дисциплин из научных центров разных стран.

Несмотря на длительный период изучения, многие проблемы истории кыргызов остаются нерешенными и являются предметом острой дискуссии. Этому способст вует лаконичность и фрагментарность сведений письменных источников, неравномерная изученность археологических памятников. Однако при знакомстве с историографией кыргызской истории приходится сталкиваться и с сознательным искажением исторических фактов, тенденциозными оценками событий прошлого. Так, в работах Л. Р. Кызласова и некоторых других хакасских ученых памятники кыргызской культуры приписываются мифическим «древним хакасам», а кыргызы, жившие на Енисее в эпоху средневековья, объявляются «династийным аристократич еским родом древних хакасов». Подобные попытки искаж ения истории кыргызов в ходе научных дискуссий встреч али достойный отпор со стороны подавляющего больш инства ученых. Однако результаты полемики, как правило, оставались достоянием узкого круга специалист ов. Между тем существующая борьба мнений вокруг дискусс ионных проблем истории кыргызов достойна внимания самого широкого круга читателей, интересующихся исто рическим прошлым этого народа и других народов Центр альной Азии. Среди различных проблем кыргызской ис тории наиболее острые споры вызывают вопросы об историчности этнонимов «кыргыз» и «хакас», об этническ ом и культурном родстве енисейских и тянь-шаньских кыргызов, о времени и путях переселения кыргызов с Енис ея на Тянь-Шань.

Все эти вопросы взаимосвязаны.

При ознакомлении с научной и популярной литературой по средневековой археологии и истории Южной Сибири и Центральной Азии невольно обращает на себя внимание различие в наименовании населения степных районов Минусинской котловины. В большинстве работ, в которых рассматривались проблемы южносибирского средневековья, население Минусы именуется «кыргызами», в строгом соответствии с письменными источниками. В то же время, в работах отдельных авторов вместо кыргызов фигурируют некие «древние хакасы», а кыргызы призна ются лишь «аристократическим династийным родом древ них хакасов». Наконец, в некоторых работах оба термина отождествляются или объединяются – «кыргызы (хакасы)», «кыргызы-хакасы» и др.

В чем сущность данного разночтения? Когда и почему оно возникло?

Аутентичность этнонима может быть удостоверена записью на языке этноса, который является его носителем, или созвучием произношений на разных языках, на которых он был записан. В отношении этнонима «кыргыз» могут быть соблюдены оба критерия. Слова «кыргыз», «кыргызы», «кыргызские» и т. п. наличествуют в текстах средневековых рунических эпитафий, принадлежащих родственным тюркоязычным этносам: тюркам, уйгурам и, что особенно важно, самим кыргызам. Этноним «кыргызы» присутствует в различных вариантах в текстах древних и средневековых письменных источников, составленных на других языках: греческом – херкис, арабском и персид ском- хырхыз, хырхыр. Весьма различается написание этого этнонима в китайских текстах. В ханьское время его писали – цзяньгунь, в танское – сяцзясы, в юаньское – цзилицзицы. В русских документах позднего средневеко вья данный этноним писался в форме – киргизы. Этноним «кыргызы» был впервые зафиксирован в китайских источ никах в конце III в. до н. э. и существует до настоящего времени. Кыргызы – самоназвание тюркоязычного народа, проживающего на территории Кыргызстана и соседних государств: Узбекистана, Таджикистана, Афганистана, Пакистана, Китая. Кыргызы – этноним небольшой тюркоязычной народности, проживающей в уезде Фуюй в Маньч журии и в долине р. Эмель в Синьцзяне на территории КНР. Кыргызы, кок-кыргызы, шара-кыргызы и др. – на звания этнических групп в составе ряда современных тюркских и монгольских народов: якутов, бурят, монго лов, тувинцев, хакасов, алтайцев, башкир, ногайцев, калм ыков. Как известно, в недалеком прошлом «киргизами» или «киргиз-казахами» русские называли и казахов. Этноним «кыргыз» нашел широчайшее отражение в топоним ии Сибири и Центральной Азии. Тем самым можно считать установленным, что термин «кыргызы» безусловно применялся представителями разных стран и народов от запада Европы до востока Азии и известен в истории уже около 2300 лет. Немаловажно и то, что в контексте древ них и средневековых источников, не говоря уже о более поздних, термин «кыргызы» везде имеет значение этнони ма. Кыргызы и в древности и в средние века описаны в качестве этноса, подобно хуннам, динлинам, тюркам, уй гурам, киданям, кимакам, карлукам, монголам и др. Пос кольку термин «кыргызы» присутствует в текстах, относ ящихся к самим кыргызам, совершенно очевидно, что он являлся самоназванием этого народа и остается таковым и поныне. Никаких оснований для того, чтобы подвергать сомнению аутентичность этнонима «кыргызы» в самих ис точниках нет.

А что же термин «хакасы»? В средневековых источниках такого слова вообще нет. Этот термин – результат трансформации в русском языке китайского слова «сяцзясы», которое в прошлом веке неточно транскрибировали в форме «хягясы», «хагасы». Никакого самостоятельного значения у этого слова нет, в китайских текстах эпохи Тан оно обозначает кыргызов. Значение этнонима термин «хакасы» приобрел только после революции в России в 1917 г., когда минусинская «туземная интеллигенция» приняла его в качестве «самоназвания» для коренного населения Минусинской котловины.

Почему это произошло?

Знания по истории древних и средневековых кочевых народов Центральной Азии накапливались европейской, в том числе русской наукой постепенно. С XVIII в. ученым, становятся доступными китайские летописные сочинения, содержание которых легло в основу представлений о кочевниках. В научный обиход вошли китайские термины, обозначающие кочевые этносы. Далеко не сразу они были сопоставлены и отождествлены с этнонимами, известными из источников на других языках. До сих пор в научной литературе широко используются китайские термины, обозн ачающие кочевые этносы, например: динлины, юэчжи, сяньби, жуань-жуани, сейяньто, яньмо, шивэй, мохэ и многие другие. Точно также, как вместо «тюрков» писали «тюцзюэ», вместо «уйгуров» – «хуйхэ» и т. д. То же самое относится и к термину «хягасы (сяцзясы)». Вопреки мнен ию Л. Р. Кызласова, употребление этого термина учеными XVIII – начала XX в. не дает никаких оснований причислять их к числу сторонников термина «хакасы». И Ю. Клапрот, и В. Шотт, и Н. Бичурин, и В. Радлов писали это слово на русском, немецком и французском языках по-разному. Уже перед В. Шоттом, автором пер вой специальной работы по истории енисейских кыргызов, встал вопрос о соотношении терминов «цзяньгунь», «хягясы», «цзилицзисы» и «кыргызы», и он был правильно и однозначно решен в пользу «истинных киргизов». Таким образом, идентификация китайского термина «хягясы» с тюркским «кыргызы» была осуществлена еще на началь ном этапе изучения на базе собственно китайских источ ников.

В дальнейшем, когда были открыты, дешифрованы и переданы на европейские языки тексты тюркоязычных рунических надписей, принадлежащих средневековым тюркам, уйгурам и кыргызам, стало совершенно очевидным тождество китайского «хягясы» тюркскому «кыргызы». Привлечение арабских и персидских источников также продемонстрировало, что средневековые путешественники и торговцы, побывавшие на Енисее, знают только «кыргы зов». Однако достижения в изучении рунических текстов и других источников оставались в России достоянием акад емической науки. Сибирские археологи и краеведы, пров одившие раскопки на Енисее, пользовались для обозначе ния средневекового населения Минусы термином «хагасы», почерпнутым из труда Н. Я. Бичурина. При этом никто из дореволюционных ученых не противопоставлял термины «хагасы» и «кыргызы». Для этого просто не было основа ний. Спорили о другом. И. П. Кузнецов-Красноярский, например, вообще пытался отрицать, что сведения китайс ких летописей о хягясах могут иметь отношение к Мину синской котловине. Термин «хагасы» («хакасы») вошел в обиход ученых и публицистов, в том числе сибирских об ластников, ратовавших за обособление коренных народов Сибири. Именно из областнической публицистики могла позаимствовать термин «хакасы» в качестве своего само названия минусинская «туземная интеллигенция».

Общеизвестно, что до 1917 г. в качестве самоназвания коренного населения Минусинской котловины существовал этноним «тадарлар» (татары). Так именовались в России многие тюркоязычные народы Поволжья, Кавказа и Сиби ри. Существует мнение, что помимо этнического, он имел и политическое содержание: «татары» – «мирные» (т. е. подвластные царю) тюрки. Для различия разных этнических образований применялись географические определе ния. Коренные жители Среднего Енисея именовались «ми нусинскими», «абаканскими», «ачинскими» татарами. Этот термин стал применяться для обозначения части населения юга Сибири еще в XVII в. В отличие от кыргызов, так назывались зависимые от них племена кыштымов. После угона кыргызов в начале XVIII в., они расселились в степ ных районах Минусинской котловины и в последующее время слились в единую тюркоязычную народность. Тер мин «тадарлар» к началу XX в. стал самоназванием кор енного населения Енисея. В разговорном языке он при меняется и до сих пор. Как отметил известный хакасский этнограф В. Я. Бутанаев: «…до сих пор ученые, поднимая жаркие споры вокруг термина «хакас», почему-то не обр ащали внимания на отношение самого народа к своему этнониму. А это довольно существенный вопрос. Дело в том, что современные хакасы в разговорном языке в кач естве своего самоназвания применяют термин тадар. Поэтому утверждать, что коренные жители Хакасской ССР в повседневном быту используют для своего обозна чения этноним «хакас», может только человек, не знающий хакасского языка. За 70 лет Советской власти, «возвра щенный этноним» не стал самоназванием народа, несмотря на переписи, давление паспортного режима, влияние лите ратурного языка и т. д. Только русскоязычная часть на селения Хакасии приняла его для обозначения аборигенов края. Сами же они в общении между собой его не упот ребляют. Люди старшего поколения не могут даже про изнести чужеродное слово как следует, ибо оно не соот ветствует фонетическому строю языка». «Чужеродное слово» «хакас» отсутствует не только в языке, но и в то понимике и фольклоре, в которых широко представлен этноним «хыргыс».

Сторонники историчности термина «хакасы», конечно, не могут отрицать этих фактов, которые со всей очевидностью свидетельствуют о том, что такого этнонима до революции не существовало. Это, вроде бы, готов признать И. Л. Кызласов, утверждая: «Общеизвестно, что при цар изме слово хакас не было официальным именем коренно го населения». Он согласен и с тем, что в источниках нет никаких сведений, что до революции слово «хакас» употр еблялось «среди народа в качестве общего самоназвания». Известен И. Л. Кызласову и реально применявшийся этн оним «южносибирского народа» – «тадар (татарин)». Однако он попытался умалить значение этих фактов под тем предлогом, что они «отражают официальную царскую административную систему», в то время как в науке был принят термин «хакасы». Однако эти утверждения совер шенно не соответствуют действительному положению ве щей. «Официальный» характер источников дореволюцион ного периода – еще не повод для сомнения в их достоверн ости. Такой подход не имеет ничего общего с научной методикой критики источников. Декреты послереволюционн ого времени, в том числе те, в которых говорится о хак асском самоуправлении, носят не менее «официальный» характер, чем дореволюционные. В то же время термин «хакасы» отсутствует и в «неофициальных» источниках, таких, как язык, топонимика и фольклор коренного насе ления Енисея.

Совершенно несостоятельны попытки И. Л. Кызласова противопоставить «царскую административную систему» и «науку» по отношению к названиям коренного населения Минусинской котловины. Вопреки его утверждениям, в «официальных источниках», иногда, наряду с терминами «татары» и «инородцы», применялся и термин «хакасы». В то же время в научной литературе при обозначении коренного населения Енисея широко употреблялись термины «татары», «инородцы», «туземцы», «турецкие племена». Эти термины употребляли и ученые, сами происходившие из коренных жителей, Н. Ф. Катанов и С. Д. Майнагашев, не видя в них ничего зазорного для себя.

По-видимому, не испытывая особых иллюзий в отношении «доказательности» своих утверждений в пользу исто рической обоснованности термина «хакасы», Л. Р. и И. Л. Кызласовы пытаются апеллировать к авторитету Советской власти, стремясь тем самым перенести дискуссию в область идеологии. И. Л. Кызласов утверждает, что «этноним хакас возвращен южносибирскому народу Советской властью. В апреле 1918 г., уже через полгода пос ле образования, Минусинский Совет рабочих, крестьян ских, солдатских и казачьих депутатов признал социальн ые и национальные права коренного населения тогдашних Минусинского края и Ачинского уезда вместе с его единым самоназванием хакасы». Раз уж сама Советская власть так решила, то о чем спорить. Однако политическая конъюнктура переменчива. В настоящий момент вряд ли кто согласится признать Минусинский Совет, или любой другой орган Советской власти высшим авторитетом в области средневековой южносибирской этнонимии.

Совершенно напрасно И. Л. Кызласов пытается связать принятие термина «хакасы» с идеологией «наиболее пере довой части российского общества – победившего револю ционного движения».

Вопрос о «возвращении исторического самоназвания» далеко не сразу приобрел политическое значение для национального движения коренного населения юга Енисейской губернии, активизировавшего свою деятельность после свержения царской монархии в апреле 1917 г. На I съезде коренного населения, состоявшемся в апреле 1917 г. в с. Аскиз, обсуждался вопрос об объединении от дельных волостей с коренными жителями в единый «ино родческий земский уезд».

Термин «хакасы» был принят в качестве названия для коренного населения Енисея на его II съезде, проходивш ем в с. Чарковском в июле 1917 г. Это было сделано по предложению лидера национального движения С.Д.Майнагашева. Почему в «качестве самоназвания» был вы б ран не реально бытовавший этноним «татары» и не истор ический этноним «кыргызы», а искусственный книжный термин «хакасы»? Дело в том, что между деятелями нац ионального движения не было единства по вопросу о том, что должна представлять собой будущая административн ая единица. Например, один из его лидеров, И.В.Вар ашков, утверждал, что «минусинские инородцы», «вследс твие своей малочисленности» не в состоянии создать такую единицу и призывал к созданию единой «Националь ной думы» с «алтайцами и урянхайцами». Эта идея в дальнейшем не раз вдохновляла сторонников объединения в «Ойротское государство» или «Тюркскую республику». Судя по всему, С.Д. Майнагашев был сторонником выдел ения в самостоятельную единицу. Принятие этнонимов «татары» или «кыргызы» включило бы коренное населен ие Минусы в состав более многочисленных тюркоязычных народов, и в этом случае перспективы достижения какой-либо власти над своими соплеменниками становились нео пределенными. Кроме того, как отмечал позднее Н.Н. Козьмин, этноним «кыргызы» связывался в сознан ии местной интеллигенции с последним периодом суще ствования кыргызских княжеств на Енисее, «потерпевших поражение» в XVIII в., в то время как слово «хакасы» ассоциировалось со славным периодом государственности эпохи раннего средневековья. Поэтому китайский термин «хакасы» может «служить понятным идейным лозунгом» для возрождения «мощной государственности». Таким об разом, принятие термина «хакасы» в качестве этнонима диктовалось не какими-то историческими соображениями, а политической конъюнктурой.

Не выдерживает критики и утверждение Л. Р. и И.Л.Кыз ла совых о единодушной поддержке нового «самоназ вания» всем хакасским народом, поскольку известны фак ты иного рода. Например, еще в 1918 г. коренные жители Ачинского уезда сначала согласились на объединение, но побывав на хакасских съездах, учтя расходы на содержан ие Степной Думы и «недружелюбное отношение минусин ских инородцев к ачинским», отказались войти в Хакас ский уезд. В 1921 г. Усть-Есинский совет единогласно проголосовал «не выделяться в особый районный хакасс кий степной совет». А чулымские тюрки были названы «хакасами» только в 1939 г.

Принятие этнонима «хакасы» отнюдь не отменило употребление прежних названий «татары» и «инородцы». В документах хакасских съездов есть решения о создании «татарского национального комитета», принятии «положен ия о судебном устройстве инородцев». Эти термины встречаются в материалах советского периода вплоть до 1930 г.

Советская власть, которой И. Л. Кызласов приписывает инициативу принятия этнонима «хакасы», отнюдь не торо пилась с принятием этого решения «уже через полгода после образования». Принятие Минусинским Советом «Положения о хакасском степном самоуправлении», которому придается такое важное значение Л. Р. и И. Л. Кызласовыми, ничего не решало, т. к. это «положение» никогда не вводилось в действие. Поэтому этот вопрос вновь стал об суждаться на административно-территориальной комиссии Енисейского губисполкома в 1922 г. Необходимость выде ления хакасского уезда мотивировалась «интересами уп рочения… в этом районе советского аппарата» и организации «борьбы с бандитизмом». Хакасский уезд был создан постановлением Президиума ВЦИК 14 ноября 1923 г.

Принятие искусственного, книжного термина «хакасы» в качестве этнонима реально существующей народности создало качественно новую ситуацию в соотношении тер минов «кыргызы» и «хакасы», впервые противопоставив их друг другу. Не случайно, именно в эти годы появляется первая попытка обоснования историчности термина «ха касы», наличия у него иного значения, нежели китайская транскрипция этнонима «кыргызы». До этого времени необ ходимости в подобном обосновании просто не существовало.

Первым такую попытку предпринял сибирский историк, областник Н. И. Козьмин, учитель С. Д. Майнагашева, по настоянию которого термин «хакасы» стал этнонимом. В 1925 г. Н. Н. Козьмин выпустил книгу «Хакасы», в пре дисловии к которой попытался обосновать независимое от этнонима «кыргыз» значение слова «хакас». По мнению

Н. Н. Козьмина: «Туземцы Минусинского края, Алтая и Урянхая не имели общего этнического наименования, рас падаясь на большое число родственных, но небольших племен турецкого происхождения». Коренных жителей, Енисея называли «минусинскими татарами» или «абаканскими турками». «Когда настал момент национального объединения, то туземная интеллигенция обратилась к тому далекому времени, когда, по китайским источникам, тузем цы края были объединены в государство хакасов. Она так и назвала свой народ. Это, несомненно, китайская транскрипция турецкого имени».

Н. Н. Козьмин отверг общепринятое положение о том, что «хакас» это китайская транскрипция слова «кыргыз», и предложил свою гипотезу: «В стране хакасов можно наметить три группы турецких племен: 1) тубинскую (уй гурскую) – охотников, людей черни (йыш-кизи), 2) хакасскую (собств. турки) – полуохотничью, полуземледельческую и 3) кыргызскую – степняков, скотоводов».

«Хакасская государственность может быть отнесена к моменту преобладания второй группы, наиболее культурно развитой и земледельческой… Ядро этой группы, на кото рое и опиралась созданная ею государственность, получило наименование каракас, черных кас… В китайской тран скрипции это будет ха-кас».

Выдвинутая точка зрения полна противоречий. Так, утверждая в предисловии к своей работе о принадлежности «хакасов» и «кыргызов» к различным этническим груп пам, Н. Н. Козьмин через несколько страниц их ото ждествляет: «Хакасы позднее известны были в китайских летописях под именем ки-ли-кидзе, (т. е. киргиз). В сох ранившихся надписях на скалах они называют себя «кыр гыз». Кроме государства хакасов-кыргыз могут быть названы менее значительные государства – меркитов, найманов и кераитов».

«Несомненно, и турки – тюкюсецы, и уйгуры-хойху, и кыргызы-хакасы должны были самым близким образом участвовать в этнографических новообразованиях на Верх нем Енисее».

Надо ли говорить, что мнения Н. Н. Козьмина по поводу содержания терминов «кыргыз» и «хакас», высказанные в предисловии и основной части его книги, прямо противоположны друг другу.

Выдвижение искусственного термина «хакасы» в качестве названия реально существующей народности, сформировавшейся из различных по происхождению этнических групп в конце XIX – начале XX вв. вызвало справедливые возражения В. В. Бартольда, ведущего в тот период спец иалиста по истории Центральной Азии, создавшего пер вый в истории отечественной науки сводный очерк по ис тории кыргызов. В дальнейшем специалисты, работавшие в области истории и археологии кыргызов, особенно про водившие полевые работы на юге Сибири, уже не могли не учитывать того факта, что исследуемые ими памятники могли потенциально принадлежать предкам современного коренного населения, получившего в XX в. наименование хакасы. Так в решение данного вопроса вмешался новый фактор. «Хакасами» стали называть средневековое население Минусы, не потому, что так их именуют источники, а потому, что в них видят предков современных хакасов. Это особенно наглядно проявилось в принципе двойного наименования: «кыргызы (хакасы)», «кыргызы-хакасы» и т. д. Так писали специалисты, работавшие на Енисее в 1920-40-е годы. Например, создатель периодизации культур эпохи металла в Минусе С. А. Теплоухов утверждал: «…в более поздних летописях, повествующих о событиях VII-X вв. н. э. («Тан-шу»), есть определенные указания о том, что к этому времени киргизы (хягас), говорившие на тюркском языке, «перемешались с динлинами», овлад ев, по-видимому, всей территорией в южной части бас сейна Енисея и заняв здесь главенствующее положение». Двойным наименованием пользовались Л. А. Евтюхова и С. В. Киселев, хотя в то же время в одной из своих работ они писали: «Хакас есть китайская транскрипция термин а кыргыз». «Кыргыз-хакасы», а иногда и просто «хакас ы» фигурируют в работах Е. В. Левашовой. Можно от метить, что в солидных научных работах, изданных в центральных изданиях, у всех авторов преобладает в кач естве основного наименования термин «кыргыз», в то время как в мелких популярных брошюрах, изданных в Абакане и рассчитанных на хакасского читателя, употреб ляется термин «хакас». В этом нельзя усматривать какой-то особой «позиции», скорее лишь уступку местной специ фике. Так же как, положим, А. Н. Бернштам, работавший на Тянь-Шане, при обращении к южносибирской тематике везде пишет только «кыргыз» и «кыркыз».

В начале 1950-х годов с рядом соображений по поводу соотношения терминов «кыргыз» и «хакас», давно ставших привычным эквивалентом друг другу, выступили тюрколог С. Е. Малов и синолог Н. В. Кюнер. По мнению С. Е. Малова, «киргизы были сильным енисейским государством, соперничавшим с уйгурами. Можно думать, что заодно с киргизами были тофалары (карагасы) и тувинцы (урян хайцы, сойоны)». Однако значение термина «хакас» для С. Е. Малова осталось неясно: «…является ли он китайс кой переделкой слова «киргиз» или же, что, с моей сто роны, скорее,- «карагас»? Ведь китайцы под хакасами-карагасами могли вполне понимать киргизское государство с разными подчиненными ему народами».

Н. В. Кюнер, основываясь на сообщении китайской летописи о заимствовании термина «хягас» китайцами из уйгурского языка, полагал, что имя «хягасы», «обозначая тот же народ, или киргизов, не является только транскрип цией имени этого народа, но, будучи заимствованным из уйгурского языка, имеет особый смысл вроде клички.

Исходя из вышеприведенных соображений, пищущий эти строки считает правильным принимать как исторический факт тождественность наименований кыргыз (гяньгунь и иные формы транскрипции) и хакас (хягясы) для обозначения одного и того же народа, оставляя пока открытым вопрос о действительном смысле и происхождении наименования хягяс».

Как видно из вышеприведенных текстов, авторы не ста вили под сомнение правомерность употребления этнонима «кыргыз» в отношении населения Среднего Енисея в эпоху Тан. С. Е. Малов считал, что термин «хакас» может восхо дить к названию какой-то части зависимых от кыргызов кыштымов, по его мнению, «карагасов» (тофаларов), со лидаризуясь в этом плане с высказываниями Н. Н. Козьмина. Причем, это было высказано С. Е. Маловым мимо ходом, в порядке сомнения, а не развернутого положения, в предисловии к изданию текстов енисейской рунической письменности.

Н. В. Кюнер был склонен считать термин «хягяс» эквивалентом этнонима «кыргыз», попавшим в китайский язык через посредство уйгурского и игравшим роль клички – «желтокраснолицые». Ни о каком самостоятельном значении термина «хакас» в качестве этнонима в его работе речи нет.

Позднее Н. В. Кюнер несколько изменил свою точку зрения в полемике с Г. Е. Грумм-Гржимайло, бегло упомянув, «что хакасы и кэргизы в монгольскую эпоху XIII в. могли означать различные группы (части) одного и того же народа».

Естественно встает вопрос, частями какого «народа» могли быть «кыргызы» и «хакасы». Надо полагать, Н. В. Кюнер имел в виду все население Минусинской котловины, где помимо кыргызов, обитали зависимые от них племена кыштымов, и именно к последним может быть применен термин «хакасы».

Ряд соображений относительно термина «хакасы» принадлежит Л. П. Потапову. Отметив появление данного термина в качестве этнонима в начале XX в., он писал: «Этот общий процесс консолидации, протекавший, как было сказано, под сильным влиянием качинцев, привел к сло жению в конце XIX и начале XX в., на территории Мину синской котловины маленькой народности, которая полу чила у русских название минусинских, или абаканских татар. Хакасами они стали именоваться только после Великой Октябрьской социалистической революции. Наз вание «хакасы» было предложено представителями местной интеллигенции при национальном определении «минусинских татар» в самом начале 20-х годов нашего столетия. Предлагавшие это название исходили из ошибочного представления, что минусинские, или абаканские «татары» являются потомками древнего населения Саяно-Алтайского нагорья, зафиксированного в китайских лето писях под наименованием «хягас». Несмотря на то, что название «хакасы» не может считаться исторически оправ данным и аргументированным, возражать против него нет оснований, так как оно постепенно вошло в быт населения и было им принято».

Позднее, под влиянием замечания Н. В. Кюнера, Л. П. Пот апов стал склоняться к мысли, «что в настоящее время накапливается все больше и больше данных, свид етельствующих о невозможности отождествления «хягяс» и «кыргыз», о сложных в этническом отношении конгло мератах – «хягяс» и «кыргыз», о большом участии в этни ческом конгломерате «хягяс» самодийского элемента и т. п.».

Автор привлек для анализа данного вопроса сообще ние Юань-ши в переводе В. Н. Казина, в котором говорит ся о поселении «киргисов» в «земле хас-ха». Последняя является, по его мнению, местом расселения самодийцев-качинцев в районе современного Красноярска.

Колебания ряда исследователей относительно тождественности терминов «хягясы» и «кыргызы» в 1950-е годы обусловлены затруднениями в трактовке отдельных фраг ментов китайских текстов Юаньской эпохи, в частности терминов «хэсыхэ» и «ханас», отождествление которых с современным словом «хакасы» внесло определенную пу таницу в оценке событий XIII в., привело к неоправдан ным противопоставлениям терминов «хягясы» и «кыргы зы». Вероятно, свою роль в этих решениях сыграли итоги изучения этногенеза современных кыргызов в 1950-х год ах, поставившие под сомнение тождество кыргызов Енис ея и Тянь-Шаня, и настойчивые выступления с собственн ой точкой зрения по этим проблемам Л. Р. Кызласова.

Впервые с изложением своей позиции Л. Р. Кызласов выступил в 1954 г. в рецензии на книгу Л. П. Потапова об истории алтайцев. Основу взглядов Л. Р. Кызласова составляет положение, что термин «хакас» является общим самоназванием различного по этническому происхождению и составу населения Среднего Енисея в эпоху средневе ковья, а термин «кыргыз» соответствует названию правящего «аристократического династийного рода древних ха касов». К обоснованию своей точки зрения Л. Р. Кызласов не раз возвращался в работах 1959 и 1960 гг. В наиболее полном и развернутом виде его концепция на соотношение терминов «кыргыз» и «хакас» представлена в статье, вышедшей в свет в 1968 г. и дважды переизданной в 1969 г. Основные положения данной концепции заключаются в следующем: средневековые китайские летописи содержат различные варианты написания термина «хакас», который является передачей местного самоназвания разноязычног о и разноэтнического населения Среднего Енисея; термин «кыргыз» встречается в тех же источниках параллельно и означает «аристократический династийный род древних хакасов»; термин «кыргыз» не мог быть самоназванием всего населения Енисея, поскольку в его состав входили различные по языку племена и роды (угорские, самодийские и тюркоязычные); «именно в силу главенствующей роли кыргызов в государстве, население которого составляли разноязычные родоплеменные группы, орхонские тюрки-тугю, уйгуры, а также западные источники» (греческие и арабо-персидские) «ошибочно называли все эти племена кыргызами», в пользу разноязычности свидетельствует состав слов, приписываемых населению Среднего Енисея в Синь Тан-шу; средневековый термин «хакас» является самодийским по происхождению, дожившим до современности в форме «хаас»; этот термин отражен в самоназваниях родоплеменных групп тофаларов (хааш), тувинцев и дархатов-монголов (хаасут); появление термина «хакас» в «качестве названия государства и народа» в VI-XII вв. свидетельствует, что в нем сложилось «новое тюркоязычное ядро местных племен (в него входили и кыргызы)»; это способствовало созданию сильного централизованного государства «с общей экономической базой и единым литературным языком – енисейской письменностью»; аристократический род «кыргыз» у «древних ха касов» подобен правящим родам хуань у гуннов, ашина у тюрок, яглакар у уйгуров, елюй у киданей; отсутствие термина «кыргыз» в рунических надписях на Енисее сви детельствует, что его заменял термин «эль», синоним слова «кыргыз»; термин «кыргыз» применялся лишь для надпи сей, ставившихся за пределами «древнехакасского госу дарства». По мнению Л. Р.Кызласова, его взгляды в разн ых аспектах разделяли Ю. Клапрот, В. Шотт, Н.В.Кюнер, С. Е. Малов, С. В. Киселев, Н. Н. Козьмин и «многие ученые в XIX и XX вв.». Вывод Л. Р. Кызласова категоричен: «Путать и отождествлять термины хакас и кыргыз между собой или подменять их друг другом – ненаучно. Неверно также называть государство именем династийного правящего рода, а не по самоназванию большинства составляющего его трудового населения, которое имеется в источниках.

Создали это государство и населяли его в VI–XII вв. древние хакасы, и потому историческая справедливость обязывает нас называть его государством древних хакасов».

Позднее, когда изложенные здесь выводы Л. Р. Кызласова по данному вопросу встретили ряд резких возражений у специалистов – историков, лингвистов, востоковедов, он писал, в порядке оправдания, что цели его выс тупления были весьма скромны: «Установив в 1964 г., что вопрос о терминах «кыргыз» и «хакас» является еще не достаточно проясненным в советской исторической науке и желая привлечь к нему внимание специалистов самого широкого профиля, но прежде всего исследователей по этнической истории, я написал специальную статью «Взаи моотношение терминов «хакас» и «кыргыз» в письменных источниках VI–XII вв.», но по ряду причин она вышла в свет только в 1968 г.». «Чтобы разобраться во взаимоотно шениях этих терминов, следовало рассмотреть все извест ные данные и договориться о границах их применения. Это и пытался сделать автор в своих работах, обобщив, как и полагалось историку, все известные данные родственных наук». «Естественно, что после этого следовало ожидать делового обсуждения и плодотворной научной дискуссии. Есть основания считать, что такая дискуссия еще разверн ется и здесь прежде всего необходимы исследования специалистов-синологов».

Вряд ли, однако, можно в данном случае верить автору, что его целью было только «привлечь внимание» и «вы звать дискуссию».  Назидательный тон и безапелляцион ность выводов статьи «Взаимоотношение терминов «хакас» и «кыргыз» в письменных источниках…», а также ее трое кратное переиздание после ряда аналогичных выступлений в 1950-х – начале 1960-х годов, свидетельствуют об ином, Л. Р. Кызласова к этому времени уже не удовлетворяло наличие «разночтений» по поводу данных терминов, остав ляющих ему право на собственное мнение. Своим выступл ением он стремился не «открыть дискуссию», а, наоборот, закрыть вопрос в пользу термина «хакас», дезавуировать термин «кыргыз» в качестве этнонима. Об этом свидетельс твуют и нравоучительные реплики в адрес «некоторых современных историков», именующих «государство древ них хакасов» государством кыргызов, упуская, к сожале нию, из вида, что «подавляющее большинство населения составляли не кыргызы», и произвольный подбор «сторонн иков» своей гипотезы из числа наиболее авторитетных ученых  прошлого – от Ю.Клапрота и  В. Шотта до С. Е. Малова, Н. В. Кюнера, С. В. Киселева и др. Об этом же – и выводы статьи: те исследователи, которые «пу тают и отождествляют» термины «хакас» и «кыргыз», поступ ают «ненаучно», а те, которые именуют  государство – «государством кыргызов»,  поступают «неверно». По мне нию Кызласова, «некоторым  ученым» нужно отбросить термин «кыргызы» и именовать население Енисея «древн ими хакасами».

Однако «плодотворная научная дискуссия» по поводу терминов, причем с участием «специалистов-синологов», все же состоялась, и ход обсуждения, и результаты ее оказались противоположными ожиданиям Л. Р. Кызласова. Бездоказательные попытки выбросить из истории Южной Сибири этноним «кыргыз» и приписать события кыргызской истории и их культуру мифическим «древним хакасам» просто не могли не вызвать возражений.

Одним из первых с критикой выдвинутых Л. Р. Кызласовым положений выступил востоковед, арабист О.Караев, справедливо упрекнувший инициатора дискуссии в систематическом искажении цитируемых им авторов, при писывании им несуществующих взглядов, в частности, привнесении в тексты древних источников и цитаты современных ученых термина «хакас», там, где он отсут ствует в оригинале. Такие искажения отмечены в приводимых Л.Р. Кызласовым цитатах из работ Н. В. Кюнера, Б. Карлгрена, С. Е. Малова и др. О. Караев резонно замечает: «По мнению Л. Р. Кызласова, во всех среднев ековых памятниках разноязычные племена Минусинской котловины ошибочно называются кыргызами из-за глав енствующей роли последних в государстве.

Нам представляется, что комплекс источников самого различного происхождения заслуживает в целом больше го доверия. Некоторые из вышеперечисленных авторов сами были на территории енисейских кыргызов или получ или достоверные сведения о кыргызах от побывавших в этом районе лиц. Если действительно в Минусинской котловине в VI–XII вв. обитали племена под названием хакас, а кыр гызы лишь их малочисленный аристократиче ский род, то, несомненно, хотя бы один средневековый ис точник упомянул бы об этом».

О. Караев подверг критике мнение Л. Р. Кызласова о мнимой малочисленности кыргызов, отметил некорректность употребления терминов «колено», «поколение», «род» в сочетании с этнонимом «кыргыз», противопоставления терминов «эль» и «кара-будун» и отождествления первого с этнонимом «кыргыз». Говоря о мнении Л. Р.Кызласова в отношении гипотезы Н. Н. Козьмина и С.Е. Малова о тождестве терминов «хакас» и «карагас», О. Караев от мечает непоследовательность Л. Р. Кызласова, согласного солидаризироваться с любой версией, которая так или иначе подвергала бы сомнению эквивалентность терминов «хакас» и «кыргыз».

С развернутым анализом содержания и реконструкции звучания китайских терминов, применявшихся для обо значения средневекового населения Енисея, выступил из вестный китаист, специалист в области исторической фонетики китайского языка, С. Е. Яхонтов. Результаты тщательного специального изучения вопроса специалистом-синологом сняли все разночтения и недомолвки в отношен ии термина «хягясы». Автор заключил, что «исходную форму китайской транскрипции «хя-гясы» иногда реконс труируют как «хакас». Эта реконструкция не может быть принята», поскольку не соответствует нормам китайской исторической фонетики. «Таким образом, форма хягясы есть китайская транс крипция слова кыргыз; другие формы, к которым она приравнивается в китайских историях – гяньгунь, гегу и др., отражают фонетические варианты того же этнонима (например, кыркур или, может быть, кыркун, кыркут, кыркуз). Форма хягясы не может передавать звуки хакас».

Итак, вопрос был решен на самом авторитетном уровне, поставлены все «точки над i». Никаких «хакасов» в китайских средневековых источниках не оказалось. Звуки «хакас» – результат исторического недоразумения.

С. Е. Яхонтовым сделан еще один важный вывод: «По тем самым причинам не может быть сближена с китайским и современная форма «хаас». В отношении «хаас» он высказал перспективное предположение о его связи с тер мином «ханас» и «лыжные тюцзюэ», что вполне вероятно, так как и те, и другие были кыштымами енисейских кыр гызов.

Хотя вопрос о соотношении терминов «кыргыз» и «ха кас» был фактически решен в работе С. Е. Яхонтова, дискуссия продолжалась, выйдя далеко за пределы сугубо терминологических разногласий. С обстоятельной статьей по ряду спорных вопросов в этнической истории Южной Сибири выступил специалист по современным националь ным отношениям в Саяно-Алтае, историк Н.А.Сердобов. Автор справедливо указывал, что позиция того или иного исследователя по отношению к этнониму «кыргыз» приме нительно к средневековой истории юга Сибири имеет не отвлеченно академический интерес и не сводится к терми нологическому разночтению, а имеет самое непосредствен ное отношение к современным национальным отношениям. Перенос современного этнонима недавнего происхождения «хакасы» на «древнее и средневековое население региона ведет к неминуемым искажениям исторического процесса, неправильной оценке роли современных коренных народов. Неоправданное удревнение и идеализация, приукраш ивание истории современных  хакасов неминуемо ведет к иск ажению и умалению роли других народов. «Определенная идеализация» «древнехакасского государства», по мне нию Н. А. Сердобова, – сказывается в оценке Л. Р. Кызлас овым политики этого государства, приписывании ей обо ронительных тенденций, в оценке уровня грамотности в «древнехакасском» обществе, в утверждениях о наличии там системы обучения, собственной и переводной литерат уры, о широком распространении «славы о древнехакас ском государстве в эпоху его расцвета». «Едва ли нужно доказывать,- справедливо замечает Н. А. Сердобов, насколько далека от истины подобная характеристика «древнехакасского» государства кочевников». Автор, ссы лаясь на мнение И. А. Батманова и других тюркологов, подверг критике стремление Л. Р. Кызласова приписать почти все рунические надписи в Туве «древним хакасам». Подвергнута критике несостоятельная «концепция» Л. Р. Кызласова о противопоставлении терминов «хакас» и «кыргыз» и отнесении последних к «аристократическому династийному роду средневековых хакасов». Ссылаясь на С. Е. Яхонтова, Н. А. Сердобов присоединяется к обще принятому мнению о тождественности этих терминов, Н. А. Сердобовым вскрыты и мотивы «пристрастной при верженности Л. Р. Кызласова к термину «хакас». Автор полагает, что «здесь проявляется желание связать этот термин с современным наименованием хакасской народ ности…»

Это стремление отвести ведущую роль в истории Южной Сибири и Центральной Азии «древним хакасам», обосн овать «историческую и этногенетическую преемственность между ними и современными хакасами отчетливо высту пает и в ряде других работ Л. Р. Кызласова». Несомнен ный вред от распространения подобных взглядов автор видит в том, что «ошибочные взгляды Л. Р. Кызласова нашли последователей» среди части ученых-хакасов. Отмеч ая, в частности, проявление данной тенденции в работах К. Г. Копкоева, Н. А. Сердобов отметил, что «енисейские киргизы вошли одним из этнических компонентов не толь ко в состав современной хакасской народности», но и в состав «тувинцев, среднеазиатских киргизов, алтайцев» и других народов, поэтому недопустимо превращать их в «династийный» сеок-род или в «хакасов».

Эта справедливая критика нашла отражение и в монографии Н. А. Сердобова об истории формирования тувинской нации.

Л.Р.Кызласов пытался возражать, ссылаясь на мнимую «непоследовательность» и «необъективность» Н.А.Сердобова, «тенденциозность» О. Караева, С.Е. Яхонтову он возражать не решился, противопоставив его доказательствам «устную консультацию» Н. Ц. Мункуева, некорректно объединив ее с чтениями П. Н. Кафарова, Н.В. Кюнера, В.П.Васильева и «других». Тот же прием применен Л.Р.Кызласовым для обоснования своей «стойкой приверженности к термину «хакас», которую он объяснил традицией западноевропейской синологии, «русской и советской науки», перечислив в качестве предшественников и сторонников своего мнения многих ученых XVIII–XIX вв.: Ю.Клапрота, К.Висделу, И.Абель-Ремюза, И.Дюгальда, Н.Я. Бичурина, К. Риттера, В.В. Григо рьева, Н.А.Кострова, Е.К. Яковлева, В.В.Радлова, А.А. Спицина, Н.М.Ядринцева, В.И. Огородникова, Н. Н. Козьмина, Р.М.Кабо, С.В.Киселева, В.П. Леваш ову, Л. А. Евтюхову, С.А. Токарева, Л.П. Потапова, В.Г. Карцева.

О том, насколько некорректно включение в список сторонников своей концепции большинства перечисленных ученых, наглядно свидетельствует изложенная выше история вопроса. На деле это не более чем попытка укрыться за авторитет известных имен, не имеющих никакого отношения к концепции «кыргызы» – династийный род средневекового народа «хакасы», выдвинутой самим Л.Р.Кызласовым.Л. Р. Кызласов отвел и некоторые другие доводы Н. А. Сердобова, в том числе об «идеализации древнехакасского государства» уверяя, что никаких «преувеличений» в его взглядах на этот счет нет. Приведены им и некоторые новые соображения в пользу термина «хакас». Соглашаясь с критиком: «Да, хакасами себя «абаканские татары» не называли,- Л. Р. Кызласов, однако, пишет, что «они называли себя хаасами (хаастар) и сагайхаасами». По его мнению, эти названия позволяют именовать средневеко вое население Енисея «хакасами». Тон возражений Л.Р. Кызласова порою носит панический характер: «Ка тегорически следует протестовать против приписываемого нам… принижения «роли и значения в историческом про цессе народов, обитавших на территории современной Тувы и Горного Алтая», «искажения и умаления роли других народов».

Позже с критикой «возражений» вновь выступил О.Ка раев, подчеркнув, что Л. Р. Кызласов не располагает ар гументами, чтобы опровергнуть мнение С. Е. Яхонтова. Автор отметил дискуссионность чтения термина «хакас» в работах синологов, на что не обращает внимания Л.Р.Кызласов. О. Караев отверг возражения в необъек тивности со стороны Н. А. Сердобова, так как именно благодаря усилиям последнего, равно как и всей редкол легии, термин «древние хакасы» был в свое время исклю чен из глав первого тома «Истории Тувы». О. Караев вновь возразил против приписывания исторических сведен ий о кыргызах «хакасам», отметив, что многие из этих данных относятся к кыргызам, обитавшим в Средней Азии, и ошибочно включены Л. Р. Кызласовым в круг сведений о «хакасах».

Подвергнута критике и точка зрения Л. Р. Кызласова о существовании так называемых «центральноазиатских киргизов», основанная на ошибочном чтении слова «хэсыхэ» как земли «хасха» (родовом подразделении качинцев). По мнению О. Караева, «название Хэсыхэ (или Хасхэ) следует искать где-то в Маньчжурии, может быть побли зости или также в бывшем владении князя Наяна». О. Ка раев счел нужным уточнить, что «новая датировка» па мятников рунической письменности не является заслугой Л. Р. Кызласова, а принадлежит фактически И.А. Батманову. Общий вывод О. Караева таков: «В совокупности вышеизложенное подтверждает высказывания Н. Сердобова об искусственном удревнении и приукрашивании исто рии современного хакасского народа Л.Р.Кызласовым за счет умаления роли и искажения данных восточных ав торов об енисейских киргизах».

Таковы, в общих чертах, основные события в ходе дис куссии о терминах «кыргыз» и «хакас», прошедшей в кон це 1960-х – начале 1970-х годов. Ее итоги не оправдали надежды тех, кто стремился вычеркнуть этноним «кыргыз» из средневековой истории Северной и Центральной Азии. Наоборот, в ходе обсуждения была выяснена тождественн ость всех терминов, обозначающих ведущую этническую группу населения Енисея, этнониму «кыргыз». Важным итогом дискуссии можно считать установление факта, что в китайских источниках отсутствует термин «хакас» в ка кой бы то ни было форме, что лишний раз подтверждает его позднее литературное происхождение. Научное сообщ ество, включая исследователей-сибиреведов, положительн о расценило и восприняло итоги дискуссии, приняв для употребления в качестве наименования средневековых коч евников Енисея этноним «кыргыз». С результатами дис куссии не мог не считаться даже Л. Р. Кызласов. Если в свое время он настаивал на своем безусловном приорите те в создании концепции «кыргызы – династийный род средневековых хакасов», высказанной им впервые еще в 1954 г., то в ходе дискуссии стал утверждать, что его взгля ды соответствуют «традициям русской и советской нау ки». В работе, посвященной роли археологических источ ников в истории народов Сибири, ранние кыргызы упомя нуты им без кавычек и наряду со средневековыми хакасами – как творцы архитектурных сооружений на Среднем Енисее, а «памятники самобытной тюрко-язычной рунической письменности» отнесены к «местным племенам и народностям», а не только к «древним хакасам».

К сожалению, впечатления от острого характера дискуссии довольно быстро развеялись и уже в работах середины 1970-х годов Л. Р. Кызласов вернулся к прежним трактовкам. «Кыргызы» вновь стали заключаться в кавычки, а выделить их памятники из «древнехакасских», по мнению Л. Р. Кызласова, невозможно. На страницы его статей и книг, увидевших свет в последние десятилетия, вернулись критиковавшиеся в свое время оценки уровня развития «древнехакасской цивилизации» и ее культуртрегерская роль в завоеванных землях. Более того, если ранее Л. Р. Кызласов ограничивал претензии на якобы главенствующее положение «хакасов» пределами Саяно-Алтая, то в работах последних лет территориальная экспансия «древнехакасской цивилизации» заметно рас ширилась, включив Забайкалье, Западную Сибирь, Каз ахстан, Приуралье. Судя по последним работам Л.Р.Кызласова, влияние «древнехакасского государства» простиралось в IX–X вв. от Амура до Крыма и от Анга ры до Восточного Туркестана. Вне пределов «древнехакас ской государственности» на юге остался лишь Тянь-Шань, поскольку появление там «древних хакасов» позволит «некоторым ученым» путать кыргызов Енисея и Тянь-Шаня и предполагать общность их происхождения, чего концепция Л. Р. Кызласова категорически не предусматривает.

В его работах «древнехакасская культура» необоснованно выделяется из круга родственных кочевнических культур Центральной Азии эпохи средневековья и противопоставляется им в качестве некоего особого «северного центра исторической активности народов», являющегося «срединным звеном» между «цивилизациями и культурами Запада и Востока» и одновременно особым «саяно-алтайским очагом цивилизации и культуры». Позже он стал относить «древнехакасскую цивилизацию» к «западному культурному ареалу». Для таких броских, но по существу, бессодержательных эпитетов по отношению к культуре енисейских кыргызов нет никаких оснований.

Неверные оценки социально-экономического развития и неоправданные этногенетические построения привели Л. Р. Кызласова к гипертрофированию роли «древних хакасов» уже во всемирно-историческом масштабе. Оце нивая события XIII в., он заявляет: «Исторической заслу гой древнехакасского государства является не только принятие на себя первого удара, но и героическое воспре пятствование на протяжении нескольких десятков лет распространению улуса Джучи далее на Запад – на Вос точную Европу, на Русь». До сих пор в отечественной историографии считалось, что эта заслуга принадлежит именно Руси. А «героическое сопротивление» монгольскому завоеванию, по Л. Р. Кызласову, началось с того, что правители «древнехакасских княжеств» при появлении монгольского войска «выразили покорность и били госу дарю челом, белыми кречетами-шинхот, белыми же мерин ами и белыми же соболями». Не кощунственно ли назы вать такое событие «героическим сопротивлением»? Спра ведливо ли приписывать участь, которая выпала на долю Руси, мифической «древнехакасской цивилизации»?

Взгляды Л. Р. Кызласова в 1970–80 годах были поддержаны в работах его сына И. Л. Кызласова. Повторяя слово в слово за Л. Р. Кызласовым характерные оценки «древнехакасской цивилизации», И. Л. Кызласов иногда, в отдельных моментах, выражает свои мысли более откро венно. Например, описывая взаимоотношения «древних хакасов» с подвластным населением Саяно-Алтая, Л.Р.Кызласов склонен рисовать их в идиллических тон ах, как «360 лет мирного сожительства в одном государстве». А в работах И. Л. Кызласова разъясняется, что это «мирное сожительство» надо понимать как «господство» «древних хакасов» над другими народами Южной Сибири, а культуру «древних» или «средневековых хакасов» он считает «господствующей». Причем в его работах тенденция к «господству» «древних» или «средневековых хакасов» над другими народами в территориальном и культурном аспектах все более расширяется. Но утверждения о мнимом «господстве» «хакасов» на обширных пространствах степной Евразии, о создании ими какой-то особой «древнехакасской цивилизации» не имеют ни малейших оснований. Предки современных хакасов находились в кыргызском государстве на положении кыштымов (рабов-иноплеменников) и «господствовать» над кем бы то ни было не могли. Племена кыштымов различались между собой по этнической принадлежности, языку, культуре, хо зяйственной деятельности. Их объединяло только то, что все они подчинялись кыргызам, платили им дань, а кыргызы их «ловили и употребляли в работу». Ни о какой единой для всех кыштымов «древнехакасской цивилизации» речи быть не может.

Что же позволило Л. Р. Кызласову вновь вернуться к своим прежним утверждениям, не выдержавшим испытания критикой? Очень немногое. Китаист Н. Ц. Мункуев в комментариях к переводу на русский язык текста «Мэн да бэй-лу» в одном из подстрочных примечаний усомнился в реконструкции С. Е. Яхонтовым слова «хягясы» в форме «кыргыз» и предложил свою в форме «гакас». И хотя это сомнение высказано мимоходом, без развернутой аргумен тации и никоим образом не свидетельствует в пользу прав омерности употребления термина «хакас», именно оно послужило основанием Л. Р. Кызласову для реанимации своих старых, раскритикованных и отвергнутых наукой взглядов. Вновь вернувшись к обсуждению данного воп роса в учебном пособии, изданном в 1984 году, Л. Р. Кыз ласов ни единым словом не упоминает критические заме чания в адрес своей концепции со стороны О.Караева и Н. А. Сердобова, сосредоточив свое внимание на статье С. Е. Яхонтова. Он утверждает: «В статье С.Е.Яхонтова не признается чтение хакас в качестве реконструкции хягясы (сяцзясы) и утверждается, что хягясы – это одна из транскрипций термина кыргыз. Однако истолкование С. Е. Яхонтова было отвергнуто Н.Ц.Мунк уевым, указавшим, что допущения С. Е. Яхонтова и его реконструкция кыргыз «недостаточно обоснованы. По-видимому, для сяцзясы надо предположить исходное гакас (с учетом ассимиляции)», и далее Н. Ц. Мункуев отсылает читателей к нашей статье о терминах хакас и кыргыз».

Таким образом, нет оснований соглашаться с разъяснением С. Е. Яхонтова. Получается, что С. Е. Яхонтову нельзя верить потому, что с ним не согласен Н. Ц. Мункуев, а не согласен потому, что верит Л. Р. Кызласову, доводы которого опровергнуты С. Е. Яхонтовым. Круг замкнулся, исходное «гакас» непостижимым образом стало аргументом в пользу произношения «хакас» в противовес «кыргыз». Казалось бы, если прав Н. Ц. Мункуев, нужно употреблять термин «гакас», «гакасы», «гакасское государство», «гакасская цивилизация» и т. п., а не «хакас», однако этого почему-то не произошло. Л. Р. Кызласов воспользовался данным эпизодом комментирования «Мэн да Бэй-лу» для оправдания своей прежней позиции. При этом он грубейшим образом исказил историю вопроса, умолчав о критике со стороны ряда специалистов в адрес своей концепции. Поскольку это было сделано Л. Р. Кызласовым в учебном пособии, рассчитанном на студенческую аудиторию, автор настоящей работы был вынужден по святить дискуссии по вопросу об этнониме «кыргыз» и его соотношении с термином «хакас» специальный раздел в учебном пособии «Кыргызы на Енисее», увидевшем свет в 1986 году. Чтобы дать студентам объективное представление об истории вопроса, в разделе «Об этнониме «кыргыз» подробно изложены основные события, связанные с дискуссией о терминах «кыргыз» и «хакас», представлены все существующие точки зрения, показаны примеры употребления тех или иных терминов в средневековых источниках и современной научной литературе. Поскольку в ходе предшествующей дискуссии далеко на все аргументы Л. Р. Кызласова были рассмотрены в полном объеме, к ним вновь обратился автор настоящей работы, стараясь, по возможности, не повторять тех моментов, которые можн о считать решенными.

Первый тезис Л. Р. Кызласова, на который опираются все его дальнейшие построения,- различие в китайских источниках эпохи Тан терминов «цзяньгунь» и «сяцзясы». «Термин «кыргыз» (цзяньгунь),- утверждает Л. Р. Кызласов,- китайские историографы употребляли в Танскую эпоху с термином «хакас» в одних и тех же источниках». Отметим, что в перечне вариантов термина «сяцзясы» у Л. Р. Кызласова отсутствуют некоторые формы, которые он тем не менее считает воспроизведением слова «хакас».

О том, что представляет собой данное «различие» в историко-фонетическом аспекте, достаточно ясно показал С. Е. Яхонтов: его просто нет. Л. Р. Кызласов ссылается также на прямое указание китайской летописи Синь Таншу: «Хягас есть древнее государство гяньгунь… после того, как гяньгуньское племя смешалось с динлинами», как на доказательство различия данных терминов. На самом деле, если считать перевод адекватным, выражение «хягас есть… гяньгунь» означает тождество, а не различие субъекта и предиката данного суждения. «Хягас – гяньгунь», но не наоборот. Если бы дело обстояло иначе, как пытается утверждать Л. Р. Кызласов, в тексте должно было бы стоять «хягас не есть гяньгунь». Таким образом, текст источника отождествляет оба термина, вопреки попыткам Л. Р. Кызласова утверждать то, что «впоследствии северные варвары в своем языке ошибочно сделали хягас, ибо уйгуры, говоря о них, как бы называли «желтокраснолицые». Эта фраза в свое время послужила основанием считать слово «хягасы» «кличкой» кыргызов, попавшей в китайский язык через уйгуров. Отметим, что источник не противопоставляет более позднее написание раннему, а лишь пытается объяснить его значение и происхождение. Здесь уместно вспомнить предложенное некогда К. И. Пет ровым отождествление «хягяс» и «кыргыз» через «хя(р)кяс». Последняя реконструкция очень напоминает совре менное монгольское название кыргызов – «хяргяс». В ка честве примеров можно назвать озеро Хяргяс-Нур и посел ок Хяргяс. Таким образом, «поздняя ошибка» совершен но не противоречит исходному этнониму «кыргыз». Мнимое различие терминов «хягясы» и «цзяньгунь» само по себе не дает никаких оснований предполагать, как это делает Л. Р. Кызласов, что «термин хакас в китайских источни ках по значению гораздо шире, чем кыргыз, и точнее, ибо это имя действительно охватывало все разноязычные пле мена (в том числе и кыргызов), входившие в древнехакасское государство». Откуда это следует? Для такого ут верждения нет ни единого намека в источниках.

Некорректно утверждение Л. Р. Кызласова, что термин «кыргыз» не мог быть «самоназванием» всех, различных по языку, племен кыргызского государства. Да, действительно, таким самоназванием не мог быть не только тер мин «кыргыз», но и «хакас» и любой другой термин, по скольку это разные, к тому же разноязычные племена, у которых не может быть общего «самоназвания». Другое дело, что такое самоназвание было у ведущей в этом государстве этнической группы – «кыргызы», по которой его и называли «кыргызским каганатом» и никак иначе. Для всех остальных, подчиненных кыргызам племен, также су ществовало общее название – «кыштымы» (рабыинопле менники), и только так их и следует именовать.

Поэтому попытки выводить название государства из численности покоренных племен бессмысленны, господствующий этнос в кочевом государстве всегда составляет меньшинство, однако историки именуют эти государства по названию господствующего этноса: Тюркское, Уйгурское, Кыргызское, Монгольское и т. д.

Исследователи уже отмечали абсурдность утверждений о том, что «кыргызы» на Енисее составляли лишь «немногочисленный аристократический династийный род» в среде «древних хакасов». Эта конструкция построена на некорректной трактовке выражений «колено», «поколение», «род» в сочетании с этнонимом «кыргызы», поскольку они широко применялись по отношению к племенам и на родам, в том числе в сочетании с термином «хягас». На пример, «дом хягас», «хягас есть небольшой род» и т. д. Конструкция «кыргызы – династийный род» носит сугубо негативный характер и продиктована стремлением отрицать этническое содержание данного термина без учета реального значения термина «род». Его принятие повлекло бы за собой ряд трудноустранимых противоречий. Если гяньгуни были только родом, то как они могли «перемешаться» с многочисленным народом динлинов и при этом ассимилировать его. Если в тот период они еще не были родом, то как могли трансформироваться в род из этноса? Почему все кочевые племена средневековья называются по своим именам и только «древние хакасы» по имени своего «династийного рода»? Почему и позднее «сеок кыргыз» входил в состав разных племен, в то время как династийные роды относятся к определенному племени, у тюрок, у уйгуров и т. д. Да и среди кыргызов имелось «родовое имя тех, из этой области, которые пользуются уважением и известностью,- иди…»

Не случайно, что сделав свое «открытие», Л. Р. Кызласов оставил его в покое, и ни разу им не воспользовалс я. «Установив», что «кыргызы лишь династийный род» он должен был бы именно это содержание вкладывать в тексты средневековых источников. Однако это привело бы к полной бессмыслице, т. к. получилось бы, что «династийный род» действует на исторической арене наравне с племенами и народами. Поэтому Л. Р. Кызласов и не использует свое «открытие». Вместо этого он просто заменяет в текстах слово «кыргыз» словом «хакас». С помощью такой нехитрой подтасовки в средневековых источниках появились «древние хакасы», хотя в самих текстах их не было и в помине. Фактически Л. Р. Кызласов осуществил повальную ревизию средневековых источников, не приведя никаких доказательств того, почему «династийный род» упомянут вместо привносимых им «древних хакасов».

«Именно в силу главенствующей роли кыргызов в государстве» современники «ошибочно», по мнению Л.Р.Кызласова, называли это государство кыргызским. Но только так его и следует называть, раз его так называли сами кыргызы и их ближайшие и отдаленные соседи. Этому нисколько не противоречат «языковые данные». Наличие в языке кыргызов нескольких «самодийских» слов не меняет его принадлежности к тюркской языковой семье и не свидетельствует о самодийской принадлежности насе ления Енисея, против чего говорит хотя бы «самобытная енисейская руническая письменность», служившая, по мне нию самого же Л. Р. Кызласова, «литературным языком» в кыргызском государстве.

Кстати, мнение Л. Р. Кызласова о содержании термина

«древние хакасы» и о роли самодийского компонента в «древнехакасском» «царстве-государстве» довольно противоречиво. Первоначально он утверждал, что «древние ха касы» – это все население государства, включая так на зываемое «тюркоязычное ядро», в том числе кыргызов, угорские и самодийские племена. Самодийцы играли в этом государстве столь важную роль, что, несмотря на наличие «тюркоязычного ядра» и «аристократического ди настийного рода», для наименования «народа и государс тва» применялся самодийский термин «хакасы». Говоря общепринятым научным языком, «все население» кыргыз ского государства составляли кыргызы и зависимые от них племена кыштымов. Самодийские племена – часть кыргызских кыштымов. В дальнейшем из перечня этниче ских групп, входивших в состав «древних хакасов» у Л.Р.Кызласова на какое-то время выпали угры, а потом, как это ни странно, и самодийцы. В одной из работ сере дины 1970-х годов он утверждал, что погребения по обряду «трупоположения или по обряду трупоположения с конем, встречаемые в Хакасско-Минусинской котловине, не являю тся хакасскими. Их оставили, несомненно, представители иных этнических групп – южносамодийских, кетоязычных или других племен». Вот такая логика. Самодийцы сыгра ли свою «важную роль», дали возможность установить «самодийскую принадлежность» термина «хакасы», а сами, оказывается, «не являются хакасами».

Не способствует упрочнению точки зрения Л. Р. Кызласова и сближение им слова «хакас» с этнонимами «хаас» (качинцы), «хааш» (тофалары), «хаасут» (монголы-дархаты и тувинцы). Вполне возможно, что перечисленные этнические группы восходят к общей этнической основе. К ним следует добавить подразделение «хаасут» в составе окинских сойотов.

Как известно, в свое время «в окрестностях оз. Хубсугул существовал хаасутский хошун… Это был девятый урянхайский хошун, в административном отношении стоя щий особняком».

Вполне вероятно, что хаасуты и близкие к ним этнические группы входили в состав урянхайцев, в средние века известных под названиями «лесных урянкатов», «ханасов», «хабханасов», «ханьхэна», «лыжных тюцзюэ» и др. Соверш енно прав был С. Е. Яхонтов, указывая на возможность их отождествления с хаасами-качинцами. Все эти группы поставляли кыштымов в кыргызское государство в период его великодержавия, а позднее часть из них под именем «хаас» сохранилась в качестве одного из подразделений кыштымов в кыргызских землях вплоть до прихода русс ких и ныне составляет часть современных хакасов. Нель зя путать, как это сделал Л. Р. Кызласов, этих хаасов (ханасов, хабханасов), с хяргясами (кыргызами), от кото рых они находились в вассальной зависи мости.

Не убеждает в пользу его гипотезы и то обстоятельство, что в рунических надписях, «обнаруженных в бассейне верхнего и среднего течения р. Енисея, не упоминается имени кыргызов». По мнению Л. Р. Кызласова, вместо этог о термина употреблен его «синоним» – эль. Аутентичность этнонима «кыргыз» доказывается его наличием в разноя зычных источниках с III в. до н. э. по XVIII в. н.

э. Весьм а важно, что этноним «кыргыз» присутствует в текстах тюрок, уйгуров и самих кыргызов. В этом отношении «сом нения-разночтения» вокруг формы «хягясы» в Танских источниках не идут ни в какое сравнение с данными о кыргызах. Термин «эль» известен не только в кыргызских рунических надписях. Если он «синоним» термина «кыр гыз», то чем он служит в тюркских и уйгурских надписях? «Синонимизация» слов «эль» и «кыргыз» придумана с единственной целью – отрицать значение термина «кыргыз» как этнонима, без учета реального употребления тер мина «эль».

Позднее Л. Р. Кызласов добавил к своим рассуждениям еще один аргумент. «Хакасами» необходимо именовать древних насельников Енисея потому, что среди современных хакасов есть этнические группы, которые «называли себя хаасами (хаастар) и сагай-хаасами». О хаасах (качинцах) уже говорилось выше. «Сагай-хаас» – литературный псевдоним Романа Афанасьевича Кызласова, отца Л. Р. Кызласова. По сведениям М. И. Боргоякова, так «иногда называли себя» жители улуса Бейка. И этот литературный псевдоним предлагается в качестве «самоназвания» для средневекового населения Енисея?! И потом, почему если одних называли «хаасы» или «сагай-хаасы», то других необходимо именовать «древними хакасами»?

Если уж «историческая справедливость» не позволила Л. Р. Кызласову именовать население Енисея в эпоху средневековья кыргызами ввиду того, что они не составляли большинства, хотя и занимали главенствующее положение, то почему она позволяет именовать его по названию ана логичного меньшинства, но занимавшего подчиненное положение. Ведь ни хаасы, ни тем более жители улуса Бейка, не могут составлять «большинства трудового населения». «Абаканские татары», о которых пишет Л.Р.Кызласов, действительно имели собственное назван ие, вне зависимости от племенной принадлежности, и называли себя не «хакасами» или «сагай-хаасами», а «тадарлар», т. е. «татары». Это самоназвание до сих пор бы тует в разговорном языке коренного населения Хакасии, и его не вытеснило официальное наименование «хакасы».

Разве не показателен тот факт, что топонимика и фольклор хакасов, в которых в изобилии представлены многочисленные названия средневековых и современных племен и народов, таких, например, как: хыргыс, уйгур, тиргеш, телек, моол, ойрат, торбет, хитат, соян, сарт и др., не знают своего мнимого самоназвания «хакас». Более того, как установлено В. Я. Бутанаевым, наряду с «тадар» в хакасском фольклоре имеется предшествующее ему общее название для коренного населения Енисея – «хоорай». Разве это не свидетельствует в пользу того, что «большинство трудового населения» никогда в прошлом не знало искусственного книжного слова «хакас», а именовало себя иначе – «хоорай» и «тадар».

Историческая справедливость обязывает учитывать все эти факты, а они свидетельствуют об одном: на Енисее никогда в прошлом не существовало народа, который на зывал бы себя или был называем другими термином «хакасы». Это слово вошло в таком значении в обиход только в двадцатые годы XX века, и только с этого времени коренное население региона следует именовать «хакасами», не удревняя искусственно данный термин.

Попытки искусственного переноса данного термина на средневековое население Енисея являются ничем иным, как искажением истории.

Как справедливо отмечали критики Л. Р. Кызласова, суть его концепции не ограничивается подменой терминов. Заменяя исторически обоснованные разграничения терминов «кыргызы» и «кыштымы» искусственным «древние хакасы», Л. Р. Кызласов пытается завуалировать общеизвестный факт, что современные хакасы являются, в своей основе, потомками кыргызских кыштымов, в то время как средневековые кыргызы вошли в состав не только сов ременных хакасов, но и кыргызов Тянь-Шаня, тувинцев, ал тайцев и других тюркоязычных и монголоязычных народов.

Подводя итог сказанному в главе «Об этнониме «кыргыз» в «Кыргызах на Енисее», автор настоящей работы сделал заключение, что «по всем известным данным, в средние века на юге Сибири проживало тюркоязычное население, именовавшее себя «кыргызы» и известное друг им народам под этим же названием. Кыргызы являлись господствующим этносом в своем государстве, подчиняя многочисленные, различные по языку и этнической принадл ежности племена, известные под общим названием «кыштымы». Поэтому при описании и анализе средневеков ых материалов следует разграничивать данные, относящ иеся к самим кыргызам, кыргызской культуре, кыргыз скому государству – Кыргызскому каганату,- и данные, относящиеся к кыштымам». Попытка объединить эти эт нические группы под искусственным термином «древние хакасы», предпринятая Л. Р. Кызласовым, абсолютно необоснованна и несостоятельна. На практике ему не удалось этого осуществить. Фактически, в его работах «древние хакасы» просто подставлены в средневековые тексты вмес то «кыргызов», а «культура средневековых хакасов» оз начает на деле «культуру енисей- ских кыргызов».

Большое значение для обсуждения вопроса об исторической обоснованности термина «хакасы» в 1980-х годах имели работы хакасского ученого, специалиста по хакас ской этнографии и фольклору, В. Я. Бутанаева. В его ра ботах убедительно показано, что в Минусе широко пред ставлена топонимика с этнонимом «хыргыс»; хакасы до сих пор различают археологические памятники, относящ иеся к кыргызам; в хакасском фольклоре много сведений о кыргызах; есть схожие элементы в языке и культуре ха касов и других народов, в состав которых вошли енисейс кие кыргызы, в том числе кыргызов Тянь-Шаня. В то же время в хакасской этнографии, топонимике и фольклоре нет никаких следов «древних хакасов», отсутствует слово «хакас» в какой бы то ни было форме. Даже само слово «хакас» не соответствует фонетическому строю хакасского языка. В общении между собой хакасы не употребляют это «самоназвание», а до сих пор называют себя «тадар». В. Я. Бутанаевым отмечено, что общий для всего коренно го населения Минусы этноним «тадар» сравнительно нед авнего происхождения, а до него существовало другое самоназвание «хоорай», сохранившееся в хакасском фольк лоре. Эти данные не оставляют камня на камне от гипоте зы Л. Р. Кызласова. Важно подчеркнуть, что работы В. Я. Бутанаева с изложением этих данных издавались как в центральных изданиях, так и в Абакане, Хакасским НИИЯЛИ. Тем самым Л. Р. Кызласов лишился возмож ности выдавать свою гипотезу за общее мнение хакасских ученых.

Анализ основных дискуссионных вопросов, связанных с употреблением этнонима «кыргыз» применительно к событиям древней и средневековой истории, предпринятый автором настоящей работы в «Кыргызах на Енисее», получил положительный отклик среди специалистов. Основные выводы данной работы были поддержаны С.И.Вайнштейном, О. К. Караевым, Т. К. Чороевым. «Кыргызы на Енисее» были переизданы в переводе на кыргызский язык в 1989-1990 и 1991 годах.

А что же Л. Р. Кызласов? Он попытался защищать «древ них хакасов» весьма своеобразным способом. В конце 1987 года он направил письмо в партийные органы, в котором, в частности, утверждал, что в «Кыргызах на Енисее» от вергается принятое в настоящее время название коренного населения Хакасии, составляющего народность «хакасы», взамен которого предлагается именовать его «татары» или «абаканские татары», что оскорбляет национальные чувст ва хакасов.

Надо ли говорить, что эти утверждения абсолютно не соответствуют действительности. В «Кыргызах на Енисее» словосочетание «абаканские татары» приводится дважды, причем в этих случаях цитируется статья самого Л.Р.Кызласова «Еще раз о терминах «хакас» и «кыргыз». В пер вом случае говорится: «Соглашаясь с критиком: «Да хак асами себя «абаканские татары» не называли,- он (Л. Р. Кызласов. – Ю. X.), однако, пишет, что «они на зывали себя хаасами (хаастар) и сагай-хаасами». Цитата из работы Л. Р. Кызласова заключена в кавычки и сделан а ссылка на его статью. В другом месте сказано: «Абак анские татары», о которых пишет Л. Р. Кызласов, дейс твительно имели собственное название, вне зависимости от племенной принадлежности, и называли себя не «ха касами» или «сагай-хаасами», а «тадарлар» т. е. «татары». Получается, что Л. Р. Кызласов испытал чувство «национ ального оскорбления» от прочтения собственных слов, процитированных в «Кыргызах на Енисее». То же самое относится и к его заявлению о том, что в «Кыргызах на Енисее» отвергается современный этноним «хакасы». На самом деле в этой работе ясно сказано: «Историческая справедливость обязывает учитывать все эти факты, а они свидетельствуют об одном: на Енисее никогда в прошлом не существовало народа, который называл бы себя или был называем другим термином «хакасы». Это слово во шло в таком значении в обиход только в 20-е годы XX в., и только с этого времени коренное население региона следует именовать «хакасами», не удревняя искусственно дан ный термин».

Именно против недопустимого переноса Л. Р. Кызласовым современного этнонима «хакасы», принятого в XX в., на древнее и средневековое население Енисея выступили и выступают критики его концепции. Выступают потому, что в древности и в средние века термина «хакасы» не сущес твовало, а население Енисея имело другое название, за фиксированное в источниках – «кыргызы». Попытки Л. Р. Кызласова переименовать кыргызов в «древних ха касов» являются искажением истории и абсолютно непри емлемы.

Потерпев неудачу в попытках спасти «древних хакасов» от критики с помощью писем в партийные органы, Л. Р. Кызласов дважды, в 1989 и 1990 годах опубликовал небольшую заметку, в которой попытался обосновать существование этнонима «хакасы» в историческом прошлом на материалах хакасского языка.

В принципе, предложенные обоснования не содержат какой-либо новой аргументации. «Филологические доводы» Л. Р. Кызласова сводятся к изложению мнения Н. Г. Доможакова о том, что слово «хакас» может быть нестяженной формой слова «хаас», и предположению М. И. Боргоякова о том, что слово «хакас» может быть результатом метатезы слова «хасха». Эти реконструкции ранее уже изл агались в работах Л. Р. Кызласова. Однако в связи с тем, что в ходе полемики эти аргументы специально не рас сматривались критиками его концепции, они приобрели для Л. Р. Кызласова самодовлеющее значение в качестве доказательства «реальности» древнего этнонима «хакас» («хагас») «хахас».

К рассмотрению этих «тюркологических доводов» есть смысл вернуться ниже, поскольку они легли в основу статьи И. Л. Кызласова, посвященной этому вопросу, которая дала новый импульс дискуссии в 1992 году.

В 1991 году к анализу этнонимов «кыргыз», «хаас» и «чик» в китайских источниках вновь обратился С.Е.Яхонтов. Он рассмотрел китайские термины «гяньгунь», «гегу», «хягясы» и «килигисы», которые отражают различные фон етические варианты этнонима «кыргыз». С.Е.Яхонтов отметил, что предположение Н. Ц. Мункуева, реконструи ровавшего «хягясы» в «гакас» с учетом ассимиляции, ли шено «всяких оснований». Важное значение имеет следующ ий вывод С. Е. Яхонтова: «Форма хакас или хагас, га кас, кахас (без р) ни в китайских, ни в тюркских рунических источниках не представлена». Он также отметил, что этноним «хаас»/«хааш» (самоназвание некоторых групп со временных хакасов и тофаларов), возможно, зарегистри рован в «Секретной истории монголов» в форме gangas и в «Новой истории Тан» в форме гээчжи (последний народ упоминается рядом с тубо, т. е. тувинцами)». Отмечено так же, что предположение Л. Р. Кызласова о том, что китай ское слово «кигу» может означать «чиков» «неприемлемо по фонетическим соображениям».

Таким образом, С. Е. Яхонтов вновь подтвердил, что термин «хакасы» отсутствует в китайских источниках в ка кой-либо форме.

В 1992 году И. Л. Кызласов опубликовал в журнале «Этнографическое обозрение» статью «О самоназвании хакасов», спровоцировав новый всплеск полемики о термине «хакас». В журнале опубликованы критические отклики на статью С.Г. Кляшторного, С.Е. Яхонтова, В.Я.Бутанаева и ответ И.Л. Кызласова оппонентам. Хотя в названии статьи И. Л. Кыз ла сова говорится о самоназвании совре менного коренного населения Хакасии, ее основное содер жание посвящено попытке обосновать правомерность употребления термина «хакасы» применительно к средневековому населению Минусинской котловины. Как свидетельствует изложенная выше история вопроса, данная тем а обсуждается в науке не впервые. Однако в статье И.Л. Кызласова ход и итоги предшествующей дискуссии по данному вопросу фактически игнорируются. Хотя в своем «ответе оппонентам» он вполне отдает себе отчет в том, что «строгий учет историографии обсуждаемой проблемы» должен способствовать «выявлению объективной картины», в его статье такой «учет» отсутствует. И это от нюдь не упущение, а сознательная позиция. Обращение к материалам предшествующей дискуссии со всей очевидностью свидетельствует, что И. Л. Кызласов не располагает какой-либо новой, дополнительной аргументацией в пользу концепции, которую он собирается защищать, в сравнении с той, что уже высказывалась ранее в работах его отца Л. Р. Кызласова. По существу, в своей статье И.Л.Кызласов лишь пересказывает взгляды своего от ца, он делает это выборочно, не всегда ссылаясь на раб оты своего предшественника. Это признает и сам И. Л. Кызласов. В преамбуле своей статьи он констати рует, что существует некая концепция, которая представл яется ему «наиболее историчной», имея в виду, конечно, концепцию Л. Р. Кызласова. По его словам, «непонимание» этой концепции со стороны оппонентов вызвано тем, что ряд ее положений не были достаточно «подробно изло жены». Отсюда и цель статьи – «устранить неясности», оче видно, изложив эти положения с достаточной подроб ностью.

Такой прием позволяет И. Л. Кызласову, с одной сто роны, избавиться от некоторых одиозных положений «наи более историчной» концепции, а с другой, избежать полем ики с ее критиками, обойдя молчанием их аргументы. В своей статье он коснулся нескольких аспектов темы. Он попытался доказать обоснованность принятия термина «ха касы» в качестве этнонима в 1918 году, «филологическими доводами» подтвердить «существование» этого термина в историческом прошлом, убедить оппонентов в «удобствах» использования словосочетания «древние хакасы» в против овес этнониму «кыргызы». Прежде чем высказаться по затронутым вопросам по существу, стоит обратить вниман ие на то, насколько И. Л. Кызласову удалось убедить оппонентов.

С. Г. Кляшторный в своем отклике на статью И.Л.Кызласова подчеркивает: «Практически после исследования С. Е. Яхонтова стало совершенно очевидно, что и в китайских и в древнетюркских, и в мусульманских, и в ви зантийских, а позднее и в русских источниках название народа и страны фиксируется одинаково – кыргыз, хыргыз, кыргызская землица». Это общепризнанно в отече ственной и мировой науке, о чем свидетельствует, в част ности, специальная работа Э. Пуллиблэнк, изданная в 1990 году. Попытка И. Л. Кызласова противопоставить ре зультатам исследования С. Е. Яхонтова высказывания Н. Ц. Мункуева и В. М. Моржанова несостоятельна, т. к. последние «не лингвисты и тем более не специалисты в области исторической фонетики китайского языка».

По мнению С. Г. Кляшторного, термин «татар» вовсе не «отголосок царской официальной системы», т. к., по свидетельству источников, зафиксирован на Верхнем Енисее с конца XIV века.

С. Г. Кляшторный обращает внимание и на то, что в статье И. Л. Кызласова обойден вниманием термин «хоорай». Как отмечает С. Г. Кляшторный, все перечисленное «совсем не согласуется» с мнением И. Л. Кызласова.

В статье С. Е. Яхонтова подчеркивается: «Строго говоря, в китайской литературе слова хакас нет. Иероглифическое написание этнонима, о котором идет речь, транскри бируется сейчас как сяцзясы». Слово хягас/хагас возникло в начале прошлого века в научной литературе вслед ствие существовавших тогда правил транскрипции. «Когда слово хакас/хагас появилось в русской востоковедческой литературе, оно не ассоциировалось ни с каким современ ным этнонимом.

Но уже более 100 лет назад было выяснено, что сяцзясы есть одна из китайских записей этнонима «кыргыз».

С. Е. Яхонтов напоминает: «Никакие аналогии, отождествления, реконструкции, не учитывающие действительного чтения иероглифов в момент записи иноязычного слова, не имеют научной ценности». Анализ слова «сяцзяс ы» показал, что оно восходит к исходной форме «хыркыс».

В статье подчеркивается, что ни «в одном источнике, китайском или ином, названия цзянькунь, цзегу, сяцзясы не противопоставляются: напротив, обычно подчеркивается их однозначность. Контексты, в которых употребляются слова сяцзясы, с одной стороны, и цзегу или кыркыз (в памятниках алфавитных письменностей) – с другой, тоже не дают оснований для их разного истолкования. Смысловое различие между сяцзясы и кыргыз в статье И.Л. Кызласова только постулируется, а не доказывается».

С. Е. Яхонтов обращает внимание на то, что китайские ученые считают, что термин «сяцзясы» означает кыргызов, и на то, что нелепо именовать кыргызские древности «ар хеологическими памятниками государства Хакас». Он отмечает: «Подданные мнимого «государства Хакас» в пись менных текстах называли себя кыркызами, так же именов али их и их соседи (тюрки и китайцы). В орхонских надпис ях (памятник Кюль-Тегину) о киргизах говорится как о «киргизском народе» (кыркыз бодун), т. е. используется та же формула, что и для тюрков (турк бодун), китайцев (табгач бодун), согдийцев, токуз-огузов, азов, эдизов и т. д. При перечислении разных народов и государств киргизы входят в один список с Китаем, Тибетом, Римом (?), та тарами, киданями… Ясно, что речь там не идет о «пра вящем роде державы», как получается у И. Л. Кызласо ва». С. Е. Яхонтов обратил внимание на искажение цити руемого источника Л. Р. Кызласовым, который, «ища подтверждения тому, что кыргызы (гяньгунь) были «арис тократическим династийным родом» в «древнехакасском го сударстве», цитирует перевод Н.Я. Бичурина «…гяньгунь есть небольшой род». Между тем у Н. Я. Бичурина сказа но не «гяньгунь», а «хагас», то же самое (т. е. сяцзясы) —и в китайском оригинале». В статье отвергнуто сопоставл ение современных этнонимов «хаас» и «хааш» с реконструируемым «хакас». Более вероятно, что эти термины восходят к средневековым этнонимам «канач» или «канкас», известным в источниках.

В заключительной части статьи С. Е. Яхонтов делает закономерный вывод, что «ни в китайском, ни в тюркском материале мы не находим этнонима, который в средние века мог бы звучать как хакас или хагас».

В статье В. Я. Бутанаева приводятся убийственные для «древнехакасской гипотезы» данные о том, что современные хакасы не употребляют навязанное им 70 лет назад «самоназвание», а именуют себя тадар. Пожилые хакасы да же не могут правильно произнести это чужеродное слово. Они по-прежнему называют себя тадар. Не знать этого, может только тот, кто не знает языка своего народа. В. Я. Бутанаев приводит примеры из хакасской топоними ки и фольклора о широком употреблении этнонима «кыргыз». Это подтверждает общепринятую точку зрения о тож дестве терминов «хягясы» и «кыргызы». Он приводит дан ные об этногенетическом родстве современных хакасов и кыргызов. В. Я. Бутанаев отмечает, что этноним «хаас»/ «хааш» недавнего происхождения, у коренного населения Минусы он возник в XVII в. в результате трансформации термина «хашха». Этноним «хааш» локализуется в таежной зоне Восточных Саян, он не мог быть «самоназванием» степной зоны Минусинской котловины, где проживало тюркоязычное население. Как утверждает хакасский учен ый-этнограф: «…мы считаем, что этноним «хакас» не мог существовать среди коренных жителей степей Минусин ской котловины. Его просто не было». В. Я. Бутанаев прив одит ряд соображений в пользу бытования в Минусе в позднем средневековье этнонима «хоорай». В заключение он утверждает: «На наш взгляд, концепция Л. Р. Кызласова и И. Л. Кызласова о местных истоках китайской фор мы хягас не состоятельна. В научной литературе она не принята».

Из приведенного выше совершенно ясно, что И.Л.Кызласову не удалось «устранить неясности» в понимании «наиболее историчной» концепции. Все оппоненты отвергли эту концепцию. Поэтому в своем «ответе оппонентам» ему пришлось все начать сначала.

Рассмотрим приводимые им соображения в обеих статьях. Среди положений, «нуждающихся в особом внимании», на первое место И. Л. Кызласов поставил факт принятия термина «хакасы» в качестве этнонима коренного населения Минусинской котловины после революции 1917 г. В этом он безусловно прав. Если бы искусственный, книж ный термин «хакасы» не был бы утвержден в качестве названия реально существующей народности, не возникла бы необходимость доказывать его историчность, не возн икло бы дилемы «кыргызы» или «хакасы», не было бы и всей последующей полемики по этому вопросу. Другое де ло, что никак нельзя согласиться с утверждением И. Л. Кызласова, что «этноним «хакас» возвращен южносибирскому народу Советской властью». Нельзя «возвратить» то, чего не существовало в природе. Как отмечал ось выше, И. Л. Кызласов не может не знать, что корен ное население Енисея до революции не знало своего мнимого «самоназвания» «хакасы», а применяло этноним «та дар». Однако для И. Л. Кызл асова: «Совершенно ясно, что если бы оно (слово «хакас». – Ю. X.) не было извест но задолго до 1917 г., оно не могло бы прозвучать из уст только что родившейся Советской власти». На самом деле, совершенно ясно другое, И. Л. Кызласов не располагает какими-либо данными в пользу бытования термина «хака сы» до момента его «официального» принятия после револ юции. Весь пассаж И. Л. Кызласова о роли Советской власти в принятии термина «хакасы» в качестве этнонима, как было показано выше, продиктован стремлением идеологически «обосновать» правомерность этого акта. Он свидетельствует прежде всего лишь о невысоком уровне его осведомленности о событиях послереволюционного пе риода, о которых он берется судить.

Переходя к оценке средневековых источников, И.Л.Кызласов вынужден признать, что в подавляющем большинстве они содержат этноним «кыргыз». Это, с его точки зрения, оказало влияние на синологию, в которой также принято употреблять термин «кыргыз». Ценное при знание. Действительно, если опираться на сведения источник ов, никаких «хакасов» в истории Южной Сибири об наружить не удается, это можно сделать вопреки источ никам.

Попытка противопоставить сведениям источников «на дежное вычленение археологических памятников», якобы свидетельствующих о существовании мифического «госу дарства Хакас», может вызвать только улыбку. В научной литературе эти памятники относятся к культуре енисей ских кыргызов.

Далее И. Л. Кызласов пытается обосновать термин «хакас» материалами «тюркского и самодийского языкознания». Данный раздел его статьи повторяет основные положения работы Л. Р. Кызласова о терминах «хаас» и «хасха» в хакасском языке. Л. Р. и И. Л. Кызласовы опираются на предположение Н. Г. Доможакова о том, что термин «хакас» является нестяженной формой слова «хаас» – названия одной из этнических групп современных хакасов, по-русски называемых качинцами. Отметим, что И. Л. Кызласов в данном случае противоречит сам себе, т. к. выше утв ерждал, что названия этих племен, в том числе качинцев, «были введены царским правительством в связи с соз данием административной системы…». Л. Р. Кызласов, по мимо стяжения «хакас» в «хаас» указывал и на процесс метатезы в слове «хакас», изменившегося в «хасха», ссыл аясь на М. И. Боргоякова. И. Л. Кызласов о метатезе в рассматриваемой статье не упоминает, но говорит о ней в своем «ответе оппонентам». Л.Р. и

И.Л.Кызласовы уверены, что с помощью предполагаемых трансформаций слов «хаас» и «хасха» удается однозначно доказать быт ование термина «хакас» в историческом прошлом. Как утверждает Л. Р. Кызласов, «лингвистдиал ектик» также закономерно восстанавливает из современного слова «хаас» средневековую форму «хагас» («хакас»), как из современ ного «аас» (рот) – древнее «агыз». И далее: «два этнон има современных хакасов – хаас и хасха – образова лись, хотя и разными способами, но из одного и того же древнего этнонима. Этот уникальный случай наглядно до казывает, что древний этноним хакас (хагас) хахас являе тся реальностью». Ему вторит И.Л.Кызласов: «Настоя щая выкладка лишает тюрколога любых сомнений в том, что древние китайские источники сохранили средневековый этноним в его тюркоязычном воспроизведении того време ни». Однако сомнения все же остаются.

Прежде всего, предлагаемые аналогии с трансформацией слов «огул» в «оол», «огуз» в «уус», «агыз» в «аас» не могут считаться в полной мере корректными для предполагаемого изменения «хакас» в «хаас», поскольку в названных выше примерах при изменении слов, сохранилось их значение, в то время как слово «хакас», по мнению самих же Л. Р. и И. Л. Кызласовых, не тождественно термину «хаас». То же самое относится и к термину «хасха». Появление слов «хаас» и «хасха» должно соответствовать времени возникновения этих этнических групп. С этим со гласен Л. Р. Кызласов, который считает, что распространение этнонима «хаас» произошло в IX–X вв., а этнонима «хасха» в XIII в. В то же время он полагает, что термин «хакас» бытовал в течение VI–XII вв. Получается, что с IX в. термины «хаас» и «хакас» сосуществовали. По мнению же И. Л. Кызласова, одновременное бытование слова в нестяженной и стяженной форме невозможно, «бытование одной формы отрицает существование другой». Если же они бытуют в одно и то же время, «тогда выходит, что это два разных слова». Следовательно, одно из двух, или в IX-X вв. уже не существовало «древних хакасов», а должны были быть «древние хаасы», или в этот период еще не было слова «хаас». Если в IX–X вв. слово «хакас» распространилось в нестяженной форме, то непонятно, ка ким образом оно трансформировалось в одну и ту же стяженную форму в разных языках среди качинцев, тофаларов, тувинцев, сойотов и дархатов.

Предложенные Л. Р. и И. Л. Кызласовыми явления стяжения и метатезы для слова «хакас» явно противоре чат друг другу. Если сначала произошел процесс стяжения «хакас» в «хаас», то после этого в результате метатезы не могло возникнуть слово «хасха», т. к. в «хаас» нет звука «к» и новое слово, после перестановки слогов, должно иметь форму «асха». Если же сначала произошла метатеза, то после нее уже не могло произойти стяжения. Воистину «уникальный случай», когда одно предположение «лингвистов-диалектиков» безусловно исключает другое.

На наш взгляд, для выявления происхождения терминов «хаас» и «хасха» нет никакой необходимости выдумывать исходную форму «хакас», поскольку в средневековых источниках среди «лесных народов» Саяно-Алтая упоминается «ханьхасы», «ханасы», «хабханасы», «ханьхэна». Это были племена охотников и оленеводов, обитатели таеж ной зоны. В средние века часть этих племен находилась на положении кыштымов в кыргызском государстве. Кыргызы их «ловили и употребляли в работу». В XIII в. таеж ные племена Саяно-Алтая были покорены монголами, в результате чего, часть «хаасутов» оказалась среди монголоязычных племен. Следует, однако, решительно возра зить против попытки «обнаружить» термин «хасха» в ист очниках XIII в. Более вероятно, что «земли Хэсыхэ», на которых по приказу Хубилая в 1293 г. были поселены се мейства «чжирхэхусотайских кыргызов», находились «в Маньчжурии, может быть поблизости или также в бывшем владении князя Наяна». Таким образом, «тюркологические доводы Л. Р. и И. Л. Кызласовых ничуть не доказательнее «синологических».

В следующем разделе своей статьи И. Л. Кызласов признает, что в письменных источниках средневековья «енисейское государство» именовалось «Кыргыз». Он делает, казалось бы, сенсационное заявление: «Строго говоря, средневековое южносибирское государство можно назы вать, по имени его аристократического рода, кыргызским. В этом нет ничего неточного, ибо мы следовали бы за средневековой международной традицией, признававшейся и правящим слоем самой страны. Нет в этом и ничего необычного, ибо примеров подобного формирования госу дарственных наименований во всемирной истории мно жество…»

Можно подумать, что И. Л. Кызласов, наконец-то, при знал очевидные факты и сделал решающий шаг в сторону сближения с позицией оппонентов. Но, увы, это не более чем тактическая уловка, «строгому», «точному» и «тра диционному» названию «кыргызы», он предпочитает искус ственное словосочетание «древние хакасы», пускаясь в путаные рассуждения о том, что называть кыргызское го сударство «кыргызским» неудобно, ибо кыргызов Енисея могут принять за кыргызов Тянь-Шаня. А в этом «не заин тересованы ни исторические потомки древней державы – ряд так называемых малых народов Сибири, ни, что не менее важно, современный киргизский народ».

По нашему мнению, правильно и удобно называть сред невековое государство и его население на Енисее так, как оно называло себя и как его называли близкие и отдаленн ые соседи – «кыргызами», а государство «кыргызским». Это в полной мере соответствует научной истине и интере сам всех современных народов. Рассуждая о «преимуществ ах» предлагаемого им словосочетания «древние хакасы», И. Л. Кызласов делает еще одну уступку критикам. «На следие древнехакасского государства ни в коей мере не может расцениваться как достояние лишь современного хакасского народа. В не меньшей степени оно принадлежит другим современным народам Сибири (тувинцам, алтайц ам, тофаларам, шорцам, чулымским тюркам и т. д.). Древние и средневековые хакасы были единым субстратом всех названных народов». Однако и в этом его позиция лишена логики. Если он признает право на «древнехакасское наследство» других народов, в частности, алтайцев, то почему же он отказывает в этом праве современному кыргызскому народу. Ведь общеизвестно, что алтайцы и кыргызы являются близкородственными тюркоязычными народами, о чем свидетельствует сходство их языка, родоплеменного состава, материальной и духовной культуры. Если алтайцы имеют право на «древнехакасское наследство», то оно должно распространяться и на их ближайших родственников – кыргызов. Судя по всему, в подборе «нас ледников древнехакасской цивилизации» И. Л. Кызласов руководствовался соображениями, далекими от науки. Как тут не вспомнить, что в свое время он считал «древнехакасскую культуру» «господствующей» в Саяно-Алтае.

В своем «ответе оппонентам» И. Л. Кызласов вновь возвращается к «синологическим» аспектам дискуссии. Ос новной довод в защиту термина «хакасы», который он при водит – это наличие разночтений в трактовках слова «сяцзясы» у разных китаистов. Да, действительно, синологи транскрибируют это китайское слово по-разному. Но ни один из них, в том числе и Н. В. Кюнер, мнение которого И. Л. Кызласов пытается противопоставить точке зрения С. Е. Яхонтова, не придерживался «наиболее историчной концепции». Представить Н. В. Кюнера сторонником этой концепции можно лишь за счет искажения смысла его ра бот и некорректного цитирования. Как отмечалось выше, Н. В. Кюнер первоначально считал термин «хягясы» клич кой «кыргызов», затем полагал, что «кыргызы» и «хакасы» могли означать разные части «одного и того же народа». Но какого народа? Не могли же «хакасы» быть частью «хакасов». Это абсурд.

А вот как в статье И. Л. Кызласова цитируется китайский источник «Таншу хэчас»: «…северные варвары в своем языке… сделали хакас». На самом деле в тексте говорится: «…впоследствии северные варвары в своем языке ошибочно сделали хягас, ибо уйгуры, говоря о них, как бы называли «желтокраснолицые». Если в источнике говорится «ошибочн о», то почему это слово заменено многоточием в приводим ой цитате в статье И. Л. Кызласова?

Что это как не искаж ение источника.

Переходя к «тюркологическим» аспектам дискуссии, И. Л. Кызласов вновь касается терминов «хаас» и «хасха», о которых шла речь выше. Коснувшись сведений о кыргызах в рунических текстах, он пытается отрицать, что словосочетание «кыркыз бодун» означает «кыргызский народ» и предлагает иное толкование – «кыргызские мужчины», «кыргызское войско», «население кыргызского каганата» и т. д. Однако любая из предложенных трактовок противоречит «наиболее историчной концепции», согласно которой – «кыргызы» лишь «династийный аристократический род». Также как и фраза «я – сын кыргыза» из Суджинской надписи не дает ни малейших оснований для заключения о принадлежности героя к «династийному аристократическому роду» «средневековых хакасов». В средние века термин «народ» означал именно «полноправных рядовых членов общества» – мужчин-воинов. Признание И. Л. Кызласовым этого факта, его присоединение к мнению Г. Дерфера о древних этнонимах, включение тер мина «кыргыз» в один ряд с этнонимами «татар» и «тюрк», означает, что фактически он признает, что в источниках «кыргызы» означают именно этнос.

В заключительной  части своего «ответа  оппонентам» И. Л. Кызласов отрицает для термина «хоорай» значение этнонима и выражает надежду, что «состоявшаяся дискуссия убедительно показала, что сложнейшая проблема из менчивого исторического содержания этнонимов не может быть решена  на материалах какой-либо  одной науки – языкознания, филологии или истории, а требует тщатель ного анализа всей совокупности имеющихся данных». Од нако,  выступив  инициатором возобновления дискуссии о термине «хакас», И. Л. Кызласов декларировал совершен но иную цель – «устранить неясности» в понимании «наиб олее историчной концепции». Осуществить ее И. Л. Кызласову ни в коей мере не удалось. Более того, его статья и «ответ оппонентам» со всей очевидностью продемонстри ровали отсутствие у него какой-либо новой аргументации в пользу исторической обоснованности термина «хакасы». Встает вопрос, почему, не располагая новой, сколько-нибудь убедительной аргументацией в пользу своей точки зрения, И. Л. Кызласов решился на возобновление дискусс ии, столь невыгодной для «наиболее историчной концепц ии»? Скорее всего, сторонников этой «концепции» обесп окоило то, что среди  хакасов стало открыто  высказыв аться мнение, «что искусственное слово хакас до сих пор не прижилось в языке бывших хоорайцев  (хонгорцев) и его, вероятно, может постичь участь неудачного эксперим ента с  этнонимом  ойрот у алтайцев».  Как  отметил В. Я. Бутанаев, этническая основа современного коренного населения Хакасии «зародилась в эпоху позднего средне вековья и имеет конкретное название хоорай (хонгорай). Уже сделаны первые шаги в деле восстановления историч еской справедливости. В связи с образованием республик и решением ассоциации хакасского народа «Тун» 3 ав густа 1991 г. был проведен всеобщий праздник под наз ванием «Ада-Хоорай», посвященный Дню восстановления государственности и памяти предков (начиная с мифичес кого Хоорай-хана), погибших за свободу Хакасии». На страницах хакасских газет развернулась дискуссия о том, как себя называть. Перспектива замены искусственного «сам оназвания» другим исторически обоснованным термином переполошила сторонников «наиболее историчной концепц ии», т. к. с ней «древнехакасскую цивилизацию» можно было окончательно сдавать в архив. Именно это обстоя тельство, как представляется, побудило И. Л. Кызласова возобновить дискуссию, «не разбирая аргументов». И впол не закономерно, что все, кто откликнулся на его статью, единодушно отвергли очередную попытку навязать науч ному сообществу мифических «древних хакасов». Кыргызы сохранили свое законное место в средневековой истории Южной Сибири.

Вопрос об этническом родстве кыргызов Енисея и Тянь-Шаня и о возможном происхождении современного кыр гызского народа от енисейских кыргызов, в результате их переселения в историческом прошлом, давно волнует ученых.

Одним из первых в отечественной историографии высказал предположение о переселении кыргызов с Енисея в земли Джунгарии, где «они известны под именем бурутов», Т. Ф. Миллер. Вслед за ним И. Е. Фишер также считал, что кыргызы были переселены джунгарами с Енисея на Тянь-Шань в конце XVII века по договору с Россией. Мнение о родстве енисейских кыргызов и тянь-шаньских бурутов разделяли Ю. Клапрот, К. Риттер и др. Особой позиции придерживался Н. Я. Бичурин, считавший кыргызов Енисея и Тянь-Шаня разными народами. В распоряжении ученых XVIII – начала XIX вв. были китайские династийные хроники и русские исторические документы, повествующие об угоне кыргызов с Енисея джунгарами в начале XVIII века. Поэтому этот угон связывался с переселением на Тянь-Шань. Однако уже тогда имелись факты, что кыргызы жили на Тянь-Шане задолго до угона. Интересовавшийся данным вопросом Ч. Валиханов попытался привлечь для его решения сведения из сочинения Абул-Гази-хана и исторические предания кыргызов. У него сложилось впечатление, что кыргызы ни откуда не переселялись, поскольку в преданиях «самого народа, который совершенно опровергает это, не знает и не помнит о движении своем и единогласно считает своей родиной горы Анджанские, невольно приходишь к заключению, что не были ли киргизы (выходцы) анджанские? Действитель но, что дикокаменные киргизы живут на нынешних местах, т. е. в горах от Кашгара до Анджана издавна». Впрочем, «издавна» для Ч. Валиханова означает «до XVII века». Он опровергает мнение о переселении кыргызов на ТяньШань джунгарами в XVII веке, но не более того. При этом он утверждает: «При всем том развить этот вопрос до изве стной ясности, принимая первое – дикокаменных киргиз за один и тот же народ с сибирскими киргизами, но пере селившийся до Чингиз-хана или современно ему в Восточ ный Туркестан, второе, что сибирские киргизы исчезли не от переселения, как поняли прежде, а ушли вследствие различных неблагоприятных (обстоятельств), (и) живут на тех же местах, где жили прежде». Тем самым он доп ускал возможность переселения кыргызов из Сибири в Восточный Туркестан в домонгольское время.

В. Радлов, основываясь на состоянии изученности этого вопроса в середине XIX века, поначалу относил переселение кыргызов с Енисея на Тянь-Шань ко времени возвышения кыргызского государства в IX веке. Но со време нем он изменил свою точку зрения и высказал предполо жение, что кыргызы были вытеснены с первоначальных мест обитания южнее Саян монголами в XIII веке по трем направлениям: одна группа на Тянь-Шань, другая в Мину су, третья – к северу от Саян. При этом В. Радлов опи рался на данные этнографии и языкознания.

Используя материалы о родоплеменном составе кыргызов и версию о тождестве терминов «бурут» и «болюй» из китайских источников, Н. А. Аристов высказал предпо ложение о том, что кыргызы под названием усуней обита ли на Тянь-Шане еще с III в. до н. э. Н. А. Аристов связ ывал происхождение енисейских и тянь-шаньских кыргызов с усунями.

В. В. Бартольд высказал несколько гипотез о происхождении кыргызов. Первоначально он считал, что кыргыз ы переселились на Тянь-Шань с Енисея в IX-X вв. Од нако в дальнейшем он пришел к выводу, что только «в XVI в. впервые упоминаются киргизы в той местности, где они живут теперь, причем, как мы видим, нет ника ких сведений о том, как и когда они туда пришли». Иной точки зрения придерживался Г. Е. Грумм-Гржимайло. Он считал, что кыргызы могли переселиться на Тянь-Шань в IX в., но отрицал их этногенетическую связь с позднесредневековыми енисейскими кыргызами. Предками тянь-шаньских кыргызов он считал «киргизов-бурутов», которые в домонгольское время обитали в Баргуджин-Токуме, отк уда переселились на Тянь-Шань, «вероятно в XIII в.».

