КЫРГЫЗЫ
Сорок томов
18 ТОМ
Источники: архивные материалы, документальные и литературные издания
Составители: Кеңеш ЖУСУПОВ, Каныбек ИМАНАЛИЕВ
Изучение кыргызскороссийских отношений 50–70 гг. XIX века связано с рассмотрением внешней и внутренней обстановки, в которой произошло принятие кыргызами Российского подданства, с характеристкой экономических и политических предпосылок присоединения к России.
Б. ДЖАМГЕРЧИНОВ
ОЧЕРКИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КИРГИЗИИ XIX ВЕКА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
КИРГИЗСКО-РОССИЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА
Вхождение Киргизии в состав России в начале второй половины XIX века было обусловлено всем ходом внутренней и внешнеполитической истории кыргызского народа конца XVIII – первой половины XIX вв.
Внешнеполитическое положение кыргызов к началу XIX века сложилось так, что они неминуемо должны были попасть под власть других государств. Киргизия в этот период являлась объектом беспрерывных нападений извне. В середине XVIII века, в результате военного разгрома Китаем Джунгарского государства калмыков, кыргызы избавились от разорительных нападений и постоянных притеснений калмыков, однако сразу же после этого попали в зависимость от феодального Китая. В 70х гг. XVIII века некоторые северные кыргызские племена подверглись агрессивному нападению со стороны казахского хана Аблая. Феодальнородовая знать кыргызского общества, безжалостно эксплуатировавшая трудящиеся массы, легко предавала интересы народа и приспосабливалась к власти китайских императоров и среднеазиатских ханов.
Зависимость кыргызов от Китая была слабой. В культурноэкономическом отношении отсталый феодальный Китай не оказал какоголибо заметного прогрессивного влияния в социальноэкономическом и общественном развитии кыргызов.
Постоянные притеснения китайских феодалов вызывала неоднократные вооруженные выступления кыргызов против Цинской империи. В 1825 году, например, большой китайский отряд был полностью истреблен в горах ТяньШаня. Кыргызы являлись активными участниками антикитайских восстаний народов Восточного Туркестана в течение первой половины и середины XIX века.
Общественноэкономический строй кыргызов накануне вхождения Киргизии в состав России был патриархальнофеодальным. Развитие феодальных отношений у кыргызов происходило на базе крупного кочевого скотоводческого хозяйства.
В условиях господства кочевого скотоводческого хозяйства у кыргызов складывались недоразвитые формы феодальных отношений, так называемых патриархальнофеодальных отношений, которые находили свое выражение главным образом в преобладании патриархальнородовых форм быта. Жизнь патриархальнородовой общины, сохранявшейся на базе родовой общинной собственности на землю, и обусловливала некоторое своеобразие феодализма у кыргызов.
Господство кочевого скотоводческого хозяйства, основанного на натуральном характере производства и крайне низком состоянии техники, обусловило непрочность территориальных связей. В этих условиях общинные связи поддерживались не столько единством территории, сколько силой патриархальнородовых традиций.
В середине XIX века кыргызы состояли из многих племенных объединений. Наиболее крупным среди них были солто, сарыбагыш, бугу, саяк, черик, населявшие в основном Северную Киргизию, и адыгене, монгуш, кыпчак, занимавшие южные районы Кыргызстана. Наряду с ними такие мелкие племенные объединения, как саруу, кушчу, кытай, чонбагыш, азык, басыз, катаган, монолдор, джедигер, дёёлёс, теит и др., играли менее заметную роль в экономической и политической жизни, тогдашней Киргизии.
Кыргызское общество середины XIX в. состояло из двух противоположных классов: эксплуататоров – биев, манапов, баев и эксплуатируемых – букары и рабов. Кыргызские племена и роды было бы ошибочно представлять по аналогии с племенами и родами первобытнообщинного строя. Кыргызские племена и роды, по форме сохраняя патриархальнородовые черты, по своему содержанию давно стали классовыми. Такой характер общины присущ был и другим кочевым народам Азии. Феодальнородовая знать, использовавшая «родовую взаимопомощь» в своих интересах, стремилась консервировать пережитки патриархальнородовых отношений. Необузданная и жестокая классовая эксплуатация феодальнозависимой букары байманапской знатью внешне прикрывалась оболочкой патриархальнородовых традиций и быта. Это обстоятельство затруднило осознание трудящимися массами своих классовых интересов.
Присвоение прибавочного продукта непорредственных производителей – букары байманапами происходило в кыргызском обществе в своеобразной форме отработочной и продуктивной ренты, внешне прикрываемой различными формами «родовой взаимопомощи» и подкрепляемой силой патриархальнородовых традиций и адата, возведенных в закон.
Низшую ступень эксплуатируемых классов в кыргызском обществе составляли рабы. Но рабство у кыргызов не являлось определяющим производственным отношением, как это имело место в античном обществе. Рабский труд применялся главным образом в домашнем хозяйстве феодалов. Со временем раб и его потомки могли превращаться в феодальнозависимого букару.
В середине XIX века внутреннее и внешнеполитическое положение кыргызов оставалось исключительно тяжелым. Кыргызы к этому времени далеко еще не достигли своей национальной консолидации. Раздробленные на отдельные племена и роды, кочующие на территории нынешней Киргизии, отчасти Казахстана, Узбекистана и Китая, они не жили единой экономической жизнью и не имели своего централизованного политического объединения.
Господствовавшие патриархальнофеодальные общественные отношения определили собою и патриархальнофеодальную раздробленность кыргызов. Во главе каждого племени и рода стоял обычно самостоятельный родовитый манап, власть которого основывалась на владении пастбищной и пахотной землей, скотом и на поддержке вассально зависимых манапов и биев. Эти обстоятельства приводили к возникновению межродовых распрей, мешали достижению кыргызами политической консолидации. Для их внутреннего положения характерны были непрерывные, порою ожесточенные феодальнородовые войны. Характеризуя эту сторону внутренней жизни кыргызов, генералгубернатор Туркестана писал: «…их многолюдные роды разобщены и враждуют, да и каждый род еще дробится на отделения, часто тоже враждебные. Все их силы, вся их воинственность поглощаются бесконечной междоусобной барантой, осложняемой еще барантой Большой Орды».[1] Поэтому кыргызы нередко оказывались бессильными против агрессивных действий соседних государств.
Начиная с первой четверти XIX в. на горизонте Киргизии появляется новая и более могущественная сила – Российская империя, колонизационное движение которой уже охватывало южные казахские степи.
В этих условиях кыргызский народ, борясь за свою независимость, с одной стороны, ведет борьбу против завоевательного движения кокандских ханов, а, с другой – всемерно поддерживает антикитайское восстание народов Восточного Туркестана. Однако положение кыргызов оставалось тяжелым. Их неизбежно ожидало порабощение со стороны соседних феодальных государств Востока.
В обстановке сложных внешнеполитических отношений /некоторые кыргызские племена уже с конца XVIII в. вынуждены были искать покровительства более сильного и могущественного государства, которое смогло бы обеспечить им относительно спокойную жизнь и уберечь их от агрессии со стороны других государств. Кыргызы тогда стояли перед выбором: быть порабощенными отсталым феодальным Китаем либо же еще более отсталым и слабым Кокандоким ханством или же принять подданство Российской империи, имевшей более развитую экономику и более передовую культуру, а в военном отношении являвшейся несравненно более могущественной и потому способной обеспечить внутреннее спокойствие и внешнюю безопасность кыргызских племен.
В течение первой половины XIX в. внешняя ориентация кыргызов все более идет в направлении сближения с Россией. Первые официальные связи кыргызских племен с Россией начались еще с конца XVIII века. Но широкое движение в сторону сближения с Россией развернулось с 20–30 гг. XIX в., когда в Киргизии была установлена власть кокандских ханов.
Господство кокандских ханов было исключительно тяжелым для кыргызского народа. Рука об руку с кокандскими ханами и феодалами действовали и кыргызские бии и манапы.
Трудовые массы кыргызского народа неоднократно выступали с оружием в руках против ханскофеодального гнета и произвола чиновников. В 1842 г. вспыхнуло восстание в ИссыкКульской долине. Кокандские гарнизоны были временно изгнаны. В 1845 г. подавлено восстание кыргызов Ошской долины. В 1850х гг. восстания вспыхивают на ТяньШане, крепость Куртка в Нарыне подвергалась неоднократной осаде. В 1857 и 1858 гг. восстанием были охвачены Чуйская, Таласская и Чаткальская долины.
Особенно тяжела была для трудящихся масс налоговая политика кокандцев. В 50х гг., в период правления Худоярхана, налоги стали еще тяжелее. Один из современников, характеризуя налоговую политику Худоярхана, писал: «Требования Кокандского правительства приводятся в исполнение каждым кыргызом, отчего бедные лишаются последнего достояния, а иногда и детей, которых отдают или богатым в услужение, или чиновникам хана в виде залога»[2].
Тяжелое положение кыргызского народа под властью Кокандского хана и постоянные притеснения со стороны Цинского Китая явились одной из основных причин, побудивших кыргызские племена принять подданство России.
Царское правительство, со своей стороны, было заинтересовано в присоединении Киргизии как важного военностратегического района, необходимого для окончательного закрепления позиций империи в Казахстане и Средней Азии путем соединения Сибирской и СырДарьинской линий через территорию Киргизии. Киргизия имела значение для России и как ближний к Кашгарии и английской колонии Индии плацдарм, удобный для борьбы с английским влиянием на Востоке. Наиболее важными являлись экономические интересы России. Многие события политической истории Киргизии третьей четверти XIX в. определялись интересами русской буржуазии. Киргизия рассматривалась как рынок сбыта для развивающейся капиталистической промышленности и как источник дешевого сырья. Через территорию Киргизии пролегал важный путь караванной торговли в Кашгарию, Западный Китай и Индию. Все это имело немаловажное значение для развития русского капитализма.
Царская Россия вступила на путь капиталистического развития несколько позже, чем другие страны Западной Европы. К середине XIX века в общественноэкономическом строе России преобладающими были еще феодальнокрепостнические отношения, тормозившие развитие промышленности. Тем не менее новый, капиталистический способ производства пробивал себе путь, и фабричнозаводская промышленность России, хотя и медленно, но неуклонно развивалась.
В первой четверти XIX в. одно из первых мест в русской обрабатывающей промышленности занимала текстильная промышленность. По темпам роста впереди была хлопчатобумажная промышленность, достигнувшая значительных успехов. Возникнув только во второй половине XVIII в., т.е.,, позже шелковой и полотняной, она менее испытывала на себе стеснительные условия феодальной системы хозяйства и развивалась на основе применения вольнонаемного труда.
Непосредственно с развитием хлопчатобумажной промышленности связан рост ввоза хлопка, главным образом американского. Однако экспорт хлопка из США в связи с гражданской войной между южными и северными штатами в 1861–1865 гг. резко начал сокращаться. В связи с этим возрастает интерес русского капитализма к Средней Азии как к поставщику дешевого сырья.
Обострение противоречий в общественноэкономической жизни России первой половины XIX века выдвигало перед дворянством как правящим классом сложные проблемы. Царское правительство было заинтересовано в сохранении реакционных, феодальнопомещичьих устоев самодержавия. Оно боялось прогрессивных и революционных идей, которые неизбежно развивались в связи с наступлением капиталистического периода в русской истории. Николай I выступал в роли душителя революции и в то же время искал выхода из создавшегося положения во внешнеполитической агрессии и колонизации новых районов. В первой половине XIX в. особое внимание обращается на балканские страны, Кавказ, Казахстан, Среднюю Азию и Дальний Восток. Но ближневосточная политика царизма потерпела неудачу в результате поражения в Крымской войне. Зато заметно активизировались действия царской дипломатии и военных сил в области утверждения господства Российской империи в Казахстане, Средней Азии и на Дальнем Востоке.
Колониальные приобретения на востоке и юго востоке, в частности в Средней Азии, должны были открыть новые обширные рынки сбыта и источники дешевого сырья для развивающейся промышленности, дать возможность капитализму развиваться вширь и смягчить, таким образом, остроту внутренних противоречий. Развитому капитализму свойственно стремление «…расширяться на другие территории, заселить и распахать новые части света, образовать колонии, втянуть дикие племена в водоворот мирового капитализма, – писал В. И. Ленин. – В России это последнее стремление капитализма особенно рельефно сказалось и продолжает сказываться на наших окраинах, колонизация которых получила такой громадный толчок в пореформенный, капиталистический период русской истории. Юг и юговосток Европейской России, Кавказ, Средняя Азия, Сибирь служат как бы колониями русского капитализма и обеспечивают ему громадное развитие не только вглубь, но и вширь»[3].
К середине XIX века между Россией и Средней Азией установились оживленные экономические связи. Количество торговых караванов, шедших из Средней Азии в Россию, все увеличивалось. Одновременно со среднеазиатскими купцами в Оренбург прибывали торговцы из Кашгара, Бадахшана и других мест. В свою очередь русские товары, шедшие главным образом через Оренбург и сибирские города, регулярно поступают в Хиву, Бухару и Ташкент. Эти города, являясь крупнейшими ремесленноторговыми центрами Средней Азии, служили одновременно и базой для скупки необходимых для русской промышленности сырьевых материалов.
Наряду с ханствами Средней Азии, Россия торговала и с Казахстаном. В основе хозяйства Казахстана лежало кочевое скотоводство, ремесла и земледелие были развиты очень слабо. Поэтому он был для России рынком сбыта хлеба, промышленных изделий, поставщиком скота и продуктов скотоводства. Среднеазиатские же ханства были в основном земледельческими государствами, в которых выращивали технические культуры, производилась бумага и морена, до некоторой степени было налажено текстильное производство, особенно хлопчатобумажных изделий, а также существовали различные ремесла, например, производство посуды, земледельческих орудий и других металлических изделий. Однако продукция мелких кустарных и ремесленных предприятий Средней Азии была очень бедна по ассортименту и несравненно худшего качества, а также дороже, чем продукция русской промышленности. Поэтому в эти ханства ввозились многие виды русских промышленных изделий. Из среднеазиатских ханств вывозились главным образом полуфабрикаты и в первую очередь хлопоксырец. Рост их вывоза за восемь лет – с 1833 по 1840 гг. – представлял следующую картину (в тыс. руб. ассигнациями[4]).
| Годы | Хлопкасырца | Хлопчатобу мажной
пряжи |
Мехов | Всего |
| 1833 | 82 | 1076 | 638 | 2341 |
| 1834 | 39 | 1047 | 500 | 2888 |
| 1335 | 272 | 1443 | 773 | 3721 |
| 1836 | 1037 | 2016 | 787 | 4113 |
| 1837 | 440 | 2287 | 576 | 3631 |
| 1838 | 198 | 1252 | 608 | 3426 |
| 1839 | 473 | 681 | 845 | 3478 |
| 1840 | 763 | 1572 | 826 | 3723 |
Как видно из приведенной таблицы, вывоз из районов Средней Азии разного рода полуфабрикатов заметно возрастал. Особенно резко возрос к 1840 г. вывоз хлопкасырца.
Царское правительство всячески содействовало укреплению и расширению экономических связей со Средней Азией. Охрана торговых путей, предоставление купцам, торговавшим со Средней Азией, различного рода привилегий и льгот, установление низкой пошлины и другие меры благоприятно влияли на развитие торговли. Некоторые товары русского производства через среднеазиатских купцов поступали в Балх и другие города, иногда доходя до Кабула и северозападных границ Индии. Среднеазиатские торговые караваны, которые шли в Иран, Афганистан, Кашгарию, Казахстан и кыргызские кочевья, доставляли русские товары далеко за пределы среднеазиатских ханств. «Русские товары, – писал Маркс, – проникли до Инда и в некоторых местах даже пользовались предпочтением перед английскими».
Среднеазиатский рынок приобрел особенно большое значение в 40е годы, после потери Россией рынков в Северном Иране, откуда русские товары были вытеснены английскими. В Средней Азии русское купечество в начале 1840 г. достигло заметных успехов. Вслед за купцами в непосредственные торговые связи вступали и фабриканты. В 1844 г. было основано «Товарищество для сбыта изделий русской промышленности в ханствах Средней Азии». «Товарищество» начало свою торговую деятельность в
Хиве, потом была сделана успешная попытка торговать в Бухаре, а затем «Товарищество» развернуло свои торговые операции в Ташкенте и Коканде. Торговые обороты «Товарищества» (вывоз и привоз вместе) составляли в 1844 г. 54 тыс., в 1845 г. – 48 тыс., в 1846 г. – 68 тыс., в 1847 г. – 113 тыс. рублей.
Нижеприведенные данные показывают интенсивное развитие торговых операций России со среднеазиатскими ханствами в 40е гг[5].
| Годы | Привоз | Отпуск |
| 1840 | 2 914026 руб. | 2 345 583 руб. |
| 1846 | 3 150 871 руб. | 2 444 245 руб. |
| 1850 | 3 739 607 руб. | 2 742 820 губ. |
Роль Средней Азии как рынка сбыта товаров фабричнозаводской промышленности России и характер среднеазиатской торговли могут быть иллюстрированы и следующим перечнем товаров, вывезенных из России в Среднюю Азию за десятилетие – с 1840 по 1850 гг. (в фунтах стерлингов)[6].
| Вилы товаров | В Бухару | В
Хиву |
В Коканд | Всего |
| Золотых и серебряных мо нет… | 213969 | 19210 | 375 | 229554 |
| Медных монет… | 45776 | 1356 | 2043 | 49675 |
| Железа и железных изделий и других металлов | 82127 | 9331 | 10Э79 | 102437 |
| Бумажных изделий
(тексти ля) ……… |
456707 | 58915 | 7559 | 223181 |
| Шерстяных изделий | 50167 | 25869 | 1976 | 78321 |
| Кожевенных изделий | 85543 | 37921 | 4069 | 123533 |
| Шелковых изделий | 10550 | 4799 | 71 | 15420 |
| Деревянных изделий | 8595 | 460 | 826 | 9881 |
| Красного тонара и красок | 43635 | 17907 | 693 | 67232 |
| Разных товаров | 85416 | 27567 | 2031 | 115012 |
| Итого: | 783/85 | 19Л830 | | 30622 | 1014237 | |
Таким образом, главными предметами вывоза являлись сукна, хлопчатобумажные и шерстяные изделия, составлявшие 30% общего вывоза; драгоценные металлы – 22%, металлы, особенно железо и медь, и металлоизделия – 15%, кожевенные товары – 12%[7] Вывозились также сахар, табак и резиновые изделия. В начале 50х гг. две трети стоимости всего вывоза русских металлов и металлических изделий приходилось на долю Средней Азии[8]. Россия, являвшаяся по отношению к европейским странам полуаграрной страной и поставщиком сельскохозяйственного сырья, в Средней Азии выступала как промышленная страна, поставщик промышенных изделий.
С 1758 по 1859 гг., т.е., за столетие, стоимость русского вывоза в Среднюю Азию увеличилась в 12,5 раза3 и к середине XIX в. составляла около 15 млн. руб.[9] За десятилетие, с 1840 по 1850 г., товарооборот со Средней Азией увеличился почти на 40%.[10]
В конце 50х гг. XIX в., вследствие обострения кризиса крепостной системы, с одной стороны, и неудач внешней политики Николая I в ближневосточных вопросах, – с другой, Средняя Азия для царизма стала приобретать еще большее значение, чем раньше.
После отмены крепостного права развитие капитализма в России пошло более быстрыми темпами. Однако все же Россия отставала в экономическом развитии от капиталистических стран Запада. Отмена крепостного права не создала всех необходимых условий для интенсивного развития капитализма. Основное население России – крестьянство, ограбленное реформой 1861 г., оставалось в нищете, с очень низкой покупательной способностью, что не могло не отражаться на емкости внутреннего рынка. В статье «Пятидесятилетие падения крепостного права»
В.И.Ленин отмечал: «Русских крестьян господа благородные помещики «освобождали» так, что свыше пятой доли крестьянской земли было отрезано в пользу помещиков»[11].
Реформа не могла вывести страну из затруднения, внутренний рынок оставался узким. И только «…возможность искать и находить рынок в колонизуемых окраинах (для фабриканта), возможность уйти на новые земли (для крестьянина) ослабляет остроту это го противоречия и замедляет его разрешение» [12]. Эта возможность оттягивала революционную ломку старых порядков, приспосабливающихся к новым условиям.
После отмены крепостного права «…крупные фабрики, которые росли так быстро, не могли уже удовлетворяться прежними размерами рынка; они стали искать себе рынка дальше, среди того нового населения, которое колонизовало Новороссию, юговосточное Заволжье, Северный Кавказ, затем Сибирь и т; д. Стремление крупных фабрик выйти за пределы старых рынков несомненно»[13]. «Фабрикантам нужен рынок немедленно, – писал В. И. Ленин, – и если отсталость других сторон народного хозяйства суживает рынок в старом районе, то они будут искать рынка в другом районе или в других странах или в колониях старой страны»[14].
Таким образам, царскому самодержавию прежде всего необходимо было приобретение Средней Азии как рынка сбыта. Это обеспечивало также проникновение товаров русской промышленности и в Восточный Туркестан. В 1858 г., 6 июля, генералгубернатор Оренбурга Катенин в письме товарищу министра иностранных дел писал: «Оставаться в этом положении мы решительно не можем, и занятие Туркестана и Ташкента есть такая необходимость, от которой зависит как утверждение нашего влияния на среднеазиатские владения, так и самое существование СырДарьинской линии»[15].
Как уже говорилось, начиная с первой половины XIX в., Средняя Азия все более стала интересовать русских купцов и промышленников, а также царское правительство, как страна, могущая стать прочной сырьевой базой.
Интерес русской буржуазии к Средней Азии особенно заметно повышался в связи с возможным ее превращением в источник сырья для русской хлопчатобумажной промышленности, развитие которой делает крупные шаги вперед. О степени роста русской хлопчатобумажной промышленности в первой половине XIX в. говорят следующие данные[16].
| Годы | Количество предприятий | ||
| бумагопря
дильные |
бумаготкац кие | красильные и
отделочные |
|
| 1805 | 59 | 5 | |
| 1812 | 11 | 22 | 14 |
| 1841 | 20 | 224 | 85 |
Рост хлопчатобумажной промышленности сопровождался параллельным ростом вывоза хлопка из Средней Азии. Это видно из следующих данных ( в тыс. пудов)[17].
| Годы | Среднегодовой вывоз хлопка |
| 1821–1825 | 70 |
| 1826–1830 | 103 |
| 1831–1835 | 149 |
| 1836–1840 | 320 |
В период гражданской войны в Америке известный кризис переживали хлопчатобумажные предприятия почти всей Европы, в том числе и России. Цены на американский хлопок необычайно возросли. Так, на ливерпульском рынке в 1861 г. пуд хлопка стоил 5 р. 62 коп., 1862 г. – 12 р. 27 коп., 1863 г. – 18 р. 60 коп., 1864 г. – 20 р. 12 коп[18].
Значительное сокращение в эти годы ввоза хлопка из США в Россию резко подняло роль дреднеазиатско го хлопка. Только в первые два года гражданской войны в Америке ввоз хлопка в Россию из США сократился в пять с половиной раз, а ввоз из Средней Азии только в период первого года войны вырос в 3 раза[19].
С увеличением спроса быстро повышались цены на хлопок. В период гражданской войны в США цены на хлопок в России выросли с. 4–5 руб. за пуд до 22 – 23 руб.[20]
Возросший спрос на среднеазиатский хлопок в России стимулировал интенсивное развитие хлопководства в Средней Азии.
Наряду с хлопком значительное место в вывозе среднеазиатских стран, как мы уже отмечали, занимал скот. Рост стоимости вывезенного из Казахстана скота с 1840 по 1865 г. иллюстрирует следующая таблица[21].
| Годы | Стоимость среднегодового вывоза скота в Россию в кредитных рублях |
| 1840–1845 | 1030 тыс. руб. |
| 1856–1860 | 2953 |
| 1861–1865 | 2258 |
Кроме хлопка и скота, из Средней Азии в Россию шли и другие сырьевые материалы, имевшие немаловажное значение для развития русской торговли и промышленности.
Севиль Ломлей, секретарь британского посольства в Петербурге, дает следующий перечень товаров, вывозившихся в Россию из Средней Азии за период с 1840 по 1850 г. (в фунтах стерлингов)[22].
Как показывают приведенные данные, ведущее место в вывозе занимали хлопчатобумажные изделия, хлопоксырец, каракуль, овечьи шкуры и сушеные фрукты.
| Виды сырья и товаров | Из Бухары | Из
Хивы |
Из Коканда | Всего |
| Бумаги хлопчатой или кру ченой ……………. | 333177 | 76255 | 2718 | 412150 |
| Бумаги (хлопчатой) в изде лиях ………………… | 498622 | 88060 | 14180 | 601862 |
| Шелкасырца в изделиях . | 17443 | 3088 | 160 | 20691 |
| Шерсти в изделиях | 428 | 1322 | 52 | 1802 |
| Марены ……………………. | 7351 | 26201 | 7 | 33559 |
| Меховых бараньих шкур | 151773 | 6297 | 1995 | 160066 |
| Драгоценных камней и жем чуга………………….. | 17856 | 703 | 18559 | |
| Сушеных плодов | 27784 | 2147 | 16883 | 44814 |
| Шалей кашемировых……. | 21242 | – | – | 24242 |
| Разных товаров…………… | 19664 | 4452 | 3941 | 2858 |
| Итого | 1096380 | | 209425 | 39936 | 1345741 |
С 1758 по 1863 г., т.е., более чем за столетие, стоимость вывоза из Средней Азии увеличилась в 16 раз[23], составив к середине XIX в. 10,5 млн. рублей[24]. Во второй половине XIX в. развитие хлопчатобумажной промышленности в России идет еще более быстрыми темпами. Это ярко характеризуется ростом стоимости продукции хлопчатобумажной промышленности с 1850 по 1870 гг[25]
(в тыс. руб.)
| Годы | Бумагопрядильная
промышленность |
Бумаготкацкая
промышленность |
Красильная и отде лочная промышленность |
| 1850 | 15877 | 12771 | 16224 |
| 1860 | 28670 | 19343 | 23104 |
| 1870 | 48431 | 48625 | 30731 |
В стоимостном выражении бумагопрядильная промышленность увеличилась за 20 лет более чем в 3 раза. Бумаготкацкая промышленность – почти в 4 раза. Красильная и отделочная – в два с лишним раза.
Соответственно увеличению потребности русской хлопчатобумажной промышленности в сырье растет и ввоз хлопка. Рост ввоза хлопка с 1856 по 1871 г. происходил в следующих размерах (рреднегодовая цифра в тыс. пуд)[26].
| 1856–1860 | 2421 | Количество ввозимого хлопка |
| 1861–1865 | 1116 | (гражданская война в США) |
| 1866–1870 | 2577 | |
| 1871–1875 | 4015 |
До начала сороковых годов XIX в. значительное место в вывозе из Средней Азии занимала пряжа, но после того, как в Англии был отменен запрет на вывоз текстильных машин, в российском вывозе из Средней Азии все более стал преобладать хлопоксырец. С 1812 по 1860 гг., за 50 лет, количество перерабатывае мого хлопка в России возросло более чем в 50 раз[27]. Увеличение продукции хлопчатобумажной промыш ленности имело своим непосредственным результа том увеличение ее вывоза. Только в Среднюю Азию в 1857 г. бумажных изделий было вывезено на 1942116 руб., в 1861 г. – на 2946532 руб., а в 1867 г. – на 10797090 руб. За 10 лет вывоз бумажных изделий вырос более чем в пять раз[28].
Следовательно, значение Средней Азии как важного источника сырья в свою очередь способствовало под нятию ее роли и как рынка сбыта. Здесь уже сказыва ется колониальный характер торговли, сопровождав шейся усилением экономической зависимости среднеа зиатских стран от России.
Киргизия среди среднеазиатских ханств также была источникам хлопкового сырья: в Южной Киргизии уже тогда возделывался хлопок. В торговле же Кокандского ханства скотоводческим сырьем Киргизия играла исключительно важную роль. Огромное количество скота, перегоняемого из Киргизии на среднеазиатские рынки в Коканд, Андижан, Самарканд, Ташкент, Мар гелан и др. города, шло как для удовлетворения местн ых потребностей в мясе, масле, шерсти и коже, так и на вывоз не только в Россию, но и в соседние средне азиатские ханства.
Таким образом, интересы России в отношении: создания рынка сбыта и источника сырья в Средней Азии нельзя рассматривать изолированно от Киргизии.
Разнообразные товары фабричнозаводской промышленности, вывозимые из России, находили широкий и выгодный сбыт рреди кочевого скотоводческого насе ления. Многие среднеазиатские купцы, прежде всего кокандские и ташкентские, предпочитали сбывать выв езенные из России товары именно среди кыргызского населения, так как здесь они ценились значительно выше, чем на рынках крупных городов. Начиная с сер едины XIX в. русские купцы стали вести торговлю непосредственно с Киргизией.
Кроме сказанного, были и другие, не менее важные причины, толкавшие царское правительство к решению проблемы присоединения среднеазиатских ханств и территории Киргизии к России. Одна из них состояла в необходимости переселения из внутренних областей России «избыточного» населения.
Реформа 1861 г. не разрешила коренных противореч ий самодержавнокрепостнического строя. Большая часть крестьянства оказалась в нищете и попрежнему оставалась в кабале у помещиков и проникающего в деревню капитализма. Угроза аграрной революции продолжала висеть над царизмом. Во второй половине XIX в. царское правительство стало усиленно провод ить политику переселения «избыточного» населения центральных губерний на колонизируемые окраины. Переселение наиболее «опасных элементов «крестьян» должно было, по мнению правительства, смягчить остроту аграрного кризиса и способствовать предотв ращению аграрных «беспорядков» в стране.
Во время сенатской ревизии граф Пален откров енно писал, что Средняя Азия представляет значитель ный интерес «…с точки зрения колонизаторской полит ики, как новая область для переселения избытков населения из центральных губерний»[29].
В своей переселенческой политике царизм преследо вал также цель создания в новых районах типична кулацких хозяйств, на которые можно было опереться в борьбе с растущим крестьянским и рабочим движе нием. Предоставление царским правительством всевоз можных льгот и привилегий, лучшей и плодородной земли действительно способствовало превращению некоторой части зажиточных крестьянпереселенцев в кулацкую прослойку, в оплот и опору царского коло ниального режима.
В колонизационном движении царизма в Среднюю Азию немаловажную роль сыграла также и заинтересованность в этом русских помещиков. Представители помещичьедворянского класса мечтали о приобретении обширных поместий в связи с колонизацией новых территорий. Кроме того, новые колониальные приобретен ия царизма открывали широкую возможность для обогащения военнослужилого сословия и чиновничества. Чиновничьебуржуазные элементы лелеяли мечту по лучить в новых районах повышение в чинах и званиях.
Немалое значение имело стремление царского правительства к увеличению источников государственного дохода. Огромный бюрократический аппарат царского самодержавия, расточительный образ жизни царского двора, дорогостоящие увеселения при дворе, различные малодоходные гражданские предприятия, наконец, содержание огромной армии и беспрерывные малые и большие войны – все это поглощало громадные средст ва. Многочисленные налоги, лежавшие тяжелым бре менем на населении, не покрывали государственных расходов. Государство постоянно испытывало серьезн ые финансовые затруднения, должно было прибегать к иностранным займам и т. п. В этих условиях цар скому правительству чрезвычайно важно было расшир ить объекты налогового обложения, приобрести новые обширные районы с миллионами населения. Об этом совершенно откровенно писал сенатор К. Пален: «Если не считать мотивов политического характера, имевших значение при завоевании Туркестана, этот край с пер вых же дней присоединения его к России представлял для русского правительства двоякий интерес: 1) с. точки зрения финансовой политики, как источник госу дарственных доходов и как новый рынок для продуктов внутреннего производства»[30].
Наконец, стремление царского правительства к приобретению Средней Азии, в том числе и Киргизии, диктовалось, как указывалось выше, возможностью превращения этих территорий в плацдармы, удобные для борьбы с агрессией английской буржуазии на Востоке.
Значительное обострение англорусских отношений началось уже в 30–40 гг. XIX в. Завершение к этому времени в английской промышленности технического переворота привело к резкому повышению производи тельности труда, росту экономической мощи и политич еского значения английской буржуазии. Это обстоя тельство оказывало определенное влияние на направ ление внешней политики британского правительства, в частности, активизировало деятельность британской дипломатии в так называемом «восточном вопросе». «Как только на время утихает революционный ураган, можно с уверенностью сказать, что снова всплывет на поверхность вечный «восточный вопрос»[31], – писал Маркс накануне Крымской войны.
Во второй четверти XIX в. английская и русская дипломатия сталкивались на каждом шагу в вопросах Ближнего и Среднего Востока. Англии удалось в значит ельной мере ослабить русское влияние на Балканах и укрепить свои позиции в Турции, где она поддержив ала идею «Танзимата» – преобразования Оттоманской империи. Интересы Англии и России в Передней Азии сталкивались особенно в Иоане. Усилия Англии были направлены на завоевание рынка Ирана и даже Средн ей Азии и вытеснение оттуда русских купцов. К серед ине 30 гг. на бухарских и кокандских рынках англий ские ситцы находили широкий сбыт.
Английская конкуренция в 30–40 гг. XIX в. в ханствах Средней Азии была фактором, тормозящим русский экспорт. Однако действие этого фактора было ограничено, а Киргизия и Казахстан, куда английские изделия почти не проникали, были свободны от этого влияния.
Борьба между Англией и Россией за утверждение своего влияния в Средней Азии завязалась и в Афган истане. Царское правительство пыталось не допустить укрепления позиций Англии в Передней и Средней Азии и расширить сферы своего влияния. В этих столкн овениях коммерческая и дипломатическая деятель ность буржуазной Англии грозила подорвать позиции феодальнокрепостнической России.
В.И.Ленин, характеризуя агрессивные устремления Англии и России на Востоке, писал: «И к завоеванию Константинополя, и к завоеванию все большей части Азии царизм стремится веками, систематически пров одя соответствующую политику и используя для этого всяческие противоречия и столкновения между великим и державами. Англия выступала более долго, более упорно и более сильным противником этих стремле ний…»[32] Царское правительство, потерпев поражение в Крымской войне и в результате этого серьезно подор вав свои позиции на Ближнем Востоке, стремилось взять реванш в Средней Азии и на Дальнем Востоке. «Царская дипломатия,–писал Энгельс, – считала, «что крайне важно парализовать возможное сопротивление Англии окончательному утверждению России на Бос форе. После Крымской войны, а в особенности после мятежа 1857 г. в Индии, завоевание Туркестана, пред принятое еще в 1840 г., стало неотложной задачей»[33].
Прочное утверждение царизма в Средней Азии создавало возможность давления на английскую дипл оматию путем угрозы колониям Англии в Индии. В силу всего этого значение среднеазиатской проблемы к началу второй половины XIX в. все возрастало.
В конце 40 гг. стали более определенными связи России с Восточным Туркестаном. Кашгар, как торго вый центр, имел значительное преимущество перед Кяхтой, а его географическое положение представляло большой интерес с точки зрения внешней политики. В связи с этим, наряду с главнейшим торговым центром Средней Азии – Бухарским ханством, важное значение приобретает и Коканд, через который открывался луч ший путь в Кашгар. Этот путь пролегал и через тер риторию Киргизии, непосредственно граничащей с Восточным Туркестаном. Генерал Циммерман в своей записке военному министру, указывая (в 1861 г.) на значение Коканда для России, приводил в пример Англию, могуществу которой так способствовали ее торговые предприятия. «Завоевательная политика и постоянное стремление расширить торговые отноше ния, – писал Циммерман, – создали величие и могуще ство Англии…» После «…большой экспедиции в Коканд русская торговля оживится, как оживилась торговля англичан и французов после пекинской экспедиции»[34].
К концу 50 гг. царское правительство значительно укрепило свои позиции в Средней Азии в ущерб Англии.
В 1858 г. Ф. Энгельс писал, что экономические и военные успехи России в Азии подняли ее значение настолько, что Россия «…весьма скоро отодвинет Англ ию на этом континенте на второй план»[35].
В 1863 г. произошли события, которые, хотя и не имели непосредственного отношения к среднеазиатско му вопросу, но в известной мере активизировали нас тупление России на Среднюю Азию. Таким событием явилось польское восстание, когда Англия, Франция и Австрия потребовали вывода русских войск из Польши и предоставления Польше автономии. На горизонте появились признаки новой европейской войны. В этих условиях царская дипломатия пытается смягчить на зревший кризис путем давления на Англию там, где это наиболее опасно для нее. Таким пунктом и был среднеазиатский плацдарм, откуда русские войска могл и угрожать английскому владычеству в Индии. Гене рал Скобелев выдвигал даже идею похода русских войск из Средней Азии в Индию. С вторжением рус ских войск, по его мнению, там должно было начаться «всеобщее восстание», могущее привести к падению британского владычества. А «падение британского мо гущества в Индии будет началом падения Англии», – писал Скобелев. Так, с приобретением Средней Азии, в том числе и Киргизии, Россия получала выгодную позицию для борьбы с агрессивными устремлениями английской буржуазии на Востоке, в частности в Сред ней Азии.
Англорусские противоречия продолжали существо вать и после укрепления позиций России в Средней Азии, не один раз еще давая о себе знать.
Анализируя российскоанглийские противоречия в Средней Азии в последней четверти XIX в., В. И. Ленин отмечал: «С 1878 г., когда русские войска подходили к Константинополю и английский флот появился перед Дарданеллами с угрозой расстрелять русских, как только они покажутся в «Царьграде» – до 1885 г., когда Россия была на волосок от войны с Англией изза дележа добычи в Средней Азии (Афганистан; движение русских войск в глубь Средней Азии угрожа ло господству англичан в Индии) – и до 1902 года, когда Англия заключила союз с Японией, подготовляя войну ее против России – за все это долгое время Англия была сильнейшим врагом разбойничьей поли тики России, потому что Россия грозила подорвать господство Англии над рядом чужих народов»[36].
Таковы были основные причины, толкавшие царское правительство к установлению своего господствующего положения в Средней Азии, таковы о сновные политикоэкономические предпосылки вхождения Киргизии в на чале второй половины XIX в. в состав Российской империи.
Вместе с тем важные политические и экономические предпосылки присоединения Киргизии к России назре вали и среди кыргызов. Существенную роль играли обстоятельства, связанные с внутренним и внешним положением тогдашней Киргизии. Среди них следует прежде всего указать на бесконечные междоусобные войны, организуемые манапами в личных интересах, с одной стороны, и феодальные войны кыргызских манапов с соседними народами, в частности, с каза хами Старшего жуза – с другой. Эти войны, доводя отдельные племена до полного разорения, заставляли искать защиты у более сильных соседей: Китая, Коканда и др. Однако эти государства были не способны положить конец внутренним междоусобицам и фео дальным войнам.
В течение всей первой половины XIX в. над северокыргызскими племенами постоянно висела угроза пол ного порабощения со стороны китайских феодалов. Некоторые из этих племен, например, черик, чонбаныш, отчасти и бугу продолжали испытывать на себе гнет китайских чиновников и феодалов, а Южная Киргизия уже в первой четверти XIX в. подверглась кокандскому завоеванию, влияние которого во второй четверти XIX в. распространяется и на Северную Киргизию. Попытки отдельных кыргызских племен добиться незав исимости не давали желаемых результатов: слишком слабы были их силы.
Все это заставляло северокыргызские племена искать защиты у Российской империи.
Наибольшую активность в развитии кыргызскороссийских отношений в этот период проявляло племенн ое объединение бугу, у которого уже в первый четвер ти XIX в. завязались более близкие дипломатические отношения с Россией.
4 сентября 1853 г. группа бугинских манапов от имени «своих» народов направила прошение генералгубернатору Западной Сибири. Ввиду большого инте реса этого документа, приведем его полностью. Бугинские манапы писали:
«Его Высокопревосходительству, знаменитому и милосердному Господину Правителю Западной Сибири Корпусному генералу и Военному Губернатору Гасфорду.
П р о щ е н и е
Мы, богомольцы ваши КиргизБугинского рода, манапы: Буранбай Бикмуратов, капитан Качибек Ширалин, Муратали Пирназаров, Хаджибай Шафиков, Сарбек Саскин, СемекАтяке Бикумин и Балбай Ишходжин уведомляем, что тархан Файзулла Нагаев доставил нам вместе с письмом г. Пристава и священ ное приветствие (селям) всем изъявленное нам собст венными вашими сладостными устами; и мы все с нашими друзьями и братьями, душою и телам, прини мая благоговейно приветствие ваше, молимся о долгоденствии и счастии Вашем и просим Ваше Высокопрев осходительство отпустить вину нашу по поводу этого письма.
За дальним расстоянием местности, мы не могли слышать почти до истечения целого года об отсутствии Князя,– иначе следовало бы нам по прибытии Вашего Превосходительства тотчас сообщить вам наши нужды;, но это относится к нашему невежеству. К тому же непросвещенные грамотностью, стесненные горами – каменьями, мы, кроме того, окружены с четырех сторон укреплениями (корган), городами (шаар) и цветущими торговлею областями, находимся в беспрестанном от них страхе и день и ночь опасаемся с какойлибо сто роны нападения. О верноподданническом расположении нашем к Его Императорскому Величеству Государю Императору мы сообщили Князю письменной прось бою; когда же об отправлении этой просьбы нашей получено было известие в Коканде, тогда хан Кокандский Алимбек прислал к нам письмо с угрозою, что если «мы не будем иметь с ним свойства и единства, то он придет, к нам и накажет нас оружием; разрушенное же назад тому другой год укрепление он приказал вновь привести в надлежащее устройство и, оставив нам 20 или 30 человек из своих людей, собирает с нас подать, а мы отказать ему в ней никаких средств не имеем.
Сообщаем также к сведению, что когда по воле Вашего Высокопревосходительства предположено было возвести укрепление по левую сторону реки Иль, в кочевьях дулатовцев и албановцев, то Кокандский хан и Ташкентский Бек, услышав, что в эту сторону выехал г. Пристав, присылают к нам послов своих и письма с приглашением… выгнать русских, находящихся на этой стороне реки Или, для каковой цели намерены они собрать большое войско с орудиями и требовать такового же войска от казаккиргизов, предлагая всем нам сделать нападение на русских с противной стороны. Если бы мы захотели исполнить их письменное требов ание, то боимся вас Хазрет, если бы пожелали попол нить волю Вашего Высокопревосходительства – боимся их. Таким образом, находясь между этими двумя крайн остями, мы совершенно потеряли голову. Если же Ваше Высокопревосходительство, оказавши свои мил ости, не соблаговолит приказать в некоторых местах по реке Чу, как например на урочище Кимен или в иных выстроить укрепление и снестись письменно с Кокандским и Ташкентским правительством, то они не дадут покою находящимся по сю сторону реки Чу казаккиргизам и не будут пускать на другую сторону этой реки. Впрочем и теперь питаем мы верноподданни ческую преданность к Великому Государю Императору, хотя и не можем никак изменить данного обещания на письменное требование ташкентских беков. Сперва писали мы его Сиятельству Князю Горчакову и проси ли позволения избрать из среды себя одного или двух почетных манапов и послать их депутатами в С.Петер бург с тем, чтобы они и за себя и за всех нас учинили присягу на верноподданство России в Высочайшем присутствии самого Великого Государя Императора. Но его Сиятельство Князь Горчаков отвечал нам письменно, что он не советовал бы ехать нам в С.Петербург потому, что: вопервых – мы не привычны ездить в экипажах, что по дальности пути подвергнемся беспокойству и, следовательно, в свои кочевья скоро возвратиться не можем; вовторых, что если мы имеем какиелибо дела, то относились бы к нему письменно, а он дела наши и нужды обещался выполнить и, втретьих, что он опять вместе с этим письмом сообщил нашим соседям, чтобы они нас не трогали. Однако же доброе это намерение не достигло желаемой цели.
Теперь наши манапы говорят, что когда по даль ности пути поездка наша к Государю Императору не состоялась, то возможно ли будет из среды нашей одному или двум почетнейшим манапам дать письмен ную с приложением печатей доверенность, с которой и послать их депутатами в Омск с тем, чтобы они в прис утствии Вашего Высокопревосходительства исполнили верноподданническую клятву, а для этого желали бы мы иметь письменное Ваше дозволение.
Господин Пристав письмом своим приглашает нас, чтобы мы с кыргызами абдандулатовцами прибыли для расчетов. Велик бог! Это походит на то, что будто бы на наших кыргызов подана жалоба. Мы обыкновенно берем друг у друга, ссоримся, продаем между собой то, что попадается в руки, а после опять сходимся мирол юбиво и это так у нас ведется не с нынешнего и не с прошлого года, а от самой древности и есть обычай, оставленный нам от наших предков. Иногда они (абдандулатовцы), избрав удобное время, делают на нас нападения, иногда же и мы, в свою очередь, зап латили им тем же, а потом опять сойдемся. Так, например, и после прошлогодней нашей распри мы уже возобновили опять наши взаимные отношения, по по словице: у двуногого продажи нет, а у четвероногого возврата нет. За всем тем носятся у нас слухи, спра ведливость или ложность которых, конечно, известна Вашему Высокопревосходительству, а именно то, что будто бы существует закон, на основании которого прощаются и предаются забвению все дела, учиненные прежде поднятия великого Корана, прежде присяги и что требования предписаны только по таким делам, которые возникли уже после принятия присяги. Если слухи эти справедливы, то, «конечно, изречения Вели кого Императора должны быть неизменны. Мы до сих пор не дали никаких клятвенных обещаний, а если бог позволит, то теперь только намерены поднять ве ликий коран – дать присягу; если на это последует соизволение Государя Императора и если справедливо, что существует такой закон, то дела наши, прежде всего присяги учиненные, вероятно, должны быть преданы забвению. Так по крайней мере рассуждает наш народ. Действительно, наездники наши (в подлинн ом сказано воры) отправились к албановцам, захват или (украли) пять или десять голов лошадей, затем и сами воры, и те, у кого украдены лошади, отправ ляются друг к другу, узнают своих лошадей и, не давая знать народу о том, что они опознали у такихто своих лошадей, не просят расплаты, уезжают назад, сами собою с несколькими товарищами отправляются к нам, и, считая нас равными себе кыргызами, угоняют лошадей, попавшихся на их долю. После чего и наши люди, рассудивши, что, когда они приезжают к нам и делают нападение, то и мы испытаем свое счастье и отправим ся к ним и затем отплатим тем же им. А между тем с обеих сторон установились уже у нас сношения и отдал и мы друг другу то, что следовало, в силу той же пословицы: у двуногого продажи нет, у четвероногого возврата нет.
Наконец, когда услышали мы о выезде г. Пристава на реку Или, то посылали к нему сына одного почетно го манапа для свидания, который по возвращении объявил нам, что он, г. Пристав, просил прислать к нему одного из аксакалов, почетнейших старейшин, почему мы и отправили вместе с помянутым Тарханом Нагаевым известнейшего нашего манапа, бывшего прежде в городе Омске, получившего чин капитана и медаль Качибека, надеясь, что Вы простите нас за наше письмо и не оставите нас своими милостями и по кровительством и что за все хорошее и дурное мы повергаем наши головы к священным стопам Его Императорского Величества и Вашего Высокопревосхо дительства, полагая в сердце этого самого Бога – пусть он располагает, как ему угодно: и прощение, и наказа ние зависит от Его святой воли! На подлинном при ложили печати и тамги манапы: Бурумбай Бикмуратов, капитан Качибек Ширалин, Муратали Пирназаров, Хаджибай Шафиков, Сарбек Саскин, СемекеАтаке Бикумин и Балбай Ишходжин»[37].
Как и в ряде других документов, в прошении групп ы бугинских манапов на первом плане выступает твердое их желание принять присягу на подданство России. Бугинцы не желали впредь находиться в со стоянии постоянного страха, в ожидании нападения извне.
Приведенный документ весьма красноречиво раскрывает настроения кочевой феодальной верхушки кыргызского общества, ее неизменное стремление к сближению с Россией. Это отражало и настроение широких слоев народа.
Однако генералгубернатор Западной Сибири счит ал тогда еще преждевременным принятие бугинцев в подданство России. В своем отношении на имя управ ляющего Министерством иностранных дел от 31 декабря 1853 г. он писал:
«Сколько ни полезно принятие сих ордынцев в подданство России, по видам обеспечения пролегающего через их кочевья торгового пути из Семиреченского края в Кашгарию – тем не менее, в настоящее время не усматриваю никакой возможности воспользоваться их просьбою, почему не связывая себя положительным ответом, я написал им только, что вполне похваляя их преданность Его Императорскому Величеству и верно подданнические чувства, доведу о том до Высочайшего Его Величества сведения, затем я советовал им жить мирно и в согласии с нашими кыргызами Большой Ор ды, обращаться по делам с ними к нашему Приставу, покровительствовать проходящим через кочевья их тор говцам и тому подобное»[38].
Но в министерстве иностранных дел к просьбе бугинцев отнеслись иначе. Министерство нашло необход имым принять бугинцев в подданство России. Вопрос был передан на усмотрение Николая I и получил полож ительное решение. 12 января 1854 г. было дано указ ание генералгубернатору Западной Сибири принять бугинцев в подданство России с соблюдением соответ ствующей присяги[39].
Гасфорд через пристава кыргызов Большой Орды подполковника Перемышльского передал бугинским манапам решение правительства и просил их послать в Омск депутацию для принесения присяги на подданство России от имени племенного объединения бугу. Это сообщение было встречено бугинцами восторженно.
В том же 1854.г. произошли события, в еще больш ей степени усилившие стремление бугинцев искать покровительства России. Это была междоусобная борьб а между манапами бугу и сарыбагыш, которая по сво ей силе и жестокости превзошла все предыдущие усо бицы.
Сарыбагыш в 50 гг. управлялись двумя главными манапами – Ормоном и Джантаем. Подвластные Джан таю сарыбагыши кочевали к северу от Александровского хребта, по обе стороны р. Чу, между Боомским ущельем и Токмаком, а также на Большом и Малом Кемине. Они мало участвовали в барымте с бугинцами, поскольк у не имели непосредственного с ними соседства, зато они часто барымтовали с казахами Старшего жуза.
Подвластные манапу Ормону сарыбагыши в основн ом принадлежали к отделению Есенгул и своими кочевьями занимали западную оконечность ИссыкКуля, долины Кочкор, Джумгал и Центральный ТяньШань до Нарына и Атбаши.
В Кочкорской долине с частью племен сарыбагыш кочевал вассально зависимый от Ормона манап Торо гельды. Рассказывая о кочевьях айылов сарыбагышей, подвластных манапам Ормону и Уметалы, Н. Северцов писал, что они «…занимали пространство между бугин цами к востоку, Джантаем к северу, Торогельды и сая ками к западу, за нарынскими чириками к югу, кочуя у западной части ИссыкКуля. На Джуванарыке и Оттуке отличный центр для набегов во все стороны, богатый неприступными убежищами, но не особенно богатый пастбищами, изрытая высокая долина Карагоджура (главной вершины Джуванарыка), посреди этой мест ности составляет естественную крепость, командующую и западным ИссыкКулем и долиной Кочкара.
Соответственно этому расположению кочевьев манап сарыбагышей, владевший Карагоджурской крепостью, был главным для всего рода, и кочкорские аулы были в большей зависимости от него, нежели кебинские, имевшие свою горную крепость на Кебине и более отдаленные горными хребтами, потому мы и нашли кебинского манапа Джантая почти равноправным союзником карагоджурского Урмана, а кочкорского Торогельды подчиненным последнего». Далее Н. Северцов пишет: «Пото му также главным сарыбагышским бойцом против бугинцев был Урман. Топографические условия его кочевья своим военным превосходством и хозяйственной негодн остью, сравнительно со смежным кочевьем бугинцев, пересилили родственную связь манапов, которой они, вероятно, думали было прекратить давнишнюю вражду своих родов. Поводом к баранте было, вероятно, нич тожное конокрадство, как почти всегда у кыргызов, но раз начатая баранта превратилась в войну, джау, именн о потому, что бугинские пастбища были слишком за манчивы для сарыбагышей, чтобы последним ограни чить баранту простым обменом набегов и угонов скота, как это большей частью бывает».
Это видно из хода войны, рассказанного г. Семеновым: «Первым делом Урмана было занятие всего Терскея, следовательно, кроме упомянутых г. Семеновым пашен Бурумбая на КызылУнгуре, еще и занятие всех удобных подъемов с ИссыкКуля на Сырт, из которых последний к востоку идет через ущелье Зауку и по доли нам заукинской и барскоунской Денгереме к Барскоунскому перевалу – главному ключу Сырта по располо жению продольных долин, с востока и запада сходящихс я к его удобному подъему.
Самый, предположенный Урманом и неудавшийся ему захват в плен богинского манапа Бурумбая с сем ейством, едва ли мог иметь другую цель, кроме упроч ения сарыбагышских территориальных захватов в эту войну».
«…Между тем, как область сарыбагышей разделена на три естественных участка хребтами, дороги через ко торые проходят тесными ущельями, богинская вся сплошная, так как два участка, иссыккульский и кегенский, не разделяются, а сообщаются широкой и вполне удобной санташской седловиной и многими легкими перевалами от Туба к Кегену, западнее Санташа, а отк рытый и высокий Сырт к Нарыну не составляет такой крепости, как Карагоджур. Не составляет ее и вершина Такеса в небольшой котловине между Хантенгри и ТекесТау; они слишком отделены трудными хребтами от хороших кочевых угодий, между тем как перевалы к Карагоджуру почти все и легко защищаемы и удобно проходимы, что и дает хороший центр набегов. Крепкие же местности бугинцев разбросаны по ущельям множе ства речек, что раздробляет их на множество волостей, каждая со своим ущельем, но из всех ущелий потребнос ти земледелия и скотоводства заставляют богинцев вых одить на обширные общие угодья; особенно непрерывн ы и собраны иссыккульские пашни и зимовки – и по этому топографическому условию соответствует один старший манап, при множестве волостных.
Таковы топографические условия, делавшие естественным преобладание старого Буромбая в роде богу без выдающихся, почти независимых подручников, каковые были у сарыбагышей»[40].
К 1854 г. общее положение бугинцев значительно изменилось. Это было вызвано прежде всего возведением летом 1854 г. укрепления Верный на реке Алматы и окончательным утверждением господства России в Заилийском крае, в непосредственной близости от бугин цев. Их зимние и летние кочевья теперь непосредственно соприкасались с кочевьями казахов Старшего жуза, племен албан, субан, казылборк и дулат, твердо всту пивших в подданство России.
Указанное обстоятельство дало возможность бугинцам осознать свое более или менее прочное положение и не чувствовать в такой степени зависимость от сарыбагышского манапа Ормона, как это было до сих пор. Но усилилось среди кыргызов и влияние Ормона. Особен но прочным оно было в племени саяк. Ормону удалось поставить в Нарыне и Атбаши своих сыновей Уметалы и Чаргына. Он теперь обдумывал пути и способы, кото рыми мог бы удержать бугинцев в зависимости. Ормо на очень привлекают берега ИссыкКуля, где он видит удобные места для расположения своего айыла.
В песне «О войнах сарыбагыш и бугу»[41] в качестве главной причины войны указывается стремление манапа Ормона отобрать у бугинцев земли вокруг ИссыкКуля, если они не будут признавать его власти:
Бетегелүү Иссык көл
Менин жерим болсо деп,
Темир, Болот Черикчи,
Тегерете консо деп, Карагайлуу алкымы, Жайлоосунун салкыны.
Жайлоосунда тору бар,
Жакасында көлү бар,
Көл жээгинде шор экен,
Мал киндиги жер экен,
Жер соорусу турбайбы, Жердеген журту тунбайбы.
Орто жери ойгондой,
Эки жагы коргондой,
Тегерете караса, Деги сонун жер экен, Сепил салып койгондой.
Кашгардын жолун каратып,
Анжиян жолун аңдытып,
Анда койсом кан кылып, Атбашы менен Нарынга, Үмөталы, Чаргынды.
Байтакты көлдү кылайын,
Багынтып минтип сурайын,
Кандыгыма көнбөсө,
Кайыпка чалыш бугуну,
Калдыратып үркүтүп,
Калмактан ары кубайын,
Конгузга айдап салайын,
Көлдү минтип алайын,
Текеске айдап салайын, Жерди минтип алайын.
Если бы ковыльный Иссык-Куль
Был моей землей,
Темир, Болот и Черикчи Расселились бы там. Там есть прохладное джайлоо И сосновые боры.
Высоко в горах есть лужайки,
А в долине озеро,
На берегу его – солончаки, Удобные для скота.
Это самая лучшая земля!
Кто ею владеет, тот будет богат.
В середине там котловина, А по сторонам горы, как валы.
Когда смотришь
На эту замечательную местность, Она кажется неприступною крепостью. Я поставлю в Нарыне и Атбаши
Ханами Уметалы и Чаргына,
Чтоб следили за дорогами в Кашгар, Чтоб смотрели за дорогами в Андижан,
Своей ставкой сделаю берег озера, Буду править и подчиню себе всех. Если бугинцы, подобные Кайыпу[42],
Не будут признавать мою власть,
Я прогоню их на землю калмыков,
Я загоню их в Конгуз,
Я заберу у них озеро,
Я загоню их в Текес
И заберу у них землю.
Ожесточенная борьба между бугинцами и сарыбагы шами началась с незначительного события. В 1854 г. в айыле Ормона в местности Аксуу, на северном берегу ИссыкКуля, играли в «ордо»[43] сарыбагыши и бугинцы. Манап Боромбай специально вызвал из ДжетыОгуза своего человека, Чыйбыла, бывшего большим мастером этой игры. По жребию игру начали бугинцы. Перед нач алом и во время игры между сарыбагышами и бугинцами разгорались горячие споры. Акын Калыгул, присутствовавший при этом, чувствуя напряженную атмос феру и опасаясь неприятных последствий, предлагал прекратить игру. Но участники игры, захваченные азарт ом, не послушались его. Игрок Боромбая выбил все кости за черту, в том числе и хана[44]. Сарыбагыши прои грали, и бугинцы, захватив премию, состоявшую из 9 кобыл, уехали. Ормон был возмущен вызывающим поведением бугинских манапов и разгневан тем, что они увезли всю премию, не уважая его как хана.
После этого сарыбагыши проиграли и саякам, во главе которых стоял манап Алыбек, в молодости служивший джигитом Ормана. Алыбек, чувствуя пошатнувшийся авторитет Ормона, изменил свое отношение к нему и стал симпатизировать Боромбаю. Вскоре, боясь наказ ания, Алыбек со своим айылом ушел к бугинцам, под защиту Боромбая. Ормон, узнав об этом, потребовал от Боромбая выдачи «принадлежащего ему беглеца». Боромбай отказал, сказав, что «даже воробей находит защиту у куста шиповника, неужели Ормон не считает бугинцев и за куст». Озлобленный этим Ормон послал своих джигитов на барымту. Один из посланных был убит бугинцами. Тогда Ормон потребовал за него выкуп. Бугинские манапы ответили, что «за вора не дают куна – выкупа», и просили Ормона успокоиться.
Непосредственному вооруженному столкновению между обоими племенами предшествовал еще ряд мелк их стычек на почве барымты.
В начале июля 1854 г. Ормон решил одним ударом покончить с Боромбаем. Дав указание своему сыну Уметалы[45] организовать вооруженные силы сарыбагышей и саяков для нападения на бугинцев, Ормон с авангар дом, состоявшим из 600 человек, напал на них. Одержав первоначально победу, увлеченный успехами, Ормон, не дожидаясь своих основных сил, решил напасть на айылы Боромбая с целью захватить его в плен с семейством. Но вскоре отряд Ормона был окружен со всех сторон бугинцами. Основные силы его не подходили. В темную ночь на берегу реки Шаты произошла ожесточенная битва, во время которой Ормон был смертельно ранен. Разбитые сарыбагыши частью попали в плен, частью спаслись бегством.
Ободренные победой, бугинцы собрали все свои силы и двинулись к южному берегу озера ИссыкКуль. Тем временем подошли главные силы сарыбагышей, предводительствуемые сыном Ормона – Уметалы. На месте встречи бугинцев и сарыбагышей протекала большая и быстрая горная река. Никто из противников не решался первым перейти ее и напасть на своего врага. Так про стояли они несколько дней. Тогда Уметалы пустился на хитрость. Ночью с основными силами он двинулся по северному берегу ИссыкКуля в тыл к бугинцам, к их айылам, находившимся в то время на реке Тюп. Айылы Боромбая были беззащитны. Уметалы занял их, захва тил множество скота, большую часть семьи Боромбая и много пленных. Получив это известие, Боромбай со всем и своими силами бросился в свой айыл, но было уже поздно. Сарыбагыши успели отойти. Только часть прик рывавшего движение сарыбагышей арьергарда в коли честве 50 человек попала в плен к бугинцам. Всем им были отрублены головы. Уметалы, укрепив свои силы, снова выступил против бугинцев. На северовосточной стороне ИссыкКуля после кровопролитной битвы бу гинцы потерпели поражение. Они вынуждены были беж ать в Текес и Каркыра с уцелевшими айылами и ост атками стад. Сарыбагыши захватили много скота и пленных, главным образом женщин и детей. С обеих сторон было много убитых и раненых.
Эти события подробно отражены в кыргызском фольклоре. Раненый Ормон умер в плену у бугинцев. Его смерть напугала их. Боромбай отправил труп Орм она к сарыбагышам в сопровождении его дочери и пленных.
В другие кыргызские племена: саяк, солто, черик, саруу, кушчу, в той или иной степени связанные с Ормоном, бугинцы отправили посланцев с извещением о смер ти Ормона и с просьбой не вмешиваться в дела «двух потомков Кылжыра»1 – сарыбагыш и бугу. Сами бугинцы решили пока откочевать в Текес, и Боромбай им будто бы говорил:
| Бүгүн жалын, | Сегодня пламя, |
| Эртең чок, | Завтра огонь. |
| Бүрсүгүнү көк, | Послезавтра потухший уголь, |
| Анан барып жок. | А затем нет. |
Известие о смерти Ормона было встречено благожелательно манапами ряда племен. Родоначальник чериков Улакбий, обещав нейтралитет, посоветовал бугинцам быть наготове на случай всяких неожиданностей со стороны сарыбагышей. Глава племени кушчу в Таласе Бургобатыр также обещал нейтралитет, будто бы ска зав при этом: «Бөрүчү бүркүт өлүчү», т.е., «беркут, охотившийся за волками, от них и погибнет». Главный манап племени солто Жангарач даже попытался поме шать походу сарыбагышей против бугинцев. Он пригла сил 60 манаповсарыбагышей на свадьбу своей дочери и задержал их, лишив таким образом возможности при нять участие в походе.
За Ормона бугинцам сарыбагышами было предъявл ено требование о выплате куна – выкупа2.
- По кыргызской родословной, племена сарыбагыш и бугу имели одного общего родоначальника – Кылжыра.
- Сыновья Ормонхана предъявили бугинцам в качестве «куна» – выкупа три условия на выбор:
- Выдать манапов Боромбая, Балбая, Тилекмата и Мырзу для казни за кровь Ормона.
- Представить сарыбагышам сто лучших бугинских девушек со ста отборными конями со всем убранством.
3.Освободить ИссыкКульскую котловину, откочевав в Текес к калмыкам на постоянное жительство.
В ответ на отказ бугинцев принять условия выкупа сарыбагыши предприняли поход против оставшихся на южном берегу ИссыкКуля бугинских родов кыдык и желден, населявших Чычкан, Барскоон, Тамгу и Кара Куджур (в последнем летовали и сыновья Ормона Уметалы и Чаргын). Эти бугинские роды хотя и не были причастны к гибели Ормона, тем не менее были разгром лены сарыбагышами. У них отобрали почти весь скот, многие их девушки были пленены. Саякский манап Алыбек, в свое время убежавший к бугинцам, скрылся в горах от преследования сарыбагышей, но был пойман и убит, а подвластный ему род также подвергся ограбле нию.
Но сарыбагыши этим не удовлетворились. Они обратились к казахскому султану Тезеку с просьбой помочь им в наказании убийц Ормона. Бугинцы тоже обратились к нему с просьбой о помощи. Тезек обещал свою пом ощь бугинцам.
В следующем походе сарыбагыши были разбиты бу гинцами, подкрепленными отрядами Тезека[46], а предводитель сарыбагышей манап Торогельды попал в плен.
Все эти междоусобные войны особенно тяжело отражались на положении букары. В песне, повествующей о войнах между племенами сарыбагышей и бугу, гово рится[47]:
| Сарыбагыш менен бугудан,
Саяк менен чородон, Санат жеткис көп өлдү, Сарыбулак Күрмөнтү, Акпай суусу бөгөлдү. Кедей начар көп өлдү, Кемер жерлер бөгөлдү. Алсыз начар көп өлдү, Аң чөнөктөр бөгөлдү. |
Бесчисленное множество сарыбагышей,
Бугинцев, саяков и чоро Погибло в этих боях. Реки Сарыбулак и Курмонту Были запружены, остановилось их течение. Особенно много погибло бедняков и слабых, Все овраги были завалены их трупами, Особенно много погибло немощных и слабых, Все промоины и омуты в реках были ими заполнены. |
Байманапская феодальная знать насильственно втягивала рудовые массы в феодальнородовые распри. Во время походов их насильно гнали джигиты манапов. В песне «О войне Сарыбагыш и Бугу» говорится[48]:
| Төрөгелди баатыры,
Керинейин өкүртүп, Сурунайын бакыртып, «Черикчи» деп чакыртып. Добул башы дүңгүрөп, Тоо жадыртып дүңгүрөп, Кайрылганын камчылап, Жекендей найза кылкылдап. Кылчайганын кылычтап, Жээк тартып былкылдап. |
Батыр Торогельды
Трубит в трубу, Возглашая клич «Черикчи». Бьют в барабаны, Эхом откликаются горы. Кто оглядывается назад. Тех бьют камчой. Кто поворачивает назад, Тех бьют саблей. Ровным строем полки идут, Колыхаясь множеством пик. |
Разгром бугинцев сарыбагышами заставил Боромбая со всеми своими айылами отступить в пограничные с Китаем районы Каркыра и Текеса. Он еще раз обрат ился к китайским властям Восточного Туркестана с просьбой о защите и оказании им помощи в возвращен ии захваченных сарыбагышами пленных и скота. Но китайские власти не могли помочь бугинцам. СеменовТяньШаньский указывает: «Тщетно старый Бурумбай, имевший красный шарик на шапке и, следовательно, важный титул между китайскими мандаринами, умолял китайские власти о защите, китайцы, уже несколько лет прекратившие свои обычные разъезды на ИссыкКуль, не думали о защите. Это обстоятельство заставило Бурумбая совершенно предаться русским, на вступление в подданство которым он уже и прежде изъявлял согла сие»[49].
Н. Северцов, рассказывая о вытеснении бугинцев с берегов ИссыкКуля, писал: «Уметала успел нечаянно почебарить богинские аула, обманувши выступавшее против него ополчение и захвативши семью Буромбая, вернул и увеличил отцовские завоевания: род бугу был совсем прогнан с ИссыкКуля на Кеген и Текес, тут Буромбай поддался русским»[50].
Описываемые события предопределили дальнейшую судьбу племенного объединения бугу. Боромбай особенно теперь ясно осознал безвыходность своего положения: до сих пор ни Кокандское ханство, ни сами бугинцы не могли обеспечить безопасность и мирную жизнь, в которой так нуждались прииссыккульские кыргызы; раздоры бугинцев и сарыбагышей до сих пор охотно использовались как кокандцами, так и китайскими власт ями в их агрессивных целях; выход видел он в немед ленном принятии подданства России.
Таким образом, борьба бугинцев с сарыбагышами в 1853–1854 гг. явилась существенным фактором, усилившим стремление бугинцев к присоединению к России. Теперь они окончательно определили свою прорусскую ориентацию и усердно стали добиваться возможности принятия присяги на подданство России. Присяга должна была состояться в Омске, тогдашнем центре Западносибирского генералгубернаторства. Для поездки в Омск был выделен манап Качыбек Шералин, который и возглавил депутацию бугинцев. Депутация впрочем представляла не только бугинцев, но и ряд других при иссыккульских племен, в частности – саяков. Группа бугинских и некоторых саякских манапов 10 июля 1854 г. послала на имя генералгубернатора Западной Сибири письмо, в котором выражалось доверие Качыбеку Ше ралину принести присягу от имени прииссыккульских кыргызов. Текст доверенного письма гласил: «Его Высокопревосходительству, высокостепенному и великодушному Господину ГенералГубернатору Западной Сибири и Корпусному Командиру.
От кочующих в алатавских горах, в окрестностях ИссыкКуля богомольцев, ваших манапов, кыргызов из рода Бугу и прочих.
Прошлого, 1853 года, в сентябре месяце просили мы Ваше Высокопревосходительство о том, что не соблаговолит ли Всемилостивейший Государь Император при нять нас под Свое высокое покровительство, изъявляя в то же время желание наше принять присягу на верно подданство России.
В этом намерении желали мы отправиться к Вашему Высокопревосходительству, чтобы по обрядам и правилам Мухаммеданского закона, с воспоминанием имени Всевышнего Бога пред Священным Кораном совершить нашу присягу.
На каковую просьбу нашу мы имели счастье получить без всякого замедления от Вашего Высокопревосходительства чрез Господина Пристава Большой Орды Подполковника Перемышльского ответ о том, что Его Императорское Величество Всемилостивейший Государь Император соизволил изъявить согласие принять нас под Свое высокое покровительство.
В душевной и искренней радости, все мы (большие и малые) по своему обыкновению принесли наши молитвы о счастии и долголетии Великого Царя, Его Августей шей фамилии и всех верноподданных.
За тем, Ваше Высокопревосходительство, по милостивому расположению своему к нам, изволили пригласить в Омск несколько почетнейших манапов для исполнения присяги пред Кораном. Почему мы факиры (»бедные) большие и малые с общего согласия послали от себя депутатом с доверенною грамотою не только в Омск, но даже к Самому Великому Государю Императору для исполнения верноподданнической клятвы пред святым Кораном с произношением священного имени Всевыш него Бога пользующегося между нами уважением и до веренностью манапа нашего Капитана Качыбека Шералина и утвердили грамоту эту нашими печатями и там гами. На подлинной приложены печати: Сарбека Саскина, Буромбая Бекмуратова, Каджибека Шафикова. Муратали бия Пирназарова, Байбуры Хаджибаева и Тумекат бия Джилкыайдарова, тамги: Балбая Ишходжина, Самсалы Джекегабова, Кукчи Умитова, Джубасара Тулинатина, БайганаБатырь Джаныбекова и Бирукбая Сеидова»[51].
Посланцы бугинцев во главе с манапом Качыбеком Шералиным прибыли в Омск 26 сентября 1854 года. Перед принятием присяги на подданство России между представителем бугинцев, с одной стороны и генералгубернатором Западной Сибири – с другой, было достиг нуто соглашение относительно обязанностей правитель ства Российской империи по отношению к бугинцам и последних по отношению к России, а также о правах и обязанностях назначаемого правительством России стар шего манапа. Основные пункты этого соглашения нашли свое отражение в следующем отношении генералгуберн атора Западной Сибири в министерство иностранных дел от 13 октября 1854 года:
«Во исполнение Высочайшего повеления, объявленного мне в отношении Вашего Превосходительства от 12 января № 93, я приглашал манапов Дикокаменных кыргызов прислать в Омск своих депутатов, снабженных надлежащею доверенностью, для принятия присяги на верноподданнство России.
После продолжительных совещаний манапы рода бугу избрали депутатом своим манапа Каджибека Шералина, который прибыл в Омск 26 минувшего сентября. От других двух родов: султы и сарыбагыш – депутаты не прибыли.
Каджибек есть близкий родственник (Манапа Буром бая – управляющего родом богу. Еще в 1812 году, имея 14 лет от роду, Каджибек был в Омске с депутацией, в которой участвовал его отец и по представлению бывшего Корпусного командира Генерала Глазенала Всемилостивейше награжден чином капитана и золотою ме далью на Анненской ленте.
Перевод с данной Каджибеку доверенности при сем препроводить честь имею.
Затем, обращаясь к существу самого дела, приня тия рода богу в подданство России, я по соображениям помянутого отзыва Вашего Превосходительства от 12 января с №93 входил в подробные объяснения с манапом Каджибеком об основаниях, на которых родовичи его могли бы «поступить в подданство Его Императорс кого Величества, если на сие последует окончательно Высочайшее соизволение.
Основания сии, по моему мнению, могли бы заключаться в следующем: Род Богу Черных или Дикокаменных кыргызов вступает безусловно в подданство Российской Державы и признает Его Императорское Величество Императора всероссийского и Его Наследников законными своими Государями и пользуется высоким их покровительством.
Киргизы рода Богу имеют оказывать покровит ельство и защиту торговцам нашим, проходящим с кар аванами через их земли и кочевья, ограждать сих торг овцев от всяких насилий и грабежей и удовлетворять справедливые их жалобы.
Ведать одно Русское правительство и потому не прибегать с покровительству Ташкентцев и Кокандцев, а равно и всякой другой Державы. Напротив того, обяз аны – врагов России считать своими врагами. Род Богу обязывается жить в добром согласии с подданными России кыргызами Большой Орды.
Управляться, как доселе управлялись, через своих манапов, которым Правительство предоставляет разбор и решение дел, возникающих между подведомс твенными им кыргызами по существующему у них по рядку.
Управляющий родом Манап по нуждам подведомственного ему народа, требующим пособие Правительс тва, например: к ограждению их от вторжения иноземц ев, к прекращению внутренних смут, своеволия и т. п.– обращаются к Приставу кыргызов Большой Орды, котор ый смотря по важности обстоятельства сам удовлет воряет их просьбы или представляет их оные на разреш ение ГенералГубернатора и через него высшему на чальству.
Старший манап воздерживает управляемых им кыргызов от грабежа и барамты в Большой Орде, а в случаях угона скота или грабежа, произведенного кыргызами сей Орды у Дико,каменных рода богу, Старший Манап, не допуская последних до самоуправства, сможет просить Пристава о примирении или преследовании вин овных и удовлетворении обиженных.
Старший Манап по получении известия о баранте или грабеже, произведенном кыргызами Рода Богу в Большой Орде, открывает виновных и распоряжается удовлетворением обиженных в мере, определенной ре шением биев, избранных с обеих сторон.
Захваченные в Большой Орде на баранте и граб еже кыргызы рода Богу будут отправляемы к Приставу, как нарушители спокойствия.
Старший Манап наблюдает, чтобы аз волостях его рода не было даваемо укрывательство хищникам других родов кыргызов, которые собираются учинить барамту у кыргызов Большой Орды или других Русских подданных, или же пропускать таковых с добычею по совершении баранты.
Старшему Манапу предоставляется право прос ить о назначении к нему особого Российского чиновни ка или письмоводителя, знающего язык, для сношений его с Приставом и Манапом, лично ответствует за его безопасность и свободу.
При обязательстве Старшего Манапа воздер живать подведомственных ему кыргызов от своеволия и «беспорядков кыргызскою своею властью не представ ляется надобности содержать Русский военный отряд в кочевьях рода Богу.
В звании Старшего Манапа Правительство ут верждает управляющего ныне родом Богу Манапа Буромбая Бекмуратова, с которым и будет сноситься по всем делам через Пристава кыргызов Большой Орды. Преемники сии назначаются по существующему в роде Богу порядку и утверждаются ГенералГубернатором Западной Сибири, подобно Старшим Султанам Большой Орды.
Старшему Манапу определяется жалованье нар авне со Старшим Султаном Большой Орды, т.е., по 343 рубля в год серебром, и Манап сей приобретает пра во заслугами своими получать чины и другие отличия Российского Правительства.
Сими немногими условиями я полагал бы ограни читься до времени, пока не сблизимся более с Дикокаменн ыми кыргызами рода Богу и прочими родами сей Орды.
Относительно управления вообще можно было бы принять к руководству Высочайше утвержденную в 10й день января 1848 года инструкцию Приставу кыргызов Большой Орды, составив особое дополнение к сей ин струкции, а для облегчения его в сношениях и занятиях придать ему помощника по делам Дикокаменных ордын цев и назначить к нему еще одного Толмача, так как вооб ще в последнее время с переходом на реку Или отноше ния его к кыргызам Большой и Дикокаменной или Черн ой Орд, и наблюдение за соседственными пограничны ми властями Кокандскими,– значительно увеличилось.
Что же касается до принятия Манапом Каджибеком присяги от лица своего народа по данной ему главны ми родоначальниками доверенности, то я признаю более удобным совершить сей обряд в Омске, если на поступл ение рода Богу в подданство последует окончательно соизволение его Величества, ибо Каджибек прибыл сюда только с двумя своими прислужниками и следственно депутация его не имеет, полагаю, достаточно значительн ости, чтобы иметь счастье представиться его Императ орскому Величеству. В заключение честь имею присовокупить, что в случае решения на принятие рода Богу в подданство России я полагал бы полезным исходатайствовать у Государя Императора о Всемилостивейшем пожаловании управл яющему родом Богу Манапу Буромбаю чина Подпол ковника и об отпуске в мое распоряжение для награжд ения подарками прочих влиятельнейших Манапов до тысячи рублей серебром.
Предавая все вышеизложенное обсуждению Министерства Иностранных Дел, покорнейше прошу Ваше Превосходительство о последующем почтить меня уведомлением»[52].
Все пункты вышеизложенного отношения генералгубернатора были одобрены министерством и царем как основа дальнейших взаимоотношений правительства России с кыргызами племенного объединения бугу.
17 января 1855 г. в Омске в присутствии чиновников, и военной администрации, а также ряда казахских сул танов, специально приглашенных для этого, в торжеств енной обстановке представители бугинцев были приве дены к присяге на подданство Российской империи.
С этого времени прииссыккульские кыргызы формально вошли в подданство России. Старшим манапом был назначен Боромбай Бекмуратов. Приказом военного министра за №69 28 декабря 1854 г. Боромбаю был жалован военный чин подполковника[53].
Так одно из многочисленных племенных объединений кыргызов вошло в состав России.
После вступления бугинцев в подданство России система управления у них еще оставалась прежняя. Русская администрация пока ограничилась только нас тавлениями и советами, не вмешиваясь непосредственн о в их внутренние дела. В этом отношении характерно следующее письмограмота, переданное через Качыбека генералгубернатором Западной Сибири бугинским манапам:
«Достойнейшим Манапам Подполковнику Буромбаю Бекмуратову, Сарбеку Саскину, Муратали бию Пирназа рову и всем прочим манапам и старейшинам рода Богу.
Уполномоченный Вами особою доверенностью на принятие от лица всего рода Богу присяги на верноподд анство Великому нашему Государю Императору – Манап капитан Качыбек Ширалин по прибытии в Омск был принят мною с полным радушием, а о возложенном на него поручении я тогда же имел счастие довести до Высочайшего сведения Его Императорского Величества.
Могущественнейший Государь наш Император, снисходя к просьбе Вашей и подведомственного Вам рода Богу, Всемилостивейше соизволил даровать оному Свое Высокое покровительство и принять оного в число Своих любезных и верных подданных обширнейшей Российс кой Империи и вследствие сего Высочайшего соизволе ния, Манап Капитан Качыбек Ширалин в присутствии многих Генералов, чиновников Главного Управления Западной Сибири, почетнейших кыргызских Султанов, нарочито прибывших в Омск, произнес торжественно перед Св. Алкораном присягу в том, что род Богу, всту пая в вечное подданство Всепросветлейшего Державнейшего Великого Государя Императора Николая Пав ловича Самодержца Всероссийского и его Император ского Величества Всероссийского Престола наследника Его Императорского Высочества Государя Цесаревича Великого Князя Александра Николаевича, хочет верным и послушным быть и поступать во всем так, как подо бает добрым подданным Его Императорского Величе ства.
В ознаменование первого Своего к Вам Высочайшего благоволения Его Императорское Величество Всемилостивейше соизволил пожаловать Вам, Высокостепенный Манап Буромбай Бекмуратов, – почетный чин Подполковника Всероссийской Армии.
Поздравляя Вас, достойнейшие Манапы, и весь подведомственный Вам род Богу с дарованным Вам счастием именоваться подданными Могущественнейшего Государя Императора, я долгом считаю сообщить Вам, что Его Императорское Величество изволит ожидать от Вас и всего рода Богу: смирного кочевания, соблюде ния добрых отношений к кыргызам Большой Орды, яко Российским же подданным, прекращения всякой барамты и ограбления торговцев наших и караванов их, когда будут проходить через Ваши земли. При добрых чувствах рода Богу, я не сомневаюсь в готовности сии требования Его Императорского Вели чества, а если бы в чем встретилось затруднение, то прошу Вас обращаться за советами к нашему Приставу кыргызов Большой Орды, как лицу, облеченному довер ием Правительства, и к нему же можете относиться по всем делам об удовлетворении Вас за обиды, если бы таковые нанесены были Вам кыргызами Большой Орды, не позволяя себе самоуправства, от коего и кыргызы Большой Орды также будут нашим начальством всемерно воздерживаться. Пристав же Большой Орды, получив обо всем до Вас относящееся доводить до моего сведе ния.
В заключение, пожелав Вам – достойнейшие Манапы Буромбай Бекмуратов, Сарбек Саскин, Муратали бий Пирназаров и прочим почетным Манапам и Ста рейшинам всякого благополучия, я обращаюсь к Господ у …, чтобы укрепил Вас душевно и телесно на добрыя дела и верность службы Его Императорскому Величес тву. Мы теперь дети одного отца и того же Великого Государя, пекущегося о благе Своих подданных заботою мудрого и чадолюбивого отца. Наши друзья да будут Вашими друзьями, наши враги должны быть и Вашими врагами. Будьте крепки в верности и усердны к службе нашему Правительству.
Возвращая с настоящего грамотою посланного от Вас доверенного Манапа капитана Качыбека Ширалина, вместе с ним посылаю к Вам некоторые подарки, означенный в особой записке. Подлинное подписал: ко мандир Отдельного Сибирского Корпуса и ГенералГубернатор Западной Сибири Генерал от Инфантерии Гасфорд»[54].
Как видно, правительство России пока не смогло дать бугинцам какоголибо строго определенного, юри дически оформленного русского административного устройства. Пока было признано целесообразным иметь среди бугинцев лишь агента, который бы своевременно извещал царские власти обо всех происходящих собы тиях. В качестве такого агента был направлен Файзулла Ногаев. Непосредственное наблюдение за безопасностью бугинцев и за их внутренним спокойствием было возло жено на пристава «киргизов Большой Орды».
Файзулла Ногаев до этого уже исполнял некоторые дипломатические поручения российского правительства в части установления экономических и политических свя зей со среднеазиатскими народами. За свою верную службу он был удостоен звания тархана. Теперь он был избран как наиболее подходящий человек для испол нения роли представителя Российской империи. Гасфорд в своем отношении на имя управляющего Министерством иностранных дел тайного советника Сенявина писал 9 марта 1855 г. следующее:
«Из отношения моего от 4 марта с № 265, Ваше Превосходительство, известно уже об окончательном поступлении Дикокаменных кыргызов рода Богу в подданство Его Императорского Величества. Успеху сего дела, представляющему немалые выгоды в видах будущего разв ития торговли нашей с Кашгариею, способствовало в особенности пребывание в кочевьях Манапа Буромбая (и других значительных Манапов), посланного мною в прошлом 1853 году в виде агента, Касымовского тата рина Тархана Файзуллы Ногаева.
Азиятец сей, хорошо знакомый с Среднеазиатскими владениями, в 1820 году избран был Оренбургским Военным Губернатором Эссеном за переводчика и вожака при миссии Действительного Статского Советника Негри, бывшей в Бухарин, и в награду за труды и усердие к пользам службы в эту поездку возведен с сыновьями своими в Тарханское звание …, а в 1828 году выдана ему на звание Тархана Высочайшая Грамота.
Файзулла Ногаев, движимый чувством признательности за оказанный ему Правительством благодеяния, поныне, несмотря на свои преклонные лета, с особенною готовностию исполняет возлагаемые на него поручения. По первому приглашению моему он в 1853 году отпра вился в кочевья рода Богу, где, оставаясь до присылки старейшинами рода Богу депутата Качибека, уполномо ченного на принятие верноподданнической присяги, под держивал в сих отдаленных племенах, не имеющих еще понятия гражданственности, добрыя чувства и доверие к нашему Правительству.
Зная по опыту, что при легкомыслии и грубых понятиях Дикокаменных кыргызов всякий злоумышленник может совратить их с прямого пути и ослабить их преданность к нашему Правительству, я счел полезным и ныне, по принятии Манапом Качибеком присяги, отправить с ним в кочевья рода Богу Файзуллу Ногаева для постоянного наблюдения за уморасположением сих нов ых подданных и отклонения происков Ташкентцев и других злоумышленников.
Сообщая все сие Вашему Превосходительству, я покорнейше прошу ходатайства Вашего о поощрении Тархана Файзуллы Ногаева Всемилостивейшим наг раждением Золотою медалью для ношения на шее на Анненковской ленте»[55].
Следует отметить, что Файзулла Ногаев действи тельно добросовестно выполнял свои обязанности и вскоре сумел заслужить уважение как среди бугинцев, так и со стороны русских властей.
Принятие бугинцами подданства России было началом перехода под ее власть и остальных кыргызских племен. Это событие имело важное значение в деле дальнейшего распространения влияния России на всю Киргизию.
Бугинцы теперь должны были находиться под покровительством и защитою Российской империи. Но русс кое правительство в 1850 г. было еще не в состоянии оказать реальную помощь бугинцам в межплеменной борьбе и предотвратить усиление влияния Коканда в кыргызских кочевьях. Междоусобные войны продолжал ись. На бугинцев вместе с сарыбагышами нападали и отдельные отряды кокандских войск, ибо Кокандское ханство рассматривало факт перехода бугинцев в рус ское подданство не только как потерю своей власти над бугинцами, но и как «плохой» пример для остальных кыргызских племен. Поэтому кокандцы изо всех сил старались возбуждать сарыбагышей против бугинцев, добив аясь изменения ориентации бугинцев в свою пользу.
Летом 1855 г. Уметалы совершил на бугинцев несколько набегов. Сарыбагыши грабили скот, опустоша ли пашни на берегу ИссыкКуля. В связи с этим Боромбай отправил Качыбека в Верный, прося прис тава об оказании немедленной помощи. В своем письме к Перемышльскому от 16 августа 1855 г. он писал следующее: «На озере и р. Зуукы есть и наши два курганчика, есть два плетня, т.е., сады, где урюк, яблони, виноград уже выросли. Дыни, арбузы и другие огородные плоды также выросли. Все это испорчено, деревья вырыты до корней, и вообще все наше лучшее имущество, большие юрты, оставленные по тяжести, и все, чем мы живем, было там. Всего мы лишились и поручили все богу. Во всяком разе мы надеемся на Ваше покровительство, просим извинения на наше письмо»[56].
Разорением и ослаблением бугинцев воспользовал ись и соседние казахские феодалы Тезек, Саурук, Тазабек и другие. Поэтому Боромбай в указанном письме отмечал: «После же нашей откочевки на Каркаралы они (казахи.– Б. Д.) вступили на наши места, забрали оставшийся и заблудившийся скот наш и угоняли его раз двадцать. Они сами говорят: «Мы не дадим жить Богу». Правда, что если султан Тезек, Саурук и Тазабек будут велики, то нам нельзя жить: Мы склоняемся перед Вами и просим защиты» [57]. Далее Боромбай указ ывал: «Тезек с этой стороны, рассылая своих послов – тюленгутов, с другой стороны – подговорив своих визи рей, АйтБузумСаурука и Тазабека, берет наши табу ны… Тезек пишет к нам письма и называет нас своими подчиненными»[58].
Боромбай считал, что султан Тезек не имеет права повелевать бугинцами, поскольку они такие же подд анные России, как и казахи Старшего жуза.
В этом же письме Боромбай настойчиво просил Перемышльского выслать русский отряд на озеро ИссыкКуль и построить укрепление, чтобы надежно обеспечить бугинцев. «Поступая на подданство,– писал Боромбай, – мы надеялись приобрести спокойствие, но беспокойства еще более увеличились… Сам г. Корпусн ый дал нам письменное наставление, что мы сделались Вашими подданными и что Ваш враг – наш враг, наш враг – Ваш враг, Урманнбатыр не враг ли?., ташкентцы и сарыбагыши со всеми зачуйскими племенами кыргыз: Большой Орды и дикокаменными не дадут нам покоя. Поэтому мы покорнейше просим поставить курган на наше озеро, на солнечную сторону гор, без чего нельзя. В третьем году, в первой нашей просьбе, мы писали об этом. Теперь мы, склонив шеи свои, сделались поддан ными Великого Государя»[59].
Младший сын манапа Ормона Мартын от имени манапа Уметалы ездил к султану Тезеку с жалобой на убийство бугинцами Ормона и в подарок вез ему не весту, плененную у бугинцев. Боромбай впоследствии писал об этом Перемышльскому, указывая, что сары багыши обратились к Тезеку… с жалобой на Богу и отвезли в подарок одну сироту, доставшуюся им из Богу, Али Султану также подарена ойрота. У детей Урмана найдется и более сирот, доставшихся из рода Богу». Однако Тезек, будучи подданным Российской империи и зная, что бугинцы также недавно приняли русское подданство, не решился оказать помощи сарыбагышам против бугинцев, а предложил свое посредн ичество в разборе их конфликтов [60]. Но Боромбай отнесся отрицательно к предложению Тезека.
Только представителей русского правительства считал он пра вомочными разбирать это дело.
С получением письма Боромбая Перемышльский дал соответствующие указания казахским правителям о невмешательстве в дела племен бугу и сарыбагыш и о возвращении захваченного у бугу скота. Старшему султану Тезеку Перемышльский направил письмо с категорическим требованием прекратить притеснения бугинцев со стороны правителей соседних казахских племен, в частности Тазарбека и Саурука. В письме было сказано: «Ты слышал слова генералгубернатора: что за негодяев будем отвечать я и ты? Ибо беда обрушится на наши головы. Пожалуйста, приезжай на эту сторону, прикажи возвратить скот, украденный у Бугу, и в особенности накажи Саурука и Тазабака. Кажется, этим джигитам своих голов ие сносить, и ежели ты не успокоишь их, то я сам за них примусь»[61]. Биям Албанозских волостей Сауруку и Тазабеку Перемышльский писал: «До меня дошли от Богу жалобы, что АйтБузумы делают воровства. Ежели ты не воз вратишь им украденного скота, то я сам возвращу и тогда ты береги свою голову»[62].
Что касается просьбы бугинцев о присылке русских отрядов на ИссыкКуль и возведении там укреплений, то за соответствующим решением он обратился к Гасфорду.
9 сентября 1855 г. Перемышльский отправил обрат но Качыбека, придав ему казачий отряд б числе 40 человек под начальством хорунжего Лутшева. Послед ний обязан был проводить его до реки Кеген. Вместе с Качыбеком находился и Файзулла Ногаев. Ему поручалось своевременно извещать русское командование о всех событиях на озере ИссыкКуль, а также обратитьс я к влиятельному манапу сарыбагышей Джантаю с предложением об установлении мира и согласия между бугинцами и сарыбагышами.
Лутшеву было предписано по прибытии на реку Кеген заняться разрешением споров между казахами и бугинцами. 20 сентября Лутшев прибыл в аулы казахского бия Атамкула и приступил к решению пору ченных ему задач. Спор по поводу возвращения угнан ного у бугинцев скота был решен положительно. Саурук, Тазабек и другие возвратили бугинцам значительн ое количество голов скота[63]. Взаимоотношения бугинцев с соседними казахскими племенами албан и субан стали улучшаться.
Файзулла Ногаев, находясь еще в дороге, 13 сент ября обратился со специальным письмом к манапу Джантаю. Ногаев призывал Джантая взять на себя инициативу в примирении сарыбагышей с бугинцами, поскольку теперь, после смерти Ормона, его можно счит ать главным манапом племени сарыбагыш. Ногаев писал: «До меня доходят слухи о войне детей Урмана с родом богу… Много уже пролито крови и много пос традали богу. Силой своей и влиянием над своими кыргызами кончи это напрасное кровопролитие»1.
Действительно, после смерти Ормона Джантай был наиболее влиятельным манапом племен сарыбагыш. В войнах между бугинцами и сарыбагышами он почти не принимал участия. При жизни Ормона Джантай не находился в его подчинении, как, например, манапы Торогельды, Калыгул, Адыл и другие. Джантай и тогда в известной мере играл самостоятельную роль среди сарыбагышей. На этой почве между Ормоном и Джантаем возникали трения. Джантай с подвластными ему родами тынай держался обособленно и не всегда согла шался участвовать в набегах Ормона на другие племе на. В битве между бугинцами и сарыбагышами, в ко торой погиб Ормон, Джантай также участия не принимал. И теперь он под разными предлогами отклонял просьбы Уметалы о поддержке. Именно поэтому Файзулла Ногаев обратился к этому манапу, надеясь, что он может сыграть роль посредника в установлении мира между бугинцами и сарыбагышами.
Письмо Ногаева возымело некоторое действие. Джантай хотя и не добился от Уметалы прекращения набегов на бугу, но приказал подвластным ему сарыбагышам не принимать в них участия. Эта позиция Джант ая определила не только отношение к нему представит елей русских властей, но и его трения с сыновьями Ор мона. Уметалы, претендовавший на роль главного манапа, не мог найти общий язык с Джантаем, который имел уже большое влияние среди сарыбагышей. Именно эти обстоятельства явились главной причиной пассивно го отношения Джантая к войне против бугинцев.
На Джантая, как и на крупного манапа солтинцев Джангарача, оказывало в это время давление Коканд ское ханство, требуя, чтобы они поддерживали Уметалы и Торогельды. Кокандское правительство всячески стремилось извлечь для себя как можно больше пользы из междоусобной борьбы и путем поддержки сарыбагышей добиться подчинения бугинцев вновь Кокандскюму ханству. В этом отношении уже были достигнуты некоторые результаты. Для занятия своих исконных земель у ИссыкКуля бугинцы вынуждены были обещать выплату зякета кокандцам и разрешить им постройку укреплений. Боромбай пока соглашался на все требования Коканда для того, чтобы обезопасить себя от нападения сарыбагышей и кокандцев. Кокандцы, видя покорность бугинцев и их согласие выплатить весь зякет, оказывали со своей стороны влияние на Уметалы и не допускали его набегов на бугинские айылы. Однако мелкие набеги сарыбагышей и угон отдельных табунов скота продолжались.
Боромбай, отправляя Качыбека в Верный, как мы отмечали, убедительно просил пристава кыргызов Большой Орды о присылке на ИссыкКуль русских отрядов. Теперь он нетерпеливо ждал его возвращения. В середине сентября, получив известие о выступлении из Верного Качыбека и сопровождавшего его русского отряда, который должен был идти только до реки Кеген, Боромбай направил письмо Качыбеку и Ногаеву. Рассказывая о тяжелом и безвыходном положении бугинцев, Боромбай просил Качыбека и Ногаева при вести на ИссыкКуль русские отряды навсегда. Он говорил, что необходимо прогнать кокандцев, уже строя щих укрепление в кочевьях бугинцев, и доказы вал необходимость обоснования здесь русских отрядов для защиты подданных России бугинцев. «К волостям нашим,– писал Боромбай,– с той стороны, из рода Султы и Джантая и Джангарачбатырей и от Сарыбаг ышей приезжают послы, а также и кокандский сбор щик остается на зиму; говорят, что владения эти наши, заставляют нас делать теперь же курган; подати просит отдать полностью, а курган делает крепкий и большой… народ в страхе удивляется и говорит, что если пристав, считая нас своим народом, не спасет от этих сарыбагы шей, то мы сами сделать этого не в состоянии… почет ные в народе начинают говорить, что если русские не придут, а зима наступит и провизия истощится и мы, если придут кокандцы, не приобретем расположения их и не сохраним сами себя, то погибнем. Сарыбагыши каждодневно угоняют скот и мы, завися от двух госу дарств, разоримся. В которую бы сторону не пошли: на Сырт или на Нарын,– если не сохраним сами себя, мы погибли. Так толкует народ наш»[64].
Хорунжий Лутшев по получении известия о нахож дении кокандцев в кочевьях бугинцев и уступая настоятельным требованиям Качыбека и просьбам Боромбая решил поехать на ИссыкКуль. Но ко времени прибы тия отряда Лутшева на ИссыкКуль находившиеся здесь кокандцы, заранее получив известие о движении отряда, уже оставили берега озера. Лутшев в своем донесении приставу Перемышльскому от 2 октября писал: «По прибытии моему сарты бежали, некоторых принял и объявил, чтобы они не смели собирать без всяких письменных видов пошлин и принуждать верно подданных кыргызов Российскому престолу возобнов лять свои укрепления»[65].
Глиняное укрепление, которое кокандцы перед тем начали воздвигать, было разрушено.
Лутшеву пришлось вмешаться в распри между бу гнидами и сарыбагышами. Ко времени прибытия отряда Лутшева сарыбагыши были готовы к очередному нападению на аилы бугинцев. После прибытия русского отряда бугинцы, ободренные этим, выступили против сарыбагышей, но не решались атаковать их аилы. Сарыбагыши со своей стороны также не нападали, предп олагая, что бугинцы будут поддержаны прибывшим русским отрядом.
Простояв несколько дней, бугинцы вернулись обратно, а Боромбай обратился к Лутшеву с предложением отправить посланцев от бугу и от имени русского отряда к сарыбагышам с предложением мира, а также просить их послать представителей к началь нику отряда для переговоров. Лутшев изъявил согласие и послал с письмом к сарыбагышам дулатовского бия Джайнака и есаула Мунгача.
Сарыбагыши согласились примириться с бугинцами и отправили своих представителей во главе с Саза к Лутшеву. На вопрос Лутшева – хотят ли сарыбагыши мириться или нет? – Саза ответил, что сарыбагыши хотят мира, так как они и сами являются подданными Российской империи[66]. Тогда Лутшев предложил представителям бугинцев снова отправиться к сарыбагышам н попросить манапов Уметалы, Торогельды и Калыгула лично явиться для решения всех споров, возникших между бугинцами и сарыбагышами. Но сарыбагышские манапы под различными предлогами откладывали срок своей явки и не явились до самого ухода Лутшева.
Лутшев пробыл в кочевьях бугинцев около 20 дней и в конце октября возвратился в Верный. После ухода отряда Лутшева сарыбагыши вновь предприняли напа дение на бугинцев и произвели страшное разорение. Среди сарыбагышей было некоторое число кокандцев[67]. Качыбек в конце октября в своем письме приставу указ ывал: «Лишь только 40 человек ушли, они выставив лошадей [68], начали взаимную перестрелку, где из род ных наших убиты: сын нашего старшего брата, меньш ий брат Бурумбая и сын Бурумбая же. Битва так была жестока, что нельзя было знать, кто жив, кто мертв. Их отряды, соединившись во множество, жесто ко разбили… Каждый с душевной горестью бежал, куда глядел, и все рассеялось. Сделавшись подданными госу даря, мы желаем стоять в одном слове, а поэтому, обратясь как подданые государя в сторону киргиз (казахов Большой Орды.– Б. Д.). также подданных одному падишаху, мы пришли на Санташ и разослали людей, чтобы собрать передних и задних кыргыз своих, разбежавшихся на Сырт, Текес и в кыргызские волости для самосохранения[69].
Во время последней битвы бугинцев с сарыбагышами потери с обеих сторон были значительны[70]. Разорению подверглось до 5000 бугинских юрт, около 200 женщ ин и детей бугинцев попали в плен к сарыбагышам. Боромбай в своем письме к новому приставу Большой Орды полковнику Хоментовскому о пленении его семьи и о своем разорении писал следующее: «Вопервых, из несчастных, попавших в руки неприятеля: старшая жена с четырехлетней дочерью. Из имущества, бывш его с женою, увезено – одежда, повязанные на поясе три заукля и 9 жамб…[71], вьючный верблюд со всей домашней утварью, а также все данные мне награды от государя, в числе коих сабля и печати, равно и награда от Китайского Джангджуна (губернатора). Две младшие жены с малолетними дочерьми, 11 чело век прислуги. Скота моего с сыновьями: до 2000 бара нов, до 50 верблюдов… После меня жестоко потерпел поражение бий МуратАли»[72].
Вот что писал Боромбай о судьбе Качыбека: «Что же касается до Качыбекбатыря, то он, избавившись благополучно от сарыбагышей, в тот же день, когда было нападение, будучи поражен страхом, день и ночь безостановочно бежал присоединиться к албанам; албановцы же, выехав к нему навстречу, разбив его, разграбив скот, все имущество разделили между собой. При этом умерла жена, одна женщина и мальчик»[73].
В этом же письме, напоминая о своей прежней убедительной просьбе к хорунжему Лутшеву остаться на зиму на ИссыкКуле, Боромбай еще раз просил пристава: «Поставьте нам небольшой курган, хотя с небольшим числом русских, коих видя, неприятель из страху не приблизится»[74].
С приближением зимы бугинцы стали беспокоиться, так как на Текесе оставаться зимой было невозможно. Поэтому они еще раз вступили в переговоры о мире с сарыбагышами. Условием перемирия сарыбагыши снова поставили выплату куна – выкупа за Ормона. В качест ве куна они требовали выдачу 100 лучших девушек, включая дочерей манапов Боромбая, Мураталы и Качыбека, и впридачу к ним тысячу отборных коней[75].
Это условие не было принято Боромбаем, и в декабре он вновь отправил Качыбека в Верный к приставу с просьбой разрешить вопрос о военной помощи и содействии в устройстве на зиму на принадлежавших бугинцам кочевьях, откуда они были вытеснены сарыбагышами. Качыбек прибыл в Верный, представился полковнику Хоментовскому и передал ему все подробности послед ней битвы бугинцев с сарыбагышами. Одновременно и Уметалы послал к Хоментовскому своего человека с письмом, в котором оправдывал свои поступки по отно шению к бугинцам. В письме он со своей сторон ы объявлял себя преданным России и заявлял, что во всех столкновениях сарыбагышей с бугинцами вин оваты последние, так как они убили его отца Ормона и теперь отказываются платить за него кун – выкуп.
Хоментовский, узнав о тяжелом положении бугинцев, предпринял ряд мер по оказанию им помощи. Он на писал письмо манапу Уметалы с наставлением и резким требованием не предпринимать более враждебных дей ствий против бугинцев и этим доказать свое вернопод данство Российскому государству. В случае нового напад ения Уметалы на бугинцев Хоментовский угрожал вы ступить со своим отрядом для его наказания. В письме к Уметалы он писал 31 декабря 1855 года: «Я получил Ваше письмо с изъявлением Вашей предан ности и поспешаю на него отвечать: мне известны Вы за человека, который всегда готов был исполнить и выполнить все добрые советы. Я уверен, что и теперь Вы последуете моему совету, который клонится к ваше му же благополучию. В письме своем вы называете себя нашими подданными, но несмотря на это, вы завели бес конечную неприязнь с Богу – нашими действительными подданными. Вы не должны никогда забывать, что наш великий падишах всегда защищает своих подданных, считая врагов их своими врагами. До сих пор много про лито крови за смерть Урмана, и я советую вам прекрат ить эту неприязнь, оставаясь попрежнему в дружбе с Богу и с нами. Еще один с вашей стороны неприязненный поступок против Богу вынудит меня заступиться за них и тогда сарыбагыши дорого поплатятся. Вразумите это вашим родичам и постарайтесь прекратить эту войну, если вы признаете себя, по словам вашим, нашими подданными»[76].
Письмо пристава оказало определенное влияние на Уметалы. Кроме того, наступившая зима также ограничивала возможности новых военных операций. Одновременно пристав строго предлагал старшему султану Тезеку, чтобы и он не допускал враждебных действий под властных ему биев по отношению к бугинцам и оказал последним поддержку.
Для обеспечения безопасности бугинцев пристав оказ ал также нажим на племена солто и сарыбагыш. Полу чив сведения о просьбе Уметалы к манапам Джангарачу и Джантаю о помощи и предполагая, что при соответс твующем давлении кокандцев помощь с их стороны возможна, Хоментовский постарался отвлечь внимание подвластных этим манапам племен набегами казахов Старшего жуза. С этой целью он стал допускать и даже поощрять нападения казахских барымтачей на подвластн ые Джангарачу и Джантаю кыргызские айылы. Такую политику применял до этого и Перемышльский.
Гасфорд, вполне одобряя такого рода действия при става Большой Орды, писал: «Вполне одобряя действия ваши относительно поколебания союза детей Урмана с Джантаем и Джангарачем, поддерживанием вражды кыргыз Большой Орды против рода султы и сарыбагышей, я представляю Вам для удержания Тезека от вмеш ательства в распри дикокаменных кыргызов и водворе ния порядка между албанами, написать от моего имени ему письмо, в котором, между прочим, прошу Вас ска зать, что если Тезек не переменит своего поведения в от ношении Буромбая и не перестанет вмешиваться в дела дикокаменых кыргызов, то я приму против него самые строгие решительные меры»[77].
В связи с участием кокандцев в борьбе сарыбагышей с бугинцами Гасфорд дал указание приставу заявить протест кокандским властям. «Когда бы кокандцы вздумали устроить действительн о там укрепления,– писал Гасфорд,– нужно им от Ваш его имени написать, что род Богу находится в поддан стве и покровительстве российского правительства и что затем на обложение его ясаком или на причинение ему других обид они не имеют права, ежели хотят с нами жить как добрые соседи. Бумага эта послужит проте стом»[78].
Получив директиву Гасфорда, Хоментовский стал более решительно требовать невмешательства кокандцев в дела бугинцев. Наряду с этим Хоментовский резко потребовал от старшего султана Тезека изменения отно шения подвластных ему казахских биев к бугинцам. Он писал 1 ноября 1855 г. Тезеку Нуралиеву: «Неотлага тельно и непременно разобрать все дела Богу и их удов летворить. Скажите Тазабеку, что он потеряет свою гол ову, если еще я услышу хоть одну на него жалобу» [79]. Казахи племени албан и субан, в особенности правители родов айтбозум Тазабек, а также и Саурук в дальней шем прекратили грабежи бугинцев.
Однако Хоментовский в этом году, ввиду наступившей уже зимы, не мог удовлетворить просьбу Качыбека и Боромбая о высылке русских отрядов на ИссыкКуль. После получения разрешения генералгубернатора и более точного выяснения возможности возведения укреп лений на берегу озера ИссыкКуль он решил выслать туда отряд весной 1856 г., о чем писал в письме к Боромбаю[80].
Таким образом, бугинцы не были еще окончательно избавлены от угрозы нового нападения сарыбагышей. Зиму 1855–1856 гг. они провели в исключительно труд ных условиях. Многие бугинцы и их семьи, особенно бедняки, оказались на грани полного разорения.
[1] ЦГА Узб. ССР, ф. 715, on. 1, д. 29, док. 120. (здесь и в дальнейшем орфография и стиль сохраняются).
[2] Сведения о дикокаменных кыргызах. «Записки РГО», 1851, кн.V, стр. 153.
[3] В. И. Ленин. Соч., т. 4, изд. 4, стр. 76.
[4] Государственная внешняя торговля в разных ее видах за 1833– 1840 гг. Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границам, Спб., 1833–1840 гг.
[5] М. А. Терентьев. Россия и Англия в борьбе за рынки. Спб., 1876, стр. 27–28.
[6] А. Р. Калужин. К истории завоевания Узбекистана царской Россией. Самарканд, 1939, стр. 111. См. сборник «15 лет Узбекистана» (Труды Госуниверситета), т. XVI.
[7] П. Небольсин. Очерки торговли России со странами Средней Азии. Спб., 1856, стр. 1 (таблица). См. то же «Советское востоковедение», т.
II, АН СССР, 1941, стр. 21.
[8] История СССР. М., т. II, 1940, стр. 542. 3 История СССР, М., т. II, 1940, стр. 542.
[9] Советское востоковедение, 1941, т. II, стр. 21.
[10] А. Семенов. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVIII века по 1858 г. Спб., 1859, ч. I I I , стр. 193–194.
[11] В. И. Ленин. Соч., т. 17, изд. 4, стр. 65.
[12] В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. Соч., т. 3, изд. 5, стр. 596.
[13] В. И. Ленин. Там же, стр. 592.
[14] Там же, стр. 593.
[15] АВПР, гл. арх. 1–9, 1825–1862 гг., д. 8, л. 212–216;
[16] Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России, Спб., 1902, стр. 275–276.
[17] Там же, стр. 274.
[18] См. М. А. Терентьев. Россия и Англия в борьбе за рынки. Спб., 1875, стр. 112.
[19] См. жур. «Исторические записки», №2, 1940, стр. 209.
[20] См. «Советское Востоковедение», т. II, 1941, стр 20.
[21] См. «Сборник сведений.,.», стр. 157.
[22] См. А. Р Калужин. Указ, соч., стр. 111.
[23] См. История СССР, Т. II, М., 1940, стр. 542.
[24] См. «Советское Востоковедение», т. II, АН СССР, 1941, стр. 21.
[25] См. Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России. Спб., 1902, стр. 276.
[26] См. Сборник сведений по истории и статистике внешней тор¬говли России. Спб., 1902, стр. 274.
[27] См. А. Калужин. Указ, соч., стр. 119.
[28] История СССР, т. II, М., 1940, стр. 543.
[29] К. К. Пален. Материалы к характеристике народного хозяйства в Туркестане, ч. 1, отдел 1, Спб., 1911, стр. 3.
[30] К. К. Пален. Материалы к характеристике народного хозяйства в Туркестане, ч. 1, отдел 1, Спб., 1911, стр. 3.
[31] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, 1933, стр. 371.
[32] В. И. Ленин. Соч., т. 23, изд. 4, стр. 116.
[33] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. II, стр. 34.
[34] АВПР, гл. арх., 1–9, 1861, д. 40, лл. 1–18.
[35] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XI, ч. I, стр. 372.
[36] В. И. Ленин. Соч., т. 23, изд. 4, стр. 116.
[37] АВПР, ф. Гл. Архива 1–7, 1844–1863, д. 1, лл. 45–48.
[38] АВПР, фонд Главн. архива 1–7, 1844–1863, д. 1, л. 44.
[39] Там же, лл. 52–56.
[40] Я. Северцов. Путешествие по Туркестанскому краю и исследо вание горной страны ТяньШаня. Спб., 1873, стр. 208–211.
[41] Рукописные фонды Отделения общественных наук АН Кирг. ССР, ИНВ: № 18.
[42] «Кайып» – добрый дух, покровитель диких животных. По преданию, племя бугу происходило от оленя – кайыпа.
[43] «Ордо» – азартная игра, когда две группы людей выбивают из круга кости.
[44] «Хан – в игре «ордо» изображает царя, а кости – его войско. В игре полагается выбить хана за черту, это составляет большую трудность изза его маленького размера.
[45] По данным фольклорных материалов, вассальный манап Торогельды в это время был в заключении в крепости Пишпек.
[46] О помощи Тезека бугинцам есть указание у СеменоваТяньШанского. См. «Записки РГО по общ. географии», т. I, Спб., 1867 стр. 183.
[47] См. Рукоп. фонды Отделения общественных наук АН Кыргызской ССР, инв. № 18.
[48] Там же, инв. № 19.
[49] Семенов-Тянь-Шаньский. Поездка из укрепления Верного через горный перевал СуекТюбе и ущелье Буам к западной оконечности озера ИссыкКуль в 1856 году. Зап. РГО по общей географии, 1876. стр. 139.
[50] Н. А. Северцов. Указ. соч. стр. 211.
[51] АВПР, ф. Гл. арх. 1–7, 1844–1863, д. 1.
[52] АВПР, ф. Главного архива 1–7, 1844–1863, д. I, л. 52–56.
[53] АВПР, ф. Главного архива, 1–7, 1844–1853, д. 1, л. 67–68.
[54] АВПР, фонд Главного архива I–7, 1844–1863, д. 1. л. 64–66.
[55] 1 АВПР, фонд Главного архива 1–7, 1844–1863 гг., д. 1, л. 69–70.
[56] ЦИВ Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 3–7.
[57] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32 а, л. 3–7.
[58] Там же.
[59] ЦИА Каз. ССР, ф. % д. 32а, л. 3–7.
[60] Там же.
[61] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 10–11.
[62] Там же, л. 10–13.
[63] Там же, д. 32, л. 60.
[64] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 19–20.
[65] Там же, л. 49–50.
[66] См. ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 33–34.
[67] Манап Джантай в этом нападении участия не принимал, а впоследствии выкупил у Уметалы свою дочь, выданную за сына бугинского манапа Мураталы и захваченную в плен.
[68] Кыргызы обыкновенно при сражении выставляли впереди себя конские табуны в качестве прикрытия.
[69] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 36–34.
[70] Из знатных сарыбагышей в числе убитых были сын Ормона Сеильхан, манап Калыгул и другие. Торогельды был ранен. Кокандц ев погибло двое, из которых один был начальником сборщиков зякета, по имени Тумалакходжа. Бугинцы потеряли до 150 человек, в числе их были сын и брат Боромбая и племянник Качыбека. Был ран ен Файзулла Ногаев. Очевидно, потери бугинцев даются в уменьш енном виде, так как данные представлены приставом Большой Ор ды генералгубернатору Западной Сибири. (См. донесение пристава Большой Орды к корпусному командиру от 4 ноября 1855 г. за Ко 682. ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 58–59).
[71] Щёкюле – головной убор невест, украшенный драгоценными камнями, золотом и серебром; жамб – серебряные слитки.
[72] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 64–66.
[73] Там же.
[74] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 64–66.
[75] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, лл. 64–66.
[76] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, лл. 73–74.
[77] Там же, лл. 30–31.
[78] ЦИА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а, л. 30–31.
[79] Там же, л. 42.
[80] Там же, л. 41.
Как уже указывалось, в междоусобных раздорах сарыбагышей и бугинцев немалую роль играли кокандцы. Принятие бугинцами в 1855 г. подданства России дало основание кокандцам рассматривать их как своих враг ов. В таких условиях сарыбагыши, воевавшие против бугинцев, могли прежде всего рассчитывать на поддержк у кокандских властей. Последние использовали эти межплеменные раздоры не только для того, чтобы вновь подчинить своей власти бугинцев, но и для прочного ук репления своего господства над сарыбагышами. То обстоятельство, что бугинцы находили постоянную подд ержку со стороны пристава Большой Орды, послужило для кокандцев поводом изображать русские власти Зап адной Сибири как врагов сарыбагышей.
К осени 1855 г. кокандцам удалось в значительной степени укрепить свое господство почти над всеми чуй скими кыргызами, в особенности над солтинцами, под властными манапу Джангарачу. В середине октября кокандским властям удалось с участием группы кыргызов организовать набег на Заилийский край. Впослед ствии главный манап солтинцев Джангарач обратился к полковнику Хоментовскому со специальным письмом в котором доказывал, что подвластные ему айылы неп ричастны к набегу. Кроме того, Джангарач, объявляя себя и подвластное ему население подданными России, писал: «Род султы, отделения Булекпай и Талкан, в чис ле коих и почетный Джангарач, три или четыре года уже подданные Русского Государя…[1]
Джангарач упоминает здесь о том, что летом 1855 г, во время приезда Гасфорда в Верный и происходивших там собраний казахских султанов и старшин «Джантай и Джангарач отправили туда своих представителей: Джантай – своего сына Шабдана, а Джангарач – од ного из видных манапов Корчу». Представители кыргыз ских манапов передали желание их племен стать подданн ыми России. Но вскрое об этом узнал кокандский на местник в Пишпеке и подверг за это наказанию подвластн ые Джантаю и Джангарачу айылы, наложив на них штраф лошадьми. Джангарач в связи с этим писал: «После чего, страшась смерти, я не имел сообщения с русскими. Вот тому причина. Об отправлении за это 220 лошадей известно всем булекпаям и талканам»[2].
Хоментовский после детального выяснения обстоятельств нападения пришел к выводу о необходимости укрепления дружественных отношений с чуйскими кыргызами, в том числе с булекпаями. «Нет сомнения,– писал он в своем донесении Гасфорду 10 февраля 1856 г.,– что булекпаи, находясь теперь, так сказать, между двух огней – ташкентцев и нас,– находятся в крайности и при всех жестокостях и злоупотреблениях со стороны ташкентцев готовы прийти под нашу защиту и покровительство, чего теперь при нашем водворении здесь достигнуть нам было бы полезно, стараясь прив язать к себе манапов Джантая и Джангарача, которые пользуются большим влиянием в дикокаменном народе»[3].
В специальном письме, адресованном Джантаю, Джангарачу и другим правителям чуйских кыргызов, Хоментовский призывал их сохранять в дальнейшем мир и дружбу. «Я буду,– писал он,– оставаться с вами снова в дружбе и мире, как были русские до сих пор с вами, если только вы поддержите его со своей стороны.
Скажу еще несколько слов: О тебе, Джангарач, а также о Джантае я слышал много хорошего от старшего султана Али Адилева и поэт ому уверен, что если вы дадите добрый совет булекпаям и сарыбагышам нас и подданных русского царя богинцев не затрагивать, то они Вас послушают и мы со всеми вами будем жить в мире и согласно»[4].
Хоментовскому удалось настолько улучшить отношения с чуйскими кыргызами, что представители болокпаев даже стали просить его о принятии их в русское подданство. Хоментовский поставил об этом в извест ность Гасфорда. «Я нахожу вообще,– ответил Гасфорд,– что подданных нам ордынцев уговаривать к этому не следует, дабы они не подумали, что принимая их в свое подданство мы заискиваем их дружбу или в них нуждаемся. Если же просьба булекпаев о принятии их под защиту и покровительство русского правительства будет искренняя и может иметь полезное влияние на прочих ордынцев, то можно их обнадежить»[5].
Улучшение взаимоотношений Хоментовского с чуй скими кыргызами облегчило весною 1856 г. организацию экспедиции на озеро ИссыкКуль для производства реко гносцировки местности, возведения укрепления и защиты бугинцев. 9 февраля 1856 г. Гасфорд одобрил решение Хоментовского об организации экспедиции на Иссык Куль. «Одобряю,– писал он,– все предложения ваши относительно высылки весною текущего года небольшого отряда казаков на ИссыкКуль для возведения там ук репления в кочевьях дикокаменных кыргызов рода Богу»[6].
Весною 1856 г. к Хоментовскому обратился с письмом манап Уметалы. Он еще раз изъявлял свою преданность России, просил примирить его с бугинцами и жаловался на нападение со стороны казахов Старшего жуза, котор ые отогнали у подвластных ему айылов много скота.
10 мая 1856 г. Хоментовский выступил из укрепления Верного с отрядом казаков. К отряду присоединились со своими джигитами поручик султан Аблас, бий Джайнак и некоторые другие бии, обязавшись выполнять различные разведывательные поручения. От бугинцев в кач естве проводников были вызваны три человека. В эк спедиции участвовал Ч. Валиханов[7]. Перевалив через горный проход Санташ, Хоментовский со своим отрядом в конце мая прибыл в устье реки Тюп. Сюда он приг ласил влиятельных албановских биев, в том числе Тазабека, для рашения споров по барымте между бугинцами и албанами, а также представителей сарыбагышей для решения вопросов, связанных с примирением их с бу гинцами.
Однако главной целью Хоментовского было строительство укрепления на берегу озера ИссыкКуль. Прот ив ожиданий некоторое противодействие этому стал оказывать манап Боромбай, прежде неоднократно нас таивавший на необходимости прибытия русского отряда и возведении на берегу ИссыкКуля укреплений.
Следует заметить, что такая позиция Боромбая определялась главным образом временными факторами. Когда в связи с нападением сарыбагышей и кокандцев у бугинцев создалась очень опасная обстановка, Боромбай сам умолял пристава Большой Орды о присылке русского отряда на берег ИссыкКуля. Когда же его пол ожение улучшилось, он стал опасаться постоянного нах ождения в его кочевьях русского отряда.
В донесении на имя Гасфорда Хоментовский писал: «Ясно, что он опасается нас, и в укреплении видит уже первый шаг водворения русских на озере… Я успокоил его на этот счет, сказав, что мы пришли собственно по его просьбе и по окончании дел и по собрании необхо димых сведений возвратимся на АлмаАта, а укрепле ние, если он не желает, строить не будем»[8].
Хоментовский действительно отказался от возведения укреплений и ограничился лишь постройкой временных помещений для отряда. Наряду с этим была начата топографическая съемка северного берега озера. В начале июня, во время продвижения отряда по северному берегу озера на запад, Хоментовский встретил группу бугинцев, ездивших на барымту к сарыбагышам, а также группу сарыбагышских барымтачей. Стало очевидным, что, несмотря на строгое наставление, стычки между обоими племенами продолжались. Хоментовский еще раз предложил бугинцам прекратить барымту, а к правителям сарыбагышей обратился с просьбой явиться к нему для разбора спорных вопросов и примирения с бугинцами. В донесении Гасфорду он писал 7 июня 1856 г.: «Я отправил бугинцев при письме к манапу Буронбаю и просил его под опасением строгого моего наказания воспретить богу барантовать скот у сарыбагышей, а сих последних возвратил с письмом к УмедАли, сыну Урмана, прося его поспешить приездом своим ко мне для полюбовного решения всех дел с богу и взаимного их примирения»[9].
В середине июня Хоментовский отправил небольшой отряд под начальством хорунжего Жеребятьева на западную оконечность озера ИссыкКуль, к реке Кетмалды для рекогносцировки. В это время в горном проходе рек и Шаты группа бугинских барымтачей совершила нап адение на почту, направлявшуюся от устья реки Тюп к передовому отряду. Нападение было отбито. По этому по воду Хоментовский выразил протест Боромбаю, указав, что подобные поступки в дальнейшем заставят его при менить строгие меры наказания.
Рекогносцировочный отряд, разведав местность до реки Кетмалды, выяснил, что в этих пределах никаких айылов сарыбагышей не осталось. В начале второй половины июня другой рекогносцировочный отряд, посланный Хоментовским под командованием урядника Сомова, также подвергся нападению барымтачей, которые после трехчасовой перестрелки отступили и скрылись в горных ущельях. После этого рекогносцировочному отряду хорунжего Жеребятьева пришлось еще раз столкнуться с сарыбагышскими барымтачами, у которых было отбито 58 лошадей и захвачено 5 пленных. Пленные показали, что они принадлежат манапу Адылу, родственнику Уметалы, и что они ходили на барымту к казахам плем ени дулат и кашкоро без ведома своих правителей. Хоментовский после допроса отпустил пленников, а на имя Адыла написал письмо с просьбой принять строгие меры к прекращению барымты против бугинцев и казах ов. Он указывал, что в противном случае трудно будет разрешить вопрос о принятии их в подданство России и что они могут наоборот, подвергнуться наказанию со сто роны русских властей.
Уметалы и другие представители сарыбагышей на приглашение Хоментовского не явились. Поэтому примирение двух враждующих племен не состоялось. Однак о айылы сарыбагышей откочевали далеко на запад ог озера ИссыкКуль. Между бугу и сарыбагышами фактич ески установился мир.
Экспедицией были достигнуты важные результаты. Помимо топографической съемки значительной территор ии по северному берегу озера ИссыкКуль, были изуч ены с точки зрения хозяйственной и берег, а также само озеро.
На прибытие отряда Хоментовского бугинцы смотр ели как на возможность совершить победоносный поход против сарыбагышей и отомстить им за все прежние их набеги. Поэтому категорическое указание Хоментовского о прекращении набегов против сарыбагышей вызвало с их стороны недовольство. В донесении Гасфорду Хо ментовский писал: «Богу с недоверчивостью смотрят на наши действия на запрещение мое ездить им на барымту к сарыбагышам. Горя ненавистью к последним, они гот овы ополчиться на них поголовно, если мы не окажем содействие»[10]. Однако отряд Хоментовского не имел вражд ебных целей по отношению к сарыбагышам, как это пред ставляли себе бугинцы. Хоментовский вынужден был не однократно убеждать Боромбая, что он прибыл сюда не для нападения на сарыбагышей, а для защиты бугинцев от нападения и для примирения их с сарыбагышами.
При посредничестве Хоментовского отношения бугин цев с албанами приняли самый мирный характер. Все споры, существовавшие между ними на почве барымты, были урегулированы. Это обстоятельство значительно укрепило положение бугинцев в дальнейшем.
В конце июня Хоментовский получил указание Гас форда возвратиться в Верный. Считая цель экспедиции в основном достигнутой, Гасфорд находил, что возведение в землях бугинцев постоянного укрепления пока преждевременно. Кроме того, необходимо было возвращение Хоментовского в Заилийский край, где в это время заметно активизировалась враждебная деятельность кокандских отрядов и барымта, подстрекаемых ими чуйских кыргызов с казахами. К приставу Большой Орды Гасфорд писал: «Принимая в соображение, что: 1) Бурунбай, относительно двуличности которого не могло быть сомнения, ибо никому из кыргыз, особенно родон ачальникам, слепо верить нельзя – теперь сам просит, чтобы посты на ИссыкКуле не занимать; 2) Что прими рение его с сарыбагышами, в чем и состояла первая причина и повод командирования отряда на ИссыкКуль, уже совершилось под покровительством нашего отряда и 3) что за тем нет особенного повода оставаться с отряд ом на ИссыкКуле, занятие коего укрепленным постом преждевременно и в настоящих обстоятельствах беспол езно и не должно быть исполнено… Обловить… родо начальнику сарыбагышей и Бурумбаю, что за примире нием их нет более надобности отряду оставаться на ИссыкКуле, что русские ничего более не желают как тольк о, чтобы они жили между собой в согласии и дружбе под покровительством нашего государя, и что затем, если арыбагыши действительно желают вступить в верно подданство России, имея твердое намерение отказаться от подданства кокандцев, то об этом я не замедлю до вести всеподданнейше до сведения Его Императорского Величества»[11].
С получением предписания Гасфорда Хоментовский 23 июня с отрядом выступил с реки Аксу по направлен ию к Верному. По дороге он оставил поручика Янов ского с частью отряда и с топографами для производств а съемки реки Джергалана, а также рек Каркыра и Чарын в кочевьях албанов. Вызванный им Боромбай по болезни не мог явиться. К нему на реке Мерке яви лись манап Качыбек и некоторые бии, которым Хомент овский передал наставление генералгубернатора о не обходимости жить с албанами и сарыбагышами в мире[12].
В донесении Гасфорду Хоментовский впоследствии оправдывал поведение Боромбая в отношении строительства укрепления, указав, что тот поступает так под давлением своего народа и других манапов.
Излагая свои впечатления о бугинцах и сарыбагышах, в кочевьях которых побывал, Хоментовский в донес ении на имя Гасфорда писал: «Вообще о богу могу ска зать, что это народ чрезвычайно трусливый… Имея в виду, что сарыбагыши для будущих видов нашего правительс тва могут быть нам полезны, я во всех случаях выказыв ал к ним внимание и могу сказать, что этот род во всех нравственных отношениях стоит выше богу. Они более повинуются своим родоначальникам, и нынешние притеснения кокандцев и усиленный ими сбор зякета расположили сарыбагышей в нашу пользу»[13].
Оставив основную часть отряда под начальством хорунжего Жеребятьева на реке Челеке, Хоментовский 6 июля прибыл в Верный.
Важное значение имело участие в экспедиции Ч.Валиханова, который впервые осуществил сбор ценных этнографических и фольклорных материалов. Валиханов впоследствии писал: «Знакомство мое с бурутами нача лось еще в 1856 году во время двухмесячного пребыван ия в восточной половине озера отряда полковника Хоментовского; находясь при экспедиции, я посетил аул Боронбая, собрал несколько замечательных преданий и составил записки о дикокаменных кыргызах. Впоследств ии я имел столкновения с другими племенами: сарыбагышами, солто и, наконец (в 1858–1859 гг.), ознакомил ся с их кочевьями до самого «Кашгара»[14].
Хотя время пребывания Валиханова среди кыргызов было непродолжительным, он сумел собрать ценный ма териал по их истории, этнографии и устной поэзии. Цен ные сведения Валиханов оставил также по истории кыргызов в период Кокандского ханства.
Во время отсутствия Хоментовского спокойствие в Заилийском крае несколько раз нарушалось кокандцами и той частью кыргызов, которые были им подвластны. В июне группа кыргызских барымтачей выступила про тив казахов, совершавших набеги на их айылы. Эта группа напала близ реки Или на русский транспорт, следовавший из укрепления Верный, и разграбила его. Солдаты, сопровождавшие транспорт, были захвачены в плен. Как выяснилось впоследствии, эти кыргызы принадлежали к сарыбагышам и предприняли набег под давлением кокандцев. В ответ на это казахи Старшего жуза из племени дулат, подвластные султану Али, в числе 300 человек предприняли набег на кыргызские айылы племени солто и захватили около 1000 лошадей, в числе которых были и лошади, принадлежавшие кокандцам. Но на обратном пути казахи на реке Чу были нас тигнуты кыргызами и кокандцами, которые отбили у них около 600 лошадей и захватили в плен 13 человек. Один казах был убит.
В начале августа кыргызы отделения тынай из племени сарыбагыш, подвергшиеся незадолго перед этим нападению со стороны казахов племени дулат, предприня ли ответный набег на Заилийский край. В количестве 400 человек они напали на реке Каскелён на аулы каз ахского бия Джайнака и угнали 500 голов скота. Во время нападения было убито 6 казахов и 10 захвачено в плен.
Получив об этом известие, полковник Хоментовский срочно отозвал с Челека отряд Жеребятьева и стал готовиться к выступлению против сарыбагышей. Семенов ТянШанский так писал о причине этого предприятия: «Дулаты, лишенные большого количества своих табунов и стад, обратились к своему русскому начальству с просьбой о помощи и защите. Предоставить дулатов собс твенной участи и оставить безнаказанным разбитие рус ского транспорта значило потерять сразу всякое нравст венное значение в недавно занятом крае и открыть путь дерзким попыткам Кокандских и Каракиргизских набег ов к неокрепшему еще, но уже значительному, русскому поселению Верного»[15].
Кроме того, перемещение отряда вызывалось просьб ой манапа Уметалы, стоявшего во главе части сарыбаг ышей, отделения есенгул. Эти сарыбагыши не принимал и участия в набеге против казахов. В их айылах незадолго до этого было убито 7 кокандских сборщиков зякета. Непосредственные виновники убийства были казнены. Сам Уметалы и манап Торогельды некоторое время находились в заключении в крепости Мерке [16]. Пос ле этого кокандцы стали всячески натравливать солтинцев против подвластных Уметалы сарыбагышей. Бесс ильный противостоять кокандцам, Уметалы в начале августа обратился к Хоментовскому с просьбой прис лать ему русский отряд для помощи в борьбе с напа дающими на него солтинцами[17].
Но не успел Хоментовский выступить, как произошло нападение подвластных Джантаю сарыбагышей на казахские аулы. В письме Гасфорду Хоментовский доносил о том, что он вынужден был выступить против сарыбагышей, подвластных Джантаю: «Сообразив весь вред, причиняемый сарыбагышами, подвластными Джантаю, нашим кыргызам, и дерзость последнего набега, совершенного вблизи укрепления,– писал Хоментовский,– я решился напасть на ближайшие аулы, разорить их и угнать скот»[18].
С отрядом в 200 человек Хоментовский выступил из Верного 13 августа. Пройдя, не замеченный сарыбагышами, через труднопроходимые горные проходы БешМойнок, он достиг долины реки Чу. Через разведчиков ему удалось выяснить расположение сарыбагышей. Их многочисленные айылы, принадлежавшие к отделению тынай, подвластны манапу Джантаю, занимали тогда всю долину реки Чу, несколько выше укрепления Токмак, а стада и табуны их паслись на горных склонах обоих бер егов реки. 17 августа на рассвете Хоментовский врасплох напал на два айыла сарыбагышей, которые в панике бежали, оставив свои юрты и скот. Вместе с русским отрядом в этом нападении принимало участие значительное число казахов, пострадавших от набега сарыбагышей. Хоментовский сообщал: «…бывшие с нами кыргызы в мгновение ока бросились в юрты, закололи сопротивляющихся, за хватили что могли и взяли жен и детей с целью вести их к себе для выкупа своих пленных» [19].
Во время этого нападения было захвачено до 2000 лошадей, около 1000 голов рогатого скота и до 3000 бар анов. После разгрома айылов отряд Хоментовского выступил в обратный путь, но переправа через реку Чу отняла у него много времени. Опомнившись от поражения и получив значительное подкрепление от булекпаев, сарыбагыши начали преследовать отряд Хоментовского. Движение Хоментовского по гористой местности и ущельям, вместе со стадами скота, было очень трудным. СеменовТянШанский по поводу обратного движения отряда писал: «Сначала двинулись в гору табуны, быстро гонимые русскими и кыргызами (т.е., казахами.– Б. Д.), потом стада и партии кыргызских всадников и все эти нестройные массы замыкались долженствовавшим прикрывать их движение немногочисленным русским отрядом, беспрестанно задерживаемых скучением передовых масс на самых узких и опасных местах пути. Сарыбагыши между тем оправились от панического страха, превосходно знакомые с местностью, успели с помощью кокандцев не только надвинуть на русский отряд густые массы всадников, но и обойти его со всех сторон, устроили засады в ущельях и долинах, ведущих к горному перевалу через Алатавский хребет. Лучшие стрелки сарыбагышей, вооруженные своими турками (ружья с фитилями), засели между скалами и меткостью своих выстрелов сделались крайне опасными для растя нувшегося отряда. На своих кыргызов рассчитывать было нечего: большая часть их с легкостью азиатских конни ков успела уже ускакать вперед с гонимыми табунами. Для русского отряда оставался один исход: пробиться силой через толпы каракиргизов, бросая постепенно по дороге отбитые стада, сбор и гон которых отвлекал на некоторое время сарыбагышей от нападения на отряд»[20].
Отряд Хоментовского, понеся некоторые потери, перешел перевал, после чего сарыбагыши прекратили преследование. 20 августа отряд прибыл в Верный.