Впервые опыт широкого привлечения для решения дан ной проблемы археологического материала был предпринят А. Н. Бернштамом. Он считал, что Енисей и ТяньШань входили в единую этнокультурную общность с IV тыс. до н. э. Это этнокультурное единство было разорвано вторжением гуннов. «Енисей и Тянь-Шань – два фронта для центральноазиатских держав. Походы гуннов одинаково равномерно направлены и против усуней, и против киргиз Енисея». С этим временем и связано расчленение кыргызов на две ветви, «тянь-шаньскую и енисейскую» «Процесс некоторого объединения» произошел в рамках Тюркского каганата. Однако и тюрки, и уйгуры продолжали вести войну на «два фронта». «IХ–X вв. – эпоха побед кыргыз Енисея и эпоха сложения кыргызского героического эпоса «Манас». Прототипом Манаса, согласно А. Н. Бернштаму, послужил кыргызский каган, победивш ий уйгуров в 840 г., которого он называет «Яглакар-хан». Что касается переселения, то по А. Н. Бернштаму, кыргы зы переселялись с Енисея на Тянь-Шань несколько раз с конца I тыс. до н. э. до XIII века. Основное ядро современных кыргызов, сложившихся в народность к XVI веку, по его мнению, составили енисейские кыргызы. Следами кыргыз ской культуры, пришедшей с Енисея на Тянь-Шань, А.Н. Бернштам считал предметы торевтики из Кочкорского клада и погребения с конем.

В 1950-х годах на территории Кыргызстана работала комплексная экспедиция, изучавшая материалы по этноге незу и этнической истории кыргызов. Результаты ее работы нашли отражение в дискуссии на научной сессии, посвя щенной происхождению кыргызского народа и в трудах экспедиции. К решению данного вопроса были привлече ны данные археологии, антропологии, этнографии, линг вистики. Мнения антропологов Г. Ф. Дебеца, Н.Н. Ми клашевской, В. П. Алексеева, В. В. Гинзбурга и др. разделились. Ряд из них относят кыргызов к центральноазиатским, другие к южносибирским монголоидам. Неко торые из них связывают происхождение современных кыр гызов с Енисеем. Этнограф С. М. Абрамзон считал, что енисейские кыргызы могли участвовать в сложении совре менных кыргызов, но не составляли их этнического ядра, А. X. Маргулан, Б. Д. Джамгерчинов, А. X. Хасанов под держали мнение об автохтонности кыргызов на Тянь-Шане. Свои соображения изложили языковеды. Резко отрицал этнокультурные связи кыргызов Енисея и Тянь-Шаня Л. Р. Кызласов. А. Н. Бернштам, напротив, высказался в пользу таких связей. В целом, дискуссия констатировала недостаточную изученность вопроса об этногенезе кыргызов и необходимость его дальнейшей разработки. Согласно имеющимся на тот период данным, был сделан вывод о том, что кыргызский народ и его культура сложились из двух компонентов: местного среднеазиатского и пришлого центральноазиатского.

В начале 1960-х годов с серией работ по этногенезу кыргызов выступил историк К. И. Петров. Он проанализировал данные о родоплеменном составе кыргызов, об их языке и антропологических особенностях и пришел к вы воду, что кыргызы не могли мигрировать на ТяньШань непосредственно с Енисея в домонгольское время. По его мнению, предками современных кыргызов были кимакско-кыргызские (кипчакско-кыргызские) племена, обитавшие в верховьях Оби с конца I тыс. н. э. и продвинувшиеся на Тянь-Шань в XIII–XV вв. н. э. под давлением монголов в ходе междоусобных войн чингизидов. Точка зрения К. И. Петрова нашла отражение в обобщающих трудах по истории Кыргызстана, хотя с критикой его взглядов вы ступали Л. П. Потапов, С. М. Абрамзон и О.Ка раев.

О возможности вхождения в состав современного кыр гызского народа енисейских кыргызов, угнанных в начале XVIII в. в Джунгарию, высказывал предположение А. Арзыматов. Однако какие-либо данные на этот счет отсут ствуют. Известно, что енисейские кыргызы частично вошл и в состав джунгар, под названием кыргыз-калмыков, они и поныне проживают в долине р. Эмель в Джунгарии, являющейся частью Синьцзян-Уйгурского автономного рай она Китая. Часть енисейских кыргызов вместе с калмык ами переселилась в степи Предкавказья. Этнические груп пы кыргызов входят в состав современных калмыков, аст раханских татар и башкир. Наконец, потомками угнанных в Джунгарию енисейских кыргызов, вероятно, являются фуюйские кыргызы, переселенные в Маньчжурию после разгрома Джунгарского ханства Цинской империей.

В работах С.Г.Кляшторного, А.М.Мокеева и В.И.Мокрынина предложена своя концепция этногенеза кыргызского народа и переселения кыргызов на Тянь-Шань. Вслед за К. И. Петровым, названные выше авторы считают, что центром этногенеза современных кыргызов было Прииртышье, северный и горный Алтай, куда в IX в. проникла часть кыргызов с Енисея. В X-XI вв. в этих землях сложилась этнополитическая группировка, возглав ляемая кыргызами, но состоявшая из кимако-кыпчакских племен. После XII в. собственно кыргызы полностью ассимилировались в кыпчакской среде, но передали новому этносу свой этноним «кыргызы». Именно эти, алтайские кыргызы, и переселились в XV в. с Алтая на Тянь-Шань, где составили основу современного кыргызского народа. С критикой этой концепции выступали О. Ка раев, Т.К. Чороев, В. Я. Бутанаев, Ю. С. Худяков, Ю. И. Трифонов. Тюр колог Э. Р. Тенишев предложил выделить три этапа фор мирования кыргызского этноса и кыргызского языка: ени сейский, алтайский, тяньшаньский. Посетивший в 1990 г. фуюйских кыргызов С. Г. Скобелев собрал данные, соглас но которым эта народность оказалась в Маньчжурии после Цинского завоевания Джунгарии в XVIII в.

Дискуссии последних десятилетий по поводу соотношений кыргызов Енисея и Тянь-Шаня, о наличии между ни ми этногенетических связей, со всей очевидностью продемонстрировали актуальность этого вопроса для исторической науки.

С позиций современного уровня научных знаний ряд гипотез о происхождении и миграциях кыргызов к настоящему времени потеряли свое значение. Безусловно, устарела точка зрения об этнокультурной общности населения Тянь-Шаня и Енисея в эпоху неолита, бронзы, раннего железа, как исторической основе  общности енисейских и тянь-шаньских кыргызов, которая опиралась на европеоидные антропологические признаки, приписываемые сред невековым кыргызам письменными источниками. Бесспор но, что определенное этнокультурное сходство между ко чевыми племенами Центральной Азии, включая Южную Сибирь и Притяньшанье, имело место на протяжении эпо хи бронзы и раннего железного века, однако, к проблеме этногенеза кыргызов оно не имеет прямого отношения. Н. А. Аристов опирался на созвучие некоторых этнонимов в китайских источниках, описывающих события II-I вв. до н. э. и XVIII в. н. э. Ныне о таком сходстве говорить не приходится. А. Н. Бернштам, рассматривая древнее на селение Центральной Азии как некий единый этнос, про тивопоставлял ему хуннов, тюрок и уйгуров. Однако кыр гызы были  родственным  тюркоязычным народом, близ ким по культуре этим кочевым этносам. Не выдержали испытания временем и предложенные А. Н. Бернштамом подтверждения переселения кыргызов на Тянь-Шань в IX в., каковыми он считал погребения с конем. В основе этого предположения лежит ошибочная версия о переходе кыргызов в IX в. на обряд погребения с конем, высказанная С. В. Киселевым, Л. А. Евтюховой, В. П. Левашовой. Ныне она давно  пересмотрена. В то же время, мнение А.Н. Бернштама о кыргызской принадлежности некоторых находок средневековой торевтики на Тянь-Шане сохраняет свое значение.

Не выдержала испытания временем автохтонистская концепция происхождения кыргызов. Родоплеменной состав современных кыргызов свидетельствует о центральноазиатском происхождении ряда его этнических компонентов.

Не выдержали критики гипотезы Л. Р. Кызласова об отсутствии каких-либо этногенетических связей между ени сейскими и тянь-шаньскими кыргызами и о происхожде нии современного кыргызского народа от так называемых «центральноазиатских кыргызов». В настоящее время об щепризнано, что енисейские кыргызы вошли одним из ком понентов в состав современного кыргызского этноса. Что касается «центральноазиатских кыргызов»», то сам Л. Р. Кызласов, едва их придумав, тут же оставил в покое, утверждая: «Прослеживать историю центральноазиатских киргизов не входит в наши задачи».

Мнение о происхождении современных кыргызов с Алтая, которое разделяют С. Г. Кляшторный, А. М. Мокеев, В. П. Мокрынин и др. выглядит более фундированным. Оно опирается на ряд весомых аргументов, в частности, черты сходства между алтайцами и кыргызами в антропологии, культуре и языке. Однако это мнение не учитывает времени и места образования такого сходства, которое могло возникнуть не на Алтае, т. к. предки алтайцев обитали в различных районах Центральной Азии вплоть до Восточной Монголии. Черты сходства в культуре, фоль клоре, языке наблюдаются у кыргызов и с другими наро дами Саяно-Алтая – хакасами и тувинцами. Многие по ложения данной гипотезы противоречат археологии Алтая и Прииртышья. Культуры кимаков и кыргызов в IX- X вв. граничили, в степях Приобья и Прииртышья, однако «кимакско-кыргызской» культуры там не возникло. Кимаки не обитали в Горном Алтае. После X в. кимакская культура прекратила свое существование. В то же время кыргызы в XI-XII вв. продолжали жить на территории Горного Алтая, где обнаружены кыргызские памятники этого периода. Таким образом, «ассимиляция кыргызов кимаками на Алтае и в Прииртышье» не подтверждается данными археологии. На Тянь-Шане не обнаружено па мятников «кимакско-кыргызских племен». Наоборот, изве стно, что после развала кимакского государства, его основное население, кыпчаки, в начале II тыс. н. э. стали мигрировать не на Тянь-Шань, а на запад, в Приуралье, Поволжье и Причерноморье, где с XI в. известны под име нем половцев. Все сказанное выше свидетельствует, что данная гипотеза, в ее «кимакской» части нуждается в серьезной корректировке.

Из всех известных точек зрения наиболее обоснованным  представляется  мнение о двухэтапном переселении кыргызов с Енисея в IX-X вв. в Восточный Туркестан, о разделении кыргызского этноса на две части в начале II тыс. н. э. и о переселении восточнотуркестанских кыргызов в XV в. на Тянь-Шань. В отдельных аспектах эту точку зрения ранее разделяли В. Радлов, В. В. Бартольд, А. Н. Бернштам. С 1960-х годов ее наиболее активно от стаивает и развивает О. Караев. Данное мнение находит прямое подтверждение в источниках. Известны свидетель ства источников о военных походах кыргызов в Восточный Туркестан и о захвате ими ряда городов в IX в., какими бы «непродолжительными» не были эти завоевания, они свидетельствуют о постоянном  присутствии  кыргызов в Восточном Туркестане в этот период. К этому времени относятся  находки  кыргызской торевтики и кыргызские рунические надписи из этого региона. После захвата центральноазиатских степей киданями, единый кыргызс кий этнический массив был разделен на две части. Часть кыргызов осталась в Саяно-Алтае, другая часть – в Вос точном Туркестане. В конце X в. восточнотуркестанские кыргызы попали в зависимость от турфанских уйгуров. Об этом упоминает сунский посол Ван Яньдэ, посетивший в это время уйгурское турфанское княжество. Кыргызы, наряду с тюрками, чигилями, ягма, карлуками и другими племенами, находились «под управлением государства Гаочан». О. Караевым подробно рассмотрены свидетель ства мусульманских источников о кыргызах  X-XII вв., в которых земли кыргызов помещались вдоль северных и западных границ владений уйгурских идикутов, к востоку от земель карлуков и ягма, к северу от чигилей, к югу от кимаков. Им отмечены некоторые изменения в культуре кыргызов под влиянием соседства с мусульманами, в частн ости, смена погребальной обрядности с кремации на ингумацию. Все это свидетельствует о проживании кырг ызов в Восточном Туркестане. Следует только уточнить, что в мусульманских источниках сведения о кыргызах Енисея и Восточного Туркестана  нередко смешивались воедино при компиляции текстов различного происхожде ния, поэтому эти данные нередко весьма противоречивы. Видимо, о восточнотуркестанских кыргызах идет речь, когда в источниках сообщается о походах кара-киданьского гурхана Елюй Даши в XII в. Поскольку он после взятия Кашкара и Хотана, «послал войско к пределу кирг изов… и взял Бешбалык», резонно полагать, что речь идет о Восточном Туркестане. То же самое можно сказать и о походе найманов в «область киргизов», граничащую со «страной уйгуров». Позже, в XIII в., земли восточно-туркестанских кыргызов были завоеваны монголами. После распада улусов Джагатая и Хайду они вошли в состав Могулистана. В XV в. кыргызы упоминаются в ка честве «лесного племени» в Могулистане. Из-за того, что для могулистанских правителей они были «зачинателями всех смут» в государстве, их переселили на Тянь-Шань. По другим источникам, часть кыргызов в середине XV в., «спасаясь от беспорядков, бежала и нашла приют в горах (Тянь-Шаня)». В XVI в. известно объединение кыргызов во главе с Мухаммедом.

Вокруг этих кыргызов, переселившихся из Восточного Туркестана на территорию современного Кыргызстана, началось формирование современного кыргызского этноса. Обзор основных дискуссионных моментов в истории изу чения этногенеза кыргызов наглядно демонстрирует на сколько важны эти вопросы для понимания исторического пути кыргызского и других тюркоязычных народов Азии. Для успешной разработки этих проблем нужна координация усилий ученых многих стран, в которых ис следуются актуальные вопросы кыргызоведения. Эту зад ачу по объединению кыргызоведческих исследований в единое русло должны взять на себя ученые независимого Кыргызстана.

Эпоха «Кыргызского великодержавия»

Период IX–X вв. н. э., справедливо назван В.В. Бартольдом «кыргызским великодержавием» и занимает осо бое место в истории кыргызов. Это был звездный час кыр гызской истории, время поразительных успехов кыргыз ского оружия в длительной войне с уйгурами, эпоха, когда кыргызы смогли покорить обширные просторы степной Азии. Благодаря этому периоду своей истории кыргызы оставили о себе память у современников, представителей различных народов средневековья, а их исторические деяния привлекают постоянное внимание позднейших историков.

Интерес к истории кыргызов, благодаря их пребыванию в Центральной Азии, выходит далеко за пределы изучения этнокультурного развития какого-либо народа. События IX–X веков, активными участниками которых были кыргызы, изменили саму направленность этнокультурного развития в центральноазиатском регионе. Впервые главенствующее положение в степях Азии занял немногочисленный кочевой народ из далекой северной пе риферии – Минусинской котловины. События этого времени рассеяли уйгуров по азиатским степным просторам от Восточного Туркестана до Забайкалья, способствовали консолидации кимакского объединения, открыли путь кыргызам на Тянь-Шань, стали прелюдией для выхода на ши рокую арену мировой истории монголоязычных кочевников.

Началом возвышения кыргызов стало их восстание про тив уйгурского господства в 20-е годы IX века, в резуль тате ослабления последних. «Но только что хойху начали упадать, то Ажо сам объявил себя ханом, мать, урожден ную Туциши, – вдовствующей ханшею, жену, дочь Гэлу-шеху, – ханшею». Началась война, длившаяся около 20 лет. Поскольку инициатива в объявлении войны принадле жала кыргызам, можно предположить, что ей предшеств овала централизация власти внутри кыргызского госу дарства, длительная и тщательная подготовка к войне, позволившие мобилизовать все силы для борьбы за гос подство над Центральной Азией. Важным фактором в этой борьбе явилось сложение в кыргызском государстве централизованной военно-административной системы, ко гда войско и народ были подразделены на боевые единицы по десятичному принципу. Создание этой системы сопровождалось применением военной силы. В ходе войны были подчинены кыргызские беги, правители родов и пле мен кыштымов, укреплены тылы государства путем рас ширения восточных,  северных и западных границ. На востоке в пределы кыргызских владений вошла долина р. Как, на севере Ачинско-Мариинская лесостепь и долина Енисея вплоть до устья Ангары. В этих районах обнаружены кыргызские памятники IX–X вв. н. э. На западе и северо-западе в орбиту кыргызского влияния вошло Притомье и лесостепное Приобье, где были подчинены бома. В этих районах распространяются памятники с элемента ми кыргызской культуры.

Для объявления войны кыргызы выбрали момент, когда «хойху начали  упадать». В Уйгурском каганате обострились внутренние распри, государство было ослаблено неудачными войнами с тибетцами.

Одним из проявлений упадка Уйгурского каганата было ослабление центральной власти вследствие борьбы при дворных группировок, дворцовых переворотов и загово ров. С конца VIII века борьбу за престол вели род Яглакар и племя эдизов. За 30 лет, предшествовавших войне с кыргызами, на престоле сменилось шесть каганов, а в годы войны еще семь. Когда кыргызы вступили в войну, усилили свой натиск на уйгуров и тибетцы. Возможно, их действия были согласованными, поскольку тибетцы подд ерживали связь с кыргызами. «Сие государство было всегда в дружеских связях с Даши, Туфань и Гэлолу; но туфаньцы при сообщении с Хягасом боялись грабежей со стороны хойху; почему брали провожатых из Гэлолу».

В 821 году в долину р. Орхон вторглось тибетское войско, что едва не привело к гибели уйгурское государство. Командовавший тибетскими войсками полководец Шан-шацзан очень невысоко оценил военные силы уйгуров: «Уйгурия в сущности небольшое владение. Некогда я вел с нею войну и уже подходил к ее столице, когда не ожиданная смерть государя потребовала моего возвращения на родину. В военном отношении эта держава не может считаться даже нашим соперником».

Несмотря на ослабление военной мощи уйгуров, военные действия с кыргызами, развернувшиеся на территории Тувы, приняли затяжной характер: «Хойхуский хан по слал министра с войском, но сей не имел успеха. Хан двадцать лет продолжал войну».

Постепенно перевес в войне стал склоняться на сторону кыргызов. «Ажо, надмеваясь победами, говорил: «… твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю пред нею моего коня, водружу мое знамя. Если можешь состязаться со мною, то немедленно прих оди, если не можешь, то скорее уходи». Военные неудачи усилили нестабильность власти в Уйгурском каганате. По кончине Бао-И на престол вступил Чун-дэ хан, который процарствовал четыре года, умер в начале 825 г. В преемники ему был избран его брат Гэ-са Торэ, на престоле -Чжао-ли хан, который пал жертвой заговора царедворцев в 832 г. Сменивший его Ху-торэ, приходившийся ему пле мянником, покончил в 839 г. жизнь самоубийством после того, как восставший против него первый министр Гюйло-фу, призвав на помощь шато с сильной армией, двинулся на Карабалгасун. Гюйло-фу возвел на престол несовершеннолетнего Кэ-си-торэ, именем которого и стал управлять государством.

Война обострила и экономическое положение в уйгурском государстве. «В тот год был голод, а вслед за ним открылась моровая язва и выпали глубокие снега, от чего много пало овец и лошадей». Против власти временщика Гюйло-фу восстал полководец Гюйлу Мохэ, командовавший уйгурскими войсками в войне с кыргызами. Он перешел на сторону кыргызов. Измена Гюйлу Мохэ открыла кыргызам дорогу на уйгурскую столицу Орду-Балык. «Хойхуский хан не мог продолжать войну. Наконец его же полководец Гюйлу Мохэ привел Ажо в хойхускую орду». Он, «соединившись с хагасами, со 100000 конницей напал на хойхуский город, убил хана, казнил Гюйло-фу и сжег его стойбища». В решающем сражении под Орду-Балыком кыргызская армия разгромила уйгуров. «Хан был убит в сражении и его дэлэ рассеялись». Кыргызы, взяв Орду-Балык, разрушили и сожгли его. Был разгромл ен и окружавший уйгурскую столицу земледельческий район. «Ажо под личным предводительством предал огню ханское стойбище и жилище царевны». В результате поб еды кыргызам досталась богатая добыча. «Хойхуский хан обыкновенно сидел в золотой палатке. Ажо забрал все его сокровища и в плен взял Тай-хо царевну; после всего он перенес свое пребывание на южную сторону гор Лао-шань». Уйгуры в панике бежали: «Хойху поколения рас сеялись». Бегство уйгуров и других телесских племен с территории каганата проходило стихийно в разных нап равлениях. Вероятно, каганат распался на отдельные племена. Небольшая группа уйгуров во главе с тегином Кэчжили проникла в Забайкалье, другая группа тегина Хучо – в южную Маньчжурию, в земли киданей. Две группы уйгуров перекочевали на юго-восток, к границам империи Тан.

Тринадцать родов уйгуров из состава бывшего каганского аймака, включая род Яглакар, «поставили каганом тегина У-цзе и укрепились на юге у гор Цоцзытань». Друг ая группа племен во главе с вождями Ормуздом, Наир Чуром, Чисинем и Буку кочевала отдельно. Группа уй гурских родов во главе с князьями из рода Яглакар пере селилась в Приалашанье, где в начале X в. н. э. возникло Уйгурское (Ганьчжоуское) княжество. Еще одна группа уйгуров, возглавляемая князьями из рода Яглакар, обосновалась в долине р. Эдзингол. Пятнадцать племен, включая уйгуров, эдизов, буку, тонгра, во главе которых были «уйгурский министр Сачжи совместно с Пантегином, племянником (тайского императора) с пятью его братьями Наньлу, Эфэном и другими» переселились в Восточный Туркестан, где возникло Уйгурское (Турфанское) княжес тво. Часть уйгуров и других телесских племен ушла на запад, в Прииртышье, земли кимаков. Какая-то часть уйг уров и телесцев, перешедшая на сторону кыргызов, остал ась в Монголии. Небольшая группа уйгуров была перес елена кыргызами в Минусинскую котловину, где в этот период появляются уйгурские погребения со шкурой коня.

Кыргызский каган, сочтя, что с разрушением уйгурской столицы, Орду-Балыка, разгром уйгуров закончен, перенес свою ставку в Монголию и попытался завязать дипломатические отношения с империей Тан. Захваченную в плен жену уйгурского кагана, китайскую принцессу Тай-хо, дочь императора Сянь-Цзуна из династии Тан, он отправил на родину в 841 году в сопровождении военного эскорта во главе с Дулюй Шихэ. Очевидно, кыргызы пытались тем самым уведомить тайского императора, что власть в степи теперь принадлежит им. Принцесса Тай-хо стала в этот момент важным объектом дипломатической и военной борьбы.

Наибольшую активность в борьбе с кыргызами в это время проявляла группа уйгуров кагана У-цзе, которому удалось перехватить и перебить кыргызское посольство и захватить принцессу Тай-хо. Объявив ее своей женой, У-цзе попытался добиться поддержки и признания у танского императорского двора. Танское правительство, зная о бедственном положении уйгуров, попыталось подчинить их своей власти. В ноябре 842 г. в пограничную крепость воеводства Тяньдэцзюнь прибыл от кыргызского кагана посланник Табу-Хацзу (Тапу Алп Сол) с письмом, в котором сообщалось, что, не имея сведений о судьбе принцессы Тай-хо, каган выслал на ее поиски военный отряд. «Кыргызы отправили генерала Табу-хэцзу и других в кре пость воеводства Тяньдэ,.. кроме того сообщили, что бу дут переселяться на реку Хэло, чтобы жить на старой территории уйгурского государства; к тому же им подчинились пять племен – Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык), дада (татары) и другие». Судя по этим сообщениям, кыргызам уже в 842 году подчинялась часть районов Восточного Туркестана, а также татары, обитавшие в Восточной Монголии и к югу от пустыни Гоби, в Приалашанье, и они имели намерение переселиться в долину р. Эдзин-гол, где обитали хэлочуаньские уйгуры и находилась их крепость Хэдун. В другом источнике сказано, что ко времени при бытия посольства кыргызы уже заняли долину р. Эдзингол. «Еще Табу-хэцзу говорил, что кыргызы переселились на реку Хэло, живут на старой территории уйгурского государства, к тому же заполучили пять племен – Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык), татар и других». По-види мому, кыргызские войска, преследуя уйгуров, проникли не только в Монголию, где появляются кыргызские памятн ики, но и в Приалашанье и Восточный Туркестан.

Танский двор пытался шантажировать этим фактом уйгурского кагана У-цзе. В послании говорится: «Сейчас кыргызы ненавидят уйгурского кагана. Одновременно с поисками принцессы немедленно планируют начать большую военную кампанию. Объединив различных варваров, предпримут глубокий рейд на юг вплоть до пограничных укреплений. Сейчас народ кагана голодает, количество войск не велико. Если неожиданно нагрянет сильный враг, то как отразить удар? Только мощь Великой Тан сможет помочь в трудном положении». Уйгурскому кагану прямо советовали: «Не лучше ли, пока не позд но, подчиниться нашему Великому государству, тогда обеспечите себе безопасность… Если хотите видеть послание кыргызов, то ны не перепишем и отправим вам».

Однако у кагана У-цзе были совсем другие намерения. Он попытался объединить разрозненные силы уйгуров и опереться на помощь империи Тан в войне с кыргызами. Он просил императора о помощи продовольствием и о передаче ему и принцессе Тай-хо крепости Тяньдэ под временную резиденцию. Вожди других групп уйгуров не хотели признавать власть У-цзе. «Уйгурский министр Чисинь, а также… Буку и тегин Чир побуждали народ не признавать У-цзе. Чисинь хотел напасть на китайские пограничные укрепления». Чисинь и Буку были казнены по приказу У-цзе. Однако подчинить всех уйгуров ему не удалось, поскольку вождь одной из групп, Ормузд, выразил желание подчиниться танскому императору. Китай цы не хотели иметь у своих границ сильную военную группировку уйгуров, поэтому поощряли раскол среди них, чтобы подчинить небольшими группами. Поскольку У-цзе не изъявил желания подчиниться «Ему (У-цзе) не дали зерна, его народ голодал».

Осенью 842 года уйгуры нарушили границы империи Тан. Причиной военных действий явилось бедственное положение уйгуров и также прием в китайское подданство Ормузда, которого У-цзе рассматривал как своего подчиненного. Тактика тайского государства провоцировала уйгурских вождей на сепаратное подчинение. У-цзе легко мог лишиться всех своих подданных. «В восьмом месяце каган во главе своего народа прошел к югу Батоуфэн и вторгся в район Дату-нчуань, где у различных рабов угнал несколько десятков тысяч голов рогатого скота и лошадей. Затем изменил направление и с боем появился у ворот Юньчжоу. Комендант города Чжань Сянь-цзе закрыл ворота и организовал оборону. Тугухуни и дансяны со своими семьями укрылись в горах». Нападению уйгуров подверглись кочевые племена – вассалы империи Тан.

Императорский двор организовал сопротивление, привлекая войска федератов, в том числе подчинившихся уйгуров. Командующий китайскими войсками в районе Юньчжоу, полководец Чжан Чжун-у, «привлек к капитуляции остатки народа Чисиня, а также племена, подчиненные кагану У-цзе, всего более 30 тыс. человек. Они были распределены по различным провинциям». Активно помогал китайцам Ормузд, принявший китайские имя и фамилию Ли Сы-чжун, «неоднократно проникал далеко на территорию уйгурских кочевий, чтобы склонить к сдаче подданных кагана». Он командовал и военными операциями против У-цзе. «Лю Мянь выделил часть шатоских войск для усиления Ли Сы-чжуна (Ормузда)». Активно сражался на стороне китайцев и одерживал победы другой уйгурский вождь Аявир (Ли Хунь-Шунь). В войне с У-цзе участвовали и другие вассальные племена: шато, тугухуни, циби, тоба.

Объединенные силы имперских войск под командованием Ши Сюна преследовали их и нанесли решающее поражение у гор Шах-ушань. Было уничтожено 10 тысяч человек, 5 тысяч попало в плен. Было захвачено все имущество и скот.

После поражения у гор Шах-ушань каган У-цзе бежал с остатками войска к народу Хэйчэцзы, одному из шивэйских племен, в район юго-западных отрогов Большого Хингана.

После разгрома У-цзе император наградил полководцев, в том числе Ли Сы-чжуна (Ормузда). Однако «его войска были разделены и переданы в различные пограничные генерал-губернаторства (цзэду). Рабы боялись быть за висимыми в получении пропитания от различных губерна торов, (поэтому) восстали, захватили долину реки Хутохэ. Лю Мянь казнил три тыс. человек, закопав их живьем». Были расселены по разным провинциям племена уйгурс ких вождей Панцзюйчжэ, Алтун Нин, Мицзэ, Кэдунь, Цао Мони и других. Такова оказалась цена предательства.

Уйгуры, поселенные в разных провинциях, подвергались насильственной ассимиляции. «Когда они (уйгуры) проживали в районе Циньчуань (Шэньси), то незамужние женщины предварительно должны были состоять в связи с ханьцами. Только родив нескольких сыновей и в воз расте 30 лет могли выходить замуж за представителей своего племени. Когда приходили сваты, чтобы договор иться о свадьбе, то родители невесты говорили: «Наша дочь уже состояла в связи с таким-то и таким-то». И чем больше таких связей, тем достойнее. Таков обычай».

Хотя уйгурская опасность была, казалось бы, для империи Тан устранена, там, видимо, продолжали опасаться уйгуров и заинтересовались возможностью союза с кыргызами. В марте 843 г. в Китай прибыл кыргызский посланник Чжуу Хэсу (Чугу Алп Сол) с письмом от кыргызского кагана. Император «Вуцзун, вступивший на престол в 841 году, крайне обрадовался, и посланника, приехавшего с данью из столь далекой страны, поставил выше посланника королевства Бо-хай».

В ответном письме кагану император Вуцзун выразил удовлетворение по поводу разгрома уйгуров кыргызами. «(Вы) накопили силы за многие годы, воспользовались (неблагоприятным для уйгуров) случаем и поднялись, быстро получили удовлетворение за обиду и раскрыли (нам) сокровенные мысли. Поскольку (теперь) лагерь уйгуров покорен, горы и реки между нашими государств ами больше не разделяют (нас). Коль скоро (мы) яв ляемся соседями, то будем (надеяться) на получение дан и и посланий». В том же письме император провоцирует кыргызского кагана на полное истребление уйгуров: «Но (мы) все же боимся, что бежавшие снова принесут зло, захотят напасть на вашу границу и снова отомстить. Вы тоже должны серьезно подготовиться, искусно составить хитроумный план и совместными усилиями напасть (на уйгуров) и уничтожить, вырвать их с корнем, чтобы не вызывать последующих бедствий». В апреле 843 г. к кырг ызскому кагану был направлен китайский посланник Чжа Фань с письмом к хэхэскому (кыргызскому) хану. В нем говорилось: «(Я) прочитал грамоту и узнал, что хан родился в селении под созвездием Большой Медведицы (т. е. на севере), жил в холодных степях. (Ваша) мудр ость и планы выдающиеся, таланты и стремления полны блеска. (Ваша) мощь сотрясает северные страны, слава достигла Северных ворот (китайской столицы)». После этих льстивых слов шли жалобы на уйгуров и призывы их уничтожить: «Уйгуры… бесчинствуют, жестоко, зверски обращаются со всеми (нашими) вассальными племенами. (Я) узнал, что Вы из поколения в поколение (с ними) враждуете. Если можно отомстить, уничтожьте их госуд арство и города и станьте государем, прогоните их ста рейшин в самую далекую пустыню.

У уйгуров осталось войска не полная тысяча человек. (Они) разбежались по горам и долинам. Коль скоро Вы, хан, питаете (к ним) ненависть, необходимо полностью уничтожить варваров. Если оставить пепел, то непремен но возникнут последующие бедствия». По приезде в июне 843 г. кыргызского посланника Вань Ухэ (Ургу Алп) каг ану было отправлено новое письмо, в котором указывал ось на местопребывание уйгуров. Начиналось оно, как обычно, восхвалением: «Хан обладает блестящими спо собностями, от рождения знает героические планы. Когда вырос, прославился силой, и, наконец, установил мир в северных странах, смел с лица земли уйгурские жилища». Далее шли призывы к окончательному уничтожению уйгу ров во всех районах их обитания. «Сейчас уйгурские племена еще не полностью истреблены, живут между турфанями и китайцами. Даже хэйчецзы издавна боятся их сил ы». Речь идет об уйгурах Турфана, Ганьчжоу, Хэлочуани и Юго-Западного Хингана. «Ныне уйгуры изменили наш ему государству и являются вашими врагами. Необход имо вырвать (их) с корнем, только тогда установится мир. К тому же небо (послало им) гибель, легко на них напасть и захватить.

Вы, хан, должны воспользоваться удобным случаем и «скорее уничтожить варваров. До тех пор, пока уйгуры не будут уничтожены, Вы, хан, не можете наслаждаться едой и питьем, а на охоте получать удовольствие. Собираясь в поход, нельзя медлить.

Опасаюсь, что остальных, которые покорятся, Вы, хан, не сможете полностью истребить, примите преступников, возьмете беглых чиновников, и это вызовет наше недовольство и породит пограничные инциденты. Это значит кормить ядовитую змею и самому порождать зло.

В прошлом году уйгурский министр и другие говорили китайскому посланнику, что после того, как Ли цзин взял в плен Сели-(хана), в стране имелось только лишь 20–30 человек и (они) все же возродились.

Еще слышно, что у хэлочуаньских уйгуров ставка не разбита окончательно. (Они) думают о своей родной земл е и, конечно, питают мысль о возвращении. Нужно скорее усмирить (племена) этого района, уничтожить (их) без остатка, тогда добьемся успеха и лишим их надежды. Вы, хан, проявляете к ним многолетнюю ненависть, сами являетесь героем эпохи».

Эти настойчивые призывы возымели действие, и кыргызский каган выразил согласие выступить против уйгуров, о чем свидетельствует «письмо к сяцзасам», отправленное в августе 843 г. «Кроме того (в вашем письме), Вы говорите: «(Мы) хотим устранить опасность (дослов но: зло меж двух колонн)». Это действительно прекрасные слова. Известно, что уйгуры геройствовали на севере и стали властелинами.

Ныне, Вы, хан, уничтожили их жилища, отомстили за обиду и позор. (Ваши) заслуги превышают прежние, ге ройская слава потрясла северные страны. Конечно, сле дует глубоко заняться дальнейшими планами. Разве можно оставлять тлеющий пепел? Хэйчецзы, не рассчитывая на добродетель и силу, осмеливаются сохранять враждебные отношения. Это пренебрежение к Вам, коль скоро они не подчинились. Если это можно терпеть, то где же тогда нельзя терпеть?

Я полагаю, что Вы, хан, (заранее) воспользуетесь их трудными обстоятельствами, пришлете отборную конницу и накажете уйгуров за бегство, накажете хэйчецзы за то, что (они) не сразу подчинились. Добиться (этого также легко), как подобрать утерянное. (Тогда) военные действия больше не возникнут. С этого момента все успокоятся.

Еще мы узнали, что нынешней осенью (Вы) хотите переселиться в ставку уйгуров и уничтожить их великое государство. Даже если (Вы) сохраните (свое) старое местожительство, этого будет достаточно, чтобы все ино земцы боялись (Вашего) могущества.

Слышно также, что уйгуры глубоко затаили мысль и все время хотят бежать в Аньси. (Я) полагаю, что когда Вы нападете, уйгуры непременно разбегутся. Всех нужно перехватить в пути и истребить».

Как видно из письма, танский двор стремился использовать военную мощь кыргызов против не только уйгур ов, но и против племени хэйчецзы. В то же время китай цы опасались близкого соседства кыргызов, надеясь на то, что они останутся на местах «прежнего местожительства».

В том же, 843 году, кыргызы возобновили военные действия и вторглись в Восточный Туркестан, вновь захват ив города Куча и Бешбалык. Однако это осложнило отношения и едва не привело к военному столкновению с империей Тан. Новое кыргызское посольство во главе с Дидэ Исынаньчжу (Туту Иынанчи), прибывшее в апреле 844 г., получило предложение о совместных действиях против уйгуров в Маньчжурии. Однако кыргызы из ряда заманчивых предложений выбрали наиболее подходящее и нанесли повторный удар по хэлочуаньским уйгурам, вынудив их временно покинуть район реки Эдзин-гол. В 846 (847) году погиб каган У-цзе. По одной версии, его убили люди племени хэйчецзы, подкупленные уйгурским вождем-изменником Ли-Хун-шунем (Аявиром), по другой – У-цзе «покорился в округе Ючжоу. Оставшиеся бродили в степи, голодали и замерзали. По принуждению уйгурского министра Мэйцюаньчже Инанч уйгуры убили У-цзе в горах Цзинь-шань».

В 847 году умер кыргызский каган, получивший от танского императора титул Цзун-ин Хюн-Ву Чен-мин-хан. Новый каган был удостоен титула Ин-ву Чен-мин-хан.

После гибели У-цзе оставшиеся уйгуры, численностью около 3 тысяч человек, избрали каганом его младшего брата тегина Эняня и переселились на земли племени си.

В 847 году на племя си совершил поход и нанес ему поражение танский полководец Чжан Чжун-у.

Уйгуры были вынуждены бежать в земли шивэй. Чжан Чжун-у потребовал в 849 году от шивэй выдачи уйгуров, но каган Энянь «с женой Гэ-лу, сыном Ду-сы и другими лицами, всего девять всадников, бежали на запад», а остальные уйгуры были распределены между семью племенами шивэй.

«Через три дня министр кыргызов А-бо во главе 70000 войска, состоявшего из различных племен, пришел со стороны юго-запада от северных границ воеводства Тяньдэ, чтобы взять Эняня и уйгуров. Он нанес сильное поражение народу шивэй, затем собрал всех уйгуров, находившихся у шивэй, и вернул их на север от Гоби». Очевидно, А-бо с войском был послан кыргызским каганом в помощь тайскому правительству для совместных действий против уйгуров. Возможно, это было то же войско, что соверши ло до этого поход на реку Эдзин-гол. Кыргызы, совершая далекие походы, надеялись подчинить уйгуров и устано вить отношения «мира и родства» с империей Тан. Однако китайцы, поощряя вражду кыргызов к уйгурам, опасались их действительного усиления. «Хойху давались грамоты во время их могущества, к счастью, они теперь упали, для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать Хягасов». Императорский двор, выдавая «почетные титулы», надеялся заставить кыргызов признать себя вассала ми, а когда это не удалось, стал свертывать отношения, беспокоясь, что они станут «требовать подарков», вроде 20 тысяч кусков шелка, которые ежегодно выдавались уйгурам.

Танские власти, видя усиление кыргызов, пытались вести двойную игру. Еще в ходе борьбы с У-цзе при дворе высказывались соображения, что «нам нужно теперь иметь дружеские связи с У-цзе-ханом». В 856 и 857 годах танский двор издал два указа «Мнение относительно занятия поста кагана» и «Диплом на занятие поста кагана», в которых признавал права уйгурского кагана на управление Центральной Азией, игнорируя реальное положение дел. Однако посол, направленный к уйгурам в долину р.

Эдзин-гол, не нашел их, так как они откочевали неизвестно куда.

Что касается кыргызских каганов, то, по-видимому, они не пытались удержать под своей властью все земли, куда совершали походы. Уже в 848 г. «вождь одной из групп уйгуров, Пан-лэ, владел Аньси и объявил себя каганом». В 859-877 годах уйгуры овладели и Бэйтином, откуда их вождь Пу Гу совершил поход на тибетцев. В 875 г. хэлочуаньские уйгуры заняли Приалашанье. Кыр гызы продолжали поддерживать отношения с империей Тан, в 860–873 годах кыргызские посольства трижды приезжали к императорскому двору.

В конце IX века кыргызы вновь усиливают натиск на Восточный Туркестан. Они захватывают города Пенчул и Аксу и доходят до Кашгара. По-видимому, вторжение кыргызов изображено на фреске из Кум-Тура. В этой вой не потенциальными союзниками кыргызов были тибетцы, также воевавшие с уйгурами. В 904 г. тибетцы и кыргызы, совместно с тюрками Ли Кэ-юна, вмешались в междоусо бицу в самой империи Тан. Однако «Хягас не смог совер шенно покорить хойху». Уйгурское (Турфанское) княже ство выстояло в этой борьбе.

В начале X века возникло Уйгурское (Ганьчжоуское), княжество. В этот период проявили самостоятельность уйгуры, оставшиеся на территории Монголии. В 908 и 918 годах они присылали послов ко двору киданьского импе ратора. В 916 и 924 годах киданьский император Елюй Амбагянь совершил два похода в Монголию, где уже не встретил кыргызов, а «вступил в область уйгуров». По-видимому, истощенные многолетней войной кыргызы не смогли оказать активного сопротивления киданям. «Кыр гызское великодержавие» кончилось.

Кидани разделили единый кыргызский этнический мас сив надвое. Часть кыргызов сохранила за собой Саяно-Алтай и Северо-Западную Монголию. Возможно, что кыргызы попали в зависимость от киданей. Ко двору импера тора Ляо «хягасы постоянно присылали посланников и дань». При «ляоском Тайцзуне западная граница руко водила приходом к просвещению людей государства Хя гасы». Ряд ученых усматривают следы киданьского влия ния в материальной и духовной культуре енисейских кыргызов.

Другая часть кыргызов осталась в Восточном Туркестане. В мусульманских источниках земли кыргызов по мещаются в соседстве с токузгузами (уйгурами), карлуками, чигилями.

В конце X века эти кыргызы попали в зависимость от турфанских уйгуров. «Под управлением государства Гочан находились многочисленные племена: южные и северные тюцзюэ, большие и малые чигилы, ягма, карлуки, кыргы зы, барман, геты, урунг». В дальнейшем обе группы кырг ызов существовали обособленно друг от друга.

Военная история

(…) Прослеженные закономерности в развитии форм вооружения, военного искусства кыргызов подтверждаются историей войн, которые вели кыргызы на протяжении рассматриваемого периода.

В VI–VIII вв. кыргызы часто терпели поражения, как уже отмечалось, в войнах с кочевыми державами Центральной Азии и даже временно теряли самостоятельность, что отразилось на изменении титулатуры их правителей. Сведения о военной истории кыргызов изучаемого периода очень фрагментарны.

В 554–555 гг. каган тюрок Мугань-хан «на севере покорил Цигу», хотя тюркам не удалось «форсировать Саяны». По-видимому, в результате похода Мугань-хана кыргызы попали в вассальную зависимость от тюрок Первого каганата. Производимое ими «оружие крайне острое, постоянно вывозят к тукюе», т. е. Минусинская котловина превратилась в базу железоделательного и оружейного производства Тюркского каганата, подобно тому, как при господстве жужаней аналогичную роль играл населенный тюрками Алтай. Кыргызские племена стали для тюрок и источником рабов из числа военнопленных. Это были главным образом, женщины. Истеми-хан подарил Земарху в 569 г. пленницу «из народа кыргыз». Возможно, именно в VII в. в Минусинскую котловину проникает население, хоронившее по алтайскому обряду – трупоположения с конем и трупоположения в каменных ящиках.

В 572 г. каган Арслан Тобо-хан выделил в удел Або-хану Торэмену «северное ханство», куда, возможно, вход или и земли кыргызов.

В результате династической междоусобицы в Первом Тюркском каганате, приведшей к его распаду в 581 г. (активное участие принял в ней и Або-хан), кыргызы освободились от вассальной зависимости от тюрок. Уже в 583 г. кыргызы не только смогли вернуть самостоятельность, но и вынашивали планы активного вмешательства в события в Центральной Азии: «Цигу, которые властвуют к северу от тугю, со скрежетом зубовным ожидают своей возможности (отомстить)».

Независимое положение кыргызы сохраняли до 629

г., когда их государство попало в подчинение Телесскому ка ганату во главе с Домом Сейяньто, «который имел там своего гейлифу для верховного надзора». В это время складываются зачатки будущей военно-административной структуры кыргызского государства: «Хягасский владе тель имел трех министров, которые были Гейси Бей, Гюй-шабо Бей и Ами Бей. Они управляли всеми государствен ными делами». Зависимость от Дома Сейяньто была не продолжительной. А в начале 30-х гг. VII в. Туву и кыр гызские земли захватили тюрки во главе с Чеби-каганом. В Туве Чеби-каган удержался до 649 г., а кыргызы уже в 632 г. вновь обрели самостоятельность.

После восстановления Тюркского каганата кыргызы принимают активное участие в событиях в Центральной Азии, выступая в качестве союзников империи.

Так, против тюрок «справа (на юге) народ Табгач был врагом, слева (на севере) народ Токуз-огузов (под начальством) Баэ-кагана был врагом, кыргызы, курыканы, отуз-татары, кытай и татабы – все были врагами». Несмотря на разгром тюрками коалиций Баэ-кагана в 688 г., кыргызы, которые в этом сражении не участвовали, укре пив свои позиции, возглавили антитюркские силы на сев ерных границах каганата. Тюркский каган Капаган был вынужден пойти на признание за кыргызским владетелем титула кагана и отдать ему в жены дочь кагана Кутлуга. Вероятно, это произошло вскоре после смерти Кутлуга в 693 г., когда поход Капаган-кагана на север закончился неудачно: «С моим дядею-каганом мы ходили войною… перейдя через Когменскую (чернь), мы ходили войною вплоть до страны ки(ргизов).

Был Барс-бег: мы в то время (при тех обстоятельств ах) даровали (ему) титул кагана и дали (ему в супру жество) мою младшую сестру-княжну». Таким образом, кыргызское государство было уравнено с Тюркским кага натом. Кыргызский каган проводил активную внешнюю политику. В 707–709 гг. в империю Тан дважды приезжа ли кыргызские посланцы. В это время тюрки вели ожесточенную войну с империей Тан, и кыргызы оказались в числе союзников последней: «Каган табгачский был нашим врагом. Каган десяти стрел (тюргешей) был на шим врагом. Но больше всего был нашим врагом кыргыз ский сильный каган. Эти три кагана, рассудив, сказали: «Да пойдем мы в Алтунскую чернь». Так они рассудили и сказали: «Да отправимся мы в поход на восток против тюркского кагана. Если не пойдем на него, как бы то ни было он нас победит: каган – герой, а советник его мудрец, он, возможно, окажется нашим убийцей. Втроем мы объединимся, отправимся в поход и уничтожим его». В этой антитюркской коалиции наибольшую опасность для тюрок представляли усилившиеся кыргызы, по которым решено было и нанести превентивный удар. В 709 г. принц Могилян разгромил союзных кыргызам чиков и азов в Туве, захватив плацдарм для вторжения в собственно кыргызские земли. Зимой 710/11 гг. тюркское войско со вершило поход на кыргызов, к которому тщательно подготовилось. Во главе тюркской армии стоял полководец Тоньюкук и принцы Кюль-Тегин и Могилян. Тоньюкуку удалось осуществить стратегический маневр в обход основного пути по Енисею: «Тогда я задумал… будем вое вать (против киргизов) .., – сказал я. Когда я услышал, что дорога на Когмен (только) одна и она завалена (снег ом), я сказал: не годится, если идти этим путем… Я ис кал знатока той местности и нашел человека из степных азов. «Моя родная земля – Аз, ее зна(ю)…

(Там) есть одна остановка, если отправиться по (реке) Аны, то до ночлега там (останется) ход одной лошади»- сказал он. Я сказал: «Если ехать той дорогой, то (это) возможно». Я задумался и моего кагана я просил. Я приказал двинуться войску, я сказал: «Садись на коней!» Переправляясь через Ак-Тэрмель, я приказал остановитьс я (тыловым) лагерем. Приказав сесть на лошадей, я пробил дорогу сквозь снег, я взошел (с другими) вверх (горы), ведя лошадь на поводу, пешком, удерживаясь де ревянными шестами. Передние люди протоптали (снег), и мы перевалили через вершину с растениями. С большим трудом мы спустились, и в десять ночей мы прошли до склона (горы), обойдя (горный снежный) завал. Местный путеводитель, сбившись с пути, был заколот. Когда испыт ывались лишения, каган говорил: «Попытайся быстро отправиться! Да отправимся мы по реке Аны!» Мы шли вниз по течению этой реки. Чтобы пересчитать (свое войско), мы приказали остановиться, а лошадей привяза ли к деревьям. И ночью и днем мы быстро скакали».

Благодаря обходному маневру, тюркское войско обру шилось на кыргызов внезапно: «На кыргызов мы напали во время (их) сна.., проложили путь копьями». Уцелевшие от  разгрома  кыргызы  пытались  оказать сопротивление: «Хан их и войско их собралось». «С их каганом мы сра зились в Черни Сунга, Кюль-Тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросился в атаку, одного мужа он поразил стрелою, двух мужей заколол (копьем), одного после друг ого. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байыр ку, сломал ему бедро. Киргизского кагана мы убили и племенной союз его взяли». «А народ его стал рабыня ми и рабами. Говоря:  пусть не останется без хозяина страна  Когменская, – мы завели порядок в немного числ енном (т. е. пришедшем тогда в упадок) народе кыргыз ов. Мы пришли, сразились и снова дали (страну в управл ение киргизу). (В честь моего дяди-кагана) я поставил во главе вереницы могильных камней «балбалом» киргиз ского кагана». Несмотря на разгром, кыргызы сохранили известную самостоятельность. Во главе государства остал ся кыргызский владетель, хан, продолжавший поддержи вать дипломатические и торговые связи с другими госуд арствами. В 731 г. на похороны Кюль-Тегина «от кырг ызского хана пришел Чур-Тардуш-Ынанчу». В 724, 747 и 748 гг. кыргызы пригоняли в Китай для обмена лоша дей. Однако, сохранив самостоятельность, кыргызы вплоть до падения Второго Тюркского каганата в 745 г. не учас твовали в военных событиях в Центральной Азии. Даже когда в 715 г. у их южных границ против тюрок выступ или азы, они остались безучастны, что позволило Кюль-Тегину легко расправиться с восставшими. «Народ азов стал мне врагом. Мы сразились при Кара-Келе; Кюль-Тегину шел  (тогда) тридцать первый год. На своего бе лого коня, героя Шалчы сев, он бросился в атаку, схватил эльтебера азов: народ азов тогда погиб». По-видимо му, последствия поражения в Черни Сунга были для кыргызов достаточно значительными.

Вновь активно вмешаться в события в Центральной Азии кыргызы смогли лишь после падения Второго Тюрк ского каганата. В 751 г. кыргызы в союзе с чиками, огузами и карлуками выступили против экспансии уйгур ского кагана Моюнчура. «Девять-Огузов – их беги (вое начальники) пришли (и рассказали, что начальник пле мени) стал врагом. Благодарными бегами и черными ра бами он овладел. К кыргызам он послал, мол, людей (со словами): «Вы выйдете (из союза) (т. е. поднимитесь к восстанию). Принудьте и Чиков к восстанию! Так, мол, сказал он. «Я, дескать, хочу выйти (из союза)». «Смотрите, останьтесь самостоятельными! В лесу мы с вами соединимся», так, мол, сказал он. Поскольку намерения противника стали известны уйгурам, каган Моюнчур сумел опередить их выступление и разбил союзников поодиночке: «Девятого числа я отправился в поход с войсками. Через Тутук-Баши я послал против чиков тыс ячный отряд, в страну их союзников я отправил немного людей. «Смотрите, – сказал я, – хан Киргизский прожи вает на краю Когменских гор в своем доме и лагере, го ворят, он послал, говорят, свои летучие отряды в сторону своих союзников, а на эти летучие отряды мои люди уже напали, говорят, и его посланцев задержали: (они сообщ или, что) к их хану и его союзникам пришли люди, но что карлуки не пришли к союзникам; так они сказали. Своих людей он отправил против карлуков, сказали они». После разгрома «летучих отрядов» кыргызского хана уй гуры направили основной отряд против карлуков, что несколько отсрочило решающее столкновение между уйгур ами и кыргызами. Однако «в 758 г. хойху (уйгуры. – Ю. X.) завоевали сие государство, после чего хягасские посольства уже не могли проникнуть в Срединное госу дарство.

Хягасский правитель получил от хойхуского хана титул Пицьсйе Тунгйе Гинь. Таким образом, после разгрома кыргызов войсками Моюнчура кыргызский владетель утратил титул хана, а его государство попало в зависимость от Уйгурского каганата. Возможно, кыргызские земли временно утратили государственное единство. Зависимость кыргызов от уйгуров была, видимо, более тяжелой, нежели от тюрок. Поэтому кыргызы, воспользовавшись затруднениями уйгуров в войне с тибетцами и сменой власти в каганате (мужского потомства у кагана А-чжо, умершего в 795 г., не было, и уйгурская знать выбрала каганом полководца Кутлуга), восстали. Несмотря на то, что уйгуры вели войну с тибетцами и карлуками, Кутлуг смог разбить кыргызов. Судя по содержанию панегирич еской карабалгасунской надписи в честь Кутлуга, про изошло это так: «В начале (была) империя Гянь-Гунь, которая более чем 400 000 лучников (воинов) насчит ывала. Она (поднялась и) … (но каган был) умный мужественный и ловкий в войне, (ему нужно было лишь) один раз выстрелить и попал  (в цель). Хан Гянь-Гуней пал вследствие спущенной тетивы лука (благодаря его стреле), коровы, лошади, хлеб и оружие были нагроможд ены горами. Государственные дела (империи Гянь-Гунь) прекратились, на земле не стало живых людей». Несом ненно, численность кыргызского войска здесь завышена и противоречит сведениям, содержащимся в согдийском тексте карабалгасунского памятника: «Стрелков кыргыз-кагана числом в 200 тысяч он собственной рукой разогнал в разных направлениях и взял его царство».

Некоторые подробности сражения свидетельствуют, что, по-видимому, кыргызы не просто потерпели поражение, а были разгромлены, так как они в течение двух последующих десятилетий не имели возможности решать те или иные политические вопросы самостоятельно. Их правитель вновь лишился титула «хан», начиная с IX в. он именуется в источниках «Ажо».

Итак, согласно военной истории кыргызов VI–VIII вв., стратегия их в данный период была преимущественно оборонительной. Театр военных действий ограничивался Тувой и Минусинской котловиной. Несмотря на отдельные успехи, кыргызы были не в состоянии соперничать с ко чевыми державами Центральной Азии, часто терпели неудачи в войнах и не раз теряли самостоятельность. Достоверных сведений о численности кыргызского войска в этот период в источниках нет.

IX–X вв. можно назвать периодом «кыргызского великодержавия», временем поразительных успехов кыргызского оружия в длительной войне с уйгурами.

«Но только что хойху начали упадать, что Ажо сам объявил себя ханом, мать, урожденную Туциши, – вдовствующей ханшею, жену, дочь Гэду-шеху, – ханшею», это событие 820 г. означало провозглашение независим ости от Уйгурского каганата и претензию на гегемонию в Центральной Азии.

Поскольку инициатива в объявлении войны принадлежала кыргызам, можно предположить, что ей предшествовали серьезные изменения  внутри  кыргызского государства, позволившие мобилизовать силы для борьбы за господство над Цент ральной Азией. Эти изменения надо связывать со сложением централизованной военно-административной системы, где войско и территория были подразделены на соответствующие единицы. Сопровождалось это, вероятно, применением военной силы. В ходе борьбы были подчинены беги, главы родоплеменных еди ниц зависимых кыштымов, и укреплены тылы путем расширения северных, восточных и западных границ госуд арства. На западе кыргызы граничили с гэлолу, т. е. карлуками, занимая верховья Томи и Бии до Салаирского кряжа и лесостепное Приобье; на севере они «часто дрались с бома или йелочжи», подчинив территорию се вернее современного Красноярска вплоть до Томска, на востоке их соседями были гулигань (курыканы) – по водоразделу Оки и Ангары.

Для объявления войны кыргызы выбрали момент, ког да «хойху начали упадать…». Одним из проявлений упадк а Уйгурского каганата было ослабление центральной власти как следствие борьбы придворных группировок, дворцовых переворотов и заговоров. За 30 лет, предшествовавших войне с кыргызами, на престоле сменилось шесть каганов, а в годы войны – еще семь. Когда кыргызы вступили в войну, усилили свой натиск на уйгуров и тибетцев. В 821 г. в долину Орхона вторглось тибетское войско, что едва не привело к гибели государства. Командовавший тибетскими войсками полководец Шан-шацзан очень невысоко оценил военные силы уйгуров: «Уйгурия в сущности небольшое владение. Некогда я вел с нею войну и уже подходил к ее столице, когда неожиданная смерть государя потребовала моего возвращения на ро дину. В военном отношении эта держава не может счит аться даже нашим соперником». Несмотря на ослабление мощи уйгуров, военные действия с кыргызами, протекав шие в основном на территории Тувы, приняли затяжной характер: «Хойхуский хан послал министра с войском, но сей не имел успеха. Хан двадцать лет продолжал войну».

Постепенно военное преимущество кыргызов становится все более ощутимым. «Ажо, надмеваясь победами, говорил: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю перед нею моего коня, водружу мое знамя. Если можешь состязаться со мною, то немедленно приходи, если не можешь, те скорее уходи». Военные неудачи усилили нестабильность власти в Уйгурском каганате. Каган Чжао-Ли пал жертвой заговора царедворцев в 832 г. Сменивший его Ху-Торэ в 839 г. покончил жизнь самоубийством после того, как первый министр Гюйло-фу поднял мятеж и во главе армии в союзе с шато двинулся на Орду-Балык. Первый министр возвел на престол несо вершеннолетнего Кэси Торэ, от имени которого стал управлять государством. Против узурпатора восстал полководец Гюйлу Мохэ, соединив свои силы с войском кыргызского кагана. Измена Гюйлу Мохэ открыла кыргызам дорогу на Орду-Балык. В решающем сражении под сте нами уйгурской столицы 100-тысячная кыргызская армия разгромила уйгуров: «Хан был убит в сражении и его дэлэ рассеялись». Кыргызы, взяв Орду-Балык, как уже отмечалось, разрушили и сожгли его: «Ажо под личным предводительством предал огню ханское стойбище и жил ище царевны». Та же участь постигла окружавший стол ицу земледельческий район. Грабеж был обычным делом: «… Хойхуский хан обыкновенно сидел в золотой палатке. Ажо забрал все его сокровища и в плен взял Тай-хо ца ревну». Кыргызский каган считал, что с разрушением сто лицы разгром уйгурского государства закончен, и перенес свое пребывание на южную сторону гор Лоа-Шань» (в пределах Северо-Западной Монголии). Захваченную в плен царевну Тай-хо, происходившую «из дома Тхан», кыргызы в 841 г. отправили на родину в сопровождении военного эскорта во главе с Дулюй Шихэ. Таким образом, они не только пытались установить прямые контакты с империей Тан, но и претендовали на прежние привилегии уйгуров. Поэтому пленение царевны Тай-хо стало важным фактором в военной и дипломатической борьбе.

Однако до окончательного покорения уйгуров после па дения Орду-Балыка было далеко. Объединившиеся после разгрома 13 уйгурских родов, входивших в бывший хан ский аймак, «поставили каганом тегина У-цзе и укрепи лись на юге у гор Цоцзышань». Другие уйгуры, опасаясь истребления и порабощения, бежали: в Забайкалье к больш им шивэй – группа тегина Кэчжили; в земли, населен ные киданями, группа тегина Хэучо; в Приалашанье – разрозненные группы уйгуров; в Турфан -группа Буку Чина; в Семиречье и затем в Восточный Туркестан – группа тегина Пан Лэ. Наиболее активную роль в борьбе с кыргызами в 40-х гг. играла группа кагана У-цзе, кото рый перехватил и перебил кыргызское посольство и задержал царевну Тай-хо. С ее помощью он попытался оказать давление на танский двор, чтобы добиться своего признания и поддержки. Танские правители, воспользовавшись бедственным положением уйгуров, стремились подчинить их себе, а когда это не удалось, стали провоцировать кыргызов к полному уничтожению уйгуров.

В ноябре 842 г. в Тяньдэцзюнь прибыл от кыргызского хана посланник Табу Хецзу (Тапу Алп Сол) с письмом, где сообщалось, что не имея известий о судьбе царевны, кыргызы выслали на ее поиски военный отряд. Китайцы пытались шантажировать этим фактом уйгуров: «Не лучше ли, пока не поздно, подчиниться нашему Великому государству, тогда обеспечите себе безопасность… Если хотите видеть послание кыргызов, то ныне перепишем его и отправим вам».

Однако, вопреки ожиданиям, уйгурский каган У-цзе на чал войну с китайцами. Потерпев в этой войне поражение, он тем самым усилил их заинтересованность в союзе с кыргызами. В марте 843 г. в Китай прибыл от кыргызского хана посланник Чжуу Хэсу (Чугу Алп Сол) с письмом. В ответном письме к кыргызскому хану император выражая удовлетворение по поводу победы кыргызов над уйгурами, провоцировал кыргызского хана к их полному истреблению. «Но (мы) все же боимся, что бежавшие снова принесут зло, захотят напасть на вашу границу и снова отомстить. Вы тоже должны серьезно подготовиться, искусно составить хитроумный план и совмест ными уси лиями напасть (на уйгуров) и уничтожить, вырвать их с корнем, чтобы не вызвать последующих бедствий».

В апреле 843 г. китайский посланник Чжао Фань был отправлен с письмом к кыргызскому хану, в котором император вновь убеждал кыргызского хана напасть на уйгуров. «Уйгуры… бесчинствуют жестоко, зверски обращаются со всеми (нашими) вассальными племенами. (Я) узнал, что Вы из поколения в поколение с ними враждуете. Если можно отомстить, уничтожить их государство и города, и станьте государем, прогоните их старейшин в самую далекую пустыню». «У уйгуров осталось войска не полная тысяча человек. (Они) разбежались по горам и долинам.

Коль скоро Вы, хан, питаете (к ним) ненависть, необходимо полностью уничтожить варваров. Если оставить пепел, то непременно возникнут последующие бедствия». По приезде в июне 843 г. кыргызского посланника Вань Ухэ (Ургу Алп) хану было отправлено новое письмо, в котором указывалось на местопребывание уйгуров в Восточном Туркестане и намерение других групп пересе литься на свои прежние территории: «Сейчас уйгурские племена еще не полностью истреблены, живут между туфанями и китайцами».

«Ныне уйгуры изменили нашему государству и являются нашими врагами. Необходимо вырвать их с корнем, только тогда установится мир. К тому же небо послало им гибель, легко на них напасть и захватить.

Вы, хан, должны воспользоваться удобным случаем и скорее уничтожить варваров. До тех пор пока уйгуры не будут уничтожены, Вы, хан, не можете наслаждаться едой и питьем, а на охоте получить удовольствие. Соби раясь в поход, нельзя медлить.

Опасаюсь, что остальных, которые покорятся, Вы, хан, не сможете полностью истребить, примете преступников, возьмете беглых чиновников, и это вызовет наше недовольство и породит пограничные инциденты. Это значит кормить ядовитую змею и самому порождать зло.

В прошлом году уйгурский министр и другие говорили китайскому посланнику, что после того, как Ли Чзун взял в плен Сели (хана), в стране имелось только лишь 20–30 человек, и они все же возродились.

Еще слышно, что у хэлочуаньских уйгуров ставка не разбита окончательно. Они думают о своей родной земле и, конечно, питают мысль о возвращении. Нужно скорее усмирить племена этого района, уничтожить их без остатка, тогда добьемся успеха и лишим их надежды».

Эти настойчивые призывы возымели действие, и кыр гызский каган выразил согласие выступить против уйгу ров, о чем свидетельствует «Письмо к сяцзясам», отправ ленное в августе 843 г.

«Кроме того, (в вашем письме) Вы говорите: «Мы хо тим устранить опасность (дословно: зло между двух кол онн)».

Это действительно прекрасные слова.

Ныне Вы, хан, уничтожили их жилища, отомстили за обиду и позор. Конечно, следует глубоко заняться даль нейшими планами. Разве можно оставлять тлеющий пе пел?»

«Я полагаю, что Вы, хан, (заранее) воспользуетесь их трудными обстоятельствами, пошлете отборную конницу и накажете уйгуров за бегство, накажете хэйчецзы за то, что (они) не сразу подчинились. Добиться (этого так же легко), как подобрать утерянное.

Еще мы узнали, что нынешней осенью (Вы) хотите пе реселиться в ставку уйгуров и уничтожить их Великое государство. Даже если (Вы) сохраните свое старое местожительство, этого будет достаточно, чтобы все иноземцы боялись (Вашего) могущества.

Слышно также, что уйгуры глубоко затаили мысль и все время хотят бежать в Аньси.

(Я) полагаю, что когда вы нападете, уйгуры непре менно разбегутся, всех нужно перехватить в пути и ис требить».

В том же 843 г., преследуя уйгуров, кыргызы вторглись в Восточный Туркестан, захватили города Аньси и Бэйтин, что едва не привело к военному столкновению с империей Тан. Новое кыргызское посольство во главе с Дидэ Исынаньчжу (Тутук Иынанчи), прибывшее в апреле 844 г., получило предложение о совместных действиях против уй гуров в Восточной Монголии: «Кое-что сообщаем о пре красном плане: прошу прислать пограничный конный отряд и в определенное время собраться в указанном месте. Известно, что племя хэйчецзы удалено от китайских границ на тысячу с лишним ли и находится посреди пустынь». По-видимому, танскому правительству удалось временно отвлечь внимание кыргызов от Восточного Туркестана. Военные действия были перенесены в Восточную Монголию, о чем свидетельствует памятник в честь знатного кыргыза из Суджи.

В 848 г. новый кыргызский каган послал министра Або «во главе 70 000 войска, состоявшего из различных племен», чтобы разбить уйгурского кагана Эняня, сменившег о ранее потерпевшего поражение У-Цзе. «Он нанес сильн ое поражение народу шивэй, затем собрал всех уйгуров, находившихся у шивэй, и вернул их на север от Гоби». Остатки уцелевших от разгрома уйгуров во главе с каганом Энянем бежали в Восточный Туркестан. Поощряя вражду кыргызов к уйгурам, империя Тан опасалась их действительного усиления: «…хойху давались грамоты во время их могущества, к счастью, они теперь упали, для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать Хягасов».

О последствиях завоевания кыргызов в Восточном Туркестане нет точных данных. Судя по всему, захват кыргызами Аньси и Бэйтина был кратковременным, по скольку уже в 848 г. «вождь одной из групп уйгуров, Пан-лэ, владел Аньси и объявил себя каганом». В 859–873 гг. уйгуры овладели и Бэйтином, откуда их вождь Пу Гу со вершил поход на тибетцев. В то время кыргызы продолж али занимать огромные степные пространства Центральной Азии, ибо их посольства «три раза приезжали ко Двору» империи Тан. Лишь в конце IX в. экспансия кыр гызов вновь распространяется на Восточный Туркестан. Они захватывают города Пенчул и Аксу и доходят до Кашгара.

Военные походы в Восточный Туркестан были обусловлены тем, что здесь проживали уйгуры, так как с тибетцами и карлуками кыргызы поддерживали торговые свя зи. «Туфаньцы при сообщении с Хягасом боялись грабе жей со стороны уйгуров, почему брали провожатых из Гэлолу», т. е. тибетцам приходилось попадать в земли, подвластные кыргызам, кружным путем, через владения карлуков. Это позволяет считать кыргызов и тибетцев, на ходившихся в постоянных военных столкновениях с уйгу рами, потенциальными союзниками. Известно, что в рас сматриваемый период кыргызы и тибетцы действовали совместно не только в отношении уйгуров. Весьма примечательно их совместное участие в междоусобной борьбе в империи Тан в 904 г., когда тибетцы и кыргызы выступили совместно с тюрками Ли Кэ-юна». К владениям кыргызов в Восточном Туркестане относилась значительная территория от Кашгара до оз. Иссык-Куль. По-видимому, этим временем датируется изображение нападения воинов в панцирях на человека в белой одежде (оазис Кум-Тура), свидетельствующее о военном набеге кыргызов. Однако, по свидетельству Тан-шу, «хягас не мог совершенно покорить хойху».

С истощением военных сил кыргызов заканчивается их господство в Центральной Азии уже в первой четверти X в. Киданьский император Елюй Амбагянь, совершивший в 924 г. поход на р. Орхон, «вступил в область уйгуров», т. е. власть кыргызов уже не распространялась на эти территории. От всех обширных завоеваний кыргызы со хранили Минусинскую котловину, Туву, Алтай и Северо-Западную Монголию, а какая-то их часть продолжала в 30-х гг. X в. удерживать отдельные области Восточного Туркестана вплоть до Таласской долины. В конце X в. они были подчинены уйгурами Турфанского княжества.

Период IX–X вв. в военной истории кыргызов характеризуется наступательной стратегией. Возросли масштабы операций. В сражениях под знаменами кыргызского кагана участвует до 70–100 тыс. воинов. Театр военных действий расширился от Саяно-Алтайского нагорья до Забайкалья и Восточного Туркестана. Цели войны, которую вели кыргызы в течение IX–X вв., – традиционные для кочевых держав Центральной Азии: гегемония в степ и, борьба за подчинение земледельческих оазисов Вос точного Туркестана. Главной причиной кратковременности «кыргызского великодержавия», на наш взгляд, было ис тощение людских ресурсов относительно немногочисленного кыргызского населения в длительной войне и их распыле ние на обширных территориях.

В XI–XII вв. кыргызские земли были отрезаны от культурных центров, имевших письменную историческую традицию, в силу чего сведения о войнах, в которых они принимали участие, очень фрагментарны.

С 924 по 1130 г. степями Центральной Азии владели кидани. Западные границы киданьских владений простирались до Алтайских гор.

Сведений о военных столкновениях кыргызов с киданями в источниках нет. Возможно, кыргызы находились в номинальной вассальной зависимости от империи Ляо, ко двору которой «хягасы постоянно присылали посланников и дань», а «при Ляосском Тайцзуне западная граница руководила приходом к просвещению людей государства Хягасы». Вероятно, ослабленные в результате многолетней борьбы с уйгурами кыргызы оказались не в состоянии бороться за господство в Центральной Азии и длительное время не были способны вести внешние войны. Лишенная возможности обогащаться за счет грабительских войн кыргызская родовая и служилая знать усиливает эксплуат ацию населения подвластных территорий, что способ ствует развитию феодальных отношений и влечет за собой децентрализацию гражданской и военной власти. Госу дарство распадается на отдельные княжества, между ко торыми часто происходят столкновения.

В XII в. на земли, подвластные кыргызам, усиливается натиск монголоязычных племен. В 1129 г. киданьский принц Елюй Даши во главе 40-тысячной армии выступил из крепости Хотунь, расположенной на р. Орхон, и дви нулся на запад. В 1130 г. войско киданей «подошло к гра нице киргиз: они нападали на племена, которые были в тех пределах, а то племя – кыргызы – также оказывало им противодействие». В этих столкновениях кыргызам удалось отстоять свои территории. Кидани, опасаясь преследования чжурчженей, «оттуда они тоже двинулись, пок а не достигли Имиля». Когда Елюю Даши удалось под чинить Семиречье, он в 1133 г. «отправил войско на Каш гар и Хотан и покорил их. Затем он послал войско к пределу кыргызов, чтобы отомстить за беспокойства, причиненные ими, и взял Бешбалык». Этот поход также не принес киданям успеха. Позже кидани не пытались закрепиться на Саяно-Алтае. Степи южнее Танну-Ола заняли найманы. «Ранее эпохи Чингис-хана государями найманов были Наркыш-Таян и Эниат-Каан…  они разбили  племя киргизов…»  Произошло  это приблизительно  в середине XII в. Хотя после разгрома граница между кыргызами и найманами прошла  по хребту  Танну-Ола,  поражение в войне с найманами имело тяжелые последствия для кыр гызов. Кыргызские земли утратили государственное един ство, так как наряду с «областью киргиз» появляется и «Кэм-Кэмджиут». Когда Темучжин в 1199 г. разбил найманского хана Боюрука, сына Эниат-Каана, тот «ушел в область Кэм-Кэмджиут, принадлежащую к местностям, входившим в область киргизов». В каждой из них был свой государь, хотя они и  входили в «одно владение». Титул «инал», который носили оба правителя, имеет в тек стах памятников енисейской письменности такие вариан ты: «Ынал-оге», «Огдэм-инал», «Шубуш-инал». У некото рых тюркских народов так назывался наследник престола. В отдельных памятниках этот титул упоминается наряду с титулом «хан». Как уже отмечалось, вероятно, первоначально при возвышении  иналов, занимавших посты на местников областей, каганская ставка продолжала суще ствовать, сохраняя сакральные функции. Реальная адми нистративная и военная власть сосредоточилась в руках инала, который вел дипломатические переговоры, коман довал войсками и т. д. В частых междоусобных войнах у кыргызов складывается десятичная система деления вой ска – на десятки, сотни,  тысячи, тумены. Численность войска и масштабы операций уменьшаются. В начале XIII в. монголы объединяют кыргызское население в один тумен, военно-административную единицу, насчитывавшую 10 тыс. воинов.

XI–XII века в истории войн кыргызов характеризуются оборонительной стратегией. Театр военных действий ограничивается Саяно-Алтайским нагорьем. Численность войска не превышает 10 тыс. Лишенные возможности вести грабительские войны кыргызские феодалы истребляют друг друга в междоусобицах. По мере распада кыргызского государства на отдельные княжества их сопротивление вторжениям монголоязычных племен все более ослабевает. В начале XIII в. кыргызские земли были покорены монголами.

Д.Г.САВИНОВ

«КЫРГЫЗСКОЕ ВЕЛИКОДЕРЖАВИЕ»

В 840 г. енисейские кыргызы, победив уйгуров, перевалили через Саяны и вышли на просторы Центральной Азии. Впервые народ северного происхождения, создавший высокую культуру в бассейне Среднего Енисея, стал играть решающую роль в делах своих южных соседей. Вслед за отступающими уйгурами кыргызы занимают ряд районов Центральной Азии – Монголию, Джунгарию, Восточный Туркестан. Ставка кыргызского Ажо была перенесена в Северо-Западную Монголию, южнее гор Думань (Танну-Ола), «в 15 днях конной езды от прежнего хойхуского (уйгурского.- Д. С.) стойбища (Бичурин, 1950, с. 356). В 841–842 гг. ими были захвачены крупные города Восточного Туркестана – Бешбалык и Куча, в 843 г. – Аньси и Бэйтин (Кызласов, 1969, с. 94–95). Ярк им подтверждением вторжения кыргызов в оазисы Вос точного Туркестана является «легендарная сцена» из Кум-Тура с изображением нападения кыргызских воинов в пластинчатых панцирях на «горожанина в его собственном доме», скорее всего, уйгура (Худяков, 1979а). В 847–848 гг. экспансия енисейских кыргызов была направлена в сторону Забайкалья, на восток, против племен шивэй, у которых укрылись остатки разгромленных уйгуров.

В результате завоеваний кыргызов во второй половине IX в. границы их расселения охватили территорию от верховьев Амура на востоке до восточных склонов Тянь-Шаня на западе. Родина енисейских кыргызов – Минусинская котловина постепенно становится самой северной окраиной обширного государства. Это соответствует указанию Тан-шу о том, что «Хягас было сильное государство; по про странству равнялось тукюеским владениям (очевидно, име ются в виду границы Второго Тюркского каганата. – Д.С.). На восток простиралось до Гулигани (страна курыкан в Прибайкалье. – Д. С.), на юг – до Тибета (в данном случае Восточный Туркестан. – Д. С.), на юго-запад – до Гэлолу (страна карлуков, в VIII в. переселившихся в Семиречье. – Д. С.)» (Бичурин, 1950, с. 354). По сведениям анонимного автора «Худуд ал-алам», в начале X в. сто лица государства енисейских кыргызов была перенесена в г. Кемиджкет в Центральной Туве («Материалы по исто рии киргизов и Киргизии», 1973, с. 41; Кызласов, с. 96).

По всей обширной территории расселения енисейских кыргызов их археологические памятники представлены не равномерно. Материалы, полученные в результате многол етних исследований, позволяют выделить во второй по ловине IX–X вв. по крайней мере пять локальных вари антов культуры енисейских кыргызов – тувинский, алтай ский, восточноказахстанский, минусинский и красноярско-канский. Все погребения енисейских кыргызов IX–X вв. совершены по обряду трупосожжения, что на данном этапе изучения можно рассматривать как этнический признак данной культуры по всей территории ее распространения.

Тувинский вариант. Наибольшее количество кыргызских погребений по обряду трупосожжения исследовано в Туве. По данным Г. В. Длужневской, здесь «насчитывается около 290 погребальных и поминальных сооружений, ритуальных выкладок и «меморативных» курганов, относ ящихся к этому (IX–X вв. – Д. С.) времени» (Длужневская, 1982а, с. 126), что значительно превышает их количество как в метрополии енисейских кыргызов – Минусинской котловине, так и во всех остальных районах расселения в период «кыргызского великодержавия». Очевидно, основная масса кыргызского населения, во всяк ом случае начиная с X в., была сосредоточена на террит ории Тувы, где находилась столица кыргызского госу дарства.

По своим конструктивным особенностям кыргызские погребения в Туве могут быть разделены на несколько типологических вариантов: 1) подкурганные захоронения в неглубоких могильных ямках или на горизонте с «тайниками»; 2) юртообразные сооружения из горизонтально положенных плиток с остатками захоронений в неглубоких ямках; 3) «пустые» курганы, возможно, кенотафы, не содержащие остатков захоронений (Кызласов, 1969, с. 97–98; 1981, с. 55; Нечаева, 1966, с. 137–142; Длужневская, Овчинникова, 1980, с. 88-89). Иногда встречаются коллективные (до 3 человек) трупосожжения кыргызских воинов с соответствующим комплектом предметов сопроводительного инвентаря (Нечаева, 1966, с. 108–120. Маннай-Оол, 1968, с. 324–328). В некоторых случаях погребения обставлены вертикально вкопанными плитками, а сами курганы – обломками горных пород, что можно рассматривать как сохранение конструктивных особенностей минусинских чаатасов. С той же традицией связаны обыч ай сооружения стенок из горизонтально положенных плиток и устройство «тайников» с наиболее ценными ве щами. Однако точных повторений минусинских чаатасов нигде, в том числе в Туве, неизвестно. Объясняться это может по-разному; нарушением этнической традиции в связи со сменой политической ситуации в Центральной Азии; специфическим характером тувинских погребений, представляющих главным образом захоронения воинов; отсутствием подходящего строительного материала; этно культурными процессами, происходившими в условиях иноэтнического окружения в среде самих енисейских кыргызов на местах их нового расселения.

Из всего многообразия памятников енисейских кыргызов в Туве опубликованы материалы лишь нескольких могильников, из которых наиболее интересны Шанчиг (Кызласов, 1969, рис. 28–40; 1978), Тора-Тал-Арты (Нечаева, 1966), Хемчик-Бом II (Длужневская, Овчинникова, 1980, с. 88-91), Каа-Хем (Маннай-Оол, 1968, с. 324–328), Саглы-Бажи I и Кюзленги II (Грач, 1980) и некоторые другие. Многочисленные находки из погребений этих могильников позволяют достаточно полно представить себе облик материальной культуры кыргызов на территории Тувы. Наряду с вещами общераспространенных форм (детали поясных наборов, пряжки с язычком на вертлюге, панцирные пластины, топоры-тесла, двукольчатые удила, эсовидные псалии, трехперые и плоские ромбические наконечники стрел) в них представлены предметы, характеризующие культуру собственно енисейских кыргызов IX-X вв.: стремена с петельчатой приплюснутой дужкой и прорезной подножкой, витые удила с «8»- образным окончанием звеньев с кольцами, расположенными в различных плоскостях, трехперые наконечники стрел с пирамидально оформленной верхней частью и серповидными прорезями в лопастях, эсовидные псалии с зооморфными окончаниями в виде головок горных баранов или козлов, различных тип ов бронебойные наконечники стрел, круглые распредели тели ремней, гладкие лировидные подвески с сердцевидн ой прорезью, поясные и сбруйные наборы со сложной системой орнаментации (растительный, «цветочный», «пламеневидный» орнаменты и др.). Подобный комплекс вещ ей, который может быть назван кыргызским, наряду с обрядом трупосожжения является опорным при определен ии памятников енисейских кыргызов и в других районах их расселения в IX–X вв.

В настоящее время до полной публикации материала и его специального исследования трудно отделить в Туве памятники второй половины IX в. – периода наибольшей экспансии енисейских кыргызов, от памятников X в.- периода постепенного сокращения их государственных гра ниц. Думается, что наряду с типологическим анализом по гребального обряда и предметов сопроводительного инвентаря также должно быть учтено и географическое положение памятника  в  зависимости от того или иного периода кыргызской экспансии. Возможно, более ранними в ряду тувинских захоронений по обряду трупосожжения являются погребения с «юртообразными» надмогильными сооружениями из горизонтально положенных плиток, ти пологически стоящие ближе к минусинским чаатасам. В одном из них (могильник Хемчик-Бом II в Саянском каньо не Енисея) были найдены ажурные бляхи-оправы с фиг урками стоящих друг против друга петушков, компози ционно повторяющие изображения фениксов на копёнском блюде  (Длужневская, Овчинникова, 1980, рис. 2). Воз можно, к концу IX в. относятся своеобразные по составу предметов  сопроводительного инвентаря погребения  с трупосожжениями на могильнике Саглы-Бажи I и Кюзлен ги II (Южная Тува). По мнению А. Д. Грача, они «отра жают одну из максимальных фаз экспансии кыргызов за Саяны… Эти памятники были сооружены уже тогда, когда кыргызы полностью сломили сопротивление уйгуров, зав ладели территориями Тувы и Монголии и стали на не которое время хозяевами Центральной Азии» (Грач, 1980, с. 118). В одном из них (Саглы-Бажи I, кург. 16) были найдены фрагменты бересты с тибетскими надписями охранительного характера – еще одно свидетельство сущ ествования этнокультурных связей между енисейскими кыргызами и Тибетом  (Грач, 1980, с.19–121). Более поздними (X в.) являются подкурганные погребения типа Тора-Тал-Арты и Каа-Хем, в которых найдены остатки трупосожжений нескольких человек, точно так же как в наиболее крупном могильнике XI в. Эйлиг-Хем III в Центральной Туве. Из этих погребений происходят стремена с пластинчатой дужкой и прорезной подножкой, пса лии с раскованными и декоративно оформленными кон цами, детали поясных наборов и пряжки, покрытые золо тым или серебряным листком, наиболее характерные для начала II тыс. н. э.

Пребывание кыргызов на территории Тувы помимо по гребений по обряду трупосожжения, отмечено также эпи графическими находками (рунические надписи на скалах и стелах), тамгами, оросительными системами, около ко торых раскопаны курганы енисейских кыргызов (Длужнев ская, 1982а, с. 124–126).

Алтайский вариант. На Горном Алтае памятников енисейских кыргызов известно значительно меньше. Сре ди них необходимо отметить два кургана с обрядом трупосожжения и характерным для IX–X вв., набором пред метов сопроводительного инвентаря (палаши, удила с «8»-образными кольцами и эсовидными псалиями с «сапож ком», наконечники стрел и др.) в Яконуре (Грязнов, 1940, с. 18). В одном из них (кург. I, мог. Е-Ф) находились остатки сожжений нескольких человек, как, например, в в Тора-Тал-Арты, кург. 4; в другом (кург. 4) найден начельник на слегка изогнутой орнаментированной пластине, возможно несколько более поздний, чем из кургана 12 мог ильника Шанчиг (Кызласов, 1978, рис. 6).

Еще одно погребение с трупосожжением было раскопано нами в 1972 г. на могильнике Узунтал VIII в Сайлюгемской степи (Савинов, 1980). Под округлым каменным курганом из мелкоколотых плит здесь были найдены остатки трупосожжений (уголь, пепел, кальцинированные кости) и среди них два стремени с приплюснутой петельчатой дуж кой, однокольчатые удила с продолговатыми внешними петлями, железные кольца, круглая пряжка с подвижным язычком, нож, проколка и набор бронзовых украшений, состоящий из витой проволочной гривны с головками драк онов на концах, пирамидки из двух конусов, украшенных зернью и инкрустированных голубым камнем (лазурит?), сильно метаморфизированным после пребывания в огне погребального костра. Подобного рода украшение – пир амидка – было найдено А. В. Адриановым в чаатасе на оз. Кызыл-Куль в Минусинской котловине (Евтюхова, 1948, рис. 17). Особый интерес представляет бронзовая прово лочная гривна с изображением голов драконов. Литые го ловки драконов выполнены рельефно – с круглым глазом, прижатыми ушами, разинутой пастью, с широко разведен ными губами, между которыми зажато кольцо (солнце?). Более всего эта геральдическая композиция напоминает изображение свисающих головок драконов на известной ажурной седельной бляхе из кург. 6 Копёнского чаатаса (Евтюхова, Киселев, 1940, рис. 36). Время сооружения узунтальского погребения по относительно поздней форме удил с продолговатыми внешними петлями может быть определено X в.

Все погребения енисейских кыргызов на Горном Алтае – подкурганные, без каких-либо конструктивных эле ментов, напоминающих сооружения типа чаатас. В отлич ие от Тувы они не образуют культурной целостности, что вероятно, объясняется немногочисленностью находившего ся здесь кыргызского населения, вступившего в близкие контакты с алтае-телесскими тюрками. Это подтверждает ся руническими надписями из Мендур-Соккона, в одной из которых сказано: «Он тюрк…», а в другой: – «Мой стар ший брат… герой и знаменитый киргиз» (Баскаков, 1966, с. 80-81). Как далеко на север Горного Алтая проникли енисейские кыргызы – сказать трудно. Очень интересные материалы из старых раскопок К. Ледебура на р. Чарыше (Уманский, 1964. табл. XII) ближе к сросткинской культ уре, чем к культуре енисейских кыргызов.

На Западном Алтае погребения с трупосожжениями открыты на могильнике Карболиха VIII в. По мнению ав торов раскопок, «тут был похоронен древнехакасский (кыргызский. – Д. С.) воин, попавший сюда в период экспансии енисейских кыргызов в IX–X вв. Пришлые кыргызы-завоеватели, очевидно, вскоре стали смешиваться с местными кимаками» (Медникова, Могильников, Суразаков, 1976, с. 262).

Восточноказахстанский вариант. Очень близкие кыргызс ким как по обряду погребения (подкурганные трупосожжения на уровне древней поверхности), так и по предмет ам сопроводительного инвентаря (стремена с прорезной подножкой, палаши, лировидные подвески с сердцевидной прорезью, детали поясных наборов, наконечники стрел, тройники, витые «8»-образные удила и т. д.) захоронения открыты в Восточном Казахстане в составе Зевакинского могильника на Иртыше (Арсланова, 1972). По всем приз накам, отмечает Ф. X. Арсланова, «рассмотренные курга ны наиболее близки к погребениям в Туве, относящимся к древним хакасам (кыргызам. – Д. С.). Такая близость свидетельствует, по-видимому, о культурном и этническом взаимовлиянии племен, оставивших памятники в Туве и Верхнем Прииртышье» (Арсланова, 1972, с. 75). Хотелось бы вместе с тем отметить, что зевакинские погребения от личаются и некоторым своеобразием: в них найдены кости лошадей, скорее всего относящиеся к сопроводительным конским захоронениям; керамика, отличная от кыргыз ской; кроме того, своеобразный характер носит орнамен тация поясных наборов (широко используется мотив «жемч ужин» – он ближе известному в предшествующее время в Средней Азии, а не в Южной Сибири). Погребения с трупосожжениями Зевакинского могильника находятся на одном курганном поле с многочисленными кимакскими захоронениями. Очевидно, оставившее его население кыргызы, но уже «вступившие в непосредственный контакт с аборигенами Верхнего Прииртышья» (Арсланова, 1972, с. 75), причем процессы аккультурации, отраженные в зевакинских материалах, безусловно, были более или менее длительными.

В южных и юго-западных районах экспансии енисейских кыргызов материалов, связанных с ними, известно очень мало. Можно отметить типологически близкий кыр гызскому комплекс предметов сопроводительного инвен таря из разрушенного погребения в Джунгарском Алатау около г. Текели (Агеева, Джусупов, 1963). Пребывание енисейских кыргызов в Монголии зафиксировано известн ой Суджинской надписью, установленной в честь кыр гызского судьи Бойла (Малов, 1951, с. 77). Известны здесь и отдельные, правда невыразительные, погребения по об ряду трупосожжения этого времени (Боровка, 1927, с. 67). В Восточном Туркестане памятников енисейских кыргы зов пока не обнаружено, что, скорее всего, объясняется слабой степенью изученности данной территории в архео логическом отношении.

Минусинский вариант. Материалы из кыргызских кур ганов Тувы, Горного Алтая и Восточного Казахстана, кот орые по принципу, terminus post guem, имея в виду опор ную дату 840 г., датируются второй половиной IX–X вв., служат основанием для датировки синхронных погребений на территории Среднего Енисея. К этому времени относятс я большие курганы Уйбатского чаатаса, завершающие традицию сооружения минусинских чаатасов (Евтюхова, 1938, с. 118–120), погребения с трупосожжениями могиль ника Капчалы II (Левашова, 1952,с. 129, рис. 5), курганы около г. Минусинска (Николаев, 1972), могила «Над по ляной» (Гаврилова, 1968; 1974) и часть вещей Тюхтятского клада (Евтюхова, 1948, с. 67–72; Киселев, 1951, табл. XI–XIII).

С. В. Киселев и Л. А. Евтюхова считали Тюхтятский клад одновременным собранием и датировали его IX–X вв. А. А. Гаврилова рассматривает его как разновремен ный комплекс и отмечает, что «этот клад нуждается в специальном изучении для уточнения датировки входящих в его состав вещей» (Гаврилова, 1965, с. 64). Л. Г. Нечаев а по аналогии с кург. 4 могильника Тора-Тал-Арты поставила вопрос иначе – не следует ли рассматривать его «как погребение с трупосожжением нескольких человек?» (Нечаева, 1966, с. 120). Правильнее всего к оценке данного памятника подошла А. А. Гаврилова, так как в состав клада входят не только разностильные бляшки – по крайней мере от 20 поясных и сбруйных наборов, но и ве щи разновременные в пределах IX–XII вв. В основном, они относятся к IX-X вв. (стремя с прорезной подножкой, «т»-видные тройники, детали сбруйных наборов, различного рода украшения, пряжка с язычком на вертлюге в др.), но некоторые предметы, например, шарнирные подвесные бляхи с геометрическим орнаментом (Евтюхова, 1948, рис. 133), датируются более поздним временем. По этому вряд ли целесообразно объединять памятники енис ейских кыргызов IX–X вв. по всей территории их распространения под общим названием тюхтятской куль туры.

В кург. 5 могильника Капчалы II найдены бронебойные и крупные трехлопастные наконечники стрел с серповид ными прорезями, аналогичные тувинским типа Шанчиг (Левашова, 1952, рис. 5). Из курганов, раскопанных окол о Минусинска, происходят палаш с напускным перек рестием, витые удила с «8»-образными кольцами, петель чатое стремя с прорезной подножкой, наконечники стрел; с пирамидально оформленной верхн ей частью и круглыми отверстиями в лопастях, костяные изогнутые ножи, типо логически близкие железным кинжалам «уйбатского ти па» (Николаев, 1972, рис. 5-7).

В разграбленном кыргызском могильнике «Над поляной» в числе других вещей были найдены бронзовая чаша с циркульным орнаментом и позолоченная чарка среднеазиатского или турфанского происхождения с гравированными изображениями различных животных и уйгур ской надписью: «Держа сверкающую чашу, я сполна (или: я, Толыг) обрел счастье». А. А. Гаврилова датирует эту находку концом IX – началом X в. (Гаврилова, 1968, с. 28); Б. И. Маршак – IX–X вв. (Маршак, 1971, с. 17, прим. 7); А. М. Щербак – не позднее XI в. (Щербак, 1968. с. 32).

Помимо приведенных авторами датирующих признаков следует отметить изображение бабочки (или пчелы) на ручке, имеющее аналогии в украшениях сбруй ных наборов из Курая (Евтюхова, Киселев, 1941, рис. 60–61), и на керамике времени династии Восточное Ляо (Виржин, 1960, рис. 8). Это позволяет согласиться с датиров кой, предложенной А. А. Гавриловой, и рассматривать данную находку в качестве трофея, взятого енисейскими кыргызами во время походов в Восточный Туркестан.

Особое значение  имеет датировка  больших  курганов Уйбатского чаатаса, которые рассматривались в одном ряду с другими минусинскими чаатасами. По Л.А.Евтюховой, они представляют собой 2-й тип погребений VIIVIII вв. (Евтюхова, 1948, с. 18-30), по Л. Р. Кызласову, относятся к копенскому этапу культуры чаатас, VIII – первая половина IX вв. (Кызласов, 1981, с. 49-50). Вещи из Уйбатского чаатаса – стремена с прорезной поднож кой, плоские наконечники стрел, псалии с фигурными ско бами и головками горных баранов, витые удила, знаменит ое уйбатское стремя с очень высокой вычурной пластиной и инкрустацией, украшенное мотивами ляоского орнамента, – датируются IX–X вв. Обращает на себя внимание то, что в материалах Уйбатского чаатаса отсутствуют какие-либо следы влияния танского изобразительного искусства, столь характерные для Копен. В «тайнике» кург. 5 Уйбатского чаатаса найдена вообще заведомо поздняя вещь – стремя с отверстием для путлища в дужке и круглой подножкой (Евтюхова, 1948, рис. 21), однако ис ключительность этой находки не дает возможности исполь зовать ее в качестве дополнительного аргумента поздней даты всего комплекса.

Приведенные материалы из Минусинской котловины характеризуют поздний этап культуры енисейских кыргызов, синхронный периоду «кыргызского великодержавия», который по наиболее яркому памятнику типа чаатас мо жет быть назван уйбатским этапом, тождественным мин усинскому варианту культуры енисейских кыргызов IX-X вв. Число памятников IX-X вв. в Минусинской котловине по сравнению с копенским этапом незначительно, что, видимо, объясняется переселением значительных масс енисейских кыргызов на территории южных районов Саяно-Алтая и Центральной Азии.

Красноярско-канский вариант. Одновременно отдельные погребения енисейских кыргызов появляются севернее Минусинской котловины. В первую очередь к ним от носится известный Ладейский комплекс около Красноярска, откуда происходят витые удила, стремя с прорезной подножкой, зажимы для кистей, сбруйные наборы харак терного кыргызского облика (Карцев, 1929, с. 51). В. Г. Карцев относил их к ладейской культуре VI–XIII вв. «Вопрос о принадлежности Ладейской культуры той или иной народности,- считал он,- приходится пока ос тавлять открытым» (Карцов, 1932, с. 48). Интересное захоронение по обряду трупосожжения с кыргызским ин вентарем (витые удила, палаш с напускным перекрестием, стремя с петельчатой приплюснутой дужкой, отдельные сбруйные украшения) было открыто в Большемуртинском районе Красноярского края (Николаев, 1982). Р. В. Ни колаев предполагает, что «погребение принадлежало воину-кыргызу, участвовавшему в… набеге на таежные плем ена Севера» (Николаев, 1982, с. 134).

Таким образом, археологические материалы полностью подтверждают сведения письменных источников о широком расселении енисейских кыргызов в IX–X вв. Яркая оценка данного периода дана Ю. С. Худяковым: «Это был звездный час кыргызской истории, период, справедливо названный В. В. Бартольдом «киргизским великодержавием», время, когда кыргызы смогли подчинить обширные просторы степной Азии, оставить о себе память у многих народов… Интерес к истории кыргызов, благодаря их пре быванию в Центральной Азии, выходит далеко за пределы вопросов этногенеза какого-либо из современных тюркоязычных народов Южной Сибири» (Худяков, 1982, с. 62–63.). С завершающим этапом периода «кыргызского вели кодержавия» связаны два важных и окончательно не ре шенных вопроса: 1) о возможности переселения енисейских кыргызов (или их части) на Тянь-Шань; 2) о длительности пребывания енисейских кыргызов в Центральной Азии. Эти вопросы взаимосвязаны, и от их решения завис ит общая оценка дальнейших судеб кыргызского этноса на территории Средней Азии и Южной Сибири.

Вопрос о переселении енисейских кыргызов на ТяньШань. Первая дискуссия по этому поводу развернулась еще в конце XIX в. между В. В. Радловым, сторонником переселения енисейских кыргызов, и Н. А. Аристовым, сторонником независимого происхождения тянь-шаньских кыргызов (Аристов, 1897, с. 121). В. В. Бартольд, автор первой монографии о кыргызах, не придавал большого значения их переселению с Енисея на Тянь-Шань в пе риод «кыргызского великодержавия» и считал, что главн ая масса кыргызов переселилась в Семиречье позже. «Если бы кыргызы жили в Семиречье уже в эпоху Караханидов, то они, несомненно, приняли бы ислам в X или XI вв., между тем они еще в XVI в. считались язычника ми»,- писал он (Бартольд, 1963, с. 39). Г. Е. Грумм-Гржимайло, признавая бесспорность факта вторжения кыргызов в Восточный Туркестан, одинаково отрицал при веденные точки зрения, но позитивного решения не предл ожил (Грумм-Гржимайло, 1926, с. 364–367). Наиболее законченный вид идея о переселении енисейских кыргызов на Тянь-Шань приобрела в работах А. Н. Бернштама. Одновременно продолжала существовать и точка зрения об автономном сложении тянь-шаньских кыргызов. Во мно гих более поздних работах приводится мысль о том, что этноним «кыргыз» могли принести на Тянь-Шань племена, прежде входившие в состав государства енисейских кырг ызов IX–X вв. Так, С.М. Абрамзон отмечал, что «на территорию современного Кыргызстана пришли преимущес твенно не кыргызы, жившие на Енисее, а некоторые, главным образом тюркоязычные племена, проживавшие ранее в пределах Восточного Притяньшанья, отчасти При иртышья и Алтая» (Абрамзон, 1971, с. 22). К. И. Петров отводит значительную роль в этом процессе области енисейско-иртышского междуречья, которую считает достат очно обширной, простирающейся от Киргиз-Нура до Красноярска и от верховий Енисея до верховий Иртыша. Здесь до конца XII в., по мнению

К. И. Петрова, смеши вались кыргызские, кимакские и прибайкальские этниче ские компоненты, и уже образовавшийся субстрат пересе лился в XIII в. на Тянь-Шань (Петров, 1960, с. 59–80; 1961, с. 81–105). Точку зрения К. И. Петрова поддержал Е. И. Кычанов (Кычанов, 1963). О. Караев, напротив, по-прежнему отводил значительную роль в процессе формир ования тюркоязычного населения на Тянь-Шане енисей ским кыргызам (Караев, 1966). Вопрос, по сути дела, до сих пор остается открытым. Лучше всего по этому поводу написал С. М. Абрамзон: «Если в настоящее время давно стала очевидной невозможность отождествления енисей ских и тянь-шаньских кыргызов, то столь же очевидна не обоснованность полного отрицания и некоторых этногенетических связей между ними» (Абрамзон, 1971, с. 18).

Приведенные выше материалы погребений IX–X вв. в Минусинской котловине, Туве, на Горном Алтае и в Вос точном Казахстане как бы связывают в одну цепочку па мятники енисейских кыргызов от Среднего Енисея до Верхнего Иртыша и позволяют еще раз возвратиться к вопросу о переселении енисейских кыргызов (или части их) в IX-X вв. на Тянь-Шань.

В свое время одним из аргументов гипотезы А.Н.Бернштама послужило сходство ажурных блях из Кочкорс кого клада на Тянь-Шане с накладной орнаментацией копёнских сосудов (Бернштам, 1952, с. 89–94). Отдаленная и довольно формальная аналогия вызвала естественные возражения. Как «орнамент кочкорских блях, – писал Я.А.Шер, так и орнамент посуды, обнаруженной в Копёнах, относятся к широкому кругу орнаментальных мотивов, присущих многим азиатским народам от Ирана до Китая» (Шер, 1963, с. 165). Л.Р.Кызласов также отмеч ал, что «если бы было передвижение кыргызов с Енисея на Тянь-Шань, то оно бы фиксировалось прежде всего погребениями по обряду трупосожжения… Таких погре бений на Тянь-Шане нет» (Кызласов, 1959, с. 108). Их место, по мнению Я. А. Шера, занимают погребения с ко нем (Шер, 1963, с. 165).

Однако следует иметь в виду, что все известные на Тянь-Шане захоронения с конем датируются VII–VIII вв. (катандинский тип), а достоверных и полных погребальных комплексов IX–X вв. пока вообще неизвестно. Кроме того, судя по алтайским и восточноказахстанским мате риалам, сама культура енисейских кыргызов при распрост ранении ее на запад претерпела некоторые изменения. Очевидно, кыргызские памятники на Тянь-Шане должны отличаться большим своеобразием, чем алтайские и восточно-казахстанские.

Приведенная А. Н. Бернштамом параллель между кочкорскими и копёнскими орнаментами имеет основание в том смысле, что ажурные изображения были распространены в IX–X вв. и преимущественно в Южной Сибири. В 1965 г. ажурные накладки с изображением различных жи вотных и растительных побегов, чрезвычайно близкие кочкорским, были найдены в погребении IX–X вв. в Центральной Туве – Аргалыкты I, кург. II (Трифонов, 1966, с. 25). Такая же накладка с зооморфными и растительными изображениями известна из случайных находок в Мину синской котловине. Они имеют непосредственное отноше ние к распространению культуры енисейских кыргызов в IX–X вв. Датировка Кочкорского клада IX–X вв. уста навливается достаточно определенно по орнаменту на се ребряных изделиях из того же комплекса (Бернштам, 1952, рис. 50), имеющих прямые аналогии в ляоском орнаментальном искусстве (Виржин, 1942, рис. 18; Тори, 1960, рис. 8). На Тянь-Шане, в Чуйской долине и на Иссык-Куле имеются, правда в небольшом количестве, и отдельные ве щи – пряжки, детали поясных наборов, лировидные под вески с сердцевидной прорезью, тройники кыргызского облика (Бернштам, 1950, табл. XIV; Плоских, 1981). Время бытования подобных вещей на Тянь-Шане устанавливается находками на городище Ак-Бешим в одном слое с тюргешскими монетами VIII–IX вв. и псалиями с головками горных козлов уйбатского типа (Кызласов, 1959а, с. 213–217, рис. 44, 45). Если данные вещи сопоставимы, то возможно, буддийский храм на Ак-Бешиме разрушили енисейские кыргызы, хотя утверждать это, конечно, с достаточной достоверностью нельзя.