Для предупреждения нового нападения со стороны кокандцев и сарыбагышей Хоментовский по прибытии на место выставил отряд в 20 верстах от Верного, а такж е выделил постоянные разъездные группы казахов.
В это время в Заилийский край впервые прибыл русский путешественник и ученый СеменовТянШанский. С конвоем в 14 человек 2 сентября он выступил из Верного для исследования восточной оконечности озера ИссыкКуль. Хоментовский предупредил его, что там трудно в это время найти бугинцев, оставивших эти места вследствие войны с сарыбагышами. И действит ельно, летом этого года, после ухода с ИссыкКуля от ряда Хоментовского, вновь началась барымта между бугу и сарыбагышами. Бугинцы вынуждены были вновь откочевать в пограничные с Китаем районы – Каркыра и Текес. В связи с этим Боромбай, несмотря на принят ое им подданство России, вынужден был угождать и китайским властям Синьцзяна. СеменовТянШанский, располагавший более обстоятельными сведениями об этом, писал: «…вследствии продолжительной и кровавой распри между двумя соседними племенами каракирги зов – сарыбагышами (подданными Кокандского ханст ва) и богинцами (подданными России – Б. Д.), последн ие бежали с ИссыкКуля на восток, а первые еще не осмелились занять родовых богинских земель, то есть восточной половины иссыккульского бассейна. Конечно, можно было наткнуться на блуждающие шайки (баранту) той или другой стороны, но всю эту племенную расп рю каракиргизов Хоментовский считал благоприятным обстоятельством для моего путешествия…»[21].
9 сентября Семенов благополучно прибыл на берег ИссыкКуля к устью реки Тюп. Айылов бугинцев здесь в то время не оказалось. Повсеместно встречались сле ды происходивших столкновений. Семенов писал: «На дороге нашей мы встречали в большом количестве ост атки разорванных юрт, очевидно, здесь происходили нынешней весной баранты и побоища между обоими каракиргизскими племенами»[22].
Обследовав восточную оконечность озера, Семенов 16 сентября вернулся в Верный.
Вскоре Хоментовский, идя навстречу желаниям Семенова, организовал новую экспедицию в район западной оконечности ИссыкКуля, где кочевали сарыбагыши. Экспедиция должна была носить исключительно мирный характер. Семенов ставил своей целью научное обозрен ие этой части ИссыкКуля. Но Хоментовский хотел знать, в каком положении находятся сарыбагыши, разу знать, какое впечатление произвело на них появление его отряда в Чуйской долине, и узнать о потерях сарыбагышей.
21 сентября Семенов с отрядом в 90 человек выехал из Верного, имея проводников казахов. По дороге, в 40 верстах от Верного, отряд Семенова неожиданно натолкнулся на группу барымтачей, разграблявших караван ташкентских купцов, шедший в Верный. С частью своего отряда Семенов преследовал барымтачей на некотором расстоянии, но догнать их ему не удалось.
25 сентября отряд Семенова достиг Чуйской долины, где айылов сарыбагышей уже не было. Семенов предполагал, что напуганные сарыбагыши ушли на озеро ИссыкКуль, куда он и решил отправиться через ущелье Боом. Это решение было смелым, так как держать путь по труднопроходимому ущелью, имея у себя в тылу кокандские укрепления Токмак и Пишпек, а впереди нед авно подвергшиеся нападению отрядов Хоментовского айылы сарыбагышей, было делом чрезвычайно рискован ным.
Несмотря на это, отряд Семенова продолжал путь по Боомскому ущелью и 25 сентября, уже выходя из ущелья, наткнулся на маленький айыл. В юртах оказал ись только женщины и дети, которые при приближении отряда бросились ему навстречу, приняв его за врагов и умоляя о пощаде. Семенов дружелюбно и ласково встрет ил их, роздал им подарки и объяснил через переводчи ка, что враждебных намерений по отношению к ним отр яд не имеет и что он идет к манапу Уметалы, с которым хочет быть тамыром, т.е., верным другом. Здесь он уз нал, что айылы сарыбагышей находятся на западной оконечности ИссыкКуля. Вскоре Семенов прибыл туда и объявил, что он пришел в гости к Уметалы и враждов ать с сарыбагышами не собирается.
Вот что он пишет об этом: «Здесь нас ожидала прекрасная юрта, наскоро приготовленная для объявивших себя гостями УмбетАлы. В юртах были разостланы богатые ковры, и когда я уселся на них, то в юрту вошли брат и дядя манапа с некоторыми другими почетными лицами и заявили, что самого УмбетАлы не было дома, так как он будто бы уехал верст за тридцать в долину реки Кочкорка приготовлять байгу, то есть тризну по убитым сарыбагышам»[23].
Семенов объяснил представителям сарыбагышей, что он прибыл для установления дружественных отношений между русскими властями, казахами и кыргызами. Он сказал, что между русскими и кыргызами должны существовать дружественные отношения, что в дальнейшем не должны иметь место барымта или набеги между казах ами и кыргызами, которые легко могут перейти в настоя щую войну. Он объявил при этом, что по закону русског о государства всякие нарушители порядка и спокойст вия подвергаются наказанию, и далее заявил, что приехал к Уметалы, чтобы быть с ним тамыром. В самой гуще сарыбагышских айылов Семенов со своим небольш им отрядом остался переночевать.
Перед самым приездом Семенова на ИссыкКуль ту да прикочевали и присоединились к айылам Уметалы айылы сарыбагышей, подвластных манапу Джантаю. Сам Джантай под предлогом приготовления к байге такж е не являлся.
Таким образом, Семенов благополучно провел экспедицию на западную оконечность озера ИссыкКуль. Он до некоторой степени был удивлен таким благополучным исходом своего рискованного путешествия. «Таким образом,– писал Семенов,– столь недавние враги, готовившиеся только, как мы узнали впоследствии, праздновать аш, т.е., тризну по своим убитым в бою с русскими, вместо враждебной встречи готовили нам почетный при ем. Казаки едва верили глазам своим и подозревали, что тут кроется какоенибудь коварство… Каракыргызы чрезвычайно уважают права гостеприимства и на байгу (скачку) и борьбу, сопровождающие их аши и народные праздники, допускают батырей (витязей) враждебных племен»[24].
27 сентября Семенов, передав подарки Уметалы, со своим отрядом выехал из его айыла и направился в обратный путь, лежавший через перевал Дюрен в КунгейАлатоо и далее через долину Кемин. Сарыбагыши подарили ему несколько лошадей и быков для перевозки грузов.
В эту поездку Семенову, между прочим, удалось впервые установить, что озеро ИссыкКуль истока не имеет, в частности, река Чу не является его истоком, как было принято считать до этого. Так ученый опроверг существовавшие до тех пор ошибочные мнения западных географов, в частности Гумбольдта.
1 октября Семенов со своим отрядом благополучно возвратился в Верный. Недолго пробыв там, он вскоре выехал в Копал, а оттуда при содействии начальника Копальского округа подполковника Абакумова предп ринял поездку на китайскую границу и побывал в гор оде Кульдже у российского консула Захарова.
Поездка Семенова на ИссыкКуль внесла заметное улучшение во взаимоотношения русских властей с кыргызами, в частности с сарыбагышами. Западносибирская русская администрация считала очень важным установление дружественных отношений с кыргызами и потому не одобрила военного столкновения Хоментовского с кыргызами в 1856 г.
В октябре 1856 г. Гасфорд писал Хоментовскому: «Нам прежде всего нужно упрочить наши казачьи вод ворения в Заилийском крае, расположить… к себе разные колена дикокаменных кыргызов, поддерживая в них недовольствие и враждебный дух против коканадцев стараться всячески избегать с ними новых неприязнен ностей и враждебных столкновений»[25].
Экспедиция Хоментовского в кочевья бугинцев, поездки Семенова на восточные и западные оконечности озера ИссыкКуль, продолжительное пребывание на ИссыкКуле отряда Яновского [26] привели к тому, что симпат ии к России среди северных кыргызов значительно возр осли. Что касается казахов Старшего жуза, то в это время господство России в их кочевьях упрочилось окон чательно.
В связи с упрочением положения России в Заилий ском крае и необходимостью создания здесь прочной базы для дальнейшего наступления в глубь Киргизии и Кокандского ханства Гасфорд нашел необходимым об разовать особый округ в составе Западносибирского ге нералгубернаторства. Ходатайство Гасфорда нашло поддержку, и в конце 1856 г. из Заилийского края был создан Алатовский округ[27].
К концу 1856 г. было значительно усилено укрепление Верный. В прилегающих к Верному местностях возникли казачьи станицы – Большая и Малая АлмаАтинские. Переселенцы были наделены достаточными земельными угодьями[28]. Весной 1857 г. царская администрация реши ла увеличить число переселенцев в Семиреченском крае. Это способствовало упрочению господства России на границе с Китаем. Сибирский переселенческий комитет разрешил крестьянам Западной Сибири переселяться в Семиреченский край, но с условием последующего зач исления их в разряд казаков. Переселенцам предоставл ялись все те льготы и пособия, которые были даны царским указом от 8 февраля 1854 г. первым пересе ленцам на Урджаре, Лепсу и Заили [29].
В январе 1857 г. Хоментовский был отозван, а на его место назначен ранее служивший в Заилийском крае полковник Перемышльский. Он придерживался более осторожной политики. «Гасфорд,– отмечал Семенов,– …теперь нашел человека безусловно честного и опытного по службе в Сибири, очень спокойного и рассудитель ного…»[30]
Между тем на ИссыкКуле после ухода отряда Хоментовского, а затем Семенова вновь начались распри между бугинцами и сарыбагышами. После откочевки бугинцев в долину Текес Уметалы с подвластными ему сарыбагышами занял кочевья бугинцев, где и прозимов ал. Только на южном берегу ИссыкКуля оставались в это время зимовать управляемые манапом Самсалы бугинские роды кыдык и джелден, отколовшиеся от Боромбая. Боромбай же попрежнему продолжал обращаться к начальнику Алатовского округа с просьбами о посред ничестве в деле примирения с сарыбагышами. С такой же просьбой обращался и Уметалы, но, как полагает Перемышльский, он делал это с намерением добиться нейтралитета русских властей.
Весной 1857 г. сарыбагыши вновь всей своей силой обрушились на бугинские роды кыдык и джелден. Поскольку бугинцы считались законными подданными Российской империи, Перемышльский нашел нежелательн ым оставить их без защиты и допустить занятие сарыбагышами их кочевий на восточном берегу озера и хребта КунгейАлатоо, где проходили главные торговые дороги в Кашгар. Естественно, что русские власти стрем ились закрепить на этой территории бугинцев. В своем донесении Гасфорду 19 апреля 1857 г. Перемышльский писал: «… надо отправиться на места кочевий богу на ИссыкКуль и попробовать их примирить; в случае же не успеха оставить там… казаков, которых и держать до осени не с тем, чтобы вместе с богу напасть на сарыбагышей, а только, в случае нападения последних, оказ ывать Бурунбаю защиту. Этою мерою лучше всего УмбетАли вынужден будет идти к примирению»[31].
В мае 1857 г., когда в Заилийский край вновь прибыл Семенов, вражда между бугинцами и сарыбагышами не была еще окончена и взаимные набеги продолжались. Бугинцы заняли долину Текеса и Каркыра и снова ока зались в затруднительном положении в части исполнения своего долга как подданные России. Не получая необход имой помощи от еще слабых в Заилийском крае русс ких властей, бугинцы вынуждены были маневрировать. Семенов, характеризуя взаимоотношения между бугинц ами и сарыбагышами в этот период и определяя значе ние данных событий с точки зрения утверждения над кыргызами власти России, писал: «Война между обоими каракыргызскими племенами, владевшими бассейном Исс ыкКуля, была еще в полном разгаре.– Семенов далее указывает,– богинцы, вытесненные кокандскими подданн ыми – сарыбагышами из всего бассейна ИссыкКуля, стремились вернуть себе принадлежавшую им восточную половину ИссыкКульского бассейна, а потому решились вступить в переговоры с приставом Большой Орды о принятии их в русское подданство, обусловливая это под данство поданием им немедленной защиты от врагов, их одолевавших. Это было по отношению к каракыргызам началом того процесса, через который прошла вся кыргызская степь, начиная от Малой Орды, войдя род за ро дом в русское подданство. Каждый род, в него вступив ший, избавлялся тем самым от баранты со стороны родов, находившихся уже в русском подданстве, и мог победоносно бороться со следующим, еще не зависимым родом, так как чувствовал себя под покровительством и защитой России. Тогда и следующий род, окруженный со всех сторон возможными врагами, вынужден был искать себе в свою очередь спасения в переходе в русское под данство.
Перемышльский со своим простым здравым смыслом понимал это положение соседних с ним кочевников и чувствовал неизбежность принятия бугинцев в русское подданство, а с другой стороны, сознавал необходимость дать им в какой бы то ни было форме помощь именно в данную минуту»[32].
Не имея разрешения Гасфорда на организацию военной экспедиции на ИссыкКуль, Перемышльский решил воспользоваться поездкой СеменоваТянШанского. Казачий отряд, назначенный сопровождать Семенова, был усилен. Перемышльский обратился также к султану Тезеку с просьбой выступить со своими силами вместе с Семеновым на восточные оконечности озера ИссыкКуль для обеспечения защиты бугинцев от сарыбагышей. Приглашенный к Перемышльскому старший султан Тезек Нуралиев, будучи русскоподданным, согласился оказать помощь бугинцам. Одновременно, в начале июня, к Пе ремышльскому прибыл от Уметалы посланец с письмом, в котором были изложены жалобы сарыбагышей на бугинцев. Не отвечая на письмо Уметалы, Перемышльский передал через посланного, что, поскольку бугинцы являются подданными России, то и земля, занятая ранее ими, является подвластной и принадлежащей России. Он просил Уметалы оставить эти земли. Требования Пе ремышльского были выполнены, и сарыбагыши, оставив восточное побережье ИссыкКуля, откочевали далеко на его западную сторону. Уметалы опасался выступившего1 из Верного русского отряда, сопровождавшего Семенова, а также передвижения султана Тезека к урочищу Каркыра.
29 мая 1857 г. Семёнов с атрядом казаков выехал из Верного. Путь его лежал через перевалы Сейректаш и Тарайгыр. 7 июня он достиг кочевья бугинцев на реке Малая Каркыра. Главный манап бугинцев Боромбай, по ложение которого в это время было критическим, встре тил Семёнова с большой радостью. Семенов разъяснил Боромбаю основную цель своего путешествия. Поскольку дорога Семенова лежала по Джуукунскому ущелью, для Боромбая открывалась возможность возвратить свои земли и пашни, а также садовые насаждения по реке Джууку. Боромбай предоставил Семенову необходимое число лошадей и верблюдов для продвижения экспедиц ии в глубь ТяньШаня. С небольшим отрядом, состоявш им из 49 казаков, 9 июня Семенов направился к Джуу кунскому ущелью. По дороге он встетил группу бугинских пленных, отпущенных только накануне откочевавш ими с берега ИссыкКуля сарыбагышами. Семенов благ ополучно добрался до истоков реки Нарын и произвел ценные научные исследования.
На обратном пути среди гор Семенов неожиданно наткнулся на «мертвое поле» битвы, на котором про изошла кровавая схватка бугинских родов кыдык и джельден с сарыбагышами весной 1857 г.
Бугинские роды кыдык и джельден, подвергшиеся нападению на южном берегу озера, с большими потерями вышли на плоскогорье Джуукунского перевала, преследуемые по пятам сарыбагышами. На Джуукунском плоскогорье они были с двух сторон настигнуты отрядами Уметалы, гнавшимися за ними по пятам, и Торогельды, обходившим их со стороны верховьев Нарына. После отчаянного боя судьба этих бугинских родов была решена. Только незначительной части удалось спастись бегством, остальные пали на поле битвы. «Род кыдык, – писал СеменовТянШанский, – был богат и силен: он мог один выставить 3000 всадников, способных носить оружие, а стадам и табунам его не было счета. У родон ачальника кыдыков, бия Самсалы, в частной его собс твенности считалось не менее 3000 лошадей; но Самса лы, гордый и заносчивый, поссорившись с манапом Бурумбаем, имел неосторожность откочевать со всем своим родом и расположиться уединенно на юговосточной око нечности ИссыкКуля. Сарыбагыши, сторожившие пос тоянно за непримиримыми своими врагами, тотчас воспользовались этой неосторожностью, обошли ИссыкКуль, отрезали кыдыков от сообщения с остальными бугинцами и неожиданно напали на беззащитные их аулы. Панический страх овладел кыдыками; они бежали со всеми стадами и имуществом куда могли и, наконец, потеряв 500 человек убитыми и 1200 взятыми в плен, брос ились через высокий Заукинский проход на Малую Бухарскую сторону ТяньШаня, которую и хотели обойти для соединения со своими соплеменниками. Стада, кон ечно, погибли на дороге, и Самсалы, потеряв все свое богатство и часть своего семейства, едва мог возвратитьс я к Бурумбаю со слабыми остатками своего рода»[33].
Во время пребывания на ИссыкКуле Семенов нап исал письмо на имя Уметалы с предложением примир иться с бугинцами. В своем ответе Уметалы отказывал ся начать переговоры о примирении до разрешения всех споров между сарыбагышами и бугинцами. Уметалы предлагал произвести подсчет потерь со стороны бугинцев и сарыбагышей, причем потери людьми расценивать не вообще, а по их принадлежности к белой или черной кости. От себя в качестве подарка Семенову – своему тамыру, бывшему в его доме гостем в прошлом году, Уметалы отправил плененное сарыбагышами семейство Боромбая и свою сес тру, жену сына Боромбая, передав их всех на личное его смотрение. Этих пленных Семенов передал Боромбаю[34].
Во время пребывания Семенова на ИссыкКуле рус ское командование получило подробные сведения о вспыхнувшем восстании против китайских властей в Восточном Туркестане.
В волнениях, происходивших в Западном Китае, постоянно принимали участие пограничные с Кашгарией кыргызы, в том числе бугинцы, летние кочевья которых на Каркыре и Текесе непосредственно соприкасались с владениями Китая. Ходжи – претенденты на престол, свои походы на Кашгар обычно подготовляли на терри тории Киргизии. Киргизия в этом отношении представляла благоприятную почву. Население Восточного Туркестана, имевшее большие экономические и культурнополитические связи с кыргызами, легко передавало им свою ненависть к владычеству китайских феодалов. Кроме того, власть китайских феодалов еще продолжала держаться над рядом пограничных с Китаем кыргызских племен. Для них участие в антикитайском восстании являлось путем освобождения от иноземного гнета.
При таком положении дел Россия, территориальные владения которой теперь с присоединением Заилийского края и принятия подданства России бугинцами непосредственно граничили с Западным Китаем, не могла остаться безучастной к происходившим там событиям. Еще не были твердо уточнены границы с Китаем в районах кочевий кыргызов и казахов Старшего жуза. В 1857 г. русское консульство в Чугучаке было сожжено[35].
В начале 1858 г. русское правительство вступило в переговоры с Китаем о водворении вновь Российского консула в Кульдже и Чугучаке. Одновременно, в январе 1858 г., Чокан Валиханов был отправлен Гасфордом вместе с татарином Файзулой Ногаевым в Верный для дальнейшего следования в айыл манапа Боромбая. Валиханову было предложено собирать всеми возможными способами сведения о населении, торговле, политическом и военном положении Восточного Туркестана, а также устроить совещание с манапами бугинцев по поводу обесп ечения дальнейшей их безопасности[36]. По прибытии снаряженного в Семипалатинске торгового каравана в Верный Валиханов должен был присоединиться к нему и под видом торговцародственника караванбаши про ехать в Кашгар.
Намеченный в Кашгар торговый караван взялся организовать в Семипалатинске купец Букаш Аюпаев. К этому делу он привлек еще нескольких бухарских торговцев и образовал караван из 100 верблюдов и 50 лошадей. В середине мая 1858 г. караван вышел из пределов Семипалатинской области с товарами на сумму 18300 руб. и 13 июня на реке Каратал, где к нему присоедин ился Валиханов, переодетый в одежду торговца под именем Алымбая, родственника караванбаши – Мусабая1.
Действительной целью посылки каравана было обеспечение успеха порученного Валиханову дела[37]. Караван в начале августа достиг перевала Санташ, где к нему присоединился казачий отряд из сотни казаков для охраны каравана до Джукунского ущелья на южной стороне озера ИссыкКуль. 6 августа караван достиг коч евья бугинцев и был встречен бугинским манапом Карачом. Далее караван пришел в айыл Бурсука, стар шины небольшого поколения рода кыдык. Старшего манапа бугинцев Боромбая в это время уже не было в живых. Он умер еще в начале мая этого года, и теперь бугинцы в 90й день его смерти, раскинув свой айыл на широкой долине Кеген, готовились торжественной байгой отпраздновать тризну по своему главному «родоначаль нику».
Здесь, в кочевьях бугинцев, караван имел столкновение с кокандскими сборщиками зякета, требовавшими выплаты торговой пошлины[38]. Кокандцы, после неболь
1 Имя Алим Валиханову было дано не случайно. Букаш знал, что лет двадцать тому назад из Кашгара в Семипалатинск приехал торговец с малолетним сыном, имя которого было Алим. Впоследств ии этот кашгарский торговец со своим сыном уехал в Саратов и бол ее о них ничего не было известно. Но Букаш хорошо знал, что он обратно в Кашгар к своим родственникам не возвратился. Поэтому Букаш решил выдать Валиханова за Алима, уже подросшего и, след овательно, значительно изменившегося. (См. сэч. Чокана Чингисовича Валиханова. Зап. РГО по отд. этнографии, т. 24, Спб., 1904, стр. 26).
шой схватки с торговцами, вынуждены были отказаться от своих намерений. После этого караван, оставив айыл бугинцев, через Джукунское ущелье благополучно про шел в Кашгар. Караван вернулся в следующем году весн ой через Нарын. Во время пребывания в айыле бугин цев и движения каравана по территории Киргизии в Кашгар и обратно Ч. Валиханову удалось осуществить ценные для науки наблюдения и исследования[39]. Особен но ценными были собранные им сведения по истории кыргызов периода кокандского завоевания, родоплеменн ому составу кыргызов, кыргызскому эпосу «Манас» и др.
Наряду с отправкой каравана в Кашгар Гасфорд ре шил сам лично ознакомиться с положением дел в Заилийском крае и на границе с Кашгарией. В конце мая 1858 г. он выехал из Омска в Верный. Одновременно генералгубернатор предложил Перемышльскому двинуть казачий отряд к горному проходу Санташ для защиты бугинцев от нападения сарыбагышей, а также с целью прекратить междоусобия внутри бугинцев, возникшие в связи с пред стоящим избранием нового старшего манапа вместо умершего Боромбая, прежде чем кокандцы успеют воспользоваться этими раздорами. Правда, в связи с угрозой нападения сарыбагышей междоусобия среди бугинцев большого распространения не получили. Еще до прибытия Гасфордав Верный Перемышльский с отрядом отправился к Санташу и вызвал к себе всех главнейших манапов бугинцев, разделяющихся на две группы, из которых одна в известной мере ориентировалась на Россию и стояла за избрание Качыбека или сына Боромбая. Перемышльский предложил согласовать свой выбор и поехать в укреплен ие Верный для представления Гасфорду.
Бугинские манапы остановили свой выбор на сыне Боромбая, которому было двадцать лет. Гасфорд в Верн ом устроил прием бугинским манапам и дал свое согласие на кандидатуру сына Боромбая, как временно избранного в должности старшего манапа. В дальней шем, если он оправдает доверие и выбор его еще раз будет подтвержден манапами, он должен утверждаться в этой должности постоянно. Гасфорд дал некоторые общие наставления бугинским манапам о сохранении ими взаимного согласия, чтобы таким образом лишить кокандцев возможности, пользуясь междоусобной борь бой, вмешиваться в их дела. «Затем,– доносил Гасф орд,– раздав всем бывшим у меня бугинским манапам обычные подарки, я отпустил их обратно в горы, под твердив оказывать всякое пособие и покровительство наш им торговым людям и караванам вообще»[40].
Но в то же время и кокандцы уговаривали бугинцев отправить своих представителей к хану для окончательного определения их дальнейших позиций по отношению к Коканду. Правитель Ташкента требовал прибытия в Пишпек главных бугинских манапов, последние отвергли это требование, боясь, что они могут быть там задерж аны в качестве заложников. Но посланцы в Ташкент все же были отправлены. Отправка в Ташкент представ ителей бугинцев объяснялась особым их положением в этот период. Не имея реальной поддержки со стороны русских властей, на которую бугинцы могли бы оперетьс я в своей борьбе с Кокандом, и находясь под угрозой внезапного нападения сарыбагышей, подталкиваемых и поддерживаемых кокандцами, бугинцы занимали в это время двойственное положение. Обо всем происходивш ем у них бугинцы письменно уведомляли начальника Алатовского округа[41]. Кроме того, среди бугинцев жил русский агент Файзула Ногаев, который своевременно сообщал Перемышльскому обо всех событиях в среде бугинцев, особенно в отношении кокандцев. Перемышльский, как и раньше, просил султана Тезека оказать не медленную помощь бугинцам в случае нападения на них сарыбагышей, на что Тезек изъявлял готовность. Поездки Семенова и Валиханова в айылы бугинцев, а также дру гие меры, принятые начальником Алатовского округа, временно парализовали попытки кокандского хана к восстановлению своей власти над бугиндами.
Однако положение бугинцев оставалось трудным. Они стали объектом политических интриг и игры между крупными государствами. Вследствие этого они вын уждены были занимать нередко двойственную позицию. И только дальнейшие активные действия России могли внести окончательную ясность в неустойчивое положение бугинцев и обеспечить им прочное политическое полож ение и спокойствие, необходимые для нормальной жизни.
* * *
Таким образом, в 1850х гг. были сделаны первые практические шаги, направленные к утверждению Царской России в Северной Киргизии. Несмотря на напряженность и сложность международного положения России, создавшегося накануне Крымской войны, и тяжелое поражение, понесенное царизмом в этой войне, колонизационное движение в сторону Северной Киргизии продолжало развиваться.
В 1854 г., с основанием укрепления Верного, в Заи лийском крае господство России прочно утвердилось в кочевьях казахов Старшего жуза. Царизм вплотную по дошел к пределам Северной Киргизии. Происходившие в это время среди северных кыргызов межплеменные раздоры, в частности борьба между манапами бугу и сарыбагыш, создали благоприятные условия для царских властей Алатовского округа к вмешательству во внут ренние дела этих племен. Царские власти умело использ овали также барымту и феодальные войны кыргызов с казахами Старшего жуза. Произвол и насилие, осуществ лявшиеся кокандскими чиновниками, тяжелый ханскофеодальный гнет, которому подвергалось кыргызское на селение, неизбежно толкали основную массу кыргызского народа на поиски выхода из этого положения, к приня тию российского подданства. Принятию русского подданства способствовали и многочисленные притеснения кыргызов со стороны феодального Китая, которым особенно подвергались племена бугу, черик и чонбагыш, кочевав шие в пограничных с Западным Китаем районах Кир гизии.
Вследствие всех этих обстоятельств прииссыккульские кыргызы племени бугу окончательно приняли в 1855 г. русское подданство.
После Крымской войны царская Россия не только не ослабила, но в некоторых пунктах, в частности в Средней Азии, активизировала свое колонизационное движение. Овладение Средней Азией царизм рассматривал как своего рода реванш за крымское поражение. Именно после Крымской войны было поставлено в качестве неотложной задачи соединение Сибирской и СырДарьинской линий. Соединение Сибирской и СырДарьинской линий, связанное в основном с закреплением господства цар ской России в Казахстане и на подступах к среднеазиатс ким ханствам, одновременно решало вопрос и о колони зации Северной Киргизии, так как линия соединения дол жна была идти через Чуйскую долину. В этот же период, в связи с расширением торговых связей России с Западн ым Китаем, выросло значение караванного пути на Кашгар. Удобнейший торговый путь в Кашгар и Западн ый Китай пролегал через территорию Киргизии. Необ ходимость обеспечения безопасности торговых путей уск оряла утверждение господства России не только в Чуйской долине, но и во всей Северной Киргизии.
[1] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 16.
[2] Там же.
[3] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 16.
[4] Там же, док. 12.
[5] Там же, д. 27, док. 27.
[6] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 15, док. 15.
[7] Там же, д. 17, док. 43.
[8] ЦГИА Узб. ССР,ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 50.
[9] Там же.
[10] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 62.
[11] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 54.
[12] Там же, док. 67.
За оказание бугинцами содействия отряду, выразившегося в предоставлении лошадей, верблюдов, а также трехсот баранов для пищи, Хоментовский роздал подарки бугинским биям. Боромбаю он выдал от себя столовый серебряный прибор.
[13] Там же.
[14] Ч. Ч. Валиханов. Очерки Джунгарии. Зап. РГО, кн. 2, 1861 стр. 44.
[15] Поездка из укрепления Верного через горный перевал у Суок Тюбе и ущелье Буам к западной оконечности озера ИссыкКуль в 1856 году.
Зап. РГО по общ. геогр., 1867, т. I, стр. 112.
[16] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 62.
[17] Там же, д. 17, док. 75.
[18] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 62.
[19] Там же.
[20] См. Семенов П.П. Указ. соч., стр 114.
[21] Семенов-Тян-Шанский. Путешествие в ТяньШань с 1856–1857 гг. М., стр. 94.
[22] Там же,
[23] П.П.Семенов-Тян-Шанский.Указ. соч., стр. 117.
[24] П.П.Семенов-Тян-Шанский.Указ. соч., стр. 117.
[25] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 85.
[26] С 10 мая по 10 октября Яновским были сделаны топографичес кие съемки местности на озере ИссыкКуль, по северному его берег у до урочища Кисенгыр и по юговосточному берегу до реки Джуукы, где проходила главная караванная дорога в Кашгар. Были сняты также земли, начиная от перевала Санташ до истоков рек Каркыра и Чарына. См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 87.
[27] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 91.
[28] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, док. 7.
[29] В Семиреченском крае решено было водворить за рекой Или на урочище Талгар 97 крестьянских и 25 казачьих семейств, на Иссык Куле – 100 крестьянских и 25 казачьих сэмейств, на Илийсхом пикете и у переправ через р. Или – 10 крестьянских семейств. В пикете КокСуйском, где в 1856 г. был построен «царский мост» и где проходили торговые пути из Копала в укрепление Верный и г. Кульджу, было поселено 15 крестьянских и 5 казачьих сзме1 сгв. Исполняющий обязанности окружного начальника полковник Абакумов наметил ряд пунктов для переселенцев также в Копальском округе. (См. ЦГИА Узб.
ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, док. 7).
[30] П.П.Семенов-Тян-Шанский. Путешествия в ТяньШань…, стр. 141.
[31] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, док. 61.
[32] Семенов-Тян-Шанский. Указ. соч., стр. 142.
[33] П. П. Семенов. Первая поездка на ТяньШань в 1857 г. Вестник Русск. Геогр. обва, т. 23, вып. 5, стр. 11–12.
[34] В свою очередь Семенов передал для Уметалы подарки: 12 лучших коней, предоставленных ему Боромбаем, 6 кусков кавказских шелковых тканей, несколько роскошных казанских изделий, шитых золотом, и другие ценные предметы. (См. СеменовТянШанский. Указ, соч., стр. 208).
[35] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, док. 121.
[36] Валиханову были даны подарки для Боромбая и других бугин ских старшин на сумму 160 р. 75 коп. и, кроме того, 200 руб. деньгами.
[37] В своем донесении министру иностранных дел от 26 июля 1858 г. Гасфорд указывал: «В бытность мою в Семипалатинске я вновь подтвердил Букашу Аюпаеву, чтобы в предприятии этом он не гнался за выгодами и барантами, а помышлял исключительно об успехе порученного ему дела, согласовал направление каравана с желанием агента нашего. Хотя купец Букаш Аюпаев по старости лет и по недавним смутам в Кашгарии отказался идти сам с караваном, но поручил его своему сыну, приказав ему действовать во всем сог ласно с желанием нашего правительства, что также и подтверждено и караванбаши, которым назначен Мусса Бей, ташкентец, проживаю щий в Копале». (ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20, док. 142).
[38] Валиханов пишет: «Кокандский юзбаши (сотник), присланный из Пишпека для сбора с бугинцев зякета (бугинцы хотя русские подд анные, но всетаки не пренебрегают ни кокандцами, ни китайцами) приехал в караван с 6 солдатами и потребовал, чтобы заплатили пошлину. Его спросили: какую пошлину и за что? Юзбаши обиделся, отбил до 300 баранов и, загнав их на гору, стал торжественно охра нять добычу». (См. указ, сэч., стр. 76).
[39] На основании этих сведений Валиханов впоследствии написал свою известную работу об Алтышаре. См. Ч. Валиханов. Указ. соч.
[40] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20, док. 142.
[41] Например, в письме бугинцев, полученном Перемышльским в начале 18о8 г., сообщалось об их посольстве в Ташкент и об отказе их манапов поехать к кокандскому военачальнику в Пишпек. (См. донесение начальника Алатовского округа к Гасфорду от 8 мая. 1858 г., за МЬ 179).
ГЛАВА ВТО РА Я
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КЫРГЫЗОВ
С КОКАНДСКИМ ХАНСТВОМ И РОССИЕЙ В КОНЦЕ 50-Х ГОДОВ
Весной и летом 1857 г. позиция Кокандского ханства пошатнулась во всей Северной Киргизии. Антикокандские волнения среди кыргызов Чуйской долины и казахов, кочевавших в ок рестностях АулиеАта и Чимкента, вылились в восстание, носившее национальноосвободительный характер. Непо средственным толчком к восстанию явился произвол таш кентского бека МирзаАхмета, который беспощадно взы скивал зякет, а у бедняков, обременных недоимками, от бирал детей и отдавал в работники богатым.
Восстание казахов и кыргызов началось успешно. Чимкент и АулиеАта были осаждены восставшими, один кокандский отряд около Пишпека был разбит. Это обстоятельство заставило МирзаАхмета лично выступить из Ташкента с крупными военными силами и вначале рассеять восставших под АулиеАта. Но вскоре он вынужден был укрыться в крепости. Положение МирзаАхм ета в осажденной крепости было очень тяжелым, и спас тись ему удалось лишь благодаря прибытию в АулиеАта новых подкреплений ханских войск, посланных из Коканда. Только после этого восстание было подавлено.
Кыргызы Чуйской долины, принимавшие участие в восстании против Коканда, снова стали искать Российского подданства. Гасфорд в своем отношении на имя генералгубернатора Оренбургского края отмечал 23 сентября 1857 г.: «…еще одно многочисленное колено ро да сарыбагыш просило о поступлении в подданство его величества государя императора»[1].
Хотя хану и удалось подавить восстание казахов и кыргызов 1857 года, однако внутреннее положение ханства оставалось трудным. В конце 1857 г. начались волнения среди кипчаков и кыргызов Ферганской долины. Нередко оказывали непокорность и отдельные прави тели крупных городов. В этом отношении особенно выде лялись правители Ташкента.
Одной из главных причин частых волнений в Коканд ском ханстве была непомерная тяжесть налогов и прои звол представителей власти. Катенин в донесении ми нистру иностранных дел от 27 января 1858 г. указывал: «…поборы с народа огромны и собираются при всевозм ожной несправедливости и насилиях, так что не только кыргызы, но даже сами кокандцы желают будто бы наш его покровительства и с нетерпением спрашивают, скор о ли русские овладеют Туркестаном»[2].
Несмотря на продолжавшиеся внутренние волнения, кокандскому хану все же удавалось оказывать сопротивление наступательному движению вооруженных сил империи как на СырДарьинской линии, так и со стороны Западной Сибири.
К осени 1857 г. кокандское правительство значительно увеличило численность своих гарнизонов в Чуйской долине[3]. В АулиеАте стоял сильный гарнизон. В его обязанность, кроме сбора зякета, входило наблюдение за казахскими племенами, пытавшимися уйти изпод власти кокандского хана на территории, подвластные России.
Боясь совместного выступления казахов и кыргызов, кокандское правительство стало искусственно разжигать национальную рознь между ними, подстрекая против кыргызов сыновей султана Кенесары.
Все это дало возможность кокандским правителям на некоторое время снова утвердить свою власть над северными кыргызскими племенами (за исключением бугинцев). Большинство кокандских военных укреплений в Северной Киргизии вновь было занято сильными гарниз онами, обеспечивавшими полное подчинение кыргызов власти хана. Кокандцы рассылали также письма биям и султанам казахов Старшего жуза, не решаясь, однако, предпринять какиелибо военные действия против Заилийского края.
Весной 1858 г. в Пишпек со своими отрядами при были кокандские военачальники Рустамбек и ПирМухаммед. Вслед за ними прибыл также комендант креп ости АулиеАта Атабекдатха. Отдельные его отряды стали переходить на правый берег реки Чу и совершать нападения на казахские аулы. Атабек заставил принять участие в нападении на казахов манапов Джангарача и Торогельды. Одновременно Атабек обратился к влия тельным казахским султанам и биям, в частности к султ ану Али, с призывом перейти на сторону кокандцев[4]. В казахские аулы были отправлены представители кокандского хана для переговоров с целью склонить казахов на сторону Коканда. В качестве таких представителей были посланы коменданты Пишпека Алишердатха, сын Джантая Шабдан, родственник Джангарача Вошкой и сын его Чолпонбай [5]. Действия манапов чуйских кыргызов в это время определялись главным образом давлением на них кокандских военачальников. Двойственное поведение Джангарача было вынужденным, что очевидно из сле дующего донесения Перемышльского Гасфорду от 21 мая 1858 г: «… Джангарач, в знак покорности и мира, прислал мне пулю со своей печатью, что он сделал тай но от ташкентцев, ибо они строго за ним присматри вают»2.
В ответ на деятельность кокандских властей Перемышльский весной 1858 г. выступил с отрядом из Вер ного[6][7]. Казахские аулы, опасаясь возможных военных столкновений между кокандцами и заилийским отрядом, массами стали перекочевывать ближе к укреплению Верному. Когда Перемышльский прибыл к реке Каскелен, кокандский отряд, оставив казахские аулы, ушел обратно за реку Чу.
В Каскелене, куда под защиту русского отряда перекочевали казахи волостей чапрашты и ботбай, были задержаны посланцы Атабека и выданы Перемышльскому. Алишердатха задержан чапраштинским бием Суранчы, а манапы Вошкой и Чолпонбай – ботбаевским бием Супатаем. В письме к кокандским военачальникам Перемышльский предварительным условием освобождения пленных поставил немедленное возвращение казахов, плененных кокандцами и кыргызами во время их предыдущих набегов, а также возвращение угнанного скота. Кроме того, он требовал возвращения награбленных ма териальных ценностей, принадлежавших торговцам – подданным России.
В связи с отступлением кокандцев за реку Чу Перемышльский со своим отрядом вскоре вернулся в Верный, выставив в 40 верстах от укрепления наблюдательный казачий пост[8].
В ответном письме начальнику Алатовского округа кокандские военачальники и Атабекдатха пытались доказать свои права на сбор зякета с заилийских казахов. «Заилийские казахи»,– утверждали они,– издавна являются подданными кокандского хана и поэтому русские власти не имеют основания считать их своими подданными, не в праве вмешиваться в их дела, «возмущать» их против кокандцев и т. д. Кокандские власти просили также освободить арестованных кыргызских манапов и Алишерадатху[9].
Начальник Алатовского округа не счел необходимым вступать в дальнейшие переговоры с Атабеком и решил обратиться непосредственно к правителю Ташкента Мир заАхмету, находившемуся в это время в АулиеАта. Пе ремышльский в письме доказывал подданство казахов Старшего жуза Российской империи и предъявлял кокандцам обвинение в нарушении мирных отношений, выразившемся в недавнем нападении их на казахские аулы, кочевавшие по правой стороне реки Чу[10].
Гасфорд, получив известие о нападении кокандских отрядов на Заилийский край, дал указание начальнику Алатовского округа не предпринимать пока решительных действий. В своем отношении от 5 мая 1858 г. Перемышльскому Гасфорд писал: «Время решительных дей ствий еще не наступило, поэтому надо терпеливо выжид ать оного и стараться предустранять по возможности наносимый ими вред нашим кыргызам, тем более, что многие из них кочевали и теперь кочуют по обе стороны реки Чу и без сомненья часто дают повод кокандцам к неудовольствиям, не вознаграждая их на позволение пастись на левом берегу реки Чу»[11].
Что касается требований о возвращении имущества торговцев, разграбленного кыргызами, то Гасфорд предлагал и в этом деле действовать более умеренно. Он писал: «Впрочем, я представленным этими торговцами счетам о разграбленном шайкою Джангарача имущест ва не даю полной веры. У них привычка в подобных случаях из мухи делать слона и показывать потерянным то, чего у них никогда не было»[12].
Кокандские военачальники Рустамбек и Пирмухам мед не передали однако МирзаАхмету адресованное ему письмо, опасаясь, что они могут подвергнуться наказанию, поскольку в письме говорилось об их нападении на казахские аулы, предпринятом без разрешения МирзаАхмета. От своего имени они еще раз обратились с письмом к начальнику Алатовского округа, в котором писали: «Повеление нашего хана и Парваначи такое: чтобы мы отыскивали наши волости, издревле платившие зякет и дани и старались возвращать их добрыми сло вами, и ежели они будут повиноваться, награждать их, но ежели будут оказывать сопротивление, тогда еще сделать им два, три подобных добрых наставления, и когда они послушают добрых слов, то за добро награж дать добром, но ежели и затем не будут слушаться – нападать на них и чебарить»[13]. Начальник Алатовского округа не ответил на это письмо и прекратил всякие пер еговоры.
В это время в кочевье бугинцев был отправлен каза чий отряд под начальством есаула Варагушева, котор ому было приказано оказать поддержку бугинцам в случае нового нападения на них сарыбагышей и дать ре шительный отпор попыткам кокандцев собирать зякет с бугинцев[14]. Начальник Алатовского округа обратился также к казахам племени албан с просьбой оказать подд ержку бугинцам. Эти меры дали свои результаты. Когд а летом 1858 г. подстрекаемые кокандцами сарыбагыши совершили новое нападение на бугинцев, казахи племени албан решительно выступили в их поддержку. С помо щью отряда есаула Варагушева и албановцев бугинцам удалось разбить сарыбагышей, которые вынуждены были бежать с берегов ИссыкКуля на плато Тарагай, а предв одитель их, манап Торогельды, попал в плен к бугин цам[15].
Вскоре новое осложнение внутреннего положения Коканда отвлекло его внимание от Северной Киргизии. Начались военные столкновения между Бухарой и Кокандом, восстали каратавские казахи. Эти обстоятельства заставили Худоярхана отозвать МирзаАхмета из АулиеАты в Ташкент. Начался отход кокандских военных отрядов во внутренние области ханства. Кокандские отряды в большинстве своем оставили также и Пишпек, не успев полностью собрать зякета с чуйских кыргызов. Кыргызы Чуйской долины вновь почувствовали себя относительно свободными. Те из них, кто недавно под нажимом кокандцев участвовал в нападении на Заилийский край, теперь старались жить мирно и стремились наладить дружественные отношения с подвласт ными России казахами Старшего жуза. Сторонники рос сийской ориентации среди кыргызов также почувствов али себя более уверенно. Солтинский манап Джангарач обратился к новому начальнику Алатовского округа Колпаковскому с письмом, в котором еще раз выразил желание жить в мире и дружбе с подвластными России казахами Большой Орды, и дал обещание, что подвластн ые ему кыргызы не будут делать более набегов[16]. В связи с этим начальник Алатовского округа обратился с соот ветствующим ходатайством на имя Гасфорда об освобожд ении из плена сына, брата и др. людей Джангарача, со державшихся в Верном [17]. Для того, чтобы на деле убедитьс я в искренности обещаний Джангарача, генералгубернат ор распорядился временно оставить в качестве залож ника брата Джангарача, Бошкоя, а освободить только его сына Чолпонбая. Гасфорд в письме к Колпаковскому писал: «Желая показать Джангарачу, что и мы с нашей стороны не желаем враждовать с ними и мстить за сде ланные ими нашим кыргызам обиды, а, напротив, хотим, чтобы те и другие жили между собой в добром согла сии,– разрешаю вам отпустить сына Джангарача Чол понбая в свои кочевья, внушив ему, чтобы он передал своим соплеменникам, что вовсе не имеем намерения нападать на них, что русское правительство никогда не делает им зла и всегда готово оказать великодушие»[18]. Колпаковский пригласил Джангарача в Верный для личного свидания и решения вопроса об освобождении его брата Бошкоя. Так между начальником Алатовского округа и Джангарачем установились дружественные отношения. Это было закономерно, так как Джангарач теперь мог действовать по своему усмотрению, без ориентировки на кокандцев, как это имело место прежде. В связи с этим прекратились набеги и барымта между подвластными России казахами Старшего жуза и кыргызами Чуйской долины.
Между тем положение внутри Кокандского ханства оставалось напряженным. Продолжалась вражда с Бухарой изза УраТюбе. В 1858 г. кыргызы племени кон град в числе 500 юрт, спасаясь от насилия кокандских властей, бежали в пределы Бухары, что еще более способствовало усилению раздоров между Бухарой и Кокандом. Наряду с этим около Андижана и Маргелана подняли восстание отдельные группы кипчаков и кыргызов под предводительством старшины Ханбека[19].
Особенно ощутимый удар власти Худоярхана занес ло восстание каратауских казахов 1858 г. Непосредст венной его причиной явился грубейший произвол ташк ентского наместника МирзаАхмета. Командующий СырДарьинской линией генералмайор Данзас в своем донесении Оренбургскому генералгубернатору от 7 июня 1858 г., касаясь причин восстания, писал: «МирзаАхмет выслал своих зякетчиков в каждый род и в каждое отделение, дав им команду по 100 и по 200 челов ек. Эти зякетчики простерли свою дерзость до того, что назначили подать по одной тилле за каждую взрослую девочку, за позволение выходить замуж; при этом, разн ым бесчинствам не было конца, так, например, зякетчи ки свидетельствовали всех женщин и по грудям узна вали, замужем ли она, или девица. Эти бесчинства, на конец, вывели из терпения кыргызов, они убили прежде всего Мурзабая, брата правителя Ташкента, муллу Майсупа, пятисотенного начальника и других зякетчиков; после чего взбунтовались все кыргызы на Алатоуских горах, а именно: КаплиЧанклинцы, Кукулинцы, Кутенченцы, Дулатцы, Бистамгалинцы и кыргызы кызаевского рода, подступили к АулиеАта и другим соседним кре постям: Чулак, Аксагата, Тукпак, Чилек и заставили правителя Ташкента запереться в крепости»[20].
Одновременно с каратаускими казахами восстали и туркестанские казахи племен конград, найман, кыпчак и аргын. Они вышли из повиновения туркестанскому беку МирзаПаяза и провозгласили своим ханом султана Джапекена.
Выяснив причины восстания, хан сместил МирзаАхмета и направил в Ташкент в начале июня своего брата Маллябека с войском для наведения порядка в казахских кочевьях[21]. Он советовал ему вести более умеренную политику по отношению к казахам.
Восставшие каратауские казахи вскоре начали перекочевку на подвластные России территории. Они обратились к Гасфорду с просьбой о принятии их в подданство Росс ии3. Их просьба была удовлетворена[22]. Но тем временем, получивг полное» прощение от кокандского хана, значит ельная часть казахских аулов вернулась обратно на свои бывшие кочевья, так как районы кочевья на правой стороне реки Чу оказались крайне неудобными изза не достатка воды и отсутствия кормов для скота[23].
Напряженное положение в Кокандском ханстве повлияло и на кокандских наместников в Чуйской долине. Не имея достаточных военных Сил, они были заинтересованы теперь в том, чтобы всячески избегать военных столкновений с Заилийским русским отрядом и все спорные вопросы решать путем мирных переговоров. Комендант крепости Пишпек Атабекдатха отправил в середине августа к Колпаковскому ташкентского юзбаши Дубая с письмом. Он снова пытался доказывать право кокандского хана на владение казахскими племенами, кочевавшими в Заилийском крае. Атабек писал: «Еще во времена наших покойных ханов Алим Хана и Мухамед Али и воинского Кушпека и даже раньше кыргызы родов Бутбай, Кашкары, Чапрашты, Албан, Суван, Найман и Джалаир были нашим народом и давали хану и нашим бекам зякёт си другие подати, Считая себя подданными, о чем И Вы знаете. Наш парваначи, МирзаАхмет, был строгим и де лал много обид и притеснений этому народу, а потому кыргызы все бежали» [24].
В письме содержалось, кроме того, оправдание по поводу недавнего нападения кокандского отряда на казахские аулы. Атабек просил Колпаковского об освобожден ии пленных кокандцев и передал желание в дальнейш ем жить в мире и дружбе. Военные нападения кокандцев на казахские аулы он объяснял как личные распоряжения ташкентского правителя МирзаАхмета, который теперь заменен Маллябеком. В ответном письме Колпаковский также подчеркивал желательность мирных и дружественных отношений[25][26]. Эти переговоры до некоторой сте пени способствовали налаживанию мирных отношений между русскими и кокандскими властями. Колпаковский в это время еще не ставил перед собой задачи немедленн ого вторжения в Чуйскую долину. Поэтому он шел навстречу мирным предложениям кокандцев и удовлетво рил просьбу об освобождении коменданта Пишпека Алишера и других пленных[27].
Восстание казахов в Ташкентском и Туркестанском бекствах, неудачи Коканда в войне с Бухарой, а также волнения среди некоторых кипчакских и кыргызских пле мен в Ферганской и в Чуйской долинах – все это прив ело к упадку власти Худоярхана. В этих условиях бух арский эмир Нарсулла выставил непременным условием прекращения военных действий против кокандцев отстра нение Худоярхана от престола. Эти обстоятельства при вели к тому, что вскоре в среде видных кокандских воен ачальников и правителей областей стал назревать дворцовый заговор. В качестве претендента на престол заговорщики выдвигали брата Худоярхана, Маллябека. Маллябек, более деятельный и способный по сравне нию с Худоярханом, умело использовал создавшуюся обстановку и в ноябре 1858 г., свергнув Худоярхана, объявил себя ханом[28].
Еще будучи правителем Ташкента и Туркестана, Маллябек требовал от Худоярхана выдачи ему быв шего правителя Ташкента МирзаАхмета и некоторых других придворных, которых он хотел казнить, как главн ых винов ников внутренних беспорядков. Хан отказал в этом своему брату. Тогда Маллябек с группой сторон ников удалился в юговосточные города ханства, прилег ающие к кашгарской границе. Там он сумел располо жить в свою пользу почти всех жителей и войска, после чего без особого труда занял Коканд. Крупные города ханства: Андижан, Маргелан и другие – признали власть нового хана. Незначительное сопротивление Маллябек встретил лишь со стороны бывшего правителя Ташкента МирзаАхмета, но небольшие военные силы последнего были без труда разбиты[29].
Находившиеся при Худоярхане в опале видные ко кандские сановники были привлечены к управлению. Кипчакский бий Нормухамед был назначен минбаши. Правителем Ташкента стал кипчакский бий Утенбай.
Новый хан начал мирные переговоры с Бухарским эмиром. Он отправил посланцев ко многим кыргызским и казахским манапам и биям с целью установления и укрепления дружественных отношений, а некоторым передал подарки, чтобы расположить их к себе.
С провозглашением Маллябека ханом установилось относительное внутреннее спокойствие. Новый хан начал энергично готовиться к обороне границ Кокандского ханства со стороны СырДарьинской и Сибирской линий. Генералмайор Данзас в своем донесении Оренбургскому генералгубернатору о личности Маллябека писал: «Этот умный и деятельный человек умеет пользоваться всеми обстоятельствами, имеет сильное влияние на кокандцев»[30].
Малляхан несколько уменьшил размеры податей с населения, на многие военные и гражданские должности в ханстве были назначены новые лица[31].
Энергичная деятельность нового хана в отношении установления внутреннего спокойствия и укрепления обороны кокандских пограничных крепостей, а также активизация деятельности кокандцев в среде пограничных казахских племен, только что ставших подданными России, ставили Западносибирского и Оренбургского генералгубернаторов перед необходимостью скорейшего соединения Сибирской и Оренбургской линий, а также занятия ряда стратегически важных кокандских крепостей в долине реки Чу и по СырДарье. В связи с этим разрабатывались планы, намечались направления соединения Оренбургской и Сибирской линий. Катенин в одной из своих записок указывал: «Из произведенных по реке Чу рекогносцировок по поводу возбужденного в 1852 году вопроса о связи бывшего Аральского управлен ия с передовой линией Сибирского корпуса, которую предполагалось перенести на реку Чу, озеро Балхаш и реку Или, известно, что берега низовьев этих рек не представляют никаких удобств в хозяйственном отно шении. Мысль эта давно уже оставлена. Основанное в Заилийском крае укрепление Верное выдвинуто далеко вперед за указанную черту… если бы отношения наши к среднеазиатским владениям вынудили правительство к усилению нашей пограничной с ними черты, то форт Перовский удобнее было бы связать с укреплением Вер ным линией, идущей через Туркестан, Каратауский хреб ет и вершины реки Чу к озеру ИссыкКуль»[32].
В донесении к военному министру от 6 декабря 1858 г. Катенин обстоятельно изложил свои планы в отношении дальнейших действий на СырДарьинской линии, целью которых должно было явиться соединение СырДарьинской линии с Сибирской путем занятия кокандских крепостей Джулека, Туркестана, Пишпека, АулиеАта и затем Ташкента. Катенин писал по этому поводу: «Неопределенность отношений наших к сосед ним – Среднеазиатским владениям, неудовлетворитель ное и, так сказать, недовершенное положение СырДарь инской линии, находящейся в самых невыгодных услов иях, а также потребности в прочном административном устройстве пограничной части Зауральского края ука зывает на необходимость принять решительный план дальнейших действий…
…Занятие северных кокандских областей необходимо для прочного устройства военной границы Оренбургского края посредством соединения ее с Сибирской… охранен ие подвластных нам ордынцев, содержание СырДарь инской линии без значительного ущерба казны, польз ование местными средствами, смирение дерзости кокандцев, развитие торговли между Ташкентом, Бухарой с Сибирским и Оренбургским краем, Яркендом, Запад ным Китаем до тех пор будут неисполнимы, покуда мы не соединим СырДарьинской линии с Сибирской Южн ой границей: не займем привольных населенных обл астей сперва Туркестана, а потом и Ташкента, и покуда не будем в состоянии охранять силою и нравственным влиянием торговые предприятия промышленников»[33].
Приведенные документы характеризуют намерения царской администрации активизировать действия в отношении Средней Азии. События в Кокандском ханстве в конце 50 гг. благоприятствовали наступательной поли тике России. В первую очередь выдвигалась задача наступления на Кокандское ханство.
Катенин был против организации крупной военной экспедиции в глубь ханства, опасаясь, что это может привлечь внимание европейских государств. Он считал более целесообразным постепенное всеохватывающее движение путем организации мелких экспедиций и занят ия последовательно одного пункта за другим, вплоть до овладения Туркестаном на ближних подступах к Ташкенту[34].
Одновременно с овладением Туркестаном Катенин хотел начать движение со стороны Сибири. Он писал: «Со стороны Сибирского корпуса необходимо одновременно с сим предпринять экспедицию для занятия укрепления Пишпека и АулиеАта, замыкающих северные выходы из Алатауских гор, эта диверсия отвлечет силы кокандцев и облегчит занятие Туркестана»[35].
Одновременно с овладением Туркестаном Катенин считал необходимым занять промежуточный пункт Джулек, а затем крепость Яныкурган, находящуюся в 250 верстах от Джулека, а также небольшие укрепления Сузак и ЧулакКурган, расположенные на северных скло нах Каратауских гор. Отряды русских войск должны были выступить из форта Перовский весной 1859 Таким образом, военные действия должны были начать ся одновременно как со стороны СырДарьи против Турк естана, так и со стороны Сибирской линии – против кокандских крепостей Чуйской долины (Токмака, Пишпека и АулиеАты). После занятия Туркестана и АулиеАты Катенин считал уже возможным начать движение на Ташкент.
Плана широких наступательных действий придерживался и Гасфорд. В записке военному министру от 19 января 1859 г. он обстоятельно излагал этот план на ближайший период со стороны Сибирской линии. Гасфорд писал: «Смуты и междоусобия, не прекращавшиеся в последние годы в СреднеАзиатских владениях, сопредельных кыргызской степи, требуют усиления наших во енных средств или по крайней мере приведения их в так ое положение, чтобы при первой потребности, в видах ограждения наших кыргызов и казачьих водворений в южной части кыргызской степи Сибирского ведомства, быть готовым открыть военные действия… Кокандцы упорствуют в усилии своем подчинить себе кыргызов не только дикокаменных, но и подвластной нам Большой Орды, требуют насильственного зякета, которого кыргызы не хотят им давать, не признавая их власти.
Несогласие дикокаменных кыргызов между собой и неприязненные их действия против кыргызов Большой Орды… по подстрекательству кокандцев сидящих у них на плечах, служат часто поводом к набегам, поддержив аемым вооруженными кокандскими отрядами. Чтобы не оставаться праздными зрителями этих насилий, мы каждый раз должны наряжать более или менее значит ельные отряды для отражения и прогнания грабитель ских шаек за р. Чу.
Очевидно, что мы не можем приобресть всего желаемого влияния на именованные кыргызские орды дотоле, пока не уничтожится влияние на них кокандцев»[36].
Вопрос о соединении Сибирской и СырДарьинской линий был поставлен Гасфордом перед царем Николаем 1 еще в 1852 г. На особом совещании, в котором участвовали тогдашний военный министр князь Долгоруков, граф Перовский и Гасфорд, было признано необходимым занять линию предгорных кокандских укреплений, а имен но: Токмак, Пишпек, АулиеАту, Сузак и Туркестан с прилегающими к последнему до р. СырДарьи землями. Это необходимо было для того, чтобы связать южную передовую линию Западной Сибири с СырДарьинской линией и таким образом получить твердую государственную границу по снеговым отрогам Киргизского АлаТоо.
В течение шести лет Гасфорд последовательно продвигался на юг. Начиная от бывшего тогда передовым укрепления Копальского, он перешел через реки Кара тал, Кексу, Или и закрепился в Заилийском крае, воздвигнув там в 1854 г. укрепление Верное. В Заилийском крае появились казачьи и крестьянские поселения, «… дол женствующие, при развитии оных, служить на сей окраи не твердым оплотом… империи против покушений со стороны Китая и Коканда, а если бы обстоятельства по требовали, то и основой для наступательных действий»[37].
«Важным последствием занятия Заилийской долины, не говоря уже о прочих выгодах,– отмечал Гасфорд,– было поступление в подданстве наших трех родов Больш ой Орды, которые кочуют за р. Или, одного из трех главных родов дикокаменных кыргызовбогинцев, что отк рыло нам свободный переход через Небесные горы (ТяньШань) в Кашгарию, и если другие роды не после довали этому примеру, то единственно потому, что они находятся под непосредственным влиянием и гнетом кокандцев, которые, занимая верховья р. Чу, не перестают склонять к возмущению даже верных нам доселе кыргызов Большой Орды. Все они, как кыргызы Большой Орды, так и дикокаменные убеждены, что они только под по кровительством Российского государя императора могут быть спокойны и ограждены от козней и грабежей кокандцев и желают, чтобы сии последние были прогнаны с верховьев р. Чу, ибо с одного только этого места их земли доступны кокандцам, от которых они, в случае занятия русскими верховьев р. Чу, навсегда будут избавл ены и отрезаны, о чем они сами неоднократно просили. …Мы не можем утвердиться на верховьях р. Чу, не вы бив, как уже сказано, неприятеля из укрепления Пишпека и не укрепясь в оном или в другом по близости более для нас, если возможно, удобном месте. Занятию этого места должно следовать водворение казачьего по селения, по принятому в Западной Сибири порядку»[38].
Западносибирский генералгубернатор предполагал после занятия Пишпека основать здесь или гденибудь поблизости укрепления с постоянным гарнизоном. Занятие Пишпека он намечал осуществить не позднее 1861 г., если только это не удастся сделать раньше. В 1859г. он считал необходимым произвести обстоятельную и под робную рекогносцировку и съемку земель по правому берегу р. Чу, против Пишпека. Исполнение всех этих мер Гасфорд считал невозможным откладывать на долгое время, особенно в связи с происшедшим переворотом в Кокандском ханстве – свержением Худояра и провозглашением вместо него его брата Маллябека, «принца, пользующегося доверием народа и репутацией человека опытного в государственных делах»[39].
Обширный проект Гасфорда, предусматривающий за нятие Чуйской долины и других пунктов Северной Кирг изии, был рассмотрен на совещательном заседании в присутствии Александра II 24 января 1859 г. Вопрос расс матривался в связи с задачей соединения Сибирской и СырДарьинской линий. Было вынесено следующее решение: «В настоящее время признается возможным разрешить одну лишь рекогносцировку… Занятие верховий реки Чу, если только предстоящая рекогносцировка не окажет какихлибо неодолимых преград и самое предприятие не потребует чрезмерных расходов, то оно мо жет совершиться не позже будущего 1860 года»[40]. Так вопрос о занятии верховьев реки Чу был решен оконча тельно.
Одной из непосредственных задач рекогносцировок в сторону Чуйской долины являлось производство топог рафических съемок всего Семиреченского края. Топо графические съемки по реке Чу должны были дать под робный обзор данной местности и подступов к укреплениям Пишпек, Токмак и Мерке.
В начале февраля 1859 г, Гасфорд отдал распоряжен ие о подготовке казачьих отрядов для посылки их на озеро ИссыкКуль, а также в Чуйскую долину. Другой отряд должен был выступить по направлению к Санташскому проходу, навстречу возвращавшемуся из Кашгарии каравану[41].
Во время предстоящей рекогносцировки районов р. Чу намечался выбор промежуточного поста между Верн ым и Пишпеком. Он должен был служить опорным пунктом между укреплением Верным и верховьем р. Чу. При выборе необходимо было учитывать природные и климатические условия местности, наличие топлива, се нокосов ит.д. Рекогносцировка должна была выяснить возможность расположения в будущем казачьего посе ления на р. Чу.
Со стороны местного населения русские власти не ожидали отрицательного отношения к производимой рекогносцировке. «…Поводом к этой рекогносцировке,– писал Гасфорд,– должно служить продолжение начатой уже съемки Заилийской долины и вместе с тем охранение наших кыргызов от враждебных вторжений шаек барантовщиков, повторяющихся неоднократно в продолжении последних лет по подстрекательству и с участием пограничных кокандских войск: кыргызы уже привыкли видеть в степи наших топографов при производимых ими съемках на план местности, а потому и в настоящем случае не увидят, вероятно, никаких враждебных с нашей стороны намерений»[42].
Гасфорд считал целесообразным допустить к рекогносцировке и некоторых казахских старшин, если бы они со своими джигитами пожелали принять в ней участие.
Главной своей целью рекогносцировочный отряд ставил получение подробных сведений о положении дела в Чуйской долине, о состоянии укреплений Пишпек и Ток мак, количественном составе и вооружении их гарнизо нов. Необходимо было также «…разведать о распоряж ениях в части гражданских, политических и военных дел нового хана» Маллябека и собрать другие все возможные сведения о Коканде, использовав для этого как торговцев центра, так и лазутчикоь. Рекогносциров очному отряду предписывалось избегать серьезных столкновений с кокандскими отрядами на левой стороне р. Чу[43]. Начальником рекогносцировочного отряда назнач ался находившийся в штабе Сибирского корпуса в должности старшего адъютанта штабскапитан Венюков[44].
Еще до организации рекогносцировочной экспедиции вопросом выбора места для возведения укреплений в Чуйской долине занимался начальник Алатовского округ а. Им были составлены планы и краткое описание местн ости.
Выбранное место находилось на караванной доро ге по правой стороне реки Кастек, на расстоянии 76 верст от Верного. Пункт был расположен на середине пути от Верного к Пишпеку, отличался обилием лугов для сенокошения. Раньше в этих местах кыргызы заним ались земледелием, но в последние годы, в связи с усил ением барымты между кокандцами, кыргызами и казахам и Старшего жуза, пахотные участки были заброшены. В этом месте соединялись дороги, идущие от озера ИссыкКуль и от укрепления Токмак. Все эти обстоятельства увеличивали его стратегическое значение.
Подготовка рекогносцировки проводилась тайно, но кокандцам удалось узнать о ней, и они стали усилив ать оборонительные средства крепости Пишпек. Укреп лялись стены крепости путем возведения новых звеньев и башен. Маллябек обратился с письмом к влиятельным кыргызским манапам, казахским биям и султанам. Пись ма хана носили агитационный характер и призывали «вернуться» под власть кокандского хана и стать под «знамя ислама». Колпаковский в своем донесении Гасфорду от 28 марта 1859 г. указывал: «Кокандское прави тельство разослало по дикокаменной орде и даже к кыргызам Большой Орды, кочующим около Чу, своих чиновниковагентов с подарками от имени хана, которым приказано, возбуждая в этих племенах религиозный фа натизм против нас, склонять на свою сторону, в случае движения кокандцев сюда оказать им содействие»[45].
В апреле 1859 г. в Верном стали сосредоточиваться предназначенные для рекогносцировки отряды. Для прикрытия выделялся особый отряд под командованием войскового старшины Шайтанова 11 апреля 1859 г. начальник штаба Сибирского кор пуса генералмайор Гинтовт дал подробную инструкцию Венюкову о предстоящей экспедиции. Соответствующие указания были даны также начальнику Алатовского округа Колпаковскому, который должен был обеспечить отряд всеми необходимыми продовольственными и дру гими средствами.
В рекогносцировке разрешено было принять участие казахским «батырам» и биям из числа «искуснейших» и преданных, по представлению Колпаковского. Венюкову предписывалось использовать этих казахских наездников преимущественно для разведки и для предохранения отряда от неожиданных нападений, но «…не полагаться на них в более серьезных действиях, иметь за ними вообщ е строгое наблюдение и отнюдь не допускать их к уст ройству барымты, дабы тем не возбудить против нас ок рестного населения»[46]. В инструкции, данной Венюкову в отношении местного кыргызского населения, указыва лось: «В сношениях с кыргызами как нашими вернопод данными Большой Орды, так и с менее покорными из родов дикокаменных, сохранять самый дружелюбный характер, даже не встревожить их и не подать повода к удалению их в пределы Кокандские. Что же касается тех случаев, когда действия кыргыз будут явно неприязнены нам или же вы встретите враждебные шайки ташкентцев, то предоставляется вам действовать по усмотрению отк рытой силой на их поражение, но стараясь по возможн ости не начинать дело самовольно»[47]. Далее в инструк ции было сказано: «В случае если же обстоятельства позволяют и вы не будете опасаться встретить сильного неприятеля, представляется вам перейти со всем отря дом или же небольшой его частью на левую сторону Чу, где это будет удобнее, и ознакомиться ближе как с уст ройством кокандских укреплений, так и с качеством гор ных проходов, которые ведут во внутрь Кокандского цар ства»[48].
Как начальнику Алатовского округа, так и Венюкову особо предписывалось установить дружественные отно шения с местным кыргызским населением, не допускать по отношению к нему никаких самовольных действий или притеснений, могущих вызвать недовольство. Гас форд в своем отношении начальнику Алатовского округа писал 27 апреля 1859 г.: «Желательно было бы уверить конфиденциально через преданных нам кыргызских родоначальников Джангарача, Джантая и других влиятель ных манапов, что намерения наши совершенно миролю бивы, не открывая им ничего более и не требуя никаких обязательств. Поведение их в сем случае покажет, что мы от них ожидать можем в свое время»[49].
В мае 1859 г. рекогносцировочный отряд выступил из укрепления Верного[50] в направлении к Кастеку, где предполагалось основать укрепление.
Одновременно с отрядом Венюкова по направлению к Кастеку, восточнее Верного, двигалась другая экспе диция под руководством штабскапитана Голубева, кот орый должен был добраться до озера ИссыкКуль.
Отряд Венюкова за время своего пребывания в Кас теке не обнаружил никаких признаков враждебного отношения кыргызов, кочевавших поблизости. У Кастека и в соседних районах долины Кеминь обычно кочевали сарыбагыши. На этот раз здесь недалеко были кочевья сарыбагышского манапа Джантая, занимавшего своим айылом территорию около Токмака на левой стороне р. Чу. Получив заранее известие о движении отряда Ве нюкова, Джантай отправил к нему своих людей с пись мом, в котором сообщил некоторые сведения о кокандцах, в частности о приготовлениях Атабека в Токмаке и Пишпеке. В ответе Джантаю Венюков писал, что его отряд не имеет враждебных намерений по отношению к кыргызам, что «ни один каракиргизский род не будет обижен».
В конце мая Венюков, оставив в Кастеке роту пехоты и полсотни казаков для производства работ по возведен ию укрепления и для прикрытия сообщения с Верным, выступил с остальной частью своего отряда по направле нию к р. Чу[51]. Не встречая сопротивления со стороны кокандцев, отряд через горный проход Бешмойнок достиг р. Караконус в 12 верстах от кокандского укрепления Токмак, расположенного на левой стороне реки Чу [52].
27 мая произошла небольшая стычка с кыргызами. Кокандцы знали о выступлении отряда Венюкова. Управляющий чуйскими кыргызами датха Атабек вызвал к себе видных кыргызских манапов и предложил им выставить вооруженные отряды, которые должны были поддерживать кокандские гарнизоны, стоявшие в Пишпеке и Токмаке. Атабеку удалось под угрозой немедленной расправы организовать отряд кыргызов численностью до 500 человек. Придав им кокандский отряд с двумя пушк ами, он направил их против Венюкова. Казахи, наход ившиеся при отряде Венюкова, приняв кыргызов за барымтовщиков, направились им навстречу. В стычке кыргызы успели взять в плен казахского Султана Беке и нескольких джигитов. Но при приближении казачьей сотни кыргызы отступили обратно за р. Чу, захватив с собой пленных.
В дальнейшем, несмотря на строгий надзор коканд ского наместника, ряд манапов сарыбагышей и солто вступил в дружественные связи с Венюковым. Известную роль в этом сыграло обращение Венюкова к кыргызам, сделанное еще в самом начале выступления отряда из Верного.
С реки Караконус отряд двинулся на восток, к Кемину.
31 мая, находясь у р. Малый Кемин, Венюков обратился к кыргызам с воззванием, в котором писал: «… лю ди злонамеренные успели ввести вас в заблуждение на счет цели нашего похода, представив вам, будто мы хот им отнять у вас земли. Желая, чтобы вы на будущее время сохранили за собой право на доброе расположение к вам русских…, а также чтобы имели точное понятие о цели нашего похода, и по полученному мною сейчас повелению от моего начальника, генералгубернатора, обращаюсь к вам со следующим объявлением:
Никому из вас, если будете жить в мире и спокойствии, не будет оказано ни малейшей обиды или притесн ения ни нами, ни нашими кыргызами. Виновные в наруш ении этого нами будут строго наказаны.
Ни один вершок вашей земли не будет у вас отнят; если будете вести себя мирно, останетесь навсегда на владении вашим наследием.
Всякому, кто явится в отряд с изъявлением преданности, будет оказана почесть по достоинству и защита от всяких притеснений со стороны врагов.
Затем, со всяким, кто вздумает нападать на нас или на людей наших, будет поступлено как с неприятелем по законам нашим.
Цель наша – осмотр земли, издавна подвластной великому царю нашему, а потому вы можете быть совер шенно спокойны, если пребудете в мире тишины.
Да хранит Аллах верных из вас и горе враждующ им.
Писано на Кемине 31 мая 1859 года»[53].
Движение отряда к Кемину было предпринято с целью осмотра верховьев р. Чу. Между тем кокандцы из Пишпека и Токмака постоянно высылали раз ведчиков для наблюдения за движением отряда и для перехвата связных Венюкова, направляемых на Кастек и в Верный. Однако, несмотря на это, движение отряд а происходило без особых трудностей. В этом важное значение имели дружественные отношения к Венюкову сарыбагышей, подвластных манапам Рыскулбеку и Джантаю и кочевавших в Кеминской долине и окрестн остях Токмака.
Венюков решил занять кокандское укрепление Ток мак, в связи с чем в донесении начальнику штаба Сибирского корпуса от 1 июня 1859 г. писал: «Полагаю делом весьма небесполезным и для будущих действий русских в здешнем крае занять и разрушить Токмак. Укрепление это, не имеющее возможности оказать серьезное сопротивление отряду, не лишено своего знач ения как по положению в соседстве прохода Бишмайнака и многих родов дикокаменных, так и потому, что находится прямо против выхода из гор Киргизнын алатау по речке Шамси и на дороге из Коканда к озеру ИссыкКуль»[54]. Однако начальник штаба Сибирского корпуса генералмайор Дрейер категорически запретил Венюкову занимать Токмак, каким бы легким это предп риятие не представлялось. Наряду с этим он просил при благоприятных обстоятельствах попытаться перейт и на левый берег р. Чу для более подробного озна комления с устройством кокандских укреплений и с дорогами, ведущими во внутренние области ханства, в направлении к Ташкенту. Дрейер предлагал: «Уведом ить комендантов Пишпекского и Токмакского укреп лений, что движение Ваше, предпринятое чисто с учен ою целью для продолжения начатых съемок в Заилийском крае, не имеет враждебной цели»[55].
В начале июня отряд Венюкова двинулся вниз по р. Чу. Тем временем наместнику хана удалось вновь организовать вооруженные отряды из кыргызов. У мног их кыргызских старшин и манапов кокандские власти взяли заложников, чтобы таким образом заставить их участвовать в военных действиях. Во время движения отряда по правому берегу р. Чу толпы кыргызов и ко кандский отряд с двумя пушками собрались на левом ее берегу, имели место отдельные перестрелки, после чего кыргызы и кокандцы ушли обратно. 6 июня к Вен юкову явились посланные от кыргызских манапов Чуйской долины с изъявлением покорности и с просьб ой взять и разрушить Токмак, ибо в противном слу чае они опасались мщения кокандских властей, кото рое могло последовать сразу же после удаления рус ских отрядов из Чуйской долины»[56]. В своем донесении Венюков указывал: «Многие дикокаменные готовы те перь же разойтись по аулам, но еще удерживаются отч асти тем, что от них заложники находятся у сартов. Удаление некоторых в горы тем не менее началось и продолжается непрерывно. На перестрелке вчерашнего числа у них возник раздор с сартами…»[57]
Несмотря на старания датхи Атабека поднять кыргызов против отряда Венюкова, взаимоотношения пос леднего с кыргызами складывались в общем благо приятно.
Венюков обратился к Пишпекскому коменданту Атабеку с письмом, в котором уведомил, что «русский отряд враждебных намерений относительно кокандцев не имеет»[58].
В ответном письме Атабек писал: «Пишите Вы о дружестве, но действия Ваши не походят на то. Если Вы пришли по воле падишаха, то следовало прежде нас известить, и мы, отписавши нашему Великому хан у, дали бы ответ и после этого Вам следовало начать разъезды. Легкомысленный приход ваш – дело, до стойное кыргыз и бурутов, а не Вас (русских). Далее Вы пишите, что Вы считаете, что земли за Чу принад лежат Вам. Между тем как джалаиры, кочующие от Копала и Коксу и Караталу, дулаты, абдани, кочующ ие по р. Или, искони были нашими подданными, пла тившими нам зякет и подать» [59].
Атабек был недоволен еще и тем, что связными отряда Венюкова являлись казахи, а не русские, и просил в дальнейшем присылать к нему в качестве связн ых русских. «По нашему мнению,– писал он,– кыргызы и буруты не имеют парламентерских качеств, пото му что они недостойны доверия. Эти племена не любят спокойствия. Вам говорят одно, нам другое и ни в ко ем случае не могут способствовать укреплению наших дружественных отношений. Вследствие этого, если буд ет от Вас посланный, пусть будет русский»[60].
Мирное отношение кокандского коменданта к Ве нюкову Гасфорд объяснял главным образом нежелание м чуйских кыргызов вступать во враждебные отноше ния с русским отрядом. В своем донесении военному министру Гасфорд писал: «…Киргизы начали расход иться по аулам, Пишпекский комендант Атабекдатха, вследствие того нашел вынужденным прибегнуть к изъявлениям дружбы и уважения; штабскапитан Вен юков воспользовался этим случаем, чтобы подробно изучить устройство самого Пишпека и ознакомиться с силою, вооружением и составом его гарнизона»[61].
Двигаясь по течению р. Чу, Венюков достиг в сер едине июня р. Ыргайты, затем с частью отряда выш ел в долину Курдая и оттуда направился на Кастек для ускорения строительных работ. Другая часть отр яда, состоящая из 170 казаков с одним орудием, про должала работы по съемке местности от р. Ыргайты до кокандской крепости Иткечу в низовьях р. Чу.
Экспедиция Венюкова имела важное военностратегическое значение. О ее результатах Гасфорд писал: «Главные результаты рекогносцировки, в значительной части своей уже обработанные, состоят в съемке марш рутов на общем протяжении 610 верст, в подробных инструментальных планах семи местностей, удобных под укрепления и селения, в определении шести астро номических пунктов по широте, съемка планов двух кокандских укреплений – Токмака и Пишпека и подр обных сведениях о реке Чу и всей причуйской стране в топографических и военностратегических отноше ниях»[62].
Благодаря экспедиции Венюкова была обеспечена безопасность казахов Старшего жуза, которые до это го большей частью теснились около Верного. Теперь они получили возможность кочевать далеко на запад. Присутствие отряда Венюкова в Чуйской долине парал изовало враждебные выступления некоторых сарыбагышских феодалов, барымтовавших с бугинцами. Эксп едиция Венюкова оказала большое влияние на кыргызов в части укрепления их дружественных отношений с русскими властями. В донесении Гасфорда на имя военного министра указывалось: «Появление нашего отряда на Чу произвело большое влияние и на тех ди кокаменных, которые кочуют около Токмака и Пишпе ка, которые доселе, под влиянием кокандцев были к нам неприязненны»[63].
Важное влияние на кыргызские племена, кочевавш ие на берегах озера ИссыкКуль, оказала и экспеди ция Голубева, а также движение другого отряда к озер у, предпринятое как для прикрытия экспедиции, так и для встречи каравана, возвращавшегося из Кашг ара. Именно после этого некоторые сарыбагышские манапы обратились к начальнику Алатовского округа с просьбой принять их в русское подданство. Гасфорд в своем донесении военному министру писал: «В настоящ ее время через начальника Алатовского округа мне предъявлена просьба о принятии в наше подданство двух манапов дикокаменных из рода сарыбагыш Адила и УмбетАли, имеющих большое влияние на своих соплеменников»[64].
Между тем командование русских войск в Западн ой Сибири начало готовиться к новой экспедиции в будущем, 1860 г. Целью ее должно было явиться занят ие кокандских укреплений Токмак и Пишпек. В связ и с этим военный министр предложил Гасфорду осущ ествить ряд мероприятий, связанных с увеличением численности солдат, вооружения, транспортных средств и т. д. в Алатовском округе»[65].
В связи с предстоящей экспедицией важное значение приобрело укрепление дружественных отношений с чуйскими кыргызами. Поэтому Гасфорд рекомендовал начальнику Алатовского округа принять все меры для сближения с правителями кыргызских племен солто, сарыбагыш и др.
Гасфорд несколько сомневался в преданности некоторых сарыбагышских манапов, как Уметалы и близк их к нему Адыла и Торогельды.
Уметалы, неоднократно заявлявший о своей преданности России и просивший о принятии его в русское подданство, столько же раз менял свою ориентацию, сближался с кокандцами, проявлял враждебные отно шения к подвластным России казахам Старшего жуза, а в отношении бугинцев выступал как главный их при теснитель и враг.
Кокандские наместники, сохранявшие над сарыбагышами свою власть, всячески подстрекали их совер шать набеги на бугинцев, которые после принятия рус ского подданства перестали платить зякет.
Подготовка военной экспедиции велась тайно, но тем не менее слухи о ней стали распространяться. Кокандцы точных данных о подготовляемой экспедиции не имели. Однако хан Миллябек, подозревая возмож ность военных действий со стороны Заилийского отря да, стал принимать меры по укреплению чуйских кре постей и усилению их гарнизонов.
В начале октября Колпаковский направил письмо кокандскому коменданту в Пишпеке, в котором просил освободить находившегося в плену султана Беке и других. Колпаковский выражал также протест по пов оду посылки кокандцами сборщиков зякета к бугинцам. В ответном письме кокандский бек писал, что не может освободить пленных без разрешения хана, а в отношении бугинцев он считал себя вправе требовать зякет. Таким образом, переговоры не давали должных результатов[66].
В то же время Колпаковский стал активно налаживать отношения с солтинским манапом Джангарачем и сарыбагышским манапом Джантаем, учитывая, что ко чевья подвластных им племен находятся в районе будущих военных действий. Характеризуя свои отношен ия с чуйскими кыргызами, Колпаковский в донесении к Гасфорду писал: «Что же касается до миролюбивых и успокоительных моих сношений с Джангарачем, Джантаем и прочими западными дикокаменными, то у меня, благодаря случаям, много поводов приступить к сношениям с ними в том духе, в каком изволили повел еть. Например, Джантай ныне прислал ко мне своего человека, прося удовлетворения со стороны наших кыргызов в одном незначительном исковом деле. Пользу ясь обстоятельствами, я признал необходимым удовлет ворить его иск, если он даже немного преувеличен, но не обижая, однако, и своих кыргыз и написал ему письмо, что я всегда готов сделать им угодное, лишь бы они сохранили любовь и дружбу между нашими подданными и своими.
Независимо от этого, я на днях напишу письмо Джангарачу, приглашу его прислать ко мне претен дентов и почетных людей для получения удовлетворен ия с наших кыргызов. Письмо мое будет наполнено любезными уверениями в дружбе и расположении наш ем к нему, а по прибытии почетных в укрепление Верное, я на словах выражу им все, что нужно. В сношениях моих с сарыбагышами и самим УмбетАли я буду руководствоваться тоже обстоятельствами, но пос тараюсь сохранить к ним такой образ действий, из которого они никогда не будут в состоянии заподо зрить нашего против них намерения»[67].
В своих сношениях с кыргызскими и казахскими правителями Колпаковский широко использовал не только внушения, но и подношения подарков и подк упы. В донесении Гасфорду он писал об этом: «Буду действовать непосредственно сам насколько внушения ми, настолько и подарками, на каковой предмет реша юсь экономно употреблять оставленные Вашим вы сокопревосходительством в моем хранении вещи». Указывая на необходимость этого, Гасфорд в свою оче редь писал: «Нужно будет делать подарки главным родоначальникам кыргызов Большой Орды (юсуповцев), кочующих за рекой Чу, и дикокаменных, содер жать лазутчиков и по временам угощать азиатцев»[68].
Колпаковскому необходимо было развивать дружественные связи со всеми кыргызами Чуйской долины, т.к., хотя их представители и заявляли неоднократно о своем желании принять подданство России, фактиче ски их положение оставалось неопределенным. Даже подданство племени бугу было еще непрочным. Осенью 1859 г., когда бугинцы на зиму перекочевали на берег ИссыкКуля, в их кочевья вторгся китайский военный отр яд. В это же время туда прибыли и кокандские чиновн ики для сбора зякета.
В начале декабря Колпаковскому поступило письм о от бугинских манапов Качыбека и Сарпека, в кото ром они просили защиты. Как видно из этого письма, бугинцы хотя и платили зякет кокандцам, но своих позиций в отношении подданства не изменили. В доне сении Гасфорду Колпаковский писал: «Бугинцы не только не теряют надежды на нашу защиту, но ожида ют ее, говоря, что они вынуждены были перейти на озеро, по случаю совершенной бескормицы и неурожая трав, что они питают искренние чувства преданности к нам»[69].
В ответном письме Колпаковский сообщил, что вес ной 1860 г. на ИссыкКуль для охраны бугинцев буд ут отправлены русские отряды, которые приступят к постройке на берегу озера укрепления, даже несмотря на возможное вооруженное сопротивление со стороны кокандцев[70].
Однако вопрос о военной экспедиции против Коканда не решался, но хотя Гасфорд уже вплотную приступил к ее организации, он считал желательным для успеха экспедиции одновременно действовать прот ив кокандской крепости Джулек на СырДарье со стороны Оренбургского генералгубернатора.
Однако необходимо было считаться и с междуна родной обстановкой. В связи с обострением взаимоотн ошений между западными державами в военном ми нистерстве России было принято решение повременить с экспедицией до особого распоряжения. 7 ноября 1859 г. военный министр указал генералгубернатору Западной Сибири: «В отвращение возбуждаемого на западе мнения о завоевательных намерениях наших в центральной части Азии, правительство наше в настоя щее время признает полезным избегать по возможнос ти наступательных действий на наших сибирских гра ницах.
В этих видах Государю императору благоудобно, чтобы ваше высокопревосходительство, не отменяя дел аемых приготовлений по экспедиции в верховья реки Чу, не приступили, однако, к исполнению самого пред приятия против Пишпека, пока не получите особого на то разрешения»[71].
Гасфорд не ослаблял своей деятельности по подго товке военной экспедиции в Чуйскую долину. Колпа ковский успешно налаживал отношения с не подвластн ыми еще России казахскими племенами Старшего жуза, кочевавшими за рекой Чу, и с кыргызами. При этом он пытался использовать вражду между казахс кими племенами албан и племенем сарыбагыш, стрем ясь этим путем добиться ослабления сарыбагышей, особенно тех из них, которые были подвластны манапу Уметалы. В донесении Гасфорду от 30 октября 1859 г. Колпаковский писал: «Что же касается до поддержа ния вражды албанов с сарыбагышами для нанесения им окончательного удара, то в этом случае никто не может оказать такой услуги, как албанский батыр Тазабек, уже открывший свою вражду с сарыбагышами за последнюю баранту, которая представляет к тому весьма естественный повод…»[72].
Наряду с Тазабеком, Колпаковский пытался использовать с этой же целью казахского бия Суранчы. Поскольку последний был в хороших отношениях с Уметалы, Колпаковский сознательно вел политику разж игания ссоры между ними. В донесении Гасфорду он писал: «Постараюсь по возможности парализовать эту дружбу и разжечь между ним и УмбетАли вражду, которую и поддерживать до поры, до времени, найти же приличный повод к этому укажут обстоятельства»[73].
Со стороны кокандцев за все это время открытых военных действий не предпринималось.
В конце 1859 г. кокандский хан Маллябек провел новые назначения в ряде городов. Правителем Таш кента был назначен Рустамбек, занимавший до этого пост туркестанского бека. Туркестанским беком стал Курманбек. Аскербашой был назначен Бабаджан. Маллябек обратился к бухарскому эмиру с предложением о заключении мира и союза для противодействия колонизационному движению Российской империи. Хан развернул агитационную работу среди кыргызов и каз ахов. В первую очередь он делал ставку на религиозн ую общность кыргызов с кокандцами. Однако агита ция агентов хана особого успеха не имела. Следует иметь в виду, что многие подвластные Коканду кыргызские и казахские племена только под давлением об стоятельств терпели власть кокандского хана и ждали развязки борьбы между Кокандом и Россией. Некотор ые из старшин этих племен сами советовали хану ускорить начало войны с Россией, надеясь, что такая война быстрее внесет ясность в их собственное поло жение. Начальник СырДарьинской линии в записке от 30 ноября 1859 г. писал: «Кыргызы желают, чтобы хан начал войну с русскими потому, что они уверены, ес ли кокандцы чемнибудь возбудят неудовольствие русс ких, то русские непременно завладеют если не Ташк ентом, то Туркестаном, и потому многие уважаемые из них бии просят хана начать священную войну с не верными»[74].
[1] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, док. 21.
[2] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 18, л. 16.
[3] См. там же, док. 140.
[4] Текст письма см. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 56.
[5] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 56. 2 См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 95.
[6] Его отряд состоял из 3 рот пехоты, одного взвода конной артиллерии, 200 казаков и 2 ракетных станков. В отряде находился со своими джигитами старший султан Тезек. (См. ЦГИА Узб. ССР* ф. , оп. 1, д. 19, док. 56).
[8] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, л. 66.
[9] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 74.
[10] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 74.
[11] Там же, док. 82.
[12] Там же.
[13] Там же, док. 88.
[14] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп.1, д. 19, док. 95.
[15] См. ЦГА Каз. ССР, ф. 3, д. 8, лл. 18–19.
[16] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 113.
[17] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 113.
[18] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. ИЗ.
[19] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20, док. 83.
[20] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, on. 1, д. 20, док. 107.
[21] Там же, док. 111. 3 Там же, док. 163.
[22] Там же.
[23] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20, док. 166, 185.
[24] Там же, док. 160. Полный текст письма см. в приложении.
[25] Текст письма Колпаковского см. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, он. I д.
[26] , док. 106.
[27] По этому вопросу Колпаковский обратился с ходатайством к Гасфорду, который разрешил освободить Алишера. См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20.
[28] См. ЦГИА Каз. ССР, ф. 3, д. 8, стр. 5–6.
[29] Худоярхан с парваначи МирзаАхметом и другими своими приверженцами бежал, но был пойман и выслан на жительство в город Ходжент. Маллябек не казнил его, как требовали многие его приближенные, МирзаАхмету удалось бежать в Бухару. Туда же впос ледствии бежал и Худояр. См. донесение командующего СырДарьин ской линией Оренбургскому генералгубернатору от 29 ноября 1858 г. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 40, док. 236.
[30] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 40, док. 235.
[31] Там же, д. 21, док. 6 и 32.
[32] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 19, док. 25.
[33] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 20, док. 228.
[34] Туркестан в это время представлял собой укрепление, в котор ом находилось до 600 домов с 4000 жителей. Наружная стена его была разрушена, а цитадель состояла из глинобитных стен до 4 саж еней вышины, со рвом. В окружности крепость имела до 2 верст. Численность постоянного гарнизона доходила до 500 человек. В кре пости находились 4 пушки и 30 крепостных ружей.
[35] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 20, док. 228.
[36] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 16.
[37] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 16.
[38] Там же.
[39] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 16.
[40] Там же, док. 21.
[41] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 23.
[42] Там же, док. 24.
[43] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 24.
[44] Там же.
[45] Там же, док. 75.
[46] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 87.
[47] Там же.
[48] Там же.
[49] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 113.
[50] См. донесение начальника Алатовского округа начальнику штаб а Сибирского корпуса от 14 мая 1859 г. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 129.
[51] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1. д. 21, док. 136.
[52] Там же, док. 137.
[53] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 21, док. 148.
[54] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 148.
[55] Там же, док. 159.
[56] См. там же, док. 153.
[57] См. донесение Венюкова начальнику штаба Сибирского корпуса от 5 июня 1859 г. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 21, док. 153.
[58] Текст письма Венюкова к Атабеку от 5 июня 1859 г. См. там же, док. 152.
[59] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 22, док. 125.
[60] Там же.
[61] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 17, док. 197.
[62] Там же.
[63] Там же.
[64] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 197.
[65] Там же, д. 22, док. 186.
[66] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 22, док. 239.
[67] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, л. 22, док. 252.
[68] Там же, док. 257.
[69] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 288.
[70] Там же, л. 22.
[71] Там же, док. 269, л. 22.
[72] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17, док. 261.
[73] Там же.
[74] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 17
Значительные изменения во взаимоотношениях кыргызов с Кокандским ханством и Россией произошли в начале 1860х гг. Это было связано прежде всего с обострением отношений между Россией и Кокандом изза усиления русского влияния на казахские племе на в районе р. Чу и на кыргызские племена, кочевавш ие на берегах озера ИссыкКуль и в Чуйской дол ине.
Колпаковский стремился обеспечить безопасность передовых пунктов подвластной России территории Заилийского края, приобрести прочное влияние на каз ахские племена чапрашты, кашкоро и ботпай, кочующ ие к западу от Кастека, на границе с Киргизией. Для этого он прежде всего усиливал кастекский гар низон.
Общее положение, сложившееся в Кокандском ханстве в 1860 г., должно было облегчить успех военной экспедиции царских войск в Северную Киргизию со сто роны Заилийского края даже сравнительно незначит ельными силами. В конце 1859 г. кокандский хан предпринял попытку улучшить отношения с бухарским эмиром, который, поддерживая дружественные отнош ения с Россией, вместе с тем угрожал Коканду. В случае, если бы главные силы Малляхана выступили по направлению к Чу или СырДарье, войска эмира могли без труда вторгнуться в Ферганскую долину и нанести чувствительные удары по центру Кокандского ханства. Опасаясь этого, хан стремился урегулировать с Бухарой все спорные вопросы. Одновременно он пы тался начать переговоры с царским правительством. В конце 1859 г. хан направил специальное письмо на имя Александра II[1]. Однако генералгубернатор Орен бургского края Катенин не нашел нужным довести до сведения царя содержание этого письма. Одновременно он принял решение, на случай, если кокандским хан ом будет направлено в Россию официальное посольс тво (о чем шли разговоры), то задержать его в пред елах Оренбургского или Западносибирского генерал губернаторства, не допустив до столицы. По мнению Катенина, посещение Петербурга кокандским посольс твом могло «…возбудить недовольство бухарского эмира, поддерживающего дружественные отношения с Россией». Вражда «с кокандским ханом для нас,– пи сал Катенин,– всегда выгодна и в особенности ныне в том отношении, что она воспрепятствует последнему противодействовать нам на р. Сыре и р. Чу»[2].
На особом совещании у военного министра 14 декаб ря
1859 г. вопрос о занятии верховьев р. Чу и крепо стей Пишпек и Токмак был решен окончательно. В сво ем отношении от 24 декабря 1859 г. военный министр сообщил Гасфорду это решение и одновременно переслал инструкцию о порядке действий. В инструк ции, в частности, указывалось о том, что экспедицию для занятия Пишпека следует приурочить во времени к началу военных действий против кокандской крепос ти Джулек со стороны СырДарьинской линии, наме ченных на 1861 г. В случае же нападения на Заилийский край самих кокандцев генералгубернатору Западной Сибири предоставлялось право, не ожидая особого на то приказания, предпринять экспедицию про тив Токмака и Пишпека и занять их[3].
В это же время активизировалась деятельность наместников хана среди кыргызов и казахов. Кокандские правители начали усиленно подталкивать чуйских кыргызов к нападению на подвластных России казахов, делая при этом особый упор на религиозную общность кыргызов с кокандцами, выдавая приказания кокандского хана за «божью волю к правоверным мусульма нам» и т. п.[4]
Малляхан стал уделять особое внимание своим пограничным крепостям. Он усилил борьбу со взяточ ничеством наместников, урегулировал налоги и в больш ей степени стал оказывать покровительство купцам. Хан начал энергично преследовать воров и барымтачей в своих владениях, приказал пограничным начальн икам поддерживать с русскими властями миролюби вые отношения. Эти и другие меры способствовали приобретению им некоторого доверия своих подданных.
Однако указанная деятельность Малляхана в известной мере парализовалась неблагоприятной для Ко канда политической обстановкой в Средней Азии. С одной стороны, предшественник Маллябека Худояр, нашедший убежище в Бухаре, опираясь на своих стор онников и на поддержку эмира, продолжал враждебн ые происки. С другой – отряды войск эмира постоянн о совершали мелкие нападения на пограничные рай оны Кокандского ханства, вызывавшие ответные действия кокандских войск. Такая тревожная обстан овка, разумеется, до некоторой степени связывала руки Малляхану в подготовке к предстоящим дейст виям против царских войск.
Тем не менее кокандцы деятельно готовились к отражению наступления. Особенно активно шли эти приготовления в Северной Киргизии[5]. С начала 1860 г. в Пишпек стали подходить значительные войсковые подкрепления. Под страхом смертной казни кокандские военачальники потребовали от каждой юрты чуйских кыргызов и казахов племени дулат по одной строевой лошади. Для обеспечения питанием уже собранных от рядов, а также для создания продовольственного запа са для более крупных военных сил кокандские власти наложили на кыргызские племена сверх обычного зякета «особый сбор» по 1000 баранов с каждого бия. Почти все правители чуйских кыргызов вынуждены были согласиться на выплату такого сбора. Только правители прииссуккульских кыргызов, в частности старшины и бии племени бугу, заняли двойственную, выжидательную позицию. Наиболее влиятельные бугинские манапы, придерживавшиеся русской ориентац ии, убедительно просили начальника Алатовского ок руга прислать к ним русский отряд для охраны от притеснений наместника кокандского хана. В то же время, будучи неуверенными в удовлетворении этой просьбы, бугинцы вынуждены были предпринимать соб ственные меры для обеспечения своей безопасности и с этой целью послать своих представителей в Коканд с подарками хану и с обещанием выплаты зякета[6].
Для восстановления своего господства над бугинцами кокандские власти, как и прежде, использовали межплеменную борьбу этого племени с сарыбагышами, тем более, что взаимоотношения их в это время были обострены в связи с пленением бугинцами манапа Тор огельды.
В начале 1860 г. комендант Пишпека Атабекдатха был вызван к хану. Он изложил положение дел в Сев ерной Киргизии в связи с движением сюда военных сил России со стороны Западной Сибири и получил подробные инструкции в отношении дальнейших дей ствий. Ему было дано также указание открыто дейст вовать вместе с сарыбагышами против бугинцев в слу чае неизъявления последними покорности. Стараясь придать своим действиям видимую законность, Атабек направил письмо Колпаковскому с объяснением причин предъявленных бугинцами требований. Он указал, что бугинцы издавна являются подданными кокандского хана и потому обязаны платить ему зякет[7]. Гасфорд предложил Колпаковскому ответить на письмо Атабека и напомнить, что бугинцы по присяге, которую они принесли на коране в Омске в 1855 г., являются подданными России и потому нападение на них кокандцев будет рассматриваться русской властью как враждебн ое действие против России[8].
Тем временем к начальнику Алатовского округа все чаще стали поступать тревожные сведения о приготовлениях кокандского хана к войне против России. Такг например, стало известно, что в Коканде находится несколько англичан, занимающихся отливкой пушек по европейскому образцу и т. п.[9] Подготовка велась под знаменем «священной войны» – «газавата».
Особо важное значение Малляхан в это время придавал установлению дружественных отношений с Бухарой. Однако эмир был настроен к кокандскому хану более враждебно, чем когдалибо. Он действовал прот ив Малляхана через хана Худояра и при каждом удобном случае выставлял его кандидатуру на кокандский престол. Собрав ряд своих приверженцев, Худоя р ждал только удобного случая для нападения на Коканд.
Эти обстоятельства до некоторой степени заставили русское правительство поторопиться с решением о начале военной экспедиции против крепостей Токмака и Пишпека. Военный министр в своем письме генералгу бернатору Западной Сибири от 19 марта 1860 г. еще раз подтверждал уже изложенную ранее точку зрения относительно похода против Пишпека. Он указывал на необходимость «…сохранения в тайне делаемых приготовлений до исполнения сего предприятия одновременн о с занятием Джулека со стороны Оренбургского корпуса в 1861 году»[10]. В письме военного министра Гасфорду от 31 марта 1860 г. указывалось, что если кокандцы сами начнут какиелибо враждебные дейст вия против Заилийского края, в таком случае начать наступление силами, подготовленными для предполаг авшейся в 1861 г. экспедиции, не ожидая действий со стороны Оренбурга, а если представятся благоприят ные обстоятельства, то воспользоваться ими и занять крепости Токмак и Пишпек. В случае же отсутствия уверенности в несомненном успехе предпринимаемой экспедиции занятие Токмака и Пишпека должно быть отложено до 1861 года[11]. Для руководства предстоящи ми военными операциями в Чуйской долине в распоря жение Гасфорда был командирован полковник гене рального штаба Циммерман.
В столкновении интересов Коканда и России в Се верной Киргизии первенствующее значение в это время стал приобретать вопрос о подданстве бугинцев. Собы тия в районе ИссыкКуля назревали быстрее, чем в Чуйской долине, вследствие того, что весною 1860 г. к берегам ИссыкКуля для возведения военных укрепле ний и сбора зякета с бугинцев был направлен отряд Кокандских войск. В связи с этим генералгубернатор Западной Сибири предложил Колпаковскому прекра тить всякие сношения с комендантом Пишпека, указ ывая, что «…в этом деле последним доказательством остается сила оружия»[12].
Он писал: «Это открытое нападение по крайней мер е может решить дело разом и с несомненным успехом для нас, тогда как, если мы допустим кокандцев про должать свои происки, сбор зякета и т. п. в Дико каменной Орде, то мы долго не в состоянии будем потом умиротворить горные племена бугинцев, сарыбагышей, солты и проч. А потому я очень рад, что пра вительство в этом отношении не связало моих рук»[13].
Среди бугинцев в это время сложилось две группировки. Одна, составлявшая меньшинство, во главе с манапами Мураталы, Тилекматом и Чонкарачем, представляла собой как бы «партию» кокандской ориентац ии. Другая, представлявшая подавляющее большин ство, во главе с манапами Качибеком, Балбаем, Зарпеком, сыном Боромбая – Кылычем и др., являлась как бы «партией» русской ориентации3.
Бугинцы, державшиеся русской ориентации, нас тойчиво просили Колпаковекого о присылке русского отряда на ИссыкКуль для защиты от угроз и притес нений кокандцев и сарыбагышей. По получении их письма Колпаковский обратился к генералгубернатору Западной Сибири за разрешением выслать военный отряд. Гасфорд дал такое разрешение и решительно высказался за то, чтобы бугинцы, как подданные Рос сии, не платили никаких податей кокандцам. Он предл ожил Колпаковскому довести до сведения кокандского коменданта в Пишпеке, что кокандцы не имеют права вмешиваться в дела бугинцев, и всякое вмешат ельство с их стороны будет рассматриваться русскими властями как объявление войны России.
Наряду с посылкой отряда в восточную часть озера ИссыкКуль Гасфорд находил нужным направить вес ною еще один, особый отряд через Кемин на западн ую оконечность озера, чтобы угрожать враждебным бугинцам сарыбагышам с двух сторон, а также оказать решительное противодействие прибывающим на Иссык Куль для сбора зякета кокандским отрядам[14]. Западн ый отряд должен был закрыть кокандцам путь на озеро ИссыкКуль с верховьев р. Чу. В отряде должны были находиться также топографы для съемки бере гов озера и прилегающих районов Терскей и Кунгей АлаТоо[15].
5 февраля 1860 г. Колпаковский выслал из Верно го к берегам озера ИссыкКуль казачий отряд с двумя ракетными станками и с двухмесячным запасом продо вольствия под командой сотника Жеребятьева[16]. Одно временно он просил старшину казахского племени албан Тазабека в случае нападения на бугинцев нем едленно оказать им вооруженную помощь. С такой же просьбой Колпаковский обратился к старшинам казахских племен Суранчи и Диканбаю, кочевавшим в окрестностях перевала Кастек и в долине ДжейренАйгыр.
В связи с обострением отношений между Россией и Кокандским ханством важное значение приобрело усиление гарнизона передового Кастекского укрепления, т.к. в случае военных действий кокандцы должны были прежде всего напасть на это укрепление.
Так называемый «восточный» отряд, выступивший из Верного 16 февраля, достиг восточной оконечности озера ИссыкКуль и остановился среди кочевья бугинцев. Жеребятьев, раньше бывавший в этих местах, лич но знал многих бугинских манапов. В отряде находил ся также хорунжий Бородин, хорошо знавший кыргыз ский язык. Ему было поручено ведение различных переговоров с бугинцами и сарыбагышами.
Отряд Жеребятьева, обосновавшийся на р. Тюп, с выходом второго отряда на западную оконечность ИссыкКуля должен был двинуться ему навстречу по южному берегу озера, производя одновременно топо графические съемки. Западный отряд по прибытии в Кетмалды должен был также заняться съемкой запад ной оконечности ИссыкКуля и прилегающих гор и, продвигаясь навстречу восточному отряду, произвести съемку берега озера. По окончании топографических работ соединенные отряды должны были возвратиться в район верховьев р. Чу. При западном отряде должно было находиться некоторое число казахов племени дулат, а при восточном – бугинцев и казахов племени албан. Для осуществления регулярной связи с тылом, в частности с передовым укреплением Кастек, решено было создать на Малом Кемине временный пост. О главной цели высылаемых на ИссыкКуль отрядов Гасфорд писал: «Цель высылки отрядов состоит в пресечении кокандцам доступа на ИссыкКуль и утв ерждения их влияния там. Никаких наступательных действий производить не должно; в случае необходи мости быть готовыми действовать энергично, дабы держать сарыбагышей в страхе, угрожая им нападе нием с двух сторон»[17].
Как видно, цель посылки отряда заключалась в том, чтобы решительно противодействовать всяким попытк ам Кокандцев утвердить в какойлибо степени свое влияние на берегах озера ИссыкКуль и окончательно закрепить господство России в этом районе Северной Киргизии. Это было очень важно с точки зрения дальн ейшей борьбы России и Коканда за обладание Север ной Киргизией.
Одной из важных задач являлось создание угрозы сарыбагышам, которые, враждуя с бугинцами, все бо лее стали опираться на кокандцев. Нужно было подо рвать влияние и значение Коканда в глазах сарыбагышей и тем самым способствовать усилению влияния на них России, а также склонить влиятельных правителей этого племени к поискам покровительства Российской империи.
По прибытии восточного отряда на ИссыкКуль выяснилось, что влияние кокандцев среди бугинцев было гораздо сильнее, чем это предполагалось начальником Алатовского округа. Кокандцы стали направлять свои вооруженные отряды на берега ИссыкКуля, в связи с чем Колпаковский выслал на ИссыкКуль вспомога тельные силы[18].
Направление отрядов на озеро ИссыкКуль весной 1860 г. не означало, однако, начала серьезного военного наступления со стороны России. К началу 1860 г. в распоряжении начальника Алатовского округа еще не было достаточного количества военных сил и средств, необходимых для организации экспедиции более или менее крупного масштаба с целью вытеснения коканд цев из района р. Чу. Перед русскими отрядами ставил ась задача укрепить влияние России лишь в районе ИссыкКуля.
Координация движения обоих отрядов, восточного и западного, была поручена капитану генерального штаб а Венюкову. На него была возложена также обязан ность вести переговоры с кыргызами и кокандцами и руководить всеми топографическими работами. Ему были даны также денежные суммы для угощения влия тельных старшин и для приобретения подарков друж ественным манапам[19].
Срок пребывания обоих отрядов на ИссыкКуле был рассчитан на один месяц, после чего, соединившись, возвратиться в Кастек. Но если местные условия и обстоятельства потребовали бы дальнейшего присутствия отрядов на ИссыкКуле, то продление срока экспедиц ии предоставлялось на усмотрение командующего отрядом2. Венюкову предписывалось «…не начинать никаких действий, особенно наступательных, и не перех одить за р. Чу. Но если бы дикокаменные кыргызы или кокандцы сделали бы на отряд нападение, то.., отражать силу силой…»[20]
Венюкову было указано, что его цель – мирным пут ем стараться привлечь на сторону России сарыбагышей. В инструкции говорилось: «Не нужно, чтобы сарыбагыши были устрашены появлением наших военных сил на озере и при этом, чтобы им была внушена необ ходимость не поддаваться безусловно кокандцам»[21]. Предлагалось захватить в плен, заманив предваритель но в отряд лишь тех манапов, которые обнаружат явно враждебное отношение к России. Но сарыбагыши, учит ывая движение восточного русского отряда, поторопил ись примириться с бугинцами.
В знак примирения бугинцы освободили пленного манапа Торогельды[22].
Что касается кокандцев, то капитану Венюкову было предписано не вступать ни в какие сношения с кокандскими властями, а в случае, если они обратятся с вопросом о причине движения русских отрядов на ИссыкКуле, отвечать им, что русские отряды движутс я по своей земле, по правому берегу Чу, ограждая права кыргызов – российских подданных, а поэтому и отчет в этом давать кокандцам не обязаны[23].
Как видно, отряды, посылаемые на ИссыкКуль, призваны были по возможности действовать мирным путем и прибегать к военным действиям только в тех случаях, когда на них будет совершено нападение. Важно было показать кыргызам превосходство сил Рос сии над кокандцами. Вместе с тем русские отряды должны были проявлять дружелюбное отношение России к кыргызам. В инструкции, данной Венюкову, говорилось: «…экспедиция эта не должна иметь вражд ебного характера…», «строго не допускать солдат, а в особенности казаков, ни к каким насилиям, бесплатным поборам и обидам дикокаменных кыргызов, какого бы рода они ни были, если только сами не будут нападать и враждебно действовать против нашего отряда…»3
Касаясь отношения к сарыбагышам и другим кыргызским племенам, Гасфорд писал: «…надобно, чтобы при выступлении отрядов на ИссыкКуль всем дикокаменным кыргызам было объявлено, что намерения наши совершенно мирны, что ни одна каракиргизская юрта не будет тронута русскими, если ее обитатели будут вести себя спокойно. Но пусть все знают, что за кажд ый враждебный шаг против нас будут расплачиваться головами»[24]. Венюков должен был «…утвердить прочн о… влияние на озере, заметно поколебленное кокандцами»[25]. Бугинцам же Гасфорд предписал объявить, «…что они навлекут на себя грозу и потом горько бу дут раскаиваться, если подчинятся подстреканиям кокандцев»[26].
В отношении кокандских отрядов предписывалось употребить силы оружия и вытеснить их с ИссыкКул я; если они добровольно не покинут берегов озера.
Власти Западной Сибири с известным недоверием смотрели и на действия отдельных казахских старшин. Начальнику Алатовского округа было дано предписан ие заманить Тезека в Верный и удержать его там до прибытия генералгубернатора, а в отношении некотор ых других казахских старшин вести осторожную по литику[27]:
После прибытия на ИссыкКуль восточного отряда Жеребятьева на южный берег озера прибыл сильный кокандский отряд из крепости Куртка. Кокандцы, узнав о находящихся здесь русских войсках, отправили своих людей обратно в укрепление Куртка и в Чуйскую долину, в крепость Пищпек, с просьбой о прис ылу подкрепления. Кокандцы возлагали надежду так же на поддержку со стороны кыргызов.
Пребывание русского отряда в Тюпе не остановило, однако, стремления кокандских отрядов собрать зякет с бугинцев. В это время кокандцы собирали зякет по всей Северной Киргизии. Они потребовали от бугинцев 480 лошадей и 400 баранов и, кроме того, баранов для довольствия отряда. Часть бугинцев, державших сторону кокандцев, изъявила согласие на выплату зякета, что частично стало осуществляться. Одновременно кокандцы стали готовиться к строительству укреплен ия на р. КызылСу, на южном берегу ИссыкКуля и поэтому попросили бугинцев оказать им содействие в подвозе камней и других строительных материалов. Часть бугинцев, подвластных манапам Мураталы, Чонкарачу, Тилекмату, обещали и в этом деле оказать кокандцам помощь[28].
Однако подавляющее большинство бугинцев, считавших свое русское подданство окончательным и тверд о убежденных в надежности защиты со стороны Рос сии, решительно воспротивилось сбору зякета, во всем стремилось поддерживать русские отряды.
Учитывая враждебную деятельность кокандцев, Же ребятьев перешел с Тюпа на р. Каракол, в центр кочевьев бугинцев, как на более выгодную позицию для активного противодействия. Жеребятьев потребовал, чтобы кокандцы удалились из районов кочевьев бугинцев. На это начальник кокандского отряда ответил, что он ничего враждебного против русских не имеет и что его отряд прибыл сюда по приглашению самих бугинц ев. В случае же нападения русских отрядов кокандцы не намерены оказывать никакого сопротивления. Как выяснилось впоследствии, такой «миролюбивый» ответ был рассчитан на то, чтобы выиграть время до подход а подкреплений из крепости Куртка и из Чуйской долины.
Жеребятьев попросил разрешения у начальника Алатовского округа открыть военные действия против кокандцев. Колпаковский в свою очередь запросил раз решения на это у командования Сибирским корпусом. Однако командир Сибирского корпуса находил более целесообразным начать действия против кокандцев на ИссыкКуле после прибытия на озеро западного отряд а подполковника Шайтанова. Выступление этого отр яда задерживалось. Колпаковский опасался, что к моменту прибытия отряда Шайтанова кокандцы успе ют собрать с бугинцев значительное количество зякета и, узнав о прибытии второго русского отряда, удалятся в крепость Куртка. Поэтому он решил начать военные действия против кокандцев силами только восточного отряда[29]. Колпаковский предписал Жеребятьеву ни под каким видом не допускать среди русскоподанных бугинцев сбора зякета.
Согласно разработанному маршруту, 10 мая должно было начаться движение восточного отряда по южному берегу озера на запад. Так или иначе он должен был пройти мимо айылов бугинского манапа Мураталы, державшего сторону кокандцев, и столкнуться с кокандскими отрядами, стоявшими на реке Джууку. Колпаковский учитывал, что вытеснение кокандцев с озера ИссыкКуль силой оружия должно было ока зать благоприятное для интересов России влияние не только на бугу, но и на другие кыргызские племена и на заилийских казахов[30]. Особенное значение такое дей ствие должно было иметь для бугинцев, по отношению которых Колпаковский тогда писал: «Мы много обе щали бугинцам в пользу их защиты от всякого вторжен ия к ним чужеземцев, претендующих на владычество ими»2.
Борьба за утверждение влияния России была на столько важной, что Колпаковский в начале мая решил сам с дополнительным войском выехать в район рас положения восточного отряда для того, чтобы лично руководить военными действиями[31]. В это же самое время начал свое движение к побережью ИссыкКуля и западный отряд. 7 мая 1860 г. этот отряд выступил из Верного, имея в своем составе пехоту, кавалерию и артиллерию[32].
Командир Сибирского корпуса в своем отношении к начальнику Алатовского округа от 9 мая 1860 г. треб овал принятия решительных и беспощадных мер по отношению к кокандцам и бугинцам, придерживаю щимся кокандской ориентации. Ссылаясь на свою инструкцию, данную капитану Венюкову, он писал:. «Кокандцев я приказал с ИссыкКуля прогнать силой, если они не согласятся уйти добровольно по предложе нию нашему, а так как дело теперь, повидимому, должно кончиться оружием, то исполнить это со всею энергией и поспешностью; если это вами еще не сделан о, стараться истребить или взять в плен весь отряд, чтобы ни одна душа не ушла. Если партия бугинского манапа МуратАли и ЧонКарача примет участие в действиях против нас, то истребить ее в устрашение прочим родам. Не поняв чести и ласк, пусть испытыв ают кару и мзду. Во всяком случае стараться захва тить силой или хитростью двух мятежных манапов – МуратАли и ЧонКарача с их мерзавцем секретарем, если попадутся нам в руки, то посадить их в Верном в тюрьму; секретаря – в двойные оковы.
Начатый кокандцами на ИссыкКуле курган разорить, взятый ими зякет отобрать, данный от двух вышепоименованных враждебных манапов, и оставить в пользу наших войск; взятый же вынуждением от других родоначальников возвратить хозяевам, если они не принимали участия против нас. Преданных нам мана пов обласкать и наградить…»[33]
Действия, предусмотренные инструкцией в отношен ии кокандцев и части бугинцев, капитан Венюков имел намерения применить и к сарыбагышам. Он хот ел доказать сарыбагышам, правители которых – манапы Торогельды и Уметалы, отступили в глубь ТяньШаня, что для русских отрядов не существует недося гаемых кочевий. В случае, если сарыбагыши не пойдут на заключение окончательного мира с бугинцами и не произведут свои расчеты по барымтованному скоту, Венюков имел намерения преследовать Торогельды, отобрать у него пашни и отдать их бугинцам, а в слу чае противодействия сарыбагышей разорить несколько их айылов силами бугинцев, подкрепленных казаками. Для того, чтобы заставить сарыбагышей вернуть так же и отогнанный скот казахских племен албан и обес печить спокойствие на ИссыкКуле, Венюков предпола гал захватить самого Торогельды и ряд других влия тельных манапов сарыбагышей, отправить их в Верный и держать их там в качестве заложников. Однако не раскрывая до времени своих намерений, Венюков разослал всем кыргызским племенам, и в том числе сарыбагышам, обращения, призывая их к миру, спок ойствию и дружбе2.
Западный отряд 10–12 мая остановился в Кастеке, а 14 мая прибыл в Малый Кемин. Сюда, в ответ на обращение, к капитану Венюкову явился посланный от манапа Рыскулбека, айылы которого были располож ены поблизости от местонахождения отряда. Дове ренному Рыскулбека манапу Менди было поручено заняться производством расчетов по барымтованному скоту с подвластными России казахами Старшего жуза. От манапа Менди Венюков узнал, что Уметалы откочевал далеко на Талас, а Торогельды – на Терскей АлаТоо. Оставшиеся на Кемине сарыбагыши жел али примирения с казахами Старшего жуза, с кото рыми у них была барымта, и просили об этом содей ствия Венюкова. Далее Менди сообщил о недовольстве сарыбагышей кокандцами, которые собрали зякет сверх нормы[34].
К середине мая начальник Алатовского округа в сопровождении небольшого отряда прибыл в район Восточного побережья ИссыкКуля. К этому времени положение дел на ИссыкКуле начало меняться. По мере продвижения русских отрядов к бассейну озера ИссыкКуль начали меняться позиции тех бугинских манапов, поведение которых до этого было двусмыслен ным или прококандским.
Сотник Жеребятьев 6 мая начал движение с р. Ка ракол и приблизился к кокандской крепости Джууку. Кокандцы, заметив это, оставили свой лагерь и черев ущелье Джууку ушли в сторону укрепления Куртка на Нарыне. Бугинские манапы, поддерживавшие кокандцев в частности Мураталы, изъявили теперь полную по корность и немедленно согласились на требование Жеребятьева откочевать и присоединиться к остальным бугинцам. Отряд Жеребятьева продолжил движение по южному берегу озера на запад для соединения с за падным отрядом, производя одновременно съемки местн ости[35]. Тем временем, снявшись с Малого Кемина, за падный отряд Шайтанова совершил трудный переход и 20 мая достиг берегов ИссыкКуля. Поскольку ко врем ени прибытия отряда Шайтанова на ИссыкКуль кокандский отряд, стоявший на южном берегу озера, уже оставил свой лагерь и ушел к крепости Куртка, задача отряда Шайтанова, заключавшаяся в открытии военных действий против кокандцев с запада, отпала. Главной причиной поспешного отступления кокандцев, которые первоначально даже намеревались напасть на Жеребятьева, явилось известие о движении западного отряда. Боясь быть атакованными с двух сторон, они решили отступить в Нарын[36].
Кокандские наместники, находившиеся в крепостях Пишпек и Токмак, не могли в это время помешать движению западного отряда на ИссыкКуль или выслать скольконибудь крупное подкрепление своему отряду, стоявшему на Джууку. Они смогли только выслать, небольшой отряд, который, однако, узнав об отступлен ии иссыккульского отряда в Нарын, вернулся обратн о. Атабекдатха принял движение западного отряда за серьезное наступление со стороны России. Он пос пешно отправил к хану людей с этим известием и просил срочно прислать крупные военные силы в Чуйскую долину[37].
Как видно из донесения Колпаковского от 22 мая 1860 г., положение среди бугинцев после ухода кокандского отряда в корне изменилось. Никаких укреплений кокандцам построить не удалось, как не удалось соб рать и зякета. Оказалось, что даже бугинцы, подв ластные манапам Мураталы и Тилекмату, откладывал и под различными предлогами выплату зякета.
По приезде начальника Алатовского округа на ИссыкКуль к нему явились все манапы бугинцев, в том числе и стоявшие до сих пор на стороне Коканда манапы Мураталы, Тилекмат и Чонкарач, и выразили полную покорность Российской империи. На вопрос начальн ика Алатовского округа – почему нарушили присягу и предались кокандцам – они отвечали, что никогда не были намерены нарушить свою присягу, а сблизи лись с кокандцами лишь для того, чтобы при их содействии получить обратно от сарыбагышей своих пленных сородичей. Они тут же поклялись, что более никогда ее не нарушат. Колпаковский имел намерение захватить в плен Мураталы и Тилекмата и наказать их. Но, уступая просьбам других бугинских манапов, оставшихся верными России, а также боясь не запуг ать остальных бугинцев, он отказался от своего нам ерения и ограничился лишь тем, что объявил: в слу чае дальнейших нарушений манапами Мураталы и Тилекматом присяги или же двуличного их поведения они, как изменники, поплатятся «… не только своими головами, но и всем аильным состоянием, которое все будет предано огню и мечу»[38].
С целью укрепления связи бугинцев с Россией на иболее влиятельные манапы были приглашены в Вер ный для представления генералгубернатору.
В это время часть племени сарыбагышей во главе с манапами Адылом Аджы и Калыгулом кочевала на северном побережье ИссыкКуля. Они намеревались откочевать на запад к верховьям р. Чу. Но внезапное прибытие западного отряда не дало им возможности это сделать. Эти манапы участвовали почти во всех набегах Торогельды на бугинцев, а также совершали набеги на казахов Старшего жуза племени албан. Поэтому капитану Венюкову было предписано вызвать этих манапов в отряд, задержать их и прислать в Вер ный. Венюков написал письма Адылу и Аджы, при глашая их приехать для переговоров. Но Адыл, зап одозрив опасность, сам не явился, а послал своего молодого сына вместе с одним джигитом. Тогда Венюк ов для захвата Адыла направил в его айыл отряд из сорока казаков при одном орудии под командованием хорунжего Ельгина. Оставшуюся часть отряда Венюк ов разделил на группы: первую – при одном орудии под командой штабскапитана Обуха он направил по южному берегу озера для соединения с отрядом Жеребятьева, а другую двинул по северному берегу на восток, вслед за отрядом Ельгина[39]. Манап Адыл вскоре был захвачен[40].
Деятельность западного отряда подходила к концу. Но командующий обоими отрядами капитан Венюков еще не был убежден, что в дальнейшем, после ухода отряда с ИссыкКуля, там будет обеспечено спокойс твие среди бугинцев и сарыбагышей. Особенно мало было надежды на сарыбагышского манапа Торогельды, который после ухода отрядов с ИссыкКуля вновь мог возобновить нападения на айылы бугинцев и дулатовских казахов. Наличие заложников не давало гар антии. Поэтому Венюков пришел к выводу, что для обеспечения полного спокойствия в этих местах необхо димо оставить небольшие отряды в стратегически важных пунктах. Такими пунктами он избрал Кетмалды и Малый Кемин. Кроме того, наличие русского отр яда на Кемине могло до некоторой степени закрыть пути кокандцам на ИссыкКуль со стороны Токмака и Пишпека[41].
Таким образом, задача была выполнена: влияние России среди бугинцев прочно утвердилось. Прежние сторонники кокандцев манапы Мураталы, Тилекмат, Чонкарач и др. теперь твердо придерживались русской ориентации.
После перехода части западного отряда через перевал ТорАйгыр в сторону Кемина другая его часть под командованием капитана Венюкова направилась в долину Кочкор. Имелось в виду закончить топографи ческие съемки местностей на запад от озера и произ вести осмотр важных в стратегическом отношении прох одов в горах ТяньШаня, в местностях Джоонарык и Кызарт. В начале июня этот отряд достиг прохода Джоонарык и расположился лагерем недалеко от гор ных проходов Кызарт и Челек, ведущих на Нарын и Талас. Венюкову не удалось вступить в какиелибо сношения с манапом Торогельды и подведомственными ему сарыбагышами, так как они в это время ушли в долину Джумгал, а оставшиеся в долине Кочкорка сарыбагыши, подвластные манапу Рыскулбеку, вели се бя, как и раньше, дружественно. 4 июня отряд Венюкова выступил обратно в сторон у Кетмалды, а 10 июня прибыл на Малый Кемин2.
Так к середине июня закончилось рекогносцировоч ное движение западного отряда в сторону озера Иссык Куль. Исходя из создавшейся обстановки, в связи с возможным нападением .Торогельды и кокандцев на бугинцев после ухода русских отрядов и, уступая просьбам бугинцев, решено было оставить на ИссыкКуле отряд Жеребятьева до особого распоряжения. Колпаковский в донесении Гасфорду еще 6 мая 1860 года писал: «Соизволили приказать мне объявить бугинцам, что для постоянной их защиты мы готовы на землях их поставить укрепления, что и было мною им передано, с уверением, что мы все для них сделаем, как для своих подданных. Несмотря на пребывание в их землях нашего отряда, они, вследствие разъедине ния между собой, и до сих пор неотступно просят меня о постройке у них крепости»[42]. Возможность нового на падения на бугинцев со стороны Коканда, так же как и враждебных бугинцам сарыбагышей, не была еще окончательно устранена. Поэтому начальник Алатовского округа находил нужным охранять безопасность бугинцев, хотя бы временно, силами русских отрядов. Начальник штаба Сибирского корпуса в своем отнош ении к начальнику Алатовского округа писал: «…бу гинцев можно временно поддерживать военным отря дом, пока мы не утвердились на Чу, тогда мы будем иметь возможность охранять их уже оттуда»2.
По прибытии в Кемин западного отряда пленный сарыбагышский манап Адыл, а также все остальные «почетные» кыргызы, оказывавшие немалое содействие отряду, были направлены в Верный для представления генералгубернатору.
Экспедиция Венюкова заставила кокандские власти временно отказаться от своих притязаний на эту территорию и оказала влияние на ту часть сарыбагышей, которая ориентировалась на Коканд, укрепила положе ние бугинцев. Она значительно подняла в глазах кыргызов ТяньШаня и ИссыкКуля значение России. В донесении военному министру от 14 июня 1860 г. Гасфорд, излагая деятельность иссыккульских отрядов, указывал: «Результатом этих движений является не только совершенное восстановление нашего влияния у бугинцев, которых все манапы прибыли в Верный, но и удаление с ИссыкКуля кокандцев, захват Адыла и бегство некоторых главнейших хищников рода сарыбагышей, одних за Небесные горы, а других в Талас»[43]. Гасфорд особо подчеркивал роль «почетных» кыргызов племени бугу и сарыбагыш, которые находились при отряде и усердно помогали ему, рассылая людей для связи, поставляя рабочий скот, рабочую силу, продо вольствие и т. д.
В результате этой экспедиции была выполнена и другая важная работа – произведена топографическая съемка всего южного побережья, а также недоснятой ранее части северного побережья озера ИссыкКуль. Были сняты также верховья р. Чу. Результаты этой работы должны были дать возможность завершить нан есение на карту сопредельных с Заилийским краем частей ТяньШаня и цепи Алатовских гор, пересекающ их реку Чу.
Кокандцы, однако, далеко еще не считали Иссык Куль для себя потерянным. Малляхан решил напра вить в Чуйскую долину более крупные силы, которые могли бы нанести чувствительный удар русским отря дам Заилийского края и парализовать влияние России в Северной Киргизии, в том числе и среди бугинцев. Прежде всего правительство Коканда имело в виду произвести нападение на передовое укрепление России в Северной Киргизии – Кастек. Подготовка к нему была начата еще до экспедиции Венюкова на ИссыкКуль.
Кокандский хан, готовясь к предстоящим военным действиям, начал усиленный сбор зякета сверх обычной нормы. Сборщики зякета встречали большие затруднен ия, особенно среди кыргызов, поскольку размеры его были слишком обременительны.
Хан провел также некоторые изменения в системе управления отдельными областями в целях усиления центральной власти. Он добивался, с одной стороны, ослабления власти более крупных наместников ханств а, а с другой – усиливал свою власть, устанавливая непосредственную связь с комендантами крепостей.
Малляхан стремился также сглаживать издавна раз диравшие Кокандское ханство противоречия между феодальной знатью кочевых кыргызкипчаков и торгов окупеческими слоями оседлого узбекского населения и землевладельческой аристократии. Он усердно доби вался привлечения на службу, особенно военную, влия тельнейших кыргызкипчакских феодалов, считая кыргызов и кипчаков подходящим резервом для укомплектова ния своих войск. Надо сказать, что Малляхан в исто рии Коканда выступает, несомненно, как довольно видн ая фигура; он в исключительно трудных и сложных для Коканда условиях проявлял немало энергии и таланта государственного деятеля. Однако и он пал жертвой «традиционной» в ханстве феодальноприд ворной борьбы, издавна разъедавшей это государство. Командующий СырДарьинской линией в донесении на имя Оренбургского генералгубернатора о деятельн ости хана писал: «Маллябек, изгнав брата своего Худояра с помощью бухарского эмира и достигая хан ского достоинства в ноябре 1857 года, постоянно прио бретает все более и более влияние не только в самом ханстве, но даже и среди соседних кочевых плем ен, както: дикокаменных кыргызов, кипчаков, каратавцев, почти всегда подчинявшихся ханам только номинально. Стесненный с одной стороны противо действием Худояра, опасаясь тайных козней эмира Бухарского, постоянно поддерживающего какоголибо претендента на престол с тайной целью воспользо ваться неурядицами Коканда к личной своей пользе, и с другой, боясь близкого соседства русских, Маллябек тем не менее с искусством ловкого азиатского полити ка твердо держался на шатком престоле, обнаруживая в делах внутреннего управления, в противополож ность расслабленному Худояру, замечательную деят ельность»[44]. Командованию СырДарьинской линии нельзя отказать в реалистическом изображении одной из видных личностей на ханском престоле Коканда.
В предстоящей войне с Россией главным объектом нападения кокандских войск, наряду с укреплением Верного в Заилийском крае, должен был стать форт Перовский на СырДарье. Сроки начала похода не бы ли определены, т. к., они зависели от многих обстоя тельств. А пока хан хлопотал об отправлении посольс тва в Россию, пытаясь вести переговоры о мире и дружбе, и приказывал своим пограничным бекам избе гать кикахлибо военных столкновений с русскими от рядами.
Положение Кокандского ханства попрежнему осложнялось враждебными отношениями с эмиром бух арским, попытки установления мира и дружбы с ко торым не дали положительного результата. Тогда Малляхан в феврале 1860 г., воспользовавшись выступлением эмира против афганцев, напал на бухар скую крепость УраТюбе. Однако взять её не удалось, т.к. эмир сумел быстро выставить против Малляхана 12тысячное войско под командой Худояра. Указанные события в еще большей степени обострили взаимоотнош ения между Кокандом и Бухарой.
В то же время значительно большая опасность надвигалась на Кокандское ханство со стороны России. Состояние ханских войск и укреплений в Чуйской дол ине не могло идти ни в какое сравнение с военной мощью Российской империи.
Вооружение и организация кокандских войск были очень отсталыми, и поэтому кокандские военачальники при военных столкновениях рассчитывали главным образом на численное превосходство. Высший командный состав состоял из числа приближенных хана и других влиятельных представителей феодальной аристократ ии. Средний командный состав вербовался из пред ставителей феодалов, отчасти купцов и торговцев. Наиболее подходящий контингент для комплектования командных кадров представляли беспокойные и буйн ые представители кипчакских феодалов.
Военной дисциплины, строго предусмотренной определенным уставом, в кокандском войске не существовало. Нередко стимулом к воинской службе служила жажда добычи и грабежа. Многие военачальники смот рели на свою должность больше как на источник обог ащения, нежели как на выполнение воинского долга.
Плохо было поставлено в Кокандской армии дело военного снабжения. Во время походов и войн войска регулярно не получали казенного продовольствия, а пи тались, приобретая продукты на базарах или у насе ления, живущего вблизи от мест движения и располож ения воинских частей. Такая система снабжения часто приводила к тому, что войска нуждались в са мом необходимом, а иногда оставались и вовсе без продовольствия. Огнестрельного оружия не хватало, а то, которое имелось, было старым и разнообразных образцов.
Что касается численности кокандских войск, то она зависела от многих обстоятельств и никогда не была постоянной. Она зависела и от популярности того или иного похода, и от расположения подданных к хану в данный момент, и от предполагаемой легкости дости жения успеха, и от возможности захвата добычи и т. д. Было время, когда хан в состоянии был в течение двадцати дней собрать до 40 тысяч человек и выступ ить с ними в поход. Но постоянные междоусобицы и особенно так называемая «кипчакосартовская» резня сильно отразились на военной мощи ханства и увели чили недоверие кочевых кыргызов и кипчаков к хану и его окружению. При таких обстоятельствах собрать в короткий срок большое количество воинов становилось все труднее.
В ожидании наступления царских войск со стороны Сибирской и Оренбургской линий были усилены гарнизоны крепостей АулиеАта, Мерке, Ашмара, Пишпек и Туркестан.
Не будучи в силах оказать серьезного сопротивлен ия в открытом поле, кокандские войска могли упорно защищаться в своих крепостях.
Кокандская линия укреплений в Чуйской долине имела двоякое назначение: вопервых, охраны границ, которые, однако, не были твердо установлены (со стороны Заилийского края такой границей кокандцы условно считали р. Чу); вовторых, поддержки власти хана над разными родами и племенами кыргызов, коч ующих от ИссыкКуля на запад, в Чуйской долине, ТяньШане, Таласе и Чаткале, а также некоторыми казахскими племенами. Линию кокандских укреплений в Чуйской долине составляли крепости Токмак, Пишпек, АкСу, Мерке, ИтКечю, АулиеАта, ЧулакКурган и Сузак. Последние три по своему географическому расположению были отделены от центра кокандского ханства невысокими горными цепями Казыкурт, Бурулдай и КараТоо, тянувшимися по правой стороне СырДарьи. А крепости Токмак, Пишпек, АкСу, Мер ке и ИтКечю были отделены от основной территории ханства горным хребтом Киргизский АлаТоо и пред ставляли наиболее отдаленные опорные пункты кокандских владений. Сузак и ЧулакКурган составляли передовые пункты на путях к Ташкенту с низовьев Чу. Остальные шесть крепостей были расположены в стратегически важных пунктах по дороге от Ташкента к верховьям р. Чу.
В смысле административного управления крепости ЧулакКурган и Сузак были в ведении туркестанского бека. Остальные шесть, расположенные восточнее, на ходились в ведении ташкентского парваначи. Из этих крепостей наиболее крупной являлась АулиеАта, кот орая служила главным опорным пунктом Чуйской укрепленной линии. Но к 1860 году наиболее важное значение стал приобретать Пишпек, поскольку он был передовым пунктом, обращенным в сторону российс ких владений в Заилийском крае. Комендант Пишпека являлся одновременно главным начальником креп остей Токмак и АкСу. Комендант АулиеАта имел такое же отношение к крепостям ИтКечю и Мерке.