В настоящее время трудно судить, насколько указанные параллели могут свидетельствовать о переселении кыргызов на Тянь-Шань. Вообще, оно вряд ли имело массовый характер. Но какие-то группы, скорее всего военные отряды енисейских кыргызов, в IX–X вв. прони кали на Тянь-Шань и, возможно, явились первыми носит елями этнонима «кыргыз». Это не снимает вопроса о формировании тюркоязычного субстрата в этногенезе тянь-шаньских кыргызов, которое могло происходить в более позднее время и на более широкой территории.

Вопрос о длительности пребывания кыргызов в Центральной Азии. По поводу длительности пребывания енисейских кыргызов в Центральной Азии в нашей литературе существует несколько точек зрения, авторы которых по-разному датируют рассматриваемые события и, соответственно, дают им различную интерпретацию. В. В. Бартольд (Бартольд, 1968, с. 103), первым высказавший свое мнение по этому поводу, Л. П. Потапов (Потапов, 1953, с. 99), И. А. Батманов и А. Д. Грач (Батманов, Грач, 1968, с. 122) считают, что кыргызы уже в начале X в. были выт еснены обратно за Саяны монголоязычными киданями. Л. Р. Кызласов и некоторые другие исследователи прод левают время пребывания енисейских кыргызов в Цен тральной Азии, и в частности в самом северном ее райо не – Туве, до монгольского времени (Кызласов, 1969, с. 121–129). Существует и компромиссная точка зрения, согласно которой какая-то часть их оставалась жить в Туве в начале II тыс., но основная часть енисейских кырг ызов переселилась в X в. в Минусинскую котловину (Не чаева, 1966, с. 142; Сердобов, 1971, с. 98–111). При этом большинство исследователей исходят из предположения, что отступление енисейских кыргызов на север было выз вано политическими причинами – военными столкнове ниями с новыми более сильными государственными обра зованиями киданей, найманов, монголов. По мнению Ю. С. Худякова, «главной причиной кратковременности «кыргызского великодержавия»… было истощение людских ресурсов относительно немногочисленного кыргызского на селения в длительной войне и их распыление на обшир ных территориях» (Худяков, 1980, с. 162). Исключением в данном ряду гипотез является мнение Л. Н. Гумилева, высказанное в связи с общей характеристикой расселения народов Центральной Азии в начале II тыс.: «Равным об разом (как, например, уйгуры и кидани. – Д. С.) не пре тендовали на степь и кыргызы. Они давно покинули ее и ушли в благодатную Минусинскую котловину, где могли жить оседло, заниматься земледелием, а не кочевать» (Гу милев, 1970, с. 66).

Хронологически первой реальной силой, способной вы теснить кыргызов обратно на Енисей, могли быть кидани, создавшие в 916 г. государство Восточное Ляо. При дви жении на запад, в Монголии, кидани уже не встретили кыргызов, и император Амгабань даже предложил уйгу рам вернуться на свои прежние земли. В хрониках динас тии Восточное Ляо ни разу не упоминаются столкновения между киданями и кыргызами в это время, хотя столкно вения, несомненно, должны были бы иметь место, будь по следние заинтересованы в сохранении за собой территории Монголии. Больше того, как показывают исследования ляоских купольных гробниц, материальная культура енисей ских кыргызов была очень близка культуре киданей, одн ако вопрос о причинах подобного сходства остается сов ершенно не исследованным. В начале XII в., по рассказу Джувейни, кидани государства Западное Ляо «подошли к пределам кыргызов; они стали производить набеги на жившие в этих пределах племена; те ответили им такими же нападениями» (Бартольд, 1963, с. 502). Судя по при веденному свидетельству, еще в начале XII в. енисейские кыргызы находились в Монголии, что противоречит из вестиям времени династии Восточное Ляо.

Следует отметить, что в данном случае речь идет не о собственно кыргызах, а о «живших в этих пределах племенах», что равным образом можно расценить и как воспоминание о господстве енисейских кыргызов над местным населением, тем более, что, желая отомстить кыргызам, кидани послали против них войско и взяли город Бешбалык в Восточном Туркестане, захваченный кыргызами еще в 841–842 гг., но, как указывает Джувейни, не кыргызский, а уйгурский город (Бартольд, 1963, с. 502–503). В известной степени сложившуюся ситуацию объяс няет заключение С. М. Абрамзона о том, что еще нед авно имя кыргыз «распространялось на группы племен различного происхождения не только в Минусинской котл овине и в пределах Саяно-Алтая, но и значительно южнее и юго-западнее – на территории Джунгарии и частично Восточного Туркестана» (Абрамзон, 1971, с. 21), т. е. именн о там, где происходили описываемые Джувейни события.

К несколько более позднему времени относится упоминание о войне енисейских кыргызов и найманов, о которой известно только то, что кыргызы потерпели в ней поражение. Случай, «когда они разбили кыргызов», упоминается в политической истории найманов (Рашид-ад-дин, 1952, с. 135). Упоминаемая Рашид-ад-дином война могла происходить как в Монголии, так и за ее пределами: достаточно вспомнить походы древних тюрков и уйгуров за Саяны в VIII-X вв. В самом конце XII в. (1199 г.) Буюрук-хан найманский бежал от войск Темучина (Чингис-хана) в «Кем-Кемджиут, принадлежащую к местностям, входившим в область киргизов». По Рашид-ад-дину, «Киргиз и Кем-Кемджиут – две смежные друг с другом области; обе они составляют одно владение» (Рашид-ад-дин, 1952, с. 150), но имеют разных правителей. Как справедливо пола гает Н. А. Сердобов, «скорее всего, объединенное название «Киргиз и Кем-Кемджиут» следует считать отголоском предшествующего господства кыргызов в Туве» (Сердобов, 1971, с. 113). Содержание приведенных сообщений аналогич но рассказу Джувейни о набегах киданей на «жившие в этих пределах племена»: в обоих случаях говорится о местном населении, входившем в состав государства енисейских кыргызов в IX–X вв. и сохранившем название «кыргыз» как название последнего наиболее крупного этносоциаль ного объединения на протяжении всего предмонгольского времени.

Сокращение границ государства енисейских кыргызов демонстрируют и археологические материалы. По данным Г. В. Длужневской, «к концу X в. наблюдается резкое уменьшение количества памятников енисейских кыргызов на территории Тувы». Погребения начала II тыс. н. э. (по Л. Р. Кызласову, аскизская культура) «концентрируются у р. Енисей, р. Хемчик (нижнее течение), севернее Уюкского хребта. Такое размещение их и явное уменьшение числа в определенной степени свидетельствуют об отступ лении кыргызов, носителей аскизской культуры, к северу, подтверждая частичное возвращение кыргызов за Саяны в течение X в.» (Длужневская, 1979, с. 49; 1982а, с. 129–130).

Для решения вопроса о длительности пребывания енисейских кыргызов в Центральной Азии наряду с письменными и археологическими источниками могут быть привлечены и сведения палеоэтнографического характера. Вы ше уже говорилось о комплексном направлении хозяйства енисейских кыргызов, в котором значительное, если не ведущее место принадлежало земледелию. Те же хозяйственн ые особенности сохранялись у кыргызов и после их вы хода на арену Центральной Азии. Сведения о земледельч еской культуре кыргызов проникают в арабские и перс идские источники. Так, например, ал-Идриси сообщает, что «у киргизов на реке имеются мельницы, на которых они размалывают рис, пшеницу и другие злаки, превращ ая их в муку, из которой приготовляют хлеб, или же едят их в вареном виде без размола, этим они питаются… Женщ ины выполняют всякого рода работы, а мужчины долж ны заниматься только пахотой и жатвой» (Караев, 1973, с. 32–33). И в монгольское время, по данным Юань-ши, «обычаи – цзили-цзисы (кыргызов. – Д.С.) отличаются от обычаев всех других владений… Имеют значительные сведения об обработке земли» (Кычанов, 1963, с. 59).

Палеоэтнография енисейских кыргызов, представление о них как о преимущественно земледельческом народе (с учетом данных археологии и письменных источников) хор ошо объясняют причины их ухода из Центральной Азии. Будучи в значительной степени земледельцами, хозяйст венно-культурный тип которых сложился в Минусинской котловине,- древнем земледельческом центре Сибири,- кыргызы не имели экономической базы в степях и плоско горьях Центральной Азии. Очевидно, не случайно, не жел ая отрываться от своих оседлых поселений, полей и паст бищ, они не перевели столицу после победы над уйгурами на Орхон, как это делали все их предшественники и поздн ее монголы. Уже в начале X в. столица енисейских кыр гызов находилась в г. Кемиджкете в Центральной Туве, пожалуй, единственном здесь месте, пригодном для зем леделия (Кызласов, 1969, с. 96). Однако пребывание в Центральной Туве было непродолжительным, так как уже в середине X в. их столица была перенесена далеко на сев ер, за Саяны. «От Кёгмена (Западные Саяны. – Д. С.),– сообщает Гардизи,- до киргизского стана семь дней пут и, дорога идет по степи и лугам, мимо приятных источни ков и сплетенных между собой деревьев. Здесь военный лагерь киргизского хакана и лучшее место в стране» (Бартольд, 1973, с. 47). Упоминаемое Гардизи место находи лось, скорее всего, на р. Белый Июс, где и позже стоял «каменный городок» кыргызских князей. «Имеются осно вания, отмечал Л.П.Потапов, – считать этот городок древним центром владений енисейских кыргызов» (Потап ов, 1957, с. 16).

Таким образом, господство енисейских кыргызов в Центральной Азии (в том числе в Туве) закончилось в X в., и основная их масса, главным образом в силу земледельческой направленности своего хозяйства, вернулась на Средн ий Енисей. Последовательное перенесение ставки кыр гызского кагана можно рассматривать как прямое свидетельство, сокращения границ государства енисейских кыргызов. Кыргызский каган не мог из-за Саян, с верховьев Чулыма, управлять народами Центральной Азии: местоположение ставки должно было определять и политический центр самого государства. Возвращение кыргызов на Средний Енисей, скорее всего, носило поэтапный характер. В абсолютных датах его можно синхронизировать с перемещением ставки кыргызского кагана, зафиксированным письменными источниками.

Сокращение границ государства енисейских кыргызов в конце I тыс., переселение их большей части в Минусинскую котловину, где в это время должно было произойти переоформление традиционных наделов полей и пастбищ, не могло не вызвать расселения части енисейских кыргызов в северные пределы их страны. Кыргызские погребения X-XI вв. (возможно, на основе красноярско-канского варианта культуры предшествующего времени) известны на р. Кане и севернее Красноярска (Миндерла). Наибольший интерес из них представляет канское погребение по обряду трупосожжения с характерными кыргызскими ве щами (крупные трехперые наконечники с пирамидально оформленной верхней частью и фигурными прорезями в лопастях, бляшка с «пламевидным» орнаментом), найденн ыми вместе с более поздними предметами (стремя с низ кой невыделенной пластиной, круглые пряжки с пластин чатой рамкой, кольцо на фигурной пластине). Авторы рас копок датируют данное погребение X-XI вв. и относят к местному северному варианту «древнехакасской» (кыргызс кой. – Д. С.) культуры (Савельев, Свинин, 1978). По добные памятники фиксируют продвижение енисейских кыргызов на север в самом начале II тыс. Известно, что уже в монгольское время еще севернее, в месте слияния Енисея и Ангары, находился город енисейских кыргызов Кикас (Рашид-ад дин, 1952, с. 102).

 

С.В.КИСЕЛЕВ

ЕНИСЕЙСКИЕ КЫРГЫЗЫ

Введение

В различных источниках по истории алтайских племен мы встречали указания на значительную их близость по происхождению и по культурному развитию к населению Минусинской котловины. Наоборот, горно-таежные области к востоку от енисейских степей отличались большей обособ ленностью. Основываясь на сообщениях китайских летопи сей, здесь можно выделить три района.

Первый, наиболее восточный, приурочивается к области, лежащей к западу от Селенги. Его население не знало ни лошадей, ни овец. Домашним скотом были олени. Ими, по-видимому, питались, на них ездили в одноколках, шкуры их употребляли на одежду. Охота на соболей была одним из важных промыслов. Жили большими семейными общи нами в деревянных низких юртах.

Северо-западнее Косогола в восточносаянской тайге Ту винской автономной области и юга Карагасии обитало нас еление, отличавшееся иным, охотничье-рыболовческим бы том. Оно питалось рыбой, зверем и птицей, а также дикор астущей сараной, приготовляя из ее кореньев кашу. Лишь у немногих имелись олени и лошади, жилищем служили шалаши. Весь строй жизни отличался большой первобыт ностью. Здесь не знали «ни наказаний, ни пеней» и даже кражу личного имущества карали простой двойной отпла той.

Более высоким был уровень культуры племен, живших севернее, на территории современного Черемховского, Зиминского, Нижнеудинского и Канского районов.

По сообщению китайцев, там, как и на Енисее, занимались скотоводством, а местами и пашенным земледелием. Жилища здесь более совершенны – деревянные срубы, крытые берестой. Общественной организацией были общины, независимые друг от друга, возглавлявшиеся старейшинами. Однако и эти племена были чужды кыргызам (ха касам). Они не только «часто дрались с хягасами… но го ворили другим языком». Очевидно, их следует отнести к палеазийской группе. Ее последних представителей в лице аринов и котов еще застали там русские в XVII в.

Такая обособленность восточносаянских районов еще раз указывает направление разысканий о происхождении кыргызов (хакасов).

Язык кыргызских надписей, обнаруженных на Енисее, родственен орхонскому (алтайскому, в своей основе). На ту же близость к Алтаю указывает легенда о происхождении алтайских тюрок и енисейских кыргыз от одного предка Нишиду из рода Со. Рассмотрение таштыкских памятников на Енисее и пазырыкских на Алтае позволяет говорить о большой близости древней культурной осно вы, на которой формировались алтайские и кыргызские племена. Эта бли зость прослеживается и в более раннюю эпоху. Уже в карасукское время она отражала культурное единство мног их южносибирских племен, называвшихся китайцами об щим именем дин-лин.

Рассматривая таштыкские материалы, мы нашли в них ряд форм, сохранившихся и позднее, среди кыргызских древностей. Эта преемственность подтверждается и собственно кыргызскими вещами.

Однако наряду с такими данными о значении местной енисейской традиции в кыргызской культуре, таштыкские памятники указали на неоднородность, на смешанность со става енисейских племен около начала н. э. Наиболее ярко эту неоднородность продемонстрировали таштыкские по гребальные маски. Они доказали распространение в таштыкское время монголоидности и сложение благодаря это му нового типа енисейского населения, сохранившегося затем вплоть до современности. При рассмотрении таштык ских масок были привлечены все письменные свидетельства о смешанном типе енисейских кыргызов, сохранивших в известной мере вплоть до XI в. древние европеоидные чер ты. При этом было обращено внимание и на прямое указан ие китайской летописи на происхождение хягас (енисей ских кыргызов) в результате смешения дин-линов с алтайс кими тюрками и гяньгунями. Сближение с алтайцами подтверждается родством кыргызов и тюрок в легенде о сыновьях Нишиду.

Что касается гянь-гунь, то большинство исследователей видит в них племена, издавна носившие название «кыргыз», сохраненное в искажении китайской транскрипцией «Ши-цзи» и «Истории старших Хань». Смешиваясь с енисейски ми дин-линами в таштыкское время, они передали на Енис ей и свое имя «кыргыз». Однако было бы неправильно считать, что гянь-гуни издавна обитали, наряду с дин-линам и, на Енисее. Это опровергается, прежде всего, той обла стью их распространения, которая дана в «Истории старших Хань». Там сказано, что известный Чжи-чжишаньюй в своем движении на запад, «покорив гянь-гунь, утвердил здесь свое пребывание, в 7000 ли от орды восточного Шаньюя на запад, в 5000 от Чешы на север…». Если принять эти координаты, то при размерах ли I века до н.

э. пример но в ¹/₃ версты, отсчитывая, с одной стороны, от бассейна Толы на запад, а с другой, от Турфана на север, мы не дос тигнем даже Верхнего Енисея. Зато скрещение обеих ли ний произойдет в интереснейшей области Северо-Западной Монголии, центром которой является озеро Киргиз-Нур. Очевидно, к юго-востоку от Алтая и к югу от Енисея – рай онов тогда дин-линских, и следует разместить кочевья гянь-гуней. Возможно, что и наименование озера Киргиз относится к этому древнейшему периоду.

Обитатели южных районов, лежавших на пути завоевательных походов хуннов, гянь-гуни, могли раньше воспринять монголоидную примесь. Впоследствии они передали ее своим северным соседям – енисейским дин-линам. Возн икает, однако, вопрос о причинах смешения. В этой связи нельзя не отметить одного совпадения. Судя по таштыкским маскам, монголоидные черты начали распространять ся среди енисейского населения около начала нашей эры. Между тем в это же время – в сороковые годы до нашей эры – Чжи-чжи-шаньюй покорил гянь-гунь и там утвер дился.

Легко представить себе, что означало для гянь-гуней покорение их хуннами и длительное пребывание Чжичжи в их стране. Хунны пришли в немалом числе. Достаточно вспомнить, что, двигаясь к гянь-гунь, Чжи-чжи присоединил к своему войску 50 тыс. воинов разбитого им Илиму-шаньюя. Нашествие многотысячной орды, вероятно, вызвало значительное вытеснение гянь-гуней из их кочевий в районе оз. Киргиз. Они покинули свою страну и, прикрываясь гор ами, перешли на Енисей, где смешались с таштыкскими дин-линами. Это смешение и зафиксировали таштыкские маски. Что касается языка, то победителем вышел язык тюркоязычных гянь-гуней. С тех пор китайские источники связывали гянь-гуней (позднее хягасов), т. е. кыргызов, уже с Енисеем. То же размещение кыргызов на Енисее в начале VIII в. дают и местные центральноазиатские источ ники – надписи орхонских тюрок. Однако ни в одной «ру нической» над писи, найденной на Енисее, в области рассел ения самих кыргызов ни разу не встречено это их имя. В енисейских надписях господствуют местные наименования племен, позволяющие нанести на карту некоторые из кыргызских племенных объединений. Так, на территории соврем енной Тувинской автономной области, в бассейне Улукема и Бейкема, в VII–VIII вв. обитали племена тюльбари, а в долине Кемчика – кешдимы. На территории Минусинской котловины, в степях между Абаканом и Енисеем, над писи размещают «превосходный народ большар». Что же касается более северных районов, то там на обширном прос транстве от Уйбата до Белого Июса, на запад от Енисея, жили «народы» ач и белиг.

Такое господство местных наименований при отсутствии общего – «кыргыз» (в то же время хорошо известного по литикам Центральной Азии и Китая), очевидно, указывает на два обстоятельства. Во-первых, на превосходство искон но енисейских элементов, для которых очень долго имя «кыргыз» было чуждым. Во-вторых, на известную слабость политического единства енисейских племен в VII в., когда была создана основная масса надписей тувинских и мину синских степей.

Последнее подтверждается тем, что в VII в. союз енисейских племен еще не рассматривался как первостепенная величина на политической арене Центральной Азии. Это можно заключить хотя бы из того, что в период своего не долговременного господства над хягясами дом Сеяньто (орх.- Тардуши) «имел там своего гелифу для верховного надзора». Слово «гелифа» или «сылифа» соответст вует титулу «эльтебер» орхонских памятников. В этих надписях четко различаются два вида народов, наиболее значительные каганства и второстепенные эльтеберства. Таким образом, если Сеяньто держали на Енисее гели фу – эльтебера, это не говорит о большой силе подчинен ных ему племен в начале VII в. Сказанное подтверждается и тем, что китайское правительство, овладев землями туг-ю в 630 г. и распространив свою власть на соседние области, поставило над енисейскими племенами, вероятно из местн ой знати, «главноначальствующего» с тем же титулом «сы лифа». Даже тогда, когда енисейский «сылифа», наиболее значительный хягасский старейшина

Шибокюй-Ачжань в 648 г., впервые в истории сношений с Китаем, прибыл ко двору императора, он был пожалован всякими наградами, ему оказали торжественный прием, но сохранили его ста рый скромный титул.

Усиление енисейских племен совпадает с эпохой борьбы восточных тюрок с Китаем за восстановление независимос ти в 679–682 гг. К сожалению, источники не сохранили сведений о позиции енисейцев в этой борьбе. Известно лишь, что в результате успеха тюрок власть китайцев пала и на Енисее. Однако есть основания видеть в этом далеко не простое отражение событий орхонского юга. По-видимо му, енисейские племена сами сплотились для активной борьбы с иноземцами. Об этом позволяет заключить тот факт, что в орхонских надписях начала VIII в. на севере выступают объединенные кыргызы, возглавляемые сильным каганом. Тюркский каган Мочжо (692-716) очень счит ался с каганом кыргызов Барс-бегом. Он выдал за него дочь своего предшественника – кагана-освободителя Гуду-лу (орх. – Ильтерес). Впоследствии хягасский каган стал главным врагом Мочжо, и его уничтожение ставилось по следнему в основную заслугу. Это видно из того, что, сог ласно тюркскому обычаю ставить изображения убитых врагов у могил ханов и бегов, на первом месте у могилы Мочжо было поставлено изображение Барс-бега – кагана кыргызов.

Из надписи советника орхонских ханов – «мудрого Тоньюкука», открытой Д. Клеменцом близ Улан-Батора, видно, что кыргызы при кагане Барс-беге действительно представляли внушительную силу и являлись полноправными членами противоорхонской тройственной коалиции, в которую помимо них входил Китай и западные тюрки, воз главляемые тогда тюргешами. Сам «мудрый Тоньюкук» руководил походом на кыргызов зимой 710–711 г. Только благодаря предательству соседних азов тюрки, «проложив дорогу через снег глубиною в копье и поднявшись в Когменскую чернь (Саяны), разбили и обратили в бегство кыргызский народ. С их каганом мы сразились в черни Сунга… Кыргызского кагана мы убили и эль его поко рили». Однако и после убийства их энергичного кагана Барс-бега кыргызы не потеряли полностью самостоятельность. Это видно хотя бы из того, что их посольства и после пораже ния 711 г. при императоре Сюань-цзуне (713–755 гг.) че тыре раза приходили в Китай.

Как известно, господство орхонских тюрок в Монголии продержалось до 745 г., когда они были разбиты уйгурами. Но только в 758 г. решились уйгуры выступить против кыр гызов. Судя по изданной Рамстедтом селенгинской надпи си, в 50-х годах VIII в. у кыргызов опять был каган. Его-то и постигла неудача – «в 758 году уйгуры завоевали сие государство». На этот раз удар был более сильным, чем при Тоньюкуке: «Хягасские посольства уже не могли прон икнуть в Срединное государство». Ослабление енисейских кыргыз видно и из того, что новый «хягасский владетель» получил от уйгурского хана титул «Пицьсе Тунге Гинь» без прибавления слова «каган». Однако это же известие пока зывает, что подчиненные уйгурам кыргызы не утратили изв естной самостоятельности. И они использовали ее в борьб е за освобождение. При уйгурском хане Бао-и (808–821 гг.) «были войны между уйгурами и царством гянь-гунь», т. е. кыргызами, в то время уже очень сильными. У них было 400 тыс. воинов, вооруженных луками. Эта цифра явно преувеличена, как преувеличена и победа уйгур над кыргызами, приведшая будто бы к прекращению самого су ществования кыргызского государства. Между тем с 820 г. новый кыргызский владетель Яглакар в течение двадцати лет вновь воевал с уйгурами. На этот раз он добился в 840 г. полной победы над уйгурским ханом Чжан-синем.

Еще во время этой победоносной войны Яглакар восстан овил свой ханский титул, а после победы и разгрома сто лицы уйгуров на Орхоне  (совр. развалины Харабалгас) он перенес собственную ставку с берегов Енисея на южные склоны Ду-мань (по мнению Иакинфа, к югу от Танну-Ола). Этим было положено начало господствующему поло жению в Центральной Азии енисейских кыргызов. Оно не было длительным. Новые претенденты на господство в Сре динной Азии – кидане или кытаи, очевидно, принудили кыргызов отказаться от завоеваний в Монголии (это «отс тупление» связывают с походом киданей на запад, в частн ости, на Орхон в 924 г.). Однако и после этого кыргызы сохраняли свое государство на Енисее, отличавшееся неза висимостью и силой. Непоправимый удар кыргызам был нанесен лишь завоеванием Чингиз-хана. О силе их сопрот ивления свидетельствует то, что поход против кыргызов был начат тотчас же после курултая 1206 г. и длился це лых два года. Только к 1209 г. сопротивление кыргызов было сломлено. Однако они оставались опасными. Об этом свидетельствует тот факт, что кыргызские отряды не были включены в армию Чингиз-хана. И они оправдали недове рие – в 1218 г., в самый разгар западного похода Чингиз-хана против Хорезма, кыргызы восстали в тылу монголь ских армий, к этому времени уже далеко ушедших на восток и на запад от собственно монгольских кочевий. Восс тание подавила специальная карательная армия под ком андой опытнейшего Джучи. Жестоко наказанные кыргызы были причислены к уделу младшего сына Чингиз-хана, Тулуя.

Однако они не теряли надежды на освобождение. Новое восстание было поднято кыргызами в 1254 г. во время избрания на престол Чингиза Мункэ-хана. События вновь приняли настолько значительные размеры, что монголы вынуждены были двинуть на Енисей 20 тыс. воинов.

Несмотря на военную силу, волнения у кыргызов не прекращались. Лишь с 1270 г. снова утвердилась на Ени сее власть монгольских ханов, и кыргызы подчинились хан скому наместнику. Но и усмиренные кыргызы представлял и, очевидно, большую опасность. Поэтому Хубилай-хан распорядился в 1293 г. вывести часть кыргызов в Мань чжурию, в область На-Янь.

Разумеется, все эти события XIII в. – неоднократный военный погром и вывоз в чужие земли – гибельно отразились на кыргызах и их оригинальной культуре, служившей сотни лет основой их силы и самостоятельности.

Происхождение и особенности этой культуры, различные ее стороны и ее связи с окружающим миром должны быть рассмотрены на возможно большем материале.

Происхождение кыргызской культуры

Рассматривая таштыкские маски, мы уже отмечали на личие в них, наряду с новыми монголоидными примесями, старых тагарских европеоидных черт. Там же были приве дены свидетельства восточных писателей об устойчивом со хранении у кыргызов вплоть до XI в., и даже позднее, дин-линской белокурости и светлых глаз. Эту устойчивость в кыргызской среде местных дин-линских элементов косвен но подтверждает и тот факт, что общее наименование «кыргыз» отсутствует в минусинских и тувинских надписях. Очевидно, для большинства приенисейского населения, из древле местного, южное имя «кыргыз» (гянь-гунь) долго было чуждым. Лишь в упорной борьбе за самостоятельн ость против тюрок и уйгур в VIII–IX вв. приенисейские «народы» объединились под общим наименованием «кыр гыз».

Совершенно такую же сильнейшую связь с древней местн ой культурой обнаруживает и изучение кыргызских древ ностей.

Внешний вид кыргызских каменных курганов типа Ча-атас во многом повторяет земляные тагарские курганы. Осо бенно ярко это выражено в наличии оград из врытых в землю каменных плит и особенно в установке по углам к серединам сторон курганов высоких каменных стел. Совершенно так же, как это наблюдается у позднетагарских и таштыкских курганов и насыпей, у многих курганов типа Чаатас парные стелы, выступающие за линию ограды, образуют своего рода «вход» в курган, а отдельные, одиноко стоящие в поле столбы, отмечают «входную сторону».

Однако, если сходство во внешнем оформлении курганов до известной степени может быть результатом подражания более древним памятникам, всегда бывшим перед глазами и поэтому служившим невольными образцами, то этого нельзя сказать о внутреннем устройстве курганов. Между тем и здесь выявляются поразительные совпадения. Основ ной особенностью таштыкских погребальных склепов было укрепление стенок обширной ямы поставленными плотно друг к другу вертикальными столбиками.

Совершенно тот же способ применялся и в погребальных камерах курганов типа Чаатас как богатых, так и рядовых, очень бедных. Покрытие таштыкских склепов обычно поддерживалось массивными бревенчатыми переводинами. Так как пролет потолка иногда достигал 9–10 м и над ним насыпалась значительная насыпь, переводины таштыкских склепов под пирались одной или несколькими бревенчатыми подпоркам и. Могильные ямы кыргызских курганов типа Чаатас ред ко достигают в ширину более 3 м. Между тем в некоторых из них, и при этом далеко не в самых крупных, обнаружи лись такие же массивные подпорки – столбы. Они соверш енно излишни конструктивно и могут быть объяснены только как пережиток более старой таштыкской конструк ции.

Эту же связь подчеркивают и позднейшие таштыкские погребения, уже не имевшие, как мы видели, огромных раз меров усыпальниц таштыкской знати, но приближавшиеся в этом отношении к кыргызским курганам типа Чаатас.

То же можно сказать и о погребальной обрядовости. В позднетагарских курганах распространен обряд погребения многих умерших в одном большом склепе. При этом часты трупосожжения. Таштыкская эпоха сначала применяла оба способа – трупоположения встречаются главным образом в рядовых могильниках типа Оглахты, трупосожжения – в коллективных усыпальницах знати. Однако в поздних таштыкских погребениях находили остатки трупосожжений одного, реже двух человек, лежавших у одной из стенок ямы, а при них – глиняные сосуды, деревянные блюда и плошки с костями коровы и барана. Совершенно ту же картину видим и в могильных ямах кыргызских кур ганов типа Чаатас. У одной из стенок, возле группы гли няных сосудов, лежат грудкой пережженные кости челове ка. Иногда таких грудок в одной яме две и три, но не больше. Зато во множестве лежат кости барана и коровы – главным образом бараньи скелеты и их курдючные части и ребра коровы. Как видно, задолго до VI–VIII вв. уже началось приближение к обряду погребения, который стал характерным для курганов типа Чаатас.

Не менее показательны и некоторые вещи из погребального инвентаря кыргызских курганов.

Одной из характернейших и распространеннейших нахо док в таштыкских погребальных склепах являются бронзо вые пластинки, отлитые или вырезанные в виде плоского «силуэтного» изображения пары головок животных, обра щенных в противоположные стороны. Чрезвычайно важно, что аналогичные пластинки в виде парных головок коньков неоднократно встречены и в киргизских курганах VII–VIII вв.

На такую же связь, но уже в области изобразительного искусства, указывают находки в курганах Уйбатского чаатаса и соседнего Капчальского могильника VII–VIII вв. деревянных фигурок баранов, обложенных золотом и сереб ром. Приемы их изготовления, детали резьбы по дереву и покрытие их металлическими листками очень близки к таштыкской торевтике. О близком родстве кыргызского ис кусства с более древним тагарско-таштыкским свидетель ствуют замечательные орнаменты находок в Копейском чаатасе, о чем мы еще будем говорить специально.

Наконец, эту же связь кыргызской культуры VI–VIII вв. с предшествующим таштыкским развитием демонстрирует глиняная посуда.

Уже при описании кыргызских курганов, раскопанных мною у с. Тесь в 1931 г., отмечалась находка рюмковидного сосуда, напоминающего сосуды на коническом поддоне конца тагарской и таштыкской эпохи. Однако особенно яр ко зависимость кыргызской керамики от таштыкской вы явилась при исследовании Л. А. Евтюховой кыргызского поселения у с. Малые Копены.

В Копенском поселении было обнаружено два слоя. В нижнем слое после его отложения были вырыты углубления, очевидно, служившие основанием юрт. За время жизни в этих юртах накопился второй, верхний, культурный слой. Находки в обоих наслоениях настолько однородны, что нет никаких сомнений в их принадлежности к одной кыргызской культуре времени курганов типа Чаатас.

Если исключить находку в верхнем слое явно случайных двух обломков андроновского сосуда, украшенного елоч ным орнаментом, вся остальная керамика Копенского поселения из обоих слоев может быть объединена в две груп пы. В одну входят обломки посуды, обычные для курганов типа Чаатас. Это, прежде всего, 39 фрагментов так назы ваемых кыргызских ваз – высоких, узкогорлых, украшенн ых штампованным елочным узором, и 126 фрагментов грубых горшков из темной глины, в погребениях, обычно сопровождающих вазы. (Эта группа составляет 11,2 + 36,2 = 47,4% всей найденной керамики).

Вторая группа состоит из 183 обломков (52,6%) баночных сосудов коричневого и темного цвета. Края украшены точечным и полулунным (ногтевым) орнаментом. По качеству теста, по технике выделки с заглаживанием поверхности, по слегка суженной у бортика «боченковидной» фор ме и по характеру орнамента эти обломки совершенно от личны от находившихся до сих пор в кыргызских могилах. Зато они целиком совпадают с керамикой из позднетагарских и таштыкских курганов. Поскольку обломки сосудов второй группы находились на Копенской стоянке в обоих слоях, и в верхнем и в нижнем, вместе с фрагментами со судов первой группы, характерных для кыргызских погре бений VI–VIII вв., нет никаких оснований разделять их во времени. Очевидно, в кыргызские могилы ставилась только та посуда, которая или была сделана с применением новых технических приемов (кыргызские вазы), или формовалась наспех, небрежно, может быть специально для погребальн ой церемонии. Массовой обыденной посуды в могилы не ставили, и поэтому она при раскопах курганов не встреча лась. Но как только начались раскопки кыргызского посел ения, в большом количестве встретилась повседневная кыргызская посуда, оказавшаяся весьма сходной с таштыкской.

Такое сохранение в кыргызской керамике поселения на ряду с новыми прежних, тагарско-таштыкских форм, тех нических приемов и орнаментов несомненно служит еще од ним аргументом в пользу местного происхождения важ нейших элементов древней кыргызской культуры.

Кыргызское хозяйство

Еще в тагарское время в Минусинской котловине определились районы преимущественного занятия или скотоводством, или земледелием. Это деление, обусловленное географическими различиями, позднее было поддержано особенностями общественного и имущественного состояния. Племенная знать таштыкской эпохи, судя по инвентарю уйбатских усыпальниц, вела более подвижной образ жиз ни, ее быт был более связан с конем, чем быт рядового на селения, оставившего скромные могилы оглахтинского ти па. Очевидно, это было вызвано тем, что накопление богат ства в скоте было особенно удобным.

Копенское поселение показывает, что быт населения в кыргызскую эпоху был своеобразен. В нем очень сильны были черты кочевничества. В этом, прежде всего, убеждает форма жилищ. От них на поверхности почвы остались мно гочисленные округлые и овальные углубления. Всего в на стоящее время их уцелело до пятидесяти. Раскопки двух из них и рекогносцировка третьего и четвертого показали, что эти углубления образовались там, где были неглубокие выемки диаметром в 12–15 м, служившие некогда местом, над которым устанавливалось легкое жилое сооружение. Поскольку не было обнаружено никаких следов столбов и кольев, это была, очевидно, юрта. У двух из этих углублен ий, отличавшихся большей глубиной (до 60 см), до сих пор сохранились остатки наклонных сходов. Между обшир ными углублениями расположены в большом количестве меньшие, диаметром в 1–3 м. Такие ямы существовали на территории поселения с самого его возникновения, еще до расчистки углубленных площадок для установки юрт. Так овы, например, ямы №1 и №2 в первом раскопе, из кот орых было извлечено большое количество колотых костей коровы, овцы, коня и обломки кыргызских ваз. Они служил и для свалки кухонных остатков.

Найденное в обоих слоях Копенского поселения позволяет сделать ряд наблюдений. Выше уже была разобрана керамика, подтвердившая большую силу древних местных традиций в культуре енисейских кыргызов VI–VIII вв. Определение костей животных, найденных в обоих слоях, показало, что в жизни обитателей Копенского поселения большую роль играл домашний скот. Костей диких животных почти не найдено. Это, однако, не позволяет отрицать значение охоты. Тушек пушных зверей могли не приносить в поселок, так как шкурки снимались на охоте. Помимо доказательства скотоводства, на стоянке были обнаружены указания на земледелие. В первом слое на участке 7–8Х АБ, между двумя жилыми углублениями был встречен обломок жернова от вращающейся ручной мельницы. Он совершенно сходен с жерновами, случайно найденными в Минусинской котловине, хранящимися во всех коллекциях минусинских древностей сибирских и центральных музеев. Судя по его незначительной толщине (около 7 см),- это кусок нижнего жернова. Первоначально он имел диаметр до 40 см. В его центре имелось небольшое отверстие для закрепления осевого стержня. Верхний жернов таких мельн иц имеет сверху выпуклую, почти полушарную форму с плоской трущей поверхн остью. Посредине в нем высечено широкое отверстие, края которого несколько выступают своего рода втулкой. На внешней поверхности верхнего жернова имеются всего 3–5 ямочных углублений – следы прикрепления рукоятки, которая была, вероятно, простой, вертикальной. Опыты с подобными мельницами убеждают в том, что они не предназначались для размола зерна в муку. На таких маленьких жерновах, несмотря на медлен ное вращение и повторный и даже по третьему разу про пуск вполне сухого зерна, мука не получалась, но выра батывалась крупа – зерно дробилось на две-три части. По-видимому, действительно маленькие жерновки употребл ялись для размола на крупу, из которой, как сообщает китайская летопись, у хягасов изготавливали кашу и вино. Однако тот же источник рассказывает, что на Енисее «му ку мелют ручными мельницами». Очевидно, для этого упо треблялись жернова диаметром до 50–70 см, также находи мые случайно в Минусинской котловине.

Наши наблюдения над подобными мельницами, до сих пор применяющи мися в крестьянском быту (мы испытывали их в Москов ской обл., в Минусинском райо не и Горно-Алтайской обла сти), показывают, что самая примитивная из таких мельн иц при удовлетворительном качестве муки, достигаемом замедленным вращением, может дать до 50 кг за 12 часов работы. Если принять во внимание, что самая усовершен ствованная зернотерка при совершенно сухом зерне за те же 12 часов беспрерывной работы выдает не больше 10–12 кг муки, становится ясным огромный рост производи тельности в помоле с введением на Енисее ручных мель ниц. Это свидетельствует, прежде всего, об увеличении значения земледелия, во много раз расширившего свою производительность и благодаря этому наполнившего кыр гызское (хягасское) хозяйство большими массами зерна, для переработки которого уже не были достаточными старые приемы размола на зернотерках.

Таковы основные выводы, которые можно сделать на основании находок на поселении у с. Малые Копены. Они целиком согласуются и с другими сведениями о древнекыр гызском хозяйстве.

В Минусинской котловине найдено значительное количество китайских тяжелых, литых из чугуна плужных лемехов с отвалами. Один из них хранится в Государственном историческом музее, два мне известны из ленинградских собраний и двадцать экземпляров находятся в Минусинском музее. На некоторых из них имеются клейма мастеров – изображения рыб, кресты, подражания китайским иероглифам и китайские надписи. В частности, на отвале, хранящемся в Государственном историческом музее, читается рельефная надпись «человек сделал». Эта надпись важна и в другом отношении. В 1940 г. ее осмотрели ученые хранители Государственного музея б. дворца в Пекине искусствовед Фу Чжэн-Лун и палеограф-каллиграф Ли Най-Чжи. Китайские ученые пришли к единодушному мне нию, что, по эпиграфическим данным, надпись на отвале свидетельствует о его изготовлении еще до династии Тан, всего вернее в V в. н. э. Это определение имеет очень боль шое значение. Оно позволяет сближать во времени сложе ние ранних форм кыргызской государственности и значи тельнейший шаг вперед в хозяйстве минусинских племен – распространение плужного земледелия. Вполне возможно, что усовершенствование техники обработки пашни оказало и на Енисее такое же большое влияние на ход обществен ного развития, какое можно предполагать на Алтае в эпоху сложения Тюркского каганата.

Помимо китайских плугов кыргызы применяли и собст венные. От них дошли концевые оковки лемехов подтреугольной формы. Кроме того, в Минусинских степях най дено большое число железных наконечников от трехзубой сохи, своеобразного древнего типа.

Вместе с тем не исключена возможность употребления и в кыргызское время мотыги. Различные ее виды также имеются среди случайных находок, хранящихся в музеях.

Земледелие в кыргызское время охватило еще более широкие территории, чем раньше. Это доказывают находки железных серпов тагарского типа. Так, кыргызские желез ные серпы найдены на р. Тёе, на Верхнем Абакане, в вер ховьях Уйбата и на таежной р. Убей. Использование новых земель стало возможным главным образом благодаря усов ершенствованию орошения. Сравнительно простые арычн ые системы тагарского времени заменялись сложными. Арыки сеткой покрывали орошаемый участок. Подводящ ие каналы достигали длины в 15-20 км, как это видно, например, в Уйбатской степи на землях, некогда орошав шихся из реки Беи. Необходимость уборки больших уро жаев обусловила усовершенствование серпов. На смену бронзовым тагарским серпам приходят железные. Сначала они очень близки к бронзовым. Однако со временем их зам еняют более рациональные серпы двух видов. Одни скрепл яются с рукояткой при помощи откованной втулки, другие имеют черешок с заклепкой. Черешковые просуществовали до X в., на что указывает находка их в Тюхтятском кладе вместе с китайскими монетами середины IX века. Обе эти формы отличаются большим изгибом лезвия, окончательно обособляющим их от ножей. Китайская хроника сохранила нам перечисление культур, возделывавшихся на Енисее, сообщив, что хягасы – кыргызы «сеют просо, ячмень, пше ницу и гималайский ячмень», там же можно узнать и дру гие детали: «хлеб сеют в третьей, убирают в девятой лу не» (т.е. в апреле и октябре.- С. К.). «Нет ни плодов дре весных, ни овоща огородного».

Относительно хягасского скотоводства китайцы знали, что «лошади плотны и рослы. Лучшими считаются, которые сильно дерутся. Есть верблюды и коровы, но более коров и овец». Последнее указание вполне согласуется с данным и статистики костей Копенского поселения – в обоих его слоях больше половины костей принадлежало овцам и при мерно поровну было коровьих и конских. Что касается вер блюдов, то известны их рисунки на писаницах кыргызского времени. Среди них особенно интересен один на Писаной горе около с. Сулек в долине Черного Июса, изображаю щий верблюдов, запряженных в ки битки.

Земледелие и скотоводство были, конечно, основным занятием широких масс населения Минусинской котловины в кыргызскую эпоху. Однако далеко не всегда хозяйство велось по-старому, общинным порядком. Даже китайский историк нашел нужным отметить богатых хягас – «хлебо пашцев», обладавших тысячами голов скота. Сообщение это вполне подтверждается надписью на стеле, стоявшей в местности Уюк около с. Туран на севере Тувинской автон омной области. Там говорится, что покойный «не мог ост аться» среди «моих» шести тысяч коней». О том же, пе речисляя богатства кыргызского бега, говорит надпись на стеле, находившейся в Койбальской степи, в 22 км от с. Ачуры. У бега Уры, которому она посвящена, «на земле снабженные тамгой (т. е. собственные. – С. К.) табуны лошадей были бесчисленны… в сумах находившееся имущ ество было бесчисленно, как черные волосы».

Чьими силами обеспечивался уход за этими бесчисленными» табунами, принадлежавшими кыргызским бегам, и кто обрабатывал земли «богатых хлебопашцев»,- на этот вопрос также имеется ответ в китайской хронике. Рассказывая о пути китайского посольства к хясагам, китайский хронист описывает таежные племена и замечает по их по воду, что «хягасы ловят их и употребляют в работу». По-видимому, старое рабство, замеченное археологами еще в предшествующую эпоху, не исчезло, но приобрело большее значение. Рабский труд стал применяться в хозяйстве кырг ызской знати. Эту важнейшую особенность, ставящую древнекыргызское общество в один ряд с раннеклассовыми организациями средневековья, подтверждают и другие факты.

У китайцев нет указаний на какие-либо повинности, ко торыми кыргызские общинники были бы обязаны своей аристократии. Известное китайское сообщение о том, что «ясачные вносят подать соболями и белкою», говорит лишь о дани, взимавшейся с покоренных кыргызами «ясачных» племен (т. е. кыштымов позднейшего времени).

Зато прямо о дани говорят надписи на известных золотых сосудах из кургана N№ 2 Копенского чаатаса. На одном из них написано: «Золото… дар Ача», т. е. «народа Ач» – ветви кыргызов, населявшей степи современной Хакасии от Июсов до Уйбата. Надпись на другом копенском сосуде гласит: «Бегское серебро мы дали». Очевидно, формой завис имости кыргызских свободных земледельцев и скотоводов от их аристократии на первом этапе были дани и все возможные приношения, одинаково присущие и рабовлад ельческим и «дофеодальным» государствам раннефеодаль ной поры.

Не менее значительной, чем земледелие и скотоводство, отраслью кыргызского хозяйства были различные ремесла. Среди них первое место занимали добыча и обработка железа и других металлов. Их наличие в земле хягас было широко известно. Даже в Китае отмечали, что там «есть золото, железо и олово».

Развитие обработки железа, обусловленное еще в тагар-скоташтыкское время потребностями вооружения, было зат ем поддержано дальнейшим совершенствованием хозяй ства. Распространение плужного земледелия увеличило не обходимость в железе для изготовления лемехов, сошников, отвалов, серпов и других сельскохозяйственных орудий. То же можно сказать и о конской сбруе, где железо стало ос новным материалом для изготовления всех важнейших ча стей. В IX–XIII вв. рост хягасского ремесла стимулиров ался также обменом не только с соседними, но и с более удаленными областями Азии.

Железо добывалось в кыргызское время во многих местах. Памятниками этого являются многочисленные желез ные рудники, «чудские ямы». Они расположены не только в горах, окружающих Минусинскую котловину,- на отро гах Саян и Алтая и в Кузнецком Алатау, но и в центре Ми нусинских степей, например, за рекой Тубою. К сожале нию, до сих пор эти копи не исследовались, и знают о них лишь немногие, хотя они постоянно служат важными ука зателями при геологических разведках.

Добытая в копях руда, очевидно, в горах не обрабатывалась, но переправлялась в центральные районы. Именно там, на дюнных холмах и в сосновых борах, тянущихся вдоль Енисея и его главных притоков – Абакана, Тубы, Ои и других рек, в большом количестве встречаются остатки сыродутных мастерских. Еще в XVIII в. следы большого числа таких мастерских были видны при устье р. Абакан. Однако детальное их изучение было начато лишь недавно. Особенно большие результаты дали в этом отношении раскопки В. П. Левашовой в окрестностях г. Минусинска в 1933, 1934, 1936–1938 гг.

Этими исследованиями также установлено, что выплавка железа производилась вдали от рудников. Магнитный же лезняк, закладывавшийся в горны около Минусинска, про исходит из месторождений, расположенных за р. Тубой и южнее с. Означенного. Таким образом, он привозился не менее чем за 100 км. Почти во всех сосновых лесах Мину синского района удалось встретить остатки древних железоплавилен. Добыча железа из руды производилась в небольших горнах. Они устраивались обычно на юго-восточных склонах дюнных холмов, очевидно, с таким рас четом, чтобы господствующие западные и северо-западные ветры, продувая по лощинам между дюн, способствовали разжиганию горна, а затем относили бы в сторону выделяем ые газы. Уголь для горнов применялся древесный, обжи гавшийся рядом в воронкообразных ямах. Самые горны несколько вкапывались в склон дюнного холма и имели вид прямоугольных или трапецевидных ящиков из камен ных плит длиной 0,9, шириной 0,8 и высотой до 0,7 м. Изн утри их стенки вымазывались глиной. Сверху горны пок рывались плитами и глиняной обмазкой, в которой про делывались отверстия для выхода газов. Передняя стенка была разборной. В ней имелось довольно широкое отверс тие. Судя по находкам Г. Мерхарда, в это отверстие вма зывалось глиняное сопло мехов. Перед горном выкапывал ась круглая яма диаметром в 2–3 м. Во время действия горна здесь устанавливались мехи для подачи воздуха. По окончании дутья южную стенку горна разламывали, и жидкие шлаки сливались в яму, образуя корки, которые раскал ывали и выбрасывали наверх. Со временем из них накапл ивались вокруг ям большие подковообразные отвалы. Остальные отходы, спекшиеся в виде глыбы, также выбра сывались. Подсчет числа таких глыб показывает, что каж дый горн использовался от 25 до 40 раз. Самый металл, восстановленный в сыродутном горне в виде тестообразной массы, так называемой «крицы», после остывания извлек ался со дна горна для дальнейшей обработки кузнечным способом. Судя по найденным В.П.Левашовой остаткам, в кыргызские горны закладывали древесный уголь, раз мельченный магнитный железняк и обломки камней, служ ивших флюсами. Качество руды было очень хорошее, с 65–70 процентным содержанием железа. Однако лишь ничт ожная его часть восстанавливалась в крицах. Так, из руды с 67-процентным содержанием железа 50 процентов металл а оставалось в шлаках и лишь 17 процентов доставалось мастерам в крицах. Зато качество этого кричного железа было очень высоким. Судя по тому, что вокруг горнов не было найдено почти никаких бытовых находок, можно предполагать, что мастера приходили сюда только на время плавки. Получив нужное число криц, они возвращались в свои поселки, где железо дорабатывалось и из него изго товлялись кузнечные изделия.

Остатки поселков, где жили искусные кыргызские куз нецы, тянутся непрерывной цепью по дюнам вдоль бере гов Енисея и его главных притоков. К сожалению, боль шинство культурных наслоений там развеяно, и вещи на ходятся во вторичном залегании. Однако находки очень показательны. Нам удалось осмотреть такие места кыргыз ских поселков на дюнах у с. Кривинского, Краснотуранского и Копен на Енисее и у с. Шалоболино и Тесь на р. Туб е. Значительные площади (иногда до 0,5 км) отмечены сплошными находками кыргызской керамики, аналогичной изученной на поселении у с. М. Копены, и очень большим количеством шлаков и угля. Местами встречаются целые их груды, очевидно, отмечая расположение кузнечных горн ов, от которых иногда уцелели и разбросанные камни. Там же, особенно весною или после больших ветров, на ходят различные вещи и среди них, прежде всего, желез ные изделия. Большое число костей животных и черепков говорит о долговременности этих поселков.

Сравнение материалов, добытых на поселениях с боль шим числом кузнечных горнов, и результатов исследования поселка у с. Малые Копены обнаруживает значительные различия. При раскопках жилищ в различных траншеях и шурфах, а также в многочисленных нарушениях культур ного слоя, например, на пашне в поселке у Малых Копен, нигде не было найдено ни скоплений углей и шлаков, ни каких-либо других признаков металлургического производ ства. Между тем, в 2 км, на дюнах Копен-Карагай, в ту же эпоху находилось поселение, вся площадь которого усыпан а углем и шлаками. Очевидно, именно там работали копенские кузнецы-кыргызы. Но они там и жили, оставив после себя не только развалины горнов, но и большое чис ло черепков и кухонных отбросов, главным образом в виде костей домашних животных.

Такое различие двух соседних поселений позволяет предполагать, что кыргызские кузнецы обособлялись от ос тальной общинной массы даже территориально. Повиди мому, на Енисее для этой поры уже можно говорить об отделении ремесла от сельского хозяйства и о концентрации ремесленников в особых пунктах. Пока мы знаем эти ремесленные поселки в виде приречных поселений. Возмож но, что эта тяга к реке объяснялась стремлением жить по ближе к основной артерии края – системе Енисея, которая одна только в зимнее время давала удобный выход на юг за Саяны. Вполне вероятно, что в эпоху наибольшего рас пространения кыргызского господства ремесленники групп ировались также и вокруг городов, пока еще не отыскан ных археологами, но имена которых сохранила китайская летопись (например, Гянь-Чжеу, Илан-Чжеу и др.). Все это свидетельствует о сложной организации важнейших от раслей кыргызского ремесла.

Выше уже говорилось об одном из основных видов кыр гызской кузнечной продукции – местных лемехах, сошни ках, серпах, горбушах и мотыгах. К ним надо прибавить также многочисленные топоры. Все они еще с конца тагарской эпохи сохраняют пальшабовидную форму.

Выделывали кыргызские кузнецы и орудия своего ре месла, а также инструменты для обработки цветных ме таллов. В Минусинском музее хранятся всевозможные молотки. Одни из них довольно крупных размеров – кузнечные, другие, мелкие, служили зубилами, метчиками, подковными молотками и чеканами для нанесения орна мента на бронзовые, золотые и серебряные изделия. Осо бенно искусны были кыргызские кузнецы в выделке ору жия. Об этом знали даже китайцы. Их хронисты отметили, что железное оружие, изготовленное кыргызскими кузнецами, было столь остро, что могло пронзить кожу носорога. По-видимому, этими высокими качествами и объясняется широкое распространение кыргызского оружия вплоть да арсеналов танского Китая.

До нас сохранились различные образцы этого оружия. Особенно велико было производство железных наконечников стрел. Об этом свидетельствует уже тот факт, что сре ди случайных находок в Минусинском музее хранятся 4144 наконечника.

Судя по находкам в кыргызских погребениях, в VI–VIII вв. выделывались главным образом трехгранные и трехлопастные наконечники, а также плоские со сравнит ельно тонкой лопаточкой острия, заточенной горизонтальным лезвием. Эти наконечники совершенно аналогичны описанным выше алтайским. Позднее, в IX–X вв., кыргызы выделывали в особенно большом количестве плоские массивные наконечники ромбоидальной формы. Их наибо лее характерной особенностью является наличие невысо ких граней на широких плоскостях. Наряду с ними продолжали бытовать и трехлопастные стрелы с округлыми и полулунными прорезями.

Во всех соседних с Минусинской котловиной областях Южной Сибири – на Алтае, в Кузбассе, под Ачинском и Красноярском, а также в Канеком районе и в Карагасии находят наконечники стрел, совершенно аналогичные кыр гызским. Однако ни в одной из этих областей находки их далеко не достигают такой степени концентрации, как на Среднем Енисее. На основании этого можно предположить, что центром наконечников стрел, применявшихся в V–X вв. на широких пространствах Саяно-Алтая, была об ласть енисейских кыргызов. С кыргызскими мастерами лишь в некоторой степени состязались в это время племена Прибайкалья, особенно так называемые «курумчинские кузнецы».

Помимо наконечников стрел кыргызские кузнецы выдел ывали и другое оружие, прежде всего, мечи и кинжалы. Мечи были длинные (до 80–90 см), обоюдоострые, с прям ым перекрестьем. Рукоятки, очевидно, изготовлялись из дерева или кости и насаживались на черешок. Встречена и другая разновидность – однолезвийный палаш. Кинжалы первоначально имели ту же под треугольную черешковую форму, что и на Алтае в VI–VIII вв. Позднее, в IX–X вв., кроме них стали изготовлять более широкие кинжальные клинки с почти параллельными лезвиями. Особо следует отметить кинжал, найденный в кургане Уйбатского чаататса. Он имеет черешок, указывающий на расположение ру коятки под углом, как у некоторых сабель VIII–IX вв. Аналогично с ними устроено и его перекрестье.

Копья, по-видимому, применялись в меньшем числе, и находки их наконечников, имеющих вид массивной рогати ны, сравнительно редки.

Здесь же следует упомянуть о защитном вооружении. Китайский хронист отметил, что у хягасов (кыргыз) «конники прикрывают руки и ноги деревянными щитиками; еще на плечи накладывают круглые щитики, которые мог ли б защищать от острия стрел и сабель».

Замечательно, что на местных изображениях кыргызов действительно видны эти «щитики». На копенских релье фах мы их увидим спереди на коленях, на Сулекской пис анице они в виде округлого щитика-зерцала прикрывают грудь, овальные же видны на плече. Однако кыргызские кузнецы выделывали в большом количестве и пластинча тые панцири. Об этом свидетельствуют хранящиеся в Ми нусинском музее 200 отдельных железных панцирных пла стин, найденных случайно в различных местах на Среднем Енисее. Внешний вид кыргызских панцирей можно восстан овить по изображениям воинов на енисейских писаницах. Там, особенно на писанице, найденной у с. Сулек, и на камн е одного из курганов чаатаса на р. Ташебе, хорошо видны панцирные рубашки, доходившие до колен. Рисунки писа ниц передают также форму кыргызских шлемов – обычн ых на востоке шишаков.

Наряду со всевозможными орудиями и оружием кыргызские кузнецы вырабатывали очень большое количество различных принадлежностей конской сбруи. В погребениях VI-VIII вв., исследованных в Минусинской котловине, най дено много удил, стремян, седельных пряжек и т.

п. На осно вании этих находок и сравнительных данных представляет ся возможным установить здесь последовательность форм.

Как и на Алтае, следует отметить стремена из выгнутой восьмеркой проволоки с плоским подножием, часто украшенным прорезями.

Судя по наличию в коллекции Минусинского музея ше сти миниатюрных изображений стремян этого типа, они по явились на Енисее еще в таштыкское время и просущест вовали вплоть до X в., о чем свидетельствует находка их в минусинских погребениях с конем. Такая хронология сов падает с алтайской. На западе впервые восьмеркообразные стремена распространяются с VI в. Наиболее поздняя их находка сделана в Максимовском могильнике X в.

Несколько позднее восьмеркообразных стал выделываться на Енисее второй тип стремян, отличающийся тем, что на вершине дуги имеется пластина, в которой пробито ушко для путлища. Большинство стремян этого типа имеет квадратную пластинку.

У некоторых стремян пластинка сильно вытянута вверх. При этом замечено, что такие стремена отличаются еще своеобразной изогнутостью нижней части боковых дуг при переходе их в подножие. Этот вариант имеет полную ана логию только в бронзовых стременах, найденных в Китае. По-видимому, такое сближение подтверждается и наличием в Минусинской котловине среди стремян с пластинчатым ушком нескольких отлитых из бронзы. На китайское прои схождение формы стремян с вытянутым вверх пластин чатым ушком прямо указывает одно из них, найденное в кургане № 5 Уйбатского чаатаса. Стремя украшено бога той инкрустацией, среди серебряных завитков раститель ного узора и цветов порхают птицы из золотистой бронзы. Этот орнамент находит себе полную параллель в китай ском искусстве Танской эпохи и позднее. Стремена с пла стинчатым ушком выделывались на Енисее и в IX–X вв., на что указывает их находка в Тюхтятском кладе. Таким образом, в бытовании у кыргызов этого типа стремян об наруживается значительная параллельность не только с Алтаем, но и с югом Европейской части СССР. Там они найдены в Перещепинском кладе VII в., в инвентаре Верхне-Салтовского могильника, в Воробьевском могильнике близ Воронежа и в могильниках VI–IX вв. на Сев. Кав казе.

В Венгрии этот вид стремян впервые появляется в

VI в. и широко распространяется в VII и VIII вв. Позднее, с IX в., его заменяют стремена с четырехугольным ушком на верху дуги. Эти стремена также восточного происхож дения. Они имеются среди случайных находок в Минусин ском музее. Некоторые имеют ушко, украшенное головками животных совершенно так же, как украшено головами драк онов хранящееся в Минусинске замечательное бронзовое стремя явно китайского происхождения.

В большом количестве выделывали кыргызские кузнецы и наиболее простые стремена с отверстием для путлища, пробитым в слегка расплющенной верхней части дуги. В погребениях кыргызов эти стремена пока не найдены. В соседнем Алтае они появились еще в кудыргинское время. Однако на Западе они распространились гораздо позднее, только с IX ст.

Кыргызские кузнецы выделывали огромное количество железных удил. Господствующей их формой в VI–X вв. были двусоставные кольчатые удила с вращающимися по концам дополнительными кольцами. В большинстве случаев они снабжены эсовидными псалиями с приклепанными ушками для поводка. Некоторые псалии VI–VIII вв. сверху были украшены головками баранов, а снизу – схематическим изображением копыт. Такая орнаментация весьма интересна, так как является еще одним указанием на живучесть старых традиций скифо-тагарского времени, когда украшение псалии головками и копытами животных было широко распространено. Позднее кыргызские удила IX-X вв. имеют более простые железные псалии с утол щенными концами. Тогда же применяются и костяные эсовидные псалии. Затем и на Енисее, так же как и на Алтае, удила с небольшими кольцами, рассчитанные на примене ние псалии, сменяются новой формой, отличающейся больш ими размерами концевых, свободно вращающихся колец.

Для конской сбруи кыргызские кузнецы ковали всевозможные пряжки. Среди них совершенно аналогичны алтай ским дугообразные с замковым язычком, вращающимся вместе с осью. Такие пряжки применялись и в VI и в X вв. Сходные металлические пряжки в VI–VIII вв. распростра нены и на Западе, например в Венгрии. В IX–X вв. кыргызы начали ковать лошадей, применяя подковы. К этому же времени относится распространение выделываемых кыр гызскими кузнецами железных украшений сбруйных и поясных ремней. В неоднократно упоминавшемся Тюхтятском кладе IX–X вв. найдено несколько таких железных блях в виде длинных заостренных наременных пластинок. Сверху они украшены тонким чеканным узором геометри ческого точечного, кружкового и чешуйчатого рисунка. Нем ало подобных блях, украшенных еще серебряной инкрус тацией, найдено случайно на полях Минусинской котлов ины. Особенно выделяется уздечный набор из собрания Згерского-Струмило, включающий прекрасные удила с пок рытыми тонким чеканным узором зооморфными пластин чатыми псалиями и свободно вращающимися пластинча тыми кольцами.

Кыргызские мастера по металлу, очевидно, соединяли занятия кузнечным и литейным делом. На это указывают находки на дюнных поселениях кыргызских металлургов одновременно и железных шлаков, и пролитой бронзы. Об работка драгоценных металлов – золота и серебраве лась, по-видимому, в той же среде, возможно, лишь более узким кругом специалистов. В пользу этого говорит тесная связь между изделиями из бронзы и золотыми и серебря ными вещами. Трудно отделить на Енисее ювелира от лит ейщика и кузнеца. Впрочем, и сейчас эти специальности у хакасов и алтайцев обычно соединены. Основными издел иями кыргызских литейщиков и ювелиров были личные украшения, украшения поясов и сбруи.

Рядовые погребения кыргызов сохранили формы украшений VI–VIII вв., весьма близкие к описанным выше ал тайским. Особенно показательны в этом отношении наход ки, сделанные В. П. Левашовой в курганах первого Капчальского могильника. Уздечки украшены округлыми и четырехугольными бляхами с выпуклостями, близко напом инающими кудыргинские. Скрещения же их ремней при крыты округлыми бляхами с тремя лопастями вырезных очертаний, совершенно аналогичными алтайским, например из курганов III группы Курая. Также сходны с курайскими и туяхтинскими пряжки и обоймы уздечных ремней. Кроме уздечных наборов, в Капчальском кургане № 1 (пог ребение II) были найдены сердцевидные бляхи, вырезан ные из тонкой бронзовой пластины. Они, вероятно, укра шали нагрудные ремни. Их форма ближайшим образом напоминает бляхи, найденные в погребениях Салтовского» могильника и в катакомбах Балты VI–IX вв.

Так же, как и на Алтае в VI–VIII вв., скромны и капчальские серебряные бляхи от поясов. Это, главным образом, несколько усложненные лунницы и четырехугольные или полукруглые бляшки с отверстием в нижней части. Конц евые удлиненные бляхи отличаются, как и на Алтае, округленным внешним краем. Одна из наременных концевых блях, найденная в кургане № 5, украшена рельефным изображением хищника, терзающего барана. Мастерски выполненная, эта бляха еще раз свидетельствует о сохранении в кыргызской среде старых тагарско-таштыкских, «скифо-сарматских» традиций.

Было бы, однако, неправильным представлять себе работу кыргызских мастеров по металлу только на основа нии скромных капчальских образцов. Если даже в наибол ее богатых курганах Алтая находятся только их аналог ии, то это  лишь  показывает его  захолустность в VII–VIII вв., когда политический центр алтайских тюрок пер еместился далеко на юг и на восток.

Одновременные находки в курганах кыргызской знати, показывают необыкновенную изощренность енисейских мастеров, с успехом удовлетворявших стремление своих богатых заказчиков к пышной роскоши. Особенно ярки в этом отношении материалы, добытые Л. А. Евтюховой и мною в курганах Копенского чаатаса в 1939 и 1940 гг.

Уже то немногое, что уцелело от ограбления могил в копенских курганах, отличалось от капчальских вещей. Золотые нашивные и наременные бляхи из курганов №5, 6 и 7 были украшены сложным узором, по преимуществу растительных форм. Но особенно четко новый вид орнаментации проявился на массивной золотой бляхе от пояса, найденной в грабительском лазе второго копенского кур гана. Она была украшена растительным орнаментом. Стебли образовали сложный тонкий ажурный узор, среди которого располагались цветы. Это работа местного мастера, знавшего китайские образцы – цветы орнаментов Танской эпохи. Этот источник новых орнаментальных форм обнаруживается и на других вещах из копенских курганов.

В углу, образованном стенкой грабительского хода и южной стенкой могильной ямы копенского кургана № 2, в небольшом углублении-тайничке был найден узелок из кошмы, в котором были завязаны различные украшения от сожженной вместе с покойником сбруи и пояса.

Несомненно, к одному набору принадлежат шесть больших и пять мелких пластинчатых блях, двойных, склепанных узорчатыми гвоздиками. Между ними сохранились остатки обгорелой кожи, на которую они были нашиты. Бляхи украшены тонким чеканным узором в виде лепестка цветка. На одном китайском золотом блюде орнамент составлен из цветов, очень близких описываемым. Здесь уместно отметить, что до сих пор в уздечных и седельных наборах хакасы любят гравировку в виде цветов. К конскому же убору принадлежат и 23 ворворки от кистей. Их трубки заканчиваются изящными расширениями в виде розетки. Вероятно, и 13 крупных бубенчиков украшали сожженную сбрую. Рассматривая весь набор в целом, мы найдем в нем много общего с наборами VII–IX вв. из таких могильников, как Салтовский, Балта и Чми.

Иного характера массивные бронзовые бляхи. Четыре из них овальные, с выгнутыми краями. Они украшены ажурным растительным орнаментом, окружающим отвер стие. К ним же принадлежат: полукруглая бляшка, нако нечник пояса, сердцевидная бляшка, большая концевая обойма ремня и тонкая наременная обойма. Это остатки поясного набора, передняя часть которого всегда украша лась бляшками с отверстием (к ним привязывали ремни для сабли, мешочки с трутом и огнивом), а задняя – сердцевидными или полулунными бляхами. Сюда же, воз можно, относится и массивная литая пряжка, язычок которой, вероятно, был сделан из железа. По своей форме эти пряжки также весьма характерны для кочевников VII–IX вв.

Третью группу составляют пластинчатые бляхи, покрыт ые тонким растительным узором. Из них пять квадрат ных и две треугольных, выгнутых одинаковым образом, как будто их набивали на твердый выступ. Все они имели подкладки, с которыми соединялись фигурными заклеп ками, причем на подкладке имеются те же прорезы, что и на бляхах.

По-видимому, бляхи набивали на нечто тонкое – бересту, кожу, войлок. По орнаменту и выделке к ним же принадлежит пластинка с продолговатым отверстием. Такие бронзовые и костяные пластинки на берестяных колчанах служили отделкой петель для ремней. Наконец, особую группу составляют тонкие и длинные бронзовые пластин ки с отверстиями для гвоздиков.

Три пластинки украшены рельефными звездочками. Все они имеют следы двух перегибов, что указывает на набивку их на гранчатый предмет. Такие же перегибы имеются и у найденных там же трех широких обойм из тонкого листа бронзы. Обращает на себя внимание сходство последних с обоймами ножен мечей.

Особую группу составляют золотые наременные бляшки. Так как их орнаментация очень близка по своей тематике к украшениям сосудов, мы разберем их ниже.

В заключение упомянем о сильно оплавившихся обломках медного блюда, оказавшихся в узелке вместе с описанными предметами.

* * *

На второй тайник кургана N№ 2 очень похожи оба тай ника, найденные в центральной части кургана N№ 6. В них оказались главным образом принадлежности сбруи.

Первый из них, расположенный под северо-восточной стороной центральной части кургана, также содержал узелок из войлока со сбруйными украшениями. Среди них отметим уздечный набор из бронзовых бляшек довольно грубого литья. Бляшки были укреплены на ремне двумя, тремя или четырьмя расклепывавшимися шпеньками; 18 из них овальны и украшены схематическим изображением цветка; 13 имеют подтреугольную форму; их орнамент беспредметен. Сюда же следует отнести узкую удлиненн ую бляшку, небольшую пряжечку и ряд мелких концевых обойм. Бляшки, украшенные схемой цветка, находят себе ближайшую аналогию в уздечном наборе из могилы под круглой каменной насыпью при керексуре около Наинтэ-Сумэ, в Северной Монголии. Эта могила со скелетами че ловека и двух коней датируется шелковой сасанидско-китайской тканью VI–VII вв. Вторую группу предметов составляют принадлежности седельного набора: пара крупных концевых наременных обойм, крупные бронзо вые пряжки и 13 подвесных блях, украшавших седельн ую шлейку. Это массивные бронзовые литые щитки с тремя лопастями и петлей для подвешивания, украшенные растительным ажуром. На средней лопасти изображена морда кошачьего зверя, такие мотивы в искусстве Саяно-Алтая известны еще в деревянной резьбе гунно-сарматской эпохи. Затем они распространяются в орнаментации бронзового литья позднейшего времени, вплоть до VIII–IX вв. На боковых лопастях изображены морды хищник ов, совпадающие с аналогичными изображениями на минусинских бронзах тагарского времени (I тысячелетие до нашей эры), что имеет большое значение для установ ления происхождения звериной орнаментации кыргызско го искусства. К седельному же набору относятся и две пары стремян – одна железная, другая из бронзы, по форме они обычны для VI–IX вв.

Совершенно особую серию предметов составляют найденные в том же узелке первого тайника штампованные бронзовые рельефные изображения различных зверей, двух скачущих всадников (одно из них сломано) и др. Так как эти рельефы имеют большое значение для истор ии древнекыргызской культуры, мы рассмотрим их особ о. Здесь же только отметим наременные бронзовые овальные бляшки, выполненные той же техникой, что и рельефы.

Второй тайник кургана № 6 расположен на одной линии с первым, но в юго-западной стороне. Он более сло жен. В его овальной ямке (40×35 см) на дно была полож ена продолговатая каменная плитка 20×35 см. На ней насыпаны густым слоем пережженные кости человека. Среди них собраны обрывки золотых листков, обломок золотой оплавившейся серьги, обломки оплавившегося золотого браслета с расширяющимися концами, золотая пуговица и капли расплавленного золота, очевидно, от браслета. Под слоем костей на камне найдены обломки глиняной крестовидной бляшки. Интересен браслет, близк ий браслетам VII в. из кочевнических погребений Венгрии и кладов VII–VIII вв. Украины. Ближайшей же его ана логией является браслет из погребений около Капчальского баритового рудника в Хакасии. Глиняная бляшка, очевидно, была покрыта золотом. Глиняные бляшки, об ложенные золотом, были широко распространены в таштыкскую эпоху.

К юго-восточной стенке тайника был прижат узелок из кожи со сбруйным набором. Сверху лежала пара железных стремян, аналогичных найденным в первом тайнике, и железные удила с эсовидными псалиями, сильно по порченные ржавчиной. Сбоку и между этими вещами были плотно уложены 13 литых бронзовых позолоченных блях, подвешивавшихся к седельной шлейке; они листо видной формы, с вырезными краями, отделанными рельефным спирально-растительным узором. В центре бляхи – округлая выпуклость с цветком. По сторонам – рельефные изображения двух разъяренных львов; поле покрыто чеканным кружковым узором. Чеканом же на несены детали на фигуры львов и рельеф. Подобного ро да бляхи широко распространены в сбруйных наборах кочевнического мира; укажем на бляхи из Салтовского могильника и катакомб Балты. На Енисее они найдены в Капчальском могильнике. Однако там обнаружены неорнаментированные пластинки, между тем в Минусинском крае и на Алтае среди случайных находок имеются очень близкие к нашим бляхи с рельефным орнаментом, но более сухим и ограничивающимся главным образом растительным узором да изображением на месте центральной выпуклости усатой личины. Зато в Китае мы находим близкие аналогии: особенно интересны две бляхи, хранящиеся в Париже: на одной изображены дерущиеся львы, очень схожие с нашими; другая бляха с прекрасным изображением несущегося коня имеет на вырезных краях завитки растительного узора, весьма близкие к узору по краю копенских блях. Китайская струя в орнаментации наших блях со львами дает о себе знать и в рисунке, причудливо изысканном, и в чешуйчатой разделке фона, и в композиции двух зверей, разделенных выпуклостью – «пылающей жемчужиной» китайского мифа. Только здесь традиционные драконы заменены львами. Помимо перечисленных предметов, во втором тайнике лежали такие же бронзовые рельефные изображения всадников, зверей, гор и пр., что и в первом. О них будем говорить позже.

Сравнивая еще раз украшения капчальских и копенских курганов, мы видим все разнообразие продукции кырг ызских литейщиков, и ювелиров VI–VIII вв. Они выдел ывали и скромные украшения сбруи и поясов простых кыргызов, и пышное убранство знати. Сложную орнамен тацию богатых уборов они не просто обогащали заимст вованиями иранских и китайских образцов, в ней проявле но также и их собственное творчество, сохранявшее славн ые и плодотворные традиции тагарско-таштыкского мас терства.

О вопросах кыргызского искусства еще придется говорить ниже.

* * *

В IX–X вв. изделия кыргызских мастеров по металлу сильно отличаются от более ранних. Мы это уже отмечали в кузнечном и оружейном деле. То же обнаруживается и в литье.

В этом отношении ценным источником являются наременные бляхи уже упоминавшегося клада, найденного около с. Тюхтяты на р. Казыре в северо-восточной части Минусинской котловины. Клад точно датирован четырьмя китайскими монетами IX в.

Тюхтятские бронзовые бляхи характеризуются господством четырехугольных форм с вырезными краями. Даже бляхи ременных скрещений имеют прямоугольные лопасти. Почти все бляхи покрыты сложным рельефным растительным узором с цветами, весьма близким к рисунк у золотой наременной бляхи из кургана № 2 Копенского чаатаса. Кроме четырех угольных и крестовидных блях, в кладе имеются «лунничные», покрытые тем же рельефным узором, а также сердцевидные бляхи с выпуклым полу бубенчиком в середине. Совершенно новой формой явл яются овальные бляшки с дополнением, похожим на рыбий хвост. Всеми этими особенностями – квадратностью формы, литым рельефным узором, наличием сердцевидных и особенно «хвостатых» блях уздечные и поясные наборы Тюхтятского клада совершенно аналогичны украшениям, обнаруженным в погребениях IX–X вв. сросткинских курганов Северного Алтая. Эта близость усиливается сходством сросткинских и тюхтятских удил, одинаково отличающихся уплощенностью концов эсовидных псалий, тождеством форм кинжалов и другими особенностями. Очевидно, в IX–X вв. по всему Саяно-Алтайскому нагорью распространилась новая мода на вещи тюхтятско-сросткинского типа. Аналогичные наборы так называемого Змиевского кургана близ Семипала тинска свидетельствуют о наличии этих форм и далее к западу.

Вопрос о происхождении этой новой моды уже рассматривался выше при изучении столь близких к тюхтятским сросткинских украшений Алтая. Там отмечалось, что если на Алтае не были известны более ранние орнаментальные мотивы, на основе которых мог бы развиться узор сросткинских и змиевских наборов, на Енисее такой узор создавался еще в VII–VIII вв. При этом была сделана ссылка на только что изученную золотую поясную бляху из Копенского кургана, украшенную сложным растительным ажуром и цветами. Изучение этого ажурного узора показало, что в нем имеются китайские элементы. Между тем нигде в Сибири не проявляются в такой степени для VI–X вв. сношения с Китаем, как у енисейских кыргызов.

В этом можно видеть еще один довод в пользу кыргызского происхождения новых тюхтятских, сросткинских и змиевских украшений IX–X вв.

* * *

Из других ремесел кыргызов обращает на себя внимание гончарное. Как показали раскопки поселения у с. Ма лые Копены, наряду с хозяйственной посудой, формован ной от руки, в массе своей сохранившей старые таштыкские черты, кыргызы имели прекрасно выполненные на гончарном круге высокие вазы. Они в очень большом ко личестве найдены в кыргызских курганах VI–VIII вв. Их отличает совершенно своеобразное качество глины. Тонко отмученная, после обжига она превращается в звонкий черепок, напоминающий больше всего не керамику, но камень серого цвета. Уже эта особенность заставляет вспомнить китайские черепицы и отделочные плиты стен построенного в китайском стиле в эпоху Хань здания, ис следованного в 1941, 1945 и 1946 гг. около г. Абакана. Не менее близки к кыргызским вазам по качеству глины и обломки сосудов из ноинулинских курганов хунну – вре мени около начала н. э. Форма кыргызских ваз – вытя нутое яйцевидное тулово с высоким, развернутым вверху горлом – имеет лишь очень отдаленное сходство с неко торыми таштыкскими сосудами. Зато полную аналогию по внешнему виду кыргызские вазы находят в некоторых сосудах, найденных в Северном Китае, Монголии и Бурятии. Особенно близка к кыргызским ваза, найденная в кургане VI–VII вв. в урочище Наинтэ-Сумэ в Монголии. Сходство здесь подчеркнуто не только единством формы и качеством материала, но и тождеством орнамента. Как монгольская, так и большинство енисейских «кыргызских ваз» украшены широким поясом идущего по плечам елочного орнамента, нанесенного путем последовательных отпечатков штампа.

Все эти особенности и сходства не оставляют сомнений в южном происхождении техники, формы и печатной ор наментации «кыргызских ваз». Во всем этом они воспроизводят китайские приемы. Однако было бы глубоко ошибочным присоединяться к мнению тех исследователей, которые на основании этих черт сходства были склонны самые вазы, найденные на Енисее, считать привозными с юга, если не из Китая, то из Монголии. Этому противоречит их особенно широкое распространение у енисейских кыргызов. Невозможно допустить, чтобы такой громоздкий, сравнительно хрупкий и весьма тяжелый товар ввозился бы массами с далекого юга через труднопроходим ые горные тропы, требующие месяцев пути.

В действительности, несомненно, существовало местное енисейское производство «кыргызских ваз», вырабатывавшихся в большом количестве с применением при емов выделки, заимствованных с юга. Находки в развал инах ханьского здания близ г. Абакана позволяют предполагать давнее знакомство минусинцев с китайской техникой обработки глины, дававшей после обжига «кам енный» черепок. Что касается формы ваз, то она была разработана лишь в VI–VII вв. и, вероятно, на юге. Осн ованием этому служит наличие в Бурятии и Монголии еще в хуннскую эпоху крупных сосудов, по форме своей близких к вазе из Наинтэ-Сумэ и к аналогичным ей «кырг ызским». Утверждая местное производство «кыргызских ваз» по заимствованным с юга образцам, мы сталкиваемс я еще с одним указанием на особенно тесные связи, сущ ествовавшие у енисейских кыргызов с Монголией и Кит аем. На то, что в этих связях кыргызы занимали исклю чительное положение сравнительно с другими народами Южной Сибири, указывает распространение ваз. Они найд ены только в Монголии и Бурятии и в особенно большом числе в Минусинской котловине. Ни на севере под Крас ноярском, ни на востоке от Енисея, ни на Алтае они до сих пор не встречались. Факт этот сам по себе очень ин тересен, так как указывает на наличие деловых связей кыргызов с населением Монголии в эпоху Тюркского каг аната в разгар военных столкновений. Очевидно, кыргыз ы проявляли большую предприимчивость и сумели сохран ить сношения с югом, несмотря на политические труд ности.

Помимо кузнецов и литейщиков, оружейников и гончаров, у кыргыз работали и другие мастера. Несомненно, особую группу ремесленников составляли ювелиры и художники. Об их замечательных работах мы еще будем говорить ниже, рассматривая особенности развития кыр гызской культуры и искусства. Здесь же упомянем резчи ков по кости и дереву, создавших отделку колчанов и седел, сапожников и седельников, изделия которых можно видеть на кыргызских писаницах.

Кроме того, третья уйбатская надпись сохранила указание на специалистов-каменотесов и резчиков орхонского алфавита, людей грамотных. В надписи уцелела ценнейшая деталь – мастера названы «сыновьями искусных людей». Очевидно, навыки в мастерстве передавались наследственно. Это указывает на известную обособленность кыргызских ремесленников, которая могла вести к зачатку ремесленных организаций.

Торговля кыргызов

Вся довольно сложная система кыргызского ремесла, конечно, в той или иной степени ориентировалась на обм ен и, в свою очередь, его стимулировала. Выше уже отмечалось, что на тесную связь кыргызского ремесла с обменом указывает широкое распространение в соседних областях Сибири железных наконечников стрел кыргыз ского изделия. То же можно сказать и о кыргызском ли тейном деле. Сообщение китайцев о высоком качестве кыргызского оружия позволяет предполагать его про никновение и на международный рынок, в армию китай ских императоров.

Укреплявшаяся связь кыргызских металлообрабатывающих ремесел и обмена делала их самостоятельной и очень важной отраслью хозяйства. Кроме железных изделий, кыргызы торговали золотом и пушниной – богатствами, особо отмеченными источниками. Связь кыргызов с азиатскими рынками сохранялась и в IX–XI вв. В частности, арабские купцы хорошо знали пути в страну кыр гызов. При этом мы узнали, что наряду с прежними това рами, вывозившимися из страны кыргызов, приобрел значение мускус. Так, в X в. Ибн-Хаукаль отметил, что лучший по цене и качеству мускус привозился из Тибета и из области кыргызов.

В известной «Рукописи Туманского», написанной по-персидски в 982–983 гг., сообщается о вывозе от кыргызов березы и рога хуту, шедшего на рукоятки ножей. Возможно, что хуту – моржовый клык, который кыргызы перепродавали, получая его с севера. Что касается торговли березой, то это совпадает с сообщением китайцев о том, что у кыргызов «более всего растет береза». Вероятно, ее продавали и в Китай.

Импортную торговлю кыргызов можно представить по археологическим данным. Из Китая, например, вывозились металлические изделия – плуги с отвалом, сбруйные при надлежности (даже стремена), украшения, лаковые изде лия и особенно в большом количестве зеркала. Интерес ные выводы о торговых сношениях с Китаем в связи с внешнеполитическими переменами в положении кыргызов рисуют находки в Минусинской котловине монет. Поль зуемся для этого собранием Минусинского музея, где все китайские монеты имеют надежный местный паспорт.

В смутные времена истории Китая до Танской эпохи сношения с Севером были весьма ограничены. На Енисей проникло тогда очень мало китайских монет. Так, найде но всего 4 монеты VI в. (Зап. Вэй 554 г.). Очевидны воен ная слабость Китая и противодействие со стороны жуань-жуаней и тюрок, в первый период, кыргызской торговле с Китаем.

Совершенно иным стало положение в VII в., когда в 20-х годах танский Китай овладел землями восточных тюрок. Торговля оживилась, и это отмечается находкой 45 тайских монет чеканки 621 г. в разных местах Минусинской котловины. Однако освободительная война тюрок против китайцев, начавшаяся восстанием 661–663 гг. и закончившаяся восстановлением самостоятельности кага ната в 682 г., опять затруднила сношения кыргызов с Кит аем. Среди минусинских находок нет китайских монет ни второй половины VII в., ни первой половины VIII в., когда тюрки не только усилились, но и вступали в борь бу с кыргызами. Китайская хроника, правда, сообщает о неоднократных посольствах кыргызов ко двору импера торов именно в это время. Но, очевидно, это были дипло матические миссии с целью координировать борьбу с об щим врагом – тюрками и торгового значения они не име ли. Слабо были развиты торговые связи кыргызов с Китаем и в период господства уйгур. Правда, на первые годы их владычества – 758 и 759 – приходятся находки 12 монет, но это, возможно, объясняется еще недостаточн ым контролем торговых путей со стороны новых властит елей Центральной Азии. Позднее только от 780 г. имеетс я в Минусинской коллекции 6 монет.

Напомним, что и китайская хроника отмечает, что после 758 г., когда уйгуры завоевали кыргызов, «хягасские посольства уже не могли проникнуть в Срединное государство». Но вот в истории кыргызов наступает резк ий перелом. Их войска разбили уйгуров, и кыргызский хан Ажо (Яглакар) «перенес свое пребывание на южную сторону гор. Лао-Шань (вероятно, Танну-Ола)». Случил ось это около 840 г. И тотчас уже усилилась торговля с Китаем. Количество найденных в Минусинской котловине монет, относящихся к 814–846 гг., рекордно – 237 экз. Подъем кыргызской торговли с Китаем в IX в. несомнен но был связан с захватом кыргызами господствующего положения в Центральной Азии. Однако это продолжа лось недолго. Выше уже отмечалось, что под давлением киданей в начале X в. кыргызы вынуждены были оста вить свои кочевья южнее Танну-Ола. Связи с Китаем опять затруднились. От середины X в. в Минусинском му зее имеются только 4 монеты. Лишь в конце X и в XI в. сношения вновь оживились и снова стали проникать на Енисей китайские монеты. Всего собрано 37 монет чеканк и династии Сун и 3 японских 1001 г. XII в. с господств ом в Северном Китае династии Цзинь не принес нового оживления связей с Китаем. В минусинской коллекции оказалось всего 8 цзиньских монет, найденных в одном месте около с.

Каптырево. По-видимому, политическая обстановка в Центральной Азии того времени не способс твовала развитию кыргызско-китайских сношений. На конец, наступил грозный XIII в. В минусинской коллекции нет ни одной монеты этого времени. Только от середины XIV в. имеется одна юаньская монета. Если не считать этой единичной находки, можно сказать, что в результате монгольского разгрома китайские монеты исчезли с Енис ея почти на 400 лет. Лишь в XVII в. в небольшом числе они появляются вновь (найдено всего 12 монет чеканки 1621 и 1628 гг.). В XVIII в. намечается оживление. В Мин усинском музее от этого времени имеется 69 экземп ляров.

Заинтересованность кыргызов в обмене сказалась и на их западных связях. В отличие от многих центральноазиатских владений кыргызы, по словам китайцев, находились в дружественных торговых сношениях с карлуками (Гэлолу), с тибетцами (Туфанью), с Тохаристаном (Дахя) и с арабами (Даши). Туда кыргызы сбывали свои «произведения» и оттуда получали ценные товары. Об этой торговле хорошо были осведомлены китайцы. Им были известны даже такие детали, что «туфаньцы при сообщении с Хягасом боялись грабежей со стороны ойхоров, почему брали провожатых из Гэлолу». Китайский хронист знал также о том, что к кыргызам «из Даши не более двадцати верблюдов приходило с узорчатыми шелк овыми тканями; но когда невозможно было уместить всего, то раскладывали на двадцать четыре верблюда. Такой караван отправляли один раз в каждые три года». В другом месте тот же источник сообщает, что ткани привозились на Енисей не только от арабов, но также из Кучи и Бейтина, т. е. из знаменитого Бешбалыка, при надлежавшего уйгурам. Это показывает, что, несмотря на враждебность уйгурских ханов к кыргызам, последние все же торговали с уйгурскими городами Восточного Тур кестана.

Все приведенное о хозяйстве и торговле кыргызов по казывает, что они отличались трудолюбием, талантливостью в ремеслах и предприимчивостью в торговых пред приятиях.

Неудивительно поэтому, что енисейские кыргызы влад ели и высшим достижением центральноазиатской культ уры – орхоно-енисейским письмом. Многочисленные над писи, собранные в Тувинской автономной области и в Минусинской котловине, являются драгоценнейшими ис точниками для выяснения многих сторон их жизни и, прежде всего, их общественного устройства.

Общество и государство кыргызов

Местные древнекыргызские надписи и китайские свиде тельства сообщают, что во главе кыргызов стояла богатая аристократия, обладательница бесчисленных стад и вся ческого имущества, в том числе и рабов.

Однако народ, по-видимому, еще не находился на такой ступени подчинения, когда можно было бы говорить о полной зависимости от представителей этой аристократии, от бегов, каганов и просто батуров енисейских эпитафий.

Правда, представители знати рассматривают себя в качестве владельцев целых областей, о чем прямо сообщают надписи. Так, на стеле, стоявшей у с. Юдиной, в надписи Умай-бега читаем: «Из-за моего превосходства владел я этой страной».

О том же в надписи на скале Кая-баши в долине Кемчика говорит бег Чигши: «Вы, люди, слышите влад ельца Кара-Сэнгир… Кара-Сэнгиром я владел…»

Но вместе с тем нигде в источниках мы не найдем ука заний на владение народом («Я владею» в надписи Эрен-улука – слова, дополненные академиком Радловым

«по смыслу»). Наоборот, народ всячески восхваляется («пре восходный народ Большар, могучий народ»). Во всех над писях он выступает как самостоятельная сила наряду с ханом и аристократическим родом – элем. «От моего черного народа, от вас, моего эля, я отделился» (т. е. умер. – С.К.) – такова формула аристократической эпитафии.

Только однажды в надписи с Белого Июса говорится: «…моего эля, моего хана народ Тэрс». Может показаться, что здесь содержится указание на более прочную зависи мость. В связи с этим рассмотрим, что такое эль. Акаде мик Радлов едва ли правильно отождествлял эль с наро дом. Народ в орхонских документах всегда «будун». Со держание же эля у кыргызов в VI–VII вв. с предельной ясностью вскрыто в формуле одной из надписей: «Мой рыцарский эль». Однако термин имеет как бы два содержания. С одной стороны, это вся кыргызская аристократия, то же, что и «вечный эль» орхонских тюрок. Ее возглавляет кыргызский каган (ср.: «у моего эля, моего хана, я не мог остаться»). С другой стороны, это лишь эль дан ного витязя, локальная группа знатных, вероятно, родст венников между собой (ср.: «у моего живущего на земле эля тигра, у моих одаренных превосходством, я не на хожусь») .

Во главе такого аристократического рода могла стоять даже женщина (ср.: «мать эля Билгэ, как увидела мужа среди трупов…»).

Выше мы видели, что древнекыргызское население занималось в большом объеме земледелием, осваивая даже малоудобные земли постройкой внушительных ирригационных сооружений вроде виденных Клеменцом между левым берегом р. Базы и р. Аскызом и на Абакане ниже устья Еси. Отсюда ясно, что постоянные передвижения были для этого населения невозможны. Между тем для аристократии кыргызов, обладательницы главных богатств в виде скота, наоборот, необходимо было вести полукочевой образ жизни, что и подтверждает китайское известие и анализ богатых погребений рассматриваемой эпохи. Если эль принимать в нашем толковании, то и сви детельства о постоянных его кочевках также не будут стоять в противоречии со значительно оседлым бытом народа «будун». О передвижениях народа в надписях, как и следует ожидать, ничего не говорится. Зато владельческий эль, например, эль Эрен-Улуга, такого же обладателя табунов, как и упоминавшийся Уры-бег, постоянно в движении со своим скотом. Эрен-Улуг прямо говорит об этом в своей эпитафии: «С моим элем я во все четыре (страны света. – С. К.) кочевал».

О составе каждого местного эля можно также судить на основании рунических текстов. Так, в надписи Уры-бега, наряду с пришедшими оплакать умершего витязями и бегами, его товарищами и союзниками по походам, упо минаются пятьдесят витязей, «лучших спутников» и стар шие и младшие братья, т. е. родня и дружина, необходи мая опора для осуществления владельческих прав. Ана логичный  состав  местного  эля  сообщает надпись  на обратной стороне стелы в Уюке. Учин-Кулуг умер, «не мог остаться» «среди вас, моих витязей  сородичей, витязей огушей, витязей огланов». Можно видеть, что помимо родственников в эль входили дружинники – клиенты бо гатого аристократа и дружинники – огланы, конная мо лодежь (дружина младшая?).

Об этом своем эле главные заботы владельцев. Так Таркан-Шангун приобретает только для эля; Бай-Апа назван «элю угодивший».

Стремясь осветить возможно детальнее вопрос об эле у кыргызов (хакасов), естественно будет обратиться и к современному хакасскому языку. В нем выясняется очень любопытная особенность. Народ по-хакасски «чон». Однак о очень часты сложные выражения, например, «халых-чон», «албаты-чон» (халых, албаты – плата), т.

е. народ плательщик, может быть в более раннее время – «дан ник». Другое выражение «арга чон» (арга – спина), т. е. трудящийся народ. И, наконец, употребляемое без перев ода «ил-чон» – народ (не смешивать с «илбэк-чон»: ве ликий народ). Здесь перед нами уцелевшая с древних времен сложная форма, указывающая на наличие у народа эля; это народ, имеющий эль (ср.: орхоно-енисейское «эльтеберлиг будун» – народ, имеющий эльтебера, или «каганлыг будун» – народ, имеющий кагана). Вернее все го был бы перевод «ил-чон» – самостоятельный народ.

Нельзя пройти мимо слова «илбэк». По-хакасски «илбэк» – великий. Легко увидеть, что это сложная форма, состоящая из «ил», сейчас хакасами непереводимого, и «бэк» – глава, вождь, знать. Первоначально, очевидно, «илбэк» означало главу эля, главного среди бэгов.

Все эти пережиточные факты из хакасского языка подкрепляют толкование «эль», данное на основании материалов енисейских кыргызских надписей. Не исключено также, что в хакасском «ил-чон» отмечено то состояние, которое способствовало переходу на «эль», «иль» значения «чон» – народ. Недаром «будун» – наиболее распространенный термин в древнетюркском языке, для передач и значения «народ» позднее исчез. Его заменили другие и в их числе «иль», «эль», имевшие ранее совсем иное значение знатного рода и объединения аристократических родов, сыгравшего большую роль в процессе сложения государств алтайских (орхонских) тюрок и енисейских кыргызов (хакасов).

Следовательно, эль в широком смысле – это организация степной аристократии, возглавляемая каганом кыргызов. Отсюда в будущем разовьется эль – государство. В узком же значении – это аристократический род того или иного народа «будун» – недавнего племени, будущей «землицы» документов XVII в. Его главное богатство – стада, добыча на войне и рабы, при помощи которых вед ется личное хозяйство. Народ выступает еще как самостоятельная сила, подобно тому, как это можно видеть у орхонских тюрок. Однако не нужно думать, что народ не затронут происходящими переменами. Его старый родовой строй распадается, на одном полюсе накапливаются бо гатства, на другом нищета.

Найденные в 1939 г. надписи на золотых кувшинах из Копен говорят о стремлении кыргызской знати обложить данью собственный народ. Орхонские памятники показыв ают, что такой порядок иногда создает положение, опас ное для знати. Народ восстает против своего кагана.

Может быть, нечто подобное имел в виду и хвастливый аристократ Эрен-Улуг, когда ставил себе в заслугу, что при нем «народ Большар не жил в возбуждении». Пока народ еще силен, пока не удается смелому витязю окончательно разорвать узы старой социальной организации и перейти к открытой эксплуатации народа, с нуждами его надо считаться. Что же предпринимает для этого «превосходством одаренный батур» Эрен-Улуг? Оказывается, под прямым давлением масс («и по мысли моих превосходных Большар») Эрен-Улуг начинает войну, «чтобы добыть золота». Война, которая дает рабов, война, ради которой предпринимаются далекие походы, обогащает Эрен-Улуга, но она сулит многое и его «свободному народу». Обогатившийся сам может сделаться основателем нового эля или быть принятым в старый эль. Народ еще свободен, формально еще открыт путь вверх по общественной лестнице.

Война, как средство обогащения и, одновременно, как средство ослабления социальных противоречий у себя дома, определяет «внешнюю политику» не одних только кыргызов. В интересах войны старая родовая аристократия объединяется вокруг удачливого вождя, подчиняется военной власти и создает такую организацию управления, которая представлялась китайскому историку сложной сис темой чиновничьего аппарата. Если же рассмотреть этот «аппарат» в том виде, как его нам сохранили кыргызские источники, то вокруг кыргызского кагана, грозного врага орхонских тюрок, мы увидим старую родовую аристократию – бегов, принятых на службу тарканов и многочисленную дружину – витязей, огланов. Это ярко показано в уже цитированной надписи на скале Кая-баши в долине Кемчика. Владелец Кара-Сэнгира, «самый высш ий среди шести родов Кэшдим», очевидный представит ель родовой знати бег Чигши, заявив о своих владельч еских правах, сообщает, что одновременно он и пред ставитель ханской администрации. Он «согласно письму хана – Тутук-бег лежащей по ту сторону земли».

Таким образом, обнаруживается военная организация, опирающаяся на родовую знать. Интересы ее были сложны, как сложно было и ее положение. Она имела свои собственнические интересы. Это и объединяло ее с каганом – предводителем выгодных походов – и противопоставляло ему, как представителю центральной власти. Эти противоречия усиливались, когда каган посягал на долю их богатства, вводя сборы и повинности. Кроме того, беги еще должны были считаться с народом и иногда возглавлять его движение против кагана, вспоминая даже о старых принципах первобытной демократии. К сожалению, енисейские надписи в этом отношении молчаливы, но о таких движениях, возникавших в аналогичных усло виях социальной борьбы, много говорят орхонские эпита фии Могилян-кагана, Кюль-Тегина и Тоньюкука.

Археологический материал ярко иллюстрирует сложное общественное устройство кыргызов на Енисее. Особенно показательны в этом отношении погребальные памятники.

По сообщению китайцев, кыргызы – хягасы «при по хоронах не царапают лиц, только обертывают тело покой ника в три ряда и плачут; а потом сожигают его, собран ные же кости через год погребают».

Остатки именно такого обряда и обнаружены на Енисее при раскопках так называемых Чаатас – групп кыргызских курганов VI–VIII вв. Под каменными насыпями: этих курганов открывались могильные ямы, на дне которых находились грудки сожженных костей покойника, тщательно очищенные от угля, золы и других остатков, погребального костра.

Однако, если не считать некоторых конструктивных деталей, сохранившихся еще с таштыкского времени (например, обыкновения обставлять стенки могилы вертикальными бревёшками), пожалуй, только этот обряд сожжения одинаков для всех кыргызских погребений; вооб ще же их несколько типов, значительно различающихся между собой. Л. А. Евтюховой принадлежат опыты их определения. Наиболее многочисленными являются рядовые погребения. Они заключены под маленькими (в 4–6 м. диаметром) каменными курганами. По удалении насыпи обнаруживались одна, две, а иногда и три погребальные ямы неправильной круглой, овальной или подквадратной формы. Сверху ямы были закрыты накатом из жердей. Стенки укреплялись бревёшками или кольями,  вбитыми в дно могилы, вплотную одна к другой. На грунтовом дне в одной или двух кучках лежали пережженные кости человека. Восточную половину занимали обычно кости от жертвенного мяса – главным образом скелеты баранов. Вещи – мелкие украшения и посуда (грубые сосуды, «кыргызские вазы» и однажды – китайская лаковая чашк а) располагались возле остатков сожжений. Все погреб ения этого типа скромны по составу инвентаря и близки друг к другу по формам вещей и особенностям обряда. Известным вариантом этого типа являются каменные курганчики с удлиненными могильными ямами, как бы рас считанными на трупоположение. Однако и они содержат остатки сожжений. Инвентарь их также  очень скромен. Вещи аналогичны обнаруженным в курганчиках первого типа.

Оба варианта скромных кыргызских погребений чаще встречаются в виде обособленных групп, состоящих из нескольких цепочек курганчиков. В них легко можно признать кладбища нескольких семей, составлявших кочевье или оседлый кыргызский поселок. Реже рядовые погребения составляют крайние цепочки чаатасов, где главное место занимают большие курганы кыргызской знати. Зато там особенно ярко выступает их скромность в сравнении с пышностью инвентаря и более сложным ри туалом соседей.

Крупные каменные курганы, так называемые Чаатас, т. е. «камень войны», отличаются не только размерами, но и внешним видом. Первоначально они были четырехугольными, и почти всегда обставлялись каменными стелами. На некоторых имеются орхоно-енисейские надписи с именами погребенных витязей. Наиболее сложные по конструкции имеют с западной стороны как бы «крыльцо» в виде выступа насыпи и на нем парные плиты, образующие «вход» на насыпь кургана. Против «входа» в степи устанавливались одиночные плиты. Во всем этом нельзя не видеть пережиток особенностей, характерных для устройства усыпальниц таштыкской знати.

Рядом с крупными курганами часто расположены могилки, отмеченные на поверхности каменными курганами. В них никогда не были найдены остатки сожжений, но всегда лежали скелеты мужчин без вещей. Очевидно, это погребения слуг или рабов, насильственно сопровождавших хозяина. Они не были достойны сожжения – погребального обряда свободных кыргызов.