Общая линия кокандских укреплений от Токмака до Сузака достигала 500 верст. Разумеется, она обес печивала покорность кыргызов и казахов власти ко кандского хана. Но когда кокандское ханство столкну лось с таким сильным государством, как Россия, этой линии оказалось явно недостаточно.
Ознакомившись с состоянием военных сил Коканда в Чуйской долине, капитан Венюков писал: «Если бы не укрепления, в которых, как известно, все азиатцы защищаются очень храбро, часто отчаянно, то можно полагать, что отряд из 450 человек, ходивший в прош лом году на Чу, был бы в состоянии прогнать всех сартов до последнего из целой страны от берегов Ис сыкКуля до Таласа и гор Казыкурт»[45].
При обороне своих причуйских владений кокандский хан мог рассчитывать в основном только на соб ственные силы, на гарнизоны своих крепостей. Что касается кыргызов, кочевавших в Чуйской долине, то на них кокандский хан не мог возлагать надежд. Многочисленные тяжелые поборы, различные притес нения и произвол, чинимый сборщиками зякета и самими комендантами крепостей, вызывали у кыргызско го народа ненависть и злобу по отношению к кокандским властям. Во время экспедиции капитана Венюкова в Чуйской долине в 1859 г. кыргызы, как говори лось выше, держались на стороне кокандцев главным образом изза боязни жестоких наказаний, могущих последовать после ухода русских отрядов. Тем не менее даже тогда некоторые кыргызские племена через своих представителей вступили в сношения с капита ном Венюковым, призывая его взять кокандские ук репления. Так, например, часть сарыбагышей просила занять Токмак, поставив это как условие их перехода на сторону России.
Таким образом, состояние военных сил Коканда в Причуйском районе к началу 1860 г. благоприятство вало успеху намеченных военных предприятий Гасфорда.
Еще в середине мая 1860 г. в разгар деятельности ИссыкКульской экспедиции в Верный прибыл полковник Циммерман, назначенный командующим военными силами, сосредоточенными в Заилийском крае для предлагаемой экспедиции. Он получил от Гасфорда указа ние немедленно приступить к осуществлению необходим ых мероприятий, чтобы в любое время быть готовым к походу. На основании сведений, имеющихся в распо ряжении капитана Венюкова, Циммерман должен был ознакомиться с районами предполагаемых военных действий в Чуйской долине, с планами и картами рас положенных там кокандских укреплений. Кроме того, Циммерману предписывалось лично обследовать пути, ведущие от Верного до Кастека и далее в сторону Пишпека, срочно принять меры к исправлению трудноп роходимых участков дороги и сделать их пригодными для движения артиллерии и других видов колесного транспорта с грузами. Для этих целей в распоряжение Циммермана были посланы инженерные и саперные офицеры.
Циммерману предписывалось, если кокандские власти станут подстрекать кыргызов на барымту прот ив подвластных России казахов и предпримут вторже ние на правый берег р. Чу, перейти в решительное наступление вплоть до взятия Токмака и Пишпека. В случае же движения кокандских отрядов на Иссык Куль Циммерман должен был из Чуйской долины выступить против них с тыла, с тем, чтобы разбить их и вытеснить с берегов озера, обеспечив тем самым переход на сторону России колеблющейся части прииссыккульских кыргызов. Одновременно Гасфорд дово дил до сведения Циммермана, что активные наступательные действия против крепости Пишпек, по указа нию Александра II, должны начаться лишь в будущем году. Поэтому общий характер действий Заилийских военных сил летом 1860 г. должен быть преимущест венно оборонительным и состоять в охране границ Заилийского края и поддержании влияния России на ИссыкКуле.
ИссыкКульская экспедиция выявила чрезвычайно шаткое положение Кокандского ханства в Чуйской до лине и на ИссыкКуле, а также неспособность кокандс ких войск к какомулибо серьезному противодействию царским войскам. Эти обстоятельства побудили коман дование Западной Сибири к дальнейшим наступатель ным действиям против кокандских опорных пунктов в Северной Киргизии и повлияли на решение Циммер мана и Колпаковского не откладывать предполагаемую экспедицию, а предпринять ее в том же, 1860 г., ис пользовав для этого какойнибудь незначительный предлог.
К июлю 1860 г. Малляхан успел сосредоточить в Чуйской долине значительные военные силы, несмотря на то, что положение его заметно пошатнулось в связ и с усилившейся борьбой феодальных группировок внутри ханства. Часть влиятельных кипчакских и узб екских феодалов, недовольных политикой хана, умело использовала глухое брожение в народе. В некоторых районах Ферганской долины, в том числе и населенных кыргызами, произошли открытые выступления против хана. Положение осложнялось еще и тем, что в 1859 г. в ряде районов ханства был неурожай. Гарнизоны нек оторых крепостей, будучи не в состоянии прокормитьс я, либо дезертировали, либо вынуждены были совер шать грабительские набеги на соседние айылы.
С весны 1860 г. начальники кокандских отрядов, как обычно, стали широко применять метод подстрека тельства чуйских кыргызов на набеги и барымту против подвластных России казахов Старшего жуза. Команд ующий войсками Заилийского края полковник Цимм ерман в донесении Гасфорду от 1 июля 1860 г. обращ ал особое внимание на повторяющиеся набеги зачуйских кыргызов, в которых участвовали и кокандцы[46]. Эти набеги вынудили казахов племени дулат и некоторых других племен, кочевавших в горах на запад от Верного, уйти в районы более отдаленных кочевий, а частью – в окрестности Верного. В район Кастека прикочевала и часть айылов сарыбагышей, находив шихся в мирных и дружественных отношениях с на чальником Алатовского округа. Причиной их прихода была боязнь подвергнуться наказанию со стороны кокандцев за свои миролюбивые отношения с русским отрядом во время ИссыкКульской экспедиции.
В начале июля столкновения между кокандцами и Заилийскими отрядами в окрестностях Кастекского укрепления участились, что и послужило поводом для начальника Алатовского округа перейти к решительн ым действиям. В результате в августе и сентябре Кокандские укрепления Токмак и Пишпек были взяты и разрушены отрядами царских войск.
Во время операции по взятию Токмака и Пишпека чуйские кыргызы никаких враждебных действий прот ив русского отряда не предпринимали. Ко времени начала военных действий Заилийского отряда кыргыз ские айылы откочевали в горы и находились в основ ном на высокогорных пастбищах – джайлоо и за кыргызским Алатоо – в долине Сусамыра. Кокандские воен ачальники и лично сам хан приложили немало усилий, чтобы в войне с Россией добиться активной поддержки со стороны кыргызов. Но кыргызы в больш инстве не примкнули ни к той, ни к другой стороне.
Безразличное отношение кыргызского народа к описываемым событиям имело свои причины. Кыргызы знали, что с уничтожением господства кокандцев они ничего не теряют. Но в то же время они не знали и не могли знать, что несет им господство царской России. Царизм как «тюрьма народов», как проявление жесто чайшего на циональноколониального гнета предстал перед кыргызами уже после вхождения их в состав России.
Киргизские правителиманапы выжидали и не принимали активного участия в борьбе до выяснения ее окончательных результатов. Правда, среди них были и такие, которые положительно отозвались на призывы Циммермана и в самом начале его похода изъявили свое согласие со всеми подвластными им родами прин ять подданство России. Так поступил, например, крупный сарыбагышский манап Джантай.
Что касается поведения казахских племен Заилийского края в период операций Циммермана, то оно было более определенным. Многие из правителей каз ахов по первому требованию оказывали помощь рус ским отрядам, а некоторые и сами со своими джигита ми, как например, наиболее влиятельный из казахских султанов Старшего жуза Тезек, участвовали в экспе диции.
Крупные кыргызские манапы Джангарач, Байтик и др. не явились в лагерь Циммермана, но и кокандцам никакой поддержки не оказывали. Цель их заключал ась главным образом в обеспечении безопасности своих айылов.
Гасфорд предписал Циммерману быть строгим по отношению к кыргызским манапам, враждебным Рос сии. «Надо стараться,– указывал он,– захватить враждебных сарыбагышских манапов Уметалы и Торогельды»[47]. Но их айылы в это время находились вне пределов досягаемости Циммермана, в глубине ТяньШаня.
Во время осады крепости Пишпек из ущелья Аламедин показался отряд конных кыргызов, число кото рого доходило до 400 человек. Не зная его намерений, Циммерман послал против него султана Тезека с его джигитами и две сотни казаков под командой есаула Бутакова и поручика барона Врангеля. Не вступая ни в какие переговоры, отряд кыргызов отошел в горы и скрылся. Через два дня после падения Пишпека в его окрестностях вновь появилось много кыргызов, намере ния которых по отношению к отряду Циммермана бы ли совершенно мирные и дружественные. Целью их прибытия, как выяснилось, было желание заняться уборкой проса и пшеницы, оставшихся неубранными на полях вокруг крепости.
Во время разведки Тезека в ущелье Аламедин один из его джигитов был смертельно ранен в стычке с кыргызами. Основываясь на этом, Циммерман приказ ал казахам, находившимся при его отряде, нападать на кыргызов и отбирать у них лошадей. Вскоре глав ный манап солтинцев Джангарач послал четырех по четных представителей к Циммерману с изъявлением желания принять российское подданство. Но представ ители Джангарача были задержаны и с солтинцев был потребован «кун» – выкуп за убитого казаха. Кун был определен в 200 лошадей и 6 девяток, в число ко торых входило две девушки. Кыргызы обязались вы платить этот кун[48].
Вслед за Джангарачем многие кыргызские старейшины, бии и влиятельные манапы стали посылать к русскому командованию людей в качестве доверенных лиц с изъявлением готовности стать подданными Рос сии.
5 сентября 1860 г. было начато разрушение креп ости Пишпек. Ввиду того, что стены ее были чрезвыч айно крепкими и толстыми, работа по срытию их представляла большую трудность. В течение 7 дней здесь работало до 600 чел., а на взрыв укреплений было употреблено 217 пудов пороха. От крепости оста лись лишь коекакие постройки, находившиеся вне стен.
Падение Пишпека произвело большое впечатление на казахов и в особенности на кыргызов, поскольку эта крепость являлась наиболее важной в военном отнош ении кокандским пунктом в Северной Киргизии. Пишпек считался также и важным политическим центром кокандского господства. Наместник кокандского хана в Пишпеке управлял не только такими малыми кре постями в Чуйской долине, как Токмак, АкСу и др., но являлся правителем и над теми кыргызами, которые кочевали в долинах Коч кора, Джумгала и на берегах ИссыкКуля.
Накануне обратного выступления отряда Циммерм ан выпустил обращение к чуйским кыргызам и казах ам племени дулат, кочевавшим также в Зачуйской долине. Он разъяснил причины похода в Чуйскую до лину, а также причины взятия и разрушения кокандских крепостей Токмак и Пишпек. Действия русского отряда Циммерман объяснял как ответ на враждеб ные действия кокандцев, напавших на укрепление Кастек. Он призывал кыргызов не поддерживать в дальнейшем кокандское ханство и окончательно перей ти в подданство России[49].
После взятия и разрушения крепости Пишпек, а также во время обратного движения русского отряда кыргызы в общем оставались нейтральными. Это конс татировал Циммерман в своем отношении на имя Гасфорда от 17 сентября 1860 г.: «При возвращении отряда от развалины Пишпека,– писал он,– никто из дикокаменных не являлся, и наши разъезды, посылае мые даже ночью, не встречали решительно никого. Все зачуйские кыргызы поражены были ужасом вследствие взятия Токмака и в особенности Пишпека»[50]. Кыргызы, как и кокандцы, остались довольны хорошим обращением русского командования с военнопленными. Это вызывало у многих военнопленных желание не возвра щаться обратно в Коканд, а принять русское подданс тво и остаться жить на подвластной России территор ии. Пленные коменданты крепостей Токмака и Пишпека Атабекдатха и Алишердатха убедительно просили Циммермана разрешить им проживание в Верном или в других городах России. Русские власти разрешили им это, и впоследствии им было предписа но, совместно с несколькими служившими при них людьми и некоторыми чиновниками, поселиться в Се мипалатинске[51].
В результате похода Циммермана для чуйских кыргызов сложилась чрезвычайно неопределенная и труд ная обстановка, мешавшая им определить свое отно шение к происходящим событиям. В Чуйской долине, после разрушения крепостей Токмак и Пишпек, действ ительными хозяевами стали русские власти Алатовского округа. Но, с одной стороны, быстрое возвращен ие русских отрядов из Чуйской долины, а с другой – прибытие свежих военных отрядов хана в АулиеАта и энергичная деятельность кокандских военачальник ов по подготовке новой крупной военной экспедиции против Заилийского края делали, казалось бы, устан овившееся господство России в Чуйской долине сомнительным. Вот почему, несмотря на последовав шее вскоре заявление почти всех чуйских кыргызов об их преданности России, трудно было надеяться на то, что эта преданность будет стабильной.
Одним из важных условий успеха предпринятых действий в Чуйской долине кокандские военачальник и считали привлечение на свою сторону местного кыргызского населения.
КанаатШа разослал из АулиеАта своих представителей к кыргызам и причуйским казахам с призывом примкнуть к нему для «священной войны» против «не верных». К манапам Джангарачу, Джантаю, Байтику и другим он отправил своих людей с подарками и приглашением присоединяться к нему. Крупные кыргыз ские манапы Джангарач, Джантай, Байтик и ряд других стали теперь склоняться на сторону Коканда. Действительной причиной этого явилось прибытие в Чуйскую долину небывалого до сих пор количества кокандских войск. Кыргызские манапы понимали, что в случае неподчинения кокандцы не остановятся перед применением силы для их наказания. Джангарач так же, как и Джантай, несмотря на свои дружественные отношения с Циммерманом и выраженное ранее желан ие принять подданство России, теперь обещал при ехать в лагерь КанаатШа и со своей стороны содействовать ему в его предприятии.
Этот факт интересен как проявление двуличия кыргызских манаповправителей, связанного с перемена ми в политической обстановке. В этом отношении хар актерна позиция манапа Джангарача. Джангарач во время осады крепости Пишпек, как известно, изъявил готовность при нять подданство России. В донесении военному министру Гасфорд писал 8 сентября 1860 г.: «Ныне даже зачуйские кыргызы просят нашего покро вительства, уразумев счастье находиться под могущ ественным покровом русского царя. В числе последн их главный манап и родоначальник сильного племени султов, Джангарач, уже заявил это желание полковни ку Циммерману. Ввиду того, что покорность этого плем ени по переходе войск наших за Чу будет иметь весьма полезное для нас влияние на другие племена зачуйских кыргызов, то я уполномочил полковника Циммермана наградить Джангарача большой золотой медалью и почетным бархатным кафтаном, а в случае искренней его к русскому правительству привязан ности и если примет присягу со своими родичами, то обещать особую еще награду от всемилостивейшего гос ударя, както чин, соответствующий его влиянию, и деньги»[52].
Однако по мере приближения крупных кокандских военных сил у Джангарача изменилась и ориентация, гак как в случае проявления непокорности хану он первым мог подвергнуться разгрому, а надеяться на поддержку уже ушедших из Чуйской долины русских отрядов ему было трудно. Именно это очень сложное и противоречивое положение кыргызов определяло и противоречивые позиции тех или иных племен.
Известную роль в изменении политической ориентации отдельных кыргызских племен играла и враждебн ая агитация кокандцев, выдававших военные пред приятия хана в Северной Киргизии как войну против «неверных», «во имя аллаха». Такую же работу, направл енную на разжигание религиозного фанатизма среди верующих мусульман, кокандцы проводили не только среди кыргызов, но и среди казахов Причуйской до лины[53].
Циммерман, однако, не придавал должного значения военным приготовлениям кокандцев и не имел еще сведений о настоящем положении дел. Восстановление разрушенного Пишпека считалось невозможным ввиду приближения зимы. Предполагалось, что кокандцы в лучшем случае в этом году смогут устроить новое на падение на Кастек. «Я полагаю,– писал Циммерман,– что движение их на Кастек может состояться только в том случае, если они убедятся в расположении к ним кочевников Дикокаменной и Большой Орды, в кото рых, нет сомнения, теперь потеряна их уверенность»[54].
Циммерман решил со всеми своими силами верн уться в Верный, так как генералгубернатор Запад ной Сибири предписал ему не оставаться в этом году в Пишпеке. Гасфорд писал Циммерману: «…в сем год у уже не будет времени в оном прочно расположитьс я и обеспечить тамошний гарнизон продовольствием и устроить надежные сообщения с Кастеком»[55]. Гасфорд считал необходимым подыскать на правом берегу р. Чу удобный пункт для возведения передовых укреп лений, откуда можно было бы успешно поддерживать влияние России на кочевых зачуйских кыргызов, в противовес влиянию Коканда. «Не переходя на первых порах на левый берег р. Чу,– писал Гасфорд,– утвер диться в наступающем году прочно на правом, откуда мы достаточно будем иметь возможность обуздывать хищных сарыбагышей, постоянно враждующих и разо ряющих род Бугу, принявший русское подданство, и поддерживать привязанность к нам прочих дикокаменных племен»[56]. 16 сентября 1860 г. Циммерман прибыл с отрядом в Кастек.
Так закончилось первое более или менее значитель ное военное выступление царской России против вла дычества кокандского хана в Северной Киргизии. В дон есении на имя Александра II Гасфорд, подытоживая результаты Чуйской экспедиции, писал 20 сентября 1860 г. «На следующий же день приступлено к разоре нию этого разбойничьего гнезда, в продолжении боль ше полувека державшего жителей окрестных гор и долин в оцепенении, и нарушая спокойствие преданных нам кыргызских племен… важные результаты этой славной для нашего оружия экспедиции суть следующ ие: уничтожение влияния вероломных ко кандцев на племена Дикокаменых кыргызов, живущих на верховья х реки Чу и на озере ИссыкКуль, успокоение кыргызов Большой Орды, окончательное утверждение нашего владычества в Заилийском крае и совершенное обес печение в том крае наших казачьих водворений» [57].
В честь побед Заилийских отрядов кыргызский хреб ет АлаТоо был назван Александровским хребтом. Обосновывая свое ходатайство об этом переименова нии, Гасфорд писал: «Хребет этот упирается северными подошвами в р. Чу, теряющуюся в песках недалеко от русла долженствующей принять ее реки Сыра, а южными покатостями в самую СырДарью, далее котор ой не простирались победы Александра Великого, победоносные же войска Александра II дошли до се верного его склона. Таким образом, на сем хребте связываются события древней и новой истории, царст вование двух славных царей одного и того же имени. Почему дабы сему хребту дать определительное в гео графии название и значение, согласно единодушному желанию и просьб всех штабс и оберофицеров отряда, и просил бы Ваше высокопревосходительство испрос ить высочайшего императорского величества соизво ления на поименование сего хребта, лежащего непос редственно перед фронтом империи,– Александров ским»1. Хитрый дипломат и услужливый чиновник, Гасфорд, угождая честолюбию царя, надеялся завоев ать еще большее его расположение. Но, как показа ли события, уверенность Гасфорда в прочном положе нии России в районе р. Чу являлась преждевременной.
[1] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 7.
[2] См. там же.
[3] Там же, док. 14.
[4] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 11.
[5] Там же, док. 27.
[6] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 27.
[7] Там же, док. 34.
[8] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 76, док. 230.
[9] Там же, д. 23, док. 33.
[10] Там же, док. 43.
[11] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 49.
[12] Там же, док 49.
[13] Там же, док. 32. 3 Там же, док. 54.
[14] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 15.
[15] Там же, док. 32.
[16] См. там же, док. 25.
[17] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 43.
[18] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 53.
[19] Там же, док. 58. 2 Там же, док. 54.
[20] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 54.
[21] Там же.
[22] Там же.
[23] Там же. 3 Там же.
[24] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 60.
[25] Там же.
[26] Там же.
[27] Там же.
[28] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 64 и 69.
[29] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715,» оп. 1, д. 23, док. 64 и 69.
[30] Там же, док. 69. 2 Там же.
[31] Там же, док. 82.
[32] Там же.
[33] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 83. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 82.
[34] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док.89.
[35] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 91.
[36] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 95.
[37] Там же.
[38] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 99.
[39] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 101.
[40] См. там же, док. 102.
[41] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 104. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 111.
[42] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 114. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 98.
[43] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 114.
[44] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, док. 74.
[45] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 115.
[46] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 132.
[47] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 164.
[48] Там же, док. 165.
[49] Подробный текст обращения см. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1,
д. 24, док. 165.
[50] Там же, док. 166.
[51] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 160.
[52] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 23, док. 161.
[53] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 152 и 153.
[54] Там же, док. 161.
[55] Там же.
[56] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 161.
[57] Там же.
Падение Пишпека серьезно подорвало власть кокандского хана на севере Киргизии. Однако кокандцы не отказались от борьбы за ее восстановление. Колпаковский не отдавал себе полностью отчета в действи тельном положении дел, он сомневался возможности активных действий со стороны хана в ближайшее время. Между тем многие факты говорили о том, что хан намерен предпринять наступательные действия против Заилийского края, начиная с Кастека.
Чтобы удержать под влиянием России чуйских кыргызов, многие правители которых изъявили Циммерман у свою преданность, Колпаковский направил ряд прокламаций. Одна из которых гласила:
«Я уже писал вам о той заботливости нашего могущественного правительства, которое все готово сдел ать для Вашего спокойствия. Мы известились, что кокандцы и после падения Токмака и Пишпека снова хотят забрать вас в руки, а цель их заключается в желании только обобрать вас зякетом, без которого им нечем жить. Не верьте их уверениям в желании вам добра, они только коварствуют и их подарки есть только вступление к тому, чтобы разорить ваш народ вконец. Их подарки вы не должны считать счастьем, а будущим бедствием. Русское же правительство раз дал о слово защищать вас, и вы должны быть уверены, что оно его сдержит, хотя бы пришлось для вашего блага принести жертвы. Русские для Вашего благоденствия не пощадят ваших врагов, и, если нужно будет, то не только остальные крепости кокандцев, но и самое их ханство падет под ударом нашего могущественного оружия. Вразумите эту правду вашему народу и пой мите вашу пользу. Желаю вам спокойствия и надеюсь, что Вы с достойным вам благоразумием оцените мои добрые желания»[1].
В последний момент, в предвидении серьезных военных конфликтов Колпаковский стал спешно осу ществлять перегруппировку войск Заилийского края с целью приближения к Кастеку»[2].
Исходя из опыта предыдущих событий, он пред принял ряд мер, чтобы не допустить перехода на стор ону кокандцев отдельных подданных России казах ских старшин. С этой целью, согласно указанию Гасфорда, было решено во время возможных военных столкновений с Кокандом держать под надзором всех подозрительных казахских правителей, заранее вызвав их для этого в Верный. До окончания военных дейст вий они должны были придерживаться в качестве за ложников. Одновременно предприняты были меры к использованию казахских султанов и старшин, «которые считались безусловно преданными России. Самых влия тельных из них, султанов Байзака и Джангазы, Колп аковский просил прислать вооруженных джигитов, которых хотел использовать главным образом для постовой службы, связи и разведки[3].
15 октября Колпаковский обратился к влиятельным албановским казахам, капитану русской службы Таза беку, султану Тезеку Нуралиеву, подпоручику Джанг азы Суюкову, капитану Аблесу Аблаеву, с письмом следующего содержания: «Так как ваши Албаны всегд а отличались преданностью и усердием перед другими родами, то я прошу Вас, почтенный султан, по получе нии этого письма, назначить как можно более кыргызов на самых лучших конях… Цель вызова кыргызов за ключается в том, чтобы кыргызы побили окончательно сартов, которые хотят опять прийти к Кастеку… Но добыча от сартов достанется кыргызам. Поспешите, султан, исполнить это как можно скорее и посылайте желающих побить сартов. Будьте здоровы»[4].
Однако, несмотря на обращения начальника Алатовского округа, отдельные феодалы племен чапрашты, дулат и др., кочевавшие западнее Верного, стали выр ажать свое сочувствие Коканду.
С прибытием в Чуйскую долину крупных военных сил хана положение кыргызов стало исключительна трудным. 19 октября 1860 г. Колпаковский писал Гасфорду: «Кроме казахов, к кокандцам стали прибывать сочувствующие им кыргызские роды сарыбагыш, под властные манапу Уметалы, некоторые роды солтинцев и кыргызы из родов племени Булекпай, во главе с манапом Корчу»[5].
Под давлением кокандцев многие кыргызские правителиманапы изъявили свою покорность власти кокандского хана и выполняли требования командования кокандских войск. Донесение Колпаковского рисует обычную картину того времени; как только в Северной Киргизии начинали увеличиваться войска хана, кыргызская феодальная верхушка склонялась на сторону Коканда. И, наоборот, всякое усиление влияния России непременно приводило феодальную верхушку к сближ ению с русским командованием. В этом, кроме все го прочего, выражалась боязнь многих кыргызских пра вителей впасть в немилость той стороны, которая одержит победу.
Когда КанаатШа, как представитель ханской власт и и главнокомандующий ханских войск, прибыл в Чуйскую долину, он в первую очередь выразил больш ое недовольство главному манапу солтинцев Джангарачу за то, что он в связи со взятием Циммерманом Пишпека прислал к нему с поздравлением своего бра та и своих детей. КанаатШа теперь требовал от Джангарача, чтобы он на деле доказал свою предан ность кокандскому хану, в противном случае угрожая расправой. Он предложил ему представить в его расп оряжение 500 строевых лошадей, по два капа[6] проса с каждого подвластного ему айыла и выделить 1000 человек для работ по восстановлению Пишпека. Треб ования Канаата Джангарач вынужден был выполнять. В наказание за поведение Джангарача во время взя тия Пишпека Канаат возложил на него и подвластные ему племена все издержки по восстановлению этой крепости. Во время движения Канаата на Кастек – УзунАгач Джангарач должен был также выставить некоторое количество вооруженных людей. Кроме Джангарача, к походу Канаата должны были примк нуть манапы сарыбагышей.
Правда, кыргызы во время военных столкновений практически участия в боях почти не принимали, и число кокандских войск за счет кыргызских отрядов увеличивалось лишь номинально. Кроме этого, в сост аве кокандских войск находилось некоторое число неорганизованных «добровольцев», заинтересованных главным образом в захвате какойлибо добычи и гра беже. Этот сброд, следуя за войском, создавал лишь видимую многочисленность, не играя, однако, почти никакой роли в увеличении действительной боевой мощи кокандской армии.
Кокандские войска состояли почти исключительно из конницы. Пехоты, состоявшей из более или менее обученных военному делу сарбазов, было очень мало. Артиллерия состояла из медных орудий пятифунтового калибра. Слабым местом кокандских войск являлось также отсутствие достаточных продовольственных за пасов, и войско нередко голодало. Система закупок продовольствия самими воинами на базаре и у населе ния создавала большие трудности в организации питан ия и расшатывала дисциплину. Многие кокандские кавалеристы имели очень слабых коней, непригодных к бою. Эти лошади, главным образом насильственно взятые у чуйских кыргызов и казахов, далеко не отве чали потребностям регулярной кавалерии.
Главнокомандующему кокандских войск Канаату были предоставлены широкие полномочия. Хан поруч ил ему управление не только Ташкентом, но и рядом крепостей, расположенных к востоку от Ташкента, до верховий р. Чу. Ему же было предоставлено право по своему усмотрению организовать и вести войну против царских войск, заключать мир и распоряжаться соб ранным зякетом от кыргызских и казахских племен, подведомственных ташкентскому наместничеству[7].
Несмотря на тщательно разработанный план, кокандские войска, предпринявшие наступление на перед овые российские военные укрепления, вынуждены были возвращаться без результатов. В донесении на имя Гасфорда Колпаковский 26 октября 1860 г. писал, что кокандцы могли бы иметь успех: «вопервых, если бы кыргызы, на которых они рассчитывали, все единод ушно пристали к ним, и, вовторых, если бы их не за стала здесь поздняя осень и недостаток продовольст вия и подножного корма»[8].
Находясь под тяжелым гнетом кокандского хана, трудящиеся кыргызы не выразили никакого желания защищать этот режим насилия и деспотизма. Наоборот, многие кыргызы желали поражения кокандцев, надеясь в таком случае избавиться от ненавистного ханского гнета.
Для кыргызского народа была очень дорога свобода и независимость. Кыргызы оказывали героическое сопротивление попыткам Китайской империи в конце XVIII – начале XIX вв. установить над ними свою власть. Они неоднократно выступали против попыток кокандского хана утвердить над ними свое господство. Только вследствие военного превосходства кокандцев кыргызский народ вынужден был терпеть иго, от котор ого старался избавиться с помощью России. Кыргызские же правителиманапы вели себя двулично, ибо этим путем пытались сохранить свое господствующее положение и привилегии. К концу октября 1860 г. кок андцы полностью отступили в пределы ханства.
* * *
Дальнейшими серьезными сдвигами в развитии кыргызскороссийских отношений ознаменовался конец 1850х гг. Активизация наступательного движения царских войск, неудачи попытки восстановления ханс кой власти в районе озера ИссыкКуль, падение кокандских крепостей Токмака и Пишпека и поражен ие хана на УзунАгачКастеке в 1860 г.– все это значительно способствовало утверждению господства России в Северной Киргизии.
Противоречивая военнополитическая обстановка в Северной Киргизии, в известной мере определявшая двойственное поведение кыргызских манапов, после УзунАгачКастекских событий стала проясняться.
События у УзунАгачКастека со всей очевидностью показали невероятную отсталость вооружения и сист емы организации кокандских войск. Крупные феода лы, приближенные хана и влиятельные кыргызские старшины, из которых состоял командный состав, были не способны и в эти критические дни прекратить обычные свои раздоры и интриги, приведшие к разва лу войск. В конечном итоге поражение было резуль татом экономической, культурной и политической отс талости феодального Коканда, его загнивания и раз вала.
События у УзунАгача в значительной степени предопределили упрочение власти царской России в Се верной Киргизии и над казахами Старшего жуза. Это в конечном счете привело к сближению с Россией вслед за бугинцами и другие кыргызские племена.
[1] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 181.
[2] Там же, док. 183.
[3] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 187.
[4] Пичугин, Указ, соч., стр. 13.
[5] Пичугин. Указ, соч., стр. 13.
[6] Кап – мешок, куда вмещалось 5 пудов.
[7] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 183.
[8] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 197.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
РАЗВИТИЕ КИРГИЗСКО-РОССИЙСКИХ
ОТНОШЕНИЙ В НАЧАЛЕ 60 Х ГОДОВ И ПАДЕНИЕ
ВЛАСТИ КОКАНДСКОГО ХАНСТВА НА СЕВЕРЕ КИРГИЗИИ
Наиболее неблагоприятным для Кокандского ханства в его борьбе за удержание господств а на севере Киргизии был 1860 год. Военн ые столкновения России и Коканда у Кастека, на ИссыкКуле, в Чуйской долине и в УзунАга че привели к тому, что Кокандское ханство все более утра чивало свои позиции и влияние на кыргызов Иссык Кульской котловины и отчасти Чуйской долины. После сражения у Кастека уже самая возможность дальней шего господства Коканда в Северной Киргизии стала сомнительной.
Несмотря на это, Малляхан не терял надежды на восстановление своей власти в этом районе. После отступления Канаата от УзунАгача он приказал оставить в Пишпеке значительные военные силы, а остальные част и держать наготове в крепостях Мерке, АулиеАта и Ташкенте. Главнокомандующий Канаатша также некот орое время оставался в АулиеАте, чтобы своим при сутствием оказывать влияние на кыргызов и казахов Причуйской долины и на месте руководить дальнейшим ходом подготовки к новым военным операциям[1].
Восстановленный Пишпек должен был вновь стать опорным пунктом кокандского владычества в Северной Киргизии. Весною 1861 г. сюда должен был снова прибыть Канаатша со значительными силами и артиллери ей[2]. Хан намеревался верховное командование взять на себя, а всему предприятию, еще в большей мере, чем раньше, придать характер «газавата». Проповедь «свя щенной войны» среди мусульманского населения Северн ой Киргизии и Заилийокого «края должна была служить в руках хана идеологическим оружием.
Кокандские власти придавали теперь большое значе ние крепости ИтКечу, поскольку она после падения Токмака и Пишпека оставалась еще оплотом Коканда среди некоторых казахских племен. Численность гарни зона ИтКечу была увеличена, на ее вооружении имел ась артиллерия, был назначен новый комендант датха Пардабек.
Кокандский хан предпринял новую попытку урегулировать отношения с эмиром Бухарским, но эмир Нас рулла потребовал выдачи ему Канаата и выставил ряд неприемлемых для хана условий. В то же время он стремился укрепить дружественные отношения с Россией, особенно после отмены в 1859 г, пошлины с ввозимых в Россию бухарских товаров. Помимо этого, эмир по прежнему придерживался политики поддержки разных претендентов на кокандский престол, в частности Ху дояра. После смерти эмира Насруллы Малляхан, восп ользовавшись политическими затруднениями в бухарс ком ханстве, возникшими в связи с борьбой вокруг престола, напал на крепость УраТюбе и захватил ее[3]. Это обстоятельство еще более обострило взаимоотношен ия между Бухарой и Кокандом и серьезно отразилось на деятельности Малляхана по организации обороны северовосточных владений.
Начальник Алатовского округа был в курсе всех этих событий. К нему поступали сведения как от спе циально направляемых тайных агентов из числа кыргызов, так и от (казахов, кыргызов и торговцев, прибывших из Кокандского ханства в Заилийский край. В связи с этим Колпаковский серьезно занялся усилением обороны Заилийского края. В этом отношении его неизменно поддерживал Гаофорд.
В числе мер, предпринятых для укрепления влияния России на кыргызов, было разоблачение реакционного лозунга «газавата». Гасфорд не без оснований полагал, что .призывы к «газавату» могли оказать известное влия ниена мусульманское население. Поэтому он считал необхо димым усилить разъяснительную работу по вопр осу об отношении правительства России к мусульман скому вероисповеданию. Он писал Колпаковскому: «Что касается До войны за веру, которую кокандцы собственн о для своих интересов и к гибели кыргызов стараются разжигать, то уверить сих последних, что русское пра вительство никогда и никому не препятствовало исполн ять обряды своей веры то установленным каждым вер оисповеданием правилам, а, напротив, само устраивало в разных местах кыргызской степи магометанские мече ти, и что оно воюет не против веры, а против злых и неблагонамеренных соседей, нарушающих общее спокой ствие и благоденствие народов»[4].
События 1860 года резко повлияли на торговые сношения России с кочевниками, среднеазиатскими ханст вами и даже с Западным Китаем. Число караванов, идущих из Ташкента в Кульджу и обратно, теперь рез ко сократилось. Вместо обычного пути через Заилийскую долину караваны стали ходить по южному побережью ИссыкКуля. Но и здесь они нередко подвергались грабежу со стороны отдельных кыргызских феодалов. Количество караванов, идущих из Ташкента, Туркестана и АулиеАты в сторону казахских кочевий, также значительно уменьшилось[5]. В этих условиях развитие торгов ли и, прежде всего, обеспечение безопасности караванн ых путей также требовали усиления Российских гарнизонов в Заилийском крае.
Наряду с этим Гасфорд считал целесообразным для отвлечения кокандских войск от Заилийского края начать движение со стороны Оренбурга вверх по СырДарье и возвести укрепления Джулек и Джанкала[6].
Решение об этом было принято Оренбургским генералгубернаторством еще при Катенине, а его преемник, генераладъютант Безак, планировал начать наступле ние весною 1861 г.[7]
После УзунАгачских событий генералгубернатор Западной Сибири несколько изменил свою политику в отношении казахских старшин Старшего жуза, т. к. поведение некоторых из них не оправдало надежд царской администрации. Даже те казахские феодалы, которые пользовались покровительством царских властей в Заи лийском крае и были представлены к наградам, скрыто поддерживали связь с Кокандом. Поэтому решено было применить к ним более жесткую политику, вплоть до строгих наказаний: заключение в тюрьму, наложение штрафов, выселение в другие края и т. п. Гасфорд пис ал Колпаковскому: «Нахожу необходимым при настоящ их обстоятельствах принять меры самой бдительной осторожности не только против внешнего неприятеля, но и внутри края»[8]. В частности, Гасфорд предлагал Колпаковскому пресекать всякие проявления самостоят ельных действий со стороны казахских султанов, биев и их джигитов. Он советовал для этого образовать легк ие казачьи отряды, которые, в случае нарушения ка захской и кыргызской знатью спокойствия в крае, долж ны были брать аманатов или разорять их аулы[9]. Гас форд писал: «…в отмену прежней выжидательной системы, с которою уже неприятель достаточно ознаком ился, должно принять наступательную, которая их по разит неожиданностью. В случае надобности устраивать на пересеченной местности засады, дабы можно было со вершенно неожиданно встречать шайки хищников, подкрадывающихся для грабежа и разбоя.
Держа таким образом неприятеля в постоянном страхе, соблюдая повсюду бдительность и осторожность, при изменении системы действий можно надеяться ос тановить хищные проделки кыргызов (т.е., казахов Старшего жуза.– Д. Б.) и, в особенности, не дать им воспользоваться знанием слабости прежней системы»[10].
В отношении некоторых казахских старшин Гасфорд рек омендовал применить испытанную политику поддержки родовых и племенных распрей. Он писал Колпаковскому: «Возобновить и поддерживать распри между Сред ней Ордой и Джалаирами, сделав секретное сношение с подполковником Гриненко, который и со своей стороны должен назначить двух посредников из Средней Орды, придравшись к какойлибо ссоре или к чемулибо друг ому, арестовать их обоих или одного из них, более другого вредного, по Вашему усмотрению. Их несоглас ия увеличат нашу силу. В сих видах старые расчеты между дулатами и бугинцами могли бы также быть во зобновлены с пользою для нас»[11]. Далее Гасфорд пред лагал в районах Кастека, УзунАгача и Каскелена и к западу от этих местностей допускать кочевки кыргызов или казахов только по специальному разрешению и по взятии надежных аманатов. По направлению к р. Чу и по долинам рр. Кастек и Каскелен велено было пред принимать все время движения казачьих разъездов и отрядов с целью не допускать утвердиться в этих мест ностях без особого на то разрешения отложившихся казахских «родов»[12].
Эти и другие указания Гасфорда и легли в основу дальнейших действий Колпаковского по отношению к казахским и кыргызским старшинам. Колпаковский часто с недоверием стал относиться к ним, когда они выражали свою покорность. Так, когда наиболее влиятель ный кыргызский манап Джангарач заявил после событий под УзунАгачем о своем желании стать русским под данным, Колпаковский не поверил в искренность его намерений; и действительно, этот манап, заявляя о своей преданности России, в то же время поддерживал дружес твенные отношения с кокандцами[13].
После падения Токмака, Пишпека и поражения под УзунАгачем более или менее надежным укреплением кокандского ханства в Чуйской долине оставалась крепость АулиеАта, которая стала поспешно укрепляться в ожидании наступления царских войск из Западной Си бири. Здесь были сосредоточены основные силы хана, предназначенные для будущих военных действий в Заи лийском крае. Укрепление Пишпек само по себе теперь уже не могло служить серьезным опорным пунктом в борьбе за Северную Киргизию. Его гарнизон занимался лишь наблюдением за кыргызами Чуйской долины с целью недопущения их перекочевки на подвластную России территорию и сбором зякета.
Киргизы Чуйской долины, отягощенные чрезмерны мы налогами и военными поборами хана, особенно во время последних военных действий, были готовы при первой возможности избавиться от разорительного на логового гнета и насилия ханских наместников, перекоч евав в пределы российских владений. Генералгубернат ор Оренбургского края, генераладъютант Безак в своем отношении военному министру от 25 января 1861 г. дал правильную оценку положения дел. Он пи сал: «Укрепления Пишпек и Токмак, хотя и занимаются кокандскими войсками под начальством Садыбека, брата бывшего ташкентского правителя Рустамбека, но единственно только с целью удержать кыргызов от перекочевок в наши пределы и имеют приказание отступить при первом известии о приближении русских войск»[14].
В начале февраля 1861 г. Колпаковский представил генералгубернатору Западной Сибири план новой экспедиции против Коканда, направленной в глубь Чуйского края. Во время экспедиции должно было быть построено укрепление на р. Чу, которое служило бы опорным пунктом Российского влияния в Чуйской доли не. Колпаковский писал Гасфорду: «…я имею еще в вид у и то обстоятельство, что по вторичном разрушении Пишпека войска наши, не возвращаясь в Верное, могут приступить к устройству Александровского укрепления на месте, которое для сего будет выбрано, а также к разработке дорог и устройству сообщительных на оных пунктов»[15].
В январе 1861 г. Гасфорд вышел в отставку. Гене ралгубернатором Западной Сибири был назначен генер аллейтенант Дюгамель.
Подытоживая свою десятилетнюю деятельность в качестве генералгубернатора, Гасфорд писал в приказе по войскам Сибирского корпуса 16 февраля 1861 г.: «О до стоинстве войск свидетельствуют военные подвиги их, ознаменовавшиеся в течение 10летнего моего коман дования присоединением к империи судоходной реки Или, всего Заилийского края и предгорий Небесного Хребта. Важное это приобретение останется навсегда нерушимым памятником в истории Западной Сибири и нашего отечества. Снежные балки ТяньШаня, этого мало доселе известного просвещенному миру и недо ступного даже путешественникам серединного в Азии хребта, преклонили главы свои перед мужеством и удальством войск наших»[16].
Гасфорд рассматривал Северную Киргизию как территорию, уже находящуюся под властью Российской империи. Но он несколько поторопился со столь оптимистическим выводом. В действительности дело обстояло не совсем так. В центре ТяньШаньского хребта еще стояли кокандские опорные пункты–крепость Куртка на Нарыне, мелкие крепости Джумгал и ТогузТоро. Расположенные здесь гарнизоны еще не сталкивались с царскими войсками и охраняли власть кокандского хана над тяньшаньскими кыргызами.
Начальник Алатовското округа, не зная, какая будет политика Дюгамеля в отношении Коканда, писал генералгубернатору: «Не зная, какой образ действия угодн о будет указать господину корпусному командиру…, я, не обнаруживая моих намерений, обратился из наступательной к прежней выжидательной системе и только в особенно важных случаях отступлю от этой системы, как, например, когда получу известие, что неприязненн ые эти племена будут собираться в значительных сил ах для набегов на подданных нам кыргызов или на ка койнибудь из наших пунктов и т. п.»[17].
«Выжидательная система» Колпаковского включала и метод разжигания междоусобной родовой борьбы, ис пользование родоплеменных распрей в интересах коло низации края. Многочисленные документы со всей очевидностью показывают, что царские власти искусно применяли политику поддержки междуродовой вражды среди казахских и кыргызских племен. Такая политика начальника Алатовского оюруга не была случайностью, она исходила из общего курса колониальной политики царского правительства. Классики марксизмаленинизма неоднократно отмечали, что царизм так же, как и другие колониальные державы, искусно применял политику натравливания народов, резни и погромов, политику «разделяй и властвуй».
Кроме всего прочего, она служила реакционным це лям затушевывания классовой борьбы и затемнения классового самосознания угнетенных народных масс. В. И. Ленин указывал: «Разжигая расовую вражду и племенную ненависть, правительство может на время задержать развитие классовой борьбы»[18].
Известно, что любые колониальные захваты, осуществляемые теми или иными государствами в интересах эксплуататорских классов, сопровождаются, как правило, разглагольствованиями о «единстве» народа и правительства, «единстве» интересов всей нации и т. п. Однако войны, ведущиеся в интересах захвата других территорий, в конечном счете ставят своей целью колон иальное порабощение и эксплуатацию трудящихся покоренных народов. И такое порабощение отвечает интересам не всей нации государствазавоевателя, а лишь господствующим, эксплуататорским классам. В войнах такого характера правящими классами и их пра вительством применяются все средства для затушевы вания классовых противоречий, скрытия действитель ных целей захватов. В этом плане разжигание национ альных и религиозных раздоров, расовой и племенной вражды является излюбленным приемом колонизаторов. Таким приемом постоянно пользовались в борьбе за господство над Киргизией и Кокандское ханство, и Рос сийская империя, каждый в своих интересах.
После УзунАгачских событий кокандский хан, как уже отмечалось, еще не считал себя побежденным.
В начале апреля 1861 г. Канаатша выступил из Ташкента по направлению к АулиеАта, намереваясь оттуда идти в Пишпек. Целью его выступления являл ось восстановление подорванного влияния кокандского хана среди кыргызов. Кроме того, необходимо было пол ностью восстановить разрушенную пишпекскую крепость и собрать зякет с кыргызов и некоторых казахских пле мен, считавшихся еще подвластными Коканду.
В начале мая Канаат прибыл в Пишпек. С его прибытием численность гарнизона возросла до двух тысяч человек. Хан в это время находился в Ташкенте и ждал известий от Канаата, намереваясь в случае новых военных столкновений с отрядами царских войск лично выступить на помощь Канаату. Но Канаат получил свед ения, что русские власти в Заилийском крае пока не собираются нападать на Чуйские крепости, а готовы мирно урегулировать отношения с Кокандом.
Отношения между кокандскими властями и начальником Алатовского округа развивались в этот период действительно без новых конфликтов. Это дало возможн ость Колпаковокому наладить движение торговых кар аванов, нарушенное в результате событий 1860 г. 19 марта прошел первый торговый караван из Ташкента в Кульджу через алмаатинские станицы, а затем такие караваны из Ташкента и Коканда в сторону Западного Китая через Верное стали проходить все чаще. Некото рые из них даже останавливались торговать в алмаатинских станицах. Русские власти, заинтересованные в развитии торговых связей, оказывали всяческое содейс твие в обеспечении безопасности этих караванов[19].
Основным вопросом, стоявшим перед начальником Алатовского округа в это время, было возведение укреплений вблизи кочевий чуйских кыргызов. Еще при Гас форде был замечен подходящий район – правый берег р.Чу у Чумычского брода.
Оберквартирмейстер Сибирского корпуса 27 февраля 1861 г. в связи с этим писал начальнику Алатовского округа: «Для упрочения нашего владычества на юге Алатауского округа и для лучшего охранения кыргызов Большой Орды от делаемых на них кокандцами нападений признается необходимым возвести на правом берегу р. Чу, против Чумычского брода, особое укрепл ение, с содержанием в оном постоянного гарнизона в числе 800 человек и учредить несколько сообщительн ых пикетов между этим и Кастекским укреплениями»[20].
Пикеты намечалось расположить вблизи р. Чу, чтобы иметь возможность оказывать более активное влияние на чуйских кыргызов. «Устроив таким образом сообщительную линию,– писал Колпаковский,– мы будем иметь ту выгоду, что замкнем главные перевалы через Алатовский хребет, каковы: Кастек, КараКастек и БишМайнак и будем иметь наблюдение за главными бро дами н»а Чумыче и против разоренного Токмака. Эти два брода важны потому, что на них сходятся многие доро ги, лежат караванные пути, а у старого Токмака прохо дит с южной стороны ИссыкКуля большая дорога…
Указываемый мною путь через Кастекское ущелье представляет еще и ту выгоду, что нам удобнее будет действовать на дикокаменных кыргызов, кочующих в Причуйской долине и на южном склоне КунгейАлатауского хребта. Имея за нашей пикетной линией хлебопашественные поля и лучшие кочевки в горах, эти на роды, сроднившись со своими землями, не захотят лишиться их и потому должны будут поступить в число русских подданных»[21].
Дюгамель, не возражая против идеи основания укрепления в Чуйской долине, придерживался, однако, более осторожной политики и с одобрения военного мин истра нашел целесообразным продолжать пока более обстоятельное изучение края.
Вскоре он совершил поездку по ЗападноСибирскому генералгубернаторству для проверки состояния войск и укреплений, а также осмотра районов возможных поселений. Дюгамель побывал в Семипалатинске, УстьКаменогорске, Кскбектах, Сергиополе, Копале и в Илийском укреплении, а 19 мая прибыл в уюрепление Верное.
Еще до прибытия в Верное он командировал своего начальника штаба полковника Краеруса для рекогносцировки дорог, ведущих к р. Чу, и самой долины. Небольшой отряд полковника Краеруса выступил 9 мая и вскоре достиг места, намеченного для основания укрепления у Чумычского брода. Внимательно осмотрев местность, Краерус пришел к убеждению о невозмож ности строительства какихлибо укреплений в этом пункте и 16 мая прибыл в Кастек[22].
Ознакомившись с докладом Краеруса, генералгубернатор согласился с ним и в донесении военному министру 24 мая 1861 г. писал: «Сооружение Александро горского укрепления не принесет ощутительной пользы ни в политическом, ни в военном отношениях.
В политическом отношении мы не приобретаем никакого влияния ни на кыргызов Большой Орды, ни на дикокаменных кыргызов, кочующих почти постоянно за р. Чу, где корма гораздо лучше, чем по правому берегу этой реки, и кокандцы, имея между их кочевьями несколько укрепленных пунктов, всегда будут иметь над ними первенствующее влияние… В военном отношении Александрогорское укрепление, даже если бы вместо одного мы строили бы два или три укрепления, нимало не прикроет нашей границы, и хищнические партии и кокандские полчища всегда будут иметь возможность переходить безнаказанно за реку Чу, несколько выше или ниже наших укрепленных пунктов. Но хуже всего, по мнению моему, то, что вследствие близкого расстояния предполагаемого Александрогорского укрепления от Пишпека (всего И верст) и других кокандских крепост ей, надо ожидать ежедневных стычек между нашими и кокандскими гарнизонами, и эти стычки могут со вре менем перейти в упорную и бесконечную войну»[23].
Отвергнув проект строительства укреплений на правой стороне р. Чу, полковник Краерус предлагал начать движение в Чуйскую долину и овладеть кокандскими крепостями Пишпек, АкСу, Мерке и ИтКечю. Он считал, что только занятие этих пунктов может обеспечить мир и господствующее положение России над северным и кыргызскими и всеми казахскими племенами Старш его жуза. Дюгамель, однако, не поддержал мнение Краеруса, опасаясь, что в этом случае с кокандцами неизбежно началась бы длительная война. В своем донесении военному министру он писал: «Эта бесплодн ая борьба без всяких результатов, наконец, невольно заставит нас предпринять экспедицию в более широких размерах, которая, может быть и против нашего жела ния, окончится покорением всего Кокандского ханства. Вот отчего я всякий шаг за р. Чу считаю опасным по своим последствиям.
Положение наше в Заилийском крае действительно несколько шатко, и во время вторжения кокандцев, в октябре месяце прошедшего года оно становилось юридическим. Решительные действия полковника Колпаков ского устранили угрожающую краю опасность»[24].
Как видно, Дюгамель был противником дальнейшего расширения подвластной России территории за счет кокандских владений. Он считал необходимым останов иться на достигнутом и окончательно упрочить позиции России в Заилийском юрае. «В настоящее время цель наша должна состоять в упрочении владычества России в тех пределах, которые заняты нашими поселениями, воздерживаясь при том от новых приобретений, которые в сущности нас только ослабляют»[25].
Прежде всего, по его мнению, необходимо было укрепить Верное, увеличить его военные силы, превратив его в неприступный опорный пункт российского владычества не только в Заилийском крае, но и в значитель ной части казахской степи и прилегающих районов Северной Киргизии. В указанном донесении Дюгамель писал: «Укрепление Верное, как главное складочное место всех наших артиллерийских и продовольственных запасов, есть самый важный пункт не только Заилийского края, но и всей кыргызской степи. Это ключ всей нашей позиции, и пока этот ключ будет в наших руках нам нечего опасаться за безопасность края, но, чтобы Верное соответствовало своему назначению, надобно, чтобы этот пункт был бы, по крайней мере, изрядно укреплен и снабжен достаточным гарнизоном не только для обороны крепостных верхов, но также и для снаря жения из гарнизона подвижной колонны, которая в слу чае надобности могла быть направлена, куда необхо димость укажет. Гораздо лучше из Верного сделать неприступную для наших азиатских соседей твердыню, чем раздробить наши силы по нескольким мелким крепостцам, слабые гарнизоны которых при отсутствии удобных путей сообщения, особенно зимою, могут подвергаться разным неожиданным случайностям»[26].
К моменту приезда Дюгамеля в Верное состояние этого укрепления далеко не отвечало его назначению, а вновь составленный план, предусматривавший усиление оборонительных сооружений, еще не был утвержден инженерным департаментом.
Новый генералгубернатор признал наличные воен ные силы Заилийского края недостаточными и нашел нужным усилить их за счет перевода из Омска дополни тельных воинских частей.
В отношении Кокандского ханства Дюгамель наме рен был придерживаться более мирной политики, чем его предшественник. В своем донесении военному ми нистру он писал: «Для успокоения тревожного состояния умов и для настоящего преуспевания Заилийского края, содержащего в себе столько источников богатства, нужн о еще одно, а именно – прочный мир. Тогда только вновь водворенные казачьи поселения окрепнут и дос тигнут желаемого благосостояния и потому весьма желательно, чтобы наши отношения к Коканду были бы определены путем мирных переговоров»[27]. Дюгамель считал, что с Кокандеким ханством необходимо установ ить такие же примерно отношения* как с Хивой и Бу харой. Однако дело осложнялось неопределенностью политического положения кыргызов Чуйской долины. Как Дюгамель, так и начальник его штаба правильно понимали, что отношение кыргызов к России во многом зависит от давления, оказываемого на них кокандскими властями. Краерус писал: «В настоящее время по доли не р. Чу кочуют: 1. часть кыргызов Большой Орды. 2. часть соплеменных им дикокаменных кыргызов и, на конец, 3. там расположено несколько ханских укреплений. Эти племена не столько по единоверию, сколько по местному положению своему на границе Кокандского ханства и вынуждаемые силой из расположенных среди них укреплений находятся совершенно под влиян ием кокандското правительства, действуя, может быть иногда поневоле, враждебно против нас…
…Следовательно, чтобы водворить тишину и спокойствие на южной границе Западной Сибири, нужно уничтожить влияние кокандцев на чуйских и дикокаменных кыргызов, и тем вывести их из фальшивого положения, в котором они находятся как в отношении России, так и Коканда, и тогда нет сомнения, что эти номады прис танут к своим соплеменникам, кочующим в пределах империи. Влияние, приобретенное кокандцами на чуйс ких и дикокаменных кыргызов, как сказано выше, ос новано не столько на единоверии этих народов, сколько на материальной силе, которою владеют кокандцы, имея несколько укреплений среди кочевий русских и дикокаменных кыргызов, а именно Пишпек, вновь отстроенн ый, Мерке, Аксу и ИтКечу. Из этих пунктов кокандские гарнизоны во всякое время могут наказать чуйских и дикокаменных кыргызов за малейшее неповиновение и вместе с тем взволновать подвластных нам кыргызов Большой Орды»[28].
Правильно определив сложность политического положения кыргызских племен Чуйской долины, Краерус считал, что добиться окончательного их перехода в подданство России можно только путем занятия Пишпека, Мерке, Аксу и ИтКечу постоянными военными от рядами русских войск. Но это неизбежно вызвало бы войну с Кокандским ханством.
Окончательное решение в отношении дальнейшей по литики в Заилийском крае было вынесено Особым Ко митетом 29 июня 1861 г. В постановлении Комитета говорилось: «По видам собственно стратегическим, в отношении к средствам обороны нашей границы с Кокандом, и по соображениям политическим, для открыт ия торговых путей в Кашгар и другие пункты Средней Азии, нам было бы выгодно перенести нашу погранич ную линию вперед, в местность более благоприятную по естественному своему положению. Но такое предприятие при настоящих обстоятельствах оказывается несвоеврем енным и поэтому казалось бы возможным разрешить генераллейтенанту Дюгамелю отменить в нынешнем году постройку укрепления на р. Чу, заняться преимущ ественно работами в укреплении Верного и внутренн им устройствам Заилийского края, и потому в случае предложения кокандцев, не уклоняться от мирных сно шений с ними, но не иначе как в виде перемирия, от нюдь не поставляя положительно границу нашу на р. Чу и не связывая нас в видах на будущее время. Вместе с тем, не теряя из виду непрочность и ненадежность всяких обстоятельств с кокандцами, враждебность их отношений с нами на западной стороне против Джулека, – содержать в готовности отряд в укреплении Вер ном или в Кастеке по мере надобности и местного удоб ства на случай неприязненных действий кокандцев»[29].
Особый Комитет, таким образом, признал целесообразным не ограничивать рекой Чу границу России и не связывать себя в отношении свободы действий на будущее. Была даже подчеркнута желательность перенесе ния пограничной линии на юг в сторону Северной Кир гизии. Отменяя строительство укреплений на р. Чу, Осо бый Комитет рассматривал эту меру лишь как временную, а не как принципиальный отказ от наступат ельных действий в сторону кокандских владений вообщ е. Решение Особого Комитета получило одобрение Александра II.
Руководствуясь указаниями генералгубернатора Западной Сибири, Колпаковский несколько ослабил свою активность и встал на путь урегулирования отно шений с Кокандом на основе мирных переговоров. В этом плане и происходили его переписка с Канаатом, а затем с беком крепости Пишпек Рахматуллой. Эта переписка представляет интерес с точки зрения анализа российскококандских отношений весной 1861 года[30].
Как видно из переписки, обе стороны пришли к со гласию регулировать свои взаимоотношения на мирной основе. Тем не менее вскоре отношения между российс кими и кокандскими властями вновь обострились. Поводом для этого явилось прибытие на ИссыкКуль кокандских сборщиков зякета, встретивших содействие со стороны отдельных бугинских манапов. Известный бугинский манап Мураталы теперь опять стал склонятьс я на сторону хана, т. к. был недоволен старшинством манапа майора Качибека Шералина и поддерживающ ими его русскими властями. Качибек Шералин и манап Нурдолот Джоробаев в начале мая 1861 г. сооб щили начальнику Алатовского округа о прибытии кокандцев.
С получением письма Качибека Колпаковский предъявил ультимативное требование Рахматулле ото звать сборщиков зякета. Он писал: «Несмотря на жела ние твоего правительства и моего жить в мире и соглас ии, в которых мы, по своему великодушию, Вам не отказывали, я ныне узнал, что ты отправил с сыном ман апа МуратАли в Бугинские волости 15 человек закетчей для сбора зякета.
Не раз было писано Вам, что Бугу – наши поддан ные, принявшие присягу нашему Государю, но ты как будто наперекор не перестаешь вмешиваться в их дела и даже решился собирать зякет. Не нарушай начатой между нами дружбы и отзови их обратно, а то я буду в твоем поступке видеть неприязнь ко мне.
Может быть, ты скажешь, что за зякетом приглашали Вас сами Бугу? Неужели в липе МуратАли, подлого старика, ты считаешь бугинцев. У них не он старший, а другой»[31].
Одновременно Колпаковакий сообщил об этом генералгубернатору и просил разрешения отправить военный отряд на ИссыкКуль для того, чтобы поддержать бугинцев. Колпаковский считал, что при создавшихся обстоятельствах невозможно оставить бугинцев на произвол судьбы и позволять кокандцам брать с них дань. Не менее важным он считал поддержание власти и ав торитета майора Качибека Шералина среди бугинцев в противовес Мураталы[32]. Дюгамель разрешил Колпаковскому послать на ИссыкКуль отряд для ограждения бугинцев[33].
В это же время кокандские власти начали враждеб ные действия против подвластных России казахов Заилийского края, использовав для этого чуйских кыргызов, племени солто. 16 июня отряд солтинцев численностью до 300 человек совершил нападение на пять аулов подв ластных России казахов, кочевавших в низовьях р. Каскелена на северозапад от Заилийского пикета[34]. Во время нападения было убито 4 человека, тяжело ранено 3; 17 женщин и детей было увезено в плен. Кроме того, кыргызы угнали 20 верблюдов, 50 голов рогатого скота и около 2000 баранов. С получением этого известия Колпаковский приказал войсковому старшине Бутакову находящемуся на Кастеке, преследовать шайку барымтачей и наказать их. Бутаков с сильным казачьим отряд ом настиг барымтачей за Курдайским перевалом. У них было отбито около 300 баранов, но с остальной до бычей кыргызы успели переправиться через р. Чу и скрыться. Вскоре стало известно, что набег солтинцев был совершен по непосредственному подстрекательству кокандских властей.
Опасаясь выступления русского отряда на Иссык Куль, кокандские сборщики зякета вскоре покинули айылы бугинцев и вернулись ни с чем в Пишпек. Неудача кокандских сборщиков зякета объяснялась также и энергичным противодействием со стороны самих кыргызов, не поддержавших манапа Мураталы. Некоторые айылы сарыбагышей также имели столкновения с ко кандскими сборщиками и в связи с этим стали искать покровительства начальника Алатовского округа, чтобы иметь возможность в случае серьезной угрозы со стороны хана опереться на его поддержку. Во второй полов ине августа сарыбагышские манапы – Рыскулбек, Худ ояр и Тулекабыл отправили своих представителей в Верный с выражением преданности России и в доказат ельство своей искренности прислали заложников[35].
Датка Рахматулла за грубые злоупотребления, допущенные им в отношении кыргызов, вскоре был смещен и переведен в АулиеАта. Комендантом Пишпека был назначен бывший комендант АулиеАта – МирзаДаулет. Однако новый комендант Пишпека оказался не лучше прежнего, он также стал чинить произвол, требов ать выплаты повышенного зякета с кыргызов, в том числе и с бугинцев. Кроме того, он стал усиленно подталкивать кыргызов к барымте на аулы подвластных России казахов. Для обеспечения безопасности казахс ких аулов от нападения барымтачей Колпаковский образовал особые отряды из самих казахов. В конце сентября один из таких отрядов, численностью в 80 чел овек, состоявший из казахов племени каижоро, встре тил группу барымтачей, в количестве около 100 человек, состоявшую из кыргызов племени солто. В происшедшей стычке барымтачи, потеряв несколько человек ранеными и пленными, отступили. Мелкие столкновения между отдельными казахскими и кыргызскими племенами не прекращались в течение всего 1861 г[36].
Осенью 1861 г. кокандпы вновь отправили на Иссык Куль сборщиков зякета. Прибыв в бугинские айылы, они при содействии манапа Мураталы, а также находя щегося под его влиянием манапа Тилекмата стали соб ирать зякет. Старший манап Качибек Шерлин не мог воспрепятствовать этому, так как кокандцы угрожали бугинцам нападением на их айылы. Обо всем этом Качибек письменно донес Колпаковскому и просил era указаний, как поступить в создавшейся обстановке. Колп аковский настоятельно просил его ни под каким видом не допускать сбора зякета кокандцами. Относительно высылки отряда он писал, что позднее время года не позволяет этого сделать (был уже конец октября, и почти все дороги на ИссыкКуль, в особенности в горных проходах, завалены снегом.
Подобное положение у бугинцев в последние годы создавалось неоднократно, и Колчаковский пришел к убеждению о необходимости постоянного нахождения русских отрядов на ИссыкКуле. В своем отношении к Дюгамелю он писал 22 октября 1861 г.: «Бугинцы, ко чующие от Верного на 18 дней ходу, часто по слабости своей и недоверию их к нам отдаются на произвол нах альных кокандцев, лишь бы только спасти свой скот от упадка зимою. Я поспешаю почтительнейше донести обо всем этом Вашему Высокопревосходительству и осм еливаюсь доложить, что по отдаленности этого племе ни, которое мы обязаны защищать от вторжения к ним кокандцев, я в настоящее время не могу ничего сделать для их защиты, кроме моих письменных сношений и убеждений, и что положение бугинцев не будет обеспе чено до тех пор, пока не будет находиться постоянно на ИссыкКуле среди их кочевьев какаялибо самостоят ельная воинская наша команда. Без этой поддержки и нашей силы подданство бугинцев к России будет только номинальное и охранение их советами будет внушать в них недоверие к нашей силе и ложное поня тие о неумении нашем владеть кочевниками»[37].
Находя положение бугинцев действительно трудным, Дюгамель согласился с Колпаковским и со своей стороны также признал необходимым основание постоянного укрепленного пункта на ИссыкКуле. Практика показал а, что временное пребывание там отрядов в летнее время не обеспечивает надежной защиты бугинцев от ханских сборщиков зякета. После ухода русских отряд ов кокандцы снова направляли сборщиков в кыргыз ские айылы.
Учитывая это обстоятельство, Дюгамель писал начальнику Алатовского округа: «Я признаю необходимость для защиты бугинцев, как подданных русского императора, принять более решительные меры постоянным занятием озера ИссыкКуль. В этих видах поручаю Вашему высокоблагородию представить мне соображения, где именно по дороге из Верного через Санташский проход по Заукинскому перевалу можно будет возвести передовой пост»[38].
Колпаковский предлагал возвести укрепление на южной стороне ИссыкКуля, между реками Каракол и Джыргалан. Условия местности, наличие некоторых строительных материалов, топлива и покосных лугов благоприятствовали этому. Выбор места был определен не только интересами защиты бугинских айылов, но и обеспечения безопасности караванных торговых путей, идущих через перевал Джууку в Кашгар. Наряду с постройкой укрепления, Колпаковский находил необход имым создать около него крестьянские поселения, которые развивали бы здесь хлебопашество и тем са мым обеспечивали гарнизон продовольствием.
Управление местными айылами предполагалось оставить в руках биев. Русские чиновники только в необходимых случаях должны были поддерживать власть старшего манапа. Личное же участие их в решении «Киргизских дел» «строго воспрещалось»[39].
Кокандцам, однако, на этот раз не удалось осуществить сбор зякета с бугинцев (кроме тех, которые были подвластны манапу Мураталы). Не только бугинцы, но и значительная часть сарыбагышей и многих других кыргызских родов Центрального ТяньШаня уклонились от уплаты зякета. Причиной этого, помимо ослабления влияния кокандцев в результате узунагачских событий, было еще другое обстоятельство, которое имело решаю щее значение – восстание известного датхи Алымбека.
Алымбекдатха, виднейший представитель кыргыз ской феодальной знати Алая, до 1860 г. занимал долж ность наместника хана в Наманганском округе. В 1860 г., во время похода Канаата в Заилийский край, он собрал по повелению хана значительный отряд в своем округе для подкрепления Канаату. С прибытием в Чуйскую долину его значение, как представителя кыргызских феодалов, среди северных кыргызов значительно возросло. Хотя хан приказал Алымбеку находиться в постоянном подчинении Канаата, он плохо подчинялся главнокомандующему, а кыргызы даже признавали «в качестве главнокомандующего не Канаата, а Алымбека.
Во время узунагачских событий все участвовавшие в походе вспомогательные кыргызские отряды находились под командованием Алымбека и фактически непосредственного участия в них не принимали, хотя представляли значительную силу. Канаатша был очень недоволен Алымбеком, обвинив его в нежелании ввести в дело отряды кыргызов.
Как известно, после сражения у КараКастека предложение Канаата предпринять вторичное наступление на УзунАгач было отвергнуто. В этом деле одним из противников Канаата выступал Алымбек. Канаат обвин ил Алымбека в измене и потребовал применения к нему самого жесткого наказания. Основываясь на доносе Канаата и после допроса других участвовавших в похо де лиц, хан нашел Алымбека действительно виновным и вынес ему смертный приговор. Алымбек в это время находился в Андижане, откуда был вызван к хану. Не подозревая об ожидавшей его участи, он решил явиться к нему, но один из приверженцев Алымбека известил его о вынесении ему смертного приговора, Алымбек бежал из Коканда и скрылся среди алайских кыргызов и стал готовиться к восстанию.
Мятежному феодалу удалось поднять почти всех алайских кыргызов племени адыгене и монгуш. Однако силы Алымбека оказались недостаточными не только для наступления на Коканд, но даже для оказания ре шительного сопротивления высланным против него хан ским войскам. Он вынужден был оставить Алай и перед винуться в Центральный ТяньШань. Здесь Алымбек обосновался в верховьях р. Нарын и нашел поддержку со стороны тяньшаньских кыргызов. К Алымбеку прис оединились виднейшие сарыбагышские манапы Уметалы, Аджы, Адыл и Торогельды со всеми подвластными айылами. Это укрепило его положение. Хан был вынужд ен отказаться от враждебных действий против Алым бека и решил примириться с ним. С этой целью он отправил к Алымбеку своих представителей, поручив им уговорить его пойти на примирение. Но Алымбек оставался непреклонным. Он не только не поддался угов орам ханских посланцев, но задержал их в качестве пленников, а затем предал всех смертной казни. Полу чив об этом известие, Малляхан выслал против Алым бека значительный отряд, но отряд, оказавшись в глу бине кыргызских кочевий, среди гор и ущелий, не имея надлежащей связи с Кокандом, потерпел поражение и почти весь истреблен.
Однако, несмотря на эти временные успехи, положен ие Алымбека было очень трудным. Он колебался – подчиниться ли ему вновь кокандскому хану или же попытаться стать самостоятельным правителем кыргызов. Не надеясь на осуществление этого последнего намерения, он стал искать связи с русскими властями, чтобы заручиться их поддержкой в случае возникнове ния серьезной войны. В известной мере этими обстоя тельствами объяснялась и попытка ряда видных правит елей сарыбагышей, кочевавших в верховьях реки Чу, вступить в дружественные отношения с начальником Алатовского округа.
Дюгамель в своем отношении военному министру, касаясь положения Алымбека, писал 8 июня 1861 г.: «Алымбек будто бы намерен остаться среди дикокаменных кыргызов, кочующих в верховьях Нарына, между озером ИссыкКуль и МалоБухарской равниной, и сделаться независимым правителем этого народа, вступив предварительно в дружеские с нами сношения.
Имея в виду, что сближение с Алымбеком полезно для нас в том отношении, что может благоприятство вать безопасному следованию караванов в Кашгар, я предписал полковнику Колпаковскому: в случае если Алымбек действительно откроет с ним сношения, то, не отказывая ему в нашем расположении, стараться под держивать дружеские с ним отношения»[40].
Разумеется, восстание кыргызов во главе с Алымбеком против Кокандского ханства было выгодно царской России. Министр иностранных дел Горчаков в своем отношении к Дюгамелю писал 29 июня 1861 г.: «По предмету восстания Наманганского парваначи Алымбека и дикокаменных кыргызов против кокандского хана сообщено было на высочайшее воззрение Государя Им ператора. Его Величество находит… дельными Ваши распоряжения, сделанные на случай, если Алымбек вык ажет намерение вступить с нами в дружеские сноше ния»[41].
Восстание Алымбека сделало положение Малляхана еще более затруднительным. К тому же у него вновь обострились отношения с Бухарой. Весной 1861 г. борь ба за владение пограничной крепостью УраТюбе разг орелась с новой силой и в июне окончилась взятием этой крепости Малляханом[42]. Но этот успех был достиг нут ценой ослабления позиций ханства в других пунк тах.
Если на Сибирской линии отношения между Кокан дом и Россией в это время приняли относительно мирный характер, то этого нельзя было сказать о районе СырДарьинской линии. Весной 1861 г. отряды царских войск достигли со стороны Оренбурга бывшей коканд ской крепости Джулек и приступили к основанию здесь укрепления. В мае в лагерь начальника СырДарьинс кой линии генераллейтенанта Дебу явился посланник туркестанского бека Сабданходжи и от его имени выр азил протест против постройки на СырДарье россий ского укрепления. Генерал Дебу, однако, отверг прот ест и продолжал строительство[43].
Оренбургский генералгубернатор Безак придерживался более активной политики по отношению к Кокандскому ханству. Он намеревался продолжать движ ение даже дальше Джулека. Одновременно он высказ ывался за наступательную политику и со стороны Си бири4.
Генералквартирмейстер Оренбургского корпуса в своем донесении военному министру писал 18 декабря 1861 г.: «В настоящее время генерал от инфантерии Дюгамель считает необходимым войти с Кокандом в мирн ые сношения, в то время как генераладъютант Безак предлагает действовать против того же владения силой оружия… Для отстранения подобных недоразумений казалось бы необходимым определить раз навсегда ту общую систему, согласно которой правительство намер ено действовать относительно Туркестана»[44].
В ноябре 1861 г. Безак изложил военному министру свои соображения относительно дальнейшей политики царского (правительства в Средней Азии. Безак одобрял принятую генералом Обручевым систему отдельных ук реплений в степи, которая, по его мнению, заменяя дорогостоящие военные экспедиции, являлась лучшим средством обеспечения охраны границ и наблюдения за казахами, принявшими подданство России. Он только сожалел, что после возведения КараБутакского, Ураль ского и Оренбургского укреплений не были построены другие укрепления, в частности на Эмбе.
Однако в 1861 г. Безак считал глубокое и всеохватывающее движение внутрь Кокандского ханства преждевременным и полагал ограничиться пока исследование м течения СырДарьи вверх от Джулека. Для подвоза продовольствия и боеприпасов должна была быть отп равлена вверх по СырДарье флотилия из двух паро ходов под начальством флигельадъютанта Бутакова. Истинная цель движения флотилии Бутакова, однако, была замаскированной. Безак писал: «Я полагал бы вменить в обязанность флигельадъютанту Бутакову из бегать неприязненных столкновений с кокандцами, а, нап ротив, заявлять, что экспедиция предпринимается с ученой целью в видах упрочения наших торговых с ни ми сношений»[45].
Движение вверх по СырДарье, по мнению Безака, должно было продолжаться до тех пор, пока Оренбург ская линия не соединится с Сибирской.
Вопрос о соединении Сибирской и СырДарьинекой линий, как уже известно, обсуждался значительно рань ше, в 1851 г. Военный министр, выражая мысль Никол ая I, указывал тогда в своем отношении к графу Пер овскому, что соединение Оренбургской и Сибирской линий является «предметом первейшей важности и необ ходимости». Основываясь на этом, Безак писал: «Такая высочайшая воля, высказанная тогда, когда мы владел и лишь устьем СырДарьи, в настоящее время делаетс я неотложной потребностью, и смею думать, что если бы с движением нашим от моря Аральского вверх по Сыру и с устройством на нем новых фортов не имелось в виду такое же встречное движение со стороны Сибирс кого корпуса, то не стоило бы проникать до берегов Аральского моря и утверждаться на устье Сыра, а так же делать экспедицию к АкМечети и возводить Джулек»[46].
На пути соединения Сибирской и СырДарьинской линий стоял Туркестан, одно из сильнейших кокандских укреплений на СырДарье, овладение которым было ближайшей целью.
По мнению Безака, взятие Туркестана не представл яло трудности. Он надеялся овладеть им даже без боя. Его план заключался в следующем: на берегу СырДарьи, на расстоянии около 200 верст от Джулека, надо было возвести укрепление, которое, находясь в тылу Туркестана, изолировало бы его от остальной части ханства. Однако для более прочного укрепления пози ций России и Средней Азии Безак считал необходимым овладеть Ташкентом. «Нужно непременно овладеть Ташкентом, – писал он. – От него через укрепление АулиеАта идет удобная прямая дорога до Кульджу и Чугучак, и я полагаю, что Сибирскому корпусу весьма легко в первый год построить укрепление в Пишпеке, а на следующее лето овладеть крепостью АулиеАта и прийти к Ташкенту на соединение с войсками Оренбург ского корпуса, которое, устроив на Сыре, смотря по удобству и по ближайшей линии к Ташкенту, укрепле ние как для прикрытия флотилии, так и для сосредоточ ения в нем продовольственных припасов, могут совок упно с Сибирским корпусом приступить к овладению Ташкентом»[47].
В дальнейшем Ташкент мог стать опорным пунктом для противодействия всяким попыткам кокандцев отторгнуть какуюлибо часть уже занятой территории. Гарнизон Ташкента при необходимости мог бы получить своевременную поддержку как из фортов, расположенн ых на СырДарье, так и из АулиеАты, со стороны Сибирского корпуса. Занятие Ташкента давало возмож ность значительно облегчить продовольственное снабж ение гарнизонов. Овладение Ташкентом могло бы также ослабить феодальнородовые междоусобия и барымту между пограничными казахскими племенами.
Это же открыло бы возможность разработки залежей полезных ископаемых около Туркестана.
Ташкент уже тогда был важнейшим промышленным районом Средней Азии. Здесь сходились торговые пути из Бухары, Китая и России. Военностратегическое и географическое положение города обеспечивало его преобладающее положение во всем Кокандском ханстве. Ташкент играл исключительную роль в части развития торговых связей с Бухарой и Кашгарией. Все эти обс тоятельства и учитывались русскими властями.
Достижение указанных целей Безак считал возможным только при условии активных действий со стороны Западной Сибири. Он писал по этому поводу, что с «промедлением в отношении занятия Пишнека и при открытии с кокандцами со стороны Сибири мирных сноше ний, они, не опасаясь ничего, оттуда могут обратить все свои силы на СырДарью и угрожать Джулеку»[48]. Поэтому Безак выражал уверенность, что генерал Дюгамель, ближе познакомившись с положением дел, убе дится в необходимости перехода к более активным дей ствиям по отношению к Коканду.
Понимая, что военные предприятия более крупного масштаба со стороны могли бы обратить на себя вним ание европейских правительств, в частности англий ского, Безак писал: «Медлить с этим не следует, так как теперь не трудно справиться с Кокандом, но если англичане дадут им хорошую артиллерию и исправное нарезное оружие, то тогда задача сделается несравненн о труднее и обойдется гораздо дороже»[49].
Предлог для овладения Ташкентом, по мнению Бе зака, найти было нетрудно, потому что «пограничные кокандцы, слабо повинуясь своему правительству, не воздержатся от набегов в наши пределы и от грабежа кыргызов, наших подданных, а при том вся страна, да же до Ташкента включительно, принадлежала кыргызам в то время, когда они присягнули на подданство Росс ии»2.
Генералгубернатор Оренбурга находил возможным овладеть Туркестаном и Ташкентом не позднее 1863 г.
На ближайшее время он считал необходимым предпринять рекогносцировочное движение от Верного черев укрепления Пишпек, АулиеАта до Сузака на расстоян ии более 500 верст. Такое движение должно было выя снить возможные пути и условия соединения линий.
Однако генералгубернатор Западной Сибири Дюгамель отрицательно отнесся к идее рекогносцировочно го движения от Верного до Сузака, как и мысли об активизации действий заилийских военных сил против Коканда за р. Чу. Он писал: «…я сомневаюсь, чтобы одно появление наше на берегах р. Чу могло бы при нести существенную пользу войскам, на СырДарьинской линии расположенным, по причине огромного расстояния, разделяющего операционные линии Оренб ургского и Сибирского отдельных корпусов. Перейти же за реку Чу значило начать .военные действия, к чему я не считаю себя уполномоченным и резко противоре чило бы принятой мною системе»[50].
Военный министр Милютин поддержал точку зрения Безака. В своем отношении на имя генералгубернато ра Западной Сибири от 24 февраля 1862 г., исходя из соответствующего решения Особого Комитета, он указыв ал Дюгамелю, что р. Чу никогда не признавалась чертой, ограничивающей круг действия военных сил Заилийского края. Он писал: «Что же касается до сам ой системы, которой должно следовать со стороны Западной Сибири, то хотя мирные отношения к соседям составляют неизменное желание его величества, однако же при теперешнем состоянии Коканда, при дикости этого народа и его вражде к нам, более и более обна руживающейся в последнее время, нельзя ожидать ус пеха ни от мирных с ними отношений, ни от строго оборонительного образа действий»[51]. Военный министр особенно настаивал на активизации действий со сторо ны Западной Сибири в связи с усилением движения кокандских войск на СырДарьинекой линии.
Вынужденный подчиниться указаниям сверху, Дюга мель предложил Коллаковскому привести в боевую готовность военные силы Заилийского края. В начале 1862 г. в Заилийском крае было сосредоточено 13 рот пехоты, т.е., почти вдвое больше, чем в начале 1861 г. Этих сил вместе с артиллерией и казаками было вполне достаточно не только для обороны края, но и для раз вертывания, в случае необходимости, наступательного движения.
Внутреннее положение Кокандского ханства по прежнему оставалось тяжелым в связи с обострением феодальнопридворной борьбы между кочевыми кыргыз кипчакскими феодалами и торговокупеческими слоями оседлого населения. Несмотря на это, хан готовился к противодействию отрядам царских войск, особенно со стороны СырДарьинской линии. Он стал сосредоточи вать войска в окрестностях Туркестана, Ташкента и Сузака и через своих «агентов склонял кочующие в районе СырДарьинской линии казахские племена к перекочев ке в кокандские владения. Одновременно отдельные кокандские отряды стали предпринимать набеги на подв ластные России казахские аулы. Канаатша, занятый подготовкой войск в Ташкенте, нередко предпринимал наступательные действия «против передовых укреплен ных пунктов СырДарьинской линии, совершал набеги вниз по СырДарье и, действуя на бухарской караван ной дороге, наносил значительный ущерб торговле Рос сии со среднеазиатскими ханствами.
В связи с этим оборона левого фланга СырДарьин ской линии стала приобретать для царского командов ания важное значение. Укрепление Джулек, возведенн ое летом 1861 г., не могло полностью обеспечить безопасность этого фланга. Кокандикое укрепление ЯныКурган, находящееся в 90 верстах от Джулека, на прав ом берегу СырДарьи, продолжало оставаться опорой ханских войск, грабивших окрестные подвластные Росс ии аулы казахов. Поэтому Безак принял решение разр ушить ЯныКурган. 20 сентября из Джулека был нап равлен сильный отряд под начальством генераллейтенанта Дебу, а 24 сентября гарнизон крепости ЯныКурган, не дождавшись подкрепления из Туркеста на, сдался[52]. Крепостные укрепления были взорваны.
Взятие ЯныКургана вызвало ответные действия Ка наата, который с крупным отрядом приблизился к Джулепу. Однако он не решился напасть на укрепление и стал сосредоточивать свои силы около развалин крепости ЯныКурган. Здесь, на острове Буркутты Канаат стал возводить новое укрепление, назвав его ДинКурган, т.е., оплот веры. Командование Оренбургского корпуса решило не допустить возведения нового укреп ления. Против ДинКургана был направлен отряд под начальством генерала Дебу[53]. Крепость, строительство которой подходило к концу, имела гарнизон из 250 чело век, который не продержался и одного дня.
Неудачи, постигшие кокандцев на СырДарье, ускорили развертывание событий в Заилийском крае. Начальник штаба Сибирского корпуса в феврале 1862 г. сделал распоряжение о подготовке к выступлению за р. Чу летучего отряда. Он писал: «По первому приказанию должны быть готовы к выступлению в поход: 4 или 5 рот пехоты, две сотни боевого резерва и четыре конн ых орудия. Отряд этот, если надобность потребует, будет двинут к р. Чу, по направлению к Пишпеку, с целью отвлечь кокандские войска, которые будто бы угрожают СырДарьинской линии…, цель движения за ключается собственно в отвлечении неприятельских сил, а не в решительных с ними военных действиях»[54]. Время выступления отряда предполагалось приурочить к весне, когда появится подножный корм.
В начале марта группа кыргызов из племени солто под предводительством манапа БулалЧолока перешла р. Чу, вторглась в кочевья кашкоровских казахов и на пала на аулы султана Аблеса Адилова. Встретив орган изованный отпор со стороны кашкоровских казахов, кыргызы были разбиты, многие из них попали в плен. Среди пленных было 25 манапов, которых Колпаковский приказал отвезти в Верный и держать там до окончания расчетов по барымте[55].
Хотя этот набег был совершен не без подстрекательства кокандцев, однако он был одним из обычных на бегов, совершаемых с целью угона скота. Такие набеги происходили издавна и носили взаимный характер. Не сколько раньше, в начале февраля, такое же нападение на казахов племен албан и субан, управляемых султа ном Тезеком Нуралиевым, было совершено бугинцами[56].
Взаимные набеги были ничем иным, как проявлен ием обычной межплеменной вражды. Такие набеги издавна использовались кокандцами, а в последнее время и царскими властями Западной Сибири в целях упрочения своего влияния. Они и могли дать Колпаковскому желанный повод для выступления.
В начале 1862 г. гарнизоны кокандских крепостей Чуйской долины вели себя пассивно. Силы кокандского ханства в Чуйской долине в это время вообще стали гораздо слабее, чем в 1861 г. Это было связано не толь ко с тем, что кокандские войска сосредоточивались на СырДарьинской линии, но и с тем, что в самом ханстве вновь обострилась борьба феодальных группировок. В начале 1862 г. против Малляхана организовался загов ор, в котором участвовали ближайшие его советники. Но заговор был раскрыт и его участники казнены.
Не успел хан расправиться с участниками заговора, как был организован новый, в котором активную роль играли родственники казненных. Заговорщикам удалось убить Малляхана и возвести на престол племянника убитого – Шахмурада. Но часть правящей придворной феодальноаристократической верхушки не согласилась с этой кандидатурой и выдвинула на престол Худояра. Эту группировку возглавляли Канаат и Рустамбек.
Новый хан Шахмурад обратился к Канаату с просьбой явиться в Коканд и обещал ему должность главнокомандующего кокандскими войсками. Но Канаат, по дозревая опасность, оставался в Ташкенте и стал готовиться к обороне на случай выступления против него нового хана. В то же время он стал вести переговоры с Худояром, находившимся еще в бухарских владениях, и просил его подойти со своими вооруженными силами к границам Ташкентской области. Он обещал впустить Худояра в Ташкент с тем, чтобы в дальнейшем добить ся возведения его на ханский престол[57].
В начале марта Худояр при поддержке эмира бухарского прибыл в Ташкент и присоединился к Канаату, который объявил его кокандским ханом. Тогда хан Шахмурад со своим войском, в котором преобладали кипчаки и кыргызы, двинулся на Ташкент и обложил гор од, однако после 53дневной осады вынужден был от ступить к Коканду.
Дюгамель, достаточно осведомленный о положении в Кокандском ханстве, писал военному министру: «При беспрерывных неурядицах, волнующих это ханство, при разноплеменном составе его народонаселения нельзя ожидать единодушного сопротивления… кокандцы не могут рассчитывать на сочувствие и помощь кочевого народонаселения, т.е., на кыргызов разных родов, кото рых они ожесточили против себя своими поборами и притеснениями»2. В этих условиях намеченное движение Колпаковского за р. Чу должно было иметь полный успех.
19 марта 1862 г. Дюгамель предложил Колпаковском у сосредоточить в укреплении Кастек отряд и, приняв над ним личное командование, выступить за р. Чу через Курдайский горный проход. Этот отряд должен был двинуться по направлению к Пишпеку и выяснить, в какой степени кокандцы успели восстановить крепость. Далее отряду надлежало следовать, придерживаясь подн ожья Киргизского АлаТоо, на запад, по направлению к кокандским укреплениям АкСу и Мерке. Цель состояла в том, чтобы отвлечь внимание кокандеких властей от СырДарьинской линии, а также произвести рекогносцир овку местности. В отношении кыргызов Чуйской долин ы Колчаковскому было предписано: «Дикокаменным кыргызам объявить, что цель наша не в завоеваниях, а в доставлении мира и тишины кыргызам, подданным русского государя, и в избавлении их от притеснения кокандцев[58]. Дюгамель указывал Колпаковскому: «В случае, если по приближении вверенного вам отряда к Пишпеку кокандцы сами оставят это укрепление или в оном защищаться не будут, то временно заняв его вой сками, разрушить верки, насколько то будут позволять средства, находящиеся при отряде. Оставлять же вой ска в Пишпеке для постоянного его занятия я не нахож у нужным в том внимании, что это занятие, не входя в план какихлибо более определенных и решительных действий с нашей стороны, только уединит войска, там оставленные, что при затруднительности сообщений, в особенности в зимнее время, будет сопряжено со мно гими неудобствами.
В этих видах прошу Ваше высокоблагородие действовать в сем случае согласно прежде данных мною инструкций, имея главнейшее в виду, что цель настоящего движения заключается в том, чтобы угрожать коканд цам, по возможности собрать подробные и точные свед ения о местности, почти для нас неизвестной»[59].
22 апреля Колпаковский выступил из Кастека. Его отряд переправился через Чу у Касыкского брода, око ло Чумыча, и направился к укреплению АкСу, находящемуся между Мерке и Пишпеком[60]. По пути движения к АкСу Колпаковскому удалось узнать, что числен ность гарнизона Пишпека доходит до 400 человек, а вооружение крепости состоит из 6 орудий.
Гарнизон укрепления АкСу, по полученным сведениям, состоял всего из 20 человек. Решено было захва тить его в плен. С этой целью туда был направлен аванг ард в составе сотни казаков при двух горных орудиях. В укреплении, захваченном без всякого сопротивления, было найдено всего два крепостных ружья и мешок пороху[61].
От Пишпека до АкСу отряд проходил по местам, занятым кочевьями, кыргызов племени солто. Кыргызские айы лы ни в какие враждебные отношения с отрядам не вступали. Во время ночлега отряда в АкСу к Колпаковскому явился манап Джангарач. Он выразил благодарность за миролюбивое и дружественное отношение к подвластным ему кыргызам. Почти все кыргызское насе ление Чуйской долины смотрело на движение отряда Колпаковского как на событие, избавляющее от тяжел ых поборов и произвола кокандских чиновников. Генер алгубернатор Западной Сибири писал по этому пово ду военному министру в мае 1862 г.: «Видя стройное движение нашего отряда и неприкосновенность стад свои х и имущества, а также успокоенные объявлением, сделанным нм полковником Колпаковским, что цель на ших действий не завоевание, а доставление мира и тиш ины кыргызам, подданным государя императора, и избавление их от притеснений кокандцев, султы везде встречали отряд радостными приветствиями»[62].
Заняв AкCy, отряд продолжал движение на запад, по направлению к р. Канады. В 35 верстах от АкСу, на р.Канады, находилось маленькое укрепление ШишТебе, гарнизон которого заранее обратился в бегство. От ряд оставил это укрепление также неразрушенным и последовал далее по направлению к Мерке. Крепость Мерке также сдалась без сопротивления.
В продолжение всего времени между отрядом Колпа ковского и местным кыргызским и казахским населени ем поддерживались мирные и дружественные отношен ия. А около крепости Мерке, во время стоянии отряда, к Колпаковскому явились старшины окрестных казахс ких и кыргызских племен с выражением дружественных чувств. Дюгамель в донесении военному министру пи сал: «В лагерь наш под Мерке к полковнику Колпаковскому явились старшины окрестных родов кыргызов дикокаменной и большой орд. В уверенности, что мы приш ли занять Зачуйские земли навсегда, они выразили свою полную подчиненность России и, под впечатлением безукоризненного поведения наших войск относительно их аулов, предложили несколько десятков быков, которые и были приняты и обращены на мясные порции от ряду»[63].
Вскоре отряд начал обратное движение и после четырех переходов достиг Пишпека. Здесь была произв едена рекогносцировка местности, во время которой между русскими и кокандцами почти непрерывно ве лась перестрелка.
Снявшись с позиции под Пишпеком, отряд направился к Чумычскому броду и 15 мая вступил в укрепление Верное[64]. В результате этой экспедиции был разведан весь Зачуйский район. Стало известно, что территория до самого Мерке свободна для движения войск, а местное кыргызское население настроено дружелюбно. От Пиш пека до Мерке имелась хорошая грунтовая дорога, впол не удобная для движения артиллерии и обоза. В результ ате рекогносцировки были также намечены пункты для возведения будущих укреплений. Экспедиция давала пон ять кыргызскому населению Чуйской долины, что креп ость Пишпек сама по себе не может служить сколько нибудь серьезной преградой для проникновения отрядов царских войск в глубь подвластной кокавдскому ханств у территории в сторону АулиеАты и Ташкента.
Одобряя теперь со стратегической точки зрения мнение Безака о необходимости овладения Ташкентом совокупными силами Сибирского и Оренбургского корпус ов, Дюгамель считал необходимым основать ряд укрепл ений между Кастеком и Ташкентом, которые служили бы опорными пунктами. Он нашел также (желательным, если предполагаемое движение на Ташкент будет осуществляться в 1863 г., уже осенью 1862 г. овладеть Пишпеком, а наступление на АулиеАту предпринять осенью 1863 г. с тем, чтобы произвести рекогносцировку мест ности далее в сторону Ташкента.
Однако Дюгамель отмечал и неизбежность возраста ния расходов при дальнейшем движении войск как вверх по СырДарье, так и со стороны Заилийского края, а также после соединения Оренбургской и Сибир ской линий занятия Ташкента. Он продолжал доказыв ать невыгодность такого движения с финансовой точки зрения[65]. В письме к Дюгамелю Милютин вскоре разъ яснил решение Особого Комитета в отношении проекта Безака и изложил точку зрения правительства о даль нейших действиях со стороны Западной Сибири. Он пи сал: «Комитет одобрил предложения генераладъютан та Безака лишь в общих видах, и командиру отдельного Оренбургского корпуса в будущем, 1863 году разрешено только произвести рекогносцировку Туркестана, а прежд е всего признано необходимым, чтобы как генераладъютант Безак, так и Ваше высокопревосходительство озаботились собранием об означенном пространстве свед ений сколь возможно более точных… Содействие со стороны Западной Сибири, о котором ходатайствует ком андир отдельного Оренбургского корпуса для произ водства высочайше разрешенной в будущем, 1863 году рекогносцировки и для дальнейших своих действий в долине СырДарьи, состоит в диверсии и в предложени ях в 1863 году занять Пишпек, а в 1864 году АулиеАта… Вместе с тем ежегодные движения наших отрядов в долину р. Чу, которые продолжаются уже с 1859 года, и разрушение построенных в ней кокандских укрепле ний, по всей вероятности, понудят кокандцев оставить навсегда эту долину, подобно тому, как они оставили Джулек и другие ближайшие к нему укрепления на СырДарье после повторных туда движений наших войск и после разрушения АкМечети в 1853 году»[66].
Таким образом, военный министр указывал на необходимость активизации военных действий со стороны Западной Сибири. В связи с этим Дюгамель принял решение в ближайшее время предпринять наступление на Пишпек, овладеть им и разрушить.
* * *
После возвращения рекогносцировочных отрядов из Чуйской долины весной 1862 г. внимание начальника Алатовского округа было отвлечено событиями, происходившими на китайской границе. В это время вновь произошло осложнение во взаимоотношениях русских властей Заилийского края с китайскими властями, которые предъявили свои претензии на сбор дани у ряда подвластных России казахских и кыргызских племен, ко чевавших в пограничных с Китаем районах Северной Киргизии и Илийского края.
Особенно настойчиво эти требования китайские влас ти предъявляли к бугинцам, так как их кочевья прос тирались до пограничных районов, Каркыра и Текеса. В поисках хороших пастбищ бугинцы нередко переко чевывали в эти районы. Это обстоятельство, при соверш енном отсутствии в этих местах твердо установленных государственных границ, и дало повод китайским влас тям рассматривать бугинцев как своих подданных. Было время, когда некоторая часть бугинцев в силу раз личных обстоятельств – отсутствия корма для скота, натиска враждебных племен, в частности сарыбагышей и др.– иногда действительно временно переходила на китайскую территорию. Теперь же пограничные китай ские власти, получив от бугинцев отказ в выплате дани, стали действовать вплоть до применения силы. Некото рые бугинские старшины были захвачены в плен. Будуч и извещен об этих событиях, начальник Алатовского округа приказал своим пограничным отрядам охранять права подданных России от незаконных притязаний цинских властей. Колпаковский донес о происшедших ос ложнениях на китайской границе генералгубернатору Западной Сибири. Вопрос был поставлен на обсуждение Особого комитета[67], который нашел желательным при держиваться с китайскими властями дружественных от ношений, не принося, однако, ущерба интересам России. Здесь же было отмечено, что опасения по поводу воз можности войны с Китаем не имеют под собой основа ний.
События, связанные с притязаниями китайских властей, а также попытка кокандцев из крепости Куртка осуществить сбор зякета с бугинцев заставили начальника Алатовсколо округа отправить военный отряд на озеро ИссыкКуль под командованием капитана Проценко. Бугинцы встретили отряд радушно и заявили о своей верности российскому правительству. Кокандских сборщиков зякета в это время уже не было, так как они, получив известие о выступлении отряда из Верного, ушли обратно в Нарын.
В середине июля отряд Проценко перешел через реки БарсКоон, Аксай и Улахол. После осмотра окрес тностей озера и выбора пунктов для строительства укр еплений отряд двинулся на восток в сторону Санташа.
Ознакомившись на месте с положением бугинцев, Проценко пришел к выводу, что угроза со стороны Ки тая является действительно реальной и что если они не будут обеспечены постоянной поддержкой русских воо руженных отрядов, то попадут под влияние цинских властей. Колпаковский, разделяя мнение Проценко, пи сал Дюгамелю: «…положение бугинцев весьма шатко и может быть поддержано только положительным нашим там водворением с устройством крепости в нынешнее же лето содержанием… постоянного отряда для охранения кыргыз»[68]. Откладывая возведение укрепления на ИссыкКуле до следующего года, Колпаковский все же ре шил оставить до глубокой осени находившийся там отр яд. В случае надобности он считал нужным оставить в кочевьях бугинцев казачий отряд и на зиму, устроив для него временное жилище. В отношении продовольс твенного снабжения отряда Колпаковский возлагал над ежды на приисеыккульских кыргызов, которые готовы были оказать в этом необходимую поддержку. В задачу отряда должно было входить ограждение бугинцев не только от агрессии Китая, но от произвола кокандцев. Колпаковский доносил в августе 1862 г. генералгубер натору Западной Сибири: «Оставление сего отряда до весны по моему соображению важно там собственно для того, что с удалением его, если в нынешнее лето переговоры о границе не будут кончены, буганцы, по легкомыслию своему и подстрекательству китайцев, мог ут отложиться в Китай и, находясь там, повредят воп росу о границе. С другой стороны, оставление его там признается полезным и потому, что после долгих обещаний наших оказывать буганцам защиту против кокандц ев и враждебных сарыбагышей и для поддержания влас ти старшего манапа нам следует исполнить свое обе щание» [69].
Отряд капитана Проценко произвел также осмотр границ на Каркыре и в пределах Текеса. Буганцы в пе риод пребывания отряда оказывали ему всяческую подд ержку и добросовестно выполняли все поручения его начальника. Многие из бугинских манапов со своими джигитами следовали вместе с отрядом во время его движения вдоль озера ИссыкКуль и на Текесе. Впос ледствии начальник Алатовского округа в своей записке на имя Дюгамеля отмечал: «Продолжительное пребы вание русского отряда в нынешнем году в бугинских кочевьях дало возможность на деле видеть степень привержения этих кыргыз к русским, а вместе с тем достав ил случай некоторым из них показать свое усердие. Я надеюсь, что Вы разделяете мнение о необходимости поощрить это усердие, тем более, что у бугинцев, не ча сто видящих русских у себя, поощрение это будет иметь особую цену»[70].
К осени перед начальником Алатовского округа возник более серьезный вопрос – об отношении к крепост и Пишпек. Дюгамель не настаивал на вторичном занят ии и разрушении Пишпека в 1862 г., однако военный министр Милютин не согласился с его мнением и прямо указывал, что следовало бы не отказываться в этом году от её занятия»[71].
Для успеха экспедиции создавались благоприятные условия. В Кокандском ханстве еще продолжалась жес токая феодальнопридворная борьба. Кочевые народы, главным образом кыргызы и кипчаки, выступали против Худояра. Ташкент был осажден войсками Шахмурада. В свою очередь Канаатом были сосредоточены в Ташк енте гарнизоны других крепостей, находившихся под его управлением. Сюда был вызван, в частности, туркес танский бек вместе с гарнизоном, а Туркестан оставл ен без всякой защиты, несмотря на угрозу, нависшую над ним со стороны царских отрядов Оренбургского кор пуса.
Гарнизон осажденного Ташкента оказывал упорное сопротивление, и Шахмураду, несмотря на длительную осаду, не удалось взять город. Вскоре наступление войск эмира Бухарского в сторону Коканда и занятие им Ходжента заставило Шахмурада снять осаду Таш кента и уйти на защиту своих владений. Вслед за Шахмурадом в сторону Коканда двинулись из Ташкента войска Худояра и Канаата и вошли в столицу ханства. У ворот своей столицы Шахмурад был встречен выст релами из орудий и разбит. Кипчаки и кыргызы разбеж ались, хан Шахмурад бежал в Киргизию, а Худояр вновь провозгласил себя ханом.
Заняв престол, Худоярхан обратился к населению с призывом продолжать войну с кипчаками и кыргызами. После этого он намеревался начать войну против Рос сии.
Однако Худоярхан, слабохарактерный и малоспособный к управлению государством, не проявил себя в решении тех трудных вопросов, которые в это время стояли перед Кокандским ханством. В своем отношении на имя военного министра Дюгамель в общем верно характеризовал Худоярхана. «Утверждение в ханстве Худоярхана, правителя малоспособного и склонного к гаремной жизни, – писал он, – могло бы служить отчасти ручательством, что кокандцы не станут нас тревожить пограничными ссорами, если бы во главе правления претендента не стоял Канаат, человек смелый и предприи мчивый. Но во всяком случае пока Шахмурад не поте ряет окончательно сочувствия дикокаменных кыргызов и кипчаков и пока эмир Бухары будет следовать в отно шении Коканда своекорыстной политике покойного от ца, до тех пор, несмотря на всю воинственность Канаата, можно предполагать, что кокандцам будет довольно дела у себя дома»[72].
Канаат вскоре был вызван эмиром Бухарским, кото рый хотел воспользоваться его услугами. После ухода отрядов эмира из ханства кипчаки и кыргызы вновь сдел али попытку подступить к Коканду, но были разбиты. Главной причиной поражения кыргызкипчаков на этот раз были раздоры среди кочевой феодальной знати, в результате чего двое видных ее представителей вместе с Шахмурадом перешли на сторону Худоярхана»[73].
Но кипчаки и кыргызы и после этого поражения оказывали сопротивление Худоярхану. В дальнейшем они наш ли нового «законного» претендента на ханский престол и продолжали совершать нападения на различные города Кокандского ханства. Им удалось временно за нять города Наманган, Маргелан, Ходжент и даже Коканд. В конце августа и начале сентября 1862 г., в пе риод наибольших своих успехов, кипчаккыргызские предводители обратились с воззванием ко всем кыргыз ским племенам, проживающим под властью Кокандского хана. Они призывали их не подчиняться Худоярхану, нападать на гарнизоны кокандских крепо стей и уничтожать представителей влас ти, поддержива ющих Худоярхана.
Воззвание дошло и до чуйских кыргызов, отношение которых к Коканду давно уже было двойственным. Оно дало толчок движению, направленному против кокандского господства. Видный манап племени солто Байтик Канаев занял резко враждебную позицию по отн ошению к Коканду. Враждебную позицию заняло так же племя сарыбагыш. Такое же положение создалось и среди тяньшаньских кыргызов, которые стали высту пать с прямыми угрозами гарнизону кокандской крепос ти Куртка.
Так, внутренняя борьба, происходившая в центре Кокандокого ханства, нашла отклик почти во всей Кир гизии. Манап Шабдан, некоторое время служивший у Канаата и Худоярхана, в своей биографии писал: «При отъезде моем Худоярхан поручил мне известить о по беде над кокандцами всех беков в восточных городах, принадлежавших Ташкенту, и манапов кыргызов и ка захов. В Пишпеке я узнал, что генерал Колпаковский взял уже Мерке и что наши каракиргизы, во главе которых был мой отец, отложились от сартов и подчинились русским. Рахматулла, бек Пишпекский, будучи зол на меня за отца, велел джи гита моего Баяке высечь розгами, дал ему сто ударов и обоих нас посадил в зиндан. Нам, однако, удалось бе жать из тюрьмы, и мы прибыли домой. Рахматулла по том присылал Доссарыка, своего человека, передать мне, что хочет со мною мириться, но я, помня его обиды, убил посланного и разошелся таким образом с сартами, передавшись окончательно русским»[74]. Манап Байтик под давлением кыргызов Чуйской долины, особенно сильно страдавших от поборов и насилия Рахматуллы, открыто выступил против него. Это выступление объяснялось также тем, что Байтик, как наиболее крупный из кыргызских правителей Чуйской долины, был недовол ен господством кокандцев, ущемлявших его личную власть над кыргызами.
Стихийный протест чуйских кыргызов против ханско го гнета летом 1862 г. стал проявляться в отказе от уп латы зякета, а затем дело дошло до столкновений с мелкими кокандскими отрядами. Этим решил воспольз оваться манап Байтик. Он организовал заговор против Рахматуллы и привлек к участию в нем некоторых дру гих влиятельных кыргызских правителей Чуйской долин ы. Подготовленные военные отряды должны были при вести в исполнение задуманный заговор. Байтик вступ ил также в связь с племенем сарыбагыш, влиятельней ший манап которого Джантай согласился поддержать выступление Байтика вооруженной силой. Конкретной целью восстания было нападение на гарнизон уже восс тановленного Пишпека и его разрушение. Байтик наме ревался обманным путем заманить Рахматуллу в свой айыл и там убить его. Летом 1862 г. Байтик пригласил Рахматуллу в гости в свой айыл на джайлоо, но Рахматулла, заподозрив неладное, не принял приглашения. Байтик, однако, продолжал вести подготовку к выступ лению против кокандской власти. Свои приготовления к войне, а также заговор против Рахматуллы он держал в строгой тайне, и это дало ему возможность впоследст вии, обманув бдительность Рахматуллы, осуществить свой замысел.
В конце августа айыл Байтика откочевал в Чуйскую долину, местность Ахчий, расположенную недалеко от Пишпека. Байтик решил устроить здесь большой той[75], на который должен был быть приглашен и Рахматулла. На этот раз Рахматулла принял приглашение. Приехав в айылы Байтика с отрядом в 60 сарбазов, Рахматулла все же не чувствовал себя спокойно и приказал не от пускать лошадей на подножный корм, а держать наго тове. В самый разгар тоя был дан сигнал к нападению на кокандсиий отряд. Сарбазы, опрокинув юрту и отбив аясь от нападавших, посадили Рахматуллу на лошадь и дали ему возможность в сопровождении нескольких человек вырваться из окружения. Но стоявшие на пути к Пишпеку джигиты Байтика нагнали Рахматуллу, и один из манапов, Кокум Чойбеков, смертельно ранил его.
Гарнизон Пишпека, численность которого доходила до 600 человек, под начальством сына Рахматуллы немедленно был приведен в боевую готовность. Ворота крепости были закрыты, а торговые операции в лавках прекращены. Кыргызы, находившиеся в Пишпеке на ба заре, задержаны в качестве заложников. Предприняв эти меры, гарнизон Пишпека все же не решился перейт и к наступательным действиям. О происшедших событ иях Байтик немедленно известил другие кыргызские племена, в том числе сарыбагышей, которые немедлен но выступили на поддержку. Пишпек оказался осаж денным. Однако взять его без артиллерии было невозм ожно. Несмотря на свое значительное численное прев осходство, кыргызы могли вести только перестрелку с осажденным гарнизоном.
Опасаясь прибытия кокандских войск со стороны АулиеАты, Байтик решил обратиться за помощью к Колпаковскому и послал к нему своего брата Сатылгана с просьбой прислать отряд и артиллерию для взятия крепости. Колпаковекий немедленно доложил об этом Дюга мелю, который разрешил выступить против Пишпе ка, овладеть им и разрушить. Выступление Колпаков ского теперь стало необходимым не только потому, что этот вопрос уже был предрешен независимо от обращен ия Байтика, но и потому, что отказ Байтику оставил бы невыгодное для русских властей впечатление у чуйских кыргызов, подорвал их надежду на помощь русских отрядов в борьбе против Кокандского хана[76].
По прибытии отряда Колпаковского под Пишпек было объявлено, что отряд «…пришел избавить зачуйских кыргыз навсегда от притеснений сартов». Байтик со своей стороны выразил готовность оказать помощь отряду: предоставить рабочий окот, продовольствие, рабочую си лу и вооруженные отряды. Однако, считая свои силы вполне достаточным для взятия крепости, Колпаковс кий отказался от вооруженной помощи Байтика.
После 10дневной осады Пишпекская крепость пала. Взятие Пишпека было важным шагом на пути соединения Сибирской и Оренбургской линий. Кроме того, оно вносило ясность в положение чуйских кыргызов, которые до этого, сообразуясь с обстоятельствами, неоднократно изъявляли желание принять подданство России, а затем снова оказывались под властью Кокандского ханства.
С падением Пишпека власть кокандского хана над кыргызами Чуйской долины фактически была утеряна. Главным опорным пунктом кокандцев в Чуйской долине теперь оставалась АулиеАта. Кыргызы с ненавистью смотрели на этот последний оплот кокандского владыч ества в их кочевьях. Байтик еще во время осады Пишп ека заявлял Колпаковскому о своем намерении начать военные действия против Мерке и АулиеАты. Вскоре АулиеАта действительно подверглась нападению кыргызов племени багыш и кипчаков под начальством манапа Сарымсака. Укрепление защищало около 2000 кокандцев и казахов Большой Орды, кочующих по Таласу. Кипчаки и багыши, встретив сильное сопротивление гар низона, обратились за помощью к кыргызам племен солто и сарыбагыш. Нападение кыргызов и кипчаков на АулиеАту было отголоском враждебного отношения ко чевников к Худоярхану[77].
Худоярхан хотя и утвердился в Коканде, но внутреннее положение ханства было настолько трудным, что он не мог послать в Чуйскую долину вооруженной силы для подавления кыргызов. В то же время кыргызы после ухода русских отрядов не чувствовали себя достаточно уверенно. Они вновь попали в неопределенное и трудн ое положение, в особенности те из них, которые наход ились под властью Байтика. В своих столкновениях с кокандцами они зашли настолько далеко, что примирен ие стало невозможным. В случае усиления кокандских гарнизонов кыргызам Чуйской долины грозило полное разорение. Поэтому они сейчас, как никогда, ощущали необходимость в прочном покровительстве России.
Русские власти в свою очередь понимали, что они в случае необходимости не окажут чуйским кыргызам под держки, то это приведет к падению престижа России. Поэтому Колпаковский стал настаивать на организации новой экспедиции в Чуйскую долину весной 1863 г. Экспедиция должна была не только воспрепятствовать восстановлению Пишпека, но и провести реконгносцировку в сторону АулиеАты, ЧулакКурпана и Сузака. Мнение Колпаковского вполне согласовывалось с уста новками в отношении соединения двух линий и нашло поддержку генералгубернатора Западной Сибири. Был намечен маршрут движения летучего отряда, но предпис ывалось не предпринимать действий против самой кре пости АулиеАта[78]. 4 мая 1863 г. Колпаковский с отрядом выступил из Кастека[79]. У Чумычского брода он соединился с отря дом Бутакова, направленным сюда ранее. После прибы тия в Пишпек был сформирован особый летучий отряд под командованием подполковника Лерхе. Часть отряда Колпаковского занялась окончательным разрушением пишпекской крепости. Кыргызы оказывали Колпаковско му всестороннюю помощь.
Вступление отряда Колпаковского в Чуйскую долин у и движение летучего отряда Лерхе не вызвало каког олибо противодействия со стороны кокандцев. Более того, они заранее оставляли свои позиции, отступая из мелких крепостей. Гарнизон крепости Мерке численно стью до 200 человек, получив известие о вступлении рус ских отрядов в Чуйскую долину, оставил это укрепление и отступил по направлению к АулиеАте[80][81]. Одновременно с движением отряда Лерхе самостоятельно действовали отдельные кыргызские отряды, преследовавшие отсту пающие кокандские гарнизоны, причем главную роль здесь играли кыргызы, подвластные Байтику. Их напа дению подвергся, в частности, отступавший гарнизон крепости Мерке, во время которого был убит ее комен дант Пардабек3.
Киргизы и казахи Старшего жуза, воспользовавшись присутствием Колпаковского в Пишпеке, занялись разрешением своих споров по барымте, прибегая к его посредничеству. Колпаковакий поручил решение этих опоров совету биев. Как видно, правящая байманап ская верхушка уже в то время начала опираться на поддержку царских властей[82].
Летучий отряд Лерхе продолжал движение по направлению к АулиеАте. Кочующие кыргызские и казахские племена никаких признаков враждебности к нему не проявляли, а наоборот, оказывали ему всяческое сод ействие. Характеризуя отношение к своему отряду кыргызов и казахов, проживавших в окрестностях Аулие Аты, Лерхе писал в донесении Колпаковскому: «Наши и некоторые дикокаменные ждут нас с нетерпением, приносят в жертву каждый день баранов, чтобы мы скорее пришли»[83].
Лерхе обратился с воззванием к наиболее влиятельн ым кыргызским правителям – Джангарачу, Худайбергену и другим. Он объяснял им задачу движения отря да, уверял, что никаких других целей, кроме установле ния покоя и тишины среди местного населения и освоб ождения его от притеснений со стороны Кокандского ханства, у отряда нет. Вместе с тем Лерхе просил их оказывать необходимую помощь отряду[84].
22 мая отряд Лерхе достиг АулиеАты и располо жился лагерем в пяти верстах от крепости, на правой стороне р. Талас. Гарнизон АулиеАты состоял примерно из 700 человек, среди которых было 300 конных джиги тов. Вооружение крепости составляли 7 пушек. Кроме гарнизона, в крепости проживало значительное количес тво торговцев[85]. Рекогносцировка показала, что занятие АулиеАты не представит особой трудности. 26 мая Колпаковский выступил из Пишпека на соединение с отря дом Лерхе. Но по пути он получил сообщение от времен но наполняющего должность начальника Алатовского округа подполковника Глазенапа о столкновениях с пограничными китайскими отрядами, происшедших на юговосточной границе Заилийского края. Имея в Вер ном малочисленный гарнизон, Колпаковский вынужден был изменить свое решение о движении летучего отряда в сторону Сузака. Учитывалось и то обстоятельство, что отряду дальше АулиеАты пришлось бы идти по Голод ной степи, лишенной кормов и воды и неудоб ной для движения артиллерии. Кроме того, в тылу отр яда оставалась крепость АулиеАта. Лерхе было при казано вернуться обратно.
В результате зачуйской экспедиции царское командование получило ценные сведения: были произведены топографические съемки местности от Пишпека до АулиеАты, сняты планы кокандских крепостей, намече ны предстоящие маршруты движения военных отрядов. Но самое существенное – обеспечена безопасность чуйских кыргызов, положен конец неопределенности их политического положения.
При всем этом успех колонизационного движения России в этом районе не был окончательным, пока сохранялась возможность пограничных конфликтов с Китаем. В сущности, столкновения русских и китайских по граничных отрядов были неизбежными, т. к. районы кочевий подвластных России казахских и кыргызских племен не отделялись какойто твердой границей от китайской территории. Точная граница между Россией и Китаем в этих районах только устанавливалась. В соответствии с Пекинским трактатом 1860 года была вне сена определенная ясность в решение пограничных спор ов. Однако эти споры могли еще возникнуть.
[1] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 217.
[2] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 236.
[3] Там же, док. 226, 236.
[4] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 24, док. 222.
[5] Там же, оп. 1, д. 24, док. 89.
[6] Там же, док. 224.
[7] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 225.
[8] Там же, док. 220.
[9] Там же.
[10] Там же.
[11] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 24, док. 219.
[12] Там же.
[13] Там же, док. 235.
[14] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 2.
[15] Там же, док. 22.
[16] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 34.
[17] Там же, оп. 1, д. 25, док. 38*
[18] В. И. Ленин. Соч., т. 9, стр. 334, изд. 5.
[19] В своем отношении к Дюгамелю от 1 мая 1861 г. Колпаковский писал: «С наступлением весны открылось, прекратившееся во время военных действий, движение из Ташкента и Коканда торговых караванов: сначала они появлялись небольшими партиями от 40 до 50 верблюдов в караване, каковых было уже три, а на днях проследовал через Верное караван в числе 300 верблюдов, из них незначительная часть осталась с товарами для торговли в АлмаАтинских станицах, а есз остальные проследовали в Кульджу. Вслед за этим следует другой такой же большой караван: им оказывается законное покров ительство, а на свободное следование по Большой Орде выдаются »охранные листы».
(ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 80).
[20] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, огт. 1, д. 25, док. 44.
[21] Там же, док. 53.
[22] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 90.
[23] Там же.
[24] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 50.
[25] Там же.
[26] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 50.
[27] Там же.
[28] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 50.
[29] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 50.
[30] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 95.
[31] Там же, док. 86.
[32] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 98.
[33] Там же, док. 112.
[34] ЦГИА Каз. ССР, ф. 3, оп. 185, д. 120, связка 10, лл. 5–6.
[35] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, on. 1, д/ 25, док. 141.
[36] Там же, док. 149.
[37] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 175.
[38] Там же.
[39] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 183.
[40] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 116.
[41] Там же, док. 126.
[42] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 25, док. 94.
[43] Там же, док. 102. 4 Там же, док. 115.
[44] Там же, док. 187.
[45] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1. д. 25, док. 179.
[46] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1. д. 25, док. 179.
[47] Там же.
[48] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1. д. 25, док. 179.
[49] Там же. 2 Там же.
[50] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 13.
[51] Там же, док. 25.
[52] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 32.
[53] Отряд состоял из 500 чел. пехоты, 300 казаков, 140 казахов при 10 орудиях См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 32.
[54] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 32.
[55] Там же, док. 31.
[56] ЦГИА Каз. ССР, ф. 3, д. 306, л. 15.
[57] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 50. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 64.
[58] Там же, док. 35.
[59] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 52.
[60] Там же, док. 56.
[61] Там же, док. 54.
[62] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 66.
[63] Там же.
[64] Там же, док. 61.
[65] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 54.
[66] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 77.
[67] Отношение министра иностранных дел к генералгубернатору Западной Сибири от 12 марта 1862 года № 1031.
[68] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 74.
[69] Там же, док. 85.
[70] ЦИА Каз. ССР, ф. 3, оп. 1, л. 5.
[71] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 95.
[72] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 76.
[73] Там же.
[74] См. Н. Аристов. Кыргызы и Западный ТяньШань…, гл. XII, стр. 58.
[75] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 93.
[76] О событиях, связанных с восстанием чуйских кыргызов и нападением их на Токмак и Пишпек, см. донесение генералгубернатора Западной Сибири на имя военного министра от 19 сентября 1862 г.
(ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 93).
[77] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 26, док. 123.
[78] ЦИА Каз. ССР, ф. 3, д. 22, док. 10–12.
[79] ЦИА Каз. ССР, фонд 3, д. 513, связка 22, лл. 10–12.
[80] Там же, л. 140.
[81] Там же.
[82] ЦИА Каз. ССР, ф. 3, д. 513, лл. 168–169.
[83] Там же, лл. 173–175.
[84] Там же.
[85] Там же, лл. 243–244.
Одновременно с экспедицией в Чуйскую долину в 1863 г. царскими властями была начата рекогносцировка в направлении Кашгара под командованием капита на генерального штаба Проценко.
Центральный ТяньШань являлся в это время одним из важных районов кочевий северокыргызских племен сарыбагыш, саяк, чонбагыш, черик, монолдор, тыным сеит и др. Природные условия Центрального ТяньШаня способствовали интенсивному развитию скотоводства, поэтому эти районы были особенно важны для кокандцев как источник скотоводческого сырья. Захваченный кокандцами еще в начале тридцатых годов, Центральный ТяньШань управлялся через кокандские военные укрепления Джумгал, Куртка, Атбаши и ТогузТоро. Гарнизоны этих укреплений подчинялись коменданту крепости Куртка. Артиллерийского вооружения кокандские укрепления не имели.
В 1863 г. ко времени движения отряда Проценко к Нарыну расселение кыргызских племен на ТяньШане представляло собой следующую картину: племя сарыбагыш занимало своими кочевьями районы ТяньШаня от р. Чу и западной оконечности озера ИссыкКуль до р. Нарына и от р. Сусамыр до Малого Нарына. Племя саяк кочевало по обеим сторонам р. Нарын, от окрестнос тей бывшего китайского моста до КетменьТюбе, Джазы и Кугарта. Племя черик кочевало по реке Атбаши и Аксай. Род тынымсеит, из племени бугу, кочевал по верх нему течению Нарына и Тоюна, племя багыш занимало территории, граничившие с Китаем. Все эти кыргызские племена, хотя и считались подвластными Коканду, на деле, особенно с начала 60 гг., воспользовавшись внутр енней борьбой в Кокандском ханстве, перестали при знавать власть хана.
Движение русских отрядов на ТяньШань в 1863 г. вызывалось прежде всего необходимостью фактически освободить тяньшаньских кыргызов изпод власти Ко кандского ханства, ибо только в этом случае могло быть обеспечено их подданство России. Кыргызы племени солто, сарыбагыш и бугу, зимовавшие в Чуйской долине и на берегах ИссыкКуля, во время летних кочевок ухо дили далеко за Киргизский Алатоо, на высокогорные пастбища Сусамыр, Кочкор, Джумгал, СонКуль, а бугинцы, перевалив ТерскейАлатоо, пасли скот в районах Тарбагая, Аксая, Арпы, Карагужура и т. д. Во время летних перекочевок эти племена не только близко соп рикасались с подвластными Коканду тяньшаньскими кыргызами, но и кочевали вместе с ними, что осложняло вопрос о подданстве этих племен и давало почву для возникновения различного рода конфликтов.
Наряду с этим, необходимость утверждения России в Центральном ТяньШане вызывалась интересами раз вития торговых связей с Восточным Туркестаном и в особенности с важнейшим его торговым городом – Каш гаром. Кашгар издавна играл большую роль в торговле среднеазиатских ханств. Это объяснялось его удобным расположением на стыке Индии, Афганистана, Китая и Средней Азии. Русские власти стремились открыть прямой торговый путь из Заилийского края в Кашгар и учредить там Российское консульство и торговую факт орию.
Капитан Проценко в своей записке на имя Дюгамеля писал: «Трудности кашгарского нашего вопроса состоят не в приезде консула, но в завязке и развитии непосредственной торговли с Кашгарией, ибо только при этом условии пребывание нашего консула в Кашгаре, как и во всяком другом пункте, будет рационально и неубыточно.
Развитие нашей торговли составляет одну из глав ных целей нашего стремления в Азии. Кроме Кашгара, в Средней Азии есть для торговли Ташкент, Коканд и Андижан, затем Яркенд, Хотан, Бухара, Хива и дру гие… С Ташкентом и Бухарой мы имеем уже значительн ые торговые сношения; Кашгария же стоит до сих пор от нас отдельно. Торговля с нею, идущая через Кульджу и Коканд, самая ограниченная: Завязать с нею не посредственную торговлю возможно только при устройс тве безопасных путей сообщения. Меры для достиже ния этой безопасности будут лучшими мерами для разв ития торговли. И только приняв такие меры, можно думать об основании консульства и торговой фактории в Кашгаре»[1].
Наиболее короткий путь в Кашгар пролегал через Северную Киргизию. Но чтобы освоить и обезопасить этот путь, нужно было предварительно занять район Нарына и возвести здесь постоянное укрепление. «Устр ойство нашего укрепления на Нарыне, – писал Проценк о, – занятие Нарынского края представляется единств енно прочным средством для установления безопаснос ти на путях в Кашгарию, а, следовательно, для заведения непосредственной с ней торговли»[2].
Соображения капитана Проценко разделяло царское правительство. Решено было направить в 1863 г. рекогносцировочную экспедицию через Центральный Тянь Шань в сторону Кашгара. Одновременно экспедиция должна была содействовать распространению влияния России на тяньшаньских кыргызов. Командование «каш гарским отрядом» было поручено капитану Проценко.
В начале мая 1863 г. отряд выступил из Кастека, прошел по ущелью Боом к озеру ИссыкКуль, а оттуда через Кыэартский перевал проник в Джумгальскую до лину, где стояла кокандская крепость Джумгал. Долины Джумгала и Кочкора были населены саяками и сарыбагышами, которые еще раньше выражали желание прин ять русское подданство. Поэтому со стороны местных кыргызских племен отряд не встречал враждебных дей ствий. Наоборот, кыргызы предоставляли отряду рабоч ий скот, служили проводниками, снабжали продоволь ствием.
Какандский гарнизон в Джумгале был весьма малочисленным и плохо вооруженным. Застигнутый врасплох, он сдался без боя. Затем отряд Проценко направился к главной кокандской крепости на ТяньШане – Куртка. Хотя она имела относительно сильный гарнизон, но тем не менее кокандцы не решились ока зать сопротивления русскому отряду и заранее отступи ли. Куртка была занята и разрушена. При разрушении крепости отряду Проценко оказывали помощь кыргызы[3].
Падение Куртки окончательно уронило в глазах тянь шаньских кыргызов авторитет и влияние Коканда. Киргизские племена, кочевья которых были расположены в окрестностях разрушенных крепостей, теперь считали себя избавленными от власти кокандского хана и тяже лых поборов. Появление русских отрядов на Нарыне, взятие и разрушение Куртки сразу же развязало руки кыргызам, с ненавистью терпевшим ханский режим и произвол его наместников. Кыргызы племени саяк, про живавшие в окрестностях кокандского укрепления ТогузТоро, самостоятельно начали действовать против кокандцев. В начале июня они овладели этим укреплением и разрушили его. В донесении на »имя военного министра Дюгамель писал по этому поводу: «9го июня в рекогносцирующем отряде, продолжавшем разрушать занятое им укрепление Куртка, получено уведомление о разрушении дикокаменными кыргызами, рода саяк, кокандского укрепления ТогузТорау, находящегося в 4х переходах от Куртка, вниз по реке Нарыну. Таким об разом, верхнее течение реки Нарына было очищено от кокандцев»[4]. Выступления против кокандских властей имели место и среди кыргызов Атбашинской долины. Незначительный кокандский гарнизон Атбаши вынужден был оставить укрепление и спасаться бегством. Таким образом, на ТяньШане в 1863 г. происходили события, аналогичные тем, что имели место в 1862 г. в Чуйской долине: ликвидация кокандских укреплений осуществл ялась при поддержке кыргызского населения.
После падения ТогузТоро стало известно, что в тылу отряда Проценко среди части сарыбагышей и саяков начались волнения. На отряд подпоручика Зубарева, двигавшегося от Рыбачьего к Нарыну, не без одобрения, со стороны Уметалы и манапа Осмона было совершена нападение. Подоспевший к нему на помощь Проценко заставил кыргызов рессеяться. Правда, после этого кыргызы не предпринимали новых попыток нападения и враждебных намерений не проявляли. В своем отчете капитан Проценко указывал на это событие как на яв ление, не имевшее скольконибудь серьезных последст вий. Он писал: «Враждебные действия каракиргизов в этом году против отряда, рекогносцировавшего Тянь Шань, не дают никаких оснований предполагать особое сопротивление со стороны нарынских кочевых жителей, ибо враждебность сарыбагышей и саяков проявилась вследствие причин совершенно случайных. Она напомин ает только ту неожиданную измену и враждебность которую выказали и заилийские кыргызы в 1850 г., во время первого похода русских под укрепление Таучут бек»[5].
Заслуживает внимания оценка этих событий Н. Се берцовым, путешествовавшим по ТяньШаню в 1867 г.: «Возмущение Уметалы, который никогда искренне не придерживался русской ориентации, было вызвано надеждой на расширение своих кочевий за счет чериков, кочевавших в районе Нарына. Уметалы понимал, что добиться этого при помощи царских войск ему не удастся, не было у него надежды и поднять свое влияние при поддержке царской администрации среди соседних кыргызских племен… Первоначально Уметалы выжидал ис хода битвы отряда Проценко с местным кокандским гар низоном. Но после падения без сопротивления наиболее сильной из кокандских крепостей – Куртка, надежда на ослабление или на уничтожение отряда Проценко ис чезла. Оставалось или отказаться от стремления к расш ирению кочевий и своего влияния, или попытаться собственными силами уничтожить отряд Проценко. Уметалы и предпринял попытку и потерпел жестокую не удачу»[6].
Позиция Уметалы в этот период в некоторой степени определялась также борьбой кыргызкипчакских феодалов против Худоярхана. Поддерживая связь с главарями восставших в Ферганской долине кыргызкипчаков Уметалы не хотел закрепления русских отрядов на Тянь Шане. После изгнания какандских гарнизонов из района ТяньШаня он стал опасаться усиления влияния царизм а. Этим и было вызвано организованное им нападение на отряд Зубарева. Однако настроения некоторых фео далов не отражали стремлений всего народа. Именно поэтому на ТяньШане быстро установилось спокойст вие, и новых выступлений против русского отряда кыргызы не предпринимали.
Учитывая мирную ситуацию, Проценко решил продолжить экспедицию по изучению дороги в Кашгар через Центральный ТяньШань, но ему было приказано направиться на усиление Кегенского отряда. В донес ении на имя военного министра Дюгамель писал 17 июля 1863 года: «Волнения прекратились, ряд же во лостей, принимавших участие в нападении, стали быстро откочевывать в сторону. Рекогносцировка путей, ведущ их в Кашгар, снова сделалась возможной, но полученные от генералмайора Колпаковского известия о сборе китайцев против кегенского отряда, на восточной стороне озера ИссыкКуля, заставили штабскапитана Проценко возвратиться в урочище Кутмалды, откуда он должен был следовать на соединение с кегенским отр ядом»[7].
Экспедиция капитана Проценко на ТяньШань сыг рала важную роль в деле распространения влияния России на тяньшаньских кыргызов и ликвидации кокандского господства. Власть кокандского хана над тяньшаньскими кыргызами была подорвана. Опорные пункты кокандского владычества на ТяньШане – укреп ления Джумгал, Куртка, Атбашы и ТогузТоро лежали в развалинах.
Кокандское правительство оказалось бессильным противодействовать наступлению русских войск. Острая борьба внутри ханства, а также давление со стороны Сыр Дарьинской линии совершенно исключали возмож ность посылки кокандских войск на ТяньШань.
В результате экспедиции многие кыргызские племена Центрального ТяньШаня фактически стали подданными России. Это обстоятельство обеспечивало упрочение господства России в Чуйской долине и на ИссыкКуле и создавало предпосылки к налаживанию торговых связей с Кашгаром через Нарын.
Экспедиция оказала известное влияние и на пограничные с Кашгарией кыргызские племена, среди которых наиболее крупным было племя черик. В условиях отсутствия твердо установленной пограничной линии между Кокандом и Китаем черики нередко подвергались притеснениям и со стороны последнего налогами. Это и вело к разорению айылов, военнополицейским экзекуциям. Приняв подданство одной из сторон, черики не были гарантированы от нападения другой. Не случайно поэтому основная масса чериков жила в нищете.
Продолжительное пребывание в районе ИссыкКуля русских отрядов и окончательное утверждение влияния России над племенем бугу способствовали сближению чериков с российскими властями. Видя на опыте бугинцев, что российские власти способны обеспечить надле жащую защиту подвластных им племен, черики решили весной 1863 г. принять русское подданство. Главные их старшины ТурдуМамед Тойматов и Карышмак Сазанов от имени всего племени обратились с соответствующим прошением на имя начальника Алатовского округа: «Управляющему кыргызами Большой Орды и Дикокам енных Богу Высокостепенному Полковнику Колпаковскому следующая просьба:
Старшие и младшие рода Чирик манапы сим доверяе м с общего согласия нашего Найману Аджибекову и Улуке Хасенову ходатайствовать перед Вами о приня тии нас в подданство. Род чириков по меньшей мере состоит из 5000 кибиток.
Терпя разные насилия и притеснения от соседей наших всех четырех сторон, мы решились идти в подданс тво одного Великого народа, подобно Манапу Бурамбаю, который также, подобно нам, не обретая спокойс твия от своих соседей, пошел в подданство Белого Падишаха и тогда стал жить спокойно, почему и мы нарочито посылали людей к брату Бурамбая, Старшему манапу Сарпеку, за советом и объяснением, который нам вполне объяснил все порядки и законы Е. И. В. и его справедливость, а также то, что кто бы в какой вере ни находился, одинаково пользуется его правосудием, поче му мы по общему совету и согласию добровольно реши лись быть подданными великого падишаха, подобно бугинцам, и с этой целью посылаем к Вам несколько человек манапов просить особу Вашу о принятии нас в подданство, с надеждой, что Вы не откажете нам в просьбе и донесете о том великому падишаху; мы же поднимали Св. Коран и будем служить до капли крови. Земли наши отстоят от Кашгарии на три дня езды, а зимние кочевки только на один день, от г. Турапана и Аксы также три дня езды, а соседи наши ЧонБагыши, а враги – сарыбагыши»[8].
В другом прошении, написанном в это же время, старшины чериков заявляли: «1279 года, месяца Сафара (т.е. 1863 г., июнь) подают это письмо нижепоименов анные представители рода Чирик, манапы: Турдеке, Имемес Исенбаев и прочие по собственной и доброй их воле правителю Большой Орды и Бугинцев, Минбаши приставу о следующей просьбе: мы все, от малого до старика, подаем эту просьбу и покорнейше просим препроводить ее к белому царю с ходатайством принять нас на подданство, а мы, с своей стороны, готовы соб ственноручно и добровольно поднять коран и присягн уть на верность с обещанием до последней ложки крови служить царю»[9].
Ознакомившись с прошениями чериков, Дюгамель в своем отношении на имя вицеканцлера от 22 апреля 1863 года писал: «Начальник Алатовского округа и кыргызов Большой Орды доносит, что Манапы Дикокамен ных кыргызов, рода Чирик, заявили желание поступить на подданство государю императору.
С этой целью явились к генералмайору Колпаков скому в укр. Верное посланцы с письмами от главных родоправителей рода Чирик. Обещав им ходатайствовать о принятии кыргыз помянутого рода в подданство России, начальник Алатовского округа сделал распоряжение через начальника отряда, расположенного на оз. ИссыкКуль, об оказании сим кыргызам возможного сод ействия к ограждению их от грабежей со стороны соседних племен Дикокаменной Орды.
По собранным сведениям, род Чириков простирается до 6 тыс. кибиток. Кочевья их занимают пространство к югу от р. Нарына по рекам Аксай и Атбашы и, прилегая к путям, ведущим в Кашгар, оканчиваются примерно в 50ти верстах от этого города. Чирики были прежде ко кандскими данниками и платимый ими зякет доставляли в Курган Куртка, находящийся на правом берегу Нарына. Но впоследствии два или три года чирики не вносили наложенного на них зякета, а кокандское правит ельство, занятое внутренними смутами, как должна полагать, прекратило с ними сношения.
Принятие рода чирик в подданство России, по мне нию моему, будет для нас выгодно в том отношении, что через распространение на них нашего влияния можн о ожидать самых благоприятных последствий как для спокойствия подвластных России кыргызов Дикокаменн ой Орды, рода бугу, так и в видах обеспечения торго вых путей в Кашгарию, прилегающих по местам, обитаемым этими кыргызами. При том, с переводом чириков в подданство России, должно ожидать, что и дру гие роды Дикокаменных кыргызов, а в особенности сарыбагыши, кочующие в верховьях Кебина и на западной стороне ИссыкКуля, также последуют их примеру и тогд а окончательно распространится решительное влияние России над сими племенами до самых пределов Кашгарии. Но с другой стороны, принятие рода чирик в под данство России налагает на нас некоторого рода обязательство оказывать им вооруженную защиту и по кровительство от притеснений как соседних племен, так и самих кокандцев. Ограничиваться же в этом случае одними дружелюбными советами и внушениями будет невыгодно потому, что подобная система действий мо жет возбудить в них некоторое к нам недоверие и даже, отчасти, вселить ложное понятие о неумении нашем владеть кочевниками.
На основании этих соображений, я полагал бы не отвергать настоящей просьбы означенных кыргызов о принятии их в подданство России, и если последует на это высочайшее разрешение государя императора, то пригласить их прислать в Омск депутатов, снабженных надлежащими, от своих соотечественников, полномочи ями для торжественного принятия присяги на подданство государю императору, подобно тому как это было исполн ено в 1855 году в отношении депутатов рода богу…
Если последует Высочайшее разрешение на принятие рода чирик в Русское подданство, то для правильного управления как сим родом, так и богинцами, я полагал бы необходимым разрешить мне приступить весною будущего года к постройке укрепления на ИссыкКуле, о чем сделано представление и гну Военному Министру.
Это укрепление, составляя опорный пункт для оказания в случае необходимости, вооруженной защиты покорным нам родам Дикокаменной Орды, от притеснений их бли жайших соседей, послужит также и промежуточным постом для поддержания сообщения укрепления Верного с Кашгаром, в случае открытия в сем городе Русской торговли»[10].
Одновременно Дюгамель писал военному министру: «Представляя при сем к вашему превосходительству копию с отношения моего к государственному вицеканцлеру о желании, изъявленном дикокаменными кыргызами племени чирик принять подданство России, имею честь уведомить, что ввидах ограждения сих кыргыз от притеснения от ближайших соседей, я полагал бы необ ходимым построить на оз. ИссыкКуль небольшие укреп ления»[11].
Министр иностранных дел Горчаков доложил Александру II о содержании письма Дюгамеля и вскоре 23 мая 1863 г. он писал генералгубернатору Западной Сибири: «Отношение Вашего Высокопревосходительства от 22 апреля № 628 я повергал на Высочайшее Его Им ператорского Величества воззрение. Телеграфического депешею от 21 мая[12] я имел уже честь сообщить Вам Высочайшую резолюцию.
Постепенное распространение нашего влияния между независимыми племенами, кочующими на пределах Ки тая и Коканда, имеют для нас важное значение, в осо бенности для мирного и прочного обеспечения пути в Кашгарию.
А потом, по мнению Министерства Иностранных Дел, нам следует воспользоваться настоящим случаем для упрочения влияния нашего на Дикокаменных кыргызов. Само собой разумеется, что при сношениях с означенн ыми кыргызами должно соблюсти надлежавшую осто рожность, а также избегать излишней огласки, чтобы не возбудить какихлибо толков по сему предмету – в особенности в Европе.
При личном свидании с депутатами рода Черик Вашему Высокопревосходительству будет возможно убедиться, насколько желание их поступить в Русское подданство искренне. С тем вместе необходимо будет сделать им некоторые внушения относительно обязанн остей добровольно принимаемых, подобно тому как было поступлено в 1855 г. по случаю принятия Русского подданства кыргызами рода Бугу.
Что же касается до укрепления на ИссыкКуле, то Министерство полагает, что Вы признаете возможным, не обременяя возведением оного Государственного Казначейства, обратить на этот предмет сумму, предназначенную на постройку укрепления в АулиеАта.
О последующем Министерство Иностранных Дел будет ожидать дальнейших сообщений Вашего Высокопревосходительства»[13][14].
В августе 1863 г. депутация чериков направилась в Омск для принесения присяги на русское подданство с письмом следующего содержания: «Сего 1863 года, ав туста 15 дня, мы, нижеприложившие свои печати и тамги манапы, бии и почетные люди Дикокаменной Орды, рода Черик, с общего совета и согласия изъявили свое ду шевное желание на подданство российского великого государя императора и для принятия присяги в Омске избрали от лица всего нашего народа от отделения Каракол – манапа Умуке Несинбаева, от отделения Тамга – манапа Неташбека Токина от отделения ЯкЧувин – манапа Аджибая. В удовлетворение чего и прикладываем свои печати и тамги»[15].
Депутация была принята генералгубернатором, и вскоре 13 октября 1863 г., в торжественной обстановке, в присутствии военных и гражданских чинов штаба и канцелярии Западносибирского генералгубернаторства, а также некоторых казахских султанов и старшин, допущена к присяге на верноподданство Российской имп ерии от имени всего племенного объединения чериков.
Приведенные документы неопровержимо свидетельствуют о добровольном вхождении племени черик в состав России.
Примеру чериков вскоре последовала часть саяков, только что освобожденных от власти кокандских наместников. Так же, как и черики, они спешили добиться покровительства русских властей. Особенную инициатив у проявили те из них, которые во время взятия отрядом Проценко Куртки напали на кокандское укрепление ТогузТоро и разрушили его. Ободренные успешными действиями русских отрядов и опираясь на их поддержку, саяки тогда решительно выступили против ханской власти, однако после ухода отряда Проценко положение их оказалось весьма тяжелым. Выходом из него могло быть только принятие подданства России. Просьба сая ков о принятии их в русское подданство также была удовлетворена.
Свое желание принять русское подданство изъявила также часть племени бугутынымсеит. Эта часть бугин цев, состоявшая из многих родов, кочевала в верховьях Нарына и почти никогда но спускалась к берегам ИссыкКуля, к своим соплеменникам. Нарынские бугинцы были больше связаны с кыргызами ТяньШаня, чем с бугинцами, жившими на берегах ИссыкКуля. После принятия подданства России тынымсеиты попали в та кое же положение, как и саяки, оказавшись после ухода русских отрядов из Нарына перед угрозой расправы со стороны кокандцев. Поэтому они откочевали из окрест ностей Нарына в ИссыкКульскую долину и слились с остальными бугинцами. Генералгубернатор Западной Сибири в ноябре 1863 г. писал: «Тенымсейды, состоя щие из четырех родов и 5 подразделений разного наиме нования, хотя и принадлежат к бугинцам, но кочевали всегда в окрестностях Нарына, где много терпели от деспотизма кокандцев, теперь добровольно вошли в долину ИссыкКуля и соединились с богинцами. Нако нец, Саяки изъявили также желание принять подданство России»[16].
События начала 60 гг. в Северной Киргизии в значительной мере способствовали распространению влияния Российской империи. Важной задачей царской России теперь становилось закрепление достигнутых успехов. Для этого необходимо было, прежде всего, обеспечить безопасность северокиргизских племен и оградить их от притеснений кокандских или китайских феодалов. Нужно было возвести в наиболее важных пунктах, среди ко чевьев кыргызов, военные укрепления. Одним из таких пунктов, прежде всего являлся берег озера ИссыкКуль.
Определенные опасения вызывали действия цинских властей, которые попрежнему стремились распространить свое влияние на пограничные кыргызские и казахские племена. В донесении канцлеру Дюгамель отмеч ал: «Китайцы продолжают волновать умы в орде и рассылают к старшим султанам и другим влиятельным людям письма возмутительного содержания, в которых, между прочим, уверяют, что весной они начнут снова против нас неприязненные действия»[17]. Учитывая это, Колпаковский настаивал на возведении укрепления в ИссыкКульской долине или, в крайнем случае, предлаг ал оставить там на зиму достаточно сильный отряд[18]. Он писал Дюгамелю: «Вопрос о проведении государственн ой границы породил волнения между кыргызами и много других беспорядков, и в том числе неоднократное покушение китайцев к прочному водворению на Иссык Куле, а с другой, когда черики, искавшие по кровительства России, приняты уже в подданство, возвращение наших войск с ИссыкКуля утратит всякое влияние на тамошний край… С удалением нашего отряд а к ним тотчас же явятся кокандские сборщики пода тей и китайские агенты для привлечения на свою сторону, а может быть, даже и войска для занятия ИссыкКуля»[19]. Обоснование русских отрядов в Иссык Кульской долине должно было также, как указывалось, обеспечить безопасность торговых путей в Кашгар. В связи с этим в донесении Дюгамелю Колпаковский писал: «Присутствие нашей силы на ИссыкКуле оказало уже самое благотворное влияние на водворение спокойс твия между кыргызами и на охранение торговых путей к Кашгару, и в этом последнем отношении, утвердясь на ИссыкКуле, мы делаем огромный шаг к развитию на шей торговли с Кашгаром и всем Туркестаном, приле гающим к западной границе Китая»[20].
Идея обоснования на ИссыкКуле русского отряда Дюгамелем была одобрена. Решено было возвести укреп ление на южном побережье озера, в ущелье Джууку. Был также выделен специальный отряд для зимовки в этом районе. Одновременно Колпаковский усиливал и меры идейного воздействия. Он разослал от своего имени к наиболее влиятельным правителям пограничных кыргызов письма, в которых разъяснял, что отношения меж ду Россией и Китаем издавна были мирными и в дальнейшем должны оставаться такими же. Пограничные инциденты Колпаковский объяснял незаконными дей ствиями китайских солонов и сибо[21]. В отношении слухов о военных приготовлениях Китая Колпаковский писал, что они не имеют под собою никакой почвы, распространяются китайскими пограничными властями с целью запугать кыргызские племена.
Обращение Колпаковского к населению, а также преб ывание русских отрядов в стратегически важных пунктах пограничных районов, несомненно, оказали положительное влияние на настроение кыргызов и казахов, кочевавших поблизости от китайской границы. В результате прекратилась перекочевка отдельных кыргызских «родов» в пределы китайской территории, а многие из ранее откочевавших на китайскую территорию теперь стали возвращаться обратно.
Не менее благоприятно для царской России развивались события и на СырДарьинской линии. Здесь небольшой отряд царских войск под командованием на чальника СырДарьинской линии полковника Черняева беспрепятственно прошел весною 1863 г. до Туркестана. Туркестан в это время был почти лишен необходимых средств обороны. Однако Черняев, согласно данному ему предписанию, не овладел Туркестаном, а свернул к Каратауским горам и 30 мая без труда занял Сузак, жители которого изъявили желание стать подданными России. 8 июня сдался гарнизон укрепления ЧулакКурган, а вслед за этим приняла решение принять русское подданство часть казахских племен бештамгалы, коче вавших на Каратау.
Затем отряд Черняева возвратился в Джулек.
Одновременно пароходы «Урал» и «СырДарья» под начальством флигельадъютанта Бутакова поднялась из Джулек верх по СырДарье и беспрепятственно прош ли до урочища Баилдыртугай, на расстояние 810 верст. Благодаря этому была проведена рекогносцировка в нап равлении предполагаемого соединения Сибирской и Оренбургской линий. Экспедиция Бутакова провела также большую работу по изучению военного и эконо мического судоходства по СырДарье.
Положение Кокандского ханства оставалось тяже лым. Правда, кипчаки и кыргызы, прекратив в зимнее время военные действия против Худоярхана, удалились в горы. Пользуясь этим, бухарский эмир попытался при мирить Худоярхана с кипчакскими и кыргызскими феодалами, чтобы упрочить его положение. С этой целью он послал к кыргызским и кипчакским старшинам для ведения мирных переговоров своего махрама. Од нако кыргызы не приняли его мирных предложений, а с весны 1863 г. вновь возобновили военные действия. Войска Худоярхана, направленные против кыргызов были разгромлены. Тогда эмир послал в Коканд около 2000 своих воинов под начальством бывшего коменданта крепости АкМечеть Якуббека, но кыргызы и кипчаки под г. Маргеланом нанесли серьезное поражение и бу харским войскам. В марте 1863 г. эмир Музаффар с 12тысячным войском лично прибыл в Коканд. Кыргызы и кипчаки вынуждены были отступить, но продолжали действовать в других районах ханства. Соединившись с казахами племени дулат, они вскоре осадили Чимкент, АулиеАту и ряд других городов. В результате сообще ние между центром Кокандского ханства и его окраи нами было почти прервано.
В июне кыргызкипчакские войска под руководством своих феодалов, умело использующих народные антикокандские волнения в своих интересах, подступили к Коканду. Эмир Музаффар, убедившись в невозможност и подавить восстание кыргызов и кипчаков, а также обеспокоенный восстанием в Шахризябсе, вынужден был возвратиться в Бухару. Худоярхан, лишившись поддержки Бухарского эмира, должен был оставить престол. Власть в ханстве целиком перешла в руки кыргызкипчакских феодалов. 9 июля 1863 г. они провозгла сили кокандским ханом сына бывшего хана Маллябека, СаитМурада, которому было 12 лет. В правительство вошла группа феодалов из кипчаков и кыргызов, среди которых многие были энергичными и способными людь ми. Опекуном малолетнего хана и регентом ханства был назначен мулла Алымкул, отличавшийся энергией и сильным характером.
В качестве советников при нем состояли Минбай Датха, Бекмугамет, Дусет Мадер и другие феодалы, пользующиеся большим влиянием. На чальниками важнейших кокандских городов и крепостей также были назначены новые люди из сторонников кыргызкипчаков.
Начальник СырДарьинской линии полковник Веревкин в своем отчете за 1863 г. отмечал: «С самого начала уже можно было .видеть, что во главе ханского правительства стоят люди, не принадлежавшие к ничтожной категории людей, составляющих правительство при Худоярхане. Деятельность правительства тотчас же обратилась к приведению военных и финансовых средств ханства в лучшее состояние и обеспечению для партии Кипчаков прочного положения. С этими целями в самом Коканде начали собирать и формировать войска, лить орудия (которых отлито уже 17), а город укреплять, стараясь, кроме того, окружить его преимущественно родами кыргыз, которых преданность новому правитель ству не подлежала сомнению… Таким образом, Кокандское ханство, находившееся в конце прошлого года по причине смут и междоусобиц в самом плачевном состоя нии, теперь начало как бы воскресать и устраиваться»[22].
Новое правительство спешно увеличивало численность гарнизонов пограничных городов и крепостей. Укрепления, взятые и разрушенные царскими отрядами, как Сузак и ЧулакКурган, были заняты вновь. Беком в ЧулакКурган был назначен Мирсабир, а гарнизон доведен до 2000 человек. Сузак был занят группой сарбаз ов с беком ТашЮзбашом во главе. В Ташкенте численность гарнизонов была доведена с 300 до 4000 чело век, в Туркестане – до 2000 человек. В крепостях началось укрепление стен, углубление рвов и т. д. Стали рассылаться в большом количестве письма и обращения к кыргызским и казахским племенам с призывами быть верными новому правительству.
Однако внешнее положение Кокандского ханства оставалось непрочным. Попытка заключить союз с Хи вой не дала положительных результатов, стремление войти в мирные сношения с Бухарой потерпели полную неудачу. Кокандское посольство даже не было допущено к эмиру, который поклялся во что бы то ни стало вновь занять Конанд. Плохо обстояли дела и внутри ханства. Слишком разнородны были условия жизни различных частей ханства. Кыргызские и казахские племена, с одн ой стороны, и оседлое население – с другой, находи лись в различных общественноэкономических и полити ческих условиях. Это отмечалось и царской администрац ией. В цитированном нами отчете Веревкина говорилось: «Партия кокандцев, или сартов, хотя уни женная в настоящее время, но обладающая наиболее значительной и сравнительно большею цивилизацией, не считает себя окончательно побежденной и готова при первой возможности снова поднять голову, особенно при опоре извне. Да и сама господствующая партия не составляет однородной, плотной среды, ибо в нее входят кыргызы разных родов, кипчаки, дикокаменные, дулатовцы и пр., а у каждого из этих родов свои собственные интересы и мало привычки к подчиненности»[23].
В этих условиях вряд ли можно ожидать, что коканд ское правительство предпримет в ближайшее время какиелибо значительные меры для возвращения утрачен ных владений в Чуйской долине, на СырДарьинской линии, а также в Центральном ТяньШане, восстановл ение утраченной власти было мало вероятным.
Анализируя состояние Кокандского ханства с этой точки зрения, Веревкин писал: «Можно с достовер ностью утверждать, что положение дел в Кокандском ханстве хотя и значительно улучшается сравнительно с прежним, все же не позволит кокандскому правительству, несмотря на все желание его предпринять чтолибо серьезное против нас»[24].
И, действительно, как показал последующий ход событий, Кокандское ханство было не только не в состоянии предпринять какиелибо активные наступательные действия, но и обеспечить надлежащую защиту своих наиболее важных крепостей и городов: АулиеАты, Туркестана, Чимкента и Ташкента. Эти крепости были заня ты царскими войсками в течение 1864–1865 гг. После этого вся Северная Киргизия окончательно вошла в сос тав Российской империи.
* * *
Таким образом, в начале 60 гг. XIX в. произошли крупные изменения в политическом положении северных кыргызов. В 1860–1863 гг. окончательно укрепилось влияние России во всей Северной Киргизии.
Принятие русского подданства племенным объединением черик и другими тяньшаньскими кыргызами, а также фактическое утверждение господства царской Рос сии в ИссыкКульской и Чуйской долинах привели в 1863 г. к присоединению к России почти всей Северной Киргизии.
В значительной степени этому благоприятствовали феодальная и придворная борьба в Кокандском ханстве, а также ослабление Цинской империи, которая в это время не в состоянии была создать скольконибудь серье зных препятствий успешному распространению влияния России на кыргызов и казахов.
Наиболее важное значение имело стремление самого кыргызского народа к надежному миру и спокойствию, к обеспечению своей безопасности извне путем добровольного вхождения в состав Российской империи.
[1] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 130.
[2] Там же.
[3] См. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского обл. стат. ком. на 1898 год. т. II, Верный, стр. 36.
[4] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 80.
[5] Там же, л. 130.
[6] Я. Северцов. Путешествие по Туркестанскому краю и исследов ание горной страны ТяньШаня, Спб., 1879, стр. 211–212.
[7] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 7с, л. 80.
[8] К письму была приложена печать старшего манапа рода чериков ТурдуМамед Тайматова и тамги биев: Абдрамана, Ашима, Курсакбая, Ашимбека, Атамбека, Курумбека, Туруке Чубара, Сопая, Адильбека и Джуребуна. См. Архив ВПР, фонд Гл. арх. 1–7, 1844–1863 гг., д. 1, лл. 5, 6.
[9] К письму приложена печать Турдеке Ибраима и тамгы Карым шака Сазанова, Таныбека Когубаева, Ишимбека Чаястанова, Абрамана Аджибекова, Ашима Исенгельдина, Джаубасара Турдыбаева, Тоймата Бусурманова, Тюрке Кылакходжина, Кунакпая Кутлубаева и Курумбека Акджувакова. См. Архив ВПР, ф. Гл. арх. 1–7, 1844–1863 гг., д. 2, л. 7.
[10] Архив ВПР, фонд Гл. арх. 1–7, 1844–1863 гг., д. 2, лл. 1, 2, 3.
[11] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 36–60, лл. 1–2.
[12] В телеграмме говорилось: «Государьимператор разрешил прин ять в Омске депутатов рода Черик согласно отношению № 628 для принесения присяги на подданство Российской империи». См. Архив. ВПР, фонд Гл. арх. 1–7, 1863–1864 гг., д. 2, л. 9.
[13] АВПР, фонд Главного архива, 1–7, 1863–1864 гг., д. 2, лл.
[14] –11.
[15] АВПР, фонд Гл. арх., 1–7, 1844–1863 гг., д. 2, л. 18.
[16] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 137.
[17] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 137.
[18] См. там же, л. 138.
[19] Там же, л. 137.
[20] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 90.
[21] Солон и сибо – китайские пограничные отряды и начальство.
[22] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 157.
[23] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 157.
[24] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 157.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОЕДИНЕНИЕ СИБИРСКОЙ И СЫР-ДАРЬИНСКОЙ
ЛИНИЙ И ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОЦЕССА ВХОЖДЕНИЯ СЕВЕРНОЙ КИРГИЗИИ В СОСТАВ РОССИИ
Одной из важных проблем военноколонизационной деятельности царского правительства в Средней Азии и Казахстане в середине 60 гг. было соединение Сибирской и СырДарьинской линий. Этому благоприятствовало внутреннее положение России в тот период. Оправившись посл е поражения в Крымской войне, царизм преодолел революционную ситуацию 1859–1861 гг. и отменил крепостное право «сверху». Спад массового революционно демократического движения после 1863 г. развязывал царизму руки в его колонизационном движении в глубь среднеазиатских ханств.
Внешнеполитические отношения России начала 60 гг. не выдвигали скольконибудь значительных препятствий на пути укрепления позиций царизма в Средней Азии. Наиболее вероятным и сильным противником царской России в этом районе выступала Англия, но ее положен ие на Среднем Востоке было ослаблено национальноосвободительным восстанием в Индии 1857–1859 гг. потому английское правительство не могло решительно противодействовать наступательной политике России.
Рекогносцировочные экспедиции 1863 г. показали, что соединение Сибирской и СырДарьинокой линий и создание устойчивой и твердой границы империи на юго востоке не представляют особых трудностей. Свое мнение по этому поводу высказал военный министр Милю тин: «Уже в 1851 году в Бозе погибший государь император Николай Павлович соизволил признать уст ройство передовой линии по р. Чу и СырДарье, для соединения границ, делом первейшей важности, причем Особый Комитет, рассматривавший это предложение, считал выгодным занять всю линию предгорных Кокандских укреплений»[1].
В начале 1863 г. этот вопрос снова обсуждался на заседании Особого Комитета. В его решении, однако, было записано: «Осуществление соединения Оренбург ской и Сибирской линий, как оно ни желательно, необх одимо пока отложить, ограничиваясь на первое время исключительно ограждением кыргызов, вступивших уже в наше подданство и изучением пространства, разделяющ его передовые линии»[2]. Осторожность Особого Комитет а, по всей вероятности, была вызвана неразрешенностью пограничных споров с Китаем. Именно на это ссылался Дюгамель в своем отношении Безаку: «При настоящем положении дел по китайской границе я не нахожу возможным до окончательного проведения пог раничной линии предпринять чтолибо со своей стороны для соединения Заилийской и СьирДарьинской линий и полагаю, что если вопрос о разграничении с Китаем не будет окончен летом предстоящего года, то всетаки не представляется возможным ранее 1865 г. предпри нять экспедицию в пределы Кокандского ханства для соединения упомянутых линий»[3].
В июле 1863 г. в связи с рассмотрением донесения Безяка об успешных действиях полковника Черняева вопрос о соединении линий вновь был поставлен на расс мотрение правительства. Александр II нашел его перв остепенно важным и требующим неотложного разреше ния.
Результаты экспедиции Черняева говорили о том, что соединение Сибирской и СырДарьинской линий не требует больших материальных затрат. Кроме этого, экспедиция Черняева наметила наиболее удобное направле ние соединения линий: от Джулека к Сузаку, ЧулакКургану и далее к АулиеАте и горам Каратау. Такое направление давало возможность достигнуть цели даже без овладения Ташкентом.
Успешные действия Черняева с незначительными силами, без особых расходов и потерь в людях явно показывали военную слабость кокандцев. Взвесив все эти обстоятельства, военный министр и министр иностран ных дел пришли к согласованному мнению о необходим ости в будущем, 1864 г., осуществить соединение СырДарьинской и Сибирской линий.
1 августа 1863 г. Александр II одобрил это решение. 12 августа 1863 г. генералгубернаторам Оренбурга в Западной Сибири было дано соответствующее указание военного министра[4].
Одним из моментов, ускоривших решение вопроса о соединении линий, явилась необходимость обеспечить защиту кыргызов, принявших подданство России. В сво ем отношении Дюгамелю Милютин писал: «Что касаетс я до участия тех кыргызских родов, которые изъявили желание принять русское подданство, то правительство ни в коем случае не может оставить их на произвол судьбы и тем подвергнуть гонениям со стороны коканд цев. Приняв их однажды в русское подданство, мы не можем отказаться от них, не подрывая доверия к рус скому имени, но для защиты этих племен необходимо приискать действительные средства, так как заведение с ними торговых сношений едва ли для того достаточ но»[5].
В разработке конкретного плана действий экспедиционных отрядов значительную роль сыграли записки командующего СырДарьинской линией полковника Веревкина и в особенности полковника Черняева. По их проекту, как уже отмечалось, линия соединения должна была пройти от Джулека через кокандские крепости Сузак, ЧудакКурган, АулиеАта, Пишпек, Токмак до Кастека и Верного.2
В своей записке от 22 сентября 1863 г. Веревкин дал описание населения и территории, простиравшейся на пути соединения линий со стороны СырДарьи, а также охарактеризовал кокандские крепости Сузак и Чулак Курган[6]. Он отмечал: «…число кочующих здесь дулатов цев и биштамгалинцев простирается всего до 20000 кибиток, за дулатовцами кочуют уже дикокаменные кыргызы, племя воинственное и беспокойное своими набегами… В Сузаке с постоянно кочующими у города кыргызами – до 2000 жителей, а в ЧулакКургане до 800 душ. Как тот, так и другой город окружен превосходн ыми фруктовыми садами… От ЧулакКургана в 50 верс тах при подошве гор находится крепостца Саудакент, которую содержат биштамгалинцы, а в 60 или 70 вер стах от АулиеАта есть еще другая керпостца, при озере Майликула, АкБалык, принадлежащая киргизам. Обе эти крепостцы совершенно ничтожны и не имеют ника кого военного значения.
Полоса удобных к хлебопашеству мест в длину бу дет около 200 верст, а в ширину от 50 до 70 верст»[7].
Значение приобретения этой территории с многочисленным оседлым и кочевым населением Веревкин оценивал, прежде всего, с точки зрения финансовых интерес ов государства и как необходимую материальную базу для поддержания СырДарьинской линии. «Вместе с… полосой плодородной земли,– писал Веревкин,– в наше подданство поступят, кроме оседлых жителей Сузака, ЧулакКургана и АулиеАта (всего до 4000), кочующие кыргызы Кунградского, Биштамгалинского и Дулатовского родов, всего до 250000 кибиток… Можно безоши бочно рассчитывать на получение податей по крайней мере с 200000 кибиток, что, если мы ограничимся приня тым у нас теперь кибиточным сбором, составит 300000 руб. серебром»[8]. Веревкин считал также, что с утверждением господства России в важных стратегических пунктах – АулиеАте, Туркестане, Ташкенте – появится возможность заставить кокандское правительство заключ ить с Россией выгодный для последней мир и торговый договор. Кроме того, можно будет оказывать эффектив ное влияние также на Бухару. «Существующая почти между всеми владениями Средней Азии нравственная, религиозная и отчасти политическая связь,– писал Ве ревкин,– сделает то, что наши решительные действия против кокандского ханства неминуемо произведут впечатление и на Бухару. Для серьезного влияния на Бухар у (в нем заключается, так оказать, весь узел среднеа зиатского вопроса) необходимо овладение Ташкентом, от которого до Бухары всего 400 верст страной, насел енной и удобной для действия войск…»[9]
Со своей стороны полковник Черняев подчеркивал первостепенное значение соединения линий как в экономическом, так и в политическом отношениях. Характеризуя районы, по которым пройдет соединение линий, Черняев писал: «Между крайними пунктами Сибирского и Оренбургского ведомств, укреплениями Кастекским и Джулском, по северную сторону Каратауского хребта около 800 верст расстояния, и на протяжении этом на ходится в трех местах оседлое туземное население: в АулиеАта, ЧулакКургане и Сузаке. Из трех поимено ванных пунктов наиболее важен АулиеАта потому, что находится на пересечении главных путей из Ташкента и Коканда, а также потому, что окрестности его пред ставляют богатые кочевья кыргызов. ЧулакКурган име ет значение по своему близкому соседству с Туркестан ом, к которому в этом месте пролегает самый удобный путь через Каратау, и по положению своему среди биштамгалинцев, одного из самых сильных и наиболее во инственных племен Большой Орды. В окрестностях его находятся свинцовые рудники, разрабатываемые ныне кокандцами, и копи каменного угля.
Сузак лежит на караванном пути из Ташкента в Троицк и замечателен по своему плодородию и промышл енному духу жителей»[10].
Говоря о военностратегическом значении соединения линий, Черняев указывал, что оно принесет «…огромную пользу в случае, если мы вынуждены будем к какимлиб о диверсиям в глубь Средней Азии».
По плану Черняева войска Западной Сибири должны были занять АулиеАту, построить промежуточное ук репление для сообщения с Кастеком в Пишпеке или Чалдоваре и такое же укрепление – между АулиеАтой и ЧулакКурганом. Со стороны Оренбурга необходимо было укрепиться в Сузаке и ЧулакКургане и соединить их посредством постов с Джулеком. Соединение линий, по мнению Черняева, кроме всего прочего, давало возможность улучшить продовольственное снабжение гарнизонов СырДарьинской линии[11].
В конце 1863 г. генераладъютантом Безаком был представлен в военное министерство окончательный план соединения линий. Военный министр в свою оче редь представил его на усмотрение императора. Алекс андр II повелел:
«1) С будущего 1864 года приступить к соединению передовых Сибирской и Оренбургской линий на предложенных генераладъютантом Безаком основаниях, т.е., занять Сузак войсками отдельного Оренбургского и АулиеАта отдельного Сибирского корпусов с тем, чтобы впоследствии перенести границу на Арысь, проведя оную от АулиеАта через Чимкент на Туркестан…
4) Разрешить генераладъютанту Безаку немедленно приступить к приготовлениям для предстоящей экспедиции, дабы отряды могли выступить в степь с появлением подножного корма; приступить к таким же приготовлениям со стороны Западной Сибири, немедленно по утверждении сметы потребных для экспедиции расходов»[12].
25 декабря 1863 г. Дюгамель сообщил начальнику Алатовского округа о решении военного министра за нять в будущем году АулиеАту и дал указание о сосре доточении в Верном необходимого количества войск, которым с наступлением весны надлежало двинуться за р. Чу, к крепости АулиеАта и по занятии ее приступить к постройке (помещений для постоянного (нахождения там русских отрядов. Дюгамель указал также на необх одимость создания промежуточных постов между АулиеАтой и Верным, в частности в Пишпеке, Мерке и других пунктах3.
Одновременно с продвижением русских войск в глубь Кокандского ханства должна была начаться и колонизация Чуйской долины. Первоначально это вызывалось чисто военными соображениями: для налаживания сооб щения между Кастеком и АулиеАтой необходимо было создать несколько промежуточных постов с небольшими гарнизонами. Затем российские власти должны были начать переселение казаков и крестьян с целью образования в Чуйской долине новых станиц и сел. «Только при проведении всего этого в исполнение,– писал Дюгамель военному министру,– мы станем твердой ногой за р. Чу и тогда содержание наших отрядов во вновь приобретенном крае не обойдется дороже, чем в Заилийском крае, потому что местные средства для сего будут достаточны»[13].
Более обстоятельно изложил свое мнение по этому поводу начальник Алатовского округа. Он считал необходимым как для поддержания сообщения между Вер ным и АулиеАтой, так и для охраны торговых караванов и прекращения барымты между казахами и кыргызами учредить промежуточные посты в Токмаке, Пишпеке и Мерке. Особенно важное значение он придавал Пишпеку. «В Пишпеке, – писал он, – по важности этого пункта с административной точки зрения, куда во вре мена владычества сартов привыкли являться все дикока менные кыргызы для разбирательства возникающих между собой дел и для уплаты ясака, и в том вниман ии, что Пишпек, как центральное к АулиеАта место, может служить складочным для него пунктом, состав гарнизона предполагается более сильный»[14].
Укрепление названных пунктов должно было создать более благоприятные условия для гражданской колонизации Чуйской долины, Колпаковский предлагал для начала переселить по 40 семейств из каждой заилийской станции с предоставлением им тех же льгот, какими пользовались переселенцы в Заилийском крае. Общее число подлежащих переселению семейств Колпаковский на первое время ограничил приблизительно 200 из ко торых 100 должно было водвориться в АулиеАте, 25 – в Мерке, 50 – в Пишпеке и 25 – в Токмаке. Он считал необходимым для развития хлебопашества призвать к оседлости кыргызов и других местных жителей. Колпаковский также предложил занять бывшие мелкие кокандские укрепления Аксу и ШишТюбе, т.к., по свое му расположению эти пункты были удобны для налаж ивания регулярного почтового сообщения.
Все эти соображения начальника Алатовского округа получили одобрение Дюгамеля, но вместе с тем он считал занятие ШишТюбе и Аксу, а также и массовую колонизацию Чуйской долины делом несколько преждевременным[15].
Для командования экспедиционным отрядом, который должен был выступить со стороны Западной Сибир и, военным министром был намечен полковник Чер няев.
Распоряжение военного министерства о приготовлениях к экспедиции было дано и Оренбургскому генерал губернатору. Милютин предложил Безаку выслать отряд по направлению к Сузаку одновременно с выступление м Черняева в сторону АулиеАты[16]. Безак приказал снарядить специальный отряд со значительным числом казаков под командованием начальника СырДарьинской линии полковника Веревкина. В случае сосредоточения в Туркестане значительных сил неприятеля Веревкину было предложено выслать из Джулека в сторону Турк естана летучий отряд и не дать возможности кокандцам оказать помощь АулиеАте3.
Таким образом, весной 1864 г. решено было начать активные военные действия против Кокандского ханст ва, в котором к этому времени установилось относитель ное спокойствие. Кокандские власти стали предприним ать меры по восстановлению ранее утраченного влиян ия на кыргызское население.
Один из кипчакских феодалов Нурмухаммед, назначенный правителем Ташкента, совершая осмотр области, нашел состояние ряда укреплений неудовлетворительным и приказал начать работы по их усилению, В ноябре 1863 г. крепость Мерке, оставленная кокандцами во время экспедиции полковника Лерхе, снова была ими занята. Нурмухаммед разослал кыргызским манапам и некоторым казахским старшинам письменное обращение с объявлением о вступлении в должность правителя Ташкента и с призывом повиноваться ему. Главнейшим кыргызским манапам, в частности Джангарачу, он от правил также подарки. Некоторые племена солто, упр авляемые Джангарачем, частично уплатили кокандцам зякет. Но основная часть этого племени, подвластная манапу Байтику, а также сарыбагыши, за исключением кочевавших около Нарына и состоявших в ведении Уметалы, отказались от уплаты зякета, считая себя подданными России.
Наиболее преданный царскому правительству кыргызский манап Джантай Карабеков передал Колпаковскому ряд писемобращений кокандского правительства, адресованных не только ему, но и многим другим са рыбагышоким (манапам.
Обращение к Джантаю тогдашнего главы Кокандско го правительства Алымкула было следующего содержа ния: «Уважаемым и прямодушным высоким друзьям и старым доброжелателям биям Джантаю и Худояру и всем почетным людям рода Сарыбагыш после засвидет ельствования наших поклонов и милостей следующая речь: волею всевышнего беспредельного бога 92 кочевых племени унизились между собой и, наконец соединясь единым духом согласия, поработили своего внутреннего врага и положили подножие престола в Кокане, после чего по всем отраслям правления совершенное приобрел и спокойствие. Этой милостью, ниспосланною богом, воспользовались особенно все аккалпаки (дикокамен ные).
За то, что вы до сих пор не поспешили прибыть и Хазретхану с поздравлением и для узнания его благополучия и получения его щедрот, мы по родственному к Вам чувству весьма огорчены, но всетаки по чувству того же родства, мы надеемся на Вас и думаем, что вы не приезжали из опасения по делу Пардабека и Рахматуллы и если это действительно так, то вы нисколько не опасайтесь, потому что после воцарения на ханство, в пятый день месяца Сафара, великого нашего хана объявлена амнистия.
На случай же врагов внешних и наказания в пример перед народом негодяев и ослушников внутренних, мы формируем войска и приводим в порядок оружие.
К Вам же единственно из чувства родства послали доверенное лицо парваначи Койчи, по прибытии которог о вы должны во всем его слушаться и поступать согл асно его воле. С ним посылаются наши подарки».
Обращение к Джантаю хана Сеид Султана гласило: «Старые доброжелатели наши Джантайбатыр и все старшие и младшие почетные люди племени сарыбагыш, надейтесь на получение наших великих милостей, в доказательство чего мы посылаем к вам доверенного на шего парваначи Койчи.
Хвала господу. Подданные нашего высокого престола путями священного закона достигли совершенного бла годенства и все 92 кочевых племени облеклись в одежду согласия и вошли в один круг единства.
Таким образом, верные наши подданные успокои лись, о чем слышащие ухом веры, сочувствующие нам волости и села приезжают к нам и милостями нашими торжествуют, причем каждый остается при своей сте пени и своем посту.
Почему мы по совершенной нашей к Вам благосклонности, раскрывая этим выражением нашу милость, и вы из чувства к вере и уважения к Востоку должны при ехать для узнания покоя, благополучия старших, больш их и младших людей и надеяться на получение высок их наших милостей и успокоения сердечные.
Происшествие же с Пардабеком и Рахматуллой мы простили и вы совершенно на этот счет успокойтесь»[17].
Как видно из содержания этих писем, кокандское правительство обещало простить кыргызам их прежние, враждебные кокандцам действия, в частности убийство Пишпекского бека Рахматуллы и коменданта крепости Мерке Пардабека.
Такого же рода письма были направлены и крупным солтинским правителям Байтыку и Байгазы. Аулие Атинский бек писал: «Почтенным Байтыку и Байгазы, сослуживцам и детям. Речь следующая: посланное Вами письмо через Датху Кудайбергена в мои руки доставлено, за содержание, заключенное в нем, я остаюсь очень довольным, а равно и за разные известия, из которого не видно лжи ни на конец волоса.
Что же касается до Рахматуллы, то он погиб за свои противозаконные действия и достойно получил наказание божие.
Объясненные известия в письме Вашем доставило много удовольствия, которые сообщены великому хану в Минбаши. Отколь и получите великую награду.
Прошлого раза Байзак с покорностью примирился со мной и все дети его возвращены ему, не прошло посл е того 5 дней, как Байзак, снова изменив данной присяг е, собрав воров, воображает бежать в Семиреченский край, опасаясь за измену свою достойного возмездия от эмира и великого хана. Вследствие чего Вам, любезные дети, посылаю с известием этим посла Ишана и с получ ением этого немедленно прошу Вас… прибыть сюда, а если бог велит, то головы наши, а скот ваш и с великою добычею возвратитесь обратно, добыча на этом и том свете никому в возврат не пойдет.
На этом свете перед ханом, а на том свете перед бо гом ответчик будет не кто другой, как я. Если же помож ете нам в этом деле, не только будете прощены за смерть Рахматуллы, но еще получите великую милость от великого хана нашего. Если вы поистине называете меня отцом своим, то немедленно приезжайте. Остальное же Вам сообщит на словах Ишан, которому верить»[18].
Атабек призывал Байтика напасть на казахского старшину Байзака, изменившего хану, и соблазнял возможностью захвата большого количества его скота. Из этого письма видно, как преследовались кокандским правительством лица, изменившие свое подданство. Ко кандские наместники при этом опять прибегали к методу натравливания одних племен против других, пытаясь соблазнить возможностью захвата добычи, к чему были склонны почти все представители феодальной знати кыргызов и казахов.
В начале 1864 г. в АулиеАта прибыл ташкентский правитель Нурмухаммед. Здесь он неоднократно совещался с манапами таласских и чуйских кыргызов, а так же с биями казахских племен, кочевавших в окрестнос тях АулиеАты. Из кыргызских манапов на эти совещан ия приезжали Джангарач, Маймыл и Тыналы, вновь изъявившие свою покорность кокандскому хану и обя завшиеся в дальнейшем снова выплачивать зякет[19]. Ско рее всего это было связано с тем, что подвластные Джангарачу солтинцы занимали западную часть Чуйской долины, которая территориально примыкала, к центральным областям Кокандского ханства, а крепость АулиеАта непосредственно угрожала им и таласским кыргызам. Именно поэтому Джангарач, как и Тыналы, айылы которых располагались в Таласской долине, не мог вести себя по отношению к Коканду так же свобод но, как Байтик и Джантай.
Известную роль играл также приход к власти в Ко канде кипчакских феодалов, с которыми кыргызские феодалы как кочевники имели много общего. В резуль тате некоторые правители чуйских кыргызов, в частности, Джангарач и Маймыл, в начале 1864 г. вновь подпали под влияние Коканда и стали действовать в угоду кокандским наместникам. Вновь начались взаимные набе ги кыргызов и казахов Чуйской долины, цричем напад ающими чаще бывали кыргызы. Казахи доносили об этом начальнику Алатовского округа, т. к. сами не мог ли чеголибо предпринять: положение в это время было очень тяжелым в связи с джутом[20].
Весной 1864 г. Колпаковский решил натравить в Чуй скую долину небольшой отряд с тем, чтобы подействов ать на кыргызов, которые заметно стали поддаваться кокандсксму влиянию. Кроме того, Колпаковский считал себя обязанным удовлетворить «просьбу подвластных России казахских племен о защите их от набегов чуйских кыргызов. Главная же цель заключалась в том, что бы предупредить нежелательные поступки отдельных кыргызских манапов Чуйской долины, которые могли окончательно поддаться влиянию кокандского прави тельства. Войсковому старшине Бутакову было прика зано выступить с отрядом и расположиться на правам берегу р. Чу, напротив разрушенного Токмака. Бутаков должен был пригласить к себе манапов солто в лице Байтика, Корчу, Кокума, Байсалбая и др. и по прибы тии их в отряд, под предлогом устройства совещания, отправить в укрепление Верное[21].
17 марта 1864 г. отряд Бутакова выступил из Касте ка. Во время движения отряда к Бутакову явился сын манапа Джантая – Мырзалы, сообщивший некоторые сведения о положении дел у чуйских кыргызов и, кроме того, передавший несколько писем кокандских властей, направленных его отцу Джантаю. Вскоре к нему явился также сарыбагышский манап Менгли с изъявлением готовности оказать содействие отряду[22].
В конце марта отряд Бутакова из урочища ЧонТорт куль двинулся к Караконусу. Вместе с ним следовали явившиеся накануне кыргызские манапы племени солто Байтик, Корчу, Макеш, Шамдык, Узбек Бошкоев и др.[23], а также манапысарыбагыши Менде и Мырзалы (сын Джантая). Впоследствии все они были отправлены Бу таковым в укрепление Верное. Этому обстоятельству Дюгамель придавал важное значение. В донесении военному министру он писал: «Имея таким образом в своих руках более влиятельных манапов, можно пола гать, что родовичи их не откочуют с Чуйской долины и не будут вредить действиям наших отрядов»[24]. В данном случае генералгубернатор Западной Сибири проявил излишнюю осторожность. Чуйские кыргызы, которые уже считали себя подданными Российской империи, вряд ли создали бы какиелибо препятствия предстоящей экспедиции даже и при наличии среди них задержанных старш ин. Но как бы то ни было, попытка кокандцев привлечь на свою сторону некоторых видных чуйских манапов своевременно была парализована.
Бутакову удалось собрать ценные сведения о положении в Кокандском ханстве. Стали известны подроб ности плана главнокомандующего кокандскими войска ми парваначи Мингбая. Он занимался в это время подг отовкой войск и укреплением пограничных крепостей. Однако ханская казна была истощена, торговля пришла в упадок, отношения с Бухарой оставались враждеб ными.
Относительное спокойствие на китайской границе и крайняя неустойчивость внутреннего положения Коканд ского ханства, при мирном и доброжелательном отно шении кыргызов к русским отрядам, создавали благоп риятную обстановку для подготовки и осуществления экспедиции в направлении АулиеАты. Весной 1864 г. Колпаковский приказал начать ремонт дороги через Кастекское ущелье до р. Чу, чтобы сделать ее пригодн ой для движения колесного транспорта.
К маю 1864 г. экспедиционный отряд Черняева был готов к выступлению. К этому же времени были приведены в готовность и военные силы Оренбургского генер алгубернатора, которым надлежало действовать со стороны СырДарьинской линии[25]. Выступив в начале мая из Верного, отряд Черняева спустился в долину р. Чу. Часть его с 8 орудиями переправилась на левый бе рег реки и остановилась у развалин крепости Токмак. Поручиком Стрельниковым была произведена подробная съемка Кастекского ущелья и р. Чу с промером глубины от устья Большого Кемина до брода у Токмака.
Кокандские власти, получившие сведения о выступлении Черняева, ограничились лишь усилением гарнизона АулиеАты и установлением наблюдательного поста в Мерке.
Киргизские айылы, расположенные в районах Ток мака и Пишпека, оставались совершенно спокойными. В своем донесении Черняев подчеркивал: «Население, занимающееся хлебопашеством по предстоящему нам пути, остается на своих местах, оканчивая обработку полей, а кочевники начинают уже переходить в горы на летние кочевки»[26].
От имени Черняева в кыргызские аилы было разослано обращение следующего содержания: «По воле великого государя, я вступаю в земли ваши с тем, чтобы на вечные времена водворить в них спокойствие и поря док. Намерения нашего правительства теперь, как и прежде, заключаются в том, чтобы защитить преданное нам население от грабежей и насилия, обеспечить след ование караванов, покровительствовать торговле и промышленности, примирить враждующие между собой роды и тем доставить возможность каждому спокойно пользоваться трудами рук своих. Для достижения этих целей русские войска несколько раз уже приходили по призыву вашему, но лишь только уходили, как враги снова нападают на Вас. Вследствие этого, .многие меж ду вами неоднократно просили и теперь просят о при нятии их под покровительство русского правительства и об устройстве крепостей для ограждения от постоянн ых притеснений кокандцев. Просьбы услышаны нашим великим государем, войска, мною предводимые, посланы с тем, чтобы навсегда остаться в землях ваших, и горе тому, кто отныне дерзнет нападать на Вас.
Отряд мой имеет с собою все необходимое и ни в чем не нуждается. Предупредите тех, которые не знают еще русского войска и судят о нем по войскам кокандским, чтобы никто ничего не опасался и оставался спокойно на своем месте»[27].
Обращение сыграло положительную роль. Сразу же по прибытии отряда в Чуйскую долину к Черняеву явил ись главные старшины сарыбагышей – Джантай, Ху дояр, Торогельды и другие. Они изъявили желание оказывать отряду всякого рода содействие и просили разрешить им участвовать в военных действиях против АулиеАты. Черняев оказал кыргызским старшинам хор оший прием, мирно решил все возникшие на почве барымты споры и расчеты с казахами и приподнес им по дарки. В донесении Дюгамелю он писал 17 мая 1864 г.: «Киргизские старшины для выражения особенной своей преданности вызывались бесплатно доставить лес для устраиваемого в их кочевьях укрепления. Сверх того, бии эти присоединили к милиции отряд своих сыновей и ближайших родственников. За таковое искреннее до брожелательство я дал всем биям сарыбагышским хала ты, часы и другие подарки»[28].
В середине мая 1864 г. около развалин Токмака Черняев заложил укрепление с целью обеспечить безопасн ость сообщения между Верным и АулиеАтой[29]. Гарниз он его должен был оставаться здесь и на зиму. Сарыбагышские манапы, айылы которых кочевали поблизости от Токмака, обязались заготовить необходимый для строительства лес[30]. Так в Чуйской долине было основан о первое русское укрепление – Токмак, впоследствии ставший административным центром Токмакского уезда.
Благодаря созданию Токмакского укрепления у чуй ских кыргызов появилась уверенность в окончательном устранении опасности со стороны Кокандского ханства. В донесении генералгубернатору Западной Сибири Чер няев, отмечая причины устройства укрепления Токмак, писал: «Решаясь на заложение Токмакского укрепления, я имел в виду крайнюю необходимость устроить этапные пункты во время следования отряда в передний путь к АулиеАта как для обеспечения движения транспорта, так в особенности для того, чтобы окончательно убедить население в намерении правительства утвердиться в Зачуйском крае и тем доставить возможность туземцам открыто принять нашу сторону, не опасаясь мести кокандцев»[31].
16 мая Черняев снялся со стоянки у Токмака и, не встречая никакого сопротивления со стороны ханских войск, 24 мая достиг крепости Мерке. Кокандский гарнизон крепости успел перейти в АулиеАту. Черняев решил устроить в Мерке второй этапный пункт между АулиеАтой с Верным.
Во время движения Черняева от Токмака к Мерке небольшим отрядам под начальством капитана Красовского и при участии магистра Северцова и горного инженера Фрейзе была проведена разведка в направлении Киргизского АлаТоо, которая дала возможность убе диться в мирном настроении и дружественном располож ении кочевавших здесь кыргызов. Н. Северцов провел также важные научные наблюдения.
Таким образом, взаимоотношения русского отряда с кыргызами Чуйской долины складывались благоприятно. Черняев принял многих влиятельных кыргызских старшин, которые сами приезжали в его лагерь. Особенно важно было установить нормальные отношения с Байти ком и Корчу – двумя наиболее влиятельными манапами племени солто, незадолго перед этим барымтовавшими с подвластными России казахами Старшего жуза. Эти манапы обратились к Черняеву с просьбой разрешить им участвовать в походе, против АулиеАты. Они изъявил и также готовность оказать содействие отряду в снабж ении рабочим скотом и продовольствием. Черняев то этому поводу писал: «В Пишпеке присоединились к от ряду со своими джигитами манапы Байтик и Корчу, ко чующие около развалин этой крепости, и в лагерь наш прибыли бии Абайдулла, СазаМулла и другие, которые никогда не являлись прежде к русскому начальству. Вообще каракиргизы, с которыми приходилось иметь близкие сношения, оказывали нам полное доверие и охотно приводили в отряд скот для продажи»[32].
Некоторые айылы солто, в частности подвластные манапам Джангарачу и Бошкою Канаеву, накануне при бытия отряда Черняева в Чуйскую долину откочевали в Талас. Это было вызвано главным образом нежела нием уплаты по барымте казахам Старшего жуза, у кот орых ими было угнано за последнее время значитель ное количество скота. В связи с этим Черняев доносил Дюгамелю: «Несвоевременный уход племени солто от засеянных своих полей в горы на летние кочевья можно было объяснить отчасти желанием их уклониться от расч етов по баранте с нашими кыргызами, потому что число угнанного ими, в последнее время, скота доходило до нескольких тысяч и они после голодной зимы не в состоянии были бы возвратить и третьей доли… Принимая во внимание этот уважительный факт, а также запутан ность и многосложность обоюдных претензий и неприм иримую вражду, существующую с давних пор между нашими кайсаками и каракиргизами, трудно было рассчитывать на полюбовное их соглашение»[33].
Впрочем, учитывая благоприятную ситуацию и настроение народа, Джангарач, а также Бошкой Канаев вступили с Черняевым в дружественные отношения и просили об окончательном принятии их с подвластными им племенами в подданство России. Манап Бошкой Канаев даже послал своего сына Узбека с джигитами для участия в походе против АулиеАты. Черняев направил письмо Вошкою и другим кыргызским манатам, откочевавшим на Талас, с объяснением цели экспедиции. В ответ на него по прибытии в Мерке он получил письмо от Бошкоя Канаева, в котором тот объявлял себя подд анным Российской империи. Бошкой писал: «Письмо Ваше мы получили и остаемся довольны за то, что Вы прекратили претензии между каракиргизами и кыргызами Большой Орды. Со времени Мадалыхана мы были подданными Кокандского правительства, но в настоящ ее время имею подданство к Белому царю и посылаю к Вам сына своего Узбека с джигитом, но хороший ли мы народ или худой, Вы еще не узнали. Если окажемся хорошими перед Вами, то будем служить, а если дурнымы, то будем виноваты и будем за то отвечать. Врагов у нас много, а потому и просим Вашей защиты. Вместо нас находится у Вас Байтик и Узбек с джигитами, сам же я по старости лет не могу ехать на лошади, явлюсь к Вам впоследствии.
Покорнейше прошу Вас дать мне бумагу с приложением печати, чтобы русские и кыргызы не обижали егин чей, земледельцев, находящихся на пашнях на урочище вершины Ашмара и до Мерке»[34].
В середине мая 1864 г. манап Джангарач умер. Его дети и манап Чойбек из Таласа также обратились к Черняеву с аналогичным прощением. Оно гласило: «Мы, дети Джангарача, свидетельствуем Вам поклон. При быть к Вам сами не можем, потому чго делаем на могил е отца нашего памятник, а чтобы заявить Вам, что мы верноподданные Белому царю, то посылаем Вам для службы джигита своего Байбека. А также я, Чойбек Кокумов, свидетельствую Вам поклон и изъявляю верноп одданническую свою преданность Белому царю тем, что пойманных мною четырех человек рода чапрашты возвращаю без выкупа»[35].
Черняев хорошо принял посланцев упомянутых мана пов, подтвердил, что они безусловно являются подданн ыми России, и просил их в дальнейшем не считать себя подданными Коканда. В донесении Черняева генерал губернатору Западной Сибири указывалось: «Находя весьма важным для нас привлечь на свою сторону фа милию Джангарача и таких сильных манапов, каковы Бочкай, Байсейт и Теналы, я обнадежил этих родствен ников, что просьба их о принятии в русское подданство будет уважена»[36].
Во время стоянки в Мерке Черняев организовал в своем лагере суд биев, в котором участвовали наиболее влиятельные представители кыргызов и казахов. В тече ние четырех дней на этом суде решались споры, возникш ие между кыргызами и казахами на почве барымты. Установление в дальнейшем мирных отношений между ними входило в интересы русских властей, так как те перь кыргызы стали такими же подданными России, как и казахи Старшего жуза. Черняев писал Дюгамелю: «Можно предполагать теперь, что вражда между карак иргизами и кайсаками, происходившая главным обра зом от постоянной баранты, с устройством наших укреп лений может быть ослаблена, а претензии их между собой будут к осени совершенно окончены»[37]. Находив шийся в отряде Черняева штабсротмистр Чокан Валиханов сыграл важную роль в установлении мирных взаимоотношений между казахами и кыргызами. Подчерк ивая его заслуги, Черняев отмечал: «Достижению та кого благоприятного результата наших сношений с туземцами много способствовал своими знаниями и усер дием штабсротмистр Валиханов»[38].
В конце мая отряд Черняева выступил из Мерке и, не встречая препятствий, дошел до ур. УзунБулак. Здесь Черняев получил сведения о намерении кокандского командования встретить его под стенами АулиеАты. Поэтому в начале июня отряд направился к этой креп ости.
Крепость АулиеАта располагалась на небольшой возвышенности на левом берегу р. Талас, в 80 верстах к северу от хребта Карабура и в 460 верстах на запад от укр. Верного. К югу и востоку от крепости были распол ожены селения, обнесенные стенами для защиты от нападений окрестных кыргызов и казахов[39].
На месте АулиеАты когдато существовал богатый торговый город Тараз, разрушенный впоследствии. В начале 1820 г. кокандский хан Мадалы, покорив кочевавших здесь казахов, прислал своего сановника Адынбека с целью построить на этом месте крепость для защиты торговых «сартов» от нападений кыргызов и ка захов, а также для сбора зякета с окрестных племен. Адынбек построил цитадель и был первым её комендан том. При нем же переселились сюда жители селения УчКурган. Впоследствии, в начале 1850 г., с увеличе нием населения и развитием торговли, вокруг города была воздвигнута стена, образовавшая крепость АулиеАту в том виде, в каком она предстала перед отрядом Черняева.
Поскольку АулиеАта являлась наиболее типичной кокандской крепостью, небезынтересно несколько под робнее остановиться на ее характеристике. Внутри креп ости располагалось 5 продольных и 5 поперечных узких улиц, имелось 517 домов с лавками, 66 – без лавок, 3 мечети, 1 чугунолитейная мастерская, 8 кузниц, а на юговосточной стороне – каравансарай. При главной мечети было начальное духовное училище, где мулла учил детей грамоте.
Прилегавшее к крепости поселение, возникшее в последние годы, имело 4 правильные улицы и 250 дом ов, 5 мечетей, 22 лавки. Здесь также была чугунол итейнаямастерская, 15 кожевенных заведений и 3 каравансарая.
Все постройки крепости были глиняными, низкими и непрочными. В городе и в его окрестностях разводил ись сады. В некоторых из них встречались виноград ные лозы и яблони, урюковые и грушевые деревья. Здесь выращивались зерновые культуры, которые выг одно скупались кочующими кыргызами и казахами.
Жители АулиеАты состояли из узбеков, занимавшихся главным образом торговлей и садоводством.
Город АулиеАта имел важное торговое значение. Находясь на пути из Кокандского ханства в Кульджу, Верный, Копал и Семипалатинск, он служил приста нищем для караванов, идущих туда из Ташкента, Ко канда, Намангана и других торговых городов. Купцы снабжали местное население бумажными и шелковыми тканями, выделанными кожами, сушеными фруктами и другими товарами среднеазиатского кустарноремесленн ого производства. Товары свои они выменивали у кыргызов за скот, главным образом на баранов.
Управлялся город семью аксакалами– старшинами, которые назначались беком из кандидатов, выдвигав шихся жителями, от которых они и получали вознаг раждение за службу.
Жители города были обязаны содержать в чистоте улицы. Кроме того, они облагались данью в пользу хана. Владельцы мастерских и ремесленники платили за место, на котором стояло заведение, специальные государственные налоги. Свободные участки продавал ись жителям по назначенной беком цене. Налогом облагались также владельцы садов и огородов.
Значительный налог кокандскому хану платили подданные ему кыргызы. Так, кыргызы, подведомственн ые АулиеАте, платили с юрты батман хлеба[40], воз дров, воз сена и по 3 барана с каждой сотни. Кроме постоянных налогов и сборов, кыргызы и казахи по стоянно облагались и разного рода экстренными нало гами.
Таково было торговое значение и административное управление главной кокандской крепости в Чуйской долине – АулиеАты ко времени взятия ее отрядом Черняева.
3 июня отряд царских войск расположился лагерем в 7 верстах от крепости, а 4 июня, после короткой осады, АулиеАта была взята.
Временно исполняющим должность коменданта крепости Черняев назначил полковника Багацевича, кото рый должен был привести ее в надлежащее состояние и создать условия для постоянного пребывания здесь русского гарнизона[41].
Одновременно с продвижением отряда Черняева в направлении АулиеАты было начато наступление и со стороны СырДарьинской линии под командованием полковника Веревкина. 13 июня отряд Веревкина овлад ел Туркестаном. Туркестанский бек МирзаДавлет со своим гарнизоном вырвался из города и ушел к Ташк енту[42].
Со своей стороны Черняев после АулиеАты решил послать за хребет Карабура, в Чаткальскую долину, легкий отряд с целью расположить чаткальских кыргызов в пользу России и удержать их таким образом от участия в подготавливаемых кокандцами военных опер ациях против АулиеАты. Начальником этого отряда был назначен подполковник Лерхе, которому было предписано по пути следования присоединить к себе высланную ранее разведочную партию, проводившую под руководством Н.Северцова научные наблюдения в ущелье Карабура. В Карабуринском ущелье, недалеко от перевала, располагалось несколько небольших кокандских укреплений – «курганов», гарнизоны которых с приближением отряда Лерхе перешли через перевал на южную сторону. После трудного перехода через снежный перевал отряд спустился в Чаткальскую доли ну. На левом берегу р. Чаткал, недалеко от Каракалпакского ущелья, находился нокандский пикет, близ которого жили кокандские сборщики зякета. В 4 верс тах от этого пикета, вниз по течению реки, находилось главное кокандское укрепление в Чаткальской доли не – Чиназ. С приближением отряда Лерхе кокандцы оставили укрепление и отступили вниз по течению реки и в боковые горные ущелья. По приказу Лерхе укрепление Чиназ было разрушено, и отряд двинулся дальше по правому берегу реки с целью разведать переправы и пути, ведущие к Намангану.
Чаткальскую долину населяли в основном кыргызы племен саруу, багыш, кытай, кушчу и др. Местное население в своем подавляющем большинстве не про являло вражды к отряду Лерхе. Более того, многие представители кыргызских племен от имени народа обращались к начальнику отряда с просьбой о принят ии их в русское подданство. В донесении на имя Черн яева Лерхе, характеризуя отношение местного кыргызского населения к его отряду, писал 1 июля 1864 г.: «Кочующие по Карабурынскому и Каракалпакскому ущелью кыргызы являлись постоянно ко мне на походе с просьбой о принятии их в подданство белого царя. Бо лее значительные из этих манапов Кыдралы, ИгнБерды и СатыМон (рода сару) сопровождали отряд и прибыли с ним в АулиеАта на принятие подданства России»[43].
Однако отдельные манапы, пользовавшиеся покровительством Кокандского хана, держали его сторону. Видную роль среди них играл известный своим религиозн ым фанатизмом манап Сарымсак, который призывал единомышленников послать вооруженных всадников в ханское войско и в союзе с ханом начать войну против «кафиров».
От дружественно настроенных кыргызов и захвачен ных в Чиназе пленных Лерхе получил сведения, что в Чаткал накануне прибыл кокандский отряд с целью организовать «ополчение» из кыргызов. Однако узнав о приближении русского отряда, кокандцы отступили. Сарымсак же, собрав около 200 вооруженных джигитов, ушел в горы. Лерхе послал ему письмо с предложением заключить мир, но манап прогнал парламентеров и на письмо не ответил. Посланный для захвата Сарымсака взвод конных стрелков вернулся ни с чем, т.к. преду прежденный об этом манап успел скрыться.
В конце июня стало известно, что главнокомандую щий хана Алымкул сосредоточивает крупные военные силы в Ташкенте, откуда намеревается идти на Чим кент, а затем на АулиеАту и Туркестан. В связи с этим отряду Лерхе было приказано вернуться обратно в АулиеАту[44].
Экспедиция Лерхе в Чаткал показала непрочность власти кокандского хана в этом районе и мирное нас троение подавляющего большинства чаткальских кыргызов по отношению к России. Результатом экспедиции явилось падение кокандской власти на Чаткале и при нятие чаткальскими кыргызами русского подданства. Манап Сарымсак также вскоре возбудил ходатайство о принятии его с подвластным ему племенем багыш в подданство России. Оренбургский генералгубернатор Крыжановский доносил по этому поводу военному ми нистру 26 ноября 1865 г.: «Вследствие ходатайства кочующего в числе 150 юрт за Карабурою рода Багыш манапа Сарымсака о принятии его в подданство России с разрешением кочевать по сю сторону карабуринских гор, на ур. Бакаир, генералмайором Черняевым разре шена этому манапу испрашиваемая перекочевка»[45].
* * *
После овладения АулиеАтой и Туркестаном соединение Сибирской и СырДарьинской линий становилось реальным делом. На очередь дня встал вопрос об организации и строительстве передовой линии укрепле ний от Верного до Туркестана.
К тому же обширные районы кочевий кыргызских и казахских племен, расположенные между Верным и АкМечетью, безотлагательно требовали правильной организации управления.
На огромном пространстве, от Аральского моря до ИссыкКуля, были расположены укрепления царских войск – форт № 1, Перовский, Туркестан, АулиеАта и Верный с промежуточными укрепленными пунктами, форт № 2, Джулек, Мерке, Токмак и Илийское (Кастек – с возведением Токмака потерял свое значение). Нео бходимо было подчинить их одному командованию и решить другие вопросы, связанные с организацией новой укрепленной линии. Наиболее приемлемый про ект представил полковник Полторацкий в записке от 9 июля 1864 года[46].
Собственно передовую линию должны были соста вить укрепления, начиная от форта Перовского до Токмака включительно. В соответствии с этим полковник Полторацкий предлагал:
Упразднив управление СырДарьинской линии, форты № 1 и 2 подчинить начальнику Аральской флот илии, возложив на него ответственность за оборону низовьев СырДарьи.
Укрепление Верное оставить попрежнему в веден ии начальника Алатовского округа.
Из укреплений Перовского, Джулека, Туркестана. Чимкента, АулиеАты, Мерке и Токмака образовать передовую «НовоКокандскую» линию с центром управ ления в АулиеАте или Чимкенте.
Начальнику новой линии, вследствие значитель ной ее отдаленности как от Оренбурга, так и от Омска, предоставить широкие права и самостоятельность[47].
Записка Полторацкого легла в основу проекта соз дания «НовоКокандской линии», об учреждении кото рой генералгубернаторы вскоре возбудили ходатайство перед военным министерством. Поставленный военным министром на рассмотрение Александра II проект был одобрен. В своем отношении к Безаку Милютин писал: «Государь император 18 минувшего июля высочайше повелеть соизволил изо всех укреплений, возводимых на вновь занятом пространстве от р. Чу до СырДарьи по бывшее кокандское управление ЯныКурган включит ельно, образовать в виде временной меры передовую Кокандскую линию»[48]. Начальником НовоКокандской линии был назначен генералмайор Черняев.
После потери Туркестана и АулиеАты правители Коканда, как обычно, начали усиленно разжигать религиозный фанатизм и призывать к войне за возвращение «священного» Туркестана, в котором находилась чтимая мусульманами Средней Азии мечеть ходжи АхметаЯсеви. Кокандское правительство предприняло также меры по укреплению и вооружению Чимкента. Учиты вая это обстоятельство, Черняев решил овладеть Чимк ентом как можно скорее, пока он еще не был доста точно укреплен.
Получив в свое распоряжение все расположенные на НовоКокандской линии войска, Черняев в начале сентября 1864 г. двинул на Чимкент отряды с двух стор он– со стороны АулиеАты и со стороны Туркестана, 21 сентября Чимкент был взят.
Падение Чимкента имело важное значение. В своем донесении Дюгамелю Черняев писал: «Цитадель, построенная на неприступной возвышенности, и остальн ые укрепления с небывалой до сего у кокандцев флан говой обороной, сильное вооружение артиллерией, с громадным запасом разрывных и других снарядов, и десятитысячный гарнизон, составленный из лучших войск ханства, дают мне право доложить Вашему Высокопревосходительству, что падение Чимкента, по вергающее к подножию его императорского величества обширный край с населением пол.миллиона, свидетель ствует о серьезном значении этого события»[49].
После падения Чимкента главные силы кокандских войск сосредоточились в Ташкенте, самом большом городе ханства, население которого достигало 100 тыс. человек. Город был окружен стеной протяженностью в 24 версты. В Ташкенте в это время существовала влия тельная группа торговцев – сторонников установления близких экономических связей с Россией. Была и дру гая группировка, которая не желала сближения с Рос сией и, не надеясь на способность Коканда отстоять независимость Ташкента, стремилась к союзу с Буха рой, как наиболее могущественным из среднеазиатских ханств.
Черняев решил, не теряя времени, произвести рекогносцировку и, если представится возможность, попытаться овладеть Ташкентом. С этой целью 27 сентября отряд Черняева выступил из Чимкента.
Мулла Алымкул, правильно оценив нависшую над Ташкентом опасность, деятельно занялся его укреплением. Между тем в городе создалось чрезвычайно труд ное положение. После занятия отрядам Черняева линии по Арысу в Ташкент перестали приходить караваны. Вследствие этого цены на продукты значительно повыс ились, возникли трудности в снабжении продовольст вием войск, сосредоточенных в городе. В этой напря женной обстановке против Алымкула возник заговор. Главную роль в нем играли сторонники бухарской ориентации. Но заговор был раскрыт, зачинщики по несли суровое наказание. Однако и после расправы с заговорщиками в городе продолжали ходить слухи о предстоящем прибытии в Ташкент Худоярхана с бухарским войском. Сторонники бухарской ориентации продолжали поддерживать тайную связь с эмиром Бухары. Эмир потребовал передачи ему Ташкента, но Алымкул ответил, что намерен оборонять Ташкент как от русских, так и от бухарцев и в крайнем случае пред почтет сдаться русским[50]. Это резко обострило отношения между Кокандом и Бухарой и по сути исключило воз можность защиты Ташкента совместными силами.
2 октября отряд Черняева предпринял наступление с южной стороны города, но атака была неудачной. После осады, продолжавшейся до 24 октября, Черняев вернулся в Чимкент.
Неудачная осада Ташкента заставила Черняева обратиться к военному министру с рядом вопросов, связанных с дальнейшими действиями в Средней Азии. В Петербурге решили пока остановиться на достигнут ых успехах и в ближайшее время дальнейшего продви жения в глубь среднеазиатских ханств не предприним ать. В записке на имя Черняева говорилось: «На основании вышеизложенных соображений Министерства иностранных дел и военного, по взаимным обсужде ниям системы будущих действий наших в Средней Азии, пришли к заключению, что в настоящее время Россия может ограничиться достигнутыми уже резуль татами, отказываясь от дальнейшего наступления и приняв границею линии от китайских пределов по ТяньШаньскому хребту, водораздельной черте между долинами Чу и Таласа и бассейном СырДарьи, затем по одному из отрогов КазКурта, впереди Арыса на СырДарью»[51].
Однако Черняев не оставил своего намерения овла деть
Ташкентом и продолжал подготовку войск в Чим кенте, Туркестане и АулиеАте. Кроме того, он требов ал присылки дополнительных военных сил из Верного и форта Перовского. Новое наступление на Ташкент он предполагал начать весной 1865 г.
Между тем в пограничных с Западным Китаем районах Северной Киргизии и Заилийского края замет но стало ощущаться влияние происходящих в Кашгарии политических событий. В 1862 г. в провинции Шэньси вспыхнуло восстание дунган, которое быстро распространилось на провинцию Ганьсу. Восстание носило национальноосвободительный характер. Дун гане выступили против гнета китайских феодалов и императорской власти. Вскоре восстание перекинулось в Джунгарию и в провинцию Синьцзян. Особенно активное участие принимали в нем уйгуры Кульджинского края – «таранчи»[52]. К восставшим присоединились и отдельные группы пограничного кыргызского и казах ского населения. Во главе восстания стоял дунганский народный герой Быйянху.
Вскоре, однако, среди восставших возникли разногласия и произошел раскол. Дунгане вошли в соглаше ние с китайским правительством, а «таранчи» продолж али борьбу и вскоре захватили власть в Кульджинском крае.
Одновременно произошло восстание в кашгарских городах Куча, Аксу, Кашгаре, Яркенде, Хотане. Рез ультатом его явилось возникновение государства Якуббека. «В это время,– указывал Куропаткин,– влиятельным лицом в городе Кашгаре был Сыдыкбек, по происхождению кипчак. По другим сведениям, Сы дыкбек был кыргыз, явившийся в город Кашгар со своей шайкой, грабившей как китайцев, так и кашгарцев»[53]. Сыдыкбек обратился к кокандскому правителю Алымкулу с просьбой направить в Кашгарию сына Джагирходжи Бузурука для провозглашения его ханом. Алымкул удовлетворил эту просьбу. Вместе с Бузуруком в Кашгар прибыл кипчак Якуббек в каче стве начальника его отряда. Якуббеку суждено было вскоре сыграть видную роль в Восточном Туркестане. «Бузурукхан,– писал Куропаткин,– в сопровождении Якуббека и Алдаша, родственника АлымКула, 60ти человек джигитов и прислуги в 1864 году явился под стенами города Кашгара и был с радостью встречен жителями. Сыдыкбек передал управление города Бу зурукхану, надеясь играть при нем первую роль. Но вскоре он увидел в Якуббеке противника своим планам и между двумя соперниками началась борьба, которая должна была окончиться только смертью одного из них. Якуббеку на первых же порах удалось поссорить Бузурука с Сыдыкбеком и последнему пришлось беж ать. Якуббек был назначен батырбашею (главно командующим)»[54].
Якуббеку удалось провести несколько успешных операций против китайских войск, в связи с чем Куро паткин указывал: «Первые военные действия, введен ные Якуббеком, состояли в осаде Гульбаха в Кашгаре (Янгишааре), в двух походах против Яркенда и в поход е против Хотана. В этих действиях войска Якуббека состояли из сбора – кашгарцев, каракиргизов, кокандцев и др. весьма дурно вооруженных»[55].
Вскоре Якуббеку удалось захватить власть в Кашг аре в свои руки и в течение трех лет объединить Кашгарский, ЯнгиГиссарский, Яркендский и Хотанский округи.
После смерти Алымкула Якуббек порвал свою зависимость от Коканда и, сломив сопротивление враждеб ной ему группы кипчакских феодалов, провозгласил себя в 1866 г. «бадаулетом» – главой государства. Бывший хан Бузурук был отправлен в Мекку на покло нение гробу пророка.
Киргизы принимали широкое участие в движении народов Восточного Туркестана. Их было немало и в войсках Якуббека. «Киргизы и Каракиргизы,– отме чал Куропаткин,– явились охотниками для комплекто вания кавалерии Якуббека. Их употребляли преимуще ственно для гарнизонов в отдельных постах и для почт овой гоньбы чабарами (курьерами)»3.
Разумеется, начальник Алатовского округа вынуж ден был чутко реагировать на всякие действия Якуббека в отношении пограничных кыргызов. Летом 1864 г. после занятия городов Аксу и Турфан Якуббек намере вался продолжать поход до г. Кульджи. Кратчайший путь из Кашгара в Кульджу лежал через перевал Музарт. Но Колпаковский направил отряд под командо ванием полковника Полторацкого, который занял перев ал и разрушил близ него мост на реке. Другой отряд был двинут к верховьям р. Кеген, с одной стороны, как демонстрация, которая должна была содействовать успешному окончанию переговоров с китайскими влас тями по вопросу об уточнении границ – конкретно речь шла о включении в состав Российской империи всей долины Кегена, с другой – для сбора сведений как о силах Якуббека, так и о ходе восстания дунган в пограничных районах[56].
Восстание дунган, а также происходившие в Восточ ном Туркестане события оказали известное влияние на кыргызов пограничных районов. Среди них распростра нились воззвания, к ним нередко прибывали и специа льные представители восставших. В результате неко торые казахские аулы стали откочевывать в пределы Китая. Имели место также случаи насильственного уво да пограничных кыргызских айылов.
Летом 1864 г. начальник Алатовского округа, придавая сеьезное значение положению дел на границе, сам прибыл на ИссыкКуль. Бугинцы не принимали участия в восстании и не испытывали давления со стороны Кашгара, но положение пограничного с Кашгарией племени черик было трудным. Дюгамель писал военн ому министру: «Во время пребывания генералмайора Колпаковского на озере ИссыкКуль явились к нему двое почетных людей из дикокаменных киргизов рода черик и доставили письмо от старшего манапа Турдуке. В этом письме манап Турдуке заявляет от имени всего чириковского народа жалобу на китайских инсург ентов, действующих в Кашгаре под предводительством ходжей, которые делают чирикам разные притеснения; берут насильно и в большом количестве верблюдов для перевозки тяжестей и разный скот для продовольствия своего войска. Самого же Турдуке с 50 джигитами сил ою увлекли под Кашгар. Находясь в таком положе нии, Турдуке просит защитить чириковский род, при нявших подданство России»[57].
Подчеркивая свое отношение к происходящим в Западном Китае событиям и поведению пограничных кыргызских и казахских племен, Дюгамель продолжал: «Имея в виду, что в 5й статье договора, заключенного в Чугучаке 25 сентября сего года, постановлено: «К какому государству отошли места кочевых народов, обитающих вдоль границы, к тому государству вместе с землею отходят и самые люди и тем государством управляются,– я предписал начальнику Алатовского округа, в видах противодействия проискам китайцев, увлечь на свою сторону ближайшие к их пределам во лости пограничных кыргызов, следить за перекочевками их и своевременно принимать надлежащие меры для воздержания сих ордынцев от перехода в китайские пределы за черту определенной границы.
Что же касается до отношений к нам магометанс кой инсургенции в Китае, то, принимая во внимание, с одной стороны, что восстание дунган, подвигаясь к нашим пределам, может произвести волнение в Киргизс кой степи, а с другой, что вмешательство в эти дела не обещает для нас особенных выгод, я нахожу, что в сем отношении было бы удобнее по крайней мере на первое время сохранить наблюдательное положение на пограничном пространстве, прилегающем к Западному Китаю. С этой целью с наступлением весны будущего года выставить наши отряды на юговосточной части границы и отнюдь не допускать инсургентов переходить за черту ее для поборов в аулах подданных нам кыргызов и в то же время не дозволять последним откоче вывать в Китайские пределы»2.
Обострение положения на границе с Кашгарией сделало необходимым постоянное пребывание русского отряда на озере ИссыкКуль. Еще весной 1864 г. Колпаковский направил на ИссыкКуль небольшой отряд и просил Дюгамеля оставить его там постоянно для защиты бугинцев и чериков[58].
Дюгамель ответил Колпаковскому: «Я утверждаю сделанное Вами распоряжение зимовать на ИссыкКуле одной роте пехоты, 50 казакам и взводу горной артиллерии и постройки для них средствами отряда временного укрепления и помещения»[59].
Для возведения укрепления была избрана мест ность, примыкающая к Аксу, в 20 верстах на восток от озера ИссыкКуль[60]. Таким образом, среди кочевий бугинцев в 1864 г. возникло первое укрепление Рос сийской империи. Важное значение теперь приобретал и Токмак, как военноадминистративный центр присое диненного Чуйского края.
Теперь не только бугинцы, но и черики, а также тяньшаньские кыргызы стали ощущать реальную власть Российской империи.
В 1864 г. влияние России стало проникать и в некоторые районы Южной Киргизии, в особенности в КетменьТюбинскую долину. Крупный манап Рыскулбек, возглавлявший 10 тыс. кыргызских юрт племени саяк, под давлением подвластного ему народа обратилс я в декабре 1864 г. к генералу Черняеву с просьбой о принятии его вместе с подвластными ему племенами в русское подданство. Рыскулбек направил Черняеву следующее прошение: «Начальнику Акмечети, Туркес тана, Чимкента, Аулие Ата, Пишпека и Токмака свид етельствую свой поклон и приношу следующую прось бу: Я, Рыскулбек, кочующий между Андижаном и Кетм еньТюбе и управляющий десятью тысячами кибиток саяковского рода, изъявляю настоящим письмом свое желание вступить в верноподданство белого царя вме сте с управляемым мною народом.
Если просьба эта будет направлена и вы сообщите мне о том, я, оставаясь на местах прежних кочевок, буду служить государю и вам.
Места на КетменьТюбе с давнего времени принад лежат мне и я оттуда никуда не укочую.
Сарыбагыши и султы уже два года делают мне притеснения, и если вы пришлете мне письмо ваше, то они не посмеют больше притеснять меня» [61].
Как видно, причиной стремления Рыскулбека стать подданным России в известной мере явились притесне ния со стороны племен солто и сарыбагыш. Летом 1864 г. на Сусамыре и КетменьТюбе произошло столкн овение Рыскулбека с солтинским манапом Байтиком изза пастбищ. Солтинцы подвергли айылы Рыскулбека разгрому и угнали много скота. Подвергаясь нападениям племен солто и сарыбагыш, Рыскулбек должен был искать защиту у русских властей.
Черняев обратился к Дюгамелю с запросом о том, что ему надлежит ответить Рыскулбеку. Дюгамель в свою очередь писал военному министру: «Представляю копию с рапортом генералмайора Черняева и копию письма саякского рода манапа Рыскулбека, имею честь покорнейше просить разрешения принять Османа Рыскулбекова с подвластными ему 10 тыс. кибиток в верн оподданство его величеству Государю императору»[62]. По докладу Милютина Александр II разрешил удовлет ворить просьбу саяков[63]. На основании этого военный министр на ходатайстве Дюгамеля написал: «Высочай ше повелено принять в подданство саяков»3. Милютин писал на имя генералгубернатора Западной Сибири 18 марта 1865 г.: «О просьбе манапа саякского рода Рыскулбека вступить в русское подданство со всем подв ластным ему родом в числе 10 тысяч кибиток государь император на принятие в подданство означенного манапа изъявил соизволение»[64].
Принятие русского подданства саяками и другими племенами, кочевья которых располагались на Сусамыре и в КетменьТюбинской долине, означало рас пространение господства России и над некоторыми районами Южной Киргизии.
Летом 1864 г. произошли, однако, некоторые изменения в положении тяньшанских кыргызов. В начале августа, т.е., еще до падения Чимкента, фактический правитель Кокандского ханства Алымкул выступил во главе значительных сил в направлении Кашгара с целью помочь местному правителю Сыдыкбеку подав ить вспыхнувшее там восстание. Кокандские войска двигались по территории тяньшаньских кыргызов. Это дало кокандцам возможность убедиться, что они могут сравнительно легко восстановить утраченную над ними власть. Восстановив крепость Куртка, Алымкул имел, далее намерение вторгнуться в Чуйскую долину. Комен дант Токмака доносил по этому поводу командующему Заилийским казачьим отрядом войсковому старшине Путилову: «Кокандцы б больших массах двигаются по направлению к верховьям р. Иссыгаты, грабя аулы кыргызов и забирая лошадей у них»[65]. Однако втоpжeния кокандцев в Чуйскую долину не произошло, т. к. в Токмаке в это время стоял сильный гарнизон, кото рый мог своевременно парализовать их действия. Кром е того, Алымкул, получив известие о падении Чимкен та, вынужден был поспешно вернуться в Ташкент. Тем не менее указанные события на ТяньШане требовали увеличения численности войск Заилийского края и в том числе в Чуйской долине. В связи с этим 21 января 1865 г. Черняев обратился к военному министру с письмом, в котором обосновывал необходимость укрепления левого фланга НовоКокандской линии. Он писал: «Зимой пространство от АулиеАты до ИссыкКуля покрыто снегами, заваливающими горные про ходы, но летом дороги через горы открываются и кыргызы откочевывают от Мерке и Токмака в самые пред горья. Для прикрытия их летних кочевьев укрепления наши становятся уже недостаточными и необходимо выслать отряд. К тому же, левый фланг населен кара киргизами – племенем наиболее диким и между кото рыми Алымкул, как однородец их, может скорее надеяться встретить сочувствие, чем между кыргызами Большой Орды. Поэтому необходимо, чтобы из Вер ного в марте месяце направлены были две роты с гор ным взводом в Токмак с тем, чтобы можно было при перекочевке кыргызов передвинуть вместе с ними и отряд в верховья Таласа или Сусамыра»[66].
На усилении левого фланга настаивал также гене ралмайор Колпаковский. При этом он учитывал не только происки Алымкула на ТяньШане и факт занят ия кокандским отрядом укрепления Куртка, но и влиян ие на кыргызов восстания в Западном Китае. В рапор те на имя Дюгамеля он указывал 29 марта 1865 г.: «Необходимость в усилении войск выразилась еще больше, когда по требованию генерала Черняева выдвинуто из Верного «в январе две роты и в начале марта, вследствие известия о намерении муллы Алымкула опуститься со своими скопищами через Александ ровский хребет, проходом Шамси, в долину Чу, приго товлена к отправлению в Токмак еще одна рота»[67].
Таким образом, напряженность положения на гра нице с Западным Китаем и Кашгарией, а также акти визация кокандцев на ТяньШане требовали немедленн ого административного устройства НовоКокандской линии и укрепления ее обороны. Еще в конце 1864 г. генерал Черняев в представлении на имя военного министра просил разрешить ему занять Ташкент для окончательного упрочения позиций России в Средней Азии. Правительство не поддержало мнения Черняева о необходимости овладения Ташкентом, но нашло нужным предоставить ему достаточные силы и средства для обеспечения безопасности всей присоединенной к России территории от ИссыкКуля до Туркестана. Было решено образовать из «вновь присоединенных земель новую административную единицу и сосредоточ ить военную и гражданскую власть в одних руках. Милютин представил Александру II проект образования новой Туркестанской области, который был утвержден царем 12 февраля 1865 г. В связи с этим был издан приказ военного министра: «Государь император, в видах лучшего устройства Оренбургского края и Западной Сибири, высочайше повелеть соизволил:
Учрежденную в минувшем году «в Зачуйском крае передовую линию соединить с СырДарьинской линией и образовать из всего пограничного со СреднеАзиат скими владениями пространства, от Аральского моря до озера ИссыкКуль, одну область, с присвоением оной наименования Туркестанской.
Управление новой областью поручить особому военному губернатору, возложив на него же командо вание всеми расположенными там войсками.
Военного губернатора Туркестанской области подчинить в военном отношении командующему войска ми Оренбургского края, а в гражданском – Оренбург скому генералгубернатору[68].
Военным губернаторам Туркестанской области был назначен генерал Черняев[69]. Вскоре ему были даны инструкции, определяющие дальнейшую политику вновь образованной области. С Кокандом предписывалось по возможности придерживаться мирных отношений и добиться представления российским купцам в Коканде прав и преимуществ, необходимых для ведения нор мальной торговли, «…по возможности избегать всякого вмешательства во внутренние дела ханства». «Воору женное вмешательство,– говорилось далее, могло бы быть допущено лишь в том случае, когда подобным вмешательством можно было бы предупредить нарушен ие наших пределов и наших торговых интересов, но и тогда мы должны предпринимать эти действия с твердой решимостью не делать новых поземельных приобретений и не переносить далее нашу границу»[70]. В отношении Ташкента указывалось: «Мы решили не включать этого города в пределы империи потому, что признали несравненно выгоднейшим ограничиться косв енным на него влиянием, весьма действенным по близ ости наших военных сил. …С восстановлением же прежней независимости, город этот послужит удобным орудием, в случае необходимости действовать на Коканд, а отчасти и на Бухару, и вместе с тем становит ся для нас оградой против всяких внезапных покуше ний Коканда и Бухары»[71].
В инструкции были определены и основы дальней ших взаимоотношений Черняева с кыргызами, принявш ими русское подданство. «Что касается до горной страны, лежащей н западу от озера ИссыкКуля,– говорилось в инструкции,– то проведение там нашей укрепленной линии должно зависеть исключительно от стратегических соображений, но Министерство ино странных дел полагает, что кочующим там дикокамен ным кыргызам, принявшим номинальное русское под данство, должно быть заявлено, что действительное наше покровительство и вооруженная защита будут оказываемы только тем, которые будут находиться внутри нашей линии, с предоставлением им всех прав и с возложением на них всех обязанностей русских подданных; таким образом, те из этих кыргызов, которые стали бы тревожить этих наших подданных, должны подвергаться карательным мерам со стороны наших отрядов»[72].
В этой же инструкции указывалось на необходи мость установления тайных сношений с влиятельными ташкентскими торговцами, экономические интересы кот орых были связаны с Россией, и усиления с их помощью «партии» российской ориентации. В докумен те интересно подмечена действительная сущность экон омических интересов ташкентской правящей верхушки. «Все одинаково строги на счет мусульманского прили чия и одинаково равнодушные к вере, когда дело идет о денежных выгодах. Самая нетерпимость иноверных торговцев гораздо более основана на меркантилизме, нежели на фанатизме, который более служит благовид ным предлогом»[73].
Причины, заставившие правительство запретить Черняеву занятие Ташкента, изложены в отношении воен ного министра Крыжановскому. «Настоящее общее положение дел в Европе, – писал министр, – требует крайней осторожности в наших действиях на восточ ных окраинах и, что сравнительно малозначащие предп риятия в Азии могут породить серьезные затруднения для нашей европейской политики, дав новый повод обвинять нас в завоеваниях и в честолюбии»[74]. Ограни ченный указанными инструкциями, Черняев, однако, не отказался от мысли о захвате Ташкента. Весной 1865 г. в связи с вновь начавшейся войной между Бу харой и Кокандом представилась благоприятная обста новка для активных действий. Бухарский эмир, пользуясь тем, что население было недовольно правлением Алымкула, вторгся в пределы Кокандского ханства и занял город Ходжент. Черняев решил немедленно воспользоваться этим обстоятельством и начал наступление на Ташкент. 29 апреля он взял крепость Ниязбек, что дало возможность отрезать Ташкент от воды, а также от посевов и фруктовых садов. После овладения Ниязбеком Черняев некоторое время надеялс я на добровольную сдачу Ташкента, но к городу подошли войска из Коканда под командованием Алымкула, и защитники города почувствовали себя значи тельно увереннее. 9 мая произошло первое крупное сражение кокандских войск с отрядом Черняева, в котором погиб кокандский главнокомандующий Алымкул. Смерть Алымкула нанесла большой удар делу обороны Ташкента. «Среди защитников появились признаки глубокого разложения и неустойчивости, начал ось дезертирство, были случаи прямой измены; кокандские войска стали разбегаться»[75].
После ухода из Ташкента некоторой части кокандских войск у населения усилилось стремление опереться на поддержку бухарского эмира Музаффара и с его помощью отстоять город. К нему было отправлено пос ольство, и вскоре в Ташкент прибыл представитель эмира Искандербек, которому поручено было взять на себя руководство обороной города.
В ночь с 14 на 15 мая 1865 г. отряд Черняева начал штурм Ташкента. 17 мая после уличных боев ташкентские власти начали переговоры о капитуляции. Город, был взят отрядом Черняева, но, как это предполагали в Петербурге, занятие Ташкента вызвало осложнения во взаимоотношениях со среднеазиатскими ханствами. Пользуясь трудным положением Кокандского ханства, Бухарский эмир бесцеремонно стал захватывать отдельные его районы. Одновременно он потребовал от Черняева очистить Ташкент, рассчитывая присоединить его к Бухаре. В этих условиях, несмотря на предостер ежения Оренбургского генералгубернатора, Черняев продолжал проявлять активность. В ответ на требова ние эмира оставить Ташкент он приказал задержать бухарских купцов, находящихся в Ташкенте и в предел ах Туркестанской области. В свою очередь эмиром были задержаны послы Черняева в Бухаре.
В сентябре 1865 г. Крыжановский лично приехал в
Ташкент, объявил его независимым городом и посов етовал Черняеву в дальнейшем придерживаться более осторожной политики в отношении Бухары и Коканда.
Самовольными действиями Черняева были недовольн ы как Крыжановский, так и военное министерство. Военный министр писал об этом 8 февраля 1866 г. Крыжановскому: «Все объяснения Черняева в части отправления им посольства в Бухару, а также его деятельности как в отношении Ташкента, так и всей Средней Азии императором найдены «неудовлетворит ельными». Император велел… немедленно вызвать его в Петербург для разъяснения личным докладом всех встречаемых недоразумений. Со своей стороны Крыжа новский в донесении на имя министра также неодобри тельно отзывался о деятельности Черняева в Турке станской области.
В феврале 1866 г. вопрос о замене Черняева был решен и на его место назначен генералмайор Романов ский, который повел дело более осторожно.
Между тем в Кокандском ханстве после падения Ташкента начались новые раздоры. Бухарский эмир стремился утвердить на кокандском престоле своего ставленника, чему решительно противодействовали кип чакские и южнокыргызские феодалы.
Эмир Бухарский не мог решительно противодействовать Черняеву и его преемнику Романовскому. После того, как он написал ультимативное письмо Черняеву с требованием вывести войска из Ташкента, его силы на некоторое время оказались связанными борьбой с Кокандом. Войскам эмира вскоре удалось взять Коканд. «Эмир,– писал Крыжановский,– немедленно на чал в нем (Коканде.– Б. Д.) все те неистовства, кото рыми владетели Средней Азии имеют обыкновение прославлять свое имя. Целые пирамиды отсеченных голов, длинные ряды повешенных, замученных, на кол посаженных и проч. должны были служить народам Азии очевидным доказательством торжества эмира. Кипчаки удалились в горы, заняли позицию, приготов ленную им мудрым Алымкулом на черный день, и, не взирая на значительную утрату в людях, понесенную ими как при защите Коканда, так и ежедневными убийствами, совершенными эмиром, не только не поко рились ему, но одержали славную победу над бухарс ким войском, вздумавшим атаковать их позицию»[76]. Но, увлеченные успехом, кипчаккиргизы со всей артиллер ией покинули свои торные позиции и сразились с эми ром в открытой долине. На этот раз они были разбиты, потеряли всю артиллерию и бежали частью в горы, а частью в Кашгар. Благодаря этому эмиру вновь удал ось посадить в Коканде ханом Худояра[77].
Однако положение Худоярхана в Коканде и теперь было непрочным. Крыжановский в своем донесении писал: «…Весьма легко случиться может, что кипчаки совершат нынешней зимой то же, что сделали в 1863 году, т.е., выгонят второй раз Худоярхана, что опять может повести к войне их с эмиром»[78]. Но кипч аки были окончательно обескровлены последним сраж ением с эмиром. За честолюбивые интересы кипчакс ких феодалов тяжело расплачивались трудящиеся массы кипчаков и отчасти кыргызов. Ослабление кипчаккиргизских феодалов объяснялось также утверж дением господства России над северными кыргызами, которые постоянно поддерживали их в борьбе с Кокандом. Поэтому Худоярхану на этот раз удалось удер жаться на престоле до конца существования ханства.
С занятием Ташкента и утверждением над ним российского протектората война России с Кокандом была в основном закончена.
Таким образом, в течение 1864 и 1865 гг. Россия в войне с Кокандом достигла решающих успехов. Жизненно важные районы Кокандского ханства с города ми Туркестаном, АулиеАтой, Чимкентом и Ташкентом были присоединены к России. Через эти города прошел оборонительный рубеж подвластной России территории.
[1] ЦГАОР ’Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 149.
[2] Там же, д. 7/6, л. 99.
[3] Там же, д. 8, л. 129.
[4] См. ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 7с, л. 99.
[5] Там же.
[6] См. ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 7с, л. 112.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 7с, л. 112.
[10] Там же, д. 8с, л. 192.
[11] В одной из записок Черняева приведен интересный очерк быта солдат СырДарьинской линии. Черняев писал: «Достаточно пробыть несколько суток в одном из укреплений СырДарьинской линии, чтоб ы убедиться в безвыходноотчаянном положении там солдат. С рассветом выхолят они ежедневно на работу, оканчивающуюся утром в 11 часов, тогда как с 8 часов летом жара становится уже нестер пимой. В два часа снова собираются и, окончив свои уроки, около 7 часов расходятся по казармам, где в земляном полу и камышовых ларах гнездятся мириады насекомых, не дающих им покою ночью…» ЩГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 192).
[12] ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 149. 3 ЦГАОР Узб. ССР, ф. 1575, ВУА, д. 8с, л. 151.
[13] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, №6769, ч. II.
[14] Туркестанский окружной архив, 1863 г., № 1, Штаб Западносибирского корпуса.
[15] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27. док. 23.
[16] См. там же, док. 19. 3 См. там же, док. 33.
[17] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 32.
[18] ЦИА Каз. ССР, ф. 3, д. 513, лл. 149–150;
[19] ЦИА Каз. ССР, ф. 3, д. 652, лл. 1–3.
[20] Колпаковский в своем донесении генералгубернатору Западной Сибири от 9 марта 1864 г., касаясь положения казахов Заилийского края в это время, писал: «В здешнем крае падеж скота продолжает ся, холода хотя и уменьшились, но снегу еще много, сена же ни в командах, ни у жителей почти не осталось нисколько, более всего бедствуют кыргызы (т.е., казахи.–Б. Д.), многие из них, имевшие порядочное хозяйство, потеряли весь скот и теперь пешком таскают на базар кожи от погибшего скота». (ЦГИА, Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, .д. 27, док. 43).
[21] ЦГИА Узб. ССР, ф.715, оп. 1, д. 27, док. 42.
[22] См. ЦГИА Каз. ССР, ф. 3, д. 652, лл. 4–5.
[23] См; там же, лл. 7–8.
[24] ЦГВИА, ф. ВУА, отд. II, №6788.
[25] См. ЦВИА, ф. б., д. 6, 42–586, л. 324.
[26] Туркестанский окружной архив, 1863, №1, Штаб Сибирского корпуса.
[27] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 72.
[28] Туркестанский окружной архив, 1863, №1, Штаб Сибирского корпуса.
[29] При выборе пункта для укрепления Черняев руководствовался тем, что у Токмака находился брод через реку Чу. Кроме того, окрестности Токмака представляли собой лучшие угодья и плодород ные поля для хлебопашества. В административном отношении этот пункт имел также важное значение. С созданием Токмакского укреп ления Кастекское укрепление должно было потерять свое прежнее значение.
Черняев считал необходимым упразднить его, а гарнизон перевести в Токмак, что и произошло впоследствии.
[30] ЦГИА Узб. ССР, оп. 1, д. 27, док. 74.
[31] Туркестанский окружной архив, 1863, № 1, Штаб Сибирского корпуса.
[32] Там же.
[33] Туркестанский окружной архив, 1863, № 1, Штаб Сибирского корпуса.
[34] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, дело 27, док. 210.
[35] Там же.
[36] Там же.
[37] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 210.
[38] Там же.
[39] К западу от АулиеАты, саженях в 400, находилось кладбище, среди которого возвышался полуразрушенный мавзолей «святого», по имени которого была названа крепость. (См. ЦГЙА Узб. ССР, ф. 715, оп, 1, дело 27, док. 210).
[40] Батман равнялся примерно 10 пудам.
[41] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 89.
[42] См. ЦГВИА, фонд ВУА, д. 36, лл. 60–62.
[43] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, N° 6709.
[44] Поход в Чаткал совершался в иключительно трудных при родных условиях. Лерхе писал: «Кто не бывал в подобных горных переходах, тот не может судить о том достоинстве, с которым вер нувшийся оттуда солдат рассказывает своим сотоварищам о пере несенных им трудностях и лишениях, и действительно, ежели принять во внимание холод, снег, постоянную сырость и дожди, ветер, господ ствующий в горах, и присоединить к этому всему крутые подъемы, каменистый грунт и частые переправы вброд через горные потоки (по воде холодной как лед), то вполне имеет право гордиться солдат, с мужеством и терпением перенесший все эти невзгоды». (ЦГВИА, ф. ВУА, отд. II, №6769).
[45] Сборник архивных документов «Туркестанский край», т. 17, ч.II, стр. 115.
[46] ЦВИА, фонд ВУА, отд. II, № 6769.
[47] См. Д. Романовский. Заметки по Среднеазиатскому вопросу, Спб., 1868, стр. 146, приложение 8.
[48] Там же.
[49] ЦГИА Узб. ССР, оп. 1, дело 27, док. 243.
[50] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, дело 27, док. 288.
[51] Там же, д. 28, док. 38.
[52] «Таранчи» – выходцы из Кашгара, «казенные хлебопашцы», на ходившиеся в Китае на положении ссыльных.
[53] Куропаткин, Указ, соч., стр. 132.
[54] Куропаткин, Указ, соч., стр. 132.
[55] Там же, стр. 159. 3 Там же, стр. 166.
[56] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 281.
[57] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 231. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 231.
[58] См. там же, док. 208.
[59] Там же, док. 221.
[60] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 27, док. 221.
[61] Там же, д. 28, док. 393.
[62] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 29, док. 76.
[63] Там же, док. 80. 3 Там же, док. 76.
[64] А. Серебренников. Туркестанский край. Сборник материалов для истории его завоевания, 1865, ч. I, док. 80.
[65] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, дело 29, док. 33.
[66] Там же, док. 23.
[67] Туркестанский окружной архив, 1864, 1, Штаб Западносибирского округа.
[68] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, № 6795.
[69] В 1865 г. вместо Безака генералгубернатором Оренбургского края был назначен генерал Н. А. Крыжановский.
[70] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, № 6795.
[71] Там же.
[72] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, N° 6795.
[73] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 29, док. 120.
[74] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, N° 6795.
[75] История народов Узбекистана, том II, Ташкент, 1947, стр. 232.
[76] Из донесения Крыжановского военному министру. ЦГВИА, ф. ВУА, отд. И, N0 6795, II ч.
[77] Эмир вскоре возвратился в Бухару, захватив большую добычу, в том числе увел в свой гарем 100 женщин, взятых в Коканде. ТДГВИА, фонд ВУА, отд. И, .№> 6795, ч. II.
[78] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, ч. II, д. 6795.
* * *
Успех военных операций России против Коканда в 1864–1865 гг. в определенной степени был обусловлен мирными взаимоотношениями с Китаем. Но в самом Китае в этот период ширилось восстание дунган и таранчей, а также населения Восточного Туркестана про тив цинских властей. Поэтому положение в пограничн ых с Китаем районах было все же тревожным. К движению начали примыкать отдельные группы кочующ их около границы казахов и кыргызов, особенно из казахского племени албан и отчасти кыргызских племен бугу и черик. В донесении на имя Западносибирского генералгубернатора Колпаковский писал 15 февраля 1865 г.: «В последнее время инсургенты через своих эмиссаров успели взволновать все приилийские кыргызс кие роды Абданов и всех бугинцев, находящихся под протекцией китайцев. Из числа почетных кыргызов, отложившихся от нас во время вооруженного замеша тельства с Китаем в 1863 г., Батчи, Джетен, Саурук и другие явно пристали к стороне дунганов и снабжают их лошадьми и джигитами. Джетен и султан ДурАлы еще колеблются и выжидают, не зная, к какой стороне пристать. Бугинцы, в особенности кочующие по Текесу, выжидают только прибытия ходжей святоборцев с войском, чтобы заявить им свою преданность и готовн ость содействовать имуществом. Вообще все кыргызы находятся в напряженном выжидательном положении, готовые броситься при первой возможности на сторону инсургентов»[1].
Киргизы, в основном сарыбагыши и бугинцы, принимавшие участие в восстании, выступали главным образом против подвластных Китаю калмыков, которые кочевали в пограничных районах Западного Китая. Отдельные кыргызские феодалы – Балбай и другие,– временно примкнув к восставшим, грабили калмыков, угоняли скот и пленных. В донесении генералгуберна тору Колпаковский так характеризовал действия кыргызов против калмыков: «…киргизы, сторонники дунганов, совершенно ограбили калмыков, отняли у них весь скот и многих людей увели в плен, от буддийского монастыря в Сумбе оставлены одни развалины и чело век 30 избитых калмыков, истекающих кровью и уми рающих голодной смертью. «В грабеже калмыков учас твовали бугинцы, абданы и даже сарыбагыши в окрес тностях Токмака, многие из них обогатились калмыц ким скотом и имуществом»[2].
Шабдан Джантаев в своей биографии писал: «…я вскоре с сорока джигитами предпринял набег на калмыков, обитавших в Суашу, на кульджинской стороне Текеса. Хотя набег наш был удачен и мы забрали много лошадей, но времена были уже не те, мы должн ы были, по приказанию Коллаковского, возвратить отбитый скот калмыкам»[3].
Бугинцы, кочевавшие в пределах Китая и принимавшие более активное участие в восстании, вскоре, однако, откочевали в пределы России и объявили себя российскими подданными. Колпаковский объяснял это боязнью возможной мести со стороны калмыков в случае подавления восстания. Но это говорит и о неустойчивости позиции и временном характере участия бугинцев в восстании. «После сего грабежа,– писал Колпаковский,– бугинцы, не видя конца кульджинской борьбе и опасаясь быть наказанными, что, несомненно, последовало бы, если манчжуры будут иметь перевес над дунганами, а отчасти и от распространившейся повсюду молве о намерении нашем подать помощь Западному Китаю, вышли из китайских пределов и изъявили желание добровольно быть подданными России и, в доказатель ство своей преданности, представили от каждого рода аманатов»[4].
Более активное участие в восстании народов Восточ ного Туркестана приняли черики. Правда, этому спос обствовало географическое расположение их кочевий. «Известия… о положении наших новых подданных чериков,– говорилось в одном из донесений Колпаковского,– …весьма неутешительны: кочуя на урочищах Кокшаале, в Нарыне, вдали от нашего влияния, они сделались участниками действий инсургентов, дав им в Кашгаре верблюдов, лошадей, баранов и 150 человек джигитов. Бывший правитель Кашгара ХоджаСадыкбек, направившись в Коканд с 12000 войском, оставил при себе брата старшего манапа чериков Турдеке Абласана с 50 джигитами. Действия свои черики оправ дывают тем, что, находясь среди враждебных нам народ ов, они без нашего содействия не могут стать во враждебное к ним отношение, почему и просят о посылке для защиты их кочевок отряд… И так как такового не было, то это и может служить предлогом к оправданию их действий в союзе с инсургентами»[5].
Характеризуя отношение к происходящим событиям кыргызов других пограничных племен, Колпаковский отмечал: «Положение прочих кыргызов, ближайших к китайской границе, также чрезвычайно двусмысленное, которые с напряженным вниманием следят за происходящими событиями на востоке, готовы при первой возможности пристать к инсургентам»[6]. Одним словом, кыргызы и казахи явно сочувствовали повстанцам в их освободительной борьбе против маньчжурских властей, т. к. кыргызы и сами неоднократно выступали против агрессии Цинской империи.
Участие пограничных кыргызов в восстании народов Восточного Туркестана вызвало беспокойство генерал губернатора Западной Сибири, так как дальнейшие успехи этого восстания, несомненно, усилили бы бро жение среди подвластных России кыргызов и казахов Старшего жуза.
Кроме того, восставшие во время занятия ими Кульджи разграбили русскую торговую факторию. Этим и другими поступками они в известной мере обнаруживали недружественное отношение к России.
Принимая во внимание все эти обстоятельства, Колпаковский считал нужным занять Чугучак, Кульд жу, а затем по возможности и Кашгар. Обосновывая необходимость занятия охваченных восстанием погран ичных районов Западного Китая, Колпаковский писал генералгубернатору 27 февраля 1865 г.: «Если принять в расчет положение наших дикокаменных кыргызов, их образ мыслей и преданность инсургентам, как изволите усмотреть ниже, то для обеспечения границ сего края и предупреждения беспорядков между кыргызами, нам не только необходимо выставить пограничные отряды, но даже считаю долгом вновь выразить свое мнение в пользу занятия Чугучака, Кульджи и Кашгара… не с завоевательной целью, а единственно в видах собствен ных интересов, для предупреждения волнений между кыргызами и ограждения наших пределов от вторжения необходимо было бы теперь же занять Чугучак»[7].
Разрешения на оккупацию Кульджинокого края Колпаковский, однако, не получил, но получил указа ние всемерно укреплять пограничные с Западным Китаем посты, создать новые пограничные посты на Кегене, Текесе и в других важных пунктах. Был усилен и отряд, находившийся на берегу ИссыкКуля под начальством капитана Белинского. Начиная с весны 1865 г., начались интенсивные работы по завершению строительства Аксуйского укрепления.
Весной 1865 г. к бугинцам на р. Текес под видом ходжей прибыли агенты восставших и стали склонять манапов присоединиться к ним, соблазняя возможностью легкой наживы. Некоторые манапы колебались, а часть их согласилась откочевать в пределы Китая. Колпаковский в своем донесении от 11 мая 1865 г. писал: «…на реку Текес прибыло несколько ходжей, присланных дунганами… они начали склонять бугинцев присоединиться к восстанию, угрожая в противном случае приходом из Кашгарии в первых числах мая 12 тыс. войска, предложили им перекочевать в пределы Китая, а кстати пограбить общих их врагов – калмык ов. При невозможности нашему отряду, расположен ному на р. Аксу, по раннему времени года, когда лежал еще снег, иметь близкое наблюдение за кыргызами, кочующими на р. Текес, а также вследствие наклон ности кыргыз к легкой добыче, ходжам было не трудно увлечь бугинцев; большая часть их аулов решилась с открытием подножного корма откочевать в Китай и с этой целью некоторые из них перекочевали к проходу Кипчак. В ожидании же наступления более поздней весны около 1500 человек бугинцев под предводительс твом ходжей и главных своих правителей отправились на грабеж калмыков, кочующих на р. Алияз. Здесь калмыки были окончательно разграблены, лишились почти всего имущества и многие из них пали жертвой зверства ходжей, руководителей бугинцев»[8].
Как только слух о намерении бугинцев откочевать а Китай достиг начальника иссыккульского отряда, тотч ас же был направлен на р. Текес наблюдательный отряд под начальством подпоручика Никольского. Приб ытие этого отряда заставило бугинских правителей отказаться от их намерения откочевать в Китай.
Начальнику ИссыкКульского отряда было дано указание запретить бугинским манапам грабительские набеги на калмыков, принимая к ним строгие меры, вплоть до ареста и исключения из российского подданс тва. В этом Колпаковский основывался на мнении Горчакова, выраженном в отношении на имя военного министра 29 апреля 1865 г.: «Может быть, Вы изволите признать полезным, по сношении с генералгубернатор ом Западной Сибири, предложить исключить из наше го подданства те ночующие племена, которые принятием участия в разбоях дунганей нарушили свою присягу и потеряли право на наше покровительство»[9].
Пограничным отрядам было приказано не допускать откочевки кыргызских айылов в Восточный Туркестан.
Но, несмотря на это, некоторые казахские старшины, в частности Саурук и Дуралы, а также бугинский манап Балбай продолжали участвовать в восстании дунган. Они располагались со своими айылами в пограничных с Китаем районах и поэтому считали себя недосягаемым и для русских властей.
Известный бугинский батыр Балбай в свое время был удостоен нескольких наград за свою службу на пользу России, но, несмотря на это, чувствуя себя стесненным изза постоянного пребывания русских отрядов на ИссыкКуле, он отложился от бугинцев во главе своего айыла рода токойлу, в количестве около 30 юрт. Действия Балбая не были вызваны какимилибо серьезными причинами. Необузданный, привыкший издавна к буйной, разбойничьей жизни, проведший всю свою жизнь в грабительских набегах на саяков, сарыбагышей, казахов и калмыков и завоевавший себе «славу» на этом поприще, он теперь никак не мог примириться с мирной, спокойной жизнью, которую предписывали ему русские власти. Именно это обстоя тельство и было причиной его откочевки в горы, в глубь Текеса.
Колпаковский предложил начальнику иссыккульского отряда начать с ними переговоры через верных России бугинских манапов. Переговоры с Сауруком вел его родственник бугинский манап Тилакмат. Тилекмат отправил своих джигитов с письмом, в котором просил Саурука перекочевать на подвластную России терри торию, а также подействовать на Балбая и уговорить его откочевать в район ИссыкКуля[10]. Дуралы и Саурук ответили, что считают себя российскими подданными, а места, где они кочуют, тоже являются подвластными России. Пообещав снова перекочевать на старые свои кочевья, они направили начальнику Алатовского округа письмо с выражением верности России[11]. Словесно передал обещание перекочевать обратно и Балбай.
Однако заявления Саурука, Дуралы и Балбая об их верности России были только словами, т. к. в действительности они не выполняли никаких обязанностей, возлагаемых на них как на русских подданных. По этому было решено весной 1867 г. направить на Текес специальный отряд с целью заставить своевольных манапов вернуться в пределы России.
Оставить безнаказанными Саурука, Балбая и Дура лы было невозможно, так как их действия являлись плохим примером для других пограничных казахских и кыргызских айылов.
Полковник Полторацкий писал, что Саурук «уже пятый год безнаказанно грабит манчжур, калмыков и наших кыргызов. Стоя в 150 верстах от границы, он считал себя в полной безопасности. Между тем захват этой знаменитости, в неуловимости которой была убежд ена вся орда, мог произвести самое благоприятное впечатление на всех кыргызов, как выбежавших от нас, так и наших, доказав, что от власти и руки белого царя никуда не уйдешь»[12].
В мае 1867 г. особый отряд под начальством пол ковника Полторацкого направился на Текес. Вместе с ним дви гался отряд джигитов во главе с Кучуком, сы ном бугинского манапа Сарпека.
Айыл Саурука располагался в ущельях АтынСуйских гор. Здесь же находились и айылы откочевавших бугинцев во главе с Балбаем.
Полторацкий решил подойти к айылу Саурука ночью, выслав вперед легкий отряд под командой есау ла Халдеева, в который входили и джигиты Кучука. Отряд Халдеева незаметно подошел к айылу, окружил юрту Саурука и, не встретив сопротивления, взял его в плен. После этого, оставив при Сауруке небольшую охрану, Халдеев и Кучук поспешили к айылу Балбая, который находился верстах в десяти. Балбай также был застигнут врасплох и взят в плен.
Получив сведения о пленении Саурука и Балбая, Полторацкий с остальной частью отряда двинулся вперед, чтобы не дать айылам откочевать на китайскую территорию. Въехав в долину, где стояли отложившиеся айылы, Полторацкий застал их в смятении. Большая часть мужчин разбежалась по горам. Один из влия тельных казахских старшин Молдожан и брат Саурука ЧалтыБай явились к Полторацкому. Через них было приказано всем айылам откочевать на равнину по направлению к российским владениям. Это приказание было исполнено. Предводители отложившихся айылов – Саурук, Балбай, Молдожан и СабатырМулла, кроме султана Дуралы, были в руках Полторацкого. Дуралы, как стало известно, со своим айылом только накануне откочевал по направлению к Кульдже. Полтор ацкий послал вдогонку легкий отряд Халдеева. Пройд я верст 30 ускоренным маршем, Халдеев настиг растянувшийся айыл, отбил часть лошадей и скота, а также задержал семейство султана Дуралы. После этого последний сам явился в отряд[13].
Непокорные старшину – Саурук, Дуралы, Балбай и СабатырМулла под охраной были доставлены Вер ный и зажлючены в тюрьму, а их айылы расселились по старым своим кочевьям, слившись со своими прежними племенными объединениями.
Военный губернатор Семиреченской области генерал Колпаковский решил подвергнуть пленных старшин примерному наказанию и этим показать всем остальным кыргызским и казахским старшинам, что всякие попытки нарушения условий подданства не останутся безнаказанными. Об этом своем намерении он доложил генералгубернатору, который со своей стороны нашел его правильным. В рапорте военному министру от 29 июня 1867 г. генералгубернатор писал: «Я вполне разделяю мнение венералмайора Колпаковского о необходимости передать полевому военному суду манапов Саурука и Балбая и сослать султана Дуралы в один из отдаленных городов Западной Сибири»[14]. Не сколько позже Колпаковский передал дела Саурука, Балбая и Дуралы на рассмотрение Туркестанского генералгубернатора Кауфмана, поскольку Семиреченская область по новому положению входила в состав Туркестанского края.
Ознакомившись с делами Саурука, Балбая и Дура лы,
Кауфман нашел справедливым оправдать их. В своем отношении военному министру от 30 ноября 1867 г. он писал: «Во всяком случае Дуралысултан, Саурук и прочие были пойманы ранее, чем истек шести месячный срок, назначенный им на размышление, и следовательно, их едва ли можно было подвергать наказанию, не подрывая доверия к слову русского начальства»[15].
Дуралы, Саурук, СабатырМулла и Балбай содержались в заключении со времени их пленения до прие зда в укрепление Верное в октябре 1867 г. Кауфмана. К этому времени Балбай умер в тюрьме. По прибытии в Верный Кауфман объявил арестованным прощение в присутствии знатных казахских старшин Семиреченской области, предупредив их, однако, что если ктонибудь вздумает еще раз откочевать на территорию Китая, то будет исключен из числа подданных Российской импе рии[16].
С возвращением ранее откочевавших айылов на ИссыкКуль среди бугинцев и пограничных казахов Старшего жуза установилось полное спокойствие. Дуралы и Саурук примирились со своей участью и оказали известное влияние на других манапов и старшин.
Менее благоприятно складывалось положение па ТяньШане. Как известно, летом 1864 г. сюда прибыли кокандские войска под начальством Алымкула. Они успели восстановить укрепление Куртка на Нарыне и вновь распространить свое влияние на некоторые плем ена тяньшаньских кыргызов. Военный губернатор Семиреченской области доносил генералгубернатору Западной Сибири 15 февраля 1865 г.; «Крепость Куртка на Нарыне, разоренная в 1863 г. нашими войсками, снова возобновлена и имеет влияние на все кыргызские роды, кочующие в верховьях СырДарьи, по Нарыну и Кочкору, возмущает их против нас и доставляет войс кам Алымкула большие материальные средства»[17].
Распространение кокандского влияния на Нарыне становилось особенно нетерпимым в связи с возможным вторжением в этот район войск Якуббека, тем более, что между Кокандом и Якуббеком поддерживались дружественные отношения. Наличие кокандского укреп ления на ТяньШане создавало трудности для кочевавш его на границе с Кашгарией племени черик и других кыргызских племен, уже принявших подданство России. Они оказывались в неопределенном положении, боясь наказания за «измену» с обеих сторон. В связи с этим перед царскими властями возникла важная задача – защитить своих подданных от посягательств кокандцев. Кроме того, появление кокандцев на ТяньШане открывало широкий простор для участия кыргызов в происходивших в Кашгарии событиях. Не исключалась и возможность насильственного воздействия на тяньшаньских кыргызов со стороны Якуббека, который был не прочь использовать политическую неустойчивость Кокандского ханства для того, чтобы подчинить их своему влиянию.
Государство Якуббека вообще создавало серьезные помехи и угрозы окончательному утверждению господ ства России в Северной Киргизии. В 1867 г. Якуббек сумел объединить под своей властью почти все крупные города Восточного Туркестана – Кашгар, Яркенд, Хотан, Турфан, Аксу и др. Цинская власть в Восточном Туркестане была уничтожена. Якуббек провозгласил себя единоличным правителем Восточного Туркестана. Он пытался создать такое же самостоятельное фео дальное государство, какими были среднеазиатские ханства – Бухара, Хива и Коканд. В своей внешней политике Якуббек стремился использовать противоре чия между такими крупными государствами, как Анг лия и Россия, граничившими с его владениями и на юге и севере. Он стремился территориально расширить свое государство за счет Китая, с одной стороны, и за счет Северной Киргизии – с другой. Через владения Якуб бека пролегал один из основных караванных путей из Средней Азии в Индию: Коканд – Кашгар – Яркент – Кашмир. Кашгария являлась удобнейшей позицией великих держав на стыке Китая, Индии и Средней Азии в их колонизационной деятельности на Востоке. Именн о в этом стратегическом положении Кашгара и заключ алось основное значение его для Англии и России»[18].
Указанные обстоятельства вынудили губернатора Семиреченской области предпринять летом 1867 г. военную экспедицию на Нарын с целью изгнать кокандский гарнизон и окончательно утвердить власть России среди тяньшаньских кыргызов, с 1863 г. считающих себя ее подданными. Организация новой военной экспед иции была необходима в связи с принятием россий ского подданства новыми кыргызскими родами борукчу, принадлежавшими к отделу эсенгул племени сарыбагыш.
Отряд Полторацкого направился на ТяньШань в начале июля 1867 г. В долинах Кочкора и Джумгала он встретился с айылами сарыбагышей, подвластных манапу Торогельды. Торогельды и зависим ые от него манапы изъявили готовность оказать со действие отряду. Они дали лошадей и быков для пере возки грузов, а также людей, выполнявших обязанности разведчиков и проводников.
Наряду с выполнением основной задачи, Полторацк ому необходимо было добиться покорности сарыбагышского манапа Уметалы, отложившегося от России, как известно, еще в 1863 г. Уметалы со своими айыла ми в это время кочевал на Чатыркуле, куда и направ ился отряд. Но когда он достиг Чатыркуля, здесь айылов Уметалы уже не оказалось, они откочевали на труднодоступные места Карагужура. Проводники по вели отряд Полторацкого через трудные перевалы. Этот путь потребовал много времени, но дал возможн ость провести топографические съемки в Центральном ТяньШане.
С приближением отряда Полторацкого к Нарыну Кокандский гарнизон, стоявший в Куртке, как и в 1863 г., оставил укрепление и через перевал Кугарт ушел в Ферганскую долину. Получив сведения о появл ении айылов Уметалы на Арпе, отряд направился туда и далее к верховьям Аксая, но не смог его настигнуть и возвратился обратно в долину Нарына. Полторацкий произвел осмотр долины с целью выбора пункта для будущего укрепления.
В сентябре 1867 г. после возвращения из Нарына отряда Полторацкого произошло событие, еще более укрепившее положение России на ТяньШане: манап Уметалы Ормонов со всеми подвластными ему родами сарыбагыш принял русское подданство. Это произошло во время пребывания на ТяньШане научной экспедиции Н.А. Северцова.
В 1867 г. Н.А. Северцов имел намерение принять участие в экспедиции полковника Полторацкого на Чатыркуль, но не успел явиться ко времени выступлен ия отряда. В Семипалатинске Северцов имел свида ние с военным губернатором Семиреченской области генералом Колпаковским, который, одобрив намерение Северцова, дал соответствующее указание о предоставлении в его распоряжение отряда и других необходим ых средств для организации научной экспедиции в верховья реки Нарын.
В районе Нарына Северцов неизбежно должен был встретить Уметалы. Характеризуя положение Уметалы после его разрыва с русскими властями, Северцов писал: «Умбеталы прошел по всему Каракоджуру на Малый Нарын, перешел Большой Нарын близ его исток ов, оттеснил нарынских чериков и в долине Атбаши нашел себе крепкий притон в центре набегов не хуже каракоджурского, там устроился пашнями и зимовками, а летом бродил по Сырту, причем грабил кашгарские караваны, шедшие торговать с каракиргизами не его аулов, и барантовал со всеми соседями: и с саяками, и с богинцами, которых оттеснил с верхненарынского сырта беспрестанными угонами скота во время летнего кочевания. Тут он покорил и переселил на Малый Нарын богинское отделение Монолдур, но и довольно других богинцев было захвачено вразброд, отдельными аулами. Умбетала, отложившийся с 5–6 тыс. кибиток, кочевал к 1867 году слишком с 8 тыс. на огромном пространстве от Каракоджура и вершин Нарына до Чатыркуля, Аксая и Арпы, т.е., верст 500 с С. В. на Ю. 3. и верст 300 с С. В. к Ю. В. по всем сыртам у долин Верхнего Нарына и Атбаши»[19].
От набегов подвластных Уметалы сарыбагышей наиболее страдали бугинцы югозападных волостей, расположенных у Барскоуна и подвластных старшинам Арзымату и Атабеку. В результате эта часть бугинцев потеряла почти все джайлоо, совершенно была вытеснен а с Сырта и должна была ограничиться только узкими долинами у Барскоуна и Тона. Но и эти места нередко подвергались набегам сарыбагышей, подведомствен ных Торогельды. Поэтому бугинские старшины приняли активное участие в походах отрядов полковника Полтор ацкого, а затем Северцова на Нарын, чтобы с их помощью обеспечить себя необходимыми пастбищами. До тех пор пока Уметалы оставался вне подчинения царским властям, бугинцы не могли безопасно кочевать по Сырту. Среди примкнувших со своими джигитами к Северцову были Арзымат и Атабек. Но Северцов и не думал нападать на Уметалы, как хотелось Арзымату и Атабеку, он только хотел произвести топографические съемки и научное исследование Центрального Тянь Шаня. Однако обстоятельства сложились так, что Северцову пришлось заняться и политическими вопро сами.
На стоянке у реки Шаркратма отряд встретил груп пу кыргызов, вооруженных пиками и саблями. Из расс казов выяснилось, что Уметалы со своим братом Чаргыном и вассальным манапом Осмоном откочевал с Атбаши на правый берег Нарына, по направлению к своим старым кочевьям у Каракуджура. На совещании подвластных ему старшин Уметалы объявил свое реше ние покориться и вновь принять подданство России. Это решение было вновь принято всеми и по кыргызско му обычаю утверждено жертвоприношением.
В отряде Северцова опасались, что покорность Уме талы не искренняя. Поэтому было решено проверить показания кыргызов. С этой целью к Малому Нарыну послали легкий отряд казаков. Вскоре Северцову стало ясно, что намерение Уметалы вступить вновь и окончат ельно в подданство России на этот раз не вызывает сомнений.
После похода капитана Проценко в 1863 г. Уметалы попробовал принять кашгарское подданство, но кашгарский правитель отнесся к нему сурово, и Уметалы снова ушел к своим старым кочевьям. «На такой суро вый отказ была, впрочем, и уважительная причина,– указывал Северцов,– к каракиргизам ходят кашгарские караваны с матой и халатами, которые обменивают на скот для городского
продовольствия – и из этих карав анов Умбеталы пропу скал без грабежа только ходивш ие в его собственные аулы с лично ему знакомыми караванбашами…, а все караваны, ходившие к другим родам, он грабил беспощадно, содержал засады на караванных путях, и жалобы на эти грабежи я еще на ИссыкКуле слышал от ограбленных купцов»[20].
Враждебные отношения складывались у Уметалы и с Кокандом. «Андижанские караваны,– писал Северцов,– ходившие к каракиргизам, Уметалы допускал без грабежа только в свои аулы, а не в чужие, перехваты вал и кокандские транспорты в Куртку, не раз блокир овал тамошний гарнизон, требовавший с него зякета».
Что касается соседних кыргызских племен, то Уметалы был в одинаковой вражде со всеми: и с бугинцами, и с чериками, и с саяками. «Сойти с Атбаши для продолжения прежней вольноразбойничьей жизни,– указывал Севердов,– было некуда при только что объясненных враждебных отношениях к Кашгару и Коканду; оставалось только обеопечить возможную безнаказанность прежних разбоев добровольным воз вращением в русское подданство, причем, по занятии нами Нарына, сохранялись его аулам просторные ко чевья – для расширения которых, как объяснено выше, он и отложился.
Взбунтовался он в удобное время, когда мы готовил ись к войне с Кокандом, а кашгарцы – к восстанию против Китая, и то и другое вспыхнуло в 1864 году, а он возмутился в 1863 году и покорился тоже не слиш ком поздно, когда в Кашгаре установилось твердое правление Якуббека и наши отряды за Нарыном показ али ему конец войны, до того занимавшей русские войска в Средней Азии»[21].
Во время стоянки на Нарыне к Северцову явилось четверо сарыбагышей, которые представились как пос ланные от Уметалы. Их возглавлял один из сыновей Уметалы – Чакмакташ. Его советником был доверен ный джигит Байбагул. Они передали заявление Уме талы о том, что он и весь его айыл решили добровольн о возвратиться в подданство России.
Желая мирно окончить предпринятую не с военной, а с научной целью экспедицию, Северцов меньше всего думал о наказании сарыбагышей и принял их покор ность, но с условием, что они подчинятся решению начальства Семиреченской области относительно воз награждения пострадавших от их грабежей. Одноврем енно Северцов потребовал личного свидания с Умета лы, чтобы окончательно убедиться в искренности его намерений и в случае необходимости поддержать перед генералгубернатором Кауфманом его просьбу о поми ловании за события 1863 г. Чакмакташ немедленно известил об этом своего отца, и Уметалы сам явился к Северцову во время остановки у р. Оттук. Северцов дает следующее описание его внешности: «Это был толстый хромой старик, лет под 60, черты его широкого скуластого лица были типично каракиргизские, выра жение на первый взгляд добродушное и несколько вялое. Но, всматриваясь ближе, можно было заметить на этой апатичной физиономии отпечаток хитрого ума и твердой воли. Одет был просто, в армячинном халате сверх нагольного тулупа… наружность не показывала грознейшего из каракиргизских батырей, чем он, однак о, был и притом наследственно, по смерти своего отца Урмана. Впрочем, он никогда и не был таким смелым, рубакой, как его отец, а побеждал более военными хитростями…»[22]
Уметалы преподнес Северцову подарок. Относитель но своего подданства он объявил, что оно является окончательным и искренним, согласился на возмещение причиненных убытков во время нападения на отряд Зуб арева в 1863 г. и вообще на уплату штрафа, какой русские власти наложат на него. Он просил только о том, чтобы ему были возвращены его прежние кочевья.
24 сентября Северцов отправил в Токмак двух джигитов с донесением Кауфману, ехавшему тогда из Верного в Ташкент через Токмак, о принятии русского подданства всеми сарыбагышами, подвластными манапу Уметалы, в числе около 5000 юрт, или около 50 тыс. душ. Уметалы дал Северцову «свою тамгу» – печать на белом листе бумаги, чтобы на этом листе написать обязательство, какое от него генералгубернатор потреб ует. По кыргызским обыча ям эта тамга на белом листе уже сама по себе составляла обязательство безуслов ной покорности»1. В свою очередь Уметалы отправил своего сын Акташа к военному губернатору Семиреченской области Колпаковскому с просьбой, чтобы его окончательно приняли в подданство России.
Колпаковский хорошо принял Акташа и представил его Кауфману. Было решено вновь принять Уметалы со всеми его айылами в русское подданство, но с усло вием, чтобы он более не повторял своих набегов на другие кыргызские племена, жил спокойно и мирно, а также возместил убытки, причиненные во время напа дения на отряд Зубарева 13 июля 1863 г. Акташ привез Уметалы ответное письмо Колпаковского, в котором указывались условия выплаты выкупа за пострадавших из отряда Зубарева2.
Уметалы, получив письмо Колпаковского, в свою очередь ответил ему письмом, в котором перечислил всех лиц, руководивших нападением саяков и сарыбагышей на отряд Зубарева в 1863 г. Он просил, чтобы все они также были привлечены к выплате штрафа. Среди них он
1 Там же, стр. 357.
Письмо Колпаковского к Уметалы было следующее:
«Умет Али Урманову.
Письмо, посланное тобою с сыном Акташем, мною получено. Со времени твоей ссоры с бугинцами ты много разграбил оставшихся верными своему делу перед государем. Мне небезизвестно также, что 13 июля 1863 года ты рискнул напасть на слабый русский отряд и при урочище ИкеЧат в ущелье р. Куртки переранил одного офицера и 7 солдат, из которых двое умерли.
Не стану входить в причины, которые заставляют тебя переменить свой образ жизни, но верю тому, что ты хочешь на старости лет провести время спокойно. Но если я прощу тебя, то с условием. Условие следующее: ты должен заплатить за двух убитых русских кун и за кровь раненых. За двух убитых я назначаю кун каждому по 75 лошадей, раненому офицеру 100 лошадей, остальным 5 раненым солдатам каждому по 25 лошадей. Всего тебе следует заплатить триста семьдесят пять лошадей или же за каждую лошадь по 200 р. – семь тысяч пятьсот рублей серебром. Эти деньги ты с надежным человеком пошлешь в Верный генералу Колпаковскому. За сим, если кирхизы или купцы будут жаловаться на тебя, ты должен будешь рассчитаться с ними по суду биев.
Если ты согласишься на мои предложения, то по данному мне великим государем уполномочию я тебя прощаю, забываю все прошлое, дозволяю прикочевать на прежние свои места и жить спокойно». (ЦГИА Узб. ССР, ф. 1, КТГГ, арх. N° 16, оп. 29, л. 9).
указал на саякского манапа Осмона Тайлакова, который в том же году взбунтовался и в долине Тогузторо совершил нападение на Токмакского уездного начальника майора Загряжского[23].
В дальнейшем Уметалы окончательно вернулся в число подданных России. Колпаковский, однако, учитыв ая прежние его поступки, решил лишить его того положения, которое он занимал среди сарыбагышей. Севердов писал об этом: «Когда в следующем 1868 год у было введено новое положение и каракиргизы разделены на волости, сообразно с местами их зимовок, с выборными старшинами, то все три старшины тем самым лишились прежней волости и ни один не был вновь избран в волостные старшины. Уметалы, утом ленный своей бурною жизнью, тогда спокойно остался честным человеком, богатый (несмотря на уплоченные штрафы) и уважаемым своими однородцами. Чаргын последовал его примеру, привыкши во всем следовать за старшим братом»[24].
Таким образом, 1867 г. явился заключительной вехой в процессе вхождения Северной Киргизии в со став Российской империи.
* * *
В 1865 г. после вхождения в состав России основной части Северной Киргизии и значительной территории Кокандского ханства по СырДарье перед царским правительством встал вопрос об организации управления этими районами. Царскому правительству необходимо было создать крепкую власть в Туркестане, как одну из мер, обеспечивающих господство России в этом крае.
2 февраля 1865 г. Александр II утвердил журнал Комитета министров о командировании в Туркестанский край особой комиссии под председательством действи тельного тайного советника Гирса для выработки проекта организации управления. Проект «Положения об управлении Туркестанским краем», разработанный комиссией, об суждался 11 июля 1867 г. Советом Мин истров, который вынес решение об образовании Турк естанского генералгубернаторства в составе Семиреченской и СырДарьинской областей.
Новое генералгубернаторство было подчинено Военному Министерству, тогда как другие губернии России находились в ведении Министерства внутрен них дел.
Царское правительство рассматривало военно административный аппарат Туркестанского генералгубернатирства как орудие осуществления своей колон иальной политики. Военный характер управления объяснялся еще и тем, что районы нового края грани чили с владениями Бухары, Хивы и коренными облас тями Кокандского ханства, а также западными провин циями Китая.
Согласно «Положению об управлении Туркестанс ким краем», территория Северной Киргизии вошла главным образом в состав Семиреченокой области, образован в ней два уезда: Токмакский и ИссыкКульский. Кыргызы, кочевавшие в Таласской, Чаткальской и КетменьТюбинской долинах, вошли в состав АулиеАтинского уезда СырДарьинокой области. Во главе областей стояли военные губернаторы, во главе уездов – уездный начальник. На местах кыргызские айылы разбивались на волости во главе с выборными волостными управителями. Каждая волость в свою оче редь разделялась на старшинства, во главе которых стояли выборные айыльные старшины. Русские посе ления и оседлое население управлялись приставами. Военные губернаторы областей и уездные начальники сосредоточивали в своих руках и гражданскую и воен ную власть. Им были подчинены все стороны управлен ия, они имели право отменять выборы волостных управителей и т. д. Выборная низовая администрация являлась не чем иным, как придатком военной адми нистрации.
Царское правительство использовало в своих интер есах господствующий класс местного населения. На низовые административные должности выбирались представители байманапства.
По «Положению», кыргызское население делилась по волостям и айылам. В состав волости входило до 2000 юрт, айыла – до 200 юрт. Волостная и айыльная администрация выбирались населением. Выборы мест ной администрации – айыльных старшин, биев и во лостных управителей – происходили в присутствии уездных начальников. Киргизская беднота фактически была лишена права принимать участие в выборах. Избирательных прав не имели женщины.