Под насыпями больших кыргызских курганов обычно находят одну или две округлые или подквадратные могильные ямы, отличающиеся от рядовых лишь большими размерами. Зато их ритуал и инвентарь сильно отличны. На дне ямы обычно лежат остатки сожжений и при них вещи, посуда и жертвенное мясо. Выше, в засыпи могилы или на ее покрытии, находятся скелеты людей, не удостоившихся сожжения. Есть все основания видеть в них слуг или рабов, насильственно следовавших в могилу за господином. Их убивали не на погребальном костре, но во время похорон праха в кургане. При этом, вокруг могилы жгли костры в специально вырытых ямках, иногда забра сывая их камнями. Вместе с остатками сожжений в яму клали жертвенное мясо – главным образом те же тушки баранов, а также посуду и вещи. К сожалению, все погре бения в больших кыргызских курганах оказались разг рабленными. Их грабили и в древности и в более поздн ее время. В XVIII в. некоторые русские поселенцы спе циально промышляли раскопкой богатых могил. Один из них, по прозвищу «Селенга», много лет жил на Копейском чаатасе, сбывая его сокровища в ближайший шинок. Но несмотря на ограбление, даже жалкие остатки говорят о резком отличии погребений в больших курганах от рядов ых. Достаточно сослаться на массивную золотую бляху от пояса из могилы кургана № 2, на золотые серьги и на шивные бляшки из кургана № 5 и № 6 в Копенах или на серебряный сосудик с орхонской надписью, найденный в могиле кургана, раскопанного С. А. Тешюуховым на Уйбате.

К счастью, в больших кыргызских курганах при погребении далеко не все складывалось в могилу. Многое укрывалось в тайниках – ямках, выкапывавшихся вокруг могильной ямы. Открытие этих тайников позволило наглядно представить пышность ритуала и богатство кыргызской знати.

Первый открытый нами тайник был обнаружен возле могильной ямы кургана № 1 Уйбатского чаатаса. В нем оказались стремена, удила с псалиями, украшенными баранчиками, плоские и трехгранные шипастые железные стрелы, долото, нож и обломки от оковки седла. Гораздо богаче были тайники копенских курганов № 2 и № 6.

Поскольку их содержимое подробно описано в специальной статье, нам нет необходимости повторять все вновь. Необходимо остановиться лишь на тех вещах, кот орые имеют значение в вопросе об общественном устройстве кыргызов.

В этой связи, прежде всего, обращает на себя внимание первый тайник кургана № 2. Он представлял собою вырытое возле западной стенки могилы углубление, покрытое небольшой плиткой. На дне ямки стояло сильно покоробленное огнем серебряное блюдо и на нем четыре золотых сосуда. Уже их вес (в блюде 2070,5 г серебра; в сосудах 2352,6 г золота) говорит о значительном богатстве и выдающемся положении их владельца. Это подтверждается и особенностями каждого памятника. Обращает, например, на себя внимание гладкая золотая бутылочка с утраченной крышкой. Она, несомненно, местной работы, так как ей аналогичны глиняные бутылочки, найденные в чаатасах на Уйбате и в логе Джесос. Поэтому тем более важно, что на дне бутылочки имеется орхоно-енисейская надпись: «Бегское серебро мы дали».

Надпись вызывает большой интерес. Возьмем сначала слово «серебро» на сосуде из чистого золота. Возможны два предположения. Золотая бутылочка могла быть наполнена серебряными слитками или могла стоять сверху большого числа поднесенных серебряных изделий. Но не менее вероятно и употребление слова «серебро» в значении ценности вообще, как имеет место в ряде языков. Однако ни один из вариантов не изменяет самого важно го. Надпись на бутылочке сообщает о наличии у кыргызов освященных обычаем приношений бегам, представителям древнейшей родовой знати.

В этой связи не менее интересен и другой сосуд первого тайника. Это гладкий золотой кувшинчик, у которого утрачена ручка. Сосуды подобной формы, сделанные из серебра, уже неоднократно находили в Сибири и, в частности, на Алтае.

Замечательно, что на большинстве из них имеются надписи орхоно-енисейскими знаками. Они говорят о принадлежности сосудов местной знати – бегам и ханам. Даже маленькая серебряная кружечка этой формы, найд енная экспедицией Русского музея в 1921 г. на Уйбате, имеет орхонскую надпись. Копенский кувшинчик предс тавляет исключение. На дне его посередине вырезана тамга, а сбоку надпись: «Золото… дар Ача».

«Ач» или «народ Ач» енисейских текстов, высеченных на каменных стелах, – имя ветви кыргызов, населявшей степи Хакасии от рр. Июсов до р. Уйбата. Следовательно, перед нами первая из надписей на вещах, которая, бесспорно, сделана в том же районе, где обнаружен предмет. Это еще более повышает ее значение. Она сообщает о той же форме обязательных дарений знатным людям, что и предыдущая надпись, но теперь мы узнаем и дарителя. Это не завоеванный чужой народ, кыштым, это сами кыргызы, свободный «народ Ач». Ссылаясь на эти надписи, мы уже отмечали, что дани-дары, очевидно, еще в VII– VIII вв. характеризовали отношения кыргызского народа и его знати.

Третий и четвертый сосуды из первого тайника сохранились полностью. Это золотые кувшины той же формы, что и «дар Ача». Но они отличаются тонким накладным и чеканным орнаментом. Его узоры свидетельствуют о своеобразии искусства кыргызских мастеров, умевших творчески переработать образцы художественного ремесла Китая, Ирана и далекой Византии. Об этом еще придется говорить несколько позднее. Здесь же еще раз отметим значение драгоценностей первого тайника. Они ярко демонстрируют изысканность быта кыргызской зна ти, умножавшей свои богатства не только войной и рабс ким трудом, но и данями своих соплеменников.

То же значение имеют находки и во втором тайнике кургана № 2. Его составляют главным образом различные наременные бляхи от конской сбруи и, может быть, от ножен меча или от отделки колчана. Они сделаны преимущественно из серебра и золота и украшены тонким растительным узором и изображениями птиц и зверей. Однако эти драгоценности затмевает найденное вместе с ними золотое блюдо, орнаментированное тончайшим растительным узором и медальонами с изображением птиц. Все эти украшения позволят ниже говорить о важнейших особенностях в развитии кыргызского искусства и культурных сношений. Там же мы рассмотрим и находки из обоих тайников кургана № 6 Копен. Менее ценные матер иально, они особенно ярко покажут своеобразие кыргызс кого искусства и утонченность вкусов богатой кыргыз ской знати.

В IX–X вв. в погребальном обряде кыргызов произошло крупное изменение. Обычай сожжения был почти оставлен. Распространились погребения с конем, особенно хорошо изученные В. П. Левашовой в Капчальском могильнике II. Как показали наши раскопки на Уйбате II, капчальский тип погребения в общей яме с конем имел и другой вариант. В обоих случаях на Уйбате II покойники лежали в подбоях под северной стенкой, несколько выше коня, занимавшего дно ямы. Уйбатские погребения принадлежали воинам, колчаны которых были украшены бог ато орнаментированными костяными пластинками. Сей час еще рано делать какие-либо выводы, но все же встает вопрос, не является ли наличие у кыргызов IX–X вв. нар яду с ямными – подбойных погребений сохранением старого обыкновения выделять похороны более значительных лиц более сложным ритуалом. О том, что и в это врем я совершались погребения с богатым инвентарем, может быть, не уступавшие копенским, свидетельствуют замеча тельные сбруйные наборы с серебряной и черненой от делкой, хранящиеся в коллекции Згерского-Струмилло в Государственном историческом музее. Ряд наременных пластин этих наборов совершенно аналогичен найденным в Тюхтятском кладе, датируемом IX–X вв. Следовательн о, наборы из коллекции Згерского-Струмилло относятся к одному времени с погребениями с конем Капчальского II и Уйбатского II могильников.

Вместе с тем изящнейшие бляхи наборов Згерского-Струмилло отличаются одной особенностью. Все они носят следы сильного обжига, частично выплавившего серебро инкрустаций. Трудно видеть в этом случайность. Вернее считать, что эти украшения участвовали в погребальном сожжении богатого кыргыза IX–X вв. Вероятно, их на шел какой-нибудь минусинский крестьянин из тех, кто «из любопытства» раскапывает курганы на отдаленных пашнях. Если это так, то можно говорить о сохранении в кыргызской аристократической среде архаического обряда сожжения даже тогда, когда в других слоях общества распространилась новая форма похорон. Очевидно, раз личия в богатстве инвентаря и разнообразие погребальных обрядов одинаково резко отражали сложность общественн ого устройства кыргызов, как в VI–VIII, так и в IX–X вв.

Культура Енисейских кыргызов. Письменность

Высокому уровню хозяйства и сложному общественному и государственному устройству кыргызов вполне соответствовало их культурное развитие. Его высота наиболее ярко проявилась в письменности.

Относительно ее возникновения существует несколько точек зрения.

Большинство исследователей признали, что в основе орхонского алфавита лежит арамейский. П. Мелиоранский считал возможным предполагать, что на востоке арамейско-аршакидский алфавит держался и позднее III в. В настоящее время его предположение нашло себе вескую поддержку в исследовании С. П. Толстовым хорезмийского алфавита по надписям на монетах шахов Хорезма. Выяснилось, что хорезмийский шрифт восходит к III–IV вв., причем древнейшие «его знаки целиком укладываются в вариации арамейского шрифта, как такового». Однако и позднее, вплоть до VIII в., хорезмийский шрифт «сохраняет крайне архаический облик, во многом более сближающий его с арамейскими шрифтами парфянского и даже ахеменидского времени». Такое наблюдение над хорезмийской письменностью, подтверждая устойчивость архаических арамейских черт в алфавитах Средней Азии, еще более подкрепляет гипотезу о проникновении арамейского письма дальше к востоку, на Енисей и Орхон, через посредство пехлевийского, согдийского и хорезмийского. Глуб око знающий орхоно-енисейскую эпиграфику С.П.Толстов именно так и ставил вопрос.

Однако  едва ли он прав, когда  склоняется к сравнительно позднему времени этого проникновения, ссылаясь, на широкое распространение тюркского рунического алфавита лишь к VIII в. н. э.

Как известно, орхонские эпитафии были высечены в тридцатых годах VIII в. Но уже в то время орхонский классический стиль был близок к изменению. Оно выразилось в сложении нового рунического «устава» второй по ловины VIII в., образцом которого являются письмена Селенгинского камня. Подобная перемена отмечена на далеком северо-востоке, но она охватила и западные обл асти тюркского рунического письма. В этом убеждают рукописные рунические тексты начала IX в. из Китайског о Туркестана. В том же позднейшем варианте руническое письмо помнили и писцы Дун-Хуана в XI–XII вв. А.Н.Бернштам совершенно правильно отметил близость их начертаний к «уставу» Селенгинского камня.

Все изложенное не позволяет мне считать VIII в. временем, близким к возникновению тюркского рунического письма. Предположение П. Мелиоранского, реализованное исследованиями С. Толстова, лишь снимает с нас необ ходимость подтягивать время зарождения тюркской руники обязательно к III–IV вв. и тем самым становиться на путь Е. Блоше, предполагавшего, что руника была заимствована туг-ю через посредство жуань-жуан у хуннов, которые в свою очередь заимствовали свою письменн ость из какого-нибудь арамейского алфавита III в. до н. э. При всей заманчивости такой гипотезы, она не имеет пока надежных оснований.

Однако остается в силе высказанное еще В. Радловым и поддержанное П. Мелиоранским наблюдение о значи тельно большей древности енисейских рунических письмен сравнительно с орхонскими. В. Радлов относил их к VII в., а П. Мелиоранский нашел возможным «отнести их вообщ е к VII, а, может быть, и к VI в.». В 1926 г. эту же точ ку зрения поддержал С. Малов. В докладе на Тюрколог ическом съезде в Баку он высказал мнение, что енисейс кие памятники «датируются даже двумя-тремя столетиям и раньше орхоно-селенгинских», т. е. тем же VI в.

В этой связи следует вспомнить важное указание В. Радлова на то, «что между Хануем и Танну-Ола мы не находим никаких следов надписей». По его мнению, это также не позволяет считать, что древнетюркское письмо достигло истоков Енисея, распространяясь от Орхона на запад. Вместо этого В. Радлов выдвинул другой предполагаемый путь проникновения письма туг-ю к кыргызам. На Кемчике много рунических надписей. В VI в. «орда тюркских князей» могла находиться на Черном Иртыше. От Черного Иртыша сравнительно близко до Кемчика. Поэтому, по В. Радлову, именно оттуда и проникла к кыргызам на Кемчик руника туг-ю.

Едва ли такое построение правильно. Прежде всего, юно не снимает вопроса – откуда появилось руническое письмо на Черном Иртыше? Ведь известно, что на Южном Алтае нет образцов его раннего развития. Затем, правильно придавая значение отсутствию рунических надписей между р. Хануем и областями современной Тувин ской автономной области, следовало бы отметить и пол ное отсутствие сведений о наличии надписей на всем протяжении от Кемчика до Черного Иртыша и на самом Черном Иртыше. Локализация «орды тюркских князей», т. е. центра державы туг-ю в VI в. на Черном Иртыше также пока не подтверждается источниками. Наоборот, кошо-цайдамские тексты и памятники Тоньюкука традиционным центром на востоке считают р. Орхон, что же касается запада, то уже в VI в. опорой тюркской экспансии являлось там Семиречье. Считают также, что около Кульджи, под горою Ак-Таг, находилась в 568 г. ставка западнотюркского хана Дизабула.

Однако, если гипотеза В. Радлова о роли предполагаемых тюркских кочевий по Черному Иртышу в передаче кыргызам рунической письменности и не может быть при нята, все же это не снимает вопроса о проникновении руники к кыргызам от западных тюрок. Ведь рядом с их центрами в Семиречье на р. Талас и на Иссык-Куле были открыты рунические надписи. Напомним эти находки. В 1896 г. В. Каллаур обнаружил около с. Дмитриевского на Верхнем Таласе первую руническую надпись, изданную и переведенную В. Радловым, а позднее Д. Неметом и С. Ма ловым. Тогда же В. Каллаур видел рунические строчки среди уйгурских письмен в ущелье Терексай Александровского хребта, но судьба копий этой надписи, дошедшей до В. Радлова, в дальнейшем неизвестна. В 1898 г. В. Кал лаур открыл около с. Дмитриевского еще две рунические надписи, изданные П. Мелиоранским. Позднее эту надпись также переводили Д. Немет и С. Малов. Второй же ка мень был переведен Д. Неметом и подробно рассмотрен С. Маловым. После открытий В. Каллаура, около с. Дми триевского было найдено еще две надписи на камнях, стоявших над погребениями, исследованными Г. Гейкелем в 1898 г. По мнению Г. Гейкеля, могилы эти относятся к V в. н. э. Стоявшие над ними надписи были изданы тем же Г. Гейкелем в 1918 г. и переведены С. Маловым. За советский период в Семиречье обнаружились новые рунические надписи. В 1926 г. благодаря понижению уровня Иссык-Куля около урочища Койсара выступил из-под воды камень с арабскими и руническими письменами, из данными впоследствии С. Маловым.

В 1930 г. в Терексае около с. Дмитриевского Е. Массон открыл новую наскальную руническую надпись, впоследствии переведенную С. Маловым. Наконец, в 1932 г. в древнем шурфе на месторождении серного колчедана в окрестностях с. Дмитриевского была обнаружена еловая палочка, покрытая резными рунами. В 1936 г. этот исключительный памятник был издан С. Маловым с переводом и важнейшими комментариями.

Таким образом, до настоящего времени в Семиречье известно 9 рунических надписей, причем большинство об наружено около с. Дмитриевского на Верхнем Таласе и лишь одна на берегу Иссык-Куля. Однако эта последняя находка имеет очень большое значение, так как не позволяет видеть в надписях у с. Дмитриевского случайное, узко местное явление в Семиречье. Наоборот, не подле жит никакому сомнению, что определенная часть Семир ечья представляла такой же очаг рунической письмен ности, каким были области Верхнего и Среднего Енисея и Северо-Восточная Монголия.

Благодаря последним раскопкам и разведкам А.Н.Бернштама удалось выяснить, что в VI–VII вв. на территории Семиречья развивались два параллельных процесса – складывался Западнотюркский каганат, имев ший тесные связи с Согдианой, и вновь проникали в Се миречье значительные массы согдийского населения. При этом удалось определить границы согдийских колоний и тем самым выяснить, что «центрами распространения тю рок оказались горные долины: Верхний Талас, Чон-Кемин и Иссык-Куль. В долине Чон-Кемина открыт город Суяб и могильники тюрок с балбалами. На Иссык-Куле обнаружены каменные бабы, на Верхнем Таласе, по р. Кенкол около ур. Терскул – тюркский могильник. Тюркские племена этих районов – пять дулу и пять нушиби, или, как их называют рунические тексты, «десятистрельный нар од», потеряли свою политическую самостоятельность в 704 г., когда сложилось новое государство тюргешей. Таким образом, не подлежит сомнению, что памятники VI–VII вв., исследованные С. Теплоуховым и А. Бернштамом в горных районах Семиречья, принадлежали именно западным тюркам. Нет никаких оснований из комплекса этих памятников исключать рунические надпис и на камнях и скалах, найденные на Верхнем Таласе и на Иссык-Куле. Дело в том, что все исследователи этих надписей отмечают их большое сходство по характеру букв и по содержанию с енисейскими VI–VII вв. и заметн ое отличие от орхонских и тем более селенгинских VIII в. Отнесению их к VIII в. препятствует также и то обстоя тельство, что в тюргешском государстве получила разви тие уже другая, уйгурская письменность. Это доказано легендами тюргешских монет. На них, и то лишь в качес тве тамги, удерживается в VIII в. всего один рунический знак. Это доказано также господством уйгурской пись менности в документах VIII– IX вв., найденных в Китай ском Туркестане. Рунические тексты встречаются там лишь изредка. Можно считать вполне установленным на личие в Семиречье, в районах, занимавшихся в VI–VII вв. тюрками, рунической письменности и притом более архаического типа, чем орхонская. Такой вывод позволяет поставить вопрос о месте формирования рунического алф авита. Если не подлежит сомнению арамейская основа большинства таласо-енисейских литер, проникшая на во сток через Среднюю Азию, через согдийское и хорезмийское письмо, то Семиречье, связанное с Хорезмом, колон изованное в значительной части согдийцами и в то же время в VI–VII вв. занятое западными туг-ю, становится наиболее вероятным местом первого применения рунич еской письменности, приспособившей арамейский алфа вит к тюркской речи. Оттуда тюркизированный алфавит широко распространился сначала на восток. Пока не найд ено в Восточном Туркестане рунических надписей на камне, но зато имеются документы на бумаге. Они, ве роятнее всего, составляют памятники тюркоязычного нар ода ягма, обитавшего в VI–VIII вв. в Кашгарии и входившего в Западнотюркский каганат. Это позволяет сделать вывод, что отсутствие рунических надписей на камнях и скалах не является безусловным доказательст вом незнакомства населения ряда областей Центральной Азии с руникой. В частности, вполне возможно допустить наличие рунического письма у карлуков, одного из наибол ее крупных племен, входивших в состав Западнотюркского каганата. Между тем, карлуки очень долго занимал и территорию Западного Алтая и Тарбагатая и в том числе бассейн Зайсана и Черного Иртыша. Китайская хроника сохранила указание на постоянство дружественных связей енисейских кыргызов с карлуками

(Гэ-ло-лу). Гипотеза В. Радлова о роли населения Черного Иртыша в передаче кыргызам руники туг-ю приобретает в новом виде большую достоверность, уже не нуждаясь в приду манной «орде тюркских князей». Вероятно, так же, как ягма и как кыргызы, восприняли руническое письмо зап адных туг-ю и орхонские тюрки. Однако их древнейшие тексты VI–VII вв. пока не выделены, так как исследователей, естественно, влекут к себе монументальные надписи Онгина, Кошо-Цайдама и Налайхи, относящиеся к первой половине VIII в.

Что касается кыргызов, то западнотюркская письменность попала на Енисее на подготовленную почву. Уже почти два тысячелетия существовали там разнообразнейшие рисунки на скалах и на нарочито поставленных стелах. Многие из них представляют собою целые повествования о выдающихся событиях – сражениях, больших охотах, постройке новых поселков и переездах на новые места. Другие с различной условностью передают в символах отвлеченные представления, главным образом космогонического характера. Косые и прямые кресты, квадраты, круги, звезды, дуги и другие фигуры высекались еще в карасукское время. В татарскую эпоху эти знаки умножились и к ним прибавились разнообразные тамги. В таштыкское время мы отметили новый шаг вперед – появление наряду с тамгами счётных знаков. При такой древности и разнообразии средств фиксации, в условиях нового усложнения общественных отношений, когда воз никала кыргызская государственность, естественны были попытки создания собственной письменности. Об одном таком опыте рассказывает нам обломок грубого горшка, найденный в кыргызском кургане № 2 Уйбатского чаатаса. В его нижней части под волнистой чертой расположе на целая строка различных знаков – квадрат с крестом внутри, две наклонные черты, схематическая фигура муж чины, два вписанных один в другой круга, круг с чертой посредине, примыкающая к нему дуга, горизонтальная черта и черта вертикальная. Перед нами несомненная надпись, для которой использованы знаки, давно бытовавш ие на Енисее, но только теперь поставленные в строку. Об отношении этого примитивного письма к руническому алфавиту можно заключить из того, что далеко не все рунические знаки восходят к арамейской системе. Зани мавшийся этим вопросом В. Томсен не нашел арамейских основ для 15 орхонских знаков и пришел к выводу, что они представляют собой местное дополнение. Он же в спец иальной таблице выделил «главнейшие и наименее сомнительные» варианты знаков, характеризующие енис ейские надписи. В настоящее время количество опреде лимых енисейских вариантов может быть еще увеличено. Уже самое количество их (до 8 к одному звуку) подтвер ждает относительную древность енисейского и очень близкого к нему таласского алфавита, отразившего ту стадию рунической письменности, на которой еще не за кончилось сложение буквенных форм. Однако и теперь, как и при выходе в свет «Заметок об этническом составе тюркских письмен и народностей» Н. Аристова, нельзя соглашаться с его теорией происхождения тюркской руники исключительно из тамг. Наоборот, новые открытия в области среднеазиатских алфавитов еще раз подкрепляют теорию О. Доннера и В. Томсена об их арамейском происхождении.

Руническая письменность у кыргызов была распространена очень широко. На это указывает то обстоятельство, что в степях Кемчика, Улукема, Бейкема, Енисея, Абакана и их притоков уже найдено около 50 одних только надгробных надписей, из которых некоторые очень велики. Но не только количество надгробных надписей свиде тельствует о широком знании письма. Рунические эпитаф ии Верхнего Енисея и Минусинской котловины явно рас считаны на широкий круг читателей не только из пред ставителей знати. Рассматривая содержание этих надписей, мы уже извлекли из них ценные сообщения о внутреннем устройстве кыргызского общества в VI–VII вв. При этом мы видели постоянные упоминания о народе, составленные в таких выражениях восхваления, которые не оставляют сомнения в том, что они писались в расчете на их прочтение простым кыргызом. Еще в большей степени в том же убеждает обилие ненадгробных надписей. Большинство из них находится на скалах, часто представляя как бы беглые, торопливо начерченные острием отметки. К сожалению, этот материал остается до сих пор не только не прочитанным, но в значительной массе своей и не собранным. Только А. Адрианов во время своих работ по эстампированию енисейских писаниц списал некоторое число таких наскальных надписейотмет ок. Известная часть их видна также на рисунках, сделанн ых с писаниц экспедицией Аспелина. В своих поисках писаниц я также встречал отдельные рунические знаки на камнях Майдашинских и Оглахтинских гор близ Минусинска. В этих надписях несомненно таятся важнейшие факты внутренней жизни кыргызов. В этом можно быть уверенным, исходя из содержания единственной прочитанн ой наскальной надписи, скопированной Д. Клеменцом на утесе Кая-бажи у р. Кемчика. Мы уже обращались к ней при изучении общественного строя кыргызов. Здесь же приведем ее целиком, так как ее текст особенно убеждает в доступности руники многим:

«Вашего владения – моего хана и моего эля – это памятник на Кара-Сэнгире. Его писал Аншин. Вы, люди, слышите владельца Кара-Сэнгир. Витязь. – Инанчу, Чигши-бег, по моим заслугам я самый высший среди шести родов Кэш-дим, это мое превосходство. Кара-Сэнгиром владел я – победоносный Чигши, в тридцать восьмом году – премудрый Шангун. Согласно письма… хана (я) – Тутук-бег лежащей по ту сторону земли».

Обращение «Вы, люди, слышите владельца КараСэн гир» не оставляет сомнения в том, что памятник на Кая-бажи должны были читать очень многие. О том же можно заключить и по распространенности рунических надписей на различных бытовых предметах. Некоторые из них, вырезанные на золотых и серебряных сосудах, мы рассмотрели выше. Однако, надписи, обычно указывающие имя владельца, встречаются и на менее роскошных ве щах – на поясных украшениях, на китайских зеркалах, на пряслицах и даже на китайских монетах. Надписи на монетах особенно важны. Поскольку монеты были чеканены в 841 г., они свидетельствуют о том, что руническое письмо продолжало применяться на Енисее еще и в IX–X вв. Это подтверждает и отсутствие в стране кыргызов древних уйгурских надписей.

Особый интерес представляет надпись, вырезанная на каменном дисковидном пряслице из Минусинского музея. Ее литеры весьма своеобразны и значительно отличаются от других енисейских. Эти знаки -«лесенки» до недавнего времени вообще были неизвестны в азиатской рунике, наличествуя лишь в печенежском письме и венгерских резах в значении Z. Теперь же они встретились сразу в двух центрах азиатского рунического письма – на енисейском пряслице и на таласской палочке, изданной С. Маловым. С надписью на таласской палочке роднит надпись на минусинском пряслице и близость других начертаний, и об щий стиль знаков. Рассматривая особенности алфавита обеих надписей, нельзя не признать наряду с большой близостью друг к другу, их сильного отличия от орхонской и таласской лапидарной руники. Ни на Орхоне, ни на р. Талас мы не встречаем М в вариантах. Зато енисейс кие надписи изобилуют этими начертаниями. Основ ываясь на этом, я не могу полностью согласиться с вы водом С.Е.Малова относительно надписи на таласской палочке, что будто бы «при первом же взгляде на буквы этой палочки видна их своеобразность в сравнении с бук вами орхонской, енисейской и восточнотуркестанской рун ических письменностей». Необходимо сделать исключен ие для енисейских аналогий, особенно после счастливой находки В. П. Левашовой минусинского пряслица.

Однако, все сказанное выше позволяет ставить вопрос и о происхождении таласской деревянной палочки с рунами. Она найдена в древнем шурфе, пробитом для добычи железного купороса или квасцов на южном склоне Киргизского хребта к северо-западу от г. Дмитриевского в местности Ачикташ. Содержание ее надписей, мастерски раскрытое С. Е. Маловым, вполне обосновывает его вывод о том, что эта палочка не имела аналогии с уйгурскими деревянными кольями культового или магического значения, но «является своего рода путевым жезлом, путеводной палочкой».

Но кто был тот путешественник, которого привела в VII или VIII в. путеводная палочка на р. Талас? Нам каж ется возможным предполагать его кыргызское проис хождение. В пользу этого говорит отмеченное выше отли чие путеводных надписей палочки от других восточнотуркестанских рунических начертаний и, наоборот, ближай шее сходство с енисейскими надписями, особенно со строчкой, вырезанной на пряслице N№ 2164 Минусинского музея.

Вероятно, это был один из тех предприимчивых кыргызских воинов-торговцев, которые, проникая в дальние страны вплоть до двора китайских императоров, разносили по Востоку славу о высоком мастерстве енисейских ремесленников, оружейников и художников-ювелиров. Если это так, то таласская палочка приобретает еще одно значение. Она может стать первым документом, прямо фиксирующим проникновение кыргызов на Тянь-Шань ра нее IX–X вв.

Заканчивая этим рассмотрение кыргызской письменности, нельзя не признать в ней действительный показатель высоты культуры енисейских кыргызов, сложности их общественного устройства и прочности их связей с соседними народами Азии. Эти связи обогащали кыргызов новыми достижениями восточной цивилизации, но они не могли стереть оригинальных черт, характерных для от важного и свободолюбивого народа енисейских долин.

Религия

То же можно сказать и о религии кыргызов.

Тан-шу говорит о шаманизме у кыргызов. «Шаманов называют гань». В. В. Бартольд видит в этом слове китайскую передачу енисейского «кам», до сих пор обозначающего и на Енисее и на Алтае шамана. Как и недавно, так и в IX в. кыргызы почитали огонь и приносили жертвы различным духам. При этом Тан-шу замечает, что кыргызы (хягасы) «жертву духам приносят в поле. Для жертвоприношений нет определенного времени». Однако постоянные сношения кыргызов с народами, принявшими буддизм и мусульманство, очевидно, не прошли для них даром и в религиозной сфере. Автор X в. Абу-Дулеф сообщ ает, что у кыргызов «есть дом богослужений» и что они знают «мерную речь, которой они пользуются во время молитвы». Молясь, они обращаются к югу. В этих словах нельзя не видеть указаний на известное усложнение у кыргызов религиозной обрядовости. Подобные явления нередки в условиях создания на основе недавней перво бытности первых классово-государственных форм. Пошли ли кыргызские каганы дальше по этому пути и подобно своим современникам – Владимиру Киевскому, кагану Булану Хазарскому, Тобо – кагану Орхонскому и др. – приняли затем одну из религий Востока – об этом нет ясных известий. Исследователи, затрагивавшие этот во прос, согласно отрицают проникновение к древним кыргызам буддизма.

Об этом говорит почти полное отсутствие вещественных и молчание письменных источников. Из страны кыргызов известен лишь один памятник древнего буддизма. Это замечательная алтарная группа, отлитая из бронзы и покрытая позолотой. Она найдена около с. Батени на левом берегу р. Енисея и хранится в Государственном историческом музее. Его составляют пять фигур, установленных на подставке: Будда, бодисатвы и лев. По качеству выполнения алтарь из Батеней представляет собою образцовое произведение буддийского искусства IV–VI вв. В нем еще сохранились высокие мотивы Гандхары, хотя сделан он в Китае, о чем свидетельствует китайская надпись: «Генерал Ши сделал это для своего усопшего брата». Однако, прежде чем попасть на Енисей, алтарная группа  достаточно  попутешествовала. На это указывает наличие на подставке вырезанной позднее уйгурской строки. Нужно думать, что на Енисей алтарная группа попала в качестве трофея после одного из походов кыргызов на уйгур в IX в. Такое происхождение буддийского памятника не позволяет видеть в нем доказательство нал ичия у кыргызов буддизма. Иначе обстоит дело с исла мом. Ряд исследователей  допускает распространение у кыргызов в IX–X вв. ислама. Основанием этого мнения послужило толкование Иакинфом  (Бичуриным) названия жилища хягасского (кыргызского) хана. В Китайской летописи оно названо Мидичжы. По этому поводу Бичурин сделал следующее примечание: «…кажется, что Ми дичжы, должно быть, не дворец, а мяшит или мечеть, храм мусульманский». В настоящее время такое толкован ие едва ли может быть принято после разъяснения В. В. Бартольда, который пришел к выводу, что «китай ская транскрипция этого названия  (у Иакинфа – Мидич жы, у Шотта – Мидичжита) заставляет предполагать в персидском тексте чтения Микиджет (последний слог – иранское слово, часто прибавляемое к названию городов и селений, например, Ахсикет, Пенджикет и т. п.)». Однак о это не исключает полностью возможности проникновен ия ислама к кыргызам. За последние годы удалось даже найти его следы вблизи кыргызов. Из экспозиции Алтае-Саянского отдела Этнографического музея в Ленинграде еще в 1930 г. стало известно, что С. А. Теплоухов нашел в Тувинской автономной области мусульманский могильн ик предмонгольского времени (XII–XIII вв.). К сожа лению, эти важнейшие материалы остались необработанн ыми и недоступными. Поэтому нельзя сказать, имеется ли там единичный некрополь приезжих купцов-мусульман или это один из могильников обитателей долины Верхне го Енисея.

Искусство енисейских кыргызов

Еще недавно искусство кыргызов представлялось ограниченным задачами орнамента, а кыргызский орнамент считался лишенным иных образов, кроме растительных завитков с цветами.

Правда, при изучении техники енисейских писаниц, было выяснено более позднее, чем тагарское, время рисунков, исполненных резьбою. Однако их датировка не была уточнена и не был поставлен вопрос об их принадлежности кыргызам.

Вместе с тем значительное число китайских художественных изделий – танских зеркал, блях и сбруйных украшений, создавало впечатление о пассивном восприятии: енисейскими кыргызами произведений иноземного художественного ремесла.

Все это сильно изменили находки, сделанные за последние годы при раскопках кыргызских курганов Чаатас VI–VIII вв.

Уже отмеченные выше находки в курганах Теси и Уйбата медных пластинок, вырезанных в виде парных головок животных, поставили вопрос о сохранении в кыргызское время старых традиций таштыкских произведений.

Такое предположение еще более утвердилось, когда в 1934 г. в Капчальском кургане В. П. Левашова нашла две статуэтки баранов, вырезанные из дерева и покрытые зо лотыми, серебряными и бронзовыми листками. Стало яс но, что не только животные образы, но и технику торевтики сохраняли кыргызские художники от предшествующей поры скифо-сибирского искусства. Находка в 1938 г. совершенно аналогичного баранчика в кургане Уйбатского чаатаса показала широту распространения у кыргызов VI–VIII вв. деревянных резных изображений животных, покрытых золотыми листками.

Однако особенно полно осветили кыргызское искусство VI–VIII вв. находки, сделанные в 1939 и 1940 гг. в. курганах Копенского чаатаса.

Раскопки в Копенах доставили очень большой материал для изучения растительных узоров, которыми люби ли украшать бляхи сбруи и поясов кыргызские литейщики: и ювелиры. Об этих вещах мы уже говорили при рассмо трении кыргызских ремесел. Здесь уместно обратить вним ание на один набор сбруйных украшений из второго-тайника кургана № 2. Он состоял из шести больших и пяти меньших пластинчатых блях низкопробного серебра, украшенных тонким чеканным узором в виде лепестков цветка. На одном китайском золотом блюде орнамент состоит из цветов, очень близких к нашим. Но не в этом значение орнамента копенских блях. Изучение современ ных уздечных и седельных наборов хакасов показывает, что до настоящего времени излюбленным украшением плоских наременных блях из светлых сплавов является: гравированный рисунок цветка, совершенно аналогичный копенским. В этой связи копенские бляхи с цветком приобретают особый интерес. Они представляют первую из нитей, связывающих современное искусство хакасов с их кыргызской древностью.

Зато другие находки соединяют искусство Копен с древней традицией тагарско-таштыкской эпохи. Из них прежде всего рассмотрим подвесные бронзовые бляхи, найденные в первом тайнике кургана № 6 и в кургане № 7. Это массивные литые щитки с тремя лопастями и петлей для подвешивания, украшенные ажурным расти тельным узором. На средней лопасти изображена маска хищника кошачьей породы; такие морды известны на Енисее и на Алтае еще в искусстве гунно-сарматской эпо хи, и именно от той поры сохраняют копенские маски своеобразную трактовку ушей. Но и в позднейшее время, вплоть до VIII–IX в., в различных местах они удер живаются в орнаментике бронзовых изделий. На боко вых лопастях изображены морды хищников в профиль. Они замечательно точно совпадают с аналогичными изо бражениями на минусинских бронзах тагарского времени (например, на ручках ножей). Таким образом, устанавли вается генетическая зависимость обоих звериных изобра жений копенских блях от древних произведений звериног о стиля. Это имеет большое значение для выяснения осн ов звериной орнаментации в кыргызском искусстве VI–VIII вв.

О том же свидетельствуют и украшения драгоценных золотых сосудов и блях, найденных в тайниках копенских курганов. Только здесь древние звериные мотивы нахо дятся в сложном сочетании с другими элементами орна мента.

Обратимся, прежде всего, к золотой тарелке из второго тайника кургана № 2. Ее поверхность украшена очень тонким чеканным орнаментом. Растительные побеги с цве тами образуют сложный узор, в котором вокруг централь ной виньетки расположены шесть медальонов. В каждом из них помещена пара грифов, особенно схожих с китай ским фениксом.

В качестве ближайшей параллели здесь можно привести орнаментацию одной шелковой ткани Танской эпо хи, украшенной растительным узором, поразительно на поминающим узор копенской тарелки. Сохранились от Танской эпохи и другие изображения китайских фениксов, особенно интересные тем, что они отличаются парным, геральдическим их размещением. Стоят грифы на «облаках», в условности которых также выражено китайское влияние. В клювах у них расцветающий ромб. В связи с этой деталью особый интерес представляет изображение на одном танском зеркале пары птиц, также держащих в клюве ромб с петлями по углам и лентами снизу. Ромб с лентами служит в Китае символом победы.

Однако, трактовкой головы и мощных лап грифы золотой копенской тарелки теснейшим образом связывают ся с древним грифом скифо-сибирского звериного стиля. О том же, но в гораздо более усложненном виде говорят и богатейшие чеканные орнаменты одного из золотых кувшинов первого тайника кургана № 2.

В основе их тот же растительный узор, широко распространенный на сасанидском серебре, на металлических изделиях танского Китая и на сбруйных украшениях VI–VIII вв. у кыргызов на Енисее и на Алтае.

Так же, как и на тарелке, растительный узор обрам ляет ряд медальонов, расположенных в два яруса – по горлу и по тулову кувшина. В каждом медальоне помещ ено изображение одного ушастого грифа, держащего в клюве рыбу, переданную схематически в виде петли с хвостом и плавниками. На тулове сверху и снизу медальо нов размещены другие парные изображения грифов, терзающих рыбу. История этой сцены длительна. В ан тичной Греции орел, терзающий рыбу, был геральдическ им символом; Ольвия познакомила с ним наше Причерн оморье. Позднее этот мотив встречается на ранневизантийских и особенно сасанидских изделиях. Однако там неизвестны изображения держащей рыбу птицы в виде не только ушастого грифа, но даже простого хищника. Рельефы изображают скорее голубя, чем сокола или орла. Вместе с тем гриф на копенском кувшине отличается и от изображений хищных птиц на сасанидском серебре. Тракт овка тела и оперения сближает его с грифами золотой тарелки, столь похожими на китайского феникса. Брос ается также в глаза, что ушастая хищная голова грифов кувшина сохраняет многие черты схемы, разработанной еще в древнем степном зверином стиле. Очевидно, сохра ненная для востока в сасанидском орнаменте схема – птица, терзающая рыбу, – получает новое оформление от мастеров степного искусства, которым одинаково был изв естен и сасанидский Иран и танский Китай.

Насколько отдельные схемы широко распространялись, внедряясь в сознание мастеров, можно судить по украшению горизонтального щитка ручки копенского кувшина. На нем вычеканены грифы, похожие на изображенных на стенках сосуда. Но размещены они так же, как и грифы, в медальонах золотой тарелки. Сидя друг против друга, они держат в клювах ромб – все тот же символ победы. Распространенность разобранных мотивов орнаментации кувшинов в искусстве кыргызских мастеров подчеркивается наличием аналогичных изображений грифов, держащих в клюве рыбу, на двух золотых бляшках, найденных во втором тайнике кургана № 2. Среди изображений на других бляшках того же тайника интересна группа из двух птиц, скрестивших шеи. Эта схема имеет в степях Центральной Азии очень давнюю традицию. В аналогичной позе изображены две фантастические птицы на бронзовой прорезной пластинке из Северного Китая, принадлежащей к большой серии бронзовых блях времени около начала нашей эры. В том же тайнике кургана №2 Копен найде на золотая бляшка с изображением рыбы и петуха. Нечто подобное можно усмотреть и на поздне иранском сосуде, найденном у с. Майкор близ Соликамска. Наконец, особенно  близок к иранским фрагмент золотой бляшки с изображением крылатого сказочного зверя. Он хорошо сопоставляется с рельефом сасанидского блюда, найденного у с. Томыз около г. Глазова.

Эти же особенности можно усмотреть и в украшениях другого золотого кувшина из первого тайника кургана №2 Копенского чаатаса. Он покрыт изящнейшей накладной орнаментацией. Мелкий жемчужник обрамляет край горла и дна, а также ребро плечевого уступа. Тот же жем чужник вместе с растительным ажуром составляет шесть пластинок орнамента, напаянных от горла до дна и раз деляющих весь сосуд на шесть вертикальных полос. В каждой из них на тулове и на горле укреплен ажурный золотой щиток растительного узора. В центре щитка полумесяц, из-за которого вырастает цветок. Этот мотив имеется в орнаментации сасанидского круга. Ручка кувшина сложная. Ее верхний горизонтальный щиток украшен растительным узором. Расположенное под щитком кольцо ручки имеет выступ в виде соколиной головы. Ее форма типична для поздних стадий сарматской звериной орнаментации Причерноморья.

Рассмотренные памятники Копен, Капчалов и Уйбата убедительно показывают, что прикладное искусство кыргызов было очень сложным. Выросшее в степях на тра дициях высокого скифо-сибирского стиля, оно обладало большой творческой силой и переработало в новые ориги нальные формы все накопленное веками, а также все привнесенное с иранского запада и китайского востока. Одна ко все нами виденное до сих пор в значительной мере органично вытекало из исторически сложившихся основ кыргызского искусства и той реальной обстановки, в кото рой оно развивалось.

Гораздо более неожиданными кажутся бронзовые рельефы, найденные в курганах № 5, 6, 7 Копенского чаатаса. Только внимательное изучение их показывает, что и они типичны для художественного движения, отраженного в кыргызском искусстве VI–VIII вв.

К сожалению, от наборов блях из курганов № 5 и 7 дошли лишь отдельные фрагментированные экземпляры. Однако и они весьма ценны, так как, доказывая полную аналогичность с замечательными наборами из тайников кургана № 6, они вместе с тем свидетельствуют о значительной распространенности в быту кыргызской знати по добных наборов.

Что касается полных наборов, найденных в тайниках кургана № 6, то по составу рельефов они одинаковы; количественные различия, по-видимому, вызваны утерей в быту или во время сожжения покойника  (некоторые из рельефов оплавлены или покороблены огнем). В каждом тайнике оказалось по два одинаковых набора, отличающихся только тем, что изображения одного обращены в правую сторону, а другого в левую. Центральной фигурой каждого набора является всадник на мчащемся в галопе коне. Всадник обернулся и стреляет из лука в разъяренного тигра, изображенного в прыжке с поднятыми лапами. Почти во всех наборах тигр повторен, еще раз меньшей фигуркой. От всадника бегут различные звери. Тут и среднеазиатский снежный барс, и дикий кабан, вся сжавшаяся фигура которого живо передает ужас погони. Здесь и лани, и горные козлы. В тупомордом хищнике с поднявшейся на загривке шерстью можно видеть степную собаку, рядом с хозяином преследующую зверей. Вся сцена происходит в горной лесистой местности – особые бляхи крупных и мелких размеров своеобразной грибовидной формы изображают горные цепи, поросшие лесом. Кроме всех этих изображений, в состав каждого набора входят бляшки, напоминающие кудреватую раковину сти ля рокайль. К ней только приделана длинная ножка. Это – облака, переданные в китайской схеме. Совершен но так же изображены они на рельефе, украшающем танские зеркала, и на рисунке мчащегося оленя на сбруйной бляхе из-под Минусинска. Некогда на Енисее был найден кубок, на стенках которого были изображены очень похо жие на копенских вооруженные луком всадники, охотящ иеся на птиц и антилоп. Кубок исчез, но сохранилось его изображение, сделанное Мессершмидтом.

Для изучения быта рельефы из Копен представляют исключительный материал. На изображениях всадника чеканом нанесены даже мелкие детали снаряжения и костюма. Всадник без головного убора. Его длинные волос ы развеваются по ветру. Их сдерживает повязка, затян утая сзади узлом. Полудлинный кафтан перетянут поясом. Сапоги мягкие, без каблуков. С правого бока вис ит колчан, расширяющийся книзу. Лук – сложный, в виде буквы М.Конь степной, широкогрудый, с подстри женной гривой и завязанным в узел хвостом. На нем пол ная седельная сбруя; седло твердое с невысокой передней лукой; под седлом обшитый бахромой чепрак. На подхвостном и нагрудном ремнях навешаны кисти; стремена широкие, дугообразные; уздечка плетеная, с поводом и чумбуром. Ясно видны не только круглые бляхи на перес ечении ремней уздечки, но даже эсовидные псалии от удил. Сзади седла развеваются по обеим сторонам ремни, совершенно так же изображенные и на кубке Мессершмидта. Впервые перед нами предстает целиком, в костюме, с оружием и на вполне снаряженном коне, наездник сте пей VI–VIII вв. Не менее велико и культурно-историческ ое значение копенских рельефов.

Всадник, стреляющий из лука в преследуемое им животное, – старый мотив степного искусства Евразии. В Скифии издавна известны его образцы. Напомним, как пример, сцену охоты на серебряной чаше из Солохи. То же можно сказать и о сибирском искусстве гунно-сарматского времени. Укажем фигурку всадника с луком, найденную в Колыванском заводе на Алтае, фигурки из Аму-Дарьинского клада и особенно парные золотые бляхи сибирской коллекции Эрмитажа с изображением охоты на кабана. В них особенно много черт, сохранившихся вплоть до коп енских рельефов. Это можно заметить и в мчащемся кабане, и в стремительной фигуре скачущей лошади с всадником – стрелком из лука.

Недавние находки в Китае позволяют установить, что еще в позднеханьское время этот сюжет степного искусст ва с рядом других мотивов проник и в китайскую орна ментику.

В 1942 г. в Нью-Йорке и в 1944 г. в Сан-Франциско были экспонированы четырехгранные столбы из ханьских гробниц I–II вв., украшенные тиснеными узорами по-штуковой обмазке. Среди этих узоров обращают особое внимание два. Первый представляет несомненное воспроизведение сцены борьбы зверей, взятой из репертуара степного искусства Евразии. Второй передает сцену охоты двух всадников в гористой местности на оленя и лань. Преследующий оленя стреляет из лука вперед. Своей фиг урой и особенно положением мчащегося коня он весьма близок к всаднику, преследующему кабана на сибирских бляхах. Иначе изображен охотник на лань. Он мчится вслед за первым охотником, за уходящим оленем. Он обернулся и стреляет в убегающую в горы лань. Его сходство с копенским всадником поразительно. Особенно это чувствуется в повороте фигуры, положении рук и лука и в трактовке непокрытой головы с откинутыми назад волосами. Только отсутствие сбруйных наборов VI–VIII вв., позднего колчана и завязанного в узел хвоста отличает ханьское изображение от копенского. Совершенно очев идно, что, несмотря на разницу во времени, оба изобра жения зависят от одной традиции великого искусства степных художников скифо-сарматской эпохи. Изображ ения охотничьих сцен на скальных рельефах и серебря ной посуде сасанидского Ирана также близки к сибирс ким, сарматским и скифским. Влияние степных мастеров, и здесь нельзя исключить, хотя сасанидский Иран, несом ненно, в большой степени использовал для своих охот ничьих композиций традицию ассирийских рельефов. Мног ие сцены охоты, особенно в камышах, на рельефах Так-и-Бостана (VII в.) почти копируют изображения зверей в болотных зарослях на рельефах из дворца Сеннахериба (VII в. до н. э.).

Однако и от искусства скифо-сарматских степей и от ассирийских произведений сасанидские рельефы, даже са мой ранней поры, отличает меньшая подвижность, торжественная иератическая условность нового дворцового стиля. Очевидно, перед нами искусство иной общественной структуры, для которой характерно сочетание давних, форм восточного деспотизма с возникновением, ростом и победой новых общественных форм раннеиранского феодализма.

Но, несмотря на глубокие отличия в стиле, сасанидские изображения охот в персонажах очень близки к своим современникам из степей Севера, образцом которых являются копенские рельефы. Те же кабаны, горные козлы, снежные барсы и лани являются излюбленными зверями в сценах охоты сасанидских царей. Только лев на Енисее заменен разъяренным тигром. Даже нападение хищника со спины и выстрел всадника из лука назад достаточно распространены в орнаментации сасанидских блюд. Общее же сравнение копенских фигур с изображениями на блюдах позволяет заключить, что и в том и другом случае мы имеем дело с изображением одной и той же сцены охоты. Отличие лишь в том, что размеры блюд не позволяли развернуть ее полностью. Приходилось каждый раз давать вместе с царем только одну группу изображений – или преследование зверей, или борьбу со львом.

Если продолжать сравнение отдельных деталей сбруи, конского убора, узлом завязанных хвостов и т. п., можно обнаружить еще некоторые параллели с сасанидским искусством. Однако на этом они и окончатся. При всей сюжетной близости сасанидские изображения так же рез ко отличаются от копенских, как и от более ранних степ ных и ассирийских. Они призваны прославить могущество сасанидского царя, изображаемого в установленной иконографии.

Это касается не только изображений на серебряной посуде, но и царских наскальных рельефов сасанидского Ирана. Даже такие произведения, как рельефы эпохи Хозроя I в Так-и-Бостане, где несомненно стремление к жанру, остаются скованными требованиями парадного придворного искусства.

Совершенно иначе выглядят копенские рельефы. Это необычайно живые изображения, передающие с большой силой реализма подмеченные тонким наблюдателем – ху дожником проявления внутреннего состояния изображае мого. Сошлемся на рельеф вепря, который не только убегает от всадника, но, вобрав голову в плечи и закинув морду, ревет от страха. А сколько реализма в экспрес сивной фигуре всадника, с какой изощренной наблюда тельностью, чуждой схематизма, переданы и его поворот и общее неудержимое стремление вперед! Здесь само стоятельная, «внеиранская» переработка охотничьей сце ны. В этом убеждает и наличие в составе композиции, наряду с иранскими, также и китайских элементов, использованных мастером степного искусства. Китайского происхождения своеобразная схема облака. Особенность изображения главного тигра – подчеркнутая квадратность его головы – также заставляет вспомнить традиции китайского искусства. В пользу той же самостоятельности говорит и наличие не только местных особенностей стиля, но и местных элементов композиции. Изображения гор на копенских рельефах не находят себе параллели ни в ор наменте по металлу, ни в миниатюре, ни в живописи Китая и Ирана. Зато среди находок около Минусинска можно указать сбруйную бляху с изображением оленя, мчащегося через горы, точно повторяющие грибообразные вершины копенских рельефов.

О том же можно заключить, ставя вопрос о времени появления у населения Саяно-Алтайского нагорья изображений охоты, близких к сасанидским. Копенские рельефы не являются первыми; на Алтае эта же композиция разрабатывалась в более раннее время. В предыдущей глав е уже рассматривались рисунки, выгравированные на паре костяных обкладок передней луки седла из Кудыргинского могильника. Там же было показано, что могильн ик может датироваться временем ранее VI в. Напомним, что на обкладках луки из Кудыргэ изображены сцены преследования зверей всадником, вооруженным луком. Наряду со зверями, изображенными на сасанидских и на копенских рельефах, здесь имеются чисто местные дополн ения- лиса, олень, дикая лошадь, медведь и рыбы. Особ ое внимание обращает перемещение центра в картине. Центральной фигурой копенских и сасанидских компо зиций является всадник – человек. В Кудыргэ над всей сценой доминирует тигр, изображенный в сильно увели ченных размерах. Здесь все дышит еще большей перво бытностью, которая по-своему особенно активно перера батывает сасанидский вариант охотничьей сцены.

Находка в Кудыргэ на Алтае позволяет также связать копенские рельефы с изображениями сцен охоты поздних писаниц на приенисейских скалах. Их объединяет большое стилистическое сходство, а также ряд аналогий в деталях. Все сказанное позволяет заключить, что изображение охоты, еще в весьма раннее время на древних основах выработанное сасанидскими художниками и ювелирами (наиболее ранняя сцена – охота царя Варахрана I, 273–276 гг.), попав в степной мир и, в частности, к тюркоязычным племенам Саяно-Алтая, нашло благодатную почву для развития. При этом именно основная сасанидская схема была переработана в духе местных художественных традиций реализма и дополнена мотивами, взятыми из искусства Китая.

Можно, однако, говорить и о более значительной роли степного искусства в художественной жизни Востока. Наряду с непосредственными связями Китая с Ираном, степное искусство способствовало распространению новых охотничьих композиций на Дальний Восток. Среди танских древностей Китая известно зеркало, украшенное изо бражением двух всадников. Один из них, вооруженный копьем, преследует тигра, второй стреляет на скаку в убегающего кабана. Всадники очень похожи на копенских, из зверей же особенно близок кабан. Аналогичные изобра жения украшают стенки китайского серебряного кубка той же эпохи. Всадник с луком в руках преследует ланей: кругом цветы, птицы и облака. Даже в Японии в одном из монастырей хранится серебряный сосуд 776 г., украшен ный сценами охоты, очень близкими к копенским. Всадни ки с луками преследуют среди гор и леса вепря, ланей, горного козла и зайца; воспроизведен и характерный выстрел назад.

Если сравнивать эти дальневосточные изображения с их западными аналогами, то ясно обнаруживается их большая близость к копенским, а не к иранским. Они воспроизводят реалистическую живость и непосредствен ность копенских рельефов и совершенно лишены услов ностей торжественных композиций с охотами на сасанидских блюдах и на скалах Ирана. Это позволяет пред полагать, что культурное сближение Ирана и Китая в позднесасанидскую и раннетанскую эпоху, давно замеченн ое специалистами, происходило при деятельном участии степной культуры Азии.

Художники степей особенно быстро восприняли иранские схемы, так как их собственная художественная традиция этому вполне способствовала. Выше уже было показано, что еще в глубокой древности, в хунно-сарматское время, они создавали близкие изображения.

Из них особенно близки к копенским сцены охоты на кабана, украшающие парные золотые бляхи сибирской коллекции Эрмитажа. Мы уже отмечали это в фигуре мчащейся лошади и убегающего кабана. Однако сходство этим не ограничивается. Исключительный интерес представляет один из охотников, забравшийся на дерево. Низкое переносье и слегка поднятый кончик носа при наличии длинных волос придают его лицу совершенно те же черты, которые так ярко выражены у всадников на копенских рельефах. Замечательно, однако, что в хунно-сарматское время изображения людей с такими лицами были широко распространены. В один ряд с золотой бляхой из Гос. Эрмитажа, несомненно сибирского происхождения, встают северокитайские бронзовые плакетки. На одной из них изображена борьба двух спешившихся всадников, отличающихся такими же «вздернутыми» носами. Другие передают повозку, из которой виднеются головы путников, особенно похожих на копенских охот ников.

Пока еще этого недостаточно для каких-либо этногенетических гипотез, но вместе с другими чертами сходст ва изображений хунносарматского времени с копенскими, эти физиономические детали делают совершенно очевидным огромное значение местных древних основ в твор честве художников, создавших рельефы, найденные в кур ганах чаатаса у с. Копен.

То, что этими мастерами были кыргызы, позволяет утверждать само распространение изображений. Несмотря на наличие в соседних странах близких произведений, рельефы найдены только в Копенах и сразу в большом числе в нескольких курганах. Не исключена и такая возможность, что копенские сцены охоты имели узко местн ое значение фамильных знаков одного из знатных родов «народа Ач». Ведь ни в одном из многочисленных курга нов, раскопанных в Чаатасах, других местах территории кыргызов, до сих пор не найдено ни одной бляшки, хотя бы отдаленно напоминавшей копенские рельефы VI–VIII вв.

Для полной характеристики древнекыргызского искусства остается сделать лишь небольшие дополнения.

Выше уже отмечалось сходство алтайского прототипа копенских рельефов с минусинскими писаницами, выполненными линейной резьбой. Писаницы эти более редки, чем исполненные пунктирной техникой, но также встречаются во всех частях Минусинской котловины. Изображают резные писаницы, главным образом, сражения и сцены охоты. Помимо стилистического сходства, основанием к отнесению их к кыргызскому времени служит на личие аналогичных изображений на стелах чаатасов, а также рунические надписи, сопровождающие рисунки. Назначение этих рисунков наиболее ясно раскрыто на писанице, расположенной на так называемой Писаной горе около с. Сулек в долине Черного Июса. Там, над  всеми изображениями высится заголовок, выполненный руникой (…) и означающий «памятная скала». Он же повторен и сбоку. В. Радлов высказал мнение, что рисунки Сулека позднее надписей. Однако рассмотрение расположения букв и рисунков убеждает в их одновременности. Особенно ясно это видно в той части писаницы, где изображены сцепившиеся в драке верблюды. Надпись над ними явно более ранняя, так как резные линии рисунка верблюдов перерезают ее рунические буквы. Зато надпись, находящаяся ниже верблюдов, нанесена позднее их, так как она огибает рисунок. Позже этой нижней надписи над ней была изображена лань. Линии ног лани перерезали несколько букв. Создается впечатление, что на Сулекской скале создавались все новые рисунки и надписи. При этом к старым относились не совсем бережно. Надписи перекрывались рисунками, рисунки же иногда накладывались на более старые изображения. Нет также доказательств приурочения надписей к рисункам, и наоборот: слишком различно содержание надписей и рисунков, рас положенных рядом. Так, например, в Сулеке наверху, под «заголовком», очень живо изображены конные охотники, стреляющие из луков в оленей. Рядом – дерущиеся вер блюды. И среди этих рисунков надпись: (…) «Вождь ви тязей Ач умер».

По-видимому, и рисунки, и надпись создавались в одну эпоху, но независимо друг от друга. Это заставляет видеть в скалах, подобных Сулекской, места, где в рисунке или надписи кыргызы фиксировали различные события, происходившие на протяжении известного времени. Были ли эти своеобразные летописи связаны с каким-либо ритуалом, – пока неясно. Может быть, в пользу этого свидетельствует сравнительно быстрое забвение рисунков и надписей, перекрывавшихся другими. Но во всяком случае очевидно стремление поточнее запечатлеть событие. Это выражено в кратких фразах надписей и особенно в значительном реализме рисунков. Они принадлежат тому же искусству, что и замечательные рельефы Копен.

В копенских рельефах есть еще одна сторона, заслуживающая внимания.  Это их скульптурность, позволяющая предполагать наличие у кыргызов высоко одаренных скульпторов. К сожалению, до нас не сохранились кыргызские  круглые скульптуры. Исключение представляют лишь имеющиеся в Минусинской котловине и в Тувинской автономной области изваянные в камне изображения людей. Они представлены двумя близкими друг другу типами.  Одни  изображают  мужчину, держащего в правой руке сосуд, а левую положившего на эфес меча. Другие (и таких большинство) держат сосуд обеими руками. (Этим они отличаются от алтайских, в большинстве слу чаев держащих сосуд в одной руке). Однако количество изваяний, находящихся в земле кыргызов, очень невелико. В Минусинской котловине их известно не более трех, в Тувинской автономной области – тридцать. Это заставл яет сомневаться в их принадлежности кыргызам. Пра вильнее видеть в них памятники иноземцев, умиравших в земле кыргызов. Последнее находит себе ряд подт верждений.

Сзади всех тувинских изваяний видны четырехугольные оградки из плит, засыпанные камнем. Они совершенно не свойственны кыргызам, но зато имеют широчайшее распространение на Алтае и в более южных областях тюрок. Следовательно, племена Тувы имели обычай, сходн ый с алтайским. Но это нельзя сказать о статуе Минус инского музея, стоявшей в долине р. Теси около с. Зна менки к северу от Минусинска, в земле кыргызского «нар ода Ач». Как известно, на спине этой статуи высечены рунические строки, свидетельствующие о том, что она изоб ражает тюргешского бега. Это только подтверждает иноз емное происхождение единичных статуй в Минусинской котловине.

Высокий уровень кыргызского искусства, достигнутый в VI–VIII веках, сохранился и позднее. Об этом прежде всего свидетельствуют украшения наременных блях из Тюхтятского клада. Выше уже отмечалось большое их сходство с орнаментацией копенекой поясной золотой ажурной бляхи, а также с растительным рисунком, гравированным на бронзовых накладках на ножны или колчан. Говорилось также о возможности в связи с этим видеть и в аналогичных тюхтятским бляхам X в. с Алтая и из других мест кыргызские изделия.

Но не только растительный орнамент сохранял свое прежнее высокое качество. То же можно сказать и об изображениях людей. Правда, ни разу еще не были найдены фигуры всадников IХ–Х вв., могущие поспорить совершенством мастерства с копенскими рельефами. Однако обе подвески в виде всадников, найденные около с. Колмаковой, все же сохраняют многие черты Копенского стиля. Одна из них заслуживает особого внимания. Она представляет всадника на идущем шагом коне, вооруженного мечом и копьем, которое он держит в обеих руках «наперевес». Одет воин в пластинчатый панц ирь, шаровары и мягкие сапоги. На голове у него невыс окий шлем – шишак. Особенностью является наличие вокруг головы нимба в виде круглой пластинки. Эта черт а, несомненно, отражает южные связи. Нимб господств овал в буддийском мире, в том числе и на хотанских изображениях. Знало его и турфанское манихейское искусство. Дальнейшим шагом вперед по сравнению с копенскими рельефами у колмаковского всадника является уверенное изображение лица в три четверти. Распростран ение фигурок всадника с нимбом выходит за пределы Минусинской котловины. Выше уже отмечалась находка одной из этих фигурок в Сросткинском могильнике на Ал тае. Другая была найдена еще дальше на юго-западе, в песках около Семипалатинска. Однако в других местах Сибири подобные фигурки неизвестны. Это опять же позволяет видеть в них произведения кыргызских масте ров, сбывавших в большом количестве металлические укр ашения на Алтай и дальше вплоть до Семиречья.

Не меньшим мастерством отличаются и изображения на всевозможных подвесках мужских бородатых лиц с большими усами. А. Сальмони недоумевал по поводу наличия у них густых бород и отсутствия монголоидных черт. Он склонен был видеть в этих изображениях результат североиранского влияния, переданного в Сибирь чер ез посредство китайского искусства. Однако это построен ие в свете истории кыргызского художественного мастерства является искусственным. Высоконосый европ еоидный тип с обильной растительностью на лице зафикс ирован на Енисее еще в таштыкскую эпоху, и А. Сальм они прав, когда в связи с кыргызскими подвесками вспом инает и таштыкские маски и привески из Пазырыкского кургана. Об их местном производстве говорит и их кыр гызская техника и преимущественное распространение в Саяно-Алтайской области.

Все это отнюдь не исключает наличия и в этих произведениях кыргызских художников X в. иранских и китайских черт совершенно так же, как это было обнаружено по копен-ским находкам для VI–VIII вв. Они передава лись художественной традицией, но могли также ожив ляться и проникновением позднетанских, сунских, а также и среднеазиатских произведений. Некоторые китайские вещи этой группы мы уже отметили при характеристике кыргызской сбруи X в. Что касается западных художественных изделий, то их наличие на Енисее для IX–X вв. зафиксировано находкой наременной бляхи, украшенной рельефным изображением льва, совершенно аналогичным тем, которые украшают перекрестье и петли от ножен за мечательного меча из курганов IX–X вв. у Сросток на Северном Алтае.

Таким образом, и для второго этапа в истории древне-кыргызской культуры характерны те же черты художественного развития, что и для времени VI–VIII вв. Сохра няется высокое реалистическое мастерство, опирающееся на традиции местного искусства, и в то же время не пре рываются связи с важнейшими художественными центр ами на востоке и на западе Азии.

Несомненно, древнекыргызское искусство является с образцом художественного развития степных народов Евраз ии. В этом убеждает близость его памятников к произве дениям соседних племен и государств. Однако кыргызские художники не только творчески воспроизводили заимств ованные образцы, перерабатывая их соответственно ме стным традициям и вкусам, но и распространяли свои произведения, тем самым влияя на развитие художест венной культуры других стран. Выше уже отмечалась роль степного искусства в деле распространения реалисти ческих начал и в укреплении значительного сходства восточных культур,  бывшего особенно заметным в Танскую эпоху. Все убеждает нас в том, что кыргызские ху дожники занимали в этом движении одно из передовых мест.

О.КАРАЕВ

К ИСТОРИОГРАФИИ ИСТОРИИ КЫРГЫЗСТАНА И СЕМИРЕЧЬЯ XI–XVI ВВ.

Во второй половине средневековья в Средней Азии, Юж ном Казахстане и прилегающих к ним восточных областях существовали одновременно, или одно за другим, государс тва Караханидов, киданей, улус Чагатая, Хайду и Могулистан. Центром их образования были территории Кырг ызстана и Семиречья.

Во второй половине X в. племена или группы населения Центрального Тянь-Шаня и сопредельных с ним районов – карлуки, ягма, чигили, тюргеши, кыргызы, согдийцы, аргу и др. образовали Караханидский каганат, просуществовав ший до монгольского нашествия в Средней Азии.

После поражения от чжурчженей часть киданей во гла ве с Елюй-Даши направилась на запад и в 30–40 годах XII в. заняла владения Караханидов. Но гурхан киданей непосредственно правил лишь в Чу-Таласской долине. Во всех остальных, завоеванных киданями областях и городах, у власти были оставлены прежние или поставлены новые караханидские представители, которые в экономическом отношении ограничивались уплатой дани по динару с каж дого двора.

Важным этапом в образовании кыргызского и казахского народов является позднесредневековый период. В это время большое количество людей переместилось с востока в Среднюю Азию, Казахстан и Восточный Туркестан. В результате их ассимиляции с местным населением образовались новые этнические группы и народности. В связи с этим исследование истории улуса Чагатая, государственного объединения Хайду и Могулистана представляет большой научный интерес. Особенно богат историческими факт ами о кыргызах и Кыргызстане период правления могульских ханов.

Исследованию вышеперечисленных вопросов посвящено большое количество работ, где специально или попутно рассматриваются различные стороны жизни населения Се миречья и Кыргызстана. Ниже предлагаем вниманию чи тателей историог рафический обзор ряда наиболее важных из этих публикаций.

Научные изыскания Ч. Ч. Валиханова (1835–1865) в области истории, географии и этнографии являются весьма ценным вкладом в изучение жизни народов Средней Азии, Казахстана и Восточного Туркестана. Большой интерес для исследования средневековой истории этих краев представл яет одна из его работ «О западном крае…», где изложе ны политические события, происходившие на территории могульского государственного объединения. Важен также перевод Ч. Ч. Валихановым отрывков из сочинения «Тари-хи-и Рашиди» Мухаммеда Хайдера (XVI  в.) с комментар иями и составленная им карта Могулистана и генеалоги ческие таблицы его эмиров.

В.В. Григорьев (1816–1881) в своем дополнении к «Землевладению» К. Риттера проанализировал сведения средневековых авторов о Восточном Туркестане, восточной части Средней Азии и Казахстана. Здесь очень важно изучение автором ряда новых сведений восточных авторов о политической жизни владения Караханидов, отдельных со бытиях из истории могулов и кыргызов.

В «Истории Бухары» Г. Вамбери (1832–1913) имеется краткое изложение завоевания Караханидами г. Бухары и отдельные моменты их взаимоотношений с Газневидами и Сельджукидами. Некоторый интерес представляет также приведенный в нем ряд исторических фактов по истории Чагатаидов. Любопытно, что, по мнению Г. Вамбери, остат ками турецких народов джете являются буруты, которые при его путешествии в Средней Азии назывались чете-могулами, Г. Вамбери в своей книге использовал наряду с другими данные ряда восточных авторов: Нершахи (X  в.), Бейхаки (XI в.), Джувейни (XIII в.), Мирхонда (XVв.), йезди (XV в.), Бабура (XV–XVI вв.), Абу-л Гази (XVII в.) и др. Однако вместе с соответствующими правильными выводами, в работе Г. Вамбери имеются и такие, которые в настоящее время неприемлемы, например, утверждения о том, что уйгуры еще при Саманидах жили на территории до Ферганы, или о том, что Бугра-хан, первым принявший ислам, правил после Илека, завоевателя Мавераннахра.

В. В. Бартольду (1869–1930) принадлежит ведущее ме сто в изучении истории государства Караханидов. Благодаря этому выдающемуся историку-востоковеду многие во просы истории кыргызов и Кыргызстана уже решены. В. В. Бартольд прекрасно владел тюркским, персидским, арабским и многими европейскими языками, что позволило ему открыть и подробно изучить совершенно новые данные из письменных источников о Караханидах.

В одной из своих ранних работ «О христианстве в Туркестане в домонгольский период» В. В. Бартольд изложил историю принятия караханидскими тюрками ислама и соот ношение последнего и буддизма при киданях. Кроме того, упомянуты отдельные моменты политической жизни Кара ханидов и киданей. При этом автор использовал данные ряда восточных авторов – Бейхаки, Гардизи (XI в.), ал-Утби (X–XI вв.), Джувейни, Рашид ад-Дина (XIIIв.), Рубрука (XIII в.), Аб-л-Фида (XIV в.), Джузджани (XIII в.). Однако в данной работе В. В. Бартольд переоценил внешние факторы культурных заимствований при на шествии киданей.

В другой работе – «Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893-1894 гг.» В. В. Бартольд описал торговые пути и города Средней Азии и Южного Казахстана, существовавшие в IX–XII вв. При изучении или отождествлении их автор использовал археологические дан ные и сообщения средневековых авторов. Кроме того, в этой же работе встречаются отдельные исторические собы тия, происходившие на Центральном Тянь-Шане при могульских ханах.

В монографии В. В. Бартольда «Очерк истории Семиречья» имеются разделы «Караханиды» и «Кара-китаи». В них автор приводит все известные ему сведения восточн ых авторов о Караханидах и кара-китаях и излагает очень кратко их политическую историю.

В следующих ее разделах – «Монголы до распадения чагатайского государства», «Могулистан» и «Калмыки» со держатся различные сведения о политических событиях, происходивших на территории Семиречья и на Центральном Тянь-Шане в XIII–XVII вв. Среди них следует отметить сведения об образовании и истории государственного объединения Хайду, центром которого были долины рек Талас и Чу, о причинах разделения на две части владений Чагатаидов, о борьбе кыргызов за свою самостоятельность во главе с Мухаммед-ханом, взаимоотношения народов Средней Азии с ойратами. Главными источниками данной работы В. В. Бартольда являлись труды Карши (XIII в.), Джувейни, Йезди, Натанзи, Мухаммеда Хайдера, Хафиз-и Абру (XV в.), Н. Я. Бичурина и др.

Наиболее ценна работа В. В. Бартольда по истории Кыргызстана «Туркестан в эпоху монгольского нашествия». Второй частью ее является исследование исторических материалов, включенных в первую. Здесь, во второй части объемной главы «Средняя Азия до XII в.», впервые на основе сведений восточных авторов сравнительно подробно изложена история Караханидов до нашествия киданей. От дельные факты, касающиеся истории Кыргызстана до XIV в., встречаются в III и IV главах данной работы. В них автор изложил в основном политическую историю кыр гызского государства с X по XIII вв., и лишь иногда он за трагивает отдельные социальные и экономические вопросы. Основными источниками данного исследования являются труды средневековых восточных авторов. Среди них пер вое место по объему использованных сведений занимают произведения Наршахи, Бейхаки, Гардизи, ал-Утби, Карш и, Ибн ал-Асира (XIII в.), Джувейни, Рашид ад-Дина, Несеви (XIII в.), Джузджани (XIII в.). Следует отметить, что В. В. Бартольд выявил большое количество данных восточных авторов о Караханидах и других народах и вперв ые ввел их в обиход науки. В работе В. В. Бартольда «Улугбек и его время» содержится ряд интересных фак тов из истории могулов и приводятся события, происходивш ие на территории Кыргызстана во время походов Тимура и тимуридов в Могулистан. В работах «История Туркеста на» и «История культурной жизни Туркестана» В. В. Бартольдом затронуты отдельные вопросы внутренней жизни и истории культуры народов государства Караханидов, а также населения в районах Семиречья и Центрального Тянь-Шаня в позднесредневековье.

Впервые в 1968 году на русском языке был опубликован конспект лекций В. В. Бартольда, прочитанных в Стамбуле в 1926 г. В них имеется большое количество факт ических материалов о расположении ряда тюркских пле мен в X–XII вв., обитавших в пределах восточной части Средней Азии. Источниками автора по данному вопросу в основном являлись Гардизи, Махмуд Кашгарский (XI в.) и сочинение неизвестного автора (X в.) «Худуд ал-алам». Кроме того, в этой работе В. В. Бартольда изложен ряд вопросов политической и культурной жизни народов улуса Чагатая, об их разделении на два государства и история взаимоотношений между ними.

Определенный интерес представляет другая его работа «История турецко-монгольских народов», где затронуты отдельные стороны истории Могулистана и борьба кыргызов против их ханов и эмиров.

В своей монографии, специально посвященной истории кыргызского народа, В. В. Бартольд попутно затрагивает отдельные вопросы политической жизни Караханидского каганата, а в некоторых ее частях кратко изложена история Кыргызстана при правлении Чагатаидов и могульских правителей. Здесь большую научную ценность представляет рассказ о кыргызах в связи с историей Могулистана. Кроме вышеперечисленных работ, В. В. Бартольд рассматривал те или иные вопросы истории Центрального Тянь-Шаня и Семиречья в своих следующих работах и ста тьях: «Народное движение в Самарканде в 1365 г.», «К воп росу об языках согдийском и татарском», «Али-тегин», «Арслан-хан», «Мухаммед б. Сулейман», «Богра-хан», «Бури-тегин», «Илек-хан», «Очерки истории туркменского на рода»¹⁴, «О христианстве в Туркестане в домонгольский период», «Борак-хан», «Чагатай-хан», «Алты-Шехр», «Баласагун», «Балхаш», «Балык», «Бешбалык», «Или», «Ис сык-Куль», «Кашгар», «Тараз», «Турфан», «Фергана», «Хотан», «Чу», «Богра-хан, упомянутый в Кутадгу билиг», «Современное состояние и ближайшие задачи изучения ис тории турецких народностей», «Кара-китай», «Карлуки», «К вопросу об археологических исследованиях в Туркестан е», «К вопросу о погребальных обрядах турков и монго лов», «К сказке о хитрости Дидоны», «Текст первой над писи в Варухском ущелье», «Тюрки», «Гурхан», «Дуглат», «Калмыки», «Тhe Tarikh-i-Rashidi…», «Отчет о команди ровке в Туркестан и Хайдер Мирза».

Как мы видим, неоценим вклад В.В. Бартольда в изу чение истории Средней Азии периода средневековья. Но следует отметить, что в основе его исторической концепции лежит теория завоеваний и переоценка факторов культур ных взаимоотношений. Со времени В.В. Бартольда сдела ны большие достижения в изучении истории народов Сред ней Азии XI–XVI вв. Написано значительное количество научных трудов, переведен ряд письменных источников, выявлены и изучены новые ценные археологические, особен но нумизматические материалы, которые дополняют или смогут дополнить некоторые пробелы в трудах В.В.Бар тольда по средневековой истории Средней Азии.

Новый этап в развитии всех отраслей отечественного востоковедения был связан со становлением исторической науки в СССР. Историк А. Ю. Якубовский (1886–1953) в своей работе о феодальном обществе Средней Азии впер вые достаточно подробно остановился на некоторых вопро сах сложения социально-экономического строя государства Караханидов. Автор, кроме политических, указывает и на экономические причины продвижения кочевников в сторон у Мавераннахра и падения государства Саманидов. Он раскрывает читателям такие важные вопросы, как оседа ние кочевников, сложение феодального ремесленно-торгового города, торговля Средней Азии и Восточной Европы в X–XV вв. В последующих работах

А. Ю. Якубовского дополняются или развиваются отдельные социально-эконо мические вопросы истории Средней Азии при Караханидах: – Кроме того, в них содержится ряд интересных заклю чений автора о переменах в политико-экономической жиз ни народов Средней Азии в XIII–XV вв.

Значителен вклад А. Н. Бернштама (1910–1956) в изу чение истории Средней Азии, особенно Кыргызстана. Ру ководимые им археологические экспедиции-Семиреченская, Тянь-Шаньская, Чуйская и Памиро-Алайская – проводили научные исследования в основном в пределах Кыргызстана и Южного Казахстана и изучили многочисленные, ранее известные и неизвестные, памятники далекого про шлого. На основе собранных во время этих экспедиций фактических археологических материалов, сведений письменных источников и исследований своих предшественников А. Н. Бернштам написал большое количество трудов. В ряде исследований этого ученого освещаются те или иные вопросы, особенно экономическая история Кыргызс тана IX–XII вв. В двух своих монографиях, вышедших в 1941 году, А. Н. Бернштам изучил и сделал археологичес кое описание памятников, городищ и сельских поселений X–XII вв. Таласской долины и Северного Кыргызстана. При изучении этих объектов он уточняет, пересматривает или подтверждает мнения своих предшественников, по тем или иным археологическим вопросам (например, об отож дествлении городищ, поселений и установлении историче ских рамок их существования и т. д.). Правда, некоторые археологические выводы автора, как в этих, так и в других последующих работах далеко неубедительны или требуют новых подтверждений. Но большинство его научных заклю чений является правильным и имеет свое подтверждение в работах других ученых.

Большим вкладом в изучение истории Кыргызстана яв ляется докторская диссертация А. Н. Бернштама. Она посвящена истории Кыргызстана с древнейших времен до монгольского нашествия. В работе на основе сведений пись менных источников и археологических данных определен район расселения тюркских племен Кыргызстана IX–XII вв. Очень ценно и научно обоснованно и другое утверж дение автора, что при Караханидах идет формирование типично феодального города с торгово-промышленным предместьем – рабадом. Однако с некоторыми выводами автора, как, например, о том, что движение Караханидов за Аму-Дарью приостановлено Сельджукидами и хорезм-шахами или, что уйгурская культура имела значительное влияние в государстве Караханидов нельзя согласиться. Одна из монографий А. Н. Бернштама посвящена изуче нию памятников архитектуры Кыргызстана. Здесь автор не только собрал и объединил материалы из других извест ных публикаций, но и ввел в научный оборот новые данные об архитектурных памятниках Кыргызстана, собранные им во время археологических экспедиций. Большое знач ение для изучения истории Кыргызстана имеют две крупн ые археологические работы А. Н. Бернштама. В них автор подробно исследовал многочисленные городища, по селения, крепости, торговые пути Кыргызстана в средне вековье.

Однако позднесредневековая история кыргызов и Кырг ызстана еще недостаточно изучена. До сих пор нет моно графического исследования по данной теме. Правда, от дельные проблемы изучения этой эпохи рассматривались в ряде работ.

С начала образования государственного объединения могулов, их ханы стремились присоединить к своим владениям Мавераннахр и Фергану, в ряде случаев им сопутствовал успех и временами под их властью оказывались восточные и северо-восточные районы этих краев. Особенно участились нападения могульских правителей на владения тимуридов во второй половине XV в. С. А. Азимджанова специально изучала этот вопрос и внесла много ясности в историю вторжения могульского хана Эсен-Буку в восточные и северо-восточные районы владений тимурида Абу Саида. Любопытно, что ставка хана могулов находилась на берегу озера Иссык-Куль и отсюда Эсен-Буку напал в 1451 г. на Сайрам, Туркестан и Ташкент. Когда Абу Саид не смог отразить нападения могулов, то он решил усилить разногласия двух партий, боровшихся за престол Могулистана. Тимуриды поддерживали группы кочевой знати во главе со старшим братом Эсен-Буку, Юнус-ханом, который стремился поселиться в городе и побудить к тому своих сторонников. В работе С. А. Азимджановой подробно описаны ход и результаты борьбы этих двух группировок кочевой знати Могулистана.

В «Очерке» П. П. Иванова содержатся теоретически и практически обоснованные выводы о расширении и последствиях процесса разделения и смешения отдельных тюркских и тюрко-монгольских племен после XIII в. и возникновении новых племенных объединений, что характерно также и для истории Могулистана. Во время нашествия монголов, прежде сравнительно компактно обитавшие племена Восточного Туркестана, Центрального Тянь-Шаня и Семиречья (а также и соседних с ними западных областей) дробились на отдельные части и смешивались. Этот процесс продолжался и тогда, когда в пределах перечисленных регионов образовалось государственное объединение Могулистан. П. П. Иванов о последствиях этого явления пишет: «Длительное совместное пребывание такого рода разрозненных групп на одной и той же территории нередко приводило к их слиянию, в результате которого возникло новое племенное объединение, в котором прежние кровно родственные связи уже утрачивались, уступая место связям хозяйственно-политическим. Образовавшееся таким образ ом новое объединение принимало обычно наименование того племени, которое в данном случае играло первенст вующую (или значительную) роль». Это заключение автор а соответствует исторической действительности, характерн ой для территории Могулистана. Так, например, в его пределах создавались улус Энге-тора, улус Джахан-шах: дуглата и т. п., в которых состав населения был разнород ным по своему происхождению.

Исследователь В. П. Юдин еще в середине 60-х годов опубликовал статью, посвященную этнической истории мо гулов Могулистана. С тех пор существенных изменений в изучении этой важной проблемы не произошло.

В работе В. П. Юдина приводится около тридцати родо-племенных наименований Могулистана с краткими историко-географическими справками позднесредневековых: авторов главным образом Мухаммеда Хайдера, Махмуда Чураса и из «Тарих-и Кашгара». В статье привлечены так же ценные исторические факты об участии могульских племен в политической жизни страны. Например, после смерти Вейс-хана племена байринов и чорасов отказались подчиниться Эсен-Буку и ушли к Амасанджи-тайши, или о том, что калучи и арлаты были замешаны в заговоре прот ив Ахмед-Алаша-хана и вследствие чего они вынуждены были бежать к ойратам и т. д.

В. П. Юдин перечисляет мнения исследователей об эт ническом происхождении могулов и считает их тюрками, ассимилировавшими пришедших монголов. Большой научн ый интерес представляет вопрос об этнических связях каз ахов и кыргызов с могульскими племенами. Он обосно ванно считает родоплеменные группы кыргызов баарын, балыкчы, барак, дуулат, керейит, кушчу, монголдор, нойгут, и другие могульскими или имеющими общие с могульскими элементы.

Большой научный интерес представляет исследование К. А. Пищулиной, посвященное позднесредневековой истории Юго-Восточного Казахстана, где на основе большо го фактического материала рассматривается комплекс вопросов, касающихся не только этого региона, но и всего государственного объединения Могулистана. В данной ра боте встречается описание исторических событий, происхо дивших на территории Кыргызстана и кыргызов при правле нии могульских ханов и походов Тимура против них. Автор приводит много интересных фактов по этнической истории ряда тюркских племен и этнических групп Могулистана и отмечает, какие из них впоследствии вошли в состав кыргызов и казахов.

Следует отметить, что в монографии К. А. Пищулиной впервые специально рассматриваются различные вопросы социально-экономических отношений, хозяйственной жизни и политического строя Могулистана. В этой части работы проанализированы ценные сведения позднесредневековых авторов о феодальной знати, о наименованиях различных должностей, социальных групп, категорий земельной собственности, налогах и т. д.

Автор права, когда пишет, что история кочевого и полу кочевого населения Могулистана является историей собств енно кыргызского и казахского народов.

Однако в данной работе имеются и недостатки. Например, неверно указывается расположение основной части дуглатов в Семиречье и что, по мнению автора, этот регион находился под властью правителя Ак-Орды Урус-хана.

В статье Б. А. Ахмедова, специально посвященной истории Кыргызстана XV в., рассматриваются вопросы уточнения границ Могулистана, политические события при его правителях- Вейс-хане, Эсен-Буку и Юнус-хане, их взаимоотношениях с ойратами и Мавераннахром, проблемы пе реселения казахов и других тюрков во главе с Гиреем и Джаныбеком в долины рек Чу и Талас. В исследовании этих событий автор использовал данные Мухаммеда Хайдера, Ибн Вали и Тарих-и Абул-Хайр-хана. В монографии Б. А. Ахмедова на основе анализа значительных исторических фактов и данных позднесредневековых авторов опи сан поход Тимура и Улугбека в Могулистан, в том числе в долины рек Чу и Талас и Иссык-Куля, борьба против «их местных владетелей, их междоусобицы, вторжение ойратов в Восточный Туркестан, Семиречье и Среднюю Азию, отдельные вопросы о собственности на землю, налогах и т. д. Данное исследование внесло определенный вклад в изучение истории Кыргызстана XIV–XV вв.

Большую научную ценность представляет монография С. М. Абрамзона, посвященная происхождению кыргызского народа и связанным с ним историко-культурным во просам. Автор много лет работал над этой проблемой. Он собрал богатый этнографический материал на территории Кыргызстана и на его основе написал большое количество работ по различным вопросам культуры, общественно-пол итической жизни и этногенеза кыргызов и подытожил их в указанной выше монографии. По мнению С.М. Абрамзона, кыргызская народность сложилась между XIII–XVIII  вв. При этом им достаточно аргументированно вы делены три этнические группы, вошедшие в состав кыргы зов в VI–XI, XII–XIV и XV–XVIII вв. «Таким образом,- пишет автор,- в этническом составе кыргызской народнос ти выявляются несколько слагаемых различного происхожд ения. Главными из них можно признать центральноазиатские (в основном тюркоязычные, отчасти и монголоязычные) и местные среднеазиатские (включая казахско-ногайские) компоненты». С. М. Абрамзон считает, что кыргызский народ сформировался на территории от южных склонов Саяно-Алтая до Восточного Туркестана (включительно). Его точка зрения об образовании кыргызов как народности положена в основу первого тома последнего издания (1984 г.) «Истории Кыргызской ССР».

В статье М. Кутлукова о Восточном Туркестане при владычестве монголов содержится ряд интересных заключений по истории народов Центрального Тянь-Шаня и Семиречья. Автор приводит исторические факты о разорении их культурно-земледельческих районов войнами чагатайских царевичей и могульских ханов. В статье говорится о причинах разделения улуса Чагатая на две части, о границах владений могуль-ских правителей, насаждении ими ре лигии ислама среди своих подданных и т. д.

Однако, нельзя согласиться с некоторыми утверждениями автора. Так, по его мнению, монголы заняли Восточн ый Туркестан в 1218 г., хотя это произошло на несколько лет раньше. М. Кутлуков также утверждает, что основная часть уйгуров во главе со своими идикутами, под натиском могульских ханов переселилась в районы к востоку от Турфанского оазиса. В другом месте, противореча самому се бе, он пишет, что монголы Восточного Туркестана и Тянь-Шаня смешивались с уйгурами, принимали их обычаи и уже в XIV в. исповедовали ислам. Все это не совсем верно. Во-первых, монголы Восточного Туркестана и соседних с ним северных районов смешались не только с уйгурами, но и с его другим тюркоязычным населением. Во-вторых, если эти ассимилированные монголы приняли ислам, то они не могли принять религии уйгуров – последователей буддизма.

Большой научный интерес представляет работа  Ш. Б. Чимитдоржиева о взаимоотношениях монголов, народов Восточного Туркестана, Средней Азии и Казахстана в XVI–XVIII вв. В ней содержится ряд малоизвестных исторических фактов и по истории кыргызов и Могулистана того времени. Ш. Б. Чимитдоржиев на основе данных письменных источников утверждает, что в начале XVI в. кыргызы вытеснили могулов из районов Тянь-Шаня, а в 20–30-е годы следующего столетия они осели в западных районах Восточного Туркестана и активно вмешивались во внутренние дела Могулистана. В работе Ш. Б. Чимитдоржиева большое внимание уделено ойратско-кыргызским взаимоотношениям. Автор кратко излагает некоторые све дения о могульских ханах Восточного Туркестана до заме ны их власти теократическим режимом ходжей, правивших от имени ойратов.

Во втором томе истории Казахстана, в интересующих нас разделах о государстве Караханидов, киданей, найманов, улусов Джучи, Угедея, Чагатая, Могулистане, ханстве Джанибека и Гирея приведены итоги исследований глав ным образом последних лет. В целом история этих госуд арств и народностей представлена достаточно содержа тельно и на должном уровне.

В изложении их истории описаны различные политические события, происходившие на территории Кыргызстана и Восточного Туркестана. Среди них следует отметить обра зование и политический подъем государства Караханидов и их первых каганов. Определенный интерес представляет характеристика хозяйства тюркских племен Семиречья и долин рек Чу и Талас в X–XII вв., описание проникнове ния в эти края киданей и найманов, отдельные вопросы их политической жизни, государственного устройства и т. д. В истории об улусах Джучи, Угедея, Чагатая, о Могули стане и ханстве Джанибека и Гирея изложены некоторые политические события, происходившие на территории Кыр гызстана, а также рассказы о кыргызах, обитавших на Центральном Тянь-Шане и в Кашгарии. Большой интерес вызывает разъяснение социально-экономических терминов «бек», «бий», «бай», «карачу», «аразил», «сойургал», «ин- джу» и т. д. и их употребления в Могулистане.

Однако, в изложении истории вышеназванных государств и народностей допущен ряд неточностей и ошибок. Так, например, неверно, что Елюй-Даши на первых порах слу жил правителем Восточного каганата Караханидов. Сог ласно данным восточных авторов, гурхан киданей после занятия г. Баласагуна лишил его правителя высокого ти тула, а затем организовал походы для завоевания других городов и местностей Восточного каганата Караханидов. Письменные источники не подтверждают участия части найманов и кереитов в образовании Караханидского каган ата. Не совсем верно, что дуглаты в середине XIV в. бы ли одним из наиболее крупных племен Семиречья и зани мали его значительную территорию. Этому противоречит даже приведенная здесь же цитата из сочинения Мухамме да Хайдера. Основная часть дуглатов в то время обитала в Восточном Туркестане.

В предыдущих изданиях истории Кыргызстана недостат очно полно или совсем не были рассмотрены такие вопро сы, как возникновение становления государства Караханид ов, социально-экономические отношения, государственно-административное устройство и культурно-хозяйственная жизнь его населения. В последнем издании этой обобщающ ей работы эти пробелы устранены. Другим важным мо ментом является разработка истории взаимоотношений кыргызов с казахами и узбеками в XVI– XVII вв. Значи тельно дополнены и уточнены различные вопросы (походы Тимура на восток, борьба кыргызов за независимость прот ив могульских правителей и ойратов и т. д.) по истории XIII–XV вв.

Однако, и в данной работе есть ряд недостатков и ошиб ок. Не совсем верно, что территория государства Хайду простиралась от Алтая до Аму-Дарьи. Вопреки этому ут верждению, в западной части этого региона правили чага тайские царевичи. Государство Хайду перестало существо вать на десятки лет раньше до 70-х г. XIV в.

Денежную ре форму в Средней Азии провел не Хайду, а наместник всемонгольского хана Масуд-бек. Могульские ханы не были подставными лицами в руках их эмиров, как в Мавераннахре при Тимуре. Правда, могульские эмиры играли боль шую роль в правлении страны, некоторые из них захватил и власть или стали самостоятельными владетелями. Но политическую власть могульские ханы держали в своих ру ках, они возглавляли военные походы в соседние страны. Письменные источники не подтверждают факта переселен ия большого количества людей из Или-Иртышского меж дуречья в Кыргызстан во время образования государства Хайду и т. д.

К. И. Петров опубликовал четыре монографии по истории кыргызов и Кыргызстана. Но в трех из них повторяется описание одних и тех же исторических событий – ин терпретация данных восточных авторов. Кроме того, речь идет в основном о бесконечных передвижениях так назы ваемых «иртышско-енисейских кыргызов», тюрко-монгольских племен, а также затронуты некоторые вопросы поли тической истории государственного объединения Хайду, Могулистана, вторжений Тимура, тимуридов и ойратов на Тянь-Шань, в Восточный Туркестан и образования кыргыз ского народа.

В этих работах К. И. Петрова на основе малоизвестных данных восточных авторов восполнены отдельные моменты политической истории исследуемых вопросов, например, взаимоотношения Хайду с чагатайскими царевичами и при влечение их к борьбе с Хубилаем, о родоплеменном соста ве кыргызского народа, его участии в междоусобицах могульских ханов, разъяснение терминов: «туман», «аймак», «бий», «бек» и т. д.

Однако, в этих работах К. И. Петрова имеется много спорных утверждений, необоснованных выводов и искажений данных восточных авторов. Приведем несколько при меров.

К. И. Петров, считая тянь-шаньских кыргызов выходцами из Иртышско-Енисейского междуречья, предостерегает против отождествления их с енисейскими кыргызами первого тысячелетия н. э. Под Иртышско-Енисейским меж дуречьем автор подразумевает территории от линии Крас ноярск-Новосибирск – Бараба на севере до озера Киргиз-Нур на юге. Если так, то эти районы включают основ ные территории енисейских кыргызов. Значит, они могли быть предками так называемых «иртышско-енисейских кыр гызов».

В угоду своей гипотезе К. И. Петров описывает расселение племен чигилей и тухсийцев без достаточных историч еских обоснований или же игнорирует сообщения о них средневековых авторов. Как известно, в письменных источ никах имеются данные о соседстве кыргызов, тухсийцев и чигилей, обитавших в горах Тянь-Шаня. По-своему интер претируя эти данные, К. И. Петров пришел к выводу, что страна чигилей и тухсийцев простиралась от районов Прибалхашья до Приаралья и Прииртышских степей. Такая картина расселения этих племен неправдоподобна и против оречит данным средневековых авторов.

Следует отметить, что почти все использованные К. И. Петровым сведения письменных источников говорят вообще о передвижении тюрко-монгольских племен. Поэтом у важнейшие выводы автора о передвижении кыргызов на Тянь-Шань не основаны на твердой почве исторических фактов. Ярким примером этому может послужить отсутств ие их в составе армии военачальников Хубилая, Тутуха и Чоангура и тем самым подтверждается необоснованность версии о переселении кыргызов на ТяньШань. Как пишет К. И. Петров, основная масса кыргызов во время походов Тимура переместилась с Тянь-Шаня на Алтайско-Хангайское нагорье и образовала государственное объединение во главе которого стояли кыргыз Угэчи и его сын Эсэху, а во второй трети XV в. они снова были изгнаны на Тянь-Шань. Переселение основной массы тянь-шаньских кыргызов на север под натиском войск Тимура фактически ничем не подтверждается. Монгольская летопись «Шара туджи» про исхождение Угэчи-хана относит к ойратам, а другая лето пись – «Албан тобчи» считает его сыном Хутхай-Тафу, предводителя ойратов. Следовательно, ханства кыргызов Угэчи и Эсэху никогда не существовали.

В книгах К. И. Петрова встречаются неточности и ис кажения сведений письменных источников. Например, В.В.Бартольд в одной из своих работ говорит о наличии пограничных войск Хубилая на берегах Кобука. К.И. Пет ров добавляет уже от себя, что в долине Кобука находились зимние кочевья кыпчакско-кыргызских племен. Пер сидский историк Ибн Вали сообщает об освобождении Тур кестана царевичем Ильчидаем от чужеземцев, а К.И.Пе тров добавляет: «…т. е. пришлых кыпчакско-кыргызских племен».

Очень странно, что для К. И. Петрова Или-Иртышское междуречье – это одно и то же, что и Восточный ТяньШань или Западное Притяньшанье это Мавераннахр и т.д.

В четвертой монографии автора в основном речь идет о средствах производства населения Кыргызстана. Что касается рассматриваемых в ней историко-археологических вопросов, то многие выводы К. И. Петрова, например, о ко личестве населения и размере средневековых городов и по селениях Кыргызстана основаны на случайных фактах и косвенных цифровых данных.

И. Я. Златкин на основе данных русских, восточных, особенно монгольских источников, а также исследовательских работ воссоздал систематизированную и комплексную историю ойратов, владения которых на юго-западе граничили с Могулистаном. В монографии автора приводится много интересных исторических фактов о взаимоотношениях этих двух соседей, о длительной борьбе их предводителей и правителей из-за владений и богатств.

И. Я. Златкин более точно, чем другие исследователи установил границы Могулистана. По этому поводу он пиш ет, что во владения первого его хана Тоглук-Тимура во шли Восточный Туркестан и территория от р. Или до Болора и Куэньлуня. К концу XIV в. границы Могулистана простирались от Баркуля до Балхаша и Ферганы, от рек Иртыш и Эмель до Тянь-Шаня.

И. Я. Златкин на основе данных письменных источников утверждает, что борьба между ойратскими тайши и могулистанскими ханами в течение XV – нач. XVI вв. шла современным успехом. Например, в 1470 г. могульские войска заняли г. Хами и в его округе взяли в плен 10 ты сяч ойратов. В ответ на это, через два года последние вторгл ись в Морулистан и дошли до Сыр-Дарьи.

В связи c одинаковым кочевым образом жизни и различного рода контактами могло быть много общего в общественном и политическом строе ойратов и населения Мо гулистана. По мнению Б. Я. Владимирцева и И.Я.Златкина феодальное владение в Монголии (в том числе у ой ратов) делилось на улус и нутуг (по-тюркски – уирт), из которых первое имелся значение «люди», «народ», а вто рое – «земля», «пастбище». В письменных источниках по истории Могулистана часто встречаются термины «эль» и «улус» (вместе или раздельно), которые в совокупности могли иметь такие же значения.

Вполне можно отнести к общественному строю Могулис тана утверждение И. Я. Златкина, что в основе родоплеменных объединений ойратов «лежали не кровнородственные, а исключительно территориальные связи».

ЭТНОГРАФИЯ

Ч.Ч.ВАЛИХАНОВ

О КЫРГЫЗАХ

Китайская география Дай-цин-И-тун-чжи говорит о каком-то народе тюркского племени полу или пулу, искони будто кочевавшем в местах нынешнего кочевья Черной Орды, и что они, китайцы, современники династии Танов, не имели с ними сношений. Основываясь на существовании в Кашгаре пулу, китайский географ выражает следующее предположение: «Имя пулу, очевидно, сходное с бору и, нет сомнения, что народ пулу есть буруты». Интересно знать, откуда происходит слово «бурут»; сами киргизы называют себя просто киргиз или кара-киргиз, а о полу, буру и о бурутах не знают, кажется, ничего. Название это, как вид но из вышеприведенного, совсем не китайское, а видно, что китаец хочет непременно ученым, мудрым образом объяс нить это слово. Если между киргизами есть род и отделе ние бурут, то, племена бурут, которые, по Рашид ад-Дину, так же как и киргизы, были лесные народы и принадлежа ли к ойротам.

Сохранились ли у потомков сказания о прежнем коче вании их на Енисее и о движении на юг – мы не знаем. Известно нам одно то, что преданиями они очень богаты. По сведениям, собранным бывшим приставом от правитель ства при Большой киргизской орде майором Г. Франелом (в) 1849 г. по рассказам, видно, что они почитают себя потомками ногайцев, будто бы кочевавших тут до них. Киргизбай, родоначальник их, с двумя сыновьями, Атыгеном и Тагаем, удалился от притеснения ногайских князей, Манаса и сына его Семетея, с берегов Или в горы, лежащие на юге. Старший сын Киргизбая стал кочевать по вершинам реки Аму и Сыра, в возвышенной долине Па мир, что лежит между горами Бадахшана, а младший за сел в горные долины Кунгей и Терскей, образуемые: пер вая- южным склоном гор Кунгей-Алатау и северным бере гом озера (Иссык-Куль), вторая – южным берегом озера и северным склоном Киргизнын-Алатау вместе с течением озера. Нам известны только три рода собственно иссык-кульских киргиз, а о родовичах их, живущих южнее, сведений не имеем; впрочем, по уверению китайцев, они со стоят из 15 поколений.

Развалины древних городов и башен, разбросанные на берегу озера Иссыка, также относятся народом ко временам ногайским.

О состоянии Алтышара или шести  восточных городов китайской  провинции Нан-Лу (Малой Бухарии)

Д о л о н ы принадлежат к ведомству Аксуйского, Яркендского и Харашарского округов. Аксуйские, Яркендские долоны занимают течения рек Кашгар-Дарьи и Яркенд-Дарьи; имеют несколько больших селений, из которых за мечательны: Барчук с китайским гарнизоном и Маралбаши. Харашарские долоны занимают селения Корла и Бугур. Долоны были вроде крепостных людей у ходжей, от личаются от других туркестанцев акцентом и тем, что жен щины обвертывают головы, подобно киргизским (и) бурутским женщинам, белыми платками.

Н ю г е й т полукочевое племя, происходит, как говорят, от бурутов, поселены в подножьях Музарта и принадлежат к ведомству Турфанского округа, занимаются скотоводс твом и летом живут в войлочных юртах; нюгейты обязаны от китайского правительства, как повинностью, вырубать лед в Музартском проходе.

Очерки Джунгарии

Происхождение и история дикокаменных киргиз до сих пор остается для ученых, занимающихся разработкой кит айских и восточных историков, вопросом нерешенным, спорным. Большинство, впрочем, держится того мнения, что нынешние дикокаменные буруты не более, не менее, как енисейские киргизы, переселенные в прошлом столетии джунгарами на новые кочевки, и потому их считают тожде ственными с хакасами династии Тан и киликидзами дина стии Юань. Рашид-Эддин в своей истории монголов отно сит киргизов к числу лесных народов Южной Сибири, живш их в стране Бархуджин-Тукум; название Кем-Кемджут, данное киргизами у него и у Абульгази, напоминает Кем (Енисей) и реку Кемчук, которые, вероятно, были тогда кочевьями этого народа. При покорении Сибири русские казаки нашли киргиз на Абакане и Юсе и вели с ними упорную войну с XVII до начала XVIII века.

С тех пор внезапно исчезло имя этого народа в сибирских летописях. Фишер полагает, что они были переселены джунгарскими хон-тайдзи и, основываясь на слухах, полагал, что новое жительство их должно быть около границ Тибета и гор Индукуш. Г. Л е в ш и н говорит, что пе реселение их было следствием особого договора между рус ским правительством и джунгарским хон-тайдзи. Но китай цы называют дикокаменных киргиз бурутами и говорят, что они переселились в настоящие места своих кочевок с Куэнь-Луня, где они жили при династии Тан под именем «булу» и «пулу».