Айыльные старшины обычно избирались на 3 года и утверждались уездными начальниками. Волостной управитель избирался на волостном съезде, где присутствовали представители айылов по одному от 50 юрт. Эти представители выбирались только из имущих классов. На волостной съезд беднота никогда не попадала.
Выборы носили чисто формальный характер, т. к. за военным губернатором оставалось право утверждать или не утверждать кандидата, избранного волостным съездом.
Права волостных управителей и старшин определя лись законом, но на деле их власть на местах носила характер неограниченного насилия и произвола. Вол остным управителям и старшинам государство выпла чивало жалование. Кроме того, отпускались деньги на содержание писарей и рассыльных. Но эти официальн ые ассигнования составляли ничтожную часть по сравн ению с теми огромными поборами, которые незаконно взимались с народа и присваивались управителями и их джигитами.
Кыргызское манапство выслуживалось перед царс ким правительством, за что награждалось «почетным гражданством», орденами, медалями, халатами и т. п.
Некоторые крупные манапы были представлены к военным чинам. Так, известные бугинские манапы Боромбай и Качыбек в свое время получили чин подпол ковника,Джантай – капитана, Шабдан – войскового старшины и т. д.
Высшим судебным органом в Туркестане была Туркестанская судебная палата. В уезде судебная власть находилась в руках уездного судьи, а в кыргызских волостях – у биев и казиев. Казии – представители мусульманского духовенства – судебные дела вершили на основе шариата – свода законов исламской религии. Более распространенным в кыргызских айылах был суд биев. Бии выбирались одновременно с волостными управителями на волостном съезде, по 4 на каждую волость. Суд биев основывался на народных обычаях, неписаном законе «нарх», который обычно истолковыв ался в интересах эксплуататорских классов. Бийский суд имел инстанции: единоличный суд бия, волостной суд биев, чрезвычайный и уездный съезд биев.
Бии не получали жалования, а собирали при решен ии дел особый штраф, так называемый «бийлик», раз мер которого определялся самими биями. Бийлик был орудием выкачивания средств в пользу биев и стоящих за ними манапов.
Неограниченной властью был наделен Туркестанс кий генералгубернатор. В 1867 г. на имя генералгубернатора фон Кауфмана был издан специальный царский указ, так называемая «Золотая Грамота». Эта грамота предоставляла генералгубернатору широкие полномочия, вплоть до права заключения мира и объя вления войны, ведения торговых и дипломатических переговоров и заключения договоров с соседними феод альными владениями и государствами. При генералгубернаторе существовал Совет, состоящий из военных и гражданских чинов, назначаемых самим генералгубернатором.
Поскольку низовой аппарат целиком состоял из представителей эксплуататорских классов, выборность низовой администрации по «Положению» 1867 г., в сущности, не могла ограничить власти феодальной зна ти. Утверждение В. В. Бартольда, что с введением вы борности низовой администрации на основании «По ложения» 1867 г. «власть манапов пришла к концу»[25], не отражает действительного положения. Выборы местной администрации – волостных управителей, стар шин и биев – фактически были формальными. Они не давали народу возможности свободно выражать свои права и желания. Но они помогали царскому прави тельству ограничивать власть и влияние отдельных крупных представителей манапства, отрицательно относившихся к факту вхождения Киргизии в состав Росс ии. С другой стороны, те представители феодальной знати, которые перешли на сторону царизма, верно служили ему, опирались на него и проводили его поли тику.
Так называемые «избирательные кампании» сопровождались появлением множества «партий» и группировок, борьбой между ними, драками, жалобами, лож вымя доносами и т. п. Обычным явлением в борьбе за «выборные» должности был подкуп представителями байманапства не только выборщиков и отдельных избирателей, но уездной и даже областной администрац ии. На это затрачивались десятки тысяч рублей, ложившихся тяжелым бременем на народ, с которого впоследствии эти деньги взыскивались выбранными волостными управителями.
В конце 1867 г., «после образования Токмакского уезда, его начальником был назначен майор Загряжский. Начальником ИссыкКульского уезда – майор Томский. Эти два уезда, включавшие в себя основную часть территории Северной Киргизии, непосредственно подчинялись Семиреченскому военному губернатору.
Новое административное устройство фактически уничтожило веками складывавшиеся патриархально феодальные органы власти. Эта ломка патриархально феодального политического устройства кыргызского общества имела свою положительную сторону. В Северной Киргизии начал действовать определенный и твердый административно управленческий аппарат, что было важно для стабилизации экономической и политич еской жизни. Наступил конец беспорядкам и бесконечн ым феодальнородовым войнам и набегам. Это обстоя тельство самым благоприятным образом сказалось на развитии скотоводческого и земледельческого хозяйст ва и культуры Кыргызстана.
В то же время установление в Северной Киргизии твердого административного управления создавало благоприятную обстановку для развития гражданской колонизации.
Начало заселения Северной Киргизии связано с колонизацией Семиреченской области. Еще в 1864 г. генералгубернатор Западной Сибири Дюгамель при казал Семипалатинскому военному губернатору собрать сведения о пунктах возможного заселения, а в 1866 г. было дано указание об устройстве русского поселения у оз. ИссыкКуль[26]. В 1867 г. были подготовлены пункты для заселения: в ИссыкКульском уезде – Каракол, в Токмакском – Токмак, в которых уже в следующем году появились первые переселенцы. На 14 марта 1868 г. в Токмакском укреплении числилось только 27 семей переселенцев (не считая войск). В том же году возникают поселения Беловодское, Лебединское, Уйтал, Преображенское и Теплоключинское. В дальнейшем их количество неуклонно растет.
Крестьянские поселки располагались таким образом, чтобы в соединении с казачьими поселениями и городам и они могли составить непрерывную цепь оседлых поселений на главнейших путях сообщения. В Северной Киргизии такими линиями поселения были Семиреченский, КаракольскоТокмакский и ПишпекскоНарынский тракты, а также Чуйская и Таласская долины.
Власть царской администрации к 1867 г. оставалась непрочной только над тяньшаньскими кыргызами. Хотя после принятия русского подданства манапом Уметалы и подвластными ему сарыбагышами на ТяньШане больше не оставалось кыргызских племен, не принявших подданства России, тем не менее тяньшаньские кыргызы, находясь вдали от центров царской администрации и не имея в непосредственной близости от себя русских укреплений, как подданные Российской империи были неустойчивы. В случае возникновения осложнений в отношениях России с пограничными с Киргизией госу дарствами они могли, при известных условиях, поддать ся антироссийским влияниям последних. Если такого рода опасность со стороны Коканда теперь, после 1868 г., по существу не угрожала, то она становилась реальной со стороны Кашгарского государства Якуббека.
В 1867 г. в верховьях р. Нарын начальник русского отряда Полторацкий, проводя топографические съемки, вступил с Якуббеком в переговоры, в ходе которых ему было предложено установить торговые сношения с Россией. Якуббек ответил согласием на установление торговых связей и даже на открытие русской торговой фактории в г. Кашгаре. Русские купцы Первушин и Хлудов с караванами были пропущены в Кашгар. Их товары были куплены самим Якуббеком по установленн ой им самим твердой цене. Когда русские купцы воз вращались обратно, Якуббек отправил вместе с ними своего племянника ШадыМырзу для ведения переговоров Туркестанским генералгубернатором Кауфманом об установлении регулярных торговых связей, а также об уточнении границ между его владениями и Рос сией. ШадыМырза был направлен Кауфманом в Пе тербург, однако там отказались вести с ним официаль ные переговоры. Министр иностранных дел князь Гор чаков по этому поводу заявил: «Наше правительство, находясь в дружественных отношениях с Китаем, никогда не станет вступать ни в какие переговоры с восточными туркестанцами, явными бунтовщиками прот ив пекинского правительства»[27].
Попытка Якуббека договориться с Кауфманом об уточнении границ, таким образом, не увенчалась успе хом. Туркестанский генералгубернатор, как и правит ельство в Петербурге, избегал заключения формаль ного договора с Якуббеком об установлении государст венной границы, так как это означало бы фактическое признание Россией государства Якуббека, что не соответствовало тогдашнему курсу русской внешней политики в Кашгарском вопросе.
После этой неудачи Якуббек стал завязывать все более тесные торговые связи с Англией и в своей внешней политике придерживаться английской ориента ций. В 1868 г. английское правительство передало Якуббеку как «подарок» батарею скорострельных пушек и 10 тыс. ружей нового образца. В то же время Якуб бек все более активно стал стремиться к привлечению на свою сторону тяньшаньских и иссыкжульских кыргызов. Его агенты вступали в тайные переговоры с отдельными кыргызскими манапами, в частности с бугинскими манапами Тилекматом и Мураталы, саякс ким манапом Осмоном, сарыбагышским манапом Уметалы и др. В связи с этим необходимость упрочения господства России в Центральном ТяньШане и возве дения укреплений на Нарыне приобрела особую острот у. Командованием Западной Сибири, с согласия воен ного министра, было решено в следующем, 1868 г., направить специальный экспедиционный отряд на Нарын и возвести там укрепление для постоянного пребывания русских войск. Между тем военные отряды Якуббека стали появляться в пограничных кыргызских айылах, где кочевало около 6 тыс. юрт чериков. Якуббек совершенно определенно хотел присоединить к своим владениям не только пограничные с Кашгарией районы ТяньШаня, заселенные кыргызскими племенами чонбагыш и черик, но и долины Атбаши, Нарына и ТогузТоро с лучшими высокогорными пастбищами Аксай, Арпа, Каракуджур, Сонкуль, Чатыркуль и др., заселенные кыргызами, находящимися в Российском подданстве. В отнош ении на имя военного министра Кауфман отмечал: «…Якуббек заявил свою претензию на Нарынский край, но ему объяснено было, что граница наша установлена Пекинским трактатом и мы держим его твердо»[28].
Отдельные кыргызские феодалы, прежде тесно связанные с Кокандом и не одобрявшие прорусскую ориентацию народа и других манапов, теперь стали возла гать надежды на государство Якуббека. Деятельность агентов Якуббека, однако, не оставалась секретом для русских властей. ИссьикКульский уездный начальник майор Томский в донесении на имя военного губерна тора Семиреченской области писал 5 апреля 1868 г.: «Мною получено известие, что к правителю Кашгара ЯкубБеку недавно приезжали агенты Кокандского ханства и Бухарского эмира, через которых ЯкубБек условился ныне же открыть враждебные действия про тив России. Нет сомнения, что Бухарский эмир и Какандский хан, не заявляя явного открытого разрыва с Россией, желают вредить нам косвенным путем через Садыка в СырДарьинской области и здесь через ЯкубБека. По слухам, ЯкубБек сосредоточил уже отряд в г. Аксу, который должен проникнуть сюда через Музарт. Одновременно с движением этого отряда ЯкубБек с главными силами двинется из Кашгара сюда, как в более удаленный край и имеющий незначительное число войск…
Достоверны ли эти слухи, я не ручаюсь, между тем богинцы находятся в сильной ажиотации и чрезвычайно тревожном и лихорадочном ожидании прихода войск Якуббека. Далее майор Томский в своем донесении военному губернатору писал: «Ввиду таких тревожных обстоятельств, если не для военных действий, то по крайней мере для поддержания нравственного влияния и значения в крае русской власти, я убедительно прошу Ваше высокопревосходительство об увеличении состава здеш них войск еще полною ротою пехоты и взводом полевой и взводом горной артиллерии, а также о выставлении отряда в долину Кегеня. Если предполагается нынешн им летом возвести укрепление на Нарыне, то возможно ли, ваше превосходительство, командировать туда достаточно сильный отряд, движение которого, а так равно и ТяньШаньского отряда, могло бы изменить намерения ЯкубБека и тем предупредить всякое волнение в здешнем крае»[29].
Начальник Токмакского уезда майор Загряжский в донесении военному губернатору Семиреченской обла сти писал 11 апреля 1868 г.: «Только что приехал с Нарына сарт ИшанХоджи и донес, что отряд ЯкубБека подошел к Нарыну, в каких силах неизвестно. Я принял следующие меры: посылаю сегодня двух надежных джигитов о двуконь на Нарын для собрания более положительных сведений, приказал 30 конным казакам и 125 пешим быть готовыми к выступлению по первому приказанию. Если будет возможно и нужно, соберу джигитов Шабдана Джантаева и Саурамбая Худоярова. Татарин, приехавший от УмбетАли, говорит, что он не пустил его к своему аулу ближе 5 верст и что он получил какието письма, за муллой послал далеко на ИссыкКуль. Вообще платить он, кажется, не намерен»[30].
Слухи о связи некоторых бугинских манапов с Якуббеком частично подтвердились. По этому поводу Кол паковский в донесении Туркестанскому генералгубер натору писал 13 мая 1868 г.: «Предположенное участие ТильАхмета и прочих влиятельных кыргызов в дружесск ом сношении с ЯкубБеком оправдалось настолько, что уездный начальник счел необходимым немедленно выслать ТильАхмета в Верный, где он содержался под арестом»[31].
Тревожное положение на ТяньШане и в ИссыкКульской долине заставило предпринять передвижение войак из Верного в Токмак, Кеген и АкСу, а также ускорить разрешение вопроса о направлении сильного военного отряда на ТяньШань с целью сделать его пребывание в этом пункте постоянным, для чего возве сти укрепление в Нарыне[32].
Так называемый тяньшаньский отряд генералмайор Колпаковский приказал сформировать к началу мая 1868 г. Начальником его был назначен полковник Краевский, которому надлежало находиться в непо средственном подчинении ИссыкКульакого уездного начальника. Одновременно Колпаковский предложил ИссыкКульскому уездному начальнику: «Для отвлечен ия кыргызов и ближайшего наблюдения за влиятельн ыми личностями назначить съезд волостных правителей и биев для разбора прежних дел, сперва… в уезде, а потом от двух уездов – ИссыкКульского и Токмакского, «по соглашению с уездным начальником послед него»[33]. Между тем о приготовлениях Якуббека продол жали поступать различного рода сведения. ИссыкКульский уездный начальник доносил 28 апреля 1868 г. Колпаковскому, что Якуббек в г. Турфане сосредоточил войска численностью в 8500 чел. и готовится к походу через Музартский перевал для вторжения в Киргизию. Согласно сведениям, поступившим из Кульджи, стало известно, что Якуббек будто бы вступил в переговоры с таранчинским султаном о совместном нападении на российские владения в Заилийском крае и в Северной Киргизии, на что султан изъявил согласие. Разумеется, слухи о военных приготовлениях Якуббека были слиш ком преувеличены, но пограничные кыргызские племена весьма активно реагировали на восстание в Западном Китае, а также на деятельность Якуббека в Кашгарии. Поэтому предосторожности, предпринимаемые русскими властями, не были излишними.
В начале 1868 г. саякский манап Осмон Тайлаков попытался помешать введению в жизнь нового положен ия об управлении. В долине ТогузТоро возглавляемая им шайка напала на майора Загряжского, который в соответствии с новым положением производил на ТяньШане разбивку кыргызских айылов на волости, старшин ства и т. д. и руководил выборами волостных управит елей. Вместе с ним на ТяньШане находился с отряд ом своих джигитов манап Шабдан Джантаев, оказы вавший ему содействие. Нападение это было связано со следующими обстоятельствами.
Несколько ранее, узнав о связях Осмона с Якуббеком, Загряжский задержал его сына Мамыркана, которого отправил в качестве заложника в Верный. В ответ на это Осмон тогда же отложился и увел с собою в кокандские владения около 700 юрт кыргызов из пле мени саяк. Майор Загряжский, не предвидя никакой опасности, отправился в один из айылов КетменьТюбинской волости по делам организационной комис сии с тремя кыргызами, переводчиком и писарем. Здесь ночью близ развалин кокандской крепости ТогузТоро на него и совершил нападение Осмон со своими джигит ами. Осмон хотел захватить Загряжского в плен и затем обменять его на своего сына. Однако (главной причиной нападения являлось отстранение Осмона и ближайших его сподвижников от управления саяками, на которых он предъявлял свое «наследственное» право. Осмону не удалось захватить Загряжского в плен. Несколькими выстрелами из револьвера отогнав напа давших, он воспользовался темнотой и сумел скрыться, и на рассвете к месту происшествия прибыли кыргызы во главе с Шабданом и разогнали шайку, которая, однако, успела захватить двух волостных старшин, одного кандидата на должность айыльного старшины, восемь джигитов Шабдана и писаря организационной комиссии, а также разграбить юрту с имуществом Загряжского. С захваченными людьми и имуществом Осмон ушел в пределы территории Киргизии, подвласт ной Коканду.
Полковник Краевский, находившийся в это время с отрядом в Нарыне в связи с возведением здесь укрепления, направил письмо правителю Андижанского округа с просьбой возвратить Нарынскому отряду рос сийских подданных, захваченных в плен Оомоном Тайлаковым, а также выдать самого Осмона и наказать участников нападения[34]. О дальнейшей судьбе Осмона Н. Северцов писал: «Сам же Осмон дорого поплатился за этот бунт: вместо большой отложившейся волости у него почти с первой недели осталась малолюдная, обобранная, нищая и едва вооруженная шайка на зам оренных лошадях, слишком слабая даже для мелкого разбоя. Он попробовал искать убежища в Кокандских владениях и собрал большую часть последнего имуще ства на подарки Андижанскому беку, чтобы получить разрешение кочевать в горах Кугарт на восток от Андижана; но бек подарки принял, посланных (кроме одного) задержал и ответил, что не может принять Осмона без разрешения Кокандского хана, который был об этом уведомлен и велел беку вступить в пере говоры с нашим пограничным начальством о выдаче Осмона, но тот увидел, что неладно, и бежал через Арпу и перевал Суек в Кашгарские пределы.
Но там было еще хуже: местные кыргызы захватили его с шайкой и пленными, донесли Кашгарскому правителю Якуббеку и выдали всех заключенных высланному Якуббеком небольшому отряду; с Осмоном было тогда уже более 10–15 человек его родственников – все были обобраны дочиста и посажены в Кашгарскую тюрьму, а затем чуть ли не казнены…, русских же пленных Якуббек у Осмона отобрал и возвратил в наш ближайший форт Нарынский, тогда строящийся. Тем и кончился бунт бывшего сподвижника и неудачного подр ажателя УмбетАлы, весьма непоощрительно для дальнейших смут на ТяньШане»[35]. Осмон вернулся только через 10 лет совершенно обедневшим и, разу меется, уже не мог оказать на саяков серьезного влияния.
В 1869 г. вместо неудобного по своему расположен ию укрепления АкСу было построено новое – Каракольское укрепление, которое стало центром ИссыкКульского уезда и приобрело важное экономическое и политическое значение.
Основание укреплений Токмак, Каракол и Нарын способствовало усилению гражданской колонизации Северной Киргизии. На берегах оз. ИссыкКуль, в Чуйской долине, а впоследствии на Нарыне, в Таласской долине и других районах одно за другим начали возни кать поселения русских крестьян.
Русские крестьянепереселенцы нашли благожелательное отношение со стороны местного кыргызского населения. С этого периода началось более близкое общение киргизского народа с русским. Постоянные контакты в области культурной и экономической жиз ни, в повседневной совместной производственной деят ельности закладывали основы будущей нерушимой братской дружбы.
Между тем, несмотря на окончательное укрепление позиций России в Северной Киргизии, Якуббек все еще не оставлял надежд привлечь тяньшаньских кыргызов, на свою сторону. Те кыргызы, которые уже находились под властью Якуббека в Восточном Туркестане, немала способствовали укреплению его власти и как постав щики продуктов скотоводства, и как военная сила. Подполковник Корнилов, ездивший в Кашгарию для изучения состояния ее военных сил, писал: «Из всех контингентов, которые могут быть поставлены туземным населением Кашгарии, серьезного внимания заслужи вают только кыргызы»[36].
Проанглийская ориентация Якуббека стала проявляться все более явственно. В октябре 1868 г. посольст во штабскапитана Рейнталя было принято Якуббеком без должного этикета, в то время как прибывшее в Кашгар в 1870 г. английское посольство Форсайта было принято с большими почестями.
Стремясь к расширению своих владений, Якуббек начал наступление на Кульджу. Это вынудило царское правительство встать на путь решительных мер. В июле 1871 г. генерал Колпаковский осуществил оккупацию Кульджи и Илийского края, в результате которой был уничтожен Таранчинский султанат. 4 декабря 1872 г. особое совещание по докладу Кауфмана вынесло решение: «В случае усмирения китайскими войсками восставших областей… Илийская область должна быть возвращена Китаю… Если же китайцы окажутся бес сильными выполнить эту программу, то Илийская область должна остаться за нами, так как мы не можем допустить подчинения ее ЯкубБеку; что же касается до распространения власти последнего к востоку и северу и до его борьбы с дунганами или китайцами, то мы не можем остаться равнодушными к этим событиям».
В 1872 г. Якуббек вынужден был заключить с Рос сией выгодный для нее торговый договор. В то же время, продолжая лавировать между Англией и Росс ией, он заключил в 1874 г. договор с Англией, по кото рому последняя «признала Кашгар независимым госу дарством, а Якуббека – наследственным эмиром с титулом «бадаулет» – глава государства. Кашгарское государство было признано и турецким султаном, котор ый пожаловал Якуббеку звание эмира. С именем ту рецкого султана АбдулАзиза в Кашгаре стали чекан ить монету. Договор 1874 г. означал включение Кашгарии в сферу влияния Англии. Однако вскоре события приняли иной характер. Произошли серьезные измене ния в политическом положении как Средней Азии, так и Восточного Туркестана. В Средней Азии серьезно усилилось влияние России, а на Восточный Туркестан активно начала наступать Китайская империя.
Южная Киргизия, остававшаяся еще под властью Кокандского ханства, с 1873 г. была охвачена восстан ием. Свергнутый восставшими кокандский хан Худояр, а также его сын НасрЭддин нашли убежище у турке станского генералгубернатора. Г рандиозное народно освободительное движение 1873–1876 гг. против Ко кандского ханства было подавлено войсками царской России, а само ханство ликвидировано. В результате Южная Киргизия вместе со всей территорией Кокандс кого ханства вошла в состав России.
К 1876 г. китайское правительство подавило восста ние дунган и начало поход против Восточного Турке стана. В зиму 1876–1877 гг. войска Якуббека и цинского Китая противостояли друг другу, разделенные хребтом Даванчи. Но в июне 1877 г. Якуббек умер[37], не успев дать генерального сражения, и Цинская империя снова овладела Восточным Туркестаном.
После разгрома китайскими войсками восставших дунган части раздробленного ополчения Быйянху перешли границу Российской империи. Ополченцы частью поселились в Пржевальском уезде, частью в Ферганс кой и Чуйской долинах.
По договору 1881 г. Россия возвратила Кульджин ский край Китаю. Значительная часть дунган, уйгуров и казахов, живших в Кульджинском крае, получив право избрать себе подданство, переселилась в Семи речье.
[1] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, № 6794.
[2] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, N° 6794.
[3] Н. Аристов. Указ, соч., стр. 59.
[4] ЦГВИА, фонд ВУА, отд. II, N° 6794.
[5] Туркестанский Окружной архив, 1865, № 17. Шт. Оренб. окр.
[6] Там же.
[7] Туркестанский Окружной архив, 1865, № 17. Шт. Оренб. окр.
[8] ЦГВИА, фонд ВУА; отд. II, № 6794.
[9] Там же.
[10] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 11, оп. 3, дело 15, л. 8.
[11] См. там же, ф. 11 с, оп. 3, д. 15, л. 15.
[12] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, оп. 3, 15, л. 15.
[13] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 11е, оп. 3, д. 15, лл. 6–8.
[14] Там же, лл. 1–3.
[15] Там же, лл. 21–22.
[16] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, оп. 3, д. 15, лл. 21–22.
[17] Воен. учен, арх., отд. II, ДО» 6794.
[18] История народов Узбекистана, т. II, 1947, Ташкент, стр. 246.
[19] Северцов. Цит. соч., стр. 213.
[20] Северцов. Цит. соч., стр. 310.
[21] Северцов. Цит. соч., стр. 1.
[22] Северцов. Цит. соч., стр. 355–356.
[23] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 1–КТГГ, оп. 14, д. 11, лл. 12–13.
[24] Северцов. Цит. соч., стр. 344.
[25] В. В. Бартольд. Кыргызы (Исторический очерк), Фрунзе, 1943,.стр. 80.
[26] См. ЦГИА Узб. ССР, фонд 1, оп. 27, дело 466, л. 4.
[27] История народов Узбекистана, том II, Ташкент, 1947, стр. 246.
[28] ЦГИА Узб. ССР, ф. 515, д. 39, док. 64.
[29] ЦГИА Узб. ССР, ф. И, оп. 3, д. 21, лл. 69–70.
[30] Там же, ф. 21е, оп. 3, дело 21.
[31] Там же, ф. 11с, оп. 3, д. 21, лл. 87–90.
[32] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, оп. 3, д. 21, лл. 71–73.
[33] Там же, лл. 84–85.
[34] См. ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, оп. 3, д. 21, лл. 133–135.
[35] Н. Северцов, Цит. соч., стр. 345–346.
[36] Корнилов, Кашгария или Восточный Туркестан. Ташкент,. 1903 г., стр. 362.
[37] По некоторым сведениям он был отравлен.
* * *
Соединение в 1864 г. Сибирской и СырДарьинской линий, овладение в 1865 г. Ташкентом и как результат этого серьезное ослабление Кокандского ханства яви лись главными событиями, окончательно определивши ми дальнейшие судьбы Киргизии.
Известное противодействие Цинской империи, а также восстание дунган и народов Восточного Турке стана не могли, однако, помешать укреплению господс тва царской России в Северной Киргизии. Подавление восстания дунган и оккупация русскими войсками илийской провинции Китая существенно ускорили паде ние кашгарского государства Якуббека. Это обстоятельс тво привело к утрате посл едней надежды противников российской ориентации из числа северокиргизских феод алов. В Северной Киргизии установилось полное спокойствие. Политическая устойчивость имела перво степенное значение для успешного развития хозяйства и культуры кыргызского народа. Переселение в Кирги зию русских крестьян создало основу для возникнове ния братской дружбы между кыргызским и русским народами.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЮЖНАЯ КИРГИЗИЯ В НАЧАЛЕ 70-Х ГОДОВ
XIX ВЕКА
В 50х и начале 60х годов XIX века Северная Киргизия вошла в состав России. Административная реформа 1867 года закрепила власть царской России на севере Киргизии.
В то время, когда над Северной Киргизией окончательно упрочилось господство Российской империи часть кыргызов, живших в Ферганской долине и на Алае, после 1867 г. продолжала оставаться под властью Кокандского ханства. Кыргызский народ как бы разбив ался на две части, попав в различные политические культурные и экономические условия.
Кыргызы, жившие на юге Кыргызстана – в пределах Оша, Узгена и ДжалалАбада, на Большом и Малом Алае и на Памире, – по своей численности не уступали се верным кыргызам. Они в культурнобытовом и экономи ческом отношениях в известной степени испытывали влияние узбеков. Оказавшись в составе Кокандского ханства в начале XIX века, они более тесно были экон омически связаны с оседлым населением, а в политич ескоправовом отношении находились на одинаковом положении с узбеками. Кыргызы широко привлекались как на гражданскую, так и на военную службу ханства.
Чтобы упрочить свою власть над кыргызским народом, кокандские ханы старались привлечь на свою сторону влиятельных представителей феодальной аристократии кыргызов. Начиная с 40х годов XIX века, в Кокандском ханстве происходили частые дворцовые перевороты и острая борьба различных феодальных группировок, в которых феодальная знать южных кир гизов принимала активное участие. Киргизским феодал ам иногда даже удавалось утверждать на ханском престоле своих ставленников. Однако широким трудящ имся массам кыргызского народа от этого не станови лось легче. Феодальноханский гнет с каждым годом становился все тяжелее.
Начиная с середины 60х годов XIX века произошли существенные изменения во внутренней и внешней политике ханства. Худоярхан в своей деятельности во мног ом теперь зависел от Туркестанского генералгуберна тора. Среднеазиатская политика царского правительства определяла теперь дальнейшую судьбу среднеазиатских ханств и прежде всего Кокандского ханства.
После закрепления власти русского правительства в Ташкенте перед Кауфманом стояла задача дальнейшего военного наступления на среднеазиатские ханства. Но международная обстановка того времени, в частности противодействия со стороны Англии, пока не давала возможности осуществить это. Поэтому Кауфман счел пока более целесообразным идти по линии заключения выгодных для царской России договоров, которые бы, внешне сохраняя независимость среднеазиатских ханств, фактически ставили бы их в положение полуколоний. Это соответствовало общему курсу тогдашней среднеазиатской политики царского правительства. Первый такой договор был заключен с кокандаким ханом Худоя ром.
Генерал Крыжановокий еще в 1866 году писал: «…принять относительно Коканда тон высокий, трети ровать ХудоярХана как человека, который по полож ению своему должен быть вассалом России. Если обид ится и будет действовать против нас, тем лучше, это даст предлог покончить с ним»[1]. Однако Худоярхан вел осторожную и приспособленческую политику и не давал предлога для столь решительных действий. 29 января 1868 г. он подписал торговый договор с Россией. По это му договору Россия получала в Кокандскам ханстве право:
«1. Свободного проезда русских купцов во все горо да ханства.
- Учреждения, где пожелает Россия, «каравансараев.
- Иметь караванбашей во всех городах ханства.
- Уравнения русских купцов относительно пошлин с мусульманскими.
- Свободного пропуска через Коканд русских караванов во все соседские владения»[2].
Как видно, ханство делало значительные уступки в пользу России. Кроме того, кокандский хан изъявлял готовность оказывать благожелательное содействие и во многих других вопросах, связанных с интересами Российской империи. Зимой 1871 г., когда вследствие неурожаев поднялись цены на хлеб, Худоярхан снабжал Ташкент хлебом по дешевой цене. Он поставлял также провиант отрядам пограничных с Кокандом крепостей. Хан задерживал и выдавал царским властям бежавших от их преследования лиц. Александр II вскоре выразил хану свое удовлетворение и наградил его орденом Станислава I степени с бриллиантовой звездой[3]. Опираясь на Худоярхана, царское правительство превращало Коканд фактически в свою полуколонию. Царская админис трация Туркестанского генералгубернаторства защищ ала власть Худоярхана от многочисленных его про тивников. Ху доярхан теперь фактически стал вассалом царской России и только номинально считался ханом.
Сравнительно легкие успехи колониальной политики царской России в отношении Коканда, а также относительное улучшение международного положения России в Европе способствовали с конца 60х годов некоторой активизации политики русского правительства в среднеазиатском вопросе. С начала 1868 г. главное внимание Туркестанского генералгубернатора было обращено на Бухару. В ответ на отказ эмира ратифицировать проект мирного договора с Бухарой Кауфман предпринял наступление на Самарканд. 2 мая 1868 г. он подошел к Самарканду и без сопротивления занял город. 6 мая царские войска без боя взяли Чилек, 17 мая заняли КаттаКурган, 3 июня под Зерабулаком разбили главные силы эмира. 23 июня 1868 г. было подписано соглаше ние с эмиром, по которому Бухара признала право Рос сии на Самаркандские и КаттаКурганские округа, уп лачивала 500 тысяч рублей контрибуции, обеспечивала лучшие условия для торговли России и фактически пре вращалась в вассальное от Российской империи госу дарство. Из вновь присоединенной к России территории был образован особый – Зеравшанский округ.
После этого Кауфман приступил к урегулированию отношений с Хивинским ханством. Отказ хивинского хан а принять предложенные ему условия мирных отношен ий с Россией дал предлог туркестанскому генералгуб ернатору перейти к активным действиям. В 1872 г. нач алось наступление на Хиву с четырех сторон: из Ташкента, Оренбурга, Мангышлака и Красноводска. Отряды кавказских войск в количестве 4300 человек нач али двигаться к Хиве в начале февраля 1873 г. В конце февраля из Оренбурга выступили отряды генерала Вер евкина в количестве 3400 человек. К концу мая Оренб ургский и Туркестанский отряды подошли к Хиве. 29 мая 1873 г., когда шедший впереди отряд генерала Ско белева хотел начать штурм, Хива открыла ворота. Хивинский хан Мухамед Рахим принял предложенные ему условия мирного договора.
По договору, заключенному 12 августа 1873 г., хан лишался права самостоятельных внешних сношений, должен был уплатить контрибуцию в размере 2,2 млр. рублей, дать право свободной беспошлинной торговли в Хиве русским купцам и право свободного плавания рус ским судам по р. АмуДарье. В результате договора Хив а теряла свою самостоятельность и фактически стано вилась государством вассальным в отношении России.
Таким образом, все среднеазиатские ханства превратились в зависимые от Российской империи страны и в политическом отношении в общем попали сначала в оди наковое положение. Но впоследствии иначе сложилась судьба Кокандского ханства. Худоярхан правильно по нял, что в интересах дальнейшего сохранения ханства и своей власти ему надо стать вассалом русского царя и аккуратно исполнять требования царских властей. Ко кандское ханство уже лишилось значительной террито рии с важными городами, которые отошли к России. «Победы русских генералов – Черняева, Колпаковского, Кауфмана, – писал К. Абаза, – сократили владения хана более чем наполовину: город Ташкент, Туркестан, Ходженг отошли к России, часть кочевников признала ее подданство, прочие не хотели признавать ни чьей власти»[4].
С потерей АулиеАта, Чимкента, Ташкента, Туркестана, Ходжента, УраТюбе и других городов с прилегающ ей к ним территорией, а также всей Северной Киргиз ии, Худоярхан лишился многих доходов и старался теперь компенсировать убытки многочисленными побо рами и усиленной эксплуатацией подвластных ему уз бекских и кыргызских трудящихся. В это время в Кокандском ханстве взималось до 20 видов различных налогов, причем с каждым годом они все больше и боль ше возрастали.
При осуществлении своей цели – превращения Ко канда в свою колонию, царское правительство стремит ся опираться как на Худоярхана, так и на поддержи вающую его феодальную верхушку. Однако не все феодалы одинаково реагировали на такую политику царс кого правительства. Отдельные представители крупных феодалов, прежде оказывавшие немалое влияние на ха на, теперь боялись потерять свое влияние на политику хана. Мусульманское духовенство и часть местного куп ечества также были несколько враждебно настроены к политике хана. Духовенство опасалось, что из России в Коканд может проникнуть новая религия, новые обычаи, и это подорвет их привилегированное положение, лишит вакуфных земель, доходов и т. д. Торговцы, особенно крупные, уже чувствовали конкуренцию российских то варов и были этим встревожены. Для них гораздо вы годнее было прежнее их положение, когда товары росс ийских купцов облагались значительными пошлинами, что в значительной степени обеспечивало монополию кокандских торговцев на местном рынке. Теперь положение изменилось. Российские купцы свободно разъезжали со своими товарами по ханству и платили зякет не больше местных.
Недовольная часть купечества, духовенство, а также феодалы, не стоявшие близко ко двору, были не только отрицательно настроены по отношению к России, но и стояли в резкой оппозиции к Худоярхану.
Но главная тяжесть от союза Худоярхана с царским самодержавием падала на плечи трудящихся масс – крестьян, ремесленников, городской бедноты и основной массы кочевых скотоводов – чарба. Они подвергались теперь не только ханскофеодальному, но в известной мере и колониальному гнету. Несмотря на уменьшение территории ханства, количество налогов и общая их сумма непрерывно возрастали. В качестве основных налогов считались харадж, танап и зякет. Харадж – налог на продукты земледелия, собирался натурой с земледель цев. Размеры его обычно определялись: с орошаемых зе мель 1/5 частью собранного урожая, а с неорошаемых земель – 1/10 частью урожая. Собранный хлеб и другие виды зерна шли на содержание ханского двора, ханских чиновников, гарнизонов крепостей, военных сил хана и т. д. Хан также продавал часть этих продуктов.
Танап – тоже поземельная подать, собиралась с зем ельных участков, занятых фруктовыми садами и огор одами. Зякетом облагались торговцы, а также все ко чевники.
Размеры этих налогов обычно определялись шариат ом – своеобразным кодексам мусульманских религиоз ных законов. Размер зякета, собираемого с кыргызов, обычно определялся: с овец – 1/40 часть, с лошадей – 1/40 часть, с крупного рогатого скота – 1/30 часть, с вер блюдов – 1 баран с 5 голов[5]. Однако на практике эти нормы почти всегда нарушались в зависимости от разл ичных обстоятельств и условий – война, неурожай, пад еж скота, феодальные мятежи, смена правителей и т. д. и сбор осуществлялся обычно в большем размере. Кро ме основных видов налога, правительство Коханда с большей изобретательностью выдумывало многочислен ные виды косвенных поборов.
Хан не доверял сборщикам налога и предпринимал различные меры, чтобы не дать возможности им присвоить себе чтолибо из собранного. Терентьев приводит такой пример: «В видах «фактического контроля» придумана была довольно остроумная мера: когда саркеры (т.е., сборщики) возвращались со сборов податей, то по дороге им устраивали засады, грабили их до последней копейки и везли казну к хану»[6]. Дехкане, ремесленники и трудовые скотоводы обрекались на разорение, нищету и голод. Даже Скобелев был вынужден признать, что «здесь в Азии, как и везде, нужда, голод, беспорядки»[7]. И в то же время, когда масса кокандского дехканства и скотоводов нищенствовала, Худоярхан тратил только на своих 36 жен около 300000 рублей в год[8].
Положение народных масс становилось невыносимым и приводило и частым стихийным выступлениям, которые происходили то в одном, то в другом конце ханства. Особенно тяжело было основной массе кочевниковско товодов, хозяйства которых нередко разорялись от феодального угнетения, разного рода стихийных бедствий, например, джута. Особенно большой падеж скота произошел в Алайской долине в связи с джутом 1870–1871 гг.
В результате этого джута немалое количество кыргызских хозяйств разорилось. Они частью стали переход ить к земледелию, считая это занятие более продуктив ным и устойчивым, чем скотоводство. Н. Маев сообщает: «Суровая зима 1870–1871 гг. тяжело отозвалась на скотоводстве кыргыз и многих из них заставила обратиться к земледелию, как к промыслу, более обеспеченному от разных случайностей и неблагоприятных климатических условий»[9].
Однако это не было выходом. Основная масса кыргызов оставалась попрежнему в условиях нищеты и разо рения.
Политика Худоярхана в отношении кыргызских феодалов, отстранение их от управления ханством, способствовала образованию сильной оппозиции в их среде. Эта оппозиция, использовавшая в своих интересах движ ение народных масс, сыграла впоследствии значитель ную роль в падении Кокандского ханства. В Алае, у пле мени адыгене, эту оппозицию возглавляла Курманджандатка.
Позиция феодальной верхушки южных кыргызов, так же как и в свое время позиция главных манапов северн ых кыргызов – Боромбая у бугинцев, Джантая и Шабдана у сарьибатышев и Байтика у солтинцев – по отно шению к России и Коканду сыграли немалую роль в па дении последнего.
Как известно, в 60х годах XIX века благожелательн ое отношение основной массы северных кыргызов к России привело к тому, что Северная Киргизия фактически была не завоевана, а добровольно вошла в состав Рос сии. В этом деле действия большинства крупных манапов в пользу России, вызванные исключительно защитой их классовых интересов, объективно совпали с интереса ми кыргызского народа.
Период существования Кокандского ханства в каче стве вассального от России государства (1868–1876 гг.) был наиболее тяжелым для народных масс. Серьезные поражения в борьбе с царской Россией и потеря всей Северной Киргизии и значительной части территории с многотысячным населением и богатыми торговоремесл енными городами – Ташкентом, Чимкентом, Туркеста ном, Ходжентом и другими, – все это сильно ослабило Кокандское ханство. Финансы были истощены, и источн ики нового пополнения казны сократились. Значительн о сузились материальные и людские ресурсы для уси ления военных сил ханства. Кокандское ханство, являвш ееся в середине XIX века одним из крупных ханств Средней Азии, теперь стало небольшим и слабым вассальным государством. Для дальнейшего продвижения царских войск в глубь Ферганской долины и окончатель ного завоевания всей территории Кокандского ханства уже не существовало серьезных препятствий. Но царс кое правительство, учитывая международное положе ние и особенно опасаясь осложнений с Англией, находил о пока более целесообразные сохранение видимой сам остоятельности ханства. В это время России «…нельзя было сделать ни шагу, чтобы не расшевелить английс ких дипломатов, сыпавших запросами, и чтобы не рас тревожить ОстИндийскую империю»[10][11]. Усиление России в Средней Азии «…перепугало Англию не на шутку: за скрипели перья сентджинского кабинета, посыпались ноты и запросы – началась дипломатическая кампа ния»[12].
Царское правительство понимало, что в слабом и вассальном Кокандском ханстве можно будет свободно хозяйничать и при сохранении его мнимой самостоятель ности. Для укрепления позиций России в Коканде тур кестанский генералгубернатор считал полезным оказыв ать время от времени поддержку своему вассалу Худоярхану. В свою очередь хану было очень важно для укрепления своей шаткой и ослабленной власти опереть ся на поддержку царского самодержавия, что ему и удалось. Покровительство могущественного государства обеспечивало Худоярхану относительную безопасность как от посягательств со стороны других государств, в частности Бухарского эмира, постоянно стремившегося к присоединению Коканда к своим владениям, так и от внутренних врагов, в частности от восстаний кыргызов и кипчаков. Последнее обстоятельство в это время имело для Худоярхана решающее значение. Хан не стеснялся даже открыто заявлять, что в случае сопротивления кыргызов его власти ему на помощь немедленно придут военные силы Туркестанского генералгубернатора. «СанктПетербургские ведомости» писали в 1874 году: «Если бы не боязнь вмешательства русских войск в дела ханства, которым постоянно грозит хитрый правитель Коканда измученному налогами и жестокостями населе нию, то кыргызы давно восстали бы против него и поло жили бы конец его деспотическому владычеству»[13].
Так складывался союз между ханом и туркестанским генералгубернатором.
Однако несмотря на это власть Худаярхана оставал ась непрочной. Вассальное положение Худоярхана не мешало ему по отношению к своим подданным вести по прежнему политику хищного и жестокого правителя.
Современники единодушно свидетельствовали о чудовищном росте налогов в Кокандском ханстве в этот период[14]. Сохранилось много документальных материа лов, подтверждающих свидетельства современников. В одном из таких документов приводятся следующие фак ты: «Худоярхан угнетает всех страшньими поборами. Лавки на базарах на откупу у хана. С товаров, с съест ных припасов взимаются тяжелые налоги, со всякого имущества взимаются большие деньги. Даже за колюч ку, собираемую для топлива, несчастные жители вынужд ены платить. Только ничего не имеющий – нищий мо жет считать свой карман в безопасности от нападения алчных властей Коканда»[15]. В 1874 г. и. о. генералгуберн атора Туркестана Колпаковский о налоговой системе, а также о трудовой повинности в Кокандском ханстве писал:
«1. Для проведения дорог, постройки ханских домову для работы на его пашнях и в его садах, а также для проведения арыков и каналов, рабочие сгоняются со всех концов ханства, причем они должны трудиться безв озмездно, а в случае неявки на работы, эти люди на казываются палками, причем случается, что их забиваю т насмерть (таких примеров было 4–5). Иногда бывает и так, что несчастных ослушников зарывают жи выми в землю.
- В прежнее время хворостом, валежником, камыш ом и травой всякий пользовался по мере необходимос ти, ныне же, привезший известное количество, должен доставить хану половину, который продает его через своего серкера (сборщиков податей), или же собранный камыш или другие по базарной цене. Кроме того при городских воротах с каждой арбы камыша или хворос та взимается по 1/2 тянге[16] и за место на базаре – по одной тянге.
- Из сбора пиявок хан также сделал доходную статью и продает таковых через особо приставленных к таким трудам людей всем нуждающимся.
- При продаже рогатого скота в пользу хана взимае тся с каждой головы по одной тянге, а с барана по пол тянги.
- Со всех товаров, привозимых в Коканд, взимается 1/40 часть стоимости – «зякет» и, кроме тото, в пользу хана 1/5 с продажной цены.
- Со всякого верблюжьего вьюка шелка или хлопка взимается 10 тянег.
- При розничной торговле берется, смотря по ценн ости вещи, сапожного товара, платья и т. п. поштучно, по 2 копейки до 1/2 тянги.
- С каждого чарека (1/4 пуда) какого бы то ни было зерна при продаже берется 2 коп.
- С арбы овощей и фруктов берут в пользу хана от 2 до 3 тянег, креме того из этих же предметов взимает ся херадж и танап, а также берут и за место на базаре.
- С молока и масла берут с каждой чашки по од ной копейке.
- С каждойпары диких уток и гусей, привозимых на базар для продажи, в пользу хана берут одну штуку.
- С домашней же птицы берут с каждой штуки по 1 коп., а с сотни яиц по 1 тянге.
- За скот вообще уплачивается зякет, но кроме то го в пользу хана взимается с каждого проданного верб люда по 2 тянги, а с лошади и осла по 1 тянге.
- Хан имеет несколько ученых медведей, волков и собак, которых он посылает со своими людьми на баз ар, причем приказывает взимать за это развлечение с каждой лавки по 1 коп., кроме того хан рассылает по базарам также и своих шутов и собранные ими деньги употребляет на расходы по своей кухне.
- Всякий имам (мулла), назначенный в мечеть, платит за это хану 5 тянег.
- Если хан узнает, что в какомлибо семействе собрались на праздник обрезаний (туй), то и посылает туд а своих музыкантов, которые, получая каждый по ха лату, приносят кроме того хану от 2 до 5 тянег.
- Во время ежегодного загородного гулянья каж дое общество ремесленников и купцов подносят хану… от 100 до 1.000 тянег. За несоблюдение сего обычая старшины, виновные наказываются ударами.
- Если хану особенно понравится сад или участок земли и он задумает приобрести таковой у хозяина, то он никогда не обращает внимания на настоящую цену земли и на капитал, затраченный хозяином в продолжен ие многих лет на улучшение участка. Если место это было куплено 20 лет тому назад за 100 тилле и хотя бы теперь цена имения удесятерилась, хан всетаки не даст более первоначальной цены и безответный хозяин поне воле подчиняется воле грозного владетеля Коканда»[17].
Кроме того, собирались особые пошлины и сборы за луга, за переправу через реку, за прогон скота и проезд торговых караванов через определенные территории, че рез мост и т. д. Под тем предлогом, что плодами дикор астущих фруктовых деревьев в горах некоторых район ов Южной Киргизии, (где имелись большие массивы этих деревьев, как фисташковые и ореховые рощи Арсланбоба и др.) пользуется кочевавшее в этих районах население последнее облагалось также особым сбором[18].
Приведенные документы наиболее красноречиво раскрывают произвол ханской власти и тяжелое полож ение налогоплательщиков.
Жестокая налоговая политика хана особенно хищнически и грабительски проводилась среди менее организованного кочевого кыргызского населения.
Чрезмерное увеличение налогов встречало сопротивление населения, нередко отказывавшегося их платить. В последние годы правления Худоярхана участились случаи расправы со сборщиками налогов, сборщиков убивали, а собранные ими скот, имущество, деньги и другие ценности распределялись среди населения. Это особенно часто имело место в кочевьях кыргызов.
Но дело не ограничивалось только налоговым гнетом. Чрезвычайно изнурительной для народа была насильственная мобилизация людей на государственные работ ы. Не только исправление и строительство дорог и мо стов, ремонт и постройка крепостных стен и укреплений, ремонт оросительной системы, но и сооружение новых больших каналов, постройка ханских дворцов производ ились в принудительном порядке рабским трудом насе ления. Современники сообщают об исключительно тя желых для народа условиях ханских государственных работ. При очень плохом питании, при ужасающих жил ищных условиях, отсутствии врачебной помощи и мин имальных санитарногигиенических условий районы, где проводились эти работы, превращались в рассадни ки различных инфекционных заболеваний, в места масс овой гибели рабочего населения[19].
Пригнанные насильственно к месту работы люди ча сто на месте оказывали сопротивление ханским надсмотрщикам и начальникам, отказывались работать и при первой возможности бежали. Хан приказывал наказ ывать беглецов беспощадно, вплоть до зарывания жи выми в землю, что и выполнялось ханскими наместни ками и начальниками[20].
Хан и его наместники были деспотами. Современники указывали: «Управление в Коканде деспотическое, но непосредственная власть хана ограничивается только го родом и его округом. Остальная часть ханства управляется беками и хакимами, которые пользуются в преде лах вверенных им округов неограниченной властью»[21]. Деспотическое правление Худоярхана нашло свое вы ражение и в том, что хан более чем ктолибо из его предшественников стал грубо попирать национальные особенности кыргызов и всецело подчинять их жизнь правилам «шариата». В газете «СанктПетербургские ведомости» отмечалось: «Политика прежних кокандских властей возобновлена Худоярханом еще в большей сте пени. Кочевое население, имеющее свои особые нравы и обычаи, насильственно начали подчинять шариату»[22].
Худоярхан мог осуществить свою безграничную тиранию и хищничество только вследствие того, что чувствовал за собой поддержку царских властей. Об этом в официальной прессе «С.Петербургские ведо мости» писалось: «Могущественное покровительство русских служило одним из средств запугивания своих непокорных подданных, особенно кыргызов»2.
Однако положение трудящихся масс становилось настолько невыносимым, что им стало «невозможно ни жить, ни умереть»[23].
Недовольство правлением Худоярхана охватило и правящие классы ханства, доходы которых в связи с обнищанием народа стали заметно сокращаться. К тому же размеры сбора в пользу хана с духовенства, торгов цев и землевладельцев по сравнению с прежними зна чительно возросли. Опираясь на поддержку царских властей, хан мало стал считаться со знатью, мало стал оберегать их былые привилегии. В ответ на это оппозиц ия феодальной знати, духовенства и купечества стала обвинять хана в нарушении «шариата», в отступлении от «пути ислама» и т. д. и т. п. Но кроме всего этого Худоярхан и как личность имел много отрицательных сторон, которые также служили причиной недовольства. Во «всеподданнейшем отчете» Кауфмана указывалось, что «…не только народ, но и приближенные, окружаю щие хана, были возбуждены против него вследствие нес праведливости, жестокости и мстительности его»[24].
Среди господствующих классов хан имел известную поддержку только со стороны некоторой части купече ства, которая вела торговые операции с Россией и потому была не заинтересована в нарушении мирных отнош ений с нею. Купечество вообще дорожило спокойствие м и безопасностью, гарантировавшие их права и усло вия нормальной торговли, которые раньше в Коканде постоянно нарушались в связи с дворцовыми переворот ами, феодальными раздорами.
Что касается кыргызского и другого населения, то оно не мирилось со своей тяжелой участью. «Уступая силе и жестокости, – говорится в одном источнике, – кыргызы и кипчаки затаили вражду и ненависть, поко рились в ожидании удобного случая, чтобы отплатить кровью за кровь»[25].
Широкие слои народных масс поднимались на борьб у, чтобы сбросить ненавистное и тяжкое иго кокандского хана. История Кокандского ханства изобилует почти беспрерывными народными восстаниями. С начала 1870х годов в районах кочевий южнокиргизских племен стали возникать стихийные народные волнения, не организованные и локальные. Разрозненные выступления трудящихся кыргызов находили сочувствие и поддержку со стороны трудящихся узбеков и прежде всего деревенской бедноты. «Дурное управление, непосильные налоги и поборы, установленные Худоярханом ради личного обогащения, – писал один из современников, – перепол нили чашу терпения населения Ферганы и вызвали волн ение прежде всего у кыргызов восточной части ханства»[26].
Весной 1871 г. в Алайской долине вспыхнуло восстание. Для его подавления туда был направлен Атабекдатка со значительной военной силой. Ему удалось по давить восстание, 12 видных руководителей восстания были повешены. Но в 1872 г. «…гарнизон укрепления вместе с датхою был захвачен врасплох алайскими кыргызами и вырезан до одного человека»[27]. Такие разроз ненные восстания продолжали вспыхивать и в других частях ханства.
Усиление феодальноханского гнета вызывало прот ест народных масс.
Весной 1873 г. началось крупное восстание южных кыргызов, направленное против кокандского господства. Во главе восставших стал кыргыз из Маргеланского уез да Исак.
Исак родился в 1844 г. в сел. Ухне Маргеланского ви лайета. Отец его Хасан происходил из рядовых кыргызов рода бостон. В молодости он сумел получить духов ное образование и стал мударисом «АкМедресе» в Маргелане. Исак также учился в «АкМедресе» и, полу чив духовное образование, некоторое время служил има мом при одной из мечетей в Андижане. Однако он вскор е бросил духовную карьеру и, связавшись с торговцам и, переехал в Ташкент. Во время своих переездов и работ по селам и городам ханства Исак сошелся с мно гими лицами, которые немало рассказывали ему о бы лом «могуществе и славе» Кокандского ханства, о его всесильных временщиках, о произволе и насилии Худоярхана, о тяжелом положении народа и т. д. и т. п. «В Ташкенте он сошелся с кураминцем АбдуМумыном Аталыком, – сообщает Н.П. Корытов, – старым воякой, вы росшим в смутах прежнего времени. Сподвижник Алымкула Аталык, испытав мощь русского оружия, в силу необходимости должен был обратиться к мирному заня тию земледелием; у негото в качестве работника и остался жить МуллаИсак.
Вероятно рассказы АбдуМумына о МусульманКуле, Алымкуле, о восстаниях кипчаков и кыргызов, потрясавших ханство и ставивших на престол своих ханов, произвели сильное впечатление на молодого МуллуИсака и породили в нем стремление к приключениям»[28].
МуллаИсак, хорошо знавший тяжелую жизнь трудящихся, сочувствовал их бедственному положению и резко осуждал хищническую политику Худоярхана. Но его социальнополитические взгляды были ограничены условиями той патриархальнофеодальной среды, в которой он жил, и отсталым религиознофанатическим ми ровоззрением. Его идеалом было создание сильного Кокандского ханства с «хорошим» ханом во главе, который позаботился бы об улучшении положения всего народа.
Глухое брожение происходило и среди оседлого населения ханства. В «Сведениях о Кокандском ханстве», составленных царской администрацией, указывается: «Как выше упомянуто, оседлое население крайне недовольно теперешним ханом и, при малейшем толчке откуданибудь, которого все желают и ожидают с нетерпением, вся теперешняя администрация готова рухнуть, как отжившее свой век гнилое дерево… Главные старан ия каракиргизов направлены… на отыскание принца ханского рода для представления его кандидатом на мес то Худояра»[29]. Таким образом назревало восстание по всему ханству. Но по тогдашней традиции против хана мог выступить ктолибо из «законных» претендентов правящей династии. Кыргызы нашли такую кандидатуру в лице Пулатбека, сына Ибрагимбека. Последний в свое время, после убийства его отца Алимхана, бежал из Коканда от преследовавшего его Оморхана. В 1842 г. после убийства Мадалыхана Ибрагимбек выс тупил претендентом на ханский престол и попал в плен к сторонникам, занявшим место МадалыШералыхана, и был убит. Теперь главари подготовляемого восстания вспомнили о его сыне Пулатбеке, который проживал в одном из медресе в г. Самарканде. При выборе канди датуры роль играли главным образом феодальные кру ги, которые воспользовались своим влиянием на темные и забитые народные массы. Пережитки форм патриар хальнородового быта создавали благоприятные условия для поддержания довольно сильного влияния родоплем енной аристократии на общину. Эти обстоятельства во многих отношениях помогавшие феодальной аристо кратии маскировать и проводить свои интересы, играли роль и в выборе кандидатуры на престол.
В 1872 г. кыргызы племени кутлуксеит и найман отправили своих представителей во главе с Ширдатхой к Пулатбеку, приглашая его приехать к ним в Наманган ский вилайет и стать во главе восстания, объявив себя ханом Коканда. Но Пулатбек, считая это авантюрой, отказался.
Пулатбек пользовался популярностью среди части феодалов, недовольной Худоярханом. Это объяснялось и враждебным к нему отношением со стороны сторонни ков Худояра, и воспоминаниями о времени Алимхана, когда
Коканд переживал период подъема. С именем Пулатбека у части феодалов связывались надежды на возр ождение хан ства, как это было при Алиме. Учитывая эти обстоятельства, представители кыргызских феодалов предложили Исаку принять имя Пулатбека. Источники рассказывают об этом следующее: «Бывшая у Пулатбека депутация приехала в город Ташкент и останови лась в доме кураминца АбдуМумына, которому расска зала о своей миссии в город Самарканд и о постигшей ее неудаче. МуллаИсак сблизился с депутатами и, под влиянием АбдуМумына, предложил депутатам себя вместо несговорчивого потомка династии мингов… Он изъявил полное согласие принять имя Пулатхана, что не могло представить никакой опасности для депутатов, так как посылавшие их главари и население не знали в лицо действительного Пулатбека.
Так создалось самоз ванство МуллыИсака»[30].
Основной движущей силой восстания являлись мелкие и средние скотоводы и дехкане, испытавшие на себе всю тяжесть грабительской политики Кокандского правительства, грубый произвол и массовые насилия ханс ких чиновников и феодальной знати. Но восстание не имело четко выработанной программы действий и ясно не представляло конечной цели и задач движения.
Патриархальнофеодальные отношения, в условиях сильной политической отсталости, забитости и придавленности трудящихся масс, не давали возможности уча стникам восстания ясно осознать свои классовые интерес ы и четко сформулировать требования. Пользуясь этим, многие представители феодальной знати пытались использовать восстание в личных интересах для укрепле ния своего положения. Одни не хотели остаться в сторон е изза боязни потерять свое влияние среди народа, другие, по преимуществу крупные феодалы, решили восп ользоваться движением, чтобы свести личные счеты с Худоярханом. Некоторые из кыргызских, кипчакских и узбекских феодалов примкнули к восстанию в надежде усилить Кокандское ханство путем устранения Худоярхана – вассала России – и избрания нового хана, незав исимого от туркестанского генералгубернатора. Оппоз иция из числа военной и чиновничьей верхушки, духо венства и феодальной знати явно стремилась к восстановлению ханства в прежних границах и к прежн ей самостоятельности, видя в этом возможность восста новления былых привилегий, власти, доходов и т.д. Для достижения своей цели они всячески стремились исполь зовать народное возмущение против хана, подчинить движение народа своим интересам, направив его в нуж ное им русло. Именно это обстоятельство и придало впос ледствии сложные и противоречивые формы в своей осн ове народному движению и в известной мере затемняло антифеодальный, антиколониальный, прогрессивный ха рактер восстания.
Так в составе участников восстания переплетались различные социальные группы, интересы которых расходились. Но, несмотря на неоднородный социальный со став, восстание 1873–1874 гг. в Южной Киргизии носил о антифеодальный, народноосвободительный характер.
Были отдельные представители кыргызских феодалов, интересы которых были тесно связаны с Худоярханом, они не только не поддерживали восстание, но боролись против восставших на стороне хана или оставались ней тральными. Это были главным образом крупные феодал ы, которых хан привлекал на высокие военные и граж данские должности, наделял высшими званиями «датка» и т. д. и обеспечивал им надежную поддержку в деле эксплуатации трудящихся масс кыргызов. «Царица Алая» Курманджандатка на первом этапе не принима ла участия в восстании и осталась нейтральной. Абдрахман Афтобачи, сын Мусульманкула, служил у хана главнокомандующим и стоял во главе военных сил Коканда, подавлявших восстание.
В июле 1873 г. восстание началось в северовосточ ной части ханства, в окрестностях Узгена и быстро охв атило большую территорию. Непосредственным пово дом к выступлению явилось чрезмерное увеличение зякета и других платежей, а также произвол сборщиков зякета. В этом году Худоярхан значительно увеличил зякет с баранов, потребовав вместо одного барана с каждой юрты три[31]. Зякет был увеличен также и на лош адей, верблю дов и рогатый скот. В рапорте военному губернатору Семиреченской области от 27 сентября 1873 г. говорится следующее: «Вообще народ в Коканде сильно не доволен противозаконным сбором зякета, ибо таковой вместо 1/40 части с имущества, как бы это следов ало то магометанскому закону, с народа берется в разм ере 1/30 и даже 1/20 части, вследствие чего подданные Коканда при первой возможности готовы будут изъяв ить желание перейти в подданство России»[32].
Кыргызы первое время не выполняли требований ха на, но на открытую борьбу еще не решались. Пока борьб а их выражалась в пассивной форме сопротивления, выразившаяся главным образом в откочевке в труднодо ступные места. Откочевка принимала массовый харак тер: откочевывали до 20 тыс. юрт кыргызов и 10 тыс. юрт кипчаков из южных и югозападных районов ханства в глубь гор. Однако ханские сборщики настигали их и там. Прибывшие на место кочевок сборщики зякета тре бовали выплаты зякета полностью и немедленно. Кыргызы просили 7дневный срок, но в этом им было отказан о. Ханский отряд, сопровождавший зякетчиков, схватил несколько кыргызов, чтобы представить хану для прим ерного наказания за неуплату «законных» податей. Это послужило непосредственным поводом к открытому во оруженному выступлению против ханских отрядов. В до несениях русской администрации сообщается: «Другие каракиргизы, узнав об этом, поспешили явиться к месту действия, завязали стычку, убили и самого зякетчика, четырех его охранников, разграбили имущество их, пот еряв сами убитыми 6 человек. Хан, узнав об этом, пос лал на них свои войска, которым предписано было не щадить никого и грабить. Между тем каракиргизы, успевшие собраться, вышли навстречу войскам хана, разбили и прогнали их… Хан выслал новые войска, чис лом до 1000 человек, под начальством Афтобачия, котор ый вошел с каракиргизами в переговоры, уверил их, что он на их стороне, что сочувствует их делу и проч. и уговорил разойтись с сообщением: поладить дело мир ным путем. После таких заверений каракиргизы немно го успокоились и некоторые стали разъезжаться. Дож давшись только этого, Афтобачия бросился на каракир гизов, застал врасплох и рассеял их»[33].
Однако для окончательного усмирения кыргызов Абдурахман решил снова вступить с ними в мирные переговоры. Он попросил восставших выделить 40 человек из числа наиболее влиятельных предводителей восстания в качестве депутации к хану для мирных переговоров и окончательного решения всех вопросов. Восставшие согласились на эти условия и выделили 40 человек депут ации. Однако хан, заманив депутацию ко двору, верол омно всех предал казни, стремясь этим обезглавить движение и нагнать страх на восставших. Но это не да ло ожидаемого результата. Наоборот, вероломная расп рава послужила непосредственным толчком к началу массового восстания кыргызов против ига Кокандского хана.
После неудачи под городам Ханабадом весной 1873 г. и предательского убийства Худоярханом 40 ли деров движения, восставшие нанесли ряд поражений ханским отрядам и в июле 1873 г. заняли город Узген. В этом районе захватили также крепость Сук, в которой находилась на тайном хранении часть ханской казны. Комендант крепости Алим попал в плен[34]. Для подавле ния восстания была направлена значительная военная сила, под начальством брата хана Муратбека, занимавш его тогда должность маргеланского бека. Однако Муратбек не сумел справиться с повстанцами. Восстание продолжало расширяться. Вскоре были заняты крупные населенные пункты Касан, Ош, Сузак. В телеграмме нач альника Ходжентского уезда Эйлера, посланной Колпаковскому 3 августа 1873 г., указывалось: «В Коканде снова вспыхнуло восстание. Кипчаки, кыргызы вследств ие жестокостей хана поднялись повсеместно. Андижан оставлен кокандцами, Худояр неизвестно где
скрывает ся»[35]. Восставшими были взяты военные укрепления УчКурган, БулакБаш и ряд других.
В занятых восставшими кишлаках и городах узбекское население в своем подавляющем большинстве горя чо сочувствовало повстанцам, а беднейшая его часть активно поддерживала восстание. Вскоре в лагерь восс тавших перешел ханский отряд 3000 человек. В это врем я восстание приняло широкие размеры. Напуганный Худоярхан, не надеясь на свои силы, обратился за помощью к своему «покровителю. «Худоярхан, – отмечал М. А. Терентьев, – просил содействия русских войск для усмирения бунтарей…»[36]. Но русские власти пока остава лись нейтральными. Против восставших ханом были двин уты крупные отряды под начальством Абдурахмана Афтобачи и ИсанАулие. Но и после этого не удалось по давить восстание. Боясь ханского гнева, Абдурахман удалился в г. ТюраКурган. В донесении царской админ истрации указывается: «Города Узген, УчКурган, Ош, Сузак, Тузакбашы ими взяты, учкурганский бек бежал, г. Булакбашы разграблен, а беку его воткнули в рот жердь. Около 3000 (по другим сведениям 5000) кокандских сарбазов перешло к мятежникам, а 3000 было взя то в плен.
Хан послал Афтобачу и наманганского бека Шауми лию против мятежников, а другим бекам приказал выступать. Было много сражений и много убитых с обеих сторон. Афтобачи захватил 20 кыргызов. При допросе пленные показали, что заговор против хана распространяется отовсюду очень быстро и что даже 20 сановников ханских участвуют в этом заговоре. Абдурахман пошел против мятежников, но его войско разбежалось и он сам, устранив себя от командования, удалился в г. ТюряКурган. Оседлое население постепенно примыкает в восстанию. В городах Коканде и Андижане сильные волн ения, ожидают только прихода кыргызов, чтобы к ним присоединиться и свергнуть Худоярхана»[37].
Хан продолжал энергичные действия против повстанцев. В сентябре 1873 г. Муратбеку удалось нанести поражение главным силам восставших. Многие повстанцы попали в плен, над которыми хан устроил жестокую расправу. Ряд видных руководителей движения был каз нен, в том числе Оморбек, Бердибек, Каратай и другие предводители движения. Особенно большой урон был нанесен повстанцам при ТюреКургане. Начались обыч ные варварские меры наказания. Так в г. Ассаке по прик азанию хана 270 пленных повстанцев были посажены на кол[38].
Ханские войска, преследуя разбитые около Ханабада отряды одного из руководителей восстания – Мамыра, состоящие из племен кушчу, мундус, багыш, басыз, карабагыш и др., довершали невероятные жестокости. По свидетельству очевидцев, они «…на пашнях убивали женщин и детей, беременным женщинам распарывали живот»[39]. Даже официальная пресса царской России не могла скрыть этого варварства. «Худоярхан, – писала газета «С.Петербургские ведомости», – приказал вырезать бунтующих кыргызов и кипчаков без всякого суда, не только сотнями, но и тысячами, так что можно сказ ать, что он обратил Коканд в лобное место»[40].
Остатки разбитых сил повстанцев рассеялись по труднодоступным местам ТяньШаня и ПамироАлая, неся при этом во время спешной откочевки огромные по тери в скоте. Среди некоторой части повстанцев наметил ись признаки паники и неверия в свои силы. Однако, несмотря на это, они в целом оставались по отношению Худоярхана попрежнему непреклонными.
Худоярхан, решив жестокими мерами окончательно подавить восстание, произвел массовые казни его учас тников. Многие айылы восставших подверглись грабежу, разгрому, а коегде и уничтожению. Трупы убитых валялись на дорогах и в селах, а повешенные месяцами болтались на деревьях для устрашения населения. Одна ко жесточайшие репрессии не привели к упрочению власти хана над Южной Киргизией. Наоборот, они еще больше ожесточили повстанцев, усилили недовольство народных масс и серьезно усилили тягу южных кыргызов к принятию русского подданства. Одновременно повс танцы повсеместно готовились к новому, еще более мощному выступлению против хана.
Слабо организованным и очень плохо вооруженным повстанческим отрядам трудно было бороться с регулярными ханскими войсками. Повстанцы искали поддержки и помощи извне. Наиболее важной для восставших мог ла быть поддержка со стороны России. Южнокиргиз ские племена в это время неоднократно обращались за помощью и покровительством к местной царской администрации. Через своих представителей и посланцев они просили русские власти о принятии их в подданство России. В то же время они просили о том, чтобы Россия отказала в помощи Худоярхану.
Еще до начала массового выступления против Худо ярхана некоторые южнокиргизские племена сделали решительные шаги к переходу в русское подданство. Здесь немаловажное значение имело то обстоятельство, что северные кыргызы, уже принявшие подданство России, зажили мирной жизнью и ввиду некоторых льготных ус ловий, представленных им на первых порах царским правительством, оказались в сравнительно лучших условиях, чем южные. Это оказывало свое влияние. К тому же принятие подданства России южнокиргизскими пле менами казалось не столь сложным делом. Южные кыргызы были уверены, что это может произойти легко. Од нако они не учли изменившихся политических условий в Средней Азии. Когда в 1850–60х годах северные кыргызы принимали русское подданство, среднеазиатские ханства, особенно Коканд, всячески сопротивлялись продвижению России в сторону Заилийского края, Северной Киргизии и по СырДарье, усматривая в этом угрозу своей независимости. Непосредственное столкновение России с Кокандом как со стороны Оренбургской, так и со стороны Сибирской линии прежде всего привело к обострению взаимоотношений России с Кокандоким хан ством. В этих условиях царское правительство стреми лось использовать любое движение среди подвластного Коканду народа, направленное в какойто форме против Кокандского ханства и могущее ослабить его силы. Цар ское правительство всячески поддерживало движение среди северокиргизских племен, направленное против Коканда. Даже движение северных кыргызов, носившее объективно национальноосвободительный характер, в то время встречало поддержку царской России. Так бы ло во время борьбы кыргызов против султана Кенесары, когда царское правительство готово было поддержать кыргызов вооруженной силой, поскольку эта борьба бы ла направлена и против одного из его врагов в деле упрочения его господства в Казахстане. Такое положе ние привело к тому, что любое обращение какоголибо из северокиргизских племен о принятии в подданство России, начиная с 1850х годов, находило со стороны царского правительства неизменную поддержку и одо брение.
Другое положение было к середине 1870х годов. К этому времени все среднеазиатские ханства попали в зависимость от России и стали ее вассалами. Особенно послушным слугою царя стал кокандский хан Худояр. Последний уже не защищал свою ханскую власть и вла дения от царской России, а охранял их с томощью цар ского самодержавия. Правительство царской России ввиду осложнения международных отношений, особенно с Англией, проводило в отношении Средней Азии более осторожную политику, сохраняя видимость самостоятельности всех трех ханств.
Действия южных кыргызов в 1870х годах, направленные на переход в русское подданство, происходили как бы вне связи с тогдашним .политическим положением Средней Азии и в разрезе тогдашней среднеазиатской политики царизма. Поэтому обращение южнокиргизских племен к России, по примеру северных кыргызов, было обречено на неудачу.
Одним из значительных актов было обращение части кыргызов и узбеков Ферганской долины к русским вла стям в Верный в 1871 г. В Верный прибыл АхмедХод жа с прошением, подписанным пятьюдесятью представит елями городов и сел – Наманган, Туз, Чартак, Касан и Уварзек – по десять человек от каждого[41]. Военный губ ернатор Семиреченской области генералмайор Колпаковский в своем донесении от 3 мая 1871 г. указывает: «Почетные люди от городов Намангана, Туза, Касана, Чартака и от всего края просят принять их в русское подданство»[42]. В заявлении АхмедХоджи особо подчерк ивается желание народа путем перехода в русское под данство достичь прежде всего мира и спокойствия; «сверх того, – указывается в заявлении, – народ желает в русском подданстве пользоваться тем же спокойстви ем и безопасностью, какими пользуются русские сырдарьинские города»[43].
Однако ходатайство было отклонено. Причины отказа до некоторой степени видны из следующего текста отношения Колпаковского вышестоящим властям по этому вопросу. Колпаковский писал: «Я объявил Ахмед Ходже, что просьба его не может быть принята, ибо могущественный наш государь не желает увеличивать свое государство за счет владений кокандского хана и повел ел главному начальнику своих азиатских провинций сохранить к кокандскому хану мирные отношения до тех пор, пока… хан Худояр и его преемники будут уметь це нить столь неограниченное внимание к себе Великого государя русского».
Киргизы, однако, несмотря на эту неудачу, в дальнейшем продолжали обращаться с просьбой о под данстве.
В одном из документов царской администрации, со ставленном в августе 1873 г., указывается: «Киргизы находятся в постоянных сношениях с Кокандом, Наманганом, Маргеланом и другими городами ханства. Во всех этих городах существуют громадные массы недовольных и, если они сделают почин серьезных действий, то все недовольные тот час же к ним пристанут. Относительно правительства, которое желательно установить по низвержении хана, существуют три партии. Две из них имеют кандидатов на престол…, а третья, и самая боль шая, желает водворение русских. Кыргызы также этого желают, говоря, что сколько сот кыргызовединомышленников в подданстве белого царя в Оренбургском крае, в Сибири, и в Туркестане и все благодарят бога, того же желаем и мы»[44].
Обращения южных кыргызов с просьбой о приеме их в русское подданство стали массовым явлением. В начале ноября 1873 г. прибыла к военному губернатору Сыр Дарьинской области генералмайору Эйлеру, а также к начальнику Ходжентского уезда подполковнику Нольде[45] депутация восставших. В письме, поданном подполковнику, кыргызы писали: «Хан начал поступать против шариата, за это мы, не вынося несправедливости, ограбили его зякетчи. Худояр послал к нам войска свои, от которых мы убегали в горы, оставив наши кочевья. Но ханский военачальник успел захватить у нас 270 че ловек в плен, привез этих детей в гор. Ассаке, и по прик азанию хана всех их велел посадить на кол. Тогда мы все собрались и объявили себя врагами хана…
Мы посылали наших кыргызов КульМахамета и Камбар Серкера к токмакскому старшине Шабдану Джантаеву с просьбой быть нам другом и просили его также передать токмакскому майору, что мы желаем быть ему друзьями.
Просили мы также майора, чтобы он дал нам совет, что нам делать и что мы будем поступать так, как он нам скажет.
Майор нам велел передать, что если мы хотим вой ска, то они нам его дадут. Потом сам Шабдан батыр к нам приехал и сказал нам, чтобы мы сделали начальник ом над собой Мичибия. Мы так и сделали, затем он нам сказал, чтобы мы взяли Андижан, – поэтому мы дрались с войсками хана. Вот и все наши действия»[46]. Царские власти Туркестана к обращению многочислен ных кыргызских родов о принятии их в русское под данство отнеслись, однако, отрицательно. Туркестанский генералгубернатор решительно поддерживал в это врем я «права» и власть Худоярхана над его «подданными» и не допускал мысли о принятии южных кыргызов в русское подданство. Он даже предлагал прекратить вся кие связи южных кыргызов с северными. В своей инстр укции военным губернаторам СырДарьинской и Семиреченской областей Колпаковский указывал: «…в случае, если бы в пределы вверенных… областей перекочевали кокандские кыргызы, то немедленно их удалить в свои кочевья»[47].
Военный губернатор СырДарьинской области генералмайор Эйлер в письме на имя туркестанского генералгубернатора писал 6 ноября 1873 г., что он «…предложил барону Нольде выслать кыргызов, доставивших письмо инсургентов, и иметь строгое соблюдение за на шей границей»[48].
Военный губернатор Семиреченской области в письме на имя туркестанского генералгубернатора писал в ноябре 1873 г.: «Распоряжение генералмайора Эйлера, изложенное в его рапорте, я одобрил и усмотрев из письм а инсургентов, что Ходжентский уездный начальник будто бы первый отправил к ним своего посланца и че рез того вошел с ними в сношение, предписал военному губернатору произвести строгое дознание с целью про верить и выяснить это заявление. Я распорядился, чтобы пограничным уездным начальникам было предписано отнюдь не входить в сношения с населением пограничн ых с ними владений»[49].
В связи с донесением Колпаковского об обращении восставших кыргызов к барону Нольде Кауфман писал 18 декабря 1873 г.: «Нельзя не обратить внимание на ответ, данный ходжентским уездным начальником кыргызам, обратившимся к нему с вопросом об участии наш ем в поддержке кокандского хана. Об этом барон Нольде говорит: на что помогать хану и проч. Такого ответа подполковник барон Нольде не имел права дав ать уже потому, что ответ этот может поощрить кыргызов к бунту или к сопротивлению хану»[50].
И. о. туркестанского генералгубернатора Колпаков ский в своем отношении вышестоящим инстанциям пис ал: «С своей стороны одобрив распоряжение генерал майора Эйлера, я предложил и. о. военного губернатора Семиреченской области проверить заявление депутатов о сношении их через Шабдана Джантаева с токмакскими кыргызами и буде это окажется справедливым, нем едленно их прекратить и если у Шабдана Джантаева есть какаялибо переписка с депутатами, то отобрать ее и представить ко мне»[51]. Генерал Колпаковский в донес ении на имя Кауфмана от 23 апреля 1874 г. писал: «Во время пребывания хана в январе месяце в Уш, на охоте кипчаки собирались напасть на него в одном из горных ущелий, но при получении известия о распоряжении мое м возвратиться в пределы ханства кыргызам, перекоче вавших в Токмакский уезд осенью 1873 г. они отказал ись от своего намерения, убедившись, что не могут ждать от нашего правительства какойлибо даже нравс твенной поддержки»[52]. Приведенная переписка царских властей в Туркестане говорит о решительном противод ействии их в приеме в подданство России подвластных Худоярхану кыргызов. Последним предлагалось быть в беспрекословном повиновении у хана. Со своей стороны, Худоярхан, зная, что за ним обеспечена столь твердая поддержка туркестанского генералгубернатора в его борьбе с восставшими, вел себя исключительно жестоко и не шел на какиелибо уступки восставшим.
Ряд родов южных кыргызов не органичивался в это время письменными обращениями и посылкой депутации к русским властям с просьбой о принятии их в российс кое подданство. Они самовольно стали оставлять свои кочевья на территории Кокандского ханства в Южной Киргизии и откочевывать в Северную Киргизию, подвлас тную России.
15 декабря 1873 г. Колпаковский в своем донесении на имя военного министра сообщал: «…в течение сего лета кокандские кыргызы, в числе 1700 кибиток, перекочевали из окрестностей Андижана в Токмакский уезд Семиреченской области и просили их принять в русское подданство»[53]. Осенью 1873 г. несколько сот семейств восставших кыргызов переселились из районов, примыкающих к Андижану, в АулиеАтинский уезд. Они обратились к военному губернатору СырДарьинской области с просьбой о принятии их в русское подданство[54].
Значительная часть восставших кыргызов, во главе которых стоял Мамыр Мергенов, перекочевала в Кет менТюбинскую долину, а частью в глубь Центрального ТяньШаня – ТогузТоро. Отсюда Мамыр обратился к токмакскому уездному начальнику с просьбой о приеме их в русское подданство. В мае 1874 г. племя мундус в количестве до 2000 юрт направило своих представителей к туркестанскому генералгубернатору с прошением о приеме их в русское подданство[55]. Многие южнокиргиз ские племена, потерпевшие поражение в вооруженной борьбе с кокандским ханом, теперь рассматривали прин ятие русского подданства как единственный путь облег чения своей тяжелой участи.
Киргизы, откочевавшие из Андижанского округа в пределы Аулие-Атинского уезда, состояли из следующих родов[56]
| пп | Название родов | Фамилия и имя старшины |
| 1. | Баймундус | Осмон бий, Джолборс, Берди кул бий, Джанчы бий, Нияз бий и др. |
| 2. | Осрак | Рахмат бий, Бала бий. |
| 3. | Баглан | Сейт бий, Сарыкунчук |
| 4. | Кырк тамга | Халпа бий, Мурун бий. |
| 5. | Кушчу | Еаймырза бий. |
| 6. | Коман | Джусуб бий. |
| 7. | Кыргызкыпчак | Мусульманкул, Алымкул |
| 8. | Карабагыш | Мулла Эсенбай и Асанбай. |
Но как об этом свидетельствуют источники, царизм в лице Туркестанского генералгубернаторства решит ельно в это время выступил на стороне Кокандского хана. Царское правительство не могло оказать восстав шим помощь и в силу своей общей монархической охра нительной политики, и в силу союзных отношений с вас сальным Худоярханом, а также изза опасения вызвать дипломатические осложнения с Англией.
Но главное здесь заключается в боязни царского правительства народного движения, которое уже совершенн о определенно носило характер крестьянской войны. Крестьянская война, происходившая в пределах Кокандского ханства, легко могла переброситься на соседние районы. Она могла найти сочувствие и поддержку сре ди остальных народов Средней Азии и Казахстана, толк ать их к восстанию против феодалов и царского само державия. Именно этого прежде всего опасалось царс кое правительство. С точки зрения интересов царизма опасение было не безосновательным. Осенью 1873 г. один из предводителей восстания. Мамыр, перешел в Центр альный ТяньШань и стал призывать там подвластных России кыргызов оказать поддержку восставшим. Он пытался также получить поддержку и со стороны Кашг ара, но обращение его осталось безрезультатным.
5 ноября 1873 г. Худоярхан обратился к туркестанскому генералгубернатору с просьбой возвратить всех перекочевавших в подвластную России территорию кыргызов обратно в пределы Кокандского ханства. Худояр хан писал: «вследствие существующего между нами еди ногласия… покорнейше прошу Вас, ради знакомства и дружбы со мной… сделать распоряжение о возвращении на прежнее место жительства кыргызов, удалившихся с имуществом и скотом в настоящем году и раньше… Так, в случае, если Ваши кыргызы перейдут в мои владения, то также будет приказано вернуть их обратно. Обе стороны должны следовать одинаковому образу действия»[57]. Просьба хана была полностью удовлетворена. Весною
1874 г. царские власти предложили переселившимся кыргызам вернуться обратно в Кокандское ханство, что и было сделано. Колпаковский, исполнявший временно должность туркестанского генералгубернатора, писал 17 июля 1874 г. Худоярхану: «Из дружбы к Вашей светлости и согласно Вашему желанию я приказал весной настоящего года обратно направить в Коканд кыргызов, перекочевавших в Токмакский уезд. Я надеюсь, что… простите им проступок, т. к. Вы несколько раз сообщали мне, что по возвращении кочевников они наказываемы не будут и никакого насилия и притеснения не потерпят»[58]. Возвратившиеся кыргызы однако подвергались на силиям. Ханские отряды подвергали их аилы разграблению и ловили предводителей движения. В ответ на это кыргызы вновь поднялись на борьбу против хана. Но в то же время некоторая часть восставших вновь начала думать о переходе в русское подданство. В этом отношении характерно обращение племени мундус в количестве 2000 юрт к Туркес танскому генералгубернатору 4 мая 1874 г. В обращении они писали: «…Как мы, так и наши доверители в 1873 г. откочевали от Кокандского ханства в Туркестанский военный округ, дабы спастись от преследования Кокандского хана, который немилосердно казнил наших кыргызов и грабил наше имущество. Мы поселились недалеко от города Токмака, в КетменьТюб е и ТогузТоро, но тут нас начали притеснять и гнать жившие там кыргызы родов Керимбека и ЧороБоотай. Мы, не желая возвращаться обратно в Кокандское ханство, где нас немедленно ждет смерть, просим ходат айства Вашего перед Императорским Величеством Гос ударем Всероссийским о принятии нас и наших доверит елей под свое высокое подданство, об отводе нам и на шим доверителям места для кочевки. В нашем племени мундузилят находится две тысячи кибиток, которые пог оловно принимают подданство России. Мы бы давно явились к Вам, но нас караулили и не пускали в Ташк ент, так что мы только теперь могли тайком приехать сюда и лично просить у Вашего высокопревосходитель ства о вышеизложенном»[59].
Стремление кыргызов к переходу в русское подданс тво тогда стало настолько известным, что оно даже нер едко освещалось в прессе. В газете «Голос» от 12 июля 1874 г. сообщалось: «Южные кыргызы попытались, преж де всего, искать помощи у русских, и летом прошлого года изъявили свое желание принять русское подданс тво». Но политика царского правительства по отношен ию восставших против Худоярхана кыргызов остава лась прежней. В подданство России кыргызы не прини мались. В этих условиях борьба кыргызов против Худоярхана возобновилась снова.
В мае 1874 г. Мамыр занял БазарКурган и повел наступление на Андижан. Но под Андижаном он потер пел поражение и снова под натиском отрядов ханских войск бежал в Нарын, в пределы Токмакского уезда. В это же время развивалось наступление и со стороны Чаткала. В среде повстанческих войск был и Пулат, впоследствии провозглашенный ханом. Видную роль как руководитель движения здесь играл Момун Шамурзаков. Перевалив через горы АлаБука, повстанческие от ряды заняли с. Касан. Размах восстания и успехи восс тавших сильно напугали Худоярхана; он мобилизовал все свои силы. В октябре 1874 г. под г. Наманганом у с. Касан главнокомандующий ханским войском Абдурахман Афтобачи и ИсаАулие с 7000 воинами в решающ ем сражении нанесли повстанцам поражение. Восставш ие понесли серьезные потери и рассеялись, руководи тели восстания бежали в отдаленные кочевья кыргызских аилов. Момун с остатками своих воинов снова отсту пил в Чаткал. Но вскоре отрядами царских войск были захвачены два видных предводителя восстания – Мамыр и Момун. Мамыр был захвачен нарынским воинским нач альником в середине июля 1874 г. и арестован. Впослед ствии он из токмакской тюрьмы был переведен в Вер ный, а оттуда сослан в Лепсинскую станицу под надзор местной полиции[60].
Отрядом, посланным в Чаткал аулиеатинским уездным начальником, при содействии местных кыргызских манапов был арестован 24 августа 1874 г. и Момун Ша мурзаков1.
Все это привело к осени 1874 г. опять к спаду движения. Вообще восставшие кыргызы, в силу определенных условий кочевой и полукочевой жизни и скотоводческого хозяйства, в зимних условиях сильно ограничивали свои военные действия. С наступлением весны и началом перекочевки вновь поднималось движение. Это было связано в определенной степени с тем, что весною кочевник и становились все более подвижными, легко могли спа сать свои семьи, скот и имущество путем откочевки в глубь гор, а также сами, в случае неудачи, легко могли скрываться от преследования ханских карательных отр ядов. Немаловажную роль в сезонном характере дви жения играло и снабжение повстанческих отрядов пита нием, одеждой и т. д. При отсутствии какойлибо прав ильно организованной системы снабжения проблема питания для огромного числа повстанцев и обеспечение кормом лошадей была очень сложной и трудной. В ус ловиях лета еще коекак удавалось улаживать дело со снабжением и то с большим трудом. В условиях же зим ы это было очень трудно. Восставшие все без исключе ния были конные. При отсутствии подножного корма лошади не могли зимою быть пригодными для ведения военных действий и совершения дальних переходов.
В условиях зимы кочевники, обосновавшиеся на зимовьях, вообще не могли делать дальние передвижения. Последнее обстоятельство могло бы привести не только к поголовному падежу скота, но и к гибели населения. Так, сильная степень зависимости тогдашних кочевых и полукочевых кыргызов от природных и климатических условий оказывала серьезное влияние на ход восстания. Поэтому и в 1873 г. и в 1874 г. разлившееся широким потоком движение восставших постепенно к осени замирало и почти совершенно прекращалось зимою.
Тяжелые поражения восставших летом 1874 г., разгром многих их аилов, а также казнь и арест многих пред
1 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 61, док. 263. См. токже фонд 11с, д.243а, лл. 148, 150.
водителей движения не сломили однако дух вос ставших. Даже содействие царских властей Туркестан ского края Худоярхану в подавлении восстания, отказ правительства царской России в приеме восставших кыргызов в свое подданство не сломили решимости восставш их продолжать борьбу против хана.
Теперь, однако, не было прежнего доверия кыргыз ских племен к царским властям, явное сочувствие цар ского правительства своему вассалу Худоярхану, откры тая помощь хану в подавлении восстания, принуждение кыргызов, переселившихся в подвластные России терри тории, к обратному возвращению в пределы Кокандского ханства, отклонение многочисленных прошений кыргыз ских племен о приеме в русское подданство и др. – все это делало очевидным, что царское правительство не ду мает защищать в какойто степени интересы восставших, а наоборот, оно защищает интересы кокандского хана.
Это обстоятельство имело серьезное значение для дальнейшего хода восстания в течение последующих лет, когда движение южных кыргызов, направленное против кокандского хана и его приближенных феода лов, духовенства и т. д., стало приобретать не только антифеодальный, но и антиколониальный характер, на правленный против туркестанского генералгубернатора и царских властей вообще.
Так, возможность свержения Худоярхана и освобождение от непосильного феодальноханского гнета связывалось с борьбой и против его покровителя и за щитника – царских властей Туркестанского края. Имен но этим обстоятельствам и был определен в сущности дальнейший характер восстания.
Уже в 1874 году в восстании массовое участие стали принимать и находившиеся в оппозиции к хану представители феодалов и родственники хана. В письме генерал а Колпаковского на имя Кауфмана от 23 апреля 1874 года указывалось: «…Недовольные появились и в среде оседлого народонаселения, сосредоточивались окол о второго сына хана Мухамед Амина и дяди его Батырхана Тюри»[61].
По свидетельству М. А. Терентьева, «весною 1874 г. по поводу чрезмерности налогов начались серьезные беспорядки, под руководством Батырхана, родственника Худояра, но один из сообщников заговора выдал имена 17 главных руководителей, которые вместе с Батырханом и познакомились с глубиной прудов ханского двор ца»[62]. Батырхан пытался в своих целях использовать народное волнение, возникшее на почве налогового гнет а. В заговоре Батырхана участвовали около 50 челов ек из числа придворных. Батырхан, возглавлявший заг овор, был братом второй жены хана и был связан, главным образом, с кыргызскими феодалами, откуда происходил и сам. Он вместе с 16ю другими своими сообщниками был утоплен в пруде ханского дворца[63].
В среде восставших в последующие периоды все большую роль стали играть силы, стремившиеся усилить в движении крестьянских масс антиколониальную нап равленность. Крестьянская война 1873–1874 годов приобрела характер национальноосвободительного движения, направленного против колониальной политики царизма, что и проявлялось на решающем этапе восстания 1875–1876 гг. «Постоянные поборы, – указы вается в источнике, – и жестокости Худоярхана в последнее время до того озлобили все народности и сословия в ханстве, что бедные, забитые подд анные хана решились во что бы то ни стало сбросить ненавистное им бремя. Кипчаки и кыргызы, старые враги ханской власти в Коканде, нашли себе со юзников в среде населения городов и даже между при ближенными хана»3.
Узбеки, таджики и др. народы Средней Азии и рань ше сочувствовали восставшим кыргызам, а нередко и сам и участвовали в восстаниях. Теперь же это становилось массовым движением. В Журнале военных и политичес ких событий по границе Семиреченской области за ян варь – июль месяцы 1873 г.» говорится: «Кокандский властитель Худоярхан не пользуется, как известно, люб овью своего народа. Кипчаки и кыргызы ненавидят его за убийство кипчакского вождя Мусульманкула, поса дившего Худояра на ханский престол, оседлое население роптует на тяжкие налоги, все вообще недовольны жес токостью Худоярхана»[64].
Такое положение облегчало захват кыргызами отдельных городов и укреплений ханства. Население занятых восставшими районов и городов нигде не подвергалось притеснениям со стороны повстанцев. Солидарность угнетенных Худоярханом трудящихся масс узбеков с кыргызами была полной.
В ходе восстания нередко не только отдельные ханские воины, а иногда и целые отряды переходили в лагерь восставших. В последующие годы такой переход стал массовым. В то же время усилилось недоверие и тайная враждебность к хану со стороны ряда прибли женных при дворе. Об этом свидетельствует заговор Батырхана.
Восстание 1873–1874 гг. показало, как глубоко проникло недовольство против кокандского хана в гущу населения. Несмотря на свою стихийность, неорганизо ванность и локальность, восстание сильно расшатало господство кокандского хана над Южной Киргизией. Ус тановить спокойствие в ханстве не удавалось. Назрева ло новое, еще более грандиозное выступление народа.
[1] Цит. по книге: А. И. Макшеев. Исторический обзор Туркеста на и наступательного движения в него русских. Спб., 1890» стр. 246–247.
[2] Московские ведомости № 209 от 15 августа 1875 г.
[3] ЦГИА Узб. ССР, ф. КТГГ, д. 169, л. I.
[4] К.К. Абаза. Завоевание Туркестана. Спб., 1902, IV, стр. 228.
[5] Пантусов Н. Сборы и пошлины в бывшем Кокандском ханс тве. «Туркестанские ведомости», №№ 16, 17, 1876 г.
[6] Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т., II. Спб., 1906, стр. 332.
[7] Брянов. На память о Фергане. Н. Маргелан, 1904 г., стр. 53.
[8] Маев И. От Ташкента до Кульджи. Материалы для статистик и Турк. края, вып. II, Спб., 1873, стр. 295.
[9] Там же.
[10] М. Терентьев. Россия и Англия в Средней Азии. Спб., 1875, стр.
[11] .
[12] Там же, стр. 219.
[13] «С.Петербургские ведомости» за 1874 г., № 268.
[14] В. Н. Пантусов. Указ, соч., а также М. Терентьев. История завоевания Средней Азии, т. II, Спб., 1906.
[15] ЦИА Узб. ССР, фонд I, оп. 268, лл. 2–3.
[16] Тянге – 20 коп. по дореволюционному курсу рубля.
[17] ЦГВИА, фонд ВУА, д. № 6868, лл. 109–110
[18] «Биржевые ведомости». 1873 г., № 337
[19] Очерк Кокандского ханства. Вести. Европы, кн. X, 1875.
[20] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6868, лл. 111–112.
[21] Н. Обручев. Военностатистический сборник, вып. III, Спб., 1863, стр. 130.
[22] «С.Петербургские ведомости», № 268, от 28 сентября 1874 г. 2 «С.Петербургскис ведомости», № 268, от 28 сентября 1874 г.
[23] Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 408.
[24] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, оп. 3, д. 346, л. 176.
[25] ЦГИА Узб. ССР, ф. I, оп. 9, д. 278, л. 3.
[26] Н. П. Корытов. Самозванец Пулатхан, Ежегодник Ферган ской области, т. I, вып. 1902 г., Новый Маргелан, 1903, стр. 20.
[27] Л. Костенко. Экспедиция в Алайские горы. «Русский инвалид», 239, 1876 г.
[28] Н. П. Корытов. Указ, соч., стр. 20.
[29] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с; КТГГ, оп. 3, д. 243а, лл. 19–25.
[30] Н.П. Корытов. Указ. соч., стр. 22.
[31] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 476.
[32] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с; КТГГ, оп. 3, д. 243а, лл. 19–25.
[33] ЦГИА Узб. ССР, ф. Дипл. чинов., д. 14, арх. N° 337, лл. 11–12.
[34] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 476, а также ф. 11с, д. 196, л. 12.
[35] ЦГИА Узб. ССР, фонд КТГГ, опись I, д. 278, л. 74.
[36] М. А. Терентьев. История завоевания Средней Азии, Спб., 1906, т. II, стр. 333.
[37] ЦГИА Узб. ССР, ф. КТГГ, опись I, д. 278, лл. 26–30.
[38] Там же, ф. 715, д. 58, док. 531.
[39] ЦГИА Узб. ССР, ф. КТГГ, д. 278а, лл. 43–46.
[40] «С.Петербургские ведомости», 1874, № 268.
[41] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 46, док. 105.
[42] Там же.
[43] Там же, ф. 11с, оп. 3, д. 122, лл. 1–3.
[44] ЦГИА Узб. ССР, ф. КТГГ, оп. 1, д. 278, лл. 16–18.
[45] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11е, д. 197, л. 10; а также ЦГИА Узб. ССР,ф. 715, д. 58, док. 540 и 541.
[46] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11е, КТГГ, оп. 3, 1874, д. 197, л. 78.
[47] Там же, ф. 715, д. 58, док. 514.
[48] Там же, док. 541 и 566.
[49] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 541.
[50] Там же, док. 514.
[51] Там же, док. 540.
[52] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6884, лл. 95–96.
[53] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 566.
[54] История Узб. ССР, т. I, кн. II, Ташкент, 1956, стр. 94.
[55] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, КТГГ, д. 243а, л. 27.
[56] См. письмо Худоярхана к турк. ген.губернатору от 5 ноября 1873г. ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 336.
[57] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 536.
[58] Там же, д. 61, док. 208.
[59] ЦГИА Узб. ССР ф. 11е, КТГГ, д. 243а, л. 27.
[60] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11, д. 243, л. 171.
[61] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6884, лл. 95–96.
[62] М. А. Терентьев. Указ, соч., стр. 333.
[63] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 60, док. 170. 3 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 60, док. 170.
[64] ЦГИА Узб. ССР, ф.с, КТГГ, ол. 3, д. 198, лл. 20–21.
* * *
Кохандское ханство переживало в 70х годах XIX века глубокий внутренний кризис. Попытки Худоярхана поправить свое положение выколачиванием материаль ных средств из населения путем усиленного побора на логов вела к еще большему ухудшению внутреннего пол ожения ханства. Промышленность и торговля были в застое. Народ все более и более попадал в нищенское положение. Паразитизм двора и военночиновничьей знати продолжались попрежнему. Стремления Худоярхана исключительно жестокими мерами навести «поряд ок» среди своих подданных не давали эффекта. Надежд а Худоярхана на покровительство «всемогущего» тур кестанского генералгубернатора также не могла явиться гарантией сохранения и упрочения его власти. Как показали последующие события, силы, направлен ные на уничтожение власти Худоярхана, действовали внутри страны, и 1875 год явился последним годом правления этого наиболее жестокого и наименее талантл ивого и бездарного правителя на ханском престоле.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПАДЕНИЕ КОКАНДСКОГО ХАНСТВА
И ПРИНЯТИЕ РУССКОГО ПОДДАНСТВА ЮЖНЫМИ КИРГИЗАМИ
Несмотря на все усилия Худоярхана и принятые им жестокие карательные меры, обстановка в стране оставалась напряженной. В записке на имя царя исполняющий обязавности туркестанского генералгубернатора генерал Колпаковский писал 23 апреля 1874 г. «В посл еднее время отношения Худоярхана к его подданным изменились к худшему. Народ, озлобленный постоянным и поборами и бесцельными жестокостями своего повел ителя, стал высказывать все большее неудовольствие на образ правления хана»[1]… «вообще положение дел в Коканде таково, что малейшая случайность может выз вать взрыв восстания, последствия которого нельзя предвидеть»[2].
В этих условиях определенные круги феодалов и торговокупеческого слоя городского населения, а также мусульманского духовенства стали все более открыто выражать недовольство правлением Худоярхана. Они резко осуждали хана за то, что он стал послушным слу гой царского правительства.
Такая обстановка в стране благоприятствовала но вому выступлению повстанцев против Худоярхана. Вес ною 1875 г. Пулат в сопровождении группы приверженцев и своего сподвижника Мамыра из Кураминского района выступил из Чаткала, где временно находил убе жище. В это время в югозападной части ханства, в Лайляке, где были расположены кочевья кыргызских родов авахат и кесек, вновь начались стихийные волн ения. Пулат, имевший связь с предводителями подгот овляемого в этом районе восстания, прибыл сюда и нашел полную поддержку со стороны местного кыргыз ского населения. Влиятельные старшины здешних кыргызов – Мулла Касым и Орозалы – помогли Пулату вновь организовать вооруженные силы в несколько сот человек[3].
Вскоре восстанием были охвачены все районы Узгенз и Оша. По пути движения в сторону Намангана отряды Пулата непрерывно увеличивались и превращались н серьезную силу. Восстание и в 1875–1876 гг. носило народный, массовый, освободительный характер. Против восставших Худоярхан направил отборные отряды ханских войск, в числе 4000 человек, под начальством Абд рахмана Афтобачи, ИсаАулие и Сарымсак Ишикагасы. 17 июля под Андижаном встретились силы Пулата и Абдархмана. Однако сражения не произошло. Абдрахман вступил в переговоры с Пулатом. На такой шаг Абдрахман и его окружение шли под давлением сложивш ихся обстоятельств, когда стало уже совершенно оче видной невозможность подавления восстания военной силой. Известное значение в изменении позиций Абдрахмана и ряда других влиятельных лиц Коканда имело прибытие 13 июля 1875 г. в Коканд официального по сольства царского правительства, сопровождаемого каз ачьим отрядом. Феодальноклерикальные круги, уже до этого обвинявшие хана в измене «вере» и «отступнич естве» от «обычаев предков», оценили этот факт как выражение окончательной потери ханом последних ос татков своей самостоятельности. Они усмотрели в этом потерю и своих прав и привилегий, стали искать общую платформу с Пулатом, чтобы с его помощью отстоять свои привилегии и права на монопольную эксплуа тацию «своего» народа.
Кроме того, восставшие теперь значительно усилились за счет массового перехода на их сторону оседлого кишлачного и городского узбекского населения. Это также содействовало стремлению феодальноклерикальных элементов и торговокупеческой знати идти на перегово ры с восставшими. При таких условиях Абдрахман хор ошо понимал невозможность подавления восстания по ка на престоле будет оставаться Худоярхан. Абдрахман и ряд других видных придворных сановников и началь ники войск решили устранить Худоярхана, сохранив, однако, в неизменном виде прежние формы и характер государственного строя. Подходящей кандидатурой на ханский престол был сын Худоярхана НасрЭддин. Абдрахман Афтобачи надеялся при нем играть еще большую роль, чем при Худоярхане. Поэтому Абдрахм ан, вступив в переговоры, всячески старался уговорить Пулата дать согласие на кандидатуру НасрЭддина.
Пулат, еще недостаточно выяснив каковы будут будущие цели и направление внутренней и внешней политики нового хана, и поверив обещаниям Абдрахмана, дал свое согласие на провозглашение НасрЭддина ха ном. После этого 17 июля Абдрахман со всеми своими силами перешел в лагерь восставших. Тогда же перешел в лагерь восставших НасрЭддин, правивший Андижанс ким округом. В результате этого важный культурноэкономический центр Кокандского ханства – город Анд ижан – оказался в руках восставших. Вслед за этим перешел на сторону восставших Мурадбек, брат Худоярхана, правивший Маргеланским округом. Город Маргелан также был занят восставшими. К восставшим прис оединились и многие другие военачальники и наместник и хана со своими отрядами и гарнизонами городов.
Это сразу усилило лагерь повстанцев, но в то же время привело к изменению социального состава вос ставших и характера самого восстания. Теперь в восстании переплетались феодальномонархическая и анти феодальная тенденция, направленная на создание независимого от России ханства.
На последнем этапе восстание приобрело национальн оосвободительный, антиколониальный характер.
Известно, что Программа КПСС четко и ясно отмеч ает наличие в национальном движении общедемократического и реакционного содержаний. Общедемократичес кое содержание движения выражается в стремлении угнетенных народов к освобождению от колониального гнета, к национальной независимости и национальному возрождению. В то же время в движении угнетенной нац ии содержится и другая сторона, выражающая идеоло гию и интересы реакционной эксплуататорской верхуш ки[4]. В Программе КПСС это положение высказано применительно к эпохе империализма, однако оно в из вестной мере применимо и к феодальному периоду. «Рев олюционная оппозиция против феодализма,– указывал Ф. Энгельсу – проходит через все Средневековье. В за висимости от условий времени она выступает то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооружен ного восстания»[5].
В народных движениях колониального времени нередко демократическая и реакционная тенденции переплетаются между собой, объективно прогрессивные на циональноосвободительные движения приходили в соприкосновение с реакционными, феодальномонархическими движениями. Бывало и так, что сначала движение выступает ярко прогрессивным, демократическим, а под конец оно приобретает феодальномонархический характер. Или наоборот: сперва движение выступает как феодальномонархическое, а под конец оно перерастает в национальноосвободительную борьбу народных масс.
Конкретноисторические условия развития Коканд ского восстания, начиная с 1875 г., породили, наряду с прогрессивнодемократическим антицаристским направлением, реакционную струю, возглавляемую Абдрахма ном Афтобачи и НасрЭддином.
Духовенство и светские феодалы, чтобы увлечь за собой народные массы, пытались всеми способами влия ть на их сознание и прежде всего всячески играли на религиозных чувствах населения. Любопытно, что вос ставшие призывали русских принять ислам и тоже пе рейти на их сторону. В рапорте «Полевого штаба войск, действующих в Кокандском ханстве» на имя военного министра в сентябре 1875 г. сообщалось след ующее: «Интересны показания юнкеров Эйагольма, Колусовска и др. наших пленных, из которых видно, как кокандцам хотелось привлечь всех их на свою сторону, как они убеждали и под напором заставили (конечно внешне) принять мусульманство, обрили им головы и одели в чалмы и халаты… Еще оригинальнее документ, полученный в Ходженте и составляющий воззвание вож дей мусульманского движения ко всем начальникам русского Туркестана. В воззвании, прежде всего, пред лагается принятие мусульманства и переход всех русских тюря (начальников) на сторону кокандцев с обе щанием, что им будет тогда очень хорошо. Если же на это русские начальники не дадут согласия, то чтобы они уходили в Россию, а если и этого они не сделают, то тогда кокандцы обещают драться и силою заставят нас отступить из Туркестана»[6]. Был пущен в ход издавна известный, излюбленный духовенством и феодалами ло зунг «священной войны» мусульман против «неверн ых» – «газават». Этим путем представители феодальн ой знати и мусульманского духовенства, захватившие в свои руки руководство восстанием, прежде всего, отвод или удары трудящихся масс от себя, направляли борьб у масс не против феодальной знати, духовенства, тор говцев и ростовщиков, а против Худоярхана и его покровителя – царской России. Феодальноклерикаль ные элементы пытались придать справедливой борьбе народов против ханскофеодального гнета характер на циональной розни. Она объективно была направлена к отрыву народов Южной Киргизии от России и русского народа. Эта реакционная тенденция служила укрепле нию патриархальнофеодальных устоев кыргызского общ ества, упрочению ханской власти в Коканде; усилению феодальноханского гнета над трудящимися массами кыргызского и узбекского народов, укреплению классов ых позиций эксплуататорских классов Кокандского ханства. Хотя в восстании и продолжали участвовать массы трудящихся узбеков и кыргызов, но их борьбу Абдрахман Афтобачи и окружавшие его феодалы пыта лись направлять по националистическому пути.
Представители феодальной знати во главе с Абдрахманом Афтобачи и духовенство, пробравшиеся к руководству восстанием, ориентировались на такие отсталые феодальные государства Востока, как Турция, Иран, Афганистан и ДжетиШаар, за спиной которых стояли капиталистические государства Запада, Англия в част ности.
Однако подавляющая часть восставших преследовал а совершенно иные цели. Восставшие считали, что борьба против Худоярхана, приход к власти «хорошег о» хана положит конец их страданиям. Такую веру под держивал и разделял и Пулатхан. В условиях тог дашнего общественноэкономического и политического строя Средней Азии, а тем более Киргизии, где господс твовали патриархальнофео дальные отношения, отстал ый средневековый быт, еще немыслимо было выдви жение восставшими требований буржуазнодемократич еского характера. Неудивительно поэтому, что повстанцы Пулата в смысле непосредственной политич еской цели восстания – избрание хана – внешне схо дились с Абдрахманом и другими главарями феодальномонархического направления. Но это было только внешн е. В действительности повстанцы Пулата с самого начала расходились во взглядах с Абдрахманом и НасрЭддином, а впоследствии вступили с НасрЭддинсм в ожесточенную борьбу.
Следует отметить, что основоположники научного коммунизма при оценке того или иного национального движения или восстания за независимость исходили из того, насколько оно имеет объективно революционный, прогрессивный характер с точки зрения развития общереволюционного, общедемократического движения, несмотря даже на отсутствие в движении пролетарских элементов, республиканской или революционной программы или другой демократической основы. Движение народных масс объективно было направлено на расшатывание классовых позиций феодалов, в сущности оно являлось общедемократическим движением, поскольку народцые массы их борьба против феодальноханского угнетения и произвола являлись главным содержанием этого движения.
Но пока временно два различных по своему характ еру и методам борьбы движения объединились в вопрос е свержения Худоярхана. Такое положение сразу усил ило лагерь восставших. После занятия повстанческими отрядами городов Оша, Намангана, Андижана, Ассаке, Маргелана и других в Коканде царили беспорядок и паника среди придворных. В донесении Кауфману от 14 июля 1875 г. коллежский советник Вайнберг отмечал следующее: «Города Ош, Наманган, Андижан и Ассаке находятся во власти бунтовщиков, и они через тричет ыре дня могут появиться под стенами Коканда. Худояр совершенно упал духом, окружил себя диванами и по стоянно гадает, он не надеется ни на окружающих его, ни на кокандский гарнизон и думает обратиться за пом ощью к вашему высокопревосходительству»[7]. 21 июля восставшими было занято село АлтыАрык, расположенн ое в 40 верстах от Коканда. Севершенно бессильный подавить восстание, Худоярхан спешно обратился к своему покровителю генералгубернатору Кауфману. Он умолял его об отправке в Коканд русского войска. Хан писал: «Отдаю себя и Кокандское ханство под мог ущественное покровительство его величества государя императора и обращаюсь к вам с дружественною просьб ою благоволить приказать направить на город Коканд русское войско с артиллериею в возможно скором времени, дабы замыслы мятежников не осуществились.
Надеюсь, что вы изволите согласиться на исполнение моей просьбы»[8].
В Коканде стояли ханские войска, состоявшие примерно из 4 тысяч пехоты и 2 тысяч кавалерии с 68 орудиями. Кроме того, здесь же находился небольшой казачий отряд Скобелева, который должен был выступить на рекогносцировку дороги в Кашгар, но временно, ввиду усиления восстания, пока задерживался в Коканде. В Коканде были также караваны русских купцов.
В эту трудную минуту ханская власть была парализована, хан не знал что делать, он колебался: давать или не давать сражения восставшим. Он больше склон ялся к отказу от сражения, главным образом, изза ненадежности своих войск. Опасение хана не лишено было оснований. В ночь с 21 на 22 июля ханские войска под начальством второго сына Худояра – МухамедАмина перешли в лагерь восставших. Один из очевид цев, чиновник по дипломатической части, коллежский советник Вайнберг в своем донесении на имя туркестан ского генералгубернатора писал 28 июля 1875 г.: «Подн явшись с первою зарею, мы узнали, что половина нах одившегося в городе ханского войска, около 4000 чел. пехоты, вместе со вторым сыном хана МухамедАминбека, в эту ночь также удалилась из столицы, для прис оединения к восставшим». «Стали собираться запряг ать арбы и вьючить лошадей, как вдруг стоявшая в 100 шагах от нас ханская кавалерия (2000 чел.) пришла в волнение – собирались в кучу, срывали значки с древок, посматривали то к городу, то на нас и, мгновенно вскочив в седла, с гиком понеслись к Коканду». «Артил леристы вскочили на лошадей и также бросились к го роду, оставив орудия на позиции. Пехота, стоявшая от нас несколько дальше кавалерии, последовала примеру артиллерии и разбежалась по садам… Люди массами уходили от Худоярхана, но никто не присоединился к нему»[9].
Оставшись без войска, презираемый своими подданными, брошенный многими своими придворными и со ветниками, Худоярхан искал защиты у Скобелева. Утром 22 июля под прикрытием отряда Скобелева и своей личной охраны последний раз бежал Худоярхан из своей столицы, где он именем ханской власти совершал столько несправедливостей и насилий, убийств и грабежей, предательств и обмана, подкупов и жестокостей и много других преступных поступков. Хану не суждено было впредь видеть столь памятную своими черными и грязными делами столицу. 23 июля он был уже в Ход женте, а 5 августа вынужден был уехать в Ташкент как наиболее безопасное для него место. Восставшие в тот же день заняли Коканд.
С переходом ханского войска на сторону восставших усилилось влияние Абдрахмана Афтобачи и окружавш их его феодалов, военачальников, духовенства. 24 июля ханом был провозглашен НасрЭддин, на что Абдрахман получил согласие Пулата еще накануне сво его перехода на сторону восставших.
Абдрахман Афтобачи и окружавшие его феодалы, муллы, ишаны, казии во главе с НасрЭддином стреми лись лишь к изменению некоторых форм правления для обмана народных масс, сохранив, однако, все прежние политические и экономические порядки в неприкосно венности. Они сразу же встали на путь поисков примир ения с туркестанским генералгубернатором Кауфма ном. Оправдывая свои поступки перед ним, Абдрахман Афтобачи, ИсаАулие и Халыкназар Парваначи 28 июля 1875 г. писали:
«С населения Коканда, мусульман, со времени дедов и прадедов взимались харадж и танап, а также и друг ие подати, установленные шариатом, и взимались по определенному порядку. Со времени Шир Мухамед Алих ана существовал подобный порядок, а народ тогда прож ивал в совершенном спокойствии, возносил благодаре ние к всевышнему творцу. По восшествии же на прес тол его высокостепенства Худоярхана он сошел с пути шариата и переступил установленные пределы, за что его и постигло должное возмездие. После тысячи раск аяний он прибег к защите эмира бухарского и был восстановлен с условием соблюдения шариатских поста новлений. Через некоторое время он стал действовать столь же дурно против шариата, как и прежде, так что народ с трудом переносил тяжелые нововведения и, нак онец, не стерпел и поднялся со всех сторон; но хан и тогда не хотел обратить на это внимание и увеличил еще притеснения.
Сколько раз его просили смягчить образ действия, но он никогда не соглашался. Тогда, наконец, народ отвернулся от него»1.
1 ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6877, лл. 88, 89, а также ЦГИА Узб. ССР. ф.715, д. 63, 1875, док. 161.
В этом документе нет слов о скольконибудь серьезн ых изменениях в политике нового правительства, а лишь оправдание перед туркестанским генералгуберна тором в том, почему надо было свергать Худоярхана. Разумеется, народные массы не могли удовлетвориться деятельностью новых властей.
Будучи не в силах успокоить народы ханства, вовлеченные в мощное движение, не стремясь разрешить ко ренные социальные вопросы, волновавшие широкие тру довые слои населения, Абдрахман Афтобачи и Наср Эддин решили отвлечь внимание восставших от жгучих социальных проблем провозглашением «священной» войны против «неверных» кафиров. Под этим реакцион ным лозунгом в условиях ужасающей темноты и страш ной отсталости народа, господства религиозного мракоб есия и фанатизма легче всего было отвлечь внимание восставших от острых социальных и политических вопро сов. Под лозунгом «газавата» феодальноклерикальные элементы надеялись использовать восставших в сво их реакционных целях. Эта группа руководящей верхушк и была в значительной своей части пропитана реакци онной исламистской и тюркистской националистической идеологией. В своих внешних политических взаимоотнош ениях она придерживалась ориентации на «мусульманс кий» Восток, где руководящую роль отводили среднев ековой оттоманской Турции. Отсталые реакционные му сульманские средневековые государства Востока, за спиной которых стояли хищнические капиталистические государства Западной Европы, и Англии прежде всего, являлись для кокандских феодалов главными факторами их политической ориентации. Эти феодальноклерикальн ые элементы Коканда составляли теперь руководящую группу в лагере восставших, они непрочь были вернуть обратно отобранные до этого Российской империей терр итории ханства и добиться независимости этого ханс тва от России, но при сохранении старых порядков. Такова была позиция феодальноклерикальной верхушк и, ставшей у власти в Коканде после свержения Худоярхана.
Привыкшие к различного рода авантюрам и феодальным междоусобицам, представители феодалов, военачальники и другие лица из окружения нового хана решили направить силы восставшего народа против господства России в Средней Азии. О таком наме рении Абдрахмана вскоре стало известно Кауфману. В газете «Голос» № 304 за 1875 г. сообщалось: мулла ИсаАулие «…вместе с Абдрахманом Афтобачи находилс я во главе партии, враждебной русским, и надеявшиеся восстановить мусульманских государей Средней Азии».
Абдрахман, НасрЭддин и мулла ИсаАулие выпус тили ряд воззваний к народу. Они призывали народ подняться на «священную» войну против «неверных». Воззвания ярко характеризуют реакционные цели и зад ачи феодальноклерикальных элементов ханства и их попытки использовать народное восстание в своих инте ресах, направив движение по линии межнациональной розни.
В одном из воззваний Абдрахмана говорилось: «…вот уже 12 лет… как русские завладели мусульманскими городами: Ташкентом, УраТюбе и Самаркандом и сделали ущерб нашей религии. Поэтому мы, весь мусульманс кий народ, просили нашего хана, чтобы он начал свя щенную войну; но он, заблудившись от истины по неверн ой дороге, от белого царя получил титул светлейшего хана, не принимал наших просьб и советов, отдался бел ому царю, отвратил свое лицо от страны мусульман и, наконец, ушел от нас. После этого мы все духовные лица, ученые, эмиры и жители, собравшись вместе с об щего согласия, старшего сына нашего хана НасрЭддина в добрый час возвели на ханский трон, признали его на шим верховным правителем ради всемогущего бога и его великого пророка и священной войны! Все мы, от стар шего до младшего* признали религиозную войну для се бя обязательной. Надеясь на помощь бога, будем вое вать с неверными… до последнего человека!»[10]
В другом воззвании за подписью нового хана Наср Эддина на имя волостных управителей мы читаем: «…
Исполняя заповедь бога и религиозные представления пророка Мухамеда… здешние кыргызы, кипчаки, городские и сельские жители, согласившись между собой, ре шили начать священную войну. Для этого я отправил туда, к Дарье, своего АмирЛяшкара, Ходжидатху, назначив его начальником над обществами кочевников. Вы соединитесь с ними и действуйте заодно для подкрепления нашей исламской веры, за что вы получите больш ую награду от бога, его великого и от нас»[11].
Подобные воззвания оказывали свое влияние на население не только подвластной Коканду территории, но и на население, живущее в пограничных районах Туркестанского генералгубернаторства.
Восстание быстро распространилось до границ ханства и охватило уже пределы Кураминского уезда Туркестанского генералгубернаторства. Повстанческий от ряд Зюльфакара, перешедший границу в Кураминском уезде, 6 августа 1875 г. взял кишлак Аблык. Потом он разбился на 2 отряда. Один пошел в долину реки Ангр ен с целью поднять на восстание население подвласт ной России территории, другой действовал на сообще ниях между Ташкентом и Ходжентом.
Среди населения этих районов восставшие распространяли воззвания. Большинство воззваний было пропитано идеологией «газавата».
Религиозная оболочка движения, в условиях отсталого общественноэкономического и политического развития народов Средней Азии, была до некоторой степени неизбежной. «Выступление политического протеста под религиозной оболочкой,– писал В. И. Ленин,– есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития…»[12]
Призывы восставших находили сочувствие и отклики почти повсеместно среди населения. Коегде в селениях стали появляться небольшие отряды, которые переходил и границу ханства и присоединялись к восставшим.
Аулиеатинский уездный начальник доносил: на аулиеатинских кыргызов надеяться нельзя… многие из влиятельных людей… находятся в сношениях с предводителями шаек…»[13]
В рапорте начальника АулиеАтинского уезда на имя военного губернатора СырДарьинской области от 18 ав густа 1875 года сообщалось следующее: «Вечером 15 ав густа я прибыл вместе с сотнею к ущелью Карабура. Здесь подтвердилось известие о сосредоточении кокандцев в Актаме и мне стало известно, что собирающаяся шайка состоит по большей части из каракиргизов, кото рые, имея в виду войти в наши пределы, надеются на помощь наших каракиргизов, занимающих своими ко чевками ущелье, через которое можно ворваться в Аулиеатинский уезд.
По сведениям, доставленным моими лазутчиками, на ши каракиргизы получили воззвание мятежников и многие из них, т.е., наших каракиргизов, были не прочь примкнуть к мятежникам. Несколько подозрительных личностей, основавшихся между нашими каракиргизам и, захвачены мною и арестованы»2.
Потребовалось усилить охрану пограничных районов от вторжения повстанцев или проникновения их влияния. Военный губернатор СырДарьинской области предписывал уездному начальнику Ходжентского уезда: «… объявить во всех кишлаках и аулах местным властям, что ежели подведомственное им население будет участ вовать в шайках, скрывать их, или помогать каким бы то ни было способом этим шайкам, то кишлак или аул будет разорен, а начальники их подвергнутся заслуженн ому наказанию»[14].
Аналогичные указания давались и другим уездным начальникам. Но, несмотря на это, население продолжал о сочувствовать восставшим. Когда военный губерна тор Семиреченской области попытался послать манапа Шабдана Джантаева в лагерь повстанцев для организац ии захвата Пулата, последний об этой неблаговидной миссии был предупрежден кыргызами Токмакского уезда.
В уездах, прилегавших к границам Кокандского хан с тва, обстановка была такова, что успех восставших вызвал бы волнения среди населения. Однако восстание не приняло широкого размаха. Дальнейшему развертыванию движения мешали, вопервых, разногласия в ла гере восставших, в частности между Абдрахманом Афтобачи и НасрЭддином, с одной стороны, и Пулатом, с другой, вовторых, превосходящие военные силы турке станского генералгубернатора. Но тем не менее, повс танческие отряды вначале имели некоторый успех. Был и прерваны сообщения между Ходжентом и Ташкент ом, Ташкентом и Курамой. В рапорте Полевого штаба войск, действующих в Кокандском ханстве» военному министру в сентябре 1875 г. указывается: что 9 августа 1875 г. «…шайка в 5 тыс. кыргыз переправилась через СырДарью и сел. Махрама, заняла кишлак СамгарКураминского уезда, в 25 верстах от Ходжента, и дейс твует оттуда на почтовые сообщения Ходжента с Таш кентом»[15]. Повстанцы сожгли стеклянный завод купца Исаева. Отряды повстанцев появились в Чаткале. 25 авг уста 1875 г. начальник АулиеАтинского уезда доносил военному губернатору Сыр Дарьинской области: «…я пол учил достоверное сведение, что в одном переходе от мени в долине Чаткала появилась часть шайки Ажи и Мумына в числе 1000 человек, и что остальные шайки в значительных силах, находящиеся на Актаме, намерены пройти ущелье Чанаш и соединиться на Чаткале с теми, которые появились там раньше»[16]. 28 августа он доно сил: «Когда произошло восстание в Коканде и мятеж ники ворвались в нашу территорию, на разных пунктах начали распространяться слухи, что кокандцы проник нут в Аулиеатинский уезд. Затем получилось сведение, что Мумын, совершивши злодеяние, скрылся из Курам инского уезда и с недобрыми замыслами пробрался в Аулиеатинский, где у него много родных из влиятельных лиц, на помощь которых он вполне мог рассчитывать. Одновременно с этим до меня дошли слухи, что шайка кокандцев под предводительством Ажи собралась на АкТаме у южного склона Чанашского перевала с намерением проникнуть в Аулиеатинский уезд»[17].
9 августа 1875 года восставшие напали на Ходжент, но не сумели овладеть городом. Прибывшие вскоре из УраТюбе и Ташкента подкрепления заставили повстан цев отступить. Командование царских войск в Туркестан е правильно оценило всю опасность создавшегося полож ения. Стало ясно, что если восстанию не будет нанесен быстрый и сокрушительный удар, то оно вскоре перекин ется в пределы Туркестанского генералгубернаторства, и тогда потребуются несравненно большие усилия для нового упрочения господства России в Туркестанском крае.
Кауфману еще не совсем были ясны цели Абдрахмана и НасрЭддина. Но предварительные данные, в частн ости об Абдрахмане, не оставляли сомнений в их далеко идущих целях. Генералгубернатору Вайнберг писал в своем донесении: «Утверждение власти Абдрахмана Афтобачи нам ни в коем случае желать не следует», он «…будет стремиться создать, сколь возможно, сильное ханство при содействии его естественного союзника Якуббека, владетеля Кашгары»[18].
Но Кауфман вначале придерживался прежней политики и стремился держать Кокандское ханство, как и прежде, на положении вассального государства, а его хана иметь как марионетку в своих руках. Он вступил в переговоры с НасрЭддином, признал его ханом Ко канда и стремился упрочить его положение на престол е[19]. Генералгубернатор Туркестана 4 августа 1875 года писал новому хану: «Ваша светлость. После пожелания всего лучшего содержание следующее: письмо от 8 Раджаба, т. е июля, которым вы извещаете меня об избран ии вашим народом, духовенством и сановниками на престол Кокандский было исправно мною получено. Вам должно быть весьма хорошо известно, что я никогда не одобрял образ действия вашего родителя, хотя находилс я с ним в долголетней дружбе. В настоящее же время я согласен признать вас ханом кокандским, но лишь по исполнении вами следующих условий: во 1х, признание договора, заключенного мною с Худоярханом в 1868 г. Так водится между всеми правительствами и народами, а также полное восстановление кредита наших купцов, подорванного последними событиями; 2) отыскание и возвращение имущества нашего посольства, отнятого восставшими против Худоярхана войсками при содейст вии артиллерийского огня, направленного против рус ских, так как при выступлении с уроч. ГауХане хан находился на три версты впереди наших офицеров. Если же будет невозможно отыскать это имущество, то вы не оставите распорядиться немедленным денежным возн аграждением за все разграбленные вещи, сумму же стоимости пропавшего имущества я не премину сооб щить вам впоследствии, так как все потери не приведены еще в ясность; 3) я требую уплаты за кун 2х убитых джигитов, находившихся при нашем посольстве; в 4х, я считаю необходимым назначение пенсии отцу вашему Худоярхану вместе с оставшимися ему верными сановниками и свитой. О размере предполагаемого содержан ия я сообщу впоследствии. Я уже прежде имел случай доказать вам свое расположение и вы в нем сомневатьс я не можете, поэтому я радуюсь избранию вашему на ханство, тем не менее, однако, требования мои тверды и исполнить их следует в точности и только по уведомле нии согласия вашего я могу признать вас, именем госуд аря императора, ханом кокандским. Прошу вашу свет лость прислать ответ на это письмо в возможно скором времени»[20].
Но в то же время Кауфман опасался энергичного главнокомандующего хана – Абдрахмана. Он решил устранить его. 13 августа Кауфман распространил воз звание с призывом поймать и представить ему Абдрах мана Афтобачи, обещая выдавшим награды и милости[21]. Одновременно Кауфман дал распоряжение военным сил ам выступить на подавление восстания. Он телеграфир овал в военное министерство: «В Кокандском ханстве переворот, ханские войска перешли на сторону мятеж ников, посольство наше прикрыло отступление хана с семейством и приближенными в Ходжент… инсургенты преследовали посольство, и казаки подверглись ружей ному и артиллерийскому огню, у нас было убито 2 джиг ита; Абдрахман Афтобачи во главе восстания, объявил джехад, готовится к походу, высылает эмиссаров в наши кишлаки»[22].
Кауфман правильно оценил всю серьезность положе ния в Кокандском ханстве и опасность охвата восстани ем и подвластной России территории Средней Азии. Но опасение вызывалось не только этим обстоятельством. Всякие серьезные политические и военные события происшедшие в Кокандском ханстве, неизбежно должны были оказать влияние на всю Среднюю Азию и даже на Кашгарию. Необходимо было в отношении Кокандского ханства проявить решительность, заняв его военными силами, и тем самым совершенно подавить попытки под нять антироссийское движение. В донесении на имя во енного министра Кауфман следующим образом изложил 4 августа 1875 г. свои соображения в отношении Кок андского ханства: «Если не занять Кокандское ханство, то в случае переворота в Бухаре подобного тому, какой случился теперь в Коканде, мы не будем иметь средств противостать мусульманскому здесь движению столь же энергично и успешно. Нельзя ручаться также, чтобы по вторение подобной вспышки и в Бухаре вызывало к уча стию в действиях против нас и Кашгара. Тогда не вла дея Кокандом, который снова двинется, как бы ни был наказан, не будет средств действовать в ту и другую сторону. Настоящие события вызывают занятия нами позиции в Кокандском ханстве и сформирование новых резервов в Ташкенте; тогда можно надеяться на спокой ствие Кашгара и будут средства успокоить Бухару в случае движения там»[23].
Сознавая всю серьезность создавшегося положения в Кокандском ханстве, Кауфман, мнение которого полу чило одобрение со стороны царского правительства, реш ил приступить к решительным действиям. Он мобили зовал все военные силы для того, чтобы быть готовым к подавлению восстания вооруженным путем. Считая наличные силы недостаточными, Кауфман мобилизовал освобожденные низшие чины в Ташкенте, задержал идущ их на действительную службу новобранцев, число кот орых доходило до 1600 человек, а также вооружил всех чиновников и служащих почтовых станций. Одновремен но генералгубернатор просил подкрепление из центра. 17 августа Кауфман телеграфировал Милютину: «Для защиты ханства настоя тельно необходимо пять батальо нов, десять сотен, две батареи. Расходы на содержание этих частей с избытком покроются с ханства. Необходимо поторопиться с высылкой в край новых частей войск»[24]. Просимые Кауфманом подкрепления прибыли в январе 1876 г.[25]
Кауфман, хотя и получал успокоительные письма от нового хана НасрЭддина и Абдрахмана Афтобачи, ему в то же время поступали тревожные сведения о дейст виях повстанцев в Кураминском районе. Отдельные пов станческие отряды уже перешли на подвластные России территории в долине Ангрена и в окрестностях Ходжента и Ташкента. Новый хан под давлением антироссийски настроенных приближенных к нему феодалов, духовенс тва и торговцев не запрещал эти действия, он закрывал на них глаза в надежде, что, может быть, удастся вер нуть отобранные Россией территории ханства и добиться независимости.
Кауфман спешно сформировал в Ташкенте летучий отряд, состоящий из четырех с половиной сотен казаков, стрелкового батальона и дивизиона артиллерии под командованием генераллейтенанта Головачева. 7 августа он двинул собранные войска по направлению к передо вым отрядам восставших. 13 августа отряд Головачева был у стен крепости Теляу и занял Карыс. Разбитые здесь мелкие отряды восставших отступали к городу Махраму, где сосредоточились основные их силы. Кауфм ан стягивал свои силы к Ходженту. Сюда прибыли и отряды, выступившие из Самарканда, прибыл и сам Кауфман. Повстанцы укрепились в крепости Махрам. О численности восставших, расположившихся у крепости Махрам, нет точных данных. Но во всяком случае силы были значительные.
Повстанцы укрепили оборонительные стены крепости, вокруг стен вырыли ров, наполненный водой. На крепо сти было установлено 24 орудия. 20 августа отряды Ка уфмана выступили из Ходжента и 22 августа 1875 г. произошла встреча с силами Абдрахмана Афтобачи у крепости Махрам. После усиленного артиллерийского обстрела Скобелеву удалось занять крепость.
Плохо вооруженные и малоорганизованные отряды повстанцев понесли серьезные потери. Остатки разбитых частей Абдрахмана в числе около 5 тыс. человек организованно отступили в Коканд, рассчитывая здесь пополнить свои силы и дать генеральное сражение Скобел еву. Но в Коканде произошло неожиданное событие: хан НасрЭддин и окружавшие его феодалы неожиданно изменили свои позиции, закрыли ворота столицы перед отступавшими силами Абдрахмана и Пулата. С получен ием известия о поражении Абдрахмана и Пулата у крепости Махрам, они решили отколоться от повстанцев, вступить в переговоры с Кауфманом, беспрекословно принять все его условия и сохранить на ханском престоле НасрЭддина. Они даже рассчитывали получить по мощь и поддержку царской власти против повстанцев. После этого начался полный разлад в лагере повстанцев.
Серьезные противоречия, которые давно существовали между Пулатом и НасрЭддином в скрытой форме, теперь полностью выступили наружу. В дальнейшем эти разногласия все усугублялись и впоследствии, как увид им, превратились в беспощадную борьбу между Наср Эддином и Пулатом.
26 августа 1875 г., когда отряды Скобелева остановились у кишлака ГайданМазар, к нему прибыла депутация хана НасрЭддина во главе с ишаном ФазилАх метНезумом и ИсаАулие с предложением мира и дружбы. Скобелев вступил с ними в переговоры и про сил не оказывать сопротивления. В рапорте на имя вое нного министра об этом он писал 26 августа: «Я поруч ил ишану ФазилАхмету передать на словах ханузаде и жителям Коканда, что если они меня встретят хлебомсолью, изъявят покорность, предадут себя на милосерд ие Государя императора, то войска Его Императорско го Величества не сделают никому зла и никого не обидят; если же Коканд встретит отряд вооруженною рук ою, то пощады не будет. Он будет занят с боя, разгромлен, и тогда кровь несчастных жертв падет на головы виновных в непокорности и несправедливой борь бе против войск Белого царя…»[26].
На следующий день кокандский хан НасрЭддин выехал навстречу Кауфману с изъявлением полной покорности и готовности исполнять все его требования. Кауфман принял НасрЭддина дружественно, так как имел намерение вместо изгнанного восставшими Худоярхана держать его своим ставленником на кокандском пре столе.
НасрЭддине у царских властей еще до этого сло жилось положительное мнение. Колпаковский в 1873 г., временно исполнявший тогда обязанности туркестанско го генералгубернатора, писал военному министру: «…в случае возобновления восстания, могущего быть причин ой бегства или даже смерти Худоярхана… все старания должны быть направлены к обеспечению наследования за сыном хана, НасрЭддинбеком, человеком вполне преданным нашим интересам и хорошо понимающим положение ханства. Без сомнения нельзя ручаться, что при народном восстании не будет избрано и другое лиц о, которое неисполнением договора может вызвать с нашей стороны понудительные меры и вооруженное вме шательство»[27].
После свидания с НасрЭддином Кауфман в донесении военному министру писал: «По личным объяснениям моим с ханом Заде, выехавшим ко мне на встречу с изъявлениями преданности и покорности государю императору, я убедился, что хан Заде лично не виновен во вторжении кокандцев в наши пределы. Главный винов ник движения против нас Абдрахман Афтобачи силою привлек его на свою сторону… Я признаю хана Заде че ловеком, с которым можно иметь дело. Полагаю, однак о, что для будущего спокойствия необходимо располо жить наш отряд на берегу с Наманганом. Это располо жение упрочит наше здесь положение в такой же мере, как расположение отряда в ИстроАлександровом утверд ило наши позиции на АмуДарье по отношению к хану Хивинскому, но для этого необходимо усиление войск!»[28]
Встреча НасрЭддина с Кауфманом положила начало мирным переговорам между ними. Ворота Коканда был и открыты перед Скобелевым. Заключение НасрЭдди ном мирного соглашения с Кауфманом толкнуло значи тельную часть кыргызов и кипчаков, участвовавших в восс тании, также просить мира. 31 августа 1875 г. Кауфман получил письмо Абдрахмана Афтобачи и других старшин кыргызов, в котором последние просили мира. К письму было приложено 70 печатей. В донесении на имя военного министра Кауфман писал 1 сентября 1875 г.: Абдрахман Афтобачи и «…представители всех родов кочевого населения ханства просят даровать им такое же спокойствие, каким пользуются жители Коканда и всего пройденного от Махрама пространства»[29].
Однако мирные намерения недавних повстанцев не заслуживали доверия со стороны Кауфмана. К тому же такие генералы царской армии, как Скобелев, Головач ев и другие, жаждавшие подвигов и славы на военном поприще, не хотели так легко помириться с восставши ми. Малоорганизованные, плохо вооруженные, необученн ые повстанческие отряды, несмотря на свое численное превосходство, гарантировали легкую победу Скобелеву и представляли для всего офицерского состава наилуч ший случай отличиться, получить повышение в воинских званиях, должностях, добиться орденов, наград, поощр ений и т. д. Они были заинтересованы в том, чтобы исп ользовать малейший повод для начала широкого военного наступления. В этом отношении характерно след ующее донесение генераллейтенанта Головачева от 17 августа 1875 года. «Из кипчаков,– писал он,– сегодн я пришли жители и принесли достархан. Так как всё кишлачные жители заведомо принимали участие в вос стании, чему есть очень много доказательств, я этой ихн ей хлебасоли не принял»[30].
Нужно сказать, что одной из характерных особенностей присоединения Средней Азии к России было то, что здесь вопреки истинным намерениям и желаниям массы населения, совершенно мирно настроенной и готовой мирно принять подданство Российской империи, генера литет и офицерство царской армии нередко придержив ались другой цели. Многие генералы и офицеры царс кой армии стремились спровоцировать военные конф ликты и вызвать военные действия. Они старались придать событиям, связанным с присоединением тех или иных районов или городов, характер «завоеваний», хар актер «героических» походов, подвигов, «блестящих побед», обусловленных «гениальным полководческим та лантом» главнокомандующих и т. д. и т. п. При изуче нии процесса присоединения среднеазиатских народов к России необходимо учитывать это положение. Желание во что бы то ни стало отличиться, стяжать себе славу талантливых полководцев – «завоевателей» особенно отчетливо выступает на примере подавления кокандского восстания 1875–1876 гг. и присоединения Южной Киргизии к России.
Кауфман после свидания с НасрЭддином, предварительно согласовав с ним основы будущего договора, вскоре переехал в Маргелан, занятый Скобелевым у восставших. Скобелеву было предложено продолжать дальнейшее преследование «бунтовщиков». Повстанцы не оказывали серьезного сопротивления. 8 сентября от ряды Скобелева, заняв Маргелан, уже 10 сентября зан яли г. Ош. 21 сентября 1875 года к хану НасрЭддину прибыли с проектом мирного договора посланный от Кауфмана чиновник Вайнберг и переводчик татарин Ибрагимов.
Договор носил колониальный характер. По договору Кокандское ханство превращалось в вассала Российской империи, попадая в полную зависимость от последней. Кокандское ханство лишилось права самостоятельного сношения с другими государствами, в частности, объявления войны и заключения мира без соответствующего согласия царского правительства.
Россия получила право беспошлинной торговли российских купцов в Кокандском ханстве и свободного их передвижения на территории ханства. России было представлено право безвозмездной разработки полезных ископаемых на территории ханства и строительства здесь заводов и фабрик. Хан признал отошедшими к России земли, расположенные на правом берегу верхнего течения СырДарьи с городом Наманганом. Кроме того, кокандское правительство должно было уплатить крупную контрибуцию.
Договор закреплял за Россией наиболее стратегиче ски важные пункты в Кокандском ханстве. Это необхо димо было для того, чтобы расположить в них нужное количество военных сил, держать под контролем наибол ее важные в экономическом и политическом отношении район ы ханства. Таким важным пунктом, в частности, был тогда город Наманган с прилегающими к нему райо нами. Поэтому он должен был отойти к России. Подч еркивая важное стратегическое положение г. Наманган а, Кауфман в донесении военному министру писал 13 сентября 1875 г.: «Позиция в Намангане в стратегиче ском отношении совершенно центральна относительно всего Кокандского ханства. Стоя твердо в этой позиции и имея в составе расположенного на берегу Дарьи отр яда значительную подвижную часть, мы получим воз можность следить за ходом дел в Кокандском ханстве и в случае надобности направлять или к Коканду или в земли кипчаков и каракиргизов нашу вооруженную си лу»[31].
Придавая важное стратегическое значение занятию Намангана, Кауфман писал в другом донесении: «Занятие Наманганского округа весьма выгодно еще и в том отношении, что мы ближе свяжемся с нашим Нарынским краем, который… далеко от резервов, и почти бес помощен в случае внезапного открытия враждебных действий против него со стороны Кашгара»[32].
Договор НасрЭддина с Кауфманом вызвал недовольство со стороны ряда влиятельных лиц из окруже ния хана. Из них среды наиболее видные – мулла ИсаАулие, Зюльфакар и Махмуджан 22 сентября, во время приезда НасрЭддина в лагерь Кауфмана для подписа ния договора, были арестованы и отправлены в Ташкент для дальнейшей ссылки в другие края[33].
Из вновь приобретенных земель был создан Наман ганский отдел в составе Туркестанского генералгубернаторства[34]. Начальником этого отдела был назначен генерал Скобелев.
Однако внутри страны, даже в окружении хана, среди придворных и военачальников осталось немало недовольных элементов, которые не одобряли действия новог о хана и неохотно поддерживали его. Такая обстановка облегчала действия Пулата, который оставался непокорным. Недовольные хану элементы стали поддерживать Пулата. Последний вскоре был провозглашен ханом. «…Пулатхан,– сообщает Н. П. Корытов,– со своими приверженцами из Ляйляка пробрался в восточную часть ханства, и к нему собрались многие из влиятельных представителей кипчаков и кыргыз, занимавших своими кочевьями восточные и южные горные районы ханства, а именно: УразАли, Бутабек, Багышбек, Мулла Юлджаш, Кийкбай пансат, Исфадиар, МырзаКул, ЯрМат, АмалииьАгасы, Шамырза, Умарбек, Хасанбек, СулайманУдайчы, кураминец АбдуМумын и др. Эти лица, не признавшие хана НасрЭддйна, как ставленника русских, собравшись в кишлак БутаКара за Андижаном, провозгласили ханом Пулатхана и по древнему обычаю подняли его на белом войлоке»[35].
Пулатхана его сторонники выдавали за внука Алим хана и поэтому признавали законным претендентом на ханский престол. С целью разоблачения Пулатхана как самозванца его противниками и царскими властями было проведено расследование и установлено существован ие подлинного внука Алимхана, Пулата, который ни какого отношения не имел к Пулатхану. Начальник Зеравшанского отдела в донесении туркестанскому ге нералгубернатору от 6 января 1876 г. писал: «Милости вый государь Герасим Алексеевич, начальник Самар кандского отдела капитан Шпицберг доложил мне, что несколько дней тому назад в гор. Самарканде между некоторыми туземцами прошел слух, что будто в мечети ХоджаАхрара (вне города) находится уже давно сын Аталыкхана, Пулатхан, именем которого называется нынешний самозванный хан Кокандский.
Слух этот, как видно, вышел из самой мечети ХоджаАхрар и относился к человеку совершенно бедному, ни кому неизвестному и живущему в этой мечети уже более 20 лет, притом единственно благотворительностью мул лы и мутевалия мечети, женатого на родной сестре этого человека.
Я приказал во всей подробности разобрать, откуда именно появился этот слух и какие к нему могли быть основания, и в настоящее время могу доложить вашему прству следующее: названный человек именует себя прямо Пулатханом, сыном Аталыкхана, бывшего (каж ется лет 65 тому назад) ханом Кокандским.
Первое время, когда к нему обратились с расспросам и, он отвечал неясно и отзывался, что не помнит хорош о своего происхождения, упоминая только, что он из Коканда, ханского происхождения и зовут его Фулатханом; затем приглашенный к начальнику отдела он рассказал более подробно как о своем происхождении, так и об обстоятельствах прежней своей жизни.
Он говорит, что когда Умархан убил своего брата Алимхана, то жена последнего с сыном Аталыкханом бежала в Каратегин.
Шах Каратегинский воспитал Аталыкхана и, женив его на своей дочери, отправил его на службу к эмиру Бухарскому в Самарканд; из Самарканда Аталыкхан отправился в Коканд искать престола своего отца, но в Коканде он был убит.
Жена его и дети, т.е., он Пулатхан и его сестра, остались после смерти Аталыкхана без всяких средств к жизни.
Когда умерла мать, сестра Пулатхана, по приказан ию покойного эмира, вышла замуж за мутевалия мечет и – ХоджаАхрар, а он, Пулатхан, остался при мече ти, где и живет безвозмездно и поныне.
Кроме нескольких стариков в мечети его происхождения никто не знает и сам он лично почти о нем забыл, или по крайней мере очень редко о нем вспоминает.
Не имея никаких знакомых, кроме лиц, живущих при мечети, и занятый исключительно науками, он ничег о не знает о настоящих делах в Коканде, ничего про эти дела не слыхал, да и мало этим интересуется. Прож ивающий в Самарканде племянник Худоярхана, Нассырхан, первый узнавший Пулатхана, подтвердил справедливость всего его рассказа.
Начальнику отдела подтвердили то же самое мутевалий мечети и несколько стариков, знавших всю эту историю.
Лично я видел этого человека. По наружности ему лет 35. Лицо носит следы оспы и левый глаз крив. Он кажется очень простым, недалеким человеком. Следы крайней бедности видны во всем; говорит он, впрочем, довольно толково.
Он мне лично передал, что он сын Аталыкхана и внук Алимхана. Подтвердил также в коротких словах и историю своего водворения в мечети ХоджаАхрар.
По словам Нассырхана, нынешний самозванный хан Кокандский, именуемый себя Пулатханом, никто другой, как простой кыргыз из рода Бустан, настоящее имя которого МуллаИсхак. Говорят, что он очень похож на Пулатхана Самаркандского.
Спеша дополнить вашему прству о всем вышеизложенном, я считаю своим долгом присовокупить, что удостовериться окончательно в личности нового Пулатхана и в справедливости его рассказа я, к сожалению, в своих руках надлежащих средств не имею. Кроме нес кольких стариков, никто этой истории не знает.
Документов же никаких о личности Пулатхана ни в мечети, ни у мутевалия не имеется.
Может быть ваше прство найдете возможным приказать проверить весь рассказ о Пулатхане с другой стороны, а именно через МирзаХакима, или других лиц, знающих хорошо историю Коканда за последние 50 лет»[36].
Хотя существование настоящего Пулатхана, внука Алимхана было установлено со всей достоверностью, повстанцы однако не придавали этому никакого значен ия, точно так же, как в свое время восставшие кресть яне России не придавали значения тому, что под именем Петра III выступал Емельян Пугачев. Повстанцы про должали самозванца Пулатхана считать законным пре тендентом на ханскую власть в Коканде.
Несмотря на недавнее поражение, Пулатхану удал ось вновь собрать значительные вооруженные силы, состоявшие в основном из дружин кыргызских феодалов, и распространить свое влияние на ряд районов Кокандского ханства. Своим местопребыванием он избрал се ление Ассаке. Один из источников сообщает: «…вскоре у Пулатхана составился значительный отряд в 12 тысяч всадников, главный контингент составляли кыргызы, самый беспокойный элемент в Кокандском ханстве. Кыргызы, составляя главную силу и опору Пулатхана, постеп енно захватили управление занятой ими восточной час ти ханства (нынешние Ошский, Андижанский и часть Маргеланского уездов)»[37].
В донесении командующего войсками Ферганской области командующему войсками Туркестанского округа от 20 мая 1876 г. отмечается: «Во время правления бывшим Кокандским ханством самозванца Пулатхана, многочисленное каракыргызское население приобрело, относительно оседлого, сартовского, первенствующее значение. Большая часть приближенных Пулата были каракиргизы, вместе с тем в центрах, где зимою рядом с сартами живут каракиргизы, почти все общественные должности были переданы последним.
Таким образом, с господством Пулата были связаны, по преимуществу, интересы каракиргизов; кроме того, каракиргизы в лице своих представителей, более чем какоелибо племя ханства чувствовали себя сопричастн ыми злодействам, означенным кратковременным правл ением Пулата»[38].
В лагерь Пулатхана перешли и многие представители оседлых феодалов и духовенства, а также из числа бывших военачальников кокандских войск. Многие феодалы, склонные к военным приключениям, нашли приют у Пулатхана.
Главными сподвижниками Пулатхана в это время были Абдымомын из племени курама, Сулайман из племени найман, Оморбек датха из племени адыгене, Оро залы и мулла Касым из родов авахат и кесек, мулла Муса из рода бостон и др.[39]
По мере усиления войск Пулатхана примирение его с НасрЭддином становилось невозможным, и по всему ханству усиливалась борьба между сторонниками двух ханов. Во всех занятых местах Пулатхан вел беспощадную борьбу со сторонниками НасрЭддина.
Признав НасрЭддина кокандским ханом, создав Наманганский отдел и подписав договор с новым ханом, Кауфман считал основные вопросы, стоящие перед ним, решенными и надеялся вскоре установить спокойствие в ханстве. 25 сентября 1875 г. он обратился ко всем жителям городов и кишлаков Кокандского ханства с призыв ом бороться против Пулатхана. «Приглашаю народ,– писал Кауфман, – помогать в этом деле всеми силами своему хану. Объявляю также всему народу, что я бесп орядков в ханстве терпеть не буду… Я оставляю отряд в Намангане, который и будет наблюдать за ходом дел в Кокандском ханстве. Предупреждаю, что в случае продолжения беспорядков в ханстве наступает час на казания, тогда раскаяние будет поздно и будет плач и горе»[40].
Но повстанцы и не думали прекращать борьбу. Они не признавали НасрЭддина ханом Коканда, в лице его видели второго Худоярхана, но еще более зависимого и послушного вассала Туркестанского генералгуберна тора. Кабальные условия мирного договора, новые тяж елые налоги и поборы, введенные НасрЭддином для выплаты контрибуции и др., усиливали недовольство но вым ханом среди широких слоев населения. Все это спо собствовало тому, что среди народа росла популярность Пулатхана как «освободителя». Пулатхан и его при ближенные ставили своей целью вести непримиримую борьбу не только с НасрЭддином, но и всеми его стор онниками и покровителями. Сторонники Пулатхана теперь боролись не только с преследовавшими их отряда ми НасрЭддинхана и Кауфмана, но и со всеми поддер живающими их элементами внутри ханства. Пулат везде устраивал суд и расправу над своими противниками. Источники передают, что «правление Пулатхана озна меновалось небывалой жестокостью и казни проводил ись ежедневно»; «кратковременное его пребывание в Маргелане ознаменовалось теми же жестокими казнями, как и в Ассаке. 12 палачей из кыргыз, одетых в особый красный костюм с арсеналом ножей всяких размеров за поясом, имели постоянную работу»[41]. Ближайшие сподвижники Пулатхана были поставлены во главе управления в городах Андижан, Узген, Ош, Маргелан и др. мелких крепостях. Своим местопребыванием Пулатхан вначале избрал г. Ассаке, а потом переехал в Маргелан. Наиболее важным культурным и экономическим центром в подвластной ему части ханства был город Андижан. Здесь сосредоточились основные силы восставших. В организации этих сил деятельное участие принимал Абдрахман Афтобачи, который в это время еще поддерживал Пулатхана.
Кауфман решил направить свой удар прежде всего на Андижан. Туда в конце сентября был послан силь ный отряд под начальством генераладъютанта Троцко го. Пулатхан, получив об этом известие, поспешил на помощь Андижану, куда он прибыл в ночь с 1 на 2 окт ября 1875 г. Генерал Троцкий, недостаточно изучив состояние сил восставших, предпринял неудачную атаку на город и вынужден был отступить. Троцкий и его на чальник штаба Скобелев вынуждены были отойти в сто рону Намангана, на соединение с силами Кауфмана. Но в ночь с 5 на б октября Пулатхан, не предприняв долж ных мер предосторожности, расположился в кишлаке ХаныАвад.
Этим воспользовался генерал Троцкий, ко торый отдал распоряжение Скобелеву предпринять внез апное нападение на отряд Пулатхана. Последний во главе незначительной группы войск, застигнутый ночью врасплох, в беспорядке бежал в сторону Андижана. Во время бегства Пулатхан провалился на мосту и слом ал ногу. Но, несмотря на это, он не оставлял руководс тва восстанием. Впоследствии в письме к царским влас тям он писал: «Вы как воры, боящиеся света, по ночам внезапно нападаете на наши селения и убиваете наших людей»[42].
Но несмотря на удар, который Пулатхан получил в ночном нападении, его дела в целом пока шли неплохо. Один из его сподвижников Валихан, направленный им ранее в г. Маргелан, с помощью восставшего населения города легко захватил там власть и предал казни Атакунбека, правившего городом в качестве ставленника НасрЭддина и Кауфмана. Теперь в Маргелан были на правлены крупные силы НасрЭддина под начальством брата Худоярхана Мурадбека, ранее правившего Маргеланским округом. Отряды Мурадбека заняли позиции неподалеку от Маргелана, около селения Файзабад. От сюда Мурадбек обратился к горожанам с воззванием. Он призывал не признавать власть Пулатхана, который не является потомком Алымхана и не имеет отношения к правящей в Коканде ханской династии минг. Пулатхан объявлялся самозванцем и кыргызом самого простого происхождения.
Пулат поручил оборону города Валихану и предлож ил ему вести решительную борьбу против ханских войск. Валихан в эти тяжелые минуты обнаружил замеч ательные способности военачальника. До конца предан ный Пулатхану, он сумел высоко держать боевой дух воинов и среди населения города и мобилизовать их на борьбу против Мурадбека.
Известие о поражении и отступлении отряда генера ла Троцкого изпод стен Андижана подняло дух пов станцев. Валихан в сражении под селением Файзабад наголову разбил 7 и 8 октября ханские войска. Это от крыло восставшим дорогу в Коканд. Силы восставших победоносно двигались к столице, а на пути население многих сел присоединилось к ним.
В ночь с 8 на 9 октября в Коканде произошло восстание, активно поддержанное жителями окрестных сел. Это облегчило занятие Валиханом Коканда. «Наибольш ее участие приняли жители кишлаков ЯныКургана и Бачкора, руководителями которых явился ХассанКалля…» «К ним примкнула кокандская чернь»[43].
НасрЭддин хан бежал под защиту царских властей. Правителем Коканда временно Пулатханом был назнач ен Абдылдабек, а Валихан вернулся обратно в Маргелан, где предал казни пленённого Мурадбека. Основным центром, где сосредоточивались главные силы восставш их, попрежнему оставался г. Андижан. Здесь повстанц ы все более усиливали оборонительные сооружения. В рапорте начальника отряда, действовавшего на левом берегу СырДарьи, следующим образом характеризуется в это время состояние Кокандского ханства. «В Коканде и во всем ханстве Кокандском господствуют ныне безн ачалие и беспорядок. Настоящий законный хан НасрЭддин, выбранный народом и нами признанный, бежал из Коканда и ныне проживает на занятой нами терри тории, в крепости Махрам, под зищитою расположенног о там нашего отряда». «Узбекское и таджикское насел ение Коканда и прочих городов и поселений ханства, со времени перехода действующего отряда с левого на правый берег Дарьи, в особенности после оставления ханом его столицы и бегства в Ходжент, находясь в воз бужденном взволнованном состоянии и напуганное уг розами, господствующего в ханстве многочисленного кочевого его населения, повидимому, подчинилось вре менно существующему в ханстве положению вещей в ожидании дальнейшего разрешения его судьбы, как ка жется оно признает ныне, кыргыза Пулатбека, силою навязанного ему кипчаками и кыргызами»[44].
Наряду с действиями основных сил Пулатхана в различных частях ханства, занятых отрядами царских войск, действовали в это время отдельные мелкие повстанческие отряды. Многие из них остались малоизвестными. В югозападной части ханства успешно действо вал отряд Искандера. В Наманганском отделе действо вал отряд Батыртюра. Среди населения Намангана царило сильное возбуждение. Но главным центром сос редоточения силы повстанцев попрежнему оставался Андижан. В записке «О политических и военных делах в Кокандской границе» от 15 ноября 1875 года отмечается: «Андижанцы готовятся к защите, по двенадцати главн ым улицам Андижана устроены завалы; кроме жите лей города, для защиты его согнаны жители окрестных кишлаков; защитников в городе собралось таким образ ом до 60–70 тыс.; обороною города руководит Афтобачи, а Пулатбек с 15 т. кыргыз расположен вне города для действий на наш тыл и сообщение…» «В Андижане собрались кипчаки, кыргызы и разный другой народ из Уша, Шарихана, БулакБаши, Ассаке, Аравана, Маргелана и даже из Коканда, которые дали клятву не отсту пать, не взирая ни на какие потери. Главою и руководи телем защиты Андижана был Афтобачи, которому помогали аксакалы, некоторые добровольно, другие по принуждению и под угрозою смерти»[45].
25 октября 1875 года, воспользовавшись вступление м Скобелева с частью военных сил в ТюраКурган, восстало население Намангана. Восставшие захватили город, в течение 3х дней осаждали оставленные Ско белевым части в казарме. Скобелев, получив известие о восстании, спешно вернулся в Наманган и снова начал осаду города с помощью 13ти орудий. Повстанцы не имели артиллерии. Только после того, когда половина города была превращена в дымящиеся развалины, насел ение изъявило покорность. Но восстание, подавленное в одном пункте, с новой силой вспыхивало в другом. 18 ноября вспыхнуло восстание в Ашибе, 30го нояб ря – в ГурТюбе.
Однако вскоре наступившая зима должна была, как обычно, сильно ограничить движение. Это было связано, как мы уже отмечали, с условиями жизни кочевников и формами организации вооруженных сил, снабжением войск и т. п. И теперь к декабрю 1875 г. движение стал о заметно ослабевать. Но с весны следующего 1876 год а, по всем данным, должно было начался вновь широк ое выступление повстанцев. Это хорошо понимали и НасрЭддин и командование царских войск. Кауфман и Скобелев решили во что бы то ни стало нанести силам повстанцев, их жизненно важным центрам сокрушительн ый удар до весны 1876 года.
[1] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6868, л. 95.
[2] Там же, л. 122.
[3] Ежегодник Ферганской области, т. I, вып. 1902 г., Новый Мар гелан, стр. 23.
[4] Программа КПСС, М., 1961, стр. 47.
[5] К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. VIH, стр. 128–129.
[6] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6877, лл. 134–135.
[7] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 62, док. 135.
[8] Там же, д. 63, док. 140.
[9] ЦГВИА, фонд ВУА, дело 6777, лл. 69, 74, 81.
[10] ЦГИА Узб. ССР, ф. 11с, д. 272, л. 112.
[11] Там же, л. 110.
[12] В. И. Ленин. Соч., т. 4, стр. 223.
[13] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, док. 237. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, док. 237.
[14] ЦГИА Узб. ССР, ф. КТГГ, д. 174, л. 256.
[15] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6877, л. 140.
[16] Турк. Окружи, архив, 1875 г., № 40, Штаб округа.
[17] Там же.
[18] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 63, док. 185.
[19] ЦГИА Узб. ССР, ф. ВУА, д. 6877, лл. 90, 91. См. также ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 63, л. 171.
[20] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, л. 171.
[21] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 63, док. 212.
[22] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6877, л. 1.
[23] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, л. 271.
[24] ЦГВИА, ф. ВУА, д. № 6877, лл. 10, 11.
[25] Там же.
[26] ЦГВИА, ф. ВУА, д. № 6877, л. 189.
[27] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 58, док. 566.
[28] Там же, оп. 1, д. 63, док. 341.
[29] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, док. 343.
[30] Там же, д. 63, 1875, док. 230.
[31] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 63, док. 340.
[32] Там же, ф. КТГГ, д. 229, арх. 8424, л. 1.
[33] Там же, ф. 715, д. 63, 1875, док. 340.
[34] Площадь наманганского отдела равнялась 17 669 кв верст.
[35] Н. П. Корытов. Самозванец Пулатхан (Ежегодн. Ферг. обл.), т.I, 1902, стр. 26.
[36] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, on. I, д. 66, док. 10.
[37] Ежегодник Ферганской области, т. I, вып. 1902, Новый Марге лан, стр. 27.
[38] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, дело 67, док. 287.
[39] Ежегодник Ферганской области, т. I, вып. 1902, Новый Марге лан, стр. 30.
[40] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 63, док. 372.
[41] Ежегодник Ферганской области, т. I, вып. 1902, стр. 30.
[42] Военный сборник, №1, 1880, стр. 179.
[43] Ежегодник Ферганской области, т. I, вып. 1902, стр. 32.
[44] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6884, л. 32.
[45] ЦГВИА, ф. 1396, оп. 2, д. 130, лл, 401–531.
* * *
Царские войска, которые были брошены на защиту власти НасрЭддина, имели дело с народными массами ханства. Но эти массы возглавлялись недовольными правящим ханом феодалами, прежде всего Абдрахманом Афтобачи. В данном случае положение почти полн остью напоминало то, которое было при Худоярхане перед его бегством в Ходжент.
Широкие слои населения Кокандского ханства боролись против хана «плохого» НасрЭддина, за его свержение, связывая с этим и коренное улучшение своего положения.
Когда НасрЭддин уже был свергнут и провозглашен «новый» хан «из народа» и когда у НасрЭддина в самом ханстве не осталось опоры, он нашел защиту в лице царской России. Военные силы туркестанского генерал губернатора совместно с силами НасрЭддина были двинуты против восставшего населения. Сея страх и ужас, совершая бесчисленные насилия, и жестокости, устилая свой путь дымом и пеплом сожженных и разрушенных деревень и городов, царские и ханские войска преследов али повстанцев. «В восточные… районы ханства, где были сконцентрированы основные силы Абрдахмана Афтобачи и Пулатхана, была снаряжена карательная экспедиция Скобелева – МеллераЗакомельского. Эти царские палачи обрушили, однако, свои удары на народн ые массы Кокандского ханства. На своем пути они сжигали и уничтожали буквально все: города, кишлаки и села, сады и посевы; рубили и вешали всех подряд: и женщин, и детей, и стариков, никому не давая поща ды… Эти дикие, кровавые «подвиги» царских палачейкарателей, естественно, вызывали озлобление народных масс Кокандского ханства, чем не преминули воспольз оваться «партия войны» с Россией и англотурецкая агентура»[1].
Кауфман и Скобелев все это делали для защиты «законного» хана Коканда от «бунтовщиков». Однако совершенно очевидными становились истинные цели и задачи царского правительства, роль и значение хана НасрЭддина, как игрушки в руках царского правительства, очевидным становился надвигающийся двойной – ханскофеодальный и колониальный – гнет царизма.
Колониальный гнет со стороны царского самодержа вия совершенно явственно выступал в пунктах договора Кауфмана с НасрЭддином. В цифрах контрибуции и сроках его платежа особенно отчетливо проявилось стремление царского правительства к беспощадной экс плуатации населения ханства через посредство своего ставленникахана. НасрЭддин обязывался уплачивать контрибуцию за 10 лет 5 000 000 руб. основного взноса, 105 000 руб. процент за рассрочку выплаты контрибуции, всего 5 105 000 руб.
Одно уже это являлось показателем надвигающейся колониальной эксплуатации. Именно поэтому в коканд ском восстании, начиная с августа 1875 г., усилилась тенденция борьбы и против тех сил, которые брали Наср Эддинхана под свою защиту. Повстанцы вынужд ены были вести военные действия и против царской России. Силы Кауфмана действовали совместно с ос тавшимся еще у хана войском. Наступление генерала Троцкого на Андижан в сентябре 1875 г. было начато одновременно с наступлением ханского войска под на чальством Мурадбека на Маргелан. Планы наступления ханских и царских войск заранее были согласованы между НасрЭддином и Кауфманом. Вот конкретные ус ловия, в которых происходили столкновения отрядов Абдурахмана Афтобачи и Пулатхана с отрядами цар ских войск.
Кокандское восстание 1875–1876 гг., по своему характеру и целям в основном было антифеодальным народнодемократическим, направленным против коканд ских ханов Худояра, а потом НасрЭддина и кроме того антиколониальным – против туркестанского генералгубернатора и устанавливающегося колониального господства царизма. О массовом участии народа в восстании 1875–1876 гг. имеются многочисленные указания даже в донесениях командования царских войск, в тогдашней официальной прессе, в отчетах официальных лиц и т. д. Газета «Голос» писала 15 апреля 1876 г.: «Борьба происходит не с ханом или эмиром, изза политических ви дов отстаивающего свою независимость, а с народными страстями»… «Никогда еще в Средней Азии… не прихо дилось испытывать такой длительной и упорной борьбы. Мы в первый раз столкнулись с энергичным бойцом, сумевшим воодушевить население, и опытом дознали, что бороться с населением несравненно труднее, чем с деспотами туземных ханств».
«События этой борьбы, – писала далее газета, – чрезвычайно ярко обрисовывают все опасные стороны народной борьбы и показывают, что с ханом и другими владетелями Средней Азии несравненно легче справитьс я, чем даже с малочисленным, но фанатизированным населением клочка этой части Азии».
В донесении на имя военного министра Кауфман писал 15 сентября 1875 года, что необходимо: «Перевести все документы и прокламации на французский язык для того, чтобы и западноевропейское общественное мнение могло бы составить себе, хотя на сей раз, верное и справедливое понятие о том: сами ли мы, только из жажды захватов и завоеваний, начинали здесь в Сред ней Азии, или мы вынуждены силой неотразимых обс тоятельств… открытым поголовным восстанием против нас всего кокандского мусульманства»[2].
Кокандское восстание на своем последующем эта пе – в 18/5–1876 гг. было всенародным, освободитель ным. Его основные удары были направлены против феодальноханского гнета кокандских ханов – Худояра и НасрЭддина, а также против надвигающегося колон иального гнета со стороны царизма, который вначале активно выступал на защиту власти хановдеспотов, а затем начал устанавливать свое господство.
Характерной особенностью восстания была его массовость. В этот период у кыргызов и кипчаков популярн ым лозунгом был «кыл куйрук». Значение этого лозунга заключалось в том, что он означал призыв к пого ловному участию в восстании каждого человека в качестве бойцакавалериста. Но этот лозунг уживался с лозунгом «священной» войны, который выдвигался ду ховенством и феодалами и являлся насквозь реакцион ноклерикальным лозунгом. Лозунг «кыл куйрук» имел принципиально другое содержание, это был призыв к всеобщему, поголовному участию в восстании трудящег ося населения.
Следует отметить, что у народов Средней Азии, испытавших на себе влияние мусульманской культуры веками, укоренилось среди господствующих классов поня тие «газавата». Почти все войны мусульманского Вос тока проходили под лозунгом «газавата». Как известно; арабы в VII–VIII вв. все свои победоносные войны вели под лозунгом «газавата». Под реакционным знам енем «газавата» арабским властителям удалось обм анным путем мобилизовать на войну огромные массы людей и осуществить обширные завоевания, установить свое господство над огромной территорией тогдашнего «цивилизованного» мира. Арабские халифы хорошо зна ли, что под лозунгом «газавата» можно наилучшим обр азом создать хорошо организованное фанатическое войско. Каждый воин, убежденный, что он выполняет «божью волю» и что после смерти ему приготовлен мир блаженства на том свете – рай, проявлял максимум гер ойства и стойкости в боях; он был готов на любое лишение и самопожертвование во имя «газавата». Этим лозунгом удавалось наилучшим образом рассеять у вои нов боязнь и страх, панику и растерянность в битвах, уничтожить стремление к бегству, дезертирству и т. д. и т. п.
Наряду с этим, лозунг «газавата» был исключительн о выгоден ханам, духовенству, феодалам и другим представителям эксплуататорских классов с точки зре ния их социальных, классовых интересов. Под этим лоз унгом светским и духовным феодалам наилучшим об разом удавалось затушевывать противоречия. За этот лозунг при каждом удобном случае цеплялись мусуль манские правители среднеазиатских ханств, в том числе Коканда.
В Кокандском ханстве массы населения полностью находились в плену ислама, они были очень темными и отсталыми, придавлены тяжелым ханскофеодальным гнетом и произволом. В этих условиях лозунг «газавата» мог оказывать большое влияние на народ, привлечь под знамена «Аллаха» массы населения, дать возможность духовенству, феодалам и ханам использовать народное движение в своих классовых интересах. Именно в этом заключалась реакционная роль этого лозунга и в Кокандском восстании. Лозунг «газавата» выдвинули и всячески проповедовали тогда Абдрахман Афтобачи, мулла ИсаАулие, ХаликНазар и другие представители феодальной знати и духовенства, захватившие руководство восстанием. Реакционный лозунг «газавата» был лозунгом феодальноклерикальных элементов ханства и шел вразрез с интересами народных масс, он задержи вал развитие классовой борьбы, затушевывал социаль ные противоречия, утверждал идею «классовой солидарности» и «классового мира», интересы угнетенных масс приносил в жертву интересам эксплуататорских класс ов. Лозунг «газавата» отвечал исключительно интерес ам правящей феодальной знати и духовенста, мечтавш ей о восстановлении былого «могущества» Кокандского ханства, об укреплении классовых позиций феодалов над трудящимися массами. В газете «Голос» отмеча лось, что ИсаАулие «… вместе с Абдрахманом Афтобачи находился во главе партии, враждебной русским, надея сь восстановить в Азии прежнюю самостоятельность мусульманских государей Средней Азии»[3].
В Кокандском восстании 1875–1876 гг. реакционный лозунг «газавата» отталкивал народы Средней Азии от русского народа и воспитывал у них реакционную идею национализма, разжигал вражду между народами Средней Азии и великим русским народом. Лозунг «газавата» вел к ориентации на такие отсталые страны востока, как Турция, Иран и др., лишенные всякой революционн ой перспективы и являвшиеся объектом колониальной политики Запада. Лозунг «газавата» вел к панисламиз му и использовался агентами Турции, Ирана, Афганис тана, ДжетыШаара и т. д., а через них и колонизато рами Запада и Англии, прежде всего, как орудие устан овления влияния этих государств в Средней Азии, в Кокандском ханстве в частности.
В Кокандском восстании 1875–1876 годов народные массы в основном стали группироваться в лагере Пулат хана и вступали в беспощадную борьбу против хана НасрЭддина. Но в лагере Пулатхана стала группироваться и значительная часть феодальноклерикальных элементов во главе с Абдрахманом. Это обстоятельство обусловило исключительно сложные формы и характер восстания. В движении стала переплетаться народноосвободительная, прогрессивная тенденция с реакционной, феодальномонархической тенденцией. Однако нар одноосвободительная, прогрессивная основа движения, носившего характер крестьянской войны, до конца оставалась главной, определяющей, несмотря на усилен ие по временам феодальномонархической реакционной тенденции. Именно в этом заключается характерная осо бенность восстания 1873–1876 гг., уже в период борьбы Пулатхана с НасрЭддином лозунг «священной войны» начал терять свое значение и уступать место требован иям социального характера. В этот период коренные социальные вопросы, связанные с улучшением материа льного и политического положения народа, стали явно выступать в качестве главной движущей силы восстания. Поэтому именно в этот период восстание стало приобре тать наиболее решительный и грозный характер.
Колпаковский, временно сменивший в конце 1875 го да Кауфмана, и Скобелев, стоявший со значительной силой в Намангане, посвоему правильно оценили серь езность создавшегося положения. Они мобилизовали все силы Туркестанского генералгубернатора для организа ции решительного наступления на повстанцев с целью быстрого и полного их разгрома. Было решено воспольз оваться зимним временем, когда многие повстанцы обычно разъезжаются по домам и прекращают свои боевые действия. Кроме того, неуловимые летом кавал ерийские отряды повстанцев в зимних условиях обычно были малоподвижны, менее организованы и легко уязв имы. Но наиболее важно было нанести удар в основн ых очагах восстания по зимовьям повстанцев с тем, чтобы совершенно разорить их хозяйства и лишить их необходимых материальных ресурсов.
Наиболее важным очагом восстания являлся район «Экисууарасы», т.е., междуречье, расположенное между рекой Нарын и КараДарьей. Командованием царских войск было решено предпринять экспедицию именно в Экисууарасы. Военная экспедиция в Экисууарасы, населенного главным образом кипчаками и кыргызами, должна была нанести удар по базе, которая давала главных и наиболее активных борцов и деятелей восстан ия. В донесении «о военных действиях в бывшем Кокандском ханстве с 25 декабря 1875 г. по 7 февраля 1876 года» подчеркивается особое значение нанесения главного удара в Экисууарасы зимою. В нем указывает ся: «Страна между Нарыном и КараДарьей, Экисууарасы, населена по преимуществу кипчаками и каракирг изами, составлявшими главный контингент в ополчения х, выставлявшихся против нас правительством войны. Экспедиция в пору года, когда полукочевое население держится со своими семействами и скотом в курганах и зимовках и не имеет возможности бежать в горные ущелья, должна была нанести ему такой погром, котор ый привел бы его в бессилие и поставил бы в невоз можность это главное орудие газавата, продолжать поп ытку к наступлению против нашей позиции на Нарыне»[4]. Отряды, предназначенные для этой цели, сосредоточены в Намангане. Во главе карательной экспедиции был по ставлен Скобелев.
«Цель зимней экспедиции… состояла в том, чтобы нанести поражение воинственному населению страны Икисууарасы – кипчакам и каракиргизам, составлявшим преобладающий элемент в ополчениях»[5].
Экспедиционный отряд был усилен, имел на вооружении 16 орудий и ракетную батарею. Кроме этого, в На мангане остался гарнизон с 10 орудиями, сильный гар низон был оставлен и в Чуете. Отряд выступил из Намангана 25 декабря 1875 г.[6]
С 27 октября повстанцы, потерпев поражение под Наманганом, не вступали в серьезные сражения с отрядами царских войск. Отдельные столкновения, имевшие место 2 ноября у селения Кене и ТашБала, 12 ноября в сел. Балыкчи, 18 ноября в кишлаке Ашабе, 30 ноября в кишлаке ГурТюбе, 2 декабря у кишлака Улджибай, 4 декабря у кишлака Байбачи и др., не давали особых результатов. 26 декабря отряд Скобелева на берегу Ка раДарьи достиг селения Балыкчи, откуда жители на кануне бежали вслед за отступавшими отрядами повс танцев. По приказу Скобелева селение было сожжено. Отсюда был послан по левому берегу КараДарьи по андижанской дороге отряд конницы в числе 650 чел. с двумя орудиями и ракетной батареей под начальством полковника МеллерЗакомельского. Меллер прошел от селения Балыкчи до сел. Сармак, сжигая и разоряя по пути селения Пайтак, Ходжават, Акмазар, Тулубек, КараЯнтак, Кайрабат, Капчаккишлак, Янгызбак, Шур арык, Шуркурган и др.[7] Повстанцы не вступали в ре шительное сражение, имели лишь отдельные столкновен ия небольшими отрядами. Это произошло в кишлаке Ходжават и в районе Масы, где был разбит отряд Сувана.
Один из участников карательной экспедиции Скобе лева в Экисууарасы Куропаткин, будущий туркестанс кий губернатор, в своем дневнике отмечает, что кара тельная экспедиция действовала беспощадно.
Так беспощадно подавлялось силами царских войск народноосвободительное восстание южных кыргызов, направленное против невыносимого гнета Кокандского хана. Царские войска выполняли роль ханских войск и осуществляли задачу обеспечения господства кокандского хана, ставшего теперь уже вассалом цар ского самодержавия.
Русский народ и его передовые представители сочувствовали восстанию и осуждали действия царского правительства в Кокандском ханстве, расценивая их как выполнение царизмом роли жандарма в этих странах.
Царское правительство поступало сообразно со свои ми классовыми интересами. Политика царизма всегда и везде была направлена против национальноосвободит ельного движения, в какой бы форме оно ни проявлял ось. Царизм требовал решительного подавления движ ения к национальной свободе и самостоятельности отдельных народов, находящихся в составе Российской империи или могущих оказаться в ее составе в будущем. Беспощадно подавлялось всякое движение, могущее оказать «дурное» влияние на народы империи и т. д. и т. п.
Беспощадное подавление отдельных очагов народн ых движений в Казахстане в период присоединения его к России в свое время тоже вызывало гневный протест со стороны передовых слоев русского общества. А.И.Герцен в своем «Колоколе» разоблачал колонизат орскую политику царского правительства. В связи с подавлением восстания Исета Котибарова А. И. Герцен писал, что со времени «… монгольских набегов ничего не было гнуснее в свирепости, как набег полковника Кузьмина и майора Дрышова», и что «…этот кровавый эпизод еще ждет описания»[8]. Герцен осуждал насильств енные формы присоединения к России других террито рий и народов. Он провозглашал принципы «вольного союза равных». Он писал: «Само собой разумеется, что мы говорим о вольном союзе равных, мы никогда не гов орили ни о завоевании, ни о рабском присоединении к России, мы вообще не говорили ни о каком соединении с Россией, пока в ней будет продолжаться петербургское правление»2. Наряду с Герценом, Н. Г Чернышевский в своем «Современнике» также давал правильную оценку реакционной национальноколониальной политики цар изма.
Передовые представители русского народа хорошо понимали, что самодержавие и его военная сила одинаково беспощадно подавляют освободительное движение народов, где бы оно ни возникало. Герцен писал: «Это – те ружья, которые стреляли в Бездне, это те приклады, которые били петербургских студентов, это – те штыки, которые завтра будут колоть крестьянина русского… за то, что он хочет с волею землю»[9].
Свободолюбивые освободительные идеи Герцена, Чернышевского и других были идеями тысяч передовых представителей русского общества и находили поддерж ку в среде широких слоев русского народа. Так нацио нальноосвободительное движение угнетенных народов находило полную поддержку передовых слоев русского общества, русский народ сочувствовал их борьбе против феодальноханского гнета и эксплуатации.
Жестокие действия генерала Скобелева в Коканд ском ханстве осуждались русским народом. Однако господствующая реакционная идеология эксплуататорских классов, официальная колонизаторская установка царского правительства в национальном вопросе, направленная на беспощадное угнетение народов, разжигание идей шовинизма и национализма, стремление царских офицеров и генералов в сравнительно легких условиях совершить военные «подвиги» и заслужить награды, получать повышение в чине и службе и т. д. и т. п., все это являлось тогда определющим фактором во взаимоотношениях Российской империи с Кокандским ханст вом.
2 января 1876 года военные силы генерала Скобелев а перешли КараДарью и стали лагерем недалеко от Андижана. Андижан теперь был главным центром вос стания, где сосредоточились основные силы повстанцев. Командовал этими военными силами Абдрахман Афто бачи, городом управлял представитель Пулатхана – Ишмат. Кроме регулярных отрядов повстанцев, в горо де находились еще неорганизованные толпы, которые готовились поддержать войско. В донесении «о военных действиях…» приводятся следующие несколько преувел иченные данные о численности вооруженных сил повс танцев в Андижане: «…к Андижану стекались военные люди и ополчения со всего ханства, в нем же сосредоточ ились отборные силы кипчаков и каракиргиз… Не приятельские силы в г. Андижане состояли из 20 тыс. вооруженных жителей, 5 тыс. сарбазов и 12 тыс. кон ницы.
Во главе всех этих масс, готовившихся к битве с нами, стал сам Афтобачи, все это придало Андижану значение надежнейшей опоры… и на него были устрем лены взоры всей Средней Азии»[10].
В отчете туркестанского генералгубернатора за 1876 г. в общем правильно подчеркнуто значение Анди жана как основного опорного пункта восставших. О численности сосредоточенных в Андижане вооруженных сил повстанцев даны более приближенные к действит ельности данные. В отчете указывается: «Андижан приобрел большое значение, как оплот партии войны против нас и жители его решились на упорную защиту против нас. К Андижану стекались военные люди и ополчения со всего ханства. По полученным сведениям, в Андижане кроме вооруженных жителей было 5000 сарбазов и 12000 конницы с Абдурахманом Афтобачи»[11].
Командование царских войск в Средней Азии, чтобы придать как можно большее значение часто даже совсем незначительным событиям, обычно давало преувеличенные оценки, неточные и преувеличенные сведения о численности войск своих противников и т. д.
Пулатхан с конницей стоял вне города, недалеко от Андижана. Его воины в основном состояли из очень плохо вооруженных кыргызов и кипчаков. Генерал Скоб елев, ожидая упорного сопротивления города, а также беспокоясь за свой тыл, отправил подполковника Андро сова с отрядом с целью предупредить возможное вос стание в тылу, а также привести из Намангана подк репление.
Андросов успел вернуться к 5 января с ротой пехоты и осадными орудиями. Один из Андижанс ких вельмож, Арызкулбек, перешедший в лагерь Скоб елева, передал ряд ценных сведений о состоянии обо роны города, в частности через него удалось узнать слабые места в линии обороны и разногласиях среди предводителей восстания. Скобелев решил воспользо ваться слабыми сторонами восставших и всю артиллер ию сосредоточил на Акчекментских высотах, откуда город был наиболее уязвим. 7 января 1876 года он вы пустил воззвание к населению города, пытаясь усилить разногласия среди восставших. В воззвании говорилось: «Андижанские узбеки! К Вам я особо обращаюсь! Не верьте зачинщикам смут, помните, что они, решившись воевать, ничего не могут потерять, не имея никакой оседлости. И когда город будет взят войсками могуществнного белого царя, вы одни поплатитесь жизнью и имуществом»[12].
Воззвание, однако, успеха не имело, и восставшие продолжали укреплять город и готовиться к сопротивл ению. 7 января Скобелев начал обстрел города. Дальн обойность русской артиллерии давала огромные преи мущества перед восставшими, орудия которых не могли бить по позициям царских войск, их ядра не долетали.
После сильного разрушения города начался штурм, и 9 января утром старосты города с повинною явились к Скобелеву, заявив о капитуляции. Город был занят царскими войсками.
Штурм и занятие г. Андижана царское командование изображало как «блестящий» образец военного ис кусства и приписывало себе большие заслуги. В отчете туркестанского генералгубернатора, наряду с показом конкретного хода военных операций, приводятся неко торые подробности, представляющие определенный ин терес, в отчете указывается: «Штурм Андижана 8 января представляет блестящий образец того, как надо брать среднеазиатские города. Действия генерала Скоб елева в данном случае я признаю мастерскими. Город, имевший кроме 10000 вооруженных жителей, не менее 15000 конных кипчаков и пеших сарбазов для защиты, был взят с самою незначительною потерею.
Неприятель, не угадав фронта атаки, начал стекаться к угрожаемым пунктам только тогда, когда открыла огонь наша артиллерия, попал под убийственный огонь ее и не успел занять передовых оборонительных закрыт ий, которые были уже захвачены передовыми штурмов ыми колоннами.
Занятие Андижана, считавшегося самым крепким пунктом и центром партии войны, газавата, предрешал в пользу нашу участь кампании»[13].
В этих реляциях умалчивается исключительно примитивная военная «техника» защитников города. Основная причина поражения повстанцев под Андижаном заключалась в плохом средневековом вооружении, кот орое не шло ни в какое сравнение с вооружением цар ских войск. Известную роль в поражении играли раздор ы среди руководителей движения, в частности между Абдрахманом и Пулатханом. Уцелевшие остатки пов станческих войск ушли изпод Андижана. Занятие го рода сопровождалось грабежами. По дороге от Анди жана шли по всем направлениям беженцы. Основная масса беженцев направлялась по дороге в Ассаке и Маргелан.
Падение Андижана означало потерю восставшими своего главного опорного пункта. В результате падения этого города и его разгрома силам повстанцев был нанесен сокрушительный удар, после которого они уже не могли оправиться. Оценивая значение падения Ан дижана, как основного центра повстанцев, начальник Наманганского отдела в своем донесении туркестанско му генералгубернатору писал: «Погром, постигший 8 января Андижан, на который были устремлены взоры не только Кокандского ханства, но и всей Средней Азии, глубоко потряс нравственно и материально силу правительства войны. Андижанские беглецы по всему ханству разнесли весть о постигшем их страшном по ражении и внесли панику во все главные центры ханства»[14].
Оставшиеся части вооруженных сил повстанцев ста ли сосредоточиваться в Ассаке. Здесь 18 января они дали еще одно сражение, но были разбиты. Во главе вооруженных сил все еще находился Абдрахман Афтобачи, который, однако, уже встал на путь измены повс танцам и вступил в тайные переговоры с командованим царских войск с целью сдачи на милость победи теля.
Абдрахман – сын крупного кыргызского феодала племени кипчак, во время паломничества в Мекку он поклялся у гроба «пророка» Мухаммеда отомстить кокандскому хану Худояру за казнь своего отца Мусульманкула, бывшего одно время всемогущим регентом малолетнего хана и главнокомандующим ханских войск. Однако вернувшись в Коканд, Абдрахман нашел общ ий язык с Худоярханом, вошел в его доверие и стал главнокомандующим ханских войск.
Когда в 1873–1874 гг. началось широкое движение южных кыргызов против хана, Абдрахман вел двойную игру: с одной стороны, он как главнокомандующий ханских войск жестоко подавлял народное восстание, с другой стороны, он пытался использовать движение в своих личных интересах. Что касается подлинных инте ресов трудящихся, то это было чуждо Абдрахману по самой его природе как крупного феодала. Абдрахман мог находиться во главе движения лишь до тех пор, пока были какието шансы для использования движе ния в своих интересах и той феодальноклерикальной среды, которая его окружала. Однако и это время было временем постоянных противоречий и конфликтов Абдрахмана с Пулатханом. Бесконечные конфликты и противоречия Пулатхана с Абдрахманом являлись важнейшей причиной, наряду с отсталостью вооруже ния, поражения восстания.
Абдрахман Афтобачи для своего класса был, несомненно, крупной фигурой Кокандского ханства. Он наиболее преданно служил интересам господствующих классов и до конца боролся за интересы ханской власти.
В тяжелые дни разгрома восставших в Андижане, поняв крушение своих надежд на создание независи мого ханства, Абдрахман решил добровольно сдаться Кауфману. На письмо туркестанского генералгубернат ора о сдаче, с условием сохранения жизни и определ ения содержания соответственно его званию, Абдрахм ан ответил согласием.
В своем письме к Кауфману он писал: «В письме вашем, между прочим, относительно примирения вы предлагаете мне некоторые условия, в справедливости которых дали честное слово, я этому верю.
Дабы мне и моим родственникам не подвергаться наказанию, я желаю получить за подписью белого царя прощенное свидетельство; кроме того, не было бы ни какого вреда на вечное время моим родственникам»[15].
Как видно из этого письма, Абдрахман выпрашивал у туркестанского генералгубернатора выгодные услов ия лишь только для себя, а что касается судьбы массы повстанцев, то о них не мог сказать ни слова. Из этого видна ограниченность его интересов как феодала, предс тавителя эксплуататорских классов, легко находящего общий язык с царскими генералами.
24 января 1876 г. Абдрахман сдался генералу Скоб елеву вместе с 26 представителями знати и с 400 джиг итами. В письме, посланном ген. Колпаковскому, Абд рахман Афтобачи писал: «Чувствую свое бессилие против храбрых и непобедимых воинов белого царя, равно желая прекратить бедствия войны, разоряющие мое отечество, я сдался генералу Скобелеву, надеясь на милосердие могущественного во всем мире белого царя. При этом с полною надеждою обращаюсь к вам, как к доброму покровителю края, что вы меня не пустите на несчастный путь. Обещанию, данному мне генералом Скобелевым, я верю и надеюсь, что вы не оставите обратить на это милостивое ваше внимание»2. В числе сдавшихся представителей знати был Батыртюре,Исфандиар, Нормухамеддатха и др.[16]
Генерал Скобелев встретил Абдрахмана Афтобачи, недавнего своего врага, как равного себе «полководца». При этом Сколебев сразу же позаботился о дальнейш ей судьбе Абдрахмана. В телеграмме на имя и. о. туркестанского генералгубернатора генерала Колпаковского Скобелев писал: «Абдрахман Афтобачи сдалс я на милость его величества добровольно. Мною ему обещано обеспечение его личности и его семейства. Абдрахман Афтобачи все им обещанное выполнил без условно честно. Осмеливаюсь просить ваше превосход ительство ходатайства у его высокопревосходительст ва о представлении устройства судьбы Афтобачи на милостивое воззрение государя императора»[17].
Добровольная сдача Абдрахмана Афтобачи со своими приближенными и личной охраной царским войскам имела большое значение в деле дальнейшего ослабле ния восстания. Особенно заметно повлияла измена Афтобачи на оседлое население. Колпаковский в своем отчете писал: «Уничтожение Андижана и успех при Ассаке сломили все надежды партии войны. Душа обороны всего ханства, глава кипчаков – Абдрахман Афтобачи – вступил в переговоры и согласился на лич ное свидание с генералом Скобелевым, которое соверш илось 24 января близ Индкишлака. Вслед за сдачею Афтобачи почти все оседлое население ханства решило безусловно покориться нам»[18].
После сдачи Абдрахмана с его приближенными Пу латхан применил ряд мер наказания к оставшимся близким и родственникам Абдрахмана, в частности пред ал казни трех братьев Абдрахмана. Собрав военный совет, Пулатхан принял решение пока отступать от Маргелана в УчКурган, а оттуда в горы для того, что бы провести там зиму, а с наступлением весны поднятьс я вновь и начать наступление на Коканд. Однако числ о повстанцев очень уменьшилось. Почти все попутчики, колеблющиеся и сомнительные элементы отошли от движения, спасая себя и «выгодно» устраивая свои дела, а народные массы после измены Абдрахмана теряли веру в освободительные цели и успех борьбы. Активные элементы были окончательно обескровлены.
Пулатхан с самого начала движения выступал сторонником решительных действий в противовес Наср Эддину, который выражал тенденцию подкупной, прод ажной феодальной верхушки. Настоящим предводи телем движения был Пулатхан, в лице которого НасрЭддин и другие крупные представители феодалов видели своего классового врага и относились с большим недоверием.
На почве противоречий Пулатхана с НасрЭддином создавались постоянные разногласия и трения, котор ые затем перешли в открытую и жестокую борьбу. В этой борьбе немало крупных феодалов усердно помо гали НасрЭддину против Пулатхана. Так, например, шахризябские беки Джурабек, Бабабек, кыргызские манапы Шабдан Джантаев, Баяке, Дыйкамбай, Акман и многие другие со своими вооруженными силами участвовали в подавлении восстания Пулатхана. Эти представители феодалов боролись против Пулатхана не только потому, что этим они хотели выслужиться перед туркестанским генералгубернатором, получить награды белого царя, но и потому, что они не доверя ли Пулатхану, за которым шли широкие массы наро да. Но Пулатхан не понимал противоположности инте ресов народа и феодалов. Иначе он не пошел бы так легко на союз с Абдрахманом Афтобачи. Все зло в его понимании заключалось в «плохом» хане. Он и боролс я против НасрЭддина, когда тот пошел на союз с царской администрацией – до этого он признавал НасрЭддина ханом. Позиции Пулатхана понятны в усло виях господства отсталой феодальной и патриархальноф еодальной идеологии, обусловленной отсталостью Средней Азии. Понятно, что Пулатхан не боролся прот ив реакционного лозунга газавата. В результате он оказался в плену Абдрахмана Афтобачи, который сам и его окружение умело использовали движение народа в своих, идущих в разрез с тенденциями исторического развития, целях – создания независимого Кокандского ханства.
Представители крупных феодалов и духовенства, до определенного времени прибывавшие в лагере восстав ших с целью направить движение в нужное им русло и использовать его в своих интересах, стали теперь отхо дить от движения и добровольно сдаваться царским властям или же вести борьбу против восставших. Но были и отдельные представители феодалов, которые ост ались в лагере восставших. Это были, главным образ ом, лица из числа близкого окружения Пулатхана. Из их числа назначались правители городов и креп остей, военачальники и т. д.
Нельзя, однако, представлять Пулатхана последовательным предводителем народного восстания, особенн о после того, как он был объявлен ханом. Став прави телем ханства, Пулат стал проявлять многие атрибуты настоящей ханской власти и стремился опереться на поддержку феодалов и духовенства, привлекая их на свою службу, вступая с ними в различного рода связи. Пулатхан женился на дочери правителя Каратегина Музаффаршаха[19]; крупный феодал кураминец Абдымомын был его личным наибом, сыновья Курманджандатхи – Оморбек и Хасанбек находились у него на важн ых должностях, а Абдылдабек был его видным воена чальником, одно время от его имени правил Кокандом и т. д. Ближайшее окружение Пулатхана составляли также Абды Керимбек – племянник Худояра, Абдыл Гафарбек, действовавший в Коканде от имени Пулат хана. Ишахантюра – один из главарей известного «восстания семи ходжей» – осуществлял от имени Пу латхана управление Андижаном. Ближайшим советни ком Пулатхана был и другой активный участник «вос стания семи ходжей» – Валихантюря, бывший бек Календербек и многие другие. Пулатхан легко подда вался влиянию окружавших его представителей феод ального класса и духовенства. Поэтому он не мог быть последовательным выразителем интересов трудящихся масс народа, тем более в условиях, когда у восставших с самого начала не было четко выработанной программ ы о конечных целях и задачах движения.
Стихийность, неорганизованность, плохое вооружение, отсутствие твердого централизованного руководства, отсутствие ясно выработанной программы движен ия, господство реакционной идеологии ислама, реакцион ной патриархальнофеодальной традиции, чрезмерная отсталость и придавленность крестьянских, скотовод ческих масс и ограниченность их классового само сознания, предательство феодальных элементов и духовенства – все эти моменты в конечном счете опред елили неизбежность поражения освободительного дви жения 1875–1876 годов.
Обстановка в ханстве в 1876 г. сильно изменилась. Воинственный дух феодалов, особенно кипчакокиргиз ской знати, был подавлен. После сдачи Абдрахмана многие из них разбрелись по своим кочевьям. Оседлое население ханства решительно склонялось к миру и принятию русского подданства. Оно за это время мног о разорений потерпело и от отрядов кыргызских фео далов. В отчете туркестанского генералгубернатора за 1876 год отмечается: «Оседлое население ханства утом илось от борьбы с нами; еще более была опасна ему ханская власть, не дававшая взамен произвола и наси лия всякого рода никакой защиты от грабежей кипчак ов и каракиргиз; население стало громко высказы ваться в пользу подчинения русской власти»[20].
Но и кочевое население давно было склонно к принятию русского подданства. Оно в своем большинстве изъявляло готовность к переходу в русское подданство и признанию царской России еще в 1873–1874 годах.
После сдачи Абдрахмана население Ферганской до лины отправило своих депутатов к туркестанскому ген ералгубернатору с прошением о принятии их в подд анство Российской империи. Учитывая резко изменив шееся настроение среди народа, Пулатхан также сделал попытку к примирению с туркестанским генералгубернатором. Еще 18 января 1876 года он отправил деп утацию к и.о. туркестанского генералгубернатора Колпаковскому о заключении мира. Но Колпаковский счел невозможным вступить в переговоры с предводи телем «мятежников» и депутацию Пулатхана задержал в Ташкенте.
Царские власти решили нанести Пулату окончательное поражение, взять в плен и казнить. Против кре пости УчКурган был направлен сильный отряд под начальством МеллерЗакомельского. Отряд Меллера при содействии проводника Исманордатхи незаметно 28 января ночью напал на УчКурган. Пулатхан, зас тигнутый врасплох, был здесь окончательно разбит и лишился последних остатков своих военных сил. Тольк о с группой телохранителей ему удалось прорваться из окружения и скрыться.
С разгромом последних сил Пулатхана в УчКургане кокандское восстание в основном было подавлено. Однако не прекращалось глубокое брожение в народе, готовое при первой возможности разрастись в новое массовое восстание. С наступлением весны можно было ожидать появления новых отрядов повстанцев, направл енных против кокандского хана НасрЭддина и его защитника – туркестанского генералгубернатора. До вольно реальная перспектива новой волны движения не могла не учитываться царскими властями. Поэтому туркестанский генералгубернатор так же, как и воен ное министерство, считал наиболее целесообразным с точки зрения интересов Российской империи лишить НасрЭддина власти и не выдвигать в Коканде вновь номинального хана, а ликвидировать ханство и присое динить его территорию к России.
Но присоединение Кокандского ханства к России могло вызвать дипломатические конфликты с некото рыми западноевропейскими державами и, прежде все го, с Англией. Учитывая это обстоятельство, царское правительство в это время пошло на признание «свобод ы действий» Англии в Афганистане, получив за это согласие Англии на «свободу действий» России в Средн ей Азии. Такое взаимное признание «сфер влияния» облегчило Александру II дать согласие на ликвидацию Кокандского ханства и присоединение его к России. Судьба Кокандского ханства была решена оконча тельно.
Тем временем НасрЭддин со своими «высокопоставленными» придворными готовился прочно воссесть на ханский престол. Еще 21 января он выехал из Ходжента и остановился в кишлаке Найманча, намереваясь отсюда устроить торжественный въезд в Коканд. Но это ему не удалось. В столице ханства намерение НасрЭддина было встречено враждебно. В донесении от 28 января 1876 года генерал Скобелев писал: «Законный хан НасрЭддин, человек, наименее способный привести дела ханства в порядок, при всей склонности жителей его, в настоящее время, действительно желая воспольз оваться современным положением дел, как нельзя бо лее благоприятным для утверждения его власти, дви нулся было к Коканду, но, побоявшись взойти в город сам, выслал вперед своих джигитов в числе 100 чело век, которые по местному обычаю провозгласили на базаре наступление владычества НасрЭддина (заман, заман НасрЭддинхан); народ принял его провозглаш ение, но, не видя долгое время спустя въезда хана, вступил в драку с его джигитами и убил из них 11 че ловек, а хан попрежнему оставался в кишлаке Найманчи, в 9 верстах от города»[21].
27 января в этом кишлаке на НасрЭддина напал один отряд восставших кыргызов под начальством Абдылдабека. Силы НасрЭддина были полностью разбит ы, он потерял до 200 чел. убитыми, а сам едва избежал плена и бежал в крепость Махрам под защиту цар ских войск, откуда в сопровождении царских отрядов 30 января 1876 года снова вернулся в Коканд.
Но НасрЭддину не пришлось занять «престол своих предков», так как вопрос о его правлении помимо его и независимо от него был уже решен. На основании прошения, поданного туркестанскому генералгубернатору депутациями населения Кокандского ханства, было решено принять всех жителей Кокандского ханства в Рос сийское подданство, а ханство ликвидировать. 7 Феврал я 1876 года туркестанский генералгубернатор Колпаковский обратился к населению ханства со следующим обращением: «Оседлые и кочевые народы долины Фер ганы! По воле великого русского императора, белого царя, переданной мне туркестанским генералгубернато ром генераладъютантом фон Кауфманом, обращаюсь к Вам с следующей речью. Много столетий прошло с тех пор, как вы, соединившись в одно независимое и само стоятельное ханство, управлялись ханами из династии Минг. Неисповедимою и неизменною волею всемогущег о бога русские утвердились в странах, соседних с зем лями, вами обитаемыми, и таким образом Россия сдел алась ближайшим соседом Кокандского ханства. Великий Российский император, белый царь, уклоняясь от всяких завоеваний, желал одного – утвердить искренние и дружеские отношения между Россией и соседними независимыми ханствами и, покровительст вуя торговле и промышленности, даровать мир и бла госостояние как своим подданным, так и жителям сос едних стран. Постоянно стремясь к этой благой цели, государь император в 1868 году высочайше соизволил утвердить мирный договор, заключенный между турке станским генералгубернатором генераладъютантом фон Кауфманом 1м и вашим ханом СеидМухамедХудояром. По договору этому устанавливались навсегда дружественные и искренние отношения между Россией и Кокандским ханством. Со времени заключения этого договора прошло более семи лет и дружба между Рос сией и Кокандским ханством ни разу не нарушалась, но в июле месяце прошлого года (ДжумадиЭльСани 1292 года) вы восстали противу своего законного хана Худояра и, свергнув его с престола, вторглись в наши пределы и открыли враждебные против нас действия. Я не буду говорить о подробностях вашей неравной борьбы с русскими победоносными войсками,– они из вестны всем; скажу только, что после Махрамского погрома судьба ханства зависела вполне от воли госуд аря императора, белого царя, который, милосердно простив ваше заблуждение и дурные дела и полагая, что Махрамский урок вас образумит, сохранил неза висимость ханства, утвердив на престоле избранного вами хана НасрЭддина. Едва успели уйти русские войска из Коканда на правый берег СырДарьи, как вы восстали и, изгнав из столицы НасрЭддинхана, увлек лись льстивыми обещаниями ваших вожаков и несбыт очными надеждами и вновь открыли враждебные действия противу войск русского государя. Вам хоро шо известны печальные последствия этого беспорядка: ведя неравную борьбу, вы потеряли много тысяч людей и имущество, а города ваши – Наманган, Андижан, Ассаке и другие взяты русскими. Но по благости господа бога такой урок не остался без добрых для вас последствий: после уничтожения ваших скопищ под Ассаке богу угодно было образумить вожака Абдрах мана Афтобачи и, приведя его к полному сознанию о невозможности вести дальнейшую борьбу с русскими, вложил в него счастливую для Ферганского народа мысль – прекратить борьбу, добровольно явиться к нач альнику действовавших в Кокандском ханстве войск – свиты его имераторского величества генералмайору Скобелеву и, повергая свою повинную голову на милосердие русского монарха, просить о даровании мира его отечеству.
Вслед за этим и весь ферганский народ, как оседл ый, так и кочевой, следуя совету лучших людей, отп равил к генералу Скобелеву депутацию с просьбою, забыв ваши дурные дела и недавнюю вражду с русскими, принять весь ферганский народ, как кочевой, так и оседлый, с принадлежащею ему землею, в под данство могущественного русского государя, белого царя, единственно который и может даровать вам сча стье, безопасность и спокойствие. Эта просьба, заявленн ая посланными вами депутациями от лица всего фер ганского народа, была подвергнута туркестанским генералгубернатором генераладъютантом фон Кауфманом 1м милостивое воззрение государя императора и его императорского величества, в своем бесконечном милосердии, предав забвению все прежние дурные дела ферганского народа и желая даровать ему счастье и спокойствие и твердо сознавая, что при существовании в ханстве различных народностей и партий с различн ыми стремлениями ханская власть, как показала и история, не в состоянии сдерживать народные страсти и водворить порядок и мир, снизошел к просьбе ферг анского народа и высочайше повелеть соизВолил: ныне же весь кокандский народ, как оседлый, так и кочевой, принять в Российское подданство, а земли, им занима емые, составляющие прежде Кокандское ханство, прис оединить к Российской империи под названием Ферганской области. Военным губернатором вновь образуемой Ферганской области всемилостивейше наз начен свиты его величества генералмайор Скобелев; принятие же подданства бывшего Кокандского ханства поручено мне. Во исполнение приказания туркестан ского генералгубернатора генераладъютанта фон Кауфмана, объявляя всему ферганскому народу, как кочевому, так и оседлому, означенную выше волю ве ликого русского монарха, белого царя, о принятии его отныне в Российское подданство, с радостью в сердце поздравляю вас с этой монаршею милостью, которая дарует вам отныне спокойствие и благосостояние. Милосердное и искреннее желание русского государя умиротворить край и доставить вам счастье, благо состояние и спокойствие – сбудется; но чем скорее пос ледует полное умиротворение края, тем выгоднее для вас и потому, для вашей же пользы, я приглашаю весь ферганский народ, не слушая злых людей, отказаться от всяких дурных помыслов и теперь же приступить к обычным своим занятиям; особенно приглашаю купцов открыть возможно скорее торговлю, в коей, благодаря несчастным событиям последнего времени, последовал полный застой.
Я верю в добрый смысл ферганского народа и, уповая на всемогущего бога, убежден, что ферганский на род поймет мои слова, истекающие от искреннего сердц а и, приняв подданство русского государя, белого царя, найдет под покровом его счастье и благополучие п залечит раны, нанесенные ему злонамеренностью дурных людей и собственным легкомыслием. Религия и имущество ваши останутся неприкосновенными, а нар одные обычаи и суд будут сохранены в той мере, на сколько они не противоречат общим законам империи. Да поможет бог вам начать мирно новую счастливую жизнь под скипетром милосердного и искренне желаю щего вам добра русского государя, белого царя. 7 февр аля 1876 г. 23 Мухаряма 1293 г. Ташкент»[22].
Так Кокандское ханство было присоединено к Рос сии. Феодальнодеспотический строй Кокандского ханс тва заменялся военнофеодальной системой царизма в Средней Азии. Но при всем этом это был исторически прогрессивный шаг в истории Средней Азии.
8 февраля 1876 г. Скобелев занял Коканд, а 9 февр аля НасрЭддин, кокандский КазыКалян и ШейхУлИслам и другие влиятельные лица были взяты под стражу. Они были отправлены из Коканда через Махр ам и Ходжент в Ташкент, а оттуда впоследствии сос ланы в Оренбургский край. 16 февраля 1876 года генералгубернатору Туркестана был представлен офи циально адреспрошение от представителей населения Кокандского ханства о принятии в подданство России.
19 февраля 1876 года Александр II подписал Указу который предусматривал:
«§ 1. Вновь занятую русскими войсками территорию включить в границы империи и образовать из нее об ласть Ферганскую.
- 2. Управление в этой новой области предоставить Туркестанскому генералгубернатору. Ввести примен яясь к обстоятельствам и местным условиям «Времен ного положения», какое было в Зеравшанском и АмуДарьинском отделах.
- 3. Расходы по управлению во вновь открываемой области обращать на имеющие поступать с населения этой области доходы»[23].
После ликвидации Кокандского ханства и образова ния Ферганской области военным губернатором новой области был назначен генерал Скобелев. Назначение Скобелева означало, что царское правительство решил о упрочить свое господство во вновь присоединенном крае беспощадными и жестокими мерами над проявле нием малейших признаков нового движения народа или протеста отдельных групп населения, или отдельн ых личностей. Скобелев намеревался продолжить практику карательных экспедиций во все уголки быв шей территории Кокандского ханства.
Многие феодалы теперь примирились со своим но вым положением, а многие уже успели перейти на службу царскому правительству и усердно старались выслужиться перед ним, войти в доверие и занять ка коенибудь место, соответствующее их «достоинству» и сану. Причем, как обычно, такие люди ничем не брез говали и помогали теперь карательным отрядам ловить активных деятелей и руководителей освободительного движения. С их помощью Скобелев успешно ликвиди ровал неугодных и опасных ему лиц. В ночь на 19 фев раля 1876 года в Чавотском ущелье Алайских гор при содействии Бекжана и других кыргызских феодалов Пулатхан был захвачен с группой своих сподвижни ков. Вскоре после этого были арестованы сподвижни ки Пулата АбдыМумын и Акимбек. Пулатхан, Акимбек и ряд других начальников повстанческих отрядов были казнены в Маргелане. Значительная группа из числа активных деятелей восстания, избегшая казни была направлена в Ташкент для дальнейшей высылки за пределы края.
Однако дело этим не кончилось. Значительная группа людей из числа наиболее решительных противников российской ориентации, ряд крупных феодалов и военачальников успели бежать на Алай. Среди них видным и фигурами были бывший хаким андижанского вил айета Абдылдабек. Другими влиятельными лицами были ХудоярХалпа и Худайкул. Они стали формиров ать отряды из остатков разбитых и убежавших на Алай сил повстанцев и готовились к продолжению борьбы.
Скобелев полагал, что, пока алайские кыргызы не войдут в подданство России, до тех пор нельзя будет установить спокойствие и порядок и упрочить гос подство России во вновь присоединенном крае. В донес ении на имя командующего войсками Туркестанского округа Скобелев приводил 20 мая 1876 г. интересные данные об АлайГульче, а также об алайских кыргызах.
Он писал: «…каракиргизы имели преувеличенное понятие о неприступности их кочевок.
Действительно, в ущельях и долинах превоклассного хребта, с востока и юга окаймляющего долину Ферган а, естественные препятствия настолько усиливали; оборонительные средства каракиргиз, что они были в безопасности от ханских войск.
Фактическая власть хана, таким образом, на эти горы и лежащий за ним Алай не распространялась, а условное подчинение каракиргиз этой власти обусловл ивалось лишь их зависимостью от необходимых для их существования базаров в сартовских населенных пунктах»[24].
Скобелев считал необходимым организацию военной экспедиции в Алайскую долину, чтобы распространить власть России и на алайских кыргызов.
Решительно преследуя остатки повстанческих сил по всем направлениям, а главным образом по дороге, идущей на Алай, отряд Скобелева в апреле 1876 года в местности ЯнгиАрык встретился с Абдылдабеком, ко торый со своими силами занимал перевал в Алайскую долину. Отряды Абдылдабека, занимая удобную пози цию, намерены были оказать решительное сопротивлен ие. Однако Скобелеву удалось с помощью местных феодалов направить часть своих сил обходным путем в тыл Абдылдабека. Это дало возможность Скобелеву легко разбить Абдылдабека, который, оставив свои поз иции, вынужден был отступить на Алай.
В июле 1876 года Скобелев направил карательную экспедицию на Памир – Алай. В состав экспедиции входили и специалисты по некоторым отраслям знаний, которым было дано задание провести сбор сведений и некоторое научное исследование Алайской долины. Подп олковник Бенкендорф и механик Михельсон должны были произвести астрономические и барометрические наблюдения, зоогеограф В.Ф. Ошанин[25] – осуществить сбор зоогеографических материалов и коллекций, пол ковник Костенко – вести статистические исследования, полковник Лебедев – осуществлять топографические съемки и т. д.
Силы Скобелева выступили тремя колоннами: из Оша, Гульчи и УчКургана.
Первая колонна под начальством полковника Витгенштейна наступала по направлению к Шот. Вторая колонна выступала из УчКургана под командованием подполковника Вардера. Его авангардом командовал капитан Куропаткин. Третья колонна выступила из Гульчи. Этой колонной командовал сам генералмайор Скобелев. В числе карательных отрядов находился манап Шабдан Джантаев и его советник Баяке с сорока джигитами.
Как видно, силы, участвовавшие в ПамироАлайской экспедиции Скобелева, были довольно значит ельны.
Памироалайские кыргызы в это время управлялись властной женщиной Курманджандаткой. Курманджан датка принадлежала к роду монгуш и происходила не из аристократической семьи. Она родилась в 1811 году в Гульче. Её отец Маматбай не отличался ни богатством, ни знатностью и был рядовой кочевникскотовод.
По существовавшей тогда у кыргызов традиции она еще малолетней была засватана за Кул Садьярова из рода джоош. В 1829 году, когда Курмаиджан стала совершеннолетней девушкой исключительной красоты, ее выдали замуж. Курманджан, однако, не понравился муж, и она согласилась стать его женой лишь при условии остаться жить в доме своего отца. Вскоре она влюбилась в правителя алайских кыргызов Алымбека, за ко торого в 1832 году вышла замуж, разведясь с первым мужем. Алымбек, как правитель памироалайских кыргызов, неоднократно выступал против кокандского хана, стремясь отстоять самостоятельность кыргызов. В 1832 году, когда хан Мадалы предпринял завоевание Северн ой Киргизии, Алымбек сопротивлялся утверждению ханской власти над алайскими кыргызами. В 1845 году алайские и гульчинские кыргызы снова восстали против Коканда. Они участвовали в походах «ходжей» в Кашг ар и т. д. Во всех этих событиях Алымбек играл руко водящую роль, а Курманджан была ближайшим совет ником мужа и начала приобретать среди кыргызов все большее влияние. Алымбек, активно участвуя в придворн ой борьбе Коканда, в 1863 году погиб в ханском дворц е. После этого все алайские кыргызы без сопротивления признали своим правителем Курманджан.
Курманджан искусно вела политику и сумела расположить к себе и кокандского хана и бухарского эмира. Бухарский эмир Саид МузаффарЭддин пожаловал ей титул датки, т.е., правителя округа. Кокандские ханы привлекали ее сыновей на видные должности. Ее сын овья – Джаркынбай, а затем Абдылдабек были хакимами Оша.
После присоединения Кокандского ханства к России памироалайские кыргызы пытались сохранить свою сам остоятельность. Обычно до этого воспользовавшись любым случаем – придворной борьбой в Коканде, войн ой с другими государствами и др., памироалайские кыргызы часто выходили из повиновения хана. Иногда им удавалось временно достигнуть своей относительной самостоятельности под управлением своих правителей. Это обстоятельство, надо полагать, явилось одной из причин поведения Курманджандатки и Абдылдабека.
Наряду с этим, многие из участников восстания 1873– 1876 гг. нашли после разгрома убежище на ПамироАлае. Среди них было немало противников подд анства России. Разъезжая по аилам алайских кыргызов, они призывали население оказывать сопротивление. Кроме этого, непосредственное недовольство вызывало среди населения и то обстоятельство, что Скобелев 22 апреля на перевале ЯнгиАрык, разбивший силы Абдылдабека, сразу наложил на жителей Алая налог повышенного размера. В это время северные кыргызы, значительно раньше перешедшие в русское подданство, еще не платили налогов. Это положение также имело известное значение в определении алайскими кыргызами своих отношений к России.
Все эти обстоятельства привели в конечном счете к тому, что алайские кыргызы и их правительница Курманджандатка решили не покоряться. Наиболее реши тельную группу возглавлял старший сын Курманджан Абдылдабек.
Когда Скобелев начал свое движение, то алайские и гульчинские кыргызы откочевали в глубь Алая, Центрального ТяньШаня и Памира. Курманджан со своим аилом откочевала в сторону Кашгара, в долину Коксу. Однако здесь она встретилась с разбойничьей политикой кашгарских феодалов. На границе с Кашгарией айылы Курманджан подверглись грабежу. Многочисленные ста да были разграблены пограничными кашгарскими военн ыми отрядами. Курманджан вынуждена была уйти обратно. Некоторые ее надежды на возможность сохра нения своей феодальной самостоятельности теперь окончательно были утрачены. Со своим айылом она снова вернулась в свои кочевья на верхнем Алае.
21 июля 1876 года Скобелев разослал обращение следующим кыргызским родам с призывом принять русс кое подданство:
| 1. Джапалак | 11. Бакал | |
| 2. Тулейкен | 12. Суван | |
| 3. Джоош | 13. Олжоке | |
| 4. Ажыбек | 14. Джору | |
| 5. Кёкчё | 15. Сарттар | |
| 6. Джилкелди | 16. Карабаргы | |
| 7. Кёкджатак | 17. Сарыбаргы | |
| 8. Кушчу | 18. Таэбаргы | |
| 9. Тооке
10. Баргы |
19. Боор[26]. |
Обращение было следующего содержания: «Объяв ляю, что по воле могущественного царя Ярым падишах а я иду с храбрыми войсками Белого царя водворить порядок между Алайскими кыргызами, принять от них присягу на верность Белому царю, к державе которого они на вечные времена присоединены.
Я радуюсь вместе со всеми хорошими людьми, что Белый царь повелел наместнику, своему генераладъютанту фон Кауфману, присоединить эту часть бывшего ханства к России, и тем на вечные времена, даровал мир, спокойствие, обеспечение имущества населению как кочевому, так и оседлому, измученному кровопро литными вековыми усобицами.
Я иду по воле могущественного Ярым падишаха не с войною, а с желанием мира, спокойствия и счастья всем каракиргизским родам.
Всему свету известна непобедимая сила могущественного Белого царя. Вспомните про ЧупанАта, Зира булак, падение Хивы, Махрам, Наманган и наконец про страшное наказание, постигшее мятежный Андиж ан, не подвергайте и себя подобной же участи; к случае упорства, не замедлит Вас постигнуть.
Я предлагаю аман всем родам, которые вышлют ко мне своих биев с покорностью и будут исполнять мои приказания.
Воля моя, чтобы все добрые люди немедленно постарались бы изловить и представить мне главных зачинщиков настоящих беспорядков и народного нес частья и разорения: Абдулабека, Омарбека, АбдулКеримбека и вообще всех дурных людей.
Представивший мне их живыми или мертвыми мо жет быть уверенным в милости великого и могущест венного Ярым падишаха»[27].
Призыв, однако, не дал ожидаемого результата. Большинство жителей Алая, пользуясь удобным време нем года – периодом перекочевки на высокогорные пастбища – джайлоо, отступили в далекие горные уще лья Алая, Памира и ТяньШаня, в сторону кашгарской и афганской границ.
Во время движения Скобелева в сторону Янги арыкского ущелья и СуфыКургана один из сыновей
Курманджан напал на его авангард – на отряд Шабдана. Но это столкновение не имело особого значе ния, и отряд Скобелева успешно продвигался на Алай.
Надеясь на мирное урегулирование вопроса, Скобел ев решил вступить в переговоры с Абдылдабеком. С этой целью к нему был направлен Шабдан Джантаёв со своими джигитами. Но Абдылдабек не вступил в переговоры с Шабданом. Шабдану едва удалось избег нуть плена. Тогда 28 июня 1876 года против Абдылдабека был направлен летучий отряд под командованием полковника Витгенштейна. Отряд Витгенштейна имел сражение с Абдылдабеком 29 июля на перевале КызылАрват. Абдылдабек здесь был разбит и с остатками своих сил бежал дальше в глубь Памира. Преследуя его, отряд Витгенштейна тоже углубился в горы и дош ел до озера КараКуль. Однако он так же, как и от ряд Шабдана, не мог настигнуть Абдылдабека. Тем временем майору Ионову удалось догнать 29 июля ко чевавшую со своим айылом к афганской границе Курманджандатху и задержать ее. Курманджандатха не оказала сопротивления и согласилась поехать в лагерь Скобелева. В сопровождении большой свиты из знат ных кыргызов, а также сына Камчыбека и внука МырзаПаяса она прибыла на прием к Скобелеву в его лагерь. Скобелев устроил ей почетный прием, организов ал обильное угощение по восточному обычаю и подар ил золотую кружку. Кроме того, сам надел на ее плечи парчовый халат. Курманджан была довольна и помир илась со Скобелевым, который оказывал полное уваж ение ее достоинству и обещал простить вину всем, в частности ее сыновьям, если они перекочуют обратна на прежние свои места и войдут в подданство России. Курманджан обещала следать это. Она также обещала выполнить требования царских властей в отношении выплаты налогов.
Вскоре по призыву Курманджан все население Алайской долины вернулось на старые места кочёвок и приняло подданство России. Только Абдылдабек отк азался подчиниться указаниям матери и не вернулся. Со своим отрядом он продолжал оказывать сопротивл ение. 8 сентября Витгенштейн разбил за Сохом пос ледние силы Абдылдабека. Абдылдабек отступил в пределы Афганистана, а оттуда направился в Мекку на поклонение гробу пророка Мухаммеда.
31 июля 1876 года старшины племен адыгене и мон гуш официально явились к генералу Скобелеву и зая вили о желании алайских кыргызов принять русское подданство. Скобелев обязал их уплатить налогизякет по сравнению с прежним в полуторном размере, про ложить колесную дорогу от Гульчи через Талдыкдаван в долину реки Кызылсуу и представить 150 боевых коней.
Скобелев выполнил свое обещание: сыновья Курманджандатхи – Махмутбек, Хасанбек и Батырбек стали волостными управителями. Но они во всем бесп рекословно подчинялись своей матери и действовали по ее указанию.
Так походом Скобелева в Алайскую долину завершилось присоединение Южной Киргизии к России.
Кокандское восстание 1875–1876 годов было подав лено вооруженной силой царизма. Наряду с отрядами царских войск в подавлении восстания принимали участ ие многие кыргызские феодалы, классовые интересы которых были тесно связаны с кокандским ханом и его покровителем – царской Россией. К этому времени гос подство царской России окончательно упрочилось в Се верной Киргизии. Феодальнородовая знать северокирг изских племен окончательно перешла на службу к цар изму и беспрекословно выполняла его волю. В этом отношении характерна деятельность манапа Шабдана Джантаева, который усердно и преданно служил царизм у, особенно во время подавления кокандского восста ния. Из автобиографии Шабдана Джантаева можно видеть пример добросовестного служения крупных манапов царизму и поддержки этих манапов правительств ом царской России. Царизм защищал интересы манапства и надежно охранял их привилегии и господств ующее положение. В своей биографии манап Шабдан писал следующее: «Когда назначен был к нам началь ником уезда Загряжский и отправился он по родам кыргызов переписывать их, то на Тогузторау напал на него кыргыз Осман со своими людьми и взял в плен многих его джигитов, сам же Загряжский спасся в ближайшем лесу. Услышав о нападении Османа на уездн ого начальника, я собрал 200 кыргызов и устремился на Османа; потеряв в бою двух джигитов и убитых подо мною двух лошадей, я освободил уездного на чальника с его джигитами. За это я получил от русс ких золотую медаль с почетным халатом второй сте пени.
В 1875 году, когда я находился с сорока джигитами на границе сартовских (кокандскич) и русских влад ений, при сотне казаков (барона) Штакельберга, за мною послал ген. Кауфман, чтобы отправить за кипчак ским ханом Афтобачи, который бежал после взятия Махрама. Я поехал со своими джигитами на зов Кауф мана по направлению к Андижану (с Нарына, где нах одилась сотня бар. Штакельберга). Когда мы доехали до Сузака, то услышали, что Пулатхан загородил нам дорогу с селения Аимкишлака, по сю сторону Андижа на. Посланного мною к Кауфману джигита перехватил и и повесили. Пробиться не было возможности и мы должны были дождаться Штакельберга; соединившись с его сотнею, повернули к Намангану, так как услыша ли, что Кауфман ушел туда. Около городков Батакара и Спискена Пулатхан опять загородил нам дорогу, но был отбит. Мне удалось при этом с двумя джигитами вогнать в городские ворота до тысячи неприятеля. На другой день я с десятью джигитами обратил в бегст во пятьсот человек, чему свидетелями были Штакельберг и (казачий офицер) Дубровин. Отбив неприятеля, мы поехали к Кауфману в Наманган. Отсюда отпра вились с Кауфманом к Андижану, который в это время осаждал Скобелев. Взять Андижан ему не удалось, и он, преследуемый неприятелем, встретился с Кауфма ном на Джанабате. Вечером, заметив около 200 чел. неприятеля по ту сторону Сыра, Скобелев, Штакельберг, я и еще трое казаков переправились через реку и обратили неприятеля в бегство.
В Намангане по ходатайству офицеров, Кауфман дал мне с восемью товарищами по георгиевскому крест у, за нашу службу при Батакаре и Спискене. Из Нам ангана я сопровождал Кауфмана со своими джигита ми в Ходжент, где получил от него 300 рублей денег и почетный халат, а также все мои джигиты одарены почетными халатами, что в сложности составит 1 тыс. руб. Из Ходжента я отпросился у Кауфмана домой, где и прожил около года.
Через год Скобелев предпринял алайский поход против Абдуллабека. По незнанию местности русским, во время завоевания кокандского края, нельзя было обойтись без помощи джигитов. Скобелев взял 25 джигитов из аргынов, но они все были перерезаны Абдуллаханом, который, заманив их и истребив, загородил рус ским войскам дорогу. Лишившись таким образом всех джигитов, Скобелев призвал меня. Собрал я опять со рок джигитов, в том числе Баяке, и прибыл к Скобелеву в Ош. Отсюда на другой день двинулись к уще лью Шут, которое впятеро страшнее Буанского. На противоположном выходе из этого ущелья находилось войско Абдуллабека. По приходе к ущелью, Скобелев, взял у меня 20 джигитов: 10 послал за Штакельбергом в КызылКурган, а 10 отправил в ущелье для разведки о неприятеле. Когда мы вошли в ущелье, Скобелев, послал меня с 20 джигитами вперед. Выезжая из уще лья, я увидел, что Абдуллабек бежал, оставив свою мать, жен, детей и народ. Послал я одного джигита дон ести об этом Скобелеву и получил от него приказание сделать набеги на ближайшие аулы. Сделав несколько набегов, я взял в плен около 40 человек, много скота и имущества. Скобелев предложил нам взять все отнят ое у неприятеля, но я отказался и сказал, что пришел служить русским, а не грабить. Тут Скобелев сделал представление о награждении меня чином. Отдохнув три дня, двинулись мы к КызылКургану, через селен ие Гульчу. Из КызылКургана Скобелев послал меня с 21 джигитом к Абдуллабеку для переговоров. Когда я прибыл к КызылАрту, где находился Абдуллабек то последний бежал с народом своим к Афганистану, боясь, что я его предам русским. Мне не хотелось вернуться ни с чем, поэтому я отправился за Абдулла беком в погоню. Захватить его я не мог, но пленил у него 8 человек и захватил одно знамя, которое передал князю Витгенштейну, нагнавшему меня с двумя сотням и казаков. Сюда же подошел и Скобелев с пехотою. Он дал моим джигитам 30 берданок, 6 револьверов и велел мне догнать Абдуллабека. Он послал с нами, по моей просьбе, (капитана) Куропаткина. Гнались мырза Абдуллабеком двое суток до Каракола, где к нам при соединился князь Витгенштейн. Отдохнули здесь и двинулись дальше, но не могли догнать Абдуллабека и с ТашКургана возвратились к Скобелеву. С ним мы отправились вниз (по КызылСу) по направлению к Каратегину. Когда мы доехали до Карамука, составл явшего границу каратегинцев, Скобелев остановился и отправил меня с 15 джигитами к шаху каратегинскому для переговоров о границе. Шах принял меня и отпустил со мною к Скобелеву своего младшего брата, с которым Скобелев и провел границу между владениями русских и каратегинцев. Отсюда мы двинулись к Коканду. Узнав на пути, что против русских возмут ились кочевые роды в окрестностях Коканда – нойгуты, джаукесек, дулат, бостон, найман и др., Скобелев с перевала КараКызыка послал усмирить их князя Витгенштейна с двумя сотнями казаков и меня с джи гитами. Мы поручение исполнили и взяли большую добычу. При стычке были ранены кн. Витгенштейн, (подполк.) Церпицкий, я и еще один офицер, фамилию которого теперь не помню. Сдав свою добычу в Коканде, я явился к Кауфману и получил от него 2 т. р. и почетный халат, каковыми были награждены и все джигиты. Из Коканда Кауфман и Скобелев поехали в Гульчу. Возвратившись отсюда в Ош, услыхали, что между кочевниками в окрестностях ДжалалАбада появился вождь Джетымхан, собирающийся воевать. Кауфман послал на него Скобелева с сотнею казаков. По приказанию Скобелева я выехал с своими 8 джиги тами вперед и разбил Джетымхана, взял у него 20 чел. и одно знамя, которое поднес к подъехавшему в это время Скобелеву.
За службу мою Скобелев представил меня к чину войскового старшины. Но Кауфман не согласился, пот ому что я неграмотный. Он советовал мне поучиться грамоте и обещал, что тогда он постарается выхлопот ать мне этот чин. В Намангане я получил от Кауф мана 2 т. р. и все мы по халату, после чего отправил ись домой, и где Кауфман выслал мне по почте еще 1600 руб., так как в походах алайском и кокандском я содержал джигитов на свой счет.
Прожив год дома, я отправился на Атбашу против китайцев, в отряд (полковника) Гринвальда. Зимою вернулся домой и получил за этот поход золотую мед аль. Летом следующего года я посылал племянника с 15 джигитами на Атбашу же с отрядом (полк.) Щер бакова. В оба похода джигиты содержались за мой счет.
В следующем (1880) году снова выставлялся на Ат башу отряд под начальством (полк.) Принца; при нем находился и я с 100 джигитами, по приказанию Кауф мана. В этом походе я и джигиты получали содержа ние и жалование из казны, как казаки.
В 1883 году я был назначен ген. Колпаковским представителем от кыргызов и казаков на коронацию государя императора и получил чин войскового стар шины. За то, что Колпаковский не забыл моих заслуг, приношу ему глубокую благодарность.
Наград от русских я получил без счету. Кроме вышеупомянутых, я получил еще от Колпаковского почет ный халат первой степени и красный крест за пожерт вования лошадьми в турецкую войну»[28].
Отрывок из автобиографии известного кыргызского манапа ярко раскрывает нам картину того, как царские власти, подавив сопротивление той части манапства, которое выступило против присоединения к России, широко привлекли на свою службу видных манапов, сделав их верными слугами трона, в некотором роде своей опарой в присоединенной стране. Яркий пример тому – Шабдан Джантаев.
[1] А. В. Ппсковский. Труды Института языка, литературы и ис тории Кирг. ФАН. Вып. IV, Фрунзе, 1954, стр. 24.
[2] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, д. 63, 1875, док. 344.
[3] Газета «Голос», № 304, 1875 г.
[4] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6877, л. 119.
[5] Там же, л. 135.
[6] Общая численность экспедиционного отряда доходила до 2821 человека. Кроме Скобелева, здесь находился барон МеллерЗако :мельский.
[7] ЦГВИАЛ, ф. ВУА, дело 688, гл. 32, лл. 132–141.
[8] Колокол, л. 28, от 15 ноября 1858 г. См. также Герцен А. И. Полное собрание сочинений, т. IX, стр. 459. Письмо первое «Россия и Польша». 2 А. И. Герцен, Собр. соч., т. X, стр. 239.
[9] А. И. Герцен. Собр. соч., 1920, т. XVI, стр. 27.
[10] ЦГВИА, фонд ВУА, д. 6877, л. 136.
[11] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 69, док. 137
[12] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6882, л. 202.
[13] ЦГИА, Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 69, док. 138.
[14] ЦГИА, Узб. ССР, ф. 715, оп. I, д. 66, док. 64.
[15] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 66, док. 66. 2 ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 66, док. 67.
[16] ЦГИА Узб. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 346, лл. 172–173.
[17] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 66, док. 71.
[18] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 69, док. 137
[19] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 67, док. 168.
[20] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 69, док. 135.
[21] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 66, док. 73.
[22] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 66, док. 124.
[23] Полное собрание законов Российской империи. 1876 г. Собр. 2е, отд. 1, стр. 139, 140.
[24] ЦГИА Узб. ССР, ф. 715, оп. 1, д. 67, док. 284.
[25] В. Ф. Ошанин – воспитанник Московского университета, один из первоисследователей ПамироАлая (1844–1917) прожил в Ташк енте 33 года и оставил крупный след в истории познания природы Средней Азии (см. Л. В. Ошанин и А. А. Азатян, Василий Федоров ич Ошанин. Очерк жизни и деятельности. М. 1961).
[26] ЦГИА Узб. ССР, фонд 715, огт. 1, дело 68, док. 353.
[27] ЦГИА Узб. ССР, фонд 715, огт. 1, дело 68, док. 353.
[28] Ф. Отделения общественных наук АН Киргизской ССР, оп. 1696.
* * *
Восстание против Худоярхана в 1873–1874 годах явилось выражением глубокого социальноэкономичес кого и политического кризиса Кокандского ханства, который начался в 40х годах XIX столетия и не пре кращался до последних дней его существования.
В исключительно тяжелых условиях феодальноханского гнета народы Кокандского ханства искали выхода из создавшегося положения. Они поднялись на борьбу против Худоярхана под флагом поисков «хо рошего» хана. Наивный монархизм повстанцев был закономерным явлением в условиях отсталых социаль ноэкономических отношений народов Средней Азии. Однако отчаянные попытки народных масс и предан ных интересам народа предводителей движения не дав али ожидаемых результатов. Этому мешали многие причины, присущие обычно всем крестьянским движе ниям феодального общества. В 1875–1876 годах народноосвободительное движение в Кокандском ханстве, носившее до этого по существу характер кресть янской войны, стало приобретать еще и антиколони альный характер. Крестьянские массы попрежнему оставались верными идее создания лучшего общест венного порядка во главе с «хорошим» ханом. Они выс тупали и против установления колониального господст ва царского самодержавия. А представители феодальной аристократии, купечества и духовенства в связи с ослабл ением Кокандского ханства, как государства, лишивш иеся многих своих былых привилегий и владений, такж е не хотели установления колониального господства царской России. Поэтому на известном этапе восста ния 1875–1876 годов их интересы совпадали с интере сами массы и усиливали антиколониальную струю в дви жении. Однако классовые интересы оставались опреде ляющими. Феодальноклерикальные элементы, пробравш иеся к руководству, предавали интересы народа и уси ливали реакционную струю движения.
Серьезным фактором в определении дальнейших исторических судеб народов Кокандского ханства явля лась внешняя политика Российской империи в Средней Азии. Она играла решающую роль в событиях 1875–1876 гг., приведших к ликвидации Кокандского ханства и присоединению Южной Киргизии к России. Безусловн о, такой исход событий для народов Кокандского ханс тва, с точки зрения объективноисторической перспек тивы, являлся наиболее лучшим и прогрессивным, т. к. он явился предпосылкой сближения народов Средней Азии с русским народом. Последующий ход историчес кого развития народов Средней Азии и Казахстана, достигших своей подлинной свободы и счастья в рез ультате Октябрьской социалистической революции, покончившей с царским самодержавием и его колони заторской политикой, показал неоценимо важную прогрессивную роль русского народа в исторических судьбах кыргызского и других народов Средней Азии и Казахстана.
К. УСЕНБАЕВ
ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ
ОТНОШЕНИЯ КИРГИЗОВ В ПЕРИОД
ГОСПОДСТВА КОКАНДСКОГО ХАНСТВА
(XIX – до присоединения Киргизии к России)
Г Л А В А 1
КИРГИЗИЯ ПОД ВЛАСТЬЮ КОКАНДСКОГО ХАНСТВА
В период господства Кокандского ханства кыргызы занимали примерно ту же территорию, которая ныне составляет Республику Кыргызстан. На юговостоке Кыргызстан граничил с Китаем (Восточный Туркестан), на западе и югозападе – с Кокандским ханством и Бухарским эмиратом, а на севере – с Казахстаном. На территории Киргизии тогда не имелось государственноадминистративных единиц, подобных тем, которые были у оседлых народов Средней Азии. Расселение кыргызов еще сохраняло родоплеменную форму.
Восточную часть ИссыкКульской котловины до рек Ула хол и АкСу населяло племя бугу. Летом бугинцы кочевали на просторных урочищах Текеса, АкСая и Каркыры. Их кочевья доходили до самого Турпана[1]. Западное побережье ИссыкКуля, весь Кемин, верховья Чуйской долины до Кегеты, Кочкор, АтБаши и отчасти Джумгал были заняты племенем сарбагыш[2]. Племя солто занимало Чуйскую долину до Чалдовара, Александровский хребет, отчасти верховья Таласа и северную часть Суусамыра[3]; Центральная часть ТяньШаня: средний и частично верхний Нарын, значительная часть Джумгала, КетменьТюбе, ТогузТоро и Кочкорка, а также Суусамыр являлись летовками и зимовьями племени саяк[4]. Племена кушчу и саруу жили в Таласской долине и в горах, окружающих ее[5]. Племя монолдор кочевало в верховьях Нарына. В среде киргизских племен оно являлось самым разбросанным. Его представителей можно было встретить почти во всех уголках Киргизии[6]. АтБаши, АкСай, Арпа и вся горная местность, протянувшаяся до самого Кашгара, Яркента и Хотана, была заселена племенем черик[7]. На югозападе от чериков в горных пограничных районах, в частности на северозападе от г. Кашгара, обитало племя чоңбагыш. Часть чоңбагышей находилась на Алае и склонах Наманганского хребта. На ТогузТоро, жил род тункатар, а на АлаБуге – род чончоро[8].
Племена адыгине и монгуш населяли восточную часть Ферганской долины, Гульчу, Узген и окрестности г. Оша. Летом они кочевали в верховьях Алая[9]. Вся местность на юговостоке Маргелана, начиная от кишлака МинТюбе до ДараутКургана включительно, нижний Алай и КичиАлай были населены самым многочисленным племенем ичкиликов[10]. Нередко от Намангана и Андижана на Таласе можно было встретить представителей небольшого киргизского племени кытай. Племена найман и кипчак кочевали по памирскому плоскогорью и по каракорумскому нагорью. Их зимовья доходили до г. Оша[11]. На северовостоке и на юговостоке от Андижана находилось племя базыс. Некоторые роды из племени ичкилик и отузуул населяли Памир и Каратегин[12]. Племя катаган кочевало на северовостоке Афганистана.
В материалах о численности вышеназванных племен, да и вообще о киргизах, имеется большой разнобой и значительное расхождение. Это объясняется в основном тем, что переписи населения в то время не проводилось. Дореволюционные исследователи, касаясь попутно численности киргизов, пользовались разными источниками, зачастую взаимоисключающими друг друга и противоречащими один другому. Изза неимения статистических данных нам приходится критически относиться к существующим источникам и стараться хотя бы приблизительно установить численность киргизов интересующего нас периода.
Американский дипломат Юджин Скайлер допускает грубую ошибку, насчитывая всех киргизов лишь 350 тыс. душ[13]. Также нельзя согласиться с мнением Н. А. Аристова о том, что киргизов было всегонавсего 318388 душ[14]. Как сообщает П. Кеппенен, в 1851 г. племя бугу состояло из 50 тыс. человек[15]. В отчете начальника ИссыкКульского уезда от 5 августа 1869 г. значится, что число бугинцев составляло 42931 душу[16]. Такие же данные находим в отчете начальника Алатовского округа за 1869 год[17] и в статистических материалах Туркестанского края[18].
Число киргизов племен сарбагыш и солто в 1847 году, было 10 тыс. кибиток, т.е., примерно 200 тыс. человек[19]. Это число подтверждается Г. Бардашевым[20] и статистическими материалами Туркестанского края[21].
По показанию, записанному со слов киргиза Махаммеда Мусабека Джумабаева (показание записано 30 января 1868 года)[22], и по некоторым другим источникам[23] на юге Киргизии проживало более 200 тыс. киргизов. Точно такие же данные находим и в работе А. Вамбери[24]. В Таласе насчитывалось 47800, в Восточном Туркестане – 43 тыс., на Памире – 2221 душа, в Каратегене – 25 тыс. душ киргизов[25].
Таким образом, численность киргизов составляла около 536021 чел. обоего пола. Однако можно полагать, что киргизов было значительно больше, ибо число отдельных племен и родов не было известно дореволюционным исследователям, на работы которых мы ссылаемся. В этом отношении интересна работа М. Венюкова[26], в которой число киргизов определено приблизительно в 850 тыс. человек. Нам кажется, что здесь М. Венюковым значительно преувеличена численность киргизов. Исходя из всего сказанного можно полагать, что общее число киргизов составляло около 600–650 тыс. человек.
Накануне кокандского завоевания Киргизия находилась в зависимости от Китая[27]. Киргизы платили дань китайскому императору из династии маньчжуров. Сбор дани производился маньчжурскими чиновниками в сопровождении специального военного отряда[28]. Киргизы обязаны были также регулярно посылать к императорскому двору Китая своих представителем с подарками[29]. Однако зависимость киргизов от китайского правительства продолжалась недолго (1759–1825 гг.) Вскоре начались захватнические действия кокандских ханов, направленные на подчинение киргизов[30].
Кокандские ханы, с целью расширения своих владений увеличения объекта сбора податей и поборов, а также захвата торговых путей, пролегавших через территорию Киргизии в Восточный Туркестан, и дальше, в Китай, решили во что ты то ни стало завоевать Киргизию. Для кокандских феодалов Киргизия нужна была и как рынок сбыта.
Сначала кокандские ханы пытались установить свое господство в Киргизстане мирным путем. К северным киргизам была послана депутация, которая старалась уговорить местное население перейти в «подданство Кохании (Кокандского ханства – К. У.)».[31] Но киргизские бии, посоветовавшись между собою, решили до времени остаться непреклонными, не вступать в подданство Кохании»[32]. Кокандские феодалы, убедившись в невозможности обладать киргизами мирным путем решили насильно покорить киргизские племена. Для подчинения киргизов, кочующих на КетменьТюбе, Алимханом был послан военный отряд, которым командовал ИрисКулбий[33]. Однако этот поход не увенчался успехом. Летом 1821 г. кокандским ханом Омором организуется второй поход на КетменьТюбе. Во главе отряда стоял БекНазарбий. Этот отряд внезапно напал на часть племени сарбагыш и сильно его разорил. «Произведя страшные грабежи и убийства, не щадя ни женщин, ни детей, собрав большую добычу (главным образом скот) и массу пленных, БекНазарбий вернулся в Коканд»[34]. Но Оморхану не удалось покорить киргизов, населявших КетменьТюбе. Зимой 1821 г.он снова направляет новый военный отряд на КетменьТюбе. Отрядом командовал СеидКулбек, который, сломив сильное сопротивление местного населения, завоевал КетменьТюбе. В. Наливкин отмечает: «произведя страшные грабежи в долине УзунАхмата и захватив массу пленных, СеидКулбек с триумфом вернулся в Коканд, где получил большие награды от хана»4.
В конце 20х годов прошлого века кыргызы, населявшие Каратегин и Дарваз, также были покорены Оморханом[35]. Теперь кокандский хан Мадалы решил окончательно подчинить киргизов, населявших Талас, Чуйскую долину, Центральный ТяньШань и ИссыкКульскую котловину. В 1831 г. им были двинуты два крупных военных отряда под начальством минбаш ХакКулы и ляшкары Кушбеги. Эти отряды встретили сильное сопротивление северокиргизских племен. Особенно гepoическую борьбу против кокандских завоевателей вело плем саяк, возглавляемое братьями Атантаем и Тайлаком.
Героическое сопротивление этого племени также было сломлено отрядом минбаши ХакКулы, состоявшим из 7000 сипаев (кавалеристов)[36]. Атантай и Тайлак попали в плен, их привезли в Коканд. Через некоторое время они получили свободу[37]. ХакКулы возвратился (в Коканд – К.У.) с множеством скота, имущества и пленников обоего пола»[38]. Кушбеги, подчинив племена солто, сарбагыш и бугу, также явился к кокандскому хану.
Некоторые дореволюционные исследователи утверждали, что якобы племя черик не попало под власть кокандских ханов[39]. В действительности это племя было вынуждено признать власть кокандского хана, платить ему подати и поборы. Это хорошо видно из рапорта начальника Большой Орды и дикокаменных киргизов полковника Колпаковского от 30 марта 863 г. В нем сказано: «Черики были прежде (до 1861 года – К. У.) кокандскими данниками и платили зякет в КурганКуртка, но два или три года они не вносят более зякета, а Кокандское правительство, занятое своими внутренними беспорядками, почти забыло о них»[40].
С покорением северных киргизов завершилось завоевание Киргизии кокандским ханом. Все кыргызы, за исключением племени торайгыр и части багыша (эти два племени, кочевавшие на севере Кашгарии в числе 500 юрт, оставались подданными Китая)[41], попали под власть кокандского престола. Китай, который сам стал объектом иноземных завоеваний, ослабленный внутренним и крестьянскими движениями, не мог оказать помощи зависимым от него киргизам в их борьбе против коканд ских покорителей.
Мы не располагаем материалом, который мог бы пол юстью охарактеризовать подчинение южных киргизов кокандскими завоевателями, но нам известно, что Южная Киргизия попала под власть Кокандского ханства значительно раньше, чем Северная. Индийский путешественник МирИззетулЛа, проезжавший в 1812 г. через территорию Южной Киргизии, отмечал, что южные кыргызы «находятся в подчинении повелителя Коканда»[42]. Как заметил Г. Гене, проездивший в Кашгар в 807 г., кыргызы тогда еще находились в зависимости от Китая[43]. Следовательно, покорение южных киргизов кокандским ханом можно отнести к 1807–1812 гг.
Завоевательная политика кокандских ханов носила жестокий характер, свойственный феодальным государствам. «Подчинение киргизских родов,– писал В. Наливкин,– сопровождалось исключительными жестокостями кокандских властей»[44]. Их набеги отличались зверствами; они грабили айылы, угоняли скот, убивали детей и стариков, сжигали юрты, возили женщин и девушек в гаремы кокандских вельмож, как видно из вышесказанного, кыргызы, защищая свою свободу и независимость, оказывали новым завоевателям большое сопротивление, но раздробленные на племена и роды, ведущие междоусобные войны, подпали под иго кокандского хана и его чиновников.
Кокандские ханы возвели на территории Киргизии ряд военных укреплений, служивших одновременно административноторговыми пунктами, на юге: КызылКурган, Чиназ, ТюреКурган, ДараутКурган, СуфиКурган и ТашКурган[45][46]. Сравнительно крупным из них являлся ДараутКурган, в котором находился вооруженный военный гарнизон, состоявший из 560 сипаев. На левом берегу р. Талас была сооружена самая крупная крепость – Аулиэ Ата. Длина ее стен доходила до 500, а ширина – до 250 сажен. Толщина стены крепости в основании составляла две сажени, вверху 8 аршин. На углах и по обеим сторонам ворот имелись башни с бойницами. Внутри крепости размещался склад, помещение для гарнизона, базар, 250 глиняных лавок[47]. В этой крепости находился военный гарнизон численностью в 1000 сипаев, вооруженных ружьями, копьями, 8 орудиями, 50 заплечьями, т.е., мортирами2. Посредством гарнизона, находившегося в крепости Аулиэ Ата кокандский хан поддерживал свою власть над казахами Большой Орды и Таласскими киргизами.
В Чуйской долине существовал ряд укреплений: Мерке, Чалдовар, ШишТюбе (КараБалта), АкСу, Пишпек и Токмак[48], а в ИссыкКульской котловине –Каракол, Барскаун, КонурУлен и другие[49]. Военные укрепления появились и на Центральном ТяньШане: Кочкор, Джумгал, ТогузТороо, КетменьТюбе и Куртка[50]. Наиболее крупными из них были Пишпек в Чуйской долине и Куртка на Центральном ТяньШане и ИссыкКульской котловине. В них стояли кокандские беки, под командованием которых находились гарнизоны всех остальных военных укреплений.
Пишпек во многом напоминал крепость АулиэАта. Его стены имели до 105 сажен длины в каждом фасе и образовывал почти правильный четырехугольник с угловатыми башнями, представлявшими обыкновенный среднеазиатский вид укрепления. Высота крепости дос тигала 2 сажен и столько же толщина стен. Но стены кверху становились тоньше и усиливались гласисом, т.е., зубчатыми выступами[51] и обносились рвом. Приблизительно такой же вид имели все остальные кокандские крепости, существовавшие в Киргизии. Но по своему размеру они были значительно меньше, чем Пишпек.
Внутри каждой крепости имелись военные помещения, хозяйственные постройки, бойня, зындан (глубокая яма для заключенных), склад для провианта и других военных припасов. В Пишпеке существовал базар[52].
В каждом укреплении находился вооруженный военный гарнизон, призванный держать местное население в повиновении кокандскому хану. В Пишпеке стоял гарн изон численностью 500 сипаев, в Мерке – 130, в ШишТюбе – 50, в АкСу – 50, в Токмаке – 100[53], в Караколе, Барскауне и КонурУлене по 40–60[54], в Куртке – 200 сипаев[55] и т. д. Вскоре при ряде укреплений выросли поселения, состоявшие из семей кокандских колонизаторов. Поселение при укреплении Токмака сотояло из 200 дворов, Пишпека – из 1000, АкСу, ШишТюбе, Кочкора, Джумгала и ТогузТороу из 100 и Куртке – из 400[56], 100 дворов.
Военные укрепления по существу являлись административнополитическими и торговыми центрами кокандских чиновников. Ханские беки, находившиеся в них, при помощи военной силы управляли киргизами, кочующими вокруг укреплений.
Жившие в укреплениях кокандские зякетчи (сборщики) собирали с местного населения различные поборы и подати, а торговцы вели торговлю с киргизами, кочующими недалеко от данного укрепления.
С установлением господства Кокандского ханства трудовые массы Киргизии подвергались эксплуатации не только со стороны «своих» феодалов, но и новых завоевателей. Здесь, как и в других завоеванных странах, установился деспотический и жестокий колониальный режим. Кокандский историк АбуАбейдулла Мухаммед, скончавшийся в 1865 г., в своей работе «Холасат алахвал» (краткая биография), отмечал, что особенно сильно страдало от гнета кокандских правителей казахское и кыргызское население, кочевавшее на окраинах ханства и в отдаленных от центра областях. В заключение он подчеркивает, что кыргызы и казахи Большой Орды доведены кокандскими наместниками до отчаяния[57].
Вся тяжесть кокандского гнета разорительным бременем ложилась в первую очередь на плечи киргизских трудовых масс. Значительная часть местной феодальной знати нашла общий язык с кокандскими властителями, став их помощниками в политике угнетения и эксплуатации. Представителям киргизской феодальной знати, особенно на юге Киргизии, кокандский хан предоставил большие привилегии, раздавая им различные чины и должности как в войсках, так и в гражданском управлении. Вся власть в Киргизии находилась в руках кокандских чиновников и их социальной опоры – местной феодальной знати, а народная масса была бесправной. Кокандский хан дал своим наместникам, находившимся здесь, неограниченное право управления местным населением. Н. Обручев сообщает: «Управление в Коканде деспотическое, но непосредственная власть хана ограничивается только городом Кокандом и его округом. Остальная часть ханства управляется беками и хакимами, которые пользуются в пределах вверенным им округов неограниченной властью»[58].
В административном отношении Киргизия была разделена на несколько районов, которые закреплялись за определенными кокандскими вилайетами, управляемыми хакимами и беками, назначенными кокандским ханом. Например, под ведением бека андижанского вилайета находились кыргызы, населявшие центральную часть ТяньШаня и ИссыкКульскую котловину. Население Таласской и Чуйской долин, а также прилегающим к ним гор, подчинялось ташкентскому наместнику хана. Население Южной Киргизии находилось непосредственно под властью самого кокандского хана[59]. Андижанский бек и ташкентский наместник имели право распоряжаться не только подведомственными им киргизами, но и начальниками военных гарнизонов, стоявших в укреплениях Киргизии. Однако как беки, так и наместники не могли самостоятельно управлять киргизами. Они выполняли указы хана.
Пытаясь держать местное население в повиновении, кокандские беки в некоторых крупных укреплениях имели «аманатов» (заложников) из числа сыновей или близких родственников влиятельных манапов, а также назначали «ильбегов», которые, находясь непосредственно в среде того или иного родового объединения, принимали участие в судебных делах бия и собирали одну треть айыпа (штрафа) с провинившихся в пользу хана[60]. Ильбеги, наблюдая за политическим поведением кочевников, старались сохранить «порядок» в кочевьях данного рода.
Население Киргизии, попав под власть Кокандского ханства, как и узбекские трудовые массы, было обложено различными поборами и податями. Количество налогов, взимаемых с киргизов, росло с каждым годом. Если в 30–40 гг. XIX в. они платили в основном три вида податей: «тюкдук зякет», «алал зякет» и «харадж», то в 50–60х годах–более 20 видов[61]. Были специальные люди, занимавшиеся придумыванием новых видов налога, за что получали награды и подарки от хана. Так, ИсаАулиэ, придумавший несколько видов новых податей, быстро выдвинулся из простых писарей ханские дел ддажи.
Взимались налоги со скота, торговли, земледелия, фруктовых деревьев, угля, обжигаемого в горных лесах, камыша, сена, каждой купли и продажи на базаре, разных предметов, со съестных припасов и всякого имущества. Даже с колючки, хвороста, кизяка и всякого бурьяна, собираемых для топлива, взимались налоги[62]. В пользу хана взимался налог в размере 1/40 части с унаследованного имущества умерших. С девушки, вышедшей замуж, взималось 10 тенге, с вдовы – 5 тенге. Еще больший налог взимался с жениха2. О ханских поборах и податях в народе говорилось: «Оставался один только воздух, за право дышать которым не бралось ничего»[63]. «Вообще,– писал А. Соколов, – экономическое положение киргизов в то время (период господства Кокандского ханства – К. У.) было плохое, старики с тяжелым чувством вспоминают кокандское правление; поборы с населения были часты и велики»[64].
Для киргизаскотовода самым тяжелым налогом являлся зякет – налог, взимаемый арабскими завоевателями с подвластного им населения в размере одной сороковой части стоимости облагаемого предмета. В Кокандском ханстве зякет собирался со скота и торговли[65]. Если в 30х годах XIX столетия зякет брался по одной голове с каждых ста голов скота, то в 40–50х годах – уже с каждых 40 голов[66].
В 60х годах размер зякета резко увеличился: по одной голове взималось уже с 25 баранов[67]. Эта норма была распространена также на крупный рогатый скот и лошадей. С пяти верблюдов брали одного барана[68].
Как видно из приведенного, размер зякета беспрерывно возрастал. Зякет взимался не только со скота, имевшегося в наличии, но иногда и с погибшего в период джута (гололедицы). По обычаю зякет должен взиматься один раз в год: осенью или ранней весной. Фактически же его собирали в год несколько раз, по существу столько, сколько хотелось зякетчи. Ханские сборщики брали в зякет самых лучших баранов, лошадей и крупный рогатый скот. Нередко забирали скакунов, цена которых была в несколько раз выше, чем обыкновенной лошади.
Кроме зякета, в пользу хана при продаже скота с каждой головы рогатого скота и лошади взималось по одной тенге, с барана – по 1/2, верблюда – по 2 тенге[69]. Собирали также военный налог в размере трех овец и одной лошади с юрты. Военные сборы по положению должны были взиматься во время войны, но ханские сборщики собирали их и в мирное время. В отчете западносибирского генералгубернатора от 11 февраля 1860 г. говорится: «Кокандцы собирают большое количество вспомогательных средств. Под страхом смертной казни требуется с каждой юрты дикокаменных киргизов по одной хорошо откормленной лошади»[70].
С местного населения взимался харадж в размере одной десятой части урожая. (Харадж – арабское слово. Оно употребляется в значении поземельного налога, собираемого с обрабатываемых земель). Только с племени солто и части сарбагыша в порядке хараджа ежегодно собиралось 5500 пудов пшеницы и проса[71]. Киргизы и казахи платили харадж начальникам кокандских укреплений, недалеко от которых они кочевали. Наместник кокандского хана, стоявший в укреплении АулиэАта, с киргизов, населявших Талас, и казахов Большой Орды ежегодно взимал около 1000 батманов (батман–мера веса от 4 до 8 пудов) проса и пшеницы[72].
За право выпаса скота южные кыргызы выплачивали верховному собственнику земли – хану по четыре тенге с каждой сотни баранов[73]. Одна третья штрафа, взыскиваемого с осужденных, также поступала в ханскую казну[74]. Помимо поборов и податей кыргызы обязаны были снабжать продуктами кокандские гарнизоны, поставлять скот на пропитание представителям ханской власти, кормить сборщиков податей[75] и т. д.
Каждый ханский сборщик старался собрать налога больше установленной нормы, ибо скот или деньги, собранные сверх нормы, полностью шли в его пользу. Они разными мерами вынуждали местных трудящихся делать им подарки и приношения. Об этом в «Записке» (она относится к 1847 г.), автор которой нам неизвестен, ясно говорится: «К тому должно присовокупить, что сбор этой подати сопровожден в Коканде столь большими злоупотреблениями, что едва ли тамошние кыргызы не отдают ежегодно двадцатой части стад своих. Сборщики, посылаемые правительствами областей, позволяют себе, по словам самих кокандцев, разные притеснения и через то вынуждают подарки и прибавку, сверх законного положения»[76].
Бедняки, уклоняющиеся от дачи подарков и приношений, подвергались разным обвинениям, им увеличивалось количество налогов, ускорялись сроки уплаты[77]. Кокандские сборщики нередко отбирали у киргизов все, что им нравилось: лучших скакунов, ценные вещи, хлеб, одежду и т. д.
Взимание налогов обычно сопровождалось пытками и избиением недоимщиков, а иногда продажей их детей в рабство. «Требования кокандского правительства, – писали Воронин и Нифантьев, – приводятся в исполнение без различия состояния каждого каракиргиза, отчего бедные лишаются последнего достояния, а иногда и детей, которых отдают или богатым в услужение, или чиновникам хана в виде залога»[78]. В. Наливкин о действиях ханского наместника МирзаАхмета, стоявшего в АулиеАта, сообщает: «По своей жестокости и алчности МирзаАхмет оказался слугою вполне достойным своего господина. Так, например, собирая с киргизов недоимки, он продавал их малолетних детей в рабство»[79]. Бывали случаи, когда ханские сборщики, собирая подати и поборы, убивали людей, отказавшихся от уплаты[80].
Особенно зверски опустошались районы, где происходили народные волнения против ханской власти и те айылы, а также кыштаки, жители которых открыто выражали недовольство по поводу тяжелого феодальноханского гнета. «Иногда же,– говорится в указанной выше «Записке», – особенно в волостях, которые недавно оказывали сопротивление ханской власти, или возвращены из бегов, исполнители закона берут то, что им понравится»[81].
Следует отметить, что основная тяжесть налогового гнета ложилась на плечи трудовых масс. Часть феодальной знати тем или другим способом освобождалась от уплаты ханских налогов или платила их неполностью. Покровительствовавший в это время кокандскому хану Худояру генерал А. Куропаткин, имея в виду киргизских крупных феодальнородовых правителей, писал: «Зажиточные люди или вовсе освобождаются от уплаты, или с них берется ничтожный процент с урожая и со скота. Харадж вместо 10 процентов берется с богатых в размере 2 процентов, а с бедных – 20 процентов и выше»[82]. Некоторые киргизские беки и манапы не только, не платили налогов, а, наоборот, наживались за счет поборов и податей, собираемых с местных трудящихся. Не случайно они оказывали содействие и помощь представителям Коканда в сборе налогов.
Бедняки вынуждены были обращаться к «своим» сородичамбаям с просьбой выручить их и уплатить за них недоимки и тем самым еще больше попадали в кабалу к местным феодалам. Немало бедняков вынуждены были всю жизнь работать у феодала, платившего за них недоимки. За многими рядовыми киргизами накапливались большие долги. Долги умерших налогоплательщиков переходили на сыновей или близких родственников. В случае отсутствия у умершего недоимщика сыновей или близких родственников его имущество конфисковывалось в пользу хана. Жаловаться было некому и некуда.
Киргизские трудовые массы, совершенно разоренные непомерными налогами, нередко нападали на ханских сборщиков, отнимая у них скот, имущество и деньги, собранные с местного населения. «Когда серкеры, т.е., сборщики, возвращались,– читаем в работе М. Терентьева, – со сборов податей, то по дороге им устраивали засады, грабили их до последней копейки»[83]. Было немало случаев убийств сборщиков налогов киргизской беднотой, измученной многочисленными ханскими поборами и податями.
Ввиду учащения нападений на сборщиков налога и уклонения местного населения от поборов и податей, кокандские ханы посылали большие вооруженные отряды, которые жестоко наказывали недоимщиков и уклонившихся от уплаты податей. Как свидетельствуют Воронин и Нифантьев: «В Пишпек ежегодно весною и осенью приходит отряд кипчаков для сбора дани с киргизов Черной и Большой Орды»[84]. В 1849 г. отряд, посланный ханом для сбора податей с племени солто и сарбагыш, состоял из 10 тысяч всадников[85]. В 1854 г. для сбора зякета в Пишпек прибыл военный отряд, состоявший из 5–7 тысяч человек, который «в прямом смысле слова ограбил» киргизов, кочевавших в горах, окаймляющих Чуйскую долину[86].
Помимо налогов рядовые южные кыргызы подобно узбекским трудящимся несли разные трудовые повинности, существовавшие в интересах хана и его приближенных.
Они сооружали новые каналы, ремонтировали оросительные системы, помещения и хозяйственные постройки, чинили дороги, мосты, строили дворцы и крепости, выполняли полевые работы и т. п. (рис. 8, 9).
Работа шла круглый год в чрезмерно трудных условиях. В своей одежде, со своими орудиями труда, сами себе доставая продукты питания, ничего не получая за работу, целыми годами трудились бедняки у хана и других крупных феодалов. Н. Петровский приводит слова одного работника: «С нас тащат за все: за караул лавок, за место на базаре, где мы временно останавливаемся со своими возами, за купленную пиалку, за проданный хворост и солому. На ханские работы выгоняют тысячи людей; рабочим не только не дают пищи, но с них берут деньги»[87]. Это дает ясное представление о тяжелом положении работника, отбывавшего феодальную повинность.
Объем работ во время правления Худоярхана особенна увеличился. Условия работы стали еще труднее. «При прежних ханах, если изредка и случались правительственные работы, – говорится в отчете Кауфмана за 1873 г., – то призванные рабочие кормились во время работы от казны. Теперь же работы следуют беспрерывно, и рабочие вызываются со всего ханства. Продовольствия никакого, выдачи денег тоже нет»[88] Работники массами умирали от голода и разных болезней (цынга, тиф, оспа и др.), но не могли уклониться от работы. Опоздавших или не вышедших ждали невыносимые пытки. О варварских наказаниях за отказ или уклонение от работы тот же царский генерал Кауфман вынужден был 14 августа 1874 г в своем отчете сообщить: «В случае неявки на работы люди наказываются палками, причем случается, что их забивают до смерти. Иногда бывает и так, что несчастных ослушников ханской воли живыми зарывают в землю»[89]. Вышеупомянутый работник говорил: «Избави боже, если ктонибудь уклоняется от работы: бывали примеры, что таких людей на самом месте paботы живыми зарывали в землю»[90]. Представители феодальной знати освобождались от работ, выполняемых в интересах хана и его чиновников.
Тяжелым гнетом ложилась на трудящихся узбеков и киргизов служба в ханских войсках. Определенного срока службы не было. В мирное время южные кыргызы должны были представить для службы в ханских войсках 5000 всадников[91]. Но этим кокандские ханы не ограничивались. В военный период из числа киргизов набирались еще вспомогательные войска[92] в неопределенном количестве, т.е. столько, сколько требовалось кокандским ханам для ведения войны.
Между среднеазиатскими ханствами происходили почти беспрерывные столкновения, которые требовали немалого числа воинов. Поэтому значительная часть южнокиргизской молодежи забиралась в ханские войска. Условия службы было очень тяжелые. Джигиты должны были сами себя обеспечивать конями, военным обмундированием, оружием, а также продуктами питания. За военную службу им ничего не платили[93]. В показаниях одного из жителей Кокандского ханства, говорится: «Со всего ханства ханом вызываются молодые люди которым предписывается иметь коня и по первому вызову явиться в Коканд. Положение сарбазов (пехотинцев – К.У.) весьма печально. Они не получают определенного содержания… Все они жалуются на свое безвыходное положение»[94], кыргызывоины обычно использовались в передовых разъездах для разведки[95] и других трудных военных операций. В случае смерти воинов их семьям не оказывалось никакой помощи, в условиях междоусобных феодальных войн имели место немалые человеческие жертвы. Уклониться от военной службы было нельзя. В случае отказа люди подвергались пыткам. Феодальная знать занимала командное положение в армии, иногда могла и откупиться от военной службы.
Через территорию Киргизии шла дорога из среднеазиатских ханств в Кашгар и дальше в Китай. Этот экономически важный торговый путь пересекал ТерекДавана, т.е., кочевье киргизского рода сартар. После завоевания Киргизии кокандские ханы обязали сартаров наблюдать за этим караванным путем, т.е., очищать дорогу от камней и снега, держать ее в надлежащем порядке и оказывать бесплатную помощь кокандским караванам, особенно во время неблагоприятной погоды и при всяких несчастных случаях. Это хорошо видно из сообщения усафара, в котором говорится: «Киргизский род сартар, колющий в горах близ ТерекДавана, он (кокандский хан – К. У.) освободил от взноса податей при условии – содержать в исправности дорогу на перевал, и действительно дорога содержалась в порядке, сартары с их кутасами (яками) протаптывали тропы, разгребали снег, исправляли мостки, карнизы и т.п.»[96].
А. Куропаткин, проезжавший этим караванным путем, писал о повинностях рода сартар: «Иногда выпадает такой глубокий снег, что движение становится невозможным. В этих случаях караваны обращаются за помощью к роду сартар. Киргизы являются со своими кутасами и часто перевозят на их грузы и ими же пробивают в снегу тропу для лошадей»[97]. Члены родового объединения сартар несли и другие повинности, в том числе службу в ханских войсках и т. д.
Киргизские бедняки терпели разорительную эксплуатацию со стороны кокандских купцов. Здесь можно привести слова Маркса о том, что торговый капитал, когда ему принадлежит преобладающее господство, повсюду представляет систему грабежа. Кокандские торговцы, приезжая в киргизские кочевья, продавали недоброкачественные товары по высоким ценам и получали баснословную прибыль[98]. Они обманывали темные и забитые трудовые массы, обменивая безделушки на скот, продавая бусы, кораллы и другую мелочь за целого барана. Особенно большую прибыль они получали, раздавая товары в счет приплода будущего года. Об этом в журнале «Русское богатство» писалось: «Кокандские купцы… более всего эксплуатируют киргизов, раздавая свой товар, приготовленный на киргизскую руку, под баранов и скот будущего приплода. В этом случае торговцы берут за свой товар в несколько раз дороже его настоящей цены. Распродав в кредит товар, приказчик спокойно возвращается к хозяину с отчетом, так как он знает, что долги почти никогда не пропадают за киргизами. К осени эти долги собираются по аулам, и гурты скота, полученного от киргизов, пригоняются в город для продажи»[99].
В реализации товаров кокандским купцам значительную помощь оказывала и местная феодальная знать. Торговцы часто обращались к манапам и местным бекам за содействием. Эти услуги обычно вознаграждались подарками[100].
Эксплуатация трудящихся посредством торговоростовщического капитала из года в год возрастала. В ответ на это местное население стало часто нападать на кокандских торговцев, возвращавшихся со скотом и другим имуществом, собранным с киргизов[101]. В последние годы господства Кокандского ханства в Киргизии в результате усиления нападений со стороны киргизов на купцовростовщиков торговля с местным населением велась исключительно под покровительством киргизских беков и манапов.
Одним из видов разорительной политики для оседлых и полуоседлых киргизов являлось вытеснение их из плодородной Ферганской долины. Начиная с первого же кокандского хана Алима, земли киргизов систематически захватывались в пользу узбекских крупных феодалов. Это видно из прошения жителей киргизского кыштака КызылАяк от 3 мая 1878 г., адресованного военному генералгубернатору Ферганской области о возвращении им земли, изъятой кокандскими ханами[102]. О вытеснении киргизов ханами из Ферганской долины говорится и в работе В. Наливкина. «К настоящему времени,– читаем в ней,– кыргызы оказались почти вытесненными из среднего пояса Ферганской долины, где теперь лишь некоторым из них принадлежат небольшие участки культурной земли с курганами (хутор)»[103]. Данные о захвате земли киргизов кокандскими власителями имеются также в устных опросных материалах, бранных С. Данияровым на юге Киргизии[104]. Отнятые земли переходили в руки ханов и их наместников.
Дехкане, лишенные земли, вынуждены были работать в самых тяжелых условиях на той же земле, арендуя ее у новых хозяев. Часть дехкан, оттесненная из плодородной Ферганской долины, переселилась в горные районы Алая, Гульчи, Памира и Чаткала, где обслуживала хозяйства тех или иных крупных скотоводов. Вытеснение дехкан из плодородных долин тормозило оседание кочевниковкиргизов, задерживало развитие земледелия и вообще препятствовало экономическому развитию коренного населения.
Кокандские захватчики игнорировали обычаи и нравы киргизского народа. В рапорте Колпаковского от 4 сентября 1873 года сказано: «Легко держать в покорности (киргизов – К.У.), только не касаться их обычаев, которым покуда они очень верны и отстаивают их. Кокандские же ханы, напротив, все делают для большего их ожесточения. Они силою хотят подчинить жизнь киргизов шариату»[105]. Пренебрежение ханов народными обычаями киргизов отмечено и в газете «СанктПетербургские ведомости». В ней 28 сентября 1874 г. сообщалось: «Политика прежних кокандских властей возобновлена была Худоярханом еще в большей степени. Кочевое население, имеющее свои нравы и обычаи, насильственно начали подчинять шариату»[106].
Кокандские ханы усиливали влияние религии ислама среди киргизов с целью использования ее в качестве орудия эксплуатации. Они усиленно строили мечети, духовные мектебы и восстанавливали массары. Достаточно сказать, что в 70х годах XIX века в одном только г. Оше было пять медресе, в которых занимались около ста шакиров, а в Ошском вилайете – 102 мектеба, в которых училось более 1500 детей[107]. Насаждение ислама среди киргизов шло в значительной степени путем насилия[108]. Проповедниками религии ислама являлись кокандские муллы, ишан, халпы и ходжи. В усилении влияния ислама немалую роль играла местная знать, посвоему в этом заинтересованная (рис. 11). Ислам призывал трудящихся терпеливо переносить произвол и насилие господствующего класса.
Надо отметить, что по сравнению с северными, южные кыргызы в результате систематического внушения мулл оказались под большим влиянием религии. Но по сравнению с другими, особенно оседлыми народами Средней Азии, это влияние здесь все же было слабее.
Кокандское ханство, будучи отсталым феодальным государством, удерживало власть над некоторыми народами Средней Азии и Казахстана посредством военной силы. В Киргизии царили деспотизм, беззаконие, произвол и насилие. При каждом кокандском военном укреплении имелась дарга (виселица) и када (остроконечный железный кол)[109], на которые вешали и сажали киргизских патриотов, боровшихся за свободу и независимость своего народа. «Всякая провинность киргиза,– писал А. Соколов, – по отношению к сарту (узбеккокандец – К. У.) жестоко наказывалась; их сажали в яму или вешали»[110].
Наместники кокандского хана имели право отбирать киргизских несовершеннолетних девушек. Начальник укрепления ДарытКурган Кулдатха от подвластных ему киргизов получал 11–15летних девочек. Переночевав с девочкой одну ночь, он возвращал ее родителям или же передавал своим военнослужащим[111]. Дочькрасавица бедного киргиза Джаманака из рода тынымсейтмеке, ставшая невольницей начальника укрепления Куртка Иманкулбека, проклиная биев, отдавших ее кокандскому наместнику, пела:
Бийлер жүрдү арада,
Жамбы жеди барага,
Жамбысы кара таш болсун, Ыса акеме аш болсун.