О. И а к и н ф первый стал отличать киргизов Южной Сибири от нынешних бурутов, принимая последних за пле мя тюркское и называя его, для отличия от первых, кэргизами. Риттер смешивает несправедливо дикокаменных с киргиз-кайсаками и считает их за миграцию енисейских киликидзей или хакасов, которых, в свою очередь, следуя Клапроту, и Абель Ремюзу, принимает за племя индогерманское, отюречившееся, вследствие племенных смешений. Относительно же исчезновения киргизов из русс кой Сибири в XVII веке Риттер говорит, что они, тесни мые соседями, удалились к соплеменным бурутам в Вост очный Туркестан и в степи на юго-восток от Иртыша; след овательно, он считает бурутов за старожилов настоящих их кочевок. Вот в каком состоянии находится вопрос о прои схождении нынешних дикокаменных киргиз. Для разъясн ения этой путаницы мы обратились к народным предан иям и получили следующие данные: 1) народ, означаемый именем дикокаменных, черных киргиз, назы вает себя просто киргиз, или, как сами они произносят, кыргыз. Название бурут, данное им калмыками и китай цами, совершенно им неизвестно; 2) киргизы считают своей первой родиной Анджан- ские горы; 3) предания о пересел ении из Южной Сибири между ними не сохранились, но есть предание о том, что они кочевками своими с юга на север распространялись до Черного Иртыша, Алтая и Хангая, а на восток до Урумчи.

На основании этих данных мы думаем, что дикокаменные киргизы тождественны с енисейскими хакасам и или киргизами, по китайскому произношению, ки-ли-ки-цзы, потому что китайский летописец, современник монголов, говорит, что ки-ли-ки-цзы на языке туземцев значит 40 девиц т. е. кырк – 40, кыз – девушка. Этой этимологией пользуются и нынешние киргизы для объяснения своего имени. Далее мы полагаем, что киргизы распространялись на восток до нынешних их кочевок в самые древние времена,  ибо в маршруте Гулагу 1253 г. встречаются киргизы (килики-цзы) на Тянь-Шане, и пере кочевки их от Тянь-Шаня до Хангая и обратно продолжал ись и в последующие времена, что подтверждается и нар одными преданиями. Такие перекочевки остановились только тогда, когда между Алтаем и Тянь-Шанем образо валось сильное владение ойратов, или джунгаров. Мнение, принятое всеми учеными, что переселение киргиз с Енисея на Тянь-Шань в начале XVIII века совершено джунгарами и притом по взаимному соглашению с русским правительством, оказывается не совсем верным на основании но вых данных, которые нам удалось добыть. В кашгарской истории,  называемой «Тарихи Рашиди», я нашел свидетельство, что киргизы (буруты) уже кочевали в кон це XV столетия в горах около Анджана, а во времена сам ого историка (около 1520 года) они распространяли свои кочевки до Иссык-Куля. В архиве Областного правления сибирских киргиз в Омске есть любопытный акт, относящийся к переселению киргиз из Сибири летом 1746 года; в акте этом сказано, что прибыло в Усть-Каменогорск 12 человек с бабами и детьми, которые показали себя кирг изкалмыками и объявили, что они прежде жили в Сибири между томским и енисейским  городами и против города Красноярска в степи, на реке, называемой Белым Юсом, под ведением Танбын-батыра датжи и платили ясак зверями в казну ее императорского величества. 50 или более лет тому назад, говорили они, при отце нынешнего хонтайши Галдан-Черена пришли три калмыцких зайсана: Дунар, Сандык и Чинбынь (по-другому показанию: Зухар, Сандык и Бенбень), с 500 человек войска, напали на их кочевья и увезли их в числе 3 000 домов, вместе с сыном их прежнег о хана Танбын-батыра датжи, Чайнышем, насильно, но без боя, в Зюнгарскую землицу, и послали в Ургу, где они и теперь живут и платят Галдан-Черену албан. Между проч им, эти выходцы показали, что их родственники и прочие киргиз-калмыки живут в Сагайской степи и состоят в яса ке ее императорского величества. В следующем, 1747 году, пойманы еще два киргиз-калмыка, бежавшие из Джунга рии, которые показали то же самое и прибавили, что в Саг айской волости кочуют два родных дяди: Харта Идаш и брат его родной Емгень Мергень. Из этого видно, что си бирские киргизы  по соседству джунгаров и урянхайцев сильно смешались с монголами и что переселен был джунгарами, но не весь народ, а только 3000 кибиток, которые, как надо полагать, соединились с джунгарами. Они-то, мож ет быть, и составили калмыцкий нутук  (поколение) – «киргиз», давший о.  Иакинфу повод сделать заключе ние, что сибирские киргизы были монгольского  племени. При этом положении возникает вопрос: куда же девались эти сибирские киргизы, народ сильный настолько, что в продолжение целого столетия тревожил своими набегами сибирские города и боролся с иными соседями, каковы были джунгары и алтын-хан урянхайцы. На это мы отвеч аем, что исчезновение их имени могло произойти по тому же закону, по которому знаменитое владение урянхайских «золотых» царей, которым киргиз платил дань, существует теперь в виде двух бедных волостей, известных под имен ем двоеданцев, потому что они платят дань русским и кит айцам. Известно, что сибиряки всем инородцам дают особенные имена, и остатки сибирских киргиз, конечно, ко чуют на старых местах, но под новыми именами. Мы чи тали где-то, что один из татарских народов Енисейской губ ернии, кажется, сагайцы считают себя потомками киргиз; г. Муравлев, офицер Генерального штаба, путешествов авший недавно по Алтаю, сообщил мне, что в верховьях Бухтармы кочуют две волости, которые называют себя кирг изами и говорят, что они переселились сюда с Кема (Ени сея) и Кемчука.

Ученые уже давно заметили важность для этнографии изучения памятников народной словесности, в которых лучш е всего выражается характер народного быта и нравов. Любовь к старине и богатство преданий составляют особое достояние кочевых народов Северной и Средней Азии. Пред ания эти сохраняются свято или в виде родовых воспомин аний в памяти старейшин,  как, например, юридические предания и генеалогические, или в форме эпоса передаются из рода в род особенным сословием певцов. Многие слова и обороты, не употребительные в настоящее время, показы вают их древность. Предание о царевне Гульмалике, как о родоначальнице Чингис-хана, распространено между все ми татарскими народами. Предание дикокаменных киргиз о происхождении своем от красной борзой собаки (кызыл тайган) и от какой-то царевны и 40 ее фрейлин имеет чрезв ычайно древний характер. Одну из характеристических черт преданий древних среднеазиатских народов состав ляет миф о происхождении их от какого-нибудь животного. По свидетельству китайской истории, народ гао-гюй, иначе называемый телэ или чилэ, происходит от волка и от прелестной хуннской царевны. Один из хуннских (царей) имел двух дочерей такой необыкновенной красоты, что не хотел выдать их замуж за обыкновенных смертных и, по строив высокую башню, оставил в необитаемой пустыне, сказал: «Молю небо принять их». Младшая царевна, соску чившись одиночеством, обратила свое внимание на старого волка, который в продолжение целого года день и ночь ход ил около замка и, наконец, даже устроил у подножия башни свое логовище; несмотря на убеждение сестры, она вышла за него замуж. Тюгю (дулгасцы у о. Иакинфа) по читали своей родительницей волчицу, а туфаны (тибетц ы) – собаку. Китайцы говорят, что Батачи, родоначальн ик монгольских ханов, был сын голубого волка и белой дикой лани. Некоторые племена краснокожих в Северной Америке производят свой род от бобров, черепах и проч. Из этих примеров очевидно, что этот род преданий в Средн ей Азии и даже в Америке был самый древний и, по-ви димому, почетный. В пользу того, что киргизские предания очень мало подвергались изменениям и близки к первона чальной своей редакции, всего более говорит та наивная торжественность, с которой они повествуют о вещах край не нескромных, с точки зрения современного киргизского поколения. Происхождение 99 колен кипчакских сохрани лось у узбеков и кайсаков в такой неприличной форме, что мы сомневаемся, будет ли оно когда-нибудь в печати.

Весьма важный отдел преданий составляют предания генеалогические. На этих преданиях основан родовой быт. Отношения родов между собой обуславливаются степенью родства родоначальников. Старшинство одного племени пе ред другим выражается правом физического первородства предка. Предания сего рода важны в том отношении, что они представляют состав и образование народа. Из генеал огических таблиц кайсаков, узбеков и ногайцев видно, что это союз разных тюркских и монгольских племен, образо вавшийся после падения Золотой и Джагатайской орд. Из генеалогии же бурутов следует, что главную массу их народ а составляет тюркское племя киргиз, к которому присоед инились впоследствии два чуждых отдела. Один из этих чуждых отделов составляют роды кипчак, найман и китай; права их на киргизскую народность в генеалогической форме выражены тем, что им дан общий родоначальник, который поставлен сыном Киргизбая. Другой чуждый отд ел – ичкилик; хотя считает своего родоначальника также сыном Киргизбая, он не признается другими родами. Трет ий отдел составляют настоящие киргизы, разделенные на два крыла – «он» и «сол». Они в настоящем колене разветвляются на множество поколений, каждое из поколений еще на поколения и т. д.

Третий род преданий составляют, так называемые ногай ские былины (джир). Они существуют у кайсаков, узбеков, ногайцев и у киргиз. Надо полагать, что под ногаями перв оначально разумелись в Средней Азии все кочевые пле мена тюркского и монгольского происхождения, говорив шие татарским языком, как калмыками назывались кочев ники, говорившие по-монгольски. Ногайские предания относятся к концу XIV, к XV и XVI векам. Предания эти имеют эпический характер и поются рифмованными стих ами и потому принадлежат к области народной устной лит ературы. Они замечательны, как выражения народного духа, понятий, обычаев, нравов, образа жизни, замечательны также в филологическом отношении и не лишены истори ческого интереса. У кайсаков, узбеков, и ногайцев, про изводящих себя от Золотой и Джагатайской орд, сохранил ось несколько поэтических саг об ордынских героях: Эдиге, Ир-Кокче, Ураке, Чоре и проч. Лица эти исторические. Эдиге был одним из генералов Тамерлана, был темником в Золотой орде при Тимур-Кутлуке и известен в истории победой над Витовтом при Ворскле. Урак, по преданию, его потомок был в русском плену и был женат на русской княжне (исторического свидетельства о нем мы не нашли). Об Ир-Кокче упоминается в Никоновской летописи под 1423 г. и по поводу нападения царя Куидадата на одоев. «Тогда же убили и Кокчю, богатыря татарского, велика суща телом и силою». Чоро – татарский витязь, который идет на помощь осажденной Казани. В Казанской летопи си сохранилось его имя. Эти саги показывают, в какой сте пени наши кочевники дорожат стариной и как умеют ее сохранять. Надо сказать, что поэтические предания, вслед ствие смежности кочевьев и при сходстве языка, легко пер еходят и заимствуются одним народом у другого, и пото му нужно уметь их отличать. Г. Ходьзко слышал отрыв ки из Эдиге от туркменцев, но туркменцы его заимствовали от кайсаков или от ногайцев, точно так же, как классичес кий их разбойник Кор-Оглу известен кайсацким рапсод ам. В Азии очень много странствующих преданий, легенд и саг. Академик Кастрен слышал в Лапландии и у ка релов миф о циклопе Полифеме из Одиссеи, конечно, из мененный сообразно их национальности. В Киргизской степи также знают этот миф. Циклоп назван алпом, велик аном-людоедом, а роль Одиссея играет киргизский бога тырь Батур-хан.

У дикокаменных киргиз к ногайской эпохе принадлежит единственный эпос – «Манас». «Манас» есть энциклопе дическое собрание всех киргизских мифов, сказок, преда ний, приведенное к одному времени и сгруппированное окол о лица-богатыря Манаса. Это нечто вроде степной Илиа ды. Образ жизни, обычаи, нравы, география, религиозные и медицинские познания киргизов и международные отнош ения их нашли себе выражение в этой огромной эпопее. Поэма эта, по нашему мнению, очевидно, подверглась но вейшим добавлениям и изменениям. Может быть, самое сложение ее из прозаических джумуков (сказок) в одно целое, есть дело позднейших времен. «Манас» состоит из многих отдельных эпизодов, имеющих вид целого. Другой эпос «Семетей» служит продолжением «Манаса», и это – бурутская Одиссея. Киргизы говорят, что трех ночей недо статочно, чтобы выслушать «Манас» и что столько же нуж но для «Семетея», но это, вероятно, преувеличено. Герой первой поэмы богатырь Манас, сын Якуба, вначале назы вается владетелем ногайцев от Чу до Таласа, в других ме стах поэмы анджанским, а иногда самаркандским сартом. Манас по происхождению не принадлежит к белой кости (т. е. чингисовичам), но силен не менее ханов. Отец его Якуб говорит: «Я отец юного Манаса, славного от Чу до Таласа, я не хан, но не хуже хана, хан Якуб я». Манас представлен в виде свирепого и чувственного степняка. Вот как охарактеризована его личность в самой поэме: «Он (Манас) в Анджане отжирел, кушая недопеченный хлеб и грызя зеленые анджанские яблоки. В 12 лет стрелял из лу ка, 13 лет с копьем в руках побеждал врагов, уносил детей из седла, похищал красивых девиц и заставлял храбрых (богатырей) кричать «куки» («куки» кричат киргизы, ког да им больно), 14 лет разбивал аулы, стоявшие в ущельях, и через высокие горы угонял вражеские табуны, а 15 лет был владетелем бесчисленных народов. У высокорослого Манаса подняты брови и холодно лицо, кровь черна; но тело белое, живот пестрый, хребет синий. На кого похож храбрый Манас? Он подобен синегривому щетинистому волку». В гневе Манас еще более страшен. У него борода и усы поднимаются щетиной, из глаз сыплются искры, изо рта идет дым, и тонкий, подобно тополю, стан его разду вается, как алачуг (так называются у киргиз походные ки битки; у кайсаков – джуламейки; отсюда русское слово «лачуга»).

Поэма начинается тем, что юный Манас посылает своего отца сосватать ему Караханову дочь Ханкея, у которой «лицо бело, как снег, и румянец ланет оттеняется, как кровь, упавшая на снег». Эта принцесса имеет 15 лет от роду, волосы длинные до пят, запах подобный мускусу и зубы как жемчуг».

Якуб – отец Манаса – долго странствует, отыскивая невесту сыну: «лошадь его отощала (по выражению поэмы), как иргаевая палка, и насекомые явились на его теле вел ичиною с воробья». Наконец, он достигает аулов, но пол учает отказ: «Моей дочери приличен ханский сын, твоему сыну-бийская плебейская дочь»,– сказал хан. Манас нач инает войну и берет царевну силой. В этом эпизоде Манас ведет себя крайне беспорядочно, грабит своего отца и ос тавляет старика Якуба и старушку-мать в крайней бедно сти. В последующих эпизодах мы видим в нем богатыря, который защищает слабых, воюет с калмыками и остав ляет следы своих подвигов в глубине Джунгарии. Киргизы говорят, что город Манас, около Урумчи, и урочище того же имени на Верхнем Иртыше получили свое название от этого героя.

Тризна по Кукотай-хану есть, конечно, самый замечательный эпизод в «Манасе». В этом эпизоде рассказывается, как Бук-Мурун, сын ногайского хана Кукотая, чтобы праздновать годовую тризну своего отца, перекочевал с окрестностей Иссык-Куля на Черный Иртыш, на Алтай и Хинган под покровительство монгольского хана Джулая. Манас и другие мусульманские кочевники, приехавшие на поминки, не могли вынести притеснений неверных и произ вели драку. Началась война. Манас разбил хана Джулая и убил его. Китайский богатырь Конурбай убит им же на поединке. Впоследствии сам Манас погиб от руки монголь ского хана Наз-Кары. Мщение сына Манаса Самятея за смерть отца составляет предмет второй киргизской эпопеи.

Один эпизод из поэмы «Манас», именно тризна по Ку котай-хану, записан мною со слов киргизского рапсода. Вероятно, это первая киргизская речь, переданная на бу магу. Я занимаюсь переводом этого произведения киргиз ской поэзии и хочу составить маленький словарь, чтобы познакомить ориенталистов с наречием, до сих пор совер шенно неизвестным.

Язык дикокаменных киргиз есть наречие тюркское, более других близкое к разговорному языку, употр ебляемому в Малой Бухарин. В этом наречии чрезвычайно мало, можно сказать, почти нет арабских и персидских слов, за то много монгольских и первообразных тюркских.

В заключение нашего рассказа о киргизах мы скажем несколько слов о настоящем распространении киргизской расы, о главных ее поколениях и о степени политической их самостоятельности.

Дикокаменная орда разделяется на два крыла: «он» и «сол», т. е. правое и левое, соответствующие монгольскому «борангар» и «джунгар». Правое крыло разделяется на два отдела: адгэнэ и тагай. Тагай есть самый обширный отдел. К нему принадлежат сродные, но ведущие постоян ную вражду племена: сарыбагыш, бугу, солту, саяк, черик, чонбагыш и бассыз, всего семь родов. Бугу состоит с 1855 г. в русском подданстве; у них считается 11 (т.) кибиток. Бугинцы имеют хлебопашенство на южном берегу Иссык-Куля, а летом кочуют в верховьях Текеса и Кегена.

Сарыбагышей до 10 (т.) кибиток, кочуют на реке Чу и на во сточной оконечности Иссык-Куля. Солту, самый хищный род, до 15 (т.) кибиток, кочуют на Таласе и на реке Чу, около кокандского укрепления Пишпек. Саяки занимают верховья Нарына и Джумгала; черики – Тянь-Шаньское нагорье на юг от озера Иссык-Куля; чонбагыши огибают горы на северо-запад от Кашгара. Последние два племени очень бедны. Остальные роды из колена тагай занимают горы на север от Намангана, в окрестностях Анджана и в верховьях реки Джумгал.

Киргизы адгэне имеют хлебопашество в Ферганской до лине около городов Маргелана и Оша, а лето проводят в горах от Оша до Коканда. Киргизы эти пользуются одина ковыми правами с узбеками, служат в кокандском войске сипаями, и их родоначальники занимают важные должно сти при дворе и в войске. Нынешний кокандский визирь Алимбек-датха есть киргизский бий этого племени; он со своими киргизами способствовал нынешнему хану Малля овладеть Кокандом.

Левое крыло состоит из трех маленьких племен, кото рые кочуют по Таласу. Родоначальники их состоят в родс тве с кокандскими ханами, которые по женской линии киргизского происхождения. Найманы, кипчаки и китай – племена, присоединившиеся к киргизскому народу впослед ствии, кочуют от Оша по Памирскому плоскогорью до Бадахшана и оттуда по Каракорумской цепи; с ними же ко чуют ичкилики и некоторые роды из племени адгэне. Все киргизы, исключая бугу – русских подданных и род турайгыр-кипчак, в окрестностях кашгарского города Ташмалыка, состоят в непосредственной зависимости от Китая, приз нают власть кокандского хана, которому платят зякет с 100 лошадей одну. Для управления киргизами кокандцы имеют в их кочевьях крепости: Пишпек, Токмак, Мерке и на реке Нарыне, Кетментюбе и Джумгал на реке Джумгале, Бустантерек и Ташкурган на Памире.

Записки о Кыргызах

Происхождение и название родов и народные предания кыргызы объясняют именами своих предков, а потому система родового подразделения тесно связана с генеалогией родоначальников орды.

Киргизбай (см. предания), первый родоначальник на рода, давший ему свое имя, имел только одного сына Ак-уула (белого мальчика). У Ак-уула, по одному преданию, было два сына – Абл (Авел) и Кабил (Каин), а по друг ому – Абл и Кабил происходили не непосредственно, но в известном колене от Ак-уула. Потомство Абла составляет правое крыло, а Кабила – левое.

Тагай, внук Абла, имел от старшей жены 3-х сыновей: Богоарстана, Койлана и Килджира, и от вто рой жены – иностранки, одного – Карачору. От первого сына произошли с о л т ы, второй был родоначальником д ж а д и г – е р о в, от двух сыновей третьего (Килджи ра)- Уразбакты и Даулеса – произошли бугу и сарыбагыши и от последнего, Карачоры – с а я к и.

К фамилии Тагая относит предание еще двух родоначальников, им усыновленных, его племянника, который стал отцом колена монолдор, и одного раба, родоначальника поколения черикчей.

Чер, по объяснению дикокаменных киргиз, есть название какой-то болезни желудка. Родоначальник черикчи, по свидетельству преданий, был одержим этим недугом.

Эти семь родов, происходящие от детей Тагая или от лиц, усыновленных им, называются общим именем «он кол» – правого крыла, а дети Кабыла – «сол», левого. Впоследствии к семи первоначальным родам он (правого крыла) присоединились в качестве главных родов еще несколько поколений, каковы: багыши, родственные саякам, адигене, тыгай и род базис.

Название второстепенных родов и отделений также про исходит от имени сильных родоначальников, но подотделения, на которые разветвляются главные роды более близ ких нам эпох, подвергаются иногда измене ниям.

Независимо от общего родового деления существуют еще в некоторых родах, кроме бугу, частные подотделения, происхождение которых неизвестно. В этом смысле кирги зы в роде сарыбагыш делятся на нижеследующие отделе ния: асык, осяк, монолдор, абла, ишим, чертике, мундуз, таздар, колмаки, джетиген, долес, кытай, кипчак и другие. В ведении каждого манапа у исенгулов, черикчи и атаке есть эти роды. В роде султу мы встречаем тот (же) поря док. Судя по некоторым названиям, каковы – кытай, кипч ак, мундуз – мы имеем повод думать, что фамильное имя семейств указывает на более древнее родовое их происх ождение. Так, кипчаки могли происходить от рода кип чак, м у н д у з ы от мундузцев и т. д. Словом – это семей ные наименования общин, из которых составлялся род.

История орды

И с т о р и ч е с к и е  п р е д а н и я   д и к о к а м е н- н ы х  к и р г и з.

Дикокаменные киргизы, как и все кочевые плем ена Средней Азии, сохраняют в виде семейных воспомина ний множество исторических преданий, легенд и поэтичес ких сказаний, о своих первых родоначальниках. История народов кочевых и вообще народов, не имеющих письменности, заключается (прежде всего) в их полубаснословных преданиях, нежели на фактах. Все кочевые племена имеют обыкновение сохранять в поэтической форме предания о деяниях своих героев и о важных происшествиях (в) наро де и передавать их в виде домашних воспоминаний позд нейшему потомству. Почетное сословие рапсодов – глав ный носитель этих преданий.

Самое древнее и замечательное предание дикокаменных киргиз, нет сомнения, есть предание о своем происхожде нии. Родоначальником, отцом своим, они единогласно счит ают красную собаку, но обстоятельство такого необычай ного явления они объясняют разно. Вообще же (эти) объ яснения по духу своему происхождения позднейшего и произошли под влиянием мусульманства.

Сделавшись пра воверными, они составили несколько хитрых толкований, объясняющих или несколько отвращающих прямое участие к р а с н о й  с о б а к и в их происхождении.

Вот обстоятельства собственно первоначального предания: дочь какого-то хана имела обыкновение в сопутствии 40 девиц-прислужниц делать дальние прогулки. Однажды, возвратившись домой после обычной прогулки, царевна, к великому своему удивлению и страху, видит только остатки своего аула – все было разбито неприятелем. На месте аула они нашли одно живое существо – красную собаку.

Обязанность красной собаки при сорока родоначальницах дикокаменной орды довольно темна, но как бы ни было и от каких причин ни было, царевна, за ней 40 прислужниц сделались матерьми, имея в товариществе один только мужской соблазн – красную собаку. Потомство 40 девиц (кырк кыз), начало называться по числу своих матрон на родом киргиз. Это, как я уже заметил, собственно не измененное предание. Вот комментарии.

Первое. Одни говорят, что в комплекте 40 девиц состоял в качестве девицы молодой человек, любимец царевны, одетый, разумеется, в женскую одежду. Он был самый близкий телохранитель и исполнял обязанность щекотателя пяток и других раздражительных частей царского тела. На Востоке особы знатные, привыкшие к ноге, любят на сон грядущий операцию ломания суставов, щекотания и друг их приятных ощущений, производимых в болях. Все это делается для изнеможения, дабы лучше спать.

Вот другое более сложное и более хитрое объяснение, происшедшее очень недавно, и, конечно, не без участия гра мотных мулл: жил-был один дервиш дивана по имени Ман сур и была у него сестра по имени Халаль, чистая. Как брат, так и сестра, влюбленные в величие бога, проводили дни свои в уединении, в посте и молитве. Сестра его имела более святости и ночи проводила в душеспасительной бе седе с ангелами, подкрепляя свое слабое тело и душу для дел благих райским нектаром. Соседи, заметив ночное ис чезновение восторженной Халаль, вывели, как и бывает всегда при подобном поведении обольщенных девиц, непо хвальное заключение. Скоро толки дошли до слуха брата. Хотя он и не верил толкам, но, повинуясь, мудрым словам Корана: «Осторожность не мешает», начал следить и за стал сестру свою в обществе небожителей, попивавшую райский нектар. Ангелы предложили ему, как брату их со беседницы, чашу райского напитка. Халаль, зная чрезвыч айно восторженную натуру своего брата и боясь, чтобы, выпивши райскую воду, он не дошел до самой высшей сте пени апогея, восторга – до безумия, до божеского забытия, противилась. Но брат испил и сделался тем, что предугадала сестра. Мансур, забыв людей, забыв себя, взял посох странствователя, надел лебяжью шкуру на гол ову (непременная принадлежность факиров), с именем аллаха в устах отправился, куда глядят глаза. Много зем ель, много городов прошел Мансур, много видел он наро дов, много прошло лет, когда он явился в город Анджан (в Кокане). В городе была моровая язва, был голод. Увидевши Мансура, они (жители города) схватили его, как колдуна, как виновника всех несчастий своей земли и убил и. Воля всемогущего исполнилась! Мансур, умирая, сде лал одно только завещание; он обратился к другу своему Ташченаршивцу и сказал ему: «Человек должен сделать для мира, потомства что-нибудь, это его непременная обя занность. При жизни я не сделал ничего. Возьми мое тело, сожги и брось в озеро, а там да свершится его тагдыр (предопределение)». Ташча исполнил. Озеро взволновал ось, запенилось, все утихло. Только на берегу озера оста лась выброшенная волнами пена в виде белого большого шатра. Дочь хана гуляла по берегу в сопровождении сорок а девиц-фрейлин. Увидевши белую пену, царевна полюбо пытствовала (любопытство сгубило род человеческий и Ева, женщина, была причиной!) и, взяв на палец, положила в рот, чтобы узнать вкус. 40 девиц сделали то же. Но предс тавьте удивление их и отцов их, когда по прошествии нес кольких месяцев они без особой причины забеременели. Отцы заподозрили дочерей сильно, и как прелюбодеиц пред осудительного поведения, прогнали в степь, на север, за реку Чу. Сорок девиц, видя царевну первой виновницей своего несчастья, начали укорять и довели ее до того, что она на одной хилой кобыле бежала от своих подруг на сев ер. За ней, невесть откуда, последовала красная собака. Три брата (родоначальники трех орд киргизов) нашли в степи эту красавицу, и один из них на ней женился. Когда умер отец, дети стали делить наследство, скот. Плод от морской пены, названный в память 40 киргизских девиц Киргизом, как старший, хотел иметь больше. Тогда другие дети, рожденные от человека, в гневе за дерзость спросили, кто его отец. Киргизбай не смог ответить. Братья рекомендовали ему как отца красную собаку, намекая, что мать его до замужества с их отцом имела соседство только с одной собакой. Доказав ему несправедливость требован ий, они дали ему 47 лошадей из 1000. Киргизбай бежал в Анджан, не оставляя, впрочем, свою претензию на стар шинство, что и доказал похищением из материнской юрты узды и колотушки для сбивания кумыса. Узда и колот ушка, по понятию степняков, есть эмблема старшинства. От этого Киргиза произошел народ киргиз. От сорока же оставшихся девиц произошел отузуул ичкилик, народ, обитающий теперь за Анджаном и Коканом.

Хотя предания дикокаменных киргиз не так разнообразны и многочисленны, как у кайсаков, но тем не менее (они) имеют несколько замечательных исторических сказаний и одну эпическую сагу «Манас». Предание их по хар актеру своему чрезвычайно древнее. Одну из характери стических черт преданий древних среднеазиатских народов составляет миф о происхождении их от какого-нибудь жи вотного или зверя. По свидетельству китайских летописей, родоначальник народа гао-гюй (иначе телэ или чилэ) был волк. Тюгу (дульцы) происходили по женской линии от волчицы, а поколение туфан – от собаки. Батачи, родонач альник монгольских ханов, по свидетельству той же (кни ги), был сын «голубого волка» и «прекрасной лани». Ти бетцы, как известно, и теперь считают себя потомками обезьяны. Ясно, что этот род преданий между кочев никами был самый древний и, по-видимому, почетный. Дикокаменные киргизы также считают предком своим красн ую собаку (кизил тайган), собственно, красная бор зая собака.

Матроной считают какую-то царевну. О времени не пом нят, но говорят, что это было очень и очень давно. Таково предание в первоначальном своем виде. (Но) как мусуль мане, у которых собака считается одним из самых нечистых животных, дикокаменные киргизы при помощи некоторых позднейших басен и аллегорий стараются объяснить этот странный факт. Комментарии эти носят на себе, несомнен но, следы новейшего стиля и, очевидно, составлены под ру ководством мусульманских мулл или ходжиев.

Из этого и других преданий ясно, что народ считает себя старожилом Анджанских гор и совершенно не помнит о переселении своем или движении. Трудно предположить, чтобы такой важный факт, как эмиграция из родной стран ы и в такое короткое время, как двести лет, мог совершен но изгладиться из памяти народа, сохраняющего предания гораздо древнейшие. Рассмотрим этот вопрос по возмож ности, т. е. представим данные в пользу того и другого мнения, избегая решительного суждения, что было бы слиш ком опрометчиво при той запутанности данных, как увид им ниже.

Абульгази, историк преимущественно народов монголо-тюркских, говорит, что киргизы – народ тюркский. «К е р к е з ы или киргизы,- говорит он,- происходят от внука Огуз-хана Киргиза,- и делает тут же замечание: но в настоящее время киргизской породы людей мало; от мон голов и других родов (выходцы) по недостатку «огня и во ды» (т. е. в пастбищах и кочевках) пристали к киргизам, соединились и приняли имя киргиз, но сами знают, из ка ких они родов». Они жили в соседстве с кемкемджутами, которые разделялись на два поколения и «сидели» по Се ленге и Икар-Муруну.

К этому периоду времени относится предание о первом и последнем хане дикокаменной орды Дучи-хане, по прозванию Алатай, который был сыном Джанибека, называемого некоторыми ханом ногайским, другими же – казачьим. Джанибек был, по преданию, первый хан казаков из дома чингизидов-джучиханидов. Абульгази, подтверждая эти предания, детей его называет казакскими ханами.

Сын Джанибека Касым был убит в знаменитом узбекском завоевании Мухаммед-Шибани-ханом, завоевавшим Мавранахр около 1505 г. и убитым персидским шахом Исмаилом (в) 1510 г. Следовательно, согласно этим преданиям, в XV и XVI вв. киргизы были в горах Анджана.

Народное предание сохранило имя двух своих родоначальников, которые подчинились влиянию кайсацкого хана Ишима, жившего в Туркестане около 1630 г. (см. Абуль гази),- следовательно, тоже ранее предполагаемого перес еления, ибо в 1356 г. киргизы упоминаются еще в летопи сях. Итак, предания (киргизского) народа с точностью, до стойной вероятия, отрицают господствовавшее мнение, поч ти фактически подтвержденное многими учеными о них, как о переселенных сибирских киргизах. Было ли это пе реселение действительно, или нет?

Родоподразделение  киргизских племен

Вся дикокаменная орда разделяется на два главных отдела или крыла он (правой руки) и сол (левой руки).

Киргизы отдела он делятся на главные роды: сарыбагыш, бугу, солты, саяк, багыш, черик, джадигер, монолдар.

Киргизы отдела сол разделяются на множество родов, из которых более известные и главные: сару, кушчи, мундуз, кытай, кипчак, адиге и найман.

Большая часть родов дикокаменных киргиз правой руки и весь отдел сол имеют кочевья свои во владениях Коканского ханства, около города Анджана и в горах его, окружаю щих и по соседству; признают власть коканского ханства, платят ему зякет и отправляют на военную службу сипаев.

Поколения черик, найман и багыш имеют кочевья свои около китайских городов Малой Бухарии: Аксу, Уча и Кашг ара. Рода же левой руки кытай и кипчак распространяютс я на юг до Гиссара и Бадахшана. Неприступные высоты Куэн-Луна и возвышенная долина Памир составляют сред оточие их кочевок.

* * *

Дом Т у г ю есть отрасль хуннов. Предки этого дома жили на западе от Западного дома и составляли аймак. Неприятель разбил поколение, и остался один изуродованный мальчик, без ног и без рук, брошенный в травянистое озеро. Волчица стала кормить его мясом. Неприятель, узнавши, что мальчик (жив), приказал убить его. Волчица убежала и после явилась на восток от Западного моря в горах на северо-запад от Гао-чана (Гао-чань есть бывшее при доме Хань владение Переднего Чешь. Передние Чешы были в Пичане). Волчица укрылась в долине; окруженной горами, и родила десять сыновей, из которых Ашина, как более способный и умный, был признан владетелем. Впо следствии Асянь-ше вышел из горной котловины и признал себя вассалом жужанцев. Некто из владетелей тугю Или-хан просил у жужанского Анахуаня дочь, из-за оскорбит ельного отказа разбил жужанцев. После Или-хана был младший брат его Аи-хан, после которого был возведен его же брат Цзушу под именем Мугань-хана.

Д р у г о е  п р е д а н и е говорит, что тугю составилось из соединения разных родов, кочевавших около Пьхинлян (Пьхинлянфу- областной город области того же названия; в губернии Ганьсу). Аймак этот назывался Ашина. Ког да Тхайыу – император из дома Вэй, разбил последнего-государя из северного дома Л я н – Цзюйкюя Муганя, то Ашина бежал к жужанам и, поселившись в горах, стал доб ывать железо. Так как место это походило на шлем, то и называлось тюгу.

Т р е т ь е  п р е д а н и е. Тюгю происходит от дома Со, обитавшего на севере от хуннов. Старшина назывался Ананбу. Их было всего 70 братьев. Старший назывался Ич-жини-нишыду и родился от волчицы, он был владетелем сверхъестественного произвола над ветрами и дождями. От двух жен, которые были дочерьми духов – лета и зимы, он имел четырех сыновей, которые заняли разные места; старший жил в холодных горах и производил теплоту, поч ему был избран владетелем по условию, выиграв жребий: выше других спрыгнул. Он назвался Ахянь-ше.

Потомок его Тумынь, по прозванию Или-хан. первом посещен ии кара-киргизов рода бугу, которых я встретил в 1862 г. на реке Каркара. Лица кара-киргизов очень напомнили мне лица алтайских горных калмыков и телеутов. Своей одеждой черные киргизы очень мало отличаются от каза ков. Единственное отличие, бросившееся мне в глаза, – это обшитые пестрыми шнурами кафтаны, патронташи и бе лые войлочные шапки, которые у казаков встречаются очень редко и благодаря которым народ получил название ак-калпак (белые шапки). Они мало отличаются от каза ков и устройством своих юрт, только в их юртах увидишь меньше ковров и расшитой тесьмы. Кроме того, около каждой юрты стоит копье, чего нет у ка заков.

Занятия черных киргизов почти такие же, как у каза ков. Основное занятие – скотоводство, которое здесь ве дется описанным ранее способом. Следует, однако, заметить, что черные киргизы держали относительно больше лошадей и крупного рогатого скота, чем мелкого скота и верблюдов. Их лошади мельче и очень похожи на лоша дей монгольской породы. Помимо тех четырех видов ско та, которые держат казаки, черные киргизы разводят еще тибетских яков, которых они называют кудасами. В общем можно сказать, что у черных киргизов меньше скота, чем у казаков Большой орды. Люди, владеющие 2000 лошадей и 300 овец, считаются уже чрезвычайно богатыми.

Кочевка черных киргизов по своему характеру отличается от кочевки казаков. Черные киргизы живут не аула ми, а целыми родами, зимой – поставив свои юрты по бе регам рек непрерывной цепью, которая нередко тянется верст на двадцать и более. Летом они таким же образом перемещают юрты все выше и выше в горы, так что каж дый род выпасает свои стада на отдельном горном склоне. Такой способ кочевки определяется отчасти природными условиями, отчасти же весьма воинственным характером народа. Такое расположение юрт позволяет черным кир гизам в течение нескольких часов привести армию в пол ную боевую готовность. Возможно, раньше и казаки кочев али так, потому что это единственный способ кочевки свободных номадов, пригодный в военное время. Когда я в 1864 г. был у солту, чиновники рассказывали мне, что, будучи окончательно покорены русскими, черные кир гизы начали изменять расположение своих юрт и стали делиться на аулы совершенно так же, как казаки.

Охотятся здесь, так же как и казаки, почти исключительно для развлечения. Очень немногие являются профессиональными охотниками, но и они охотятся только вес ной, когда у маралов появляются молодые рога, которые китайцы покупают по очень высоким ценам. Охота с лов чими птицами распространена так же, как у казаков.

Земледелие распространено у черных киргизов еще ши ре, чем у казаков. Они тщательнее обрабатывают землю и собирают в среднем десяти-пятнадцатикратный урожай зерна. Поля нуждаются в искусственном орошении. Как правило, у черных киргизов оросительные работы произво дятся тщательнее, чем у казаков. У бугу поля расположе ны главным образом на берегах озер Терскей, Кюнгей, Туйкал, у сарыбагыш – между реками Кюрмет и Кисингир. Черные киргизы сеют пшеницу, ячмень и несколько сортов проса. В качестве корма для лошадей употребляют ячмень и особый сорт проса. Из проса черные киргизы приготавливают нечто вроде пива (буза), из которого за тем гонят водку. Эту водку они пьют зимой. Летом, как уже упоминалось, они делают молочную водку.

Все прочие занятия у них те же, что и у казаков, но женщины умеют делать превосходные белые войлочные туфли из козьего пуха, а также войлочные плащи с рукавами, которые они называют кибенек. Казаки не умеют это делать.

Как и казаки, все черные киргизы – мусульмане (бусурман), но, очевидно, они приняли ислам значительно позже, чем те. Татары утверждают, будто кара-киргизы – совершенные язычники, они не соблюдают постов и не знают ни молитв, ни догматов веры, даже имя пророка им неизвестно. Говорят, что больше всего на свете они любят спиртные напитки и вовсе не считают грехом на питься до бесчувствия. У них, якобы, еще сохраняются различные пережитки былого язычества. Мне рассказыва ли, что как мужчины, так и женщины поклоняются огню, причем льют в него жир. Такие церемонии они якобы совершают по четвергам перед девятью огнями. Говорят также, что мужчины иногда зажигают лампы в священных рощах, где, как гласит народная молва, когда-то жили святые. Далее, у бугу мне сообщили, что в тех краях есть три места, которые у черных киргизов до сих пор считаются священными: гора Кюпремен у истока Шу, гора Чулпаса у реки Койсу и гора Алабашы-Ата у Теса. Даже казаки Большой орды осуждают все эти обычаи как идо лопоклонство хотя и сами они не слишком строгие му суль мане.

Со своей стороны, я могу лишь сказать, что черные кир гизы считают себя правоверными мусульманами и чуж даются калмыков, на которых смотрят как на неверных. Несмотря на свои скудные познания в догматах веры они относятся к инаковерующим с большим фанатизмом, чем казаки, и в их сказаниях повествуется о войнах за веру. Отчасти, это может объясняться тем, что они живут в тес ном соседстве с неверными.

Их религиозные воззрения лучше всего рисует один отрывок из народного эпоса, в котором описывается, как принял ислам калмыцкий князь Алман Бет.

На берегу Исиккёля Алман Бет встречает охотящегося там Кокчо и обращается к нему с калмыцким приветствием. Кокчо говорит, что он его не понимает. В ответ на это Алман Бет растолковывает ему свое приветствие и за тем продолжает:

Когда мы покидаем этот мир, Чтобы отправиться на тот свет, Есть ли для нас дорога? На это отвечает Кокчо:

Если ты острижешь усы,

Если ты отпустишь бороду,

Сбреешь волосы с головы,

Снимешь с шапки на голове шишку.

От пятницы до пятницы

Всего семь дней,

Вместе с пятницей восемь дней,

Тогда попадешь в рай;

Бог, господь, вседержитель,

Он повелел солнцу сиять в небе, Он повелел месяцу сиять в небе,

Повелел земле согреваться от них.

Сказал на это Алман Бет:

Если я остригу усы,

Отпущу себе бороду,

Появится знамя, блещущее золотом, Появится войско из шестидесяти отрядов.

На боку у тебя ножницы,

Сбоку у тебя еще и нож,

На груди у тебя еще книга,

На шее у тебя Коран;

Покажи мне Коран, я хочу его видеть, Хочу читать твою книгу!

Тут Кокчо ставит свою кибитку и собирается угостить Алман Бета чаем. Однако тот отказывается пить чай, по ка он не станет мусульманином. Тогда Кокчо еще раз предлагает ему сделать то, о чем говорилось выше.

Алман Бет, подобный тигру,

Он остриг свои усы,

Он отпустил бороду,

Сбрил с головы волосы,

Раскрыл великое писание,

Положил его перед собой,

Читал Коран без чьей-либо помощи,

Без поддержки он читал эту книгу,

Сказал сын Кара Кана, Алман Бет, подобный тигру;

«Теперь я буду мусульманином».

После этого он становится другом Кокчо, а потом уезжает.

Теперь я отправлюсь к моему народу,

Отправлюсь к моей юрте, Буду говорить с моим народом, Буду говорить с моей юртой!

Если мой народ не прислушается к моим словам,

Я расточу свои богатства;

Если я убил князей пылких ойратов, Я обращусь в бегство.

Прислушайся, мой народ, к моим словам,

Я хочу шестерых сыновей Ойрата,

Из страха убежавших вниз по течению реки,

Сыновей трех отцов

Поселить среди мусульман,

Хочу переписать их скот,

Хочу освятить весь их скот,

Хочу также пересчитать их имущество,

Освятить их имущество,

Хочу жить потом с мусульманами.

После этого Алман Бет едет к своему отцу.

Когда этот Алман Бет

Вошел в дом своего отца,

Он сказал: «Салам алейкюм, отец».

Хотя он сразу произнес приветствие, На его приветствие все же не ответили, Никто не встал с места.

Алман Бет стал там у самого огня и сказал:

«Пусть я останусь бездетным!

Пусть состарюсь бездетным!

Пусть состарюсь, не вырастив детей!

Здесь – мир лжи,

На том свете – мир истины;

Давайте ради того света

Мы уже здесь познаем добро,

Кукулдабат куалдат,

Давайте познаем слова Корана,

Давайте вымолим себе место

Между раем и Меккой,

Вымолим себе середину, Станем мусульманами!

Теперь держите между собою совет,

Завтра я приду, выслушаю вас»

Когда Алман Бет приходит на другое утро, он снова призывает своего отца стать мусульманином, повторяя вчерашние слова и добавляя:

Лучше я буду слугой мусульман, Чем князем кафиров.

Однако отец и мать отказываются последовать совету своего сына, так же как и весь народ ойротов. Тогда Ал ман Бет покидает родительскую юрту и одерживает побе ду в войне с полчищами калмыков.

Алман Бет водрузил свое знамя, Погнал пылких ойратов Далеко на восток.

«О душа в груди, единственный друг!

О язык в глотке, единственный друг!

Да помогут нам ангелы!

От пылких ойратов

Я бежал, не взяв пестрого коня, Я бежал, не последовав за буланым.

В чем мое преступление, создатель?

Боже, что я сделал?»

Теперь Алман Бет готовится к войне и издает воинственный клич.

Тут Алман Бет издал крик Бесчисленного множества людей.

Топот множества лошадей

Произвел его рыжий конь;

Из шапок он создал горы, Из калмыцких халатов – дома, Он уничтожил все свое имущество. Он бежал, убив князей Пылких ойратов.

Он затмевает свет луны,

Сына Айдара, хана Кокчо, Крепко обняв, он стал его другом, Чтобы стать мусульманином.

В сущности, этот отрывок свидетельствует лишь о крайне скудных познаниях в исламе. Возникает впечатление, что вообще представления кара-киргизов о религии едва ли намного обширнее тех, что описаны в этой песне. И все-таки – удивительна человеческая природа! – эти поверхностные познания могут наложить отпечаток религиозной общности на целый народ и даже породить в нем фанатизм и ревностную веру.

Черные киргизы пользуются у всех своих соседей весьма дурной славой. Мне характеризовали их как людей хитрых и ненадежных, любопытных и льстивых, всегда много обещающих и никогда не выполняющих принятых на себя обязательств. Но особенно сильную ненависть они вы зывают у своих соседей грабежами и военными набегами, во время которых проявляется полное единство всего на рода, которое напрасно стали бы искать у казаков. Я прож ил у черных киргизов слишком мало и потому не могу высказать какие-либо суждения о них. Однако, я твердо убежден, что они гораздо лучше, чем о них говорят. Век ами они для своих соседей были точно мяч: то калмыки, то китайцы, то кокандцы притесняли их и наносили ущерб их имуществу. Разве удивительно, что такой воинственный и отважный народ, как черные киргизы (а эти качества признают за ними все их враги), старается отомстить своим соседям за обиды? Достаточно, например, посмотреть, как ие подати взимали раньше с черных киргизов кокандцы: 1) тунлук закат (налог с юрты) – одна овца с каждой юрты; 2) алал закат (налог со скота) – одна голова с каждых 50 голов скота; 3) харадж (налог с урожая) – три овцы с каждого гумна; 4) кроме того, периодически взимался военный налог в размере одной золотой монеты (дилла) – 3 овцы с юрты. Все эти налоги всегда взыски вались насильно.

То, что кара-киргизы ничуть не хуже своих северных соседей, казаков, лучше всего доказывает, по-моему, следующее обстоятельство: сары багыш и солты, у которых я был в 1869 г., всего лишь пять лет спустя после их за воевания Россией были уже совсем мирными. Я ездил повсюду один, без всякого конвоя, и нигде не встретил даже намека на враждебное отношение. Более того, они без малейшего сопротивления приняли новый административный порядок и примирились с новыми условиями быст рее, чем их северные соседи.

Еще несколько слов о прежних формах управления и о социальных отношениях черных киргизов. По сообщен ию казаков, название кара-кыргыз (черные  киргизы) дано этому народу потому, что у них ханы никогда не стояли у власти и не было знати, которую казаки назыв ают белые роды. И у самих киргизов бытует сказание, что они всегда жили без ханов и поэтому попросили велик ого хана дать им в князья своего сына Джуджи. Но Джуджи, маленький мальчик, по дороге попал в стадо кул анов, и они увели его с собой. Аксак Кулан Джуджи-хан якобы и был первым и последним ханом киргизов.

Структура рода у них точно такая же, как у казак-киргизов, но вместо султанов у них были избираемые ими из простого народа правители, которых они называли манап. Как мне говорили, манапы обладали почти деспотич еской властью над своими подданными. Киргизы рассказ ывают, что манапы появились у них только с прошлого века, а это название идет от одного из биев племени сарыбагыш, и поэтому после его смерти все последующие бии принимали наименование манап. Этот рассказ кажется мне несколько неправдоподобным.

У кара-киргизов дольше всех сохранялся старый способ ведения войны, присущий жителям степей. Раньше они всегда находились в состоянии открытой войны со всеми соседями. Все боеспособные мужчины рода должны были по первому зову манапа взяться за оружие, чтобы отразить нападение или совершить его. Оружие было в основном огнестрельным, главным образом кокандской ра боты. Кроме того, они пользовались казак-киргизским ору жием – копьем, палицей (сойил) и секирой (айбалта) – и, толпами бросаясь на врага, издавали крики ур! ур! и, кроме того, уран (боевой клич рода) точно так же, как это делали казак-киргизы. Говорят, что боевым кличем племенного подразделения сол был кунек, а племенного подразделения онг – джанкурас.

Тамга (знак собственности) бугу и сары багыш, её называют джагалбай, солту же употребляют ай тамга (месяц-тамга).

Что больше всего отличает кара-киргизов от казаков – это язык, который стоит гораздо ближе к алтайскому и имеет очень древние черты. Народная литература носит такой же характер. Кара-киргизы как раз переживают под линно эпический период. Отдельные сказания и легенды остальных тюркских народов слились у киргизов в великий эпос, главные герои которого – князь-мусульманин Манас и герой неверных Джолой. Этот эпос, точно так же как героические сказания греков, дает яркую картину духовной жизни и обычаев всего народа. С эпической широтой в нем рисуются военные походы, сватовство, похоронные обряды, скачки, домашний быт и т. д. Все персонажи этих сказаний выступают перед нами как живые и становятся как бы реально существующими людьми; мы видим, как они действ уют, что думают. Основной момент всего повествования – победа мусульман над неверными. Каждый черный киргиз знает часть этого эпоса, который живет в сознании народа и не допускает появления рядом с собой каких-либо иных поэтических творений. Поэтому стихотворный размер олонг полностью вытеснен размером джыр. Не стоит приводить здесь образцы этого эпоса, потому что по ним невозможно составить себе представление обо всей поэзии.

 

Н.А.АРИСТОВ

К ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КЫРГЫЗОВ

Опыт выяснения этнического  состава кара-киргизов

И у кара-киргизов встречаются попытки систематизировать их родовые деления в вид генеалогических сказаний.

По одному из таких сказаний, приводимому Ворониным и Нифаньтьевым в «Сведениях о дико-каменных кирг изах» конца сороковых годов, общим родоначальником кыргызов принимается, конечно, Кыргызбай, а у него пред полагается два сына: Атыген, занявший земли в верховьях Аму-дарьи и Сыр-дарьи, и Тогай, овладевший «окрестно стями озера Иссык-Куля».

По легендам, сообщенным Голубеву (1859 г.), кыргызы происходят от ханского сына Кыргыза, бежавшего в Андиджан и имевшего двух сыновей, которые именовались Абл и Кобл; от первого пошло крыло он из поколений бугу, сарыбагыш, султ, черик, саяк, чонбагыш и джадигер, от второго – крыло с о л: поколения сару, кокче, мундуз и китай.

По Чокану Валиханову (1856–1859), – который генеалогические предания киргиз-казаков и кара-киргизов признавал важными, так как они «представляют состав и образование народа», – из «генеалогии бурутов следует, что главную массу их народа составляет турецкое племя киргиз, к которому присоединились впоследствии два чужд ых отдела. Один из этих чуждых отделов составляют роды кипчак, найман и китай; права их на киргизскую на родность в генеалогической форме выражены тем, что им дан общий родоначальник, который поставлен сыном Киргизбая. Другой чуждой отдел ичкилик, хотя считает своего родоначальника также сыном Киргизбая, но не признается другими родами. Третий отдел составляют настоящие кир гизы, разделенные на два крыла – он и сол». Крыло он делится на два отдела – адгэне и тагай; последний сост оит из семи родов: бугу, сарыбагыш, султу, саяк, черик, чонбагыш и бассыз; отдел адгэне лето проводит в горах от Оша до Кокана; левое крыло состоит из трех малень ких племен, которые кочуют по Таласу: сару, коши и мун дуз. Найманы, кипчаки и китай, племена, присоединившиеся к кыргызскому народу впоследствии, кочуют от Оша по памирскому плоскогорью до Бадахшана; с ними же кочуют ичкилики и некоторые роды из племени адгэне; род турайгыр кипчак, подчиняющийся Китаю, кочует в окрестностях кашгарского города Таш-малыга. Исчисленные роды разделяются на множество поколений, каждое из поколений еще на поколения и т. д.

По сказаниям, слышанным М. И. Венюковым (1860), дочь какого-то хана с сорока девицами, по возвращении домой с прогулки, нашла свой аул совершенно разграбленным, и «одно только живое существо встретилось ей – красная собака (кызыл-тайган). От нее, по словам предания, забеременели все подруги, в память которых потомство и усвоило себе имя кырк-гыз… Эта легенда пополняется и иногда заменяется рассказом, что царевна и её подруги забеременели от пены взволнованного озера, которую попробовали, после чего родные прогнали всех преступниц из дому. Долгое время девицы скитались в пустыне со своей царевной, но, наконец, восстали на нее, как на виновницу несчастья и прогнали за (р.) Чу. Здесь бедную ханскую дочь нашел родоначальних всех киргизов и взял ее себе в жены, вскоре после чего она родила сына Киргизбая… Он много терпел сначала от своих братьев, которые укоряли его неизвестным происхождением, был обделен ими по смерти отца, но, наконец, явился торжествующий, когда удалось ему украсть из юрты матери коло тушку для кумыса и узду – символы первенства… У Кирг избая было два внука: Абл и Кобл, которые и дали на чало родам кара-киргизов.

По рассказам аульеатинских кара-киргизов, «отец кара-киргизов произошел от миража (сагым). Он воц арился между киргизами и женился на одной их девице, от которой родилась у него единственная дочь. Отец прис тавил к ней 40 прислужниц. Однажды ханская дочь вышл а с 40 прислужницами к большой реке, где заметила плы вущую пену. Созерцая пену, девицы услышали слова, ис ходившие из нее: «Ты прав и я прав» (анталхак менде ак: форма этих слов правильнее в Истории коканского ханства В.П.Наливкина, стр. 15: ана эльхак мана элхак – и то истина, и это истина). Девицы из любопытства, обмакнув пальцы в пену, облизали их, и вскоре оказалось, что все они забеременели. Хан Сагым выгнал их на высо кие горы, ибо не хотел убивать их. Найдя пропитание в горах, они родили 40 сыновей и 40 дочерей, а всего 80 чел овек потомства. Эти дети, когда выросли, переженились между собою. Народ, от них образовавшийся, стал назы ваться кыргыз (кырк-кыз, 40 девиц). Кара-киргизы остал ись жить в горах, а киргизы в долине. С течением времени, некоторые из кара-киргизов прославились и оставили по се бе роды, другие измельчали и, не образовав родов, исчезли. Имя одного родоначальника было Унг (правый), имя друг ого Сол (левый). Первый произошел от дочери хана, а другой от дочери визира. От обоих произошли кара-кир гизские роды.

По Г. С. Загряжскому, сказание о происхождении кара-киргизов от сорока девиц и рыжей собаки принадлежит казакам Большой орды; сами кыргызы говорят, что проис ходят от сорока девиц, купленных на юге для одного бо гатого султана и забеременевших от пены при купании в какой-то большой реке.

Вообще приведенные легенды о происхождении каракиргизского народа представляют собой вариации на тему сорока девиц, следуя сходству народного имени с словами к ы р к к ы з, сорок девиц, значит на тему, которая встречается уже в «Юань-ши», китайской истории монгольской династии: «…некогда сорок девиц из Китая (?!) сочетались браком (с таким же числом) мужчин народа У-сы и таким образом получили бытие первые кыргызы». К этой, имеющей источник в сомнительной этимологии теме пристегнуты посторонние и случайные вставки из области восточного фольклора. Только вариант о рыжей собаке, быть может, имеет некоторое отношение к кыргызам, если видеть в этой рыжей собаке намек на рыжих усуней и предков их динлинов, светлая окраска которых так резко отличалась от тюркской, что тюрки, подобно китайцам, могли ставить ее усуням и потомкам их в упрек.

Однако эти народные сказания, как и киргиз-казачьи родословные, интересны по своим указаниям на племенной и родовой состав кара-киргизов. По ним оказывается, что кыргызы состоят из родов, почитаемых собственно кыргыз скими и группирующихся в два крыла он и сол, и из че тырех родов или колен, имеющих чуждое происхождение, каковы китай, кипчак, найман, ичкилик.

Иноплеменные примеси.  Поколение ичкилик

Род китай, кытай, хытай, ктай встречается главным образом в крыле сол, на Таласе, составляя часть союза каратал под именем «ктай» из шести отделений: кейра, тунтугур, кара-китай, турдеш, актунды и бугеджин; затем есть кытай в Наманганском и Андиджанском уездах и в колене султу. Самое помещение ктаев в Александровском хребте указывает – откуда они пришли: из прилегающих к этому хребту долин рек Чу и Талас, имя же удостоверяет, что это часть киданей, нашедших убежище у кара-киргизов после падения киданьского государства в начале XIII столетия. Тюрки, как известно, именовали киданей китай (в надписи на памятнике Кюль-тегину 732 г. на Орхоне) и это имя перенесли на завоеванные киданями влад ения Танов; имя китай для Срединной империи перешло от тюрков в Персию и Восточную Европу и утвердилось, между прочим, и у нас. По словам гиньского посланника Вукусуня (1220 г.), остатки кара-киданей «приняли обычаи и одежду хуй-хэ’сцев», т. е. оседлого населения Средней Азии. Эта большая часть кара-киданей должна была разделять участь оседлого населения долин Чу и Таласа до второй четверти XIV века, когда оно было истреблено и рассеяно. В это время кидани могли или присоединиться к местным кочевникам (кара-киргизы и канглы), или переселиться за Сырдарью с удалявшимися туда сартами и таджиками. Потомками последней части киданей может быть почитаем род кытай, обитающий на Зеравшане от Самарканда до Катырши и на север до Чилека (отделения: сары-кытай, отарчи, кэнджигали, кощ-тамгалы, тараклы, балгалы), будучи перемешан с родом кипчак (отде ления: тюрт-тамгалы, сары-кипчак, тогуз-бай) и считаясь узбекским.

Кипчаки и найманы прибыли в Фергану главным образом в XVI веке в ополчениях шейбанидов, в числе других узбеков, но часть найманов могла проникнуть в горы Ферганы еще в начале XIII века, когда войска Кучлука, состоявшие главным образом из его найманов, должны были искать спасения от преследовавших Кучлука монголов в Фергане и окружающих ее горах. Как остальные узбеки Ферганы и Мавераннахра, кипчаки и найманы давно уже, в большей своей части, ведут жизнь полуосед лую, в настоящее же время окончательно обращаются к оседлости. К кочевникам кара-киргизам примыкала толь ко малая часть найманов и кипчаков, остававшаяся ко чевою.

По наиболее обстоятельным, из имеющихся пока, све дениям об алайских кара-киргизах Костенко, члена «военн о-ученой экспедиции на Алай» 1876 года, найманы упоминаются только в числе отделений рода и ч к и л и к. По его, словам, в верхней части Алая зимовок не бывает, лютуют же кара-киргизы родов адыгине и монгуш. В нижней части Алая имеют летовки «ичкилики, зимовки которых находятся в Маргеланском уезде  между Уч-курганом и Мын-тюбе. Впрочем, часть ичкиликов, именно отделения найман и таит, зимует около Дараут-кургана, по ущелью Алтын-дара, в ущельи Коксу и на Малом Алае». Ичкили ки состоят из 20 отделений, из которых главнейшие: к а д ы р ш а, канды, найман, таит, кесек, орго, тулус, (толос?)  кара-теит, ч а л – т е й т, б о с т о н, казык-аяк,  кара-саадак. Из отделения ичкили ков очень распространены таиты, ибо Гордон (1874 г.) на зывает кыргызов, кочующих в Сарыколе, принадлежащи ми к роду тайят, т. е. таит или теит; затем, по Кушакевичу, в числе 13 отделений киргизов  Ходжентского  уезда рода кисяк (всего 661 киб.) есть отделение тейт, т. е. теит; в Каратегине, по г. Ошанину, находятся кара-киргизы родов кара теит, тупчак и кадырша. Из названных Костенко отделений ичкиликов бостон есть род б а с т о «Си-юй-тучжи», в котором считалось, по китайским сведениям, в 1759 году, 1300 кибиток. По тому же источнику, один из старшин западных бурутов заявлял китайцам о желании привести в подданство богдыхану «200 т. людей орды бурутов, рассеянных от Бухары до Востока», оказывается, что ичкилики, обитающие частью в ходжентском уезде, и теперь распространяются почти до Зеравшана, да и чис ленность всех кара-киргизов, вероятно, была близка к по казанной в этих словах Аджи-бия. Кажется, род же бос тон значится в «Описании средней орды» капитана Андреева, 1785 года (рукопись Географического общества), под именем бостумакской волости с старшиною Бешибек-бием. По сведениям Костенко, ичкилики своею численнос тью превосходят втрое число адыгине (3145 киб.) и монгушей (1225 киб.).

Отсутствие в именах известных подразделений ичкиликов имен кара-киргизских родов и костей удостоверяет их иноплеменность, непринадлежность по происхождению к кара-киргизам. Наличность родов найман и кисек показыв ает, что состав ичкиликов смешанный, ибо найманы при надлежат средней орде, а род кара-кисек имеется в колен е аргын той же орды и в алимулинском отделе малой орды. Возможно, что кисеки пришли в числе шейбанидских узбеков, как найманы. За исключением найманов, кисеков и небольшого количества кипчаков, о которых будет сказ ано ниже, в именах делений ичкиликов нет известных тюркских племенных и родовых имен. Поэтому можно с вероятностью полагать, что ичкилики составились из сброд а разных пришельцев, не сохранивших своих народных и родовых именований. Очень может быть, что в составе ичкиликов имеются потомки сейцев (вероятно, саков), сос тавлявших население существовавшего на ныне занимаем ых ичкиликами и адыгене землях владеньица ханских времен, Хюсюни, выходцы из арийского населения верхо вий Аму-дарьи и Ферганы, а также частицы тибетцев, кот орые некогда распространялись до Памиров, как свиде тельствуют отуреченные остатки их на Керия-дарье (По лу) . По Загряжскому, ходжентские кара-киргизы в одежде и обычаях подверглись сильному влиянию оседлых мусуль ман. Вероятно, это влияние заметно, в меньшей степени, и на остальных ичкиликах, уже вследствие нахождения в их составе сартов и гальча. Относительно имени ичкилик можно заметить, что если оно происходит от и ч к е – коз а, то оно оказывается подходящим для горцев, кочующих по труднопроходимым ущельям и в весьма высоких доли нах, но «ичкилик-су» значит «вода для питья». Родовое имя ички встречается несколько раз в «Шейбанаде», а потому возможно происхождение имени союза или группы ичкилик от имени какого-нибудь вождя из рода ички. (…)

Поколения правого и левого крыла, их родовые подразделения, исторические о них известия и численность

Крыло он или правое коренных кара-киргизов делит ся, по Валиханову, на отделы тагай и адгене. Такое делен ие во всяком случае не безосновательно уже потому, что адгене, по своему обособленному положению в Алае и в бассейне Кара-дарьи, стоят отдельно от главной массы правого крыла, расположенной в Западном Тянь-Шане в бассейнах Нарына, Чу и Уч-Турфанской реки. По сведен иям Костенко, род а д ы г и н е разделяется на 14 отде лений: бюрю, барге, ольджаке, тауке, кара-варге, сары-варге, тасдар (плешивые) кокче-углу, ильчебек, сартдар (осартевшие), савай, джуру, ардай и мунак). Форсайт (1874 г.) имел сведения, что кыргызы делятся на два отде ла- тагай и адыгине, и называл следующие роды у по следнего: барга, бакал, мунак, савай, жору, жош, кокчила.

По Костенко, вместе с адыгине летует на Алае и имеет зимовки в окрестностях Оша род монгуш, состоящий из 12 отделений: кудагачин, джапалак (ястребятники), тулейким, джоош (жирные), джильгельды (весною пришедшие), сарлар  (желтые),  сарай, кокджатык  (простяки), соколак, теине, ирке-кашка (лысые баловники) и монгол.

Имена монгуш, монкондор (в «Си-юй-ту-чжи»), монульдыр, мунулдыр, монылдыр (все это у Валиханова в статье «Поездка в Кашгар»), монгулдар и монгулджар (у г. За гряжского), молдур (у Северцева) кажутся разными прои зводными формами имени монгол. Это, а также отделе ние монгол у монгушей и монгольская форма имен еще двух отделений (кудагачин и тулейкин), дает достаточные основания считать монгушей союзом из разнородного сбо ра, составившимся под главенством остатков джагатаидских монголов, оставшихся верными кочевой жизни и на шедших убежище в горах между Кашгаром и Ферганою после падения власти джагатаидов и в Кашгаре, около XVII столетия. Китайцы, в 1759 году, по «Си-юй-ту-чжи», нашли монгушей (монкондор) на нынешних их местах, в числе около 700 семей, под управлением Адзи-бия.

Первым из стоков (волостей, родов) западных бурутов китайцы называют эдгена, не указывая ни численности его, ни старшины. В описании военных действий 1876 года род барга называется главным между алайскими кара киргизами; там же упоминаются роды сераляк и ульджаке, прервавшие торговые сообщения между Ферганою и Каш гаром. После родов баргы (кара-баргы и сары-баргы, оче видно, его ответвления) кажутся коренными же родами колена адгене, роды бюрю (вероятно, от бури – волк), мунак, ардай, савай и пр. От рода бюрю могло произойти имя бурут, которое калмыки, а за ними и китайцы, дают всем кара-киргизам. Имя главного рода баргы, барге, может иметь соотношение с именем монгольского племени баргут, которое Березин производит от монгольского б а р а г у н – правый, западный. Имя ульджаке происходит от у л ь д ж а -добыча. Вообще, состав адгене кажется не столь смешанным, как монгушей и ичкиликов.

Отдел т а г а й (слово это значит «двоюродный брат») правого крыла состоит из семи колен или союзов: бугу, сарыбагыш, султу, багыш или чонбагыш, чирик, саяк и бассыз.

По сведениям 1862 года и по спискам алатавскогоокруж ного управления 1865 года, у бугу значились следующие подразделения: 1) арык или арык-тукум с отделениями кучук, ундон, серке (сарык, сарыке), 2) бапа с отделениями чон-чоро и чильпак, 3) баур (бор, откуда В.В. Радлов производит бурут) с отделениями кара-бор: и сары-бор, 4) кыдык с отделениями якшилык, яманбай, тургай, худайбакты, каракуйтун и биюм, 5) джильден или ельден с отделениями курачбек, сарыкатын и балык, 6) алдияр, 7) токач, 8) токабай, 9) толубай, 10) токай, 11) сальмеке, с отделениями тогульбай и чокур, 12) тыным-сеит с отделениями шупак и аян, 13) белек с отделениями шопак, минмурат, тазабек, берназар.

О происхождении бугу г. Загряжский слышал, вероятно, от сарыбагышей, такую легенду: один сарыбагыш, охо тясь за маралами, на Нарыне, в ущельи Талды-булак, попал нечаянно в тоннель, выходящий на Нарыне через толщу гор Ала-мышак, встретился на полпути с рогатым животным и застрелил его. Потом оказалось, что это был не олень, а человек с рогами, похожими на рога марала. Невольный убийца искупил свою вину женитьбою на сестре убитого, которая имела такие же рога; от них и пошл и бугинцы. Сами бугинцы говорят, что у сына Тага-Кальджира был сын с рожками на голове, почему отец; и назвал его Бугу: от него и произошли они.

У капитана Андреева (1785 г.) значилась Бугинская  волость с старшиною Бирназар-бием и Айльден кисейская волость с старшиною Шапак-бием. Этот Бирназар-бий должен быть тот самый, который, по преданиям, слышанным г. Фон-Герном (1877 г.), привел бугинцев на Иссык-Куль из Ферганы после падения цзунгаров. От него, надо полагать, пошло имя отделения бирназар, как от имени Шопак-бия – отделение шопак; последнее, судя по названию волости у Андреева, должно было составиться первоначально из родов елдень и кисек. Валиханов, в 1859 году, находил тынымсеит кочующими на Большом и Малом Нарынах под управлением семейства Мамеке-Шопак. Ныне бугу занимают Пржевальский уезд, кочуя в бассейнах Иссык-Куля и верховьев Нарына до земель чир иков и китайской границы, в числе 15210 киб.

По сведениям 1862 года, колено сарыбагыш состояла из пяти союзов или поколений: исенгул (прежде, по Бардашову, булат), ассык, тынай, чирикчи, (прежде темир) и надырбек. В поколении исенгул значились роды: ассык, иссык, чертики, чагалдак, абла, сабар, чичей, тастар, калмак, джантай, едигер, аюка, монгулдурь, ярбан, етиген, баш-кюрел и в поколении ассык: косугун, бучман, бура и бай-кючюк. По «Си-юй-ту-чжи», оток сарабакаши был подведомствен нескольким старшинам, из которых главный носил имя Чирикчи. У капитана Андреева значится волость А т е к а й – б а г ы ш с к а я, в которой старшина князь или бий Атекай: это Атеке, сын бия Тыная, который привел сарыбагышей, по их преданиям, из Ферганы на Чу, после покорения цзунгаров китайцами. Названия пок олений, видимо, произошли от имен основателей родо вых союзов. Г. Загряжский называет у сарыбагышей от деления тынай, чирик, исангул, бурукчи, джитыкул и калмаке и показывает в отделении тынай подразделения: соб ственно тынай и тулку. Сарыбагыши ныне обитают в Пишпекском уезде в числе до 9 т. кибиток.

По г. Загряжскому, султу делятся на толкан и булюкпай; в первом есть подразделения чон-багиш, уч-багиш, канай, иса-ходжа, карбуз; есть еще, по этому же источни ку, отделение куиту. В Аульеатинском уезде имеются подразделения султов: кунту (должно быть, это правиль ное произношение куиту Загряжского, у киселов Памира графа Думмора), калпак (чильпак), каракчи, толкан. У капитана Андреева упоминается волость (олтинская с старшиною Гашибек-бием. Ныне султу занимают запад ную часть Пишпекского уезда, в числе 8638 киб., и Алек сандровский хребет в Аульеатинском уезде в числе, приб лизительно около 3 т. киб., так что численность султу вообще простирается до 12 т. кибиток.

Колено б а г ы ш или ч о н б а г ы ш обитает главным образом в Фергане на склонах Наманганского хребта. По словам г. Наливкина, в Наманганском уезде кыргызов два рода – «багыш и сару; первый называет себя ун, второй, сул. Оба рода считают себя выходцами из Алая, причем багыши пришли сюда раньше сару, отчего и получили название ун». Тот же автор упоминает: у багышей отделения кутлуксеид и чичар.

Чирики занимают бассейны р.р. Атбаши и Аксая и делились, по сведениям 1866 года, на четыре отделения. Первое из них – карагул – подразделялось на нагай, кон чай и назар; второе – сазан – делилось на тагай и сары-кюбень; третье – уч-тамга – на четыре подразделения: бакты, кызыл-токум, дуван и сарыча; четвертое – ак-чувак – подразделений не имело. Китайцы, в 1759 году, нашли оток д з и р и к (чирик) с старшиною Юматом, в числе 200 семей, между западными бурутами. По Валиханову, в 1859 году, до 1300 кибиток чириков находилось в коканском подданстве на Атбаши, Арпе и Аксае; до 1500 киб. на Уч-Турфанской реке подчинялось китайцам и ве далось бием Турдуке. Ныне в двух волостях Пржеваль ского уезда числится 2500 киб.

О роде б а с с ы з или б а с ы с сведения очень скудны. По барону А. В. Каулбарсу (1869) г.), «система Джаман-давана и отроги у его подошвы населены родом басыс». За гряжский говорит, что «около Андижана кочует род басыс; этот же род входит в состав волости Саяковской». Валиханов упоминает о покорении рода бассыз в 1832 году кокандцами, в числе других нарынских кочевников, и о том, что в 1859 году род этот платил зякет в укр. Куртку.

С а я к и занимают нижнюю половину Нарына. По «Сиюй-ту-чжи», в 1759 году, волость саяк, повиновавшаяся многим вождям, из которых старший носил имя Туркебай и найден был китайскими офицерами на ур. Джумган (р. Джумгал), состояла приблизительно из 1000 семей. У капитана Андреева поминается Саякская волость, «в коей старшина Гадай». Валиханов (1859 г.) из подразделений саяков называет чора, которыми правил Осман сын Тайляка, кулчугач, у которых управляет Тюлеке, и иман с старшиною Байтуры; в ведении Куртки находилось до 600 киб. саяков. Подразделения саяков, по Загряжскому: тункарат, биш-кемпир, кулчугач, курман-ходжа, тюнтей, чура. Главные кара-киргизские роды всегда относились к саякам с некоторым пренебрежением и считают их происходящими не от законной жены Тагая, а от наложницы. Около 1863 года, саяковский манап отделения чон-чура похитил высватанную сыном султинскаго манапа Джанкарача невесту; хотя отец девушки предлагал Джанкарачу получить обратно калым со штрафом или взять другую девушку, но султы принялись грабить саяков, в чем им охотно помогали сарыбагыши. Потеряв весь свой скот и множество пленных, саяки (в числе 350 киб. из 5500 к. отделения кульчугач и 3000 к. отделения курман-ходжа) бежали за озеро Чатыркул, но их преследовали и там. По взятии г. Аульеата, генерал Черняев пригласил саяков вернуться в их кочевья, но когда они пошли, то на них напали коканские кыргызы. При окончательном подчинении нарынских кыргызов и при образовании волостей, в 1868 году, русским начальством было освобождено из рабства у султов и сарыбагышей более 2 т. кибиток саяков. Подтверждаемое всем этим инородное происхождение саяков и сходство их имени с сак и сагай побуждают считать их остатками древних кочевников Западного Тянь-Шаня сейцев, как бассыз являются, быть может, осадком пребывания сменивших сейцев в той же местности юечжийцев. По «Хан-шу», «между усунцами находятся отрасли племен сэского и юечжиского». Действительно, горная местность Нижнего Нарына и Джаман-даван, по своей труднодоступности, могли служить лучшим убежищем для частей вытеснявшихся из Тянь-Шаня один за другим на родов.

Крыло сол, состоящее, по Валиханову, из родов сару, коще и мундуз, обитает главным образом в верховьях р. Таласа, в Аульеатинском уезде. По г. Смирнову, оно считает своим предком Кугула, брата Токая, и состоит из родов (союзов): кырк-кугул, мурат-али, тогай-берды, менды (джетыру), тунтурт, кулпаш, тазанай, мундуз и каратал. Из них в роде кырк-кугул следующие отделения: бишкабак, машак келдей, узунбут (на Алае); у рода мурат-али названа ветвь алакчин, а в ней отделения: са-тыкей, улджачи, бургемек и бошмоин; у тогай-берды от деления: кенджечегир, болясору, назарбек и бостан; у менды – булектал, сакау, оготур, кашкатаман, кызыл-кулак, балыкчи и джульджаксы; у каратал три ветви: ктай, кощи и джуваш; шесть отделений ктай приведены уже вы ше; отделения кощи: тагаймат, канетенн (?), тлеукабын (тлеукабыл) и байсеид; у джуваш два отделения: сабатар и кайназар. Имени сару в этом исчислении родов и их подразделений отдела сол почему-то не оказывается, хотя названы некоторые, кочующие в Фергане, на Алае. Ульджачи, конечно, то же отделение, что ольджаке у адгене, а бостан одинаково с бостон у ичкиликов.

«Си-юй-ту-чжи» не дает имен родов, найденных в 1759 году китайцами на Таласе, в числе до 4 т. семей, под на чальством нескольких вождей, из которых старшего звали Майтак. Зато капитан Андреев (1785 г.) называет три во лости, которые должны были принадлежать крылу сол; Кокшинскую (должно быть, кощи), в «коей старшин а Иваула-бий, Китай – Муса-бий и С а р у, в коей старшина умершего Садык-батыра сын Саит-батыр».

Так как по сведениям г. Смирнова (1885 г.), в Аульеатинском уезде всего кара-киргиз 47, 800 душ об. пола, т.е. полагая, по принятому там расчету: 5 душ на кибитку, 9560 кибиток, то за вычетом из этой цифры около 3 т.киб. султов, цифра крыла сол определится около 6560 киб.

Считаю не лишним привести, что по сообщенному мне О. А. Павликовским расспросному перечню родовых подразделений кара-киргизов Ферганы (1891 г.), значатся в Наманганском уезде, между прочим: кырк-угул, чичар, мундуз, кущи, китай, сатыкей, келдей, сакау, уготур, мачак, чирик, ак-чубак, атбасар, юлякши (это другое произ ношение джул-джаксы – добрая дорога, багрин, гуркреу, чуткара, баргы, пишкандер, туляйкин и пр.; в Ошском уезде: бури, баргы, кара-баргы, сары-баргы, таш-баргы, тауке, савай мунак, улджаке, куча-оглы, сартяляр, юваш, (джуваш тож), ачаджуры, бакан, булат ходжебек-оглы и пр.

Численность кара-киргизов по родам  приблизительно следующая:

Крыло он

ОТДЕЛ ТАГАЙ

Бугу………………………………………	15,111	кибиток
Сарыбагыш………………………….	8,973	»
Султу……………………………………	11,638	»
Чирик………………………………….	4,015	»
Багыш………………………………….	3,000	»
Саяк…………………………………….	7,427	»

___________________________________

50,164                    »

ОТДЕЛ АДГЕНЕ

Адгене…………………………………. 3,145   » Монгуш……………………………….. 1,225      » Ичкилик …………………………….. 13,943     »

____________________________________

18,313              »

Крыло сол ……………………………       9,029

____________________________________

Всего……………………………………       77,506                     киб.

Кости кара-киргизов и их происхождение

Левшин принимал номенклатуру и последовательность родовых делений киргиз-казаков в таком виде, что весь народ делится на орды, орды на поколения (напр., в Больш ой орде уйсюн, тулатай и саргам), поколения на роды (в поколении тулатай: ботпай, чимыр и пр.), роды на отд еления; «отделения состоят из частей, эти последние опять имеют свои подразделения: и все под особыми наи менованиями. Какую огромную книгу составила бы рос пись всех сих подразделений в трех ордах»! Так как «с размножением народа киргизского увеличивается в нем число новых подразделений, а первоначальные названия поколений мало-помалу приходят в забвение», то Левшин отказался поименовывать отделения родов и дальнейшие подразделения, выражая мнение, что «лет через сто больш ая часть вычисленных названий отраслей киргизского народа останется только в наших архивах и в памяти нем ногих старожилов». Еще далее идет Г. С. Загряжский относительно родов у кара-киргизов: «Принадлежность киргиза к тому или другому роду не есть постоянная, неизменная. Стоит кому-нибудь из них перекочевать, напр., из земли сарыбагышей к султам, он уже не называется сарыбагышем, а становится султом; перейдя к саякам ста новится саяк. Здесь разумеются добровольные перекочев ки, а не случаи плена или рабства, когда киргизы сохра няют имена прежних родов. Но это можно сказать только о простом народе, о бухаре… Разделение же на роды сох раняют манапы и строго его держатся. Появление нового отдела зависит от появления нового батыря; около него собирается дружина удальцов, его именем прикрываются несколько бедняков и называют себя его детьми; отсюда происходит название: дети Каная, Карабека, Карбуза, Сарыбагыша и т. д. Отец передает сыну свой народ, который он успеет связать с собой привычкой, грабежом, общими счетами по баранте, и вот является новый род: канай, карбуз и т. д. Появление многих новых родов очень недавнее – одно-два поколения: даже теперь формируются новые ро ды. Так отделение канай распадается на три: байтыковы дети, башкаевы дети и байсеитовы дети. Колена башкаев и байсеитов отошли на Талас и потому два последние отделения часто носят общее название башка-байсеит. Ма напы, от имени которых начинают теперь различаться нек оторые новые кара-киргизские отделения, все живы и все родные дети Каная… Отдел куиту распадается на два: куиту-азамат и куиту-базаркул, по имени современных уважаемых биев. Всего в отделе куиту около 600 кибиток. Часто приходится слышать фразу: Байтык-баласы, Корчи-баласы, но это не означает, что идет речь собственно о детях Байтыка или Корчи, а имеет смысл собирательный: тут надо разуметь всех киргиз, кочующих с Байтуком, Корчи и пр. Иногда кара-киргизы на баранте, из уважения к предводителю, кричат имя его отца, хотя род и имеет уже свой боевой крик. Если у такого батыря есть уже взрослые сыновья, подручные братья, племянники и т. д. то и они на барантах кричат имя деда, а не своего рода. Так, киргизы, ограбившие меня в 1868 году, кричали Тайляк (имя отца Османа, предводителя баранты), хотя род овой клич их Чурай… Дети Байтыка приняли клик Ка най, хотя родовой клик байтыковцев Толкан… Есть еще и другое начало, по которому появляются новые роды: по обычаю киргиз браки между родственниками не дозволя ются до шестого колена включительно, по прямой линии. Поэтому с шестого прямого потомка и его братьев начи наются новые отделения».

Мнения Левшина и Загряжского справедливы только отчасти. Действительно, часть новых, особенно мелких, подразделений через некоторое время исчезает и имена их забываются, но некоторые подразделения удерживаются на многие века. Таковы, напр., «поколения» (по номенклатуре Левшина) дулат, найман, кипчак и пр. Даже деления поколений «роды», названные, напр., у Рычкова, в первой половине XVIII века, все сохраняются и теперь, значит, полтора уже века, хотя и во время Рычкова считали уже много веков своего существования. Имена поколений, ро дов и многих дальнейших подразделений у узбеков в Мавераннахре держатся уже четыре века, несмотря на мало численность большинства из них. Хотя именуемые родо выми единицами (поколениями, родами, отделениями и пр.) общественные группы или союзы киргиз-казаков и кара киргизов состоят из семейств часто разного кровнородового и даже племенного и народного происхождения, но некоторые из этих групп в основе своей принадлежат все-таки и по кровному происхождению к одному племени или подплемени, а часто и к одной его кровной ветви, имея посторонние примеси лишь в таких количествах и с таким значением, что они слились уже, прочно и органически с коренным кровным зерном. Такие родовые группы или союзы обладают большою прочностью и имена свои, даже и по распадении, передают своим частям, которые продолжают их сохранять века, как видим у узбеков. Отдельные лица и семьи, примыкающие навсегда к чужой родовой группе, теряют свое собственное родовое имя, если число их невелико и размножатся они не скоро; в противном же случае они образуют в родовом союзе, к которому пристал и, новое подразделение с своим коренным именем, кото рое прочно утверждается. Именно благодаря этой устой чивости имен союзов кровнородового происхождения пред ставляется возможность определять этнический состав ныне существующих общественно-родовых групп киргиз-казаков и кара-киргизов отчасти по именам родовых подр азделений, несмотря на то, что часть этих групп или сою зов имеет не кровнородовое, а чисто общественнополити ческое происхождение, каковы, напр., джалаиры, конграты и пр. Преобладание политическо-общественного значения нынешних родовых делений и имен их замечается преиму щественно у кара-киргизов (сарыбагыш, пристав к саякам, начинает именоваться саяком и т. п.), но это происходит не от того, что у них, независимо от политическо-общественной или родовой группировки, сохраняются чистокровн ые деления – кости.

Родом (урук, ру) и у киргиз-казаков и кара-киргизов называется, с одной стороны, всякая из родовых ветвей и подразделений, с другой – совокупность этих подразделений, но так как родовые деления и группы имеют политическо-общественное значение, сверх кровного иногда пре обладающее, то слово род утратило свое строго кровное значение. Не говоря уже об общественном значении родовых подразделений, они в качестве патриархально-родовых не могут быть точно классифицированы и наименованы, ибо количество степеней в родословных бесконечно и трудн о придумать и удержать для каждой из них особое наз вание. Поэтому номенклатуры для родовых подразделений, вроде, напр., установленной в вышеприведенных строках Левшина (поколения, род, отделение, часть, подразделение и пр.), весьма неустойчивы и часто сами авторы, как Лев-шин, не применяют их. По этой, быть может, причине, у киргиз-казаков и кара-киргизов существует из всех воз можных степеней патриархально-родовых делений опреде ленный термин только для самой низшей степени, которая состоит уже непосредственно из семей т а й п а с или т а й ф а у первых и к ы р к у вторых. Слово т а й п а  с, по толкованию Вамбери, состоит из тай – группа, часть и пас (бас, баш) – голова, глава, следовательно, знач ит «глава группы». Кырк, по тому же ученому, пра вильнее будет к ы р ы к, т. е. обломок, часть. Так как, т а й п а с с  к ы р к о м термины подвижные, ибо при разделе нии т  а й п а с а или к ы р к а термин этот переходит к частям, то оказывается, что общественно-родовые деления и по существу своему, и по терминологии для их означе ния отличаются подвижностью.

У южносибирских тюрков и у кара-киргизов, в отличие от киргиз-казаков, существуют, независимо от политическо-общественных или союзно-родовых делений и имен, ис тинные кровные деления и имена, показывающие действи тельное родопроисхождение. Это с ё о к и или кости, имеющие имена, неизменно и строго сохраняемые, в какой-бы родовой союз члены кости не попадали. Так, алтайцы в административно-общественном отношении делятся на зайсанства, черневые татары и другие южносибирские тюр ки – на волости, улусы и пр., которые представляют соб ою родовые союзы, существовавшие до русского влады чества, но в то же время каждое семейство принадлежит к известной кости и носит и ее имя. Алтайцы разделяются на 24 сеока, члены которых сохраняют твердое сознание об общем кровном происхождении и связи, хотя живут смешанно и рассеянно, в разных местностях, и состоят в ведомстве разных зайсангов. Члены сёока не могут всту пать в браки между собою. Они называют друг друга братьями по кости (соктынг карындашы). Каждый сёок имеет своего особливого духа-защитника и особые формы молитв и обрядов при шаманских заклинаниях.

В. В. Радлов, на основании собранных им в 1862 году, посредством расспросов, сведений, приводит следующие имена костей и кара-киргизов, замечая, что пять из них (тёлёс, мундуз, сару, торо и кущу), одинаковы с алтайскими.

В поколении бугу: челек (кость манапов, князей), торго, бапа, ельден, такабай, бор (печень), долос (очень малочисленная), кыдык, конгарт (тоже), монгулдур (тоже), саяк (тоже), шикмаят, каба, ассан тукум, арык тукум, кючюк, серикей, одон.

В поколении сарыбагыш: сару, каба, монгулдур, шик-манат, саяк, ассык, долос, конграт, мундуз, кытай и етиген.

В поколении солту: етиген, кучу, сару, монгулдур, кы тай, мундуз, саяк, каба и шикманат.

В поколении чонбагыш: аскалы, торо, мачак, уштамга, кандабас, кош-тамга (двойная тамга), куан-дуан.

В поколении чирик: ак-чубак и бай-чубак.

В крыле сол: сару, беш-берен, мундуз, тонторюп, кучу, кюркюрен, етиген.

Можно полагать, что этот перечень костей довольно по лон относительно поколения бугу, в котором ученыйисслед ователь был лично, в остальных же возможны неполноты.

Особенно должны быть неполны, по тогдашней отдален ности этих поколений от русских границ, сведения о костях у чириков и чонбагышей. Поэтому я ограничусь рассмотре нием костей остальных поколений, заметив лишь, что уштамга г. Радлов считает узбекскими родами; что ак-чубак и бай-чубак у чириков, быть может, имена родовых отде лений, а не костей; и что по поводу костей аскалы, мачак, кандабас и куан-дуан мне не встречалось никаких разъ яснений, о кости же торо будет упомянуто ниже.

В остальных четырех поколениях правого крыла и в крыле сол насчитывается всего 28 костей, из которых де вять (челек, бапа, елден, такабай, бор, кыдык, ассан ту кум, арык тукум и одон) находятся только у бугу, три (беш-берен, тюнтерюп и кюркюрен) встречаются только в крыле сол, прочие же шестнадцать имеются в двух или более поколениях.

Из шестнадцати  костей  четыре – кытай,  монгулдур, конграт, и саяк – бесспорно, составляют чуждые примеси, из которых саяк очень древняя, но последовала, по всей вероятности, уже в Тянь-Шане, остальные же три поступи ли в состав кара-киргизов в относительно недавнее время и также в Западном Тянь-Шане. Из шестнадцати остается, следовательно, двенадцать, которые, по своей распростра ненности, должны быть коренными костями кара-киргиз ского народа. Из них первые места занимают: с а р у, кот орая имеется в поколениях сарыбагыш, султу, адгене, в крыле сол и в форме серикей в поколении бугу, стало быть, во всех главных частях кара-киргизского народа; далее – к а б а (встречается у бугу, сарыбагышей и адге не) , м у н д у с (у сарыбагышей, султу, адгене и сол), кучу (у султу и сол) и форме к ю ч ю к (у бугу), а с с ы к (у са рыбагышей и султу и в форме ассан тукум (у бугу), етиген (у сарыбагышей и султу и в крыле сол), долос (у бугу, сарыбагышей и адгене, шикманат (у сарыбаг ышей) и в форме шикмаят (у бугу), наконец, т о р г о (у бугу) и в форме т о р о (у чонбагышей).

Этническое определение этих восьми коренных костей кара-киргизского народа или главнейших из них есть, оче видно, выяснение происхождения этого народа. Задачу эту я пытался разрешить, на основании исторических данных, при помощи обстоятельного и возможно подробного изуч ения истории кара-киргизов и предполагаемых их пред ков, в обширном, еще ненапечатанном труде, состоящем из очерков истории и географии Западного Тянь-Шаня и его населения (усуней, кара-киргизов и казаков, преимущест венно Большой орды) с древнейших времен до настояще го. Я не могу изложить здесь даже в самом кратком виде результаты этого исследования так как это заняло бы много места, тогда как настоящая статья и без того дов ольно объемиста. Ограничусь поэтому следующими глав ными выводами: 1) Нынешние кара-киргизы суть прямые потомки пришедших в Западный Тянь-Шань из Средней Монголии, за полтора столетия до Р. X., усуней. 2) Усуни составляли лишь часть коренных кыргызов, отделившуюся от оставшегося на Енисее народа, который вскоре сделал ся известным китайцам под настоящим своим именем кыргыз, облекавшимся у китайских историков в свойствен ные китайскому произношению и транскрипции искажен ные формы. 3) Усуньский народ в Средней Монголии со стоял не из одних кыргызов, но представлял собою союз тюркских родов, во главе которого стоял усуньский отдел кыргызов. 4) Общие предки усуней и енисейских киргизов -древние кыргызы – произошли из смешения тюрк ов с динлинами, которые были одним из племен древней северноазиатской длинноголовой и светлоокрашенной ра сы. 5) Остатки динлинов, известные с VII века под именем «пегаго» (по-тюркски «ала») народа, найдены были русскими завоевателями Сибири на Енисее под именем «аринов», «ассанов» и «коттов», в настоящее же время пред ставляются вымирающими енисейскими остяками; самое же восточное из племен древней длинноголовой расы уце лело в виде аборигенов северной части японского архипе лага айнов, в которых антропологическими и краниологич ескими исследованиями обнаружено сочетание длинног оловой расы с монгольской. 6) Различия между тюркским и племенами и родами могут быть объясняемы помесями тюрков с разными племенами той же длинноголовой расы, с самодейскими и с угро-финскими.

Если эти выводы, имеющие отчасти гипотетический ха рактер, верны, то коренные кости кара-киргизов могут быть, по крайней мере, частью, определены при их помощи и в согласии с ними, посредством отождествления ка ра киргизских костей с костями, родами и племенами Юж ной Сибири и Средней Монголии, а в таком случае озна ченные выводы найдут в этом одно из решительных своих подтверждений.

При рассмотрении коренных кара-киргизских костей, принимая в соображение упомянутые предположения, ока зывается, что самая распространенная, следовательно, главная, основная кость сэру, в других формах: сарикей, сарык, сэры, есть в сущности тюркское слово «сары» (желтый, рыжий) которое могло быть применяемо к коренной помеси тюрков с динлинами за ее, унаследованную от динлинов светлую окраску волос; таково и было именование древнейшей кости кыргызов, ибо у енисейских киргизов два главные их рода носили имя джеты-сары и алты-сары, т. е. семь рыжих и шесть рыжих; у сагайцев, являющ ихся теперь (с качинцами) ближайшими родичами и, частию, потомками енисейских, киргизов, существует род сарыг. Далее, кость к а б а можно отождествлять с койбалами, обитающим поныне на Енисее народцем енисей-ско-остяцкого и, частию, самоедского происхождения, отуреченным киргизами и именующим себя кой-ба или кайба. Затем, имя кости ассан (тукум значит – семя, яйцо так что явля ется несущественной для имени кости добавкой) тождест венно с именем исчезшего теперь и происходившего от динлинов народа ассанов; последнее происходит от ас (горностай) и кость ассык кажется лишь другою формою того же имени, также производною от ас. Имя кости арык т у к ум – (у бугу) представляется происходящим от корня ар, как и имя другого, жившего на Енисее еще в XVIII столетии, народа аринов, также потомков динлинов: арин и дрык суть только разные формы одного и того же име ни в последнем случае тюркизованного. Итак, главная, две из важнейших и одна из прочих коренных кара-киргизских костей оказываются енисейско-киргизско-динлинского про исхождения.

Имя кости е т и г е н кажется тождественным с названием поколения адгене и с именем девятой из числа рек, на которых, по Рашид-эддину, обитали в древности он-уйгуры, именно Утиген (у китайцев Удегян), которое по некоторым рукописям можно читать и Етиген. Профессор Березин видел в этом имени тюркское уткен (прошедший), но едва ли это так. Вероятно, что это имя не тюркское, а динлинское. Получив земли динлинов, тюрки должны бы ли сохранить часть по крайней мере существовавших из древле местных имен, в числе которых весьма вероятно ожидать имя реки, на которой находилась обычная рези денция тюркских, а ранее динлинских, властителей Мон голии. В таком случае имя етиген могло быть от реки за имствовано в качестве племени одного из динлинских пле мен и перейти к помеси этого племени с тюрками, которое вошло в союз усунский во время нахождения усуней в Средней Монголии и дало свое имя, с одной стороны, кара киргизской кости, с другой – одному из союзов или покол ений, который первоначально состоял из одной этой кост и и именовался етиген, впоследствии же превратился в адгене, адыгене и пр., как это часто происходит в устах народа с именами из чужих языков и как это, напр., делае тся у киргиз-казаков с именем адбан, которое иногда вы говаривают абдан, алман. Кость долос представляется тождественною (с телес, теле,) у о. Чакинора телэ, т. е. с одним из древних имен гаогюйцев, ставших позднее, под именем уйгуров, властителями Монголии, пока во II половине IX века государство их не распалось вследствие внутренних междоусобий, при участии енисейских киргизов.

Кость м у н д у с встречается в качестве кости же на Алтае у алтайцев, чуйцев и теленгетов; по-видимому, это один из древнейших тюркских родов, не стоявший, однако, во главе могущественных союзов, не пользовавшийся, в свою очередь, силою и господством в Монголии, а потому не попадавший на страницы истории. То же надо сказать о кости торо (у чонбагышей, а у бугу торго), которая встречается и у теленгетов на Алтае. Кость кучу, иначе кущи, коще, даже кокче (все это в отделе сол у разных авторов кючюк и кучуку бугу) есть, вероятно, то же самое, имя, какое носил упоминаемый китайцами в VII веке чуюеский род хучжу или гучжу, который, конечно, сущ ествовал и ранее и который много позднее встречается в «Шейбани-намэ» в числе родов, указываемых в описании похода Шейбани против монголов (т. е. против джагатаи-дов) в Фергане, под именем кущу. Кости етиген, т о л о с, мундус, торо и кучу вошли в состав усунского союза, по всей вероятности, в Средней Монголии, во время кочевания усуней между Дун-хуаном и Саянами, ранее ухода усуней в Западный Тянь-Шань.

Для выяснения происхождения костей, встречающихся только у бугу: шикмаят у (сарыбагышей шикманат) челет, бапа, такабай, бор, кыдык, и ондон, я не нашел достаточных данных, но ввиду определения происхождения главных и распространенных во многих поколениях костей, эти кости, существующие только в одном поколении, особого значения не имеют, тем более, что часть их, быть может, не имена костей, а имена родовых подразделений.

В заключение рассмотрения кара-киргизских костей, не лишне заметить, что имена их являются большею частью именами народов, племен и древних родов, потомками кот орых эти кости и представляются. Напротив, имена карак иргизских родовых союзов и подразделений кажутся большею частью личными именами старшин и вождей, об разовавших эти союзы или делениях и стоявших во главе их. Таковы, как видно из примеров, приведенных г. Загряж ским, имена новейших родовых подразделений и таковы же, несомненно, имена даже больших и важных в свое время союзов: исенгул, темир, булат надырбек, тынай и пр. у сарыбагышей, – берназар, шапак и пр. у бугу,- толкан, булекпай, канай и пр. у султу, – курман-ходжа у саяков,- каратал, тагайберды, тазанай и пр. в крыле сол,- кыдырша и пр. у ичкиликов и т. д. Но названия поколений или главных, основных родовых союзов имеют другой хар актер. Так, бугу значит «олень», «изюбр», сарыбагыш – «желтый лось», чонбагыш – «большой лось», чирик -«воин», султу, по аналогии с другими подобн ыми по образованию именами – «обитающий налево, на востоке». Так как лосей в Тянь-Шане не водится, то надо полагать, что имена двух поколений сарыбагыш и чонбагыш, а также вместе с ними и остальных, принесены усунями из Средней Монголии, а частию, быть может, даже из-за Саянов. Таким образом, имена главных поколений весьма древни и поколения эти существовали, стало быть, до прибытия кара-киргизов в Тянь-Шань.

Но невозможно, что деление на два крыла он и сол ведет свое начало с того времени, как усунское «государ ство разделено было на три части», из которых одною пра вил средний сын приведшего усуней в Тянь-Шань гуньми, по имени Далу, другою – внук гуньми, сын старшего его сына, Сэньцзу, объявленный наследником престола, а третью – сам гуньми. Быть может, часть Далу именовалась он и в смысле правой, младшей, а часть Сэньцзу – сол, в смысле левой, старшей, так как он был наследником гуньми. Сын Далу Ун-гуйми мог получить свое имя Ун или Он от названия удела отца. Так как достоинство гуньми утвердилось впоследствии за потомством Далу, то к уделу его должна была присоединиться часть гуньми и крыло он должно было сделаться многолюдным; потомки же Сэньцзу остались при первоначальном уделе сол, который окончательно основался в западной части усунских земель, около Таласа. Отдел он первоначально занимал среднюю и восточную часть усунских земель и лишь впоследствии распространился на юго-запад, в земли сейских владений Хюанду и Хюсюн, где, по-видимому, поместилось и ныне там находящееся поколение адгене.

Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности

По самому замечательному и одному из древнейших тюркских народных сказаний, запись которого у китайцев почти одновременна с появлением в истории самого имени тюрков, праотец тюрков был родом из «владения Со, ко торое лежало на север от страны хуннов». Один из его потомков Ичжини-нышыду, родившийся от волчицы и ода ренный сверхъестественными качествами, имел двух жен: дочь духа неба и дочь духа зимы. От первой у него родил ось четыре сына, из которых один превратился в лебедя; другой, по имени Ци-гу, основал государство между реками Афу и Гянь; третий положил начало царству на бере гах реки Чуси. Четвертый, старший сын, по имени Надулуше, жил в горах Басы-чуси-ши; в тех же горах обитала орда, сильно страдала от холода, причиняемого росами; Надулуше научил ее добывать огонь, обогрел и пропитал, так что всем сохранил жизнь: за это упомянутая орда подчинилась ему, признала старейшиною и наименовала ту-кю. Его потомок Тумынь был первым государем турков (тукю), вошедшим в сношения с Китаем в первой по ловине VI века. Приведенное сказание помещено в китай ской «Истории северной династии Вей» и изложено с нек оторыми сокращениями, согласно с переводом О.И. Бичурина, у которого взята русская транскрипция имен. Династийные истории составлялись у китайцев на основании летописей и документов, современных событий, а потому надо полагать, что внесенная в истории династии Вей ле генда записана между 535–558 гг., вероятно, со слов тюркс ких посланников. Точность записи удостоверяется види мым непониманием со стороны китайцев некоторых, по крайней мере, географических и этнических ее подробностей.

Владение Со, лежавшее на север от страны хуннов, т.е. от нынешней Монголии, должно было находиться на северной стороне Алтая, ибо южные его склоны входили в состав земель хуннов. В настоящее время один из двух родов, из которых состоит Верхнекумандинская волость, на р. Бии, около впадения в нее реки Лебеди, носит имя Со, а другой – кубанды или куманды. Отсюда можно с доста точной вероятностью заключить, что легендарный праотец турков происходил из племени со, обитавшего на севере от Алтая, и что род со является маленьким остатком этого, вероятно, в доисторические времена не совсем малочислен ного племени. Далее, тюркское слово «ку» значит «леб едь». Живущие на р. Лебеди тюрки и теперь зовут себя ку-кши, т. е. «люди (р.) Лебеди». Из этого не трудно вы вести, что китайские историки напрасно заставили сына Ичжини-нышыду превращаться в лебедя: он, подобно остальным трем братьям, поселившимся в известных местностях и основавшим там царства (племена),- водворился на р. Ку (Лебеди) и был родоначальником племени ку, остатки которого и поныне обитают на р. Лебеди и в волостях Верхне и Нижнекумандинских. Засим, Ки-ко есть одна из китайских транскрипций имени кыргыз, в которой выпущена букв р отсутствующая в китайском языке, и опу щена конечная согласная, как это китайцы весьма часто делали до времен манджурской династии: потом, река Апу есть, вероятно, Абакан, главное становище кыргызов, а ре ка Гянь или Кянь есть, несомненно, Кем, т. е. сохраняющ ееся с древнейших времен туземное название реки Ени сея. Река Чу-си должна быть р. Чу (у русских Чуя), приток Катуни, служащая и ныне местом кочевок чуйских тюрков (чу-кши). Наконец, Басы-чу в переводе с тюркско го может значить «верховья (реки) Чу»; так как ши по-китайски «камень», та местность, где поселился старший сын, суть пастбища при «каменных (или скалистых) горах в верховьях реки Чу». В общем выходит, по географиче ским и этническим данным легенды, что турки – тукю (точнее, по о. Иакинфу, «дулгаский дом», т. е., собственно, ханский род) происходят от обитавшего на севере Алтая племени со и что после переселения их в Алтай и разумножения, они разделились на четыре ветви: одна утвердил ась на северном склоне Алтая, с именем ку (бан или ман означало, кажется, «земля», «страна», впоследствии же обр атилось в приставку собирательного значения, как, на пример, и в имени туркман или туркмен), вторая ветвь осн овалась на Енисее и Абакане с именем кыргыз, третья осталась кочевать внутри Алтая на р. Чу, а четвертая обр азовала племя, принявшее имя турк.