Бии, принудившие меня стать
Невольницей, получили в награду
Джамбы (слитки серебра). Пусть
Эти джамбы превратятся в черный Камень…[112]
Представитель ханской власти Коканда Исабекдатха отобрал дочькрасавицу Толгонай у рядового киргиза Ермека из рода чоро. Тогда возлюбленный Толгонай джигитбедняк Андаш сочинил следующие стихи:
Кара айгыр миндим жал жоктон, Кашкарга кирдим мал жоктон. Тор айгыр миндим жал жоктон, Тозокко кирдим мал жоктон.
Мен тозоктон келгинче,
Коломтодон кор чыкты,
Кокондуктан Исабек
Толгонума зор Чыкты.
Улуу тонун боорунан,
Улар болуп чакырсам, Угар бекен Толгонум.
Кара тоонун боорунан, Карга болуп чакырсам, Карар бекен Толгонум[113].
Изза нужды, сев на черного
Худого жеребца, поехал я
В Кашгар. Изза нужды, сев
На гнедого худого жеребца, Попал я в ад. Пока я возвратился оттуда, мой коломто – очаг превратился в могилу. Кокандец Исабек насильно увел мою Толгонай.
Если я спою, с высоких гор,
Как улар, услышит ли меня
Толгонай. Если я спою с Черных гор, как карга,
Услышит ли меня Толганай[114].
Четверо девушек из племени бугу, предпочитая умереть, чем стать невольницами кокандского наместника, утопились в озере ИссыкКуль.
В то время, когда среди трудящихся нарастали ненависть и гнев, созревала готовность на вооруженное открытое выступление, часть местной феодальной знати старалась занять высокие должности при ханском дворе, т.е., стояла за сохранение кокандского господства в Киргизии.
Алымбек из племени адигине, получивший от хана звание датки, занимал должность визиря в Коканде и имел большое влияние в ханском дворце[115]. После смерти Алымбека его жена, Курманджан датка, заняла место своего мужа От кокандского хана Худояра она получила за свои заслуги высокое звание «датки». Ее старшего сына Абдуллубека Худоярхан в 1865 г. назначил хакимом Ошского вилайета.
Начиная с 40х годов XIX в. и почти до падения Кокандского ханства, должность минбаши и ляшкарибеги (главнокомандующий ханскими войсками) занимали представители феодальной верхушки кочевого кипчакского и киргизского населения[116]. Они стремились воспользоваться недовольством киргизов и узбеков и взять власть в Коканде в свои руки. При малолетнем хане Худояре им это удалось, но вызвало сильное сопротивление со стороны узбекской знати во главе с самим ханом, старавшимся не упускать власти из своих рук. Так, в 1853 г. кокандский хан казнил своего регента кипчака Мусулманкула, управлявшего ханством в течение 8 лет. Вместе с тем Худоярхан издал приказ: «Стереть с лица земли всех кипчаков и киргизов». Их убивали повсеместно, начиная от Оша и АкМечети до самых отдаленных восточных пределов Коканда, убивали в городах, на базарах, дорогах и в кишлаках. Нарочно посылались отряды для их истребления»[117]. В течение трех месяцев было варварски убито более 20 тыс. кипчаков и киргизов[118].
По словам В. Наливкина «в Коканде трупы валялись повсюду, весною они начали разлагаться, по всему Коканду стоял смрад»[119]. Послушные Худояру головорезы убивали не только активных сторонников Мусулманкула, но и тысячи киргизских и кипчакских детей, стариков и женщин. Особенно сильно пострадали кипчакские и киргизские дехкане. По приказу Худоярхана их земли были конфискованы в пользу хана[120]. Хан приказал продать эти земли по пониженным ценам. Но трудящиесяузбеки, сочувствуя жалкому положению кипчакской и киргизской бедноты, отказались покупать их земли. Тогда «Худоярхан издал приказ о принудительной продаже, в силу чего наиболее упорные, в буквальном смысле слова, палками поощрялись к приобретению от хана только что конфискованных им участков»[121]. Люди, земли которых были отобраны ханом, оказались жертвой голода, наступившего весной 1854 г.
Борьба между знатью кочевых и оседлых народов за власть разоряла хозяйства как киргизов, так и узбеков, вела к немалым человеческим жертвам и объединяла трудовые массы двух братских народов на совместную борьбу против феодальноханской эксплуатации.
Следует отметить, что феодальная знать во главе с ханом в целях ослабления совместной борьбы трудящихся стремилась разжечь вражду между этими народами. Но феодальноханские насилия лишь теснее сплачивали трудящихся узбеков и киргизов на единую борьбу против угнетателей. У них были общие враги в лице ханов и других феодалов, одна цель и одно стремление – уничтожение эксплуатации.
Вражда проявлялась между феодальной верхушкой узбеков и киргизов, а не между трудовыми массами этих братских народов… «если между этими двумя элементами (киргизами и узбеками – К. У.) не было солидарности, – говорится в рапорте полковника Вейенберга, – то не потому, что они относились враждебно один к другому: подобные отношения существуют только между главными представителями этих народностей, а хлебопашец или работник вполне сочувствует кочевнику, живущему своими стадами»[122]. Правда, киргизская феодальная верхушка, претендуя на высокие должности в ханском правительстве и борясь с кокандскими высокопоставленными лицами, пыталась поднять на борьбу всех своих сородичей.
Близость и дружба между узбекскими и киргизскими народными массами не ограничивалась только совместной борьбой против феодальноханского гнета. Эти два народа имели много общего в экономике, культуре, быте, обычаях и нравах.
Нельзя не заметить, что зависимость киргизских племен была далеко не одинакова. Власть кокандских ханов и их чиновников полностью проявилась над племенами, населяющими южную часть Киргизстана. На севере Киргизии она проявилась сравнительно слабо. Из северокиргизских племен в большой зависимости от Коканда находились племена: солто, саяк, кушчу и саруу. Власть кокандских ханов и их наместников была значительно слабее в отдаленных горных районах Киргизии, населяемых племенами черик, багыш, бугу, сарбагыш и другими.
Некоторые роды из племени черик, багыш и бугу, кочевавшие в пограничных районах, вынуждены были одновременно признать власть Коканда и Китая, т.е., платить налоги и дань и тому и другому государству. 500 киргизских семейств из племени турайгыркыпчак, кочевавших недалеко от Ташмалыка, т.е., на севере Кашгара, совершенно не считались с Кокандским ханством, эти кыргызы оставались китайскими подданными.
Следует отметить, что Кокандское ханство не могло оказать существенного влияния на развитие экономики и культуры киргизского народа, хотя его господство здесь продолжалось около полувека, а на юге Киргизии более 60 лет. Мы согласны с проф. Б. Д. Джамгерчиновым, утверждающим, что «период владычества кокандцев был очень тяжелым для трудящихся масс киргизского народа. Кокандская колонизация не принесла киргизскому народу прогресса ни в экономическом, ни в культурном, ни в политическом отношениях»[123]. Само Кокандское ханство являлось отсталым феодальным государством. Его средневековый варварский режим служил значительным тормозом в развитии материальной и духовной культуры киргизского народа. Выколачивание огромных средств в виде различных поборов и податей, бесконечные междоусобицы, уносившие сотни человеческих жизней, дикий произвол и насилие не могли не привести к упадку хозяйства и истощению производительных сил Киргизии. С господством Кокандского ханства связано резкое усиление религии ислама, являвшейся орудием в руках эксплуататорских классов в угнетении трудовых масс и серьезным тормозом политического, а также культурного развития всего мусульманского населения.
Как указывалось выше, после завоевания Киргизии кокандские ханы установили здесь свою административнополитическую власть. Киргизия была разделена на несколько вилайетов (округов), которые закреплялись за правителями таких крупных кокандских городов, как Ташкент, Андижан, Наманган, Маргелан, Ходжент и другие. На территории Киргизстана был построен ряд военных укреплений, коменданты которых осуществляли непосредственную власть над местным населением. В киргизских кочевьях кокандские правители пытались иметь своих представителейильбегов, которые должны были осуществлять ежедневный политический контроль над теми или иными айылами[124]. В Куртке, ДараутКургане, Пишпеке и некоторых других военных укреплениях ежегодно созывался «топ»– (съезд) киргизских феодальнородовых правителей, манапов, биев и других. Съездом обычно руководил кокандский наместник, который имел право отстранить от управления тем или иным родовым и племенным объединением неугодных ему лиц и назначить на их места других. На съезде решались межплеменные и межродовые споры, а также другие политические вопросы. На нем устраивали суд биев[125]. С целью упрочения своей власти в Киргизии и создания здесь социальной опоры, кокандские ханы присваивали представителям киргизской феодальной верхушки звания: датки, бека, минбаши, панзата и жузбаши. Иногда из их числа назначались управители отдельных вилайетов, командующие ханскими и бекскими войсками. Некоторые кипчакские и киргизские крупные феодалы занимали высокие должности при ханском дворе. Отдельные из них, став регентами малолетних кокандских ханов, сосредоточивали в своих руках всю власть в ханстве. Все эти мероприятия привели к некоторым изменениям общественной жизни киргизов. В частности, именно с ними связано появление на юге Киргизии таких социальных терминов, как «бек», «датха» и ограничение власти отдельных крупных манапов в Северной Киргизии. Однако господство Кокандского ханства не могло значительно изменить социальнообщественный строй местного населения. Общественноэкономические отношения у киргизов, по существу, оставались такими, какими они были до кокандского завоевания.
Кокандские захватчики принесли трудящимся тяжелый гнет, ужасную нищету, экономическую и культурную отсталость. Период господства Кокандского ханства был мучительным и тяжелым бременем для киргизского народа, которому грозило исчезновение и угасание. Кокандские властители и местные феодалы грабили и разоряли трудящихся. Голод, охватывавший целые айылы, а нередко и всю Киргизию, стал обычным явлением. В киргизском обществе господствовали мракобесие и бесправие. Киргизский народ оставался почти сплошь неграмотным, наука и письменность для него были недоступны. Гнет кокандских ханов и местных феодалов с каждым годом усиливался, и положение народных масс становилось хуже и хуже. В результате двойного гнета трудовые массы все больше нищали, вымирали от голода и различных болезней. Люди были не уверены в завтрашнем дне. Им постоянно грозили жестокие избиения, заключение в зындан, казнь на колу, закапывание живыми в землю, виселицы, отсечение головы, сбрасывание с минарета, удушение, расстрел и другие наказания. Абди Сатархан Казий, лично испытавший ужасы ханской власти Коканда, говорил: «Жители, лишаясь имущества, боясь и не зная, что будет завтра и даже чем кончится сегодня, проводили свою жизнь в постоянной тревоге и не пользовались семейным счастьем, не говоря уже о благоустройстве всего ханства»[126]. Таков был удел узбекского, киргизского, казахского и таджикского народов, томившихся под властью кокандских ханов и их чиновников.
Первые четыре десятилетия XIX века для Кокандского ханства были периодом политического и в известной степени экономического подъема, роста его внешних влияний и расширения границ его владений. Но вскоре наступает период упадка этого ханства: усиливаются антифеодальные и народноосвободительные выступления, возникают междоусобицы и феодальные раздоры, организуются дворцовые заговоры и перевороты, начинаются военные столкновения и длительная война с соседними государствами, в частности с бухарским эмиратом за господство в Средней Азии.
Бухарский эмир НасрУлла (Багадурхан), мечтавший установить свою власть над всей Средней Азией, решил воспользоваться внутренними междоусобицами Кокандского ханства и покорить его население. Вскоре он начал военные действия, направленные на завоевание Кокандского ханства. В апреле 1841 года, сломив сопротивление местного населения, НасрУлла захватил столицу ханства – Коканд. Об этом в статье, помещенной в «Военном сборнике» за июль 1869 г., написано: «Ханство было жестоко завоевано и беспощадно разграблено бухарским эмиром»[127]. Жестокие действия бухарцев объясняются желанием НасрУллы навести страх на местное население и тем самым держать его в покорности. Кокандское ханство стало провинцией бухарского эмирата. Кокандский хан Мадали (МагедАлихан) был зарезан. Ею старшего сына Хайдара задушили, младшего с матерью сослали в Бухару. Своим наместником в Коканде НасрУлла назначил бухарца Ибраима. Наместником эмира в Ташкенте стал Магед Шариф[128].
Произвол и насилие бухарского эмира и его наместников не имели предела. Местное население поднялось на борьбу против бухарских властителей. Организаторами и руководителями восстания являлись кипчакские феодалы, преследовавшие свои классовые интересы. В октябре 1841 г. повстанцами были изгнаны наместники бухарского эмира, в том числе и Ибраим, а Магед Шариф был убит. Ханом был провозглашен двоюродный брат Мадалихана – ШирАли. НасрУлла не мог смириться с потерей своей власти над населением Кокандского ханства. Весною 1842 года с большим войском он внезапно появился под Кокандом и осадил его со всех сторон. Население Коканда приняло деятельное участие в защите города, боясь что бухарцы отомстят за измену, не оставят в Коканде камня на камне»[129]. Осада продолжалась долго. Горожане героически защищались и ни за что не хотели сдаваться. Им оказывало поддержку население других городов и кыштаков ханства. К ним на помощь направился большой отряд, состоявший из кипчаков и киргизов. НасрУлла, получив об этом сведения, после неудачной осады, длившейся свыше полутора месяцев, поспешно отступил в Бухару.
ШирАлихан находился под влиянием кипчакских крупных феодалов. Когда Мадалихан хотел убить его, он бежал к кипчакам и у них нашел убежище, женившись на двух кипчакских девушках. От первой жены ШирАлихан имел три сына: Сарымсакхан, Молляхан и Суфийбек, от второй (по некоторым данным вторая его жена была киргизкой) – два сына: Худоярхан и СултанМуратбек. Хотя на троне сидел ШирАлихан, власть в ханстве по существу находилась в руках кипчакских и отчасти киргизских крупных феодалов. Кипчак Юсуф занимал должность главнокомандующего ханским войском, а кипчак Мусулманкул стал батыромбаши Андижана.
Это вызывало недовольство со стороны узбекских фео далов, игравших раньше большую роль в управлении ханством. Был составлен заговор влиятельных лиц. Во главе заговора стоял Шади. Воспользовавшись недовольством узбекских трудовых масс, заговорщики решили взять власть в свои руки. Они привлекли на свою сторону и ШирАлихана, стремившегося самостоятельно управлять ханством. Заговорщики отравили Юсуфа, а Мусулманкула пригласили в ханский дворец с целью убийства. Последний обещал явиться к хану, но, поняв в чем дело, стал готовитсья к войне. Быстро собрав большой отряд, Мусулманкул двинулся к столице ханства. Участники заговора тоже готовились, к предстоящему сражению. Битва произошла недалеко от Коканда у кишлака Туз. Кипчаки во главе с Мусулманкулом одержали полную победу. Шади и другие участники заговора были убиты. ШирАлихан, участвовавший в сражении на стороне узбекских феодалов, попал в плен. Но Мусулманкул простил его и оставил на престоле. Мусулманкул стал канцлером и главнокомандующим ханским войском (минбашиляшкары). Власть в ханстве опять перешла в руки кипчакских феодалов. Но узбекские феодалы не могли смириться с этим положением. Они вступили в тайную связь с дальним родственником Мадалихана–Муратханом, изгнанным кипчаками в Шахрисяб, и с нетерпеньем ждали благоприятной обстановки. Летом 1843 года (по некоторым данным в 1845 г.) узбекские феодалы, воспользовавшись отсутствием Мусулманкула, который находился на кочевьях киргизов, заняли Коканд. ШирАли был умерщвлен. Вместо его ханом провозгласили Мурата. Узнав об этом, Мусулманкул поспешил в Коканд. Он взял с собой 16летнего сына Шир Алихана–Худоярхана, управлявшего в то время Маргела ном. Муратхан бежал, узнав о приближении Мусулманкула. Коканд был занят без сопротивления. Сторонники Муратхана не успевшие убежать, были казнены. Худояр был провозглашен ханом. Мусулманкул стал его регентом. Все должности в Кокандском ханстве были заняты кипчакскими феодалами. Ханством управлял Мусулманкул. В его руках несовершеннолетний Худоярхан являлся марионеткой.Беспредельная власть кипчакских феодалов продолжалась до 1850, а по некоторым данным до 1853 г. В народе этот отрезок времени назывался «временем кипчакского господства»[130]. Современник и участник этих междоусобиц Султан А. Нурекин отмечает: «Господство кипчаков было чрезвычайно тягостным для сартов. Они не могли перенести грубости и жестокости кипчаков»[131]. В работе В. Наливкина, написанной на основе богатых местных источников о произволе и насилии кипчакских феодалов над узбекским трудовым населением, читаем: «Насилиям не было конца и описывать всех их было бы слишком долго. Масса кипчаков по обстоятельствам того времени должна была переселиться из своих хуторов в Коканд. Домовладельцысарты изгонялись из своих домов, земли отбирались у хозяев, а тополя, необходимые для возводимых на этих участках построек, рубились в первом встречном сартовском саду… Арыки сделались частной собственностью кипчаков. Имея надобность оросить свое поле, сарт получал воду только тогда, когда уплачивал некоторую дань тому кипчаку, который объявил себя хозяином данного арыка»[132][133]. «Жестокий гнет кипчакских феодалов не мог не звать возмущения, негодования, волнения и выступлений со стороны узбекских трудовых масс. Это господство не привело и не могло привести к освобождению кочевого и полукочевого населения от феодальноханской эксплуатации, а, наоборот, больше углубляло и значительно ухудшал их материальное положение и, в конечном счете, подняло на борьбу за право на спокойную человеческую жизнь.
Все это создавало благоприятные условия для выступления узбекских феодалов, мечтавших вернуть в свои руки власть в ханстве. Они снова стали готовиться к борьбе против Мусулманкула и его приближенных. Весною 1850 г. (по некоторым данным в 1853 г.) узбекским феодалам в Ташкенте удалось сформировать отряд, состоявший из нескольких тысяч человек. Отрядом командовал НурМухаммед, его тайно поддерживал Худоярхан. Отряд двинулся к Коканду. Навстречу ему вышел Мусулманкул. Они встретились между Ташкентом и Кокандом на открытом поле. Шла жестокая битва. Тысячи людей полегли на поле сражения. Худоярхан ночью перешел на сторону врага,
т.е., НурМухаммеда. Отряд НурМухаммеда был наголову разбит. Худоярхан попал в плен. Мусулманкул, не находя подходящей кандидатуры на ханский престол, снова посадил Худоярхана на трон. Однако ему не удалось окончательно ликвидировать опасность со стороны узбекских феодалов и прочно укрепить свою власть в ханстве. Через 6 месяцев после последнего сражения, осенью, кипчакские властители были перебиты узбеками. Мусулманкулу удалось спастись бегством. В кочевьях кипчаков и киргизов он собрал большое число людей и с ними, спустился вниз. К нему навстречу шли войска Худоярхана. Сражение произошло на ЕкиСуАрасы, в месте слияния рек Нарына и СырДарьи. Кипчаки потерпели поражение. Мусулманкул снова бежал к кочевьям своих сородичей, но вскоре был пойман и доставлен в Коканд. В этих междоусобицах на стороне Мусулманкула активное участие принимали Алымбек, Абду Мумын и другие киргизские феодалы. По велению Худоярхана Мусулманкул и вместе с ним 20 тысяч кипчаков и киргизов были безжалостно казнены[134].
Жестокость Худоярхана и массовая казнь не могли сломить духа киргизского народа. В 1858 г. вспыхнуло восстание на юге Киргизии, о котором будем говорить ниже. Здесь лишь отметим, что ханский карательный отряд, направленный против повстанцев, потерпел поражение. Восставшие, заняв ряд городов, приближались к столице ханства. Испуганный Худоярхан бежал в Бухару. Молляхан занял ханский престол Коканда. Его первым визиром стал энергичный кипчак Алымкул. Важную должность при ханском дворце заняли узбекские феодалы Кадыр, Расым и киргизский датха Алымбек[135].
От восстаний всегда выигрывали представители киргизской и кипчакской феодальной знати – руководители этих выступлений, а не их рядовые участники.
Бухарский эмир НасрУлла еще раз попытался установить свое господство над населением Кокандского ханства. В этот раз поводом послужило бегство Худоярхана в Бухару. Под видом помощи Худоярхану в занятии ханского трона, НасрУлла с войском напал на Кокандское ханство, но при г. УраТюбе его войска были разбиты, а он с трудом спасся и с Худоярханом вернулся в Бухару[136].
Кипчакские феодалы играли большую роль в управлении ханством. Молляхан вынужден был больше считаться с Алымкулом и другими влиятельными кипчаками, а представители узбекской знати, по существу отстранялись от управления, поэтому последние решили убить Молляхана, посадить на его место 15летнего сына Сарымсака – ШахМурата и взять власть в свои руки. С этой целью они составили заговор, которым руководили Кадыр и Расым. Воспользовавшись отсутствием Алымкула, заговорщики задушили Молляхана. На его место посадили ШахМурата. В это время Худоярхан при помощи бухарского эмира занял Ташкент. Кадыр и Расым были вынуждены просить помощи у своего врага Алымкула против Худоярхана и его покровителя бухарского эмира. Алымкул согласился выступить совместно с ними против Худоярхана, он намеревался свести счеты с Кадыром и Расымом при первом же удобном случае. Они окружили Ташкент, но не могли его взять. Алымкул предложил отступить от Ташкента. Его предложение было принято остальными. Во время отступления Кадыр и Расым были убиты Алымкулом, ШахМурата не трогали, за ним оставили ханский престол.
Между тем Худоярхан, заняв Маргелан, подошел к г. Коканду. Алымкул, не находя поддержки со стороны местного населения, вынужден был отступить к горам, т.е., к кочевьям кипчаков. ШахМурат был убит, его место занял Худоярхан, но Алымкул не сдавался. Он собрал людей и готовился к новому сражению с Худоярханом. К нему примкнули и в дальнейшем активно боролись на его стороне Халдатха, Алибайдатха, Джумабай, Мухаммед, Мурзабек и другие киргизские феодалы[137]. Алымкул выступил против Худоярхана. Вскоре он занял города Маргелан и Андижан. Сын Молляхана Султан Сеид был провозглашен ханом. Однако Алымкулу не удалось быстро расправиться с Худоярханом. Хотя он неоднократно одерживал победы в борьбе с ханскими войсками, война с Худоярханом все же затянулась, ибо последний получал военную помощь со стороны бухарского эмира. Только на третьем году борьбы Алымкул окончательно победил Худоярхана, который снова бежал под защиту эмира.
Теперь всем ханством управлял Алымкул. Несовершеннолетний СултанСеид лишь формально сидел на ханском троне. Вся власть перешла в руки кипчакских феодалов. Положение народных масс и при кипчакских властителях оставалось чрезвычайно тяжелым. Рядовые узбеки, кипчаки и кыргызы, как и раньше, томились под невыносимым феодальноханским гнетом. Низверженцы Худоярхана, провозглашение ханом СултанСеида и приход к власти кипчакских феодалов нисколько не изменили бесправного и рабского положения ни кипчакских, ни киргизских, ни узбекских трудящихся.
Говоря устами Султана А. Нурекина, Алымкул выказал себя чрезвычайно строгим правителем… Он хотел запугать всех честолюбцев, ищущих власти. Политических преступников и врагов своей власти он наказывал строго. Одних казненных им высших сипаев насчитывают до 4 тысяч человек»[138]. В мае 1865 г. в борьбе с царскими войсками, которыми командовал генерал Черняев, под Ташкентом умер тяжелораненый Алымкул. Это дало возможность Худоярхану занять ханский престол Коканда. Трудовое население ханства снова попало под гнет деспота Худоярхана и его чиновников.
Бесконечные междоусобицы и феодальные раздоры подрывали экономику страны, истощали ее силы и разоряли население ханства. Экономическое и политическое порабощение трудящихся, истязания и пытки, грабежи и произвол, чинимые представителями ханской власти Коканда, вызывали восстания среди разоренных и обездоленных трудящихся против господства Кокандского ханства.
Как видно из рукописи АбуАбейдулла Мухаммеда– «Холасат алахвал – (краткая биография), во время правление МухаммедАлихана, т.е., Мадалихана (1822– 1842), на борьбу за свою независимость поднялись кыргызы, кочевавшие недалеко от крепости Пишпек. К ним присоединилась часть казахов Большой Орды. Поводом для восстания послужили произвол и насилия ханских зякетчи, сопровождаемых военным отрядом, состоявшим из 300 сипаев. «Плательщики зякета подняли восстание, уничтожили весь отряд и убили самого Худайберди Диванбеги (начальника зякетчи – К. У.)»[139]. Против повстанцев выступил ляшкар Кушбеги с карательным отрядом, но он не мог подавить восстания, за что и был отстранен от должности хакима Ташкента. Но Мадалихан вынужден был вновь назначить ляшкар Кушбеги хакимом Ташкента и с большим отрядом направить его против повстанцев. Кушбеги внезапно появился под крепостью Пишпек. Он подавил восстание и «заставил их (киргизов – К. У.) вновь подчиниться власти Кокандского хана»[140].
В 1843 г. восстали кыргызы, населявшие ИссыкКульскую котловину. Они признали себя независимыми… и выгнали кокандцев из укреплений, устроенных на речках: Караколе, Барскауне и КанурУлене. Но через некоторое время восстание потерпело поражение, а местное население вновь оказалось под властью кокандского хана и его наместников[141].
В конце 40х годов XIX в. племя сарбагыш, управляемое манапом Ормоном, вышло из повиновения Коканда. Ханский военный гарнизон был разбит восставшими киргизами, а укрепление Кутмалды – разрушено. Однако повстанцам не удалось окончательно освободиться изпод власти Кокандского ханства. Воспользовавшись феодальнородовой войной, разгоревшейся между племенами сарбагыш и бугу, и смертью манапа Ормона, кокандцы с большой жестокостью восстановили свою власть над этими племенами. Часть сарбагышей была насильно уведена на Талас.
Чокан Валиханов, побывавший на севере Киргизии в 1856 г., писал: «После смерти его (Ормона – К. У.), пользуясь безначалием народа, кокандцы делают большие притеснения, уводя всю волость на Талас»[142]. Но все притеснения и насильное переселение не могли помочь ханским наместникам обуздать местное население и держать его в покорности.
Восстание вспыхнуло и среди саяков, кочующих на Нарыне. Во главе восстания стоял Тайлакбатыр. Повстанцы напали на крепость Куртка. Военный гарнизон крепости был уничтожен. В плен к восставшим попали несколько кокандских датки, отдыхавших на Нарыне. Карательный отряд во главе с панзатом Арапа, посланный ханом против повстанцев, потерпел поражение. Тайлакбатыр был отравлен человеком, тайно присланным ханом под видом «табыба» (лекаря). Кокандцы вновь установили свою власть над племенем саяк на Нарыне. Они разрушили күмбөс (мавзолей) Тайлакбатыра. Дочь Тайлака стала невольницей бека в укреплении Куртка. Об этом сноха Тайлака сложила стихи, в которых говорилось:
Кара тоону кар алды
Карчыганы сары алды,
Кан атамдын ай кызын Кара сакал сарт алды[143].
Вечно черные горы вдруг покрылись снегом Смелого ястреба както победил мохноногий конёкзимняк;
Ясноликая красавица – дочь моего свекра Стала невольницей чернобородого сарта[144].
Имеется специальная поэма о Тайлакебатыре. В ней Тайлак характеризуется как национальный герой, выражавший интересы киргизского народа и руководивший его борьбой против господства Кокандского ханства за свободу и независимость[145].
Киргизские племена одно за другим выходили из повиновения Коканда, но кокандским ханом и их чиновникам, в том числе Мусулманкулу и Алымкулу, не хотелось потерять такой богатый объект поборов и податей, каким являлась Киргизия. Поэтому они принимали все меры к тому, чтобы сохранить свое господство в Кыргызстане. Ими посылались военные отряды которые, насильно вынуждая кыргызские племена вновь при знать власть кокандского хана и его чиновников, безжалостно грабили и разоряли местное население. Так, весною 1851 г. в Пишпек прибыл отряд, состоявший из 7 тысяч вооруженных кипчаков. Он «покорил кочующих около Чу дикокаменных кыргызов рода солто и взял с них 600 лошадей в подводы»[146], нс племя солто не хотело вновь подчиняться кокандским властителям. Его поддерживало племя сарбагыш. Против этих племен Мусулманкул отправил еще несколько вооруженных кипчакских отрядов. «Кипчаки напали на дикокаменных кыргызов рода солто и сарбагыш, отняли у них весь скот и лошадей»[147]. Летом 1856 года для наказания племени сарбагыш, отказавшегося от уплаты зякета, был отправлен большой карательный отряд и сбор зякета превратился в настоящий грабеж. Начальник отряда хотел увести с собой манапов Уметалы и Төрөкелди. За этих манапов сарбагыши вынуждены были уплатить 2000 лошадей[148].
В 1857 г. против кокандского гнета восстали казахи Большой Орды. К ним присоединились кыргызы, кочующие на Таласе и в нижней части Чуйской долины[149]. Первыми выступили казахи рода кунград, кочевавшие недалеко от Чимкента. Причиной этого выступления послужили произвол и насилие Ташкентского хакима Мирза Ахмета.
Как рассказывает АбуАбей дулла Мухаммед, служивший ханским сборщиком при Мирза Ахмете, хаким Мирза Ахмет «приказал общине (джамаат) казахов постоянное местожительство, а также пастбища и зимовья которой с давних времен находились в окрестностях АулиэАта, перекочевать в район Чимкента. Обеспокоенные этим, представители общины стали давать взятки людям, близким этому тирану и уверяли его, что община обязательно отдаст 4 тысячи тилля, лишь бы она осталась на прежнем месте. Одним словом, подобным его притеснениям нет числа и говорить о них – пустая трата времени… Хотя при прежних хакимах также применялись жестокости, но притеснения (Мирза Ахмета), которым нет числа и предела, превзошли бывшие порядки и правила. За те пашни, за которые при прежних хакимах казахи и кыргызы платили 100 тилля, Мирза Ахмет установил плату 250 тилля, а в некоторых местах по его приказу плату увеличили в три и четыре раза. В ряде мест казахи продавали весь урожай, рабочий скот, но и этого не хватало для уплаты назначенной (Мирза Ахметом) суммы. Тогда они продавали своих десятидвенадцатилетних дочерей и деньги отдавали Мирза Ахмету. На следующий год, оставаясь без рабочего скота и других средств, они не могли возделывать землю»[150].
Осенью 1857 года ханские зякетчи, посланные Мирза Ахметом, с обычной для них жестокостью собрали зякет с казахов, населявших местность Мерке. Зякетчи «стали бесчинствовать и силой отбирать у населения имущество»[151]. По словам Абди Саттархан Казия, «Киргизы не согласились на уплату зякета и в разных местах перебили зякетчи, посланных беком для взимания означенного зякета»[152]. Восстание быстро распространялось. Его пламенем была охвачена большая часть старшего жуза и западные районы Северного Кыргызстана. Во главе восставших стал казахский старшина Худайберген. Повстанцы окружили АулиэАта, где находился Мирза Ахмет, но они не могли его взять. «Мирза Ахмет не мог усмирить недовольных, он вынужден был с ними вести переговоры и удовлетворить их требования»[153], т.е., отказаться от дальнейших сборов зякета и вернуть им все то, что успели собрать с них его зякетчи. Однако АулиэАта оставался в осадном положении. Повстанцы попрежнему угрожали Мирза Ахмету жестокой расправой. Мирза Ахмет обратился к кокандскому хану Худояру за помощью. К нему были направлены войска, состоявшие из нескольких тысяч человек. Но эти войска, во главе которых стояли Молляхан и Шадманходжа, не осмелились сражаться с многочисленными повстанцами. Они ограничились лишь выводом Мирза Ахмета из окружения.
Восстание распространилось и на Южную Киргизию. В 1858 году против насилий и произвола Худоярхана выступило племя адигине. Вскоре к нему присоединилась значительна часть и других киргизских племен. Восстание охватило почти что всю Южную Киргизию[154]. Восставшие в количестве 40 тысяч человек, вооруженные союлами (палками), плетьми, саблями айбалта (боевыми топорами), отчасти ружьями и четырьмя легкими орудиями, двинулись навстречу ханскому карательному отряду. Восстание не имело общего руководителя. Во главе представителя каждого племени и рода, участвовавших в данном восстании, стоял датка. Сражение повстанцев с ханским карательным отрядом произошло в местности Самгар недалеко от г. Маргелана. Большая часть повстанцев скрылась от неприятеля в оврагах и ямах, а меньшая – выступила вперед навстречу карательному отряду. Когда завязалась битва, сражавшиеся отступили, а неприятель бросился им вдогонку. В это время вступила в бой скрывавшаяся часть повстанцев и обратила ханский отряд в бегство. В этой битве карательный отряд был полностью разбит. Восставшие одержали блестящую победу, заняли г. Маргелан, где простояли 10 дней[155].
Под влиянием восстания кыргызов происходили волнения, возмущения против Худоярхана и его чиновников в ряде городов и кишлаков Кокандского ханства. Часть недовольных кипчаков и узбеков присоединилась к восстанию. Вскоре повстанцы подошли к г. Коканду. Жители этого города «отворили ворота, а Худоярхан бежал в Бухару»[156]. Оттуда он вернулся лишь через 7 лет, т.е., в 1865 г. при помощи бухарского эмира. Как сказано выше, после бегства Худояра, ханом был провозглашен Молляхан. Киргизы и кипчаки возвратились в свои кочевья, а их правители, т.е., крупные феодалы, заняли теплые места при ханском дворе и на местах. Разумеется, тяжелое положение народных масс не улучшилось и при новом хане.
Среди алайских кыргызов в 1859 г. вспыхнуло восстание, угрожавшее власти Кокандского ханства над Южной Киргизией. Такое же восстание возникло в Гульче. По сообщ ению А. Федченко в 1871 г. еще раз восстали алайские кыргызы[157]. «Причиной нынешнего восстания, – читаем в заметке из Средней Азии, – было, увеличение зякета со скота и обложение пошлиною дикорастущих фруктовых деревьев в горах близ Оша. Плодами этих деревьев пользуются черные кыргызы»[158]. Это восстание было настолько сильно, что Худоярхан вынужден был обратиться к бухарскому эмиру за помощью против восставших киргизов.
В начале 50х годов XIX в. вспыхнуло восстание в Нарыне. Повстанцы, возглавляемые Алымбеком (из племени адигине напали на укрепление Куртки. Ими был убит кокандский наместник Мамыразык[159]. В 1859 г. племя черик во главе с манапом Турдуке отказался платить кокандцам налоги[160]. Но в 1863 г. к черикам прибыл ханский карательный отряд, состоявший из 1500 кавалеристов, который жестоко наказал местное население. Часть чериков бежала в Китай. Кокандское укрепление Куртка было восстановлено[161]. В 1867 г. восстали кыргызы, кочевавшие на Алае. Причиной и поводом восстания послужил произвол, чинимый над местным населением ханским наместником Кулдатка. Повстанцы под руководством Садык Саркера напали на кокандское укрепление КызылКурган. Это укрепление было взято восставшими, а его бек Кул датка – убит. Но повстанцы не могли одержать победы в борьбе с карательным отрядом, присланным ханом. Многие активные участники восстания, в том числе и Садык Саркер, были казнены[162][163].
Все выступления северных и южных киргизов подавлялись ханскими карательными отрядами. За подавлением, как правило, следовала жестокая расправа, сопровождавшаяся массовыми убийствами и грабежами населения. «Кокандские власти возбуждали против себя негодование кочевников, – говорится в отчете по дипломатической части генераладъютанта фон Кауфмана, – негодование, которое несколько раз переходило в открытую ожесточенную борьбу. После усмирения мятежа каждый раз наступали многочисленные казни, жертвы насчитывались не десятками, а сотнями»[164].
Повстанцы боролись за свое существование, свободу и независимость. Восставшие уничтожали кокандские крепости, находившиеся на территории Киргизии, убивали сборщиков податей беков, хакимов и других представителей хана. Эти восстания протекали стихийно, неорганизованно, без единого руководства. Они не имели программ и планов действий, носили локальный характер, возникали в разное время и в разных районах Киргизии и не имели связи между собой. Это давало возможность карательным отрядам подавлять каждое выступление восставших в отдельности.
Восстания были общенародными. В них участвовали мелкиесредние скотоводы, рядовые земледельцы, обнищавшие и разоренные в результате грабительской политики кокандских властителей и местной знати. В этих выступлениях принимала участие и часть представителей местной феодальной знати. Конечно, цели и задачи участников восстаний были неодинаковы. Трудовые массы хотели освободиться от господства Кокандского ханства, подвергавшего их жесточайшему гнету, представители же феодальной верхушки пытались воспользоваться массовыми восстаниями для укрепления своих классовых позиций.
Трудящиеся узбеки, обездоленные и разоренные феодальноханским гнетом, сочувствовали и поддерживали восстания киргизов. Часть из них принимала активное участие в восстании 1858 года и некоторых других выступлениях киргизов. Нередко в восстаниях совместно с киргизами выступали казахи.
Хотя все восстания кончались поражением, все же они сильно расшатывали господство хана. Феодальные раздоры и восстания угнетенных народов, а также антифеодальные выступления привели к упадку Кокандского ханства. В 50–60х годах XIX столетия власть кокандских ханов на севере Киргизии ослабла до такой степени, что некоторые киргизские племена, не признавая свою зависимость от Коканда, перестали считаться с ханскими наместниками. Представители Кокандского ханства ограничивались лишь сбором зякета и других видов побора с местного населения. В последние годы своего господства кокандцы не могли вмешиваться в политическую жизнь киргизов. Они даже боялись вести торговлю с местным населением без покровительства и поддержки манапов, но власть кокандских ханов все же сохранялась в Киргизии. Киргизский народ все еще испытывал гнет кокандских ханов и их наместников.
Киргизы, борясь против кокандского господства, видели, что силы неравны, что необходима помощь извне. Поэтому они искали покровительства и поддержки у России и решили связать свою судьбу с судьбой великого русского народа. Русская ориентация киргизов объясняется тем, что лишь Россия могла освободить киргизский народ от ига кокандских властителей, положить конец разорительным феодальнородовым междоусобицам и обеспечить ему более спокойную жизнь.
[1] Путевые записки лекаря Зибберштейна. Исторический архив, т. I. М. Л., 1935, стр. 246–257; Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 141; Ч. Валиханов. Сочинения, СПб., 1904, стр. 74–75; М. Венюков. Путешествия по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 155–157.
[2] Полторацкий. Общий обзор страны, лежащей к западу от Заилийского края между реками Чу и СырДарьей. «Туркестанский сборник», т. 16, стр. 322–323; Г. С. Загряжский. Каракыргызы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45; Н. Аристов. Опыт выяснения этнического состава киргизказаков Большой Орды и каракиргизов. «Живая старина». СПб., 1894, вып. Ill–IV, стр. 440.
[3] О диких или закаменных киргизах. Из архива Инта этнографии АН СССР. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1660. стр. 1–75; Полторацкий. Указ, работа, стр. 322.
[4] Г. С. Загряжский. Каракыргызы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости». 1874, № 45.
[5] Там же.
[6] М. Венюков. Опыт военного обозрения русских границ в Азии.
СПб., 1873, стр. 304–305; Г. С. Загряжский. Указ, работа.
[7] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 6, д. 111, л. 4–5.
[8] М. Венюков. Указ, работа, стр. 304; Г. Е. ГруммГржимайло. Описание путешествия в Западный Китай, т. II, СПб., 1899, стр. 94.
[9] И. Минаев. Сведения о странах по верховьям АмуДарьи. СПб., 1879, стр. 198. «Туркестанский сборник», т. 286; Л. Костенко. Военнонаучная экспедиция на Алай и Памир. «Военный сборник». 1877, № 4. «Туркестанский сборник», т. 185, стр. 372.
[10] Обозрение Кокандского ханства в нынешнем его состоянии. «Зап. РГО», кн. 3, 1849, стр. 190. «Туркестанский сборник», т. 374, стр. 222? А. Кушакевич. Сведения о Ходжентском уезде. «Зап. РГО по общей географии», т. IV, СПб., 1871, стр. 230–231. «Туркестанский сборник», т. 181, Л. Костенко. Указ, работа; И. Минаев. Указ, работа.
[11] МирИззетулЛа. Путешествие МирИззет улЛы в Кокандское ханство в 1812 г. Сводный текст по английскому и французскому переводам. Перевод и примечания Ю. А. Соколова. «Тр. САГУ», вып. 78, Исторические науки, 1956, стр. 45–49.
[12] Ф. Гельвальд. Естественная история племен народов. СПб., 1885, стр. 751. Г. Е. ГруммГржимайло. Описание путешествия в Западный Китай, т. И, СПб., 1899, стр. 94.
[13] О. Л. Вайнштейн. Иностранные путешественники о Киргизии 30–70х гг. XIX в. «Уч.зап. истфака Киргиз, госуниверситета». Вып. V,. Фрунзе, 1958, стр. 46.
[14] Н. А. Аристов. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. «Живая старина». 1896, вып. III–IV, стр. 398–399.
[15] П. Кеппенен. Девятая ревизия. Исследование о числе жителей в России в 1851 году. СПб., 1857, стр. 263.
[16] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, prt. 9, д. 56, л. 7–8.
[17] ЦГВИА, ф. 400, д. 3, л. 10.
[18] Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края». СПб., 1872, вып. 1, стр. 180.
[19] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах., <3ап. РГО». кн. 5, СПб., 1851, стр. 141.
[20] Г. Бардышев. Заметки о дикокаменных киргизах. «Туркестанский :борник», т. 95, стр. 385.
[21] Ежегодник «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. 1. СПб., 1872, стр. 120 и 126.
[22] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 25, л. 5.
[23] Кокандское ханство по новейшим известиям. «Военный сборник», 1869, ноль. «Туркестанский сборник», т. 23, стр. 31.
[24] Арминий Вамбери. Путешествие по Средней Азии. СПб., 186, стр. 189.
[25] Е. Т. Смирнов. СырДарьинская область. СПб., 1887, стр. 51.
[26] М. Венюков. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. СПб., 1873, стр. 304.
[27] Иакинф Бичурин. Описание Джунгарии и Восточного Туркстана, ч. 1, СПб., 1829, стр. 147, XXVII–XXIX. Бурнашев и Поспелов. Путешествие от сибирской линии до Ташкента и обратно в 1800 г. «Сибирокий вестник», ч. 4, 1819, стр. 131, 151; МурИззетулЛа. Путешествие МирИззетулЛы в Кокандское ханство в 1812 г. Сводный текст по английскому и французскому переводам. Перевод и примечания Ю.В. Соколова. «Тр. САГУ», в. 78, Исторические науки, № 11, 1956, стр. 47.
[28] Е. Тимковский. Путешествие в Китай через Монголию в 1820– 21 гг., ч. 1. Переезд до Пекина. СПб., 1824, стр. 164–165; Г. Ганс. Дорога из Семипалатинской крепости в Кашгар, Коканд и Ташкент. «Зап. РГО», кн. X, СПб., 1855, стр. 146–147.
[29] Е. Тимковский. Указ, работа, стр. 164–165; Ч. Валиханов. Соч. СПб., 1904, стр. 124.
[30] Иакинф Бичурин. Указ, работа, стр. 147, XXVII–XXIX; Ч. Bалиханов. Указ, работа, стр. 121–124.
[31] Путевые записки лекаря Зибберштейна. Истор. архив., т. 1, М.–Л., стр. 249.
[32] Там же.
[33] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886, стр. 118.
[34] Там же, стр. 121. 4 Там же, стр. 118.
[35] Ч. Валиханов. Соч., СПб., 1904, стр. 134; Д. Л. Иванов. Путешествие на Памир. «Изв. РГО», т. XX, 1884, стр. 239. «Туркестанский сборник.*, т. 367.
[36] Ч. Валиханов. Сочинения, СПб., 1904, стр. 136.
[37] Там же, стр. 385.
[38] Там же.
[39] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записка о них. СПб., 1868, стр. 157–158.
[40] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 6, д. 111, л. 48–49.
[41] Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 446–518.
[42] МирИззетулЛа. Путешествие МирИззет улЛы в Кокандское ханство в 1812 г. Сводный текст по английскому и французскому переводам. Перевод и примечания Ю.В.Соколова. «Тр. САГУ», вып. 78, Историческая наука, 1956, стр. 47.
[43] Г. Генс. Дорога из Семипалатинской крепости в Кашгар, Коканд и Ташкент, «Зап. РГО», кн. X, СПб.. 1855, стр. 349.
[44] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 886, стр. 78.
[45] А.Н. Куропаткин. Кашгария. Историкогеографический очерк страны. СПб., 1879, стр. 116–118; Л. Костенко. Экспедиция в Алайские горы. «Русский Инвалид», 1876, № 239. «Туркестанский сборник», т.
[46] , стр 129; Ч. Валиханов. Соч , СПб., 1904, стр. 75.
[47] ЦГА Каз. ССР, ф. 3, oп. 1, д. 11, л. 21–22. 2 Там же.
[48] ЦГА Каз. ССР, ф. 3, oп. 1, д. 11, л. 16–20.
[49] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизам «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1951, стр. 141.
[50] Ч. Валиханов. Соч., СПб., 1904, стр. 75; А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 1898 г., Верный, 1898, стр. 29–32.
[51] ЦГА Каз. ССР, ф. 3, on. 1, д. 11, л. 16–20; Н. Маев. От Ташкента до Верного. Путевые заметки. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып II, 1873, стр. 343–344.
[52] А.Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 1898 г., Верный, 1898, стр. 29–32.
[53] ЦГА Каз. ССР, ф. 3, oп. 1, д. 11, л. 16–20.
[54] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 41.
[55] Ч. Валиханов. Сочинения, СПб., 1904, стр. 385.
[56] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета нз 1898 г., Верный, 1898, стр. 29, 32.
[57] А. Урунбаев. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства «Изв. АН Уз. ССР, Серия обществ, наук», 1957, N° 3, стр. 34.
[58] Н. Обручев. Военностатистический сборник, вып. III, СПб., 1863, стр. 130.
[59] Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 446–447; А. Талызин. Пишпекскнй уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 1898 г. т. II, Верный, 1898, стр. 35.
[60] Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 382, 38.7 п 446–447; А. Талызин. Указ, работа, стр. 30.
[61] Н. П. Пантусов. Сборы и пошлины в бывшем Кокандском ханстве.«Туркестанские ведомости», 1876, № 17.
[62] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 346, л. 113–114. 2 Н.П. Пантусов. Указ, работа.
[63] В. Г. Котельников. Ферганская область. «Живописная Россия»,
т. X, Русская Средняя Азия, СПб., 1885, стр. 208.
[64] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 57.
[65] А. Л. Троицкая. Заповедникикурук кокандского хана Худояра. Сб. Гос. публ. бки им. СалтыковаЩедрина, вып. Ill, 1955, стр. 154.
[66] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 153.
[67] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868 стр. 164–165.
[68] Н. П. Пантусов. Указ, работа.
[69] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6868, л. 111–112.
[70] ЦГВИА, ф. 1441, oп. 1, д. 76, л. 205–206.
[71] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 164–165.
[72] ЦГА Каз. ССР, ф. 3, oп. 1, д. 11, л. 22.
[73] А. Троицкая. Заповедникикурук кокандского хана Худояра. Сб.
Гос. публ. бки им. СалтыковЩедрина, вып. III, 1955, стр. 149–151.
[74] А. Талызин. Указ, работа, стр. 29–30; А. Соколов. Указ, статья.
[75] М. Венюков. Указ, работа, стр. 164–165.
[76] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 19254, л. 39.
[77] Обозрение Кокандского ханства в нынешнем его состоянии. «Зап.
РГО», кн. 3, 1849, стр. 209, «Туркестанский сборник», т. 374, стр. 241.
[78] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 153.
[79] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886, стр. 186–187.
[80] ЦГА Каз. ССР, ф. 2, д. 32а. л. 3–7.
[81] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 19254, л. 39.
[82] А. Н. Куропаткин. Кашгаркя. Историкогеографический очерк страны. СПб., 1879, стр. 41.
[83] Терентьев. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906, т. II, стр. 332–333.
[84] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап.
РГО», СПб., 1851, стр. 144–145.
[85] Там же.
[86] ЦГИА Уз. ССР, ф. 715, on. 1, д. 16, л. 111–114.
[87] Н. Петровский. Очерк Кокандского ханства. «Вестник Европы», кн. X, 1875, стр. 745.
[88] ЦГИА Уз. ССР, ф. 19, on 1, д. 557, л. 7.
[89] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6868, л. 111–112.
[90] Н. Петровский. Очерк Кокандского ханства. «Вестник Европы; кн. X, 1875, стр. 745.
[91] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 19254, л. 31.
[92] Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 446–447
[93] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 122, л. 8–9.
[94] ЦГИА Уз. ССР, ф. 17, оп. 3, д. 442, л. 55–56.
[95] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 19254, л. 31.
[96] Мусафар. Из Кашгара. «Новое время», 1884, № 2909.
[97] А. Н. Куропаткин. Кашгария. Историчогеографическнй очерк.
Пб., 1879, стр. 233.
[98] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 19–20.
[99] Туркестан, его жители и их нравы. «Русское богатство», 1876, «Туркестанский сборник», т. 239, стр. 12 (25).
[100] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г. т. II, Верный, 1898, стр. 30–31.
[101] Там же.
[102] ЦГИА Уз. ССР, ф. 19, on. I, д. 22683, л. 4–6.
[103] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, Ш, стр. 34.
[104] Устные материалы, собранные в районах Ошской обл. С. Данияровым. Укоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. Nb 1679, стр. 56–53.
[105] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, он. 31, д. 278, л. 1–8.
[106] «СанктПетербургские ведомости», 1874, 28 сентября, № 268.
[107] ЦГИА Уз. ССР, ф. 19, Ферганское областное правление, д. 968, 162–173.
[108] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 31, д. 278, л. 1–8.
[109] ЧонАлайдын тарихий материалдары. Жыйнаган Мифтахов Каюм. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 381, стр. 36–40. И. Абдурахманов. Кокон кандыгы. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук AН Киргиз. ССР. Инв. № 2043, стр. 4–7.
[110] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 57.
[111] И. Абдурахманов. Кокон кандыгы. Руксп. фонд Отд. обществ. наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 2043, стр. 10–12.
[112] Смысловой сокращенный перевод В. Я Галицкого и наш.
[113] И. Абдурахманов. Кокон кандыгы. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 2043, стр. 10–12.
[114] Смысловой перевод В. Я. Галицкого и наш.
[115] Ч. Валиханов. Сочинения, СПб., 1904, стр. 75.
[116] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 25, л. 6–10.
[117] А. Нурекин. Очерк истории Коканда с 1841 по 1864 гг. «Туркестанские ведомости», 1872, 5 сентября, № 35.
[118] Там же; А. Л. Кун. Некоторые сведения о Ферганской долине. «Военный сборник», 1876, № 4, стр. 421–422.
[119] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886, стр. 176.
[120] Там же, стр. 180.
[121] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886, стр. 180.
[122] ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6874, л. 22.
[123] Б. Джамгерчинов. Присоединение Киргизии к России, 1959, стр. 122.
[124] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк, (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г., Верный, 1898, стр. 29–30.
[125] А. Талызин. Указ, работа, стр. 27–32.
[126] Абди Саттархан Казий. Заметка о народном самоуправлении и ишанах в Туркестане. «Туркестанские ведомости», 1898, № 54.
[127] Кокандское ханство по новейшим известиям. «Военный сборник», 1869, июль; «Туркестанский сборник», т. 23, стр. 48–49.
[128] Султан А. Нурекин. Очерки истории Коканда с 1841 по 1864 годы. «Туркестанские ведомости», 1872, № 35.
[129] Султан А. Нурекин. Очерки истории Коканда с 1841 по 1864 год.
«Туркестанские ведомости, 1872, N° 35.
[130] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[131] Там же.
[132] В. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань.
[133] , стр. 163.
[134] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[135] Там же.
[136] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[137] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 26, л. 6–10.
[138] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[139] А. Урунбаев. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства. «Изв. АН Уз. ССР», серия обществ, наук, 1957, № 3, стр. 34–35.
[140] А. Урунбаев. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства. «Изв. АН Уз. ССР», серия обществ, наук, 1957, № 3, стр. 34–35.
[141] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап.
РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 141.
[142] Ч. Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 290.
[143] И. Абдурахманов. Кокон кандыгы. Рукоп. фонд Отд. обществ наук, АН Киргиз. ССР. Инв. № 2043, стр. 4–10.
[144] Смысловой перевод В. Я. Галицкого и наш.
[145] А. Чоробаев. ТайлакБатыр. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР, Инв. № 225, стр. 1 –117.
[146] ЦГИА Уз. ССР, ф. 715, on. 1, д. 12, л. 117–118.
[147] Там же.
[148] Там же, д. 17, л. 152.
[149] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[150] А. Урунбаев. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства «Изв. АН Уз. ССР, серия обществ, наук», 1957, № 3, стр. 35–36.
[151] Там же.
[152] Абди Саттархан Казий. Заметка о народном самоуправлении и ишанах в Туркестане. «Туркестанские ведомости», 1898, № 54.
[153] Султан А. Нурекин. Указ, работа.
[154] По этому восстанию ценные данные имеются в показаниях его участника МухаммедМурзабека Джумабаева, записанные 30 января 1868: Показания хранятся в ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 25.
[155] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 25, л. 5–6.
[156] Там же.
[157] А. Федченко. Путешествие в Туркестан, т. I, часть II, СПб.. 1875. стр. 95–97.
[158] Заметки из Средней Азии. «Биржевые ведомости», 1873 г., № 337; «Туркестанский сборник», т. 73, стр. 45.
[159] Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 387.
[160] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 6, д. 111 в, л. 48–49.
[161] Там же, л. 74–75.
[162] ЧонАлайдын тарихий материалдары. Жыйнаган Мифтахов Каюм. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР, Инв. Ns 381, стр.
[163] –40.
[164] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 346, л. 113
ГЛАВА II
ХОЗЯЙСТВО КЫРГЫЗОВ
- Скотоводство
На протяжении многих веков главным занятием киргизов являлось кочевое и полукочевое экстенсивное скотоводство, которое доставляло местному населению основные средства существования: продукты питания, одежду, средства передвижения и жилища.
Тимковский, проезжавший в 1820–1821 гг. через Киргизстан в Китай, писал: «Киргизы, покитайски бурты, суть кочевой народ, находящийся за Восточным Туркестаном на запад. Киргизы живут в войлочных юртах… Мясо служит им пищею, а кымыз вместо вина»[1]. Вот что говорит Г. С. Загряжский, хорошо знавший киргизский язык и быт местного населения: «Благосостояние киргизов зависит от количества скота… Много скота, здоров он – и киргиз богат и совершенно счастлив. Нагрянула беда, обрушилась на киргизский скот, например, под видом падежа, гололедицы (джута), баранты – горе и хозяину. Такая зависимость от скота отражается и в языке, в способах выражения мыслей. Киргиз при встрече с приятелем, спрашивает: «Здоровы ли скот и душа» – «малжан аманбы». Поэтому, чтобы судить о благосостоянии киргизов, нужно знакомиться с количеством скота, его распределением, обилием пастбищ и их качествами»[2]. О киргизском скотоводстве имеются интересные данные в работе М.Венюкова, побывавшего в Киргизии в 1859–1860х годах. В ней сообщается: «Основанием богатства каракиргизов служит… скотоводство… Но дикокаменные кыргызы беднее кыргызов Большой и Средней Орды. Очень немногие из них имеют до 200 лошадей или 3000 баранов… Коровы у дикокаменных кыргызов большие, но молока дают мало и то лишь во время кормления телят. Взамен того держатся яки, называемые у каракыргызов кудасами, которые превосходят по количеству молока обыкновенный рогатый скот. Овцы кыргызской породы с курдюками, но с более нежною шерстью, чем в наших степях. Лошади небольшие, но очень годные для езды в горах. Эпидемических болезней на скот не бывает, кроме шарпа, который оканчивается обыкновено отпадением копыт»[3].
Природные и географические условия Кыргызстана горные просторы, безграничные альпийские пастбища, богатые травостойные урочища, обилие водопоев, небольшая плотность населения и умеренный континентальный климат благоприятствовали развитию кочевого и полукочевого скотоводческого хозяйства. Однако не только этим объясняется устойчивое существование кочевого скотоводства и его жизненность у кыргызов, как главного занятия вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции. Одной из его основных причин был низкий уровень производительных сил, который не создавал необходимых материальных предпосылок для дальнейшего развития общественного разделения труда, т.е., для отделения земледельческого хозяйства и ремесел от скотоводства и появления городов, которые могли бы стать торговыми и ремесленными центрами. Отсталое и рутинное состояние орудий производства даже исключало возможность заготовки кормов на зиму и стойлового содержания скота. Низкий уровень развития производительных сил давал возможность кыргызам лишь экстенсивно использовать богатые горные пастбищные пространствам пригодные для содержания скота на подножном корме в течение круглого года. Итак, существование системы экстенсивного скотоводства и кочевого образа жизни, прежде всего, было обусловлено низким уровнем развития производительных сил.
Устойчивость и жизненность кыргызского скотоводства во многом обусловливались натуральным характером хозяйства и отсутствием товарноденежных отношений. Почти все необходимые продукты и средства существования производились и потреблялись самими скотоводамикиргизами. Это не могло не стимулировать скотоводческое хозяйство. Наконец, вековое существование скотоводческого хозяйства может быть объяснено незаинтересованностью феодальной знати в переходе на оседлость и ее нежеланием потерять своих «сородичей», т.е., зависимых бедняков, по существу бесплатно обслуживавших байское скотоводческое хозяйство.
Как уже было отмечено, в экономике киргизов скот играл жизненно важное значение. Кыргызы разводили в большом количестве овец, лошадей, крупный рогатый скот, яков, коз, верблюдов и ослов. Как показывает ряд данных, до кокандского завоевания в скотоводческом хозяйстве кыргызов преобладало коневодство[4], ибо без коня по существу невозможно было вести подвижное кочевое и полукочевое скотоводческое хозяйство. На лошадях ездили верхом, использовали их под вьюком и запрягали в чийне. «Лошади крепки и привычны к горной езде»[5], – отмечали в свое время Воронин и Нифантьев. Таким образом, лошадь нужна была скотоводукиргизу прежде всего как средство передвижения. До кокандского завоевания табуны лошадей являлись главным богатством киргиза. Конина шла в пищу. Самое почетное национальное блюдо – бешбармак – изготовлялось в основном из конины и баранины. Кобылье молоко шло на изготовление любимого и широко употребляемого напитка – кумыса. Из шкур лошадей изготовляли обувь, сбрую и сабоо (посуду под кумыс), а из их волоса делали арканы, элек (сито), веревки и др.
По своей численности коневодство занимало первое место в скотоводческом хозяйстве кыргыза. Это в значительной степени объясняется тем, что в условиях экстенсивного скотоводческого хозяйства содержание лошадей не требовало особенно больших усилий. Весною, летом и осенью они паслись на пастбищах, а зимою сравнительно легко добывали корм изпод снега. В джутовые годы падеж лошадей был не так велик, как это обычно случалось с овцами и рогатым скотом. Кроме того, в то время, когда междоусобицы и взаимные набеги – барымта были обычным явлением, целесообразно было держать лошадей. Поскольку лошади являлись более подвижными, то с ними было гораздо легче перекочевывать на другое место и скрываться из виду барымтачей и тем самым обезопасить себя от грабежей.
П. Погорельский и В. Батраков безусловно правы, они пишут: «До завоевания узбеками (Кокандским ханством – К. У.) киргизов… овцы были им известны, но в количественном отношении они не имели того значения, которое мы наблюдаем сейчас, а у значительной массы кочевников их совсем не было. Основным скотом тогда были лошади. Объясняют они (кыргызы – К. У.) это тем положением, что приходилось всё время кочевать, иногда вынужденно изза больших неурядиц в степи. Зачастую приходилась стремительно срываться с места и по этому держать малоподвижный скот (рогатый скот, овец, верблюдов) было трудно. Идеалом прежнего кочевника (до кокандского завоевания – К. У.) было: иметь побольше лошадей, они были признаком состоятельности, они давали почет и уважение их обладателю, они были крупным денежным знаком»[6].
С завоеванием Киргизии Кокандским ханством и усилением торговых связей с оседлым населением, овцы начинают играть важную экономическую роль в жизни киргизского народа. «Только ко времени завоевания узбеками, – писали П. Погорельский и В. Батраков, – начинают приобретать все большее и большее значение овцы, как дающие все необходимое хозяйству,… как разменная денежная единица, на которую постепенно возрастал спрос в Ферганской равнине с ее интенсивным земледельческим хозяйством»[7]. В 40–50х годах XIX века по своему количеству и значению овцеводство занимает уже первое место в хозяйстве местного населения. Говоря о киргизском скотоводстве, Воронин и Нифантьев подчеркивали: «Баранов разведено много»[8]. Овцы стали главным источником мясных продуктов. Резали баранов тогда, когда они были в теле, т.е., поздно осенью. Кыргызы, высушив баранину (сүрсүтүп), запасались мясом на всю зиму. Шерсть овец шла на изготовление различных кошм, для покрытия юрт и полов. Кроме того, из овечьей шерсти и шкур делали одежду, а также различные вещи бытового обихода. Значительная часть овец шла на обмен необходимых вещей, продаваемых узбекскими и кашгарскими торговцами. Баран стал даже эквивалентом меновой торговли кочевникакиргиза с представителями оседлых народов. Овцы давали молоко, из которого кыргызы изготовляли джурат, эжигей, сүзмө, курут и другие национальные блюда.
Немалую роль в экономике киргизов играло разведение крупного рогатого скота мясомолочного направления. Рогатый скот давал молоко и мясо. Волы, отчасти и коровы использовались под вьюком. На них ездили верхом. Об этом А. Хорошкин пишет: «Рогатый скот у каракиргизов мелок. Он помимо своего прямого назначения служит при перекочевке, когда быки, коровы и даже телята несут на спинах вьюки или даже всадников или всадницу. В последних двух случаях на животном бывает седло (ыңырчак – К. У.) Через переносье животного обыкновенно еще в раннем возрасте продевается деревянное кольцо (чүлүк – К.У.) к которому привязывается аркан. С помощью этого оригинального и мучительного инструмента даже дети располагают животным, как им угодно»[9]. Волы служили тягловой силой, их запрягали в буурсун (мотыга) и чийне. Шкуры быков и коров шли на изготовление обуви, сбруи, ремней и подстилки на пол. На высокогорных районах, в частности на Памире, Алае и АтБаши разводились яки, имевшие большое значение в хозяйстве местного населения. Вот что пишет А. Волконский, побывавший на Алае и Гульче в 1874 году: «У этих кыргызов водятся яки, трудно укротимое домашнее животное, весьма ценимое киргизами и как вьючная сила и как скот, доставляющий молоко, шерсть и крепкую, толщиною в палец, шкуру… Из длинной шерсти яка и пушистого хвоста плетутся мягкие веревки для вьюков и лучшие подпруги. Зимою яки уходят в горы верст за 20 от жилищ своих хозяев и пасутся там, пробивая крепкими копытами снег и даже лед»[10]. По сообщению Г. Е. ГруммГржимайло, яки постепенно вытесняли другие виды рогатого скота[11]. Это объясняется тем, что яки хорошо приспособлены к горным условиям, не требуют стойлового содержания и легко переносят суровые холодные зимы.
В вашем распоряжении не имеется данных, показывающих численность поголовья скота по Киргизии в целом. Однако есть отдельные данные, характеризующие состояние скотоводства (в количественном отношении) в Северной Киргизии, в том числе и в некоторых айылах, расположенных в ИссыкКульской котловине за 1869 год.
Подвижное скотоводческое хозяйство, в частности содержание скота на подножном корме в течение круглого года и наличие травостойных горных массивов, пригодных для пастбищ, приводили к кочевому образу жизни, который в свою очередь порождал соответствующий быт, обычаи и нравы. Перекочевка совершалась по определенному порядку и круглогодичному циклу, складывавшихся веками и соблюдаемых из поколения в поколение.
После изнурительной и холодной зимы, с наступлением первой оттепели и появлением свежих трав, кыргызы начинали сниматься с мест зимних стоянок (кыштоо) и спускаться на көктөм, т.е., на южные склоны гор, раньше всего освобождающиеся от снега. «С наступлением весны, – пишет А. А. Кушакевич о кыргызах, кочевавших на юговостоке Ходжента, – когда трава начнет показываться,… кыргызы спускаются с гор к равнине, где перекочевывают с места на место»1. О весенних кочевках
| Название местности | Юрт | Лошадей | Рогатого скота | Овец | Верблюдов |
| ИссыкКульская котловина | — | 84805 | 12001 | 359046 | 5387 |
| Чуйская долина | — | 94699 | 1282 | 556656 | 139712 |
| КунгейАкСу | 1268 | 10786 | 1301 | 24049 | 562 |
| ЗаукБарскаун | 1829 | 9258 | 2012 | 36864 | 619 |
| ТургенАкСу | 1654 | 11176 | 2589 | 38599 | 678 |
| КенСу | 1818 | 18315 | 2441 | 35240 | 717 |
| КоройСарой | 1315 | 8685 | 1554 | 27213 | 515 |
| КонурӨлөнАлабаш | 1877 | 11698 | 2220 | 45703 | 891 |
| ТоруАйгыр | 782 | 4250 | 893 | 23742 | 4172 |
в работе К. К. Казанского читаем: «Ранней весной когда в долине и по ущельям гор все спит еще под толстым снежным покровом, южные склоны Алайского хребта под влиянием весеннего солнца, роняющего на них свои лучи почти oтвесно, довольно рано пробуждаются к жизни. Кыргызы, покидая свои зимовки, начинают стягиваться сюда со своими стадами»4. Переход на көктөө доставлял кочевникамкыргызам большую радость, здесь проходил
- А. А. Кушакевич. Сведения о Ходжентском уезде. «Зап. РГО по общей географии», т. IV, СПб., 1871, стр. 229. «Туркестанский сборник», т. 181.
- О скотоводстве в Семиреченской области. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края», СПб., 1872, вып. 1, стр. 216–217.
- Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края», СПб. 1872, вып. 1, стр. 144–145.
- К. К. Казанский. Вблизи Памира. Ташкент, 1895, стр. 102–103. окот, появлялось молоко, айран, масло и эжигей. На көктөө скот пасся в течение полутора или двух месяцев.
Во второй половине мая трава на көктөө, потеряв свою сочность, начинала выгорать и скотоводкиргиз откочевывал выше к горам, которые зимой засыпались глубоким снегом и не являлись пригодными под зимние пастбища. «Затем к лету кыргызы, – сказано в работе А. А. Кушакевича, – отходять в горы, постепенно поднимаясь по ущельям,… и доходят до своих летовок, находящихся в высоких горах, на широких травянистых плоскогорьях, иногда под линию вечного снега»[12]. Переход на жайлоо (летние пастбища) для кыргыза являлся своеобразным праздником. Кочевники становились веселыми и радостными. Все взрослые члены семьи дружно снимали свою юрту и, навьючив ее вместе с имуществом на рабочий скот трогались в путь. Джигиты и девушки, да и пожилые, одевались в дорогу по возможности наряднее. Тянулись длинной вереницей верховые, навьюченные животные, табуны лошадей, стада коров и гурты баранов. Попутные айылы их встречали весело и радостно, угощали кумысом и айраном, а по приезде нa место им устраивали өрүлүк (приношение пищи).
Перекочевка организовывалась так, чтобы это не отражалось на состоянии скота, т.е., она совершалась с остановками нa отдых. Жайлоо изобиловало сочными травами и множеством водопоев. Здесь было прохладно, стояла чарующая пора: не было ни оводов, ни шмелей, травостой достигал полной зрелости. Словом, это являлось самым лучшим временем для скотовода и его кочевого хозяйства. Г. С. Загряжский, часто бывавший на жайлоо у кыргызов, отмечал: «Там прохладно для человека, есть хороший корм для скотины и вовсе нет оводов, шмелей, мух и других неприятелей»[13].
Обычно на жайлоо огранизовывали той (пир), аш и другие праздничные сборы, во время которых устраивались различные национальные игры: атчабыш (конное состязание), улак (козлодрание), сайыш (поединок на пике), эңиш (состязание на коне), күрөш (борьба пеших), жамбы атыш (стрельба снайперов по слитку серебра) и другие.
Как на жайлоо, так и на других пастбищах, кыргызы систематически кочевали с одного места на другое. Как только наблюдался недостаток в корме и стравливалось пастбище, скотоводы переходили на новые и свежие участки урочища. Постепенно поднимаясь со своим скотом выше и выше, во второй половине лета они достигали конечных пунктов кочевого кругооборота, т.е., самых высоких горных вершин, покрытых вечным снегом и льдом. Потом спускались вниз, отправлялись по вправлению к күздөө (осенние пастбища). По пути следования лежали прекрасные урочища, успевшие ко времени обратного перехода кочевника снова покрыться свежими сочными травами.
Күздөө выбиралось в местах, примыкающих к районам посевов и зимних пастбищ. У большинства кыргызских племен весенние и осенние кочевья совпадали. Перекочевав на күздөө, они занимались уборкой и обмолотом хлеба, завозили в зимовку топливо, сооружали и ремонтировали короо (помещения для баранов), а некоторые из них заготовляли в незначительных размерах корм, особенно сено и клевер (на юге Киргизии).
Осенью скот становился наиболее упитанным. Именно в этот период кочевники резали его, обменивали на необходимые им товары у странствующих и проходящих торговцев, пригоняли баранов и лошадей в Андижан, Наманган, АулиеАта, Кашгар и другие города, где их продавали.
В конце осени, с наступлением холодной погоды, кыргызы спешили со скотом уйти к зимним стойбищам. Обычно зимовать располагались в седловинах и ущельях невысоких гор (бөксөнтөө), расположенных недалеко от долин, где находились посевы кыргызов. Лучшими зимними пастбищами считались южные склоны гор, покрытые тонким слоем снега, быстро оттаиваемым при появлении солнца[14]. Не весь скот содержался на кыштоо, значитель ная часть его, а у состоятельных киргизов подавляющее большинство с несколькими табунщиками, чабанами, на зиму отправлялись далеко в горы, где снег сдувался ветром и корм делался более доступным для животных[15].
Для зимовки нужны были места, которые могли быть естественным и надежным укрытием для скота от ветра и буранов. «В глубоких щелях, – писал А. А. Кушакевич, – часто почти в трещинах при немноговодном источнике (булак), стоите по два и по три, много по 5 уев (кибитка). В глубине этих ущелий стоят эти бедные, закопченные и почерневшие войлочные уи, прислоненные часто к отвесным стенам скалистых гор, защищая жителей и их скот от зимних горных буранов и ветров»[16]. Подобные сведения имеются в работах Г. А. Арандаренко[17] и П. П. Семенова[18]. Зимовки должны были иметь выпас с тонким снежным покровом, иначе скот, особенно мелкий рогатый, не мог бы тебеневать, т.е., добывать корм изпод снега. Зимние стойбища использовались довольно рационально. На них вначале пускали лошадей, а за ними крупный и мелкий рогатый скот. Лошади своими сильными копытами разрыхляли снеговой покров, после чего крупному рогатому скоту и овцам было легко добыть корм изпод снега. Весною и летом зимние пастбища охранялись от потравы. Об этом в работе В. Ошанина написано: «Трава у зимовок бережется на зиму, и скот, как и везде у киргизов, должен добывать ее там изпод снега. Для этой цели в особенности удобны склоны гор, с которых снег сдувается сильными ветрами»[19][20].
Кыргызы не сооружали хозяйственных построек для скота. Они возводили лишь очень простые и примитивные каменные, и камышовые заграждения, называвшиеся ташкороо, камыш короо, чогойнок короо и чычырканак короо[21]. В них содержались овцы. А. К. Гейнс, побывав в 1866 г. в Киргизии и увидев здесь помещения, сооруженные для скота, писал: «кыргызы «…летуют в различных местах, а зимуют постоянно на одних и тех же. На зимовках для скота устраивают загоны, обнесенные со всех сторон, иногда наподобие кургана. Зимовки выбираются более в горных ущельях…»[22]. На юге Киргизии часть полукочевников рыла для себя землянки или же строила хаты[23][24].
Самым трудным и изнурительным периодом для скотоводов являлась зима. Зимою свирепствовали бураны, метели, холод, иногда и голод, отсутствовало молоко и кумыс. Нередко изза отсутствия кормов случался массовый падеж скота –основного достояния киргизов.
Часть киргизов, особенно южных, в известной степени занималась заготовкой корма на зиму. В рапорте Ошского уездного начальника от 28 июня 1877 года читаем: «Кыргызыкочевники… для прокормления скота делают на зиму запас лугового сена, которое косят около места расположения зимовок. Каждый кыргыз в этой местности запасается сеном не на продажу, а только для прокормления скота в зимнее время»[25]. Обозреватель газеты «Голос», ездивший в Кашгар через Алай в июле 1876 года сообщал: «На этих полях (в долине р. КызылСу – К. У.) встречается повсюду сжатое сено, сложенное бережно в снопы. В местностях, где они (КызылСу и ее притоки; КөкСу, КызылКарамукСу –К. У.) протекают, встречаются ро скошные луга и заросли кустарников. На этих лужайках, поросших по краям кустарником, каракыргызы косят сено, заготовляя его для прокорма скота на зимовках»[26]. Об этом же говорится и в материалах, собранных Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым на юге Киргизии путем опроса местных старожилов[27]. Траву косили серпами (орок), иногда ее рвали руками. Как свидетельствуют исторические данные, заготовка сена производилась в состоятельных хозяйствах трудом бедняков. «Богатые кыргызы имеют луга и заготовляют на зиму много сена, но только для лошадей», – писал А. Успенский о заготовке кормов на зиму киргизами, населявшими юговосточную часть Ферганы[28]. Небольшие стога клевера или сена расходовались очень экономно, обычно они давались верховым лошадям и отчасти маточному скоту[29].
Следует отметить, что хотя часть кыргызов занималась заготовкой кормов на зиму, скот в основном оставался на подножном корме. Скотоводческое хозяйство продолжало носить экстенсивный характер и зависело от капризов природы и климатических условий. Большим бичом и страшным стихийным бедствием кыргызского скотоводства был джут – массовый падеж скота. Кыргызский народ о джуте и его тяжелых последствиях говорил:
Бай мактанса бир жуттук, Эр мактанса бир октук,
Для разорения хвастливого бая
Достаточно одного джута;
А для уничтожения батырахвастуна – Одной пули.
Народная песня гласит: Коён жылы кышында,
Жутап калдык ошондо;
Кырк жылкылуу кыйрады,
Он жылкылуу оюлду; Тонуп калып териси, Жазга маал союлду.
Зимой в год зайца,
Мы терпели лишения;
Владельцы по сорок лошадей – разорялись,
Владеющие по десятку их – обеднели,
Падеж коней был так велик,
Что со снятием их шкур
Мы справились лишь весной![30]
Джут возникал вследствие глубоких снегов или образования на снеговом покрове пастбища оледеневшего наста. Обессиленные животные, особенно бараны, пытаясь добыть корм под глубоким снегом или снеговой коркой, сбивали себе ноги и начинался массовый падеж. Данные об этом мы находим в материалах, собранных Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым[31], а также в работе А.А.Кушакевича, писавшего следующее: «В этих местах (в горах, прилегающих к Ходженту и населявшихся киргизами – К. У.) у высоколежащих над уровнем моря, во время многоснежной зимы иногда пропадают их овцы за невозможностью добыть себе корм изпод толстого слоя снега. Так было зимою 1869–1870 года. Снега были столь обильны, что овцы не могли проходить по их толстым напластованиям, проваливаясь совершенно с головою в снег. Под толстым слоем снега им невозможно было откопать себе корм»[32].
Джут приносил кочевникам страшные бедствия, боль шие разорения и мучительные лишения. Он особенно тяжело сказывался на хозяйствах малосостоятельных скотоводов, которые после потери скота вынуждены были идти батрачить к баю, выполняя разные работы в его хозяйстве или брать пахотную землю у кыргызских или узбекских феодалов (на. юге Киргизии) на условиях чайрикерства (издольщины), попадая в еще большую кабальную зависимость к представителям феодальной знати.
Скотоводческое хозяйство кыргызов, хотя и медленно, все же развивалось; улучшались способы пастбищных и водопоя скота, расширялось знакомство с климатическими и географическими условиями данной территории и качеством пастбищных трав. Совершенствовались и умножались из поколения в поколение производственные навыки, накапливался опыт в подборе удобных мест для зимовок и охране скота от хищных зверей, а также в процессе содержания скота вообще. Улучшалось пользование зимними, летними выпасами и уход за различными животными. Кыргызыскотоводы в известной степени улучшали породность скота путем индивидуального отбора производителей и маточного поголовья. Они пользовались народной ветеринарией, лечили больных животных и вырабатывали определенные приемы в выращивании молодняка.
Весь хозяйственный инвентарь, орудия труда и жилища были приспособлены для занятия скотоводством, а физическая закалка кыргызского народа, его трудовые навыки и умственное воспитание были тесно связаны с полукочевым хозяйством.
Однако кыргызское скотоводство было малопродуктивным и экстенсивным. Оно не могло покрыть полностью потребностей кочевников в пище и одежде. Кочевое скотоводство, в древности представлявшее крупный шаг вперед в области общественного разделения труда и в развитии производительных сил, в рассматриваемый период превратилось в тормоз экономического и культурного прогресса кыргызского народа. Оно по существу парализовало и сковало дальнейшее развитие общественного строя кыргызов.
Некоторые специфические особенности кыргызского скотоводства по сравнению с казахским кочевым хозяйством правильно отмечены С. 3. Зимановым. По его мнению, «в жизни кыргызских кочевников преобладали элементы оседлости, получило распространение сенокошение, и кочевой кругооборот был сравнительно небольшой… Хозяйство казахов находилось в большей зависимости от природы, чем хозяйство горных кыргызов»[33]. К этому можно добавить, что состояние казахского скотоводства, его перспективы и освоение новых районов в большей степени зависели от наличия и количества кудуков (колодцев). Что касается кыргызских полукочевников, то они не имели представления о колодцах, так как горные и долинные пастбища Кыргызстана изобиловали речками и родниками. Если скотоводство в Казахстане было кочевым, то этого нельзя сказать по отношению к кыргызскому животноводству. Скотоводство в Киргизии базировалось на постоянной зимовке в одном месте и имело тесную связь с земледелием. Оно являлось кочевым и полукочевым, а не исключительно кочевым, как это было в Казахстане, в частности в его пустынях.
[1] Е. Тимковский. Путешествие в Китаи через Монголию в 1820 и 1821 годах, ч. I, СПб., 1824, стр. 255–157.
[2] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
[3] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 160.
[4] Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. N° 1454, стр. 3–7. Талып Байболотов. Кыргыздын тїпкї теги, уруучулук курулушу, тїрлїї салттары. Талып Байболотовдон А. Убукеев 1939–1940 ж. жасаган. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 787, стр. 43–52.
[5] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных кыргызах. «Зап.
РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 151.
[6] П. Погорельский и В. Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М., 1930, стр. 19.
[7] Там же.
[8] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменых киргизах. «Зап.
РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 151.
[9] А. Хорошкин. Нагорный край Туркестанского генералгубернаторства. Из дорожных заметок. «Русский инвалид», 1868, № 203, 209, «Туркестанский сборник», т. 241.
[10] А.Волконский. От Нового Маргелана до границы Бухары. «Вестник Европы», 1894, № 7% стр. 133. «Туркестанский сборник», т. 429, стр. 19.
[11] Г. Е. Грумм-Гржимайло. Очерк Памирских стран. «Изв. РГО», 1886, т. XXII, стр. 101.
[12] А. А. Кушакевич. Сведения о Ходжентском уезде. «Зап. РГО по общей географии», т. IV, СПб., 1871, стр. 230. «Туркестанский сборник) т. 181.
[13] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
[14] Т. Алимбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. N° 1454, стр. 4–5. Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, N° 10.
[15] Л. Костенко. Военнонаучная экспедиция на Алай и Памир. «Военный сборник», 1877, N° 4. «Туркестанский сборник», т. 185, стр. 371 «Голос», 1878, 5 февраля, № 44; «Туркестанский сборник», т. 195, стр. 101.
[16] А. А. Кушакевич. Сведения о Ходжентском уезде. «Зап РГО по общей географии», т. IV. СПб., 1871, стр. 230. «Туркестанский сборник», т. 181.
[17] Г. А. Арандаренко, Каратегин. «Военный сборник», 1878, N° 5. «Туркестанский сборник», т. 224, стр. 126.
[18] «Живописная Россия». Под общей редакцией П П. Семенова. СГИ 1885, стр. 215.
[19] В. Ошанин. Каратегин и Дарваз. «Изв. РГО», т. XVIII, 1882, стр.
[20] .
[21] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. Г5.
[22] А. К. Гейнс. Собрание литературных трудов, т. II. СПб., 1898, стр. 420–421.
[23] «Голос» 1878, 5 февраля, № 44, «Туркестанский сборник», т.
[24] , стр. 101.
[25] ЦГИА Уз. ССР, ф. 19, on. 1, д. 22592. л. 37.
[26] Из Оренбурга. «Голос», 1878, 5 февраля, № 44. «Туркестанский сборник», т. 195, стр. 101–103.
[27] Рукоп. фонд Отд. обществ наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 167 ) и 1695.
[28] А. Успенский. Ферганская долина. Краткий очерк. «Окраина», 1890, № 279.
[29] Опросные материалы, собранные С. Данияровым на территории Ошской области. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР.Инн. № 1679, стр. 12–22.
[30] Устные материалы, собранные Д. Айтмамбетовым в районах бывшей ДжалалАбадской области. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 21; смысловой перевод В. Я. Галицкого и наш.
[31] Устные материалы, собранные Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым в районах Ошской области. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1679 и 1695.
[32] А. А. Кушакевич. Сведения в Ходжентском уезде. «Зап. РГО по общей географии», т. IV, СПб., 1871, стр. 230. «Туркестанский сборник», г. 181.
[33] С.З. Зиманов. Общественный строй казахов первой половины XIXв., АлмаАта, 1958, стр. 26.
- Земледелие
Многие дореволюционные исследователи в своих работах и статьях, в той или иной мере касающихся кыргызов, характеризовали их как исключительно кочевой народ, не имевший отношения к земледельческому хозяйству. Между тем, еще до кокандского завоевания кыргызы занимались земледелием. В рукописях, относящихся к третьей четверти XVIII в., сказано, что закаменные кыргызы «имеют довольно изобильное хлебопашество»[1]. Офицер Летев, в 1821 г. побывавший на ИссыкКуле, в своем дневнике записал: «Кыргызы сеют просо, китайскую пшеницу и горох, которые мелют на мутовочных мельницах»[2]. В путевых записках лекаря Зибберштейна, относящихся к 1825 г., читаем: «Пространство, лежащее на сем проходе, вмещает в себе хлебопахотные места, принадлежащие арыкам и белекам (название киргизских племен – К.У.) – Во всю дорогу нашу я нигде не видывал такого изобилия в хлебе, как здесь: пшеница, ярица, овес, горох и другие растения имеют тут самое цветущее состояние… Дорога, поворачивая вправо к озеру ИссыкКуль по месту ровному и обильному хлебопашеством, достигает до реки Каргол… (до ДжетыОгуза – К. У.) избыточествует хорошим хлебопашеством и травами»[3]. «Земледелие в описываемой части Андижанского уезда, – говорится в статистических материалах по кыргызскому землепользованию, – возникло очень давно, по крайней мере, даже в наиболее скотоводческом КенколКарагирском районе каракыргызы уверяли, что оно существует уже семь поколений – «джетыата»[4]. О кыргызском земледелии писали также Воронин и Нифантьев. В их статье сообщается: «Хлебопашеством занимаются почти все черные кыргызы… Урожай необильный, удовлетворяет потребности всего народонаселения. Окрестности оз. ИссыкКуля, а также долины рек Чу, Таласа и других, покрыты пашнями и отличаются хлебородством. Черные кыргызы из проса делают бузу»[5]. М. Венюков подчеркивает; «Хлебопашество составляет общее занятие дикокаменных кыргызов»[6].
Земледелие сравнительно хорошо развивалось в долинах Ферганы, Чу, Таласа, КетменьТюбе, ТогузТороу и в котловинах ИссыкКуля. Значительная часть киргизов, населявших ЮгоВосточную Фергану, была уже оседлой и ее основным занятием являлось земледелие. Здесь были кыштаки: КараБулак, Буджун, Баткан, БашБулак, Мады, Манак, Исфара, Кек, Чарк, КыргызКышлак и другие[7]. В Оше и Узгене наряду с узбеками жило много киргизов. М. А. Терентьев, побывавший в г. Оше 11 сентября 1875 года, писал: «Кипчаки и кыргызы очень дорожили Ошем. Это была их столица, где никогда не стояли сарбазы (пехота – К. У.) кокандскою хана»[8].
Земледелие получило распространение также в Кемине, Джумгале, Кочкоре, АкТалаа и даже в таких высокогорных районах, как Нарын, АтБаши, Суусамыр, АлаБука, К=гарт, Чаткал, КараКуджур, Памир, Каратегин, Дарваз и другие[9]. В долинах и равнинах Киргизии земледелие являлось искусственно орошаемым. Система и способ орошения были довольно простыми: из горных рек отводились небольшие каналы. Из этих каналов вода, распространяясь по мелким арыкам, орошала поля. Оросительной системой распоряжались специальные люди, называемые мирабами или көкбашами. Население горных, особенно высокогорных районов, вело богарное земледелие (кайрак). Обычно кайраки лежали на бугорках и у самых подножий гор, называемых «жайылма». Так как в этих местностях часто бывали осадки и всегда имелась влага, кайраки не нуждались в искусственных поливах. На кайраках можно было сеять ячмень, просо и частично пшеницу[10]. В прохладные и дождливые годы пшеница на кайраке не созревала. Другие виды сельскохозяйственных культур здесь нельзя было выращивать.
На юге Киргизии, в частности в ЮгоВосточной Фергане, выращивали меке (кукурузу), хлопок, рис, бахчи и люцерну[11]. По размеру посева и объему урожая просо занимало первое место в земледелии Северной Киргизии. Это объяснилось тем, что поля, засеянные просом, требовали меньших затрат труда, а давали гораздо больше урожая по сравнению с другими видами зерновых культур. Кроме того, просо быстро созревало, обмолотить его было легче. Из него изготовляли ряд национальных блюд: таруу көжө, таруу талкан, каймакка чөктүргөн таруу, таруу бозо и т.
п. В отчете начальника Токмакского уезда от 3 сентября 1869 года о преобладании проса в киргизском земледелии сказано: «Кыргызы по преимуществу сеют просо, как главный продукт народного довольствия, хлеб они мало едят, а потому сеют пшеницу значительно менее, к тому же просо дает громадные проценты урожая и требует менее труда для обработки земли под посев его»[12]. Подобные данные находим и в работе М. Венюкова[13]. В среднем урожайность проса была в четыре с лишним раза больше, чем пшеницы[14].
Кыргызы не удобряли пахотную землю, по мере ее истощения пахали и засевали новые участки, оставив прежние. Эта система эксплуатации обрабатываемой земли называлась «которуп айдоо» или «кызыркалтыруу».
Приемы и способы обработки полей, а также сбор урожая и его обмолот были примитивными и отсталыми. Вспашка полей производилась деревянной сохой, которую тащил вол, семена разбрасывали вручную. Вспашка один или два раза подвергалась боронованию. В качестве бороны использовался большой куст чычырканака или караганы (колючки), крепко привязанный к седлу. Кыргызы не удаляли сорняков. Полив угодий производился один или два раза за лето. В августе начиналась жатва. Урожай снимали ороком (серпом). Сжатый хлеб крепко связывали травянистыми жгутами в снопы. Хлеб обмолачивался на току (кырман) темином, т.е., при помощи рабочего скота. Обмолот хлеба производился следующим образом: в центре кырмана ставился высокий кол, на который один за другим привязывались несколько волов или лошадей. На первое (со стороны кола) ведущее животное садился мальчикпогонщик. На весь кырман раскладывались снопы колосом внутрь. Мальчикпогонщик погонял привазанных волов или лошадей по кругу. Один или два человека, вооружившись деревянными вилами (айры), обновляли и переворачивали снопы, они же подбрасывали под ноги животных колосья, отброшенные ими при гонке[15]. Такой способ молотьбы протекал томительно медленно и мучительно как для человека, так и для рабочего скота.
О степени развития кыргызского земледелия говорит и существование мукомольных мельниц у местного населения. В 1849 году в ИссыкКульской котловине у племени бугу насчитывалось 25 водяных мельниц[16]. Мельницы имелись и у других кыргызских племен. Однако эти мельницы по своему устройству были довольно простыми, а по производительности – низкими. Как видно из отчета начальника ИссыкКульского уезда от 23 мая 1869 года и рассказов старожилов, киргизская мельница состояла из неподвижно укрепленного жернова с круглым отверстием посредине, на нем лежал второй жернов, надетый на деревянный стержень, проходящий свободно через отверстие нижнего жернова. К нижнему концу стержня прикреплялось горизонтально несколько лопастей, на которые лилась вода, заставляя вращаться верхний жернов. «Работа этих мельниц, – писал начальник ИссыкКульского уезда в своем отчете, – крайне слаба и каждая из них едва успевает перемолоть муку на нужды нескольких семей… При небольшом морозе они даже перестают работать на целую зиму… Жернова очень мягкие и потому мука получается крупного размола и с таким хрустом (песок), что почти нет возможности есть хлеб, выпеченный из этой муки»[17]. Кыргызские водяные мельницы видели П. П. Семенов[18] и Ч. Валиханов[19][20]. Наряду с мельницами у киргизов продолжал широко бытовать джаргылчак (ручной жернов), на котором размалывали жареное зерно и получали талкан.
Мы не располагаем необходимыми данными, характеризующими объем и размер киргизских посевов и сбор урожаев, но отдельные статистические данные за 1869 г. дают следующую картину.
Как видно из таблицы, земледелие являлось одним из важных отраслей хозяйства местного населения, однако оно носило подсобный характер и не успело отделиться от скотоводства. Земледелие не могло удовлетворить самых насущных потребностей киргизов в хлебе. В среднем каждый двор собирал по полкапа, т.е., 2–4 пуда пшеницы, столько же проса и четверть капа ячменя. В семье, состоявшей из пяти душ, на долю одного человека приходилось по 15–29 кг зерна в год, или по 43–86 граммов хлеба в день. Следовательно, кыргызы никак не могли прокормить себя хлебом. Основным источником питания были продукты скотоводства.
| Сбор урожая, капов[21] | |||||
| Наименование аулов и местностей | Число юрт | проса | пшеницы | ||
| посев | сбор | посев | сбор | ||
| КунгейАкСу | 1268 | 9 | 75 | 1068,5 | 4554,5 |
| ЗаукеБарскаун | 1829 | — | — | 1689 | 7576,5 |
| ТургенАкСу | 1654 | — | — | 1454 | 9078 |
| Кеңсуу | 1818 | — | — | 149,75 | 758 |
| КаройСарой | 1315 | 2 | з | 889,75 | 5443.5 |
| КонурөлөнАлабаш | 1887 | 10 | 82 | 1523,75 | 9124,75 |
| ТоруАйгыр | 782 | — | — | 719 | 3682,5 |
| Багыш | 1669 | 800 | 4876 | 977 | 4996 |
| Талкан | 2071 | 882 | 8510 | 224 | 1828 |
| АлаАрча | 1200 | 998 | 524 | 889 | 3999 |
| Аламедин | 1248 | 436 | 3904 | 481 | 3548 |
| Болокбай | 1245 | 1107,5 | 5867 | 4158,5 | 22433 |
| Тынай | 1265 | 1207 | 4722 | 1369 | 6269 |
| ТемирБолот | 1096 | 322 | 2012 | 763 | 3629 |
| Сарбагыш | 1516 | 310 | 3238 | 597 | 6070 |
| Эсенгул | 1270 | 291 | 1940 | 954 | 4217 |
| Борукчу | 1145 | — | — | 1439 | 5066 |
| Курминкожо | 1124 | — | — | 1685 | 6284 |
| Кулжугач | 1220 | 84 | 423 | . 1332 | 5540 |
| Саяк | 1288 | 161 | 778 | 1059 | 3812 |
| Нарын | 586 | — | 686 | 2076 | |
| Жыланкөз | 1186 | 573 | 3390 | 75 | 88 |
| КетменьТюбе | 1469 | 1077 | 3904. | 1258 | 4066 |
| Черик | 890 | — | — | 812 | 2863[22] |
Для ухода за посевами и угодьями из каждого айыла оставалось несколько семей, называвшихся «жатаками». Большая часть работы по земледелию выполнялась ими. Многие скотоводы, вспахав и засеяв свой земельный участок, откочевывали на летние пастбища. Потом они приезжали лишь на полив, жатву и обмолот урожая. А постоянная охрана посевов поручалась жатакам.
Скотоводыкыргызы, в частности зажиточные семьи, не придавали должного значения земледельческому хозяйству, относились к нему даже с некоторым пренебрежением. В известной степени осевшие дехкане, т.е., жатаки подвергались насмешкам со стороны скотоводовкочевников. Жатаки, приобретя несколько голов скота, при первой же возможности снова переходили к полукочевому скотоводческому хозяйству.
Однако несмотря на примитивность и рутинное состояние орудий труда, земледелие представляло собой более прогрессивную форму общественного производства по сравнению с кочевым скотоводством. Хотя медленно, но оно развивалось и прочно вошло в экономическую жизнь киргизов. Его перспектива была сравнительно большая и будущность принадлежала ему.
[1] О диких или закаменных кыргызах. Из архива Института этнографии АН СССР. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1660, стр. 1–2.
[2] Китайское и кокандское господство в Западном Китае. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1819, стр. 62.
[3] Путевые записи лекаря Зибберштейна. Исторический архив, т. 1, М.–Л., 1936, стр. 241–244.
[4] Материалы по киргизскому землепользованию. Андижанский уезд Ферганской области. Ташкент, 1913, стр. 44–45.
[5] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 151.
[6] М. Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны. «Зап. РГО», кн. 4, СПб., 1861, стр. 109.
[7] А. Федченко. Путешествие в Туркестан, т. 1, СПб., 1875, стр. 88–91, Устные материалы, собранные в районах Ошской области С. Данияровым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Иив. № 1679, стр. 48– 49; Устные материалы, собранные в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 3–4; А. Серебренников. Кокандский поход 1875–1876 :т., стр. 48; А. Н. Куропаткин. Кашгария. Историкоэтнографический очерк, 1879, стр. 220–221.
[8] М. А. Терентьев. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906 , стр. 367–368.
[9] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 12, д. 2, л. 109–121.; Ч.Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 295–296; А. В. Каульбарс. Поездка из Нарынского укрепления на запад к Кокандским границам в 1869 г. «Изз. РГО», т. VII, 1871, стр. 175; Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1459, стр. 3–8.
[10] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 151 –153; Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз .ССР. Инв. Ко 1454, стд. 2–5; ЦГИА Каз. ССР, ф. 44, оп. 12, д. 2, л. 117–120.
[11] Н.А. Маев. Топографический очерк Туркестанского края. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края»; 1872, вып. I, стр. 77–78; А. Ф. Миддендорф. Очерки Ферганской долины. СПб., 1882, стр. 350; Устные материалы, собранные С. Данияровым и Д. Айтмамбетовым в районах ДжалалАбадской и Ошской областях. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1679, 1695.
[12] ЦГА Каз. ССР, ф 44, оп. 12, д. 2, л. 110–112.
[13] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 161.
[14] Л. Костенко. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870, «Туркестанский сборник», т. 29. стр. 48.
[15] Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1454. Устные материалы, собранные в районах ДжалалАбадской области Д. Айт мамбетовым, Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. 1695, стр. 13.
[16] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап.
РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 144.
[17] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 15
[18] П.П.Семенов-Тян-Шанский. Путешествие в ТяньШань, М.. 1947, стр. 268.
[19] Ч. Валиханов. Избранные произведения, АлмаАта, 1958, стр. 296.
[20] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 9.
[21] Вес одного капа от 4 до 8 пудов.
[22] Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края».Вып. III, СПб., 1874, стр. 256–259.
- Ремесло и промыслы
В экономической жизни киргизов известную роль играли ремесло и разные промыслы. Киргизы производили только то, что было нужно для себя. Им были известны следующие виды ремесла: катание войлоков, шорное, столярное, кузнечное, сапожное, ювелирное и другие.
Большое место в киргизском ремесле занимало приготовление чия (разные национальные обиходные вещи, изготовленные из стеблей высокой жесткой травы, называвшейся «чием»), производство войлоков и войлочных изделий. М. Венюков, в 1859–1860 г. побывав в Киргизии, отметил: «Главное рукоделье каракиргизов и есть приготовление войлоков, отличающихся у них большою прочностью. Особенно известны этого рода изделия дикокаменных киргизов, кочующих по Таласу; Они валяют не только кошмы, т.е., четырехугольные войлоки, но и шапки, даже целые бурки. Каракыргызские шапки известны и ценятся во всех ордах (казахские орды – К. У.). Женщины ткут грубую материю из верблюжьей шерсти, называемую у нас армячиной»[1]. Кыргызское войлочное изделие высоко оценено Л. Костенко[2]. Многочисленные войлочные изделия производились из шерсти: узорчатые шырдаки, алакийизы, өрө кийизы, үзүки, туурдуки, түндүк жабуу, эшик жабуу, кементай, чепкен, калпак, байпак, мээлей, чокой, аяккап и другие. Войлочные изделия служили для покрытия юрт, подстилки на пол и изготовления верхней одежды, обуви и головных уборов.
Из чия делали чыктан (ашкана), эшик чий и кереге чий. Эти вещи изготовляли с узорами и без узоров. Узорчатые чиевые вещи выглядели богато и красиво, хотя их производство было сложнее и труднее.
Широко практиковалось ткачество тааров (ручная шерстяная узорная ткань), а на юге Киргизии, в частности у племени жилик – ткачество ковров. Из тааров делали чепкен (верхняя одежда), шалча (шерстяная ткань для подстилки на пол), кап (своеобразный мешок), баштык (сумка), куржун (переметная сумка), шым (штаны), ат жабуу или кулакчын (шертяная ткань для покрытия коня) и другие. Племя ичкилик поставляло ковры ханскому двору в Коканде.
Местное население выделывало шкуры, из которых изготовляли тон (тулуп), ичик (верхняя теплая одежда), тебетей шапка), көлдөлөң (выделанная мерлушка для подстилки на пол), чанач (бурдюк), тулуп (кожаная сумка), сабоо (кожаня посуда для кумыса), супра (скатерть) и другие. Киргизы значительной степени занимались выделкой кож для изготовления обуви, сбруи, ремней, чехлов и т.д. Однако кожи выдержались простым способом и их качество было довольно низким. Мыло тоже изготовлялось самим населением домашним способом[3]. Сравнительно хорошо было развито рукоделие, особенно вышивки по хлопчатобумажным тканям, шелковым и коже. Широкое распространение получили вышитые национальные вещи: тушкийизы, аякапы, текче и бетаачы.
В кыргызском ремесле довольно четко разграничивалось участие мужчин и женщин. Производством войлочных изделий, изготовлением чиевых вещей, выделкой шкур, рукоделием, приготовлением мыла и шитьем одежды, а также ткачеством занимались женщины. Всеми остальными видами ремесла занимаясь мужчины.
Мужским занятием являлось столярное дело. Среди киргизских үйчү, ээрчи и других столяров можно было встретить искусных мастеров своего дела. Они занимались изготовлением кереге (деревянный остов юрты), уук (жерди), эшик (дверь), түндүк (отверстие для дымохода), чертмек (музыкальный инструмент), буурсун (деревянная соха), соку–сокбелек (толкач), ээр (седло), үкөк (шкаф), такта, алабакан и күмүш бакан, которые играли важную роль в жизни скотоводов. Занятием мужчин были резьба по дереву и кости, выделка кож для приготовления домашних обиходных вещей, шитье обуви и изготовление посуды: табак, чөйчөк, сузгу кашык, көөкөр, кап, а также сбруи и др. Үкөк, такта, эшик и ээр нередко украшались прекрасным орнаментом.
Киргизы были знакомы с ювелирным и кузнечнослесарным делом. Однако очень часто кузнец одновременно являлся и слесарем, и ювелиром, т.е., эти отрасли ремесла еще не успели полностью отделиться друг от друга, а продолжали существовать вместе.
Более или менее хорошо развивалось ювелирное дело, киргизские ювелиры изготовляли тончайшие и сложные женские украшения: бой тумар, шөкүлө, сөйкө, билерик, шакек, кыздардын куру, кемер кур и другие. Они же занимались инкрустацией ээр (седел, особенно женских), жүгөн (уздечек), үзөнгү (стремен), басмайыл (подпруги), куюшкан, (подхвостники) женских и мужских поясов, а также жылажын (бубенцов).
Кузнецыслесари изготовляли бытовые хозяйственные предметы: казан тулга, чай тулга (чаймоожу) орок, чырак[4], а музыкальных инструментов – темир комуз. Они также мастера дел холодного оружия[5][6]. В статье Воронина и Нифантьева сообщается: «Вооружение составляют – айбалта, сабли, пики и ружья… Но ружья их (киргизов – К. У.), называемые турками вообще длинны, тяжелы и с фитилями вместо замков. Холодное оружие частью покупают, а частью изготовляют сами. Киргизы уверяют, что сами делают порох, но не хвалятся его добротностью»[7]. А. Талызин писал: «У некоторых манапов до сих пор хранится в качестве почетного воспоминания прежних военных подвигов полное вооружение, состоявшее из шлема, кольчуги, наколенников, сабли, копья, лука, колчана со стрелами и щита»[8]. Важные данные о кыргызском кузнецеоружейнике имеются в записках офицера Лещева[9] и устных материалах, собранных Д. Айтмамбетовым[10].
В чеканной работе, а также в изготовлении женских украшений и пуль для ружей использовались вырезанные из камня формы.
Столярное и кузнечноювелирное дело в большей степени являлись наследственными, т.е., передавались от отца к сыну. Ото создавало династическую семейную профессию и привилегию весьма узкого круга лиц. Искусные ювелиры вынуждены были обслуживать крупных баев, манапов и других представителей феодальной знати.
В целом кыргызское ремесло было развито слабо. Его орудия производства были рутинными, а приемы очень простыми. Оно еще не отделилось от скотоводства и домашнего хозяйства, т.е., являлось придатком основного занятия местного населения. Его судьба полностью зависела от характера и потребностей скотоводческого хозяйства. Ремесло носило по существу подсобный, причем домашний характер. Его производство было рассчитано в основном на собственное потребление. Правда, значительная часть ювелирных, вышитых и других изделий шла на обмен или тартуу (приношение) состоятельным лицам. Однако в условиях натурального хозяйства и крайней недостаточности заказов, мастеркустарь не смог бы прожить, зарабатывая своим ремеслом, поэтому он продолжал одновременно заниматься и скотоводческим хозяйством. Ремесленникмастер лишь на определенный срок выезжал на заработки в другие айылы. В свободное время он вел свое личное хозяйство. Причем число киргизских ремесленников было незначительным.
Слабое развитие ремесла, его придаточный характер и недифференцированное объясняются господством натурального хозяйства, отсутствием рынков и ограниченностью потребностей местного населения в ремесленных изделиях.
Практиковалась добыча железной руды и соли[11]. Однако способ обработки железных руд был очень примитивным и не организованным. В этом отношении определенный интерес представляет следующее сообщение Г. Бардышева «Железо для выделки оружия и для домашних принадлежностей черные кыргызы добывают в небольших размерах и весьма первобытными способами из черного крупного песка, собираемого на берегах ИссыкКуля[12]. На обработку железной руды местным населением обратили свое внимание Н.А.Северцов[13] и М. Венюков[14]. Соль добывали в верховьях рек Нарына, Чу, КетменьТюбе, на юговостоке Каракола и в долине озера Сон Куль[15]. В северовосточной части котловины ИссыкКуля, на Алае и в некоторых других местностях обрабатывалась железная руда.
Однако добыча железа и соли производилась в весьма малом количестве и далеко не покрывала потребностей киргизов в них. «Этот металл, – писал М. Венюков, – издавна известен в прибрежных горах, но каракыргызы добывали его очень мало и почти только из песков по речкам, стекающим с Кунгей АлаТау»[16]. И не случайно из других стран в Киргизию ввозили соль и железные изделия.
Представители рода кесек (на юге Киргизии) занимались лесным и угольным промыслами для продажи[17].
[1] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 162.
[2] Л. Костенко. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870, «Туркестанский сборник», т. 29, стр. 48.
[3] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 16.
[4] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 16.
[5] Полторацкий. Общий обзор страны, лежащей к западу от илийского края между реками Чу и СырДарьею. «Туркестанский сбор т.
[6] , стр. 323.
[7] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных кир «Зап. РГО.», кн. 5, СПб., 1851, стр. 150–151.
[8] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 898 г., т. II. Верный, 1898, стр. 28.
[9] Китайское и кокандское господство в Западном Китае. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР, Инв. № 1819, стр. 62.
[10] Устные материалы, собранные в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 62.
[11] Н. А. Северцов. Заметки о горной стране у вершин Чу и Нарына и о путях через нее в (бывший) Китайский Туркестан. Ташкент. 1868, стр. 38.
[12] Г. Бардышев. Заметки о дикокаменных киргизах. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края». Вып. III, СПб., 1874, стр. 388. «Туркестанский сборник», т. 95.
[13] Н. А. Северцов. Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны ТяньШаня. СПб., 1873, стр. 162.
[14] М. Венюков. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. СПб., 1873, стр. 302.
[15] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап.РГО.», кн. 5, СПб., 1851, стр. 149.
[16] М. Beнюков. Опыт военного обозрения русских границ в Азии СПб., 1873, стр. 302.
[17] А. Макшеев. Географические, этнографические и статистические материалы о Туркестанском крае. СПб., 1868, стр. 231.
* * *
Заметное место в хозяйстве кыргызов занимала охота. С одной стороны, охота являлась промыслом, дающим киргизам скотоводам дополнительные средства для существования, с другой, она была увеселительным и развлекательным мероприятием для представителей феодальной знати. При этом следует отметить, что охота существовала в основном как промысел. Некоторые представители местного населения исключительно занимались звероловством.
Многие скотоводы занимались охотой.
(Кыргызы охотились на горных козлов, архаров (горных диких баранов), эликов (косуль), бугумаралов (оленей), кундуз (куниц), кулан (диких лошадей), волков, медведей, барсов, тигров, лисиц, зайцев, барсуков, сурков, куропаток, перепелок, кыргоол (диких кур) и других диких животных и птиц[1]) В 1858 г. звероловами племени бугу было выловлено около 3000 лисиц и более 1500 куниц[2].
Широкое распространение получила охота с дрессированными хищными ловчими птицами: орлами, соколами, ястребами и охотничьими собаками. Для охоты применялись капканы и всевозможные ловушки, а также огнестрельное оружие, особенно «түрүк». Начальник ИссыкКульского уезда в своем отчете от 23 сентября 1868 г. о кыргызской охоте и ее способах писал: «Охотою занимаются исключительно кыргызы, лисиц травят беркутами, и ареною травли служит долина Текеса и Сырт. Куниц ловят в капканы»[3].
Когда уже лежал глубокий снег, организовывалась погоня верховых, вооруженных палками людей, за лисицами, зайцами, волками и другими зверями. В погоне принимали участие собаки. Практиковалась охота группами людей, инициаторами ее обычно являлись зажиточные лица. Например, осенью 1859 г. недалеко от Джергалана 98летний бай Аблаи в честь приезда представителя царской России организовал облаву на табуны куланов. В облаве принимали участие 60–70 верховых охотников. Они убили 9 и выловили 6 куланов. Один из охотников стал жертвой этого увеселения. «Мы с Аблаембаем спустились с холма, – писал в своем воспоминании Н. Каразин, – и направились вслед за скачущими… Попался кыргыз, лежащий навзничь без чувств, раскинув крестом руки, еще сжимающие волосяную веревку аркана. Аблайбай, заметив мое движение к лежавшему, отрывисто сказал: «Оставь, если жив, то сам очнется и придет, а если умер, то подберут без тебя»[4].
Мясо архара» диких козлов и косуль употреблялось в пищу. Меха и шкуры шли не только на внутреннее потребление, но и на продажу[5]. Охота велась не только ради меха, кожи и мяса, но и с целью уничтожения хищников, в частности волков, медведей, барсов и диких кабанов, приносящих большой вред скотоводческому и земледельческому хозяйствам.
Озера и реки Киргизии богаты рыбой, однако местное население почти не занималось рыболовством.
* * *
Кыргызы с давних времен имели тесные торговые сношения со среднеазиатскими ханствами, Китаем и Россией. В записках Филиппа Назарова, в 1813–1814 гг. проживавшего в Кокандском ханстве и внимательно изучавшего экономическую жизнь местного населения, сказано: жители Андижана «имеют торговлю с кочующими поблизости дикими черными закаменными кыргызами, от коих и получают всякого рода скот. Торговля производится также с черными кыргызами, кочующими на юге и северовостоке ханства»[6]. Индийский путешественник (из Дели), в 1812 г. побывав в Кашгаре, потом в Киргизии и некоторых городах Средней Азии, отметил: «На него (конский базар в г. Кашгаре – К. У.) пригоняется для продажи обычно кыргызами большое количество лошадей, все мерины, жеребцовпроизводителей пригоняют редко»[7].
Торговые связи кыргызского народа с Китаем, в том числе с Кашгарией, в начале XIX века отмечены также Е.Тимковским и К. Риттером[8]. Русский капитан Абакумов и англичанин Аткинсон, в 1844–1848 гг. проезжавшие через Киргизию в Китай, сообщали: «Вся торговля в их (кыргызов – К. У.) стране производится караванами ташкентских, кокандских, кашгарских и отчасти русских купцов. Они привозят в аулы их все, что нужно для киргизского быта и остаются у них иногда целый год»[9]. «Почти все торговые обороты, – писали Воронин и Нифантьев,– черных кыргызов ограничиваются меною своего скота торговцам, приходящим из Кашгарии, России, Коканда и Китая»[10].
В Киргизию ввозили хлопчатобумажные ткани, шелковые материалы, кожу, обувь, чай, сахар, соль, посуду, металлические изделия, холодное оружие, сушеные ягоды, хлеб, рис, мед, табак (курительный и нюхательный), зеркала, серьги, кольца, бусы и другие безделушки[11]. Из Киргизии вывозили главным образом скот, пушнину, меха, а также продукты животноводства.
Как правило, среднеазиатские, китайские и русские торговцы целыми караванами выходили в горы, и торг производился непосредственно в киргизских кочевьях. Торговля велась путем обмена товара на необходимые скот, мех, шкуры и шерсть. Эквивалентом, т.е., единицею при всех торговых сделках, служил баран. В вышеупомянутом отчете начальника ИссыкКульского уезда говорится: «Торговля ограничивается исключительно сбытом предметов, необходимых для повседневной жизни туземного населения в обмен на скот. Киргизы и калмыки совсем не знакомы с употреблением денег вообще и наших денежных знаков в особенности. Затрудняясь в расчете стоимости рубля и мелкой разменной монеты, они выменивают нужные им ткани на одежду и разные предметы по хозяйству на баранов так, что единицею при всех торговых сделках служит баран. Киргизы не любят продавать свои произведения за наличные деньги. Это неумение их считать последние. Еще очень немногие между ними дошли до этой премудрости»[12]. Каждый купец, особенно крупный, имел дело с определенными айылами, в которые он приезжал осенью каждого года и оставался там до тех пор, пока не продавал свой товар и не закупал необходимое ему количество скота[13]. Он старался лучше закрепить эти айылы за собой как рынок сбыта и объект торговли. С этой целью купец завязывал дружественные связи со старшинами и манапами данных айылов, делал им ценные подарки и отпускал товар местным жителям в долг, чаще всего за приплод будущего года. Это давало возможность купцамростовщикам получать большие проценты и огромные прибыли. Вообще следует отметить, что купцы, приезжавшие к кыргызским кочевьям, различными махинациями обдирали неграмотное население.
Иногда кыргызы пригоняли свой скот в крупные города Средней Азии и Китая, в частности Восточного Туркестана. Здесь они выменивали его на необходимые предметы и частично продавали за деньги. Вырученные деньги в основном шли на оплату налогов, взимаемых в пользу кокандских ханов и чиновников.
Кокандские купцы стремились превратить Киргизию в сырьевую животноводческую базу, рынок сбыта отсталой кустарной промышленности Кокандского ханства. Киргизия играла важную роль в торговле народов Средней Азии с Китаем. Через её территорию пролегало несколько торговых путей из среднеазиатских ханств в Восточный Туркестан и дальше, в Центральный Китай.
«Кыргызы не были простыми проводниками караванов других стран в Восточный Туркестан. Они и сами торговали с народами Китая. В Китае особенно ценили панты, т.е., молодые оленьи рога, вывозимые из Киргизии. Китайцы считали панты лучшим лекарством и хорошим возбудительным средством. За молодые оленьи рога давали целый ямбу (слиток серебра ценою от 300 до 500 рублей серебром)[14] Известный манап Ормон держал при себе группу людей, которые охотились за оленями. Рога убитых оленей поставлялись Ормоном в Китай[15]. Среди киргизов джамбы (ямбы) имел сравнительно широкое хождение, но не как денежный знак, а просто как ценность. Некоторые крупные баи и манапы откладывали джамбы в клад. Во время тоя и аша джамбы ставились на приз. У киргизов существовала специальная национальная игра, называемая «джамбы атуу», т.е., стрельба по джамбу. Все это свидетельствует о степени развития торговых отношений киргизов с Китаем.
Киргизы являлись основными поставщиками скота в Восточный Туркестан. Это видно даже из того, что в начале прошлого столетия во время восстания Джангир Ходжи (по некоторым источникам Джегангир Ходжа) в связи с прекращением поставок скота в Кашгар киргизами, цена на барана поднялась от 50–70 копеек до 30 рублей серебром[16].
Средняя Азия, в том числе и Киргизия, с древних времен поддерживала торговые связи с Россией. В интересующий нас период Россия по отношению к Средней Азии, в частности Киргизии, выступала как промышленная страна, поставлявшая фабричнозаводские и мануфактурные изделия. Главными предметами вывоза из России являлись металлические, особенно железные и медные предметы, хлопчатобумажные и шерстяные ткани: сукна, вельвет, ситцы, коленкор, миткаль, юфть и другие товары. Из России вывозились: сахар, табак; мыло, предметы домашнего обихода, резиновые изделия и разные безделушки[17]. В середине прошлого века две трети стоимости всего вывоза русских металлов и металлических изделий приходилось на долю Средней Азии. В начале 50х годов XIX века стоимость товаров, вывезенных из России в Среднюю Азию, составляла около 15 млн рублей[18]. Торговля России со Средней Азией росла из года в год. Только за десятилетие с 1840 по 1850 год товарооборот Средней Азии увеличился почти на 40 процентов[19].
Из Средней Азии в Россию вывозились продукты земледелия и скотоводства: хлопок, фрукты, скот, шерсть, шкуры, а также пушнина и шелковые ткани. Значительная часть продуктов скотоводства, меха и скот вывозились из Киргизии, что способствовало развитию экономических связей Киргизии с Россией.
Внутренняя торговля Киргизии слабо развивалась изза сдерживающего влияния пережитков прошлого. Торговые отношения лишь слабо проявлялись в своеобразных формах, а именно: в виде «тартуу» (приношений) или других видах обмена. Тем или иным лицам, прежде всего состоятельным, делались различные приношения из ценных мехов, искусно изготовленных ремесленных, а также столярных и вышитых изделий: ээртокум, куюшкан, жүгөн, көмөлдүрүк, басмайыл, кемер кур, кыздын куру, билерик, шакек, бой тумар, шөкүлө, камчы, кестик, кылыч, жаа, мылтык, найза, айбалта, щырдак, тушкийиз, белдемчи, кереге, уук, түндүк, такта и многие другие. В качестве тартуу могли быть приподнесены скакуны, иноходцы, орлы, ястребы, соколы, хорошо сшитые одежды, головные уборы, обувь, пшеница, ячмень и просо.
Лицо, получившее тартуу, должно было отдать ремесленнику, охотнику или земледельцу, т.е., тому, кто делал ему приношение, скот, а иногда и чапан (халат). При этом, конечно, учитывались качество, количество и ценность тартуу. Ввиду отсутствия внутреннего рынка киргизский ремесленник мог реализовать свои изделия лишь путем приношения или другим видом обмена.
Несмотря на наличие зачатков внутренней и внешней торговли, хозяйство киргизов продолжало носить натуральный характер. Как указывает В. И. Ленин, «При натуральном хозяйстве общество состояло из массы однородных хозяйственных единиц», причем каждая такая единица «…производила все виды хозяйственных работ, начиная от добывания разных видов сырья и кончая окончательной подготовкой их к потреблению»[20]. Это высказывание В. И. Ленина полностью подтверждается в условиях Киргизии. Киргизское общество, состоявшее из скотоводов и частично земледельцев, производило все виды хозяйственных работ. Почти что каждая киргизская семья обеспечивала себя не только продуктами питания, но ; всеми видами одежды, обуви и даже орудиями труда.
[1] Ч. Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 295.
[2] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 14–15.
[3] Там же, л. 14.
[4] «Туркестанский сборник», т. 50, стр. 49–50.
[5] А. П. Чайковский. ИссыкКульский уезд в 1869–1871 гг. «Туркестанские ведомости», 1872, № 44.
[6] Филипп Назаров. Записки о некоторых народах и землях средней части Азии Филиппа Назарова. СПб., 1821, стр. 70–71.
[7] МирИззетулЛа. Путешествие МирИззетулЛы в Кокандское ханство в 1812 году. Сводный текст по английскому и французскому переводам. «Тр. САГУ», вып. 78, Исторические науки, 1956, стр. 44.
[8] Е. Тимковский. Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах, СПб., 1824, стр. 164–165, 256, 264–265; К. Риттер. Земледелие. География стран Азии. Восточный или Кокандский Туркестан. СПб., 1873, стр. 449.
[9] Семиреченская область. Книжки для школы: № 58, М., 1872, стр. 65, «Туркестанский сборник», т. 286.
[10] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап.
РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 152.
[11] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 17–19.
[12] Там же.
[13] М. Веников. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. СПб., 1873, стр. 305; его же. Очерки Заилийского края и Причуйской страны. «Зап. РГО», 1861, кн. 4, стр. 111.
[14] Ч. Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 295.
[15] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 161.
[16] К. Риттер. Земледелие. География стран Азии. Восточный или Китайский Туркестан. СПб., 1873, стр. 449.
[17] Б. Небольсин. Очерки торговли России со странами Средней Азии. СПб., 1856, стр. 21.
[18] Там же.
[19] А. Семенов. Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности. СПб., 1859, стр. 193 –194.
[20] В.И. Ленин. Соч., т.3. изд. 4, стр. 15–16.
Г Л А В А III
ФОРМЫ СОБСТВЕННОСТИ НА ЗЕМЛЮ И СКОТ
- Формы собственности на землю
В дореволюционных источниках имеется ряд сведений о земельных отношениях и формах собственности на землю у киргизов, однако они довольно пестры и противоречивы. Некоторые из них говорят о существовании феодальных землевладений, а другие, наоборот, утверждают наличие общинной собственности на землю. Это объясняется тем, что царское правительство, стараясь найти больше «свободных земель» и создать из них колонизационный фонд, не видело и не хотело видеть феодальную сущность земельных отношений в Киргизии. Кроме того, дореволюционные исследователи, поверхностно и попутно касаясь земельных отношений кыргызов, второстепенное принимали за существенное, а внешнее – за содержание. Они не могли отличить формы землепользования от формы распределения и потребления продуктов труда.
Скотоводыкыргызы часто меняли свои кочевья, переходя с одного участка пастбища на другой. Значительная часть кочевых районов временно пустовала, что дало повод дореволюционным исследователям отрицать наличие феодальной собственности на землю.
Сопоставляя данные этих исследователей с опросными материалами и руководствуясь марксистсколенинской методологией, можно правильно определить сущность земельной собственности у кыргызов.
По данному вопросу имеется существенное расхождение и у советских историков. Профессоры С. П. Толстов, Л. П. Потапов и Б. Д. Джамгерчинов считают право распоряжения манапов зимними и летними пастбищами монопольной собственностью феодалов на землю в условиях киргизского кочевого скотоводческого хозяйства[1]. С.П.Толстов находит у киргизов в период господства Кокандского ханства «крупные помещичьи хозяйства, обрабатываемые барщинным трудом»[2]. С. И. Ильясов в земельных отношениях кыргызов видит общинную форму землепользования. Но он конкретно не говорит о форме земельной собственности в кыргызском обществе: была ли она общиннородовой или частнофеодальной, неизвестно[3].
Понятно, что формы пользования землей еще не означают формы собственности на землю. А. Ф. Лачко, касаясь данного вопроса, в одном месте пишет о феодальной земельной собственности[4], а в другом – о господстве общинной собственности на землю в Киргизстане[5].
Как указывает К. Маркс: «Земельная собственность предполагает монополию известных лиц в распоряжении определенными частями земного шара как исключительными сферами их личной воли, с устранением всех других»[6]. Конкретизируя это определение, В. И. Ленин подчеркивает, что собственность на землю в антагонистическом обществе прежде всего выражается в распоряжении землей определенным классом и конкретной социальной группой, а не отдельными разрозненными индивидами. Маркс и Ленин, имея в виду классовое общество, в слова «распоряжение землей» вкладывали именно понятие собственности феодалов на землю.
Итак, частная собственность на землю есть монополия группы людей, составлявшей класс феодалов, распоряжавшейся всеми земельными угодиями.
Марксизмленинизм учит, что общинная, в том числе родовая собственность на землю, возможна только в рамках первобытнообщинного строя. Однако Маркс и Энгельс не отрицают существования общинной собственности на землю как пережитка прошлого в Индии, Польше, Германии, России и других странах во второй половине XIX века[7]. В. И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» отметил наличие общинной собственности на землю в Сибири в конце прошлого столетия[8].
Основные положения марксистсколенинской методологии о земельной собственности и формах землепользования имеют прямое отношение к исследованию земельных отношений как у оседлых, так и кочевых народов. Отсюда основой феодализма у тех и других, т.е., земледельческих и скотоводческих народов, была частная собственность эксплуататорского класса на землю.
Собственность на землю в Киргизии выступала в своеобразных исторических условиях, связанных со скотоводческим хозяйством и кочевым образом жизни. Причем в различных районах она проявлялась не в одинаковой степени. Более или менее ярко она наблюдалась в долинных частях, особенно на юге Киргизии, и гораздо слабее – в горных районах. Если Киргизию взять в целом, то собственность на землю выступала в завуалированной форме в виде права распоряжения знатью районами кочевок, зимних стоянок и пашен.
В рассматриваемый период кокандский хан являлся верховным собственником земли в завоеванных странах, в том числе в Киргизии. После установления господства Кокандского ханства «все земли были объявлены государственной собственностью, и желающие получить их в частное владение должны были покупать у казны (у хана – К. У.)»[9]. Некоторые состоятельные кыргызы действительно покупали землю у верховного собственника. Покупателям давалась грамота, написанная на таджикском языке, с подписью хана, которая заверялась печатью. В одной только Саруйской волости (на Таласе – К. У.) до 1912 г. сохранилось 8 таких грамот[10].Однако очень немногие покупали землю у хана. Вообще эта покупка земли скоро прекратилась, не успев распространиться по всей Киргизии. Кокандский хан здесь не мог стать полным верховным собственником земли и не в состоянии был разрушить исторически сложившиеся земельные отношения киргизов.
На юге Киргизии, особенно в тех районах, где сравнительно лучше развивалось земледелие, существовала ярко выраженная частная земельная собственность. «Еще задолго до воцарения в Коканде хана Худояра,–читаем в статистических материалах по землепользованию южных киргизов,– каракыргызы владели поливными землями раздельно, по праву затрат личного труда на проведение оросительных каналов»[11]. Воронин и Нифантьев подчеркивают, что «бедные люди не имеют своих пашен, но, нанимаясь в услужение к богатым, получают в лето за работу зернового хлеба от 4 до 6 мешков»[12]. А. К. Гейнс, проезжавший в 1866 г. в Китай через территорию Киргизии, исследователь Туркестана А. Федченко и акад. Миддендорф также отмечали существование феодальной земельной собственности на юге Кыргызстана[13]. Устные опросные материалы, собранные Д. Айтмамбетовым и С. Данияровымв районах бывшей ДжалалАбадской и Ошской областей, лишний раз подтверждают наличие земельных отношений у южных кыргызов, основанных на феодальном землепользовании[14].
Маркс и Энгельс указывают: «Первым земельным участком, перешедшим в частную собственность отдельного лица, была усадебная земля. Неприкосновенность жилища – эта основа всякой личной свободы,–перешла с кочевой кибитки на бревенчатый дом оседлых крестьян и постепенно превратилась в полное право собственности на усадьбу»[15]. Кыргызские феодалы в первую очередь сосредоточивали в своих руках права распоряжения пашнями и зимовками (кыштоо), а также зимними пастбищами, имевшими жизненно важное значение для скотоводческого хозяйства. Они захватывали лучшие зимние пастбища, определяли каждой зависимой от них семье участок для пашни и место для зимования.
Зимовки и пашни, отведенные рядовым скотоводам, обычно находились в местах, имеющих гораздо меньшее экономическое значение. Наоборот, хорошие пахотные земли и земельные угодья, как правило, оказывались в руках феодалов.
Каждая семья, имея определенную зимнюю стоянку, отведенную ей феодальнородовым правителем, сооружала помещение для скота (короо) и иногда возводила жилище. Зимовка находилась во владении отдельных семей в индивидуальном пользовании. Она передавалась по наследству от отца к сыну. По этому поводу Н. И. Гродеков писал: «Зимовки занимаются каракыргызами на правах потомственного пользования. Поземельное пользование распределено неравномерно и находится в руках зажиточных людей, у которых бедные состоят работниками… Распределение зимовых стойбищ производится между хозяевами кибиток отдельными сходами. Основанием этого распределения является количество скота и размер хозяйства. Каждый кочевник имеет право возводить на отведенном в использование ему для зимового стойбища участке жилые и хозяйственные постройки, и общество не может требовать сноса их. Означенные постройки составляют собственность их владельцев. Земли, занятые постройками, переходят по наследству»[16].Аналогичные данные имеются в статистических материалах Туркестанского края[17], в статье Г. С. Загряжского[18] и других источниках.
Если бы зимние пастбища с зимовками не находились в индивидуальном пользовании и во владении отдельных семей, то изза них не происходили бы споры. Г. С. Загряжский писал: «Особенно у них бывают жаркие споры за зимовки»[19]. Не случайно более влиятельные лица, согнав несостоятельные семьи с зимовок, занимали их места. За самовольный захват чужих зимних пастбищ или пашен взыскивался «айып», составлявший 9 лошадей[20]. Это тоже говорит о существовании феодальной собственности на зимние пастбища и пахотную землю.
В условиях скотоводческого хозяйства зимние стойбища по существу представляли феодальный земельный надел, который использовался только в определенное время года, т.е., зимой. Скотоводыкыргызы в отношении к кыштоо выступали как частные владельцы наделов. Однако они, оставаясь членами айыльной общины, весенними и летними пастбищами пользовались сообща и несли различные виды феодальных повинностей, а также поборов.
Иначе обстояло дело с собственностью на пастбища, которые формально находились во владении отдельных общин. Каждое племя, а внутри племени роды и родовые подразделения имели более или менее строго закрепленные за ними районы кочевания. Г. С. Загряжский, неоднократно бывавший в кыргызских кочевьях, в 1869 году писал: «Земля, занимаемая каракиргизами, имеет хорошие луга и пашни. По кыргызской терминологии у них достаточно летовок и зимовок, но не в излишке, так что здесь нет такого раздолья, чтобы можно было переходить каждому по произволу на любое место. Каждый род и отдел имеют свой определенный участок, обозначаемый течением реки или направлением её щели. На этом пространстве известный отдел имеет свои пашни, свои летовки и зимовки, родичи ревниво следят за тем, чтобы никто из другого отдела не занимал их земель»[21].
Исследователь быта и истории кыргызов Н. И. Гродеков сообщает; что «при кочевании кыргызы и до настоящего времени следуют древнему обычаю. Кочуют обществами одного рода, допуская в свои аулы из других родов лишь родственников по женской линии или бедняков, нанимающихся в работники. Пути кочевников определены для каждого рода. Каждый род имеет свои определенные места летних и осенних кочевок… У каракыргызов никто не может занять летовку, где издавна кочует известный род. Можно просить: «У меня нет летовки, позвольте быть вашим соседом («коңшу»), но при отказе нельзя ничего сделать, ибо какое право можно иметь на чужую летовку»[22]. Г. Е. ГруммГржимайло отмечает, что кыргызам «… и торопиться решительно некуда, место их никто не займет, ибо каждый род, каждый аул кочует в определенном и всем известном районе»[23].
По кыргызскому адату в пределах этих районов представители феодальной знати, стоявшие во главе племен, родов и под родовых разделений, опираясь на свои административные права, обладали монопольным правом распоряжаться пастбищами, регулировать и определять места весенних, летних и осенних кочевок. Без разрешения главенствующего феодала никто не осмеливался самовольно кочевать. В этом отношении характерно следующее сообщение Г. С. Загряжского: «Кто без позволения аульных прикочует к аулу или пригонит свой скот, тот подвергается строгому выговору бая и немедленно должен от кочевать и отогнать свой скот. Если он не послушается, то аульные могут принудить его к этому силою»[24]. О праве феодальной знати распоряжаться пастбищами говорится также в опросных материалах, записанных со слов Талыпа Байболотова, Тургунбека Алымбекова и многих других аксакалов, хорошо знающих земельные отношения киргизов: «Ар бир айылдын өзүнчө жайыттары жана жайлоолору бар болучу. Аларды, айылдын баш кишилери башкаруучу эле». Каждый айыл имел свои выгоны и пастбища. Ими распоряжались главы айылов[25]. Кто имел возможность распоряжаться по своему усмотрению районами кочевок, тот по существу и являлся владельцем земельных угодий. Не случайно многие участки кочевых угодий назывались по именам влиятельных лиц, которым они фактически принадлежали. Рядовые скотоводы кочевали не там, где им хотелось, а там, где им разрешалось главенствующим феодалом. Скот, принадлежавший представителям феодальной знати, выпасался на лучших урочищах.
Монопольное право знати в земельных отношениях кырг ызов нашло яркое отражение в поговорках и пословицах. «Кимдин жерин жердесең, анын ырын ырдайсың».– «Чьей землей пользуешься, того и песню поешь».
Нельзя отрицать того, что пастбища, составлявшие абсолютно большую часть земельных угодий у кочевников и игравшие жизненно важную роль в экстенсивном скотоводческом хозяйстве, находились в общинном пользовании. Они использовались целым коллективом. Однако продукты, полученные общиной не делились поровну между ее членами. Размеры использования пастбищ и распределение произведенных продуктов определялось количеством скота. Иначе говоря, кочевые угодья принадлежали тому, в чьей собственности был скот. К. Маркс указывает, что у кочевых народов «собственность на естественные продукты земли – на овец, например–это одновременно и .собственность на луга, по которым они передвигаются. Вообще собственность на землю включает также и собственность на ее органические продукты»[26]. Это высказывание находит прямое подтверждение в земельных отношениях киргизов.
Было бы неправильно смешивать общинное пользование пастбищами с общинной собственностью на землю, так как это совершенно разные вещи.
Если пользование кочевыми угодьями представляло только форму – внешнюю сторону, то собственность на землю, в том числе на пастбища, составляла содержание – основу земельных отношений. Общинная форма пользования пастбищами по существу прикрывала фактическую частную собственность кыргызских феодалов, еще сильно окутанную пережитками дофеодальных отношений и патриархальнообщинным укладом.
Итак, феодальная собственность на землю в условиях подвижного скотоводческого хозяйства выражалась в монопольном праве главенствующего феодала распоряжаться земельными угодьями, регулировать движение кочевников, наделять их зимними стойбищами и перераспределять кочевья. Правда, внешне земля, особенно пастбища, являлась как бы общинной, и юридически она за феодалами не закреплялась.
Манапы и другие представители феодальной знати могли присваивать такие виды повинностей и поборов, как туякат, (чөп ооз, короо башы, от май), союш, салык, чыгым и другие« лишь в силу того, что они распоряжались данными районами, т.е., были их собственниками.
Как во всех феодальных обществах частное землепользование в Киргизии носило иерархический характер. Землей распоряжались не отдельные индивидуумы, а вся социальная категория, составлявшая класс феодалов. Нс не все представители феодальной знати пользовались одинаковыми правами в распоряжении землей. Одни из них располагали большими, а другие меньшими возможностями в осуществлении своих интересов в земельных отношениях. Иначе говоря, над мелкими землевладельцами стояли средние, над ними крупные и над последними – верховные.
По словам К. Маркса, рента является экономической формой реализации феодальной собственности на землю, и земельная рента в свою очередь предполагает земельную собственность[27]. Марксистское учение различает три главные формы феодальной земельной ренты: отработочную, натуральную и денежную. Иначе они могут быть названы – барщина, натуральный оброк и денежный оброк. Каждая из них соответствовала определенной ступени развития феодального способа производства. Смена одной формы земельной ренты другой означала развитие феодализма от низшей стадии к высшей. Она отражала усиление классового гнета, углубление социального антагонизма и темпы производственных феодальных отношений. Первоначальную и наиболее простую форму феодальной земельной ренты представляла барщина. Она существовала в ранний период феодального строя. Натуральный оброк соответствовал более развитой стадии феодализма. Денежная рента была свойственна поздней ступени феодальной формации.