В настоящее время кара-киргизы занимают ТяньШань, на запад от прохода Санташ, с частью Памирской горной системы и разделяются в родовом отношении на два кры ла: он (правое) и сол (левое). Первое состоит из двух от делов: тагай и адгене. Отдел тагай слагается из поколений: бугу, 15,111 кибиток, сарыбагыш, 8,973 киб., султу, 11,638 киб., чирик, 4015 киб. багыш, около 3,000 киб. и саяк, 7,427 киб. всего 50, 164 киб. Отдел адгене состоит из поколений: адгене, 3, 145 киб., монгуш, 1, 225 киб. и ичкилик, 13, 943 киб., всего 18,313 киб. В крыле сол 9,029 киб., всех же кара-киргизов ныне 77, 506 киб. Отдел он занимает собст венно Западный ТяньШань, кроме бассейна верховьев р. Талас, где помещается крыло сол; отдел адгене кочует на Алае, в части Памиров и в продолжении Алайского хребта почти до Зеравшана, опускаясь на зимовки в дол ину Ферганы. Из кара-киргизских поколений саяки пред ставляются потомками племени се (у китайцев) или саков (у персов, индейцев и греков), занимавших Западный Тянь-Шань до юечжы и сменивших их усуней. Поколения монгуш и особенно ичкилик состоят преимущественно из посторонних кара-киргизскому племени родов племен кипч акского, найманского и аргынского (род кесек); сверх того, в составе кара-киргизских родов есть остатки джагатаидских монголов (в поколении монгуш) и кара-киданей (род ктай в крыле сол и пр.). Имена поколений или главных родовых союзов принесены кара-киргизами отчасти еще из-за Саянов ибо, напр., лосей в Тянь-Шане не водится, между тем одно из главных поколений носит имя лось (багыш), а другое – желтый лось (сарыбагыш).

Кроме образовавшихся исторически общественно-политических делений на поколения, роды, отделения их, подотделения и т. д., кара-киргизы сохраняют еще память о древнем, кровном своем происхождении в именах костей, которым принадлежат, независимо от поколений, родов и пр. Из известных имен костей шестнадцать встречаются во всех или нескольких поколениях, а поэтому могут указы вать истинный этнический состав кыргызов. Из этих шестнадцати четыре, именно: кытай, монгулдур, конграг и баяк, составляют, очевидно, посторонние примеси. Из остальных двенадцати, семь встречаются в двух или более поколениях, а потому должны быть коренными костями кыргызского народа. Первое место по своей распространенности занимает 1) кость сары (серикей у бугу), т. е. сары – та самая кость, которая составляла главные роды у енисейских кыргызов (джети-сары и алты-сары) и которая повсюду у тюркских племен может быть почитаема результатом особенно густой помеси тюрков с динлинами; вторая по распространенности будет 2) кость каба, которую можно сблизить с именем койбалов на Енисее, зовущих себя койба или кайба; следующая 3) кость мундус существует поныне и у алтайцев; далее 4) кость кучу или кучук и бугу, по-видимому, тождественна с упоминаемым китайцами у чуюе родом хучжу или гучжу, который существовал и у хуннов в форме хючжуй китайских известий; потом 5) кость ассык (также ассан токум) и встречающаяся у од них бугу кость арык-токум могут быть результатом смеше ний тюрков с динлинскими народами ассан и арин, остат ки которых существовали на Енисее еще в XVIII веке; затем 6) кость етиген, тождественная с именем поколения адыгене, адгене, ведет свое название от священного леса или покрытой лесом горы Етикен (упоминаемой в тюрко-орхонских памятниках), и от тождественной, вероятно, с тем же урочищем реки Етиген приведенных Рашид-эддином уйгурских преданий; но это имя могло быть динлинским и принадлежать динлинскому роду, это урочище за нимавшему, и перейти к тюркскому, с которым он смешал ся; наконец, 7) кость долос есть то же самое, что кость телес в Алтае. Из остальных пяти костей 1) торо (у покол ения багыш), тождественная с торго (у бугу), встречается у теленгатов в Алтае; 2) кость серикей (у бугу) и 3) кюкюк (также у бугу) тождественны с сару и кучу; остаются только 4) кость шикманат (у сарыбагышей) и, по-видимому, тождественная с нею 5) шикмаят (у бугу), происхож дение которых пока не выяснено. Таким образом, из семи коренных и наиболее распространенных костей кара-кир гизов, четыре (сару, каба, ассык и етиген) имеют, по-вид имому, тюрко-динлинское происхождение и три осталь ные (мундус, телес и кучу) тюрко-алтайское, ибо такие (кроме кучу) и теперь еще есть в Алтае.

Б.СОЛТОНОЕВ

ИЗ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ КИРГИЗОВ

Истоки киргизов – в тюркских племенах финнов, гуннов или отюркившихся моголов. Слово «тюрк» – исконно китайское и означает «железный шлем», «железный щит». Народ тюрков считался одним из древнейших и отличался храбростью и воинственностью. Занимаясь сбором материал ов по истории киргизов, я беседовал со множеством лю дей, черпал сведения из истории народов Европы, Китая, Ирана, Аравии, древней и новой Турции, истории татар. Я пользовался трудами ученых с мировой известностью, та ких, как Бичурин (Иакинф), Бартольд, Радлов, Аристов, Миллер, Чжан-Шан, Чанчун, Клапрот, Катанов, Фишер, Григорьев, Исловцев, Махмуд Кашгари, Абулгази, Туманский и др.

Эта история киргизов, может быть, и не претендует на высокий научный уровень, но я решил поделиться ею с людьми в надежде, что она станет одним из источников для будущей истинно научной историографии киргизов.

В непрерывном процессе развития природы горы превра щались в степи, пустыни – в моря, города – в руины. Сколько великих культур было разрушено и сровнено с землей завоевателями; сколько могущественных народов исчезло бесследно или, подпав под власть других народов, потеряло свое имя, традиции и обычаи.

Мне вспоминается один из арабских мудрецов, прославившийся в XIII веке нашей эры глубиной своего ума, Мухамед Казвини.

Рассуждая о непостоянстве всего земного, он писал: «Однажды я шел по улицам старого, огромного и многолюдного города и спросил у встречного: «Сколько лет это му городу?». И встречный мне ответил: «Это очень древний город. Когда он основан – неизвестно. Жившие до нас – тоже не знали».

Спустя 400 лет я снова оказался в тех местах. Какой-то человек косил сено, и я спросил у него: «Когда-то здесь был великий город, когда и кем он был разрушен?». И он мне ответил: «О чем ты говоришь, старец? Здесь никогда не было никакого города! Здесь всегда была голая степь, отцы и прадеды мои этому свидетели».

Когда спустя еще 500 лет я посетил этот край, здесь плескалось озеро. На берегах его там и сям были разбросаны домики рыбаков, у развешанных для просушки сетей возились люди. И я спросил у них: «Сколько веков тому назад появилось озеро?»

И они мне ответили: «Это озеро было здесь всегда».

Когда еще через 500 лет я прибыл сюда, того озера и в помине не было, а было дикое поле без конца и края и в нем я увидел возле жалкого болотца человека, нашедшего здесь приют. Отшельник дал мне напиться, и я спросил у него, с каких пор так преобразилась эта местность? Но он знал столько же, как и все смертные.

И, наконец, по истечении такого же времени, я снова пришел в ту землю и увидел город, намного больше и кра ше прежнего – и там мне было сказано:

– Этот город стоит с древнейших времен».

Знание своей истории, благоговейное прочувствование корней своих – это основа культуры каждой цивилизации, каждого народа. Но каким бы издревле образованным, культурным ни был народ, все же очень сложно написать его точную историю. А киргизский народ, в силу обстоятельств, вел полудикий кочевой образ жизни, был лишен науки и знаний, присущих оседлым народам. И ему очень трудно раскопать истоки своей истории.

Исследования археологических находок, рисунки и над писи на надгробьях, труды историков разных народов ми ра – вот один из путей к этим истокам.

Можно по крупицам собирать то, что рассыпано в словах и мелодиях игроков на комузе, кыяке, чооре, в этих на певах сохранились слова древних.

Можно воспользоваться и рассказами старых людей, помнящих родство. Если приложить все старания, понастоя щему взяться за составление истории киргизского народа, то можно расспросить аксакалов разных родов и племен, когда родились они, когда родились и умерли их предки, какие племена существовали при их жизни; просеять через сито все данные о предках в 11–13 коленах, перепроверить, сличить со сведениями аксакалов других родов и племен – и приблизиться к достоверным фактам.

Не надо забывать, что каждый род киргизов знает сво их предков до седьмого колена. «Кто не знает семерых своих предков, тот безродный».

Если историю народа пишет историк, рожденный этим народом, пишет на родном языке, которому соответствует каждая буква и знак письменности, эта история, надо думать, не будет искажена. Если же историю одного народа пишет другой народ, то эта история уподобляется невольнику, связанному по рукам и ногам. От недостаточного знания языка, от несоответствия и отсутствия некоторых букв искажаются имена, слова, а, следовательно, и сам смысл. Много непоправимых нелепостей появляется при пе реписке.

С древнейших времен киргизы и китайцы жили на со предельных территориях, а временами и смешивались. Ис тория древних киргизов сохранилась в китайской истории. И по этой причине большинство сведений о древних кир гизах заимствовано из китайских источников.

Быт киргизов

Места обитания древних киргизов: река Енисей, горы Алтая, Саяны, Тянь-Шаньские горы, Памир, Котонские горы, долины, степи, реки и озера, расположенные между этими горами.

Главным источником их существования, способом жиз необеспечения было скотоводство. Киргизы держали лоша дей, овец, верблюдов, коров, коз; в летний период питались молочными продуктами: айраном, кумысом, молоком, а зим ой – мясом с небольшой толикой зерновых. Бедняки, не имевшие скота, влачили жизнь в услужении у состоятель ных сородичей. Киргизы вели кочевой образ жизни, и в давние времена только у ханов были постоянные ставки. Умели обрабатывать золото, серебро, железо. Были искусн ыми, смелыми воинами. Веровали в шаманство и поклоня лись различным животным, деревьям, камням.

Когда истощались пастбища или наседал сильный жестокий враг, киргизы снимались с насиженных мест даже в лютые зимы, посадив малых детей до трех-четырех лет в седла с перильцами. Могли передвигаться днем и ночью, сквозь пургу, метель и снег. Что такое арба – не знали.

В эпоху монгольских завоеваний киргизы, особенно се верные, не строили домов, считали: жить в доме – то же самое, что заживо себя похоронить. Городскую жизнь не одобряли и считали неприемлемой для себя: «Учпас тоок, көчпөс там – Курица не летает, дом не кочует». Хлебопа шеством почти не занимались, а если и сеяли, то в основ ном просо. Сеяли помалу пшеницу, ячмень, изредка – го рох, но из-за дешевизны, неприхотливости и урожайности все же предпочитали просо.

Мужчины воевали или только пасли скот. Все домашнее хозяйство вели женщины. Из проса варили бозо, которая отчасти заменяла потребность в хлебе. К тому же из проса гнали водку. Из пшена варили кашу, которую ели вместо хлеба. Там, где не было железа, из челюстей и рогов мастерили серпы, из лошадиных копыт – тяпки. В горной местности из архарьих рогов изготовляли посуду.

Киргизы не имели понятия о заготовках сена. И, когда наступала бескормица, голодная зима, рвали для скота типчак, ломали ветки кустарников и скармливали скоту листья и плоды. В приозерьях и на речных стойбищах ко ровам скармливали водоросли.

В зимние месяцы пили жарму, взвар пшена, бозо, гото вили кушанье из кусочков раскатанного теста, отваренного в мясном бульоне. Накрошенное мясо ели с тестом, запи вая смесью бульона с водой – «караденом». При простудах баи-феодалы пили горячий отвар курута с маслом, чтобы пропотеть. Зимою в бульоне, летом в молоке варили «кекиртек» или «узме». Жарили в масле просо «кунак», и по лучался так называемый «саксай».

Не знали киргизы и мельницы. Муку или толокно мо лоли на ручной мельнице – жаргылчак. Свинину в пищу не употребляли, брезговали. В летние месяцы обходились молочными продуктами и мясом. Из кобыльего и верблюжь его молока готовили всевозможные блюда. Мужчины кури ли трубки, жевали насвай.

Верблюд был выносливее остальных животных в труде и в бескормицу. Уход за неприхотливыми животными не доставлял особых хлопот, и поэтому особо почитался покровитель верблюда – Ойсул-Ата.

Из верблюжьей шкуры выделывали кожи, вырезали по дошвы, из шерсти делали теплую одежду.

Все кушанья и напитки, кроме водки, которую гнали из бозо и кумыса, приготовлялись руками женщин. Если ма лые дети слабели и истощались в неурожайные годы без хлеба и мучного, женщины собирали летом в высокогорных долинах на камнях известный им лишайник: жарили, про пускали через ручную мельницу, замешивали с молоком и маслом и кормили детей (это блюдо я отведал в 1894 г. в Кочкорке, собирая материал для настоящей истории). Ес ли не было и лишайника, то выкрашивали в молоко семен а из головок кисличек и этим напитком поили детей. Да вали детям и семена жерге муша.

Из коровьего, козьего и особенно из овечьего молока приготовляли варенец, сузме, творог, курут, разные сыры и несколько сортов масла. Особенно ценились сливки с цельного молока, из которых потом сбивали масло.

За одеждой и тканями ездили в Андижан, Кашгарию. На караванных тропах процветал разбой, стоило чрезвычайных трудов добраться до большого торгового города через горы, голые степи и дикие пустыни. Поэтому предпочтительней, особенно для бедняков, была купля через заезжих торговцев – уйгуров и узбеков. Они привозили товары на любой вкус: ткани всевозможных сортов и расц веток, кисти из ниток для шитья одежды и многое другое, чем был славен Восток.

Киргизы и сами выделывали из кожи грубую замшу и шили обувь, шубы, шапки, из шерсти изготовляли чепкены, калпаки, кементаи, войлочные сапоги, накидки; вили арканы, крутили нити, валяли узорные и гладкие кошмы. Из выделан ных шкур горного козла или домашних коз шили теплые штаны с расширяющимися к низу штанинами; баи-феодалы украшали их вышивкой, оторочивали мехом выдры. Таким, штанам износа не было, они выдерживали пять-шесть лет. Не было мужчины-киргиза, не носившего кожаные штаны.

Всю конскую сбрую, седла с принадлежностями тоже делали сами. Стремена вытачивали из рогов, но в основном гнули из березы.

Жены бедняков носили тюрбаны в семь слоев, а жены баев – в девять. Элечеки (тюрбаны) накручивались из дорогой белой ткани – маты. Все женщины украшали грудь рубах вышивками, так называемыми «онур». Не было женщ ины-киргизки, которая не носила бы белдемчи. Девицы и молодухи щеголяли в сапожках на высоких каблуках, с задниками, украшенными самоцветами и вставками из кусочков кожи. Галоши, распространенные у соседних нар одов, не были в почете: «Ходит, как жеребая кобыла!» – говорили они. Девицы носили выдровые шапки, тебетеи из черной мерлушки, отороченные мехом выдры, с верхом из красного маната или красной бачаи. Лисьи и козьи шапки женщинам носить не полагалось. Богатые девицы и молод ухи украшали верх шапки журавлиными перьями, а бед ные – совиными.

Обычаи и традиции

Когда вводили новобрачную в жилище жениха, ей пред писывалось кланяться его родным. При этом клали в очаг кусок жира. Этот обряд носил название: «Отко кирди» – «вошла в очаг» – приобщение молодухи к домашнему очаг у семьи мужа. При откочевке тоже клали жир в огонь. Если умирала любимая собака хозяина, то кусок жира впихивали ей в пасть.

При родах женщины из ее жилища не давали огня на растопку.

У киргизов было в обычае сватать еще не родившихся детей – этот обычай назывался: «Бел куда». Если у двух сторон не было детей или рождался ребенок у одной стороны, все равно эти семьи оставались как бы в родстве – сватами.

Если мужчина умыкал просватанную за другого невесту, то выплачивал «виру» – «три девятки» (девятки – де вять голов скота), но все равно возвращал украденную девушку. Но если засватанная сторона была из простолюдинов, а невесту умыкал манап, то зачастую случалось так, что манап оставлял невесту себе и даже калыма не выпла чивал.

Если введенная в семью молодуха оказывалась не девственницей, то в большинстве случаев молодожен разводился с ней и забирал назад калым. Если не разводился, значит, прощал ее вину.

Если умирал именитый человек, то тело его не торопились предавать земле, держали дней десять, пока не соберется народ на траурные церемонии. Или же тело его чер ез некоторое время перезахороняли, ссылаясь на бренн ость души. Тело феодала до захоронения скрывали.

У погибшего в бою или походе срезали мясо с костей, а кости привозили на родную землю и хоронили там.

Кем бы ни был покойный, последним бедняком или крупным феодалом, обязательно справляли о нем годовые поминки – аш. Большие аши проходили со скачками с призами, с поединками на копьях, состязаниями борцов, стрельбой по золотым и серебряным слиткам. На некоторых поминках вынуждали несчастную вдову «отвязывать верблюдицу». Вдовы и дочери покойного должны были плакать и причитать, расцарапывая в кровь лица. Баев-манапов хоронили, положив на белый войлок или кожу.

У киргизов все тяжбы разбирались судами, пользующимися непререкаемым авторитетом. Когда две стороны заканчивали тяжбу, посредники резали пополам притук и брали с них клятвенное слово. От человека, нарушившего клятву, шарахались, как от зачумленного: лжеприс ягнувший мог навлечь порчу или беду.

Надо особо сказать об играх. Древние киргизы посредством игр и забав передавали своим детям образцы бытовых ситуаций, учили, как поступать в различных случаях. У киргизов было множество игр. Я назову только не сколько из них: «ордо», «тогуз-коргоол», «оромпой», «думпулдек», «ак-челмек», «уйум-тууду», «селкинчек», «упай», и др. Особенной популярностью у мужчин пользовалась игра «ордо» – «осада орды». Она являлась отражением воинского духа, военной тактики предков. Подобной игры нет у других народов.

Вероисповедание киргизов

Самую древнюю киргизскую веру называли «кам». Гла ва веры, исполнявший все предписанные обряды и ритуа лы, носил такое же имя – Кам.

Киргизы свято верили в шаманов и шаманок, в гадальщиков по камешкам и бараньей лопатке. Верили в мать Умай, покровительницу детей. До сих пор сохранилось вы ражение: «Да поможет тебе матерь Умай!»

В жилищах хранили божков. Отливали их из свинца, зашивали в белую мату, пришивали семь бусинок (перламутр, жемчуг), смазывали жиром и бережно хранили в жилье, называя божка покровителем всего скота. Если в доме кто умирал или заболевал, а также если был падеж скота, божка вынимали и вывешивали на видном месте.

Верили, что затмение солнца или луны предвещает смерть хана, что землетрясение предшествует страшному народному бедствию. Когда случалась засуха и сгорали травы, посевы, то всем миром выходили в поле поклониться Земле-Воде и принести ублаготворяющую жертву.

После принятия ислама киргизы стали называть себя мусульманами, но подавляющее большинство не понима ло сути этой религии, не знало всех религиозных отправле ний, но все же продолжало считать себя «рабами Аллаха, последователями Мухаммеда». До принятия подданства России один из тысячи, а, может, и того меньше, киргизов читали намаз и держали «орозо-пост». Не возбранялось при пропущенном посте заменить непрочитанные молитвы таким действием: перевернуть сорок валунов, по количе ству дней орозо. Вот и переворачивали сорок валунов и были уверены, что совершили богоугодное дело.

Лечение болезней

Киргизы были язычниками. Ни буддизм, ни ислам не оставили заметного следа в сознании народа. Крупную роль в жизни кочевников играли – «бакши», они же явля лись единственными врачевателями многих болезней, сре ди которых преобладали кожные заболевания.

При любой болезни лекари лечили водой. Если болезнь оказывалась сильно запущенной, то предполагали, что у этого недуга есть хозяин, прибегали наряду с лечением к шаманизму, ясновидению.

Если человека кусала бешеная собака, то убивали эту со баку, кормили укушенного толокном, смешанным с ее моз гом и заставляли кусать ушки казанов в сорока жилищах.

От некоторых болезней обдавали больного паром (подносили к лицу различные раскаленные железные предметы и окатывали водой), потом били чашей по ведрам и не сколько дней поили водой.

К укушенному змеей, каракуртом, мизгирем вызывали знахаря; укушенному перевязывали шею толстой шерстяной нитью, усиленно кормили и говорили заклинания.

Если чей-либо скот поражала повальная болезнь (эпи зоотия), то хозяина заставляли проводить ночь у священног о места (обычно, у могилы святого) или у могилы предков.

Если женщина не рожала или ребенок не выживал, то резали скот в качестве жертвы у могилы ее свекра или свекрови, и она должна была провести там ночь. Или же, если свекр и свекровь живы, женщине вменялось съесть остатки пищи старого человека и получить его благословение. К хождению с паломничеством готовились загодя и посещали могилы несколько лет. У беременных женщин начинались вкусовые капризы («талгак»), и их начинало тянуть на разные экзотические кушанья: например, им очень хотелось отведать тигриного сердца.

В народной медицине использовали множество лечебных трав: борец ядовитый – иссык-кульский корень, аконит круглолистный, белену, мяту, зверобой, адырашман (дикая рута), шыраалжын (разновидность полыни) и др.

Воинский уклад

Соответственно духу своего времени, киргизы были искушенными в воинском деле. Весь их жизненный уклад, их игры были направлены на то, чтобы освоить военную науку.

Мальчиков еще с малых лет начинали готовить к вой не, чтобы они росли бесстрашными, умелыми воинами, что бы познавали азы военной тактики. Воинскую повинность несли 17–50-летние мужчины, но в военную годину участ вовали в боях и 60–70-летние старики, даже на поединки выходили в таком возрасте. Участвовали в ожесточенных сражениях и совершали подвиги 14–15-летние подростки. Есть немало тому примеров.

Уходя на войну или в дальний поход, в качестве провизии воины брали с собой вяленое мясо, сюзме и пшено. В мирное время выезжали небольшими отрядами на окраи ны своих земель, совершали набеги, угоняли чужие табу ны, бывало, грабили караваны купцов. Угон табунов счи тался молодчеством, своего рода геройством.

Но было геройство и другого рода. Особо отличившихся в смутные времена, защитивших свой народ от врага, на зывали «батырами», прославляли их в песнях и сказаниях. Батыра уподобляли летящей стреле, катящемуся с горы камню. «Спущенная с тетивы стрела и от скалы не укло нится. Камень, катящийся с горы, или сам разобьется, или сотрет в порошок стоящего на пути». Потерпев поражение, батыр не бежит без оглядки, не бросает товарищей, защищ ает, спасает их. Батыр сражался, не считаясь с численн остью врагов; он только спрашивал об одном: где враг? Ра неного в спину презирал, если тот был даже его брат или сын. Но если рана получена спереди, к такому воину относ ился с уважением: ранен в честном бою, лицом к лицу.

Чтобы выяснить силу вражеского войска, высылали раз ведку. Если враг был многочислен, то в открытый бой не вступали, а на пути следования врага выставляли засады. Остальные воины летучими отрядами нападали неожидан но и бросались бежать; враг устремлялся в погоню, и тогд а, дождавшись, когда утомлялись кони преследователей и уставали сами воины, стоявшие в засадах свежие отря ды вылетали стрелой и обрушивались на врага.

Прежде чем отправляться в поход или вступать в бой, обжигали баранью лопатку и гадали на ней: сулит ли пров идение удачу или грозит поражением.

Летом ли, зимой ли, в ненастные ночи не сбивались киргизские воины с пути; если местность была незнакомой, то определялись по звезде Теми-Казык (Железный или Зо лотой Кол) – Полярной звезде. Ее еще называли: «Два теленка, привязанные друг к другу за шею», имея в виду Большую и Малую Медведицы. Если за тучами не было видно звезд, то пускали вперед доброго коня, давая ему волю самому выбирать дорогу.

Киргизы воевали и сражались только верхом. Они были искусными бойцами на копьях, бердышах, дубинках, меткими стрелками из ружья и лука. Саблю считали чуть ли не обычным ножом и применяли в бою не часто.

Если ранение было в область живота, раненому давали пить человеческую мочу. Если воин получал множество ра нений в голову и другие части тела, то резали справного коня-двухлетку, до отвала кормили раненого внутренностя ми, заворачивали в свежую шкуру и давали отлежаться.

Возвратившись с войны или дальнего похода, в первую ночь не ложились спать с женщиной. Считалось: если в теле застряла пуля или наконечник стрелы, то, чтобы они выпали, через воина должна перешагнуть чистая женщина. С тех пор бытует выражение: «Чистая женщина, перешаг нувшая пулю».

Голодая в походе, воин надрезал бедро своего коня, нац еживал крови и варил ее. Убив заклятого врага, вспары вал ему живот и выпивал немного крови. В бою стрелки набивали рот пулями и стреляли на скаку беспрерывно. Был и разведчики с таким чутким слухом, что на расстоян ии 40–50 верст могли определить приближающееся количеств о передвигающегося скопища людей и даже узнать, враги это или дружественное войско. Другие могли в ночной тем ноте за версту различить приближающегося всадника.

Если у киргиза угоняли лошадей, он мог полдня преследовать похитителя. А о том, как сами киргизы угоняли чужие табуны, ходят легенды. Выносливые киргизские ло шади могли преодолеть без отдыха 50 верст и только креп че закусывали удила, разбрызгивая кровавую пену; кирг из-всадник был способен скакать всю ночь напролет и только руки, сведенные судорогой, свидетельствовали об усталости.

В древние времена мало, кто давал корм своему коню, коней держали на подножном корме. К весне, когда конь наливался телом, киргиз говорил, что его на 10–15 дней хватит, и отправлялся в набег. Верховых коней всегда держали под седлом, привязав у юрты или на коновязи (древние киргизы селились аилами в 50–60 юрт, поставив их кругом). Любимых скакунов вводили даже в юрту, где спали сами. Бердыш вешали на луку седла, копье присло няли к стенке юрты, спали чутко, готовые в любой момент дать отаюр налетчикам-барымтовщикам или выступить на встречу вражескому войску. Аулы старались располагать в труднодоступных местах. Их охраняли конные дозоры – «кайгуулы». На подступах к аулам дороги разведывали «жесекчи» – секреты. Воеводы отбирали джигитов в отря ды, располагали их в удобных для нападения местах, поо даль от аулов и ждали врага. В битвах принимали участие жены и девицы. Уходя от врага, зажигали множество сигнальных костров. Эти костры назывались «эр оту».

С.М.АБРАМЗОН

ВОПРОСЫ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ  КИРГИЗСКОЙ НАРОДНОСТИ

Проблема происхождения киргизского народа принадлежит к числу наиболее сложных и спорных аспектов эт нической истории Центральной Азии. Начиная со второй половины XVIII в. эта проблема привлекает к себе прис тальное внимание русских, западноевропейских, восточ ных историков, географов и хронистов. Одна за другой рождаются гипотезы, высказываются догадки истории кир гизов. Этот неизменный, не угасающий до наших дней инт ерес объясняется многими причинами, в особенности тем обстоятельством, что историческими источниками засвидет ельствовано существование двух этнических общностей с одним и тем же названием «кыргыз»: в более ранний пе риод – в Южной Сибири, на Енисее; в более поздний – в восточной части Средней Азии, в горах Тянь-Шаня и Памиро-Алая. Неослабевающий интерес к этнической истории киргизов вызван также той своеобразной ролью, которую играли предки современных киргизов в исторических судь бах целого ряда народов и племен древности и средневе ковья. Наконец, эта проблема привлекала и привлекает к себе внимание исследователей не в последнюю очередь и тем, что до недавнего времени наука не располагала досто верными источниками, которые позволили бы поставить решение многих вопросов на твердую почву фактов.

Основоположниками изучения этнической истории современных киргизов по праву должны считаться русские уче ные, внесшие наиболее весомый вклад в разработку этой проблемы. Среди них можно назвать ученых XVIII в. – П.И. Рычкова и академика В.Н. Татищева, а также ка питана И. Г. Андреева. Следует также добавить, что Ф. Еф ремов, лично проехавший по кочевьям киргизов в конце 1770-х годов, сообщал: «От Ушу (современный г. Ош на территории Южной Киргизии. – С. А.) до города Кашкары (т. е. Кашгара. С. А.) езды 13 дней. Между Ушом и Кашкарою в горах кочуют киргизы от киргиз-кайсаков особливого рода».

Крупный вклад в разработку этой проблемы внесли исследователи XIX в. Н. Я. Бичурин (Иакинф), А. И. Левин, Ч. Ч. Валиханов, академик В. В. Радлов и Н. А. Аристов, а в советское время Г. Е. Грумм-Гржимайло, академик В. В. Бартольд, А. И. Бернштам и другие ученые.

Достоянием науки стали также сочинения ряда восточных авторов, в которых приводятся ценные исторические и этнографические сведения о киргизах, позволяющие уверен но утверждать, что по крайней мере во второй половине XV в. киргизы уже обитали на территории Тянь-Шаня ли бо по соседству с ней.

Новым этапом в разработке этнической истории кирги зов явились изыскания, развернувшиеся в 1950-х годах. На чало им было положено Памиро-Ферганской археолого-этнографической экспедицией 1950–1951 гг. (руководитель А. Н. Бернштам). На более широкой основе эти исследо вания были продолжены Киргизской археолого-этнографической экспедицией Академии наук СССР и Академии наук Киргизской ССР в 1953–1955 гг. (руководители: в 1953 г. – А. П. Окладников, в 1954–1955 гг. – Г.Ф. Дебец). Существенное значение для изучения вопросов этни ческой истории киргизов имели разыскания материалов в исторических и географических сочинениях восточных авт оров и переводы извлечений из этих сочинений на русский язык, предпринятые в Ленинградском отделении Институт а востоковедения АН СССР (руководитель группы В. А. Ромодин). В эти же годы и позднее были проведены разнос торонние исследования киргизскими языковедами. Их тру ды также способствовали раскрытию этногенетических связ ей киргизов и некоторых сторон их этнической истории.

Итоги исследований археологов, этнографов, историков и языковедов в области изучения проблемы происхождения киргизского народа были подведены на состоявшейся в ноябре 1956 г. в г. Фрунзе совместной научной сессии Ака демии наук СССР и Академии наук Киргизской ССР, по священной этногенезу киргизского народа. Участники этой сессии пришли к выводу, что основное ядро киргизского народа или по крайней мере один из основных компонен тов, вошедших в его состав, имеет центральноазиатское происхождение. Вместе с тем было признано, что вопрос о более точной локализации центральноазиатского этническо го ядра киргизов остается еще недостаточно изученным.

Ценные данные по вопросам этнической истории киргизов были обнаружены во введенной недавно в научный оборот упомянутой выше рукописи сочинения «Маджму ат-Таварих», написанной в Фергане в XVI в. Муллой Сайф ад-дином Ахсиканти. Большое значение имеет также опубликование обнаруженной в архиве Чокана Валиханова черновой незаконченной рукописи, посвященной киргизам, не вошедшей в изданные ранее его «Сочинения».

Перечисленные материалы и источники служат прочным фундаментом для выявления главных этапов этнической истории киргизов. Они уже были частично использованы для обоснования некоторых новых гипотез о происхожден ии киргизского народа.

К настоящему времени определились три направления в исследовании этногенеза и этнической истории киргизской народности. Одно из них связано с разви тием или ин терпретацией гипотезы А. Н. Бернштама о «многоэтапном» переселении киргизов на Тянь-Шань на протяжении 1300–1400 лет.

Эта гипотеза и поныне имеет в той или иной степени своих сторонников, склонных считать киргизов аборигенами Тянь-Шаня, по крайней мере в период, предшествовавший монгольскому завоеванию.

С гипотезой А. Н. Бернштама очень близко смыкается другое направление, которое признает, что киргизы с са мых древних времен непрерывно проживали в горах Тянь-Шаня и Памиро-Алая. На этой точке зрения стояли такие исследователи XIX в., как Н. Я. Бичурин, Ч.Ч.Валиханов, Н. А. Аристов. В последнее время взгляды Ч.Ч.Вали ханова по этому вопросу широко развил и обосновал А. X. Маргулан. Из ряда соображений, высказанных Ч. Ч. Валихановым, А. X. Маргулан сделал вывод, что центр киргизского политического союза в IX–X вв. находился в районе г. Урумчи и к северу от Турфана. Оттуда киргизы совершали перекочевки в разных направлениях. Некоторые сильные группы из числа кочевавших в направлении Тянь-Шаня остались на этой территории и дали имя киргизов образовавшейся здесь народности. Утверждение о том, что основное ядро киргизов находилось с древн ейших времен на современной территории Киргизстана, поддерживал А. Хасанов и некоторые другие участники упомянутой научной сессии по этногенезу киргизского народа.

Хотя аргументы сторонников теории автохтонного про исхождения киргизов или их основного ядра либо не под твердились, либо не являются в достаточной мере убеди тельными и исконная связь киргизов с территорией их со временного местообитания остается недоказанной, все же еще продолжает сохраняться и поддерживаться не основы вающаяся на каких-либо новых научных данных теория образования киргизского народа на базе древнего местног о населения. Она оказывает известное влияние на взгля ды некоторых историков Киргизии.

Третье направление, представленное работами К.И.Петрова, также исходит из двух-трех этапов переселения киргизского этноса из «Енисейско-Иртышского междуречья», но приурочивает их к более позднему периоду, охватывающему 300-400 лет.

В общей форме, гипотеза К. И. Петрова сводится к то му, что основным массивом (или массивом-потоком, или ядром) племен, которые образовали в дальнейшем киргиз скую народность и формировались в 1 тысячелетии н. э., являлись кимакско (кыпчакско)-кыргызские племена «Ени сейско-Иртышского междуречья», а также близкородственные им восточно-кыпчакские племена. Заняв сначала Или-Иртышское междуречье (в середине и второй половин е XIII в.), они затем стали продвигаться к Центральному Тянь-Шаню. Эти передвижения автор объясняет военно-политическими событиями, в особенности вторжениями враж еских войск. Первоначально продвижение к Тянь-Шаню происходило мелкими группами, которые перемешивались с прочим монгольско-тюркским населением. В послетимуровское время (XV в.) переселение на Тянь-Шань приоб рело массовый характер. Распространение названных племен по Тянь-Шаню (XIII–XV вв.) совпало, по мнению автора, с началом процесса сложения киргизской народ ности.

Эта гипотеза происхождения современных киргизов до последнего времени не была предметом серьезного рас смотрения в научной печати. Исключение составляет ста тья киргизского ученого О. Караева. Краткая оценка неко торых взглядов К. И. Петрова содержится в обобщающей работе автора-«Киргизы». Отдельные этногенетические построения К. И. Петрова оказались полностью опроверг нутыми.

Основные положения гипотезы К. И. Петрова покоятся на более или менее обоснованных предположениях, на весьма спорных, во многом произвольных толкованиях им исторических источников. Тем не менее К. И. Петров очень часто оперирует своими гипотетическими построениями как вполне обоснованными научными доказательствами, уста новленными историческими фактами. Названная статья О. Караева явилась первой попыткой рассмотрения одной из работ К. И. Петрова под углом зрения правильности использования и толкования некоторых источников, кот орые он привлекает для обоснования своих гипотез. В целом попытка О. Караева заслуживает внимания, хотя некоторые из его возражений автору книги недостаточно убедительно обоснованы, а с отдельными  положениями О. Караева трудно согла ситься.

Я вынужден пока воздержаться от развернутой критики гипотезы К. И. Петрова, ибо она потребовала бы слишком много места. Приводимые в данной работе этнографические данные, многие из которых не укладываются в схему, принятую К. И. Петровым, сами по себе являютс я в достаточной мере обоснованными возражениями против ряда главных положений его гипотезы. Что касает ся исторической основы этой гипотезы, мы считаем воз можным полностью присоединиться к замечанию В. П. Юдина, которое следует отнести именно к гипотезе К. И. Петрова: «Попытка объяснить появление киргизов на Тянь-Шане прежде всего проникновением их с Алтая и Енисея в притяньшаньские районы в период после мон гольского завоевания, накоплением там значительного-количества собственно киргизских племен и последующим вытеснением ими могулов с Тянь-Шаня и частичной асси миляцией последних остается малоубедительной гипоте зой, так как не подкрепляется достаточным» свидетельствами источников, доказывающи ми, что процесс имел именно такой характер и последо вательность».

Автор данного труда не стремится пересмотреть или полностью отвергнуть всю гипотезу К. И. Петрова, которая получила признание у некоторых историков Киргизии хотя он и не скрывает своего критического отношения к ряду основных положений этой гипотезы.

Следует лишь подчеркнуть, что в вышедших в 1960– 1963 гг. в свет нескольких работах К. И. Петрова были приняты полностью или частично, в отдельных случаях повторены, в других развиты некоторые важные идеи и построения, выдвинутые участниками упоминавшейся научной сессии, посвященной этногенезу киргизского народа, в том числе и автором настоящего труда, в теч ение 1947–1959 гг. разрабатывавшего различные вопр о сы этнической истории киргизской народности (основные ре зультаты этих исследований были изложены в отдельных  статьях  и  докладах,  опубликованных  в  1954– 1960 гг., частично в работах, напечатанных в 1961–1963 гг.).

Поэтому работы К. И. Петрова включают в себя и та кие положения по вопросам сложения киргизской народн ости и ее этнической истории, которые в общем сходны – с рядом высказываний и выводов его предшественников, а в значительной мере прямо опираются на труды некоторых участников Киргизской археолого-этнографической экспедиции и упомянутой сессии, особенно в отношении этнографических изысканий.

Приходится признать, что решения вопросов этнической истории киргизов, предложенные авторами названных выше гипотез и теорий, имеют однолинейный характер. Согласно гипотезе А. Н. Бернштама, в передвижении на Тянь-Шань участвовали прежде всего енисейские киргизы. Картина передвижения этих киргизов на Тянь-Шань представлялась достаточно отчетливо, хотя аргумен тация автора была далеко не во всем убедительной. В то же время гипотеза К. И. Петрова о передвижении некоей условной группы кимакско-киргизских племен, в котором имелись и «приливы» и «отливы», рисует нам чрезвычай но сложную картину этнического процесса. При этом ав тор стремится во что бы то ни стало «уложить» этнические процессы в рамки политических событий, рассматривает их преимущественно через призму политической истории, вольно или невольно «подгоняет» факты этнической истории к истории политической. Но этническая история – это совокупность явлений социальных, экономических и других, а также процессов, затрагивающих культурные, бытовые и этнические традиции. Она не может быть сведена главным образом к миграциям, вызванным политическими событиями и военными столкновениями. Такой прием едва ли можно признать правильным с методологической точки зрения.

К тому же К. И. Петров не придает должного значен ия и такому фактору, как этническая территория. Между тем обширные пространства, занимаемые горными хребтами Тянь-Шаня и Памиро-Алая, отчасти и Саяно-Алтая и Куэнь-Луня, с прилегающими к ним горными областями, в разное время были освоены различными племенами. Расположенные на этих пространствах пастбища, кочевые пути, охотничьи угодья, пахотные земли вместе с разброс анными здесь стойбищами и поселениями, должны быть с полным основанием признаны той этнической тер риторией, с которой было связано формирование племен, вошедших впоследствии в состав киргизской народности, и сложение самой народности. Едва ли можно рассматривать этногенез киргизов, их этническую историю вне устойчивой в определенные периоды этнической территории, хотя подвижность кочевых племен, из которых складывалась киргизская народность, и превратности их военно-политических судеб могли иногда суживать или расширять, либо как бы «размывать» границы их этнической территории.

Мне представляются крайностями как суждения тех, кто стремится утверждать глубокую автохтонность киргизов, так и взгляды тех, кто сводит этногенез киргизов к переселению каких-то «потоков» или «массивов» киргиз ских племен с весьма отдаленных территорий на Тянь-Шань.

В действительности, киргизская народность сложилась в результате тесных этнических взаимосвязей местного и пришлого населения, а ее этническая история едва ли могла иметь тот чрезмерно усложненный характер, какой ей придает в своих работах К. И. Петров. Главной ее особенностью была, если можно так выразиться, ее «многогранность». Этническая история киргизов складывалась в многообразных связях с этническими процессами, протекавшими в Центральной Азии, Южной Сибири, Сред ней Азии, на степных просторах современного Казахстан а; она не может рассматриваться без учета этих связей.

Именно поэтому решение многих вопросов, возникаю щих при анализе движущих сил и этапов этнической истории киргизской народности, вряд ли сможет быть найдено, если его искать на пути передвижения в течение ряда столетий какого-то единого «массива-потока» тюркоязычных племен «Енисейско-Иртышского междуречья», который представлял собой чуть ли не вполне уже сложившуюся киргизскую этническую общность.

К сказанному следует добавить, что если уже давно стала очевидной невозможность отождествления енисейских и тянь-шаньских киргизов, то столь же очевидна не обоснованность полного отрицания некоторых этногенетических связей между ними, которые обнаруживаются при более тщательном рассмотрении данных археологии, исто рии, языка и этнографии.

Процесс формирования племен, образовавших киргизскую народность, протекал в течение длительного времени на огромной территории. Большинство современных исс ледователей пришли к выводу о том, что предки киргиз ских племен были связаны своим происхождением с древн ейшими племенными союзами саков и усуней, динлинов и гуннов.

При рассмотрении этнической истории киргизского на рода и проблемы его этногенеза возникают вопросы, от веты на которые призвана дать и этнографическая наука. К ним относятся, в частности, такие вопросы: каковы те этнические компоненты, из которых сложилась киргизская народность; на какой территории происходило формиро вание этих этнических компонентов и сложение самой киргизской народности; какова последовательность их включения в состав киргизской народности, их «удельный вес» и др.

К сожалению, некоторые историки недоучитывали пока зания этнографических источников, а отдельные авторы просто обходили эти источники. Это приводит к известно му объединению фактической стороны исследований, к некоторой односторонности и к появлению малообосно ванных, поспешных и спорных гипотез, построений и кон цепций. Правда, возможности этнографии в известной мере ограничены, прежде всего – хронологическими рам ками. Однако при правильном и внимательном использо вании даже относительно поздних этнографических ма териалов, при строго научном к ним подходе они могут пролить свет и на более ранние периоды этнической истории.

Казалось бы, при исследовании вопроса о формировании киргизской народности следует прежде всего выявлять те конкретные этнические компоненты, из которых она сложилась. Между тем во многих работах до недавн его времени говорилось о киргизах вообще, о переселе нии или передвижении всех киргизов. Теперь уже при знается, что изучение этнической истории киргизов, как и любой другой народности, может быть успешным только при условии, если будет установлено происхождение ос новных компонентов, вошедших в их состав. По отношен ию к киргизам это особенно важно, так как хронологич еские и географические координаты, связанные с их именем, исключительно широки.

Для правильного понимания этнических процессов, приведших к образованию киргизской народности, известное значение имеет та или иная трактовка вопроса о самом этнониме «кыргыз». Не касаясь здесь истории и этимологии этого этнонима и связанного с киргизами этн онима «бурут», следует лишь высказать несколько сообр ажений об этническом его содержании. Вряд ли можно признать допустимым (как это делали раньше, а иногда делают и теперь некоторые исследователи) свободн ое обращение с этнонимом «кыргыз» как с имеющим одинаковое этническое содержание на протяжении всего его существования.

Самая большая трудность при решении этого вопроса состоит в том, что носители этнонима «кыргыз» (по край ней мере в XVI–XVII вв.) жили одновременно в Южной Сибири, Восточном Туркестане, на Тянь-Шане,

Памиро-Алае, в Средней Азии и казахских степях, в Приуралье (среди башкир), т. е. на весьма отдаленных друг от друга территориях. Уже этот факт свидетельствует, что этническая история киргизов представляла собой длительный многогранный процесс, тесно связанный с историей формирования многих других племен и народов как Средней и Центральной Азии, так и сопредельных об ластей. Взятое само по себе, в отрыве от конкретного этнического содержания, вне окружающей этнокультурной среды и без учета хронологии, название народности едва ли может послужить отправным пунктом для глубоких изысканий. Исследователи уже не раз отмечали, что сам факт наличия одинаково звучащих этнонимов на чрезвычайно удаленных друг от друга территориях еще не служит достаточно веским доводом в пользу утверждения об общности происхождения их носителей.

Вопрос об отношении современных киргизов Тянь-Шаня и Памиро-Алая к киргизам так называемой киргизской государственности IX–X вв., как и вопрос об эпохе фор мирования киргизской народности, относится к числу тех наиболее сложных вопросов, по которым до сих пор прод олжаются споры и ведутся дискуссии, существуют прот ивоположные точки зрения. Попытки установления пря молинейной связи между киргизами Тянь-Шаня и Памир о-Алая, с одной стороны, и киргизами Енисея – с другой, основанные главным образом на совпадении имени тех и других, не принесли какого-либо существенного результа та, не стали базой для научного решения проблемы про исхождения киргизского народа. Однако в ряде работ до недавнего времени этноним «кыргыз» вместе с его носи телями рассматривался как нечто перемещающееся в не изменном виде как во времени, так и в пространстве. К киргизам VII–VIII вв., равно как и к киргизам XVIII– XIX вв., подходили как к однородному этническому коллективу, единой этнической общности. Недостаточно учитывались уровни развития производительных сил, разные политические условия, иная географическая среда, иные производственные отношения, различное этническое окружение, когда речь шла о киргизах на Енисее и киргизах на Тянь-Шане.

Но как же все-таки объяснить тот факт, что имя «кыр гыз» с верховьев Енисея «переместилось» далеко на юго-запад, вплоть до Ура-Тюбе, до Афганского Бадахшана? И что скрывалось под этим именем в конце I тысячелетия нашей эры: политический союз, административно-террито риальное или военно-кочевое объединение племен, или сложившаяся народность со своим самоназванием? Если даже полностью довериться источникам, говорящим о су ществовании в ту пору (в IX–X вв.) киргизской государ ственности, то и в этом случае ее нужно отнести к госу дарственности раннефеодального типа, где еще господствовали племенные традиции. Племена, входившие в состав этого объединения-государства, не могли не сохран ять свои этнонимы, свое племенное самосознание. Поэтом у трудно согласиться с мнением некоторых ученых о том, что уже в IX–X вв. существовала вполне сложившаяся народность с самоназванием «кыргыз». Для воз никновения народности в то время еще не созрели объективные условия, социально-экономическое развитие еще не успело достигнуть того уровня, при котором могла бы сложиться самостоятельная народность. Хорошо извес тно, что сложение едва ли не всех тюркоязычных народ ностей Средней Азии и Казахстана очень близко совпада ло по времени. Нет оснований предполагать, что киргизы составляли в этом отношении какое-то исключение, хотя сложение киргизской народности несомненно обладало чертами своеобразия.

Однако, не допускаем ли мы ошибки, признавая, что название «кыргыз» всегда было равнозначно этнониму? Ни рунические надписи, ни свидетельства Махмуда Кашгарского в его «Диване», ни «Сборник летописей» Рашид-ад-Дина, ни другие источники не содержат убедительных доказательств в пользу того, что термин «кыргыз» был этнонимом. Совершенно прав В. П. Юдин, когда он пишет: «По-видимому, при объяснении происхождения киргизског о народа следует отказаться от стремления следовать за термином, что уже является в основном принятой точкой зрения в отношении казахов».

Вероятно, с формированием киргизской народности как определенного исторического этапа этнической общности дело обстояло значительно сложнее. Никто не «перенимал» название «кыргыз», оно лишь постепенно, в ходе исторического развития, в процессе формирования самого киргизского этноса утверждалось как этническое самоназ вание. Совсем не так уж далеко ушло время, когда к самон азванию «кыргыз» обязательно прилагалось название племени, к которому относило себя то или иное лицо.

В начале XX в. даже далеко заброшенные в горы Куэнь-Луня, оторванные от основной массы киргизов мелкие группы, называвшие себя кыпчаками, одновременн о осознавали себя как киргизы. Следовательно, этничес кое самосознание уже успело упрочиться. Можно полаг ать, что и в отдаленном прошлом целый ряд племенных групп, по различным причинам и в разное время оторвав шихся от своего «ядра», сохраняли отчетливое представл ение о своем политическом единстве и вместе с тем удер живали и свое общее наименование, и свои племенные имена.

Имя «кыргыз» на более ранних этапах истории, в осо бенности в эпоху весьма преувеличенного киргизского «великодержавия», имело, на наш взгляд, не столько этническое, сколько политическое содержание. Оно распространялось на группы племен различного происх ождения, жившие не только в Минусинской котловине и в пределах Саяно-Алтая, но и значительно южнее и юго-западнее, на территории Джунгарии и частично Восточ ного Туркестана. Источники X в. уверенно говорят о южн ой границе киргизов, проходившей через Восточный Тур кестан. Следовательно, часть племен центральноазиатского происхождения, которых соседи называли киргизами (самоназвания этих племен неизвестны), проживала по близости от современной территории расселения киргизов, а кое-где эти территории и совпадали.

Едва ли необходимо говорить о переселении какого-либо крупного массива киргизов с Енисея, если некоторой части киргизских племен достаточно было передвинуться на несколько сот километров с северо-востока и востока на Западный Тянь-Шань, а затем и южнее, чтобы оказаться на территории расселения современных киргизов. Имеющиеся в распоряжении исследователей материалы дают основание предположить, что на территорию современного Киргизстана пришли преимущественно не киргизы, жившие на Енисее, а некоторые, главным образом тюркоязычные, племена, проживавшие ранее в пределах Восточного Притяньшанья, отчасти Прииртышья и Алтая. Для многих из них название «кыргыз» было вначале не этнонимом, а названием того политического союза, к которому они принадлежали.

Подходя к этому сложному вопросу диалектически, следует сказать, что если до X–XI вв. географическое распространение имени «кыргыз» было значительно шире того этнического ядра, для которого это имя было этническим самоназванием, то после X–XI вв., наоборот, круг племен, вовлеченных в процесс киргизского этногенеза, был значительно шире той территории, к которой непосредственно был привязан этноним «кыргыз». Ошибка некоторых исследователей состояла в том, что они искали киргизов только там, где встречалось собственное имя «кыргыз». Оно словно обладало магической силой, которая заставляла исследователей послушно следовать за ним. Этнические группы, которые были за пределами это го названия, рассматривались как не имеющие отношения к киргизскому этногенезу.

Теперь уже совершенно очевидно, что к решению этой проблемы нужно подходить конкретно-исторически, т. е. с учетом всех тех племен и этнических групп, которые мо гли принять участие в образовании киргизской народности. Но для образования самой киргизской народности требовался ряд условий: а) наличие относительно устойчивой территории, в достаточной мере обеспечивающей сношение племен друг с другом; б) наличие господствующего во всех основных племенах общего языка; в) на личие такой системы хозяйства, которая сочетает ведущий хозяйственный уклад с другими формами хозяйственной деятельности; г) близость культурно-бытовых особенно стей, складывавшихся в процессе обмена и культурно-исторического взаимодействия и способствующих известн ому тяготению друг к другу отдельных племен в конкрет ной исторической обстановке; д) наличие сходных черт в идеологических воззрениях и элементов общности куль та; е) наличие социально-политических факторов, объеди няющих группу данных племен в союз или конфедерацию на почве их отношений с другими соседними народами и племенами; ж) сознание принадлежности к новой, более широкой этнической общности – народности.

Все эти условия имелись налицо. У племен, образовавших киргизскую народность, уже в средние века была общая территория, существовал единый язык (с племенным и диалектами). У всех этих племен уже складывалось общее этническое самосознание. Они вели кочевой образ жизни, занимались скотоводством и охотой и жили в ус ловиях патриархально-родового быта и патриархально-феодальных общественных отношений; у них сложился общий тип культуры, хотя и сохранявший локальные и племенные особенности. Из племенных эпосов начал фор мироваться единый общенародный эпический памятник «Манас». Наконец, возникшие агрессивные устремления ойратских феодалов способствовали сплочению близких территориально и в значительной мере родственных пле мен в единое социально-политическое целое.

Названные выше условия, хотя каждое и в различной степени, в конечном итоге обеспечили образование киргизской народности. Начало этого сложного процесса можно отнести примерно к XIV–XV вв., но наиболее интенсивно он шел, несомненно, в XVI–XVII вв. Завершение процесс а формирования киргизской народности по всем призна кам происходило в XVIII в., хотя в отдельных районах этот процесс частично еще продолжался и позднее. Во всяком случае в период, предшествовавший присоединен ию Киргизии к России, киргизы представляли собой уже вполне сложившуюся крупную народность.

Комплекс этнографических данных, в частности показаний этнонимики и народных преданий (генеалогических и исторических), как имеющихся в литературе, так и в особенности собранных этнографическим отрядом Кир гизской археолого-этнографической экспедиции 1953–1955 г., дополненных свидетельствами исторических источ ников, позволяет с довольно большой долей точности отв етить на вопрос об основных этнических компонентах, формировавших киргизскую народность в том ее облике, который предстает перед нами в XVI–XIX вв.

Численность киргизов, проживающих на территории трех государств, составляет свыше 1500 тыс. человек. Ос новная их масса населяет территорию СССР, где их на считывается 1452 тыс. человек (1970 г.), в Китайской Народной Республике – 71 тыс. человек (1953 г.) и в Афганистане- до 15 тыс. человек. В пределах СССР 88,5% киргизского населения (1285 тыс. человек) сосредоточ ено в Киргизской ССР. В Узбекской и Таджикской ССР живет 146 тыс. человек, остальные в небольших количест вах в других республиках. Подавляющее большинство киргизов в КНР проживает в Синьцзян-Уйгурском автон омном районе, причем около 50 тыс. – в Киргизском автономном округе Кызыл-Суу. Группы киргизов Афган истана кочуют на Большом и Малом Памирах и на скло нах Гиндукуша.

Таким образом, ареал распространения киргизов – от северных предгорий Тянь-Шаня и до отрогов Куэнь-Луня и Гидукуша на юге, от оазиса Куча на востоке и до западных склонов Туркестанского хребта – весьма об ширен.

Этнический состав киргизской народности тесно связан с существовавшей ранее системой родоплеменного де ления.

Ценные сведения о родоплеменном составе киргизов, отражающие, несомненно, собственные воззрения народа, содержатся в китайских источниках XVIII в. Они расс мотрены в работах И. Бичурина, А. Н. Бернштама, А.А. Кондратьева. Их дополняют сведения русского автора XVIII в. И. Г. Андреева. Подробные данные о родоплеменном делении киргизов собрал во время своих путешествий Чокан Валиханов. Крупный вклад в изучение этнического состава киргизов внесли труды М. Венюкова, В. В. Радлова и Н. А. Аристова. Обзор родоплеменно го деления памиро-ферганских киргизов содержат работы Н. Ф. Ситняковского. Соответствующие сведения о киргизах Восточного Туркестана приводит Корнилов. В опубликованных в советское время работах В. Н. Дублицкого,

Г. Е. Грумм-Гржимайло, А. С. Сыдыкова, С. И. Иль ясова, Б. Д. Джамгерчинова, Б. М. Юнусалиева при водятся данные, дополняющие ранее известные, а также новые сведения по рассматриваемому вопросу.

Новым источником явились полевые материалы, собранные во время работ Киргизской археолого-этнографической экспедиции в 1953–1955 гг. в районах Кирги зии: северных -С. М. Абрамзоном и южных – С. М. Абрамзоном и Я. Р. Винниковым. Благодаря собранным в разное время сведениям появилась также возможность рассмотреть родоплеменное деление киргизов, населяющих Синьцзян-Уйгурский авт. р-н КНР.

При изучении А. Т. Тагирджановым и В. А. Ромодиным находящихся в Ленинградских архивохранилищах списков сочинения на таджикском языке Сейф ад-дина Ахсиканти «Собрание историй» («Маджму ат-Таварих»), написанного в XVI в., выявлены новые ценные данные о родоплеменной структуре киргизов, которые служат доказательством глубокой традиционности их генеалогических представлений.

Имеющиеся обильные свидетельства позволили полностью, с большой детальностью реконструировать сложную и в то же время довольно гибкую систему родоплеменного деления, охватывавшую все группы киргизов на территории их расселения. Несмотря на существование многочисленных вариантов генеалогических преданий, ка сающихся тех или иных элементов общей схемы, тех или иных легендарных предков или структуры отдельных пле мен, родоплеменное устройство киргизов предстает перед нами в целом как единая и стройная всеобъемлющая система.

Сличение сведений, содержащихся в упомянутой руко писи XVI в., с собранными нами генеалогическими преда ниями позволяет установить, что не менее половины ле гендарных предков киргизов, названных в рукописи, предс тавлено и в бытующих еще теперь генеалогиях. Среди этих предков (по нисходящей линии) Аналхак, Арслан-бий, Мары-бий, Шукур-бий, Сангин-бий, Сары-бий, Домбур (Домбул), Долон-бий, Ак уул. Большинство генеалогических преданий нашего времени выводит происхождение основных киргизских племен от Долона и его сыновей Ак уула (Агул, Абыл) и Куу уула (Куул, Кугул, Кабыл).

Уже в XVI в., как и в более позднее время, киргизские племена делились на правое крыло (он) и левое крыло (сол). Но если в XVI в. правое крыло подразделялось па группу отуз уул (тридцать сыновей) и группу племен – потомков Булгачи, то в более близкое к нам время под названием «отуз уул» большинство киргизов объединяло оба крыла – и правое и левое, группа же племен – потомков Булгачи, к которой причислялись уже и другие племена, получила название ичкилик. Киргизы, живущие в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не КНР, представляют себе родоплеменную структуру несколько иначе. К левому крылу они относят всю группу отуз уул, а к правому – всю группу ичкилик.

В составе правого крыла тянь-шаньские киргизы выделяют три ветви: тагай, адигине и мунгуш. К первой из них относят следующие племена: сары багыш, бугу, солто, тынымсейит, саяк, чекирсаяк, жедигер, черик, азык, багыш, моңолдор, баарын, суу мурун. Ветвь адигине вклю чала в себя племена жору, бёрю, баргы, кара багыш, сарттар. Ветвь муңгуш состояла из двух подразделений – жагалмай и кош тамга, которые в свою очередь распадал ись на некоторое число племен. Особняком стояло племя коңурат.

К левому крылу принято было относить следующие племена: кушчу (кутчу), саруу, мундуз, жетиген, кытай, басыз, тёбёй и чоң багыш.

В третью группировку киргизов, известную под именем ичкилик, включали племена кыпчак, найман, тейит, кесек, жоо кесек, каңды, бостон, нойгут, тёёлёс (дёёлёс), авагат (ават). Иногда в ее составе выделяли еще группу кыдырша. Без достаточных оснований в нескольких случаях самостоятельное значение в составе группировки ичкилик было придано группе оргу.

Отчетливость родоплеменной структуры у киргизов, выступающая в упомянутом ранее источнике («Маджму ат-Таварих»), дает основание утверждать, что этнический состав киргизской народности успел к XVI в. стабилизироваться, а это не могло произойти далеко за пределами той территории, на которой мы застаем киргизов в XVI в. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что большинство тюркоязычных племен, на базе которых складывалась киргизская народность, не переселялись откуда-то издалека, а проходили некоторые этапы своего формирования здесь же, на территории современного местообитания киргизов или близко примыкавших к ней областей. О том, что киргизы проживали в пределах Семиречья, и в частности в долине р. Чу, уже в XV в., убедительно свидетельствуют игнорированные другими исследователями данные, приводимые на основании изучения источников узбекским ученым Б. Ахмедовым.

Отрицание факта существования на Тянь-Шане этнической общности под именем «кыргыз» уже в XV в., а, возможно, и раньше, становится в свете достоверных исто рических данных все более трудным для тех, кто сводит этническую историю современных киргизов к их массово му переселению на Тянь-Шань. Уместно в этой связи по ставить вопрос и о содержании самого понятия «Тянь-Шань». Нередко различие точек зрения на этнические процессы, связанные со сложением киргизской народности, является результатом нечеткости и разнобоя в термино логии, причем это касается и этнических, и социальных, и географических понятий. Это полностью относится и к понятию «Тянь-Шань». Нередко, когда говорят и пишут о тянь-шаньских киргизах, имеют в виду только терри торию современной Киргизии. Это, конечно, приводит к существенным искажениям в трактовке фактов этнической истории киргизов. Между тем известно, что Тянь-Шань, как горная система, уходит далеко на восток за пределы современного Киргизстана. И если рассматривать Тянь-Шань в целом, как географическое понятие, то ряд спор ных вопросов отпадает сам собой.

Кроме названных выше, в этническом составе киргиз ов были представлены некоторые компоненты смешанного или инородного происхождения. К их числу относят кюркюрёё, кюрён, калча, кельдике, калмак, сарт-калмак, калмак-кыргыз, чала-казак и др. Большая часть этнографической группы сарт-калмыков (сарт-калмак) – около 2,5 тыс. человек (1959 г.) – проживает в селениях Бёрюбаш и Чельпек близ г. Пржевальска (Прииссыккулье), где они окончательно посели лись в 80-х годах XIX в. Эта часть сарт-калмыков являет ся смешанной по своему составу. В нее входят и потомки некоторых киргизских групп. Несколько сот сарт-калмыков живут в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не КНР, в уезде Монгол-Курэ (Чжаосу), среди киргизов и казахов. И. те, и другие сарт-калмыки по религии – мусульмане, давно уже двуязычны, длительное время живя с киргизами, стал и причислять себя к последним.

В уезде Дёрбёльджюн Эмельгольского Монгольского авт. округа Синьцзян-Уйгурского авт. р-на представлена очень своеобразная группа калмак-киргизов, насчитывающая около 1000 человек. В ее состав входят киргизы, относящие себя по происхождению к племенам сары багыш, мундуз, баарын, а также в небольшом числе ханьцы, тувинцы (группа кёкмончок), казахи. По своему быту эта группа близка к монголам, исповедует ламаизм, говорят же они на казахском языке, в котором сохраняются элементы киргизского. Ламы и старики знают монгольский язык. Они утверждают, что пришли сюда из «Ала-Тоо» около 300 лет назад. Калмак-киргизы считают себя теперь киргизами, хотя некоторые помнят, что их предки не были киргизами. Не исключено, что основу этой группы составили потомки части киргизов, насильственно уведенных джунгарами из Сибири в начале XVIII в.

В пределах Киргизской ССР проживает несколько групп, именуемых чала-казаками, но причисляющих себя к киргизам. Одна из них живет в западной части г. Фрун зе, на территории бывшего селения Кызыл-Аскер, две друг ие в Таласской долине. В состав этих групп входят как выходцы из некоторых киргизских племен (солто, монолдор и др.), так и представители других национальностей: узбеков, казахов, уйгуров.

Многие наши информаторы связывают с киргизами происхождение этнографической группы долонов (или доланов), живущих в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не КНР и ныне по языку и образу жизни почти не отличающихся от уйгуров. По их утверждению, сами долоны признают, что по происхождению они – киргизы. Отмечают, что долоны по физическому типу ближе к киргизам, сохраняют некоторые обычаи соседних киргизов: скачки с козлом, конские скачки и др. Хотя В. П. Юдин и высказывает предположение о происхождении долонов от могулов, а также склонен принять отождествление Э. Р. Тенишевым этнонима «долан» с монгольским числительным «семь» – долон, это не противоречит возможным этногенетическим связям киргизов с долонами.

Основные родоплеменные группы киргизов СССР и КНР локализуются следующим образом: почти все племе на ветви тагай – в пределах Центрального и отчасти За падного Тянь-Шаня, Чуйской долины и котловины оз. Исс ык-Куль, в бассейне р. Текеса, вдоль южных склонов хр. Кокшаал; племена ветвей адигине и мунгуш – по склонам Ферганского и Алайского хребтов, в восточной части Ферганской котловины и в уезде Улугчат Киргиз ского авт. округа (КНР); племена левого крыла – в до линах рек Таласа и Чаткала и отрогах одноименных хребтов, частично – в предгорьях Ферганского хребта, а также по южным склонам хребта Кокшаал; племена, причисляемые к группе ичкилик – в предгорьях части Алайского и Туркестан-ского хребтов и прилегающих к ним районах Ферганской котловины, в западной части Алайской долины, в восточной части Каратегина и на Восточном Памире, а также в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не КНР; в уездах Ак-Тоо, Улугчат, Таш-Курган, к западу от городов Кашгара, Янги-Гиссара и Яркенда и в уезд е Гума – в предгорьях Куэнь-Луня.

Среди киргизов отчетливо выделялись две группировки, различавшиеся не только по составу входивших в них племен, но и по ряду особенностей их материальной и ду ховной культуры, некоторым обычаям. К первой принадлежит киргизское население северных частей Киргиз ии и Синьцзян-Уйгурского авт. р-на КНР, относившее себя к племенной группе отуз уул, ко второй – киргизское население южных районов Киргизской ССР и приле гающих районов Таджикской ССР и южной части Синь цзянУйгурского авт. р-на КНР, относившее себя к плем енам группы ичкилик, а отчасти и правого крыла группы отуз уул (ветви адигине и мунгуш). Однако образ жизни, связанный с кочевым и полукочевым скотоводством, важнейшие черты культуры и быта были в прошлом общими для обеих группировок, как и этническое самосознание, и язык, несмотря на наличие в нем северокиргизских и южнокиргизских диалектов. Своеобразие, присущее названным крупным группировкам киргизов, вызвано, по всей вероятности, некоторыми различиями в их этнической ис тории. Процесс формирования этнических элементов, составлявших каждую из этих группировок, происходил в какой-то степени обособленно, что не помешало их сплочению в известное время в общий этнический коллектив – киргизскую народность.

Одной из важнейших особенностей этнического состава киргизов следует считать его сложность, пестроту и сме шанность. В этом нельзя не видеть результата еще срав нительно недавно протекавших этнических процессов.

Эта сложность этнического состава привела в свое время таких крупных исследователей, как В. В. Радлов и Н.А.Аристов, к ошибочным выводам о наличии у киргизов особого звена родоплеменной структуры, аналогичного алтайскому «сёёк», понимаемому как кровнородственное объединение. В действительности же среди киргизов подоб ное звено отсутствует. Широкое расселение в прошлом на значительной территории некоторых одноименных племен ных и родовых групп является следствием имевших место социально-политических событий, передвижений, схождений и расхождений различных групп и т. д. Например, в состав е кыдык – одного из основных подразделений племени бугу – имеются мелкие группы самого различного проис хождения: кыпчак, кутчу, тынымсейит, катаган и др. Нал ичие в составе ряда племен мелких включений иноплем енного происхождения, например из среды монолдор, черик, кутчу и др., вовсе не свидетельствует о существо вании так называемых «костей» (сёёк) монолдор, черик и т. д., но служит лишь подтверждением факта большой подвижности этнических групп. В XIX-XX вв. сёёк расс матривался только как родство по браку: имеются в вид у отношения между двумя группами (сёёкчюлюк), равн означные отношениям между сватами (кудалаш).

Для Прииссыккулья, например, должны быть отмечены несомненные и значительные этнические связи с юж нокиргизскими племенными группами и с группами, прож ивающими в долине р. Талас. Так, среди некоторых крупных подразделений племени бугу можно было встрет ить мелкие включения из таких южнокиргизских племен, как тейит, джору, кара багыш и др. Несколько неболь ших групп прииссыккульских мундузцев имеют прямую генетическую связь с относительно крупным южнок-киргизским племенем мундуз. То же самое относится к прожи вающим на побережье Иссык-Куля и в Кочкорской доли не группам кутчу и кытай – выходцам из Таласа.

Целый ряд других небольших групп, вкрапленных в основной массив местного населения Прииссыккулья, оторвался в свое время по разным причинам от групп своих соплеменников, проживающих на других террито риях. К ним относятся, кроме упомянутых, дёёлёс, баарын, керейит. На Тянь-Шане живут мелкие группы кельдике (связывают себя с большим племенем багыш), джетиген, тёбёй и др. История некоторых из этих групп содержит немало ценных деталей, важных для понимания сложных этногенетических процессов. В условиях господства патриархально-феодальных отношений такие мелкие группы довольно часто находились на положении «черни» (букара), жестоко эксплуатировавшейся феодальной верхушкой господствовавших родоплеменных подразделений.

В отношении пестроты этнического состава характерны два крупных племени: сарыбагыш и солто. Среди сарыбагыш наряду с группами казахского происхождения от мечены: группа «сартского» происхождения (чертике), потомки рабов из неизвестных «родов» из Таласа – озюк, чечей, молой и др. В состав племени солто входили выходцы из киргизских племен монолдор, кыпчак, багыш, баргы, сарттар, саяк и др., а также довольно большая группа, состоявшая из мелких «букаринских» родов, известная под именем потомков «семи рабов» (жети кул). Эти роды были поделены как наследство между крупными солтинскими манапами. Состав этих двух племен свидетельствует о том, как тесно переплеталась этническая история с процессами социального развития и классовыми противоречиями.

Имеются показания о генеалогической связи между со бой крупных племен бугу и сары багыш, солто и сары багыш, бугу и саяк в сравнительно поздний исторический период, что свидетельствует об интенсивных контактах, между этими племенами. Это подтверждается и данными о тамгах. Заслуживает внимания древняя тамга жагалмай, распространенная в прошлом прежде всего среди бугинцев и сарыбагышцев; ее наносили не только на лош адей, но и на некоторые предметы (например, на стре мена). Такая же или очень сходная по начертанию тамга и под тем же названием отмечена у племен черик и мон олдор (ветвь тагай), у племен сарттар, баргы и кара багыш (ветвь адигине), у подразделения джагалмай (ветвь мунгуш); тамга такого же или близкого начертан ия была также у племени багыш (ветвь тагай; тамга без названия), у племени бёрю (ветвь адигине; бёрю тамгасы), у племени саяк (ветвь тагай; саяк тамгасы), у племен кыпчак (кыпчак тамга) и конурат (без названия), у подразделения бай согур племени басыз (байсогур тамга).

С одной из разновидностей тамги племени бугу и с аналогичной по форме одной из тамг ветви мунгуш совершенно одинакова тамга племени чекир-саяк под названием кайчы тамга (кайчы – ножницы).

У подразделения племени саруу (левое крыло) ай тамга начертание тамги такое же, как тамги племени бугу носящей название жаа тамга (от жаа – лук), и тамги племени азык, а также тамги племен бугу и сары багыш под упомянутым названием «жагалмай».

Племя солто (ветвь тагай) имело отличную от большинства племен этой ветви тамгу под названием ай тамга (от ай – луна, месяц). Тамга такого же типа и под тем, же названием (известна и под названием наал тамга, от наал – подковка) отмечена у племени сарттар (ветвь адигине), у племени чон багыш (левое крыло), а также у племени дёёлёс (тёёлёс). У последнего (на юге Киргизии) имелось подразделение под тем же названием – ай тамга.

Тамга племени кушчу (левое крыло), в виде кружка, повторяется у ветви мунгуш и у подразделения теңизбай племени джору (ветвь адигине).

Из других совпадений начертаний, а нередко и названий, тамга отметим следующие: керки тамга (от керки —тесло) представлена у племени саяк и у подразделений керки тамга племени басыз; босого тамга (от босого – дверная рама, дверная коробка) – у племен кара багынь и баарын, у подразделения белёк чал племени саруу и у племени кыдырша; ача тамга (от ача – развилина) – у племени мундуз (левое крыло), подразделения алакчын племени саруу, и в таком же начертании у ветви мунгуш; одинаковы тамги у племени бёрю (одна из тамг, без названия) и у подразделения оготур племени саруу (под, названием кёёкёр тамга, от кёёкёр – кожаная фляга для кумыса) и др.

Если в ряде случаев можно предполагать совпадение- начертаний тамг, не обусловленное этногенетическими связями, то большая группа тамг, представленных у ветвей и основных племен правого крыла (бугу, сары багыш, багыш, кара багыш, черик, монолдор, баргы, сарттар, бёрю, саяк, чекир-саяк, азык, джагалмай и др.), с полной: очевидностью подтверждает этногенетическое родство этих племен. Более пеструю картину являют собой тамги, относящиеся к племенам левого крыла, что не может не свидетельствовать о его весьма смешанном составе.

Благодаря опубликованному Ю. А. Зуевым переводу извлечения из сочинения VIII-X вв. «Танхуйяо» появил ась возможность сопоставить тамги древнетюркских плем ен с тамгами киргизов. В таблице тамг, накладывавших ся на лошадей различных племен, имеются тамги, начер тания которых либо совпадают с киргизскими, либо близки к ним. Наибольший интерес вызывает тот факт, что тамга племени цзе-гу (киргут, т. е. древних кыргызов) идентична тамге (джагалмай тамга и джаа тамга), расп ространенной у крупнейших в прошлом киргиз-ских плем ен правого крыла: бугу, сары багыш, черик, монолдор, азык, а также у части подразделений племени саруу ле вого крыла. Примечательно, что приведенная Н. Г. Маллицким «кара-киргизская» (т. е. общекиргизская) тамга имеет сходное начертание с тамгой цзе-гу. Древняя тамга племени пугу в виде круга до сих пор известна старикам как тамга киргизских ветвей адигине и мунгуш и племени кушчу. Тамги древних племен хуй-гэ (уйгур), чэ-ли (че рик) и хунь (кун) близки по начертанию к тамгам киргиз ских племен тёёлёс (дёёлёс), мундуз и солто. Изображен ие тамги племени а-ши-на имеет аналогию с одной из тамг у ветви адигине. Могут быть сопоставлены и тамги древнего племени цзюй-ло-бо (курабор; ср. киргизский этноним кара боор) с тамгами киргизских племен тёёлёс, саруу и с одной из тамг ветви адигине. Некоторые из при веденных сопоставлений заслуживают самого пристального внимания, поскольку они позволяют протянуть нити этнических связей от самого недавнего к глубокому прошлому.

* * *

Благодаря имеющимся ныне материалам в некоторых случаях оказывается возможным уловить отголоски более раннего периода этнической истории киргизов, вплоть до XVI–XVII вв. К ним относятся данные о широких этни ческих связях киргизов с казахскими, узбекскими и ойратскими племенами. Группами казахского происхождения местное население называет в составе племени сары баг ыш – абыла, сабыр и чагалдак, в составе племени бугу – группу отуз уул и др. С другой стороны, имеются многократные указания на связь с киргизами некоторых казахских этнических групп, что подтверждает данные, приведенные в работах Н. А. Аристова. Группами узбекского происхождения среди бугинцев считают такабай уулу, торгой; среди сары-багышцев – жумаш уулу. В ряде случаев зарегистрированы поколения ойратского (кал мыцкого) происхождения: группы жээренбай, чюрюм, кызыл сакал среди бугинцев; калмакы среди сары-багышцев, суумурунцев, адигине и др. Все названные и другие мелкие группы различного происхождения были в свое время ассимилированы теми или иными киргизскими племенами, и об их ином этническом прошлом сохранились лишь воспоминания среди стариков – хранителей генеалогических преданий.

Смешанный характер некоторых групп хорошо прослеживается на примере группы джети кул (семь рабов) в составе племени сары багыш. В нее вошли потомки чет ырех выходцев из калмыков, одного выходца из племени кутчу, одного – из племени монолдор и одного – из плем ени мундуз. Образовавшись вначале как социальная группа (из рабов феодала Эсенгула), группа джети кул приобрела впоследствии черты этнической общности.

Следует отметить, что длительные связи с ойратскими племенами оставили глубокие следы не только в этническом составе киргизов и ойратов, но и в многочисленных преданиях, некоторых обычаях, тамгах и т. п.

Эти факты в совокупности с приведенными ранее данными свидетельствуют о том, что в прошлом существов али непрерывные и интенсивные этнические связи как между самими киргизскими племенами, так и между кир гизами и другими тюркоязычными и монголоязычными племенами, проживавшими в прилегающих районах Во сточного Туркестана, с одной стороны, и в районах Во сточной Ферганы, объединяемых общим термином «Андиж ан», – с другой. Территория Джунгарии и Восточного Туркестана, Южного Семиречья, Ферганы и Алая пред ставляется в прошлом единым гигантским котлом, в кот ором происходил длительный процесс кристаллизации тех этнических компонентов, которые образовали в кон ечном итоге киргизскую народность. Подтверждение этому можно найти во многих рассматриваемых далее явлениях.

В памяти стариков отложились, как было указано, события относительно далекого прошлого. Так, в преда нии о происхождении группы джетиген (Куланакский р-н, ТяньШань) фигурируют имена как Эдиге, так и Токтомышкана (Тохтамыш) и Баракана (Борак-хан), что указ ывает на связь этого предания с событиями первой трети XV в., захватывавшими и Могулистан. Кстати, племени джетиген приписывается «ногайское» происхождение. Любопытно, что в предании упоминается и жестокая эпиде мия, охватившая страну после убийства Бараканом трех сыновей Эдиге (известно, что в Дешт-и Кипчаке в 1428–1430 гг. свирепствовала чума).

В одной из распространенных легенд о предках киргизов фигурирует пришелец Даир, отправившийся затем к казахам и ставший родоначальником казахской группы джалаир (по другому варианту – албан). Это имя вполне согласуется с исторической личностью – казахским ханом Тахиром, стоявшим в течение некоторого времени, в 20-х годах XVI в., во главе могулистанских киргизов.

Ряд показаний в преданиях и легендах уходит в XVIIв. Наиболее ярким из них следует считать рассказ о походе киргизов на запад во главе с ханом Кудаяном; этот поход рассказчики связывают с голодным, тяжелым для киргизов временем, когда «казахи доили березу, а киргизы ушли в Гиссар и Куляб» (казак кайын саап, кыргыз ысар-кёлёпкё кетти). Любопытно, что в некоторых легендах поход во главе с Кудаяном характеризуется как набег на народ, называемый «каратегин». Как известно, крупное передвижение киргизов через Каратегин в Гис сар (в количестве 12 тыс. семей) произошло в 1635–1636 гг.

Сложность этнического состава некоторых групп киргизов и известная условность вхождения в них тех или иных элементов может быть раскрыта на примере группировки ичкилик. Большая часть племен, обычно включаемых в ее состав, указывает на Восточный Туркестан как на свою древнюю родину. Источники XVI–XVII вв. упоминают некоторые из них среди киргизских племен, населявших в это время Восточное Притяньшанье. Появление основного ядра ичкиликов на территории Средней Азии, очевидно, относится также к XVI–XVII вв., хотя некоторые из племен передвинулись сюда позднее. Например, племя нойгут еще в XVIII в. было расселено в Восточном Туркестане. Ныне, за небольшим исключением, потомки нойгутов живут в южной части Ошской обл. Кир гизской ССР.

Придя на территорию Средней Азии, киргизские пле мена, причисляемые к группе ичкилик, вступили в тесный контакт с обитавшими здесь ранее значительными этни ческими группами местного тюркоязычного населения и впитали в себя часть этих групп. Прямое доказательство этому мы находим в мемуарах султана Бабура («Бабур-намэ»). Касаясь ряда явлений, связанных с социально-экономическим положением в Фергане, Бабур отмечает, что в горах между Ферганой и Кашгаром кочует большое племя скотоводов, состоящее из нескольких тысяч семей. Называя горы, в которых кочевало это племя, труднод оступными, он указывает, что кочевники имеют много лошадей и овец, а вместо быков они разводят кутасов (яков), которых у них также много.

В данном случае имеется очень важный этнографический признак, а именно – яководство, который может быть связан только с киргизами. В Средней Азии неизвестно ни одной народности, кроме киргизов, у которой разведение яков являлось бы одним из основных занятий. Название племени, которое приводит Бабур, читается по-разному: чакрак, чограк, чагрек, чегерак. Мною установ лено, что среди южнокиргизского населения, относящего себя по происхождению к племенам тейит, нойгут и бостон, до сих пор сохранились небольшие группы, удер жавшие этноним чогорок. Все это дает основание пола гать, что названное Бабуром племя вошло в состав ич киликов.

Не все племена, которые принято было относить к ичкиликам, признают это объединяющее их название. По своему происхождению они различны. Включение их в данную группировку происходило в разное время. Не слу чайно из известных в XIX–XX вв. под названием «ички лик» десяти основных племен в сочинении «Маджму ат-Таварих» в качестве потомков Булгачи названы только пять, причем отсутствует такое крупное племя, как кесек, а также и племена кыпчак, найман и др. Однако наблюд ающееся сходство культурно-бытовых особенностей и диалектов основных племен этой своеобразной группы сви детельствует о пережитых ими общих этапах этнической и социально-политической истории. В то же время этно графические черты, свойственные в прошлом отдельным племенам этой группы, которые отмечались рядом иссле дователей, указывают на то, что процесс консолидации группы ичкилик происходил в не слишком отдаленные времена.

В работах К. И. Петрова делается попытка доказать прямую этногенетическую связь между сложившейся на территории современной Южной Киргизии группой ичкилик (или ее «ядром») и явно монголоязычными племена ми булагачин и кэрэмучин, жившими в XIII в. в Приенисейской области Баргуджин Токум. Эта связь представ ляется нам сильно преувеличенной. В записанных нами генеалогических преданиях среди имен предков ряда кир гизских племен мы находим имя Булгачи (также в форме Булганч, Булганчы), однако оно, как это можно полагать, возникло на тюркоязычной почве (см.: КРС. С. 157–158).

Впервые имя Булганч – предка ряда племен, которые ныне включаются в состав группировки ичкилик, было записано мною в 1953 г. Позднее, в 1955 г., то же самое подтвердил Сарт Курманалиев. Согласно его варианту, от Булганча произошли племена тейит, канды, джоо кесек, нойгут, кыпчак, кызыл аяк, кесек, найман (в «Маджму ат-Таварих» из них названы только первые три; следовательно, состав объединения ичкилик изменился).

Закир Чормошев назвал имя Булганчы среди имен сыновей Джору – родоначальника племени джору (в составе ветви адигине). Наконец, Низам Исламов сообщил, что в составе племени найман есть еще род булгачы-найман; его представители живут в Шааркане (Шаарихан), в Узбекистане, называют себя сейчас узбеками. Раньше, по его словам, булгачы-найман была большая группа, но вследствие голода многие из них ушли в Ысар (Гиссар) и остались там жить. Их потомков там называют теперь калдык-найман (калдык или карлык, т. е. карлуки).

В. П. Юдин, ссылаясь на «Зафар нама» Низамуддина Шами, отмечает, что племя булгачи упоминается совместно с салучи для времен Тимура. После смерти Вайс-хана, указывает В. П. Юдин, оно вместе с калучи и рядом дру гих племен ушло в Дашт-и Кипчак к Абу-л-Хайр-хану. О нем говорится как о могульском племени. В «Тарихи Рашиди» также сообщается, что во второй четверти XV в. племя под названием «булгачи» объединилось с кочевыми узбеками, возглавляемыми Абу-л-Хайр-ханом. Все эти свидетельства плохо вяжутся с гипотезой К. И. Петрова. Ее еще никак нельзя считать доказанной. Происхождение группировки ичкилик значительно сложнее, чем оно предс тавляется автору гипотезы.

Приступая к исследованию истории сложения современного этнического состава киргизов, необходимо отметить, что этнонимика, представленная в киргизском ге роическом эпосе «Манас», содержит существенные пока зания и для этнической истории. Она была частично про анализирована мною в 1946 г. Ценный опыт исследования этнонимов в «Манасе», в особенности их этимологии, принадлежит языковеду Б. О. Орузбаевой.

На основании сопоставления имеющихся данных, ха рактеризующих этнический состав киргизов, с показаниями исторических и географических сочинений и с этнони микой древних и средневековых тюркоязычных, а также монголоязычных племен и народностей можно выделить несколько «пластов» этнических групп, в наименованиях которых нашли отражение важнейшие этапы этнической; истории киргизского народа.

Первый «пласт» таких групп непосредственно восходит к периоду, который можно датировать VI–XI вв. н. э. Только к концу этого периода окончательно складываются феодальные отношения. Поэтому вряд ли для всего-обозреваемого периода можно говорить о существовании такой этнической общности, как народность. К этому «пласту» принадлежат этнонимы, ближайшим образом связанные с кругом древнетюркских и раннесредневековых племен, а именно: тёёлёс, мундуз, кыпчак, канды (т. е. канглы), кушчу, арык, уйгур, бугу, азык и, предпо ложительно, солто, саяк (частично), багыш, сары багыш, чон багыш, кара багыш, джедигер и некоторые другие.

При тщательном рассмотрении генеалогических преданий племени бугу становится очевидным, что входящее в его состав подразделение арык (или арык тукуму) не является его органической частью. Даже в преданиях, связанных с приходом бугинцев на оз. Иссык-Куль в, XVIII в., арык выступает как самостоятельная группа. Это позволяет поддерживать выдвинутое Г. Е. Грумм-Гржимайло утверждение, что арык является по своему происхождению одним из родов уйгуров, носившим имя арик.

Племя азык мы сближаем с древним асиги. Как и гэшу (современные кушчу), оно принадлежало к аймаку Нушиби (VII в., Западнотюркский каганат). Однако возможно отождествление этого этнонима и с названием народа «аз», упоминаемого в орхонских надписях на памятниках; в честь Кюль-Тегина (Большая надпись) и Тоньюкука. В. В. Бартольд, отметивший, что чтение названий двух поколений тюргешей Семиречья VII в. – тохсийцы и азийцы – сомнительно, писал: «…возможно, что азийцы тожд ественны с упоминаемым в орхонских надписях на родом аз». В своей работе «Киргизы» В. В. Бартольд так же отмечает, что вместе с киргизами в надписи Тоньюкука несколько раз упоминается народ аз и уже уверенно на зывает азов ветвью тюргешей.

В связи со сказанным об азах-тюргешах обращает на себя внимание сходство изображений тамги племени азык (Э-Э) с тамгой в виде лука на тюргешских монетах VIII в., найденных во время раскопок в Чуйской до лине. Тамга, имеющая точно такое же начертание, имел ась у племени бугу. Она носила название «жаа тамга» (от жаа – лук).

Племя азык может быть сопоставлено также с алтайской группой «торт-ас», входящей в состав современных теленгутов и ач-кыштымов, потому что и представители киргизского племени азык (или асык) называют себя «четырехтамговыми» (тёрт тамгалуу азык) по числу под разделений: козугуна, байкючюк, бычман и бёрю.

Вопрос о происхождении нескольких племен, в названиях которых имеется этноним «багыш», относится к числу наиболее сложных. До недавнего времени приходилось считать недоказанной гипотезу Н. А. Аристова о бесспорном центральноазиатском происхождении этих пле мен. Она была основана на переводе В. В. Радловым названий киргизских племен сары багыш и чон багыш (желтый лось, большой лось). По мнению Н. А. Аристова, этот этноним мог быть принесен только из Средней Мон голии, а частию, быть может, даже из-за Саянов. В по следнее время появились весьма веские доказательства в пользу возможности «переноса» названий диких животных из Саяно-Алтая на Тянь-Шань. В одной из записей, сделанных мною во время работы этнографического отряд а Киргизской археолого-этнографической экспедиции в 1953 г., встретилось незнакомое слово куну. С этой за писью я ознакомил К. К. Юдахина. Благодаря его иссле дованиям, а также изысканиям А. М. Щербака теперь уже установлено, что киргизское куну – росомаха (ср.: хакасск. хуну, шорск. RунучаR). Росомахи на Тянь-Шане не водились, это название – саяно-алтайского проис хождения.

Согласно последним изысканиям Л. П. Потапова, с которыми он меня любезно ознакомил, у челканцев (одна из этнографических групп в составе северных алтайцев) шаман называл свой бубен во время камлания «ер пагыч». Так как, бубен во время камлания – это ездовое животное (обычно то животное, шкурой которого обтянут бубен), то, следовательно, ер пагыч – это назва ние самца (ер) животного. Если обратиться к термину «пагыч», окажется, что это фонетический вариант киргиз ского этнонима «багыш»: тогда бубен для челканского шамана символизировал лося. Лоси же, как известно, до недавнего времени были объектом охотничьего промысла челканцев, и шкуры их действительно шли на обтягивание шаманских бубнов. «Шаманский бубен у тувинцев, – пишет Л. П. Потапов, – как и у других народностей Саяно-Алтайского нагорья, во время камлания осмысляетс я как ездовое животное шамана. Название бубна обычно означает диких промысловых копытных животных». Та ким образом, алтайский этнографический материал под твердил семантику этнонима «багыш».

Следовательно, соображения Н. А. Аристова, казалось бы, получили некоторые основания. Но гипотеза Н.А.Аристова находит частичное подтверждение не только в семантике этнонима «багыш», но и в другом факте. Киргизский ученый Абак Биялиев, изучавший архаические слова в лексике эпоса «Манас», обратил мое внимание на назва ние дикого животного – булан. Действительно, как свиде тельствует К. К. Юдахин, булан в киргизском эпосе – название дикого животного, которое в некоторых тюркских языках означает – «лось», «олень». Это архаическое слово, значение которого неизвестно современным киргизам, именно в языках народов Саяно-Алтая сохранилось как название лося. Итак, хотя вопрос о енисейском происхождении киргизских племен с этнонимом «багыш» все же продолжает оставаться спорным, приведенные факты могут говорить в пользу вхождения в состав предков кирг изов этнического компонента, связанного по своему про исхождению с Саяно-Ал таем.

Довольно крупное племя канды (канглы), на которое обращал в свое время внимание В. В. Бартольд, принадлежит, по-видимому, к одному из аборигенных тюркоязычных племен. Еще до вторжения кара-китаев на территорию современной Киргизии Баласагунского владетеля (из Караханидов) притесняли тюркские племена-канглы и карлуки; следовательно, канглы жили по соседству с долиной р. Чу. Вероятно поэтому В. В. Бартольд не отверг приводимого им сообщения Абульгази о том, что еще в домонгольское время канглы занимали территорию от Таласа до оз. Иссык-Куль. В таком случае они могли тесно соприкасаться с другими тюркоязычными племенами, также вошедшими позднее в состав киргизской народности. Потому канглы упоминаются на этой же территории и в более позднее время среди других племен Моголистана. Они вошли, как в состав Старшего жуза казахов, так и в состав киргизов.

Характерно, что знатоки киргизских генеалогий разли чают в этническом составе киргизов группу более древних и группу поздних племен. К числу древних племен они относят кыпчак, мундуз, кутчу (кушчу), канды, что вполне согласуется с историческими фактами. Менее обосно вано включение в эту же группу племен нойгут, катаган, джедигер. Следует подчеркнуть, что некоторые киргизские этнонимы и показания генеалогических преданий позво ляют говорить об этногенетической связи части киргизских племен с карлукско-уйгурской средой, игравшей важную роль в этнической истории населения Тянь-Шаня и Притяньшаня в домонгольское время.

Новые показания, сигнализирующие о связи киргизских племен с карлуками, заставляют нас внимательно отнестись к отдельным совпадениям этнонимов у таджикистанских карлуков, приводимых Б. X. Кармышевой, и у киргизов. Так, карлукскому этнониму «мажаки» соотв етствуют названия групп мачак в составе племен чон багыш и саруу у киргизов. Карлукскому этнониму «гилат» соответствует у того же племени чон багыш название группы килет.

У некоторых исследователей вызывало сомнение отнесение нами этнонима «уйгур» к числу тех, которые отражают первый этап формирования  будущей  киргизской народности. Для такого сомнения нет оснований. Хорошо известно, что в сочинении X в. «Худуд ал-алам» (издан ном В. В.Бартольдом, переведенном и проком ментиро ванном В. Минорским)  киргизы и токуз-огузы, в состав которых в VII–VIII вв. входили племена теле, и в том числе уйгуры, неоднократно  упоминаются как соседние конфедерации племен. Киргизовед-филолог  Б. М. Юнусалиев, отмечая связь киргизского языка с уйгурским, пишет: «Приведенные факты из области основного словарного фонда опять-таки связывают соврем енный киргизский язык с тем же алтайским или, еще шире, с тувинским и хакасским языками, с одной стороны, и с уйгурским языком, с другой… Южные же киргизы имели тесные культурно-экономические и политические взаимоотношения с узбеко-уйгуро-таджикским населением Ферганской долины, Памира и Кашгарии». В данном кон тексте речь идет о современных киргизском и уйгурском языках, но едва ли можно сомневаться и в более ранних связях языков киргизских и уйгурских племен, тем более что и древнеуйгурский и древнекиргизский языки входили в одну – уйгуро-тукюйскую подгруппу уйгурской группы восточной, или восточнохуннской, ветви тюркских языков. Отражением этнических отношений киргизов с уйгура ми служит и этноним «уйгур», зарегистрированный в Южной Киргизии. В настоящее время группы, относящие себя по происхождению к подразделению уйгур, живут в Уч-Коргонском р-не в селениях Кароол-Буйга, Авузтам-Пилал, Тегирмеч, Караганды, Керегеташ, Олагыш, Каракыштак, Пум. Раньше жили еще в сел. Шыпы (Шиббе) и в местности Лянгар. По показаниям большинства инф орматоров, уйгур – самостоятельное подразделение плем ени тейит (одно из племен, объединяемых названием «ичкилик»). По другим сведениям, уйгур – часть подр азделения чал-тейит (или же часть подразделения сары-тейит) того же племени. Относящие себя к группе уйгур старики Кенджебай Айтемиров и Райимберди Ормонов утверждают, что ранние предки этой группы пришли из Бухары (Бухара-и Шарып), а прямые предки уч-курганской группы уйгур переселились сюда из Каратегина, где и сейчас в местности Кош-Тегирмен проживает часть группы уйгур.

Судя по некоторым фактам, входившие в группу уйгур занимались и скотоводством, и земледелием. Так, в мест ности близ сел. Кароол имеется канал под названием Уйгур-арык. Рассказывают, что между группами булгачынайман и уйгур были ожесточенные споры из-за пастбищ вокруг оз. Тегирмеч. Относящие себя по происхождению к группе уйгур отмечают свое близкое родство с племенем тейит: тейит менен уйгурдун урааны бир, т.е. у тех и других – один ураан. Кенджебай Айтемиров добавил, что группа уйгур имеет также общее происхождение (бир жаамы) с группами кыдырша, канды, кесек и нойгут. Но имеется указание и на близкую родственную связь с дву мя группами – буйга и төөлөс.

Примечательно еще, что существует распространенное выражение: ураан башы уйгур. Смысл этого выражения толкуется по-разному. По одной версии, когда люди разбрелись от голода, во главе пришедших из Каратегина на территорию Южной Киргизии родоплеменных подразделений была группа уйгур; по другой – группа уйгур когда-то была многочисленной и над кем-то господствова ла. С исторической точки зрения, оба эти толкования вполне допустимы. Вряд ли можно сомневаться в том, что киргизская группа уйгур сохранила этноним, восходящий к древнему уйгурскому населению, как его сохраняло и одно из племен той части узбеков, которая имела родоплеменное деление. В записанных нами нескольких гене алогических преданиях среди 92 узбекских племен обяза тельно называлось племя уйгур.

Киргизское же племя кыпчак явно обнаруживает свою связь с племенами «алтайского» происхождения. Оно не может быть сопоставлено с аналогичными племенами сред и узбеков и каракалпаков. В составе киргизского племе ни кыпчак (тогуз уруу кыпчак, т.е. девятиродовый кыпчак) называют следующие основные подразделения: тору айгыр, таз, коджомюшкюр, жартыбаш, шерден, кармыш, жа манан, омонок, алтыке. Называют еще группу са коокыпчак. Среди подразделений этого племени, проживавших на юге Киргизии, не представлены некоторые группы, расселенные только на территории Синьцзян-Уйгурского авт. р-на КНР: кан-кыпчак, товур-кыпчак и др.

В то же время племенная группа кыпчак, принявшая участие в этногенезе узбекской народности (киргизы на зывают ее сарт-кыпчак), имела другую структуру. Ш.И.Иногамовым были зарегистрированы в Фергане у узбеков-кыпчаков следующие родовые подразделения: ящик, ульмас, бугач, джайдак, кугай, илятан, огин, куч-джарак, кумушай, тикан, сары-кыпчак, тоз, кизилмуш, хуртайлик и др. В списке «кипчакских родов», живших на территорий современной Наманганской обл. Узбекистана, переданном мне в конце 1940-х годов В.Г. Мошковой, содержатся кроме некоторых перечисленных Ш. И. Ино гамовым подразделений (кумышай, къгай, бугач, ульмас, ящик, яйдаг, илатан и ткан) и другие: пучукой, бугаз, курама, кулон, айбойра, чляль, чирик, итти кашка (?). Последнее подразделение, по указанию В. Г. Мошковой, включено ею в этот список только потому, что оно упомя нуто в работе В. П. Наливкина в числе пяти колен фер ганских кипчаков.

Таким образом, генеалогические структуры киргизского и узбекского племен кыпчак, если не считать подразделения таз у киргизов и тоз у узбеков, не совпадают. Вместе с тем обращает на себя внимание, что среди подразделений этого племени у киргизов и казахов Среднего жуза есть общее – тору айгыр. Если учесть, что территории расселения киргизского и казахского племен кыпчак разделяет расстояние, исчисляемое многими сотнями ки лометров, факт наличия у тех и других одноименного подразделения приобретает особый интерес. Этот факт можно рассматривать как прямое свидетельство давних этногенетических связей этих двух племен. Предположение об этногенетической связи киргизского племени кыпчак с восточной, приалтайской, ветвью кыпчаков и об его движении на юг через Семиречье, высказанное мною в 1959 г., подтверждается также сведениями о расселении этого племени на территории Семиречья и Восточного Туркестана, содержащимися в рукописных сочинениях, повествующих о событиях XVI–XVIII вв.

Как показало исследование А. А. Валитовой, тюрко-язычным памятником, в котором впервые был назван этноним «кыпчак», следует считать известное сочинение XI в., написанное Юсуфом Баласагунским (автор – уроженец г. Баласагуна, который, по мнению многих исслед ователей, был расположен в Чуйской долине). А. А. Валитова отмечает и тот существенный факт, что сведения о кыпчаках, содержащиеся в «Диване» Махмуда Кашгарского (XI в.), относятся к племенам кыпчаков Семиречья и Восточного Туркестана.

По поводу отношения киргизского племени кыпчак к сарт-кыпчакам существуют различные толкования. Некоторые утверждают, что у них был общий предок – Кыпчак. Одна жена у него была киргизка, другая – сартянка. Потомки первой – кыргыз-кыпчаки, потомки второй – сарт-кыпчаки. Иные просто подчеркивают, что обе эти группы близки по происхождению. Но есть и показания, что никакой связи или близости между ними не было, о ней не слышали.

Едва ли имеются основания сомневаться в том, что кыпчакский компонент играл определенную роль уже на том этапе этнической истории киргизской народности, ко торый отразился в первом «пласте». Об этом самым убе дительным образом свидетельствует история киргизского языка. Несмотря на наличие в составе западной, или за-паднохуннской, ветви тюркских языков самостоятельной кыпчакской группы, киргизский язык, вместе с южными диалектами алтайского языка, составляет киргизско-кыпчакскую группу, входящую в другую классификационную категорию – восточную, или восточнохуннскую, ветвь. Такая классификация обусловлена тем, что и киргиз- ский, и алтайский языки находились под влиянием кыпчакских языков. Можно поэтому допустить, что субстратом кирг изского языка были языки древних тюркских племен, живших в I тысячелетии н. э. на Алтае и в соседних с ним областях.

Роль кыпчакского компонента хорошо прослеживается и по данным более позднего источника – рукописи «Маджму ат-таварих». В описываемых здесь событиях действуют сыновья Ак-Тимур кипчака, которых назвали Джети-Кашка (ср. выше – итти кашка), затем кошун (войс ко) Ульмас-Кулана (ср. выше подразделения сарт-кыпчаков ульмас и кулон). Наряду с ними в событиях участ вуют кипчаки Каркары (сын Каркары – Якуббек, сын Якуб-бека- Манас). Эти последние жили в Кара-Кишл аке. Как отмечает В. А. Ромодин в связи с переводом извлеч ений из названной рукописи, Кара-Кишлак наход ился, очевидно, в районе современного города Мерке (Каз ахстан); на современных картах там же показана р. Каракыстак. По преданию, относящемуся примерно к серед ине XVIII в., к западу от гор, расположенных поблизости от Мерке, находился город Кара-кыштак, в котором жил калмыкский хан Контааджы. Хотя в одном месте рукопис и и отмечается, что кипчаки Джети-Кашка были того же происхождения, что и Каркара, но все же, очевидно, речь идет о разных группах кыпчаков, тем более что Карк ара назван дедом Манаса – легендарного героя однои менного киргизского эпоса. Поскольку мы коснулись эпоса, следует сказать, что некоторые из произведений «малого» эпоса (поэмы «Эр-Тёштюк», «Курманбек», «Олджобай и Кишимджан») воссоздают картины жизни именно племени кыпчак. В эпосе «Манас» видную роль играет соратник Манаса кыпчакский хан Урбю.