Основные черты феодального производства предопределяются земельной рентой. Целью феодального производства является получение продукта прибавочного труда непосредственных производителей, т.е., феодальной ренты, которая присваивается представителями феодальной знати. В феодальном обществе земельная рента может выступать в самых разнообразных видах: трудовой повинности, крестьянской отработки, поставок продуктов, приношения феодалам, денежной платы и т. п.[28]
Феодальная земельная рента проявляется во всех отраслях сельского хозяйства, в том числе и скотоводстве. Она создается не только земледельцами на пашне или на сенокосе, но и скотоводамикрестьянами на пастбище, зимовке, охотниками – на охотничьих угодьях, кустарями в ремесленных заведениях и т. п. Натуральная рента или рента продуктами (оброк), произведенными непосредственными производителями, может присваиваться феодалами в виде скота, мяса, шерсти, шкуры, молочных продуктов, ремесленных изделий, промысловых предметов, пушнины, меха, хлеба, овощей, фруктов и др.[29]
В Киргизии, как и во всех феодальных странах, прибавочный продукт труда непосредственных производителей присваивался господствующими классами.
Салык, чыгым, союш, чөп ооз, туякат и другие поборы, взимаемые манапами, а также приношения феодалам – тартуу, орун куттуктоо, кошумча, различные виды отработок – ашар, чечкор и другие в условиях кыргызского подвижного скотоводческого хозяйства являлись своеобразными формами земельной ренты.
Рядовые скотоводы вынуждены были нести различные повинности, существовавшие в интересах феодалов, платить им подати и поборы, делать приношения, участвовать в набегах, организуемых манапами, и оказывать знатным лицам различные виды «помощи». Все это происходило на том основании, что кочевникискотоводы пользовались землями и кочевали по районам, принадлежавшим феодалам. Итак, продукты прибавочного труда, т.е., земельная рента, взималась с непосредственного производителя киргизскими феодалами, как собственниками земельных угодий. Кокандские ханы, являясь верховными собственниками земли, взимали феодальную ренту с киргизских трудящихся в виде поборов, податей и различных отработок.
В феодальных отношениях кыргызов преобладала продуктовая рента. Значительное место занимала отработочная рента, а денежная еще не появилась. «Рента продуктами,– писал К. Маркс,–…как нельзя более пригодна для того, чтобы послужить базисом застойных состояний общества, как это мы наблюдаем, напр.: в Азии». Выкачивание натуральной ренты из трудовых масс местными феодалами и кокандскими чиновниками являлось одной из существенных причин томительно медленного развития социальноэкономических отношений киргизов. Вообще наличие отработочной системы и отсутствие денежной земельной ренты показывают незрелость феодальных отношений в Киргизии.
Следует отметить, что земельная рента в Киргизии имела ряд специфических особенностей, обусловленных характером основного скотоводческого хозяйства и пережитками дофеодальных отношений. Одна из этих особенностей состоит в том, что феодальная рента носила патриархальнородовую оболочку. Она выступала под видом оказания «родственной помощи» старшине как продуктами, так и отработкой. Представители феодальной знати, взимая поборы и подати с рядовых членов айыльной общины и заставляя их нести различные виды феодальных повинностей, выдавали себя за родственников и защитников интересов данного кочевого коллектива, т.е., рода или подрода и даже племени.
Основой феодальной эксплуатации трудящихся кыргызов было сосредоточение в руках кочевой знати узурпированного у общины права распоряжения землей. Монополия феодалов на землю как средство производства создавала экономическую зависимость трудовых масс. Правда, большая часть скотоводовкыргызов, имея в личном владении скот и ведя индивидуальное хозяйство, сохраняла как бы относительную самостоятельность. Для того, чтобы заставить непосредственного производителя нести различные виды феодальных повинностей и трудиться в хозяйстве фео дала, указывает Маркс, «необходимы …личная несвобода в какой бы то ни было степени и прикрепление к земле в качестве придатка к последней»,1 т.е., внеэкономическое принуждение. В. И. Ленин подчеркивает: «Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение». …Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина»2.
Прикрепление к земле непосредственных производителей и внеэкономическое принуждение (личная зависимость крестьян от феодала) в Киргизии проявились в своеобразных формах. Право манапов и других представителей феодальной знати распоряжаться земельными угодьями, формально принадлежащими айыльной общине, являлось экономической основой прикрепления рядовых кочевников к земле феодала и личной зависимости непосредственных производителей от кочевой аристократии. Трудовые скотоводы пользовались теми пастбищами, зимними стойбищами и пахотными землями, которыми распоряжались манапы и другие феодалы. Именно на этой почве возникло внеэкономическое принуждение, при помощи которого можно было бы заставить рядового кочевника, ведущего личное хозяйство, работать на феодала.
Однако в условиях кочевого скотоводческого хозяйства нельзя было приковать непосредственных производителей к одному земельному участку, принадлежавшему тому или иному феодалу, как это наблюдается у оседлых народов. У кочевых кыргызов прикрепление крестьян к земле происходило путем приобщения рядовых скотоводов к айыльной общине, находящейся под властью манапа. Как отмечает проф. Б. Д. Джамгерчинов, непосредственный производитель, входя в айыльную общину, становился лично зависимым от манапа, который стоял во главе этой общины и вынужден был работать на него[30].
1 К. Маркс. Капитал, т. III, 1949, стр. 809.
Там же, 1949, стр. 803–804.
3 В. И. Л е и и н. Соч., т. 3, стр. 159.
Внеэкономическое принуждение усиливалось междоусобицами, происходившими в киргизском обществе. Часто возникавшие феодальнородовые войны и бесконечная барымта вынуждали рядовых скотоводов искать защиты у влиятельного лица, прежде всего у своего феодального старшины, находившегося в «кровнородственном» отношении с ними. Трудовые кочевники, переходившие под покровительство манапа или батыра, становились лично зависимыми от него и обязаны были участвовать в набегах, помогать в его хозяйстве и т. п.
Как учит К. Маркс, в осуществлении внеэкономического принуждения известную роль играют обычаи и традиции, закрепляющие существующие феодальные экономические отношения[31]. Во внеэкономическом принуждении киргизскими феодалами широко применялись обычаи, существовавшие в интересах господствующего класса.
Не трудно заметить, что в Киргизии прикрепление к земле феодала и личная зависимость непосредственного производителя от владельца основных средств производства носили патриархальнородовой характер. Производственные отношения между зависимыми скотоводами, закрепленными за айыльной общиной и представителями феодальной знати, на первый взгляд напоминали взаимосвязь кровнородственных людей. А если ближе подойти и глубже в них разобраться, то это были отношения между подчиненными и господствующими, свободными и зависимыми, трудящимися и эксплуататорами.
Таким образом, земельные отношения кыргызов имели все основные признаки частной феодальной собственности на землю. Правда, они еще не успели освободиться от патриархальнородовой оболочки. Причем частная собственность на землю у кыргызов не была закреплена специальным законом и юридически не оформлялась за классом феодалов. В кочевых районах, особенно пастбищных полосах, она маскировалась общинным землепользованием. Однако реально существовала феодальная собственность на землю, хотя она здесь не проявилась так ярко и четко, как у оседлых земледельческих народов.
Одна из специфических особенностей земельных отношений у кыргызов заключалась в том, что земля не была предметом продажи и купли. Это объясняется господством натурального хозяйства и существованием подвижного скотоводства.
[1] С. П. Толстов. Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах. Сборник «Основные проблемы генезиса и развития феодального общества». М.–Л., 1934, стр. 191; Л. П. Потапов. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана (доклад). Материалы Объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955, стр, 38; Б. Д. Джамгерчинов. К вопросу об общественноэкономическом строе киргизов накануне присоединения Киргизии к России (середина XIX в.). Первая научная сессия АН Киргиз. ССР, Фрунзе, 1955, стр. 429–430.
[2] С. П. Толстов. Указ, работа, стр. 190.
[3] С. И. Ильясов. К вопросу о вакуфах на территории Южной Киргизии «Изв. АН Киргиз. ССР», вып. 1, 1955, стр. 147; его же. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Киргизии. Материалы Объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955, стр. 44.
[4] А. Ф. Лачко. Из истории общественноэкономических отношений у киргизов в конце XIX и начале XX века. «Тр. ИЯЛИ Киргиз. ФАН СССР», вып. Ill, Фрунзе, 1952, стр. 188.
[5] Там же, стр. 187.
[6] К. Маркс. Капитал, т. III, 1949, стр. 628.
[7] К. Маркс и Ф. Энгельс. Избр. произведения в двух томах, т. II, М., 1949, стр. 45–46.
[8] В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 97.
[9] Материалы по киргизскому землепользованию. Ферганская область. Наманганский уезд. Ташкент, 1913, стр. 29.
[10] Там же.
[11] Материалы по киргизскому землепользованию. Ферганская области Наманганский уезд. Ташкент, 1913, стр. 29.
[12] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. 5, СПб., 1851, стр. 151.
[13] А. К. Гейнс. Собрание литературных трудов, т. II, СПб., 1898, стр. 420; А. Федченко. Путешествие в Туркестан. 1875, стр. 90; А. Ф.
Миддендорф. Очерки Ферганской долины. СПб., 1882, стр. 350.
[14] Устные материалы, собранные Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым, Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1679 и 1695.
[15] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 632.
[16] Н. И. Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области, т. 1; Юридический быт, Ташкент, 1889, стр. 102 и 108.
[17] Ежегодник «Материалы для статистики Туркестанского края», СПб., 1876, вып. IV, стр. 183–184.
[18] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости, 1873, № 10.
[19] Там же.
[20] Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1454, стр. 14.
[21] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда, «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
[22] 2 Н. И. Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области, т. 1; Юридический быт, Ташкент, 1889, стр. 109 и 111.
[23] Г. Е. Грум-Гржимайло. Очерки припамирских стран. «Изв. РГО», т. XXII, 1886, стр. 98.
[24] Г. С. Загряжский. Юридический обычай киргиз. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края». СПб., 1876, вып. IV стр. 170–171.
[25] Кыргыздын тїпкї теги, уруучулук курулушу, тїрлїї салттары. Талып Байболотовдон А. Гбукеев. 19391–1940 ж.ж. жазып калтырган. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 787, стр. 51. (Смысловой перевод наш–А. У.).
[26] К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству. М., 1940, стр. 24.
[27] К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 646.
[28] Б. Ф. Портнов. Очерк политической экономии феодализма. 1956, стр. 59–69.
[29] Г.П.Башарин. История аграрных отношений в Якутии. М., 1956, стр. 119.
[30] Б. Д. Джамгерчинов. К вопросу об общественноэкономическом строе киргизов накануне присоединения Киргизии к России (середина XIX в.). Первая науч. сессия АН Киргиз. ССР, Фрунзе, 1955, стр. 432.
[31] К. Маркс. Капитал, т. III, 1949, стр. 806.
- Собственность на скот
К. Маркс указывает, что скот может служить предметом труда и средством труда[1]. Как средство производства он приобретает особенно важное значение у кочевых народов, занимавшихся животноводством.
В условиях кыргызского кочевого хозяйства скот был одним из важных средств производства. Он являлся не только орудием и предметом труда, но и предметом обмена, объектом споров и судебных дел.
Ф. Энгельс время возникновения частной собственности на скот относит к средней ступени варварства[2]. Нам кажется прав акад. С. П. Толстов, когда он связывает появление частной собственности на скот с зарождением и развитием классового общества и выделением богатой семьи[3].
В Киргизии собственность на скот появилась в глубокой древности. Еще в период господства тюрского каганата скот находился во владении индивидуальных семей. В середине XIX века каждая семья, населявшая ИссыкКульскую котловину, в среднем имела по 34,8 барана, 8,2 лошади, 1,1 головы рогатого скота и 0,5 верблюда[4]. В 1867 году во владении каждого киргизского двора бывшего Токмакского уезда в среднем находилось 22,12 барана, 4,13 лошади, 0,65 головы рогатого скота и 0,56 верблюда[5]. Еще меньше скота имели жители Южной Киргизии. У них на каждую семью в среднем приходилось по 0,13 верблюда, 1,8 головы крупного рогатого скота, 3,1 лошади и 19,8 барана[6][7]. Здесь нетрудно заметить, что скот, находившийся в собственности отдельных юртовладельцев, не мог полностью обеспечить годовой прожиточный минимум киргизских семей.
Конечно, скот не был распределен равномерно между членами айыльной общины. В собственности одной семьи имелось больше скота, в другой – меньше, а у третьей – его совсем не было. В этом отношении значительный интерес представляет таблица 3, относящаяся к киргизам Токмакского уезда, составленная Г. С. Загряжским в 1869 году.
[1] К. Маркс. Капитал, т. 1, стр. 189.
[2] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. 1934, стр. 140–141.
[3] С. П. Толстов. Генезис феодализма у кочевых скотоводческих обществ. Сб. «Основные проблемы генезиса и развития феодального общества», 1934, стр. 187.
[4] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 13.
[5] Г. С. Загряжский. Очерк Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
[6] А.Ф. Миддендорф. Очерки Ферганской долины.х СПб., 1882, стр.350.
[7] Г.С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
В условиях подвижного киргизского хозяйства роль скота была весьма велика. Скот составлял основное богатство кочевника и был для него главным источником существования. Не случайно имущественное положение кыргызов прежде всего определялось численностью скота. Кроме того, скот являлся одним из существенных орудий в руках баев, при помощи которого можно было эксплуатировать бедноту. Он способствовал присвоению прибавочного продукта труда, усилению личной зависимости непосредственных производителей от феодалов.
1 Ежегодник «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. III, СПб., 1874, стр. 256–259.
Однако при таком огромном значении скота его нельзя считать главным средством производства как у кыргызов, так и у других кочевых народов, ибо земля играла решающую роль в появлении и развитии животноводства. Как указывает К. Маркс, без больших пастбищных просторов не было бы самого скотоводства[1]. С помощью скота кочевник воздействует на землю и добывает необходимые продукты питания и средства к существованию. Итак, земля является главным средством производства, а скот служит лишь посредником между кочевником и пастбищными угодьями.
Было бы неправильно видеть в наделении скотом рядовых кочевников главное средство, при помощи которого феодалы присваивали прибавочный продукт и прибавочный труд непосредственных производителей.
У кыргызов не было монопольной феодальной собственности на скот, потому что он находился в частном владении не только феодалов, но и рядовых кочевников, имевших возможность вести свое личное хозяйство.
Отсюда естественно, что собственность на скот не могла стать основным фактором внеэкономического принуждения непосредственных производителей для реализации прибавочного продукта и прибавочного труда. И так как известно, что монопольная собственность феодалов на основные средства производства составляет основу феодальных производственных отношений, превращая один класс в господствующий, а другой в класс зависимый, угнетенный, то отсутствие ее не могло сделать скот ни главным средством производства, ни основой феодализма вообще.
[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XII, ч. 1, стр. 188.
* * *
Марксизмленинизм учит, что основу и сущность феодализма составляет собственность господствующего класса на землю. Положение различных социальных групп, т.е., взаимоотношения господства и подчинения, эксплуататоров и эксплуатируемых, производителей и паразитов зависит от формы собственности на землю. А распределение продуктов в феодальном обществе всецело зависит от положения людей в производстве. Феодалы, свободно распоряжаясь землею трудовых крестьян, держали их в зависимом положении и вынуждали нести феодальные повинности и выплачивать поборы.
Следует подчеркнуть, что методологические указания классиков марксизмаленинизма о возникновении, развитии и разложении феодальных отношений по генезису феодализма относятся не только к странам классического феодализма, но и к народам, у которых основным хозяйством было кочевое скотоводство. Не случайно К. Маркс отмечал феодальные отношения у кочевых монголов еще в XIII веке. Это марксистсколенинское положение вполне приемлемо и в условиях Киргизии, несмотря на ряд специфических особенностей кыргызского феодализма и его различий по сравнению с феодальными отношениями у оседлых народов. Собственность господствующего класса на землю являлась основой феодальных отношений не только у оседлых, но и у кочевых скотоводческих народов. Это хорошо и убедительно показано в работах советских историков – С. П. Толстова, М. П. Вяткина, Л.П. Потапова, Г. П. Башарина, Б. Д. Джамгерчинова, С.З. Зиманова и других[1].
Г. П. Башарин безусловно прав, говоря, что существование и воспроизводство домашнего скота без пастбищ и сенокосов были бы немыслимы в такой же степени, в какой немыслимы существование и воспроизводство культурных растений без обрабатываемых пашен и огородных участков у земледельческих народов. Подобно тому, как невозможно возникновение и существование крупных владельцев земли, хлеба, фруктов, картофеля, овощей – всего богатства земледельческого хозяйства – без эксплуатации труда крестьянземледельцев на пашнях и огородных участках в земледельческом хозяйстве, так невозможно возникновение и существование крупных владельцев скота, мяса, масла и прочих продуктов – всего богатства скотоводческого хозяйства – без эксплуатации труда крестьянскотоводов на пастбищах и сенокосах в скотоводческом хозяйстве[2].
В. И. Ленин в своем докладе, сделанном на 2ом Конгрессе Коминтерна, говорил, что Туркестан вплоть до Октябрьской социалистической революции находился в докапиталистической стадии развития[3]. Эту мысль он развивает в своей работе «О продовольственном налоге»[4]. X съезд РКП (б), работой которого руководил В. И. Ленин, отметил, что у ряда народностей Средней Азии, Казахстана, Поволжья и Северного Кавказа общественные отношения в дореволюционный период носили патриархальнофеодальный характер[5]. Это положение имеет прямое отношение к общественноэкономическому строю киргизов рассматриваемого нами периода. Общественноэкономические отношения киргизов носили патриархальнофеодальный характер. Патриархальнофеодальные отношения в Киргизии – это по своей сущности те же феодальные отношения, развивавшиеся под воздействием общей закономерности феодального способа производства, но еще не успевшие полностью освободиться от патриархальнородовой оболочки, а иногда даже переплетавшиеся с пережитками дофеодальных отношений.
Основная цель патриархальнофеодального производства в Киргизии, как и во всех феодальных обществах, заключалась в получении прибавочного продукта и прибавочного труда для удовлетворения потребностей феодалов путем эксплуатации зависимых рядовых скотоводов и земледельцев на основе права распоряжения знати пастбищами и зимними стойбищами, т.е., фактической феодальной собственностью на землю и неполной собственностью господствующего класса на работников производства.
К какой стадии или ступени феодального развития можно отнести патриархальнофеодальные отношения? По этому вопросу имеются существенные разногласия среди советских историков. Одни из них в патриархальнофеодальных отношениях видят ранние формы феодализма[6],другие эти отношения относят к развитому периоду феодальной формации[7], а третьи – отождествляют их с родовым строем. Нам кажется, патриархальнофеодальные отношения являются неразвитой формой феодального способа производства. Домашний характер ремесленного производства, отсутствие денежной ренты и товарноденежных отношений, наличие патриархального быта и родовых норм – все это говорит о незрелости феодальных отношений у киргизов и объясняется низким уровнем производительных сил, отсталостью экстенсивного скотоводческого хозяйства, придаточным характером земледелия и ремесла.
Хотя общественноэкономические отношения киргизов развивались в соответствии с основным экономическим законом феодального способа производства и не выходили из его рамок, все же они имели многие специфические особенности и некоторое своеобразие, обусловленное местными историческими и географическими условиями. Эти особенности и своеобразие в значительной степени объясняются тем, что население Киргизии в своем историческом развитии не прошло полностью стадии рабовладельческого строя, и феодальные отношения здесь зародились и возникли в недрах доклассового родового общества, тогда как обычно феодализм появляется и развивается на развалинах рабовладельческой формации. Если у большинства народов в период феодализма основным видом хозяйства было земледелие, то у киргизов, как и у ряда других кочевых народов, главным занятием являлось скотоводство. Это также обусловило своеобразие исторического развития киргизского народа. Одна из специфических особенностей развития феодальных отношений у киргизов заключается в том, что ремесло не было отделено от основного вида хозяйства – скотоводства, а товарноденежные отношения вообще отсутствовали. Поэтому на территории Киргизии не имелось городов, которые могли бы стать торговоремесленными центрами. Правда, на юге Кыргызстана существовал г. Ош, однако его основными жителями были узбеки, и он не играл заметной роли в развитии товарноденежных отношений у кыргызов, а также в отделении ремесла от скотоводства.
Своеобразие феодализма в Киргизии особенно ярко и четко проявилось в патриархальнородовых пережитках, которыми были пронизаны общественноэкономические отношения кыргызов. Эти пережитки по существу срослись с феодальными отношениями и бытом местного населения. Поэтому нам необходимо вкратце остановиться на них.
ЦК ВКП(б) в своем Постановлении от 7 мая 1926 года отмечал наличие родовых отношений у киргизов1. Патриархальнородовые пережитки проявлялись прежде всего в «общинном» пользовании пастбищами, сохранении племенных, родовых и подродовых делений киргизов, а также во «взаимопомощи» членов рода. Кыргызские племена и роды, хотя уже давным давно утратили свое экономическое содержание, довольно четко сохраняли внешние формальные признаки. Родоплеменная генеалогия кыргызов получила значительное освещение в работах проф. Б. Д. Джамгерчинова, кандидатов исторических наук С. М. Абрамзона и Я. Р. Винникова[8], поэтому нам нет необходимости особенно подробно освещать этот вопрос.
1 Сборник «ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство о Киргизии».1937, стр. 17.
Согласно существующей легенде, генеалогия кыргызов начинается якобы от Киргизбая (по другому варианту легенды – от Долонбая). У Киргизбая было три сына: Абыл (Акуул), Ка был (Куу уул) и Мунгуш. Потомки первого сына образовали крыло «он» (правое), а второго «сол» (левое). От Абыла происходят роды – адыгине и тагай. Потомками тагая являются племена: сарбагыш, бугу, солто, черик, саяк, багыш, джедигер, тунгатар, асык и мунгуш. Саяк, асык, черик и багыш происходили от приемных сыновей Тагая. Поэтому эти племена считались неполноценными и неполноправными[9].
От Кабыла ведут свое начало племена: саруу, кушчу, кокчо, базыс и мундус. По устному преданию некоторых санжырачи (людей, занимающихся устной генеалогией) и литературным данным, к «сол» относилось и племя кытай[10].
В свою очередь каждое племя делилось на роды, подроды и подродовые группы. Самым низовым подродовым подразделением являлось «бир атанын балдары» (дети одного отца).
Племя сарбагыш состояло из родов есенгул (болот), че рикчи (темир), асык, тынай, бөрүкчү и джетикул. В роде есенгул значились: чагалдак, абла, сабар, чечей, тастар, калмак, жантай, аюка и другие[11]. В состав племени бугу входят роды: арык или арыктукум, бапа, боор (по другим данным бөрү), джелден, алдыяр, салмаке, тынымсеит, белек и другие[12]. Племя солто делилось на следующие роды: талкан, бөлөкбай, күнтуу, култуу (чылпак), тата и каракчы[13].В состав племени саяк входили роды: курман, кожо, кулжыгач, тунгатар, бешкембир, тунтой, чоро и другие[14]. Племя черик состояло из родов: карагул, сазан, учтамга и акчубак[15].
Киргизы, населявшие южную часть Кыргызстана, делились на два крупных племенных объединения – отуз уул и ичкилик. Оба объединения имели по два крыла – «он» и «сол». Родоплеменное деление южных киргизов выглядело следующим образом.
По мнению знатоков киргизской генеалогии Тоголок Молдо, Багыш Сазанова, Талып Молдо и Ак Молдо, древнекиргизскими племенами являлись катаган, нойгут, кыпчак, джедигер, думара, окчу, калча, кылычтамга, дөөлөс, теит, жоокесек, бостон, кыдырша, кызылаяк, көлөп, ардай, саймас, эштек, тыгай и другие[16]. В рассматриваемый период значительная часть этих племен уже исчезла, а многие из них вошли в состав других новых племенных объединений.
По родоплеменной генеалогии и предположению некоторых дореволюционных исследователей племена: кипчак, найман, китай и ичкилик по своему происхождению были не киргизскими, а чужеродными, но впоследствии окиргизились[17]. Не ошибается акад. Н. Аристов, считавший племена монгуш и ичкилик смесью разных родов и народностей2. Вообще не было ни одного киргизского племени или рода, происходивших от одной личности, не имевших в своем составе представителей других народностей и состоявших только из людей, находившихся в кровнородственной связи. Каждый киргизский род, без исключения, представлял своеобразный конгломерат разных племен и народностей. Например, среди сарбагышей можно встретить представителей төбөя, жетигена, чертки, келдике, арыка, молоя, чечея, абыла, сабйра, чагалдака и многих других племен и родов. В составе племени солто имелись жоочалыш, асыл баш, бешкөөрүк, мааке, когай шалта, төлөк, ак буура и другие чужеродцы, уже считавшие себя за солто[18]. Также обстоит дело с остальными киргизскими племенами и родовыми объединениями.
Интересно отметить, что племена найман, монгуш, мундус, кыпчак, монол имелись в составе и других народов. Так, найман, мундус и кыпчак являлись одним из крупных родовых объединений у алтайцев4 и ойротов[19]. Племя монгуш существовало у тивинцев[20], а монгол у ойротов[21]. В составе алтайского народа имелся род «кыргыз»[22].
Племенные и родовые объединения киргизов вовсе не являлись постоянными и неизменными. Многие старые племена и роды дробились, мельчали и распадались, а иногда просто исчезали. Вместо старых, распавшихся, возникали новые племенные и родовые объединения. Новые племена и роды образовывались путем смешивания прежних и дробления существующих этнонимов. Но нередко формирование новых родов и племен было связано с появлением влиятельных личностей. Имя влиятельного бия или батыра, а в рассматриваемый период, манапа, объединившего под своей властью значительное число кочевников, становилось именем данного объединения, т.е., рода или племени. Так образовались роды: белекжелден, темир, болот и многие другие[23].
Г. С. Загряжский на основании опросных материалов в 1869 году писал: «Появление нового отдела зависит от появления нового батыра. Около него собирается дружина удальцов, его именем прикрываются несколько бедняков и называют себя его детьми. Отсюда происходят названия: дети Каная, Карабека, Карбоза, Сарбагыша и т. д. Появление многих новых родов очень недавнее – однодва поколения. Даже теперь формируются новые роды. Так, отделение Канай распадается на три – Байтиковы, Бошкоевы и Байсеитовы дети…. Манапы, по имени которых начинают теперь различаться некоторые новые каракиргизские отделения, все живы и все родные дети Каная. Кыргызы, кочующие с Бошкоем, называют себя бошкоевцами, а кочующие с Байтиком – байтиковцами. Отдел кунту распадается на две части: кунтуазамат и кунтубазаркул, по имени двух современных уважаемых биев. Всего в отделе кунту около 600 кибиток. Часто приходится слышать фразы: «Байтик баласы», «Корчы баласы». Но это не означает, что идет речь собственно о детях Байтика или Корчы, а имеет смысл собирательный. Тут надо подразумевать всех кыргыз, кочующих с Байтиком, Корчы, Джантаем и прочими»[24].
Кача Кененбаев и Тукен Сулайманов (они родились в 40х годах XIX века и хорошо знали родоплеменную генеалогию кыргызов) рассказывали А. Соколову, что адигине, тагай, мунгуш, кылджыр, богорстон, койлон сарыбагыш, ештек, солто, кунтуу, чаа, каракчы, талкан, байсеит, бөлөкбай, кошой, багышан, джамансарт, тюлеберди, ешкоджо, капай и чыны, «прославившиеся в прошлом как мудрые управители или как храбрые предводители своих родов в войнах и набегах с соседними народами,… считаются родоначальниками целых родовых групп… Прямыми потомками Ешкоджи в Сокулукской волости считается теперь 19 кибиток. Представителем рода в настоящее время является Дикамбай Джангарачев. Но именем Джангарача называет себя и вся букара, живущая вместе с подлинными потомками Ешкоджи и Джангарача. Родовой состав этой букары – самый пестрый (карасакалы, тобой толоку, акбура, моңолдор, кушчу и проч.). Это присвоение себе имени и причисление себя к роду знаменитого правителя довольно распространенное явление и в других группах (карбосы, чыны, асылбаш и проч.) и объясняется просто тем, что эта букара составляла при жизни Джангарача тот родовой союз, которым он управлял и который составлял его ближайшую свиту… Другое название рода (солто, сарбагыш и проч.) вовсе не указывает на однородность, наоборот, не только большой род, но и мелкие его подразделения… представляют конгломерат всевозможных родовых союзов, объединившихся и получивших впоследствии имя своего правителя, которое часто обращается затем в родовое имя всей этой группы родов»[25]. Даже легендарный Тагайбий, от которого берут свое начало все северокыргызские племена, жил совсем недавно,– в первой половине XIX века[26].
Племена и роды, хотя и потеряли давнымдавно свое прежнее значение все же сохранили такие родовые внешние признаки, как «ураан» (родовой боевой клич), «туу» (родовое боевое знамя), «эн» (родовая метка на ухе скота), «тамга» (родовое тавро – клеймение скота), «кун» (кровная месть – выкуп), «намыс» (честь рода), «жардам» (помощь между членами рода), «аксакал» (родовой старшина) и другие.
Каждое племя и каждый род имел свой «ураан», которым пользовались в военных столкновениях и народных состязаниях. Под «урааном» один род выступал против другого, организовывались набеги и сборы людей на феодальнородовую войну. Собираясь на «сайыш» (поединок на пике) или на «эңиш» (состязание на лошадях), а также на «күрөш» (борьба пеших), люди рода выкрикивали свой родовой «ураан». Представители каждого рода, принимавшие участие в конских скачках, также громко произносили «ураан» своего рода.
Г. С. Загряжский об «ураане» писал: «Каждый род или отдел имеет свой особый боевой крик, одинаковый большею частью с родовым именем. По этому крику каракыргызы отличают врагов от друзей»[27]. Это сообщение Г.С.Загряжского подтверждается Тургунбеком Алымбековым, отмечавшим, что «согушканда жана барымталашканда ар бир уруу өзүнүн ураанын чакырып жоого түшүшкөн. («Выступая на борьбу или на набег, каждый род кричал свой боевой клич»)[28]. О родовом ураане говорится и в статье М. Михайлова, опубликованной в 1867 г. на страницах «Литературной библиотеки»[29].
Имя известных феодальнородовых старшин, отличавшихся личными качествами и показавших себя в междоусобицах или набегах, становилось родовым «урааном». Иногда название рода являлось «урааном». Например, у племени саяк «урааном» был «Чоро», потом «Тайлак», у сарбагыша – «Кулпаш», у багыша – «Джанкорооз», у солто – «Бөлөкбай», у рода Тынай – «Атаке», у есенгуловцев – «Есенгул», у байтиковцев – «Канай», у толканцев – тоже «Канай», у крыла сол – «Унек» и т. п.[30].
Из употребления кыргызских племен и родов не успели выйти «тамга» и эн, означавшие принадлежность скота членам того или иного рода. По материалам, записанным со слов Талыпа Байболотова, каждое племя имело свою тамгу и эн[31].
Как указывает акад. Н. Аристов, племя бугу употреблял тамгу, напоминающую джагалмая (щеглок, кобчик), солтоджарым ай, т.е., полулуну, багыш – тулгу (таган, треног) кытай – палочку с подставкой, кутлук–сеит–орок (серп) 7 и т. п.[32]
Тамгу накладывали при помощи железного клейма путем выжигания. Обычно ее наносили на левую заднюю ляжку лошади и на верхнюю челюсть овцы. На овцах тамгу выжигали редко, а на рогатый скот ее вовсе не накладывали[33]. Каждый род посвоему надрезал левое или правое ухо у овец и коз. Эн имел разные виды и формы, например: «бакан эн», «шаратилик эн», «оюн эн», «топчу эн» и другие.
Эн одного рода не был похож на эн другого рода. Баи и другие частные собственники, сохраняя общую родовую форму тамги и эна, слегка изменяли их, чтобы отличить свой скот от остальных домашних животных, принадлежавших другим членам данного рода.
В доклассовом обществе тамга и эн означали родовую собственность на скот. Что касается интересующего нас периода, то тамга и эн существовали лишь как исчезающий пережиток патриархальнородового строя, ибо скот находился в частной собственности отдельных индивидуальных семей, а не во владении целого рода.
Кроме того, каждый кыргыз был обязан знать наизусть свою «джетиату», т.е., родовую генеалогию до седьмого колена включительно. Любого незнакомого человека, где бы его не встречали в пути или в айыле, могли спросить из какого он рода. Не сумевшего перечислить свое родовое происхождение до восьмого колена, принимали за «кула» (раба) и подвергали осмеянию, издевательству вплоть до избиения[34].
В каждом родовом и подродовом объединении имелся аксакал и к нему обращались как к опытному, умудренному жизнью, человеку. В нередких случаях аксакал, как знаток адата, мирил спорящие стороны и давал советы членам своего айыла. Во время тоя или аша, куда съезжались представители ряда родов, он вместе с несколькими влиятельными лицами представлял то или иное родовое объединение. Вот, что пишет Г. С. Загряжский об аксакале: «В каждом ауле есть аксакал, старший из юртовладельцев, от него зависит выбор мест для кочевки и время перекочевания. Он начальник аула и частично судья в нем. Но так как повиновение ему зависит только от доброй воли одноаульцев, то власть такого аксакала крайне ограничена и часто он не имеет в ауле никакого влияния»[35]. «Есть известные судьи,– отмечал А. К. Гейнс,– не занимающие никакой должности. Каракыргызы называют их карыя– старейшина (аксакал – К. У.)»[36]. В рассматриваемый период аксакалом мог стать не каждый старик, отличавшийся личными качествами, а прежде всего тот, кто был состоятельным. Иначе говоря, значение аксакала в основном потеряло свою родовую сущность и приобрело феодальное содержание. Если в период первобытнообщинного строя аксакал стоял во главе рода и управлял им, то теперь он полностью лишился этой власти.
Оскорбление коголибо из членов родового объединения, особенно из его влиятельных лиц, задевало самолюбие всего рода. В таких случаях весь коллектив должен был стать на сторону своего обиженного сородича и за него мстить обидчику. Это называлось «өч». Мести подвергался не только преступник, а любой человек из его рода.
Иногда өч и намыс служили поводом к возникновению междоусобной феодальнородовой войны.
Род должен был не только заступаться за своих членов, но и нести моральную и материальную ответственность за их проступки. «Намыс» и обязанности членов родовых объединений показаны в работе Н. И. Гродекова, где говорится: «Огромное значение родового начала вытекает из права сильного, личность находит защиту только у своего рода. За поступки ее отвечает род. Очистительная присяга налагается не на оговорённую личность, а на другое лицо из её рода. Взыскание – оплату, получает не лицо, а род. При неуплате куна убивается не непременно убийца, а любой человек из его рода»[37]. В уплате айыпа, куна, калыма и в расходе по устройству похорон, тоя должны были принимать участие все члены рода и подродовых объединений. В этом отношении определенный интерес представляет статья Г. С. Загряжского, в которой сообщается, что «кун всегда платится целым родом. Аш всегда отбывается целым родом»[38].
Кун, калым и другие названные старые институты носили ярко выраженный сословный характер. За убийство батыра или бия, а также манапа взыскивался кун в размере 300 голов скота, а цена крови рядового киргиза составляла лишь 25 баранов[39]. За дочь бая или других представителей феодальной знати полагался калым, состоявший из 40–100 лошадей, тогда как дочь бедняка стоила всего 9–17 голов мелкого скота.[40] В изучаемый период айып, кун, аш и той стали своеобразным источником обогащения феодальной знати. Но они продолжали носить свою старую патриархальную форму и тем самым в известной степени напоминали былой родовой строй.
Патриархальнородовые пережитки имели место и в семейной жизни кыргызов. В случае смерти жениха невеста доставалась одному из членов рода умершего, прежде всего ближайшему его родственнику. Если умерла невеста, то замуж за жениха выходила ближайшая ее сестра. На вдове имел право жениться только тот человек, который находился в кровном родстве (по мужской линии) с её прежним супругом. «Невеста,– читаем в статье Н.И.Гродекова,– принадлежит не лицу, а роду. Вдова достается ближайшему родственнику умершего, а разведенная должна выбрать нового мужа среди рода прежнего мужа. Опекуном является всегда ближайший родственник»[41].
Деление кыргызов на племена и роды способствовало порождению непрерывных междоусобиц и нередко – феодальнородовых войн. Известный русский ученый С.Северцов отмечал, что кыргызы «не имеют (межродовых – С.У.) связей и государственного устройства, их многолюдные роды разобщены и враждуют, да и каждый род еще дробится на отдельные подразделения, часто тоже враждебные. Все их силы, вся их воинственность поглощается бесконечной междоусобной барантой, усложняемой еще барантой с Большой Ордой»[42]. Причиной возникновения феодальнородовых междоусобиц являлись: угон скота, грабёж населения, захват пастбищ, а также зимовок и подчинение других родов.
В середине прошлого столетия феодальнородовая война разгорелась между племенами саяк и солто. Поводом послужило следующее обстоятельство: верховный манап племени солто – Джангарач собирался женить своего сына на дочери влиятельного человека из рода Кулджыгач – племени саяк. Но девушка убежала с джигитом из саяковского рода чоңчоро. Тогда её отец, считая себя виновным, отправил к Джангарачу специального человека с просьбой о взятии им в жены другой девушки из его рода или же о получении обратно калыма с айыпом. Но Джангарача не удовлетворило это предложение, и он решил мстить саякам за обиду, нанесенную ему и его роду. Он из своего рода собрал много людей и вооружил их. Во главе с сыном Джангарача Канай батыром эти люди были отправлены на саяков с приказом безжалостно наказать обидчиков и их сородичей. Сын Джангарача жестоко ограбил саяков, не разбирая ни рода, ни отделения. За ним пошел Канай и другие солто… Грабили каждого, кто только назывался саяком»[43]. В этой войне солтынцев поддерживали сарбагышы. Война с перерывами продолжалась несколько лет. В ходе войны саяки лишились значительной части скота и вынуждены были перекочевать за озеро ЧатырКуль и Нарын. Определенная часть саяков была истреблена солтынцами[44].
Затяжная и разорительная война была между племенами бугу и сарбагыш. Она кончилась вытеснением бугинцев из ИссыкКульской котловины и их перекочевкой на Текес – в пределы Китая[45]. Не менее грабительский и братоубийственный характер носила барымта, завязавшаяся между казахами Большой Орды и северными киргизскими племенами. Все эти междоусобицы и борьба киргизов с агрессией казахских султанов в достаточной степени освещены в статье Б. Д. Джамгерчинова[46] и нам нет необходимости на них останавливаться.
Материалы, подробно характеризующие феодальнородовые войны, происходившие на юге Киргизии в интересующий нас период, не сохранились. Но в некоторых мемуарах, в периодической печати и архивных документах о междоусобицах южных киргизов встречаются отрывочные сведения. Так, в работе Ф. Гельвальда говорится: «Каракыргызы не имеют между собой ни малейшей связи и никаких общих государственных учреждений. Их многочисленные племена совершенно отделены друг от друга и враждуют между собою, и каждое отдельное племя разветвляется в свою очередь на новые подразделения, которые равным образом находятся между собою во вражде»[47]. В 1860 году барымтачи из чончоро, напав на род турк, угнали у него 2500 баранов[48]. В рапорте военного губернатора Семиреченской области от 13 сентября 1875 г. говорится о взаимных набегах между родами сарт, кочующими на ТогузТоро и найман, находящимися на юговостоке от Андижана. Только в одном набеге, состоявшемся в июне 1865 г. были угнаны сартами у найманцев 14 тыс. баранов, 80 лошадей и 20 верблюдов[49].
Барымта и феодальнородовые войны, в которых участвовали целые роды, велись в интересах той или иной группы феодальной знати, война для которой являлась источником обогащения.’По существу барымта стала своеобразным промыслом для батыров, манапов и некоторых других представителей феодальнородовых старшин. Даже существовала специальная музыка, под звуки которой барымтачи нападали на мирные айылы. Н. А. Маев об этой музыке писал: «В Токмаке мне удалось слышать однажды киргизскую музыку, под звуки которой кыргызы собирались на барымту, нападали на противников, торжествовали удачу и т. п. Ухо скоро привыкло к этим диким, но не лишенным музыкального смысла, звукам. Стариккыргыз играл на дудке (сурнай), другой киргиз вторил ему. Они играли сбор на барымту. Издали звуки сурная, теряя свою резкость, казались особенно приятными. Через несколько времени мотив песни изменился, сделался отрывистым, резким и коротким. Музыканты играли, как будто второпях перебивая друг друга… Мне объяснили, что музыка изображает переговоры собравшихся батыров и манапов. Мотивы, изображающие битву или вернее самый набег, показались мне менее выразительными. Зато мотивы, изображающие благополучное возвращение в родной аул после удачной барымты не лишены были радостной торжественности и резко отличались от всего, что до того времени играли музыканты. Этой музыкой каракыргызы воодушевляли себя в былое время. Тут находила исход дикая воля и утолялось чувство мести, удовлетворялась гордость родовичей, захватывалась с боя богатая добыча»[50]. С прекращением барымты исчезала и описываемая музыка.
Барымта и другие виды междоусобиц для киргизской бедноты были разорительными, приносящими еще большую нищету и бедствия. Для укрепления своей власти, усиления эксплуатации трудовых масс, кокандский хан и его наместники активно поддерживали барымту, происходившую между кыргызскими родами. Вот что говорится в работе А. Талызина: «Внутренними неурядицами среди каракыргызов воспользовались сарты. Эти последние владели каракиргизами, пользуясь взаимною враждою манапов, которых признали первенствующим сословием, оставили за ними все их родовые привилегии и изредка помогали одному против другого»[51]. Аналогичные данные по отношению южнокыргызских племен находим в вышеназванной работе Н. И. Гродекова[52].
Феодальнородовые междоусобицы тормозили объединение кыргызских племен, разъединяли силы народа и ослабляли местное население в борьбе против кокандских властителей.
Патриархальнородовые пережитки и их институты существовали лишь в формах, наполненных новым классовым содержанием. На протяжении всего развития феодальной общественной формации эти пережитки коренным обфазом преобразились, приспособились к новым социальным условиям, органически срослись с феодальными производственными отношениями и окончательно слились с антагонистическим обществом. В этом и заключалась специфическая особенность, а также некоторое своеобразие феодальных отношений у кыргызов.
Ф. Энгельс указывал, что родовой быт давал великолепную и самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма[53]. Это наглядно видно на примере общиннородового быта кыргызов. Феодальная знать в своих узкоклассовых, корыстных целях была заинтересована в сохранении доклассовых пережитков и патриархальнородового быта. Это отмечено Н. И. Гродековым. Он писал, что «носители родовой идеи суть богачи и старейшины. Бедные не знают кроме названий своих прямых предков и своего рода и колена»2.
Манапы и другие представители феодальной знати использовали патриархальнородовые пережитки среди населения для того, чтобы крепче держать трудящихся в покорности и повиновении. Они всячески культивировали и полностью поддерживали пережиточные представления о родоплеменной общности, о«единстве» интересов всех членов рода в целях притупления классового сознания трудовых масс и ослабления классовой борьбы.
Л.П. Потапов и С.З. Зиманов правильно отмечают существование айыльной общины у кочевых народов Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период и ими определена социальноэкономическая природа этой айыльной общины[54].
Айыльная община не была чужда и кыргызам. В условиях Киргизии она проявлялась в виде подродового деления и его колен. Айылы в значительной степени состояли из людей, находившихся в родственных отношениях. Притом, айылы, входившие в состав одного рода, кочевали сообща и располагались на пастбищах поблизости друг от друга. Обычно айыльную общину называли по имени ее правителя. Община вовсе не являлась постоянной и неизменной; образовывались новые айылы, а старые дробились и постепенно исчезали. Число семей, входивших в состав айыльной общины, было разное, но в среднем, айыл состоял из 100–300 юрт.
Зарождение и возникновение айыльной общины тесно связано с появлением скотоводческого хозяйства на территории Киргизстана. Но со становлением классового общества айыльная община стала уже не той, какой она была при первобытной формации. В ней не имела место общественная собственность на средства производства. Айыльная община состояла из семей, самостоятельно ведущих свое хозяйство, имеющих в частной собственности скот и орудия труда.
Распределение и присвоение результатов труда также носило частный характер. Члены айыльной общины вовсе не были равноправными. Одни из них находились в привилегированном положении и жестоко эксплуатировали других. В условиях экстенсивного скотоводческого хозяйства и бесконечных распрей кочевники вынуждены были объединяться в группы, т.е., айыльные общины, чтобы сообща бороться со стихийными бедствиями, осваивать новые пастбища, охранять скот от хищных зверей, защищаться от набегов со стороны враждующих чужих племен и народов. Как сообщает Г. С. Загряжский: «До водворения русской власти кыргызы стояли всегда большими аулами, кибиток по 200 и более, пастухи были всегда вооружены пиками и ходили в табун в большом числе. Это была предосторожность на случай внезапной барымты»[55]. В период междоусобиц, по принципу «расходившиеся больше не сходятся», члены каждого рода кочевали сообща и располагались недалеко друг от друга. На семьи, отделившиеся от своего рода, нападали представители враждебных племен, грабили их имущество, угоняли скот, а самих уводили в плен. Поэтому перекочевка и расположение на пастбищах производились целыми айылами данного рода1. На месте стойбища юрты каждого айыла образовывали полный круг, во внутрь которого на ночь загоняли баранов и рогатый скот, чтобы их лучше охранять от барымтачей и хищных зверей2.
Существование айыльной общины обусловливалось подвижным скотоводческим хозяйством. В основе этой кочевой общины лежали экономические интересы ее членов, а не их родственные связи. Совместное пользование пастбищами объединяло и сплачивало членов общины в один коллектив. Производственные отношения в айыльной общине были отношениями господства и подчинения, богатых и бедных, привилегированных и бесправных.
[1] С. П. Толстов. Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах. Сб. «Основные проблемы генезиса и развития феодального общества», 1934; М. П. Вяткин Батыр Срым. М:–Л., 1947; Л. П. Потапов. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. Материалы Объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955; Г. П. Башарин. История аграрных отношений в Якутии (60е годы XVIII–середина XIX вв.). М., 1956; Б. Джамгерчинов. К вопросу об общественноэкономическом строе киргизов накануне присоединения Киргизии к России (середина XIX в.). Первая научная сессия АН Киргиз. ССР, Фрунзе, 1955; С. 3. Зиманов. Общественный строй казахов первой половины XIX века. АлмаАта, 1958.
[2] Г. Б. Башарин. История аграрных отношений в Якутии (60е годы XVIII–середина XIX вв., М., 1956, стр. 119–120.
[3] В.И.Ленин. Соч., т. 31, стр. 217–218.
[4] В.И.Ленин. Соч., т. 32, стр. 322–323.
[5] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 1, изд. 7, стр. 559.
[6] Л.П.Потапов. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955, стр. 41–42; С. М. Васильев. Там же, стр. 125–128.; В. И. Дулов. Социальноэкономическая история Тувы XIX – начала XX вв. М., 1956, стр. 260 и другие.
[7] В.С.Батраков. Выступление. Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955, стр. 82–83 и другие.
[8] Б. Д. Джамгерчинов. Из генеалогии киргизов. Белек С. Е. Малову. Сб. статей. Фрунзе, 1946; С. М. Абрамзон. Формы родоплеменной организации у кочевников Средней Азии. «Тр. Инта этнографии им. МиклухоМаклая АН СССР» т. XIV, 1951; Я. Р. Винников. Родоплеменной состав и расселение киргизов на территории Южной Киргизии. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1681.
[9] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 155–157; его же. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. СПб., 1873, стр. 304; Г. С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк), «Туркестанские ведомости», 1874, № 41; Н. Аристов. Опыт выяснения этнического сотава киргизказахов Большой Орды и каракиргизов. «Живая старина». СПб., 1894, вып. III–IV, стр. 428–429; Кыргыздын урууга бєлїнїшї. Жыйнаган Тилегенов Жумаш, Рукоп. фонд Отд. обществ. наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 341, стр. 10–17.
[10] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 155–157; Н. Аристов. Указ, работа; Л. Костенко. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870, «Туркестанский сборник», т. 29, стр. 47.
[11] Н. Аристов. Опыт выяснения этнического состава киргизказаков Большой Орды и каракиргизов. «Живая старина». СПб., 1894, вып. III– IV, стр. 438–442; Кыргыздын урууга бєлїнїшї. Жыйнаган Тилегенов Жумаш. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 341.
[12] Там же.
[13] Н. Аристов. Опыт выяснения этнического состава киргизказаков Большой Орды и каракиргизов. «Живая старина». СПб., 1894, вып. III– IV, стр. 438–442; Кыргыздын урууга бєлїнїшї. Жыйнаган Тилегенов Жумаш. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 341.
[14] Там же.
[15] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 6, д. 111, л. 4–5.
[16] Кыргыздын урууга бєлїнїшї. Жыйнаган Тилегенов Жумаш.
Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 341, стр. 14.
[17] Ч.Ч. Валиханов. Соч. СПб., 1904, стр. 70; Н. Аристов. Указ, работа. 2 Н. Аристов. Указ, работа, стр. 434–438.
[18] Кыргыздын урууга бєлїнїшї. Жыйнаган Тилегенов Жумаш. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 341, стр. 13–15. 4 Л.П.Потапов. Очерки по истории алтайцев. М.–Л., 1953, стр. 251.
[19] С.А.Токарев. Докапиталистические пережитки в Ойротии. М.–Л., 1936, стр. 17–33.
[20] В.И.Дулов. Социальноэкономическая история Тувы XIX–начала XX вв. М., 1956, стр. 121.
[21] С.А.Токарев. Указ, работа.
[22] Л.П.Потапов. Указ, работа.
[23] И. Абдурахманов. Бугу сарбагыштын нааразы боло баштаганы. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 2046, стр. 1–5.
[24] Г.С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости», 1873, № 10.
[25] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 55–56.
[26] П. Кушнер. Манапство в горной Киргизии. «Революционный Восток», 1927, № 2, стр. 181.
[27] Г. С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[28] Перевод наш. Тургунбек Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздардын турмушу жєнїндє. Рукой, фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1454, стр. 18.
[29] М. Михайлов. Киргизы. «Литературная библиотека», 1867, № 12.
[30] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости». 1873, № 10. Н. Аристов. Указ, работа, стр. 444–445.
[31] Талып Байболотов. Кыргыздын тїпкї теги, уруучулук курулушу, тїрлїї салттары. Талып Байболотовдон Убукеев А. жазып калтырган. 1939–1940 ж. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв.№ 787, стр. 102–105.
[32] Н. Аристов. Указ, работа, стр. 456.
[33] Н.И. Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области,
т. 1, Юридический быт. Ташкент, 1889, стр. 3.
[34] Е. Марков. Россия в Средней Азии, т. II, ч. IV, СПб., 1901, стр. 170.
[35] Г.С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк), «Туркестанские ведомости», 1874, № 44.
[36] А.К.Гейнс. Собрание литературных трудов, т. II, СПб., 1898, стр. 419.
[37] Н.И. Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области, г1; Юридический быт. Ташкент, 1889, стр. 12.
[38] Г.С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[39] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 23–24.
[40] Н.И.Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области, т. 1; Юридический быт. Ташкент, 1889, стр. 91.
[41] Там же, стр. 12.
[42] С.Северцов. Этнографические заметки о Зачуйском крае, «Изв.РГО», т. 1, 1865, стр. 147–148.
[43] Г.С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[44] Там же.
[45] ЦГИА Уз. ССР, ф. 715, on. 1, д. 16, л. 207.
[46] Б.Д. Джамгерчинов. Киргизы в эпоху Ормонхана. «Тр. ИЯЛИ, Киргиз. ФАН СССР», вып. 1, 1945.
[47] Ф. Гельвальд. Естественная история племен и народов. СПб., 1885, стр. 751.
[48] Г. С. Загряжский. Заметки о народном самоуправлении у каракиргизов. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. III, СПб., 1874, стр. 365. «Туркестанский сборник», т. 95.
[49] ЦГИА Уз. ССР, ф. 1, оп. 34, д. 272, л. 88–89.
[50] Н.А. Маев. От Ташкента до Верного. Путевые заметки. «Материалы для статистики Туркестанского края». Вып. 2, СПб., 1873, стр. 346–347. «Туркестанский сборник», т. 52.
[51] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г. Верный, 1898, стр. 29.
[52] Н.И.Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области,т. 1, Юридический быт. Ташкент, 1889, стр. 12.
[53] Архив МарксаЭнгельса, т. I, (VI), стр. 246. 2 Н.И.Гродеков. Указ, работа.
[54] Л.П. Потапов. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. Материалы объед. научн. сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955; С.З.Зиманов. Общественный строй казахов первой половины XIX века. АлмаАта, 1958.
[55] Г. С. Загряжский. Каракыргызы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 44.
Г Л А В А IV
СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ КЫРГЫЗОВ
- Класс феодалов
Дореволюционные исследователи, исходя из интересов царизма и местной феодальной знати, социальноэкономические отношения кочевых скотоводческих народов Средней Азии и Казахстана характеризовали как патриархальнородовые и тем самым отрицали классы и классовую борьбу у этих народов. Даже в наше время общественноэкономические отношения кочевых народов дореволюционного Туркестана и Казахстана некоторыми современными буржуазными исследователями рассматриваются как отношения бесклассового общества. Так, например, американский историк А. Ходсон в своей работе (опубликованной Йельским университетом в 1938 году), посвященной социальной структуре казахского общества в период до Октябрьской социалистической революции, приписывает казахам родовой строй. Он считает соци
2 Талып Байболотов. Кыргыздын түпкү теги. Уруучулук курулу шу, түрлүү салттары. Талып Байболотовдон Убукеев А. 1939–1940 ж. жазып калтырган. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР.
Инв. № 787, стр. 50.
2 Ч. Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 268.
альноэкономические отношения монголов в XIII веке не антагонистическими и отождествляет общественный строй казахов до установления Советской власти с общественным строем монголов XIII в.[1]
ЦК КПСС в своем Постановлении от 9 января 1960 г. указывает: «Необходимо вести непримиримую борьбу против проявлений буржуазного национализма, тенденций к идеализации и затушевыванию социальных противоречий прошлого, к извращению подлинной истории той или иной нации…»[2][3]. Несостоятельность и политическая вредность антинаучной теории буржуазных исследователей по отношению к социальному строю кочевых народов Средней Азии и Казахстана доказаны в работах ряда советских историков.
В интересующий нас период социальные отношения кыргызов носили антагонистический характер. В киргизском обществе совершенно явственно выступали два основных класса: феодалы, присваивающие прибавочный продукт и прибавочный труд непосредственных производителей, с одной стороны, и эксплуатируемые феодально зависимые крестьяне, с другой. Класс феодалов по своему экономическому и политическому положению делился на ряд категорий и сословий: манап, датха, бек, бай, бий, казы и т. п.
В дореволюционной литературе идеализировались представители кыргызской феодальной знати, в частности манапы. По мнению американского дипломата Юджина Скайлера, побывавшего в Киргизии в сентябре 1873 года, манапы якобы являлись родовыми старейшинами и к ним кыргызы будто бы относились с «величайшим почетом»3.
Н.И.Гродеков отмечает: «Манапы у каракиргизов лучшие люди… Они пользуются почетом»1. В действительности манапы, как и другие представители феодальной знати, являлись классовыми врагами киргизского народа и со стороны трудовых масс уважением и почетом не пользовались.
По легенде Манап являлся внуком Тагайбия, сыном Дөөлеса из племени сарбагыш. Он стоял во главе сарбагышей и отличался от остальных правителей своей жестокостью, самочинством, своенравием, самоуправством и некоторой щедростью. Вскоре старшины других племен и родов в своих поступках начали подражать Манапу и постепенно приняли его имя. Таково по легенде происхождение манапства, впоследствии ставшего самостоятельным сословием. В легенде сказано, что сын Дөөлөса по имени Манап жил в XVIII веке2. Эта легенда не лишена некоторых оснований. Она не вызывает особого возражения и со стороны наших предшественников, занимавшихся изучением манапства: П. Кушнера3, М.Ф. Гаврилова2 и С.М. Абрамзона3.
Когда и в какой период появилось манапство? По этому вопросу нет единого мнения у советских историков и этнографов. П.Кушнер возникновение манапства связывает с периодом разложения родовых отношений и становления
- Н. И. Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской области,
1889, т. 1, стр. 6.
- Л. Костенко. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. «Туркестанский сборник» т. 29, стр. 47; А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г. Верный, 1898, стр. 27; Н. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, №55; И. Абдурахманов. Манап деген наамдын келип чыгышы жана манаптардын элге көрсөткөн жаман кылыктары. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР № 1713, стр. 1.
- П. Кушнер. Манапство в горной Киргизии. «Революционный Восток», 1927, № 2, стр. 176–178.
- М. Ф. Гаврилов. Современный аул Средней Азии (социальноэкономический очерк). Вып. X, Ташкент, 1927, стр. 203–»215.
- С. М. Абрамзон. Современное манапство в Киргизии. «Советская этнография», № 3–4; его же. Манапство и религия. «Советская этнография», 1932, № 2.
феодального способа производства. Акад. В. В. Бартольд и некоторые другие историки появление манапства относят к XVIII веку. Нaм кажется, что манапство возникло накануне Кокандского завоевания. Не случайно в рукописи о социальнополитическом положении киргизов в третьей четверти XVIII в. ничего не сказано о манапстве. В ней перечислены только бии и батыры[4]. Русский лекарь Зибберштейн, побывавший на севере Киргизии в начале XIX в., перечисляя почти всех известных киргизских правителей того времени, называет их биями, батырами и не упоминает ни одного манапа[5][6]. Атаке, Бирназар и другие представители кыргызской феодальной верхушки, управлявшие отдельными племенами и родами в последней четверти XVIII в., назывались биями, а не манапами. Известные феодалы, жившие в середине минувшего века, Төрөгельди, Ормон, Боромбай, Балбай, Джантай, Джангарач и Байтик именовались не только манапами, но и батырами. Исходя из приведенных фактов, можно полагать, что манапство появилось в конце XVIII столетия, но как сословие, т.е., как феодальная категория, оформилось лишь в первой половине прошлого века. Притом оно не успело распространиться по всей Киргизии, а охватило только северную часть ее.
Появление манапства было тесно связано с назреванием феодальных производственных отношений. Иначе говоря, манапство является продуктом феодальной формации. Оно возникло на базе существовавших «батыров» и заимствовало их некоторые социальные черты.
Манапство носило иерархический характер. Во главе каждого племени стоял «чоң манап» или «ага манап», т.е., верховный манап. А все остальные манапы, управлявшие родом, подродом и отдельным айылом находились в вассальной зависимости от него. В первой половине и середине прошлого столетия «чоң манапом» племени сарбагыш был Джантай, а затем Ормон, племени солто – Джангарач (после него – Байтик), племени саяк – Дулат и племени бугу – Боронбай. Под управлением «чоң манапа» или «ага манапа» находилось 600– 10000 семейств. Манапы, имевшие под своим началом менее 100 юрт, назывались «кичи манапами» или «майда манапами» (мелкие манапы). На последней ступени манапской иерархии стояли «чала манапы» или как именовали их «кургак манапы» (полуманапы), управлявшие несколькими семействами[7]. Потомственных манапов называли «чынжырлуу манапами»[8].
По происхождению манапы считали себя «аксөөком»,
т.е., белой костью. И действительно они составляли аристократическое сословие и ревниво оберегали его: брачные отношения могли быть только между людьми, являвшимися по происхождению манапами. А если сын манапа женился на дочери букары (простонародье), то его потомки становились неполноценными манапами. Да это и экономически было не выгодно манапам. Дети дочери манапа, вышедшей замуж за представителя букары, теряли право на манапство; такие браки считались нежелательными. «Манапы пользовались привилегиями, – писал Е.Т.Смирнов,– и имели известные права, признанные за ними обычным правом… освобождение от телесного наказания, неподчинение суду биев из рядовых киргизов и прочие»[9]. О подобных привилегиях манапов говорится и в статье Г.С. Загряжского[10].
Некоторые манапы, имея в своей собственности много скота, одновременно являлись баями (богачами). Но значительная часть манапов имела мало скота, а некоторые из них совсем его не имели[11]. Да они в нем не оченьто нуждались и вполне обходились без него, ибо манапы, имея право распоряжаться общинной землей, присваивали прибавочный продукт и прибавочный труд букары в форме различных повинностей и поборов, прежде всего в виде скота. Поэтому значительная часть манапов предпочитала не иметь скот, не возиться с ним и не проявлять лишнюю заботу о его содержании и охране.
При манапах, особенно при «чоң манапах», существовали советники и «кырк джигит» (дружина). Обычно советниками являлись влиятельные бии, аксакалы и баи[12]. Но манапы мало считались со своими советниками и поступали так, как им хотелось. «Кырк джигит» (буквально – сорок парней) набирались в основном из числа букары. Их число зависело от власти и могущества манапа. «Кырк джигиты» скорее всего напоминали мелких полувоенных чиновников, состоявших на службе у крупного феодала. К физическому труду они относились с пренебрежением. Исполняя различные административные указания манапа, они выступали как представители феодального управления, в частности манапской власти. Они собирали подати и поборы, наказывали провинившихся непослушных людей, участвовали в барымтах, охраняли и сопровождали своего господина. Словом, являлись правой рукой манапа и пользовались его защитой, а также покровительством. О «кырк джигитах» А. Соколов писал, что около каждого манапа, «выделившегося по своим качествам между своими сородичами известной группы, находилась, по словам киргизов, его дружина, с которой он добывал себе славу, делал набеги, воевал и защищал группировавшихся около него сородичей»[13].
Манап имел неограниченную власть над своими подданными. Он мог вмешиваться даже в семейные дела букары и отбирать у них то, что ему нравилось, лишать их жизни и распоряжаться имуществом как своим собственным достоянием. В работе Ч. Валиханова, побывавшего в Киргизии в июне 1856 г., о власти манапов говорится: «Манапы имеют власть и название черных (в смысле древних, свободных), которым так гордится орда, есть только несоблюдаемая форма, предание… Постепенно с течением времени власть эта увеличивалась и обратилась, наконец, в деспотические отношения господина и рабов. Власть их в настоящее время в роде неограничена; он полный господин черного народа, может их продавать и убивать»[14]. Это сообщение подтверждается П. П. Семеновым: «Манапы… пользуются более неограниченной властью,– подчеркивал он, – и даже могут продавать и убивать своих подданных»[15]. В работе А. Талызина сказано: «Ссоры букары, а также преступления разбирались их манапом, которому принадлежало все их имущество и который имел право обращать виновных в неволю и лишать жизни»[16]. В КетменьТюбе… «всем заправлял Рыскулбек Нарбутин, ныне умерший,– писал Г. С. Загряжский,– он пользовался в своем роде (тунгатар – К. У.) такими правами, которых я нигде не встречал. Так, например, он брал зякет со всех кокандских купцов, которые приходили к нему торговать и гарантировал им долги… С киргизов он брал за свадьбу, за похороны, за обрезание. При кочевках никто не смел раньше его трогаться с места и идти вперед его. Такое положение скопило у него огромное состояние и дало ему почти ханскую власть над народом. Жаловаться на него нечего было и думать, потому что просителя поймают джигиты Рыскулбека и сделают то, что будет приказано»[17]. По мнению Г. С. Загряжского, такими же могущественными манапами, как Рыскулбек являлись: Байтик, Уметалы, Джантай, Ормон, Джангарач, Төрөгелди и другие. О власти манапов говорится в работах М. Венюкова[18], К.П.Маева[19] и других авторов.
В основе власти манапа находилось узурпированное им право распоряжаться общинными землями. Букара, имевшая в своей собственности определенное количество скота и самостоятельно ведущая свое хозяйство, подчинялась манапу и несла в его пользу различные виды феодальных повинностей и поборов, так как она пользовалась пастбищами, принадлежавшими манапу.
Манап являлся настоящим тираном и деспотом. Его произвол и насилия над подвластными ему трудовыми киргизами не имели границ. Вот некоторые примеры, разоблачающие классовое лицо манапов. Крупнейший манап Ормон, господствовавший на севере Киргизии, установил у себя постоянную виселицу и на ней часто казнил безвинных людей[20]. При этом он ставил перед собой цель – навести страх на подвластных ему трудящихся и тем самым держать их в повиновении. Его сын Уметалы ставил на «бута» (прицел, мишень) женщин и стрелял по ним, проверяя исправность своего ружья. На приветствие встречного всадника Уметалы отвечал так громко, что приветствующий от неожиданности и испуга падал с лошади на землю. Если этого не случалось – Уметалы подвергал его различным пыткам. Этот же Уметалы отрубил саблей голову мальчику лишь за то, что тот носил его имя[21]. Дочь Уметалы подарила вышитый носовой платок возлюбленному джигиту из трудового народа. Только изза этого Уметалы дотла разорил и предал огню айыл джигита. Манап Төрөгельды подвергал варварским пыткам представителей букары[22].
В 50х годах прошлого века молодой человек, служивший джигитом у какогото манапа, решил жениться на дочери рядового киргиза. Он выплатил половину калыма (18 голов рогатого скота) и, не желая платить оставшуюся часть, решил насильно увести к себе невесту. Джигит приехал к ней в ту ночь, когда родители отправились на той. Сначала он старался уговорить невесту бежать с ним, но девушка ответила, что она еще не готова и у нее нет брачной одежды. Жених настаивал, угрожал, но невеста не поддавалась уговорам. Попытавшись силою усадить девушку в седло и не справившись с нею, джигит начал наносить удары нагайкой, а когда девушка стала кричать, нанес ей ножевую рану в руку, перерезав артерию. Оставив полумертвой невесту, он спокойно отправился домой. Мало того, этот джигит при помощи манапа вынудил пострадавших родителей девушки вернуть ему калым, притом с айыпом (штрафом), хотя по адату этого не полагалось. Можно остановиться еще на одном подобном факте. Какойто букара, с целью породниться с манапом, пожелал женить своего сына на его дочери. Когда он полностью выплатил калым, его сын умер. Тогда букара обратился к манапу с просьбой вернуть ему хотя бы половину уплаченного калыма. В ответ на это манап сказал: «Ты букара, а я твой манап, смотри как бы плохо не было, если будешь приставать»[23]. Таких случаев в жизни киргизского народа было немало.
Представитель букары обязан был при встрече с манапом оказывать ему почтение, в противном случае он подвергался телесному наказанию или на него налагали штраф[24]. Манап Менде всегда с собой носил «жез чочмор» (медную дубинку) и ею бил рядовых людей за малейшие проступки, поэтому ему дали прозвище «Жез чочмор Менде». Про манапа Томоо, известного своими зверскими поступками, в народе говорилось: «Томоо келгиче – тумоо келсин» – «чем придет Томоо – лучше пусть наступит повальная болезнь». Томоо часто ходил на охоту. Если его куш (хищная ловчая птица) садился поблизости от чьей либо юрты или табуна, то хозяин обязан был подарить ему самую ценную вещь, которая была в юрте, или лучший скот из своего табуна. А если несколько дней подряд шел дождь, Томоо велел своим джигитам доставить ему «джайчи» (человека, обладающего якобы способностями вызывать и прекращать дождь). В таких случаях джигиты приводили ему всех тех, кого застали в постели, особенно больных, и варварски лишали их жизни.
Манап Атабек велел бросить в костер нескольких женщин, в том числе и свою жену, за их непочтительность, что и было сразу выполнено его джигитами. Манап Турдуке отрезал уши у одного бедняка лишь за то, что верблюд, на котором ездил пострадавший, ревел в лесу и тем самым будто бы испугал зверей, на которых охотились дети манапа. Если ктолибо из встречных верховых людей не приветствовал Турдуке, то этому человеку он приказывал зарезать свою лошадь и сварить ее мясо, использовав седло для костра[25]. Таковы некоторые факты, рассказывающие о произволе и насилиях, чинимых манапами над трудовым населением.
Манапы являлись инициаторами и организаторами барымты[26], ибо барымта для них означала большие доходы, славу и нередко расширение сферы своей власти. Отдельные манапы превратили барымту в свой промысел и источник обогащения.
Власть манапов постепенно стала наследственной. Она переходила от отца к сыну. М. Венюков, побывавший в Киргизии в 1859–60х годах, писал: «Каракыргызы управляются манапами, т.е., старшинами, которые некогда принимали свой титул по избранию, а теперь сделали его наследственным»[27]. В работе А. Талызина читаем: «В основе их (киргизов – К. У.) быта лежало чисто родовое начало, причем в каждом из родов выделялась аристократия, манап, привилегированное положение которых и власть над своим родом переходили наследственно от отца к сыну»[28]. О наследственной власти манапа говорится в работе Г. С. Загряжского[29] и устных материалах.
Кокандские ханы в лице манапов видели свою социальную опору и полностью поддерживали их власть, сохраняя их привилегии. Даже некоторым крупным манапам назначали натуральное жалованье. За счет зякета и хараджа им давали по сто баранов и по пять батманов зерна в год. В то же время кокандские ханы пытались ограничить власть более влиятельных манапов и держать их в повиновении. С этой целью они давали некоторым знатным лицам грамоту на утверждение их в звании верховного манапа. Такое звание было присвоено Садыру, Нарбуту, Көкүмбаю и другим манапам. Наместники Кокандского ханства иногда отстраняли того или иного манапа от управления и на его место назначали другого[30]. Но вмешательство кокандских ханов и их наместников было незначительным, оно не могло изменить природы манапства и помешать его развитию.
На юге Киргизии, за исключением КетменТюбе, звание манапа не существовало. Здесь имели место датки и беки[31]. Их появление связано с кокандским завоеванием Кокандские ханы с целью привлечения на свою сторону представителей местной феодальной знати давали им звание датки и бека. Звание «бек» постепенно стало наследственным и передавалось от отца к сыну. Звание «датка» по наследству не передавалось. В условиях Южной Киргизии социальную функцию манапов выполняли беки и датки, их деятельность была сравнительно тесно связана с управленческими действиями кокандских ханов. Некоторые из них служили непосредственно при ханском дворце и играли определенную роль в управлении ханством.
Датка во многом напоминал чоң манапа. Беки находились в вассальной зависимости от датки. Наиболее крупными беками являлись Умарбек, Мааразылбек, Музабек, Садыкбек, Мирзабек, Давлетбек и пять сыновей Курманджан датхи: Абдылдабек, Камчыбек, Асанбек, Мамытбек, Батырбек. Наиболее видными датхами считались: Алымбек датка, Курманджан датка, Койчу датка, Джанан датка и Иса датка. Из них в политическом отношении более крупными являлся Алымбек датка, а после смерти – его жена Курманджан датка.
Датки и беки, подобно манапам, распоряжались землями, формально принадлежавшими родам, облагали букару различными натуральными налогами, взыскивали туякат (пошлину) с караванов и со всего поголовья скота, прогоняемого через территорию данного рода; наказывали подвластных им трудящихся по своему усмотрению, собирали с трудовых масс так яазываемые «джардам» (материальная помощь) и «кошумча» (добавочное материальное приношение).
Второй социальной группой, входившей в состав феодального класса являлись баи. Баем называли любого богатого человека, имевшего большое количество скота. Они составляет зажиточный слой населения. Как феодальное сословие баи имеются у всех тюркоязычных народов. Они появились в глубокой древности – в период разложения патриархальнородовых отношений и возникновения феодального способа производства. Развитие байства зависело от темпа сложения и становления феодальных отношений.
Бии и манапы, имевшие в своей собственности много скота, также были баями. Но их официально не называли баями, ибо они, как сословие, стояли на высшей ступени феодальной лестницы.
Разница между баями и манапами заключалась в том, что политические права баев, в отличие от манапов, были ограничены и их господствующее положение основывалось только на «байлыке» (богатство), но не на происхождении. Баи не имели права распоряжаться общинной землей, облагать трудящихся различными налогами и сборами, взыскивать пошлины и штрафы. Но баи в своих руках имели многочисленный скот, который служил им орудием эксплуатации непосредственных производителей. О жестоком байском гнете трудящихся кыргызы говорили: «Бай, не найдя у себя для загона ягненка, попросил у бедняка последнего. Кто на солнце надеется, умрет от холода, кто смотрит на бая – умрет от голода»[32].
Развитие такой социальной категории, как бии, неразрывно связано со становлением феодального общества. До кокандского завоевания в руках биев находилась неограниченная власть в управлении племенными, родовыми объединениями и айыльными общинами. Об этом в работе Бичурина читаем: «Владельцы их (кыргызов – К. У.) называются би (бий – К. У.). Иные би имеют от 10 до 20, а другие и 30 аманей (айылы – К. У.) у жители которых числятся рабами их. Каждый би владеет своей землею, имеет своих подданных. Они все равносильны и не зависят друг от друга. По смерти би постановляет сына или брата на его место, а посторонние не могут заступить оного»[33]. Аналогичное сообщение о бие содержится в путевых записках Е. Тимковского, проезжавшего через Киргизию в кытай в 1320–1821 гг. Вот что он пишет: «Они (кыргызы – К. У.) называют владельцев своих биями. Иные бии имеют от 10 до 20, другие от 20 до 30 улусов (айылов – К.У.). Кыргызы есть общее название народу сему, который разделяется на многие орды и каждая орда имеет своего бия, коих достоинство наследственно и редкие зависят друг от друга[34]. Русский лекарь Зибберштейн, говоря о киргизахправителях в конце XVIII – начале XIX веков, называет следующих биев, стоявших во главе отдельных родовых объединений: Олджобай (род арык), Шералы (роды белек и джелден), Яике (Аджыке) (род кыдык) и Шапак (род тыным сеит)[35]. Как отмечает акад. Н. А. Арист ов, во второй половине XVIII в. сарбагышами управлял бий Атаке, саяками – бий Гадай (Адый), кушчу – бий Абайылда, племенем бостон – бий Ташибек, солто – бий Гашибек (Аджыбек), бугу – бий Бирназар и кытаем – бий Муса[36].
В рассматриваемый период управленческая власть полностью перешла из рук биев в руки манапов. За биеми оставалось только судебное дело. В каждом родовом объединении имелось несколько биев. Количество биев зависело от численности айылов, ибо каждый айыл имел своего бия. Бии происходили из феодальной прослойки и составляли зажиточную часть населения. Бийство было наследственным, оно передавалось сыновьям или близким родственникам по отцовской линии[37].
Кокандские ханы пытались заменить биев казиями, которые в судебных делах руководствовались шариатом, т.е., кораном. На юге Киргизии ими были введены вместо звания бия – казы (казий – К. У.)[38] Однако им не удалось ликвидировать бийство. Судебное производство оставалось в руках биев только в равнинах, в частности на юговостоке Ферганской долины, оно перешло в руки казиев.
Бии в своей судебной практике руководствовались обычным правом1, поэтому они должны были хорошо знать адат и отличаться остроумием в словопрениях, истолковывая все так, как им хотелось. П. Рейнталь отмечал: «Все зависит от случая, от личных отношений, но не от закона»2. Толкование зана и вынесение на его основе судебных решений зависело от личного усмотрения бия.
Судебное производство в основном заключалось в разборе различных устных жалоб, разводов, притязаний и споров, возникавших между членами айыльной общины, родовых и подродовых объединений. Судебное заседание могли начать при наличии истца, ответчика или доверенных лиц. По желанию сторон привлекали свидетелей. В случае неявки ответчика на вызов бия дело могло быть рассмотрено заочно1. По желанию истца и ответчика в разборе дела могли принять участие не один, а несколько биев.
Формы наказания и их исполнение зависели от степени вины и проступки. Все дела, как правило, решались путем получения бием присяги, т.е., «антберүү», «казам кормоо» или «касам ичүү», «ала жиб», или «чырпык кесүү» и т. д. Уклонение от присяги означало признание своей вины, что вело к наложению штрафа. Наоборот, кто давал присягу, тот оправдывал себя и освобождался от ответственности. Наиболее тяжкие преступления разбирались у могил предков или у мазара (священное место – священное дерево). Ответчик, если он считал себя невиновным, должен был выпить чашку воды и три раза объехать вокруг могилы предка или священного дерева.
- Г.С. Загряжский. О народном суде у кочевого населения Туркестанского края по обычному праву (заң.) Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края». Вып. IV, СПб., 1876, стр. 191, «Туркестанский сборник», т. 122; Н. Дингельштедт. Одно из отживающих учреждений. «Журнал гражданского и уголовного права» 1892, № 1, стр. 4–5, «Туркестанский сборник», т. 480, стр. 161 –162.
- П. Рейнталь. Заметки о народном самоуправлении у каракиргиз. «Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края». Вып.III, СПб., 1874, стр. 363; «Туркестанский сборник», т. 95.
3 Г. С. Загряжский. О народном суде у кочевого населения Туркестанского края по обычному праву (заң). Ежегодник «Материалы для статистики Туркестанского края». Вып. IV, СПб., 1876, стр. 193–196.
Иногда ответчика заставляли пролезать между ногами женщины. Это являлось оскорбительной формой присяги. Человек, обвиняемый в простом преступлении, мог отрезать чырбык (прутик) или же ала жип (пеструю нитку) и тем самым оправдать себя[39]. Обычно присяга давалась редко. В большинстве случаев истец, убедившийся в том, что ответчик готов принять присягу, отказывался от иска. Этим часто пользовались мошенники, жулики и другие обиратели народа. Начальник ИссыкКульского уезда в своем отчете от 3 апреля 1869 г. пишет: «Большинство киргизов искренне убеждены, что бог и духи не допустят принять ложной присяги, и присягающий ложно должен умереть во время исполнения ее. Смелые, ловкие люди пользуются таким простодушным суеверием и часто надувают их, давая ложную присягу»[40].
Развод тоже производился бием. Свидетель рассекал ножом прутик, один конец которого держал отец мужа, а другой – отец жены. За это он получал в подарок лошадь или халат от стороны, более заинтересованной в разводе. Если после состоявшегося развода одна из сторон была не согласна с решением бия, то противная сторона выставляла для разрезания прутика человека, свидетельство которого считалось вполне достаточным и «бүтүм» оставался в силе[41]. Следует отметить, что в качестве свидетеля привлекалось влиятельное лицо, в частности аксакалы, баи и манапы.
В случае несостоятельности ответчика, его отдавали в работники для отрабатывания назначенного бием штрафа. Иногда их даже продавали в рабство[42]. Некоторые преступники, основном из числа рядовых киргизов, подвергались телесным наказаниям. Наказание производилось публично. На открытом поле преступника, обнаженного до пояса, били по спине нагайкой. Провинившийся принимал удары стоя или лежа. Число ударов определялось соответственно со степенью и характером преступления. Но оно должно быть не меньше 6 и не больше 90. Манапы освобождались от телесного наказания[43].
Дореволюционные буржуазные исследователи бия выдавали за народного судью. На самом деле он был антинародным, феодальным судьей. Судебный процесс велся с учетом классового и имущественного положения сторон. Представители трудящихся и феодальной знати судились далеко не одинаково. При разборе дел они исходили из интересов эксплуататорского класса. Обиженный и пострадавший из рядовой массы, по существу, не находил у бия нужную ему защиту и вынужден был терпеть насилие феодальной верхушки. Бии не пользовались доверием и уважением со стороны трудового населения, наоборот, народ презирал их. Это замечено даже английским священником Генри Лендсделлом. В 70х годах прошлого столетия он писал: «Они (бии – К. У.) плохие чиновники и подкупны; народ им не доверяет»[44].
Влиятельные манапы имели право вмешиваться в судебное производство вплоть до отмены «бүтүма» бия. Об этом хорошо написано в статье Г. С. Загряжского: «Бии решают дела по жалобам тяжущихся, но жалобы могут быть приносимы и манапу, решение которого безапелляционно»[45]. «Высшую инстанцию составляют султаны и манапыродоправители. От них иногда зависит перерешение дел, решенных биями. Они по своему усмотрению могут разбирать претензии сами или отсылать тяжущихся к назначенному им бию»4.
Судебные функции, выполняемые биями, являлись одним из основных источников обогащения феодалов и существенным средством, при помощи которого эксплуатировались трудящиеся. Об этом ярко свидетельствует следующий случай. Ремесленник (уста) по имени Кийке из племени ичкилик, заняв у торговцаузбека 3 тенге, не мог их вернуть хозяину. Торговец стал требовать деньги, а когда Кийке не вернул их, то тот отобрал у него единственного быка. Кийке обратился к биям, они присудили торговцу заплатить Кийке пять тенге и получили с него вознаграждение. Торговец в свою очередь жаловался, что никакого быка от Кийке не получал и не знает, за что с него требуют пять тенге. Изумленный Кийке доказывает свою правоту, но он беден и ничего не имеет кроме быка, отнятого у него сартомторговцем. Бии присудили, чтобы за торговца ктонибудь принял оправдательную присягу и тогда Кийке заплатит ему пятнадцать быков. Торговец разумеется нашел присягающего, и Кийке приговорен к уплате пени, а бии вторично получили вознаграждение»[46].
Бии получали от истца значительную часть айыпа и куна, которая называлась бийликом. Этим бий не ограничивался, от подсудимых он получал подарок, по существу являвшийся своеобразной взяткой. Определенная часть штрафа шла в пользу феодалов, участвовавших вместе с бием в разборе дела. Словом, на долю истцаполучателя оставалась меньшая часть штрафа.
С целью получения вознаграждения бии иногда предъявляли фиктивные обвинения совершенно неповинным людям. Приведем один пример. Бии Бекбулат и Дооран комуто должны были отдать четырех лошадей. Им не хотелось расплачиваться своими лошадьми, и они решили добыть бийлик. С этой целью Дооран привел в гости к Бекбулату двух рядовых киргизов. Хозяин угостил их бузой (хмельной напиток). Гости опьянели. Ожидавший только этого Бекбулат спровоцировал драку между ними. В результате чего один из них был сильно избит, а у другого выбит зуб. На следующий же день бии Дооран и Бекбулат драчунов привлекли к судебной ответственности. На одного из них был наложен айып, состоявший из девяти лошадей, на другого – из 6 лошадей. На бийлик они получили с каждого по три лошади[47]. Таких случаев было немало.
Произвол и насилие феодалов, совершавшиеся при помощи биев, нашли яркое отражение в народных пословицах и поговорках. Киргизская поговорка гласит: «Если два бия, то истцов будет четыре»[48].
В категории класса феодалов можно отнести батыров и аксакалов. Они появились в недрах патриархальнородового строя, но с возникновением феодальных производственных отношений их социальная природа изменилась и приспособилась к новому классовому обществу. Батырами называли смелых и храбрых людей, отличившихся в борьбе с внешними врагами и иноземными захватчиками. Они были по существу военачальниками племен и родов. С возникновением антагонистического общества батыры постепенно превращались в феодальную знать и прибрали к своим рукам управление в племенных и родовых объединениях. Они отличались в феодальных междоусобицах, возглавляя своих сородичей.
В интересующий нас период социальные функции батыров были полностью поглощены и освоены манапством, а аксакалы, потеряв свое былое политическое значение, уже сошли со сцены, уступив место манапам и биям. Аксакалы и батыры стояли на грани своего окончательного исчезновения и нет необходимости о них особенно распространяться. Следует лишь отметить, что в изучаемое нами время некоторые манапы одновременно продолжали носить титул батыра. Например, Джамболот батыр, Түлөберди батыр, Есенгул батыр, Качыке батыр, Төрөгельди батыр, Ормон батыр, Джантай батыр, Джангарач батыр, Балбай батыр, Тайлак батыр, Байтик батыр и другие[49]. Категории эксплуататорского класса можно отнести ишанов, халпы, муфтиев, крупных мулл (молдо)[50] и других служителей ислама и шаманизма. В свою пользу они взимали особые религиозные подати: «ушур», «битир», «садага», «доорон», «джанаса» и др. «Заезжие из Коканда и других городов ханства,– читаем в сборнике, составленном А. П. Хорошхиным,– муллы набирают в каракыргызских кочевьях за свои молитвы много разного добра»3. Ушур взимался с земледельцев в размере 1/10 части урожая, а со скотоводов по одной голове с каждой сотни голов скота. Битир собирали натурой во время уразы (пост). Его размеры не были точно установлены. Поэтому халпа или мулла мог требовать битир в каком ему хотелось размере. Бывали случаи, когда некоторые представители трудящихся, разоренные феодалами, уклонялись от уплаты ушура, битира и других религиозных сборов. Тогда мулла, читая их грешниками перед богом, наказывал ослушников по чтению корана, а размеры уплаты увеличивались в несколько раз и взимались силою. Имущество нарушителя по правилам корана конфисковывалось.
Мулла не ограничивался сбором податей и поборов. Согласно корану, определенная часть имущества умершего должна была идти в пользу муллы. Родственники умершего обязаны были делать мулле приношения–«доорон» и «джанаса». Кроме того, существовал еще ряд подношений и подарков для кармана священнослужителей. За совершение богослужения каждый мусульманин обязан был делать мулле определенное приношение, которое называлось «намаз акысы».
По учению корана жених должен был пригласить муллу для бракосочетания и делать ему подарки деньгами, вещами или скотом. «Мулла за совершение венчания – писал Г. С. Загряжский, – получает от жениха, смотря по его состоянию, подарок»[51]. Это называлось «нике акысы». В случае уклонения жених обвинялся в нарушении правил корана, а его жена считалась незаконной.
Кроме этого, в пользу муллы шли все шкуры скота, зарезанного во время религиозных праздников – «курман айта» и «орозо айта». В эти дни верующие, являясь рано утром на определенное место, обязательно должны были нести подарки и приношения в пользу служителей религии ислама.
Эксплуатация трудящихся священнослужителями хорошо отражена в поговорках и пословицах. Киргизский народ говорил: «Где много травы, там бык поправляется, где много покойников, там мулла наживается»[52]. «Остерегайся молдо, который потихоньку ходит. Остерегайся ходжи в полосатом чапане»[53]. Притеснения и поборы со стороны служителей ислама и шаманизма играли немалую роль в общей системе унижения и эксплуатации местных трудовых масс.
[1] Работа А. Ходсона использована нами через статью С. М. Абрамзона «Формы родоплеменной организации у кочевников Средней Азии». «Тр. Инта этнографии им. МиклухоМаклая», т. XIV, 1951, стр. 149–152. С. М. Абрамзон, подвергая резкой критике работу А. Ходсона, показывает ее ошибочность в отношении социальноэкономической структуры казахов того времени.
[2] О задачах партийной пропаганды в современных условиях. Постановление ЦК КПСС. «Правда», 1960 г. 10 января.
[3] О. Л. Вайнштейн. Иностранные путешественники о Киргизии 60–70х гг. XIX в. «Уч. зап. истфака Киргизгосуниверситета»,. Вып.
V, Фрунзе. 1958, стр. 46.
[4] О диких или закаменных киргизах. Из архива Инта этнографии АН СССР. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1660, стр. 1–3.
[5] Путевые записки лекаря Зибберштейна. Исторический архив, т.
[6] , М.– Л.. 1936, стр. 223–258.
[7] Ч. Ч. Валиханов. Сочинения. СПб., 1904, стр. 512; Н. Северцов. Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь Шаня. СПб., 1873, стр. 207–208; А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г. Верный, 1898, стр. 27.
[8] Буров-Петров. На борьбу с байством и манапством. Фрунзе, 1927, стр. 12.
[9] Е.Т. Смирнов. СырДарьинская область. СПб., 1887, стр. 55–56.
[10] Г.С.Загряжский. Юридический обычай киргиз о различных родах, состояний и о правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. IV, СПб., 1876, стр. 152–153. «Туркестанский сборник», т. 122.
[11] Д. Федоров. ДжунгарскоСемиреченский приграничный район. Ч. 1. Ташкент, 1910, стр. 83; И. Абдурахманов. Манап деген наамдын келип чыгышы жана манаптардын элге кєрсєткєн жаман кылыктары. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1713, стр. 15.
[12] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 55.
[13] Там же.
[14] Ч. Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958. стр. 289–290.
[15] П. Семенов. Киргизы. Географическостатистический словарь Росинской империи, т. II, СПб., 1865, стр. 596.
[16] А Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 898 г., Верный, 1898, стр. 28.
[17] Г. С. Загряжский. Заметки о народном самоуправлении у каракиргизов. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края».
(Вып. 3, СПб., 1874, стр. 363. «Туркестанский сборник», т. 95.
[18] М. Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о их. СПб., 1868, стр. 159.
[19] К.П Маев. Путеводитель от С.Петербурга до Ташкента. СПб., 1870, гр. 10–11.
[20] М. Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны. «Зап. ГО», кн. 4, 1861, стр. 108.
[21] И. Абдурахманов. Кыргыздын чыккан мыкачылар. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 2039, стр. 1–4.
[22] П. Погорельский и В. Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М., 1930, стр. 143.
[23] Алибий. Манап и букара. «Туркестанские ведомости», 1903, № 12
[24] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской области. Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 11.
[25] И. Абдурахманов. Кыргыздан чыккан мыкаачылар. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 2039, стр. 1 –10; его же Зулумдар. Там же. Инв. № 322, стр. 6.
[26] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 1898 г. Верный, 1898, стр. 30–31; Д. Федоров, ДжунгарскоСемиреченский приграничный район, ч. 1, Ташкент. 1910, стр. 88.
[27] М Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 158–159.
[28] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченского областного статистического комитета на 1898 г., Верный, 1898; стр. 27.
[29] Г. С. Загряжский. Юридический обычай киргиз о различных родах состояний и о правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. IV, СПб., 1876, стр. 152–153; «Туркестанский сборник», т. 122.
[30] А. К. Гейнс. Собрание литературных трудов, т. II. СПб., 1898, стр. 419; А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 58.
[31] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской и Ошской областей Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР, Инв. № 1679 и 1695.
[32] Б. Керимжанова. Поговорки и пословицы киргизского народа. Укоп фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 826, стр. 125–
[33] Иакинф Бичурин. Описание Джунгарии и Восточного Туркестана, ч. 1, СПб., 1829, стр. 147. 1
[34] Е. Тимковский. Путешествие в Китай через Монголию в 1820–1 1821 гг. Ч. 1, СПб., 1824, стр. 256.
[35] Путевые записки лекаря Зибберштейна. Исторический архив Т. I, М. – Л., 1936, стр. 244–257.
[36] Н. А. Аристов. Глава одиннадцатая. Китайское и кокандское господство в Западном Китае. Рукоп. фонд. Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1819, стр. 59.
[37] Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Под редакцией П. П. СеменоваТянШанского, т. XIX. СПб., 1913, стр. 378.
[38] ЦГИА Уз. ССР, ф. 23, on. 1, д. 7, л. 8–11.
[39] ЦГА Каз. ССР, ф. 44, оп. 9, д. 56, л. 22.
[40] Там же.
[41] Г.С. Загряжский. Юридический обычай киргиз. О различных родах состояний и правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края». СПб., 1876, вып. IV, стр. 158; его же. Каракиргизы. (Этнографический очерк), «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[42] Г. С. Загряжский. Юридический обычай киргиз. О различных родах состояний и правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края». СПб., 1876, вып. IV, стр. 165.
[43] Там же, стр. 166–167.
[44] О. Л. Вайнштейн. Иностранные путешественники о Киргизии 60– 70 гг. XIX в. «Уч. зап. истфака Киргизгосуниверситета». Фрунзе, 1958, стр. 65.
[45] Г. С. Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 44.
Г. С. Загряжский. О народном суде у кочевого населения Туркестанского края по обычному праву (заў.). Ежегодник. «Материалы для ста. тистики Туркестанского края». СПб., 1876, вып. IV, стр. 193.
[46] Г. С. Загряжский. Заметки о народном самоуправлении у каракиргиз. Ежегодник. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. III, СПб., 1874, стр. 368. «Туркестанский сборник», т. 95.
[47] Г. С. Загряжский. Заметки о народном самоуправлении у каракиргиз. Ежегодник «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. III, СПб., 1874, стр. 369. «Туркестанский сборник», т. 95.
[48] Б. Керимжанова. Поговорки и пословицы киргизского народа.
Рукоп. фонд Отд. обществ, цаук АН Киргиз. ССР. Инв. № 826, стр. 136.
[49] Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1454, стр. 2.
[50] Любого грамотного человека киргизы называли молдо, т. е., мулла. Конечно, нельзя путать каждого грамотного человека, умеющего читать и писать, со служителями религии ислама и видеть в нем эксплуататора, т. е., крупного муллу. Из числа самих киргизов мулл было очень мало. Ишаны, халпы, суфи, муфти, а в основном муллы, приезжали из Кокандского ханства.
А. П. Xорошхин. Сборник статей, касающихся до Туркестанского края. СПб., 1876, стр. 25. «Туркестанский сборник», т. 116.
[51] Г. С. Загряжский. Юридический обычай киргиз о различных родах состояний, о правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. IV, СПб., 1876, стр. 157. «Туркестанский сборник», т. 122.
[52] Ашубаев и Чекменев. Киргизские пословицы и поговорки. Рукой. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 118, стр. 28.
[53] Б. Керимжанова. Поговорки и пословицы киргизского народа. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 826, CTD. 141.
- Класс непосредственных производителей – букара
Из Киргизии, как и во всех феодальных странах, основным производителем материальных благ являлась букара, т.е., крестьяне, которые составляли абсолютное большинство местного населения. «Букара» происходит от арабского слова факир – бедняк, нищий[1]. В киргизском обществе термин «букара» употреблялся в смысле черный – потный народ. Вся социальная группа киргизов, находившаяся в подчинении того или иного манапа – феодала, носила название «букара». «Букара обязана была беспрекословно подчиняться воле своего начальника»[2]. Чокан Валиханов, побывав в Киргизии в июне 1856 г., в своем дневнике о букаре писал: «Орда (кыргызы – К.У.) как сословие разделяется на две касты: владетелей и простой народ»[3]. Зависимость букары от манапа и ее обязанности по отношению к своему господину отмечены А. Хорошхиным. В его статье читаем: «Простой народ привязан к своим манапам крепче, нежели кыргызы других орд. Каракыргызы называют себя рабами манапов, сопровождают их в наездах и умирают за них в барантах»[4][5]. Разумеется, взаимоотношения между манапами, с одной стороны, и букарой, с другой, носили антагонистический характер, это были отношения господства и подчинения.
Надо отметить, что в составе букары числились и среднезажиточные хозяйства, из которых иногда вырастали баи, со всеми присущими им чертами эксплуататоров.
Бедняки, в частности топоры, джарды, байкуши и джакыры, не имевшие необходимого количества скота, были вынуждены кочевать вместе с манапом или баем и обслуживать их хозяйство. Они назывались еще и коншу. Коншу были закабалены представителями феодальной знати. Об этом Г. Е. ГруммГржимайло сообщает: «Они както сами собой группируются вокруг богатейших, которые в конце концов третируют их как слуг и управляют ими вполне бесконтрольно, хотя наружно такие отношения не проявляются резко»[6]. Данное сообщение, относящееся к 70 г. минувшего столетия, подтверждается материалами, записанными со слов карии (преклонных лет стариков), проживающих на юге Киргизии[7]. Коншу со своими семьями, кочуя вместе с баями, выполняли у них всевозможные виды хозяйственных работ: при перекочевках перевозили их вещи на новое место, устанавливали юрты, иногда пасли скот и охраняли его; жены коншу доили овец, коров и кобыл, стирали белье, помогали в домашнем хозяйстве бая; собирали топливо, разводили костер и готовили пищу, дети коншу ухаживали за байскими ягнятами и телятами. За всю работу коншу получал однудве коровы или несколько дойных овец, с правом временного пользования молоком, и объедки с хозяйского стола. Иногда им в качестве подарка «добрые» баихозяева давали свою поношенную одежду и 1–3 баранов. Кроме того, коншу пользовался рабочим скотом как тягловой силой во время перекочевки.
В числе коншу, кроме обедневших сородичей данного феодала, могли быть и чужеродцы. Баи в большинстве случаев не нанимали пастухов, табунщиков и чабанов, а пользовались даровым трудом бедняков, которых могли в любое время прогнать, отобрав у них рабочий и молочный скот, выданный им на временное пользование.
Баи для обслуживания своего хозяйства кроме коншу имели также и наемников, так называемых малаев или джалчы. У состоятельных лиц в качестве наемников служили в основном чужеродцы, лишенные средств существования. В опросных материалах, собранных на юге Киргизии, говорится: «Өтө кедейлер үйбүлөсү менен байга кирип берип, байдын кызматын кылып жансактоочу. Акысына бир жылга бир улактуу эчки… алуучу». Несостоятельные бедняки вынуждены были наниматься со своей семьей на работу к баю. За годичную работу наем ник получал от бая козу с козленком). (Перевод наш – К. У.).[8] Некоторые крупные баи имели по несколько, а отдельные из них по десятку малаев и джалчи. Как утверждает И.Абдурахманов, скотоводческое хозяйство бая Солтонкула, жившего в середине прошлого века, обслуживалось 50 семействами джалчи[9]. Однако далеко не все состоятельные хозяева пользовались трудом наемника. Большая часть киргизских феодалов предпочитала применять в своем хозяйстве фактически бесплатные услуги «сородичей», нежели чужеродцамалая или джалчы, за труд которых приходилось, платить.
Труд малая и джалчы был тяжелым и изнурительным, они помогали в домашнем хозяйстве: днем пасли скот, а ночью охраняли его. Им приходилось работать почти круг лые сутки. Их очень плохо кормили, скверно одевали. Джалчы и малаи влачили полуголодное существование. Хозяин мог наказывать наемника по своему усмотрению. Били за малейшие проступки.
Джалчы и малаи нанимались на разные сроки, обычно на год. За работу в течение года они получали «бир кара», т.е., одну корову или лошадь, или же несколько овец. Письменные договоры не заключались, поэтому баи иногда отказывались от уплаты. Бывали случаи, когда через некоторое время отдельные джалчы или малаи, приобретя себе средства для самостоятельного существования, изъявляли желание вести свое хозяйство независимо от хозяина; феодалы могли их задержать до определенного времени, причем многие малаи влезали опять в долг своему хозяину и вынуждены были его отрабатывать.
Обычно джалчы уходил от бая о пустыми руками, нисколько не улучшив своего материального положения.
П.И. Шрейдер в своих путевых заметках писал, что семья джалчы к зиме оказывается в самом беспомощном положении: без гроша в кармане и без хлеба в доме[10].
Наемники, хотя и не играли существенной роли в жизни киргизского народа и не успели освободиться от патриархальщины, все же представляли прогрессивную категорию в социальных отношениях кыргызов. Они по существу являлись сельским пролетариатом.
Крестьян, занимавшихся в основном земледелием, называли «джатакчи» (буквально лежачий, в смысле некочующий, оседлый). Джатаками становились лица, лишенные скота и не имевшие возможности продолжать кочевое хозяйство. Джатаки не ограничивались обработкой своих посевов, они обязаны были ухаживать за пашнями своих богатых кочевников – «сородичей», а также убирать хлеб. «Здешние каракыргызы,– писал П.Зенков,– еще настоящие номады… Землепашество же исполняется у них исключительно отдельной корпорацией джатаков, рабски работающих на манапов и баев»[11]. Баи, манапы, бии и другие состоятельные скотоводы, ведущие кочевой образ жизни, обычно поручали уход за посевами джатакам, находившимся с ними в какойто степени в родственном отношении. Нередко несколько семейств джатаков ухаживали за пашнями, принадлежавшими всем зажиточным членам айыльной общины, выходцами из которой они являлись. Джатаки обычно оставались весь сезон на полевых работах и не переходили на летние пастбища, но значительная часть их откочевывала летом на бөксөтоо (невысокие горы), находящиеся недалеко от посевов.
За свою работу джатаки получали от «сородичей», т.е., от хозяев посевов, «саан» (корову с правом пользоваться молоком) и «куч» или «унаа», т.е., верховую лошадь во временное пользование. Кроме того «сородичи» давали джатакам молочные продукты: айран, курут, сүзмө, кумыс и другие. Но жадные баи, манапы, бии и другие феодалы не всегда оплачивали работу джатаков. П. П. Семенов, побывавший в Киргизии в середине XIX в., писал: «Положение подобных джатаков крайне тягостно и большинство их является бесплатными и бессрочными работниками у своих богатых родичей»[12]. Тяжелое положение джатаков ухудшалось еще и феодальными повинностями, поборами и притеснениями. Они терпели лишения, бедствия и нужду, им с трудом удавалось сводить концы с концами.
Джатаки составляли значительную часть коренного населения, например, у племени солто они составляли 36,95%[13]. На юге Киргизии их число было еще больше. Хотя джатаки занимались главным образом земледелием, их нельзя считать оседлыми. Джатаки продолжали жить в юртах, не строили для себя домов. Многие из них летом перекочевывали от посевов на близкие невысокие горы. Зиму они проводили вместе со своими одноайыльцамикочевниками. При первой же возможности, по мере приобретения необходимого количества скота, джатаки соединялись со своими сородичами, ведущими кочевой образ жизни. Социальные взаимоотношения джатаков и феодалов носили патриархальную форму. Джатак, работая на феодала, думал, что он оказывает помощь в хозяйстве своего «сородича», а хозяин посевов, предоставляя джатакам «саан»,«куч» и молочные продукты, выдавал себя за «родственникадобродетеля». Но при всем сказанном джатаки представляли новую социальную прослойку, непосредственно связанную с земледельческим хозяйством. В джатаках заключался зародыш оседлого образа жизни и распад кочевой айыльной общины.
Людей, лишенных средств существования, называли еще и байкушами, джакырами и топорами. Их число увеличивалось в джутовые годы и во время барымты. Они были готовы выполнять любую работу феодалов в самых трудных условиях. Чапраш Кутатбеков из племени саяк, родившийся в КетменьТюбе в 1864 г., про томояке сказал: «Томояктар деп аталгандар бар эле. Алар жайы кышы бою ар кимдин эшигинин алдында жүрүп, өлбөстүн күнүн көрүшчү» – «Имелись люди, которых называли томояками. Они влачили жалкое существование у порога чужих хозяев». (Перевод наш – К. У.)[14]. Аналогичные сообщения имеются в опросных материалах, записанных со слов Исабая Чомонова, Мамаша Акиева и других. В условиях кыргызского скотоводческого хозяйства байкушы, джакыры и топоры также являлись своеобразным сельским пролетариатом, еще не успевшим освободиться от патриархальнородовых пережитков.
В своем историческом развитии кыргызский народ, другие кочевые народы Средней Азии и Казахстана, не прошел стадии рабовладельческого строя. Однако рабство не было чуждо кыргызскому обществу. Здесь оно имело мест о и в интересующий нас период. Раб находился в полной собственности рабовладельцев. Хозяин мог наказать его по своему усмотрению: заложить, продать и лишить жизни. Кулы (рабы) и күң (рабыни), как вещи, передавались из одних рук в другие. Их ставили на байге (лошадиных скачках) по случаю аша (тризна) и тоя (пир), давали как калым (выкуп за невесту) и энчи (приданое за невестой), а также за кун (штраф за убийство). Интересные данные о социальном положении рабов содержатся в работах ряда дореволюционных исследователей».
Г. С. Загряжский сообщает: «Раб – вещь; господин его имеет над ним право жизни и смерти. Имущество раба принадлежит его господину. Раб не имеет никакого права и в семейных своих делах. Раб не имеет права жениться, а рабыня выйти замуж без позволения своего господина»[15]. «Положение кулов или рабов,– отмечает А. Соколов,– было самое ужасное. Манап распоряжался их жизнью, за убийство кула манап не подвергался ответственности, кулов можно было продавать, менять, отдавать в качестве приданого, уплачивать калым, кун платили иногда также рабами»[16]. М. Венюков пишет: «Буруты (кыргызы – К.У.) ставят на приз пленников и пленниц»[17]. Известный манап Джангарач, устроив тризну по своему отцу, на байге ставил 60 рабов[18]. А на байге по случаю устройства тризны по отцу манапом Ормоном призы состояли из десятков рабов[19]. Манап Джантай в качестве калыма за свою будущую сноху отдал 45 рабов[20]. Калым, полученный Джантаем батыром за свою дочь от манапа Төрөгельди, состоял из 11 рабов[21]. Следует отметить, что назначение рабов в качестве приза на байге, выдача их за калым и кун – было довольно редким явлением и не носило массового характера.
Представители враждующих родовых и племенных объединений, а также соседних народностей, попавшие в плен, часто превращались в рабов. Рабами становились и преступники, в частности убийцы, дальние родичи, не сумевшие уплатить кун. В работе А. Талызина читаем: «Кулы составлялись из военнопленных чужих родов и, кроме того, из преступников родичей»[22]. Аналогичное сообщение содержится в работе А. Соколова: «К числу которых (кулов – К. У.) принадлежали пленники из других племен (калмыки, казахи и др.), захваченные во время войны, а также преступники, за которых родственники отказались платить кун»8. По утверждению Г. С. Загряжского, во время набега на айылы племени солто 2000 саяков попало в плен, и все они стали кулами солтынских манапов. Эти саяки были освобождены русской организационной комиссией после присоединения Киргизии к России[23]. Обычное право запрещало обращать своих сородичей, за исключением преступниковубийц, в рабов.
«Дети кулов также становились кулами. После смерти рабовладельца кулы переходили в собственность его сыновей. С согласия своих хозяев кулы могли откупиться, заплатив по требованию рабовладельца определенное количество скота. Выкуп, т.е., освобождение рабов, производился при свидетелях[24]. Если рабыня выходила замуж за свободного человека, она переставала быть рабыней. Свободная же женщина, вышедшая замуж за кула, становилась рабыней[25][26].
В рассматриваемый период кулы в общественноэкономической жизни кыргызов не играли существенной роли. По существу нельзя было применять труд рабов в подвижном скотоводстве, являвшемся основным видом хозяйства, ибо рабы, находясь со скотом на отдаленном горном пастбище, могли легко скрыться и убежать к своим. Рабство у кыргызов носило патриархальный характер. Нередко кулы считали себя родственниками своих хозяев и принимали название их родов и племен. Бывали случаи, когда кулов, в частности молодых, усыновляли. С течением времени многие кулы обзаводились семьей и определенным хозяйством, однако они оставались в полной собственности своих хозяев, рабовладельцы по прежнему распоряжались их имуществом и жизнью. Потомки некоторых кулов впоследствии образовали отдельные родовые объединения. Таковыми являются үзүк, абла, беш калмак среди сарбагышей и джети кул в составе племени солто4. Роды, берущие свое начало от того или иного раба и считавшие себя по происхождению рабами, имеются в составе и других киргизских племен.
[1] Алибий. Манап и букара. «Туркестанские ведомости», 1903, № 12. А. Л. Троицкая. Заповедникикурук кокандского хана Худояра. Сборник Гос. публ. бибки им. СалтыковаЩедрина, вып. 3, 1955, стр. 124.
[2] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 54.
[3] Чокан Валиханов. Избранные произведения. АлмаАта, 1958, стр. 289.
[4] А. Хорошхин. Байтукбатур. (Рассказ из каракиргизской жизни.
[5] ). «Туркестанские ведомости», 1872, № 43, 31 октября.
[6] Г.Е.Грумм-Гржимайло. Очерк Припамирских стран. «Изв; РГО»,т. XXII, 1886, стр. 99, «Туркестанский сборник», т. 405.
[7] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргизской ССР. Инв. № 1695, стр. 2 и 36–37.
[8] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 37.
[9] С. И. Ильясов. О сущности патриархальнофеодальных отношений у кочевых народов Киргизии. Материалы Объедин. научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955, стр. 45.
[10] П.И.Шрейдер. По окраине. Путевые заметки. СПб., 1893, стр. 124.
[11] П. Зенков. Экономические заметки по киргизской степи от Иртыша до ИссыкКуля. «Туркестанские ведомости», 1874, № 46.
[12] Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Под редакцией П. П. СеменоваТянШанского, т. XXI, СПб., 1913, стр. 378.
[13] Г. С. Загряжский. Очерки Токмакского уезда. «Туркестанские ведомости». 1873, № 10.
[14] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской области Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 15.
[15] Г. С. Загряжский. Юридический обычай киргиз. О различных родах состояний и о правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. IV, СПб., 1876, стр. 154, «Туркестанский сборник», т. 122.
[16] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 55.
[17] М. Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны. «Зап. РГО», 1861, кн. 4, fcp. 115.
[18] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области за 1898 г. Верный, 1898, стр. 28.
[19] И. Абдурахманов. Манап деген наамдын келип чыгышы жана манаптардын элге кєрсєткєн жаман кылыктары. Рукоп. фонд Отд.обществ. наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1713, стр. 5.
[20] А. Талызин. Указ, работа, стр. 28.
[21] П. Погорельский и В. Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М., 1930, стр. 143.
[22] А. Талызин. Указ, работа стр. 27. 8 А. Соколов. Указ, работа
[23] Г.С.Загряжский. Каракиргизы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[24] Г.С.Загряжский. Там же, № 44, его же. Юридический обычай киргиз о различных родах состояний и о правах, им присвоенных. «Материалы для статистики Туркестанского края», вып. IV, СПб., 1876, стр. 154. «Туркестанский сборник», т. 122.
[25] Там же.
[26] А. Талызин. Пишпекский уезд. Исторический очерк (1855–1868). Памятная книжка Семиреченской области на 1898 г. Верный, 1898, стр. 27–28.
- Эксплуатация трудящихся феодалами
Букара, т.е., трудовые массы, жестоко угнетались манапами, биями, баями и другими представителями феодальной знати. Как и во всех феодальных обществах эксплуатация трудящихся феодалами выражалась в получении прибавочного продукта труда непосредственных производителей господствующим классом. Феодалы, обладая монопольным правом распоряжаться кочевьями и пашнями, т.е., по существу, являясь собственниками земли и имея в своих руках большое количество скота, путем тех или иных форм внеэкономического принуждения заставляли букару нести различные формы феодальных повинностей: конок алуу, барымтага катышуу, ашар и другие, а также платить поборы и подати: союш, салык, чыгым, туякат, чөп ооз (коро баши или отмай), орун кутуктоо и т. п. Следует отметить, что общинная форма пользования пастбищными угодьями не мешала манапам получать феодальную земельную ренту в форме повинностей, поборов и приношений.
Подвижное скотоводческое хозяйство, кочевой образ жизни и патриархальнородовой быт, существовавшие в Киргизии, придавали некоторые особенности формам феодальной эксплуатации. Эксплуатация трудящихся феодальной знатью была прикрыта пережитками доклассовых отношений. Эти пережитки помогали угнетателям взимать с трудовых масс поборы и обеспечивать свои хозяйства бесплатной рабочей силой. В условиях патриархальнофеодальных отношений, где основой хозяйства являлось скотоводство, важным средством эксплуатации трудящихся служил скот, сосредоточенный в значительной степени в руках баев. Одна из особенностей эксплуатации кыргызов состояла в том, что она проводилась под видом «родовой помощи». Рядовой скотовод или дыйкан, работавший у феодала, был ли он в родственной связи с хозяином или нет, все равно считал себя его родственником и выполнял все работы на богатого «сородича» под видом оказания ему помощи.
Все подати и повинности формально являлись добровольными, но фактически существовали как обязательные. М. Венюков, побывавший в Киргизии в 1859 г., писал: «Вообще манапы получают добровольные приношения и берут штраф с виновных в преступлениях. Нет нужды говорить, сколько тяжелых злоупотреблений ведет за собой такое устройство, корыстному бию или манапу открыта широкая дорога для себялюбивой деятельности»[1]. Размер податей и срок их сбора не были установлены, феодалы собирали их тогда, когда им хотелось и столько, сколько было нужно.
Из них наиболее распространенным был «союш», взимаемый для манапского стола. Этот налог получали лошадьми и баранами. «Союш» – животное, предназначенное для убоя. Союшем облагались не только рядовые скотоводы, но и баи, ибо они тоже пользовались теми землями, которыми распоряжаюсь манапы, и поэтому вынуждены были платить союш, а также некоторые другие виды поборов и податей. Представители букары были обязаны явиться к своему манапу с «союшем». В противном случае манап посылал к букаре своего джигита и требовал от него «союш»[2].
Под видом покрытия расходов, произведенных манапами якобы в интересах родового объединения или айыльной общины, с букары собирали особые виды поборов, так называемые «чыгым» и «салык», которые не имели определенного размера. Пользуясь этим, манапы и другие представители феодальной знати собирали их в таких размерах, каких им хотелось. Об известных феодалах Манапе (имя) и Каратоко[3], облагавших букару обременительным салыком, в народе говорилось:
«Каратоко, Манап ай,
Үй башына бир жылкы Ала бердиң санабай».
«Каратоко и Манап,
С каждой юрты
Вы систематически собирали по одной лошади»[4]. (Перевод наш – К. У.)
К числу феодальных поборов можно отнести и «журтчулук» – сбор скота и частично хлеба с членов родового объединения для оказания помощи тому или иному сородичу при похоронах и разорении от барымты, а также в других несчастных случаях. Манапы и некоторые другие представители господствующего класса могли под различными предлогами собирать «журтчулук» и полностью присваивать его. Что касается букары, то она очень редко пользовалась журтчулуком и то при согласии манапа. Если рядовому кыргызу в порядке журтчулука оказывали помощь лишь близкие сородичи, то манапу должны были помогать все члены данного объединения. Это отмечено и Г.С. Загряжским. Он писал: «Помощь, которую киргиз получает от рода, обусловливается его общественным положением. Для простого кыргыза она ограничивается боль шею частью его кровным родством, манап же получает ее от всего рода по раскладке на кибитку. Эти раскладки или производит он сам или же вожди составных частей рода. Поэтому пособие простолюдину заключается в нескольких баранах, лошадях, коровах или капах хлеба, тогда как манап получает в пособие сотни голов скота»[5]. А. Соколов, имея в виду журтчулук, существовавший у племени солто в середине прошлого столетия, сообщает: «Народом управляли манапы и бии. Кроме известной доли, поступающей судье и манапу при решении судебных дел, правители облагали букару в свою пользу особым налогом – «журтчулук», оправдывая это различными потребностями (тяжба и проч.)»[6].
Феодалами часто устраивался аш (поминки, тризна). В организации аша и его расходах должны были принимать участие все члены родового объединения. Сородичи, прибывшие на аш, делали приношения лошадьми, баранами и ценными вещами. «Каждый родственник или приятель,– писал Г. С. Загряжский о кошумче по случаю аша,– должен привезти с собой подарок, сообразный с достоинством своим и отношением к умершему. Все это собирается отдельно и должно быть употреблено на предстоящий аш. Ашем определяется слава умершего и уважение к нему его детей… Обыкновенно в аше принимают участие целые роды»[7]. Аш обычно сопровождался огромным расходом, нередко составлявшим десятки тысяч голов скота. По случаю поминок по манапу Джантаю только в качестве приза ставили 1000 кобыл, 30 верблюдов, 30 коров и 5000 баранов, а приз по случаю аша по саякскому манапу Келдибеку состоял из юрты, убранной коврами и шелковыми тканями, 500 куниц и 5000 лошадей3. Все это собиралось с сородичей в порядке «кошумчи». Правда, кошумча формально носила добровольный характер, но фактически становилась обязательной. Кошумчу также организовывали по случаю устройства тоя (пир – обрезание), свадьбы и уплаты калыма. «Конок алуу», т.е., прием гостей, представлял собой вид повинности. Крупные феодалы с целью поднятия своего авторитета и распространения влияния организовывали праздники, на которые приглашались многочисленные гости. Эти феодалы имели право распределять прибывших гостей между «сородичами» и обязать их в течение аша или тоя кормить гостей и их лошадей, давать гостям жилище, постель и т. п.4. Если представители эксплуататорских классов, устраивавшие той и аш, часто наживали богатства за счет различных приношений, то материальное положение трудовых масс при этом ухудшалось.
Одна из особенностей общественных отношений кыргызов заключалась в том, что скот в руках феодалов служил важнейшим средством эксплуатации беднейших слоев населения. Баи и манапы своим обедневшим сородичам в порядке «родовой помощи»[8] предоставляли на временное пользование коров, овец, волов и верховых лошадей. Такое предоставление феодалом дойной коровы или овцы для пользования молоком и шерстью называлось «сааном». «Кучем» назывался рабочий скот, в частности верховая лошадь или вол, полученный нуждающимся членом родового объединения на временное пользование от «своего» богатого сородича. Саан и куч являлись широко распространенной формой феодальной эксплуатации у скотоводческих народов Средней Азии, Казахстана, Поволжья, Кавказа, Закавказья, Сибири, Крайнего Севера и Монголии..У народов названных стран саан существовал под разными терминами, например у казахов – «саун»[9], у узбеков – «сагына» у якутов – «хасаас»[10], у тувинцев – «саап ишкен»[11], у алтайцев– «полыш – саа»[12], у хакасов – «сап ис», у монголов «саали» у бурят – «цаали» и т. д.[13] Сущность саана у этих народов в основном была одинакова, но форма ее у каждого народа проявлялась в значительной степени поразному. Она зависела от конкретной исторической обстановки.
Возможно, первоначально саан и күч являлись видами помощи зажиточных членов родового объединения или айыльной общины обедневшим сородичам, но в рассматриваемый период они, завуалированные формой родовой помощи, служили одним из способов присвоения феодалами прибавочного труда непосредственных производителей. Теперь, сохраняя прежнюю патриархальную форму, они приобрели новое классовое содержание и носили феодальный характер.
Феодалы, предоставляя саан и куч обедневшим сородичам, преследовали свои экономические и политические интересы. Бедняк, получивший саан или куч, вынужден был помочь в скотоводческом или земледельческом хозяйстве бая[14]. Мало того, он должен был возвращать хозяину скот с приплодом хорошей упитанности. Бедняк лишь временно пользовался молочным скотом, верховой лошадью или тягловой силой вола. В условиях натурального хозяйства, когда отсутствовали рынки сбыта, молоко для бая ничего не стоило. Феодалу выгоднее было раздать часть скота на саан и күч и обеспечить тем самым свое хозяйство по существу бесплатными рабочими руками, чем иметь малаев, которым приходилось, хотя и мизерно, но все же платить. Джут, т.е., массовый падеж скота, был обычным явлением в условиях киргизского экстенсивного кочевого хозяйства. Но с этим феодалы не считались, они требовали от саанщиков полностью вернуть скот с приплодом при любых условиях.
Предоставляя саан и күч бедняку, бай старался выдавать себя за благодетеля, т.е., спасителя «своего» обнищавшего «сородича», и тем самым прикреплял его к своему хозяйству, усиливал свое влияние и классовую позицию. Нельзя отрицать того, что иногда баи действительно оказывали материальную помощь нуждающимся сородичам, но такая помощь случалась довольно редко. Притом, она объяснялась незаинтересованностью феодалов в окончательном разорении непосредственных производителей. Дело в том, что в случае неоказания материальной помощи нуждающимся «сородичам», последние могли бы стать жертвой голода, а это не устраивало феодалов.
Получая саан и күч, представители трудящихся старались какнибудь покрыть свою острую материальную нужду, что способствовало лишь усилению экономической зависимости от феодалов и прикреплению непосредственных производителей к хозяйству баев и других состоятельных лиц.
В «саане» и «күче» можно видеть своеобразную барщину, т.е., отработочную ренту, сильно замаскированную родовыми пережитками, порожденную уровнем развития производительных сил Киргизии и характером социальных отношений кыргызов.
К специфическим особенностям отработочной ренты в условиях кыргызского подвижного скотоводческого хозяйства можно отнести экономическую заинтересованность непосредственных производителей в «куче» и «саане», а также то, что барщина отбывалась не только в хозяйстве феодала, как это делалось у оседлых земледельческих народов, но и в хозяйстве бедняка.
Нельзя согласиться с некоторыми экономистами, которые видят в «саане» появление капиталистических отношений в Киргизии[15].
Саан и күч хотя и являлись одной из широко распространенных форм эксплуатации у кыргызов, все же не были основой производственных отношений. Было бы ошибочно считать скот единственным средством эксплуатации трудовых масс феодальной знатью. Если бы рядовые кыргызские кочевники эксплуатировались только путем наделения скотом (күч и саан), то большая часть непосредственных производителей оказалась бы вне феодального гнета. Ибо, большая часть кыргызских кочевников, имея определенное количество скота, вела свое самостоятельное хозяйство и не нуждалась в «күче» и «саане». Если бы скот являлся единственным средством эксплуатации и основой феодальных отношений, то бии и манапы, владевшие малым количеством скота или совсем не имевшие его, перестали бы быть эксплуататорами. Однако все манапы и бии, в том числе бесскотные, являясь феодалами, присваивали прибавочный труд и прибавочный продукт. Значит феодальные производственные отношения киргизов определялись не сааном и не күчем.
B интересах феодальной знати существовали такие виды поземельных поборов, как «туякат», «короо башы» (чеп ооз или отмай). Исследователь быта киргизов Н.И. Гродеков о короо баши писал: «Если один род заходит в пастбище другого, то представители последнего получают с пришедших куроо баши, т.е., с каждого табуна (куротабун до 600 голов) по одному барану»[16]. Интересные данные о туякате содержатся в воспоминании Алибая, жившего во второй половине прошлого столетия[17].
Чоп оозом назывался побор, который взимался в пользу манапа или бека с каждого чужеродцаскотовладельца за пользование пастбищем. Собирался он соответственно поголовью скота. Туякатом называли побор за прогон скота через территорию, принадлежавшую тому или иному родовому объединению. Феодальнородовой правитель взимал «туякат» и «короо баши» со скотовладельцев лишь в силу того, что он распоряжался данным районом, т.е., по существу был его собственником. Короо баши и туякат собирали только с представителей чужих родов и племен, а не со своих сородичей, однако эти сборы не делились между членами данного родового объединения, они полностью шли в карман феодала.
В земледельческих районах Киргизии представители трудящихся эксплуатировались посредством «чайрыкерства» или «орточества», т.е., издольщины. Феодал давал дыйкану – землю, рабочий скот, иногда сельскохозяйственный инвентарь и семена, за что тот вынужден был отдавать хозяину больше половины урожая. «До прихода русских,– говорится в материалах статистического управления Ферганской области,– посевами занимались лишь беднейшие слои – «кедей», получавшие от богатых помощь скотом, зерном и т. п., за что последние брали себе половину урожая (первоначальная форма издольной аренды)»[18]. Наличие чайрыкерства у кыргызов, населявших юговосточную Фергану, отмечено акад. А. Ф. Мидден дорфом. «Богатые властители, – писал он, – из числа самих киргизов обрабатывают почву руками совершенно обедневших людей, которые работают почти только за один хлеб»[19]. Об орточестве говорится и в статье Воронина и Нифантьева «Сведения о дикокаменных киргизах», опубликованной в 1851 г.[20] Ценные данные о чайрыкерстве и орточестве имеются в опросных материалах, собранных на юге Киргизии Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым. Условия работы были тяжелыми. Чайрыкеры работали почти весь сезон на полях, пользуясь примитивным сельскохозяйственным инвентарем.
Говоря об отработочной системе, которая существовала в дореформенной России, В.И.Ленин отмечал, что крестьяне иногда работали на помещика «просто» из чести, т.е., даром, за одно угощение, чтобы не лишиться других «заработков» от земледельца[21]. Хотя в Киргизии исторические условия были иные, чем в пореформенной России, но такой вид отработки имел место и здесь. Так, во время сбора нового урожая феодалы могли пригласить к себе ближайших «соседей», накормить их и предложить им бесплатно собирать урожай в течение одного или нескольких дней[22]. Этот вид выполнения работы назывался ашаром. Здесь мы видим фактически бесплатное предоставление рядовым киргизом своей рабочей силы феодалу за однодневное или несколькодневное питание.
Ашар устраивался не только для сбора хлеба, но и для сооружения хозяйственных построек, надгробных памятников (күмбөс) и стрижки овец. Термин «ашар» происходит от арабского слова «хашар». Арабские завоеватели заставляли подвластное им население выполнять разные работы по земледелию. Это называлось «хашаром»[23]. В Средней Азии, в том числе Киргизии и Казахстане, ашар как феодальная форма отработки в основном сохранила свое первоначальное содержание. Одна из особенностей ашара в условиях Киргизии заключалась в том, что его могли устраивать не только феодалы, но и любой киргиз. В этом случае ашар являлся хозяйственной взаимопомощью трудовых масс, а не феодальной повинностью. Однако рядовыми киргизами ашар устраивался редко. Притом в нем не принимали участие представители феодальной знати, относившиеся к физическому труду с пренебрежением. Ашар чаще всего устраивался феодалами, у которых имелось большое хозяйство.
Одним из видов феодальных повинностей, опутанных патриархальнородовым бытом, являлся «жол чыгымы». Он «добровольно» собирался в случае дальнего выезда представителей феодальной знати для покрытия предстоящих расходов в дороге. Фактически «жол чыгымы» собирался в обязательном порядке со всех семей, особенно находившихся в кровном родстве с путником. Представители господствующих классов под видом «жол чыгымы» собирали с трудящихся значительные средства.
В форме «тартуу» (приношение) можно видеть торговлю, происходившую путем обмена, о чем говорилось во второй главе данного исследования. С другой стороны, тартуу представлял своеобразный вид феодального побора, потому что тартуу в подавляющем большинстве случаев делался представителями трудящихся состоятельным семьям[24]. Мало того, он не всегда носил добровольный характер. Нередко манапы и беки принуждали букару преподносить им в качестве тартуу меха, лучшие вещи, ловчих птиц (куш, буркут, ылаачын, жагалмай, туйгун) и известных скакунов[25]. По обычаю полагалось отблагодарить за тартуу, т.е., в свою очередь дать принесшему одну или несколько голов скота. Но феодалы человеку, делавшему приношение, могли или совсем ничего не дать, или дать гораздо меньше, чем стоимость тартуу.
Манапы, баи, беки и бии, пользуясь живучестью форм патриархальнородового быта, прикрывая ими феодальную сущность эксплуатации, жестоко угнетали трудовые массы.
Манапы, баи и другие представители феодальной знати, стремясь притупить классовое самосознание трудящихся, старались внушить им мысль об «общности» интересов всех членов родовых и племенных объединений. Они разжигали межродовую и межплеменную вражду, выдавали себя за защитников чести и интересов всех «своих» сородичей.
Представители реакционного литературного течения заманов (акыр заман и зар заман) акыны Калыгул, Арстанбек, а позже Молдо Кылыч выражали идеологию киргизской феодальной знати. Эти акыны происходили из среды господствующих классов и защищали социальные интересы манапов, биев и баев. Они призывали бедных и богатых «сородичей» жить в мире и согласии, не отступать от обычного права предков, быть преданными законам патриархальнородового быта и не нарушать их, примириться со своей судьбой, не проявлять недовольства против состоятельных «сородичей», наоборот, относиться к ним с почтением и послушно, без ропота служить им. Иначе говоря, эти акыны старались сгладить социальные противоречия между угнетателями и угнетенными, примирить букару с феодальной знатью, отстаивать родовой быт, который служил интересам эксплуататоров и сохранить патриархальнофеодальные отношения. Они отрицали социальные противоречия внутри киргизского общества. Проповедуя вражду между мусульманами и неверными – гяурами, они пытались направить возмущение и негодование трудящихся против представителей феодальной знати по религиозному руслу. Их творчество было проникнуто пессимизмом, религиозной мистикой и унынием. Калыгул, Арстанбек и их последователь Молдо Кылыч всячески восхваляли патриархальнородовой строй, в нем видели «золотой» век и выдавали его за справедливое общество. Они также идеализировали племенных и родовых предков, т.е., представителей феодальной знати, во время властвования которых всем жилось будто бы хорошо и зажиточно. Творчество этих акынов вело к притуплению классового самосознания трудящихся, к сглаживанию социальных противоречий и лило воду на мельницу господствующего класса. Оно было направлено против новых и прогрессивных явлений, а также изменений, происходивших в киргизском обществе и экономике местного населения[26].
Как отмечено выше, классовая борьба в Киргизии не нашла и не могла найти отражения в дореволюционной официальной литературе, служившей интересам царского правительства. В ряде работ и статьях буржуазных исследователей говорилось о «вражде», якобы существующей между оседлым и кочевым населением, а не о классовой борьбе трудящихся против эксплуататоров и солидарности братских народов. Дореволюционные социологи не видели и не хотели видеть социальные противоречия внутри самого кыргиызского общества. Они идеализировали социальный строй киргизов.
Марксизм учит, что «история всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов», т.е., «угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу…»[27]. Непомерная эксплуатация, непосильные подати и всевозможные поборы, бесправное положение трудящихся приводили к социальным конфликтам. Это отмечено даже царскими чиновниками. Командующий войсками ЗападноСибирского военного округа в своем рапорте от 10 января 1866 г. за № 126 вынужден был писать о том, что «между манапами и народом существовали постоянный разлад и несогласие»[28]. Между феодальной знатью и трудовыми массами кыргызов велась классовая борьба, которая выражалась в неуплате податей, в уклонении от выполнения феодальных повинностей, в уходе, т.е., откочевке представителей трудящихся с целью освобождения от насилия и произвола того или иного феодала, в убийстве наиболее ненавистных манапов и других эксплуататоров и т. п. Широко распространенной формой классовой борьбы являлась откочевка букары от айыла жестоких манапов. Об этом А. Соколов, опросив Кальчы Кененбаева и Сулайманкула Тукене (они оба родились в 40х годах XIX в. и происходили из племени солто), сообщал: «Такие переходы целыми группами совершались довольно часто, так как букара, стремясь найти более надежную защиту, переходила к более сильному и справедливому манапу или заставляла своего манапа присоединиться к нему»[29]. Представители трудящихся, будучи не в силах больше выносить произвола и насилия «своих» манапов, откочевывали под «защиту» других, где их ждал такой же феодальный гнет.
Классовые столкновения между трудящимися и феодалами происходили не только за землю, но и за скот, являвшийся одним из важнейших средств производства у кочевников. Рядовые кыргызы в нередких случаях угоняли скот у баев и других представителей феодальной знати. Чаще всего малаи или джалчы в поисках лучших условий, убегали от своих хозяев и уводили скот, особенно лучших лошадей.
Классовая борьба трудящихся Киргизии происходила стихийно, неорганизованно, без единого руководства. Восстания вспыхивали то тут, то там и носили в большей части локальный характер. Возмущение, протесты, негодование и борьба кыргызских трудовых масс не проявлялись так ярко и четко, как у народов, прошедших классическую форму феодального способа производства. Это объясняется слабым ростом производительных сил, разобщенностью трудящихся и характером подвижного и раздробленного скотоводческого хозяйства, а также живучестью патриархальнородовых пережитков, забитостью и темнотой трудящихся, наличием шаманизма и религии ислама, одурманивавших классовое сознание народных масс.
[1] М.Венюков. Очерки Заилийского края и Причуйской страны. «Зап. РГО», 1861, кн. 4, стр. 108.
[2] М.Венюков. Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них. СПб., 1868, стр. 159–160.
[3] Манап и Каратоко жили во второй половине XVIII века.
[4] И. Абдурахманов. Манап деген наамдын келип чыгышы жана манаптардын элге кєрсєткєн жаман кылыктары. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1713, стр. 1.
[5] Г. С. Загряжский. Каракыргызы. (Этнографический очерк). «Туркестанские ведомости», 1874, № 45.
[6] А. Соколов. О каракиргизах «Семиреченские областные ведомости», 1910, № 57.
[7] Г. С. Загряжский. Киргизские очерки. Аш или тризна по умершим. «Туркестанские ведомости», 1873, № 1 3 Там же. 4 Там же.
[8] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской обл. Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 21, 39.
[9] С.З. Зиманов. Общественный строй казахов первой половины XIXв. АлмаАта, 1958, стр. 110–124.
[10] Г.П. Башарин. История аграрных отношений в Якутии (60е годы XVIII–середины XIX вв.). М., 1956, стр. 143–144.
[11] В. И. Дулов. Социальноэкономическая история Тувы XIX – начала XX вв. М., 1956, стр. 151 –152 и 233–242.
[12] Л. П. Потапов. Очерки по истории алтайцев. М.–Л., 1953, сто 284–285.
[13] В.И.Дулов. Из истории классовой борьбы и национального движения в Туве. «Уч. зап. Тувинского науч.исслед. ИЯЛИ», в. 1, 1953, стр. 12.
[14] Материалы по киргизскому землепользованию. Андижанский уезд Ферганской обл. Ташкент, 1913, стр. 61.
[15] П. Погорельский и В. Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М., 1930, стр. 75.
[16] Н.И.Гродеков. Киргизы и каракиргизы СырДарьинской обл., т. 1, Юридический быт. Ташкент, 1889, стр. 111.
[17] Алибий. На северном рубеже Ферганы «Туркестанские ведомости», 1903, № 73.
[18] Материалы по киргизскому землепользованию. Андижанский уезд Ферганской области. Ташкент, 1913, стр. 44.
[19] А. Ф. Миддендорф. Очерки Ферганской долины. СПб., 1882, стр. 350.
[20] Воронин и Нифантьев. Сведения о дикокаменных киргизах. «Зап. РГО», кн. V, СПб., 1851, стр. 151.
[21] В.И.Ленин. Соч., т. 3, стр. 164.
[22] Т. Алымбеков. Кокон кандыгына чейинки кыргыздын турмушу жєнїндє. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1454; Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах Южной Киргизии. Д. Айтмамбетовым и С. Данияровым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 3, 8, 21; Инв. № 1679, стр. 2, 53, 64.
[23] Н.А. Кисляков. Из истории горного Таджикистана. «Изв. Отд. обществ. наук АН Таджикской ССР». Вып. 4, 1953; А. Л. Троицкая. Заповедники–курук кокандского хана Худояра. Сборник Гос. публ. бки им. СалтыковаЩедрина. Вып. III, 1955, стр. 147.
[24] Устные материалы, собранные в 1955 г. в районах ДжалалАбадской обл. Д. Айтмамбетовым. Рукоп. фонд Отд. обществ, наук АН Киргиз. ССР. Инв. № 1695, стр. 23.
[25] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости», 1910, стр. 57.
[26] XI съезд Коммунистической партии Киргизии. Отчет Центрального Комитета Компартии Киргизии. Доклад первого секретаря ЦК КП Киргизии тов. И. Р. Раззаков. «Советская Киргизия», 1960, 26 февраля; За ленинскую оценку культурного наследия. «Советская Киргизия», 1960, 24 января.
[27] К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч, т. 4, стр. 424.
[28] ЦГВИА, ф. 400, оп. 908, д. 12, л. 2.
[29] А. Соколов. О каракиргизах. «Семиреченские областные ведомости». 1910, № 55.