Согласно некоторым киргизским преданиям, все племя кыпчак во главе с ханом Шырдаком прибыло из местности Кёк-Дёбё – Каркыра (см. выше – предводитель кыпчаков Каркыра). Хана Шырдака считает своим предком подразделение кыпчакцев – коджомюшкюр. Некоторые старики прямо указывают на то, что кыпчаки выделились из среды народа «ак-калпак» (как называют древние племена киргизов) в качестве господствующей группы, они считались аксакалами (бийлеп чыкты; от бийле – управлять, владеть, повелевать), что вначале всеми киргизами управляло племя кыпчак, а позднее – племя багыш.

Замечу еще, что первый комплекс в составе киргизского орнамента, который С. В. Иванов считает основным, определяющим характер киргизского искусства, он условно называет кыпчакским «поскольку он встречается у целого ряда народов, в состав которых входят кыпчаки. Сложился он, видимо, в среде поздних кочевников, т. е. в IX–XII вв… Орнамент кочевников IX–XII веков обнаруживает черты сходства с современным орнаментом степняков и близок, в частности, к киргизскому и казахскому».

Все сказанное свидетельствует о том, что как этническая среда, так и язык восточной, приалтайской ветви кыпчаков, оказали определенное влияние на сложение киргизской народности, ее языка, фольклора, изобразительного искусства и других особенностей ее культуры.

Следующий «пласт» киргизских этнических групп, на сколько об этом можно судить по их этнонимам и некото рым этнографическим данным, связан по своему происх ождению с периодом, который можно датировать XII–XIV вв. Он характеризуется двумя крупными исторически ми событиями: киданьским и монгольским вторжениями на территорию местообитания ряда тюркоязычных пле мен, в том числе и вошедших несколько позднее в состав киргизской народности. В этот «пласт» входят как групп ы монгольского происхождения, так и некоторые другие. К ним можно отнести нойгут (вероятно, упоминаемое Рашид ад-Дином племя онгут), баргы (монгольское пле мя баргу, или баргут), конурат (монг. хонкират), ката-ган (монг. хатакин), баарын (монг. баарин), найман, керейит, меркит. По-видимому, к ним же могут быть отне сены такие небольшие группы, как кодогочун (в составе племени мунгуш), кара кунас и ардай (обе в составе плем ени джору, ветвь адигине). Особняком стоит племя кытай, в котором можно видеть отдаленных потомков киданей (кара китаев), подвергшихся ассимиляции со стороны киргизов.

Племя кытай было расселено в долинах рек Таласа и Чаткала, но крупные группы этого племени жили в Прииссыккулье, в Чуйской долине, более мелкие – на Тянь-Шане. Их в недавнем прошлом окружающее население в шутку называло «кара кытай». В составе подразделения этого племени – кыйра – имеется группа, носящая назва ние кара кытай. Существует мнение, что киргизское пле мя кытай могло получить свое название от имени или прозвища родоначальника этого племени. С этим мнением трудно согласиться, поскольку племена с тем же названием (или с его фонетическим вариантом) были представлены в этническом составе узбеков, каракалпаков, каза хов и башкир, т. е. восходят к общему этническому протот ипу, каким, по всей вероятности, и были кидани.

В этот период не только вступает в полосу своего завершения процесс формирования основных киргизских племен, но и начинается сложение их в киргизскую народность.

Третий «пласт» относится к последнему этапу этнической истории киргизов, к периоду XV–XVIII вв., когда сложился современный этнический облик киргизской на родности. Здесь видное место занимают, помимо еще невыясненных местных тюркоязычных групп (см. выше при мер с племенем чогорок, группы казахско-ногайского происхождения. Среди них мы выделяем группы чекир- саяк (их потомки живут в основном в долинах Сусамыра, Джумгала и среднего течения р. Нарына), джетиген, некоторые группы из племени саруу (алакчын, колпоч) и племени сарыбагыш, а также отдельные мелкие группы казахского происхождения, входящие ныне в состав населения Таласской долины.

По-видимому, в этот же период сформировались некоторые группы, которые мы рассматриваем как группы смешанного монгольско-тюркского происхождения, также вошедшие в состав киргизской народности. К ним при надлежат прежде всего монолдор и черик. В них мы склонны видеть группы чагатаидских могулов, этнический состав которых, в той мере, в какой он нашел отражение в исторических источниках, получил освещение в ценной публикации В. П. Юдина.

Мне представляются весьма плодотворными мысли, высказанные В. П. Юдиным по поводу этнических связей киргизов из Могулистана и Могулии, тем более, что именно в эту эпоху происходит формирование самой киргиз ской народности. По мнению В. П. Юдина, эти связи можно расчленить на два этапа: I – период общности мог улов и киргизов в составе союза племен Могулистана, объединявшегося этнонимом «могул» (до XV в.); II – пер иод обособления народностей и последующего поглоще ния могулов соседними народами (начиная с XV в.). В первый период будущие могульские и киргизские (и бу дущие казахские) племена на равных основаниях входили в состав формировавшейся могульской народности. Проц есс этот оказался незавершенным. Далее на политико-экономической основе произошло обособление и выделе ние группировок племен, одна из которых сохранила наз вание «могул», вторая приобрела название «кыргыз», третья влилась в состав казахской народности.

Такое направление этнических процессов наиболее, близко к действительности, особенно, если учесть два обстоятельства: 1) эти процессы хронологически совпа дают с процессами формирования некоторых других со седних народностей (узбеков, казахов); 2) территория Могулистана включала в себя не только часть современн ой Киргизии, но и значительные пространства Восточного Притяньшанья, т. е. ту этническую территорию, на кото рой формировались будущие компоненты киргизской на родности.

В. П. Юдин справедливо отмечает в составе киргизов явно могульские и общие с могульскими элементы»: баарын, балыкчи, барак, дуулат, керейит, кушчу, монгол, монголдор, нойгут и др. Можно добавить сюда и племя баргы (если правильна приводимая В. П. Юдиным форма барки, встречающаяся иногда в источниках), а также племена мекрит (кирг. меркит), булгачи (у киргизов булгачы-найман) и черик.

На племени черик следует остановиться особо. В своих исследованиях К. И. Петров рассматривает  улус Анга (Инга, Инка) – тюри Бай Мурада Черика как киргизский улус. Такое утверждение основано на том, что в состав имени Анга-тюри входит слово «Черик», совпадающее с названием киргизского племени черик, а также на том факте, что, согласно «Маджму  ат-таварих», генеалогия Анга-тюри в какой-то части совпадает с генеалогией правого крыла  киргизов. Но эти аргументы  неубедительны. Во-первых, как известно, «черик» – монгольское (заимствованное из индийских языков) слово, означающее «солдат, войско, поход», т. е. имеет отношение к военным терминам. Это слово могло стать составной частью имени (а, возможно, и титула)  Анга-тюри и безотносительно к названию племени черик. Во-вторых, при изучении ге неалогических преданий, содержащихся  в «Маджму ат-таварих»,  удалось установить, что в родословной Анга-тюри из 12 имен его предков (они названы предками моголов) только  шесть (Ана-л-хакк, Лар-хан, Гуз-хан, Арсланг-бий, Кули-бий и Мары-бий) совпадают с именами легендарных предков, перечисляемыми в одос ловной правого крыла киргизов. В последней же цепочка имен предков родоначальника крыла Ак уула состоит из 19 имен. Это может свидетельствовать лишь о том, что имена некоторых предков правого крыла киргизов были позднее «присочинены» к родословной Анга-тюри не без участия киргизской феодальной знати, которая была в этом прямо заинтересована.

Весьма интересны следующие замечания в «Маджму ат-таварих» об улусе Анга-тюри: «Около Анга-тюри собрались моголы» (когда против него выступил Тохтамыш) ^– «Анга-тюря отправил в помощь Кара-ходже и Манасу 10 тысяч моголов»; «Анга-тюря отправил моголов и чериков на перекочевку». Вполне вероятно, что киргизы (в том числе и племя черик) входили в улус Анга-тюри, но он не был  «киргизским».

Из этих данных следует, что в XVI в. племя черик в составе киргизов уже было представлено, хотя, возможно, и имело смешанный характер. В структуре правого крыла, как она вырисовывается из названного источника, племя черик не названо. Зато в других разделах рукописи встречается ряд имен, которые имеют прямое отношение к племени черик. Сыновьями военачальника Анга-тюри – Ахмеда Бек-Назара названы Ак-Чувак, Бай-Чувак, Диван-Черик, Мулла-Черик, Кара-Черик. В число основных подразделений в структуре племени черик, согласно нашим данным, входят: ак-чубак, бай-чубак. Отмечены и более мелкие группы: молдо-черик, дубан и кара-черик. Таким образом, между племенем черик XVI в. и группой современных киргизов, относящих себя по происхождению к племени черик, устанавливается прямая генетическая связь. Однако племя черик могло сложиться и ранее XVI в. Как этническое название этот термин известен уже очень давно. Он дешифрован из табгачской лексики: чэ-ли черики упоминаются в «сакском» документе VIII в., где «ясно проступает их западная, может быть, восточнотуркестанская локализация, так как рядом с ними названы тохары».

Значительный интерес вызывает сопоставление киргизского племени монолдор с могулами, в частности, с улусом Анга-тюри. В «Маджму ат-таварих» сыном Анга-тюри назван Мухаммед-бек, по прозвищу Кок-буга. Между тем, согласно некоторым вариантам генеалогических пред аний современных киргизов, родоначальника племени монолдор (мужа Нааль – сестры Адигине и Тагая) звали Кёкё, а прозвищем его было Кёк-бука. Потомками Му хаммедбека в рукописи XVI в. названы: Кувай (в четв ертом поколении), Ку-Сюек (в восьмом поколении), Сейид-Гази (в девятом поколении), Кувай Буваке Даватбий (в десятом поколении). Кроме того, называются еще Бай Могол и его потомки Чолок Тукиме и Кире. Все назван ные имена полностью совпадают (хотя и частично иска жены в рукописи) с именами отдельных родоначальников и с названиями подразделений племени монолдор, зафик сированными в современных генеалогических преданиях. В структуре этого племени мы находим подразделения: кабай, куу сёёк, бай монол, чолок туума, улу кыйра (и бала кыйра). Предком подразделения бёгёнёк называют Сейитказы. Предком племени считают Баакы-бия.

Одним из могущественных  могульских  племен было племя чорас. К числу крупнейших подразделений киргизского племени чекир-саяк принадлежало подразделение чоро. Оно также отличалось своей воинственностью. Из его среды в XVIII в. вышел военный предводитель Джамболот, видным деятелем того времени был и Бос тумак, который, согласно данным И. Г. Андреева, был старейшиной одноименной «волости». К подразделению чоро принадлежали и два военачальника первой половины XIX в. – Анатай и Тайлак, возглавившие борьбу всего племени че кир-саяк с иноземными захватчиками. Имеются все основания рассматривать подразделение чоро как потомков племени чорас периода общности могулов и киргизов (здесь, как и в других случаях, «с» могло быть аффиксом множественности).

К этому же «пласту» следует отнести и группы под названием «калмак», а также некоторые группы, называемые местным населением по имени их предка, но с замечанием, что он – калмыкского происхождения. И те и другие входили в состав различных киргизских родо-племенных подразделений.

Наконец, сюда же могут быть включены группы (преимущественно небольшие), восходящие этнически к местному узбекскому, отчасти таджикскому, населению. Среди них сартт ар, мангыт, сарай, чертике, калча и неко торые другие.

Таким образом, в этническом составе киргизской народности выявляются несколько слагаемых различно го происхождения. Главными из них можно признать центральноазиатские (в основном тюркоязычные, отчасти и монголоязычные) и местные среднеазиат ские (включая казахско-ногайские) компоненты.

Необходимо пояснить, что под центральноазиатскими компонентами мы понимаем не только племена, появившиеся на территории Тянь-Шаня в период монгольского завоевания Средней Азии либо вслед за ним, но и племена, жившие на этой территории или пришедшие сюда еще в домонгольское время, но так или иначе связанные по своему происхождению с Центральной Азией (к ним могут быть отнесены и выходцы с Саяно-Алтая, из Монголии, возможно даже из притибетских районов). В этом смысле и понятие «казахско-ногайские» компоненты (их можно также назвать кыпчакско-ногайскими) тоже имеет услов ный характер.

Заслуживает пристального внимания и вопрос о территории, в пределах которой происходило формирование некоторых этнических компонентов. Отмечу прежде всего, что среди народных преданий, относящихся к наиболее ранним этапам этнической истории, записанных как на Тянь-Шане, так и в Чуйской долине, имеются такие, в кот орых прежней родиной киргизов называется Алтай. Там киргизами правил Кыргыз-кан. Ряд киргизских этнонимов имеет прямую аналогию с этнонимами у южных алтайцев: кыпчак, найман (у алтайцев также – маймаи), меркит (у киргизов, как и у алтайцев, эту группу называют также мюркют или меркит-мюркют), тёёлёс или дёёлёс (у ал тайцев- телес), мундуз (у алтайцев – мундус). Нужно отметить, что этнонимы «тёёлёс» и «мундуз» представлен ы только у киргизов и алтайцев. Кроме того, среди ал тайцев имеются этнонимы «кыргыз» и «бурут». У киргиз ов отмечен этноним «керейит». Потомки средневековых кераитов и их ветви тункаитов, относившихся к кераитам алматов (албатов), представлены у южных алтайцев сеоками «тонгжоан» и «алмат», у северных – сеоком «тонг».

Чрезвычайно важным является совпадение названий не только самих этнических групп (алтайских сеоков и кир гизских племен), но и наименований их подразделений. И у киргизов, и у алтайцев имеются подразделения кара найман, кёкё найман (у алтайцев – кёгёл найман); под разделению «кочкор мундус» у алтайцев соответствует подразделение коткор мундуз у киргизов; алтайскому под разделению «дьарык» (у алтай-кижи) – киргизское жарыке (в составе племени мундуз) и некоторые другие. Своим предком иссыккульская группа киргизов-дёёлёсцев называет Чулум-Кашка, а в составе алтайцев имеется подразделение «чулум мундус». Обращает на себя внимание тот факт, что почти все названные племенные и родовые группы киргизов локализуются в пределах Южной Киргизии либо полностью (например, найман), либо в подавляющем большинстве. Исключение составляет лишь племя тёёлёс (дёёлёс), представители которого в значительном количестве населяют как Янги-Наукатский р-н Ошской обл., так и ряд селений в Джеты-Огузском р-не (Прииссыккулье). Характерно, что небольшие киргизские группы меркит и керейит живут среди тёёлёсцев и считают себя теперь подразделениями племени тёёлёс.

К числу наиболее древних из названных этнонимов у киргизов и алтайцев могут быть отнесены «кыпчак», «тёё лёс» и «мундуз». На роли кыпчакского компонента в этнич еской истории киргизской народности мы уже останавливались. Заслуживает рассмотрения и вопрос о той группе киргизских этнонимов, которые прямо или косвенно, уве ренно или предположительно могут быть сопоставлены с племенами, составляющими одно из древнетюркских коче вых объединений, носившее название «теле». Племена, вхо дившие в состав этого объединения, кочевали на обширных пространствах по северную сторону пустыни Гоби, между Большим Хинганом на востоке и Восточным Тянь-Шанем на западе. Зона кочевий племен теле включала территории современной Монголии, Тувы и Алтая, как Русского, так и Монгольского. Этнический состав объединения теле был обстоятельно освещен Л.П.Потаповым в его работах, отн осящихся к этногенезу алтайцев, где он подробно рассмот рел, также мнения

Ф. Хирта, Э. Шаванна, В. Томсена, Е. Пуллибланка, О. Притсака, Д. Позднеева, В. В. Бартольда, В. В. Радлова и других исследователей.

О причастности предков киргизов к конфедерации теле свидетельствует прежде всего сам киргизский этноним «тёё лёс» (дёёлёс), представляющий собой, как и южноалтайский этноним «телес», грамматическую форму тюркского мно жественного числа от теле. В ряде образованных от теле племенных названий у южных алтайцев находится и «телеут». Поскольку сеок, или род мундус, у алтайцев – один из наиболее древних и широко распространенных в составе телеутов, мы можем считать и киргизское племя мундуз генетически восходящим к племенам конфедерации теле.

Л. П. Потапов сопоставляет упоминаемый в монгольском источнике «Сокровенное сказание» этноним «тенлек» с самоназванием «телек», или «телег», значительной группы тувинцев, которое также восходит к древнему этнониму «те ле». Л. Амбис, на которого ссылается Л.П.Потапов, до пускает возможность рассматривать телек как диалекталь ную форму от этнонима, переданного в китайских источни ках термином «толо». В киргизской этнонимике термин телек был представлен у племен чекир-саяк, баргы (ветвь адигине), саяк, солто.

К числу «поколений» теле среди других относились «пугу» (ср. киргизское племя бугу), «байси» (ср. байсу или байзу – один из родов, входивших в состав подразделения кырк уул киргизского племени саруу), «хойху», или «уйгур» (см. выше о киргизской группе уйгур), «апа», или «аба» (ср. абат, ават, авагат – одно из киргизских племен, вхо дивших в состав ичкиликов). В связи с этим обращают на себя внимание два факта: округ Цзиньвэйшань западных пугу соответствовал цепи Тарбагатайских гор в Северо-Западной Джунгарии, а р. Пугу-чжень (Бугучин) – Верхне му Иртышу.

Один из родов в составе подразделения тёмен тамга кир гизского племени кытай носил название тёрдёш. Мы ре шаемся сопоставить этот этноним с тардуш древнетюркских рунических надписей (термин, обозначавший западную по ловину, или западное крыло, древних тюрков). В кратковр еменном каганате племен теле, возглавленном племенем сеньято, западная часть владений именовалась тадуш.

Наконец, особый интерес представляет название одного из «поколений» теле паегу, или баегу (байырку). В 1954 г. мною были сделаны записи, имеющие отношение к этому названию. А. Чоробаев сообщил: «Вайгур и Уйгур – родные братья; от Уйгура происходят кашкарлык, от Байгура – тараанчи». Абдыке Кёкёев слышал от стариков иной вариант: «Уйгуры – потомство Уйгура, кыргызы-потомс тво Байгыра» (уйгур – Уйгурдун тукуму, кыргыз – Байгырдын тукуму). Представляется крайне заманчивым со поставить эпоним Байгур-Байгыр с этнонимом баегу (бай ырку).

Несмотря на очевидную условность некоторых из приведенных сопоставлений, представляется неоспоримой мысль об этнонегетической конфедерации теле.

Древнее этническое родство предков алтайцев и киргизов подтверждается не только совпадениями этнонимов, но и многими этнографическими параллелями, относящимися к различным сторонам быта и мировоззрения этих народов, не говоря уже о большой близости киргизского и алтайского (точнее, южноалтайского) языков.

Хотя и в меньшей степени, но имеются общие этнонимы у киргизов и хакасов (кирг. желден, у хакасов – чжельден; бугу; у хакасов – кыргыз), у киргизов и тувинцев (кирг. мунгуш, у тувинцев – монгуш; уйгур; у тувинцев – кыргыз).

Следовательно, довольно значительное количество эт нических связей прослеживается в направлении Саяно-Алтая, особенно Алтая. Параллели в этнических назва ниях не являются одинокими, они сопровождаются целым рядом явлений историко-культурного характера, перекли кающихся у народов Алтая с киргизами. Приведу здесь лишь один пример, относящийся к довольно устойчивым в этническом отношении обрядам и обыч аям. Географ-альпинист В. И. Рацек обнаружил на Прииссыккульских сыртах целый ряд погребений, имевших надгробные соор ужения, сделанные из дерева. Такие сооружения у совр еменных киргизов Прииссыккулья и Тянь-Шаня не встречаются, они имеют совершенно другие формы. В 1954 г. географом А. В. Станишевским была передана Л. П. Потапову фотография целого киргизского кладбища, расположенного на территории северной части Синьцзян-Уйгурского авт. р-на КНР, на склонах хребта Бийик. Кладб ище состоит из деревянных сооружений, близко напоми нающих памятники, описанные В. И. Рацеком, а также алтайские надгробные сооружения, что было отмечено Л. П. Потаповым. Это явление вряд ли можно считать случайным. В соответствующих главах настоящего исслед ования приведен материал, свидетельствующий о глубок их этногенетических связях киргизов с народами Саяно-Алтая. Они касаются и материальной культуры, и некотор ых черт общественного строя, и ряда семейных обычаев и обрядов, и религиозного мировоззрения, и фольклора.

* * *

Следующая территория, представляющая интерес с точки зрения исторической и генеалогической связи с кир гизскими племенами, – Восточный Тянь-Шань и Притяньшанье (мы имеем в виду главным образом территорию Джунгарии и Кашгарии), а также Прииртышье. В свое время А. Н. Бернштам обратил внимание на то, что в ист орических документах (тибетские документы, опублико ванные Ф. Томасом) содержатся упоминания о киргизских племенах в притибетских районах и на территории Вост очного Туркестана, относящиеся к VIII – началу IX вв. С. Е. Малов в своем исследовании о лобнорском языке пришел к выводу, что язык этот является прямым потом ком разговорного языка древних кир гизов.

Этнографические данные также подтверждают нали чие давних этнических связей с этой территорией. И не только этнографические параллели, относящиеся к мате риальной культуре, но и исторические предания, много численные показания о передвижениях киргизских племен на Центральный и Западный Тянь-Шань и в Припамирье с востока, топонимика, фольклор и другое свидетельствуют, что ареал распространения киргизских племен на указан ной территории был в некоторые периоды значительно шире, чем в настоящее время. Они распространялись вплоть до местностей, примыкающих к Тибету и Кашмир у, были в близких сношениях с населением современной провинции Цинхай, заселяли горные районы, прилегающие к Хотану.

Этнографические записи и данные литературных источников во многом документируют названные связи. У кир гизов существуют, например, имеющие очень древнюю традицию заговоры (бадик) от укусов змей, ядовитых насекомых и т. д. В одном из заговоров против злой силы, которую несут с собой змеи и вредные насекомые, говорится: «Кёкёноордун кёлюнё кёч! …какшаалдын чёлюнё кеч!» (Переселяйся на озеро Куку-Hop! …переселяйся в степь Какшаала). Откуда взялось название Куку-Нор среди киргизов? Какое отношение к киргизам имеет этот отдаленный притибетский район? По показаниям некотор ых информаторов, а также географа А. В. Станишевского, отдельные группы киргизов еще сравнительно недавно проникали вплоть до Тибета. И теперь в горах Куэнь-Луня, на сравнительно небольшом расстоянии от Тибета, расселены мелкие киргизские группы.

В этом плане привлекают к себе внимание группы полуоседлых горцев – так называемых «мачинцев», в свое время бегло описанных Н. М. Пржевальским. По сообще ниям отдельных информаторов, еще несколько сот лет тому назад киргизы жили в Хотанских горах, т. е.побли зости от тех мест, где обитают названные мачинцы.

На территории Тянь-Шаня, отчасти на территории сов ременной Ошской обл., проживают представители племени басыз. По преданию, предком этой группы был Аксуулук; своим предком часть племени мундуз, локализующегося главным образом на территории Ошской обл., считает Ак суулук Баймундуза. Оба этих имени связаны с местностью Аксу в Восточном Туркестане. В Таласе среди племени кушчу и в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не в составе однои менного племени кушчу имеются родовые подразделения под одним именем – кагасты. В Таласе в составе племени саруу и у кашгарских саруу имеется общее подразделе ние – белёк чал.

В сочинении «Си-юй-шуй-дао-цзы», посвященном гидрографии Восточного Туркестана, материалы для которого собирались, очевидно, не позднее XVII–XVIII вв., зарегистрирован ряд этнических групп, которые проживают и теперь как на этой же территории, так и в пределах Кирг изской ССР. К ним относятся цзи-бу-ча-кэ (кыпчак), э-дэ-гэ-на (адигине), ху-ша-цы (кушчу), но-и-гу-тэ (ной-гут), чун-бака-ши (чон багыш). В настоящее время нойгутцы в очень незначительном количестве отмечены только в пределах Таш-Кургана, но эти сведения требуют пров ерки. Компактной группой они живут на территории сов ременного Баткенского р-на Ошской обл.

Боевым кличем (ураном) группы племен, объединяемых общим названием сол (левое крыло) в системе киргизских генеалогических преданий, является Каратал. Представители этой группы живут в довольно большом количестве и на территории Восточного Туркестана, где, согласно названному сочинению, имеется р. Ха-ла-та-лэ, или Каратал.

По ряду характерных признаков разводимые киргизами Памиро-Алая яки относятся не к монгольской, а к тибет ской разновидности яка. Приведем свидетельство специа листа: «Расселение яка в Северной Киргизии, т.е. в горах Тянь-Шаня, несомненно, шло с юга на север. Это застав ляет думать, что тянь-шаньский домашний як скорее всего происходит из Тибета, а не из Монголии, тем более что и южнее Киргизии, в Кашгарских горах и на Кокшаал-тау, живут киргизы, занимающиеся разведением этого жи вотного. Такого же, вероятно, происхождения и яки, раз водимые киргизами на Алае и на Памире… по морфоло гическим признакам алайские яки также ничем не отличаются от тянь-шаньских, а те и другие, в свою оче редь, ближе к тибетскому яку, чем к монгольскому». Воз можно, что отдельные племена, обитавшие в районах, рас положенных по соседству с Тибетом, имели тесные хозяй ственные связи с племенами, принявшими участие в сложении киргизской народности; в таком случае и у последних получил развитие такой важный вид хозяйственной деятельности, характерной для высокогорных районов, как разведение яков.

Для решения вопроса о путях передвижения на ТяньШань этнических групп центральноазиатского происхождения, вошедших в состав киргизской народности, крайне важное значение имеет ряд показаний, свидетельствующих о распространении в прошлом киргизских кочевий далеко на восток, вплоть до р. Кунгеса и долины Джылдыза (Большие и Малые Юлдузы). Районы этих кочевий нахо дятся почти на полпути от Алтая до Иссык-Куля.

Использование киргизами отдаленных пастбищ на Кунгее и в Джылдызе в сравнительно не столь отдаленное время было, по-видимому, связано не только с высокими кормовыми качествами этих пастбищ, пользующихся широкой известностью. Определенную роль играло, вероятно, и наличие древних традиций, воспоминания о некогда освоенной киргизами территории. Имеются сведения о том, что и сейчас среди калмыкского и казахского населения Кунгеса и Джылдыза имеются группы киргизского происхождения, оказавшиеся в культурно-бытовом отношении под влиянием окружающего населения. Некоторые информаторы, ссылаясь на рассказы своих отцов и дедов, утверждали, что до того как киргизы поселились в ферганско-алайских горах, они пришли с Джылдыза.

В числе наиболее ранних предков киргизов называется Кылджыр. Река со сходным названием Калджыр течет по территории, примыкающей к Южному Алтаю. В Восточном Притяньшанье имеются и такие местности, названия которых связаны с именами легендарных предков киргизских племен (например, Урюмчю, Мунаты) или называются по имени киргизских племен (Ават, Меркит, Актачи, Бостон-Терек, Орху и др.). Во многих из этих местностей киргизы ныне уже не живут. Не живут они и в других местностях, упоминаемых в некоторых киргизских преданиях и в героическом эпосе как древняя родина киргизов (Уч-Куштай, Джылдыз, Кюнёс, т. е. Кунгес, г. Манас и др.). Существенное значение имеет тот факт, что известная часть населения Синьцзян-Уйгурского авт. р-на, ныне ведущая оседлый образ жизни и говорящая на уйгурском языке, сохраняет воспоминание о своем киргизском происхождении. Из всех этих и других фактов следует, что киргизское население, о проживании которого в Восточн ом Притяньшанье уже в XVI в. упоминалось выше, являе тся далеко не поздним компонентом в составе населения этого края, что часть тех племен, потомки которых состав или позднее ряд родоплеменных групп среди киргизов, формировалась в пределах именно этой территории.

Приведенные данные позволяют считать, что значительн ая роль в формировании киргизской народности принадл ежала центральноазиатскому элементу. Это отразилось не только в этнонимике, но и самоназвании народности. Это же положение подтверждается и рядом показаний ист орико-культурного характера. Анализ этих данных и все го хода исторического развития в районах Центральной Азии, соприкасающихся с территорией современной Кирг изии, заставляет признать, что этническим ядром киргиз ской народности не стали древнекыргызские племена Енисея, хотя их потомки, по-видимому, принимали участие в этногенезе киргизов. Этим ядром могли стать прежде всего тюркоязычные племена южной окраины древнего объединения кочевых племен, носившего название «кыргыз». Оно было, очевидно, сохранено этими племенами в качестве названия для нового этнического и социально-политического объединения – образованной ими народности, приобрело постепенно этническое значение и стало са моназванием этой народности.

Этнической средой, в которой формировались будущие киргизские племена, были главным образом алтайские тюрки, отчасти карлуки, уйгуры, а также другие тюркоязычные племена, историческая жизнь которых протекала на близко примыкающих к территории современной Киргизии пространствах Центральной Азии. Для уяснения общ его хода исторического развития в этом регионе и со путствующих ему этнических процессов существенное зна чение имеют вышедшие в 1960-х годах общие работы по истории древних тюрков и по социально-политической и этнической истории как отдельных районов самой Центральной Азии, так и прилегающих к ней областей, в том числе и Средней Азии и Казахстана. Не вдаваясь в оцен ку и рассмотрение этих исследований и публикаций, необходимо указать на работу, основное положение которой находится в резком противоречии с установившимися в науке взглядами. Автор ее К. И. Петров утверждает, что «начало трудовой деятельности и развития хозяйства предков тюркоязычных народов на первых этапах происходило не в Центральной Азии, а в регионе, близком к Передней Азии, где они составляли единый этнос вместе с индоевропейскими и другими народами и откуда они распространились со временем по Азии». Основывая свою новую гипотезу на данных языка, К. И. Петров совершенно игнорировал результаты археологических и исторических исследований.

Формирование таких киргизских племен, как төөлөс, мундуз, кыпчак, канды (канглы), кушчу, бугу, азык, вероятно и чон багыш, сары багыш, как багыш и некоторых других, было связано в первую очередь с территорией Южного Алтая, Прииртышья и Восточного Притяньшанья. Это подтверждается и некоторыми поздними историческими источниками. Так, в сочинении «Тазкира-и-ходжаган» отмечается, что на территории Восточного Туркестана еще в середине XVI в. жило племя кушчу, а до середины XVIII в. на р. Или летовало племя кыпчак, перешедшее зат ем в Хотан. Кстати, под именем сары калпак (в сочине нии – сарыг-калфак) и сейчас известны небольшие группы в составе племен бугу, сары багыш, солто и чекир-саяк. В сочинении названо еще племя мунки. Среди киргизов Чуйской долины отмечены очень мелкие группы под назва нием мёнкё.

Сказанное выше позволяет поставить вопрос о составе «этнического ядра» киргизской народности. Поскольку киргизы сохранили довольно отчетливые воспоминания о важнейших этнических компонентах, образовавших эту народность, трудно предположить, что из памяти народа начисто исчезли воспоминания о каких-то значительных группах предков киргизов. Это дает возможность довольно уверенно отслоить те этнические слагаемые, которые свя заны по своему происхождению с конкретными тюрко-монгольскими племенами, в особенности с теми из них, котор ые выступают на историческую арену в период средневе ковья. Пользуясь методом исключения, можно подойти к выявлению важных составных элементов искомого этни ческого ядра. К этому искомому ядру могут быть (с из вестной долей условности) отнесены прежде всего те из киргизских племен, происхождение которых до сих пор еще не удалось увязать с какими-либо другими тюркоязычными или иными племенами. Кроме племени саяк (чон саяк) сюда войдут сары багыш, кара багыш, багыш, солто, джору, джедигер и некоторые другие, т. е. весьма крупная часть племен так называемого правого крыла.

Что касается таких племен правого крыла, как монолдор, черик, чекир-саяк и др., а также значительной части левого крыла и племенного объединения ичкилик, то боль шинство этих племен этногенетически вполне увязывается с тюрко-монгольскими и другими племенами, появившими ся или сформировавшимися на территории Средней Азии примерно в X–XV вв. Однако в этом направлении требуются дальнейшие изыскания. Совершенно очевидно, что и часть второй группы племен также могла тесно примыкать к собственно этническому ядру киргизской народности и слиться с ним, несмотря на то, что ряд этих же тюрко-монгольских племен в той или иной мере послужил этническим компонентом других народн остей (узбеков, казахов, каракалпаков, башкир, ал тайцев и др.). Нельзя признать случайностью, что, наприм ер, во всех вариантах преданий о 92 узбекских племенах представлены в том или ином числе названия, общие с киргизскими этнонимами, а часто фигурирует и этноним «кыргыз». Так, в одной из родословных среди 92 племен были названы: катаган, сарай, конурат, найман, кыпчак, кытай, кушчу, арлай (кирг. ардай), мангыт, меркит, кыр гыз, мундуз, тубай, уйгур. В другой родословной находим: конурат, мангыт, катаган, мангул (кирг. монол), уйгур, манап, джапалак, бостон. В записи Ч. Валиханова «Пред ки узбеков» также перечислены аналогичные киргизским этнонимы: сарай, кунграт, найман, кыпчак, катаган, хтай, канглы, джилджут (кирг. чилжубут), кераит, мангыт, мер кит, кыргыз, тубай, уйгур, бахрин.

Известно, что в состав башкирских племен входило и племя кыргыз. Как сообщает С. И. Руденко, по преданию, киргизы еще в домонгольское время составляли один из двенадцати основных родов башкир и жили в верховьях р. Ика и по Дёме. По сведениям Р. Г. Кузеева, в XVIII

в. племя кыргыз вместе с племенами гирей, канглы и други ми занимало долину р. Белой с ее правыми и левыми притоками. В таблице родоплеменного состава башкир киргизы (кыргыз) представлены в качестве одного из под разделений рода кесе-табын племени табын, подразделения рода шайтан-кудей племени кудей, подразделений родов илекей-мин и кубоу племени мин и в качестве самостоя тельного племени кыргыз среди нижнебельских племен западных башкир, с родами танкей и кадыкей. Кроме того, общие с киргизами этнонимы имеются и в названиях племен (кыпсак, катай, канлы), и в родовых названиях (аю, мунаш, барын-табын, кошсы, балыксы, миркитмин и др.). В своей публикации башкирских шежере Р. Г. Кузеев сообщил, что в 1913 г. бугульминский учитель Ахмедгали Халимов опубликовал в журнале «Шуро» (Оренбург, № 10) краткое содержание шежере западнобашкирского племени киргиз. «Шежере племени Киргиз,- пишет Р. Г. Кузеев,- несмотря на то, что оно дано в кратком переложении, со держит ценные данные о происхождении этой группы баш кир».

Поскольку это шежере в названную публикацию не вошло, я обратился к Р. Г. Кузееву с просьбой ознакомить меня с его содержанием и получил от него текст и русский перевод шежере (пользуюсь случаем выразить Р. Г. Кузееву свою искреннюю признательность). Мне представляется, что этот источник заслуживает внимания, поэтому я привожу его полный перевод, сделанный Р. Г. Кузеевым. Шежере башкир племени киргиз

Согласно родословной (шежере), сохранившейся от времен наших дедов, родоначальника киргизских башкир (в смысле: башкир рода Киргиз), живущих в деревне Ташлы Александровской волости Бугульминского уезда, называли «Куркод-ата», (происходящего) из киргизско го юрта из потомков Саида (из рода Магомета); (он жил) на Бухарс кой дороге, у моря Сыр. Его (Куркод-ата) сын Ахмед би, от него Мухамед би, от него Янба би, от него Кушык би.

Кушык би жил в деревне Иске киргиз (старый киргиз) в долине реки Белой у озера Татыш и бил челом Белому бию. У Кушык бия были два сына: первый по имени Аккош би, вто рой – Куккуз би. У Аккош бия был сын по имени Бутамыш би, от пос леднего Буралмыш би. У Куккуз бия были два сына: по имени Кылчан (теперь название одной маленькой деревни) и по имени Тыныч; пи шут, что эти два рода (зат) получили грамоту на нашу землю от Ве ликого царя Алексея Михайловича.

У Кылчана был сын Уразкилде, от него Ыдай, затем Модок, от нег о Бикмухамед. Славный Бикмухамед со своими сородичами пришли из деревни Иске киргиз и стали жить в деревне Катай. У Бикмухамеда был сын по имени Хусаин, который в 1755 году со своими сородичами основал деревню Ташлы Александровской волости Бугульминского уезда.

Таким образом, Хусаин был потомком легендарного родоначальника племени киргиз у башкир – Куркод-ата (ср. с именем героя огузского эпоса Коркут-ата) в одиннадца том поколении. По самым минимальным подсчетам появле ние племени киргиз среди башкир следует отнести не позднее чем к концу XV в. В своем этюде, имеющем важное методическое значение и посвященном происхождению древнебашкирских племен, Р. Г. Кузеев не упоминает киргизов среди тех племен, которые переселились из Средней Азии и Приаралья в IX–XIV вв. Из этого можно сделать вывод, что племя кыргыз поселилось среди башкир позднее XIV в. (это совпадает и с данными приведенного выше шежере), либо оно проникло к башкирам раньше, но минуя Среднюю Азию. В этой же работе Р. Г. Кузеев рассматривает вопрос об этнониме «истяк», который слу жил общим названием группы башкирских племен и ро дов, большинство которых населяет сейчас восточную Баш кирию. Некоторые исследователи связывают этот этноним с этнонимом обских угров «остяк». В XVII–XVIII вв., замеч ает автор, казахи и ногайцы называли истяками всех баш кир, а иногда распространяли его и на барабинских татар. В этой связи привлекает к себе внимание имя отца легендарн ого родоначальника киргизского племени солто – Эштек иногда – Эстек, у Валиханова- Истэк). Согласно одной из записанных мною родословных, у Бурута были сыновья Кабыран и Усун; у Кабырана – Эштек и Нуркунан. От Усуна произошли все казахи, от Куркунана – ойгут, кыр гыз, и джедигер, а от Эштека – башкиры. Рассказчик под черкнул, что башкиры ближе к киргизам по происхожде нию, чем казахи. Очевидно, киргизский эпоним может служить указанием на исторические связи с предками башкир и некоторых народностей Западной Сибири, тем более что имеются и другие данные об этих связях (в частности, киргизского племени азык).

Факты, которыми мы располагаем, позволяют склонять ся к тому, что на территории Восточного Притяньшанья и смежных районов в период, предшествовавший монгольско му завоеванию и наступивший вслед за этим завоеванием, сложился весьма крупный массив из племен древнетюркского происхождения, а также тюрко-монгольских племен средн евековья, вошедший в состав киргизской народности.

В пользу этого предположения чрезвычайно убедительно свидетельствуют исследования антропологов. Ими изучена последовательность смены расовых типов на территории Киргизии. Анализируя антропологический состав древнего и современного населения Киргизии, Г.Ф.Дебец установил, что монголоидная примесь, наблюдавшаяся в составе древнего населения по крайней мере с усуньского времени, несколько усиливается после V в. н. э. Характер ное для современных киргизов резкое преобладание мон голоидных признаков сложилось значительно позднее. По мнению Г. Ф. Дебеца, можно утверждать, что подавляющее большинство физических предков киргизов происходит из Центральной Азии.

Вместе с тем в образовании физического типа киргизов принимало участие, хотя и в самой незначительной мере, древнее европеоидное население долин Киргизии, обитавшее здесь еще в начале II тысячелетия н. э.

Н. Н. Миклашевская, исследовавшая палеоантропологию Киргизии, пришла к выводу о сосуществовании разных антропологических типов (европеоидного, смешанного и монголоидного) в середине I тысячелетия н.

э., уменьшении монголоидности к концу I тысячелетия и ее резком увеличении в первые века II тысячелетия н.

э. Она полагает, что этногенез киргизов складывался на базе местных и центральноазиатских элементов с очень большим преобладанием последних.

Как считает В. В. Гинзбург, современный антропологический тип киргизов сформировался в начале II тысячелетия н. э. В середине и второй половине I тысячелетия н. э. на физический тип местного населения Киргизии влияли пришлые группы ранних тюрков, антропологический тип которых говорит об их алтайском, а также восточнотуркестанском происхождении.

Эти объективные данные антропологических исследований в совокупности с этнографическими материалами позволяют заключить, что один из важнейших, узловых моментов этногенеза киргизского народа связан с событиями первой половины II тысячелетия н. э. Именно в эту эпоху на территорию Киргизии с востока продвинулось значительное большинство предков современных киргизов, говоривших уже, как утверждают лингвисты, на сложив шемся киргизском языке.

* * *

Существенными представляются другие линии связей киргизов, в особенности этнические связи с казахсконогай ским кругом племен.

Нельзя не обратить внимания на такие факты, как наличие среди названий киргизских племен левого крыла эт нонима бечине (пичине) который ведет нас на северо-запад от Тянь-Шаня, в огузскую среду, ибо в нем нетрудно видеть средневековый этноним «печенег»; в отдельных киргизских преданиях упоминается страна Булгар, из которой пришли некоторые племена (джетиген, кушчу, кюркюрёё); в пам яти стариков сохранились отголоски событий, происхо дивших в Дешт-и Кипчаке в XV в.

Уже давно отмеченная Чоканом Валихановым связь преданий и исторических событий, относящихся к XV- XVI вв., свидетельствующая о близких отношениях казах ских и киргизских племен с ногайскими, нашла подтверж дение и в собранных автором этнографических материалах. В их числе генеалогические предания о происхождении племен джетиген, чекир-саяк от «ногайцев» (ногой, или астаркан ногой), об этнических связях киргизов с кара калпаками и др.

Ногайские этнические элементы восходят к эпохе Золо той Орды. Они связывают ряд киргизских племен с племе нами кочевых узбеков Дешт-и Кипчака и с племенами казахов и каракалпаков. Среди названий племен у ногай цев Северного Кавказа около десятка являются общим с этнонимами киргизов: найман, кыпшак, конырат, катаган, уйгур, ктай и др.

Сведения и легенды об этнических и исторических связ ях киргизов с каракалпаками кажутся несколько неожи данными, не заслуживают большого внимания. Наряду с легендами об общем происхождении каракалпаков и кир гизов (последних соседи называли «ак калпак» – по наз ванию их головного убора) и легендами о происхождении каракалпаков от киргизов племени адигине, есть предание и о происхождении от каракалпаков крупного подразделен ия племени саяк, называвшегося каба; существует так же предание и о столкновениях киргизов с каракалпаками, якобы пришедшими с низовьев Сырдарьи. Согласно записи от Абдыкалыка Чоробаева, на киргизской земле был убит один из предводителей каракалпаков по имени Эшмат. После этого между каракалпаками и киргизами на чалась вражда. Каракалпаки начали нападать на киргизов то в одном, то в другом месте. Их спрашивали, почему они нападают. Они отвечали: «Нападаем потому, что нам не дали виры кун за Эшмата». Поэтому среди  некоторых групп киргизов бытует выражение: каракалпак Эшматтын кунундай болду (подобно куну за каракалпака Эшмата), Достоверность подобных сведений подтверждается преда ниями, записанными у каракалпаков Т. А. Жданко. В одном из них рассказывается: «После смерти Ормамбет-бия (видного ногайского мирзы. – С. А.) киргизы нападал и на каракалпаков, оттого они ушли из Туркестана». Эти столкновения относятся, по-видимому, к рубежу XVI–XVII вв. Не исключено, что соприкосновение киргизов с каракалпаками могло происходить и в начале XVIII в., когда так называемые  верхние каракалпаки жили по среднему течению Сырдарьи.

Имеются и другие факты, связанные с генеалогиями киргизов и каракалпаков. В одном киргизском генеалогическом предании предком киргизов, от которого происходят ветви адигине и тагай, назван Ак-Чолпон. У каракалпаков родоначальницей племени муйтен считается женщина Ак-Шолпан, дочь Есим-хана, по прозвищу Муйтен. Это имя является и ураном этого племени. Согласно родословной, записанной в Хиве в 1900 г., общим предком казахов и каракалпаков был Ери-Калпак. Сына предка киргизов Долонбия несколько  информатов называли именем Эр-Калпак. Целый ряд родословных пред а ний называет Калпак-бия дедом  (или  отцом) родоначальника правого к левого крыла киргизов Долон-бия. В генеалогических пред аниях южнокиргизских племен в числе легендарных пред ков киргизов часто фигурирует Узун-Калпак Маат-бий или Узун-Калпак Муратай.

Совпавшее во времени формирование киргизской и ка захской народностей имело следствием включение в их состав однородных или этнически близких элементов. Политические события XVI–XVII вв., в которые были втянуты и казахские и киргизские племена, активизировали связи между ними. Особенно живо повествовали об этом наши таласские информаторы. И это не случайно. Именно в бассейне р. Талас в течение многих столетий прослеживается тесный контакт между казахами и киргизами. Имеется ряд важных показаний в виде преданий и исторических рассказов об участии киргизов в войне между казахскими ханами Ишимом и Турсуном, проис ходившей в первой четверти XVII в. Сообщается (это соо тветствует также и историческим фактам), что хан Турсун был убит и его войско разгромлено. По преданию, это – кара, которую он заслужил тем, что нарушил клятву, данную Ишиму. Исторические сведения подтверждают, что в событиях, относящихся к истории городов Ташкента и Туркестана, большое участие вместе с казахами принимали киргизы. Именно с этими событиями киргизские предания связывают образование в составе племени саруу подразделений алакчын и колпоч. Им приписывается казахское происхождение, что, однако, еще требует подтверждения. Независимо от этого происхождение этнической группы под названием «алакчын» заслуживает специального внимания. Известно, что, по Абу-л Гази, г. Алакчин находился где-то на севере; живший там народ получил название от масти разводимых им лошадей (ала – пестрый, пегий).

Несмотря на фантастичность сведений, сообщаемых этим и другими источниками, за ними, очевидно, скрывается нечто реальное. Ю. А. Зуев делает попытку реконструкции одного из этнонимов, содержащихся в исследуемом им сочинении. Он считает, что гэ-ло-чжи-аа-е- -е -tsiе восходит к алагчин (алачин, алчин). Если эта реконструкция и ее обоснование могут быть приняты, то киргизский этноним «алакчын» имеет своим источником этническое название, датируемое VII–VIII вв. н. э.

Одно из киргизских преданий повествует об астраханском хане Джедигере, который по призыву казанской ца рицы Суюнбике отправился, чтобы помочь ей подавить восстание среди ее собственного народа. Действительно, в середине XVI в. у одного из казанских ханов была жена Суюн-бике. Известно, что хан по имени Джедыгер был одним из потомков Эдиге. Более того, в 1549 г. Казань была занята ханом Джадыгер-Мухаммедом, т. е. имело место событие, о котором и сообщает киргизское пред ание.

В казахской истории засвидетельствовано, что при Тау-ке-хане киргизами управлял Кокым-бий Карачорин. Сог ласно киргизским преданиям, самым знаменитым вождем племени багыш был несколько столетий тому назад Кёкюм-бий, а предком последнего являлся Кара-Чоро, один из сыновей легендарного Тагая.

Обработка материалов, собранных этнографами- участниками Киргизской археолого-этнографической экспедиции, по жилищу, одежде, прикладному искусству показа ла, что киргизское население, живущее в долинах рек Талас и Чаткал и прилегающих к ним горных районах, по своим культурно-бытовым особенностям несколько отлич ается от других групп киргизов. Это обстоятельство посл ужило основанием для выделения самостоятельного комплекса киргизской материальной культуры – североз ападного. В нем сочетаются черты, свойственные как кирг изам, так и казахам, каракалпакам, некоторым группам узбеков. Таким образом, вполне объективные данные пол ностью совпадают с приведенными выше показаниями о «западных» и «северо-западных» связях киргизских племен.

Реальное значение названных линий этнических связей киргизов, сыгравших определенную роль в их этнической истории, до недавнего времени недооценивалось. Оно снова было раскрыто в полуисторических, полулегендарных сюжетах, содержащихся в упомянутой выше рукописи «Маджму ат-таварих», и получило убедительную аргументацию в исследованиях В. М. Жирмунского, посвященных киргизскому героическому эпосу «Манас».

Что касается роли в этнической истории киргизов друг их местных, среднеазиатских компонентов, она еще не достаточно ясна. С этой целью нуждаются в тщательном исследовании названия некоторых этнических групп из числа входящих ныне в состав киргизского народа. Так, среди иноплеменных «примесей» в племени солто представлен род кайдоол. По одним данным он происходит из племени кушчу (левое крыло), по другим – из племени багыш (правое крыло). Но для нас важно, что этот этноним имеет, по-видимому, ближайшее отношение к названию эфталитов («хайтал») Тохаристана. Во всяком случае можно уверенно утверждать, что компоненты среднеазиатского происхождения внесли свой вклад в сложение того этнического облика, который присущ только киргизам и который отличал их в прошлом и отличает в настоящем от ряда их соседей.

* * *

Совокупность этнографических материалов, рассматриваемых с учетом имеющихся антропологических, лингвистических и исторических данных, позволяет высказать не которые соображения о направлении и характере имевших место этнических процессов, оказавших влияние на сложе ние киргизской народности.

1. Процесс формирования племен, из которых сложилась киргизская народность, происходил преимущественно на территории Восточного Тянь-Шаня, и Притяньшанья, а также Памиро-Алая и прилегающих горных областей (Ал тай, Прииртышье, Восточный Туркестан).
2. Основу киргизской народности,  складывавшейся в XIV-XVII вв., составили: а) местные, издавна обитавшие здесь тюркоязычные племена, часть которых по своему происхождению, вероятно, восходит к племенам эпох и тюркских каганатов, уйгурского и кыргызского го сударств, а также караханидского государства (конец X–XII  вв.), в том числе карлукско-уйгурское  население; б) группа пришлых, в основном тюркоязычных, племен юж носибирского и центральноазиатского происхождения, пере двинувшихся на территорию  Центрального  и Западного Тянь-Шаня  и Памиро-Алая с северо-востока  и востока; в) племена монгольского и казахско-ногайского происхож дения.
3. Весьма интенсивное передвижение различных приш лых племен на территорию современной Киргизии проис ходило в связи с начавшимся монгольским завоеванием, частично, возможно, еще раньше. Важное значение в разв итии этнических процессов играли и другие, как крупные по своим размерам, так и локальные перемещения различных племенных групп, в основе которых лежала прежде всего свойственная им подвижность, обусловленная кочевым и полукочевым образом жизни. Но многие из этих передвижений вызывались и социально-политическими причинами и экономическими обстоятельствами: борьбой с иноземными поработителями, вынуждавшей иногда к уход у с освоенных территорий на длительный период; раздор ами и распрями между феодалами, возглавлявшими родоплеменные группы, что приводило к межплеменным войнам; насильственными переселениями феодалами подв ластных групп населения на другие территории; ростом численности населения; притеснениями со стороны феодал ов, приводившими к организованному переходу некоторых групп на новые территории; стремлением близких по прои схождению, но территориально разобщенных групп к соединению друг с другом; ссорами между потомками разных жен одного предка; недостатком пастбищ; стихий ными бедствиями и т. д.
4. Однотипность хозяйственного уклада (кочевое скотоводство, отчасти охота и земледелие), близость форм быта и культуры названных выше племен, господство среди них патриархально-феодальных отношений способствовали постепенному исчезновению обособленности, облегчили процесс ассимиляции одних племен другими и их смешения, что в сочетании с процессом социально-политического развития и с некоторыми внешнеполитическими обстоятельствами создало предпосылки для образования новой этнической общности – киргизской народности.

Этнографические данные свидетельствуют о том, что этническая история киргизов имела чрезвычайно сложный характер. Поэтому следует считать обреченными на неудачу попытки однолинейно сводить появление киргизов на современной территории их расселения к передвижению какой-то крупной группы племен с одной территории на другую, например, к передвижению некоей группы из «Или-Иртышского междуречья» на Тянь-Шань. При всех усло виях взятые вместе Тянь-Шань и Памиро-Алай представ ляли собой большой узел этногенетических процессов, сыгравших важную роль в этнической истории киргизов.

О.КАРАЕВ

ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ И ФОРМИРОВАНИЕ КЫРГЫЗСКОЙ НАРОДНОСТИ

Древнюю и средневековую этническую историю Кыргызстана и формирование кыргызского народа нельзя представить в отрыве от общей истории Южной Сибири и Центральной Азии. Тянь-Шаньское нагорье с прилегающими территориям и входило в зону волнообразных переселений кочевников из Центральной Азии и Южной Сибири. Кыргызский народ формировался на основе двух этнических массивов: центральноазиатско-южносибирского и местного – среднеазиатского. Этнический состав кыргызского народа сам по себе подтверждает, что преобладающий его компонент – центральноазиатского и южносибирского происхождения.

Следы обитания человека в Семиречье и на Тянь-Шане прослеживаются с древнетюркского времени. Степные племена эпохи бронзы являлись непосредственными предшественниками сакских племен этих регионов.

Саки. Населяли Тянь-Шань и Притяньшанье первой по ловины I тысячелетия до и. э., обладали определенной общностью языка, хозяйства и единообразной кочевниче ской культурой. Они относятся к европеоидному расовому типу, но есть небольшая монголоидная примесь центральн оазиатского происхождения. Большое количество археоло гических памятников сакского периода свидетельствует о резком увеличении численности народонаселения Кыргыз стана. Сакские племена были ираноязычными.

Усуни. Кочевали на западной окраине подвластной территории хуннов, где-то вблизи Восточного Туркестана. В середине II в. до н. э. они переселились на Тянь-Шань и в Семиречье и, усилившись, подчинили себе многие другие владения. Но основную массу населения этих краев сос тавляли местные сакские племена. Ставка правителей усуней Чигу находилась на восточной окраине оз. Иссык-Куль. Археологические исследования показали, что между погребальными памятниками двух последовательных эта пов – сакского и усуньского, наблюдается очень большое сходство, в чем было усмотрено свидетельство длительного непрерывного развития одной и той же культуры в преде лах северо-восточных областей Средней Азии и Семиречья. Этнокультурно-языковая принадлежность усуней пока не установлена. Одни считают их тюркоязычными, а другие – ираноязычными.

Юечжи – кочевники, говорившие на языке восточно-иранской группы. Они проникли в Среднюю Азию из Цен тральной Азии и создали Кушанское государство. На тер ритории владений усуней кочевала, кроме саков, и часть юечжи.

Следовательно, начиная с II–I вв. до н. э. происходил процесс смешения местного сакского и в прошлом родственного по этническому составу центральноазиатско го населения. В целом этническая история Семиречья, Тянь-Шаня до нашей эпохи развивалась в направлении тюркизации ираноязычного населения. В это же время заметно увеличивается монголоидный элемент по Средней Азии. На рубеже нашей эры на этнопроцессы в северо-восточных областях Средней Азии и Семиречья оказывали влияние центральноазиатские хунны (сюнну). Этнокультурный состав их обширного политического объединения был неоднородным. На северо-востоке включались тунгусо-монголоязычные племена, на юго-западе – тюркоязычные, отдельные группы которых проникли на Западный Тянь-Шань. Разные типы одновременных погребений с не одинаковым физическим обликом погребенных, на рубеже нашей эры, иногда в одних и тех же могильниках, на Тянь-Шане до Таласа – Кетмень-Тюбе говорят о разнооб разии материальной культуры и неоднородности населения. В IV-V вв. н. э. в Среднюю Азию вторгались хиониты (белые хунны), кидариты, эфталиты – кочевники цен тральноазиатского происхождения, в составе которых были ираноязычные и тюркоязычные племена.

Переселение различных племен из Южной Сибири и Центральной Азии в Среднюю Азию и Семиречье в VI–X вв. играло существенную роль в отюречивании населе ния этих краев и формировании кыргызского народа.

С образованием Тюркского каганата в середине VI в. на Саяно-Алтае начался новый период этнополитической истории Тянь-Шаня, Восточного Туркестана и всей Средней Азии.

Термин «тюрк» («турк») в разные периоды имел неодинаковые значения. Первоначально он употреблялся как название родоплеменной верхушки, затем подвластных ей племенных группировок и позднее-государственного объединения (каганата). Входившие в него племена (напр., карлуки, чики, енисейские кыргызы и др.), сохраняя само название, не причисляли себя к тюркам. После распада тюркских каганатов в середине VIII в. традиционный термин «тюрки», употреблявшийся мусульманами, приобрел значение собирательного названия многих тюркоязычных народов.

Завоевавшие в 50-х годах VI в. Семиречье и Тянь-Шань тюркские племена Саяно-Алтая имели название «народа десяти стрел» («он ок бодун»), из них пять стрел под общим названием «дулу» занимали территорию к востоку от р. Чу, другое пятиплеменное объединение с названием «нушиби» – к западу от нее. В научной лите ратуре их государство именуется Западнотюркским каган атом, существовавшим до начала VIII в. В это время (VI–VII вв.) происходило постоянное взаимодействие трех социально-политически неравноправных этнических массив ов: 1) тюркские племена, недавнее прошлое которых было связано с Центральной Азией, Южной Сибирью; 2) племена тюркского автохтонного скотоводческого населе ния (потомков сакоусуньских племен) частично тюркизированного гуннами; 3) племена согдийского (восточноиран ского) населения, переселившегося в Семиречье из оазисов Средней Азии в VI–VII вв. Этнические контакты и взаимовлияния в это время, хотя и имели общую направленность тюркизации автохтонного скотоводческого и, в какой-то мере, оседло-земледельческого (согдийского нас еления), протекали замедленными темпами. В большей степени они затронули знать, чем рядовое население.

Впервые название племени «тюргеш» упоминается в связи с его нахождением на территории юго-запада Монгольского Алтая. Оно входило в конфедерацию дулу. В период борьбы Восточного и Западного каганатов (на рубеже VII–VIII вв.) тюргеши были оттеснены на юго-запад и сосредоточились в основном в пределах Семире чья и современного Северного Кыргызстана. В начале VIII в. деградация Западнотюркского каганата усилилась, его каган был убит в 704 г. в городе Кулане (совр. ст. Луговая). Власть в Семиречье и Центральном Тянь-Шане перешла к тюргешским вождям. Тюргеши подразделились на желтые и черные кланы. В середине VIII в., обессил енные междоусобицами последних, тюргеши не смогли оказать сопротивления карлукским завоевателям, но при их го сподстве оставались жить на тех же местах. В IX- X вв. вместо племенного этнонима «тюргеш» чаще встре чаются наименования их родов тухси и аз. Махмуд Кашгарский называет тухси тюркским племенем и наряду с чигилями располагает их в долине р. Или. Ал-Марвази (а вслед за ним и ал-Ауфи) причисляет тухси к родам не тюргешей, а карлуков. Такое противоречие в трудах вост очных авторов можно объяснить тем, что тюргеши и кар-луки жили смежно на одной и той же территории.

Карлуки. В VII-VIII вв. кочевали в Джунгарии, на Западном Алтае и по берегам Иртыша. В 746 г. основная их масса под давлением Уйгурского каганата двинулась на юго-запад и заняла территорию тюргешей, со столицей г. Суяб в долине р. Чу. Об этом впервые упомянуто в Терхинской надписи. «В год собаки уч карлуки, замыслив измену, бежали. На западе, в страну народа десяти стрел они пришли». В трудах арабских авторов IX-X вв. Кудама ибн Джафара, ибн Хаукаля, ал-Мукаддаси, Абу Дулафа содержатся историко-географические сведения о карлуках, обитавших на территории современного Кыргызстана. Например, Ибн Хаукаль по поводу реки Парак (Чирчик), притока р. Шаш (Сыр-Дарьи) пишет: «Часть ее вытекает из Бискема, а другая из Джидгала, но в основном она течет из страны харлухов-тюрков…». Значит, в верховьях современных рек П.скем и Чаткал обитали карлуки. Они активно участвовали в образовании и политической жизни государства Караханидов. Впоследствии в состав кыргызского народа вошли: карлукское племя бистан или бостан (ср.: кырг. бостон), род ябагу, (ср.: кырг. мачак в составе племен чон-багыш и саруу, гилет (ср.: кырг. килет в составе племени чон-багыш). Остатки карлуков под тем же наименованием ныне живут на территории Узбекистана и Таджикистана.

На Центральном Тянь-Шане и в Семиречье под влас тью Западнотюркского, Тюргешского и Карлукского каган атов жили согдийцы, эмиграция которых из Согда в этот край началась еще в V в., но основная их масса пересели лась в VII-VIII вв. Впоследствии они были отюречены, главным образом тюргешскими и карлукскими родами. Во времена Махмуда Кашгарского население долины р. Чу на запад до г. Исфиджаб (Сайрам) говорило по-согдийски и по-тюркски, в результате чего возникло неправильное произношение в их языке. Согдийцы-переселенцы, хотя и утрачивали постепенно свой язык и национальные традиции, но продолжали оказывать влияние на дальнейшее развитие ремесел, торговли и земледелия. Потомки согдийцев – сугдаки вошли в состав кыргызского народа под названием «саадак».

Чигили составляли одну из наиболее значительных час тей населения Центрального Тянь-Шаня и Семиречья в IX-X вв. Они играли решающую роль в составе государс тва Караханидов. Если отождествление чигилей с чинами в древнетюрк-ских надписях верно, то они принадлежали к племени теле (т. е. тогуз-огузов) и в раннее средн еве ковье жили в современной Западной Туве, где, по материал ам орхоно-енисейской письменности, вели борьбу в союзе с другими народами Саяно-Алтая против господствующих каганатов Центральной Азии. В результате этой борьбы основная масса чиков, как и многие другие племена Юж ной Сибири, продвинулась на юго-запад и пришла на Тянь-Шань и в Семиречье.

В письменных источниках содержится ряд сведений о расселении чигилей на территории современного Кыргызстана. Неизвестный персидский автор сочинения «Границы мира» упоминает районы их расселения в г.Сикуль (т.е. Иссык-Куль). Другие его сообщения также подтвержд ают сведения о расселении чигилей на Центральный ТяньШань.

Другой персидский географ Гардизи пишет: «Все окрестности Иссык-Куля заняты джигилями». При описании пути расселения чигилей и тюргешей тот же автор сообщает: «Около того перевала есть река, если переправиться через нее, приходишь в землю тюрков-джигилей, к их шатрам и палаткам». В. Ф. Минорский эту безымянную реку отождествляет с Узун-Агачем или Алма-Атинкой и помещает часть чигилей на востоке от нее до оз. Ис сык-Куль. В X в. чигили играли решающую роль в составе образования государства Караханидов. В то время они жили в Иссык-Кульской котловине, а в XI в. часть их – в долинах рек Или и Талас. Махмуд Кашгарский сообщает о том, что огузы были непосредственными соседями чиги лей в долине р. Талас, постоянно враждовали с ними.

Можно согласиться с мнением С. Муталлибова о том, что в эпоху Караханидов чигильский язык играл роль языка, объединяющего носителей многочисленных тюркских диалектов. По этому вопросу Э. Р. Тенишев пишет: «Любопытно, что при сравнении Махмуд Кашгарский в качестве исходного языка принимает язык чигилей, что свидетельствует либо о преобладании чигильского населения в караханидском государстве, либо о массовости чигильского языка».

Впервые этноним «ягма» встречается на Тянь-Шане. В. В. Бартольд называет ягма передовой ветвью тогуз-огузов. Основная масса их в IX-X вв. обитала на Цент ральном Тянь-Шане, соприкасаясь на севере с карлуками по р. Нарын. По рассказу автора сочинения «Границы мира», ягма состояли из 1700 колен. В XI в. часть их, нар яду с другими племенами, жила в долинах рек Или и Талас. Передвижение части ягма на север, в Семиречье и Талас, можно связывать с завоеванием этих краев Караханидами.

В «Диван лугат ат-турк» Махмуда Кашгарского страной Аргу названа в одном месте территория между Баласагуном (ныне разв. башни Бурана около г. Токмака) и Исфиджабом (совр. Сайрам), а в другом – территория между Баласагуном и Таразом (совр. г. Джамбыл). В том же словаре приводится большое количество примеров на языке аргу, что подтверждает существование особой группы населения под этим названием. Если термин «аргу» Махмуда Кашгарского тождественен современному слову «аргын» в значении «смесь», «метис», то, вероятно, они произошли в результате метизации согдийского и тюркского населения, прежде всего тюргешских и карлукских ро дов. Остатки аргу вошли в состав кыргызского народа под наименованием «оргу».

Огузы, тогуз-огузы населяли Северо-Восточную Монголию. В VIII–IX вв. после ожесточенной борьбы, сменивш ей ряд тюркских племен у власти над Центральной Азией, огузы ушли на запад и  находились  на  границе переднеазиат ского культурного мира. О местонахождении огузских племен поблизости г. Тараза во второй половине X в упоминал Махмуд Кашгарский. По его рассказам, огузы и чигили являлись непосредственными соседями в долине Таласа и враждовали между собой. Ал-Идриси (XIII в.) оставил нам большое количество фактов об огузах, С.Г.Агаджанов, изучая его сведения, пришел к выводу, что отдельные группы огузов в X в. дошли до оз. Балхаш и р. Чу.

Впервые в упоминаниях восточных авторов этноним «турк мен» встречается у ал-Мукаддаси (X в.). Он писал, что в цитадели небольшого г. Орду жил царь туркмен, который постоянно пересылал подарки владелице Исфиджаба. Если отождествлять средневековый город Орду с развалинами у с. Красная Речка, то можно предположить, что часть туркменов жила в X в. среди карлуков и согдийцев – на западе, но какая-то часть осталась на прежних территориях. Джувейни (XIII в.) отмечал, что к кара-китаям в 1158 г. послали десятитысячный отряд во главе с Илек-туркменом на помощь самаркандскому хану прот ив хорезмшаха Иль-Арслана.

Кипчаки упоминаются еще в VIII в. в уйгурском памятнике в честь Моюн-Чура. В то время они обитали на Саяно-Алтайском нагорье. В XI–XIII вв. кипчаки кочевали на территории от Алтая до Крыма и Дуная. В словаре Махмуда Кашгарского говорится, что города Кенжек и Кантаун, находившиеся поблизости от Тараза, расположены на пограничной территории кипчаков. Кроме того, этот автор упоминает местность «кипчак» около Кашгара. По-видимому, они не случайно упоминались в поэме «Кутадгу билиг». Впоследствии кипчаки в числе других вошли в состав кыргызского народа.

В письменных источниках этноним «канглы» не встречается раньше XI в. Неизвестно, когда они пришли на Центральный Тянь-Шань и в Семиречье. Абу-л-Гази (XVII в.) сообщает об уходе туркмен с Иссык-Куля, из районов г. Алмалыка (в долине р. Или) и др. под давле нием хатай, найман и канглы. В начале XII в. канглы вместе с карлуками угрожали г. Баласагуну, расположен ному в долине р. Чу. По данным Абу-л-Гази, оставшееся количество канглы на р. Чу и Талас, после их ухода к хорезмшаху составляло десять тысяч шатров. Впоследствии канглы в числе других вошли в состав кыргызского народа.

Следует здесь отметить, что ряд кыргызских этнонимов идентифицируется с племенами древнетюркского объединения телес (тегрег, тогуз-огузов), кочевавшим между Большим Хинганом и Тянь-Шанем. К числу поколений теле среди других относились бугу (ср.: кырг. бугу), уйгур (ср.: кырг. уйгур). Кыргызские родовые названия «теелес» («деелес»), «тердеш» восходят к древнетюркским административно-племенным обозначениям «тардуш» и «телес». Другой известный у кыргызов этноним «черик» упоминается как название одного из тогуз-огузских племен в сако-хотанском документе VIII в. В то время черики жили на Восточном Тянь-Шане.

По данным письменных источников и археологии, часть енисейских кыргызов переселилась в IX–X вв. на Восточный Тянь-Шань и в Семиречье.

Правитель кыргызов Минусинской котловины, начиная с 820 года, вел в течение 20 лет войны с уйгурскими ха нами. Постепенно военное превосходство переходит в руки кыргызов. Кроме дворцовых переворотов и заговоров, ос лабили государство уйгуров и ускорили крушение его стихийные бедствия, обрушившиеся на страну. В 840 г. полководец Гюйлу Мохэ поднял восстание и призвал на помощь енисейских кыргызов, что открыло им дорогу на столицу Уйгурского каганата – Орду-Балык (Хара-Балхас). В решающем сражении под его стенами стотысячная армия кыргызов разгромила уйгуров и заняла их столицу. Однако в нашу задачу входит рассмотрение только лишь вопросов о передвижении части енисейских кыргызов в IX–X вв. на юго-запад и обоснование их в Семиречье и на Восточном Тянь-Шане.

Письменные источники подтверждают переселение значительной части уйгуров во главе с принцем Пан-тегином и министром двора в западные районы Восточного Тянь-Шаня. Их министр Сажчи помог племяннику танского императора Цзян-пан-лэ бежать в Аньси. Поскольку уйгуры (У-цзе кагана. – О. К.) были разгромлены Чжан Чжунчу, пограничным губернатором (цзедуши) в Ючжоу, то Пан-лэ сам объявил себя каганом. В другом источнике местом пребывания Пан-тегина назван Яньци (Карашар).

По данным восточных авторов, енисейские кыргызы преследовали уйгуров Пан-тегина и проникли в Восточный Тянь-Шань. Посланник кыргызского хакана Та-бу Хецзу, прибывший в ноябре 843 г. в столицу Китая, сообщил, что им подчинились пять племен – Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык), дада (татары) и другие. В другом источнике это известие повторяется. В связи с этими событиями в биографии первого министра китайского двора Ли Дэюя изложено: «Кыргызы прислали посла и сообщили, что они атаковали и заняли Аньси и Бэйтин». Император пожелал получить эти районы от кыргызов. В апреле 843 г. в ставку ажо (правителя) кыргызов был направлен китайский посланник Чжао Фань, который по возвращении к себе докладывал, что кыргызы атаковали наместничества Аньси и Бэйтин, поэтому надлежит послать войска для оказания помощи. Исходя из этого сообщения, японский ученый Т. Ханэда пришел к выводу, что под натиском кыр гызов уйгуры ушли из района Кучи и Бешбалыка на вос ток, в Притяньшанье. Другие исследователи допускали возможность переселения уйгуров на восток.

О военных действиях енисейских кыргызов в Восточном Туркестане сообщает автор сочинения «Худуд ал-алам». «Пенчул (совр. Уч-Турфан. – О: К.) расположен в стране карлук, но раньше он управлялся от имени тогуз-огузов, а теперь занят кыргызами». Если верить автору, то кыргызы заняли г. Пенчул в конце X в., в период написа ния сочинения в 982 г. Но В. В. Бартольд относит это событие к концу IX века. В сочинении «Худуд» встречаются и другие данные о кыргызах в пределах

Семиречья, Восточного Туркестана и на ныне занимаемой ими терри тории. «Кашгар,- пишет его автор,- относится к области Чинистан, но расположен на границе между йагмой, Тибе том, хырхызами и Чином». Необходимо отметить, что в «Худуд» карлуки, ягма, тухси, чигили и тогуз-огузы (уй гуры) расположены в пределах Средней Азии, Южного Казахстана и Восточного Туркестана. Это свидетельствует о продвижении енисейских кыргызов на запад от Уч-Турфана до Кашгара и обитании их по соседству с ягма, которые в X в. жили к югу от р. Нарын.

В сочинении «Худуд», кыргызы расположены на севере от карлуков и чигилей, на западе – от тухси. Значит, они могли быть соседями в Семиречье, так как сам автор упоминает карлуков в Чу-Таласской долине, а тухси и чигилей – в Иссык-Кульской котловине.

О политическом подъеме енисейских кыргызов в IX–X вв. и продвижении их до Восточного Туркестана и Се миречья сообщает и китайский источник. «Хягас (кыргыз. – О. К.) было сильное государство, по пространству равнялось тюркским владениям… На восток простиралось до Гулигани (Байкал. – О. К.), на юге – до восточной части Восточного Туркестана». В. Ф. Минорский на основе данных автора «Худуд» помещает часть кыргызов в доли не р. Тарим. Вполне возможно, что они в IX в. стали соседями тибетцев в бассейне этой реки, а с карлуками – в Семиречье.

Данные письменных источников о проникновении енисейских кыргызов на Тянь-Шань в период их политического подъема в IX–X вв. подтверждают археологические находки. В 1961 г. близ р. Текели, у Джунгарского АлаТоо в разрушенном захоронении обнаружено 76 предметов из железа и бронзы. Среди них стрелы, пряжки и другие предметы, характерные для захоронения VIII–X вв. Археологи, изучившие эти находки, пришли к следующему выводу: наиболее близкие им параллели встречаются в кимакских захоронениях из Восточного Казахстана. Не менее близкие им аналоги имеются среди находок из Северного Кыргызстана, Южной Сибири и в захоронениях енисейских кыргызов в Минусинской котловине. Большой научный интерес представляет набор наконечников стрел в захоронении близ Текели. Подобные им трехпластные и трехгранные наконечники стрел найдены и в кыргызских курганах Зевакинского и Бобровского могильников в Восточном Казахстане.

Д. Г. Савинов на основе археологических материалов последних лет пришел к выводу, что памятники енисейских кыргызов Южной Сибири и Восточного Казахстана связываются в одну цепочку и границы их распространения почти вплотную продвигаются к отрогам Восточного Тянь-Шаня. Он пишет: «Это позволяет по-новому взгля нуть на немногочисленные пока вещи кыргызского облика, опубликованные А. Н. Бернштамом,- пряжки, детали по ясных наборов, лировидные подвески с сердцевидной прорезью,- и считать их также кыргызскими». В 1891 г. краевед А. Фетисов проводил раскопки в Кочкорской дол ине. Его находки и собранные им у местного населения предметы поступили в Эрмитаж. А. Н. Бернштам изучил их и отнес в основном к VIII–IX вв. Он сопоставил находк и А. Фетисова с такими же предметами из Копенского чаатаса Минусинской котловины и пришел к выводу, что «рассматриваемые вещи – одного характера, как сюжетно и композиционно, так и в значительной степени техничес ки… вещи из Кочкорского клада – прекрасные образцы мастерства енисейских кыргызов в период проникновения последних на Тянь-Шань в конце IX – начале X вв.».

А. Н. Бернштам, проведя раскопки в бассейне р. На рын и в Аламышыкском могильнике № 102, установил полное сходство этого погребения с погребениями VIII–IX вв. на Енисее, раскопанных и опубликованных Л.А. Евтюховой. Он относит могильник № 102 к енисейско-кыргызским типам, свидетельствующим о появлении енисейских кыргызов на Тянь-Шане в IX в.

Л. Р. Кызласов при раскопках городища Ак-Бешим около Токмака обнаружил удила и псалии, датируемые им первой половиной IX в. Среди них большой научный интерес представляет псалии горных козлов типа капчальских и уйбатских находок Минусинской котловины. «Если эти находки сопоставимы, – пишет Д. Савинов,- то не исключено, что буддийский храм в Ак-Бешиме разрушен енисейскими кыргызами».

Сходство археологических находок, изученных или раскопанных А. Н. Бернштамом и Л. Р. Кызласовым в Кыргызстане, с такими же вещами в захоронениях енисейских кыргызов в Южной Сибири и Восточном Казахстане подкрепляется данными письменных источников о проникновении и расселении последних на Тянь-Шань в IX в.

В изучении последнего вопроса большой научный интерес представляют таласские древнетюркские рунические памятники, датируемые исследователями периодами между V-XII вв. И. В. Кормушин в связи с новой датировкой им суджинской, енисейской и таласской рунических надписей пишет о проникновении их носителей – кыргызов Минусинской котловины – в IX в. на Тянь-Шань, что, на наш взгляд, кажется близким к истине. В четырех таласских камнях встречается надпись «отуз оглан» («тридцать сыновей или юношей»). В легенде, записанной в сочинении XV в. «Шаджарат ал-атрак» («Родословная тюрков») рассказывается о происхождении кыргызов от сорока монгольских девушек, а отуз-огул (отуз-уул) от тридцати их сыновей. По данным Сейф ад-дина Ахсикенди (XV–XVI вв.), Отуз-огул имел сыновей: Адине (Адигине), Мунгкуша (Мунгуша), Кара Багыша и Тагая, а от шести сыновей последнего произошли племена йадгар (жедигер), бугу, сары-багыш, солто, бостон и саяк. Нельзя забывать, что племенная группа отуз-уул, по историко-этнографическим данным, связана с формированием кыргызского на рода и объединила их левое и правое крыло. Кроме того, вряд ли случайно, что именно в долине р. Талас была сосредоточена весьма значительная часть кыргызов, отно сивших себя по происхождению к левому крылу группы отуз-уул. В совокупности эти факты свидетельствуют о проникновении енисейских кыргызов в IX в. до долины р. Талас. Вполне возможно, что отуз огланы были их род ом и племенем во главе кара чуров, встречаемых в таласских памятниках.

По данным восточных авторов Ван Яньдэ, ал-Марвази, Бекрана, Джувейни, Махмуда ибн Вали и Абд ар-Раззака Самарканду кыргызы в X–XV вв. продолжали кочевать в Восточном Тянь-Шане, главным образом на территории между долинами Манас и Кульджа на севере, Куча и Аксу на юге. Так, например, ал-Марвази (XI–XII вв.) пишет: «К числу тюрков относятся хирхизы, многочислен ный народ, живущий между летним востоком (северо-востоком) и севером. Кимаки (живут) к северу от них, ягма и харлухи – к западу, а Куча и Арк (расположились относительно их) между зимним западом и югом». Кырг ызы вполне могли быть южными соседями кимаков, кото рые в VIII–IX вв. прочно укрепились на территории от Среднего Иртыша до Джунгарских ворот. Город Арк отождествляется с Карашаром. Ал-Марвази сообщает, что карлуки раньше жили на Алтае, потерпев поражение от тогузгузов (уйгуров), переселились на юг, в страну тюргешей, которые обитали в Семиречье, Чу-Таласской долине. Следовательно, кыргызы кочевали на востоке от ягма и карлуков, на северо-востоке от Карашара и Кучи, при мерно в районе между верховьями р. Или и долины. р. Манас.

«У хирхизов,- пишет далее ал-Марвази,- в обычае сжигание умерших; они утверждали (при этом), что огонь очищает и делает их чистыми. Таким был их обычай в прошлом, но когда (они) оказались соседями мусульман, то стали хоронить мертвых». В связи с этим сообщением необходимо отметить, что енисейские кыргызы в IX–X вв. труп покойника сжигали, останки через год переносили на место погребения, где помещали в могильных ямах, затем сооружали курганы юртообразной формы. Китайский автор об этом пишет: «При похоронах не царапают лиц, только обертывают тело покойника в три ряда и плачут, а потом сжигают его, собранные кости через год погре бают. После всего, в известные времена производят плач». Енисейские кыргызы никогда непосредственно не общались с мусульманами, а в XI-XII вв. к югу от них жили плем ена найман, которым был чужд ислам. Ко времени на писания сочинения ал-Марвази мусульманская религия нe могла проникнуть дальше долины р. Или. Махмуд Кашгарский, написавший свою работу на 46 лет раньше ал-Марвази, сообщает, что граница области ислама на юго-востоке простиралась до Черчена, а на северо-востоке – до р. Куми-Талас, в долине р. Или. В каганате Караханидов ислам стал государственной религией. Восточная граница их владений проходила по линии от Черчена, западн ее Куча, до озер Сасык-Куль, Ала-Куль и Балхаш. По мнению В. В. Бартольда, местность Чугучак, в долине р. Емиль, оставалась и в XII в., как в XI в., вне влияния ислама.

Следовательно, соседями мусульман могли быть только кыргызы, проживающие на территории Восточного Тянь-Шаня. Под влиянием ислама они постепенно отказались от прежнего обряда трупосожжения и стали хоронить мертвых.

По сообщению Джувейни (XIII в.), часть киданей (кара-китай) во главе с гурханом Елюй-Даши бежала от чжурчженей на запад (в 1120 г.), подошла к границам владения кыргызов и напала на них, но, встретив у них сильное сопротивление, прибыла в долину р. Емиля. Да лее автор пишет, что гурхан киданей после покорения Кашгара и Хотана, послал войско к пределу кыргызов, чтобы отомстить за беспокойства, причиненные ими, и взял Бешбалык. Вполне возможно, что Елюй-Даши направил отряд для наказания кыргызов, кочевавших поб лизости от Бешбалыка, за их прежнее противодействие.

Внук хана Угедея Хайду во II половине XIII в. основал самостоятельное государство в Семиречье и восточной части Средней Азии. После его смерти (1301 г.) шла борьба за власть между монгольскими царевичами. Об этом Махмуд ибн Вали пишет (XVI в.), что послы Чапара, преемника Хайду в 1307–1308 гг., рассказали чагатаиду Кенджеку о тяжелом положении края из-за междо усобиц царевичей и грабежей кыргызов и китайцев. Столкновение сыновей Хайду и чагатаидов произошло на территории Семиречья и в долине р. Талас. В другом месте Махмуд ибн Вали сообщает о походе Ильчидая, сына Кенджека, в Туркестан, где он наказал предводител ей кыргызов, а затем от них прибыл к берегам Иртыша. Следовательно, кыргызы в XIV в. кочевали в Восточном Притяньшанье и далее на север, примерно до Тарбагатая и Черного Иртыша.

Абд ар-Раззак Самарканди (XV в.) также упоминает кыргызов в этом регионе. По его рассказу, внук Тимура Искандер на рубеже XIV–XV вв. совершил поход в Могулистан и послал в дар своему деду несколько десятков из периликих, алмалыкских (в долине р. Или), хотанских красавиц и кыргызских пишбалыкских чаровниц. Следует отметить, что поход Искандера на восток не выходил за пределы Тянь-Шаня и Восточного Туркестана. Вполне возможно, что отряды Искандера грабили г. Бешбалык и захватили в плен в его окрестностях «чаровниц»-кыргызок.

Письменные источники подтверждают наличие кыргызов в Восточном Притяньшанье и на территории к северу от него и в XV в.

Махмуд ибн Вали пишет, что потомок Орда-хана, сына Джучи, – Пулад-хан (1407–1410) организовал поход для наказания кыргызских племен. Он одержал победу над ними и, поручив охрану тех пределов эмирам (племени) байрин, полностью преградил путь кыргызам. Позднесредневековые авторы упоминают племя байрин (баарин, бахрин) в составе государства Могулистан. Например, Шами (XIV–XV вв.) сообщает, что посланный отряд Инга-торо разыскивал племя байрин в местности Улан-Чарлык и Чапан-Айгыр. Али Йезди (XV в.) помещает улус Ингаторо между рек Или и Каратал. Следовательно, байрины кочевали где-то на северо-восточной окраине Семиречья и охраняли при Пулад-хане районы Балхаш – верховья Иртыша от нападения кыргызов.

В 1763–1770 гг. составлен китайский источник «Си юй чжи» («Описание Западного края»), в котором от кыргызских старейшин и знатоков генеалогии приводятся следующие сообщения: более 330 лет назад (кыргызы), спасаясь от беспорядков, бежали и нашли приют в горах. Это событие могло произойти в XV в. В 1420 годах шла борьба за власть в Могулистане. Воспользовавшись этим, Улугбек с войском вторгся на Тянь-Шань. Местное насе ление края, как и при походах Тимура, уходило на восток и северо-восток, вглубь степи. В 1428 г., после ухода Улугбека к себе, на берегу оз. Иссык-Куль был убит прав итель Могулистана Вейс-хан и началась борьба за трон отца между его сыновьями Эсен-Буку и Юнусом. Послед ний потерпел поражение и бежал к Улугбеку. Эсен-Буку стал преследовать и беспощадно истреблять своих против ников, сторонников Юнуса, которые бежали в соседние владения. По этому поводу Мухаммед Хайдер пишет: «Эмиры чорасов (джираса) и племени барин ушли к кал мыкам, сыну Эсен-Тайши, Амасанджи тайше. Некоторые другие – калуджи, балгаджи и еще несколько племен ушли в Узбекистан к Абу-л-Хайр-хану (т. е. в Дешт-и Кыпчак)». В степях Могулистана среди эмиров кунджи и некоторых других царили смута и растерянность. На наш взгляд, к этому времени следует отнести сообщение в «Си юй чжи» о бегстве кыргызов, которые вместе с другими племенами покинули свои кочевья в Могулистане и ухо дили на север, скорее всего к южным предгорьям Монг ольского Алтая. В письменных источниках встречаются данные о бегстве населения Семиречья и Восточного Тянь-Шаня на север, к Иртышу в течение XV в.

В 1450 годах калмыкский предводитель Уз-Тимур-тайши совершил поход вглубь Средней Азии. На пути в до лину р. Чу он оставил обоз и домочадцев, а поблизости г. Сыгнака нанес поражение Абу-л-Хайр-хану и, заключив с ним унизительный мир, вернулся к себе с награбл енны ми богатствами. Вслед за этими событиями сыновья бело-ордынского хана Барака Джаныбек и Гирей с соплеменн иками и сторонниками бежали от Абу-л-Хайра в Могу листан, правитель которого Эсен-Буку-хан отвел им доли ны р. Талас и Чу. Махмуд ибн Вали пишет: «…в первое время после вселения в Могулистан они производили на беги и грабили племена калмыков и кыргызов». Под властные Джаныбеку и Гирею племена, недавние пришельцы-беглецы, не могли совершать набеги далеко, на север Джунгарии. В то время кыргызы, упоминаемые Мах мудом ибн Вали, продолжали кочевать как и прежде в тех же областях Северо-Восточного Притяньшанья. Их районы расселения временами подпадали под власть кал мыков. В связи с этим, как нам кажется, Махмуд ибн Вали показал кыргызов и калмыков как соседей и союз ников. Несколько ниже тот же автор сообщает, что Абу-л-Хайр выступил в поход на Могулистан, вернее, на юрты кыргызов и калмыков, но в пути умер. Согласно его дан ным, войска этого хана шли через долины рек Талас, Чу и далее на северо-восток, в Семиречье. Эти факты подт верждают проживание кыргызов во второй половине XV в. в Восточном Притяньшанье, скорее всего между средневековыми городами Бешбалык и Алмалык (побли зости Кульджи) и далее на север. Нельзя считать случ айным, что в этом регионе ныне расположены город и река, одинаковые с именем легендарного эпического героя кыргызов – Манаса. Эти географические наименования могут свидетельствовать о пребывании кыргызов в этом районе в далеком прошлом.

В совокупности приведенные выше исторические факты подтверждают высказывания видного советского этнографа-кыргызоведа С. М. Абрамзона, который процесс фор мирования северокыргызского круга племен связывает именно с Восточным Притяньшаньем. Он пишет: «…киргизское население на большой территории к востоку от границы СССР, вплоть до р. Кунгес и долины Большого и Малого Юлдузов, можно поставить в связь со сведения ми исторических источников о появлении киргизов в IX–X вв. на территории современного Синь-цзяна».

На наш взгляд, переселившаяся часть енисейских кыр гызов в IX–X вв. и обосновавшаяся на Восточном При тяньшанье и в Семиречье, составила основное ядро кыр гызского народа.

В 1125 г., когда чжурчжени практически положили конец империи кара-китаев (киданей), часть последних во главе с членом правящего дома Елюй-Даши двинулась на запад. Они проехали через владения уйгуров в Восточ ном Туркестане и в начале 1130 г. достигли р. Емиль. Здесь за несколько лет к ним присоединились многие тюр ки. Численность подданных гурхана Елюй-Даши достигла 40 тысяч семей. В это время усилились центробежные силы в Западном и, особенно Восточном, Караханидском каганатах. Воспользовавшись этим, Елюй-Даши занял Баласагун и Кашгар, а в 1141 г. – Самарканд, Бухару. Но основная масса кара-китаев обосновалась в Чуйской, Таласской, Кочкорской, Суусамырской, Чаткальской до линах, Иссык-Кульской котловине. В пользу этого в ка кой-то степени говорит то, что их остатки до сих пор сохранили свое самоназвание среди населения Северного Кыргызстана. Не случайно, что из групп кыргызов Чаткальского района самыми многочисленными являются кара-китаи, а по словам рассказчиков, там когда-то жил их владетель Кюль-бесхан.

Найманы, бежавшие из Монголии в 1208 г., были раз биты на берегу Иртыша Чингис-ханом. Остатки их во главе с предводителем Кучлуком бежали в Семиречье. Кучлук поступил на службу к гурхану кара-китаев, но собрав соплеменников и других кочевников, стал соверш ать грабительские походы на отдаленные районы владе ния своего покровителя. В одном из них он захватил в плен гурхана и власть перешла в руки Кучлука. Найманские племена кочевали в основном в Семиречье и на тер ритории современного Северного Кыргызстана. Впоследс твии их остатки вошли в состав кыргызского, казахского и других народов Средней Азии.

Во время похода Чингис-хана на запад, особенно при образовании улусов его сыновей, на Среднюю Азию, Казахстан и Восточный Тянь-Шань нахлынула масса монголо-тюркских племен из Центральной Азии. Большой их поток скопился в Или-Иртышском междуречье, где раз местилась ставка чингизидов Угедея, Чагатая и Орды. Наименования племен и родов этих переселенцев-кочевников из Центральной Азии упоминаются на территории улуса Чагатая, государства Тимура и Могулистана. Впоследствии они были ассимилированы или вошли в состав народов Средней Азии и казахов. Ныне среди кыргызов имеется родоплеменная группа «монолдор», как остаток монголов Чингис-хана.

В формировании казахского, особенно кыргызского на рода большую роль играло государство Могулистан (сер. XIV-XVI в.). В его состав входила территория от Сыр-Дарьи и восточной части Ферганы на западе, до турфанского оазиса включительно на востоке, от Балхаша – Чер ного Иртыша на севере, до Куэньлуня на юге. Могулистан являлся государственно-политическим объединением местных тюркоязычных и отюреченных монгольских племен и родов.

В трудах персоязычных авторов XV-XVII вв. на территории Могулистана упоминаются названия следующих могульских и тюркских племен и родов: арлат, аркануд (арканут), баарын (байрин), барлас, балыкчы, бекчик, булгачи, даруга, долан, дохтуй, дуглат (доглат), итарчи (итарчи-барак, ак-барак), йарки (барки), кадак, канглы, карлук, каучин, киканут, кыргызы, кераит, курглаут, кончи-сагырчи, кушчи, манглаут, мекрит (бекрит), минлагу (маналагу), могол, мучалкачи, ордабеги, салучи, сулдуз, татар, туркат, узбек, узбек-казак, чурас (чорас), хибат ширасут и шункарчи (шулкарчи). Из этих тридцати девя ти этнонимов в составе кыргызского народа встречаются – баарын, булгачи, долан, дуулат (дуглат), канглы, карлук (их группа мажак – кырг. мачак, гилет – кырг. килет; а также племя карлуков бистан или бостан – кырг. бостон), кераит, кушчу, меркит (мекрит), могол и чоро (чорас). Как видим, более четвертой части перечисл енных могулистанских племен, родов или их групп во шли в состав кыргызского народа. Следовательно, в форм ировании последних существенную роль играло населе ние государства Могулистан.

Но процесс сложения кыргызского народа начался еще раньше, примерно с XI в., когда часть енисейских кыргызов, обосновавшаяся в основном в Восточном Притяньшанье, стала непосредственными соседями Караханидского каганата и имела различные контакты с населением этой страны: чигилями, карлуками, тухси, ягма и дру гими.

В формировании кыргызского народа определенную роль играло передвижение кара-китаев и найманов в Среднюю Азию и Казахстан.

Проследить этнические изменения Кыргызстана и Семиречья в XIII-XIV вв. чрезвычайно трудно. Но племена Центральной Азии, переселившиеся вместе с монгольским нашествием и образованием улусов чингизидов, государства Хайду оказали большое влияние в формировании кыргызской народности. Одним из факторов, ускоривших этот процесс, явилось образование государственности у кыргызов на рубеже XV–XVI вв. Для определения кыргызской народности как сложившейся имелись основные признаки: этническое самосознание общности, сложившийся к этому времени общенародный язык, общность этнической территории.

Этническое самосознание кыргызской народности великолепно документировано в «Тарих-и Рашиди» Мухаммедом Хайдером в связи с событиями 1510 г., когда кыргыз по сознанию этнопринадлежности уже отличал себя от не кыргыза, т. е. конкретно от могула, а могулы, со своей стороны, отличали кыргызов от «других народов» Могулистана. Автор «Тарих-и Рашиди» формирование этнической общности кыргызского народа отмечает уже как завершившийся процесс или явление. Это свидетель ство чрезвычайно важно. Он принадлежал к правящему роду могулов дуглатов, лично участвовал в войнах с кыргызами и понимал народную психологию как собственно-могулов, так и кыргызов. Относя кыргызов в прошлом к могулам, Мухаммед Хайдер имел в виду распространение названия могулов в качестве политического термина вообщ е на разные племена Могулистана.

На рубеже XV–XVI вв. и без того непрочная государственная структура Могулистана пришла в упадок из-за междоусобиц и набегов соседей. Воспользовавшись этим, кыргызы стали постепенно продвигаться от Восточного Притяньшанья вглубь Семиречья и на Центральный Тянь-Шань. По этому поводу Мухаммед Хайдер писал: «…никто из моголов не мог оставаться в Моголистане из-за кыргы зов. Последние либо вытеснили могульские родоплеменные группы в Восточный Туркестан, либо ассимилирова ли их».

Крупная политическая акция, связанная с подчинением и защитой новых территорий, требовала этнического-единства и политической стабильности, что привело к созданию унаследованной кыргызами от древних тюрков дуальной этнополитической системы, правого и левого крыла. Этот важный акт этнической истории кыргызов произошел во II половине XV вв. и знаменовал собой заключительный этап сложения кыргызской народности на Тянь-Шане. К правому и левому крылу кыргызов примкнула также группа племен ичкилик.

Согласно сочинению «Маджму ат-таварих» ферганца Сейф ад-Дина Ахсикенди, в состав правого крыла (оң канат) в XV в. вошли племена солто, джедигер, бугу, сары багыш, саяк и группа племен, «родоначальником» кот орых был Карачоро. По кыргызским преданиям, леген дарным предком всех перечисленных племен был Таган. К основным племенам правого крыла примкнули и потом ки «родственников» Тагая, которыми считаются адигине, мунгуш и кара багыш. В это же подразделение вошли племена черик и, возможно, азык. Группу Карачоро, по источникам XIX века, составляли племена багыш, суумурун, келдике и баарын. Общим прапредком всех кыргызских родоплеменных объединений правого крыла (оң канат) считался Ак-уул.

Левое крыло (сол канат) кыргызского объединения в XVI в. составили племена басыз, мундуз, чон багыш, саруу, кытай, кушчу (кутчи). По источникам XIX в. сюда же входили племена джетиген. Общим прапредком объединения левого крыла (сол канат) считался Куу-уул.

В группу племен ичкиликов в XVI в. входили бостон, тейит, жоо-кесек, доолос, кыдырша и канды (канглы). Источники XIX в. включают сюда и племена кесек, ават, оргу, найман, нойгут и кыпчак. Прапредком всех ичкиликов, по преданиям, был Салавасбий Булгачи.

Согласно этнографическим, лингвистическим и антропологическим данным, современные кыргызы, по традиционной материальной культуре, языку и физическому типу (внешнему облику) наиболее близки к алтайцам, хакасам, тувинцам, казахам и кара-калпакам. Это объясняется тем, что основное ядро перечисленных народов складывалось на основе близкородственных (а иногда одних и тех же) этнических образований, обитавших на территории от Енисея до Иртыша и Восточного Турке стана.

Ученые отмечают принципиальное родство кыргызов и алтайцев. Оно выражается в особой близости традиционной материальной и духовной культуры, этнических компонентов и языка. В состав кыргызов и алтайцев вошли такие одноименные этнические группы, как мундуз, доолос, кушчи, торо, кочкор-мундуз, кара-тумат, ак-тумат, бору, саруу, куба, кубат, кумач, алчи, алчиген, алакчин и др. Одноименные этнические группы есть в составе кыр гызов и хакасов, кыргызов и тувинцев, кыргызов и каза хов, но их гораздо меньше.

Однако, несмотря на особую близость языка, культуры и этнических компонентов, нельзя связывать эти народы происхождением из кимакско-кыпчакских племен Горного Алтая. На наш взгляд, причины их близости кроются в кровнородственных связях древних алтайцев и кыргызов. Это подтверждается легендой, имеющей «реалистическую основу», где говорится, что сын легендарного «сына вол чицы» Ичжинишиду Нодулу-шад явился основателем тюркской династии Ашина (т. е. алатайских тюрков), а его брат царствовал между реками Афу (т. е. Абакан) и Гянь (т. е. Енисей), под наименованием Цигу (т. е. Кыргыз). Кроме того, алтайцы и кыргызы Минусинской котло вины вошли в состав Тюркского, Карлукского, Уйгурского и Кыргызского каганатов, существовавших в VI–X вв. в Южной Сибири и Центральной Азии. За это время (около 500 лет) алтайские тюрки и енисейские кыргызы имели тесные культурные, этнические и экономические контакты, что закрепило и расширило их одинаковые этнич еские компоненты. Что касается малочисленности одноименных родов и групп в составе кыргызов и хакас ов, кыргызов и казахов, кыргызов и кара-калпаков, то, это можно объяснить тем, что этнополитические образо вания вторых (т. е. казахов, хакасов и кара-калпаков) появились гораздо позже, чем алтайских тюрков и енисей ских кыргызов.

Общность предков и длительное нахождение послед них в составе тюркских каганатов повлияли и на сложение общих черт алтайского и кыргызского языков. По мнению Б. М. Юнусалиева, сложение общекыргызских черт языка могло развиваться в верховьях Енисея и ближайших районах Саяно-Алтая с конца II в. до н. э. Затем, когда кыргызские племена оказались (после X в.) на Юго-Западном и Монгольском Алтае, они находились в тесном общении с предками современных горноалтайцев в течение нескольких веков, что привело к образованию многих общих черт в их языке.

И. А. Батманов считает, что наиболее близкими по-классификационным признакам являются кыргызский и горноалтайский языки. Такая близость, естественно, гово рит об общности их происхождения.

По мнению Н. А. Баскакова, в современных кыргызском и алтайском языках содержатся субстраты языка кыргызов, обитавших в первом тысячелетии н. э. на бере гах Енисея. Они составляют самостоятельную древнекыргызскую группу восточной ветви тюркских языков.

Э. Р. Тенишев, побывавший среди сарыг-югуров (желтых уйгуров) Китая, писал, что в племенном составе как их, так и хакасов, имеется древний кыргызский элемент. Четыре рода сарыг-югуров следует считать родами или ответвлениями древних кыргызов. Тот же исследователь о фуюйских кыргызах Китая пишет: «Можно думать, что эта этническая группа откололась от основной массы енисей ских кыргызов и удержала в себе древний облик разго ворного языка».

Таким образом, по лингвистическим исследованиям, язык алтайцев не является предшественником кыргызского языка и не подтверждается, что их носители проживали совместно на территории Северного Алтая и Прииртышья в X–XV вв.

По внешнему облику – антропологическому типу – кыргызы относятся к южносибирской подрасе. Монголоидность кыргызской народности – результат влияния физи ческих предков из Южной Сибири.

В общих чертах антропологический тип кыргызов ха рактеризуется слабым ростом бороды, почти полным отс утствием волосяного покрова на груди, сильным развитием монголоидной складки века (эпикантус), широким и высоким, слабо профилированным лицом, довольно низ ким переносьем, в основном прямой спинкой носа, прохейличной верхней губой, средней длиной тела, резкой брахикафалмией (короткоголовость), темным (черным) цвет ом прямых мягких, а также жестких волос, темными оттенками радужной оболочки глаз, смуглым цветом ко жи. В антропологическом типе кыргызов преобладают монголоидные центральноазиатские черты с небольшой долей примеси европеоидного типа среднеазиатского междуречья.

По отдельным антропологическим признакам кыргызы не представляют однородную группу. Исследователями установлено, что в одних группах у кыргызов наиболее проявляются монголоидные черты, в других – в большей степени выражены европеоидные признаки, хотя монголоидные черты также преобладают.

Европеоидные признаки в основном проявляются у кыргызов Приферганской части Кыргызстана: у них сильно развит волосяной покров, более профилировано узкое и низкое лицо, более высокое переносье и т. п. Так же характеризуются кыргызы Чуйской долины, к кыргызам Таласской долины это относится в меньшей степени.

Монголоидные черты наиболее выражены у кыргызов Алая, Южного Тянь-Шаня и Иссык-Кульской котловины. Так, у алайских кыргызов чаще встречается монголоидная складка верхнего века, отмечается наиболее слабый рост бороды и бровей, самое низкое переносье, довольно сильно выступающие скулы, более темная пигментация, чаще жесткие волосы и др. У кыргызов Южного Тянь-Шаня и Иссык-Куля, по сравнению с таласскими, приферганскими, чуйскими, слабее рост бороды, ниже перен осье, слабогоризонтальная профилировка лица, более сильно развита складка верхнего века, наиболее высту пающие скулы, самое широкое и высокое лицо и т. д.

Среднее положение между крайними группами занимают кыргызы Северного Тянь-Шаня и Таласской долины.

Хотя различия в антропологическом типе отдельных территориальных групп кыргызев не так велики, все же можно отметить, что в южных и восточных районах Кыргызстана  локализуются наиболее  монголоидные  группы, по направлению к северо-западу становятся все более заметными европеоидные черты.

Из соседних тюркоязычных народов в антропологическом отношении к кыргызам близки казахи, у которых, однако, европеоидный компонент проявляется отчетливее. У казахов сильнее рост бороды, горизонтальная профилировка лица, выше переносье, слабее развита верхняя складка века, более выступающий нос и т. д.

Большие различия в антропологических признаках наблюдаются при сравнении кыргызов с узбеками и таджиками, которые относятся к европеоидной расе среднеазиатского междуречья. Так, у кыргызов, в отличие от узбе ков и таджиков, на теле и на лице гораздо слабее развит волосяной покров, лицо заметно более плоское, нос выступ ает меньше, в строении верхнего века гораздо чаще про является характерная особенность монгольской расы – эпикантус и т. д.

По некоторым расовым признакам к кыргызам наиболее близки кара-калпаки Ферганы и узбеки-кыпчаки, но и с этими группами у кыргызов различия значительны.

Таким образом, из всех народов Средней Азии наибольший процент монголоидности характеризует внешний облик кыргызов.

О значении этнонима «кыргыз» имеются следующие предположения: I. От кырк (сорок); а) кырк кыз-сорок девушек (народное толкование); б) с окончанием множ. числа – ыз как кырк-кыз – сороковики (Д. Банзаров); в) со вторым числительным – йус, юз, жуз – сто, сотня, как кырк-юз – сорокасотенный народ (В. Радлов). Толкование названия «кыргыз» в связи с кырк (сорок) был известно еще в легендах XVI в. как происшедшее якобы от кырк-гызов-(о)гузов, т. е. сорока (о) гузов. II. От кыргу, кырыг – красный, бурый, розовый и т. п. с окончан ием множ. числа – ыз, т. е. кыргыз – красные (К. Пет ров). III. От кыр (степь) и термина «киши», «кизи» («человек» на древнетюрк., кырг., хак. и др.), имевшего якобы формы гыз (кыз), т. е. кыргыз (степной человек) (А. Маргулан). Из этих предположений ближе к истори ческой действительности мнение последнего автора или значение «кыргыз», связанное с числительным сорок.

И, наконец, подводя итоги, перечисляем этнические названия Кыргызстана с древнейших времен до XVI в., при этом укажем в скобках их наименования, вошедшие в состав кыргызского народа: саки, усуни (уйшун), юечжи, хунны, эфталиты, дулу, нушиби, тюргеши-тухси и азы (азык), карлуки (бостон, жабагу, килет, мачак), согдийцы (саадак), чигили, аргу (оргу), туркмены, кипчаки (кыпчак), чигили, канглы (канглы), кара-китай (кара-кытай), найманы (найман), монголы (монол) и большое количество тюрко-могульских племен (баарын, булгачи, долан, дуулат, керайит, кушчу-кутчу, меркит и чоро). В списке родоплеменного состава кыргызского народа встреч аются названия: тердеш (тардуши), теелес (телесы) и черик (черики), которые жили в I тысячелетии н. э. за пределами Кыргызстана.

Процесс сложения кыргызского народа шел с начала II тысячелетия н. э. и завершился в XV в., в результате взаимодействия двух компонентов – местных древних племен Средней Азии и пришедших из Южной Сибири и Центральной Азии. Следует подчеркнуть, что последний компонент преобладал над первым и играл решающую роль в образовании кыргызского народа. Енисейские кыргызы, переселившиеся в IX–X вв. (возможно и в после дующие времена, при кара-китаях и монголах) на Тянь-Шань, составляли основное ядро в формировании кыргыз ского народа. По этому поводу видный советский историк-археолог А. Н. Бернштам писал: «Несомненно, что в образовании современных кыргызов Тянь-Шаня основное ядро составляли племена енисейских кыргызов. Числен ность тянь-шаньских кыргызов увеличилась не только за счет перекочевки енисейских кыргызов, не только за счет естественного прироста населения, но и в значительной степени за счет ассимиляции кыргызами кочевого, от части оседлого населения Тянь-Шаня».

Этнической территорией сложения кыргызской народности являлась территория примерно между долинами рек Манас и Талас и прилегающих к ним южных районов. После XVI в. они распространились на все ныне занимаемые ими территории. При этом основной состав попол нялся новыми компонентами из казахов, узбеков, калмык ов и других народов.

 

И.МОЛДОБАЕВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ  КУЛЬТУРЫ

КЫРГЫЗОВ (III в. до н. э. – XV в. н. э.)

История кыргызского этноса привлекает внимание ученых с первой половины XVIII в., когда Г. Ф. Миллер в 1733 г. впервые отправился в Сибирь и написал о енисейских кыргызах, которые в начале XV–XVIII вв. ушли к калмыкам, называвшим их бурутами. С. М. Абрамзон пиш ет, что внимание ученых кыргызы привлекают со второй половины XVIII в., ибо он имел в виду тянь-шаньских кыргызов, исследования которых следует начинать с П. И. Рычкова, Б. Н. Татищева, И. Г. Андреева и др. Позже в изучение этнической истории кыргызов внесли свой вклад В. В. Бартольд, С. М. Абрамзон, А. Н. Бернштам, О. Караев и др.

Изучение кыргызского этноса до сих пор наталкивается на ряд трудностей. Например, с какого времени кыргызы известны на исторической арене? Этот вопрос успешно ре шается только при условии учета истории как народа кыргыз, проживающего на территории современного Кыргызстана, так и истории коренных народов Южной Сибир и и Алтая. Дело в том, что в этнических составах народ ов этого региона: хакасов, алтайцев, тувинцев, саха и др. зарегистрированы родовые названия кыргыз. Этнонимы и топонимы с компонентом кыргыз зарегистрированы и у башкортов.

Слово «кыргыз» трактуется по-разному. В народе имеются легенды о происхождении кыргызов от сорока девушек (кырк кыз). И в научном мире отдельные ученые считают, что термин «кыргыз» связан с числительным сорок. Необходимо отметить, что и в эпосе «Манас» кыргызы называются сорокаплеменным народом. Имеется и перечень этих племен. Однако никто не учитывает, что в том же «Манасе» упомянуты девяти- и двенадцатиплеменные кыргызы. Поэтому считаем, что этимология слова «кыргыз» до сих пор окончательно не решена. В порядке гипотезы предлагаем при объяснении этнонима «кыргыз» взять во внимание толкование этого слова в калмакском, хакасском и саха (якутском) языках. Например, в калмакском языке слово «хэргэс» означает «варвар», на язык е саха слово «кыргыс» означает «истреблять», «уничтожать». В лексике хакасского языка сохранилось выражение «хыргыстын кыргычы» – «кыргызская отважность». Думается, что эти толкования сходны в плане обозначе ния отважности, жестокости и связаны с войнами кыргызов.

Необходимо разрешить еще одну проблему, связанную с термином «кыргыз». Отдельные ученые до сих пор доказывают, что «кыргыз» и «хакас» два разных термина. На самом деле термина «хакас» нет. Это слово зарегистрировано в китайских источниках династии Хань как «цзяньгунь», в танских текстах – «сяцзясы», в Юаньскую эпоху – «цзилицзисы» и т. д. Мнением большинства ав торитетных китаистов этот этноним прочитывается в форм е «кыргыз». Все это подкрепляется и другими лингвисти ческими данными. Кыргызами называли сами себя как носители этого этнонима, так и уйгуры в рунических пись менных памятниках. В греческих источниках он приводит ся в форме «хэркис», в арабо-персидских трудах – «хыргыз», «хыркыр». Стало быть, в правильности прочтения этнонима в форме «кыргыз» (с различными разночтения ми) сомнений уже не должно быть.

Историю кыргызов А. Н. Бернштам начинает примерно с IV тысячелетия до н. э., когда, по его мнению, стали формироваться этнические объединения, часть которых позднее составила определенный компонент кыргызского этноса. По археологическим памятникам, истоки этни ческой истории кыргызов можно начинать с Андроновской культуры (II тыс. до н. э.). Одним из предков кыргызов являются и представители тагарской культуры (VI–II вв. до н. э.). Еще более близкими предками следует считать носителей таштыкской культуры (I в. до н. э. – I в. н. э.). Преемственную связь кыргызской культуры с названными культурами можно проследить в схожести археологичес ких памятников, особенно курганов.

По показанию «отца китайской истории в Китае» Сыма Цяна (145 или 135 гг. до н. э. – 86 г. до н. э.), котор ый закончил свои «Исторические записки» («Ши-цзи») в 99 г. до н. э., хунны на севере подчинили царство Гэгунь. Это слово как в китайской, так и в европейской истор иографии сближают с этнонимом «кыргыз». Мнением большинства ученых, занимающихся ранней историей нар одов Центральной Азии, гэгуней принято считать истор ическими предками раннесредневековых енисейских кырг ызов. Отождествление гэгуней с кыргызами подтверж дается и топонимами с компонентом кыргыз. Гэгуни до вторжения гуннов жили около озера Кыргыз-Нор на север о-западе Монголии. Это время датируется 201 г. до н. э. и считается первым упоминанием имени «кыргыз». Пере двинувшись на территорию Южной Сибири, в Минусин скую котловину, гэгуни смешались и ассимилировали местных динлинов. К этому процессу, по мнению отдельн ых ученых, прибавилось и смешение некоторой части гунн ов. Более отчетливо под именем «кыргыз» эта группа племен, вероятно, стала известна примерно с I в. н. э.

В. В. Бартольд утверждает, что в I–V вв. н. э. сведения о кыргызах почти отсутствуют. Но уже в VI в., как известно, енисейские кыргызы вышли на историческую арену, создав свое государство, которое функционировало в целом с VI в. до начала XIII в., когда их покорили мон голы. Хотя в начале VI в. кыргызы подчинялись Восточно-тюркскому каганату, уже в VII–VIII вв. с ними счита лись соседние народы.

Кыргызы VI–IX вв. были как скотоводами, так и земледельцами. Содержали крупный рогатый скот и овец. Велика была в хозяйстве и жизни роль лошади. Китай брал у них породистых коней. В скотоводстве имелись и верблюды. Вероятно, с тех времен сохранились верблюд ы в нынешней Туве, где жили древние кыргызы в период борьбы с уйгурами. В земледелии культивировались пшеница, просо, ячмень, овес. Делали крепкий напиток из прос а. Наверное, это дошедший до наших дней напиток бозо. Основными продуктами питания были мясо, молоко, ку мыс. Археологические изыскания показали, что у древних кыргызов было развито искусственное орошение. Жили они в войлочных юртах. Главу государства называли ажо. Наличие таких социальных терминов как «бек», «эр», «алп», «будун», «кул», «кїн» и т. д. говорит о классовом характере кыргызского общества. У кыргызов было хоро шо развито военное дело, что на достаточно квалифицир ованном уровне изучено Ю.С. Худяковым. Господствую щей религией был шаманизм. Эпос «Манас» является неп лохим источником для изучения шаманизма у кыргызов.

Обширны были этнокультурные связи кыргызов. Особую заинтересованность в установлении дружеских отношений с кыргызами проявляет Китай. Первое кыргызское посольство было послано в Китай в 648 г.

Этнокультурные контакты с уйгурами были довольно сложными. Вначале отношения между кыргызами и уйгу рами были достаточно дружелюбные. Так, в 745 г. кыр гызы помогли уйгурам разгромить Восточнотюркский каганат. Однако позднее, возникшее на территории Восточнотюркского каганата уйгурское государство, наносит удар по кыргызам и с 758 г. преграждает им путь в Китай. Со второй половины VIII в. кыргызы стали вести активную борьбу с уйгурами, они то побеждали, то терпе ли поражение. В 840 г. кыргызы нанесли сокрушительный удар уйгурам, взяв штурмом их столицу. По мнению отдельных ученых, победу кыргызам во многом обеспечил некий Гюлу-Бага из уйгуров, перешедший якобы в 839 г. на сторону кыргызов. Возможно прав А. Н. Бернштам, который отождествляет этого человека с Алманбетом из эпоса «Манас». Как известно, согласно эпосу, инородец Алманбет перешел на сторону Манаса и стал затем его верным соратником, одним из лучших полководцев.

Кроме китайцев и уйгуров кыргызы контактировали с тибетцами, шивэями, солонами и другими народами. В 847 г. в погоне за уйгурами они вторглись в земли шивэев. Отобрав у шивэев беглых уйгуров, они возвра тились на территорию севернее пустыни Гоби. Эти свед ения получают подтверждение в эпосе «Манас», где вра гами кыргызов названы также солоны и шибээ. В эпосе отражена и топонимия этого региона: верховья Амура, пустыня Гоби в форме «Гебу-Шаму». В нем хорошо пред ставлена топонимия Восточного Туркестана и Алтая.

Начиная с конца IX в. мощь кыргызов в Центральной Азии постепенно начинает ослабевать. Частично это было связано и с временным усилением уйгуров. Но когда кара-кытаи в 924 г. захватили Монголию, политическая судьба кыргызов была уже решена. В X в. на историческую аре ну в Центральной Азии приходят кара-кытаи. Они облож или кыргызов данью. В это время кыргызы расселились в разные стороны. В художественной форме это явление получило отражение и в эпосе «Манас». В 1124 г. госу дарство кара-кытаев Ляо терпит поражение от чжурчженей. Предводитель кара-кытаев Елюй Даши бежал к земл ям кыргызов и начал грабить население Енисея. Кыргы зы организовали сопротивление и вынудили Елюй Даши отступить к реке Эмиль.

Вероятно, одно из передвижений кыргызов на ТяньШань связано с нашествием кара-кытаев на Среднюю Азию. В эпосе «Манас» врагами кыргызов называются кара-кытаи (наряду с калмаками). Близка к истине и ги потеза Б. Солтоноева, отождествившего эпического Жолоя, предводителя кара-кытаев, с историческим Елюй Даши. Заметим, что кара-кытаи впоследствии растворились среди некоторых тюркских народов, в том числе сре ди кыргызов. Доказательством тому – наличие племени кытай и рода кара-кытаи в этническом составе кыргыз ско го народа. Кыргызское государство пришло в окончатель ный упадок после 1207 г., когда енисейские кыргызы добровольно сдались монголам, хотя и не раз затем ока зывали сопротивление, что свидетельствует об их вынуж денном подчинении.

Таким образом, в XIII в. кыргызы жили уже разбросанно на обширной территории. Прослеживается генетическое родство между енисейскими и тянь-шаньскими кыргызами. Споры на этот счет постепенно утихают. Это родство хорошо подтверждается этнографическим, лингвистическим и фольклорным материалом, собранным нами в 1981, 1982, 1987–1990 гг. на территории Хакасии, Тувы, Алтая, Бурятии, Тофаларии, Якутии. Однако до сих пор почти не исследованным остается определение удельн ого веса древнекыргызского этноса в составе современн ых кыргызов. Дискуссионным является и время появле ния древних кыргызов на Тянь-Шане. При этом следует учесть, что древние енисейские кыргызы являются одним из предков и коренных народов Южной Сибири: хакасов, тувинцев, шорцев, тофаларов, даже более отдаленных – саха и других народов. В определенной мере близки кырг ызам и монголоязычные буряты. На территории Тункинского района Бурятии нами записана легенда о народе кыргыз, почитающем марала.

Итак, современные кыргызы имеют центральноазиатское происхождение. По крайней мере, истоки культуры ведут в Южную Сибирь и Центральную Азию. Это в оп ределенной мере прослеживается по эпосу «Манас» и материалам других жанров как кыргызского, так и хакас ского, алтайского, тувинского, шорского фольклоров. Эт ническая общность кыргызов с народами Южной Сибири и Алтая помимо этнографических и фольклорных мате риалов подкрепляется и исторической лексикой.

Если учитывать, что какая-то часть кыргызов, как говорят нам источники, передвинулась на Енисей с территории Северо-Западной Монголии и затем стала одним из компонентов образовавшегося кыргызского этноса, то, естественно, что кыргызы имели связи с монголоязычными народами и с этническими группами, говорящими на тунгусо-маньчжурских языках. Это в своеобразной худо жественной форме отражено в «Манасе», где упомянуты такие народы, как шибээ, солоны, кытаи, тыргооты и другие, считающиеся монголоязычными. Здесь важно оп ределить, в какое время, согласно эпосу, кыргызы контак тировали с упомянутыми народами. Обратимся к истории этих этносов. На наш взгляд, в эпосе отражены отголос ки контактов древних кыргызов с протомонголами, како выми являлась группа кочевых племен дунху, куда вхо дили шивэи и кидани или, как их называют тюрки и мон голы, кара-кытаи. Возьмем шивэев. Как доказывает Э.В.Шавкунов, китайская иероглифическая транскрип ция этнонима «шивэй» может быть переведена как «из мена жены» и «мягкий или слабый, как жена». Согласно китайским источникам, во владении шивэй имеется больш ая река, текущая с севера, шириной более 4 ли, назы ваемая Нашуй. В. С. Таскин отождествляет эту реку с Амуром. Стало быть, шивэи жили где-то в верховьях Аму ра. Кроме того, шивэи занимали не только степные районы Южной Барги и земли Маньчжурской равнины вокруг Цицикара, но и жили в горах Большого и Малого Хингана.

С выходом кыргызов на историческую арену, начинается их этнокультурный контакт с различными народами, в том числе с восточными соседями – шивэями. Напри мер, в 847 г. кыргызский хан, преследуя уйгуров, пришел с десятитысячным войском в земли шивэев в Маньчжу рию. Кыргызы могли встречаться с шивэями и в районе Забайкалья, где они искали укрывшихся там уйгуров. Вероятно, они имели связи с ними и в последующее время. А если принять во внимание происхождение шивэев, по тем же китайским источникам, то их этнокультурная близ ость с кыргызами не вызывает сомнения. Шивэи относят ся к отдельной ветви киданей. Они живут на северной окраине дунху и, по-видимому, являются потомками дин-линов. Как известно, динлины были одним из предков енисейских кыргызов. Однако источники говорят, что во время династии Тан сведения о них прекращаются. В эру правления  Сянь-тун  (860–874)  шивэйский вождь Дале и сисцы прислали в столицу послов, но так как шивэи бы ли незаметными  инородцами,  последующие  историки не оставили о них записей.

В эпосе «Манас», по варианту С. Каралаева, в отдельных случаях шибээ и солоны упоминаются в одном ряду. В сагымбаевском же варианте, наоборот, шибээ (шибээн) и солоны упоминаются отдельно. Но в обоих вариантах во многих случаях шибээ причислены к калмакским племенам. Любопытно, что Алооке, по С. Орозбакову, назы вается выходцем из солонов. Судя по трудам Ч. Валиханова и В. Радлова, где они пишут о солонах и шиве (у Ч. Валиханова вместо шиве – сибо), которых они видели сами, в эпосе могли отразиться позднейшие события, т. е, сведения XIX в. В это время кыргызы действительно контактировали с ними в долине р. Или в Китае. Так, посетивший Кульджу в 1856 г. Ч. Валиханов пишет о них следующее: «Каждый сибо и солон обязан служить и службу начинает солдатом. По-киргизски они говорят все чрезвычайно хорошо, и многие утончены до того, что им провизируют стихи в чисто киргизском духе».

Побывавший в Илийской долине на шесть лет позднее Ч. Валиханова (в 1862 г.) В. Радлов вместо «сибо» пишет «шибе». На наш взгляд, речь идет об одном и том же народе. Вероятно, правильное произношение «шибе». B. Радлов писал о них: «Дауры, которых китайское правительство поселило здесь в середине прошлого века для защиты Илийской долины, принадлежат к двум тунгусским племенам – шибе и солонам». Однако в справочнике C.И. Брука название «шивэй» отсутствует. А название народа сибо сохранилось до наших дней. Сибо живут в северо-западной части Синьцзяна и в низовьях р. Нонни на северо-востоке Китая; в Синьцзян они попали в середин е XVIII в., после разгрома Джунгарского ханства в ка честве военных поселенцев в составе маньчжурских войск. К тунгусо-маньчжурской группе относят и солонов, вместе с тунгусами, аймаками и накагырами, но уже в составе эвенков. Безусловно, кыргызы Китая не могли не быть в этнокультурных контактах с ними на территор ии Восточного Туркестана в поздний период. Конкретные названия народов, такие, как «кытай», «манжу», «шибе», «солон», отраженные в эпосе «Манас», могли попасть в текст сказания после разгрома Цинами джунгарских агрессоров и установления своей власти в Восточном Турк естане, т. е. только после 1758 г. Однако солоны и шивэй упоминаются и в дореволюционных записях эпоса «Ма нас». Этот факт вынуждает нас более тщательно анали зировать данные этнонимы. Солоны упомянуты в записан ной в 1856 г. Ч.Валихановым версии «Манаса». Там они перечислены вместе с калмаками, прибывшими на помин ки по Кокетею. Правда, по этому эпизоду трудно судить, к какому времени относятся упомянутые здесь солоны. Более ясную картину можно получить из сочинения «Мад-жму ат-таварих», где, как известно, имеются и отдельные эпизоды из эпоса «Манас».

В «Маджму ат-таварих» имеются сообщения о солонах и шибе. Поскольку в сочинении отражены исторические события, начиная с XII в. по начало XVI в., то речь, вероятно, идет о времени, когда солоны и шивэи жили в северо-восточной части Китая, где в начале XVII в. возникло Маньчжурское государство. Следовательно, в эпо се «Манас» могли отразиться взаимоотношения шивэев с енисейскими кыргызами в IX в.

В «Маджму ат-таварих» перемешаны исторические и эпические события. Например, известно, что Тохтамыш был одним из правителей Золотой Орды в 1380–1406 гг. Достоверным является и сообщение «Маджму ат-таварих» о прибытии его в г. Крым, который действительно был одн им из видных городов Золотой Орды. Со времени основания и до конца XV в. он являлся административным центром Крымского полуострова. Первые упоминания о Крыме в арабских письменных источниках относятся к 60-м годам XIII в., он населен был тогда кыпчаками, ала нами и русскими. После похода Тимура в эти края в 1395 г. город пришел в упадок. Остатки его находятся на месте нынешнего города Старый Крым.

Обращает внимание не только упоминание солонов и шивэев, но и то, что они названы калмаками и употребляются в одном ряду, как и в поздних записях эпоса. Поскольку после XIII в. вплоть до XVIII в. о шивэях и солонах известно мало, а «Маджму ат-таварих» отражает исторические события XII–XV вв., думается, что в эпосе имеются в виду контакты шивэев с енисейскими кыргыза ми. По крайней мере, в нем отражены отголоски кыргызско-шивэйских этнокультурных связей. В «Маджму ат-таварих», вероятно, отражен поход енисейских кыргызов в 847 г. против уйгуров в Маньчжурию, где были разбиты шивэи. Солоны в то время жили по соседству с послед ними на восточных склонах Большого Хингана и могли участвовать вместе с уйгурами и шивэями в походах прот ив енисейских кыргызов.

Вероятно, упоминаемый в монголоязычных источниках народ шибир является тюрко-монгольским воспроизведением этнонима «шивэи». Так, в «Сокровенном сказании» говорится о них следующее: «Покорив народ от Баджики сюда (в нашу сторону): Шибир, Кедиин, Байт, Тукас, Тенглек, Тоелес, Тас, Джочи привел нойонов, туменов и Тысячи Киркисов и Лесного народа и представил Чингис-хану с белыми кречетами, белыми конями и черными соболями». Из этого отрывка явствует, что кыргызы жили по соседству с перечисленными этносами, в том числе с шибирцами и лесными народами. Любопытно, что в бурятском переводе «Сокровенного сказания» этот этноним воспроизведен в форме «шэбэр». В написанном после «Сокровенного сказания» другом монголоязычном письменном источнике «Алтай тобчи» шибир воспроизводится в форме «шибер».

Небезынтересно продолжить вышеприведенный опыт реконструкции этнонима «шивей», предпринятый Э. В. Шавкуновым. Ближайшим фонетико-семантическим эквивалентом этнониму будет бурятское «шэбэр» в значении «шепотом, украдкой, тайком», а также «чаща, гус той лес» (с преобладанием ельника и лиственницы), бу рятское «эвэр» – «легкий» (о ветре), «небольшой или слабый» (о дожде), «падающий редкими каплями дождь», «шепотом», «заболоченная чаща»; «сивэр» баргузинских эвенков – «заболоченная лужайка в тайге, где растет хвощ». В целом этноним «шивэй» можно реконстр уировать таким образом в виде «шибэр». К этому добав им, что в кыргызском языке в одном из значений слово «шибер» истолковывается как «всякая высокая трава», «метлица»; «кара-шибер» – «мятлик луковичный». В кырг ызском языке бытовало и слово «шибээ»: «мен шибээ эмесмин» – «я не трус»; «я не прячу голову». Все эти факты сближают кыргызское «шибер» с бурятским «шэбэр».

Еще один центральноазиатский народ, о котором упоминает «Манас», это кара-кытаи. Конечно, весьма трудно доказывать, что отраженный в эпосе этноним «кара-кытаи» и есть исторические кара-кытаи или кидане. Любое доказательство затрудняется тем, что врагами кыргызов называются то калмаки, то кара-калмаки, то кытаи, то кара-кытаи. Но со всеми этими народами кыргызы имели взаимоотношения, только в разное время. Подобные исторические события и отразились в эпосе в своеобразной художественной форме. Поэтому мы склонны считать, что реальным выглядит упоминаемый в строках эпоса этно ним «кара-кытай».

Если по поздним записям «Манаса» действительно трудно судить о реальности этнонима «кара-кытай», то опять-таки можно обратиться к «Маджму ат-таварих», где повествуется о войнах кыргызов с кара-кытаями и калмаками. Причем, Гурхан Хытая или Кара-кытая отождествляется с Елюй Даши, известным предводителем кара-кытаев. Он в 1130 г. основал в Средней Азии, Семиречье и Кашгарии государство кара-кытаев (Западное Ляо). Но эта война, согласно сочинению, уже происходит на территории Средней Азии. Возникает вопрос: могли ли кыргызы встретиться с кара-кытаями восточнее территории Средней Азии? Конечно могли, ибо в начале X в. пер венство в восточной части Средней Азии переходит к кара-кытаям, которые начали к этому времени продвижение на запад. А тогдашний предводитель кытаев А-бао-цзи, овладев частью Северного Китая и приняв в 917 г. ки тайский императорский титул, основал новую династию Ляо.

По словам В. В. Бартольда, основатель династии Ляо не только завоевал некоторые культурные области Китая, но в 924 г. совершил поход в Монголию, посетил развалины прежней уйгурской столицы на Орхоне, осмотрел камни с надписями бывших каганов и сам поставил новый памятник (не сохранившийся). Очевидно, этому должна была предшествовать победа над киргизами, хотя прямых сведений о такой победе в источниках, до сих приведен ных в известность, по-видимому, нет. Войну кара-кытаев с кыргызами в этот промежуток времени отрицает и Л. Н. Гумилев. Однако из рассказа Джувейни можно заключить, что усиление кара-кытаев произошло в Эмиле уже после столкновения с киргизами, которое, следоват ельно, имело место после 1121 и до 1124 гг.

Таким образом, судя по письменным источникам, до XII в. нет четких сведений о войне между кара-кытаями и кыргызами. Однако это не означает, что до XII в. между ними не было этнокультурных контактов. На это натал кивает и тот факт, что в «Маджму ат-таварих» повест вуется о войне калмакского предводителя Жолоя с Манасом. Солоны и шивэи несколько раз упоминаются как калмаки и считаются народом Жолоя. Но мы знаем, что калмаки появились позже. В XV в. и солоны и шивэи не были их союзниками. Судя по тому, как в поздних запис ях эпоса Жолой называется и кара-кытаем, то, вероятно, речь идет о них, а не о калмаках. Просто калмакское время перекрыло все предыдущие события. Но, несмотря на это, в некоторых сюжетах эпоса Жолой отчетливо наз ывается выходцем из кара-кытаев.

Исходя из того, что в «Маджму ат-таварих» говорится о войнах  калмаков,  солонов, шивэев, возглавляемых Жолоем,  и  которым  помогают  мангыты во главе с ФуладОгла ном, сыном Тимур-Маликом и др., с войском Манаса, можно констатировать, что под калмаками имеются в виду кара-кытаи. Интересно, что на стороне Манаса высту пает двоюродный брат Тохтамыша Инга-торе, которого призвал на помощь ширкентский шейх Джалал ад-дин по просьбе Якуб-бека – отца Манаса. Манасу помогает и сам Тохтамыш, возвратившийся с реки Адыл (Волга. – И. М.). На стороне Манаса выступают и кыпчаки Ульмас-кулана во главе с Тимур-ходжой (Ай-ходжа), дядей ширкентского шейха Джалал ад-дина. События происход ят на территории Средней Азии, в основном в рамках современного Кыргызстана. Например, столкновения войск Манаса и Жолоя происходят в Кочкоре, Джумгале, Чадгале (Чаткале), Кара-Кышлаке (к югу от Мерке), Каркыре, Таласе, Кабаке и в других местах Кыргызстана. Упоминаются Ташкент, Крым, Адыл (Волга) и другие смежные территории. Любопытно, что Тохтамыш построил город Манасию для Манаса, хотя он там никогда не был. Город Манас есть в Китае в Синьцзян-Уйгурском автон омном районе, где до сих пор в числе других народов проживают и кыргызы.

В «Маджму ат-таварих» в целом верно отмечено, что Елюй Даши прибыл на территорию нынешнего Кыргызстана с востока: «Гурхан кара-кытай, выступив из Мачина, прибыл к Артышу, с калмаком на Иссык-Куль послал человека, другого (посланца) отправил в Камул». В этом сочинении немало анахронизмов. И все же, когда речь идет об исторических лицах и их деяниях, в основном события изложены верно. «Путаницу» вводит сам метод изложения автора сочинения – Муллы Сайф ад-дина, Вероятно, поэтому А. Т. Тагирджанов правильно заметил, что само сочинение написано в форме «эпических сказа ний».

Таким образом, как по эпосу «Манас», так и по письменным источникам явствует, что кара-кытаи – выходцы из Центральной Азии. Это подтверждают и те строки «Ма наса», где отражен топоним Амур. Причем Жолой назы вается предводителем кара-кытаев. В этом плане реаль ной выглядит гипотеза Б. Солтоноева, отождествившего эпического Жолоя с предводителем кара-кытаев – Елюй Даши, хотя имя Жологуй встречается еще в IV в. у род ственных киданям племен. Если это так, то эпический Манас выступает на фоне исторических лиц разных веков, начиная с XII в. до первой четверти XVI в. Хронологи чески это выглядит так: Гурхан Елюй-Даши, Ибрахим ибн Ахмед (умер в 1130 г.), Санжар-султан (XII в.) и другие. Немало исторических лиц относится к XIII в. В основном это Чингис-хан и его потомки: Тулуй, Угедей, Хулагу и другие; Султан Мухаммед (Хорезмшах Мухам мед, умер в 1220 г.), Дува-хан из чагатаидов (умер в 1306 г.). К XIV в. относятся: Инга-торе (умер в 1390 г.) – видный феодальный правитель Могулистана, Камар ад-дин – крупный эмир дулатов (дулаты частично вошли и в состав кыргызской народности. – И. М.). Тохтамыш (умер в 1406 г.) – один из видных ханов Золотой Орды, Тимур (умер в 1405  г.) – известный полководец и государственный деятель. Ойротский правитель Тогон, которого А. Т. Тагирджанов отождествляет с Тончи, жил в XV в. В XV–XVI вв. жил религиозный деятель в Средней Азии Мухаммед Кази. А упоминаемые в «Маджму ат-таварих» религиозные деятели Средней Азии Мир Джалил, Бурхан ад-дин Клыч и другие жили в XVI в.

Как видно по «Маджму ат-таварих» и по поздним записям эпоса «Манас», во время нашествия кара-кытаев кыргызы жили уже на территории нынешней Средней Азии. Но активную роль государство киданей стало играть в истории Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии в IX–X вв. Как известно, в это время несколько ослабли южносибирские кыргызы, с чем, возможно, и свя зано их передвижение на Тянь-Шань. Частое упоминание эпосом кара-кытаев, а также наряду с ними таких племен северо-востока Центральной Азии, какими являлись шивэй и солон, говорят в пользу того, что кыргызы могли появиться на Тянь-Шане в результате наступления кара-кытаев. При этом кыргызы могли расселиться на своей нынешней территории также и в более раннее вре мя. Но одно из передвижений кыргызов, вероятно, связа но именно с кара-кытаями, что вполне согласуется с ма териалами эпоса «Манас», прежде всего данными эпизод ов из эпоса, приведенными в «Маджму ат-таварих».

В «Манасе» отражены свыше ста этнонимов, часть которых говорит в пользу тюрко-монгольской, центральноазиатской этнической общности. В эпосе и в этнонимии кыргызов многие из них названы кыргызскими. Однако они являются общими как для монголов, так и для неко торых других тюркских народов. Родоплеменная структур а кыргызов включила следующие общие племена мон гольского происхождения: нойгут (возможно, монг. онгут), баргы (монг. баргу или баргут), баарын (монг. баарин), меркит, керейит, найман, катаган (монг. хатакин), коңурат (монг. хонкират), кытай (кидани, хара хитаи). Из них в «Манасе» отражены сведения о таких племенах, как нойгут, найман, кара-кытай или кытай, конурат. А вообще в эпосе зафиксировано еще около десяти названий родов и племен, на наш взгляд, монгольского происхожд ения: алач, дөрбөн, калмак, кангай, мангул, манжу, ойрот, субун, тыргоот. Если к этому перечню добавить эпические названия, то количество этнонимов монгольско го и тунгусо-маньчжурского происхождения будет гораздо больше.

С крупными центральноазиатскими племенами кыргызы имели взаимоотношения примерно с VI в. Это косвенно подтверждается и упоминанием в эпосе топонима Кара-Корум (в эпосе Кара Курум). Как известно, Кара-Корум был древней столицей монголов, построенной в XIII в. Эпос локализует его где-то далее Карашара (Кара-Шаар) как крайнюю границу, где живет Манас. В «Манас е» названы и более поздние монгольские этнонимы: «ойрот», «тыргоот» (торогуты), «калмак» и др. Вероятно, эпос этим самым отразил и более позднее время – период Джунгарского нашествия вплоть до оседания части калмаков в Кыргызстане, что и сказалось в поздней родо-племенной структуре кыргызского народа. Хронологически это охватывает период XV–XIX вв.

В «Манасе» неплохо представлена монгольская ономастика. Так, в эпосе можно обнаружить свыше двадцати топонимов монгольского происхождения. Помимо топо нимов в Кыргызстане (Нарын, Жумгал, Долон и т.д.), в строках эпоса упоминаются и такие: Тенир-Ноор, Куку-Ноор, Кангай, Алтай, Улан и др. Встречаются и названия рек: Орхон (Оркун, Уркун, Ургун), Даркан и другие. Часть монгольских топонимов эпоса, вероятно, носит эпич еские названия. Имен людей, которых эпос называет калмакскими или монгольскими, – около двадцати. Но следует учесть, что во многом они представляют эпические антропонимы.

Что касается этнографических и лингвистических до казательств центральноазиатского и южносибирского прои схождения кыргызского народа, то их тоже немало. Здесь мы хотим заострить внимание на одной лишь параллели в похоронных обрядах кыргызов, кара-кытаев, шивэев и др. Например, у киданей еще в VII в. умершим не делали могил. Китайские источники при династии Тан сообщают: «По их обычаям умершим не делают могил с (насыпными) холмами, а отвозят трупы на запряженной лошадью повозке в высокие горы и кладут на деревья». У родственных им племен си и кумоси в VII–VIII вв., наблюдается тот же обычай: умерших, завернув труп в тростник и траву, вешают наверху дерева.

О похожем обычае у енисейских кыргызов IX–X вв. пишут средневековые авторы. Кыргызы уносили своих мертвецов в горы и оставляли их на деревьях, пока они не разлагались. Этот обычай сохранился в XVI в. уже у тянь-шаньских кыргызов. Так, посетивший их турецкий автор Сейфи писал, что кыргызы не хоронят мертвецов, а помещают их в гроб, который подвешивают к вершинам высоких деревьев, растущих у них, и оставляют их там, пока останки их не превратятся в прах.

Следует отметить, что обычай захоронения на дереве подтвержден и этнографическими материалами. Так, по собранной кыргызскими этнографами информации, в не давнем прошлом (вероятно в XVIII–XIX вв.) кыргызы прибегали к временным захоронениям подобно тому, как описано выше. В этих случаях совершали все погребальные обряды, заворачивали труп в саван и затем зашивали в сыромятную копченую верблюжью кожу (шири). В та ком виде труп вешали на высокое дерево во дворе до весны.

Из нынешних народов Сибири, родственных кыргызам, захоронение без могилы сохранялось до начала XX в. у тувинцев. Старики-тувинцы еще помнят то время, когда умершего просто оставляли без захоронения у подножья горы. А на своеобразных настилах хоронили шаманов. Этот настил назывался сери или хам серизи. В радловском варианте эпоса, когда Манаса отравили, его времен но помещают под навесом, называемом сере.

Касаясь захоронения на дереве, нельзя не отметить и кыргызско-сибирские параллели в фольклоре. Например, в хакасской сказке «Похта-Кирис» девушка, которая впоследствии превращается в белую зайчиху, временно хоронит своего брата на дереве. Здесь важно не только сообщение о захоронении на дереве, но и то, что хакас ская сказка полностью аналогична по содержанию кырг ызской сказке «Ак-Коен».

В самом эпосе «Манас» хорошо живописуется момент, как умирающий Кокетей завещает, чтобы потомки его достойно похоронили. Кокетей велел после смерти его труп как можно подольше держать на ыжыке, т. е. на специальном устройстве. Все эти факты ведут к одному истоку: воздушному захоронению на дереве или в другом приспособленном месте, берущем начало в Южной Сиб ири.

Думается, что одной из причин проникновений кыргызов в Среднюю Азию являются притеснения кара-кытаев. Образовав в IX в. государство и объединив родственные племена татаби и шивэй, кара-кытаи в X в. стали завоевывать западные земли, заселенные тюркскими народами. Как и в целом  монгольским  племенам, их укреплению способствовало уничтожение в 840 г. кыргызами Уйгурского ханства. После этого численность тюркского населения в Центральной Азии резко сокращается. Дальнейшее этническое развитие части тюркоязычных народов, в том числе и части кыргызов, происходит в Средней Азии.

Немаловажное значение для решения этногенеза кыргызского народа имеет изучение вопросов  их этнокультурных и этногенетических связей, так удачно начатое в свое время известным этнографом С. М. Абрамзоном.

Однако и у него, кроме одной статьи о кыргызско-алтайских связях, специальных  работ  нет. И вообще трудов, посвященных этнокультурным связям кыргызов с народами Южной Сибири немного.

С. М. Абрамзон отмечал следующие параллели в названиях племен, в составе кыргызского и алтайского на родов: кыпчак, найман, меркит или мїркїт, төөлөс (у северных кыргызов также дөөлөс), керейит (у алтайцев – кергит), мундуз (у алтайцев – мундус). Он заметил совпадения в названиях не только крупных племен, но и в наименованиях более мелких их подразделений: кара-найман, көкө-найман (у алтайцев көгөл-найман), коткор-мундуз (у алтайцев кочкор-мундуз),  джарыке (среди мундузов) соответствовал алтайскому дьарык, чулум-кашка у алтайцев чулум-мундус). К этим параллелям можно добавить и ряд других общих этнонимов, напри мер: могол (у кыргызов также моңол или моңолдор), парат (у кыргызов – барат или бараттар), тогус (у кырг ызов родовые подразделения тогуз уулу, тогуз уул, тогузак, тогузбай в составах различных племен, в том числе в составе племени моңолдор). Если исходить из названий родовых подразделений, то параллелей окажется гораздо больше. К ним в основном мы относим такие многочис ленные названия родов и родовых подразделений в сос таве этих народов, где присутствуют компоненты ак, кара, сары, сарт, бай, тас

(таз) и др. Особенно след ует отметить обилие названий с компонентами ак, кара, сары.

В эпосе «Манас» приводятся сведения о таких крупных племенах, как найман (в радловской записи еще и в форме «калың-найман», «орчун-найман»), дөөлөс, кыпчак, вошедших впоследствии в состав кыргызского, алтайского и других народов. Однако, как верно отметил С. М. Абрамзон, этнонимы «теелес» («деелес») и «мундус» («мундуз») представлены только у кыргызов и алтайцев.

Телецкое озеро в северо-восточной части Алтая с XVII в., т. е., со времен посещения его русскими перво проходцами, известно под названием Теелес-Кел по наи менованию племени теелес, населявшего в то время его верховья. В настоящее время Телецкое озеро известно и под другим названием – Алтын-Кел (букв. «Золотое озер о»). Старожилы, рассказавшие легенду о возникновении этого названия, подтвердили, что озеро было принадлежн остью төөлөсов. В то же время дөөлөсы и мундусы счи таются древнейшими компонентами, образовавшими кыр гызскую народность, и не случайно структура  этих пле мен являлась очень пестрой и сложной для понимания. Вероятно, эти кыргызско-алтайские племена первоначаль но входили в одно этническое ядро. Косвенное подтверж дение этому – поговорка, которая бытует до сих пор как среди кыргызов, так и среди  алтайцев:  «Төөлөс (төлөс)  төрун бербейт  (бербес), өлсө көрїн бербейт  (бербес)» – «Төөлөс не даст  (гостю)  почетного места,  умер шему на  (родовом) кладбище не даст места» (перевод мой. – И. М.). В старину по родовым традициям на по четном месте сидел хозяин дома, юрты. С этим, видимо, связана первая часть поговорки – «Төөлөс не даст (гост ю) почетного места». Вторая часть поговорки – «Умерш ему на кладбище (родовом) не даст места», находит объяснение среди кыргызов. Дөөлөсы в старину, как утверждают кыргызские информаторы, не предоставляли место на своем родовом кладбище, если умерший чело век оказывался из чужого племени. В «Манасе» широко представлены общие кыргызско-алтайские этнонимы «кыпч ак», «найман», «дөөлөс»,  («төөлөс»). Вероятно, эти плем ена являются более древними в составе этих народов.

Этническая общность характерна для кыргызов и тув инцев. Прямых совпадений в этнонимии мало. Вероятно, поэтому С. М. Абрамзон приводил лишь три общих этно нима: «монгуш» или «мунгуш», «уйгур», «кыргыз» (у тувинцев). Однако в этнографической литературе встречают ся сравнения с большим количеством этнонимов. Напри мер, Р. Г. Кузеев, исследуя вопросы происхождения башкортского народа, приводит девять соответствий в кыргыз ско-тувинской этнонимии, которые, по его мнению, были известны еще в VIII-XIV вв.: кесек (у тувинцев-кезек-куулар), даркан – дархат, кара тума и актума-тумат, кедей – кеде, ай и ай туу – тау, тогузак и тогуз уул – тогус, саруу – сарыглар, балыкчы – балыкчы, минг кытай-–мингат. Здесь, однако необходимо заметить, что, по показаниям тувинских ученых, в настоящее время не все эти этнонимы известны. При тщательном сравнении-этнонимии кыргызов и тувинцев можно сделать некоторые коррективы и выявить новые параллели. Этноним «мунг уш» (монгуш), имеющийся как у кыргызов, так и у ту винцев, вероятно, относится к наиболее древним. Причем, кыргызское название «мунгуш», по мнению отдельных авторов, произносится и как «монгуш», т. е. точно так же, как у тувинцев.

Заманчиво сопоставлять названия «дубо», «туба», «тува»,  из которых выводится самоназвание тувинского народа, с кыргызскими родовыми названиями «тебей» или «тубай», имеющими довольно сложную структуру. В определенной мере это положение подтверждается сообщением тувинского информатора О. Д. Куулара. По его мнению, тувинский род тумат первоначально проживал в верховьях реки Амур  под названием «тыва». Затем этот термин трансформировался по схеме  «тыва» – «тоба» -«туба» – «тума» – «тумат».  В своем развитии они еще жили и живут на реке Селенге в Бурятии, в Хубсогольском районе Монголии, Тоджинском районе Тувы. Туматы являлись якобы потомками хуннер (т. е. хуннов). Среди тувинцев бытует даже изречение: «Ху нїнөр, чуктун улу су бис!» – «Мы – народ  страны  восходящего солнца!». В этом сообщении нас заинтересовали прежде всего схожие по звучанию такие родовые названия, как «тубай», «төбөй», «тума», «тума-тукум», «кара тума», которые имелись в этнонимии  кыргызов. А если  учесть  тот  факт,  что из этих родов кара тума входил в состав канды, тума – в состав мунгушей, тума тукум – в состав найман, то становится очевидным, что это не простое созвучие. Ведь пе речисленные племена считаются в родоплеменной структуре кыргызов пришлыми. Не менее интересным является и выведение названия хуннов или гуннов из тувинского «хун» – солнце  (по-кыргызски – «кун»).

Самыми крупными племенами в составе тувинского народа были монгуш и кыргыс. Это положение не требует доказательств, ибо отраженные в именах и фамилиях тувинцев этнонимы «монгуш» и «кыргыз», на наш взгляд, встречаются более часто, чем остальные. Происхождение тувинского родового названия «кыргыз» исследователи связывают с приходом в Туву енисейских кыргызов из Минусинской котловины в IX в. в связи с кыргызскоуй гурским соперничеством. То же самое можно сказать про родовые подразделения ондар-уйгур и ондар-кыргыз в со ставе рода ондар. Примечательно и то, что в памяти не которых тувинских стариков до сих пор сохранились легенды и предания о кыргызах.

Этническая общность кыргызов с тувинцами в определенной мере подкрепляется и следующим сообщением нашего тувинского информатора, которое он слышал от стариков в юности: в конце XIX века, т. е. еще совсем недавно, Хайдын-нойон, предводитель нойонов Даа хошуна собрал всех лам и поставил вопрос о переселении или перекочевке на территорию Кыргызстана всех тувинцев, мотивируя это тем, что там хорошие пастбища, самые лучшие пастбища в мире. Другой причиной откочевки тувинцев в Кыргызстан являлась более ранняя перекочевка их родственников. На этом же собрании предлагался и другой вариант: откочевать к уйгурам в местечко Ангыр-Кодазы- (возле Турфана, на территории Китая), ибо тувинские ондар-уйгуры имеют общность и с уйгурами. Причем, нойон ссылался и на то, что там проживает не мало тувинцев. Но феодалы отказались от этих двух предложений и решили остаться в Туве.

Можно установить общность кыргызов с хакасами. Мы можем отметить следующие кыргызско-хакасские параллели в этнонимии: кашка (у хакасов – хасха), сартек (сартах), керейит (кереит), аскалы (аска), сары (сары-глар), бильдир (пильтир), карга (карха), калмак (халмак), кара тума (тумат), бука (пуга), нарбай (нарба).

И у хакасов, как и у других тюркоязычных народов Южной Сибири, имелся род с названием «кыргыз». Название хакасского рода «пурут» созвучно с кыргызским «бурут». Обнаруживается схожесть в названиях кыргызских род ов «желдең» и хакасского «чилдег», «булг ачи» и «погечи», «бөрї» и «пуур», кыргызских родовых названий с компонентом кызыл с соответствующим хакасским кызыл и др.

Из этих этнонимов и генеонимов интерес представл яет название «кашка» (в хакасском произношении «хасха»). Помимо названия рода в кыргызском языке оно означало предводителя, главу племени или рода. Так, турецкий автор Сейфи в своем сочинении 1582 г. писал, что у кыргызов были беки, которых называли «кашка» (титул, часто встречающийся у калмыков). Конечно, в кыргызском языке термин «кашка» имеет множество значений: «лысый», «лошадь с пятном на лбу» и др. В одном из значений слово «кашка» переводится и как «бедняк». Например, выражение «Какар кашка кедей» переводится К. К. Юдахиным как «Бедняк, который имел захудалую ло шадь».

У хакасов зарегистрирован княжеский титул «кашка». Еще с XVII в. в русских документах приведены имена хакасских предводителей Алтынак Кашка, Агалак Кашка, Сары Кашка и др. Несмотря на то, что слово «кашка» истолковывается в нескольких значениях, некоторые из них имеются и в других тюркских языках, только у кыргызов и хакасов оно означало название рода и княжеский титул. Особенно хорошо представлен термин «кашка» в этнонимии кыргызов. Нами зарегистрировано свыше десяти названий родов с компонентом кашка. Они входили в состав самых различных кыргызских племен. Так, в составе племени солто были роды жети кашка и кашка баш. Род кашка имелся в структуре племен: басыз, сары багыш, тейит. Название «кашка таман» включало племя саруу, а род сары кашка имелся у племен багыш, саяк, мунгуш. Племя мунгуш включало еще род эрке кашка. Если учесть то обстоятельство, что многие названия кыргызских родов образованы от антропонимов, то становится очевидной и связь между кыргызским и хакасским названиями «кашка». В эпосе «Манас» термин «кашка» употребляется в значении «военачальник». Вероятно, по явление этого термина было связано с господством кыр гызов в Южной Сибири. В этой связи отметим, что в шор ских легендах племя людоедов называют хашха, а стра ну, из которой они приходят, – Хыргыс-хоорай.

В Хакасии, как и на остальной территории Южной Сибири и Алтая, местные жители до сих пор хорошо знакомы с термином «кыргыз». Отдельные исследователи отмечают, что даже в позднем средневековье хакасы были известны под этническим именем «хоорай», «хонгорай», так как общеизвестно, что, этноним «хакас» является неверным прочтением термина «кыргыз» с китайского язы ка. Хакасы старшего поколения и ныне при опросе назы вают в первую очередь название рода, в чем мы убедил ись, посетив хакасские деревни. Наглядным примером этому являются и данные Н. Ф. Катанова – видного до революционного хакасского ученого-тюрколога. В своей автобиографии он писал: «Племя сагай, из которого происходил мой отец, есть остаток тюркского  народа  кара-кыргыз».

Как и с тувинцами, кыргызы, вероятно, имели этногенетические связи с хакасами на основе этнической группы тумат. Согласно хакасским легендам, туматы являлись остатками кыргызов. По определению В. Я. Бутанаева, сеек кыргыс у хакасов был самым многочисленным. Наконец, сведения о кыргызах в целом неплохо представлены в различных жанрах хакасского фольклора. Именно в хакасских легендах и преданиях можно найти сведения о том, что кыргызы были вынуждены оставить Хакасско-Минусинскую котловину и уйти за Алтай.

Можно обнаружить некоторые параллели между кыргызами и шорцами. Шорцы – небольшая тюркоязычная народность, близкая к современным хакасам. Насчитывают более 16 тыс. чел. Населяют Горную Шорию в юж ной части Кемеровской области, в бассейне рек Мрасу Кондомы, Томи. Часть шорцев живет в Хакасии. Нами пока выявлено одно прямое совпадение в кыргызско-шор ской этнонимии. Так, название шорского рода карга совпадает с названием кыргызского родового подразделен ия карга, рода бегенек в составе племени моңолдор. Возможно, не случайно, что в прошлом представители кыргызского племени моңолдор проживали в урочище под названием Шор. В шорском фольклоре также встречаютс я легенды и рассказы о кыргызах. Например, существует легенда об уходе кыргызов, живущих на реке Аскыс у устья реки Tёя (в Южной Хакасии. – И. М.), в связи с появлением деревьев. Сами шорцы так же как и чулымс кие тюрки, и северные алтайцы-челканцы до сих пор хакасов называют кыргызами. Еще в XVII в. шорцы на ходились в тесных контактах с енисейскими кыргызами, являясь даже их данниками. Они были отличными кузне цами, и потому кыргызы получали от них железное хол одное оружие и предметы воинского снаряжения.

Этнические связи кыргызов с указанными народами хорошо подкрепляются данными исторической этнографии этих народов. Так, наряду с этнонимическими параллелями кыргызские племена и роды имели схожие тамги (ро довые знаки. – И. М.) с некоторыми родами народов Саяно-Алтая. Отсутствие исследований по сравнительному изучению тамг и народных рисунков рассматриваемых нами народов затрудняет наши доказательства. Однако уже в результате предварительного рассмотрения можно усмотреть сходство тамг тувинской этнической группы кыргыз и кыргызского племени азык. Схожи, на наш взгляд, тамги хакасов-качинцев, в основном из рода кыргыс с кыргызскими тамгами племен багыш и сары багыш.

Народы Саяно-Алтая наиболее близки к кыргызам и по антропологическим признакам. Антрополог В.П.Алексеев писал: «Современные киргизы краниологически об наруживают близкое морфологическое сходство с «енисейскими кыргызами», что позволяет утвердительно ответить на вопрос об их генетическом родстве». Вместе с тем примерно с 1960-х годов по антропологии кыргызов мы не имеем специальных исследований, что, безусловно, от ражается и на наших заключениях.

Важнейшим  доказательством  этнокультурной  общности кыргызов с народами Южной Сибири и Алтая является наличие лингвистических параллелей в их исторической лексике. Хотя кыргызский язык, по мнению большинства ученых-лингвистов, из языков народов Саяно-Алтая наиболее близок к алтайскому, при  тщательных  исследованиях  можно установить, что общности и расхождения в языках этих народов носят довольно сложный характер. Например, можно указать на некоторые особенности в языке карахольских тувинцев, зафиксированные еще В. Радловым и отмеченные исследователями нашего времени. Суть в том, что в лексике карахольцев, в отличие от остальных диалектов тувинцев, больше всего алтайских заимствований. По одной из последних классификаций алтайской семьи языков, кыргызский и южные диалекты алтайского языка вошли в кыргызско-кыпчакскую группу восточно-хуннской ветви тюркских языков. Это делает очевидным и некоторую близость языка карахольских тувинцев к кыргызскому языку.

Большой общекультурный пласт лексики обнаруживается между кыргызами и хакасами. Нами рассмотрена одинаковая терминология, выработанная, по всей видимости, в результате совместного проживания предков кыр гызов и хакасов. Это касается терминологии по части родственных и семейно-брачных отношений, скотоводства, обычного права. Например: кажагай (кырг.) –хачагай (хак.) – лошадь, задирающая голову (при надевании поводьев) и не желающая идти; кур ат (кырг.) – жирная лошадь – хур ат (хак.) – лошадь, отпущенная на лето нагуливать жир; лексика, характеризующая общий обычай приобщения невесты к домашнему очагу семьи муж а – oтко киргизуу – отха пазыртханы; балтыр бешик бала

(кырг.) – палтыр пизик бала (хак.) – грудной ребенок; мадыра баш (кырг.) – падырабас (хак.) – молок осос, мелкота; ат-тон (кырг.) – ат тон, (хак.) – штраф, состоящий из лошади и шубы и т. д. Немало интересного обнаруживается при рассмотрении параллелей в лексике материальной культуры, особенно по части одежды и пищи. Например, самтыр-сумтур (кырг.) – саптыр-суптур (хак.)-изодранная в клочья одежда; боор (кырг.)- паар (хак.) – пола шубы; талаа (кырг.) – тала (хак.) – клин шапки; суйдаң (кырг.) – сыыдан (хак.) – жидкая пища; супсак (кырг.) – сухсах (хак.) – пресная пища; кырмычык (кырг.) – хырымчык (хак.) – пригоревшие ко дну котла остатки пищи и т. д. Не менее поразительные сходства имеются в сфере духовной культуры: в мифоло гии, религии, свадебной и похоронной обрядности, музыке и названия музыкальных инструментов, в области народн ых знаний и т. д.

Следует отметить, что схожесть наблюдается в целом между тюркскими языками Средней Азии и Южной Сибири, хотя, на наш взгляд, из всех тюркских языков среднеазиатской историко-этнографической области кыргызский язык наиболее близок к тюркским языкам Южной Сибири. В то же время тюрк-ские языки имеют раз ной степени параллели с монгольскими языками. Причем, эти параллели охватывают широкий круг слов, включаю щий в себя термины родства, частей тела, флоры и фауны, орудий труда, предметов домашнего обихода, про дуктов питания и многих других терминов из разных об ластей человеческой деятельности, вплоть до лексических паралелей слов, обозначающих отвлеченные понятия. На территории Кыргызстана кыргызские языковеды выявили немало топонимов монгольского происхождения. Как справедливо замечает Д. Исаев, большинство топонимов монгольского происхождения приходится на долины Исс ык-Куля, Кочкора, Джумгала, Ат-Баши, Нарына, Суусамыра, Кемина, то есть на территорию Северного Кыргыз стана. Языковеды справедливо связывают формирование кыргызского языка как с территорией Тянь-Шаня, так и с верховьем Енисея и сопредельных с ним земель Южной Сибири и Алтая.

У кыргызов и народов Саяно-Алтая много общего в ведении хозяйства. Как кыргызы, так и алтайцы, тувинцы, хакасы были в основном скотоводами. Наряду со скотоводством у этих народов важное место занимала охота. В связи с этим многие термины, применяемые в скотоводстве, особенно в коневодстве, имеют одинаковое звучание.

Немало общего у кыргызов и народов Саяно-Алтая было и в общественном строе. К моменту завоевания кыргызов Россией, у кыргызов, как и у народов Саяно-Алтая, господствовали патриархально-феодальные отношения.

Уже в XVII–XIX вв. у всех этих народов исследователи отмечают наличие аильной общины.

Значительные связи наблюдаются между кыргызами и народами Саяно-Алтая в области духовной культуры. Эпос «Манас», например, содержит множество широко встречающиеся в эпосе и мифологии алтайцев и других народов Южной Сибири и Центральной Азии.

Отметим схожесть некоторых обычаев и обрядов. Во время первых весенних гроз у хакасов женщины обегали вокруг юрты три раза, били ковшиком по углам, делая вид, что наливают молоко, и приговаривали: «Пусть кор ова моя будет молочная». (Информатор Томочакова Г. 1900 г.р., с. Жаксы конук Аскизского района Хакасии), Точно такой же обычай имелся у кыргызских женщин, которые приговаривали: «Жер жарылып көк чык, желин айрылып сїт чык» (букв.: «Тресни земля и выйди зелень, вымя лопни (у коровы), дай молока»). (Информатор Эстебесова С., 1929 г. р., Жумгальский район Нарынской области).

Географическая номенклатура эпоса «Манас» вклю чает множество реальных топонимов, начиная с востока – верховьев реки Амур, на западе – до Крыма. В нем богат о представлена топонимия Алтая, Восточного Туркестана и других сопредельных территорий Центральной Азии. Правда, в эпосе «Манас» топонимия Южной Сибири пред ставлена слабо. Однако следует учесть, что многие назва ния в этом регионе в настоящее время имеют либо рус скую транскрипцию, либо скалькированный перевод (на пример, Кызыл-Джар – Красноярск). Эпос же сохранил в своих поэтических строках преимущественно сугубо на родные географические названия. Свидетельство тому – имеющееся множество топонимов на Саяно-Алтае с ком понентами кызыл, кара, ак, сары и т. п. Поэтому не отраз ился в «Манасе» гидроним Енисей. Ведь народное назва ние этой реки – Хем или Кем.

Топоним Кемин в Кыргызстане образован от слова «хем» («кем»), что в переводе с тувинского языка означает «вода», «река». Постепенно термин «кем» как и «кемин» закрепился затем в названиях этих рек. И все же при внимательном сравнительном изучении топонимов и мик ротопонимов эпоса с географическими названиями Юж ной Сибири можно обнаружить немало интересного. Ука жем, например, на название такой местности, как «Баяндынын талаасы», где якобы после смерти похоронили Манаса. Близкий по звучанию топоним Баян-Талаа имеется в Туве. Степь длиной 40–50 км, шириной 10–15 км имеет удивительно ровную поверхность. С трех сторон ее протекают реки Хемчик, Чадан, Дубирек. Она богата тра вами, удобна для скота. Первая половина топонима – Баян происходит от монгольского «богатый», а вторая – Талаа – означает тюркское слово «степь». Однако в настоящее время в тувинском языке слово «талаа» не употребляется. В значении «степь» в современную лексику вошло слово «хову». По показаниям старожилов этой местности, в Баян-Талаа издревле жило основное ядро тувинцев (монгушы, кыргызы, куулар). (Информатор Монгуш Манзаевич Содунам, 1910 г. р., с. Баян-Талаа Сут-Хольского р-на Тувы.) Потому жители этих мест произносят название Баян-Талаа в форме Баян-Талаа Ховузу. Заманчиво сопоставить и название маленькой речки Барык (с. Ийе-Тал в Туве), впадающей в Улуг-Хем (Енисей) со сложным этнонимом «Барык балакчан эли», отраженным в радловской записи эпоса «Манас».

Известны и близость музыкальной культуры кыргызов и народов Южной Сибири и Алтая. О том, что музыкальное творчество может стать этногенетическим источником, уже писали отдельные музыковеды. Хочется акцентиро вать внимание на бытовании горлового пения у народов Южной Сибири и Алтая. Особенно оно развито у тувин цев, сумевших сохранить его до этнографической совре менности в классическом виде. Горловое пение называет ся по-тувински «хеемей». Думается, что это искусство было знакомо некогда и кыргызам. Ведь некоторые элем енты горлового пения еще сохранились в исполнитель ском арсенале темир-комузистов. Имеется и термин «көөмөй», или «көмөкөй» (язычок), а также «көмөкөйлө» (придать направление в сторону язычка). В 1987 г. автор этих строк был свидетелем как на фестивале горлового пен ия «Хеемей» в Кызыле тувинские виртуозы-исполнители мастерски чередовали горловое пение с игрой на губном варгане.

Среди традиционных музыкальных инструментов кыргызского народа имеется немало общего с инструментами народов Саяно-Алтая. Эпос «Манас» содержит информацию о более двадцати музыкальных инструментах. Среди них представляет интерес инструмент в виде свирели – по-кыргызски чоор, аналог которого с незначительными изменениями названия бытует еще у хакасов, тувинцев, алтайцев, уйгуров. Дошел до наших дней и используется в народных музыкальных оркестрах, например, губной вар ган (по-кыргызски темир комуз или ооз комуз).

Можно указать и на другие фольклорные параллели. У кыргызов есть даже такие одноименные фольклорные произведения, как сказания «Ак көбөк», «Ак коен» («Белая зайчиха»), у кыргызов – «Ак коен», у хакасов – «Похта кирис», у тувинцев – «Бокту кириш и Бора Тоолай» (бора тоолай по-монгольски – серая зайчиха. – И. М.). В кыргызском фольклоре имеется легенда под названием «Ак-Мактым». В работе Т. Абдыракунова «Ак-Мактым», где прослеживается общий исток формирован ия кыргызской, хакасской и уйгурской версий этой ле генды (у уйгуров бытовала в форме сказки) утверждает ся, что в основу этих произведений легли реальные собы тия 1418–1428 гг., происходившие в государстве Могулистан, в составе которого находилась в то время большая часть кыргызов. Саяно-Алтайские мотивы в кырг ызском фольклоре в общем-то заслуживают специаль ного рассмотрения, поэтому здесь ограничимся вышеска занным.

Итак, выявленные одинаковые названия родов и племен, схожие  черты  хозяйства, общественного  строя, ма териальной и духовной культуры, языка, фольклора кыр гызов и народов Саяно-Алтая свидетельствуют об имевшейся  этнической и  культурной общности  между ними. По-прежнему наиболее   трудноразрешимым вопросом остается датировка этнокультурных связей кыргызов с народами Саяно-Алтая. Судя по нашим предварительным результатам, эти контакты происходили до сложения кыргызской  народности, т. е. до XVI в., примерно в IX–XIV вв. Взаимосвязи кыргызов с народами Алтая и Юж ной Сибири, возможно, существовали и в XVII–XVIII вв. На это наталкивает тот факт, что наши алтайские и тувинские информаторы, говоря о времени перекочевки кыргызов на нынешнюю территорию, называют, хотя и примерно, цифру не менее 300 лет. Конечно, к этим све дениям следует подходить сугубо критически. Однако мы пока не имеем основания опровергать их. Синхронность сообщений легенд и преданий о кыргызах у народов Саяно-Алтая указывает не только на существование тесн ых этнокультурных связей между ними, но и на непре менную причастность их к древнекыргызскому этносу. Следует только детально установить те конкретные общие этнические компоненты, из которых слагались все эти нар оды. Наконец, установление этнокультурной общности кыргызов с народами Саяно-Алтая играет первостепенную роль при решении такой важной проблемы, как этногенез этих народов. Если, например, бесспорными являются их этнокультурные связи, то, очевидно, следует признать так называемых енисейских кыргызов предками не только современных хакасов, но и кыргызов, алтайцев, тувинцев, шорцев и некоторых других  народов сопредельных терр иторий.

Таким образом, первоначальное развитие и взаимодействие культур древних народов происходило на территор ии Южной Сибири. По мере продвижения основного яд ра кыргызов на запад, а более мелких частей и в другие стороны, постепенно стали забываться некоторые схож ести культуры. Это основное ядро кыргызского этноса с XVI в. начинает входить уже в другой этап этнокульт урного развития, когда кыргызы на своей нынешней зем ле сформировались в кыргызскую народность. Однако, как мы видели выше, между современными кыргызами и народами Саяно-Алтая до сих пор сохраняются некоторые схожести. Эти схожести выражены в легендах и преда ниях о кыргызах, бытующих еще и сейчас у народов Сиб ири, так как в Сибири, а также в Горном Алтае и в ряд е других мест Центральной Азии в периоды древности и средневековья оставлял следы кыргызский этнос, участие которого в формировании современного кыргызского на рода не вызывает сомнений. И в заключение приведем некоторые из них.

Прежде всего следует отметить хакасский фольклор, где зафиксирован ряд устных рассказов об уходе кыргызов из Минусинской котловины или из района среднего течения Енисея. Причины ухода самые различные: перемена климата, войны с разными народами, нашествие Чингисхана и т. д. Например, одна из легенд, записанная нами в 1989 г. в Ордженикидзовском районе Хакасии, повествует о народе кыргыз, который в древние времена обитал в этих краях, до тех пор пока не был вытеснен каким-то народом со светлыми глазами (по-хакасски – ак карак). От кыргызов осталась только одна беременная женщина, которая родила сына. По рассказу нашего информатора, род Янгуловых у хакасов берет начало от этого мальчи ка. (Информатор Аргудаева (Кожонова) Анна Илларион овна, 1910 г. р. (род пуга), жительница с. Сарала Ордженикидзовского района Хакасии.) Согласно другой хакасской легенде, слово «кыргыз» происходит от имени родоначальницы Хыр хыс, т. е. «Седая девушка».

Здесь нет надобности приводить все легенды и предания хакасов о народе кыргыз. Они в свое время записаны первым ученым-хакасом, выдающимся тюркологом Н.Ф.Катановым. В последнее время подобного рода легендам и преданиям большую роль придает этнограф В. Я. Бутанаев, который издал уже тексты 31 хакасской легенды. Две из них так и называются – «Хыргыстар» («Кыргызы») и «Хыргыс чаазы» («Эпоха кыргызских войн»). В текстах этих легенд сохранились обозначения местных природных объектов: хыргыс арыглары (древ ние оросительные каналы), хыргыс тарлаглары – (кыргызс кие пашни). Памятники металлургии в Хакасско-Минусинской котловине называются «хыргыс узанган чирлер», т.е. «киргизские мастерские», тележные тракты – «хыр гыс чолы» – кыргызские дороги и т. д.

По сообщению хакасских информаторов, кыргызы не ели рыбу и называли ее «суг хурты» – водяной червь. Судя по некоторым преданиям, они брезговали рыбой и прорыли даже из-за этого каналы для питьевой воды. Отметим, что и современные кыргызы еще в XIX в. не ели рыбу. Вероятно, это не случайное совпадение.

Легенды об уходе кыргызов из мест проживания с появлением деревьев зафиксированы как у хакасов, так и у соседних с ними шорцев, южных алтайцев, чулымских тюрков. Приведем легенду о кыргызских скотоводах, обитающих в долине реки Томь, записанную у шорцев В. Я. Бутанаевым: «В те далекие времена Шория предс тавлялась степным краем. Когда здесь стали расти дер евья, кыргызы приняли их за вылезающие из земли рога, испугались и перекочевали отсюда далеко в южные сте пи. Незначительная часть из них ушла в Хакасию, они-то и стали предками хакасов. До сих пор в верховьях реки Томь сохранилась местность «хыргыс кодрези» – кыргыз ское болото, откуда якобы по ночам доносится ржание кыргызских лошадей».

До этого, еще в 1925–32 гг., примерно такую же ле генду в Горной Шории записала Н. П. Дыренкова. Со гласно ее варианту, кыргызов обманула правительница таежных жителей девушка Кыс Кан, которая обратилась к ним со словами: «Из земли рога растут, вы в другую землю перекочуйте, иначе, если здесь будете жить, из (той) земли выросшие рога вас всех с вашим скотом вместе уничтожат!» Приняв те слова за истину, когда посмотрели: из земли рога выходят. Киргизы, то увидев, подумали, что это, пожалуй, правда. Некоторые в другую землю перекочевали, некоторые, дома свои пилою подп илив, дали себя придавить. «Куда бы мы ни отправи лись – все равно умрем» (говоря) (так) подумав, своим собственным домам дали себя задавить».

Интересно, что шорцы и северные алтайцы – челканцы хакасов называют кыргызами. По сообщениям информаторов, чулымцы, например, до сих пор пугают своих де тей словами: «Вот придет с верховьев Июса (т. е. из Ха касии) кыргыз, тебя поймает и съест». Шорцы в своих легендах племя людоедов называют «хашха» (название одного из крупных родов современных хакасов), а страну, из которой они приходят, – «хыргыс-хоорай» (т. е. Хакасско-Минусинская котловина).

В целом, легенды этих народов запечатлели кыргызов как могущественный народ, что отражает в какой-то мере историческую действительность. Шорцы еще в XVII в. бы ли данниками енисейских кыргызов, поставляли им желез ное оружие и предметы воинского снаряжения, ибо были отличными кузнецами.

Легенды о кыргызах имеются и у алтайцев. Так, по одной из них, кыргызы были древними жителями Южного Алтая. В то время здесь простирались голые степи. Для орошения своих пашен кыргызы прорыли ирригационные каналы. Когда на Алтае стали расти деревья, то им поме рещились рога, вылезающие из земли. Испугавшись, кыр гызы за одну ночь перекочевали далеко на юг, где не растут деревья. Приведем еще одну легенду, записанную мною в Горном Алтае у Е. Ямаевой: «Некогда кыргызы жили вместе с алтайцами, составляя народ одного ханст ва. Примерно лет 300 назад, во время войн и бедствий состоятельные люди, имеющие скот, начали откочевывать в далекие края. Отделившиеся были кыргызы. Не име ющие лошадей и оставшиеся в горах Алтая стали именов аться алтайцами».

Различные устные рассказы о народе кыргыз бытуют и у тувинцев. Родоплеменной состав их включает крупные племена кыргыз, монгуш и ряд других, находящих па раллели в кыргызской этнонимии. Например, в пользу этногенетических связей кыргызских и тувинских монгушей говорит и легенда, записанная мною на территории Тувы. Согласно этой легенде, монгуши раньше назывались монгутами. Чингис-хан родился в местечке Монгут (по названию маленькой речки в бассейне р. Онон). Он якобы создал государство Монгут. Вместе с кууларами монгуты были посланы для укрепления границ Тувы. Местное тюркоязычное население стало называть их монгушами. В самой Монголии монгушей стали называть монгулами. А в маленьком аймаке в той же Монголии в бассейне маленькой реки Хопту их стали называть мингатами, которые якобы и ныне проживают в тех местах. Потому названия «монгут», «монгуш», «монгул», «мынгат» обозначали один и тот же народ. Кыргызские монгуши происходят от этих монгушей. По рассказам стариков, они откочевали на территорию Кыргызстана примерно лет 300 тому назад.

В свете этой легенды представляет интерес то, что кыр гызское племя мунгуш, включало в свой состав такие крупные роды, как сарылар и мангыт. Род сарылар, про износимый как «сарыглар», имелся и у тувинцев. Назва ние «мангыт» заманчиво сопоставить с «мынгат», отожде ствляемым нашим информатором из Тувы с монгушами. Сведения о монгушах имеются и в эпосе «Манас», где они перечислены в одном ряду с такими племенами, как тейит, кацды и др., которые входили в этническую группу ичкилик и считались у кыргызов пришлыми.

Тувинские старики до сих пор сохранили в памяти ле генды о народе кыргыз. Одна из таких легенд записана мною в Сут-Хольском районе Тувы. По легенде, народ кыргыз жил в горах Саян, в бассейне реки Улуг-Хем и частично в Монголии  еще до Чингис-хана. Резиденция последнего правителя кыргызов якобы находилась на территории нынешнего Сут-Хольского района Тувы, где обнаружены остатки старого городища. По-тувински это городище называют Шивээ, а местность называется Бажын-Алаак. В общей сложности ханы кыргызов правили около 360 лет. Последний хан кыргызов любил мир, потом у его ставку называли еще «крепостью мира». Началось нашествие Чингис-хана. Хан кыргызов встретил завоева телей с конями белой масти, прирученными беркутами и другими подарками и добровольно сдался. Говорят, что, если бы он оказал монголам сопротивление, последние сильно ослабли бы, ибо кыргызы были в то время сильнее своих врагов. Однако незадолго до этих событий правит ель кыргызов гадал на бараньей лопатке и якобы увидел, что Чингис-хан в конечном счете возьмет верх. Чтобы зря не проливать кровь народа, он  добровольно сдал всю страну. Позже кыргызы ушли из Тувы на территорию нынешнего Кыргызстана. Часть кыргызов и тувинцев бы ла уведена джунгарами в Северную Монголию. Было это примерно лет 300 назад. (Легенда записана мною в 1987 г. в с. Баян-Тала Сут-Хольского района Тувы из уст О. Д. Куулара (сөөк-куулар), 1917 г. р.)

Некоторые моменты легенды, в частности встреча кыргызами монголов с подарками, встречаются и в письмен ных источниках. Поэтому не стоит пренебрегать подоб ными данными. Как утверждает наш тувинский информа тор, все это он слышал от лам. Ведь ламаистская литература тоже не лишена историко-этнографической информации. Все это подтверждается и этнографическим материалом, собранным мною на территории Тувы. Однако здесь наш информатор ошибочно уйгурский город на зывает кыргызским. Дело в том, что из 15 известных го родищ уйгурского времени, на территории Тувы самым крупным являлся Бажын-Алаак на реке Чадаана (18,2 га), о нем и говорится в легенде. По-тувински эти городища называются «бажын», т. е. дом. Все города уйгуров, в том числе и Бажын-Алаак были построены в VIII–IX вв., во время господства уйгуров в Туве. Но следует учесть: г. Бажын-Алаак и все другие города до нашествия монголов находились в руках кыргызов, котор ые полностью разбили уйгуров на территории Тувы после 840-х годов.

Исторический фольклор саха (якутов) говорит о том, что одним из их предков являются кыргызы, которые были скотоводами и коневодами. Приведем одну из первых записанных легенд, опубликованных В. Ф. Трощанским в 1902 г. в его книге «Эволюция черной веры (шаманства)»: «У якутов существует предание, что они пришли из страны, находящейся на три тысячи верст южнее того места, где стоит Иркутск. Киргиз Сарабай Тойон и его жена Сайсары, родом татарка, с детьми своими отправились со своей родины на север. Сарабай Тойон умер в том месте, где ныне стоит Иркутск, а жена его с детьми отправилась дальше и прибыла на то место, где теперь стоит г. Якутск, около рукава Лены Сайсары».

В 1937 г. в г. Якутске С. И. Боло записал со слов Д. Н. Никифорова предание «Племя кыргыс» («Кыргыс омук»). Вот его полный текст: «Оказывается, во времена прибытия Омогой Баая и Элюй Боотура из южной страны переселилось племя кыргыс с лошадьми и рогатым скот ом. Племя кыргыс в этой стране было немногочислен ным. Когда умирал человек этого племени, то ему покрыв али лицо брюшным жиром лошади, клали его в выд олбленное дерево и уносили в лес. Собравшись в лесу, устраивали ысыах, на котором, поев все кушанья, снаря жали покойника всем полагающимся и сжигали его на этом месте. Это называлось у них «положили его кости». Отметим, что и современные кыргызы, похоронив умер шего, говорят:

«сөөгї койулду» – буквально: «положили кости».

Новые предания о роде кыргыс встречаются в Кобяйском и других районах Якутии. Вот одно из них: «Род Кыргыстаах прибыл из Вилюя. Про себя люди этого рода гово рили, что они кыргыс-якуты, род Кыргыдай. Жили в Кобяе на горе Кыргыдай-Хайата и их звали кыргыс-якуты». Собиратель этих преданий – якутский исследователь М.С.Иванов пишет: «Предание это интересно само по себе, так как в нем говорится о роде Кыргыс, проживавш ем в Кобяе. С другой стороны, предание вызывает инт ерес еще и потому, что в нем сопоставляются этнонимы «кыргыс» и «кыргыдай», о чем писал в свое время Н.А.Аристов, указывая при этом, что этноним «кыргыд ай» есть якутско-бурятская форма имени «кыргыз». Фольклорные сведения подтверждаются и материалами традиционной культуры. Как утверждает якутский ученый А. И. Гоголев, по современным археологическим данным, тюркоязычные предки якутов появились на Средней Лене не позднее XIV в.

У монголоязычных бурят также существуют предания, аналогичные хакасским и шорским легендам, повествующие об уходе кыргызов в связи с появлением деревьев. Так, согласно устным преданиям бурят, в разных местах Бурятии когда-то жили люди «хиргис», которые ушли из тех районов, когда там начали появляться белые деревья (березы).

Несколько неожиданным является записанный нами в 1989 г. в Тункинском районе Бурятии рассказ о народе кыргыз (хирхис), который почитал марала (бугу). Изве стно предание о человеке Буртэ-Чино, супругой которого была Гуа-Марал. Все это находит параллели и по кыргыз ским материалам, где широко известна легенда о проис хождении прародительницы племени бугу от оленей. У кыр гызов как и у бурят слово «бугу» переводится как «самец оленя или марала». По этому поводу у кыргызов-бугинцев существует изречение «Биздин энебиз тубу бугунун кызы экен» («Наша прародительница – дочь оле ня») .

Есть археологические материалы, свидетельствующие о пребывании кыргызов в Прибайкалье. Среди бурят бытует выражение «хэргэс уур», истолковываемое как «кыргыз ское место» или «кыргызское гнездо». Так называются древние курганы, происхождение которых некоторые на родные предания связывают с деятельностью Кыргыс-хана.

Соседи тункинских бурят – тюркоязычный народ тофалары, попавшие в изоляцию среди Саянских гор, вероятно, также имеют определенное отношение к енисейским кыргызам. Хотя мы не обнаружили у них устных рассказов о кыргызах, предварительное знакомство пока зывает, что у них много общего с народами Саяно-Алтая, особенно с тувинцами и хакасами.

Итак, подытожим вышесказанное. Истоки происхожде ния кыргызов и их культуры ведут на территорию Сибири и Центральной Азии. Устные предания и легенды о кыр гызах имеются почти у всех народов Южной Сибири, включая якутов, а также монголоязычных бурят. С одной стороны, данные факты говорят о том, что когда-то появившийся кыргызский этнос был довольно сильным. Это подтверждается диапазоном его этнокультурных контактов. Кыргызы оставили след на большой территории Сибири, дойдя до верховьев Амура, что в какой-то степени подкрепляется и топонимией эпоса «Манас». Пребывали они первоначально и в Северо-Западной Монголии. В це лом, компонент кыргыз прослеживается в топонимии всех перечисленных регионов. С другой стороны, наличие устн ых преданий, а у некоторых народов Сибири и этнонимов с компонентом кыргыз свидетельствует об этногенетической и культурной общности современных кыргызов с народами Сибири.

После XVI в. дальнейшая этнокультурная история кыргызов протекала уже в Среднеазиатско-Казахстанской этнографической области. Этот вопрос заслуживает от дельного рассмотрения.

АСАНОВ Т. И.

ПО СЛЕДАМ ЭТНОНИМА «ЧОГОРОК»

Летом 2022 г. при поддержке Ошского государственного университета, а также академических, образовательных учреждений Кыргызстана и Алтайского государственного университета РФ была организована Международная этнографическая экспедиция под названием «От Алтая – до Чон-Алая»  (в Чон-Алайской долине на юге республики).  Она фактически является продолжением проекта «Тюрко-монгольский мир Большого Алтая: единство и многообразие в истории и современности», которому был дан старт в северной части Кыргызстана в 2021 году.

Диапазон исследований данной экспедиции охватил широкий круг вопросов: от материальной до духовной культуры населения и проблемы этнической истории высокогорной долины. В такой экспедиционной поездке внимание этнографа привлекает все увиденное и услышанное, хотя извлечь  из этого что-то ценное не всегда удается. Поэтому мы обратили внимание не только на близкую нам тему этнической истории чон-алайских кыргызов, но и на расселение родо-племенных групп, их прежние места кочевания и отчасти на занятость населения в летних высокогорных пастбищах.

Этническая история и этногенез населения регионов Кыргызстана остаются малоизученными. В изучении этногенеза кыргызского народа устные источники наряду с письменными имеют важное значение. В этом плане нам удалось записать из уст информаторов материалы, касающиеся племен тейит, найман, кыпчак и кыдырша, входивших в состав родоплеменной группы кыргызов ичкилик. Собранные нами материалы в некотором смысле дополняют те сведения, которые  ранее были опубликованы другими авторами.

Материалы об этническом составе населения долины впервые были опубликованы в трудах зарубежных и российских путешественников и исследователей ещё в конце XIX – нач. XX вв. В них дается общая этническая картина кыргызов ичкилик Чон-Алайской долины. Поэтому в ходе экспедиции нас прежде всего интересовали те или иные этнические группы, вошедшие в состав вышеназванной родоплеменной группы. Среди них был род чогорок в составе племени тейит. Впервые на данный этноним обратил внимание видный советский этнограф-кыргызовед С.М. Абрамзон, который  допустил, что упоминаемое Бабуром племя чограк позже оказалось в составе племени тейит. В связи с отсутствием каких-либо других данных, ученый далее не развивал свои мысли. Предположение, высказанное С.М. Абрамзоном, позже было поддержано другими исследователями. Кстати, ещё в начале 60-х годов XX столетия Э.Ж.Маанаев, изучавший историю заселения Памира кыргызами, ссылаясь на исследования С.М. Абрамзона по «Бабур-намэ»,  тоже полагал, что названное крупное племя, жившее в горах к югу от Андижана, вошло в состав киргизской народности [1. С.90-91.] Позже исследователь в своих трудах еще раз обратил внимание на этот вопрос и сделал заключение, что неизвестное племя чограк обитало на Памире в составе тейитов [2.С.52-53; 3.С.111-112.]. Т.Машрапов, будучи аспирантом Института востововедения АН Узбекской ССР, подробно проанализировал исторические данные о чагираках, содержащиеся в трудах Мухаммед Захреддина Бабура и Мирзы Мухаммед Хайдара, и сделал вывод, что они обитали в горах Алая [4.С.12.]. Т.К.Чороев, анализируя этноним чагыр (чакыр), встречающийся в средневековых источниках, ссылается на В.В.Бартольда. Дело в том, что В.В.Бартольд вне связи с этнонимом чакыр допускает, что Чагыр-огуз – название горы в Приаралье, которое, по мнению ал-Истахри, связано с этнонимом племени чагырак, или чаграт, упоминаемым у Бейхаки в качестве соседей Хорезма. В связи с этим Т.К Чороев напоминает о племени чогирак, зафиксированным в аутентичных письменных источниках XV – XVI вв., и  позднее вошедшим в состав кыргызов [5.С.40.].

Попытка подробного анализа проблемы сделана О. Каратаевым. В составленном им словаре кыргызских этнонимов, исследователь поддержал  мнения вышеупомянутых авторов и обратил внимание на семантику этнонима чогорок.  При этом он допустил образование этнонима чогорок от слов чогор (беркут) + ок (племя), т.е. «племя беркута» [6. С.265]. О.Каратаев склонен считать, что данный этноним изначально имел кыргызское происхождение. Нурбек Туран, опираясь на книгу туркменского автора С. Атаныязова, связывает чогороков с чагереками – племенами, находившимися  в составе ополчения Хорезм-шаха и в XIII веке под нашествием монголов, сбежавшими в Афганистан и Пакистан [7. С.246-267; 8.].

Все упомянутые версии и предположения свидетельствуют о том, что проблема истории этнонима чогорок, носители которого находились в составе племени тейит, ещё не решена. В связи с этим стоит ещё раз вернуться к историческим текстам, чтобы выяснить, кем были чогороки, в связи с какими историческими событиями они упоминаются и при каких обстоятельствах они вошли в этнический состав кыргызов.

Этноним чогорок, по-видимому, впервые упоминается в труде Бейхаки «История Масуда» в связи с событиями 1030 г. в форме джиграк  – племени, обитавшем в районе Хорезма. Были ли джиграки (чогороки) местными племенами, нам пока  неизвестно. Но, судя по описанию событий, прямых указаний на это нет. В труде Бейхаки «История Масуда» в двух местах упоминаются следующие племена: кёчаты, джиграки и кыпчаки [9. С.71, 234]. По-видимому, джиграки были наемными  воинами хорезмских правителей, а не местными племенами. Имеется немало фактов о том, что военная дружина кочевников была основной опорой в междусобных столкновениях оседлых правителей. По всей вероятности, джиграки (чогороки) были в числе приглашенных на службу к газневидскому ставленнику Алтунташу [9. С.71].

В конце XV- начале XVI вв. в Ферганской долине шла борьба за власть, значительно ослабившая положение Тимуридов. Представитель правящей тимуридской династии Мухаммед Захреддин Бабур был вынужден поддержать выступление местных феодалов и боролся против пришельцев – узбеков-шейбанидов. Позже эти события определили не только будущую политическую, но и этническую карту региона, решившую судьбы разных этносов, издревле населяющих эту историко-культурную область. В связи с этими историческими изменениями в книге правителя Ферганы «Бабур-намэ»   упоминается племя чограк. Подробности этого события относятся к 900 г. (1494-1495), когда Бабур отправляет одного из предводителей в горы, чтобы раздобыть провиант и лошадей для войска. Это свидетельствует о том, что, видимо, в некоторых случаях население горного края платило Тимуридам подати.

«Среди кочевых племен в Андижанской области есть племя Чограк; это большое племя пять-шесть тысяч семейств. Они живут в горах между Ферганой и Кашгаром, у них много коней и множество овец. В этих горах вместо быков разводят кутасов. Кутасов у них тоже много.

Так как их горы непроходимы и находятся на окраине, то они не торопятся сдавать скот. Поставив Касим бека во главе войска, я послал его Чогракам, чтобы он взял скот и роздал часть его войску. Касим бек пошел, и, захватив около двадцати тысяч овец и от тысячи и полутора тысячи лошадей, разделил между воинами»

[10. С. 44.].

Если обратить внимание, то, во-первых, автором более-менее точно указаны координаты чограков, т.е. Памиро-Алайские горы. Видимо, указанные координаты ориентированы на торговые пути между Ферганой и Кашгаром, благодаря которым испокон веков через Алайскую долину осуществлялись международные торговые связи. Во-вторых, в книге определенно показана хозяйственная деятельность чограков: разведение яков (кутасов),  характерное только для кочевников  Памиро-Алая. В третьих, если, согласно «Бабур-намэ», численность чограков достигала пять-шесть тысяч семей, тогда можно говорить о значительной общине кочевников в высокогорной долине. Таким образом, в бабуровский период чограки были более-менее крупными и зажиточными племенами.

В «Бабур-намэ» приводятся другие интересные сведения, относящиеся к 904 г. (1498-1499), которые касаются чограков и других племен: «Спустя два-три дня после прибытия в Маргилан я отдал под начальство Касим бека более сотни воинов из числа пешагирцев, моих новых нукеров и нукеров Али Дуст бека и послал его к горцам, живушим к югу от Андижана: ашпарцам, турукшарам и чогракам и вообще в те места, чтобы Касим бек уговорами или силой привел ко мне этих людей.  Когда Касим бек отправился в горы к югу Андижана, ашпарцы, турукшары и чограки и все кочевые и оседлые жители гор и равнин в тех местах покорились мне». [10. С. 77.].

Вероятно, цель покорения этих племен Бабуром состояла в том, чтобы пополнять армию из их числа и иметь тыловые запасы продовольствия для обеспечения войска. В источнике наряду с чограками указаны ашпарцы и турукшары –  племена, обитавшие в этих местах. Можно предполагать, что названные племена жили по соседству с чограками.

Дополнительные эпизодические сведения о чагираках (чогороках) имеются в «Тарих-и Рашиди» Мирзы Мухаммеда Хайдара. Автор, рассказывая о двенадцати  людях, сопровождавших Хизр-ходжу, упоминает, что один из них был из племени чагирак. Мухаммед Хайдар пишет, что Хизр ходжа был грудным ребенком, когда его спасли от жестокости Камараддина и увезли в Кашгар [11. С.80.]. Узурпация власти эмиром Камараддином в Моголистане произошла в 765 г. (1363-1364), когда он умертвил Ильяса ходжу с 18 членами семьи [12. С.53.]. Когда Хизру ходже исполнилось 12 лет, эмир Худайдад, опасаясь  преследований Камараддина, отправил его в сопровождении тех же людей в горы между Бадахшаном и Кашгаром (с.81.), и не случайно среди них был представитель из племени чограк,  обитавшего в направлении названных гор. Это событие относится примерно к 1376-1377 гг.

Далее автор описывает зимние события 1504 г.,  связанные с походом войска Хусрау шаха, который был  правителем Хисара, Кундуза и Бадахшана, в Каратегин. Его 800-тысячный отряд, возглавляемый братом Мир Вали, совершает поход и каратегинцы, имея 5-тысячное войско, не смогли ему противостоять. После чего «отец (имеется в виду Мухаммед Хусейн гураган. Т.А.), с шестью людьми ушел к горам Ферганского вилаета, который расположен на востоке того вилаета, что между Кашгаром и Андижаном. В тех горах живут люди, которых называют чагирак, и в то время они были многочисленными и имели много скота. А вскоре после того Мирза Аба Бакр подверг их истреблению» [12. С.203–204].

Согласно этим сведениям, Мухаммед Хусейн гураган поневоле оказался среди чагираков, обитавших на склонах Алайских гор. Вторжение кашгарского правителя дуглата Мирза Аба Бакра, видимо, состоялось именно в 1504 году. Далее события приняли другой оборот. Брат правителя Ахси Шайх Байазида могольский эмир Султан Ахмад Танбал, уйдя от преследований Шахибек-хана узбека (Шейбани-хана),  направляет свои силы против чагираков, о чем речь пойдет ниже.

«После разгрома в Каратегине мой отец ушел оттуда и находился среди чагираков. Всего удивительнее то, что, хотя Танбал слышал о скором прибытии Шахибек хана, он, вместо того, чтобы заняться подготовкой с Шахибек ханом, пошел против моего отца к чагиракам. Чагираки заключили союз с моим отцом и укрепились в ущелье Туруксаран» [12. С.207].

Тут надо заметить, что, когда в «Бабур-намэ» упоминается о турукшарах, речь, несомненно, идет о жителях вышеназванного ущелья  Туруксаран, где они были непосредственными соседями чагираков. У Мухаммеда Хайдара еще упоминается отдельный регион Чагирак в связи с военными походами кашгарского предводителя Мир Вали в 917 г. (1511-1512).

«Как уже было кратко упомянуто, Мир Вали так очистил Аксу и Моголистан [от противников], что долгое время ни один из моголов и киргизов не смел пересечь местность, расположенную в двух или трех месяцев пути до Кашгара. Все моголы притаились в Чалыше и Турфане, а киргизам он [разрешил] остаться на этой стороне Иссык-Куля. Он также окончательно захватил Узганд – самый важный город вилайета Ферганы, Ош, Маду и Чагирак и все, что расположено выше Андижана. Он также овладел большей частью Каратегина и земель Бадахшана» [14. С.385; 10.].

Таким образом, чогороки (чагираки, чограки) в позднесредневековый  период были самостоятельными племенными образованиями, и территория  их обитания одновременно стала местом убежища и объектом завоевательных походов ферганских и кашгарских правителей. Больше о них в источниках не упоминается и лишь этноним чогорок сохранился среди кыргызов  и  привлек внимание крупного ученого С.М. Абрамзона.

В процессе исследования  ученый установил, что чогороки небольшими группами живут среди тейит, нойгут и бостон ичкиликов. Затем он  сделал заключение, что «все это дает основание полагать, что названное Бабуром племя вошло в состав ичкиликов» [13. С.48].   Вывод

С.М. Абрамзона был близок к истине и в Чон-Алайской экспедиции нам удалось найти подтверждающие данные о роде чогорок, вошедшим как этнический компонент в состав племени тейит. Таким образом,  мы впервые зафиксировали генеалогические данные о роде чогорок. Информацию мы получили от людей преклонного возраста, владеюших генеалогией и историей своих предков.

Обстоятельный разговор был с Сулаймановым Абдулазисом, 1949 года рождения.  Он является жителем села Кара-Тейит, имеет среднее образование. Всю жизнь он работал в селе, с молодых лет увлекается традиционной охотой и владеет разной информацией. Вот, что он рассказал о прошлом кара-тейитов, одной из ветвей крупного племени тейит. Их родоначальник Белес-баатыр был родом из Узгенда. По словам  информатора, из-за хозяйственной нужды они с сородичами перекочевали в Чон-Алай и обосновались здесь, постоянно враждуя с соседними таджиками и кыпчаками. Видимо, для разведения яков не хватало пастбищ. Ныне живущие в одноименном селе кара-тейиты являются потомками Белес-баатыра и делятся на уста тобу, чогорок, жакып тобу и али тобу. Информатор утверждал, что, согласно их генеалогии, чогороки считаются вошедшими (киринди) в состав кара-тейитов. Каким образом они оказались среди кара-тейитов, объяснений не было. Обычно в генеалогической традиции кыргызов существует запрет рассказывать о прошлом этнических групп, вошедших в состав другого племени. Это было своеобразной нормой взаимоотношений кочевников и пришлая группа должна была адаптироваться в новой этнической среде, которая нуждалась в людских ресурсах.

Другой информатор Темирбаев Момунбай, 1939 года рождения, имеющий среднее образование,  житель села Жаш-Тилек из рода сары тейит, являющегося одной  из ветвей племени тейит, рассказал нам следующую  версию о роде чогорок. Судя по его рассказу, чогороки являются одним из колен сары тейитов, а не кара тейитов, как нас информировали выше. Сары тейиты делятся на чогорок, баркы, зарип и норуз. Зарип и норуз являются потомками двух братьев и чогорок вознамерились сблизиться с ними. Сами чогороки состоят из двух колен: чонг чогорок и кичине чогорок. Последняя группа чогороков имеет прозвище жалгамыш, что означает  помогающий,  или оказывающий благодеяние, т.е. они приютили пришельцев. Это свидетельствует о том, что чогороки оказались разбросанными по разным коленам племени тейит и, разумеется, что они есть среди кара тейитов и сары тейитов.

Такую же информацию нам поведал другой житель этого села Куттукалиев Акжол, 1937 года рождения, имеющий 7 классов образования, всю жизнь работавший пастухом. По его рассказу, сары тейиты делятся на норуз, зарип, чогорок, баркы.

Анализ этих материалов показывает, что в генеалогических преданиях племени тейит сохранились смутные сведения о пришельцах – чогороках. Со временем они адаптировались в новой этнической среде и стали их органической частью. Обретение ими новой этнической среды, видимо, произошло во второй половине XVI века, и они непосредственно связаны с заселением кыргызами юго-западных горных районов Центральной  Азии. На основе анализа источников А.Мокеев установил, что уже в середине XVI века кыргызы занимали всю Алайскую долину и жили в Каратегине. По мнению ученого,  «к началу последней четверти XVI в. значительная часть кыргызских племен, прочно утвердившись в районе Алая и Каратегина, начала постепенно продвигаться дальше на запад в сторону Гиссара и Куляба» [14. С.149-150].

Вот, что пишет об этом Махмуд ибн Вали, автор историко-географического труда «Бахр ал-асрар»:

«Хутталан, который ныне известен как Кулаб, считается четвертой частью (области Балх]. Ягсу, Чаихарсу, Кангурт, Даштак, Вашджерд, Дашт-и Кулак, Кала-и Земм и Ясен, почти до Дашт-и Алан являются: жилищами и обиталищами киргизских племен; их причисляли к совокупности [округов] Мавераннахра» [15. С.28].

Именно в этот период чограки могли войти в этнический состав кыргызов и адаптироваться среди них. Этому способствовал ряд обстоятельств. Во-первых, в количественном составе кыргызы уже преобладали в Моголистане и интенсивно осваивали его юго-западные периферии. Во-вторых, в политическом отношении они держали верх над моголами и доминировали в этом регионе. В-третьих, чаграки (чогороки) были тюркоязычными кочевыми племенами, хотя в источниках об этом не упоминается. Тем не менее, к середине XIV века в Моголистане и Фергане уже образовалась тюркоязычная этнокультурная общность тюрко-монгольских племен, в которой создалась благоприятная обстановка для образования новых этнических групп. В-четвертых, хозяйственно-культурная близость и кочевой образ жизни способствовали скорейшей адаптации чограков в этнокультурной среде ичкилик-кыргызов. В это время кыргызы  распространились на юго-западные приферганские горные районы. Об этом еще раз напоминает Махмуд ибн Вали, определенно очерчивая восточную границу Хутталлана, т.е. Куляба.

Хутталан – область по ту сторону Джейхуна. По этой причине ее считают принадлежащей Мавераннахру. Находится она в четвертом климате и расположена по соседству с Бадахшаном. В настоящее время она подвластна Балху, как недавно, при определении границ Балха, было установлено. Крупнейшими селениями его являются Ягсу, Чахарсу, Кангурт и Даштак. Восточная граница Хутталана прилегает к землям киргизов… [15. С.37].

Письменный источник четко представляет границы области Хутталан, за которой дальше уже господствовали кыргызы. И одной из причин отсутствия упоминания о чограках в источниках XVII – XVIII вв. является их скорейшая адаптация с другими племенами в кыргызской этнической среде. Этнографические материалы, собранные С.М. Абрамзоном, свидетельствуют о том, что чогороки могли войти в состав других племен ичкиликов, таких как нойгут и бостон, но это предположение нуждается в дополнительном исследовании.

При изучении материалов мы обратили внимание ещё на одну интересную деталь. Дело в том, что в ранних исторических источниках,  в которых  речь идет о кыргызах  и  их хозяйственной деятельности, упоминание о разведении ими яков почти отсутствует. Оно также не значится в хозяйственной деятельности кочевого населения Моголистана. Только Бабур отметил, что в этих горах вместо быков разводят кутасов, имея в виду чогороков,  живших в Памиро-Алае. Из этого можно предположить, что именно этот вид скотоводства появился в хозяйстве  кыргызов вместе с чогороками во второй половине XVI в., и стал основным  у кыргызов группы ичкилик. Заселение и адаптация кыргызами высокогорных районов Памиро-Алая сопровождались появлением нового вида скотоводства. Именно кыргызы группы ичкилик в этих районах до нынешних времен занимаются разведением яков. У кыргызов афганского Памира только эта отрасль приносит экономическую прибыль и обеспечивает потребности населения в продовольствии. Это является одним из существенных доказательств того, что именно чогороки, упоминаемые в трудах средневековых авторов, вошли в состав кыргызов и наряду с другими племенами  сыграли важную роль в образовании этнической группы ичкилик. В этом аспекте образование этнической группы ичкилик занимает особое место в плане изучения этногенеза кыргызского народа. В местах ее обитания кыргызы чаще контактировали с другими племенами и этносами. На наш взгляд, сбор новых полевых материалов в перспективе может дать дополнительные данные по этногенезу кыргызского народа. Ведь племена и группы со своими этническими наименованиями, вошедшие в состав ичкиликов, некогда составляли генетическую часть средневековых государственных и этнокультурных образований Центральной Азии.

Библиографический список:

1. Маанаев Э. К вопросу переселении кыргызов на Памир // Материалы по истории и экономике Киргизии. Фрунзе, 1963.
2. Маанаев Э., Плоских В. На «Крыше мира»: Исторические очерки о памиро-алайских киргизах. Фрунзе, 1983.
3. Маанаев Э.Ж. Этническая история кыргызского народа. Бишкек, 2008.
4. Машрапов Т. Тарихи-и Рашиди Мирзы Хайдара о Ферганских киргизах. Общественные науки Узбекистана. 1986. №12.
5. Чоротегин Т.К Этнические ситуации в тюркских регионах Центральной Азии домонгольского времени: По мусульманским источникам IX–XIII вв. Бишкек, 1995.
6. Каратаев О. Кыргыз этнонимдер сөздїгї. Б.: 2003.-265 б.
7. Нурбек Туран. Тейит. Бишкек, 2013.
8. Атаныязов С. Шежере. Ашгабат, 1992.
9. Абу-л-фазл Бейхаки. История мас’уда ١٠٣٠-١٠٤١. Перевод с перс., вступление и комментарии А. К. Арендса.
10. «Бабур-намэ». Перевод M.Салье. М.,1948.
11. Мирза Мухаммед Хайдар. Тарих-и Рашиди. Введение, перевод с персидского А. Урунбаева, Р.П. Джалиловой, Л.М.Епифаной. Ташкент, 1996.

12. Караев О.Чагатайский улус. Государство Хайду. Могулистан. Бишкек, 1995.
13. Абрамзон С.М. Киргизы. Историко-этнографический очерк. 1990.
14. Мокеев А. Кыргызы на Алтае и на Тянь-Шане. Бишкек, 2010.
15. Махмуд ибн Вали. Море тайн относительно доблестей благородных (география). Введение, перевод, примечания, указатели Б. А. Ахмедова. – Ташкент, Изд-во «Фан» 1977.